Семь рассказов.

Размер шрифта:   13
Семь рассказов.

Егор и Адвайтина сказка

Во взгляде Егора читалось нечто глубинное, мудрое, желающее вырваться на свободу из темницы. Но это глубинное было скрыто сковывающим разум куполом. Казалось, что Сущее нарядилась Егором и скрыло его разум под защитным слоем, чтобы размагнитить замки на сердце у умных головой, но глупых душой. Егор искренне улыбался, глядя на маленького рыжего котенка, играющего на полу гостиной. Глаза его светились радостным и чистым теплом. Левая рука Егора всегда тряслась. Сильнее, когда его что-то тревожило и меньше, когда, как сейчас, всё было хорошо и спокойно. В быту Егор был абсолютно беспомощен. Он не мог самостоятельно принимать душ или положить себе еду на тарелку. Просто он не мог определить, какое движение и в какую сторону нужно сейчас совершить. Если бабушка просила Егора донести сумки или помочь ей повесить белье, он всегда с радостью помогал. С этим ему было относительно не сложно справляться. Бабушка называла Егора «мой помощник». Он сам подходил иногда к ней и говорил: «Помочь хочу». И бабушка находила, чем Егор может быть полезен. Большую часть времени Егор просто сидел рядом с бабушкой и смотрел куда-то, как кот на подоконнике. Если бабушка уходила в дом, Егор шел следом за ней. Завтрак, обед, ужин, душ, телевизор – вот и все значимые события его каждого дня. Два раза в неделю они с бабушкой ходили в магазин. Там Егору поручалась тележка с продуктами, которую он с удовольствием возил. Если бабушка спрашивала Егора – два бутерброда ему сделать или три, он уверенно отвечал, что три. Хотя считать и писать он не умел. У Егора отсутствовало чувства стыда, он не стеснялся ни своей, ни чужой наготы. При этом он любовался красотой лица и проявлял, как умел знаки внимания к дочери их соседки. Та беззлобно посмеивалась над ним и разрешала слушать вместе с ней популярную музыку. Если играла известная песня, он подпевал и делал странные движения руками, будто пытался взлететь. Это был танец Егора.

***

В нём точно жила любовь. Он много и часто говорил, что любит того или иного. Нальет ему бабушка чай и даст бублики, Егор говорит вместо спасибо: «Бабушка, я люблю тебя».

Бабушка устроила во дворе кормушку для птиц. Каждый день к ним с Егором прилетали голуби, воробьи и даже сойки.

– Вот гляди, Егорушка, на эту горлицу, – говорила бабушка, глядя на красивую белую птицу. – Когда-нибудь и я так же улечу на небо. А ты будешь здесь снизу смотреть на меня.

У Егора седой ёжик волос, хотя ему всего лишь тридцать лет. Фигура его была почти не развита. Впалая грудь, круглые бёдра, сутулые плечи. При общей худобе, выпирал не понятно как приклеенный к худому торсу рыхлый живот. Мать Егора умерла от пьянства, отец Егора, по сути, тоже – сгинул в пьяной драке, дед Егора умер от старости и усталости. Бабушке Егора умирать было нельзя. Кроме неё у Егора никого не было. И поэтому бабушка просила, вымаливала у Бога ещё пару годков, а через пару годков просила ещё прибавить. И Бог соглашался. Дважды. А в третий раз бабушка попросить не успела. Так и остался Егор совсем один на свете.

***

Соцработник что-то записывал в тетрадь со слов соседки. Егор тихо сидел рядом на краю табурета.

—Бабушка улетела на небо? – спросил его Егор.

Соцработник удивленно поднял глаза от своих записей:

—Хм..Ну как бы да..

Егор вышел во двор. Мимо калитки шёл отряд пионеров из соседнего лагеря. Отряд состоял всего лишь из семи человек. Четыре девочки в венках из одуванчиков несли корзинки с подберезовиками и опятами, а трое ребят очень разного роста тащили на себе большое бревно. Вожатая, юная хрупкая девушка с большими синими глазами увидел Егора и спросила: «Не поможете донести?». Егор, на первый взгляд, не сильно отличался от обычных людей. Нужно было присмотреться и переброситься парой фразой, чтобы понять, что он «другой». Егор молча подхватил бревно и ушел вместе с отрядом в направлении лагеря.

***

—Спасибо вам! Очень выручили! – Приветливо сказала Егору глазастая девушка —Из этого бревна чудесная скамья получится. У нашего завхоза золотые руки, – она показала на длинный стол и скамью, —вот это он все сам сделал! Своими руками!

Немного смутившись, спросила:

—Будете чай? У нас вечернее чаепитие сейчас будет.

Егор ответил кратко: —Буду.

Его усадили за длинный стол в саду, на котором стоял большой медный самовар, чашки и блюдца, в мисках лежали бублики и конфеты. Вкусно пахло мятой, яблоками и мёдом.

За столом уже сидел сторож и по совместительству завхоз по фамилии Адвайтин. Егор смотрел на маленькую вожатую с синими глазами и не отводил от нее взгляд.

Солнце уходило за горизонт, батарейка дня садилась и все окружающие предметы медленно тускнели. Экран уютного местечка, огороженного деревянным забором, постепенно потемнел. Сад, в котором сидел Егор с ребятами из лагеря, в сумраке становился всё более таинственным. Деревья обретали многозначительность, кусты то и дело притягивали подозрительные взгляды кого-нибудь из ребят. По вечерам, перед самым отбоем, все собирались за большим столом и по очереди рассказывали истории. Сегодня слово взял фактический хозяин маленького лагеря —сторож и по совместительству завхоз Адвайтин.

Он обвел своими тёмными раскосыми глазами разношёрстную компанию за столом и начал рассказывать свою сказку:

—Чуча;во-чучаво;.. Среди женщин женщина жила. Как листок на дереве среди других листков на ветке. Чуча;во-чучаво;.. И вот однажды она умерла. Когда она ещё была живой, деревья, качая ветками и шелестя листвой, рассказывали ей сказки. Женщина записывала их на толстую нитку, а нитку мотала в клубок..Когда она умерла, клубок этот стал таким большим, что сам покатился по её тропе. И сейчас ещё катится, такой он большой. Была эта женщина когда-то ребенком с разбитыми коленками, была девушкой, от которой не могли отвести глаз мужчины и была старухой, у которой в глазах отражались огромные звёзды, освещающие мир. Были у женщины темный лес, светлое море и всегда чуть влажный, даже летом, песок на берегу её моря. Ещё у женщины была улыбка, особенная улыбка. Она жила в самом сердце женщины и все об этом знали. Такой она была теплой и исцеляющей, ее улыбка. И был у женщины страх. Он жил в её животе, немного левее пупка. Женщина дружила с ним, хоть он и был таким неприятным, как крик лисицы в ночном лесу. Ещё у женщины был сундук сокровищ. Он всегда стоял на самом видном месте, но никто его не трогал. Женщина знала, что люди редко видят то, что находится у них под самым носом. Особенно сокровища. Люди…Взгляд их чаще направлен туда, где их уже нет или ещё нет. «Чуча;во-чучаво;» – пела женщина свою песню, сидя под звездным небом у ночного костра. Поленья потрескивали и маленькие красные искорки устремлялись к звёздам, что висели прямо над крышей её дома.

В доме женщины всегда всё было на своем месте. Кружки были повернуты ручками на север, маленький чайник с резным узором – носиком на юг. Узор был не только на старом чайнике, но и на теплых сухих ладонях женщины. Она говорила, что этот узор на ладонях-книга её пути, но не нужно пытаться её прочесть. Путь лежит на виду, на ладони, как тропинка, освещённая звездным небом и луной. Деревья качают верхушками, звёзды светят, ноги идут. И это всё. Так она говорила. Чуча;во-чучаво;… И вот однажды она умерла, эта женщина, но потом решила ещё пожить. Ведь если ещё раз пройтись по той же тропе- можно увидеть много старого, что покажется новым. Чуча;во-чучаво;.. Женщина шла медленно, не торопясь. Ведь если спешить, можно пропустить Важное. А важное требует уважения, ждёт внимания. Тропинка шла в гору и под гору, была гладкой и была скользкой. Иногда вдоль тропинки росли прекрасные цветы, иногда из кустов выпрыгивал лягушка прямо под ноги женщине или камешек больно впивался в подошву. Иногда шёл дождь, но чаще светило солнце. Дул ветер, принося с собой запах чужих тропинок и историй. Чуча;во-чучаво;.. И вот так шла и шла она. Вдруг смотрит-навстречу ей по тропе идёт другая женщина. Присмотрелась, а это она сама идёт. Та, что шла по этой тропе, до того, как умерла. Подошла она ближе и обняла ее. Так женщина встретилась с самой собой. Зачем жила эта женщина? Зачем слушала сказки деревьев и крик ночной лисицы? Зачем сидела у костра и пела свою песню: «Чуча;во-чучаво;». Почему ходила она по своей тропе? Хотите это знать? Хорошо. Я скажу. Ответ простой, как роса по утрам на траве, что растет вдоль тропинки, по которой ходила та женщина… И не слышимый, как ветер, что качает верхушки деревьев. Он длинный, как тропа от начала пути и до его конца. Ответ этот такой: «ЧучАво-ЧучавО;». Только перевод с языка этой женщины я не знаю.

Адвайтин замолчал.

В повисшей тишине был слышен только писк одинокого комара, на которого никто не обращал внимания.

Артём, самый старший из ребят, лениво почёсывая комариные укусы на руках и ногах, спросил:

—И чо? Какова была её миссия, тётки этой? Чего она ходила туда-сюда? Смысл сказки в итоге в чём?

Все остальные тоже озадачено и разочаровано смотрели на сторожа Адвайтина, который, казалось, уже напрочь забыл о сказке и, как ни в чем ни бывало, прищурившись от удовольствия, шумно пил чай из блюдца.

Из всех присутствующих сказку понял только один Егор. Но рассказать об этом он никому не мог. Во-вторых, «купол» мешал, а во-первых, все равно бы никто ничего не понял.

Груши

В саду пахло гнилыми грушами, упавшими с деревьев. Нещадно палило солнце. У поленницы с дровами в тени лежал облезлый пёс Макар и грыз блох у хвоста. Иногда пробегал случайный ветерок, легко и приятно касаясь лица и плеч. Муха кружила над гнилой грушей, выбирая лучшую локацию для пригрушения. В полной тишине были слышны только далекое щебетание птиц и шорох гравия, от шин какого-то заблудившегося авто.

Савицкий сорвал спелую грушу с дерева. Впился зубами. Груша внутри была теплой, напитанной южным солнцем. Он любил груши больше, чем яблоки. В детстве у него было воспаление лёгких. А груша полезна для работы легких. Вдали послышался протяжный гудок паровоза. Вернее, электрички. Но Савицкому нравилось думать, что это паровоз, с кипящей в котле водой. И он гудит, выпуская пар из трубы. Ребёнком он мечтал стать кочегаром, на таком вот настоящем паровозе. И ходить чумазым, с измазанным углем лицом безнаказанно. Без битья бабушкиной хворостиной.

Зоя, жена Савицкого, говорит, что он застрял в оральной стадии развития:

– Ты инфантил, Савицкий. Тебе нужна мамина юбка. Ты абсолютно не разбираешься в людях! Да что там говорить, ты даже не можешь отличить шантаж от манипуляции!

Зоя подписана на популярного психолога.

И регулярно записана к нему. Савицкий это знает. Зоя так глубоко погружена в вопросы психологии в последнее время. Объясняется это не просто, а очень просто. Зоя уже два года спит со своим психологом. Этого Савицкий не знает. Тем более, сейчас он тоже спит. Один, в супружеской кровати, и видит прекрасный сон про бабушкин сад в деревне.

Зоя готовит завтрак на кухне. В планшете вещает Зоин любовник:

– Всегда! Всегда делайте то, что не нравится! Именно так и только так происходят реальные изменения!

Звучит веселая музыка. Долгие аплодисменты. Все рыдают.

Всегда. Всегда делать то, что не нравится. Именно это когда-то привело мать Савицкого к клинической депрессии. Зоя сейчас в свои пятьдесят выглядит как хорошо потрёпанная звезда или как старый плюшевый медведь из детства. Она ещё дорога его сердцу, но восторг уже не вызывает. Ужимки Зои с годами стали профессиональнее, одежда дороже, зубы монолитнее. Между ними давно исчез секретный ингредиент счастливых отношений. Никто теперь не вспомнит, кто первым начал притворяться, играть в игру– что она всё та же, а он всё тот же. И всё, как раньше..Главное, зачем? Савицкий сейчас думает, что ради дочери. На самом деле, им обоим было просто лень что-то менять всерьез. Дочь Савицкого Варя была до ужаса похожа на него. Лопоухая, сероглазая, в коричневых веснушках, с медными жёсткими волосами. От Зои Варе достались длинные стройные ноги, крепкая хватка, сильный характер и талант в искусстве вранья. Хотя Савицкий в этом искусстве в свое время тоже преуспел, но об это позже.

– Варя, ты вымыла руки?

– Да, – ни секунды не медля врёт Варя, только что вернувшаяся с прогулки.

– Варя, а ты помнишь, что обманывать нехорошо?

– Помню. Ты говорила, что тем, кто обманывает, язык отрезают. Ну и что с того? А, кстати, я есть хочу!

Варя прекрасно знала, что и у мамы, и у папы, а также у воспитательницы Тамары Сергеевны, укравшей из кладовой их детского сада большую коробку с конфетами, языки были на месте. Значит, и Варе переживать особо не стоило.

Савицкий любил дочь. Он восхищался её не по годам развитым умом.Его давно не волновало, что Зоя считала его неудачником. Но заслужить уважение дочери ему всё ещё было очень важно.

– Папа, если бы это работало, то это бы работало.

– Логично, доча, – Савицкий вертел в руках так и не ожившую после всех возможных манипуляций танцующую куклу.

– Ничего, пап. Не расстраивайся.

Ты же не виноват, что тебе сломанную продали, – Варя обняла сидевшего на полу Савицкого за шею.

– Не виноват..

В глубине души Савицкий знал, что виноват. Именно его негативное нутро притягивало все эти поломки, нестыковки, задержки и прочие неприятности. Савицкий положил куклу в коробку и направился обратно в магазин. У прилавка перед продавцом стояла очень пьяная, но при этом элегантно и дорого одетая женщина. В руках у неё была сумочка Шанель, из которой она вынимала поочередно пудреницу, ключи, зажигалку и ещё кучу мелочей. Женщина искала карту, чтобы оплатить игрушечный пистолет. Карта никак не находилась. Продавец терпеливо ждал. Савицкий терпел вместе с продавцом. Монотонно наблюдая за рассинхронными движениями женщины, Савицкий заметил маленький шрам на запястье и две знакомые родинки рядом..Рита!?

Продолжить чтение