Огнетрясение

Пролог

Кира

– Сто баллов по Разрушению… по теории знаков… И сто баллов даже, какое чудо, по взаимодействию с огнем!

Ректор облизнул губы, такие сухие, что напоминали потрескавшуюся под солнцем землю. У многих из Земли была сухая кожа.

– А по Логике?

Кира точно помнила, что озвучила оценки по всем предметам, и все они равнялись ста баллам. Но чтобы не сердить ректора, она сделала вид, что ищет оценку, а потом с прояснившимся лицом оторвалась от зачетки, и сказала:

– Сто.

Ректор вздернул брови. Кира и сама до сих пор не могла поверить, что ей удалось закрыть Логику на сто. Ради этой оценки пришлось постараться. Преподаватель Логики в Академии Земли знал, что его предмет – самый бестолковый и нелюбимый у студентов. Поэтому самоутверждался, занижая оценки. На сто баллов вышла одна Кира. Кажется, за все время его преподавания.

– Дай, пожалуйста, – сказал ректор.

Кира отдала зачетку, и стала наблюдать за тем, как ректор изучает ее. Что он хочет увидеть? У нее идеальная успеваемость. Идеальная. За все три года обучения в Академии Земли Кира не получила ни одной оценки ниже максимальной. Даже девяносто девяти не было. В основном справлялась своими знаниями, но, конечно, не всегда ими.

– Уникальный случай, – сказал ректор, откладывая зачетку.

Он улыбнулся и Кира тоже улыбнулась. Когда ректор снова заговорил, Кира, стараясь действовать незаметно, вытерла о штаны вспотевшие ладони.

– Ты лучшая студентка потока… Даже так: лучшая студентка за все потоки последних лет.

Ректор ненадолго замолчал, давая Кире посмаковать этот комплимент. Но она не могла радоваться, пока не подтвердилось то, из-за чего она так старалась.

Ректор не торопился. Он выжидающе смотрел на Киру, словно ждал, что она начнет благодарить. Кира не собиралась этого делать. Все ее успехи – результат ее действий. Единственный человек, которого она может благодарить за них, это она сама.

– Знаешь, для Академии Земли не очень хорошо терять такого хорошего студента.

Нервы Киры истощились – она почувствовала, как к глазам подбежали слезы. Три года идеально учиться, чтобы сейчас уговориться остаться из-за одного этого предложения?

Однако, увидев, как Кира напряглась, ректор сказал:

– Но, конечно, уговор есть уговор… Просто я, честно говоря, не думал, что ты выполнишь условия.

Кира кивнула. Никто не думал. Только она в себя верила.

– Никому за последние несколько лет не удавалось перевестись в Центральную Академию.

Это Кира тоже знала. Но ее не пугали все эти фразы «ни у кого не получалось», «никто не осмелился», «никому не удалось», которые ей на протяжении последних трех лет говорили все: и мама с папой, и преподаватели, и одногруппники. Словом, те, кто знали о ее мечте – нет, цели – переводе в Центральную Академию. Самую престижную, среди учебных заведений. Попасть туда непросто, практически невозможно. Ты либо обучаешься там по праву рождения, либо не суешься. Особенно если ты Земля.

Но – Кира часто задавалась этим вопросом – почему нельзя быть первым среди тех, кто сделал что-то, что другим не удавалось? Вопрос ведь не в том, получилось ли это у кого-то. Вопрос в том, получится ли это у тебя.

«Типичные Козерожьи суждения», – сказали бы Кире, если б она произнесла это вслух. Вот она и не говорила.

– Так что поздравляю, – ректор снова улыбнулся, но в этот раз вымученно. – Отныне вы студентка Центральной Академии.

Дальше ректор говорил что-то про документы, которые необходимы для перевода, и о прочей бюрократии. Но Кира его не слушала.

Слезы все-таки побежали. Разумеется, это были слезы счастья. А еще напряжения, нервов и ужасающей усталости. Синяки под глазами занимали едва не бо́льшую часть лица, дела его сизоватым, словно у водных. Кто-то из одногруппников шутил, что с таким бледным лицом Кире и правда не место среди земляных, по природе своей более смуглых.

Но она и так уже давно чувствовала, что не вписывается сюда. Только вот одиночество никогда ее не расстраивало. Наоборот, это было источником ее силы. По крайней мере Кира так думала.

Нет, неужели она и правда смогла? Все эти три бесконечных года, и вот, он, конец…

То есть, конечно, это не конец. Это самое начало.

Глава 1

Кира

Кира думала, что чемодан не будет тяжелым. Но она еле дотащила его до жилого корпуса. А потом, узнав, что комнаты четвертого курса находятся на пятом этаже, едва сдержалась, чтобы не пнуть его, и не забиться головой о стену.

Жилой корпус был огромным. Не удивительно – в нем жили все студенты, которые в этом году учились в Центральной Академии. Позже Кира обязательно выучит территорию, а сейчас она должна заселиться. И самое сложное в этом – не отыскать свою комнату, а поднять на пятый этаж дурацкий чемодан.

С минуту Кира стояла на лестничном пролете между первым и вторым этажом, и вглядывалась в прохожих. Она занималась этим все время, что не думала о том, какой у нее тяжелый чемодан. В центральной части было так… необычно. Кира привыкла, что в ее части – земляной – почти все одинаковые. И Тельцы, и Девы, и Козероги походили друг на друга комплекцией, цветом кожи, волос, повадками и характерами, которые соответствовали их знакам. Кира не была белой вороной. Ее волосы, почти как у всех, были каштановыми, сложение – не мелким, скорее даже крупным, рост невысоким. Хотя с ее 160 см Кире еще повезло. Но все же там, особенно в последний год, она чувствовала себя не на своем месте.

А здесь… Здесь у людей могли быть светлые волосы, почти белые – воздушные. А могли быть темные, с синим и зеленым отливом – водные. А еще здесь были рыжие.

Кира, конечно, и раньше видела рыжих людей. Но в ее части их было так же мало, как в огненной – таких, как она. Почти все земляные знаки хорошо совместимы лишь с такими же как они. Поэтому в земляной части мало представителей других стихий. Немного воздушных, чуть больше водных. А вот в центральной части все иначе.

Рыжие. И парни, и девушки. Как же их здесь было много. Для Киры и трое таких считалось бы за «много». А тут некоторые стояли группками по пять человек. И такая группа такая была не одна! У одних волосы отливали ярко-рыжим, словно выгорели под солнцем, у других глубоким медным цветом, а у третьих почти красным.

Огненные. Высокие, почти все поджарые, они даже пахли по-особенному – пеплом, костром, то есть непокорством и разрушением. А еще высокомерием и заносчивостью.

Правда, в последнем Кира убедилась лишь когда на секундочку забылась и коснулась за руку одного такого. Навскидку – первый-второй курс. От касания Киры он не растворился в воздухе, словно марево, но отшатнулся.

Кира уже прокляла себя за это. Но раз начала, спросила:

– Поможешь? – и кивнула на чемодан.

В корпусе царил бедлам. На каникулах студенты жили в родных домах. Поэтому сегодня, за два дня до начала занятий, все спешили заселиться. Бегали с чемоданами, или комплектами полотенец, или ворохом одежды, или всем сразу. Кира видела одну девочку, которая несла целую икебану. Та была в полтора раза больше нее, но девочке было совсем не тяжело. Только присмотревшись Кира заметила, что икебана плывет по воздуху, а эта девочка с белыми волосами просто ее направляет.

Пока Кира ощущала на себя уничижительные взгляды второкурсников Огня, по лестнице мимо них успело промчаться человек десять.

Парень, ярко-рыжий, с веснушками, широко ухмыльнулся. Он переглянулся с друзьями, а затем снова посмотрел на Киру, изучая оттенок ее слегка вьющихся волос, круглое лицо с пухлыми губами и полные бедра. Разумеется, это было не любование. Парень просто убеждался – перед ним Земля. Едва сдерживая смех, он выдавил:

– Нет.

Потом повернулся к друзьям, которые дожидались его на несколько ступеней выше, и расхохотался уже с ними.

Кира ненавидела себя за то, что сделала. Она всегда со всем справлялась сама. А тут вдруг решила обратиться за помощью. И к кому? К огненному! Она слышала про них гадости, но всегда думала, что народ преувеличивает. Теперь поняла, что, в целом, не сильно. В любом случае, среди всех стихий есть люди хорошие, и люди плохие.

Просто чтобы самоутвердиться, Кира показала ему средний палец. Но он уже был на втором этаже и ничего не заметил. Затем Кира, закусив губу, взялась за ручки чемодана. Молясь, чтобы они не отвалились до тех пор, пока чемодан окажется в комнате, Кира потащила его вверх, минуя ступеньку за ступенькой.

Преодолев всего один лестничный пролет, Кира уже не досадовала. Она провела работу над ошибками, сделала выводы, и плелась дальше почти довольная собой.

Центральная академия была меньше той, где Кира училась с первого по третий курс. Поэтому казалось, что все здесь друг друга знают. А вот Кира не знала никого. Она понимала, что, раз попасть сюда так трудно, к новеньким здесь не привыкли. Но не думала, что все буду прямо так на нее пялиться.

В основном во взглядах было безразличие. Другие смотрели, поджав носы. Восторга от нее не испытывал никто. Но Кира не была уродиной. Скорее наоборот. Может, красота ее была не общепринятой – ноги у Киры были не спички, а о существовании скул она знала лишь с чужих слов – но она осознавала, что ее вид притягательный. Для кого-то даже красивый.

Так что понимала: отвращение вызывает не внешность, а ее стихия.

Больше ни на кого не обращая внимания, Кира прошла широкий коридор, который заполнялся нежным светом последних лучей августовского солнца. Настроение снова было чудесным.

Послезавтра наступит осень. Хотя день рождение Киры, как у многих Козерогов, было в январе, осень она любила больше зимы. Идеальное время года: ни жарко, ни холодно, падают листья, и запах в воздухе особенный – вроде гнилой, а вроде сладкий.

Кира подошла к двери, где значилось «437». Эта комната была ее домом на ближайшие девять месяцев, если верить огромной таблице с расселением, которая висела в холле первого этажа. Кира внимательно ее изучила. Поняла лишь то, что ее соседкой будет некто по имени Аска. Больше Кира ничего про нее не раскопала – просто еще не успела.

Вообще, по имени можно узнать знак – совпадают их первые буквы. Но есть три знака, которые этому правилу не соответствуют. Весы, которые никогда не могут определиться, и потому одно имя для них – просто ужас, и они получали сразу несколько, которые могли начинаться на любую букву. Также были Рыбы, которым давали по два имени, из-за двойственности характера.

Либо Аска была Скорпионом. Те плевали на правила, и назывались, как хотели. Жить со Скорпионом. Это еще хуже, чем с Девой. Впрочем, Кире было все равно. Она не собиралась ни с кем дружить – для другого приехала в Академию.

Постучать Кира не успела. Едва она занесла руку, как дверь распахнулась.

Аска оказалась несколько иной, чем Кира ее себя представляла. Во-первых, жутко похожей на нее. Во-вторых, парнем. В-третьих, Кира поняла, что ошиблась.

Парень был едва выше нее, с волосами такого же цвета, но короткими и всклокоченными. Он бочком протиснулся мимо Киры, глядя на нее озорным взглядом, и застегивая пуговички на рубашке поло. Земля. Это было очевидно. Что очевидно не было – так это что он забыл в комнате, которую отвели девушкам.

Кира хлопала глазами, пока он, чуть склонив голову, изучал ее. Впрочем, надолго его интерес Кира не задержала. Он слегка пошатывался, довольный и словно немного пьяный, как кот, который долго грелся под солнцем. Порог преодолел с трудом. А потом, заметив, что Кира до сих пор на него пялится, чуть склонился к ней, держась за створку двери, которая покачивалась ему в такт, и сказал:

– Мур-мяу.

За миг, который он отстранялся, Кира заметила маленький белый клычок, чуть выступающий на нижнюю губу. Еще миг – и Кира была уверена, что ей показалось.

Тут же парень развернулся и ушел, на ходу потягиваясь, так что с таким трудом застегнутая футболка-поло, приоткрыла полоску кожи над штанами с низкой посадкой.

Кира не смотрела ему вслед долго, потому что знала – ее взгляд тяжелый и парень обязательно его почувствует. Так что Кира отвернулась и, подхватив чемодан, наконец-то зашла в комнату.

Та оказалась просторнее, чем Кира предполагала. Она вообще привыкла надеяться на худшее, чтобы не разочаровываться.

Свет из огромного окна едва не ослепил Киру. Лишь поморгав, она увидела два высоких платяных шкафа, две кровати, и огромный письменный стол-подоконник, выступающий за рамы окна. Он же служил и прикроватной тумбочкой. Никаких излишеств. Кира улыбнулась – все как она любила.

Комната была бы совсем хорошей, если б там не было того, что Кире не нравилось. Соседей. Недовольная девушка сидела на краю кровати и, пока Кира осматривала комнату, изучала ее. Потом Кира тоже посмотрела на девушку. На ней была лишь длинная майка.

Судя по всему, это и есть Аска. Ее длинные волосы спутанными прядями доставали до пола. Они были влажными, так что поблескивали под дневным светом. А их синий подтон говорил об одном – Аска водная. То есть Скорпион.

Черт.

– Кира?

– Аска?

Спросили одновременно. Кира вымучила улыбку – Аска даже не пыталась.

– Как добралась? – сказала Аска, кивнув на чемодан.

– Как спалось? – сказала Кира, кивнув на развороченную постель.

Вопросы тоже прозвучали одновременно, поэтому не понятно было, кто должен ответить первым. Вот никто и не ответил.

Оставив чемодан у двери, Кира прошла к идеально застеленной кровати, которая стояла в дальнем правом углу. Комната была симметричной относительно центра. Судя по тому, что Аска заняла левую кровать, ее сторона – левая. Тогда у Киры – правая. Уяснив это, она бросила сумку на кровать, и прошла к шкафу.

Открыть его оказалось не так просто. Крепление, которое удерживало створки, оказалось мудреным. Еще труднее стало бороться с ним, когда Кира поняла, что ее спину прожигает взгляд Аски.

– Помочь? – спросила она.

Ее голос был до неприятного тонким. Может, он был терпимым, если Аска использовала его для нормальной речи, а не для ироничного вопроса. Но Кира в этом сомневалась.

– Нет, – сказала она.

Кажется, тоже более звонко, чем обычно говорила. Переусердствовала, стараясь скрыть проступающую из-за дверцы злость.

– Там с подвохом.

– Я уже поняла.

Кира воевала с дверцей, пока та не распахнулась так резко, что створка стукнула ее меж глаз.

– Черт! – воскликнула Кира теперь уже низким голосом.

Она услышала, как Аска хохотнула, но не обратила на это внимания. Главное – шкаф открыт. Да еще и без помощи дурной соседки.

Почему дурная? Кира не знала ответ на этот вопрос. Но не сомневалась – уже очень скоро она отыщет целую тонну.

Она открыла чемодан и принялась разбирать вещи. Одежды было мало, почти всю Кира повесила на вешалки. Так что многие полки остались свободными и Кира выставила на них книги.

Встав рядом с кроватью, чтобы переодеться, Кира заметила, что Аска уже поднялась. Она не спешила стелить постель – вместо этого с ногами взобралась на подоконник, и с грустным видом уставилась на улицу. С четвертого этажа хорошо просматривался внутренний двор, с трех сторон огороженный жилым корпусом, который изогнулся буквой «П». За ним находилось большое спортивное поле, которое с дальней стороны огораживалось негустым леском. Если сильно напрячь глаза, можно было увидеть речушку, которая оббегала территорию Академии, как бы отделяя ее от внешнего мира.

Присутствие Аски напрягало. Кира пыталась не обращать на нее внимания. Но стук пальцами о столешницу бесил так, словно Аска стучала Кире по голове. Кира долго терпела. Целых две минуты, которые переодевалась. А потом решила озвучить все, что за это время надумала.

– Аска! – воскликнула она. – Давай установим правила.

Аска вздернула брови, но не повернулась. Кира дала ей немного времени исправиться. Изучала ее профиль и нашла его симпатичным. Только нос ей показался длинноватым. Потом Кира сказала:

– Ты никого не будешь сюда водить. Даже когда меня нет в комнате.

Тут уж Аска повернулась. Причем ее лицо было до смешного удивленным и Кира ухмыльнулась.

– Что-то еще? – спросила Аска.

– Разумеется, – сказала Кира и продолжила с нетерпением: – Не разбрасывай вещи. Не оставляй окно открытым, когда никого из нас нет в комнате. Не буди меня, даже если это срочно. Не разговаривай со мной, когда я читаю. Не приноси сюда еду. Не оставляй обувь на полу, а сразу прячь в шкаф. И не стучи пальцами по столу… Вот как сейчас.

Аска прекратила, но Кира сомневалась, что она и впредь будет такой покорной.

– Послушать тебя, так ты не Козерог, а Дева. Сентябрьская.

Кира фыркнула и отвернулась. Кажется, с Аской будет еще тяжелее, чем она думала.

Только бы не оставаться здесь, Кира хотела спуститься на первый этаж, чтобы получше изучить доску объявлений. Переписать расписание занятий, перерисовать карту, изучить список выборочных дисциплин и определиться, что же ей интереснее. Но Аска остановила ее своим мерзким, высоким голосом:

– Попросила бы я тебя тоже никого не приводить, но, кажется, я могу за это не переживать.

При этом Аска осмотрела Киру так, словно желала ее смутить. Но подобное Киру уже не обижало, так что она лишь мягко улыбнулась. Это подействовало. Может, Аска думала, что Кира так сильно переживает за свою стихию, что станет тушеваться перед ней просто потому, что она – Вода. Но нет, Аска не знала, с кем связывается. Она на миг посмирнела, а потом сделалась по-прежнему безмятежной. Однако, Кира эту перемену засекла.

– Твоя форма, кстати, у меня в шкафу, – сказала Аска, чтобы скорее перевести тему. – Только смотри, не убейся дверцей.

Вторую часть фразы Кира пропустила. Она бросилась к шкафу Аски и распахнула его, что получилось на удивление легко.

Ее форма висела отодвинутая на самый край, не касаясь вещей Аски. Киру удивило, что их не многим больше, чем ее одежды. Она бы задержалась чуть подольше, чтобы разглядеть ее вещи – из чистого любопытства. Интересно ведь, что предпочитает человек, с которым предстоит жить целых девять месяцев. Но Кире так хотелось увидеть форму, что любопытство ее не задержало.

Стянув вешалку и захлопнув шкаф, Кира мельком заметила до неприятного довольное лицо Аски, которая все это время наблюдала за ней. Затем Кира вытянула руки, поддерживая форму. А разглядев ее, не сдержалась и сказала:

– Какой кошмар.

***

В этом году первое сентября выпало на воскресенье. Занятий начнутся завтра. Так что сегодня предстояло пережить лишь час на ногах, а после заниматься чем хочешь. Например, знакомиться с обитателями Академии, осматривать территорию, и обустраиваться в новом жилище.

Киру раздражало, что она так плохо здесь ориентировалась. За два дня, что она провела в Академии, Кира, казалось, изучила лишь один процент того, что тут находилось. Жить так было все равно, что жить в темноте. Однако, дорогу до поля, где проходило собрание, она знала. Просто потому, что та хорошо просматривалась из окна комнаты 437.

Кира всегда предпочитала юбкам штаны. Поэтому сейчас она чувствовала себя неуютно. Форменная юбка была не короткой, ниже колена. Наверное, именно длина делала ее такой ужасной. Или крупные складки? Или цвет грязной… грязи? Или черный, лаковый под стать туфлям поясок? Ладно, в этой юбке ужасным было абсолютно все. Хуже нее только жилетка.

Все это составляло уродский сарафан. У верхней его части был настолько глубокий, круглый вырез, что надевать его без белой рубашечки значило бы писать объяснительную, едва тебя вот так застукают. Кира еще не знала, как здесь проходят наказания. Не то, что она собиралась попадаться. Просто интересно было, как сильно может не повезти, если оплошаешь.

Ну и худшим элементом формы, кроме жесткой ткани, из-за которой юбка торчала и немного кололась, была черная бабочка.

Она душила Киру, сколько бы та ее ни ослабляла. В таком наряде она чувствовала себя официанткой в пивоварне. Ладно все остальное – но бабочка! Просто издевательство над Землей. Почему у остальных стихий одежда такая симпатичная, а у Земли напоминает форму слуг?

Больше всего, по мнению Киры, повезло Воде. Девочки одевали длинное в пол свободное платье с рукавами, которые закрывали пальцы до второй фаланги. У таких платьев пуговички были по всей длине, даже под горлом, на стоячем воротничке. И цвет восхитительный – неоднородный сине-зеленый, с завитками узоров, словно бензин в воду разлили. У парней были штаны в тон и длинная на пуговичках кофта, которая закрывала бедра. В таком бы Кира походила. Но ее предпочтений никто не спрашивал.

Аске, наверное, в форме очень красиво. Кира еще не видела ее в ней – ушла из комнаты до того, как Аска проснулась. Ничего. Встретятся на линейке. Хотя, судя по бойкоту, который они друг другу объявили, Аска, если увидит Киру, сделает вид, что не знает, кто это такая. Ну и ладно.

Индивидуальность во внешнем виде можно было проявлять лишь в воскресенье, когда занятий не было. Ну и всегда – в аксессуарах. Кира и доселе собирала верхнюю треть волос, стягивая ее на затылке черной лентой, которую завязывала в бант. Но сейчас она сделала это с остервенением, словно самой себе желая доказать: она не похожа на других, она сама по себе. Однако, двигаясь к стадиону, Кира чувствовала себя с ним слишком заметной. Так что решила позже заменить ленту на более тонкую.

Другие студенты проходили мимо Киры, почти не обращая на нее внимания. Кто-то знал, что в этом году на четвертом курсе будет странная новенькая, которой удалось перевестись в Центральную Академию. Но большинству было все равно. Они проходили, даже не глядя на Киру. Ее это устраивало.

Солнце уже показалось, но еще не грело. Осень наступила четко по расписанию. Отлично. Кира не пережила бы еще одного жаркого дня. Особенно в этой мерзкой, отвратительной форме из шерсти, где… А, впрочем, довольно с формы. Кира почти чувствовала, как та начинает колоться сильнее, с каждой плохой мыслью в ее адрес. Да и что переживать о том, что нельзя сменить?

Кира с бо́льшим удовольствием оказалась бы сейчас в стенах учебных корпусов. Походила бы там в полном одиночестве, разглядывая коридоры с их паркетными полами и высокие стены, до середины забитые такими же темными, как пол, деревянными панелями. Там сейчас так тихо. Одиноко. Идеально.

Вместо этого Кира сидела под деревом, вытянув ноги. Отсюда она хорошо видела стадион, и как бурлила там толпа, собираясь в ряды по знакам зодиака. Надо было примкнуть к этой суете. Но Кире не хотелось подниматься. К тому же она не переживала, что испачкает форму. Как можно испачкать то, что и так выглядит, как скопление грязи?

Трава у корней, еще не сухая, но уже колючая, кусала Киру за вспотевшие спину и бедра. Прижавшись спиной к стволу, Кира закрыла глаза и запрокинула голову.

Тут же стало скучно. Тогда Кира открыла глаза и стала рассматривать толпу со спины. Она бурлила и шумела. Казалось, здесь и правда все всех знали. Даже первокурсники, которых Кира вычисляла по излишне уверенным лицам.

Громко, но все же тише толпы, играла музыка. На помосте, который возвели вдоль короткой стороны поля, собирались какие-то важные люди. По крайней мере лица у них были серьезные и осунувшиеся. Наверное, преподаватели. Странно, что они такие печальные, еще до начала учебы.

Перед ними на длинной кафедре, накрытые плотными материями высились четыре изваяния. С места Киры их было почти не видно, и она сверлила взглядом лишь их верхушки, чувствуя, как от напряжения сжимаются внутренности. Символы факультетов. В них не заключалась никакая сила. Просто статуэтки, символизирующие стихии. Доселе Кира видела лишь одну такую – в Академии Земли. А в Центральной находились все четыре и Кире не терпелось их рассмотреть.

Некоторые студенты, которые не могли отыскать свои группы, проходили мимо Киры, не обращая на нее внимания. Когда зазвучали фанфары, они ускорились. Кира не торопилась подниматься. Мысль о том, чтобы сделать это, утомляла больше, чем само действие.

Наверное, Кира уснула бы. Фанфары едва не разрывали барабанные перепонки, но Кире приходилось засыпать и не в таких обстоятельствах. Она уже снова запрокинула голову и закрыла глаза, когда различила жуткий хруст, стук, и сдавленное «ай…»

Распахнув глаза, Кира глянула в сторону. В шаге от нее приземлился – судя по звуку неудачно – земляной со всклокоченными, каштановыми… А, Кира уже видела его. Тот парень, который выходил из комнаты 437, когда Кира впервые туда заходила. Он еще не обнаружил Киру и потому тер то место, на которое приземлился, с таким остервенением, словно его никто не видел.

Кира была уверена, что одна здесь. Поэтому этого дурачка испугалась сильнее, чем должна была. Обнаруживать себя не спешила. Что он здесь забыл? Кира на мгновение оторвалась от него, чтобы посмотреть вверх. С луны свалился, ведь так? Ну или с ветки дерева. Не понятно только, как он туда забрался. Хотя, как для Земли, он тощий и кажется ловким.

Когда он выровнялся, Кира поняла, что с формой не повезло не Земле. С формой не повезло лишь ей. На этом парне она сидела хорошо. Даже прекрасно. Вместо юбки были широкие штаны, со складками у пояса. Верх был идентичным. Только в отличии от бабочки Киры, затянутой под горло, у него та едва не улетала.

Парень закончил отряхиваться и двинулся к толпе. Потом резко замер и, развернувшись, посмотрел ровно Кире в глаза. Этого она не ожидала еще сильнее, чем того, что рядом с ней кто-то свалится, как кот с забора.

Парень кивнул и приподнял руку. Кира прочитала в этом сразу три слова: «привет», «извиняюсь», «пока». Затем парень развернулся и пошел к толпе.

Прежде, чем рядом свалился еще кто-нибудь, Кира поднялась и принялась отряхивать юбку. Она так увлеклась, что не заметила, как парень остановился, развернулся, и подошел к ней.

– Я тебя помню.

Кира вздрогнула от неожиданности и медленно подняла голову. Внутри нее заклекотало волнение. Однако, она подавила его и спросила без интереса:

– Надо же. Откуда?

– А вот этого я уже не помню.

Когда Кира перестала мучить юбку и наконец-то нормально посмотрела на парня, то заметила, что он улыбается и, как и в первый раз, осматривает ее, чуть склонив голову в бок.

– Я тебе подскажу, – сказала Кира, желая поскорее от него отделаться. – Позавчера ты уходил от Аски, и мы встретились на пороге комнаты.

– Кто такая… А, точно! Аска!

Его взгляд прояснился. Но тут же парень снова нахмурился, причем сильнее, чем до объяснений.

– Получается, мы втроем…

Он не закончил, и Кира принципиально не продолжала, потому что ей плевать было на то, что он думал. Она двинулась к толпе, которая уже стояла смирно, слушая речь кого-то с помоста. Но когда до нее дошла суть незаданного вопроса, Кира замерла и воскликнула слишком громко:

– Фу! Кошмар какой! Нет, конечно!

– Да не кричи, я верю тебе, верю, – озираясь, словно воришка, сказал парень.

Он даже похлопал Киру по плечу, но та дернула им, не поощряя прикосновения.

Дальше шли молча. Около четырех шагов. Потом Кира не выдержала и спросила:

– Ты чего за мной плетешься?

– Я иду к своему знаку и задаюсь вопросом, почему это ты плетешься за мной.

– Вообще-то это я иду к своему знаку, а ты…

Кира запнулась, осознав, что это значит. Она остановилась, и парень ей вторил.

До группы, где стояли Козероги, оставалась пара шагов. Кира чувствовала вину, ведь не слушала вступительную речь. А должна была. Она собиралась слушать все, что говорят преподаватели, быть примерной ученицей, и продолжать зарабатывать по меньшей мере сто баллов за каждый предмет. Зачем прерывать эту традицию? Кира уже стала исключением, учась на высшие баллы три года подряд. Почему не стать тем редким случаем, который зарабатывал сотки всю учебу?

Тем не менее она продолжила не вслушиваться в речи с помоста. Развернувшись, чтобы стоять лицом к лицу с этим прилипалой, она спросила:

– Как тебя зовут?

Парень протянул руку и, широко улыбаясь, сказал:

– Киса.

Кира фыркнула. Руку не пожала. Вместо этого двинулась вперед и наконец-то примкнула к толпе. Здесь не слушать торжественную речь было не так совестно.

– А тебя как?

Обернувшись, Кира увидела, что парень встал за ней. Если он не соврал с именем, то он и правда Козерог. Но что-то было в его внешности, из-за чего Кира понимала: правду он говорит редко и нехотя.

– Псина, – сказала Кира.

И отвернулась. Попробовала услышать, о чем говорил преподаватель, но не преуспела. Киса воскликнул:

– Эй! Я тебе вообще-то честно сказал!

Смирившись с тем, что не сможет слушать преподавателей, пока находится в поле зрения Кисы, Кира схватила его за руку и отвела от толпы на несколько шагов. А потом заговорила грозным шепотом, надеясь, что ее никто, кроме него, не слышит.

– Прекрати мне докучать! Я не собираюсь тут ни с кем дружбы водить, особенно с тобой! Или отстань от меня, или…

Кира запнулась, досадуя, что не смогла быстро выдумать, чем бы угрожать. Киса этим воспользовался:

– Или что?

Кира хотела просто уйти. Что она собралась доказывать этому обормоту? Но теперь он схватил ее за руку, и, положив ладонь на сердце, заговорил:

– Понимаешь, мы встретились с тобой уже дважды. Один это случайность, два совпадение, три закономерность… Боюсь, если мы встретимся еще раз, то придется нам стать друзьями на веки вечные.

– Мы же Козероги, – произнесла Кира, первый раз в жизни сказав свой знак без удовольствия. – Мы еще встретимся как минимум на общем занятии.

– Значит, давай не будем тянуть и станем друзьями на веки вечные уже сейчас.

Кира глянула на него, поджав губы. Она ничего не говорила, давая Кисе осознать, какую глупость он сказал. Киса что-то там понял, но по-своему. Он сказал:

– Дружбу скрепляют поцелуем.

Кира хохотнула.

– Это уже какая-то дружба с привилегиями, – сказала она.

Киса нахмурился так, словно она его оскорбила.

– О! Брось! Я ничего такого не имел в виду. У меня и так подобных друзей достаточно!

Кира уже снова шла к толпе, но остановилась, чтобы невинным тоном поинтересоваться:

– Друзей?

– Подруг! – быстро исправился Киса.

Когда они снова стояли в строю, Киса еще раз попытал удачу:

– Так как тебя зовут?

Осознав, что не отделается от него, даже если будет пытаться весь учебный год, Кира шумно выдохнула и сказала:

– Кира.

Киса отшатнулся, как от пощечины.

– Какое дурацкое имя!

Вздернув брови, Кира медленно повернулась, чтобы посмотреть на него, как на дурачка.

– Сказал человек с именем «Киса».

– Отличное имя!

– Ассоциации странные.

– Нормальные ассоциации… – помялся Киса, но тут же сменил защиту на нападение: – А с твоим именем какие ассоциации? Кира… Звучит как «кирка». Долбит и долбит, пока до алмазов не докопается… А, в целом, не далеко от истины. Ты же Козерог.

Кира не хотела продолжать этот бессмысленный диалог. Но испугалась, что Киса никогда не заткнется. Поэтому сказала:

– На тебя это тоже похоже. Только докопался ты не до алмазов, а до моей головной боли.

– Все сходится, – сказал Киса, пожав плечами. – Я тоже Козерог.

Качнув головой, Кира отвернулась.

Голова у нее не болела – болело все тело. Ей не хотелось здесь торчать. Но она не сбегала, как некоторые студенты, которые выдержали лишь первые минуты вступительной речи. Кира хотела посмотреть на символы факультетов. Ей так не терпелось, что коленки тряслись.

Целых десять минут Киса молчал. Кира понадеялась, что на этом их дружба на веки вечные закончилась. Но ошиблась.

Кира разок обернулась – уж слишком долго Киса молчал. Надо было убедиться, что он не сбежал и не умер. Но все с ним было в порядке. Он стоял вразвалочку и скучающим взглядом следил за тем, что происходит на сцене. На Киру не смотрел. Но, когда она обернулась, заметил ее взгляд и довольно улыбнулся. Чтобы не сильно радовался, Кира бросила:

– Бабочку поправь, – и отвернулась.

Вряд ли он послушается – просто надо было оправдать то, что она на него посмотрела.

Когда подул ветер, стало полегче. Кира даже на пару минут забыла, как щиплется ткань, особенно когда кожа влажная от пота. И как болит грудь, то ли от неудовольствия, то ли от реальной физической боли. И как ей не нравится стоять в толпе, где, к счастью, всем нет до нее дела.

Всем, кроме Кисы.

– Это ректор, – шептал он ей на ухо. – Хуже него только его сын. Вон он, смотри…

Это началось, когда на середину помоста вышел высокий мужчина с медными волосами. Его и рыжим не назовешь. Цвет казался таким благородным, что Кира не сразу сообразила, что он из Огня.

Мужчина что-то серьезно говорил, но Кира ни черта не слышала, потому что Киса бубнил ей на ухо:

– Ректор настолько ненавидит другие стихии и знаки, что даже женился на Льве. Прикинь? А ведь Лев со Львом не совместимы, ты знаешь… Меня постоянно мучит вопрос: как они уживаются? Нет! Больше всего меня мучит другой вопрос: как они зачали сына? Не удивительно, что он у них единственный ребенок. Вон, смотри, он тоже на помосте. Стоит. Довольный… Ты глянь…

Кира хотела бы оглохнуть на то ухо, которое оккупировал Киса. Но это была слишком большая жертва. Вместо этого она обернулась и зашипела:

– Во-первых, зачем ты мне это говоришь. Во-вторых, откуда ты все это знаешь. В-третьих, почему ты решил, что мне это интересно.

Столько вопросов за раз голова Кисы не выдерживала. Поэтому он ответил лишь на первый:

– Надо ввести тебя в курс дела. Ты же новенькая.

– Откуда ты знаешь? – почему-то удивилась Кира.

– Я здесь все про всех знаю, – Киса довольно улыбался. – А тебя не знал, следовательно, ты та самая…

Кира наступила ему на ногу. Она не любила, когда кто-то говорил о ней в ее присутствие. Пусть даже с ней самой.

– Что они тебе сделали, что ты их так не любишь? – сказала она, кивнув на помост.

– Мне лично ничего, – сказал Киса. – Я, вообще, знаешь ли, добрый и всепрощающий… Ай! Да хватит уже топтаться по мне!

– Ближе к делу, – сказала Кира, не извинившись.

Киса хотел съязвить, но это пошатнуло бы его репутацию доброго и всепрощающего. Так что он просто продолжил:

– Они самые отъявленные стихисты, которых я знаю.

Кира нахмурилась. Такого слова она не слышала. Она не любила чего-то не знать, поэтому напряглась. Но тут Киса объяснил:

– Если что, «стихист» это я сам придумал. Только что. Эта типа расисты, но те, которые не по расе гнобят людей, а по стихиям. Поняла?

Улыбнувшись, Кира кивнула. Ладно, этот Киса не такой бестолковый, каким казалось на первый, второй… на первые десять взглядов.

– И что же, – сказала она. – Академией заправляет стихист?

Киса закивал так яростно, что Кира удивилась, как это у него голова не отвалилась.

– Точнее стихисты. Ректор – преподавателями. А сын – студентами. Оба мерзкие, как…

– Ну он красив.

Опешив, Киса умолк. А Кира продолжила разглядывать сына ректора.

Его волосы были такого же благородного рыжего оттенка, как у его отца. А вот черты лица отличались – были не такими грубыми. Лоб и подбородок – уже, глаза и губы – больше. И нос не прямой, а вздернутый, словно у маленьких девочек. Но это ему шло.

– Красив? – воскликнул Киса, наконец-то ожив. – Я тебе скажу кто красив! Хорошо знаю этого человека! Каждое утро вижу его в зеркале!

Кира не обратила на него внимания. Даже со своего места она видела, какого яркого цвета изумрудные глаза сына ректора. Но, может, так лишь казалось из-за контраста с цветом волос.

– Эй, прекрати… – Киса толкнул ее локтем в бок. – Кира, перестань… Мне не приятно, когда в моем присутствии любуются кем-то, кто не я.

Кира послушно отвела взгляд и посмотрела на Кису, но лишь для того, чтобы спросить:

– Он тоже Львенок?

– Ну а как ты думаешь, если оба его родителя – Львы?

Кира снова перевела взгляд на помост.

– А как зовут?

Киса побурчал что-то о том, что по обложке книгу не судят. Но все же сказал:

– Лео.

Кира поджала нос.

– Как банально.

– Это у них семейная традиция. И сын Лео, и папа, и дед, и… В общем-то, про деда не уверен. Я его никогда не встречал.

Киру немного пугала осведомленность Кисы. Впрочем, он не сказал ничего из того, что нельзя узнать простым наблюдением.

Издалека Лео-сын, выглядел хорошо. Впрочем, Кира не сомневалась, вблизи он еще лучше. Пока она смотрела на него, Лео успел несколько раз склониться назад и что-то кому-то прошептать. Он сдавленно смеялся, и бросал взгляды на ректора, который сейчас торжественно что-то рассказывал. Одет Лео был в форму, как и все студенты.

Форма Огня состояла из темных брюк в обтяжку, и такой же темной водолазки. Одежда облепляла тела огненных, не пропуская между кожей и тканью ни одной молекулы воздуха. Кира понимала почему. Огонь – самая непредсказуемая стихия. Ему ничего не стоило обратиться против того, кто его вызвал. И потому летящая одежда – широкие рукава, как у водных, или пышные юбки, как у воздушных – могут сыграть злую шутку.

– И что же, он ненавидит Землю?

– Кира! Если бы ты меня слушала, а не смотрела на него, представляя, как он тебя… Короче, мы говорили об этом в начале разговора. Точнее моего монолога.

Кира кивнула, не отводя взгляд от Лео. Киса снова бурчал что-то о том, как обманчива внешность. Кира не собиралась с ним спорить. Она прекрасно знала, как может не соответствовать внешность человека его характеру. Но разве так уж вредно иногда позволить себе обмануться?

Потом отвести взгляд все же пришлось. Кто-то объявил о том, что вот-вот откроют символы факультетов. Во всех Академиях этот завершающий этап линейки означал начало учебного года.

Киру охватил трепет. Она стояла в задних рядах, как многие четверокурсники, но все же хорошо видела эти изваяния, которые, укутанные, едва ли чем-то отличались друг от друга.

Даже Киса присмирел. Смотрел на помост, чуть щурясь от солнца, которое уже поднялось достаточно, чтобы докучать. Так что многие студенты ставили козырьком ладони или прикрывали глаза до щелочек.

Ректор сказал заключительное слово. Что-то про то, как он рад видеть всех учащихся – новеньких, и тех, кто в Центральной Академии из года в год. Киса фыркнул, но Кира этого не заметила – пялилась на изваяния.

Затем ректор отдал приказ открыть символы. Кто-то из Воздуха, взмахнул рукой, и, не касаясь покрывал, заставил их слететь со статуй.

В следующую секунду стало так тихо, что Кира слышала клекот собственного сердца. Что-то пошло не так. Но не разглядеть, что именно: солнце так слепило, что хотелось закрыть глаза, а потом еще и накрыть их ладонью. К тому же все молчали. Словно воды в рот набрали. Может, проказа кого-то водного?

А потом кто-то закричал. Вряд ли от страха – ничего жуткого не случилось. Наверное, кричали от неожиданности.

Моргнув несколько раз, Кира наконец-то сумела сфокусировать взгляд на символах факультетов. Ничего такого они из себя не представляли. Обычные статуи. Огонь – язык пламени, такой же яркий, с такими же неуловимыми очертаниями, но без тепла. Вода – волна натурального цвета, полупрозрачная, но затвердевшая. Воздух – завиток ветра, который казался неосязаемым, но все же твердо стоял на помосте. Ну и Земля. Ее представлял резкий склон обычного земляного цвета. Он казался менее величественным, чем остальные символы.

Но, в отличии от них, его не измарала грязь.

Присутствующих это поразило. Студенты громко переговаривались. Скучающие во время речи ректора, сейчас они словно проснулись. Одни гневались и кричали, другие так удивлялись, что не могли ни слова сказать. А были и те, в основном коренастые с каштановыми волосами, кто довольно ухмылялся.

Никакого ущерба. Просто засохшая грязь покрывала рваными клочьями величественные изваяния, означающие Огонь, Воду и Воздух. На таком фоне Земля смотрелась чистенькой. А ведь грязь, как говорили некоторые, это ее суть.

Преподаватели, сперва замершие от удивления, как и студенты, теперь стремительно перемещались по помосту. Некоторые спустились к студентам, чтобы угомонить их. Другие пытались оттереть грязь. Символ Земли обходили, словно боялись к нему прикоснуться.

Уж кто виноват в этом всем, так явно не изваяние. Это дело рук человека. Причем не последней силы – преподаватели не справлялись с грязью. Символы полоскали сразу несколько водных, но отмыть их все не получалось. Тот, кто измарал символы, явно не хотел, чтобы от грязи избавились быстро. Словно он желал, чтобы присутствующие подольше смотрели, как уничижительно смотрятся стихии на фоне чистой Земли.

Никто не знал, какой цели он добивался. Но результат получился ощутимым. Народ переполошился. Особенно огненные. Даже преподаватели впали в ярость, а те, которые находились на кафедре, встали рядом с ректором и о чем-то рьяно с ним переговаривались.

Кира просто смотрела вперед и не шевелилась. Ладони сжимали юбку, пальцы ног поджимались, словно чтобы сцепиться с землей. Кира видела, как ректор выкатил грудь, как строго, но спокойно отвечал на вопросы. Он держался хорошо, как для человека, которого прилюдно щелкнули по носу. Уж кому, как не ректору знать, что с символами сотворилась какая-то чертовщина. А все же Кира заметила, как бегал его взгляд, когда он молчал.

– Обалдеть, – сказал Киса. – Просто о-бал-деть.

Кира не спешила оборачиваться к нему. Она наблюдала за тем, как преподаватели справляются с грязью. У них почти получилось. Минута – и все символы засияют чистотой.

– И зачем кому-то это понадобилось?

Тут Кира не выдержала и все же глянула на Кису. Тот недоумевал. Затем, словно Киса задал свой вопрос во всеуслышанье, кто-то с помоста закричал:

– Грядут перемены! Услышьте меня!

Это был низенький дедуля в светло-голубом костюмчике, который так ему не шел, что уже как будто и неплохо смотрелся. Если бы не его слова, то Кире он показался бы смешным. Глядя на него, она поджимала нос, словно у пафоса его слов был запах, и он очень Кире не нравился.

Киса хохотнул и, прежде чем Кира обернулась, сказал:

– Это Душный.

– В смысле, воз-душный?

Киса снова усмехнулся и продолжил:

– Не-не-не! Именно Душный! Это я ему такую кличку дал. И теперь вся Академия его так называет. Преподаватель. Воздух. Он смешной, но не на экзаменах. На экзаменах вообще мало смешных преподавателей.

Пока Киса говорил, пара других преподавателей подошли к Душному, и стали что-то ему втолковывать. Он еще пару раз воскликнул про перемены, но потом угомонился.

– Откуда ты знаешь, какой он преподаватель, если он Воздух? – сказала Кира.

– Он у нас на Взаимодействие стихий. И на четвертом курсе будет, так что и ты с ним познакомишься.

Кира кивнула. Хотела спросить, как проходят эти занятия. В Академии Земли Взаимодействие стихий было унылым, потому что не хватало смежных преподавателей. Они не задерживались в земляной части – если ты не Земля, то стремишься покинуть эту область.

Но тут вниманием завладел кто-то другой. Его тягучий голос, хоть и не усиливался магией, зазвучал словно у Киры в голове. Она резко обернулась к помосту, так что волосы взвились, но тут же улеглись на плече.

– Ой, ну начинается… – протянул Киса.

А с помоста донеслось:

– Кто бы это ни был! Знай, что просто так это тебе с рук не сойдет! Мы отыщем тебя и, клянусь, ты пожалеешь о содеянном!

Лео продолжал говорить что-то о справедливости и наказании, которое обязательно настигнет виновного. Кира подумала, что преступление как будто не такое страшное, чтобы так громогласно грозиться расправиться с тем, кто за ним стоит.

– Что-то он размяукался, – сказал Киса. – Как будто это его в грязь сунули.

Он тоже наблюдал за Лео, позабыв, как осуждал Киру за подобное. За Лео на помосте стояли несколько рыжих студентов. Наверное, это с ними он шушукался во время торжественных речей.

– Оскорбился, – тихо сказала Кира.

Киса ненадолго задумался, а потом сказал:

– Походу. Уж что оскорбит Огонь, так это если Земля хоть в чем-то станет его превосходить.

Поджав губы, Кира кивнула. Первое, что она назубок выучила в Центральной Академии – это то, что Огонь здесь господин.

Еще несколько секунд она вглядывалась в Лео, и за мгновение до того, как отвернуться, Кира почувствовала, что их взгляды пересеклись. Может, показалось. Ведь когда Кира снова посмотрела на Лео, тот уже развернулся к ней спиной и шагал к спуску с помоста.

Глава 2

Неизвестная

Едва ли есть более приятное чувство, чем осознание того, что твоя шалость удалась. Получить результат кропотливых, иногда опасных действий – вот что приносит истинное удовольствие.

Только я не верила, что моя затея удастся. Я боялась до дрожащих коленок. Вдруг меня бы засекли?

Утро первого сентября у меня началось необычно. Я поднырнула под помост, очутившись в подвальной сырости. Здесь было неуютно – не хотелось надолго задерживаться. Я и не собиралась. Сделаю дело и сразу уйду.

Отчего-то мне казалось, что символы факультетов – это что-то едва ли не священное. А не обычная материя, которую можно коснуться, поломать… испачкать.

Они не завизжали сигнализацией, когда я сдернула покрывала. И не пошатнулись, когда я пнула ближайший – лепесток пламени. Даже просто видеть символ Огня было пыткой. Жалкие выскочки. В Академии это чувствовалось сильнее, чем где-либо. Чем их стихия лучше? Она всегда считалась самой опасной. Ее сложнее контролировать. Что хорошего?

Так что марать Огонь было приятнее всего. Чуть склонив голову, я медленно проводила ладонью по застывшему пламени и вслед за ней появлялась полоса грязи. Огонь оказался неожиданно прохладным. Хотя что удивляться – это ведь не настоящее пламя.

Грязь застывала не мгновенно, поэтому успевала чуть потечь, ложась узором, который, вопреки эстетике, был мне мил. Застывшую грязь убрать трудно. Просто соскоблить или смыть водой – невозможно. Преподавателям придется постараться, чтобы справиться с моими чарами. Я разузнала, как сделать их достаточно прочными, чтобы все, кто увидят грязь на символах своего факультета, смотрели на нее как можно дольше. Они недооценят меня. Попробуют смыть – но не справятся сразу. Потом у них, конечно, получится. Но это ничего. Мне нужно лишь устроить представление.

Зачем нужно? Просто очень хочется, чтобы все увидели: Земля чище других стихий. Как бы странно это ни звучало. Пусть готовятся к тому, что теперь так будет всегда. В этом году Академия переживет переворот. Ей предстоит побороться с врагом и проиграть ему.

Кое-кому Неизвестному.

Я заканчивала марать Воздух, когда услышала, что к помосту кто-то приблизился. Я так увлеклась мыслями о планах на этот учебный год, что не слышала ничего, кроме чавкающих звуков грязи.

Если меня засекут, то увидят, что я затеяла. И выпрут. Наверняка сразу из Академии. Попасться – значит поставить крест на всех своих стремлениях. Такое мне хуже смерти.

Только вот прятаться было негде. Символы фигуристые – за ними меня будет видно. Да и сомневаюсь, что тот, кто меня сейчас обнаружит, не станет их обходить. Пространство за помостом вытянутое. И открытое. Здесь негде спрятаться. А выскакивать и убегать поздно – я слышала шаги уже за деревянной стенкой.

Сердце колотилось где-то в горле. Я успела накинуть покрывала, но не успела найти, где спрятаться. Мгновение, и он – нет, они – поднырнут под помост и увидят меня. Так что больше ничего не оставалось. За миг до того, как они меня заметили, я рассыпалась.

– Тут есть кто?

Голос был незнакомым. Но я видела форму, так что знала – это студенты, и они из Огня.

– Вряд ли… – сказал другой голос.

Я могла их видеть, но как бы издалека. Слышала хорошо. И даже чувствовала – особенно сильно, когда ноги одного из них ступили на песок, рассыпанный по земле.

Обращаться в свою стихию – самое сложное, чему учат в Академии. Этот курс проходится в восьмом семестре, то есть последнем семестре последнего курса. Это настолько тонкое искусство, что даже после выпуска не все им владеют.

А вот я владею. Научилась заранее, ведь знала, как это может пригодиться. Вот, например, как сейчас.

Теперь я стихия, я одно из ее воплощений. Песок. Я покрыла землю таким тонким слоем, что никто не догадался, что кто-то здесь рассыпался.

– Обязательно торчать здесь всю линейку?

– Хочешь – можешь стоять на стадионе со всеми. Главное, кепку не забудь.

– Не думаю, что твой папа обрадуется, когда обнаружит нас здесь.

– Поверь мне, ему все равно. А мне хоть не будет скучно.

Последнее сказал тот, кто – как мне подумалось – считался в этой компании за главного. Высокий и ладный он опирался на стену помоста и прикуривал от собственного пальца, на котором плясал огонек. Он зажегся сам собой – и сам собой потух, когда парень выпустил струйку дыма.

Я лишь мельком увидела блеск огонька – а так смотрела на его волосы. Такого цвета я еще не встречала. Медь с золотым отливом. Самый приятный рыжий оттенок, который я когда-либо встречала. Остальные в его компании тоже были рыжими. Но их волосы не выглядели такими благородными, как у него.

Всего их стояло пять человек: две девчонки и три парня. Они болтали о пустяках и никуда не спешили.

Черт.

Силы были на исходе. Кроме чуда, обращение в стихию, было еще и затратным по энергии занятием. Моим пределом было десять минут. Сейчас прошло три, а я уже чувствовала, как песчинки магнитятся друг к другу, желая поскорее соединиться в мое тело.

– Грустно, что это последний год, – сказала одна девчонка. – Я бы еще поучилась.

Она и так была тощей, а в темной форме выглядела тросточкой, на которую опираются, чтобы не упасть.

– Тьфу! – воскликнул другой парень, плечистый, словно был Землей. – Я бы с удовольствием никогда больше сюда не явился.

– Я думала, тебе здесь нравится.

– Мне и правда многое здесь нравится. Но «учиться» в этот список не входит.

– А что входит?

– Ты!

Потом они захохотали. Жаль в этом воплощении я не могла отворачиваться. С радостью сделала бы это, чтобы не видеть, как эти двое, противоположные по строению, набросились друг на друга, словно не виделись все каникулы. Хотя откуда мне знать – может, и правда не виделись.

– А ты?

Другая девчонка обратилась к тому, кого я определила здесь главным.

– Что я?

Он словно только зашел сюда. Не следил за разговором, и пялился в пол невидящим взглядом. Сигарета истлела на треть, а он ее не струшивал. Но когда девчонка обратилась к нему, все же сделал это.

– Тебе нравится в Академии?

– Разумеется.

Прозвучало без выражения, так что она продолжила:

– А если честно?

– Да все прекрасно.

– Я думала, тебе не нравится, потому что здесь ты под постоянным присмотром папы.

Парень наконец-то перестал изучать песок и поднял на нее обескураженный взгляд.

– Кто тебе такую ерунду сказал?

Девушка повела плечом. Потом она коснулась его плеча. Уж не знаю, что она хотела – просто поддержать его этим жестом, или приобнять, или начал массировать плечи, или вообще притянуть к себе. В любом случае, ничего это не произошло. Парень отмахнулся и, оттолкнувшись от стены, прошел к месту, где песка было больше всего, так что его слой был заметен.

– Дело не в том, – сказал он, хотя девушка уже не ждала ответа. – Просто у меня такое ощущение…

Он резко шаркнул ногой по песку. Это было мне все равно, что получить той же ногой в грудь. Будь я в форме человека, из меня бы выбило дыхание. А в таком воплощении после урона тело желало скорее вернуться к истинному воплощению. Поэтому после удара песок зашевелился, соединяясь в бархан.

– … словно мы тут не одни.

Он бы убедился в этом, он бы пинал меня, пока я не собралась в тело, ослабленное такой мощной магией.

Но вдруг он развернулся, услышав:

– Что вы все тут делаете? Только не говорите, что хотели помочь с возведением символов.

Пришел кто-то еще. Наверное, преподаватель. Может, сам ректор. Я плохо видела, картинка расплывалась, и я не фокусировала ее, концентрируясь на том, чтобы не собраться прямо у них на глазах.

Последовал бубнеж, потом шаги. Все поспешили на выход и в мгновение, когда последний огненный вынырнул из-под помоста, песок словно сдуло к противоположной стороне. Я высыпалась из ловушки и собралась у ее внешней стены. Уже там, обернувшись в истинное тело, я недолго сидела, глотая воздух. Почувствовав, что снова могу двигаться, я опустила голову и пошире распахнула рубашку на груди. Там расплылся уродливый синяк.

Я с остервенением застегнула все пуговички до самой верхней и затянула бабочку. Злость придала сил и я, вскочив, понеслась к корпусу вдоль посадки так, чтобы меня не заметили.

Что же, рыжий, считай, ты бросил мне вызов.

***

Через полторы недели о происшествии с символами уже забыли. Ну или предпочитали не говорить об этом, чтобы не расстраиваться. По крайней мере сколько бы я ни вслушивалась в чужие разговоры, там ни слова не было о том, что случилось на линейке.

Даже как-то обидно.

Я так постаралась. Едва не подохла там, обессиленная.

За последнее время я так много думала, что моя голова потяжелела. Может, дело было лишь в усталости – не знаю. Но сейчас, во время последнего на сегодня занятия по преобразованию объектов, я удерживала себя в реальном мире лишь усилием воли. Подперла щеку кулаком и, ничего не видя, пялилась на доску.

Предмет был скучным, преподаватель скучным, и почти все мои одногруппники – скучными. Преобразование было стихийным занятием, как и большинство других предметов. То есть на нем присутствовали все студенты Земли четвертого курса. Итого тридцать человек.

Я знала все, что рассказывал преподаватель, поэтому не стушевалась, когда он обратился ко мне.

– Доброе утро! – воскликнул он. – Как спалось?

Надо было зевать не так широко. Ну или хотя бы прикрывать рот.

Прежде, чем ответить, я поморгала, возвращая зрению фокус. А потом осознала, что вопрос риторический. Перехватив мой взгляд, преподаватель сказал:

– Как вас зовут?

Я назвалась.

– Вы слушали, что я рассказывал?

Я кивнула. Но препод мне не поверил:

– Может, покажете мне на практике то, что я только что объяснил?

Ну да, он был прав – я ни черта не слушала. Первые полчаса по-честному пыталась. Но потом это теплое солнышко, эти убаюкивающие шепотки с передних рядов и монотонный голос преподавателя… Но выдавать оплошность я не собиралась. Сама соображу, что надо. «Тупая» – последнее слово, каким можно меня описать.

Я уставилась на преподавательский стол и чуть нахмурилась. Типа думаю над тем, как «показать на практике то, что он объяснил».

На столе в горшке росла высокая роза. Живая. Судя по тому, что предмет назывался «преобразование объектов», мне нужно ее во что-то преобразовать. Наверняка в стихию. Было что-то об этом в тех первых получасах лекции, которые я еще слушала.

С живыми объектами обращаться труднее, чем с неживыми. Но я не то, что с растением – я с самой собой справлялась. Так что – взмах ладони – и роза рассыпалась в песок, покрыв темную землю в горшке, где некогда росла.

Преподаватель сперва не понял, что произошло – продолжал смотреть на меня. Лишь когда я, сдерживая улыбку, кивнула на горшок, он повернулся, и его брови подлетели в кромке волос. Вглядываясь в песок, он сказал:

– Камней было бы достаточно.

Я усмехнулась.

Чем больше предмет – тем легче с ним обращаться. До некого предела. Например, песок, капля, искра и вздох требуют большего сосредоточия и мастерства, чем камень, лужа, костер или вихрь. Но с другой стороны – с горой, морем, пожаром и ураганом обращаться еще труднее, чем с мельчайшей частичкой стихии.

Вообще-то я поклялась себе не показывать другим, как много я на самом деле знаю. Это вызовет вопросы, и, что хуже – внимание. Одни, думая, что я очень умная, будут просить домашку. Другие объявят конкуренткой. Третьи почувствуют во мне главную и начнут утомлять. Нет, мне этого не надо.

Поэтому я не ответила на похвалу, словно преподаватель не мне ее сказал. Откинулась на спинку стула, желая до конца занятия больше ничем не выделяться. Сложив руки на груди, я уставилась в окно.

За время, что прошло с начала учебы, я почти не приблизилась к своей цели. Я здесь для того, чтобы восстановить репутацию Земли. Здорово было бы перевоспитать весь мир. И хотя я думала, что, в целом, мне это под силу – просто понадобится много времени и сил – начать я решила с Академии. Это ограниченное пространство, где исправить несправедливость за год вполне возможно.

Особенно если я буду что-то делать.

Эти полторы недели я осваивалась. Заново привыкала к расписанию. Оно здесь жесткое. Занятия почти весь день, выходной один – воскресенье. График плотный, но я такое люблю.

А еще я много думала. У меня уже был план того, как я хочу организовать свой бунт. Я понимала: невозможно восстановить справедливость в месте, которым правит кто-то, у кого понятие справедливости не совпадает с моим. Поэтому первым делом – ну или как получится – я хотела добраться до ректора. Сделать это можно было многими способами. Но я предпочла самый приятный.

Осталось лишь решиться на него. Собраться с силами и принять то, что у меня ничего не выйдет. Только проиграв в голове худший вариант, прочувствовав, какими последствиями он обернется – только так можно обрести безразличие, из которого родится смелость, необходимая для моей проказы.

Вот этим я и занималась остаток занятия. Конечно, мне не нравилось думать о том, как мне что-то не удается. Но зато если у меня и правда не получится, я не буду так сильно расстраиваться.

А еще казалось, что сегодня мне это пригодится. Негативный настрой? Скорее реалистичный. Знаки Земли никогда не отличались развитыми коммуникативными навыками. Договариваться – это не про нас. Мы привыкли все делать самостоятельно.

Конец занятия ознаменовал удар гонга, усиленный кем-то из Воздуха так, чтобы звуковые волны хорошо слышались во всех углах Академии. Я ожидала его, но все равно вздрогнула. Затем, подхватив сумку, я понеслась к выходу, сделав вид, что не услышала, как преподаватель меня окликнул. Что-то мне подсказывало: он хочет спросить, где я научилась обращаться с песком. Он удивится, и не поверит, если я скажу, что самоучка. А раз так, зачем вообще этот диалог начинать?

Я быстро мчала к жилому корпусу, надеясь, что не опоздаю. Не хотелось являться взвинченной. Пусть лучше думает, что я долго ждала его и успела так отдохнуть, что уже замаялась. Да, пусть решит, что я дожидаюсь его с самого утра. Это потешит его эго. Вот уж хороший способ борьбы со Львами – это льстить им так, чтобы голова шла кругом.

По крайней мере мне так казалось. Не учла я того, что даже приятные слова такими не окажутся, если их скажет кто-то, кто человеку изначально не нравится.

Впрочем, попытка не пытка. Я редко когда видела Лео самого по себе. Вечно с ним крутилась эта мерзкая компашка. Я уже их выучила. Девчонки Стрельцы, крупный парень – Овен, второй, который при мне ни слова не произнес – Лев. Ну и Лео, тоже Лев. Они все меня раздражали, но Лео – чуть меньше остальных. К тому же я понимала, что он будет мне полезен. «Подружиться» с ним мне просто необходимо.

Зная, что это будет долго и трудно, с этого я решила начать. Высчитала то редкое время, когда Лео один – перемена после физкультуры. Раздражало, что этот предмет есть даже у четвертого курса. Но сейчас он был мне на руку. Лео вернется в комнату переодеваться. И никого с ним не будет, потому что Лео живет один в отличии от остальных студентов.

Выяснилось это простым наблюдением. На каждом этаже в торце коридора находилось техническое помещение. На первом, втором, третьем, четвертом, но не на пятом этаже, предназначенном для четвертого курса. Тогда мне стало интересно, что же там находится. По занавескам на окне я поняла, что помещение жилое. А по тому, что туда заходил Лео, и больше никто, подтвердилось мое предположение. М-да, несправедливость в Академии проявлялась даже в этом. Сынку ректора – хоромы. Остальным тесниться с соседями.

Впрочем, вряд ли комната Лео больше остальных. Скорее даже меньше. Но суть остается – он живет один. Я о таком могла лишь мечтать.

В такое время в корпусе было тихо и пустынно. Кое-где хлопали двери и слышались голоса. Но не в том пролете коридора, где находилась я. Даже преодолевая лестницу, я никого не встретила. Все были на занятиях и потому никто не будет свидетелем моего позора. А, может, удачи – кто знает?

Добравшись до торца коридора, я встала у двери без номера. Подергала за ручку – заперто. Никто не ответил. Наверное, Лео еще не вернулся.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, чтобы успокоить дыхание, я привалилась к стене, взяв сумку обеими руками. Опиралась я недолго. Почти сразу съехала по стене и села на пол. Еще немного времени прошло перед тем, как я начала засыпать. Как и на занятии, здесь приятно грело сентябрьское солнышко и слышался отдаленный гул голосов.

Поэтому хорошо, что шаги Лео были твердыми, уверенными, и я услышала их до того, как он свернул в коридор. Только вскочить с пола не успела. Так что теперь осматривала его, глядя снизу-вверх. Взлохмаченные легким ветром волосы – занятие проводили на улице. Капельки пота на шее – еще было жарко. Дышал Лео ровно, хотя только что взобрался на пятый этаж. Для меня это было подвигом, а для Лео, кажется, не составляло труда.

Он шел к двери, не замечая меня. Кажется, демонстративно. Лишь когда я прокашлялась, он обернулся. Прищурился, словно чтобы разглядеть такую букашку, как я, нужно хорошенько напрячь зрение. А потом спросил:

– Что-то не так, Земля?

Я поднялась и встала перед Лео. Обращаться по стихии – как же это некрасиво! Меня покоробило, но я не выдала этого даже взглядом.

– Все так, – сказала я, улыбнувшись.

Он кивнул с поджатыми губами и шагнул вправо. Хотел обойти меня, чтобы попасть в комнату. Но я шагнула влево, и мы снова встали лицом к лицу. Затем он шагнул влево, а я вправо. Он повторился, и я тоже.

– Что ты от меня хочешь? – спросил Лео с нетерпением.

– Поговорить, – сказала я, стараясь смотреть не в глаза, а на его губы.

– О чем же?

– Да просто о чем-нибудь, – заговорила я бесхитростно. – Главное, что с тобой. Надоело смотреть издалека. Захотелось представиться, раз уж ты этого не делаешь.

От этих слов во рту стало мерзко. Как закончим – пойду мыть рот с мылом. Так что я держалась молодцом. Мой взгляд наверняка был мечтательным, и я переминалась с ноги на ногу, и сжимала ручку сумку, и постоянно опускала взгляд, словно смущалась.

А вот Лео от моих слов мерзко не было. Ему было… смешно? Еще хуже.

Усмехнувшись, он сказал:

– Я и не собирался. Встречаться с Землей не в моем стиле.

– О! – воскликнула я. – Никто и не предлагает тебе встречаться.

– А что же ты предлагаешь?

Лео веселился… нет, он насмехался. Терпеть подобное было невыносимо. Если это не закончится через минуту, я плюну ему в лицо. Или ударю. Или коленкой заряжу куда достану. Или насыплю земли за шиворот. Я бы посмотрела, как он будет доставать ее из своей водолазочки.

– Не догадался еще? – я подняла брови. – Вроде уже большой мальчик.

Тут же я опустила взгляд, чувствуя, как вспыхнули мои щек. Какой кошмар, чем я занимаюсь? Почему так неловко? Доселе я довольно уверенно представляла, как он меня раздевает, как обнаруживает синяк на груди, который сам мне оставил, как спрашивает, откуда он у меня, а я лишь хитро улыбаюсь в ответ.

Подняв взгляд, я убедилась, что так неловко не мне одной. Лео глядел на меня озадаченно, его щеки аллели. Или эта краснота не от смущения? Не думаю, что Лео возможно смутить. К тому же все огненные известны своим природным румянцем. Такова особенность их кожи, как у воздушных – бледность, у земляных – смуглость, а у водных – зелень или синева.

Правда, чем больше я смотрела на него, а он – на меня, тем ярче становился румянец у нас обоих. Я так вообще пылала. Что это я устроила? Откуда во мне такая самоуверенность? Я же не Овен, в конце концов!

Лео качнул головой, глядя на меня как-то… о нет, неужели это жалость? Я бы сквозь землю провалилась. О, я могла – это было мне по силам. Но сдаваться… Нет, это не в моем стиле.

Тогда я пошла ва-банк. Сразу знала, что затея дурная. Но что-то меня заставило это сделать. Может, взгляд, каким он скользил по мне. Может, выражение лица, из-за которого я подумала, что он сожалеет о своей холодности. Может, мозг закаменел, так что я не могла размышлять над разумностью своих действий. Но, наверное, просто захотелось.

Я подалась к нему и обвила рукой его шею, крепко, чтобы не сбежал. Он хотел. Дернулся, но я его уже целовала. Ответа не было, но Лео и не отстранялся. Окаменел от шока – так что мне показалось, что это я его силами пригвоздила к земле. На это я тоже способна.

Я так вдавливала пальцы в его кожу, что чувствовала первый позвонок. Его губы оказались такими же горячими, как я и думала. Обжигавшись, я хотела отстраниться, но что-то заставляло меня продолжать касаться их своими губами.

Отстранилась я, лишь когда мне показалось, что он умер, а продолжает стоять, просто потому что забыл свалиться. Я даже испугалась, хотя чувствовала его дыхание на лице.

Сердце билось гулко, коленки тряслись. Я сама не понимала, что чувствовала: не восторг, не страх, и уж точно не возбуждение. Ощущение было такое, словно я сделала что-то очень-очень плохое – своровала редкую драгоценность или даже совершила убийство. Но в то же время я была уверена, что поступила правильно. Совсем не долго, но эта мысль жила в моей голове.

Целую секунду он смотрел на меня, и я все не понимала, что значит этот взгляд. Он, конечно, ошалел. Да так, что у него, всегда такого бравого, отнялся язык. И кто его до такого довел? Какая-то там Земля. От этой мысли я улыбнулась.

Оказалось, что зря. Улыбка плохо на него подействовала. Взгляд вспыхнул, как будто Лео разозлился. Потом мне показалось, что он меня ударит, и в испуге я отступила на шаг. Странно, что я так подумала. Он не поднимал рук – вместо этого, как и я, шагнул назад.

Я видела: он хочет что-то сказать. Вот уже рот открыл. Но так и не сказал ни слова – развернулся, и в два шага добрался до своей комнаты.

Все еще не сознавая происходящее, я подобрала сумку, которая, оказывается, выпала из рук. Я не слышала, как она стукнулась о пол, а лишь чувствовала, как что-то объемное, но мягкое путается под ногами.

С каждым мгновение сознание становилось все яснее. Развернуться и бежать – вот какая мысль проступила первой.

Но вдруг щелкнул замок, распознав ладонь хозяина на дверной ручке. В одно мгновение я вскинула голову, а Лео обернулся. Секунда – и он задал мой нелюбимый вопрос:

– Как тебя зовут?

Теперь пришла моя очередь поджимать губы и качать головой. Он ждал, и я сказала:

– Для тебя я останусь неизвестной.

И чтобы не портить такое красивое мгновение, я развернулась и бросилась по коридору. Сумка, которую я повесила на плечо, лупила по бедру. Я разочек споткнулась – о что вообще можно споткнуться на ровном полу? – но выстояла и невредимой добралась до поворота.

Потом замедлилась, чтобы подышать. Дыхание еще не восстановилось после поцелуя, а я сразу на марафон пошла. Правда, боясь, что Лео услышит, как я тяжело дышу, я не остановилась совсем. Быстро добралась до своей комнаты и юркнула внутрь. Потом прислонилась к двери, отбросив сумку.

И с чего я взяла, что у меня все получится вот так просто, с первого раза? Такой искушенный тип, как Лео, просто не мог соблазниться моим кривым подкатом. Катастрофа! Да я никогда в этом не преуспевала! Почему решила, что с этим выскочкой у меня получится?

Нет, все-таки «тупая» это иногда и про меня.

Глава 3

Кира

В мире было очень мало вещей, которые Кира любила больше одиночества. Например, черный кофе натощак. Хотя такой завтрак почти не содержал калорий, Кире хватало его до обеда. И это несмотря на то, что здесь, в Академии, обед был поздним.

К сожалению, самого желанного компонента этого завтрака – одиночества – Кира давно лишилась. Выносить еду за пределы столовой запрещалось. Хотя многие студенты не соблюдали это правило, Кира не хотела лишний раз привлекать к себе внимание. Поэтому каждое утро сидела в переполненной столовой.

Часто к гаму, звону посуды, и топоту сотен ног примешивалась тревога, с какой Кира боялась опоздать на первое занятие. Но сегодня, в погожее утро конца сентября, Кира никуда не спешила. По пятницам у нее не было первого занятия.

С мыслями о том, что ближайшие полтора часа можно никуда не торопиться, Кира пила кофе так долго, что он остыл. Она хотела взять еще одну чашку. Но тут за продолговатый стол, где Кира сидела сама, опустился Киса. В его руках был поднос со стаканом и тарелкой, где с горкой лежало жареное мясо.

– Бодрого утречка! – сказал он.

Кира лишь кивнула. Знала, что разговор в любом случае завяжется, поэтому не смела начинать его раньше времени.

Однако, Киса больше не говорил. Набросился на еду, как кот, которого хозяева бросили на неделю. Наблюдая за ним, Кира сделала что-то совершенно необычайное – заговорила первой.

– Это все тебе?

Киса оторвался от еды и прищурился.

– Сказала бы, я и тебе взял… Одним кофе сыт не будешь.

– Это второй, – сказала Кира, как будто не поняла, что Киса имел в виду.

Тот глянул на нее, но ничего не сказал. Затем отпил из стакана и вернулся к мясу. Смотреть на него во время еды было противно, но Кира поймала себя на том, что улыбается.

– Ты пьешь молоко и ешь мясо?

Киса поднял взгляд и, убедившись, что это вопрос, сказал:

– А я что, виноват, что это самая вкусная еда?

Кира и не спросила бы ничего, если бы хоть раз увидела на тарелке Кисы что-нибудь другое.

Он повадился садиться с ней каждое утро. Сперва Киру это злило. Потом раздражало. А сейчас она даже нервничала, если Киса долго не являлся на завтрак.

– Это не очень сбалансированно, – сказала Кира.

Она и сама питалась не очень-то правильно. Взять хотя бы завтрак. Вот и Киса оскорбился. Правда, про кофе Киры ничего не сказал. А начал объяснять:

– Что же несбалансированного? Мясо – это белок, правильно? Правильно. Молоко по большей части углеводы, правильно? Правильно. Ну а жиры есть в масле, на котором мясо жарилось! Улавливаешь?

Кира улавливала, и даже не спорила с Кисой. Она понимала, что где-то в его логике была ошибка, но не смогла сразу ее найти. К тому же Киса выглядел так, словно не миску мяса ел с утра, а ложку йогурта. И это был самый сытный прием пищи за день.

– Как это? – спросила она.

Киса посмотрел на Киру с недоумением. Только сейчас она вспомнила, что Киса не следил за ходом ее мыслей хотя бы потому, что она их не произносила.

– Как жарится мясо? – спросил он. – Ну, смотри, берется барашек…

– Нет, – сказала Кира, даже не вспомнив улыбнуться. – Как так получается, что ты ешь, как слон, а выглядишь, как…

Кире очень не хотелось делать Кисе комплименты. Его самооценка и без того была так высоко в поднебесье, что ее не достали бы даже воздушные. Но Киса и так все понял. Он хмыкнул, отложил вилку и, утерев губы ладонью, спросил:

– Как есть и не толстеть, если ты Земля?

Кира кивнула. Постаралась сделать это словно бы нехотя. Как будто ей вообще не было дела до своего веса. Но реальность такова, что, сколько не голодай, если ты Земля, стройным тебя никогда не опишут.

– Все очень просто, – сказал Киса. – Нужно, чтобы твоя мама была Весами.

– Что? – воскликнула Кира.

Даже кружку перевернула. Благо, та была пустая. Кира со стуком поставила ее донышком на стол. А когда подняла взгляд, увидела, что Киса все это время пил молоко, и смотрел на нее, чуть прищурившись.

Она видела, что тот знает, какой вопрос она хочет задать. Видела, что и ответ на него у Кисы есть. Однако, Кира ждала. Думала: либо сама сейчас поймет, либо Киса не выдержит и первым заговорит. Но тот, кажется, решил выпить как можно меньше молока за как можно большее время. Поэтому Кира все же заговорила:

– Если ты Козерог, значит, кто-то из твоих родителей Козерог. Если мама Весы, значит, Козерог папа. Вопрос: как так, если эти знаки плохо совместимы?

Киса уже ерзал на стуле – ему не терпелось ответить. Кира вдруг осознала, откуда у него замашки воздушных. Это было очевидно, но все же непонятно, пока не спросишь.

– Да к черту совместимость! – воскликнул Киса. – Я тебе скажу, как в паре определить совместимость! Надо посмотреть, смеется ли мама с папиных шуток! Вот тебе и совместимость! Такое больше любого гороскопа говорит!

Киса умолк резко. Затем приложился к стакану с молоком, и осушил его за два глотка. Он выглядел злым, но Кира понимала, что не из-за нее. Даже не из-за ее вопроса – тот был вполне естественным. Просто, кажется, Кису выводило, что все сомневались в истинности любви его мамы и папы.

У Киры семья была классической, как у большинства ее знакомых в части Земли. Мама Козерог, папа Телец, и трое детей: старшая Кира, и младшие брат с сестрой, где один пошел в папу, а вторая – в маму. Так что услышать, что у кого-то ситуация иная, было как минимум интересно.

Кира откинулась на спинку стула, сложив руки на груди, и всмотрелась в Кису пристально, как некогда он смотрел на нее, ожидая вопрос. Она словно по-новому его изучала. Смотрела будто с бо́льшим уважением.

Отставив стакан, Киса почувствовал своим долгом сказать:

– Кстати, они развелись.

Прозвучало так пронзительно печально, что Кира не сдержала смех. Киса не оскорбился. Ему как будто самому смешно было. Наверное, развелись его родители так давно, что это его уже не тревожило. Однако, словно для протокола, он сказал:

– Ничего смешного!

– Да я не с того, – сказала Кира, угомонившись. – Просто можно было догадаться: ты выглядишь, как человек, которому не хватает внимания.

Вот тут Киса уже оскорбился. Может, в шутку, как обычно. А, может, взаправду. Он расправил грудь, натягивая жилетку, отчего та едва не лопнула. А потом заявил:

– Это ты о чем?

– Ну, ластишься ко всем, как бродячий кот.

Киса фыркнул – ну точно бродячий кот.

– Просто чтобы ты знала, – сказал он. – Я такой не со всеми… Только с девчонками.

Кира вскинула брови. Немного потомив ее тишиной, Киса собрал посуду на поднос, захватив даже чашку Киры, а потом сказал:

– Просто жил с папой. Мама ушла. Вот и тоскую по женскому вниманию.

Он говорил это так задорно, что иного ответа, кроме как смеха, Кира и не могла дать. Засмеявшись, она едва различила его последние слова:

– Все-таки она воздушная особа… Я бы даже сказал ветреная.

Затем Киса ушел, оставив Киру в одиночестве, которое было уже скорее тягостным, чем желанным. Он забрал смех – Кира прекратила заливаться, едва потеряла его спину в толпе людей, которая становилась все меньше.

Вот-вот начиналось первое занятие, и студенты спешили на нее. Кто с тревогой – первокурсники. Кто нехотя – все еще первокурсники. Кто с показушным безразличием – те же первокурсники. Кто без особых эмоций – студенты со второго по последний курс.

Кире занятия казались скучными. Интересным было лишь взаимодействие стихий. Особенно с огнем. Но таких занятий было всего три в неделю. На остальные можно было и не приходить. Только Кира все равно являлась на все, хотя мало четверокурсников отличались такой прилежностью.

Решив, что раз спешить некуда, Кира поднялась, чтобы взять еще одну порцию кофе. Нанюхавшись жареного мяса с подноса Кисы, Кира чувствовала, как урчит желудок. Нужно было перебить это мерзкое чувство.

Людей стало совсем мало. Кира думала, что, когда она справится с кофе, в столовой уже никого не будет. Однако, кое-кто оставался. Например, тот, кто позвал ее:

– Земля!

Кира уже закончила с кофе, и повернулась, чтобы вернуться к столу. Она надеялась, что это не к ней, но понимала, что ошибается. Потом снова ошиблась – надо было не обращать внимания.

На раздаче слева от нее стояла компания рыжих. Незнакомые. Вообще, Кире все рыжие были на одно лицо. Но этих она точно раньше не встречала.

Один из парней кивнул ей и сказал:

– Это твой завтрак?

Кира глянула на кофе, словно впервые его видела. Хотя в Академии кофе был вкусным, Кире захотелось выплеснуть его этому парню в рожу. Он пока ничего ей не сделал. Но Кира уже выучила этих огненных. Поднеси к ним спичку – и пожара не миновать.

Да, можно было не подносить спичку. Можно было вот на этом закончить. Но тут вмешался второй огненный:

– Да ладно тебе, не старайся! Все равно никогда не похудеешь.

Кира уговаривала себя, что ей нравится, как она выглядит, что ее тело красивое, по крайней мере по канонам Земли. Но как же досадно становилось, когда кто-то такой по природе поджарый говорил ей меньше есть.

Не сознавая, что делает, Кира вскинула руку.

Песка в столовой было достаточно: грязи, которую занесли на ботинках, пыли, которая влетела через приоткрытые окна. Так что, когда Кира захотела, чтобы эти уроды перестали на нее смотреть, они больше не могли этого делать.

– Сука! – заорал один.

Его поднос с глухим стуком упал на пол – так быстро этот парень поднес руки к глазам, чтобы попытаться их вытереть.

– Нельзя! – заорал второй. – Нельзя использовать силу на других студентах!

Он тоже тер глаза, пытаясь очистить их от песка. Оба жмурились, растирая по лицу грязь и слезы, поэтому ни один, ни второй не заметили, как Кира ухмыляется.

– А то что? – спросила она, поднеся чашку ко рту.

Но кофе так и не глотнула. Не потому что заметила там песок. А потому что на плечо легла горячая ладонь.

Сосредоточившись на пакости, Кира не заметила, что все время рядом с ней кто-то стоял. Почувствовав на плече эту тяжелую руку, Киру обуяло такой тревогой, что она услышала, как колотится сердце, хотя в столовой еще было шумно.

Она медленно развернулась. Потом так же медленно подняла голову. Встретившись со взглядом зеленых глаз, особенно ярких на контрасте с медными волосами, Кира сглотнула ком в горле.

– А то придется писать объяснительную, – ответил на вопрос Киры, который она уже и забыла, сам ректор Академии.

***

В кабинете ректора было очень жарко, но Киру все равно било дрожью.

– Первая объяснительная, считайте, я вас просто пугаю.

Кира хотела сказать, что она и так боится его до ужаса без всяких объяснительных. Но сдержалась – продолжила в сотый раз выводить на листке черной ручкой, что клянется больше никогда не использовать свою силу во вред, особенно в стенах Академии, особенно на других студентах. Кажется, все это он придумал лишь для того, чтобы подольше говорить с ней этим угрожающим шепотом.

– Вторая объяснительная идет как серьезное предупреждение.

Кира кивнула, не отрываясь от листка. От усердия она даже кончик языка высунула, но тут же спрятала его, подумав, что выглядит глупо.

– Третья – это последнее предупреждение.

Снова кивнув, Кира расчеркнула свою подпись и пододвинула объяснительную к ректору. Листок проехал по гладкому столу, заваленному стопками папок и бумаг. Забирая объяснительную Киры, ректор так резко схватился за нее, что задел какую-то другую бумажку. Кира глянула на нее, просто потому что та была такой ярко-белой, на фоне такого темного стола. Она ее не интересовала, лишь взглядом зацепилась за «выбор» в заголовке.

Тут же вниманием Киры снова завладел ректор. Он накрыл ту бумагу ладонью и задвинул ее за стопку документов. А затем, глядя прямо Кире в глаза, заговорил спокойным тоном, который, однако, сочился угрозой:

– А потом вы вылетаете из Академии.

Кира едва сдержалась, чтобы не спросить, почему тогда Киса до сих пор здесь числится. Он уж точно за четыре года безобразничал больше трех раз.

Но своих не сдают. Так что Кира прикусила язык, стараясь не рассмеяться, и даже не улыбнуться.

Ей и смешно-то не было. Она все еще дрожала. Просто нервная система истощилась. Казалось, с завтрака прошло несколько часов, хотя Кира еще чувствовала на языке привкус кофе. Время тянулось, пока ректор вел ее в свой кабинет в тишине коридоров Академии, какая бывает лишь во время сонного первого занятия в пятницу. Так что теперь Кире хотелось посмеяться. Хотя бы с того, как солнечный зайчик прыгал по шевелюре ректора, окрашивая ее в светло-рыжий, почти оранжевый. Забывшись, ректор отмахивался от него, но зайчик не упрыгивал.

– Вы меня услышали?

Кира кивнула так резко, что хрустнула шея. Она скривилась. А ректор почему-то ухмыльнулся – верно, подумал, что это она его так испугалась.

– Я могу идти? – спросила Кира.

Голос показался незнакомым – слишком высокий. Кире не нравилось, что, сама того не сознавая, она так перепугалась. Подумаешь, попалась на баловстве – с кем не бывает? Тем не менее Кира чувствовала, как трясутся коленки. Она ненавидела свое тело за то, что оно боится, хотя разум кричал, что ничего уж такого непоправимого не произошло. Подставляться всегда обидно. Но одно дело сделать что-то воистину плохое и понести наказание, и другое – вот так по-глупому оплошать.

– Вы меня услышали? – повторил ректор.

Кире захотелось его перекривить. Но язык не слушался. И правильно делал. Единственное, что он позволил сказать Кире, это:

– Да.

Теперь ректор кивнул и Кира поняла, что наконец-то свободна.

Поднявшись, Кире захотелось ударить ногой в пол. Злилась она не на ректора, а на саму себя. Надо же было так подставиться!

Но не успела она сжать кулаки, чтобы не разрыдаться прямо в кабинете, как дверь распахнулась. Дохнуло прохладой коридора. А вместе с тем резким, но приятным запахом пепла.

– Пап, я…

Кира мигом подняла голову, так что сумела заметить, как с радостного лицо Лео стало потрясенным. Хотелось думать, что это она такая потрясающая. Но Лео просто не ожидал ее тут увидеть. Да, многовато Кира на себя брала. Лео не думал о ней. Не ждал ее увидеть, и не не ждал ее увидеть. Удивился он лишь тому, что застал папу не в одиночестве.

Потупив взгляд, Кира прошла к двери. Отчего-то ужасно не хотелось ловить взгляд прищуренных глаз Лео. Могло показаться, что она смущена. Но это был скорее стыд.

– Да, Лео? – сказал ректор.

Но тот уже не обращал на него внимания. Просто Кира как раз миновала порог. Точнее очень хотела это сделать.

Лео до сих пор недоумевал, разглядывая ее, поэтому не пошевелился – так и замер в проеме. Кира его не ждала. Ей было мало удовольствия стоять в этом кабинете, который походил на клетку. К тому же клетка была со львами.

– Что ты хотел? – спрашивал ректор. – Почему не на занятии?

А потом Кира шагнула в проем. Мигом перестало хватать воздуха. Просто, когда находишься в такой близости к сыну ректора прямо на его глазах, дышать становится тяжеловато.

Но Кире это ощущение даже нравилось. В отличии от Лео. Тот все не шевелился. Кира на мгновение разрешила себе подумать, что это все-таки она потрясающая. Вместе с этим опустила глаза, словно смутилась, и словно случайно провела ладонью по груди Лео. Может, Кире лишь хотелось, чтобы так было, но он тоже забыл дышать.

Нет, конечно, ей просто так хотелось.

В кабинете было тепло, в коридоре холодно, в дверном проеме – адски горячо. Кира хотела обернуться, просто чтобы убедиться: Лео вспомнил, как пользоваться носом, и что ему не нужна помощь. Но сдержалась. Может, она вела себя сдержанно, но ее выдавал взгляд.

Еще на линейке первого сентября Кира захотела рассмотреть Лео поближе. И вот ее желание исполнилось – но слишком буквально. Она оказалась к нему так близко, что и забыла его рассматривать.

Только обожглась о горячую даже сквозь одежду кожу, и вдохнула дымный запах, думая, как же так хорошо может пахнуть кто-то такой плохой.

***

– Ну зачем так меня мучить?

Кира проследила за взглядом Кисы и уперлась в задний разрез юбки-карандаша из коричневой шерсти. Даже преподавателей обязывали одеваться в цвет стихии. Впрочем, Кира была уверена: Киса так очарован не цветом юбки, а ее длиной. Да и не юбкой вовсе, а тем, кто в нее нарядился.

Кире тоже нравилась Данаката, преподавательница, которая вела единственный интересный предмет – взаимодействие стихий. Как и любая Дева, она была дотошной, так что к преподаванию относилась как к смыслу своего существования. Да, Кира ее любила. Все Данакату любили. А Киса – больше всех, но у него эта любовь была особенной.

– Думаю, у нее в родословной есть кто-то из Воды… – говорил он.

Киса едва не лежал на парте, подперев щеку кулаком. Его мечтательный взгляд был таким нежным и пристальным, что Кира подивилась: как это Данаката его еще не почувствовала, и не вышвырнула Кису за домогательства. Пускай он касался ее только лишь этим взглядом.

– Почему же? – спросила Кира.

Она, как и все шестьдесят человек, которые сейчас находились в аудитории, следила за тем, как Данаката шарит по полу рукой, пытаясь найти карандаш. Зачем он ей? Никто уже и не помнил.

– Ты только посмотри, какое изящество!

Стоило уточнить, что именно Киса посчитал изящным: то, как Данаката наклонилась, почти не сгибая колени, или как задралась ее юбка, волнительно, хоть и в пределах приличий. Но Кира не стала. Да и вообще, ей было интереснее смотреть на серединную парту левого ряда, пускай даже Данаката вела бы занятия голой.

Сегодня всех четверокурсников Земли и Огня собрали в большой аудитории, где кафедра преподавателя стояла внизу, напротив рядов парт, которые уходили вверх. Голос Данакаты хорошо слышался в любой точке. Тем не менее Кира его почти не различала. Она пыталась, ей было искренне интересно. Но Киса, как всегда, занял ее уши, рассказывая последние сплетни, половина из которых были выдумками, а вторая – приукрашенной правдой. Правда, каждый раз, когда Кира проверяла то, что поведал Киса, оказывалось, что он не ошибался. Так что Кира слушала его внимательно.

Обычно занятия по взаимодействию проходили в зале для практики. Преподаватели чередовались – на одной недели занятие вел кто-то из Земли, на другой – кто-то из стихии, с которой было взаимодействие. На прошлой неделе по взаимодействию с огнем был этот сумасшедший Овен. Даже Киса его побаивался. Кира не понимала почему, пока не пришла на первое занятие семестра.

Ор соответствовал своему имени, и, к сожалению, совершенно не соответствовал своей роли. Преподаватель из него был плохой, человек и того хуже. Среди всех преподавателей, которые попались Кире, он был самым молодым. Хотя Кира старалась не судить по возрасту, Ор был еще и самым бестолковым. Может, потому что этот учебный год был в его практике всего-то вторым. Они с Кисой записали его в «стихисты», где он занял почетное третье место после пары Лео-отец, Лео-сын.

Впрочем, последний вел себя хорошо со стычки в кабинете ректора. Ну как «стычки». Скорее «стерки». Иногда даже оборачивался на Киру, перехватывая ее взгляд. Впрочем, она сразу же опускала глаза, а потом убеждала себя, что он смотрел на кого-то рядом ниже ее.

– Знаешь, – вдруг сказал Киса, отчего Кира вздрогнула. – Я не одобряю твой выбор, но, понимаю, любовь зла, полюбишь и козла… Ну или как в нашем случае льва, но не суть…

– Ты о чем? – сказала Кира, впрочем, прекрасно понимая, что Киса имел в виду.

Тот продолжал так, словно Кира молчала:

– Но бездействием действию не поможешь… Вот такая мудрая мысль.

Кира продолжала притворно недоумевать, а Киса продолжал этого не замечать. Он придвинулся к Кире, хотя они и до этого сидели близко. Завитки его волос коснулись виска Киры, когда тот наклонился к ней так, чтобы с ее ракурса смотреть на серединную парту левого ряда.

Лео сидел с привычной компанией, но словно не с ними. Он прислушивался к активному разговору, которой по большей части вел этот его полный друг. Но сам ни слова не говорил. Даже когда кто-нибудь из соседей тыкал его локтем в бок. Лео хмурился, и Кире было до жути интересно узнать, что же они обсуждают, раз он так серьезен. Но больше она думала о том, как ему идет задумчивость. Впрочем, как и многие другие состояния.

– Поэтому вот что я тебе скажу, – продолжал Киса. – Если ты не хочешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, то нужно самой идти, и брать этого быка за рога…

– Ну или как в нашем случае, – перекривила его Кира. – Льва за гриву.

Киса рассмеялся, да так звонко, что Данаката умолкла, и с осуждением глянула на ряд, где они с Кирой сидели. Киса рассыпался в извинениях, но Данаката сказала:

– Минус бал Земле.

Нахмурившись, Кира глянула на Кису, но тот на нее не смотрел.

– Дана! – воскликнул он, вскакивая со скамейки. – Ну как вы можете так поступать с родной стихией!

За что еще Кира уважала Данакату, так это за справедливость. Только вот лишать собственный факультет баллов… Тут можно и не быть такой принципиальной. Насколько Кира знала, другие преподаватели не наказывали вычетом баллов студентов собственной стихии.

Вся эта гонка факультетов с баллами придумалась, кажется, просто для того, чтобы был еще один способ унизить Землю. Так что Кира наступила Кисе на ногу под партой, чтобы тот поменьше нарывался.

Впрочем, тот этого не почувствовал, продолжал заливаться. Когда он закончил, Данаката сказала:

– Минус два бала Земле. За панибратство с преподавателем.

Киса рухнул обратно, с трудом сдерживаясь, чтобы не взвыть от отчаяния. Кира прятала улыбку в ладони, а когда Данаката отвернулась от покрасневшего Кисы, шепнула:

– Прости, Киса, но ты плохой пример в любовных делах.

Сильнее оскорбить его Кира могла, только если бы заявила это на всю аудиторию. Он отпрянул от нее с недовольным лицом, и уставился на Данакату. Кира еле сдерживала смех. Особенно когда Киса, который забыл обиду уже через три секунды, сказал:

– Как же я люблю умных женщин.

Он снова сидел в позе ценителя умных женщин – развалившись на парте, и удерживая голову обеими руками.

Кира была только рада переменить тему, потому что говорить о Лео было как-то… неправильно. Она сказала:

– Как ты можешь так говорить, если я постоянно вижу тебя с Аской?

– Кто… – сказал Киса, нехотя отвлекшись от кафедры. – А! Аска! Нет, тут другое.

Киру удивляло, что Киса никогда с первого раза не вспоминал, кто такая Аска. Ведь судя по тому, как часто он бывал в комнате 437, он ее не забывал.

Заметив, что она недоумевает, Киса сказал:

– Понимаешь, Кира, это разные вещи – любить и тра…

– Я поняла! – взвизгнула Кира.

Она до сих пор забывала о прямолинейности Кисы. А тот забывал прикручивать громкость. Поэтому уже несколько раз весь коридор узнавал подобные умозаключения Кисы.

– Да вы можете оба заткнуться? – раздалось с передней парты.

Оттуда на них обернулась Тассия. Телец, о которой Кира вспоминала, лишь когда та с ней заговаривала. Киса и сейчас ее не заметил, хотя она к нему обращалась. Кира кивнула ей и, едва Тассия отвернулась, забыла про нее.

Тем временем Киса, кивнув на кафедру, сказал:

– А тут любовь.

Различать, когда он шутит, а когда серьезен, Кира еще не научилась. Вот и сейчас задумалась, да так надолго, что уже и не было смысла что-то говорить.

Чтобы очистить совесть, Кира недолго рассматривала каждого в аудитории, и лишь потом снова посмотрела на Лео. Тот как раз кивнул своему другу. И тот кивнул. И вся компания кивнула. Кире еще интереснее стало, что они там решили. Но тут поднялся Овен, Отас – Кира уже знала, как кого зовут, все-таки месяц учебы прошел – и сказал на всю аудиторию:

– А почему мы сегодня не в зале практик?

Данаката оборвала речь. Вот чего Кира не могла ей простить, так это абсолютной неуверенности. Особенно когда дело доходила до Огня.

– Я же в начале занятия объяснила, что…

– Разве можно такую дисциплину изучать на теории? – перебил Отас.

Кира напряглась. Что-то происходило, но она не улавливала. И это жутко раздражало.

Данаката тоже не понимала. Она стянула очки в уродской прямоугольной оправе, и посмотрела на Отаса. Убедившись, что тому нечего сказать, и он не будет ее перебивать, Данаката начала:

– Дело в том, что…

– Просто на прошлом занятие, – сказал Отас, вставая из-за парты. – Мы очень хорошо продвинулись… Ну, когда преподаватель был из Огня.

Кира призадумалась: в чем же они продвинулись? Занятие на прошлой неделе было с Ором. И продвинулись они там разве что в стихизме.

Данаката умолкла, и даже с предпоследнего ряда Кира видела, как она растеряна. Ну же? Почему не скажет «минус бал Огню» или хотя бы «давайте уладим это после занятия».

Но она медлила, а потом время было утеряно.

Поднялась Селия, еще одна подружка из компании Лео. Ее лицо Кире не нравилось – слишком вытянутое, да и слишком часто оно оборачивалось на Лео. А ее оранжевые волосы выглядели как парик.

– Все-таки мы уже четвертый курс. – Сказала Селия. – Нам надо не конспекты писать, а применять на практике знания, которые мы добывали все эти года. Ор это понимает… Не удивительно. Он же из Огня.

Тут даже Киса прекратил нашептывать Кире достоинства умных женщин, которые находились в верхней половине тела, но по его трактовке не включали голову, где, вообще-то, находился мозг.

– Ну все, – сказал он. – Начинается.

Был бы у него капюшон – натянул прямо до носа, чтобы комфортнее было спать. А так Киса просто обнял себя, и откинулся на спинку стула, с явным нежеланием слушать лекцию до самого конца занятия. Кира наоборот – напряглась. Она сжала кулаки.

Поднялась Старка, еще одна девчонка из их компании. От нее Кира уж точно не ждала ничего хорошего. И была права.

– Вот мы и подумали, – начала Старка невинным тоном. – Что, наверное, на ваших занятиях мы изучаем теорию, потому что вы, как представитель Земли, преподать практику нам просто не способны… Хорошо, что среди преподавателей так мало из Земли. Ну это потому, что ректор из Огня, да, Лео?

Тот поднялся. Вроде даже открыл рот, но сказать ничего не успел.

Вся пыль, что была в помещении, вдруг взвилась в воздух, и плотным облаком укутала ту часть аудитории, где сидели огненные. Оттуда кричали. Не удивительно – мелкие частички имеют свойство колоться особенно неприятно, когда попадают на слизистую.

– Это Дана делает? – сказал Киса.

Кира его не услышала. Просто вдруг почувствовала ужасный жар, а потом увидела, как заискрился вокруг нее воздух.

Искры. Огонь.

Наверное, еще мгновение и всем из Земли пришлось бы ходить без бровей и ресниц. Это в лучшем случае. Воздух на их половине аудитории стал плотным и горячим, так что Кире показалось, что ее засунули в духовку. Она почти чувствовала, как плавится кожа.

Она не кричала, хотя это делали многие. Поверх их крика Кира услышала звон бьющихся окон. Будь это дело огня – стекла бы расплавились. Значит, их вышиб кто-то из Земли. Наверняка тот, кто устроил пылевую бурю.

Началось все так же быстро, как прекратилось. Данаката вдруг воскликнула:

– Хватит!

Она держала руки вытянутыми, а потом опустила их, словно придавливая беспредел. Так и получилось. Искорки обволакивало пылью, и они без кислорода затухали. А потом пыль осела на пол, и в аудитории стало тихо, словно в вакууме.

Кира моргнула несколько раз. Облизнулась. На ее губах был песок, а кожа горела. К тому же саднило ладони.

Сфокусировав взгляд, Кира обнаружила, что беспорядок гораздо сильнее, чем она думала. От разбитых окон, мешаясь со стеклом, тянулась земля с улицы. Огонь оставил на побеленных стенах уродливые черные пятна. А еще ужасно пахло жжеными волосами.

– Я не буду разбираться, кто это устроил! – кричала Данаката. – Кажется, в уставе черным по белому написано «НЕ ПРИМЕНЯТЬ свою силу к живым людям в пределах Академии»!

Уверенность, нехарактерная ей, вдруг появилась. Впрочем, обращалась Данаката как будто только к той половине аудитории, где сидела Земля.

– Поэтому, – продолжала она. – Все, абсолютно все, вы будете наказаны!

Глава 4

Неизвестная

Унизительнее, чем получить наказание, было лишь узнать, каким оно будет. Мне бы не понравилось любое, ведь в любом случае оно отнимало время. Но дежурство на кухне… Разве нельзя было выдумать что-то не такое банальное?

Я любила воскресенья, потому что это был единственный день, который не занимала череда бесконечных скучных занятий. Даже так: бесконечно скучных занятий. Единственный день, который я могла посвятить восстановлению справедливости, заняли дурацким наказанием. А ведь у меня только появилась зацепка!

Пришлось прийти раньше всех, чтобы поменьше взаимодействовать с другими провинившимися. Я планировала справиться с наказанием поскорее. Но не одна я была такой умной. Для получения задания пришлось встать в очередь. Среди тех, кто пришел до меня, стояли несколько рыжих, но большинство были из Земли.

Интересно, что будет, если не прийти отрабатывать наказание? Как тебя вычислят? Интересно, какое наказание предусмотрено для тех, кто не явился на наказание?

Я так и не нашла ни единого ответа, когда меня окликнула крупная женщина. Ее волосы были зелеными и словно мокрыми, как водоросли, которые выкинуло на берег. Управляющая хозяйственными делами.

Она отправила меня убираться на склад. Хорошо, что не картошку чистить. И не мыть посуду. Или это склад грязной посуды с нечищеной картошкой?

Я не переспрашивала. Чем больше говоришь, тем больше кажешься заинтересованным в работе, тем больше тебе дают ее выполнять. Я просто кивнула и шагнула в служебный коридор, который ветвился на подсобные помещения. Везде были таблички, так что я не заблудилась.

В коридоре было сыро. Этим он не отличался от улицы. Октябрь в Центральной части мне нравился. Дождливый, пасмурный, в общем, какой-то сопливый. Захотелось заболеть – чтобы лежать целыми днями, и чтобы никто меня не трогал.

Входом в склад оказалась дверь в торце коридора. Я толкнула ее левую створку и вошла в помещение. Дохнуло запахом кухни и затхлости. Провинившихся я не видела. Хотя на складе я точно была не одна – слышала, как кто-то копается за полками. Но никто никому не показывался, словно это было условием наказания.

Стеллажи делали это место похожим на лабиринт. Я петляла меж полок, не находя, чем себя занять. Если бы меня отправили сюда одну, я бы, конечно, начала что-то делать. А так, зная, что работа командная – зачем напрягаться?

От влажности волосы вились сильнее, и мне пришлось стянуть их резинкой. Я медленно шла в поисках чего-нибудь съедобного. Позавтракать не успела – проспала. Поесть во время наказания было хорошей мыслью. Наверное, поэтому она пришла в голову не только мне.

Я брела на запах выпечки, которой в такое вялое утро хотелось больше всего. Особенно посыпанную сахаром. Потом я уловила запах пепла и в голове мелькнула мысль, что сдоба подгорела. Это убавило аппетит. Но оказалось, что я все не так поняла – хотя лучше бы это булочки подгорели.

Очутившись на свободной от стеллажей площадке перед кухней, я поняла, как катастрофически ошиблась. Впрочем, тут же решила, что это скорее прекрасная возможность, чем досадная оплошность.

– Так это был ты? – сказала я. – Разнес по классу жар?

Сложив руки на груди, я привалилась спиной к ближайшему стеллажу. Но он недовольно брякнул посудой, и я отпрянула, боясь, что на меня упадет кастрюля, или какой-нибудь поддон.

Например, похожий на тот, с которого Лео стаскивал булочки. Плюшки, посыпанные сахаром.

Я старалась казаться уверенной. Но когда заметила, что его взгляд, скользящий по мне, раздосадованный – вера в себя поугасла.

– Как так получается, что ты вечно находишь меня, когда я один?

Сердечко неприятно кольнуло от того, что Лео сказал это с раздражением. Так что держать лицо стало сложнее. Однако, раз уж начала, сдаваться я не собиралась. Заведя руку за спину, я улыбнулась и заговорила:

– Вопросом на вопрос не отвечают. Сначала ты говоришь, потом я.

Лео отложил булочку, и я с неверием посмотрела на пустой ряд. Везет же некоторым! Ешь четыре булки – и хоть бы одна складочка появилась.

– Мне кажется, где-то здесь есть подвох, – сказал Лео, отряхивая руки от сахара. – Но не узнаю, пока не проверю, правильно я понимаю?

Поджав губы, я кивнула.

– Только можно я поменяю свой вопрос?

Я снова промолчала, но взглядом дала понять, что не запрещаю этого, хоть и не одобряю.

– Я скажу тебе, кто там всех чуть не поджарил, – продолжил Лео. – А взамен ты назовешь свое имя.

Мне хотелось сказать, что это неравноценный обмен. Но все же кивнула, потому что знала – я на шаг впереди.

Лео снова мелко кивнул. Потом утер губы, и я лишь сейчас заметила, что все это время над его верхней губой был белый след сахарной пудры. Мысли о том, как здорово было бы ее слизнуть, рассеялись внезапным, и слишком громким ответом Лео:

– Да, – сказал он. – Да. Это был я.

Я улыбнулась, довольная собой. Честно говоря, не думала, что это он. Спрашивала без особой надежды. А он почему-то решил быть откровенным. Неужели ждет этого и от меня?

– Зачем ты это сделал? – спросила я.

– Не люблю, когда моих друзей обижают.

Весело хмыкнув, я опустила взгляд на свои ноги и сделала два шага в сторону Лео. Теперь в моем поле зрения были и его ступни. Так что, когда я подняла голову, лицо Лео было всего в десятке сантиметров от моего.

– Как будто все было наоборот, – сказала я. – Они обижали. Они получили. Разве не справедливо?

Лео прищурился. Я поняла, что подставилась. Впрочем, я и не собиралась этого скрывать.

– А грязь призвала ты? – догадался Лео.

– Не грязь, – возмутилась я. – А землю.

– Какая разница?

Я отпрянула и потянулась рукой к лицу, словно там горел след пощечины. Лео сделал вид, что не заметил, как меня возмутил его вопрос.

– Твоя очередь отвечать, – сказал он. – Как тебя зовут, неизвестная?

Я медленно вытянула руку из-за спины, и показала ему свою ладонь. Ладонь со скрещенными указательным и средним пальцем.

Несколько секунд Лео пялился на нее. Я уже засомневалась в его умственных способностях. Но потом на его лицо скользнула такая досада, что мне захотелось рассмеяться.

– Это ребячество, – сказал он.

Его голос был таким расстроенным, что я все-таки захохотала.

– Нечестно, – повторил он, и мне стало еще смешнее. – Я тебе ответил. А ты…

Уяснив, что я не стану оправдываться, по крайней мере пока не досмеюсь, Лео махнул рукой. Не говорить ему свое имя – это стало игрой.

– Какие же вы мерзкие…

– Кто? – спросила я. – Земляные?

– Нет, – сказал Лео, качнув головой. – Женщины.

– Ты же можешь посмотреть в списках. В крайнем случае, спросить мое имя у папочки.

Ляпнув это, мне захотелось зажать рот ладонями – словно так слова могли вернуться. Не стоило это говорить, да? Наверняка Лео сейчас разозлится. Насколько я знаю, подобные ему не любят, когда говорят об их происхождении.

Но Лео не разозлился, не помрачнел, и даже не нахмурился. Он чуть склонил голову, и мне показалось, что он сдерживает улыбку. Потом Лео сказал:

– Это слишком просто. Я хочу узнать сам.

Я хмыкнула. Надо же, какой самостоятельный.

Тут же Лео заговорил о другом. Словно не хотел, чтобы я долго думала об этой его миссии.

– То есть, – сказал он. – Все тут отрабатывают наказание лишь из-за нас двоих?

Я вдруг поняла, что не задумывалась об этом. А ведь так оно и было. Это показалось смешным. Наверное, мои глаза блеснули. Кажется, Лео ощущал то же самое – по крайней мере он заулыбался.

– Представляешь, – сказала я. – Как же им будет обидно, если те, кто виноват на самом деле, сбегут с наказания?

На секундочку мне показалось, что я перестаралась. И что не надо было к нему придвигаться, и говорить все это, и вообще идти на запах горелых булочек. Но потом я услышала:

– Но мы ведь не обязаны им об этом отчитываться?

И от души отлегло. Уж не знаю, почему он решил меня поддержать. Может, вспомнил, чем закончился наш первый разговор. Это было бы ужасно, потому что у меня до сих пор щеки горели от стыда. Я не понимала, что на меня тогда нашло. Как и многим другим, мне мало что доставалось с первой попытки. Так что глупо, очень глупо было думать, что Лео станет исключением.

Впрочем, не с первой попытки, так со второй.

– Правильно, – шепнула я. – Осталось только пробраться мимо них.

Сказала бы обычным тоном – Лео оглох, слишком близко стоял ко мне. Я острее почувствовала запах пепла. Да, это он меня обманул. А булочки нормальные получились, не подгоревшие. Впрочем, какая уже разница?

Потом Лео еще ближе склонился. Еще пара мгновений, или, может, одно, и наши губы снова соприкоснулись бы. Мне хотелось этого. Так же сильно, как не хотелось. Подумать только: этими же губами он совсем недавно назвал Землю грязью. А мне было будто все равно. Это ужасно, это… непростительно.

Когда осталось полмгновения, я сказала:

– Каждый сам за себя, – и резко скользнула вправо.

Еле успела. Толкнула Лео плечом, хотя не собиралась его касаться. Пока что. Мне до жути хотелось обернуться и посмотреть, каким стало его лицо после моего маневра. Но я не оборачивалась, чтобы не терять время. Почти сразу со спины донесся жуткий грохот. Я хохотнула – сразу поняла, что это свалился тот дурацкий поддон, который меня чуть не пришиб.

Следом раздалась сдавленная ругань Лео, но я была уже за другим стеллажом. Бросилась вдоль него, вслушиваясь, последовал ли за мной Лео. Но так этого и не поняла – все звуки перебивал клекот моего сердца. От страха, или от близости к тому, кто так легко воспламеняется? Или просто от предвкушения пакости?

Остановившись на развилке стеллажей, я огляделась. Слышала шаги, слышала голоса, но никого не видела. На мгновение подумалось, что Лео меня не понял, или не услышал. Иначе почему не бросился за мной?

В любом случае, возвращаться к отработке наказания мне не хотелось. Я подбежала к окну. Быстро осмотрела его, ведя пальцами по раме. А добравшись до ручки, попыталась ее провернуть.

Та не поддалась. На мгновение меня обдало паникой, горячей и поглощающей, как взрывная волна. Но тут же я придумала смену плана действий.

Окно, может, и не поддалось, но стекло так затарахтело, что я поняла: между ним и рамой есть огромные щели. Тогда глубоко вдохнув и стараясь не думать, что кто-то может увидеть меня в это мгновение, я рассыпалась.

Мне нравилось быть стихией, несмотря на то, что это такое утомительное занятие. Просто я чувствовала, что с каждым разом могу держаться все дольше. В критической ситуации, я могла бы пробыть землей и все полчаса. Но потом пришлось бы слишком долго восстанавливаться.

Щели окна оказались не такими уж огромными. Но все же толще диаметра песчинки. Так что мне спокойно удалось ссыпаться на улицу тонкой струйкой, какой бежит песок в часах.

Я надеялась, что никто не стоял с этой стороны здания. Не проверила, так это или нет – и теперь кляла себя. Если кто-то заметит, движущийся песок, который соберется в меня, вопросов будет слишком много.

Но, к счастью, это окно выходило на ту часть посадки за территорией Академии, куда никто не забредал. По крайней мере сейчас здесь никого не было. Я собралась у стенки и стала собой, которая сидит, опершись спиной на холодный камень, и тяжело дышит.

Это оказалось сложнее, чем я думала. Держаться барханом гораздо легче, чем распадаться до тонкой песчаной струйки.

Я сидела не долго. Все-таки из окна могли выглянуть, и уж тогда мне не объясниться. Облизнув пересохшие губы, я медленно поднялась. Давление все равно подскочило. Поэтому я оперлась рукой о стену, ощущая ее холод. А когда перед глазами перестали плясать темные пятна, сначала медленно, а потом все быстрее двинулась вдоль стены, пробираясь к переднему фасаду здания.

Хотя на мне были лишь легкая кофта и длинные широкие штаны, я не замерзала. Пробудь я на улице без движения минут десять – околела бы. Но сейчас моя кровь бежала быстро, она словно кипела, разнося по телу адреналин. Не знаю, почему я так себя чувствовала. Наказание перестало пугать, едва я зашла на склад. А стихией я была совсем недолго…

Ладно, конечно, я себя обманывала. Страшно было лишь от мысли, что Лео может меня не ждать.

Однако, увидев, как он спокойненько стоит у входа, облокачиваясь на перила лестницы, я едва не закричала. От досады. От злости. И от радости – он все-таки меня ждал.

Странно только, что Лео, кажется, даже не запыхался. Неужели давно здесь стоит?

Я подходила к нему как могла медленно. Тянула, чтобы восстановить дыхание. Тупо будет, если он заметит, как, в отличии от него, я напряглась.

Только вот, оторвав взгляд от земли, я увидела, что Лео уже заметил меня. Мне его взгляд не нравился, потому что он словно насмехался надо мной.

Людей в округе не было. Стояло затишье, какое бывает лишь в полдень воскресенья. Многие уже проснулись, но никуда не торопились, уставшие за неделю бесконечных лекций. Взвыл ветер – и в такой тиши он показался до того громким, что жутко стало. Холодный порыв обдал мою потную спину, и я поняла, что одеваться стоило потеплее.

– Ты куда умчала? – спросил Лео, когда я подошла. – Я мог нас провести. Сказал бы, что нужно отлучиться… по поручению ректора, например. Нас бы пропустили. По крайней мере меня.

Я молчала. Зря. Лео задал вопрос, на который я не хотела отвечать:

– Так как ты выбралась?

Махнув рукой, мол, неважно, я заговорила, боясь, что Лео спросит еще что-нибудь, что ему знать не обязательно, и у меня не получится отвертеться.

– Так какие планы? – спросила я.

– Ну я не довел одно дело до конца.

Я непростительно долго пыталась вспомнить, что за дело такое. А потом было уже поздно.

Лео стоял на второй ступеньке – я на земле у крыльца. Так что ему пришлось в два раза согнуться, чтобы дотянуться до моих губ. Это произошло так неожиданно, что я и забыла ответить на поцелуй. Хотя, черт возьми, представляла, как сделаю это сотней разных способов.

– Один-один, – сказал Лео, отстранившись, но все еще перегибаясь через перило.

Я нахмурилась. Захотелось коснуться губ, но я сдержалась. Мысли ворочались неохотно – мне как будто нужно было толкать их другими мыслями, чтобы скорее соображать. Но как бы я не старалась, так и не поняла, о чем говорил Лео.

– Что? – сказала я.

Лео ухмыльнулся.

– Ты застала меня врасплох тогда, в коридоре, помнишь?

Кажется, по моему лицу было видно, что я прекрасно помню тот позор, и что я о нем думаю. Так что кивать я не стала.

– Ну вот, – продолжил Лео. – А теперь это сделал я… Или ты была готова?

Хотелось натянуть рукав кофты на кулак и стереть с его лица эту поганую ухмылочку. Но, что же, он прав – в этом раунде победа за ним. Так что я просто качнула головой.

– Вот и чудесно.

Он все не отстранялся – нависал надо мной, так что даже закрывал солнце. Хотя оно и так сегодня тусклое было. Уж точно не такое яркое, как волосы Лео. Подниму руку – коснусь их. Интересно, они такие же горячие, как его кожа?

– Ну? – спросил Лео, когда тишина затянулась.

– Что?

Я в который раз за сегодня почувствовала себя глупышкой. Мне не нравилось это чувство, а рядом с Лео я ощущала его уж слишком часто. Следовательно, надо поменьше с ним водиться. Да. Поменьше. Так и сделаем.

– Теперь твоя очередь застать меня врасплох, – ответил Лео.

Я соображала слишком долго. А когда поняла, чего ждет Лео, рассмеялась, и отшатнулась. Нет, ну что за наглость?

Уверенная, что он последует за мной, я направилась в сторону жилого корпуса таким бодрым шагом, что под ногами пару раз взвились кучки бурых листьев. Дюжина моих шагов – и я стала слышать не только их.

– Опять сбегаешь? – спросил Лео.

Я недолго молчала, пытаясь понять, проскользнула в его голос досада, или я просто очень хотела, чтобы она там была. Так ничего и не решив, я весело сказала:

– Отнюдь.

– Тогда куда ты спешишь?

Жилой корпус еще просматривался целиком. Кое-где окна светились, хотя до темноты было еще далеко. Но окно в торце четвертого этажа оставалось спящим. Да и весь корпус будто расползся и разленился. Казалось, единственное из-за чего он до сих пор стоит, а не лежит – это оплетающий его дикий виноград, который утягивал здание, словно барышню корсет.

– Думала, ты покажешь мне свою комнату.

Пара секундочек стояла тишина, во время которой Лео осознавал, что ему не послышалось. Его лицо прояснилось – не осталось и капельки былой печали. А потом он уж больно радостно сказал:

– Это можно.

Я весело хмыкнула, но внутренне сжалась. Мне вроде тоже хотелось посмотреть его комнату. Но главной мотивацией было то, что у Лео, как у сына ректора, я могла найти какие-нибудь подсказки о том, как провернуть переворот.

Я медленно продвигалась со своей главной целью, и ужасно себя за это ругала. Не думала, что учеба в Центральной Академии будет занимать столько времени. Домашних заданий здесь не было, и мне не приходилось просиживать часы за ними. Но занятия тянулись с утра и буквально до ночи. Особенно сильно это ощущалось с уменьшением светового дня. Бывало, я выходила из учебного корпуса, а солнца уже не было. Свет давали лишь высокие фонари с алым пламенем под плафоном. А ведь стоял всего только октябрь.

Да вот оказалось – зря я страшусь. Лео вдруг остановился, и сказал:

– Только… – он запнулся и глянул куда-то в сторону. – Давай раздельно… Пойдем в смысле.

Я проследила за его взглядом, хотя, кажется, Лео этого не хотел. Увидев кучку студентов, которые поглядывали в нашу сторону, я сложила два и два. Хотелось оттянуть это мгновение, ведь доселе все шло так гладко. Но, понаблюдав за той кучкой еще несколько секунд, я спросила, заранее зная ответ:

– Почему?

Лео стушевался. Мне захотелось заплакать. Если я права, то нужно прямо сейчас разворачиваться и уходить. А я редко ошибалась.

– Просто тут такое дело… – замямлил Лео.

Мне не нравился его взгляд, и этот ужасный тон, который предполагал, что я должна его понять.

– Какое такое дело? – воскликнула я. – Нельзя, чтобы тебя увидели с Землей?

Еще была вероятность, что Лео станет отрицать. По-честному, или лукавя – но я ждала, что он станет оправдываться.

Но этого не произошло. Я сглотнула – стало горько. Оказывается, у досады такой мерзкий привкус. Еще секунда и я, резко развернувшись, понеслась к корпусу. Он припустил за мной, и я, совсем себя не сдерживая, закричала:

– Кажется, нас видят вместе!

Я ускорилась, но шаг Лео был раза в полтора шире моего. Ему моя пробежка была как легкая прогулка. Почти сразу он схватил меня за плечо. Я попыталась вырваться, но куда мне было с ним тягаться? Тогда я остановилась, и уставилась в его глаза злым взглядом.

– Не совсем так, – сказал Лео неуверенно.

Еще раз дернув плечом, чисто для профилактики, я наконец-то замерла, и сказала:

– А как?

Я была уверена – мне в любом случае не понравится то, что я услышу. К тому же Лео молчал долго, как будто выбирал вариант ответа, который мне больше всего не понравится.

– Просто это плохо не только для моей репутации… Но и для твоей.

Будь я Огнем, а не Землей, тут же стала бы пламенем – так жарко мне стало. Да, здорово было бы обернуться сейчас стихией, только бы Лео не мог больше держать меня за плечо. Но делать это перед ним, да и вообще на общем обозрении… Конечно, нет. Я не настолько глупа. И не становлюсь таковой, лишь от того, что Лео так долго меня касается.

– У меня нет здесь никакой репутации! – воскликнула я. – В Академии я никто. Может, ты забыл, но моя стихия Земля!

От такого резкого ответа стало дурно нам двоим. Мне не казалось, что я погорячилась. Но вместе с тем подумалось, что надо было помягче ответить. Даже будь у меня выбор, под каким знаком и под какой стихией родиться – я бы выбрала Землю.

Только вот, кажется, Лео меня не так понял. Он вдруг сказал как-то нежно:

– Я даже не знаю твой знак зодиака.

Я молчала.

– Попробую угадать.

Я снова молчала.

– Такая упрямая… Будь ты рыжей, я бы решил, что ты Овен. Но… – Тут глаза Лео сверкнули догадкой. Его рука на моем плече сжалась сильнее. – Ты Телец, да? Тот же баран, но земляной.

Он хохотнул, и я дернула плечом. Наконец-то у меня получилось высвободиться. Я в который раз за это ненормальное утро направилась к жилому корпусу. Снова думала, что быстро, и снова Лео нагнал меня за полторы секунды.

– Угадал, да?

Не останавливаясь, я глянула на него прищуренными глазами.

– Угада-а-ал, – протянул он, довольный, словно раскрыл большую тайну. – Тогда, получает, тебя зовут как-то на «Т»?

Я не стала это ни подтверждать, ни отрицать. Даже маленькие дети знают, что у многих первая буква имени совпадает с первой буквой знака.

– Тея? – начал Лео. – Теона?.. Тана?.. Нет? Ну хорошо. Может, Тирель?

– Да прекрати! – воскликнула я, и, прежде чем он снова заговорил, сказала: – Иди первый. Я жду десять минут, и тоже иду.

Слова дались с трудом. Мне было противно от себя. Покажется, словно я легко прощаю такое большое унижение. Лео так и подумал, судя по его прояснившемуся лицу. Только вот он все забывал, с кем имеет дело. Верить мне, понимать мои слова однозначно – ужасно глупая ошибка.

Он так обрадовался, думая, что я его прощаю, что даже ничего не сказал. Бросился к корпусу. Но потом вспомнил, что так торопиться не солидно, и пошел спокойно.

Я уселась на ближайший парапет. Тут же встала – камень оказался неожиданно холодным. Очень бы хотелось, чтобы все это принесло результат. Иначе я совсем перестану себя понимать.

Стоило поскорее оказаться в тепле. Вопреки логике, чем ближе был полдень, тем холоднее становилось. Я обнимала себя руками, но это едва ли помогало. Так что к корпусу я зашагала чуть раньше, чем через десять минут.

Подъем на четвертый этаж помог согреться. Но даже так я его не полюбила. Мне нужны были силы, в особенности моральные. Так что не хотелось их понапрасну тратить.

Только оказалось, что гораздо труднее будет не взобраться по лестнице, а открыть дверь в комнату Лео. Я стояла долго – думала, что все должно быть наоборот. Он переживает, а я чувствую, что контролирую ситуацию. Но, как всегда, получилось не так, как я планировала.

Казалось, весь четвертый этаж пустовал. Тишина стояла как под землей. Поэтому я очень хорошо слышала свои мысли, которые кричали: «какого черта ты тут забыла?»

Прежде, чем оглохнуть от них, я занесла руку, чтобы постучать в дверь. Не успела. Та распахнулась, едва не стукнув меня створкой по лбу.

– Я уж думал, что ты меня обманула.

– Это я могу, – улыбнулась я.

Лео выглядел растерянным. Этот его вид мне очень нравился. Особенно, если он становился таковым из-за меня.

– Заходишь? – спросил он.

Надо же, какой обходительный. Интересно, где была его галантность, когда он просил меня не идти рядом, чтобы о нем не думали плохо?

– Ну зайду, раз пришла, – сказала я, нахмурившись.

Но тут же взяла себя в руки, и шагнула в его комнату.

Я очень хотела побывать в этом помещении. Но оказалось, что оно совершенно посредственное. Даже скучное. Все как в моей комнате, только кровать одна и шкаф один. Да и площадь поменьше. Не каморка, конечно, но и не бальный зал.

Быстро осмотревшись, я плюхнулась на единственный стул, радуясь, что успела занять его первой. Подперев щеку кулаком, я уставилась на листки на столе. Не вчитывалась в них – взгляд ни на чем не концентрировался. Но Лео резко подскочил, чтобы перевернуть их вниз записями. Конечно, теперь мне стало интересно, что там было.

Перехватив мой недоумевающий взгляд, Лео заулыбался.

– Секретная информация.

Я едва не заплакала. Знала бы – не стала рядом с ней маячить. Изучала бы издалека.

– Что же там такого секретного? – спросила я, не надеясь на ответ.

Лео качнул головой и с легкой улыбкой уставился в окно. Он все еще накрывал ладонью листки, так что я не видела надписей даже в перевернутом виде. Я не думала, что он ответит. Но тишина тянулась, словно подначивая его. А потом Лео сказал:

– Стратегия победы команды Огня на соревнованиях.

– Что за стратегия?

Лео ухмыльнулся. Сгреб листки и сунул их в ящик стола, так что они стали для меня навеки недоступны.

– Так я тебе и сказал.

Я поджала губы и, застучав пальцами по столу, сказала:

– Больно надо. Как будто эти соревнования что-то значат.

– Может, и не значат. Но факультету дают сотню балов за победу.

– Сто балов?

Я даже со стула вскочила. Глянула на ящик стола, только бы не смотреть на насмешливое лицо Лео.

– Разве это что-то значит? – спросил он, перекривляя меня.

– Ты прав, – сказала я и снова села. – Ничего не значит.

Лео тоже сел, но на кровать, прямо напротив меня. Теперь наши колени соприкасались. Я этого словно бы не замечала. Так прошла целая минута. Я изучала его лицо, он – мое.

Когда совсем невмоготу стало, я сказала:

– Так что там за испытания в этих соревнованиях?

Лео снова состроил это ужасное выражение лица, из-за которого я понимала, что знаю меньше него – улыбнулся надменно, еще и повел плечом.

– Секрет.

– Раз секрет, – сказала я. – Как ты его знаешь?

Секунду ничего не происходило. Только лицо Лео из насмешливого сделалось испуганным. Он постарался это скрыть, но я только тем и занималась, что изучала его. Так что от меня эта перемена не укрылась.

– Ты тоже не должен знать этот секрет, да? – обрадовалась я. – Своровал его?

– Не совсем так… – сказал Лео.

– Так что за секрет? Ну? Скажи! – затараторила я, не давая ему и слова вставить. – А то придется всем рассказать, что Огонь на соревнованиях мухлюет!

Осознав, что Лео тоже нарушает правила, я так обрадовалась, что не заметила, как он насупился. Долго не ликовала – Лео вдруг схватил меня за ладони. Я задержала дыхание – думала, он хочет притянуть меня к себе. Но он лишь сжал мои указательные и средние пальцы, и сказал, глядя в глаза:

– А теперь пообещай, что не сделаешь это, если я тебе отвечу.

Я засмеялась. Ну разве лишь скрещенные пальцы останавливали меня от вранья? Тем не менее кивнула, все еще с улыбкой. Тогда Лео отпустил меня и сказал:

– Ты все равно не собираешься участвовать, ведь так?

– Больно надо! – сказала я. – У меня есть дела поважнее.

Лео не стал спрашивать, что за дела, и я была этому несказанно рада.

– Все мухлюют, – сказал он, словно извиняясь. – Важно только, у кого это получится действеннее.

В целом, я была согласна, так что кивнула. Несмотря на мое одобрение, Лео еще сколько-то сомневался. Но потом заговорил:

– Все испытания утверждаются ректором. Вот и мой доступ к ним.

Я фыркнула. Так банально. Слишком просто. Разве не Лео мне недавно говорил, что не любит, когда ему что-то достается так просто? Например, мое имя. Или любить не любит – но положением пользуется?

Да что там. Я бы на его месте действовала точно так же. Но мое происхождение мне скорее мешало. Тем не менее я им гордилась.

– В этом году суть соревнований будет, как всегда, в том, чтобы пройти все четыре стихии. Но главное условие: нельзя смотреть на противников.

– Что это значит? – нахмурилась я.

Лео поджал губы. Потом он подался ко мне, сжал коленями мое колено, и заговорил прямо у моего уха.

– Кажется, я и так уже слишком много сказал.

– Я все равно не собираюсь… – начала я, но меня оборвали совершенно бесцеремонным образом.

Ладонями Лео обхватил меня за щеки, словно боялся, что я начну вырываться, а потом прижался губами к моим губам. Я, конечно, не брыкалась. Наоборот. Чем дольше это длилось, тем больше я ощущала жар, но не от его ладоней на моей коже, и даже не от губ. Жар разгорался где-то внутри меня.

Кажется, он ощущал то же самое. Прошло совсем немного времени, как Лео переложил руки мне со щек на плечи и потянул к себе. Всего одно движение – и Лео лежал бы на кровати, а я на нем.

Но тут уж я не поддалась.

– Куда? – спросила я, словно не понимала.

Он чуть отстранился. Взгляд полуприкрытых глаз с трудом сфокусировался на мне.

– В кровать, – сказал он с моим любимым недоумением.

– Хорошо, – шепнула я, а потом, резко отстранившись, сказала громко: – Только давай раздельно… Ляжем в смысле. А то, боюсь, моей репутации навредит, если меня увидят с огненным.

Я вскочила, что было жутко трудно – ноги сделались ватными. Затем, не оборачиваясь, выбежала из комнаты, и не отказала себе в удовольствии хлопнуть дверью.

Сердце заходилось, внутри что-то ныло. Но я была довольна собой, как никогда. Два-один, рыжий!

***

– Что вам известно про выборы ректора?

Две девчонки с короткими, чуть ниже ушей, ярко-синими волосами глянули на меня словно на надоедливую муху. Знали бы они, на что мухи слетаются – поменяли бы свое мнение.

Они даже не остановились, когда я к ним обратилась. Поэтому я, как дурочка, шла за ними, понемногу отставая, потому что они ускорялись. Так и не получив ответ, я остановилась.

Надо переменить стратегию. Никто не хочет со мной разговаривать. Может, попробовать улыбнуться? Я попыталась сделать это, но ничего не вышло. Мой рот словно физически не мог искривиться в улыбку.

Обед заканчивался – приближалось начало четвертого занятия. Я почти целый час перемены пыталась опросить народ. Но добилась лишь того, что на меня поглядывали, как на сумасшедшую. Острее, чем всегда, я ощутила себя изгнанницей.

Качаясь с пятки на носок, я задумчивым взглядом смотрела на выход из столовой. Я стояла чуть поодаль, так, чтобы не перекрывать вход. Не хотелось бросаться в глаза. Но, кажется, все и так меня запомнили.

Заметив, как из столовой выходят парень и девушка с волосами цвета шоколада, я дождалась, пока они спустятся с крыльца, и свернут в мою сторону. Затем нагнала их, стараясь улыбаться.

– Что вам известно про выборы ректора? – спросила я.

Вопрос натер на языке мозоль. Но, к счастью, это был последний раз за сегодня, когда я его задала.

– Что? – сказала девушка. – Какие выборы?

Это было уже что-то. Я приосанилась.

– Выборы ректора. Ежегодное мероприятие, во время которого студенты голосуют, чтобы решить, кто станет ректором Академии на будущий год.

Парень и девушка переглянулись. Мне это не понравилось.

– Не было такого, – сказал парень.

Я нахмурилась. Парочка не стала прояснять мне ситуацию, так что я спросила:

– Что это значит?

– В Центральной Академии нет никаких выборов ректора, – пояснил парень.

Пару секунд я молчала, а потом спросила:

– А вы бы хотели, чтобы они были?

Парень и девушка снова переглянулись. Меня это начало раздражать. Словно друг без друга они не могли принять решение.

– Пожалуй, да, – сказала девушка, сделав выводы из размышлений их коллективного разума. – Только вряд ли такое возможно. Раз уж ректором стал огненный, вряд ли он позволит главенствовать другой стихии. Даже если ректор сменится, то скорее всего снова на кого-то из Огня. И если так, то разве не все равно, кто именно им будет?

Я покусала губу. Этот настрой мне не нравился. Впрочем, каким еще ему быть с такой стихийной социализацией?

– А что, если я скажу, – начала я, выдумывая на ходу. – Что выборы на самом деле существуют, просто их никто не проводит?

Прежде, чем они снова переглянулись, то есть запустили размышления коллективного разума, я продолжила:

– Вы на каком курсе?

– Второй, – ответила девушка.

– А ректор наш сколько лет на посту?

Они снова переглянулись, так что я едва не взвизгнула. Только на этот раз оба не пришли ни к какому выводу. Зато пришла я и заговорила:

– Я вам скажу. Десять. Десять лет. За это время все, кто помнят о том, что в Академии были выборы, уже закончили ее. Ректор этим воспользовался. Он отменил студенческое голосование, и просто каждый год назначает сам себя. Как вам такое? А?

Полная надежд на понимание и сотрудничество, я переводила взгляд с одного на вторую. Они широко улыбались. Я обрадовалась – подумала, что это они так меня поддерживают. Но чем дольше я смотрела на них, тем сильнее убеждалась, что это взгляд не поддержки, а сострадания.

– Нет, правда! – воскликнула я. – Нам просто нужно выдвинуть других кандидатов, провести голосование и…

– Удачи, – бросил парень и, схватив девушку под локоть, быстрым шагом направился в сторону корпусов.

Девушка уже на ходу улыбнулась мне с извинением, и отвернулась прежде, чем я успела открыть рот.

Я смотрела, как их силуэты становятся все меньше, сливаясь с побагровевшим виноградом на стенах учебных корпусов, бурой палой листвой, и посеревшим с приближением вечера воздухом.

Еще пара секунд, и я почувствовала на глазах слезы. Хотя мне стало жутко досадно, они были результатом не печали, а ветра. Поганого, холодного октябрьского ветра, который не сулил ничего, кроме приближения зимы.

Сжав руки в кулаки, я топнула, и, не сдержавшись, рыкнула. Выглядело глупо. Я понадеялась, что этого никто не заметил. Но, разумеется, зря.

– Что за хищнические замашки? – спросил кто-то за спиной. – Неужели общалась с кое-кем плотоядным?

Я резко развернулась, но сзади уже никого не было. Тогда я встала прямо и наконец-то заметила того, кого уже различила по голосу. Этот парень, Киса, как же он меня заколебал!

Он вечно ко всем приставал. Не только ко мне, а, кажется, абсолютно ко всем в Академии. Я ненавидела, когда он подкрадывался сзади, и словно бы случайно пугал меня. Я трусила, и вскрикивала, чего очень стыдилась. Предупредить это было невозможно – шаги Кисы оказывались бесшумными, словно вместо ступней у него были мягкие подушечки.

– Закройся, – сказала я.

– Грубиянка, – обиделся Киса.

Прежде, чем я успела поспорить, он сказал:

– Ты почему сегодня весь обед выпытывала у людей про ректорские выборы?

Поджав губы, я мысленно чертыхнулась. Неужели я была прямо настолько заметной? Хотя этот Киса – он все про всех знает. Так что неудивительно, что от него не скрылась моя предвыборная кампания.

– Собираю голоса, – брякнула я.

Киса понял все буквально. Он посмотрел на мои пустые руки, которые я тут же сунула в карманы юбки, и сказал:

– Вижу, безуспешно.

Я цокнула языком, и устремилась к корпусу. Конечно, Киса припустил за мной.

– Я только начала… – сказала я. – И вообще, что тебе за удовольствие ходить за мной? Иди к своей… Как ее? Подруга твоя.

Киса либо не понял, либо сделал вид, что не понял. Он умолк, и ступал так тихо, что, задумавшись, я на какой-то миг решила, что иду сама.

Оказалось, все гораздо проще, чем я думала. Свергнуть нынешнего ректора можно вполне себе законным путем. Неужели он настолько самоуверенный, что без зазрений совести скрывает такую важную информацию, как перевыборы? Это… нечестно. Впрочем, откуда бы у Лео было такое мнение о мухлеже, если бы подобным не промышлял его папочка?

– Тебе стоит поучиться с людьми общаться.

От голоса Кисы я вздрогнула. Впрямь забыла, что он здесь. Я замерла, и он тоже замер. Студентов на улице, кроме нас, осталось совсем немного. Если мы с Кисой сию секунду не бросимся в аудиторию, то опоздаем на занятие. Но это сейчас парило меньше всего.

– Очень смешно, – сказала я, наблюдая, как промозглый ветер гонит по земле темно-оранжевый, почти коричневый лист. – Ты, как Земля, должен меня понять – общение, это не то, в чем я сильна.

Когда лист шлепнулся в лужу, мне стало не за чем наблюдать, и я подняла взгляд на Кису. Тот улыбался уголком рта. Еще чуть-чуть, и, как мне думалось, покажется белый клычок.

– Ну так найди того, кто силен, и заставь его содействовать. Как будто принуждать других делать то, что угодно тебе – у тебя хорошо получается. Не правда ли?

Потом Киса, не дав мне ответить, развернулся, и, сунув ладони в карманы, поплелся к корпусу. Я недолго постояла. Но уяснив, что такой глухой тишина может быть лишь во время занятия, я бросилась к учебному корпусу.

Глава 5

Кира

Кира недоумевала: Тассия тоже была Землей, но взбираться по лестнице у нее получалось куда лучше. Она делала это без отдышки, и без желания расплакаться к пятому лестничному пролету.

– Ну пожалуйста! – молила Кира. – Я могу быть полезной, клянусь!

Тассия слушала ее с легкой улыбкой. Такой удостаивают маленьких глупых детей. Кира знала это хорошо, ведь частенько смотрела так на своих младших брата и сестру. Особенно когда они просили у нее то, что Кира давать не собиралась. Ровно как сейчас Тассия.

– Нет, – сказала она в сотый раз. – Команда давно сформирована. Поверь, если бы я хотела тебя в ней видеть, то пригласила бы еще в сентябре.

Кира остановилась на миг, чтобы запрокинуть голову и беззвучно пробормотать проклятия. Эта упрямая Тассия не зря была Тельцом. Практичная и непоколебимая. Первое проявилось в том, что она, лидер команды Земли, не хотела брать в нее Киру, которую еще не видела в деле. Хотя у них было много совместных занятий, Кира ни разу не участвовала в соревнованиях Академии, просто потому что не училась в ней. Поэтому Тассия не хотела рисковать. Второе Кира уловила еще на первой минуте разговора. Что бы она ни говорила, как бы ни маслила – на Тассию ничего не действовало.

– Ну хорошо, – сказала Кира, в который раз нагнав Тассию. – А если я заменю кого-то в команде? Какое-нибудь слабое звено. Неужели такого нет?

Тассия скосила на нее глаза – даже не расщедрилась на полноценный взгляд.

– Везде такие есть, – сказала она, и Кира на миг возликовала. – Но даже самый слабый из наших будет посильнее тебя.

Тут Тассия все же посмотрела на Киру. Лучше бы этого не делала – заметила, как Кира ее перекривляет.

– Поверь мне, Тассия, – заговорила Кира, надеясь, что чем быстрее она переведет тему, тем скорее Тассия забудет ее клоунаду. – Я знаю, как справляться с испытаниями, которые будут в этом году.

Тассия поджала губы и хмыкнула.

– Уверенность это хорошо. Но еще лучше, когда она хоть на чем-то строится.

Она кивнула Кире, как бы прощаясь, и двинулась по коридору. Когда она нажала на ручку двери в свою комнату, Кира сделала последнюю попытку:

– Ну а кого ты возьмешь на замену, если кто-нибудь из команды не сможет принять участие в соревнованиях? Заболеет, или упадет с лестницы и сломает ногу?

Тассия обернулась на Киру, и та увидела, как округлились от ужаса ее глаза. Тогда Кира поняла, какой ужас сморозила.

– Нет, нет! – воскликнула Кира. – Я не то имела в виду! Какой кошмар, Тассия, я бы не стала никого калечить! В смысле, нарочно…

Последнюю фразу Тассия уже не слышала. Хлопнула дверью прямо перед носом Киры. Та недолго постояла перед ней. Потом сделала шаг назад, и еще один. Влетела в кого-то спиной, но не извинилась, и даже не обернулась.

Надо было что-то выдумывать. Кира захотела участвовать в соревнованиях, едва услышала о них. Кому, как не ей, абсолютной отличнице, удастся разгромить всех соперников? Но все же Кира надеялась, что соперники окажутся достойными, и победить их будет не так-то просто.

Побороться и выиграть на факультетских соревнованиях – вот что разгонит скуку. Конечно, в Центральной Академии было, чем заняться. Да и Кире расслабляться не стоило, все-таки у нее была своя цель. Но это походило на пытку – каждый день с понедельника по субботу, с утра и до самого вечера просиживать в аудиториях. Да, соревнования скрасили бы это уныние.

Кира двинулась по коридору и наконец-то добралась до комнаты 437. Первым делом она хотела стянуть этот клятый сарафан – шерсть кусалась, ведь Кира была в тепле уже минут десять. К тому же взбиралась по лестнице, из-за чего вспотела.

Закрывая дверь, она потянулась к завязкам. Но опустила руки, когда развернулась, и увидела, что не одна в комнате.

На вечно развороченной кровати Аски, упираясь ступнями в красных носках, которые совершенно нелепо смотрелись с коричневой формой, лежал Киса. Кира почти не удивилась. Иногда ей казалось, что в Академии несколько таких Кис. Или что кроме стихийной магии он владеет искусством клонирования. О, это многое объясняло бы. Например, то, как он все про всех узнает.

– Привет! – воскликнул он.

Киса радовался Кире. В отличии от Аски. Она сидела в углу, занимая едва ли больше места, чем подушка. Это если не учитывать волосы, которые растеклись темными ручьями по постели. Из-за них издалека казалось, что кровать потрескалась.

Голова Кисы лежала на коленях Аски, и она понемногу перебирала его пряди. Киса едва не мурчал. Особенно когда заметил, что у него появилась еще одна зрительница.

– Что-то ты сегодня не радостная! – сказал он неуместно счастливым тоном.

– Ничего нового, – добавила Аска.

Кира уже приучилась ее игнорировать, так что делала это на автомате, без зазрений совести.

Она оседлала стул задом наперед. Сложила руки на спинке, и опустила на ладони подбородок. Кисе пришлось приподняться на локте, чтобы видеть ее.

– Я хочу принять участие в соревнованиях, – сказала Кира. – Но эта сука Тассия не берет меня в команду.

Киса так дернулся, что Аска едва не свалилась. Она айкнула и принялась вытягивать свои волосы из-под него. Киса быстро извинился, и запричитал:

– Брось, Кирочка, это ниже твоего достоинства!

Поджав губы, Кира покачала головой. Может, Киса думал, что он так ей льстит. Но на деле Кира чувствовала себя лишь ущербней. Она всегда была сама по себе, и тут первый раз в жизни захотела в команду. Думала, что делает большое одолжение. Но оказалось, что команда ее брать не хочет.

– Откуда тебе знать? – спросила Кира.

Она имела в виду, что Киса не так уж хорошо успел ее выучить, чтобы знать, как расположены соревнования относительно ее достоинства. Но он, как обычно, понял все по-своему:

– Потому что я сам в команде.

– Что? – воскликнула Кира. – Какого черта? Как насчет твоего достоинства?

– С моим достоинством все в порядке, – сказал он и как-то нехорошо посмотрел на Аску.

Та предпочитала делать вид, что кроме нее никого в комнате нет. Она стянула со стола пилочку и принялась рихтовать свои ногти, которые логичнее было называть «когти».

– Мне в соревнованиях участвовать не стыдно, – продолжал Киса, наблюдая за пилкой Аски. – Потому что я в этой грязи уже четвертый год. А тебе незачем пачкаться… Да и ты пойми – единственное, что я там делаю, это стараюсь никому не мешать.

Едва умолкнув, Киса схватился за кончик пилочки одним стремительным движением. Аска шлепнула его по ладони, и, медленно вытянув пилочку из хватки Кисы, повернулась, и продолжила заниматься ногтями.

Кира смотрела на эту сценку, но ничего не видела. Думала. Потом сказала:

– Киса, так ты не в восторге от соревнований, да? Может, хочешь, чтобы тебя кто-нибудь заменил?

Киса не отвечал – пилочка снова увлекла его. Аска отчаялась привести ногти в порядок, и теперь просто игралась с Кисой, размахивая пилкой, пока тот пытался ее поймать.

Киру все это ужасно раздражало. Ей надо было решить вопрос.

– Киса! – воскликнула она.

– Что?

Он вдруг совершенно перестал интересоваться пилкой, и глянул на Киру так, словно только заметил ее присутствие. Аска не успела сориентироваться. Поэтому со следующим взмахом зарядила Кисе по лбу. Тот лишь моргнул.

– Можно я пойду на соревнования вместо тебя? – сказала Кира.

Она уже приготовилась рассказывать Кисе, почему она справится лучше него. Может, у Киры не было его ловкости, но она быстрее схватывала, и верила, что скорее сориентируется при непредвиденных обстоятельствах, какими были соревнования.

Однако, Киса сказал:

– Да пожалуйста, – и продолжил хвататься за пилочку, хотя Аска больше ею не махала.

Кира несколько секунд молчала. Потом сказала:

– Что? Так просто?

– Ну а что же? – ответил Киса, больше не глядя на нее. – Я не жадный. Уже три раза участвовал. Почему бы в этом году не уступить место прекрасной даме?

На «прекрасную даму» не отреагировали ни Кира, ни Аска. Обе знали: Киса так называет всех, даже некоторых парней. Так что можно не ревновать.

Кира вскочила, чтобы поведать эту радостную новость Тассии. Может, стоило подождать, пока та остынет после их разговора. Но Кира хотела поскорее покончить с этим вопросом, и с чистой совестью приступить к подготовке.

***

День был удивительно солнечным, как для второго ноября. Кире это не нравилось. Раз повезло с погодой, значит, не повезет с чем-то другим.

Солнце слепило так, словно за сегодня должно было выдать все лучи, которые не успело потратить за летний сезон. Кира щурилась, но продолжала смотреть в небо. Ведь даже слепнуть от солнца было приятнее, чем глядеть на Тассию.

– Команда, – повторяла она. – Мы одна команда. Соревнования – это командная работа. По одному не справимся. А вместе мы сила.

Кира закатила бы глаза, но те уже так болели от света, что не хотелось мучить их еще больше. Вместо этого она перевела взгляд на Тассию, и, дождавшись, когда зрение восстановится, сказала:

– Один вопрос: можно чуточку меньше пафоса?

Тассия сощурилась, отвернулась, и больше не смотрела на Киру. Она продолжила вдохновлять нехитрыми речами остальных участников команды. А Кира тем временем закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях – пыталась хоть так скрыться от гомона.

Провожать участников на первый этап собралась целая толпа. У соревнований зрителей не будет – это не стадионное мероприятие, и наблюдающих просто некуда посадить. Да и длиться прохождение всех этапов будет несколько часов.

Конечно, были шустрики, которые проходили соревнования за час. Абсолютный рекорд несколько лет назад поставил какой-то огненный – прошел все этапы за тридцать девять минут, четырнадцать секунд. Но, как Тассия повторила уже миллиард раз, скорость не главное, главное – добраться до конца полным составом.

Суть у соревнований из года в год была единая – пройти четыре этапа, каждый из которых это представление какой-то стихии. Следовательно, если этап представлял твою стихию, тебе его пройти легче, чем соперникам. Победит та команда, из которой до финиша доберется больше человек.

Кроме того, каждый год вводилось дополнительное условие, которое осложняло прохождение. Оно было секретным. Ко всему можно подготовиться – но нельзя подготовиться к неожиданности. Так что именно из-за этого условия сыпалось большинство игроков.

– Если мы будем держаться вместе, то нас будет труднее победить, вы это понимаете?

Тассии никто не ответил. Причем не потому, что не восприняли ей всерьез. Просто народ был сосредоточен. Несмотря на сонный вид, Кира видела: ребята настроены решительно.

Всего их было восемь. По идее с каждого курса по два человека – но это не было правилом. Например – Кира была уверена – в огненной команде с четвертого курса будет пять человек. Кира даже знала, каких именно.

– Кира?

– Что? – спохватилась она.

– Ты меня услышала?

Кира закивала, больше не пытаясь грубить Тассии. Она и так озверела, когда узнала, что Кира добилась участия. Но что ей было делать? Все-таки главное условие приема участника – это его желание. Не так много земляных хотели присоединиться к этому мероприятию. У Огня на участие в команде было даже свое отдельное соревнование. А Земля подобным особо не интересовалась.

Тассия еще что-то сказала, но Кира услышала лишь последнее ее: «идемте». Нехотя поднявшись, Кира затянула резинку на волосах, и поплелась за остальными к центру площади.

Народ все гомонил. Кира не понимала зачем он собрался. Все равно никакого шоу не будет – они просто зайдут в это огромное каменное сооружение, и выйдут… а где выйдут, Кира не догадывалась. Все этапы создавались специально для соревнований. Как и где они существуют – Кира не знала. Это была такая тонкая стихийная магия, что Кира не посягала даже на то, чтобы ее понять. Все участники знали: ничего плохого с ними не случится. Это просто игра. Сгореть, утонуть, удушиться, или быть погребенным там – это не то, что умереть по-настоящему. Хотя, как заверял Киса, приятного в такой смерти мало.

Играла веселенькая музыка, которая сменилась фанфарами, едва Кира попыталась в нее вслушаться. Было неясно, откуда она доносилась. Впрочем, Кира не забивала себе голову размышлениями над такой ерундой. К тому же громче музыки ревела толпа. Кира пыталась найти в ней Кису, но тот так яростно болел за свою стихию, что, наверное, уже на ногах не держался, хотя еще полудня не было.

Все четыре команды стояли рядами, образовывая квадрат, контур которого прерывался по углам. В середине стояли четверо преподавателей – от каждой стихии по одному. От Огня был, конечно, ректор.

Дожидаясь, когда фанфары отыграют, Кира рассматривала противников. Многих она не знала в лицо. Даже в своей команде Кира выучила имена лишь потому, что провела с участниками немного времени, когда готовилась к соревнованиям.

А вот из команды Огня Кира знала целых пятерых. Никто иной, как Лео и компания. Кира ожидала их увидеть, поэтому не удивилась, не расстроилась, и уж тем более не обрадовалась.

Хотя не стоило так делать, Кира вглядывалась в Лео. Он переговаривался с соседями. Ее взгляд он не замечал долго, а когда наконец-то глянул в ее сторону, Кира отвернулась.

– Дорогие учащиеся! – начал ректор. – Участники нашего сегодняшнего соревнования, а также болельщики и болельщицы! Объявляю начало ежегодных факультетских соревнований. Как вы помните…

Дальше Кира не вслушивалась. Ректор напоминал правила, и заводил интригу по поводу особого условия, того самого, которое каждый год менялось, и, вроде как, еще ни разу не повторилось.

– … кроме того, – продолжал ректор. – Каждый участник будет под, так называемым, незримым наблюдением преподавателей всех стихий. Заклятие будет вашим щитом, и вашим врагом. Благодаря нему вам нечего бояться физических увечий. Хотя в миг их нанесения, конечно, будет больно, так что не подставляйтесь…

Кто-то захихикал, но Кира этого энтузиазма не разделяла. Она не хотела калечиться, пускай даже ненадолго. Она хотела выиграть. Только и всего.

– Также это заклятие гарантирует, что, нарушив особое условие, вы мигом будете исключены из игры. Не пытайтесь обмануть. За все года проведения соревнований это еще никому не удалось.

Далее были напутственные слова. Их Кира пропустила. Думала, что же там за условие. Исходя из того, что знала она, и что говорила Тассия на тренировках, это будет какое-то физическое ограничение. Не очень здорово. Впрочем, на свое физическое воплощение Кира никогда не надеялась. Все-таки ее козырем был ум.

Когда ректор закончил, шеренги участников повернулись в колонны, и двинулись ко входам в строение, где начиналось соревнование. Высокое и каменное, на Киру оно навевало тоску.

Соревновательный дух главенствовал в Кире. Быть во всем лучшей – вот что приносило ей наслаждение. Но сейчас, зевая и переминаясь с ноги на ногу, Кира подумала, что лучше бы она вместо всего этого еще немного поспала. Занятия отменили из-за соревнования. Так что освобождался целый день.

Однако, подумав, как приятно будет размазать огненных, Кира воспряла. Снова глянула на их ряд, но те не обращали внимания на других.

Шеренги теперь представляли собой очереди. Во главе каждой стоял преподаватель. Тот, что был у Земли, ненадолго касался указательными пальцами закрытых глаз участников. Невысокий дядечка, который вел теорию знаков, улыбался каждому из команды своей стихии, и желал удачи.

Его касания никак не ощутились, хотя Кира ожидала как минимум покалывания. Когда прошла ее очередь, она глянула на остальных преподавателей. Они занимались тем же. Кира нахмурилась. Она думала, каждый преподаватель отметит свою часть тела. Но все сосредоточились на одной.

Открыв глаза, после того как их коснулся ректор, Кира ждала, что он скажет что-то особенное для нее. Ректор ведь должен был ее запомнить. Но тот сразу потянулся к следующему участнику. Все-таки не запомнил. Кира подумала, что это очень хорошо. Она не хотела запоминаться. И хотя считала себя личностью выдающейся, выделяться не любила.

Только когда вся команда собралась у входа, Кира почувствовала что-то типа тревоги. Она смотрела на своих союзников, и те тоже смотрели друг на друга и на нее. Молчали. Даже Тассия. Едва Кира этому обрадовалась, та заговорила:

– Глаза, да? Они что-то сделали с нашим зрением…

Ей никто не ответил. Не успел. Потому что, разведя руки, снова заговорил ректор:

– Действие особого условия начнется, едва вы зайдете… Удачи всем!

С пожеланием он резко свел руки – вместе с хлопком распахнулись двери строения. Вопреки ожиданию, оттуда не дохнуло сыростью.

Кажется, чуть громче заиграла музыка, словно чтобы скрыть тревожный стук сердец соревнующихся. Кира сжала кулаки и, дождавшись, пока в строение зайдут все из ее команды, сама шагнула внутрь. Когда она обернулась, дверь уже была закрыта.

Каждая команда заходила со своего входа, поэтому сейчас, оказавшись внутри здания, Кира видела только своих. Семь приземистых человек с волосами оттенков от осенних листьев до горького шоколада. Семь студентов из Земли со второго по четвертый курс. Семь олухов, с которыми Кира не собиралась иметь ничего общего.

Они слушали Тассию, которая считала своим долгом утвердить каждый шаг каждого участника. Кира была уверена: такая увлеченная, Тассия не заметит, как она свинтит. Но услышала ее окрик, сделав всего три шага.

– Ты куда? – воскликнула Тассия.

Кира услышала панику в ее голосе. Это хорошо. Значит, не одна Кира чувствует себя здесь неуютно.

– Выполнять задание, – ответила она, словно Тассия не понимала именно это.

Отвернувшись, Кира припустила вдоль стены. Но не разгонялась – знала, что разговор еще не закончен.

Внутри строение было не таким жутким, каким Кира представляла его. Но находиться здесь ей все-таки не нравилось. Поскорее бы пройти этот этап… Впрочем, вряд ли остальные окажутся более приятными. Хотя кто знает?

Высокие стены уходили так высоко, что Кира не видела потолок. Было светло, но как в пасмурный день. От стен не веяло холодом, что ожидалось по их виду. Можно было прикоснуться и проверить. Но Кира пока не рисковала притрагиваться здесь к чему бы то ни было.

– Стой!

Кира послушалась.

– Да? – сказала она, развернувшись.

Тассия щурила свои и без того узкие глаза. Остальные участники смотрели на Киру примерно так же. Только, может, ненависти в их взглядах было поменьше.

– Что это за фокусы? – спросила Тассия.

– Я еще ничего не сделала…

Может раньше Тассия держала Киру за дурочку из-за ее дурацкой привычки постоянно такой прикидываться. Но теперь она Киру раскусила, и смотрела на нее как на проблему.

– Только не говори, что хочешь уйти и проходить этапы в одиночку.

Кира промолчала.

– Ну? – воскликнула Тассия. – Почему ты молчишь?

– Ты же сказал не говорить, если я хочу…

У Тассии такой вид сделался, что Кира не сдержалась и прыснула со смеху.

– Так и знала, что принять тебя было плохой идеей. Соревнования едва начались, а ты уже создаешь проблемы.

Кира пожала плечами, все еще улыбаясь. Чем хорошо быть источником проблем – не тебе их решать.

– Ты не можешь уйти.

– Уже ухожу, – сказала Кира.

Она повернулась с намерением больше не останавливаться, и пошла по коридору.

– Стой! – кричала Тассия. – Кира, стой! Твое поведение эгоистичное!

Кира не обращала внимания. Уже сосредоточилась на изучении обстоятельств, в которых оказалась. Почти решилась коснуться стены, ощутить ее шероховатую и наверняка холодную поверхность. Но замерла с занесенной рукой, когда услышала:

– Особое условие как-то связано со взаимодействием с соперниками! Говорю тебе, чтобы ты сразу не продула, раз уж ты не собираешься с нами проходить.

Несколько секунд было тихо. Ни шума ветра, ни шагов, ни сдавленных голосов – только напряженная тишина. А потом шаркнули подошвы – это Кира двинулась дальше.

– Я знаю, – сказала она, не разворачиваясь.

И бросилась за ближайший поворот.

Вслед ей ринулись крики и ругань, которые быстро стихли. Кира не поняла – это потому, что она зашла за поворот, или потому что ее коллеги отчаялись до нее достучаться. Скорее второе. Потому что, прислушавшись, Кира услышала топот их ног. Они пошли в противоположном направлении.

Оказавшись в этих стенах совершенно одной, Кира снова почувствовала тревогу. Но тут же прогнала ее. Все-таки в одиночестве лучше думается… Да и вообще, в одиночестве абсолютно все делается лучше.

Кира шла медленно – осматривалась и прислушивалась. Она даже осмелилась коснуться стен, и те оказались… никакими. Просто камень, который и камнем не ощущался. Немного фактурный, но ни теплый, ни холодный. Никакой.

Минув несколько поворотов, Кира решила чуть сдать назад. Отчего-то ей показалось, что на предыдущей развилке нужно было повернуть не вправо, а влево. Только вот прошагав назад, она поняла, что понятия не имеет, откуда пришла. Одинаковые стены, одинаковых коридоров сливались в одинаковую картинку. Нет, Кира не заблудилась.

С самого начала она догадалась, что попала в лабиринт.

Поэтому шагала, держась правой стороны. Поворот, еще один, и еще… Ничего не происходило. От этого тревога росла. Уж лучше бы Кира слышала, как за ней гонятся, или видела соперников. Было бы интереснее. К тому же, когда занимаешься делом, не остается времени на мысли о том, как тебе страшно.

Кира брела, касаясь ладонью стены. Думала о том, что завтракать стоило не так плотно, что на следующей неделе занятие по взаимодействию, к сожалению, с Ором, что в воскресенье она все-таки выспится, что гораздо веселее было бы сейчас висеть где-нибудь с Кисой, что очень хотелось спать, ведь эта теплая стена напоминала матрас, пусть и очень жесткий каменный матрас…

Тут Кира замерла. Что-то было не так – что-то изменилось. Значит, под вопросом ее безопасность. Она замерла и прислушалась.

Откуда-то слышались шаги. Кира прижалась к стене всем телом, боясь выглянуть за поворот. Зрение. Взаимодействие с противником. Уже можно было вывести особое условие. Но Кира пока не смела на него полагаться, потому что еще не проверила его.

Вслушиваясь, Кира поняла, что ее так напрягало. Стена. Чем дольше Кира к ней прижималась, тем горячее она становилась. И дело явно было не в тепле ее тела. Вместе с тем, что Кира слышала шаги, нагревание стены значило лишь одно – приближается кто-то очень теплый. Даже горячий.

Кира раскинула руки и, ненадолго посвятив себя ощущениям, двинулась в ту сторону, где, как ей показалось, стена не такая теплая. Завернув за угол, она остановилась и снова прислушалась. Снова шаги, но теперь вместе с ними зазвучали голоса. Кира зажмурилась и втиснулась в стену, надеясь, что ее не заметили.

– Эй! – услышала она. – Земля!

Голос был знакомым и девичьим. Кира точно слышала его, но где – вспомнить не могла. Наверняка на занятии, где же еще?

Сердце Киры стучало уже в ушах. Она ощущала этот клекот так явно, что боялась, как бы его не заметили новоприбывшие. Конечно, Кира не откликалась. Очевидно, что звали ее. Но ведь не обязательно, что она услышала, правильно?..

– Что тебе надо?

Новый голос Кира тоже знала – это был земляной из команды. И он зачем-то решил взаимодействовать с соперницей. Впрочем, если она к нему обратилась, значит, и ему бояться нечего, ведь так?

– Хочу, чтобы ты выбыл, – сказала девушка.

– Надо же какое совпадение, – ответил земляной. – Я тоже этого хочу.

– Тогда предлагаю не тянуть, и начать поединок. Где ты? Покажись!

Стена раскалялась с приближением этой девушки. Получается, она Огонь. Интересно, как лабиринт отмечает приближение земляного? Или Кира их не чувствует, потому что сама такая?

Или лабиринт вообще на них не реагирует?

– Неужели трусишь? – сказала огненная, и Кира услышала в ее голосе улыбку.

Потом были шаги. Стена пекла так, что Кире больше всего на свете хотелось отойти от нее. Тем не менее она не двигалась – даже глаза не открывала.

Шаги перешли в бег, потом в резкое торможение – Кира услышала, как отскочили мелкие камешки из-под ног бегуна. Судя по всему, это был земляной, которого взяли на понт, обозвав трусом.

Затем Кира услышала мерзкий звук – смех огненной. Ему отозвалась сдавленная ругань земляного, хлопок – но слишком громкий, как для ладоней – и… все.

Кира старалась даже не дышать – так ее точно не слышно. Только вот сердце колотилось от страха неизвестности с такой силой, что его стук должен был эхом расходиться от стен по всему лабиринту.

– Минус один, – сказала огненная.

И куда-то направилась. Шаги становились все тише. Только перестав их слышать, Кира поняла, что стена охлаждается. Она открыла глаза, но тут же закрыла, ослепившись, хотя свет в лабиринте был не ярким. Кира поморгала, привыкая, и наконец оттолкнулась от стены.

Несколько секунд она просто стояла, осознавая, что произошло. Огненная, судя по ее последним словам, исключила земляного из игры. Но Кира не слышала драки. Он просто… исчез. Что сделал не так? И почему огненная не выбыла, если делала то же, что и он? Да и к тому же, почему Кира не выбыла? Она ведь ее слышала…

Но не видела.

На всякий случай Кира приложила руку к стене – вдруг огненная вернется за ней? Но та ее не заметила. Как это могло произойти, Кира не понимала. Кажется, лабиринт ощущал, человек какой стихии двигался коридором. И давал подсказку. Только вот на нее, Киру, он не реагировал. И на ее коллегу тоже. Значить это могло только одно: лабиринт – это этап Земли. То есть для Киры и ее команды он самый легкий.

Готовая в любой миг зажмуриться, Кира двинулась коридором быстрее. Не хотела прийти последней. В том, что она придет к финишу – у Киры сомнений не было.

Она бежала и останавливалась. Бежала, чтобы скорее добраться до выхода. Останавливалась, чтобы прислушаться, и ощутить перемены лабиринта. Раз на огненных стены нагреваются, то как-то отображаются на них воздушные и водные.

Пару раз Кира ощущала, как камни нагреваются. Тогда она возвращалась за поворот, и дожидалась, когда огненные уйдут. В другой раз в лицо Кире дул ветер. Она ему радовалась. Так бегала – что вспотела, поэтому легкий ветерок был как раз тем, что надо. Когда Кира услышала шаги, тот был уже едва не ураганом – хватал за волосы и дергал штанины. Вернуться за поворот Кира не успевала. Но, к счастью, вспомнила зажмуриться. И почти сразу услышала досадливое:

– Вот сука!

А затем отчетливый хлопок. Вместе с ним прекратился ветер – исчез в одно мгновение, как в природе не бывает. Еще немного постояв, опираясь на стену, Кира медленно открыла глаза. Перед ней была лишь очередная развилка, где никто не стоял. Пронесло.

Кто-то выбыл по ее вине? Вероятно, кто-то воздушный. Абсолютно все равно… Это даже хорошо для победы в соревнованиях. Как бы там ни было, Кира вины не чувствовала.

Еще пару раз она ощущала ветер, но больше не подставлялась. Сразу забегала за поворот и дожидалась, пока шаги стихнут. Лишь потом возобновляла путь.

Следующие двадцать минут прошли спокойно. Даже слишком спокойно. Кира шла все медленнее. Не потому что боялась стать заметной из-за топота или сбивчивого дыхания. Нет. Просто Кира утомилась.

Пара пролетов – и она решила отдохнуть. Совсем чуть-чуть. Посидит пару минут, а потом побежит, чтобы наверстать время. Не самый безопасный вариант, ведь на бегу сложнее прислушиваться. Но так Кира скорее достигнет выхода – а оказаться там в тысячу раз безопаснее, чем даже очень тихо красться коридорами.

Она села прямо на землю и оперлась спиной о стену, откинув голову. Закрыла глаза, но не чтобы обезопасить себя, а просто потому, что те устали разглядывать полутень.

Кира ерзала – все ей было неудобно. Земля твердая, стенка сырая и от того холодная. Почти сразу Кира поднялась – отдых явно не задался. Она опустила голову, чтобы отряхнуть штаны, и вдруг услышала:

– Там кто-то есть?

Голос снова был знакомым. Но Кира не спешила обнаруживаться. Она кляла себя, что остановилась, еще и в таком дурацком месте, на Т-образной развилке, и что не заметила, как кто-то приближался.

– Я слышала, как ты прерывисто дышишь… Что, Земля, такая физическая нагрузочка тебе не по зубам?

Соперница засмеялась, а Кира не сдержалась и цокнула языком. Все равно ее уже обнаружили.

– Закройся, Аска, – сказала Кира.

– О! – воскликнула Аска. – Кира! Надо же, я думала, ты первой вылетишь.

Кира не ответила. Она не шевелилась, лишь подняла руку, чтобы коснуться стенки. Ну конечно – та была сырой. Кира ощущала приближение водной, и проигнорировала это. Вот теперь расплачивалась.

Они с Аской стояли, глядя на одну развилку, но стоя в разных коридорах. Кира не смела шевелиться, и Аска тоже.

– Так и будем стоять до утра?

– Я не стою, я лежу, – сказала Кира.

– Правда? – удивилась Аска.

– Можешь сама посмотреть.

Аска шагнула, но тут же спохватилась, и рассмеялась. Кира поджала губы. Она понимала, что такая дурацкая провокация не сработает, но попытка не пытка.

– Думала, я такая тупая, что поведусь?

– Да, – спокойно сказала Кира.

Аска фыркнула. Потом снова коридоры накрыла тишина.

Земляные терпением отличались, водные – нет. Так что первой не выдержала Аска. Она сказала:

– Давай просто обе закроем глаза, и пройдем мимо друг друга этот перекресток, хорошо? Сыграем в ничью.

Кира не ответила.

– Или ты, коза упертая, либо выиграешь, либо сдохнешь?

Кира снова молчала. По голосу Аски она слышала: та начинает беситься. Это было приятно. Стоило того, чтобы тратить тут столько времени.

Потом Кира зашагала обратно по коридору, отдаляясь от Аски. Шла, нарочито громко топая, но прислушиваясь. Аска отозвалась почти сразу:

– Ты ушла?

Кире хотелось ответить: «да», ведь она и правда уходила. Но тогда Аска точно не пошла бы за ней. Кира зашагала тише. Достигнув конца коридора, она шаркнула ногой у поворота, но потом на цыпочках вернулась к развилке, которая хорошо просматривалась с той, где они застряли с Аской. Затем Кира встала в середине перекрестка, раскинув руки так, чтобы ее было хорошо видно.

Все это время Аска пыталась ее дозваться. У нее ни разу не получилось. Кире пришлось немного подождать. Она уже почти отказалась от своего плана. Подумала, что Аска, верно, развернулась и, как сама Кира, решила идти обходным путем.

Но потом Аска все же прошла развилку. Кира стояла с закрытыми глазами, хотя очень хотела их открыть. Увидеть досаду на лице Аски – это было бы незабываемо. Но вместо этого Кира услышала только:

– Какая же ты мразь.

А потом Аска исчезла с громким хлопком.

Кира подождала еще дюжину секунд и лишь потом открыла глаза. В коридоре никого не было, а стены перестали блестеть от влаги. В общем, атмосфера стала приятнее.

Тогда Кира бросилась к злополучной развилке и, свернув в коридор, откуда не вышла ни она, ни Аска, очутилась у высоких двустворчатых дверей. На всякий случай Кира зажмурилась, и лишь затем толкнула створку. Вопреки габаритам и старинному виду, открылись двери без единого звука.

На Киру дохнуло свежим воздухом. Все-таки была в помещении затхлость. Сперва Кира испугалась, что ее настиг кто-то воздушный. Но ветер не усиливался, да и ощущался иначе, чем в лабиринте. Поэтому Кира осмелилась открыть глаза.

От испуга она едва не вскрикнула. Но сдержалась. Лишь отступила на несколько шагов, чтобы быть подальше от одного из своих самых больших страхов.

Стихия навязывала не только внешность и черты характера. Вместо со стихией приходили вкусы, расположенности, таланты, некоторые навыки и, конечно, страхи. Высоты боялись почти все из Земли. Воздушные, наоборот, ее любили. Чего бояться высоты тем, кто может парить? Пускай у этого мало общего с полноценным «летать». Но преодолеть полосу препятствий, которая находится так высоко, что земли не видно, легче всего будет воздушным. Это их этап. А для Киры, судя по тому, как заходилось ее сердце, он будет самым сложным.

На площадке перед резким обрывом она была одна. Вроде бы. Головой вертеть боялась – вдруг натолкнется взглядом на соперника? Тогда вылетит, и получится, что доселе все мучения были напрасными.

Но Кира не слышала голосов, поэтому рискнула оглядеться. Так и было – она стояла одна. Впрочем, вдруг кто-нибудь сейчас покажется из двери лабиринта?

Обернувшись, чтобы смотреть на дверь, Кира недолго подождала. Но никто не вышел – даже шаги не слышались. Кира зачем-то нажала на ручку. Она не поддавалась – значит, вернуться в лабиринт нельзя. Получается, отсюда лишь один выход.

Кира прокралась к краю. Знала, что вниз смотреть не стоит, и все же глянула. Потом отшатнулась, размышляя над увиденным на безопасном расстоянии.

На самом деле размышлять было не о чем. В десятке метров под ногами начиналась белая дымка. Наверное, чем ниже, тем плотнее она становилась. Казалось, что туман холодный и мокрый, как облако. Но скорее всего, упав, Кира не почувствует его касания – сразу исчезнет с хлопком, как Аска и тот земляной.

Тут же Кира прекратила об этом думать. Это бесполезно. Зачем размышлять о проигрыше, если не собираешься выбывать?

Так что, сжав кулаки, Кира подобралась к краю и шагнула на первую ступеньку.

Она и раньше слышала, что все этапы соревнований, хотя содержат заковырки и требуют включать логику, во многом состоят из проверки физических возможностей. А Кира не была спортивной. То есть – если без это никак – Кира пробежала бы сколько нужно. И запрыгнула куда надо. И, наверное, смогла бы пару раз подтянуться. Но только не над бесконечной пропастью.

Мысли о том, как страшно упасть, забирали гораздо больше сил, чем преодоление препятствий. Но Кира справлялась. При этом не смотрела ни вниз, ни по сторонам. Случайно наткнуться взглядом на соперника и выбыть – это было бы даже хуже, чем свалиться.

Ступеньки находились на таком расстоянии друг от друга, что Кира ступала по ним, даже не прыгая. Но чем дольше шла, тем выше и дальше находилась следующая ступенька от предыдущей. Вскоре пришлось перепрыгивать. Потом и этого стало недостаточно. Расстояние между ступеньками увеличивалось. А вот сами они уменьшались – приземляться становилось все сложнее.

Кира замерла перед очередной ступенью. Та находилась в полутора метрах от нее, причем на уровне пояса. Как до нее добраться, Кира не представляла. Попыталась дотянуться рукой, но не то, что не зацепилась – даже не коснулась ее.

Ветер трепал ее волосы, и Кира перетянула их из полухвоста на верхнюю половину волос, в обычный, чтобы не лезли в лицо. Кофту она уже давно заправила в штаны. Наверное, выглядело не очень, но на Киру сейчас никто не смотрел. Кроме, разве что, земляных. Впрочем, Кира не слышала ничего, кроме воя ветра в ушах. Так что вряд ли рядом с ней был хоть кто-то.

Она стояла и смотрела на маленький клочок земли, подобный тому, на котором стояла. Тот был одновременно очень близко, но крайне далеко. Прыгнуть невозможно – разве что Киру подхватит ветер. Но она воздухом не владела, только землей…

Землей. Той самой, из которой сделаны ступеньки.

Выдохнув от облегчения, Кира снова потянулась рукой к ступеньке. Хотела притянуть ее к себе – ведь она, состоящая из земли, должна была ее послушаться. Но ступенька не шевелилась. Кира нахмурилась.

Затем попробовала изменить ее. Немного расширить, чтобы суметь опереться руками.

Тут земля поддалась и Киру накрыло волной облегчения. Заставив ступеньку вытянуться так, чтобы достать до нее, Кира крепко ухватила за край. Затем оттолкнулась, и перенесла на ступеньку сначала одну ногу, а потом вторую.

Очутившись на ней, Кира медленно выровнялась и увидела, что эта ступень была последней. Обрадоваться не успела. Следующее препятствие оказалось еще хуже. Впрочем, как могло быть иначе?

Перед Кирой вытянулась дорожка. Такая тонкая, что на ней было невозможно поставить две ступни рядом. Она уходила куда-то далеко, где ее съедал белый туман. Кира облизнула губы, которые стали совсем сухими из-за этого ненормального ветра. Потом поджала их. Что же, если бы она вовремя заметила, из чего состоят ступени, то преодоление этого этапа было бы для нее еще проще, чем предыдущего.

С этими мыслями Кира, вытянув руки, расширила проход. Дождавшись, когда тот расползется до метра, Кира смело шагнула.

Хорошо, что ее вторая нога еще не оторвалась от предыдущей ступеньки. Едва ступня Киры приземлилась на новое препятствие, земля под ней провалилась. Кира вскрикнула. Шагнув назад, она стала заваливаться. Хотела сделать еще шаг, но ступенька уже закончилась. Махая руками, Кира едва поймала равновесие, и тут же присела, чтобы легче было его удержать. Она оперлась о ступеньку руками, и не шевелилась пока не отдышалась.

Все это время Кира смотрела вперед. В начале дорожки зияла дырка по форме ее ботинка. Земля не выдержала – провалилась. Не удивительно. Кира так расширила ее, что она стала ужасно тонкой. Такая и ребенка не выдержит.

Тогда Кира снова вытянула руки, и под ее желанием полоса перестала быть такой широкой. Теперь в ней было меньше полуметра. Зато толщина увеличилась. Кира попробовала ступить. Полоса опасно хрустнула. Поджав губы, Кира сделала ее еще тоньше. А затем осторожно пошла по ней.

Руки держала вытянутыми в стороны – балансировала. Полоса стала такой, что на нее помещались в ширину ровно три ступни. Примерно такое расстояние Кира и занимала, когда шла. Но сейчас ей все равно было не по себе – все-таки по бокам зияли обрывы. Кира оступалась, когда думала, как ужасно будет оступиться. Однако, это ни разу не закончилось падением.

Чем ближе был финал, тем медленнее Кира шла. Она уже видела небольшую площадку, где передохнет перед последней полосой этого этапа… по крайней мере Кира надеялась, что третья полоса будет последней.

На этапе Воздуха сильнее всего ее заколебал ветер. Во всех смыслах – от него Кира пошатывалась. Не будь здесь пропастей, и не будь ветра, пройти эту жалкую полоску было бы проще простого.

Кира оступилась, когда оставался последний шаг. Соскочила левая нога. Кира снова вскрикнула, но уже после того, как упала на колени, и вцепилась руками в землю широкой площадки – начала последнего препятствия.

Кира осторожно сползла с полосы и развалилась на площадке. Сперва сидела, а потом лежала, накрыв глаза рукой. Солнца не было. Что вверху, что внизу – туман. Но из-за его белизны, свет, откуда бы он ни лился, отражался так, что его было слишком много.

Да и вообще, давненько Кира никого не видела. Ни своих, ни чужих. Либо кто-то где-то затаился, либо Кира катастрофически отстала, либо, вероятнее всего, всем на нее было плевать.

Полежав пару минут, Кира нехотя поднялась. Она и лежа слышала шорох, с каким перемещались платформы. Но до последнего надеялась, что ей это казалось.

Кира видела только одну из них. Она возвращалась каждые полминуты. Рассчитав, когда платформа прибудет, Кира шагнула на нее. Пошатнулась, но устояла. А затем поехала куда-то вверх и вправо.

Кира хотела обнять себя – стало прохладнее. Но предпочла оставить руки вытянутыми, чтобы проще было удерживать равновесие. Туман здесь становился словно бы плотнее. Кира вглядывалась в него, уже не боясь увидеть соперников.

Интересно, как Тассия думала проходить эти этапы в команде? Что в лабиринте, что здесь, держаться одному логичнее, удобнее, надежнее, в общем, лучше.

Радуясь, что проходит соревнования в одиночку, Кира не осознала, что заметила секунду назад. Другая платформа, такая же, на какой Кира стояла, поднимаясь вверх, мелькнула в тумане буквально на пару секунд, а потом скрылась за белой пеленой. Еще несколько мгновений и платформа Киры поехала вниз.

Та чувствовала себя уже вполне уверенно, чтобы топнуть ногой от досады, и не пошатнуться. Но делать было нечего – Кира стала дожидаться, когда дурацкая платформа снова повезет ее верх.

Время тянулось бесконечно долго. Кира замерзала. Натянула на пальцы рукава кофты – но это едва ли помогало.

В следующий раз Кира приготовилась. Ступила на вторую платформу, как только та показалась из тумана. Тут же первая платформа покатила вниз, а Кира поехала вверх и немного в сторону.

Кира больше не понимала, где находится относительно входа в лабиринт. Уехала далеко вправо или немного влево? Или, может, она все это время находилась как раз напротив двери?

Нет, все же лабиринт был приятнее. Да, здесь никого не было – это значило, что ее никто не отвлекал, и не подставлял. Но Кире все равно хотелось поскорее добраться до следующего этапа. Холод. Все этот проклятый ветер, который выдувал тепло.

Кира ехала, всматриваясь в туман. Главное, не переполошиться, увидев следующую платформу. Если так – с большой вероятностью Кира упадет. Уж лучше еще раз проехать туда обратно, чем свалиться, испугавшись, что не успеешь ступить.

– И рас… и два… и три!

Еще на «рас» Кира зажмурилась. Она не ожидала услышать чужой голос. И тем более не ожидала, что его обладатель окажется рядом так резко. Затем был вскрик. Кто-то падал. Наверное. Кира не видела – глаз так и не открыла. Не зная, чем руководствуется, она вытянула руку. Сперва ее сознание решило так сделать, а потом уже задумалось, насколько это правильно.

Ну и самым неожиданным было ощутить на своей руке неловкую хватку чужой теплой ладони. Кажется, случайную. Словно этот кто-то махал руками просто от отчаяния, и встретить чужую ладонь не ожидал так же, как и Кира.

«Неужели огненный?» – мелькнуло в ее голове. Ладонь была такой теплой, что Кира испугалась. Этот этап казался не таким уж сложным, просто очень холодным. Но встретить на этих крошечных платформах соперника… да еще из команды Огня! Это было бы ужасным осложнением.

Впрочем, чем дольше Кира ощущала на себе касание чужой кожи, тем сильнее убеждалась: это не огненный. Их кожа горячее раз в десять. А эта показалась теплой лишь из-за того, что Кира продрогла.

Обо всем этом Кира подумала лишь мельком. Просто мысли перебила одна главная – она начала падать.

Кира попыталась сбросить руку, но ладонь крепко цеплялась за нее. Она разозлилась. Зачем хвататься? Если бы соперник отпустил ее, то упал бы сам. А теперь они упадут вдвоем.

Равновесие потерялось – а Кира все пыталась отнять от себя эту руку. В ушах шумело. Но это уже был не ветер, а, верно, шум крови. Кира так испугалась этой внезапной атаки, что в глазах потемнело бы, будь они открыты.

– Да отцепись! – воскликнула Кира, хотя уже понимала, что даже если ладонь разожмется, она все равно упадет.

Кира успела рыкнуть от злости. А в следующую секунду осознала, что теперь держит не она, а ее.

– Если я отцеплюсь, ты упадешь! – услышала Кира.

Голос был незнакомым, девичьим.

– Еще секунду назад все было наоборот, – пробурчала Кира.

Она бы сказала еще что-нибудь, пренепременно обидное. Но вдруг почувствовала, что ветер помогает ей. Потоки воздуха подтолкнули ее в спину, и вскоре Кира снова стояла обеими ногами на платформе. Хватка поутихла, но чужая рука так и не отпустила Киру. Более того: владелица руки уже держалась второй за плечо Киры. Они почти обнимались. Так что теперь вдвоем с закрытыми глазами, стоя на одной платформе, они ехали вниз.

Несколько секунд обе молчали. Кира пыталась понять, что ей делать. Первым позывом было столкнуть эту девчонку. Но вспомнив потоки воздуха, которые ее подхватили, решила пока так не делать. Не честно. Она и подставила Киру, и спасла – так что пока не понятно, как к ней относиться.

Еще две секунды и Кира услышала:

– Привет! Как тебя зовут?

Голос был бодрым и необычайно счастливым. Кира знала только одного человека, который мог радоваться без причины. Но он сейчас болел за нее в компании других болельщиков в холле корпуса.

– Ты кто? – спросила Кира.

Не любила, когда отвечают вопросом на вопрос. Но редко сдерживалась, чтобы самой так не сделать. Да и собеседница не оскорбилась, а воскликнула:

– Лола! В смысле сегодня… Завтра, наверное, буду кем-то другим… Не знаю. Еще не решила.

Имя могло сказать много. Но сейчас Киру лишь запутало.

Не могла эта девчонка быть Львом. Кира не чувствовала опасности, которая ощущалась всегда, когда рядом был кто-то из Огня. Да и она уже выяснила – ее кожа недостаточно горячая. Да и Кира помнила дружелюбный поток воздуха, который не дал ей свалиться. Так что очевидно: сперва ее чуть не сбросила, а теперь обнимала девчонка из Воздуха.

Платформа сменила направление и стала подниматься. Скоро придется перешагивать на другую. А как это сделать с закрытыми глазами в обнимку с воздушной, Кира не представляла.

Вопросов была тьма, и все важные. Тем не менее Кира задала самый бестолковый:

– Так ты меняешь имя каждый день?

– Нет! – сказала Лола. – Только когда есть настроение.

– А как часто у тебя есть настроение?

– Каждый день!

Кира усмехнулась. Все это было смешно, пока не задумаешься над тем, как же трудно быть Весами. Никакой определенности, никакой решительности. Каждый день что-то новое, и ты даже не знаешь, что именно. Вот даже имя.

– А вчера ты как называлась? – спросила Кира.

Стоять в обнимку было теплее, несмотря на то что Лола была костлявой. Но ветер не стихал, а препятствия сами собой не проходились – так что стоило пошевеливаться.

– Тоже Лола.

– Тогда получается, не каждый день у тебя есть настроение менять имя?

– Ну как же! – воскликнула Лола. – Как-то я меняла имя каждый день на протяжении недели! Недели!

– Да, – пробормотала Кира. – Завидная стабильность, как для Весов.

Лола так увлеклась, что не услышала Киру, и продолжала:

– Если брать выборку из этой недели, то получится, что я меняю имя каждый день. Правильно?

– Правильно, – согласилась Кира.

Спорить и правда было не с чем.

Кира понятия не имела, как им теперь быть. Обеим нельзя открывать глаза, значит, нельзя увидеть следующую ступеньку. Они могли бы попытаться не смотреть друг на друга. Но как это сделать на таком крошечном клочке земли? Лола, например, случайно взмахнет рукой, пытаясь удержать равновесие, пока Кира с открытыми глазами будет искать следующую ступень. Тогда ее взгляд машинально переместится на нее, и Кира продует, хотя Лола не собиралась ее подставлять.

Размышляя, Кира ощутила, как платформа снова сменила направление. Если бы не эта дурацкая Лола, то Кира уже приступила бы к следующему этапу. Наверное. А, может, свалилась бы с последней ступеньки.

– Как нам перейти на следующую ступеньку, если мы ее не видим? – спросила Кира, впрочем, не надеясь на вразумительный ответ.

– Откроем глаза и увидим, – сказала Лола бодренько.

Кира даже хохотнула. Получилось нервно. Хотелось едко ответить «отличная идея», но Кира сдержалась. Все-таки не стоит злить того, кто может просто взять и спихнуть тебя в туманную пропасть.

А может, плюнуть на все, и самой столкнуть Лолу?..

Но Кира тут же отказалась от этого плана. Но не потому что совесть измучила. А потому что Лола отвлекла ее, заговорив:

– Если не хочешь сама рисковать, давай я открою… Только ты тогда не дергайся, ладно? Потому что если ты дернешься, я тоже дернусь, и тогда не смогу сосредоточиться на ступеньке, и нам придется снова ехать туда-сюда, а меня, честно говоря, уже немного подташнивает, под нами, конечно, никого нет, но я все же не хотела бы, чтобы на такой высоте мой желудок…

– Давай короче! – воскликнула Кира, чувствуя, что ступень снова поехала вверх.

– Да, да, конечно! – затараторила Лола. – Извини! Я просто… Да. Короче. Говорю короче.

Кира чуть сильнее сжала плечи Лолы, давая понять, что она на пределе. Впрочем, что плохого она может сделать воздушной в воздухе? Намерение столкнуть Лолу разбилось о логику. Если Лола потеряет равновесие, то подключит ветер, который ее удержит. Предав доверие, Кира станет жертвой. Тогда Лола столкнет ее – и воздух ей больше не поможет.

Нет, не стоит сейчас выводить Лолу. Все-таки она еще может быть полезной.

– Короче, короче, я открою глаза, шагну, и сразу уйду. А потом ты откроешь глаза, шагнешь…

– Откуда мне знать, – сказала Кира. – Что ты уйдешь? Вдруг снова спустишься на ступени, чтобы я тебя увидела и выбыла?

Только сказав это, Кира поняла, что эта мысль глупая. Она еще не видела Лолу, но как-то… по голосу, наверное, или по тому, как та касалась ее плеч, понимала, что Лола не стала бы ее нарочно подставлять.

– Я бы никогда…

Кажется, Лола надула губы.

– Извини, – быстро сказала Кира. – Я просто…

– Да ладно! – воскликнула Лола. – Я понимаю, почему ты так подумала, все-таки мы все здесь соперники, и главная суть соревнований в том и заключается, чтобы пройти этапы, и не дать их пройти другим, но просто я, честно говоря, по приколу во всем этом участвую, так что…

– Я поняла, – перебила Кира. – Давай тогда открывай глаза…

– Если ты все еще мне не веришь, – сказала Лола. – Можешь просто держать меня за руку – я нас перенесу.

– Что? – переспросила Кира, не веря в услышанное.

Лола не унывала, а начала по новой:

– Если ты все еще мне не веришь, можешь просто…

– Это ясно, – сказала Кира. – Просто… Ты можешь перенести нас двоих?

– Конечно! Я шагну, потяну тебя, ты начнешь падать, но ветер тебя подхватит и поставит рядом, но самое главное, чтобы ты не отпускала руку, справишься?

Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому Кира спросила:

– Почему ты мне помогаешь?

Лола не сразу сообразила ответить. Кира не понимала, из-за чего именно она недоумевает. А когда Лола заговорила, недоумевала уже Кира.

– Как же? Ты меня спасла! Перенести тебя всего на одну ступеньку, это меньшее, что я могу сделать! Я бы выбыла, если бы ты не протянула мне руку. Воздух, конечно, помог бы, но я не вернулась бы на платформу без опоры… Кстати, как тебе удалось перехватить мою руку?

Кира не стала уточнять, что это вышло случайно. Она лишь сказала:

– Да, ты права.

– Вот видишь, – сказала Лола. – Ну, погнали!

Кира не успела возразить. Она не ощущала течение времени. С закрытыми глазами, сосредоточенная на словах Лолы, Кира с трудом держала баланс. И то лишь потому, что ее ноги уже словно бы слились с землей.

Одновременно со словами Лола потянула Киру куда-то… куда-то. Вперед, влево, вправо… Может, вообще назад. Кире очень хотелось открыть глаза, чтобы сориентироваться. Но она не рисковала.

Почувствовав, что падает, Кира была почти что рада. Если она продует, то сможет открыть глаза.

Но не успела эта мысль пронестись в голове, как Кира почувствовала, что ее тело подхватил ветер. Хотя воздух был холодным, чувство того, как он обволакивал, было приятным. Словно убаюкивал, но вместе с тем бодрил.

Кира не успела им насладиться, как снова почувствовала землю под ногами. Нет, никакой полет не сравнится с ощущением устойчивой поверхности под собой. Новая платформа еще и не ездила вверх-вниз, ну что за чудо?

– Как полет? – спросила Лола, не выпуская руку Киры.

– Нормально, – сказала она.

Вообще-то «хорошо», даже «чудесно». Но Кира туго соображала – казалось, все адекватные мысли вынес из головы дурацкий ветер.

Кира хотела сесть. Хотя бы ненадолго. Просто привыкнуть к ощущению твердой земли, которая никуда не едет. Но Лола тянула ее за руку, приговаривая:

– Давай-давай! Осталось только в дверь зайти…

Осознав, что войдут они вдвоем, Кира остановилась, не отпуская руки Лолы, поэтому замерла и она.

– Что? – спросила Лола.

– Если мы обе зайдем, то и на следующем этапе очутимся вдвоем. Тогда, может, стоить зайти раздельно?

Лола молчала. Соображала. Кира чувствовала, что она не преуспевает в этом, и потому объяснила:

– Я так поняла, что дверь выкидывает в разные места, чтобы мы толпой не бегали по этапам. Один заход – одно место. Так что, если мы сейчас зайдем вместе, то будем и на следующем этапе мешать друг другу.

Снова ненадолго воцарилась тишина. А потом Лола уверенно сказала:

– Ты мне не мешаешь.

Она как будто обиделась из-за такого заявления. Кира не знала, как отвечать. С одной стороны, она не хотела, чтобы ей мешались. Но с другой… Хотела бы Лола ее подставить – уже сделала бы это. Но пока она лишь помогала. Кажется, ей можно доверять. Наверное. Или она до сих пор ждет подходящий миг…

Лола, наверное, подумала, что молчание – знак согласия. Все-таки лица Киры она не видела, раз еще не исчезла. Не дожидаясь ответа, Лола неслышно щелкнула ручкой двери и, втянув туда Киру, заскочила за ней.

Не успев возмутиться, Кира почувствовала под ногами песок. Да и ветер оборвался. Все это было так стремительно и неожиданно, что Кира открыла глаза.

Солнце било в лицо нещадно. На самом деле светило оно не слишком ярко, и не слишком тускло. Просто Кира долго держала глаза закрытыми – да и не ожидала, что откроет их так скоро.

– Вода, – сказала Лола.

Вытирая слезы, Кира и забыла, что не одна перешла на следующий этап. Она снова жмурилась, думая, какую глупость совершила, открыв глаза. Но, к счастью, пронесло.

– Где? – спросила Кира.

Сама она тоже успела ее заметить. Но не поняла, как далеко она тянется.

– Везде, – ответила Лола.

Кира чуть испугалась. Воду она тоже недолюбливала. Водные хоть и уступали огненным, но тоже смотрели на земляных свысока. Взять хотя бы Аску…

– Можешь открывать глаза, – продолжала Лола. – Я справа. Просто сделай ладонью шору, и смотри себе спокойно. Тут красота, конечно… Купаться я не люблю, но, похоже, спрашивать у меня никто не будет. Да, очень красиво. Вот бы еще второй берег был поближе. А что это, кипит что ли вода? Ха, смотри! Обалдеть! А ну, какая она наощупь? Горяченная, наверное…

Пока Лола болтала, Кира приложили по ее совету ладонь к глазам так, чтобы не видеть, что происходит справа. Лола не обманывала – Кира ее не увидела.

Место оказалось этапом водных. Вода и правда была повсюду… Верно, Кире стоило больше не думать, что Лола еще хочет ее обмануть. Но, что же, Кира привыкла судить по себе, так что не спешила расслабляться.

Где-то вдалеке виднелся такой же песчаный берег, на котором Кира сейчас находилась. Откуда-то доносились голоса. Но едва слышно, поэтому Кира не переживала. Кажется, береговая линия была единой для всех участников. То есть не стоило лишний раз смотреть по сторонам. Кира и не стала. Сделав два шага, она присела у кромки воды.

Вода словно бы кипела. Несильно – в пределах квадратного метра в одно время всплывали не более десяти пузырьков. Поэтому у Киры закралась мысль: что, если вода не кипит, а пузырьки – результат чужого дыхания?

В следующую секунд Лола завизжала. Кира едва не обернулась на нее. Сама она тоже тянула руку к воде. Уж больно интересно было знать, какой она температуры. Может, все-таки кипит? Кира даже успела палец сунуть. Так что вскрикнула через секунду после Лолы.

Киру укусила рыбина. Непримечательная, обыкновенная рыбешка с серебристой чешуей вцепилась в ее палец. Но долго это не продлилось. Вокруг Киры взвился песок, защищая повелительницу. Так что уже через несколько секунд рыбина, облепленная песком так плотно, что залепило жабры, плюхнулась обратно в воду.

Затем Киру привлекла рыбина Лолы, которая пронеслась над водой, гонимая воздушным потоком. Кира проследила за ней, пока та не скрылась под водой. До жути захотелось повернуться, и увидеть наконец эту Лолу. Но нет, конечно, нет.

– Сколько же их тут? – спросила Лола.

Вопрос остался без ответа. Судя по тому, что вода бурлила – сотни, а на всю реку, верно, тысячи.

– Как нам перебраться?

Кира снова не ответила. Ей все еще дико было слышать это «нам» и «мы» от соперницы, которую она даже в лицо не знала.

– Есть идеи? – снова спросила Лола.

Покачав головой, Кира спохватилась и сказала:

– Нет.

– Тогда воспользуемся моей.

– Что?

Кира снова едва не глянула на Лолу. Просто услышала, как та встает и подходит к ней.

– Что ты делаешь? – спросила Кира с ноткой тревоги.

– Ты же не умеешь дышать под водой?

– Что?

Кажется, не было еще разговора, в котором Кира так часто за такое короткое время произносила «что». Но сейчас боязнь показаться глупой ее не мучила.

Кира вскочила и, закрыв глаза, чуть попятилась. А через несколько секунд поняла, что Лола прошла где-то перед ней.

– Ой, – сказала она, остановившись в паре метров. – Ты где?

Кира молчала. Не понимала, что Лола замышляет. Вот сейчас… сейчас замечательное мгновение, чтобы как-то ее подставить.

– Ну? Будешь молчать?.. Ладно. Тогда сама выдумывай, как дышать под водой. Честно говоря, не представляю, как ты это сделаешь. Водные сами по себе могут. Воздушные, включая меня, сожмут себе воздух в легких, чтобы одного вдоха хватило на… ну, не знаю, минут на десять. Огненные, уверена, как всегда заранее все знали. А земляные… Ну, короче, удачи.

Еще мгновение – и Кира услышала бы всплеск. Но вместо этого воскликнула:

– Стой!

Судя по звуку, Лола замерла. Теперь слышался лишь едва заметный шум, с каким волны набегали на песчаный берег.

– Стоишь? – спросила Кира.

Лола ответила с промедлением – наверное, сперва кивнула.

– Да, – сказала она.

– Давай… – начала Кира.

Затем прервалась на вдох-выдох. Что, просто взять и попросить? Может, все-таки есть иной способ перебраться на другой берег, кроме как нырять? Да и зачем вообще нырять?

Кира закрыла ладонями глаза так, чтобы видеть лишь то, что находится впереди нее в узком радиусе. Подошла к воде и всмотрелась. Рыбин было так много, что сквозь них не просматривалась глубина. А ведь день был солнечным – Кира могла бы увидеть дно, наверняка песчаное, если бы вся поверхность не блестела чешуей.

– Что ты хотела? – переспросила Лола.

– Как ты думала пересечь воду?

– Мне кажется, они хотят, чтобы мы нырнули. Типа переплыть реку просто так – это слишком легко, поэтому на поверхности эти ужастики плавают… Хотя, знаешь, довольно милые рыбки, немного зубастые, да, палец до крови прикусили, смотри… ой, нет, не смотри! Прости-прости! Забыла немножко…

– Лола, – сказала Кира, как могла мягко. – Меньше слов, больше дела. Я правильно понимаю, ты хочешь… поднырнуть под этих рыб? Уверена, что под ними ничего нет?

Дурацкая привычка Лолы, говорить много и не в тему, до жути раздражала Киру. Но она не собиралась выказывать злость. Пока что. Раз Лола так рвется ей помогать, грех этим не пользоваться.

– Давай глянем, – сказала Лола с энтузиазмом. – Закрой глаза, я иду к воде.

Кира закрыла глаза и отняла руки от лица. Вместе с тем она услышала, как прошелестел песок под ногами Лолы.

Несколько секунд ничего не происходило. А потом Кира услышала всплеск воды. Причем, судя по звуку, взвилась половина реки. Кира была уверена: сейчас ее обдаст волной, которая полнится этими рыбами-хищниками. Она даже накрыла голову рукой, словно это могло помочь, и вжала шею в плечи. Но глаза не открыла.

– На середине реки нет никого! – сказала Лола. – Я отхожу, можешь сама глянуть.

Теперь со стороны воды доносился какой-то странный шум. Словно начался сильный ветер, который поднял волны. Но вместе с тем Кира не чувствовала его касаний на своей коже.

Подождав немного, Кира открыла глаза. От удивления она отпрянула. Но тут же поняла, что бояться ей нечего, и подошла к кромке воды.

Во-первых, глубина у водоема была большой и резкой. Кажется, плавно зайти в воду не получится – сразу придется нырять. Во-вторых, в метре от берега, гонимая воздухом, вода расступалась где-то до середины реки. Водоворот был идеальной цилиндрической формы. Впрочем, никаким водоворотом он и не был. Вода не шевелилась – воздух удерживал ее. Так что сперва Кире показалось, что в воду засунули широкую, высокую вазу.

Вглядываясь в нее, Кира увидела, что рыбы-людоедки и впрямь находятся лишь на поверхности. Занимают едва не метр глубины, но все же заканчиваются, и вниз вроде плыть не собираются. Увидеть, что происходит у дна, Кира все еще не могла. Но надеялась, что там пустынно.

– Почему ты не можешь просто перелететь реку? – спросила Кира, наблюдая за магией воздуха, которую редко встречала в своей жизни до Академии.

Тем временем «ваза» стала потихоньку сужаться, а через дюжину секунд и вовсе исчезла. Осталась лишь бурлящая от рыб поверхность.

– Ну я же не фея, – рассмеялась Лола. – Если бы по реке везде находились хотя бы небольшие островки, я бы, может, и справилась. Но просто взять и перелететь… Ха-ха! Нет! На такое воздушные не способны. Интересно, с чего ты это взяла? Неужели в части Земли такие сказки рассказывают, словно мы птицы, которые летают по небу целыми днями, и…

– Нет-нет, – сказала Кира. – Просто это было бы явно безопаснее, чем нырять.

Она уже почти не чувствовала вины из-за того, что перебивала Лолу. Кажется, если не делать этого, то каждую свою фразу она говорила бы до вечера.

– Думаю, да, – сказала Лола. – Но, к сожалению, это невозможно. Я бы, знаешь ли, очень хотела уметь прямо по-настоящему летать, но, увы…

– Давай приступим, – снова перебила Кира. – Кто первый?

– Ты!

Кира хотела возмутиться. Лола хотела проверить на ней свой способ преодоления реки? Кира не хотела быть подопытным кроликом. Впрочем, что ей оставалось?

Лола, хоть и не видела недовольного лица Киры, бросилась пояснять:

– Просто если я пойду первой, то не смогу тебе помочь. Как только воздух сожмется – нужно сразу нырять. Иначе не успеешь переплыть. Вообще, мы, и сразу нырнув, можем не успеть, но…

– Давай, – сказала Кира. – Я готова… Говори еще что-нибудь, что угодно, просто чтобы я по звуку поняла, где ты стоишь.

– Хорошо!

Лола заговорила еще радостнее, хотя, казалось, куда уж?

– Честно говоря, когда я только поняла, что придется с тобой в паре ходить, жутко расстроилась. Но ты же мне так помогла! Я бы уже выбыла из соревнований, если бы ты мне не подставила руку… Нет, не понимаю, как ты это сделала, не глядя на меня! Ну ладно, это неважно. Просто, знаешь ли, несмотря на то, что я Воздух, я такая неуклюжая! Мне все говорили, Лора… это меня так звали неделю назад… Короче, говорили мне, чтобы я не шла на соревнования, что я сразу продую, но я не сдавалась…

Кира в два шага добралась до Лолы, но не касалась ее, вслушиваясь в речь. Но терпение быстро кончилось и Кира протянула руки. Сразу же ощутила плечи Лолы. Та взвизгнула – похоже, так заболталась, что и забыла, зачем это делала. Но тут же спросила:

– Готова?

Не успев ответить, Кира почувствовала, как пальцы Лолы коснулись ее лица. Лола ойкнула и стала опускать ладонь, пока не добралась до области чуть пониже ключицы.

– Вдыхай, – сказала она.

Кира вдохнула. Ничего не происходило. Немного давило в груди, но это как будто от того, что Лола прижимала ладонь.

– Ну! – воскликнула она.

– Что «ну»? – сказала Кира с выдохом.

Лола убрала руку и, кажется, струсила ее.

– Вдыхай как можно больше и чаще. Я скажу, когда остановится. Чем больше воздуха вдохнешь – тем больше сможешь продержаться потом без него. Поехали!

Кира снова не успела и слова вставить. Но инструкции были простыми, так что Кира приступила к ним, едва снова почувствовала ладонь Лолы под ключицей.

Она стала вдыхать. Сначала маленькими порциями, потом осмелилась вбирать большие. Кире все казалось, что вот сейчас придется выдохнуть. Так неестественно было вдыхать, и не выдыхать. Сперва в легких почти не было необычных ощущений. Потом понемногу Кира стала чувствовать давление изнутри. Легкие распирало. Не удивительно – ведь в них теперь было столько воздуха.

Как это так получалось, Кира не задумывалась. Уже поняла, что сейчас ее главная задача, это вобрать как можно больше воздуха.

Лола его сжимала. Спрессовывала, чтобы в Киру влезло побольше.

Казалось, это будет длиться бесконечно. Кира вдыхала и вдыхала. Уже почти забыла какого это, дышать нормально. Но с каждым разом вдыхать становилось сложнее. Словно Кира пила воду и живот уже разрывало, но жажда все не проходила. Только вместо воды был воздух, а вместо живота – легкие.

Последний вдох был судорожным. Кира даже кашлянула. От этого давление ослабилось, но стало досадно. Вдруг потом не хватит именно этого последнего вдоха?

– Вперед! – воскликнула Лола.

Прозвучало все так же бодро, но теперь с долей тревоги. Кира, конечно, ничего не ответила – что тратить воздух? А Лола развернула ее за плечи и подтолкнула.

По привычке Кира хотела вдохнуть перед прыжком в воду, но вовремя себя остановила и просто шагнула вперед.

Вода была чуть ближе, чем Кира рассчитывала. И чуть плотнее – нырнув, Кира ударилась о поверхность. Она не спешила открывать глаза. Сперва хотела привыкнуть к этому странному дыханию. Точнее к его отсутствию.

Но когда боль от столкновения с поверхностью не прошла, а лишь нарастала, Кира поняла, что дело не в прыжке. Тянуло за волосы, кололо ноги и руки. Тогда Кира попыталась выдрать прядь из чьей-то хватки. Ладонь пронзило острой болью. Кира не сдержала вскрик, отчего вырвался воздух. Вдоха три, не меньше.

Мысленно ругая себя, Кира забила на рыб, которые вцепились в нее. Затем она как можно скорее погребла к глубине. Воздух в легких тянул вверх. Но туда было нельзя – иначе рыбы точно ее загрызут. Добравшись где-то до трети реки, Кира попыталась стянуть рыбину. С ног и рук они убрались сами, осталась лишь одна на волосах. Кажется, Кире выдрали клок. Впрочем, на волосы было плевать. А вот за то, что потеряла так много воздуха в самом начале – Кира себя ругала.

Вместе с этими мыслями она поплыла вперед. Глаза то открывала, то закрывала. Потом поняла, что вода не щиплет, и оставила глаза открытыми.

Вряд ли вода морская, но чистая, так что хорошо просматривалось и дно, и все, что находилось впереди. Точнее, ничего, что находилось впереди. У дна вода отливала красивым темно-синим, который, поднимаясь, становился все светлее, пока на поверхности не оказывался прозрачным.

Плыть было странно. Кире казалось, что она барахтается на месте. И так долго не дышать тоже было странно. Но время шло, а легкие не сдавливало болезненными судорогами. Наоборот, чем дольше Кира плыла, тем легче было. Ведь воздуха, который выходил пузырьками из носа и рта, становилось все меньше. Он переставал тянуть Киру вверх, так что легче было бороться с силой, которая подталкивала ее к тем жутким рыбами. Но чем меньше воздуха – тем меньше у Киры времени.

Берег вроде был далеко, но словно очень близко – вода создавала такую иллюзию. Кире показалось, что она бредит. Вдохнуть, ощутить, как расширяются, а потом сужаются легкие – вот было бы здорово. И обсохнуть. Вода, конечно, лучше высоты. Но все же неприятна, особенно если нужно находиться в ней так долго.

Когда силы закончились, Кира просто перестала грести. Тут же попробовала это сделать, не желая сдаваться. Но мало ли чего хочет разум, если тело больше ни на что не способно?

С губ Киры срывались пузырьки и неслись к поверхности. Так быстро. Гораздо быстрее, чем сама она поднималась. Ее волосы тиной обволакивали лицо. Приближались какие-то звуки. Понять, что поверхность была близко, Кира сумела, лишь когда вынырнула.

Тут же она глубоко вдохнула. Хлебнула воды, но даже так было лучше, чем не дышать вовсе. Кира закашлялась, и попыталась убрать волосы с лица. Они не слушались. Резинка куда-то делась, и Кира подосадовала, что забыла взять запасную. Хотя наверняка и та уже куда-нибудь запропастилась бы.

Впрочем, следующий этап наверняка будет горячим. Так что волосы скорее всего высохнут быстрее, чем Кира его пройдет. Если вообще пройдет. Мысль о том, чтобы выбыть, уже не казалась такой страшной. Если предпоследний этап выкачал из нее все силы, то каким окажется последний?

Думая об этом, Кира выползла на берег. Не переживая, что наткнется на соперников, она лежала с открытыми глазами, глядя в светлое, но не слепящее небо. Видеть и дышать – как же это было прекрасно.

Глава 6

Неизвестная

Когда я толкнула дверь, меня окутал теплый воздух. Даже горячий. Сперва я обрадовалась. Согреться бы – после воды я так продрогла, что, думала, окочурюсь, не добравшись до двери.

Но вспомнив, с чем сейчас придется взаимодействовать, я приуныла.

Лучше бы последний этап был земляным, то есть самым легким для меня. Я так утомилась, что с бо́льшим удовольствием походила бы по лабиринту, чем поломала голову над загадками огненных. Зная их, мне не поздоровится. Хотя, если будут и впрямь просто загадки, без упражнений на силу и выносливость, как в предыдущих этапах, я буду им даже рада. Только бы не бежать никуда, не взбираться, и не плыть.

Закрыв дверь, я развернулась и осмотрелась. Никого. Обычно я радовалась одиночеству, но сейчас это пугало. Я уже поняла, как здесь работают двери. Но все же иногда казалось, что по этапам я иду одна. Словно все остальные выбыли. Или, наоборот, давно дошли до финиша.

Помещение походило на первый этап. Только здесь было очень тепло – слишком тепло. От жара воздух казался оранжевым. Или это у стен такой оттенок? Я прикоснулась к ближайшей. Сперва быстро, одним пальцем. А осознав, что она не раскаленная, приложила всю ладонь на несколько секунд. Впрочем, не стоило отогреваться. Уверена, еще десять минут, и я возненавижу это место и его теплоту. Так что лучше бы двинуться вперед, пока я не начала гореть заживо. Чую, к этому все идет.

Я сделала несколько осторожных шагов. Помещение полнилось звуками. В каменных чашах, которые словно бы выросли из стен, потрескивал огонь. Я видела лишь площадку, где стояла, и продолговатый коридор. Он двоился на проходы, и мне стало дурно от мысли, что придется снова проходить лабиринт. Хотя вряд ли на одном соревновании два этапа будут одинаковыми. Это слишком просто. Впрочем, было бы забавно, если б они не отличались. Участники гадали бы, какая загадка у огненных, не давая себе смириться с тем, что она такая же, как у земляных.

Кроме того, я слышала шаги. Чувствую, на этом этапе большинство вылетит из-за того, что посмотрит на соперника. Так что не буду часто отрывать взгляд от пола.

Я подошла к той части комнаты, где начинался коридор. Он отличался – менялась даже напольная плитка. Из обыкновенной, буро-оранжевой, становилась вычурной, словно бы кружевной. Видимо, именно это начало этапа.

Ступать я не решалась. Но что тянуть? Чем дольше жду, тем меньше остается сил. Ведь они тратятся на всякие глупости – тревогу и переживания – даже когда я просто стою.

Вдохнув-выдохнув, я ступила на узорчатую плитку. Ничего не произошло. Я вслушивалась, всматривалась в стены, и пыталась осторожно заглянуть за поворот коридора. Но не увидев и не услышав ничего необычного, я сделала шаг, и еще один. Снова прислушалась. А затем зашагала уверенно.

Страшновато было заворачивать за поворот, но я сделала это, уверенная, что там никого нет. Так и оказалось.

Коридор не двоился. Он вел вперед, сворачивая то направо, то налево, но ведя меня по одному пути. Не заблудиться, не потеряться. И не скрыться.

Я понимала, что не одна здесь. Кто-то был впереди меня, кто-то – позади. Но я не переживала из-за этого. Главное, что рядом никого. Да и грела мысль, что никто не хочет увидеть меня так же, как я этого не хочу. Грела. Все здесь меня грело – я успела вспотеть, так что соскучилась по воздушному этапу. Он был не таким уж страшным. Там хотя бы ясно было, в чем подвох. А здесь все так просто… слишком просто.

На всякий случай – вдруг кто выпрыгнет из-за поворота – я шла как могла долго с закрытыми глазами, и рядом со стеной. Вела по ней рукой, ощущая, какие горячие узорчатые камни, из которых она сложена. Если бы я ее не касалась, то не вспотела бы так скоро. Но лучше я перестрахуюсь – буду придерживаться, и не стукнусь о стену, пропустив поворот коридора.

Потом я решила ускориться. Ничего не происходило, и это было подозрительно. Может, суть в том, чтобы идти как можно быстрее?

Я побежала – сделалось жарко. Сперва я не удивилась. Бежать в помещении с такой высокой температурой – конечно, мигом станет дурно.

Но когда усилился треск пламени, а с кожи буквально закапал пот, я поняла, что где-то ошиблась. На бегу я обернулась и увидела, как из-за поворота выскользнул язык пламени. Он извивался – оббегал стены, ненадолго задерживался на потолке, и лился по полу. Он вился быстро, так что казалось, что горит весь коридор. А еще пламя приближалось ко мне так стремительно, что я не придумала ничего лучше, чем остановиться.

Сдалась? Наверное. Хотя это было не в моем характере, я вдруг осознала, как ослабла. Мне не победить пламя. Бороться с ним было просто нечем. Земли здесь нет. Я попробовала призвать ее, думая, что глиной или чем-то подобным соединены камни, которыми все тут выложено. Но отозвался лишь песок, который налип на ботинки. Таким количеством земли не потушить такой мощный поток. Нет, он просто сейчас поглотит меня.

Пот заливал глаза. Так что я не сразу сообразила, что произошло. По моим подсчетам язык пламени уже должен был лизнуть меня – волосы вспыхнуть, кожа расплавиться, одежда загореться.

Но вытерев лицо от пота, словно бы умывшись, я поняла, что ничего не происходило. Так и не добравшись до меня, пламя ослабевало до тех пор, пока не разложилось на искры, которые затухли с тихим шипением. Словно их водой облили.

Я огляделась, но никого не увидела. Да, глупо так озираться. Но я забылась – все это было так странно… Меня кто-то спас, да? А судя по тому, что я не чувствовала ветра, не видела воды, и не могла призвать землю, это сделал огненный.

Стало еще страшнее, чем когда ко мне приближалось пламя. Ну же? Где мой спаситель… Интересно, зачем он это сделал? Как бы там ни было, наверняка он спас меня, лишь чтобы самому со мной разделаться.

Прошло полминуты, потом целая, потом еще половина. Ничего не происходило. Я просто стояла и вслушивалась в треск пламени. В коридоре стало почти холодно. По крайней мере так показалось из-за жары, которая была здесь, когда по стенам бежал огонь.

Ладно. Чем дольше стою, тем большей опасности себя подвергаю.

Я развернулась и спокойным шагом двинулась вперед. Кожа стала неприятно липкой. Пахло горелым, и я надеялась, что это не мои брови. Шагая, я снова стала нагреваться. Да, неприятное ощущение. Надо бы поскорее отсюда выбираться.

Я побежала. И чем быстрее, тем жарче становилось. Это было абсолютно логично – наверное, я поэтому не сразу поняла, в чем подвох. Успела услышать, как громче затрещало пламя. Обернувшись, заметила, как оно выскальзывает из каменных чаш и, словно протоки реку, образует огненную змею.

А потом, осознав, что это значит, я резко замерла.

Резко стало холодать. Пламя, еще не собравшееся в общий поток, словно бы растаяло. Чем дольше я стояла, тем холоднее становилось.

Получается, верно и обратное: чем быстрее я бежала, тем сильнее все тут нагревалось.

Раскусив загадку огненного этапа, я заулыбалась. Это легко! Но все же неочевидно. Если я все правильно поняла – чтобы пройти этап, мне нужно просто спокойненько идти. Выходит, если бы я убегала от огненной змеи, то есть ускорялась, я бы лишь помогала ей себя настигнуть. Ведь чем быстрее я, тем жарче в помещении, тем сильнее огонь.

Замечательный этап! Получается, если не торопиться, то можно пройти его, не напрягаясь. Впрочем, наверняка на этапе, где нельзя бегать, водится кто-то, от кого нужно убегать.

Я даже хохотнула. Уже хотела развернуться, но услышала:

– Я бы на твоем месте не радовался.

Я развернулась так резко, что волосы хлестнули по лицу. Но глаза так и не открыла. Потом сказала:

– А я бы на твоем месте молчала.

Мне не нужно было смотреть на этого человека, чтобы понять, кто он. Достаточно было его голоса. К тому же я вобрала воздух полной грудью и почувствовала запах пепла.

Если бы он не заговорил, я бы не почуяла, что поблизости соперник. Увидела бы его и выбыла. Но когда огненные отличались сдержанностью?

– Неизвестная? – услышала я его голос.

Хотела бы я видеть его лицо, которое наверняка такое же раздосадованное, как и голос. От мысли об этом зрелище, я заулыбалась.

Отвлекалась. Поэтому не сразу заметила, как ладони коснулось пламя. Или… что это, черт возьми?

Опустив голову, чтобы не видеть Лео, я открыла глаза, и посмотрела на свою ладонь. По ней и вправду скользил язычок огня. Я очень этого не хотела, но вскрикнула. Попыталась стряхнуть огонек. Но он, вместо того, чтобы затухнуть, перепрыгнул мне на ногу и побежал вверх по телу. Огонек не жегся, и это было так странно, что я забыла возмущаться.

Затем услышала, как Лео усмехнулся. Одарила бы его нелестным взглядом, пускай даже выбыла из соревнований. Но не стала – все равно он не смотрел на меня, раз я все еще его слышала.

– Он не кусается, – сказал Лео. – Так что не бойся. В смысле его не бойся. Так-то бояться тебе нужно.

Пока я вглядывалась в тьму под веками, от негодования сжимая и разжимая кулаки, огонек полз по мне. Коснулся бедер, обдал жаром живот, потом взобрался на грудь, шею и, наконец, на лицо. На губах задержался, словно ведя по ним пальцем. А затем взвился на макушку и, соскользнув по волосам, с шипением затух.

– Да, это и правда ты, неизвестная.

Так он пламенем… щупал меня? От этой мысли было смешно, досадно и… приятно. Последнее совсем чуть-чуть.

Затем я услышала, как он шагнул. Потом еще и еще. В третий раз к нему добавились мои шаги. Лео приближался, я отступала.

– Это не разумно, – сказал он, но я продолжила пятиться. – Знаешь, зачем нужен этот этап?

Я молчала. Может, если не буду издавать звуков, он потеряет меня, и перестанет досаждать? Впрочем, вряд ли. Потеряет – пошлет своих огоньков искать меня. Я бы посмотрела на это, если бы не боялась открыть глаза.

– Он нужен для того, – продолжил Лео, не ожидая ответ, – чтобы исключить тех смельчаков, которые сумели пройти предыдущие этапы. Последний этап всегда огненный, и на нем всегда выбывает больше всего участников. А еще всегда… слышишь, всегда, в соревнованиях побеждает Огонь. Так что даже не думай о победе, Неизвестная. Ты не выберешься отсюда без ожогов.

По голосу я понимала, что он уже совсем близко, но не думала, что настолько. Я попятилась скорее, но оказалось, что все это время двигалась к стене. С последним шагом я врезалась в нее спиной. Голова по инерции запрокинулась, ударившись о горячий камень, и я зашипела от боли.

Но долго это не продлилось, хотя затылок продолжал пульсировать глухой болью. Просто я прикусила язык, чтобы больше не шуметь. Однако, потеряла миг – и почувствовала руку Лео сначала на плече, потом на шее.

– Ты же обещала не участвовать в соревнованиях, – прошептал он.

Я слышала в его голосе гнев и обиду, и от этого сердце приятно сжалось.

– Ты все еще думаешь, что мне можно верить?

– И правда, – сказал Лео. – Это я сглупил.

Потом он ощупью добрался с моей шеи до щеки. Провел пальцем по губе, и я не сдержалась – лизнула его, отчего Лео отшатнулся, словно ошпарился. Хотя кто кого мог обжечь – так это он меня.

Правда, долго я на свободе не была. Не успела даже подумать о том, чтобы убежать, как он вжал мои плечи в стену.

Как же было жарко. Сзади грела стена, спереди – его буквально горячее тело. Еще и пальцы на моей кожи… Хотя они вызывали не жар, а дрожь.

– Открой глаза, – шепнул Лео, и я поняла, что его лицо ужасно близко к моему. – Посмотри на меня.

Я отвернулась, прижавшись ухом к стене. Не то, что я думала, словно так буду хуже его слышать. Просто хотелось отдалиться от Лео. Глупо, учитывая, что здесь я во власти огня. Но попытка не пытка.

Это сработало. В обратную сторону, и тем не менее. Я больше не чувствовала его губ у своего уха. Теперь я ощущала его дыхание на своей шее. Судорожно втянула воздух: боялась я не его действий, а того, что они мне понравятся.

Тем временем Лео коснулся губами моей шеи, но не целуя, а прочерчивая линию до самой мочки. Там он остановился, да так надолго, что я едва не попросила его продолжить. Но тут заговорил он сам:

– Что же, не хочешь со мной побороться?

– А смысл? – сказала я, к неудовольствию отметив, что мой голос слишком тонкий. – Мне не с тобой бороться надо, а выбираться отсюда. Ты же не будешь держать меня вечно? Потерплю тебя, а потом доберусь наконец-то до выхода.

Его неудовольствие этими словами я заметила не по звуку, который больно напоминал рык. А по тому, как его руки, отпустив мои плечи, резко схватили лицо, поворачивая его так, чтобы я смотрела прямо на Лео, если бы открыла глаза.

Я попыталась его оттолкнуть, хоть и не хотела этого. Уперлась руками в его грудь, но, конечно, он и не шелохнулся.

– Терпишь? А по-моему, ты не терпишь. По-моему, тебе очень даже нравится.

«Не обольщайся», – хотела сказать я. Но единственный звук, который из меня вырвался, это едва слышный стон, когда Лео накрыл мои губы своими.

Они были горячими. Все здесь было горячим – но они особенно.

Показалось, что пламя снова выбралось из каменных чаш, и объяло меня, с каждой секундой разгораясь все сильнее. Только сосредотачивалось оно не на коже, а где-то внутри меня.

Когда Лео отстранился, сама того не сознавая, я потянулась за ним. Но так как глаза были закрыты, я лишь врезалась лбом в его лицо. Подалась назад – но, к счастью, не ударилась затылком. Чувствую, не пережила бы очередной схватки головы и стены.

– Что такое? – спросил он, и его голос мне ужасно не понравился. – Хочешь еще немного потерпеть?

Я зажмурилась – нуждалась в дополнительном усилии, чтобы глаза не распахнулись сами по себе. Что-то больно Лео довольный. Хотела бы я как-то его загасить. Может, плюнуть?

– Как ты не поймешь, – продолжал Лео. – В твоем положении улыбаться просто глупо. Чем дольше ты здесь стоишь, тем меньше у тебя шансов пройти этот этап.

От этого я улыбнулась еще шире.

– Тогда, получается, у тебя тоже шансов меньше.

Я знала, что он ухмыльнулся, хоть и не видела его лицо. От этого кожу пробрал… ну, не холодок, но какое-то неприятное чувство.

– Отнюдь. Огненные на этом этапе почти неуязвимы… Не понимаешь? Ну смотри. Помещение потихоньку нагревается, в независимости от того, бежишь ты или стоишь. Просто, если бежать, пламя тебя настигнет сразу. Огненные к нему неуязвимы. А вот ты… Ты проиграешь, едва огонь коснется твоей кожи.

А вот тут улыбка угасла. Так он просто тянул время? Что же, у него неплохого получалось. Я и правда не хотела уходить. Да и самому Лео, верно, нравилось, что здесь, в этом ужасно жарком коридоре, нас никто не может вместе увидеть. Жаль только, что при этом и мы друг друга не видим.

– Вот так мне больше нравится, – сказал Лео.

Потом я почувствовала его пальцы на своем подбородке, и почти мгновенно его губы, изогнутые в улыбке, на своих, вытянутых в линию.

Может, он провоцирует меня? Что, если на самом деле времени у меня больше?

А все же казалось, что он не врет. По крайней мере его поцелуй был искренним. Я чувствовала это, и отвечала тем же. Мне нравилось то, какими обжигающими казались его губы, язык, да и все тело. Я его не трогала – лишь чувствовала, какой жар от него исходил.

Мне бы хотелось прикоснуться. Понять хоть наощупь, во что он одет – как много непокрытой кожи оставляла его одежда. Но я себе сдерживала. Не стоило лишний раз напоминать Лео, как мне его хотелось. Да и стена уже не просто грела спину. Она обжигала.

Нет, он действительно не врал. Еще немного, может, всего пара минут – и я проиграю. Надо же, как обидно. Столько пробираться, столько терпеть, чтобы сейчас сразиться каким-то поцелуем.

В то время как моя настороженность росла, во многом благодаря жгучей стене, у Лео бдительность остывала. Теперь он касался меня не чтобы удержать, а, кажется, просто потому что желал. Нежно и аккуратно, словно и не хотел никогда мне вредить. Я бы, может, не так явно ощущала эти касания, если бы мои органы чувств не обострились благодаря тому, что отключились глаза.

Мне бы хотелось точно так же коснуться его. Провести пальцами по шее, скользнуть под рубашку, или футболку, или что там на нем? Второй рукой найти подол, и, поднырнув под него рукой, провести по позвонкам – по каждому, до которого дотянусь.

Но время шло, стена пекла, да и я сама уже горела. Дождавшись, когда Лео на миг отпустит меня, наверное, чтобы подхватить под бедра, и еще сильнее прижать к стене, я резко дернулась в сторону.

Успела. Готовая к тому, что ослепну от яркости, я распахнула глаза. Не хотела налететь на стену. Тогда мой побег завершился бы слишком быстро.

Устремившись по коридору, я бешено моргала, старясь привыкнуть к свету, и не расшибиться о камень. Все вокруг стало ярче. Может, я бредила – многовато пережила за последние несколько минут. Но что-то мне подсказывало: зрение не обманывало, и посветлели стены от того, что они и правда раскалены.

Несмотря на жар, липкий пот, и ноги, которые не слушались – я была рада. Бежала и улыбалась. Расслаблюсь сразу, как заверну за поворот, чтобы эта клятая змея из пламени меня не нагнала.

Продлилось это блаженство секунд пять. Я не успела добежать до поворота – что-то обняло мою лодыжку. Что-то склизкое и жгучее. Словно лассо, оно обхватило мою ногу и дернуло. А потом я с криком рухнула на пол.

Я не успела ни руки подставить, ни сгруппироваться. От неожиданности было во стократ больнее и обиднее. Из глаз брызнули слезы, дыхание сперло. Все тело пульсировало тупой болью и, хотя она с каждой секундой ослабевала, до нормального состояния мне было еще не менее суток.

– Чтобы я еще хоть раз тебе поверил, – услышала я.

Я не поднимала голову, чтобы не чувствовать, как слезы стекают по щекам. Если они не выберутся из глаз, можно будет считать, что их не было, ведь так?

Я сжимала кулаки, чувствуя, что огонь, который обхватил мою лодыжку, потихоньку ослабевает. Собрав крошки сил, я, все еще лежа на животе, посмотрела на ногу. От нее уползала тонкая огненная змейка, которая возвращалась к своему хозяину. Кажется, Лео наклонился, чтобы змейке было проще взобраться ему на руки. Не знаю. Я тут же зажмурилась. Да, я все еще надеялась, что, может, и не доберусь до финала, но проиграю хотя бы не по вине Лео.

Он подошел к моему лицу – я слышала по шагам. Наверное, если открою глаза, увижу его ботинки.

– Ты правда думала, что сможешь убежать?

Лео говорил не со злорадством и, надо же, не ухмыляясь. Я слышала лишь жалость, но от нее было во стократ обиднее, чем от любого другого тона, пускай даже насмешки.

Потом я услышала его вздох, и еще через мгновение почувствовала, как он касается моей ладони. Не ботинком, к счастью, но и его руке я не была рада.

Я отдернула ладонь, да так резко, что боль, которая уже начала затухать, всколыхнулась новым приступом.

– Да ладно тебе, – сказал он. – Я просто хочу помочь тебе подняться.

Фыркнув, или простонав от боли, или, может, даже как-то не по-хорошему обозвав Лео, я стала подниматься. Сама. Не знаю, что я там бубнила – сознание плыло. Сложно было подниматься с закрытыми глазами, особенно после такого дурацкого падения.

К тому же я чувствовала, как по мне скользит язычок пламени.

– Тебе так интересно знать, как я? – спросила я сквозь зубы.

Пробуя поймать огонек, я чувствовала себя неуклюжей. Однако, почти сразу мне удалось его коснуться. Правда, я тут же отдернула руку, ошпарившись, хотя телом я не чувствовала жара огонька.

– Не обижайся, – сказал Лео. – К тому же ты сама в этом виновата. Я же сказал: без ожогов тебе отсюда не уйти.

Я бы закатила глаза. Но, да, не могла, ведь они все еще были закрыты.

Лео недолго молчал. Потом сказал:

– Еще минута. Потом ты сгоришь. Как насчет провести ее как-нибудь… увлекательнее?

Захотелось закричать, но сил не хватило. Поэтому я лишь думала гневно: «Ну что за человек? Откуда такая самоуверенность?»

Я попробовала пятиться. Ступала неслышно, надеясь, что вот сейчас… ну вот сейчас Лео точно ослабит бдительность, и не заметит, как я сбегу. Черт возьми, у него закрыты глаза, а я никак не могу от него отделаться!

Конечно, у меня и в этот раз не получилось. Я снова почувствовала этот дурацкий огонек. Он взобрался по моей ноге, перепрыгнул на руку и обвил ее браслетом. Потом заставил меня поднять запястье – секунда – и моя ладонь была в руке Лео.

– Поймалась.

– Да я и не пыталась…

Он не дал мне соврать – снова поцеловал. Только теперь держал крепко. За предплечья – притягивая к себе. За бедра – в ответ прижимаясь своими. За талию – сдавливая, хотя мне и без того не было чем дышать.

А потом я услышала треск пламени, и поняла, что коридор затапливает – только не водой, а огнем. Попробовала отстраниться от Лео, и – что неожиданно – мне это удалось.

Только вот толка в этом не было. Едва он перестал меня касаться, я почувствовала, как, еще мгновение, и меня поглотит пламя. На размышления была всего секунда. Этого хватило. «Ты проиграешь, едва огонь коснется твоей кожи» – сказал Лео.

А что, если кожи у меня не будет?

Показалось, что воздух заискрился. Запахло горелым. Не сладким пеплом, как кожа Лео, а неприятным, горьким запахом сожженного.

А потом нас накрыл огонь.

Лео больше не держал меня. Отпустил за мгновение до того, как нас накрыл огонь. Наверное, подумал, что тоже исчезнет, если будет держаться за меня, когда я выйду из игры.

Поэтому он не понял, что я рассыпалась.

Раньше я не пыталась закрыть глаза, когда становилась стихией. Может, у меня бы получилось с подготовкой. Но в первый раз… Нет, я все-таки увидела Лео. Как он стоит среди пламени, не глядя под ноги, где бархан песка раздувает по коридору. Я хотела тонким слоем разложиться по полу. Когда огонь остынет, Лео решит, что я выбыла.

Только я увидела его. И проиграла, ведь так? Мне нельзя было смотреть на него. А все же я видела, как он тронулся по коридору, не дожидаясь, пока пламя ослабнет. Огонь расступался перед ним, но вряд ли Лео обжигался, касаясь его.

Продолжалась это слишком долго. Я хорошо успела рассмотреть Лео. И медь волос, из-за которой они сливались с бушующим пламенем, и черную одежду, которая, наоборот, выделялась контрастом. Я видела, как Лео озирается в поисках меня, и как самодовольно улыбается, решив, что я пропала.

А потом я перестала его видеть. Но лишь потому, что он завернул за угол коридора.

Пламя стихало. Понемногу укладывалось на каменный пол, растекаясь по нему, обжигая рассыпанный там песок. Я чувствовала его жар, но горячо не было. Силы уходили быстро, но я все думала, что вот-вот исчезну, поэтому не обращала на это внимания.

Еще немного. Миг. Два мига… Игроки выбывали сразу, как нарушали особое условие. Но я все еще оставалась в коридоре.

Кажется, все-таки сработала моя хитрость.

Дождавшись, когда потухнет последний островок огня, я стала собираться. Еще несколько секунд и я стояла в середине коридора в своем истинном обличье. Голова шла кругом, в глазах темнело от нехватки сил. Я пошатнулась, оступилась, но все же поймала равновесие. Поднесла руки к голове, чтобы пощупать волосы. Почему-то очень хотелось пощупать волосы – наверное, понять, что они не сгорели.

Первый пункт, не касаться кожей огня, я выполнила, потому что вместо кожи в миг бушующего пламени, у меня был песок. А не смотреть на противника… Наверное, тут дело было в глазах. Их у меня тоже как бы не было, когда я была стихией. А заклятие, которое накладывали преподаватели, касалось именно что глаз.

Как же это было легко.

Оборачиваться в стихию – слишком крутое умение для соревнований. Наверное, именно поэтому они проводятся в первом семестре, когда студенты даже четвертого курса не владеют им. А я владею. Это не мои проблемы, что остальные не могут. И что этим можно обойти большинство препятствий.

Довольная собой, я уверенно зашагала по коридору. Никто меня сейчас не нагонит, никто не поймает. Все думают, что я выбыла. Как бы не так.

Хотелось броситься вприпрыжку. Но я не смела. Рано радоваться – соревнование еще не кончилось.

Я еле заставляла ноги не бежать. Но все же добралась до двери быстро. Кажется, за несколько минут. Надо же – моя цель была так близко. Если бы не Лео, я бы пришла, наверное, одна из первых… Или меня бы караулил другой огненный за другим поворотом. Сказал же Лео, что они тут этим занимаются: отлавливают тех, кто сумел пройти предыдущие этапы.

Толкнув дверь, я снова по привычке зажмурилась. Услышала голоса, топот, и другие признаки посторонних. Но тут же вспомнила: это последний этап. Я прошла все четыре. Я победила.

То есть, конечно, это было не совсем так. Соревнование – командная работа. Победа считается по количеству тех, кто прошел все этапы. Но все же для меня главным было то, что их прошла я.

Хотя, конечно, мне бы хотелось увидеть разочарование на лицах огненных, когда они поймут, что продули. Особенно – если Лео не врал – после многолетней череды выигрышей.

За дверью оказалась та же площадь, с которой мы стартовали. Только теперь она была людной, и как будто более светлой. Я щурилась. Солнце слепило так, что я не могла посмотреть на небо, и определить хотя бы примерно который час. На этапах соревнований все естественные нужды мне не досаждали. А тут мне разом захотелось есть, пить, и, конечно, спать.

Было шумно. Чуть свыкнувшись с голосами и светом, я огляделась. Толпа была раза в три больше той, которая провожала нас на соревнования. Все что-то горланили. Откуда столько эмоций? Разве не у нас, участников, их должно быть во стократ больше? Но мы молчали – утомились.

Отыскав своих, я медленно к ним поплелась. Села рядом, стараясь держать спину ровно, и стала осматривать других.

Из водных пришло два человека, из воздушных, кажется, один. Наших, включая меня, осталось трое. Обрадовавшись, я посмотрела на огненных. Их было двое.

– Мы выиграли? – шепнула я соседу.

Я старалась не ликовать, понимая, что чего-то не улавливаю. Но губы все же растянулись в улыбке, которая ту же сошла, когда парень сказал:

– Еще не конец. Дожидаемся двух последних участников.

Я нахмурилась. Неужели я почти последняя? Получается, так медленно проходила испытания? Нет, нормально я проходила. Просто, если бы не Лео на последнем этапе…

Вглядевшись в толпу огненных, я поняла, что именно его и не хватает. Неужели мы все его ждем? Получается, он один из последних, самых медленных участников? Я снова заулыбалась. Даже если не выиграет Земля, меня будет тешить уже то, что я обогнала Лео.

Он мог выйти из двери, а мог возникнуть прямо по середине площадки, как проигравший. Только что так появилась воздушная, у которой в миг перемещения лицо застыло в удивлении. Потом она ослепилась ярким светом. А уже через несколько секунд шагала к своим, особо не расстроенная.

Оказалось, что я нервничала. Топала ступней по полу, так что даже пыль поднималась. Сосед попросил прекратить. Сперва я хотела огрызнуться. Но оказалась, что и правда сильно дергалась. Напряглась, перенервничала – конечно, мне было сложно усидеть на месте.

Лео появился через пару минут после воздушной. Вышел из двери. Его лицо, как и когда он подумал, что победил меня, было довольным. Я не сомневалась: он подставил эту воздушную, как некогда попытался сделать со мной. Надеюсь только, ее он задерживал иным способом…

При этой мысли неприятно заскребло в груди. Да, наверняка, она просто увидела его – и потому выбыла из соревнований. Не хочу верить, что они… Лео мог, конечно. Но нет, нет, конечно, нет.

Впрочем, все неудовольствие растворилось, когда Лео перехватил мой взгляд.

Он даже остановился. Вгляделся в меня, хотя нас разделяла пара десятков метров. С надменного его лицо сделалось недоумевающим. Совсем ненадолго – все-таки он понимал, что все сейчас на него смотрят. Но мне хватило и этой пары секунд.

Лео снова двинулся, больше на меня не глядя. Но я-то знала, как он этого желает. Хотелось помахать ему. Но это было бы глупо, и я удержалась – да и он больше не смотрел на меня.

– Все в сборе? – услышала я голос ректора.

Кто-то усиливал его – казалось, что он говорил прямо мне на ухо. Я даже обернулась, но за спиной было лишь строение лабиринта.

– Я прошу всех, кто сумел пройти четыре этапа, подойти ко мне и выстроиться в соответствии со своей стихией.

Ректор как раз подошел к середине площади. Я нехотя поднялась и поплелась к нему. Пока мы выстраивались, ректор говорил:

– В этом году особым условием стала невозможность видеть своих соперников. Как обычно, из-за него было исключено наибольшее количество участников – половина.

Далее ректор перечислял выбывших по этапам. В первом проиграло больше всего воздушных. Не удивительно: ветер, которым лабиринт реагировал на них, был заметнее теплоты или сырости стен. На втором этапе выбыло больше водных. Я сперва не понимала почему. Логично, если бы продуло больше земляных – все-таки мы боимся высоты. Но потом осознала: на такой высоте влажность воздуха совсем небольшая, так что водным просто нечем было себе помогать. На этапе Воды, как я и думала, посыпался Огонь. Но все же самый убыточный этап оказался последний.