Родственные связи
Глава 1
За мной следили. Определенно следили. И кто?! Дэу Матиз, маленькая машинка, раскрашенная под божью коровку, с ресничками на фарах! Это же смешно! Обшарпанный крошечный автомобильчик весь день катается за мной, как приклеенный. В самом деле, чего ему скрываться? Это будет еще смешнее. Но, правду сказать, неприятное чувство. Сейчас «божья коровка» хлопала ресничками на улице под окнами. Во двор заехать не смогла. С парковочными местами у нас во дворе даже в разгар рабочего дня проблема.
Когда я ее заметила?
Из супермаркета до дома она меня точно провожала. До супермаркета я заезжала в художественный салон, оттуда вышла нагруженная рулонами ватмана. Матиз не заметила. Из-за рулонов я даже под ногами у себя ничего не видела. Но до того полтора часа провела в выставочном зале и там, на стоянке, точно помню эту божью коровку. Когда же она прицепилась?
С утра я вышла из дома рано, потому что на восемь часов записалась в поликлинику. Надо было получить справки детям об отсутствии контакта с инфекционными заболеваниями. Тогда Матизки не было. С парковкой у нас во дворе вечная проблема, чужого я бы сразу заметила. Заехала к свекрови, завезла стеклянные банки для заготовок. У нее возле дома тоже проблемы с парковкой. Два раза вокруг квартала объехала, пока нашла куда приткнуться. Там тоже никакой «божьей коровки» не обитало. Опоздала в поликлинику. Парковочные места возле медучреждения были, но свое время в кабинет я пропустила, пришлось ждать в очереди. Пока дождалась, пока выписали справку, ушла заведующая, которая должна была эту справку заверить. Договорились с медсестрой, что приду во второй половине дня. К тому времени справки подпишут, и я смогу их забрать. Очень неудачно. Назавтра с утра мы улетали, и вечер планировалось посвятить сборам. А теперь придется возвращаться за справкой. Что напихает семья в чемоданы за время моего отсутствия, даже подумать страшно. Я уже садилась в машину, когда на крыльцо выскочила медсестра.
– Сергеева! Анна! Ярослав! Раиса Сергеевна! Мамаша! Ваши документы готовы! Вот, возьмите, Анна и Ярослав, – медсестра размахивала справками.
Ура! Не придется вечером тащиться в поликлинику! На мое счастье на месте оказалась заместитель заведующей, которая нам эти справки и заверила. Как я обрадовалась!
Ну, точно! Ближайшая к крыльцу машина – красный в черную точку Матиз с ресничками. Я обратила на нее внимание, потому что при такой веселенькой раскраске вид у машинки был несколько потрёпанный. Из нее как раз выбиралась пожилая женщина с голубыми волосами. Так вот она, услышав крики медсестры, так и замерла с округлившимися глазами, стоя у приоткрытой дверцы своего автомобиля. Я решила, что старушку так поразила моя удача с получением справки, и поспешила смыться. Зачем раздражать пенсионерку? Неужели она из-за этого ко мне прицепилась? Ненормальная какая-то! Подумаешь, справки! Не собирается же она мне из-за этого мстить? Может, выйти, переговорить?
Но тут ввалилась семья, и больше я о престарелой Мальвине не вспоминала.
Вернулись мы через две недели. Домой прибыли глубокой ночью и сразу завалились спать. Наутро свекровь ждала нас на даче для сбора урожая. Я-то планировала заняться уборкой. Но муж сказал, что со стиркой и протиранием пыли прекрасно справится сам. А вот собирать ягоды на жаре – это не его. Дети тоже внезапно воспылали страстью к домашним делам. Но родитель упорно настаивал, что по хозяйству запросто все сделает в одиночку, а вот ягоды сами себя не соберут.
Несколько лет назад моя свекровь вышла замуж в четвертый раз и переехала в наш город, поближе к сыну и внукам. Я особенно не переживала. Родительница мужа постоянством не отличалась, подолгу на одном месте не задерживалась и родне особенно не досаждала. Но на этот раз что-то пошло не так. Возможно в милейшем Николае Петровиче, теперешнем муже, она наконец нашла свой идеал. Или с возрастом у нее ослабла охота к перемене обстановки. Только на этот раз родительница основательно пустила корни в нашей местности, внезапно воспылав страстью к сельскому хозяйству. Она буквально влюбилась в дачный участок, которым владел Николай Петрович, прикупила два соседних и с энтузиазмом принялась осваивать новое для себя поприще. Надо сказать, что Тамара Петровна подошла к этому вопросу весьма серьезно. Первым делом она внимательно изучила опыт соседей по дачному кооперативу, параллельно проштудировав гору специальной литературы. И довольно быстро пришла к выводу, что ее соседи в сельском хозяйстве – дремучие ретрограды. Тамара Петровна, ознакомившись с азами, бесстрашно ринулась в изучение методов интенсивного земледелия. Если бы средства позволяли, она в сельхозакадемию на агронома поступила, как пить дать. Но пока свекровь, как женщина практичная, намеревалась исчерпать до дна бесплатные источники.
Не спорю, по вкусу магазинным продуктам далеко до тех, что выращены на даче. Но сколько трудов! Я конечно, не против того, что муж и дети используются в качестве рабочей силы на плантациях. Труд облагораживает. Но теперь, когда производство сельхозпродукции поставлено практически на промышленную основу, мы просто не успеваем поедать запасы. Мужнина сестрица нагло врет, что у нее на овощи аллергия. Николай Петрович, свекор, со своими вставными зубами и язвенной болезнью, в этом деле не помощник. Поэтому большая часть урожая достается нам.
Пару дней по приезде я потратила на заготовки. Дети сказали, что у них уже глаза не глядят на эту траву, и вообще они любят макароны.
– Другие бабушки сидят себе целыми днями на остановке, огурцы, кабачки всякие продают, ягоды. Почему наша так не может? – простонала Анюта, утомившись намывать огурцы.
– Мама! – Ярик с воплем влетел на кухню. – У них патиссоны пошли! И крыжовник осыпается! За нами деда присылают!
Определенно, бабушкину энергию пора перенаправить с битвы за урожай в мирное русло. Трудовое воспитание – это хорошо, но меру-то надо знать. Мы еще прошлогодние запасы не доели.
– Дети, послушайте меня. Ваша бабушка на рынке торговать не будет. Организуйте ей торговлю через интернет.
– Какую торговлю? – предложение прозвучало неожиданно.
– Как ее организуют?
– На месте разберетесь. Я сама это только что придумала.
– Да, возможно, другого выхода у нас нет, – почти согласился Ярик.
– Значит так, берете ноутбук, камеру. Пока дед едет, подумайте, что еще надо захватить с собой. Обучаете бабулю снимать видео и выкладывать его, пускай ведет блог, делится опытом и урожаем.
– Бабуля?
– Она научится?
– От вас зависит. Или вы качественно обучаете бабулю, она увлекается новым занятием и становится успешным блогером. Или я обучаю вас закатывать патиссоны на зиму. А я справлюсь! Прямо чувствую, педагог во мне не умер. По первому образованию я преподаватель рисования и черчения. Забыли?
– Так где черчение, а где патиссоны.
– Можете мне поверить, хорошему педагогу без разницы, что преподавать.
Глава 2
– Да, кстати, намекните там, что есть еще животноводство. Может, ей попробовать курочек разводить или кроликов, – напутствовала я детей через час, когда они садились в машину к Николаю Петровичу, чтобы отбыть на дачу.
А что? Попугай у свекрови когда-то был. Значит, какой-никакой опыт в содержании птицы у нее имеется. Попугай, кстати, прожил довольно долго, был бодр, здоров и упитан.
Я как раз закончила с кабачками и думала, приступать к консервированию огурцов или попытаться съесть их сырыми, когда позвонила Люська. Как же я была рада звонку давней подруги! Вот кто поможет победить огурцы! У Люськи дачи нет. И свекрови нет. А стремление сохранить стройность есть. Она не может, просто не имеет права отказаться от овощей! Огуречные разгрузочные дни! Маски из огурцов! Да огурцы – это бездна пользы!
Но Люська не стала слушать дифирамбы огурцам. Она предложила составить ей компанию в торговом центре. Людмила планировала перед отпуском присмотреть себе что-нибудь для вечерних прогулок по набережной. Конечно, я с радостью согласилась. Мы с Люськой приблизительно одной комплекции, и шопинг с ней бывает интересным. Естественно, в торговом центре прослонялись почти до закрытия. Потом заехали ко мне перекусить и обмыть покупки. Вот тут я и сосватала Люське огурцы. Организует себе перед отпуском пару разгрузочных дней. А то и все три. Если, конечно, силы воли хватит.
Около полуночи, нагруженная пакетами с огурцами и обновками, Люська спустилась к такси и отбыла домой. Я ее провожать не пошла, как раз дети по телефону докладывали, как прошел день. Им давно пора было спать, что я и пыталась втолковать чадам. Кстати, такси пришло удивительно быстро, и уже через пятнадцать минут довольная Люська отзвонилась и доложила, что благополучно добралась до дома и уже лежит в постели с огуречной маской на лице.
Я пожелала ей спокойной ночи. Но Люська потребовала продолжить разговор. Она была твердо намерена пролежать с маской положенные двадцать минут, а в одиночку бороться со сном уже не могла. Справедливо. Продукт не должен пропасть.
– Как доехала? – зевая, поинтересовалась я.
– Нормально, – зевая, отвечала Люська. – Представляешь, приехал водитель – бабулька, божий одуванчик.
– Кто-кто? – не поняла я.
– Таксистка, говорю, божий одуванчик. Бабуленция таксует на своей машине.
– Во дает!
– Ага. Полжизни, говорит, в такси оттрубила, на пенсии заскучала. Теперь подрабатывает иногда, по своему графику. Ее устраивает.
– Молодец! А машину ей свою не жалко?
– Чего там жалеть-то? Матизка ржавая, – Люська опять зевнула.
А у меня сон как рукой сняло. Совсем забыла про божью коровку, которая каталась за мной перед отпуском!
– Люсь! Вспомни, а она не раскрашена под божью коровку?
– Темно же было. По-моему, покрашена в голубой, – Люськин голос звучал несколько озадачено.
– А на реснички не обратила внимание? Реснички имелись?
– Не заметила. Она в очках была.
– В очках? Машина?– теперь Люськины ответы озадачили меня.
– Почему машина? Старушка в очках, волосы крашены в голубой.
– Я не про старушку, я про машину. Машина была разрисована под божью коровку?
– Точно! Ты ее знаешь?
– Не совсем, но надо уже познакомиться, – и я рассказала Люське историю с преследованием.
– Ничего себе! – у Люськи тоже пропал сон. – Ты заявила, куда следует?
– О чем? Что меня преследует божий одуванчик на божьей коровке?
– Да, действительно звучит глупо. Тем более странно.
– А она ни о чем тебя не расспрашивала?
– Так, обычный разговор с водителем, только, чтобы не заснуть по дороге.
– Про меня не говорили?
Люська задумалась.
– Да как посмотреть, что-то, конечно, говорили. Она спросила, что в пакетах, в том смысле, что, может, их лучше в багажник сложить. А я сказала, что подруга излишки урожая отдала. А она тогда и поделилась, что на пенсии, но дачей не увлекается, а подрабатывает. Ничего конкретного о тебе не было. А, нет, она тебя похвалила, какая ты молодец, витамины выращиваешь, спросила, почему сама не ешь, детей не кормишь? Ну, я и ответила что-то в том смысле, что столько не съешь, даже если вся семья помогает. Еще спросила, далеко ли дача. Тут я ничего пояснить не могла, да и подъехали уже.
Мы с Люськой поболтали еще немного, потом решили, что утро вечера мудренее. Предварительно договорились, что я попробую подкараулить "божью коровку" у своего дома. Судя по всему, она частенько тут бывает. И припру ее к стенке. Попробую, наконец, выяснить, чего она добивается.
На следующий день пришлось тащиться на дачу.
"Божью коровку" я заметила на выезде из города. Она бодренько хлопала ресничками метрах в ста позади. Ну, сейчас я выведу ее на чистую воду! Как только окажемся там, где есть нормальная обочина, сразу остановлюсь и ее тормозну, потребую объяснений!
Не вышло. На железнодорожном переезде нас разделил шлагбаум. Ждать, пока он откроется, смысла не было. Мог пойти встречный поезд, потом следующий. Остановка на переезде частенько затягивалась.
Свекровь потребовала мастер-класс по видеосъемкам. Дети сказали, что лучше будут пропалывать морковку, чем обучать бабулю. Ну, уж нет! До начала учебного года еще полтора месяца, за это время можно сделать из бабули блогера. В интернете полно примеров. Ну, не то, чтобы полно, но есть подобные. А чем наша Тамара Петровна хуже? Для своих лет она очень даже бодра и сообразительна. Подъехал муж. Поддержал меня, дополнительно разъяснив детям, что они не правы, и надо проявлять больше терпения и снисходительности по отношению к бабушке и дедушке. Заодно напомнил, сколько сил стоило бабушке научить Анюту ездить на двухколесном велосипеде и отучить Ярослава грызть сосновые шишки.
Шуганув молодняк с грядок, загрузив в багажник очередную партию кабачков и ведро перезревшего крыжовника, Вадим вернулся в город на моей машине. Надо было заехать на мойку. Я осталась помочь по хозяйству и проинструктировать Тамару Петровну, как выгоднее располагать овощи в кадре. Мы составили несколько композиций. Потом ходили купаться на дальнее озеро, ужинали драниками и свежим компотом, жарили на мангале колбаски и строили планы обустройства участка.
Домой я возвращалась поздно. На обратном пути "божьей коровки" не наблюдалось. Да я и подзабыла про нее, возмущенная поведением детей. Бабуля, видите ли, медленно соображает! Сами-то до третьего класса буквы «б» и «д» путали. А сколько мы нервов потратили, пока Ярослава научили время по часам со стрелками определять! Нет, с цифровыми технологиями у них порядок. По-моему, они уже родились с этим. Вот, помню, когда маленькой Аньке пытались всучить поиграть сломанный телефон, она сразу начинала громко возмущаться и требовала работающий аппарат. Причем происходило это в том возрасте, когда она не то, что на кнопки не умела нажимать, она и мультики еще не смотрела, только на живот научилась переворачиваться. Просто как-то чувствовала, что аппарат не живой и интереса к нему не проявляла.
Глава 3
– Да, к тебе какая-то бабка заходила. Сказала, что она твоя племянница, – сообщил муж, разгружая сумки.
– Бабка? Какая еще бабка? Может кто-то из теток? – не поняла я. Родни у нас полно.
– Племянница. На этом она особо настаивала. А это что еще за фрукт? Или цветок? – он, недоуменно щурясь, вертел в руках патиссон. – А бабка обыкновенная, такая, с синими волосами.
– Может, квартирой ошиблась?
– Возможно, к тому же она называла тебя Алисой.
– Точно, ошиблась. У нас таких нет.
– Но фамилию-то она правильно назвала. Других Сергеевых в нашем доме нет.
– Значит, дом перепутала.
– Скорее всего. Обещала завтра зайти.
Вообще-то родни у нас много. Я была единственным ребенком у мамы с папой. Но двоюродных и троюродных братьев и сестер, разных теток и дядьев имелось в избытке. Скорее всего, Вадим не признал кого-нибудь из тетушек. Из тех, с кем редко видимся. Ну и ладно, что теперь поделаешь? Неопознанной родственнице придется подойти в другой раз.
Назавтра, да и в последующие дни, в свободное от работы время я перебирала ягоды, перемалывала их в блендере, смешивала с сахаром, закрывала в банки. Про визит таинственной дамы, почему-то назвавшейся племянницей, напрочь забыла. Она напомнила о себе несколько дней спустя. Нет, не совсем так. Напомнить-то она напомнила, но не сама.
Глава 4
Домофона я не слышала. И когда наутро была бесцеремонно разбужена стуком во входную дверь, здорово испугалась. В самом деле, перед тем, как зайти люди обычно звонят по телефону, тем более, если хотят зайти в шесть утра. Но если в кромешную рань начинают барабанить в дверь, хорошего совсем не ждешь.
Я выскочила в прихожую.
– Кто? – никак не получалось справиться с замком.
– Рая, Вадик, это я, соседка, не пугайтесь.
Хорошенькое дело, я уже испугалась. Тем более, Вадим на дежурстве до вечера.
– Ирина Ивановна, что случилось? – за дверью действительно стояла соседка, запахивая халат на могучей груди.
– Вот, Раечка, женщина говорит, что у вас домофон не работает, а у нее что-то случилось. Я ничего не понимаю. Где Вадик? А Аня и Ярик? С ними все в порядке?
– На работе, на даче, в порядке.
Тут из-за плеча у Ирины Ивановны высунулась голова, точнее, сначала показалось облачко розовых волос. А потом маленькие ручки с розовым маникюром мягко, но уверенно отстранили соседку, и передо мной предстала невысокая, немолодая, да что там немолодая, старушка передо мной предстала. У бабульки были розоватые волосы, розовые ноготки, плюшевый костюм розового цвета. Только лицо не соответствовало розовой ми-ми-мишности. На лицо ей было лет семьдесят, не меньше. Выглядела она плоховато. И дело даже не в возрастных морщинках, а в глазах, полных ужаса. Да еще обувка выглядела странно. На ней были кроссовки. Один кроссовок розовый, второй синий.
– У вас все дома? – дрожащим голосом спросила дама в розовом.
– Нет, я одна, – мы с Ириной Ивановной переглянулись.
– Вы Алиса?
– Нет.
– Не может быть. Я же вижу, что вы – Сергеева! – настаивала розовая старушка.
От Сергеевой я отпираться не стала.
– Мне надо с вами поговорить, пока не поздно, – проговорив это, старушка не сдвинулась с места.
Так и продолжала стоять за мощным плечом Ирины Ивановны.
– Вы только не пугайтесь, – продолжила утренняя гостья.
Вот еще розовых Барби-пенсионерок я буду пугаться!
– Проходите, – я открыла дверь пошире.
Но Ирина Ивановна, с моих слов удостоверившись, что у нас все в порядке, проходить отказалась.
– Извините, Раечка, я пойду. Мне внучку привезли. Вдруг проснется, а дома никого. А вы, если что понадобится, сразу обращайтесь. Я дверь запирать не буду, – добрейшая Ирина Ивановна вернулась к себе.
– Так вы – Раиса? Имя надо поменять. Меня Адель зовут, Сергеева, – представилась гостья, присев на краешек стула.
Вопрос об отчестве она проигнорировала. Мы расположились на кухне. Адель согласилась на чай, и я возилась у плиты, ждала, пока посетительница достаточно успокоится и соберется с мыслями. Не хотелось ее торопить. Кто знает, вдруг ей от переживаний плохо станет? Годы-то не малые.
Я вручила Адели большую кружку с горячим чаем и приготовилась ждать. Это меня муж научил. В стрессовых ситуациях надо предложить горячий напиток. Помогает переключить внимание. Желательно, что бы посуда была тоже горячая. Пострадавший будет больше думать, как бы не обжечься, и эти простые практические заботы помогут ему вернуться в реальность, к сиюминутной проблеме. К сожалению, алюминиевой кружки под рукой не оказалось. Может, поэтому Адель долго молчала. Себя я сделала кофе.
– Может, коньяку? – не выдержала я.
Про коньяк Вадим ничего не говорил, но молчание затягивалось.
– Нет, что вы! – Адель подняла голову над кружкой.
Голос ее звучал глуховато, но не дрожал.
– Просто не знаю, с чего начать.
– Ну, начните уже с чего-нибудь, а там видно будет.
Наверное, это было не очень вежливо. Но накануне я легла поздно и сейчас еще плоховато соображала.
– Мы с вами, некоторым образом, родственники, – после паузы, наконец, разродилась Адель и опять надолго замолчала. – Я ваша племянница.
– Кто? – в памяти всплыл недавний разговор с Вадимом о старушке с голубыми волосами, на днях тоже назвавшейся моей племянницей.
В отличие от многих мужчин, цвета Вадим никогда не путал. Та старушка, якобы племянница, точно была с голубыми волосами. А эта, с розовыми, откуда взялась? Впрочем, откуда взялась та, первая, с голубыми, тоже не понятно. Они обе из одного дурдома? С одинаковым бредом? Мне стало нехорошо. Ох, зря мы Ирину Ивановну отпустили. Хотя с такой хрупкой пациенткой я справлюсь. Главное, к ней спиной не поворачиваться. И ножи убрать.
– Вы мне не верите? – назвавшаяся Аделью гостья не ждала ответа на свой вопрос. – Наверное, надо пояснить, – продолжила она и, наконец, разрыдалась.
Черти бы побрали Вадима с его профессиональными советами! Кружка, полная горячего чая, выпала из вмиг ослабевших ручек, выплеснув большую часть содержимого мне на ногу. Я тихо охнула, но гостья, похоже, ничего не заметила.
– Мою сестру зовут Ариадна, сокращенно – Ара. Мы с ней погодки. Это не близнецы, конечно, но у нас тоже очень сильная связь. Нам всегда, с раннего детства, нравились одинаковые игры и книжки, одинаковые фильмы. Мы все время были вместе. Ара старше меня всего на полтора года. Мы и жили почти всегда вместе. После восьмого класса поступили учиться в другой город. Ара на парикмахера, а я на следующий год поступила в педучилище на воспитателя детского сада. Поступили, чтобы была возможность уехать из дома и жить в общежитии. Квартира у нас была однокомнатная, а мама мечтала устроить личную жизнь. Но с личной жизнью у нее не заладилось. Когда мамы не стало, мы с Арой вернулись на родину. Замуж сходили, но обе неудачно. Работали долгое время тоже вместе, в таксопарке. Только Ара – водителем, она побоевитее была. А я – диспетчером. Но мы почти всегда выходили в одну смену. Ссорились иногда, не без этого. Но если у вас, к примеру, нога заболит, это нехорошо конечно, но вы же из-за этого от нее не откажетесь. Так и мы, поссоримся, подуемся друг на друга, и опять вместе. Ара – она была солнышком. Оптимистка такая, во всем могла хорошее разглядеть.
Я уже не сомневалась, что речь о пожилой таксистке с голубыми волосами.
– Почему «была»? Что-то случилось? – не хотелось опять вызвать поток слез, но обстановку надо было прояснить.
Особенно интересно, какое отношение сестры имеют ко мне? Или она считает своей родней всех Сергеевых, и я просто первая, кто оказался доступен в шесть утра?
На стене возле двери нашего подъезда сохранилась табличка с фамилиями жильцов. Эта табличка с перечнем ответственных квартиросъемщиков висела со времени заселения дома и теперь приобрела историческую ценность. Тех, кто тогда получал жилье в новом доме, давно уж нет. Но мы продолжаем обитать в бабушкиной квартире, и фамилия на табличке соответствует.
– Арочки больше нет, – Адель всхлипнула и замолчала, в этот раз ненадолго, видимо, запас слез истощился. – Официально признали, что она покончила с собой, но я в это не верю.
Оказалось, что старушку, сестру моей гостьи, точнее, ее тело, выловили из реки. В процессе дознания Адель предъявила записку.
– Мы по старинке обменивались записками на холодильнике. Вы не подумайте, я умею писать сообщения в телефоне, и Ара умела, но нам больше нравилось записками.
Так вот, в записке было написано буквально следующее: «Адусь, знаю, ты против, но я больше не могу, устала, сил нет никаких. Не по возрасту мне эти приключения. Все, решилась, иду. Жду скорого свидания с родственниками, и надеюсь, пройдет безболезненно. До встречи в новом составе». Эта записка была расценена, как предсмертное прощальное послание младшей сестре. То, что сестра настаивала на отсутствии причин для того, чтобы свести счеты с жизнью, проигнорировали. Все списали на возрастную депрессию.
– И вы не верите в самоубийство?
– Конечно, не верю! Это я с детства – плакса! Ара была совсем не такая. Она, как теперь говорят, излучала позитив, она была женщина-праздник! И это не показное, она действительно такая была! Уж я-то знаю! Ара и депрессия? Только не это! Поверьте, мы были очень близки. Я бы заметила, если бы с Арочкой что-то происходило. Сначала, конечно, винила себя, а потом почитала в интернете про депрессию, про ранние проявления, про скрытые признаки. Так вот, со всей ответственностью заявляю, что у Арочки ничего похожего и близко не было!
– Думаете, несчастный случай? – осторожно уточнила я.
– Бог с вами, Раечка! Случайно утонуть с камнем на шее?
– Вы можете подробнее рассказать, что случилось?
– Конечно. Обязательно. Арочку достали из реки у нижнего моста. Тело прибило течением к опоре. На шее у нее была затянута веревка, а к веревке привязаны ручки от пакета. Мне пояснили, что веревка была затянута не очень туго. Ару не задушили, она утонула. По всей вероятности, к веревке был прочно привязан за ручки полиэтиленовый пакет типа «майка», а в пакете находился тяжелый груз. Ара ушла на дно и осталась бы там навсегда. Но пакет с грузом прорвался и тело всплыло.
– И вы подозреваете, что она не сама утопилась? Думаете – убийство?
– Я не знаю, что думать. В убийство я верю еще меньше. У нас не было врагов! Я совсем извелась за эти дни. Мы ведь только вдвоем остались. Мы всегда были вдвоем, как две половинки. Даже близких друзей не имели. Арочка общительная была, очень к себе располагала. Но близко мы ни с кем не сходились, были друг для друга и сестрами и лучшими подругами. А теперь я одна, ни посоветоваться, ни поговорить не с кем. Вот решила к вам обратиться.
– Печальная история, я вам очень сочувствую, но какое отношение все это имеет ко мне? То есть, в последнее время я действительно периодически замечала немолодую женщину-водителя на пожилой машине. Но все равно не понятно, при чем здесь я? А если вы подозреваете, что дело нечисто, тогда надо подумать, кому была выгодна смерть вашей сестры? У вас были наследники? Вообще было, что наследовать?
– Наследник у Ары – это я, конечно. А после меня наследницей будете вы, Рая. Если, конечно поменяете имя.
Точно, чокнутые бабки. Одна за мной на «божьей коровке» гонялась, другая пешком пришла. Определенно, мне нужен еще один стакан обжигающе горячего напитка. И, припадая на ошпаренную ногу, я похромала к плите.
– Это долгая история, мне так много надо вам рассказать. Да и от вас я хочу что-то услышать, – вздохнула Адель и начала свой рассказ. – У вашей прабабушка Аглаи было две дочери.
– Прабабушка Аглая? – сразу прервала я. – Никогда не слышала. По маме или по папе?
– По маме. Она родила вашу бабушку Анну и нашу прабабушку Алевтину. То есть, сначала она родила Алевтину, а потом Анну. Анна и Алевтина были родными сестрами, но с очень большой разницей в возрасте. Алевтину Аглая родила, когда ей было семнадцать лет, а Анну почти в сорок. Так получилось, что ваша бабушка оказалась практически ровесницей своей племяннице Анфисе, нашей бабушке, дочери Алевтины. Вы меня понимаете?
– Пока понимаю, но уже с трудом и боюсь запутаться. Алевтиной звали мою маму.
– Ничего удивительного, в то время это было довольно популярное имя. Продолжаю, сосредоточьтесь. Таким образом, ее дочь, наша мать Анна, племянница вашей матери…
– Ваша мать? Анна – это моя бабушка! Получается, если ваша мать – это наша бабушка, то вы – моя тетка!
– Нет, извините, я недостаточно четко сформулировала. У Анфисы родилась дочь Анна. Ее назвали, как и вашу бабушку. Но вашу бабушку родила Аглая. И она оказалась двоюродной бабушкой Анне, которая наша мать. Ваша Анна была всего на двадцать лет старше нашей. А ваша мама оказалась теткой нашей, хотя и была на двадцать лет ее младше. И, значит, вы приходитесь теткой мне и моей сестре. Когда вы родились, мы с сестрой уже разменяли четвертый десяток. По вашей линии женщины не торопились оставить потомство. А по нашей – напротив. При этом, у всех рождались девочки. Такая вот закономерность.
– Теперь я еще больше запуталась. Кстати, когда я родилась, маме было всего двадцать три. А мой первенец – мальчик. Не сходится!
– Закономерность сломалась. У нас сестрой вообще детей нет. Да, и еще одно осложнение. Всем новорожденным девочкам давали имена на букву «А». Кроме вас. Рая, вы должны сменить имя!
– Зачем это? Мне мое имя нравится. И я привыкла к нему. Да что за глупости! Кстати, откуда вы столько знаете о своей родне? Я вот по маминой линии только бабушку Аню знаю.
– Ничего удивительного. Аня рассорилась с матерью и связи с родственниками не поддерживала.
– А мужскую половину родственников вы так же хорошо по именам знаете?
– Мужские имена в нашем случае вообще никакого значения не имеют! – безапелляционно заявила моя племяшка.
Еще не легче!
– Дело в наследстве, – продолжала Адель. – Прабабушка Аглая оставила наследство. Кстати, нас с Аркой она застала. Аглая прожила долгую жизнь, пережила и дочь, и внучку. Наследство она завещала своим детям, то есть Анне и Алевтине. Ну, или их потомкам. При одном условии, что это будут девочки, имена которых начинаются с буквы «А». Какой-то у нее пунктик на этом был. И действительно, в семье рождались только девочки. У нас ведь ни дядьев, ни братьев нет. И всех называли именами на букву «А». На нас нормальные имена закончились. Мы с сестрой – Ариадна и Адель. Сокращенно Арка и Адка.
– Могло быть хуже, Акулина и Авиета, например. Или Афина и Арабелла.
– Куда уж хуже, – отмахнулась Адель. – у меня в школе было прозвище «Анафема», вроде как соответствует имени «Ада». А Ару пытались обзывать Анфиладой. Но она этих обзывальщиков быстро на место ставила. Ара и за словом в карман не лезла, и кулаки могла в ход пустить. Я не такая. Ара за меня всегда заступалась.
– Хорошо иметь старшую сестру, – вздохнула я. – Всегда мечтала, чтобы было за кем по жизни идти.
– Да, возможно. В этом мне повезло. И вот мы с сестрой принялись разыскивать потомков Анны. А это было нелегко. Ваша бабка отличалась исключительно взбалмошным характером, не терпела покушений на свою свободу. Может, поэтому и замуж долго не выходила. А уж когда решила родить, очень ее избранник семье не понравился. Женатый, что ли, был. Или судимый. Или женатый и судимый. Нам с Аркой всего не рассказывали, да мы особенно и не интересовались. Мы же детьми были. Что нам до жениха взрослой родственницы? А потом мамы и бабушки не стало, не у кого стало подробности узнать. Сильно тогда Аглая с младшей дочерью поругалась. А та уже сорокалетняя, самостоятельная женщина, во что бы то ни стало, решила ребенка от любимого родить. С семьей все связи порвала. Да так порвала, что мы несколько десятилетий концов найти не могли. В архивы обращались, знакомых расспрашивали. Все бесполезно. Да и как найдешь следы Анны Сергеевой. Таких по стране – не сосчитать. Никто даже не знал, куда Анна подалась после разрыва с семьей. Неизвестно, поменяла ли фамилию. Да и кого она родила, мальчика или девочку, никто не знал. Даже отчества Анны мы не знали. Аглая родила своих девочек от разных мужчин.
– Как же вы меня нашли?
– Случайно. Нельзя сказать, что мы с Аркой только и делали, что занимались поисками. Мы направили запросы в архивы, при случае расспрашивали пожилых знакомых и друзей семьи. Каким образом еще поискать, мы не знали.
– В полицию обращались?
– В милицию, тогда это называлось милицией, мы сразу попытались обратиться. Но заявления у нас не приняли. Анна ведь не пропала. Все знали, что была ссора. Она решила уйти из семьи и ушла. Ее право. Не было оснований для начала розыскного дела.
– А в телепередачу какую-нибудь, вроде «Жди меня»?
– Писали, но без ответа. И тут вдруг, Ара выходит у поликлиники из машины и слышит: «Сергеева Анна!». Ее как громом поразило! Мы давно отчаялись родственников найти. И тут! Стала взглядом искать, кому это кричат, и увидела вас. А вы – вылитая Анна. Вот посмотрите, – Адель достала фотографию.
– Да, тут вам повезло. У нас в семье женщины традиционно фамилию не меняют, – согласилась я, разглядывая снимок.
На черно-белой, порядком потертой фотографии были запечатлены четыре женщины. Две совсем молоденькие, скорее подростки, две постарше. Все четверо были похожи между собой. Видно, что родственницы. Если одеться и причесаться по той моде, тогда возможно и я сошла бы за родню.
– Наконец, мы сможем вступить в права на наследство. А то содержать Аврору становится слишком накладно. Мы ведь уже пенсионерки. То есть, я теперь одна, – тихонько вздохнула Ада.
– Аврора?
Час от часу не легче. Еще одна родственница на букву «А»? Парализованная она, что ли, раз ее все сложнее содержать?
– Так вы бы вступили в свои доли наследства. А доля Анны пускай дожидается своего часа, – я все никак не могла осознать проблему.
– К сожалению, это невозможно, – вздохнула Ада. – Аврору нельзя разделить. Ее можно получить только целиком. Как можно разделить Аврору? Нет! Она такая красавица! Безупречный корпус, совершенство линий, форма! Но такое совершенство требует ухода и особых условий для сохранения долголетия.
– Аврора? – опять удивилась я. – Да кто же она?
Перед глазами упорно маячила лежачая женщина с фигурой античной статуи, которая при должном уходе может стать долгожителем. Или ее уже мумифицировали? Время от времени в печати появляются жуткие истории о безумных родственниках, которые не предают земле умершего члена семьи, потому что не в силах расстаться с ним или с его пенсией. Неужели и нас это коснулось?
– Она шхуна, – обреченно вздохнула Ада. – У нее деревянный корпус. Поэтому ее приходится хранить в эллинге. Иначе она может сгнить. А за эллинг надо платить. Ну и время от времени приходится устраивать ей профилактические осмотры. Кое-что подлатать, зачистить, подкрасить, полачить. Мы с Аркой много чего научились делать. Но иногда приходится обращаться к специалистам, а это тоже деньги. В общем, много лет ждем-не дождемся, когда сможем владеть этой посудиной полностью на законных основаниях. Тогда ее можно будет, наконец, продать и забыть. Хотя с другой стороны, мы уже как-то привыкли, сроднились с ней за столько лет. У вас муж есть, сын растет. Мы размечтались, что они возьмутся за Аврору, спустят ее на воду, и она наконец заживет полноценной яхтенной жизнью.
Теперь монолог Аделины доносился до меня, как будто через ватное одеяло. Оглушила меня эта новость, ничего не скажешь. Какая еще шхуна? И где она могла незаметно простоять столько лет? В моем представлении шхуна – это большущий деревянный корабль с несколькими мачтами и командой крепких матросов, чтобы управляться с парусами. Может, наследники еще и команду должны содержать? И как попала сюда эта шхуна? У нас и моря-то поблизости нет. Река, правда, есть, довольно большая. Но, думаю, такому кораблю будет тесновато. Что ему вообще здесь делать? Известны варианты переоборудования таких колоритных судов под гостиницы и рестораны на воде. Но у нас в городе нет ни одного подобного заведения! Я представила большой деревянный корабль, который поскрипывая обшивкой и снастями переваливается с одной океанской волны на другую. Бред какой-то. В то время, когда шхуны бороздили моря и океаны, река еще не была перегорожена плотинами, русло было намного уже и мельче. И лодочных моторов тогда не было. Как бы она поднялась вверх по течению от моря до лодочной станции в нашем городе?
– Шхуна? Это же что-то огромное? – единственное, что я смогла выдавить из себя.
– Нет-нет, не пугайтесь. Для шхуны она совсем маленькая. Всего девять метров в длину. Максимальная ширина – не больше трех метров. Шхуна – это просто такой тип судна с двумя мачтами. Они, конечно, бывают огромными. Но наша Аврора совсем не такая. Это самоделка. Один умелец построил, но не успел попользоваться, скончался. У нее отдельные помещения на носу и корме. Можно оборудовать очень удобные каюты. Ваша прабабушка купила ее в то смутное время, когда страну лихорадила инфляция, если помните. Она тогда не нашла лучшего варианта, чтобы вложить деньги. На недвижимость ей все равно не хватало, достойных автомобилей в свободной продаже не было, а сбережения таяли на глазах.
Я молча переваривала информацию.
– А имя, Раиса, вам надо поменять. Так вы будете соответствовать условиям завещания, – Адель никак не могла успокоиться.
– Поменять? С какой стати? Я уже говорила вам. Это мое имя. Оно мне нравится. Не нужна мне эта бригантина. А пускай Анька наследует! Я откажусь в ее пользу! Так можно?
– Надо уточнить, – задумалась Адель. – А вы пока поищите свидетельства о рождении вашей матери и бабушки, чтобы подтвердить родственные связи.
– Ого! Я не уверена, что свое-то смогу найти. Разве его не отбирают, когда выдают паспорт?
– Нет, свидетельство о рождении остается на руках.
– Ладно, документы я поищу. Квартира бабушкина, может, что и завалялось в старых бумагах. А вот с именем категорически не согласна!
Немного успокоившаяся Адель заторопилась домой. Сказала, что после того, как лично познакомилась и пообщалась с родственницей, то есть со мной, ей стало намного легче. Теперь она не одинока.
Я подбросила ее до центра. От какой-либо помощи Адель отказалась. Сказала, что за заботами немного забывается. Сидеть в квартире, где все напоминает о сестре, и бездельничать было невыносимо.
Глава 5
Дома меня ждало воткнутое в дверь приглашение на открытие вернисажа Марины Садко. Марина Садко, раньше она звалась Маша Садикова, сходила с ума по импрессионизму и писала в основном пейзажи, в большей степени отражавшие не окружающие объекты, а внутренний мир художницы. Мы вместе учились в институте, жили по соседству, приятельствовали. Вот она и занесла мне приглашение на открытие своей персональной выставки. Я посмотрела на часы. Конечно, опаздываю! Ну, Машка! Никогда ничего вовремя не сделает. На редкость несобранная была особа в студенческие годы. Такой и осталась. Я быстренько привела себя в порядок и понеслась в галерею. Вернисаж проходил не где-нибудь в небольшой частной галерее, каких изрядно пооткрывалось у нас в последнее время, а в выставочном зале художественного музея. С этим Машку стоило поздравить, заслужила.
Я появилась, когда торжественные речи уже отзвучали, а фуршет еще не закончился. Вовремя, можно сказать, появилась. Подошла с бокалом шампанского к Машке, поздравила, мы немного поболтали. Отдала должное тарталеткам, положила себе на тарелку малюсенькие эклеры и направилась осматривать полотна. Манера письма у Марины Садко своеобразная, запоминающаяся, с другими не спутаешь. Полотна, на которые она изливала поток своего сознания, были сгруппированы сериями. В одном зале – то, что художница обозначила, как городской пейзаж, в другом – сельские виды, в третьем – водные просторы, река, море и пляжи. Ага, вот узнаваемое изображение железнодорожного вокзала, а вот набережная. Тут что-то вроде салюта на день города. Теперь более-менее понятен интерес властей к выставке. Конечно, наша Маша очень талантлива, и настроение на своих полотнах передает, дай бог каждому. Но руководство обычно предпочитает реализм. И вдруг… что это? На фоне причала с моторками и парусными судами две фигурки. Одна в розовом и с облачком розовых волос, другая в голубом, в голубой кепочке на голове, из-под которой видны голубые же кудряшки. Конечно, изображение было не особенно реалистично, но образы – вполне узнаваемы. Это бы еще ничего, мало ли, кто там попал в кадр, удачно оживил пейзаж и был перенесен на полотно.
– Машка! Маша! Марусечка! – позабыв про эклеры, я ринулась разыскивать автора.
Вот незадача, автора окружили представители городских властей. Они с серьезным видом вели какой-то разговор. Машка глубокомысленно улыбалась и согласно кивала. Серьезный разговор с Машкой! Ну-ну, удачи! Более рассеянное и несерьезное существо сложно себе представить. Стихотворение про человека рассеянного с улицы Бассейной – это прям про нее. Если не знать, что Машка родилась примерно через пятьдесят лет после того, как стихотворение напечатали, ее можно было бы считать прототипом. Пару раз она приходила в институт на занятия без юбки. Просто забывала надеть. Непарная обувка была делом обычным. Как-то вместо шарфа по рассеянности воспользовалась колготками младшей сестры. Однажды села не на тот междугородный автобус и уехала вместо Красного Холма в Кесову Гору. По мне, так разница не велика. Но родственники-то ждали ее в Красном Холме! Будущему мужу пришлось несколько раз с ней знакомиться. Машка никак не могла его запомнить. А на свидания приходила потому, что, зная о своей проблеме, записывала, куда и когда должна явиться. И являлась, да только не могла припомнить, зачем. Впрочем, ее это не напрягало. Машка прекрасно чувствовала себя в собственном мире и щедро этим миром делилась, перенося его на полотна. Остальное ее мало заботило.
Я вернулась к картине. Кроме розовой и голубой фигурок, обративших на себя мое внимание, в левом нижнем углу был изображен контур определенно мужчины с длинными забранными в хвост волосами, в тельняшке и с какой-то палкой в руке. Особенно впечатляло выражение его лица. Насколько можно изобразить несколькими мазками, здесь была точно передана глубокая ненависть, затаенная злоба. Значит, у моих пожилых племянниц не было врагов? Они или не знали, или что-то скрывали. Мария вообще-то не портретист, она больше по природным мотивам. Тем более интересно. Представители властей, наконец, удалились. Зато теперь Машку атаковали журналисты. Сверкали вспышки, телевизионщики толклись со своей аппаратурой. Да что ж мне так не везет-то! Послонявшись еще немного, я сфотографировала заинтриговавшую картину и побрела к выходу.
– Я людей не изображаю, ты же знаешь, – открестилась Машка по телефону, когда на следующий день удалось до нее дозвониться. – Но ту картину, конечно, помню. Тогда день был очень теплый. Не по температуре, конечно, а по цвету, ты понимаешь. И эти две женщины так необыкновенно вписывались. Их костюмы и волосы были того же оттенка, что и небо. Это просто чудо какое-то. Я сфотографировала их в нескольких ракурсах. Мишка потом изобразил. Классно получилось! А что, разве на табличке не было указано двойное авторство?
– Вторая фамилия была, но я не поняла, к чему это.
Мишка – это Машкин муж, тот самый, с которым она несколько раз знакомилась. Упорный был парнишка, добился-таки своего. И талантливый.
Конечно, само по себе художественное произведение доказательством служить не может. Мало ли, что там художнику навеяло. Мне нужны были подробности. И я вцепилась в Мишку. Мне было без разницы, кто там и что изображал. Мне надо было получить те фотографии. Картина была написана до трагических событий. На картине изображен ясный весенний день. Возможно, дело происходило этой весной, а может и раньше. В любом случае это зло, воплощенное на картине – давняя, возможно многолетняя история. Может Мишка не такой рассеянный, как жена. Будем надеяться, сумеет еще что-нибудь припомнить. На некоторые вещи у художников очень цепкая память. Мы встретились у выставочного зала. И Мишка припомнил.
– Да, это и не забыть, – говорил он. – Ты, правда, так все и почувствовала? Это же здорово! Я так горд! Именно это я и хотел передать! Машка-то сразу поняла. Но с ней мы на одной волне. А вот, то, что ты тоже! Великолепно! Понимаешь, я же там был. Пришел Машку на обед забрать. День случился необыкновенный! Голубое небо, голубая вода, в ней отражаются бело-розовые облака. Две миниатюрные фигурки, одна – нежно-розовая, другая – небесно-голубая. И темная тень позади них. Вот именно – тень. От того мужика не веяло человеческим. В нем чувствовалось зло. То есть абсолютное зло, больше ничего не было. Меня тогда, как громом поразило. И когда Машка попросила по фотографии людей добавить, я добавил. И это было не по фотографии, а практически с натуры, то есть, по памяти. А что? Что-то не так? Модели выразили недовольство? Так это не портреты, имеем право!
– В том-то и дело, что недовольство некому выражать. Той, в голубом, уже нет. Официальная версия – самоубийство. Но я подозреваю, что никакое это не самоубийство, а самое настоящее убийство. И совершил его тот тип в тельняшке. А теперь есть угроза для розовой, а может и для меня. А при худшем раскладе – для моей дочери. Так что, умоляю, найди фото! А если еще что-нибудь вспомнишь – сразу звони!
Мишка снял очки, потер переносицу. Потом надолго задумался.
– Фотографии нет, – наконец отмер он. – Я, как работу закончил, фото удалил, чтобы на компьютере память не засорять. А зачем мне ее хранить? Я закончил, результат нас с Машкой удовлетворил. Кто же знал, что это зарисовка с места преступления?
– Если бы с места преступления! Хуже, это зарисовка о намерении совершить преступление. Не припоминаешь, тот тип в углу картины, он что делал? Говорил что-нибудь?
– Честно говоря, я его вообще не запомнил, это Мария фотографировала тех розово-голубых, а он случайно в кадр влез. Там много народу шаталось. Я его запомнил, потому что он так глянул, когда я пришел, мне не по себе стало, буквально испепелил взглядом. Мы его и не думали на полотне помещать. Но потом я понял, что он создает интригу, нагнетает обстановку в этой розовато-голубоватой идиллии. И в картине появляется совсем другой смысл. В общем, мы с Марией решили его оставить. По-моему, удачно получилось. Ты согласна?
– Еще бы! Ты даже не представляешь, насколько удачно. Единственная улика на сегодня. Но постарайся припомнить подробности.
– А в чем угроза? Поясни!
– Да я и сама пока не пойму. Сначала думала, меня преследуют. Потом оказалось, что не преследуют. То есть, не так. Меня преследовали, но с положительной целью. А жертвой вдруг стала моя преследовательница. Но мы не можем это доказать, потому что все выглядит, как самоубийство. И то, что на картине кто-то злобно смотрит в ее сторону, конечно, не доказательство. Но лично для меня подтверждает подозрения, подтверждает, что я думаю в правильном направлении. Так что спасибо вам, ребята. Если что-то припомните, сразу сообщите.
Надежда на Мишку была очень слабой. Мишка, что? Пришел, посмотрел, ушел. А Машка писала с натуры и поэтому должна была торчать на причале какое-то время. Некоторые импрессионисты работают очень резво. Но холст шестьдесят на шестьдесят быстро не закрасишь. Зная Машкину рассеянность, надеяться на то, что она припомнит что-нибудь стоящее, не приходилось. Я решила использовать еще один источник информации.
На следующий день пригласила Адель посетить выставку Марии Садко.
– Раечка, я же в трауре, это неудобно, – мое приглашение поразило Адель.
Только по доброте душевной она сразу и с возмущением не захлопнула дверь перед моим носом.
– Мы не на дискотеку идем, а пытаемся восстановить картину преступления. Собирайся, галерея открывается в одиннадцать.
В самом деле, мне хотелось поскорее получить хоть какую-то информацию. Адель обескуражена, но с этим разберемся по дороге. Она покорно сменила розовый халатик и тапочки на розовый спортивный костюм и кроссовки, и мы выдвинулись в направлении выставочного зала.
– Симпатично, надо же, как на нашу лодочную станцию похоже, – Адель вежливо обошла всю выставку, нигде подолгу не задерживаясь. – Спасибо, Раечка, я немного развеялась, – вопросительно хлопая глазками, моя предполагаемая родственница пятилась к выходу.
Пришлось вернуть ее к так заинтересовавшему меня полотну.
– Ох, это точно наша лодочная станция! – остановившись перед картиной, Адель всплеснула ручками.
– Присмотритесь, Адель, эти две девочки вам никого не напоминают?
Адель присмотрелась, задумалась.
– Это мы с Арочкой? – наконец неуверенно прошептала она.
Наконец-то!
– Конечно, вы! Художник рисовал с натуры!
– Да-да, припоминаю, – Адель продолжала вглядываться в полотно. – Мы с Арочкой пошли прогуляться, заодно проведать Аврору. День такой был чудесный, весна, знаете ли. Воздух такой, легкие облачка, как ватные комочки по небу… И там были художники. Они это небо с облаками рисовали и воду. Я тогда еще пожалела, что рисовать не умею. Так хотелось сохранить этот день. Бывают такие дни, когда все хорошо. Ну, вот, как в рекламе: «Когда мир еще в порядке». Я даже не заметила, что нас с Арочкой запечатлели. Это так трогательно, – Адель захлюпала носом.
Я усадила ее на диванчик в центре зала, как раз напротив нашей картины, и пошла искать воду. Когда я вернулась с бутылочкой «Чистого источника» и стаканчиком, Адель уже немного пришла в себя и озиралась вокруг. Глазки у нее здорово покраснели.
– Как думаете, Раечка, можно эту картину приобрести? Наверное, надо обратиться к администратору?
Адель повернулась к старушке в униформе, дремавшей в дальнем углу. Пришлось развернуть ее обратно к полотну.
– Приобрести, конечно, можно. Сейчас забронируете, а по окончании выставки выкупите. У меня другой вопрос. Присмотритесь, пожалуйста, – я ткнула пальцем в угол со злодеем. – Вот этого человека вы узнаете?
– Это человек? – Адель уставилась на картину. – Извините, я думала, это тень какая-то от птицы или паутина.
Адель поднялась с места, отошла метра на два, потом подошла вплотную к изображению, надела очки, потом сняла их, снова надела. Узнавание на лице не проступало. Н-да, манера письма у Машки своеобразная, что с нее взять. Но Мишка, он-то в классической манере творит! Перестарался парень со стилизацией.
– Посмотрите внимательнее, Ада, – я сделала еще попытку. – Вот волосы, лицо в полупрофиль, тельняшка.
Адель вежливо кивала, но видно было – не узнает. И страшно от этого расстраивается. Да, подвела меня родственница, нечего сказать.
– Ада, а вы в тот день не фотографировали? – уцепилась я за последнюю ниточку.
Тщетно. Сестры посещали лодочную станцию регулярно. И необходимости в том, чтобы запечатлеть тот свой визит, один из многих, не видели. Я проводила домой престарелую родственницу. Та всю дорогу пыталась извиняться, не понимая за что. В самом деле, как она могла извиняться за то, что чего-то не видела, если даже не понимала, чего. Возможно, она и вовсе не верила в то, что там вообще можно что-то разглядеть. Что бы немного утешить бедолагу, я разыскала в сумке визитку Марины Садко.
– Вот телефон художницы, можно позвонить, договориться о приобретении картины.
– Люсь, как ты думаешь, бывает художественный кретинизм? – я плюхнулась на стул рядом с подругой и заказала себе кофе.
У Люськи как раз начался обеденный перерыв. Я нашла ее в кафе возле конторы за поеданием бизнес-ланча.
– Как это? – закашлялась подруга.
– Про топографический кретинизм слышала?
– Это когда человек может заблудиться в трех соснах?
– Точно, или, когда на улице его одного оставить нельзя. Повернет за угол и все – потерялся.
– Слышала, конечно, – согласно кивнула Люська. – Хуже нет, когда с таким в поездке окажешься. Приключений не оберешься, и вся группа из-за него страдает. А вот это, то, что ты сказала, тоже бывает?
– Давай, допивай свой компот, – вместо ответа я протянула Люське сумку и ветровку. – Прогуляемся до выставочного зала.
– Ого! А что мы там будем смотреть?
Вот за что уважаю Люську, так это за то, что на подъем легкая.
– Выставка Марины Садко.
– Кого-кого?
– Машки Садиковой.
– О! У нее персональная выставка! Вот молодчина!
Галерея встретила нас пустыми залами.
Со словами: «Ох, и люблю же я импрессионистов», Люська начала осмотр. Она любовалась полотнами не торопясь, с разных ракурсов. Такими темпами мы до конца обеденного перерыва не доберемся и до середины экспозиции. Пришлось подтолкнуть подругу в нужном направлении.
– О! – Люська воззрилась на изображение отражающегося в голубой воде неба. – А это? Что-то напоминает. Что-то знакомое, не припомню только, откуда.
– Вспоминай! – я была бесцеремонна, общение с родственницей малость выбило из колеи.
– Две бабули, одна в голубом, другая в розовом…, это загадка какая-то?
– Бабули? Почему? Они же здесь со спины? – такого я даже не ожидала. Художественный кретинизм – это точно не про Люську.
– Не знаю, – отмахнулась та. – Спинки сутулые, плечики покатые, фигурки усохшие. Не знаю. Общее впечатление.
– Ну, ты даешь! – восхитилась я. – А эту, в голубом, со спины не узнаешь?
– А должна?
– По всему выходит, что это та пожилая таксистка на «божьей коровке», которая тебя как-то подвозила.
– Возможно, – Люська продолжала разглядывать фигурки. – Это ж, когда было? Но вот теперь, когда ты напомнила, пожалуй, да, это она, определенно она. Щупленькая такая, но жилистая. Вот эта рядом, розовая, пожиже будет.
Все-таки Мишка молодец, в нескольких мазках передал столько информации. Люська уже собралась переместиться к следующему полотну.
– А что ты скажешь об этом? – я ткнула в угол картины с интересующим меня персонажем.
Люська задумалась.
– Вселенское зло, – наконец изрекла она.
Потом мы не торопясь прошлись по выставке, Люська взяла рекламные проспекты.
– На работу, – пояснила она. – Пускай просвещаются. Опять же с обеда я здорово задерживаюсь. Скажу, что культпоход для коллектива организовывала. Может, еще встречу с автором устроить?
Машкино творчество Люська всегда уважала.
– Ты понимаешь, – объясняла я Люське на обратном пути, – меня убеждают, что у Ариадны не было врагов, и она совершила самоубийство. Сестра с самоубийством категорически не согласна, но также категорически она отрицает наличие врагов. А тут я вижу этого типа, воплощенное вселенское зло, как ты заметила. Он так смотрит на сестер, что, если бы взглядом можно было убить, то прямо там, на причале, было бы два трупа.
– Каким образом? Там же полно свидетелей. А он действительно на них смотрел? Это же художественное произведение.
– Эту сцену воспроизвели по фотографии. Я так надеялась, что Адель опознает личность недоброжелателя. А она в нем даже человека не признала.
– Так если по фотографии рисовали, покажи ей этот снимок.
– В том-то и проблема, что, когда картина была закончена, снимки удалили.
– Вот незадача. Может фоторобот по памяти… Нет, если Машка нарисует человека по памяти, его родная мама не узнает.
– Да, Мишка тоже не портретист, он больше по пейзажам, да зверюшек изображает. А ты могла бы по этому портрету человека узнать?
– Трудно сказать, – Люська призадумалась. – Но попробовать можно.
– Вот и я думаю попробовать, посетить эту лодочную станцию, – может он там появляется.
– Судя по тельняшке, вполне возможно, – согласилась Люська.
– Все равно больше зацепиться не за что.
– А может, и не появляется. Или появляется раз в год. Проще его нельзя вычислить? Вот кому была выгодна смерть сестер?
– В том-то и дело, что только мне и моей семье!
Сказать, что Люська удивилась, это ничего не сказать. Она маршировала по улице, пока не наткнулась лбом на фонарный столб. Только это ее остановило и вывело из задумчивости.
– Подробности! – потребовала она, потирая шишку.
Пришлось пересказать рассказ Адели о наших родственных связях. В сокращении, конечно. Всего я и сама не помнила.
– Да, действительно, ты самая подозрительная. Особенно твой Вадим.
– Он-то здесь причем?
– А ты? Ты даже не знала, что такое шхуна. А он наверняка знает, и не прочь обзавестись такой игрушкой на халяву. Мальчики это любят.
– А ничего, что есть еще Ада?
– Этот божий одуванчик? Сейчас есть, а завтра нет.
– Спятила?
– Нет, шучу. Тот злодей на картине не похож на Вадима, его я бы сразу узнала. Слушай, а может наследство и вовсе ни при чем? Может, Ада всего не знает, и у сестрицы были какие-то личные проблемы? Скажем, по работе?
– Она подрабатывала таксисткой. По-твоему, кто-то решил отомстить ей за грубое поведение на дороге?
– Да, согласна, версия неудачная. Что бы обиженный водитель подкараулил жертву, придушил, потом привязал камень на шею и утопил? Звучит странно. Вот если бы монтировкой по лобовому стеклу, тогда другое дело. А водителем она была хорошим, на это я обратила внимание. Очень уж внешность не соответствовала манере вождения.
– Я и говорю, лодочные станции – это единственная зацепка на сегодня. Придется начать плановое прочесывание.
– Не вздумай! – встрепенулась Люська. – А если в самом деле вопрос в наследстве, и он не только за сестрами охотится? Может, ты его тоже интересуешь? Прямо к нему в лапы прыгнешь! Нет, нет, тебе туда нельзя. Я сама схожу, разведаю.
На том и порешили.
Глава 6
Конечно, имело смысл искать злодея на той лодочной станции, где хранилась «Аврора». Но это было далековато.
В следующую субботу, вооружившись снимком Машкиного произведения, Люська отправилась на ближайший причал. Мне это напомнило давнишний анекдот про пьяного, который искал двадцать копеек.
– Не помню, что за анекдот? – спросила Люська.
– Вечером идет прохожий, видит под фонарем пьяный ползает на четвереньках, что-то ищет. «Двадцать копеек потерял», – говорит он прохожему. Тот решает помочь и присоединяется к поискам. Они вдвоем продолжают искать монету. Наконец, после длительных безуспешных поисков, прохожий решает уточнить. «Где вы ее потеряли?» – спрашивает он. «Там», – пьяный указывает рукой в темноту. «Тогда почему мы ищем здесь?» – удивляется прохожий. «Здесь светлее!»
– Надо с чего-то начать, – пожала плечами Люська.
– Интересуетесь? – к ней подошел развязный молодой человек в шортах и гавайской рубашке.
– Чем? – отпрянула Люська.
– Покататься на лодке.
– А можно? – удивилась Люська.
– Нужно! – убежденно сказал молодой человек, подхватил ее под локоток и подвел ближе к судам. – День рождения, годовщина, небольшой корпоратив, девичник, мальчишник. Да просто пятница! Можно организовать незабываемый праздник!
– Интересно, надо подумать, – и, чтобы под благовидным предлогом провести побольше времени поближе к причалу, Люська принялась расспрашивать юношу о судах, расценках, условиях и капитанах. Потом незаметно разговор перешел к обсуждению проблем приобретения и содержания плавсредств. Наконец, изрядно пополнив запас знаний в этой, новой для себя области, Люська пообещала перезвонить после того, как посоветуется с семьей, и откланялась. Посоветоваться она пришла ко мне.
– Я, конечно, много интересного узнала, – объясняла Люська сидя у меня на кухне. – Расценки у них, «мама, не горюй»! Но, если мероприятие провести, оно того стоит. Романтика и все такое. Особенно, если капитан симпатичный. Но этот в шортах и рубашке с пальмами так заморочил мне голову во время своей экскурсии, я даже не смогла как следует по сторонам оглядеться. Надо менять тактику.
– Давай пойдем вместе и сделаем вид, что хотим нанять лодку. Как я поняла, там может быть масса вариантов. Пока выбираем, можно всю их лодочную станцию обойти и весь наличный персонал рассмотреть.
– Зачем делать вид? Давай, в самом деле, наймем лодку. Скоро у Веркиного Никиты день рождения, но у него, как назло, все друзья разъехались. Верка решила отпраздновать со своей взрослой компанией, то есть с нами. Для нее это тоже большой праздник, все-таки – день рождения сына. Подарим им романтический вечер на яхте. Совместим приятное с полезным. И обстановку разведаем и Верке с Никиткой подарок организуем.
– Идея хорошая, но, по-моему, Верка намекала, что на день рождения хочет получить подарок деньгами. И на эти деньги у нее уже есть планы.
– Обойдется! Опять какой-нибудь ерунды накупит, все потратит, потом занимать побежит и очередную подработку искать, чтобы долги отдать.
Тут Люська была права. Если есть топографический кретинизм, художественный кретинизм, то Верка определенно страдала финансовым кретинизмом. Ее неодолимая страсть к приобретению ненужных вещей со временем расцветала буйным цветом. Основным критерием покупок была дешевизна. Естественно, финансов постоянно не хватало. И трудолюбивая Вера хваталась за любой дополнительный заработок. Само собой разумеется, на домашние дела ни сил, ни времени не оставалось. Веркина жилплощадь все больше напоминала склад. На ее балкон давно нельзя было выйти. А уж то, как она, обладательница более чем внушительных форм, умудрялась перемещаться по своей квартире, вызывало восхищение. И я, и Люська, обе женщины хрупкие, пару раз чуть не погибли под завалами в Веркином жилище. Однажды она вообще нашла у себя в комнате труп, который через некоторое время бесследно исчез в этом хаосе. Правда, потом оказалось, что он был не совсем труп, просто, как и мы пострадал под завалом, но позже сумел самостоятельно выбраться. Эта история подробно описана у меня в «Колечке со змеей», если кто интересуется.
– Правильно, никаких вещей и денег на их приобретение! – согласилась я. – Будем дарить впечатления! Сейчас это модно.
– Да, но ты не сможешь участвовать в мероприятии, – нахмурилась Люська. – В целях безопасности тебе нельзя светиться в этой среде.
– Ерунда, – отмахнулась я. – Надену темные очки, шляпу. А если он меня и узнает, что с того? Я же не одна буду, а в компании крикливых подруг. В случае чего, вы же такой шум поднимите!
– Даже не сомневайся! – заверила Люська.
– Только капитана надо выбирать не симпатичного, а максимально болтливого.
– Хорошо бы два в одном, – Люська мечтательно закатила глаза.
– Даже не надейся. Болтливыми обычно бывают старички-отставнички. Не твой тип. Так что, когда пойдешь выбирать яхту для мероприятия, обрати внимание, чтобы капитан не оказался суровым морским волком.
– Вот змея, даже помечтать не дашь! – вздохнула Люська. – Но я верю в лучшее!
Любаша, Веркина младшая сестра, наш план по празднованию дня рождения племянника полностью одобрила. Любаша, высокая, тоненькая, изящная как весенний цветок, Веркиной страсти к бессмысленному приобретательству не разделяла. Она давно прекратила по-родственному давать сестре денег в долг, потому как ждать возврата средств приходилось долго и без гарантии. А Люба, как и Вера в одиночку воспитывала ребенка и лишних средств не имела. И желания финансировать приобретение очередной почти новой стиральной машинки или какого-нибудь складного столика в хорошем состоянии у нее тоже не было.
На неделе Люська активно посещала лодочные стоянки. Две, находившиеся в центре города она осмотрела в обеденный перерыв. Никого, похожего на картинного злодея не обнаружила. Посещение третьей, самой дальней и самой перспективной, было запланировано на выходной. Именно здесь находилась на хранении «Аврора», здесь был запечатлен злодей. Не хотелось отпускать Люську одну в это логово. Мы решили пойти вдвоем.
– Тебя надо замаскировать, темными очками тут не обойдешься, – Люська задумалась.
– Шляпа? Парик? – предложила я.
– Само собой. Но этого мало. Шляпой ты лицо прикроешь, а со спины все равно можно узнать, походка тоже может выдать. А это идея! Мы тебе фигуру замаскируем и походку испортим! – загорелась Люська.
– Это еще как? – я отшатнулась.
Напугал ее энтузиазм. А зря. Мысль-то оказалась дельная. Люська заехала к Вере. Ее самой дома не оказалось, пропадала на очередной подработке. Но ее сынок Никитка разрешил воспользоваться маминым гардеробом. Люська выбрала юбку на резинке, широченную и длинную, на редкость аляповатой расцветки и объемный шерстяной джемпер. Мне к животу подвязали диванную подушку, еще одну подушку прицепили под юбку сзади. Третью засунули под кофту для увеличения объема груди. Потом Люська потребовала, что бы я нашла свои самые неудобные туфли на самом высоком каблуке. Вот удача! Вчера только перебирала коробки с обувью. Как раз такую пару приготовила на выброс и не успела вынести на помойку. Ходить в этих колодках было никак невозможно, а продать – совесть не позволяла. Одела я их всего пару раз. Первый раз подвернула ногу, не выходя из дома, сразу у себя в прихожей. Во второй раз почти смогла выйти на улицу, но на крыльце опять подвернула ногу и здорово потянула связки.
Образ завершила шляпа с широченными полями. Шляпу Люська привезла мне в прошлом году с курорта. Совершенно замечательная шляпа. От солнца прикрывала не хуже пляжного зонта. Из зеркала на меня смотрела бесформенная бабища в жутком наряде. Темные очки были излишни, но их я тоже прихватила. Береженого, как говорится, бог бережет. Только бы никто из знакомых не встретился! Придерживаясь за Люську, я осторожно спускалась по лестнице. Кошмарная обувь здорово добавляла роста. Люська сразу стала на голову ниже меня.
– Не переживай, – успокоила она. – Если кого и встретим, тебя все равно не узнают.
Как бы не так! Сначала встретили Вадима. Он меня, и правда, не узнал.
– Привет Люсь, привет Вер, – сказал он, придерживая для нас дверь в подъезде. – Моя дома?
Конечно, мы не удержались и громко захохотали. Вадим нервно вздрогнул и уставился на меня.
– Раиска? Ты? Что за маскарад?
– Веркиному Никите день рождения, готовимся, – нашлась Люська.
– Надеюсь, я не участвую?
– Не бойся, у нас практически девичник, – успокоила я.
– Тогда ладно, успехов, – пожелал муж и вошел в подъезд.
– Ты лучше молчи, – сказала Люська. – Оказывается, по голосу человека очень просто можно узнать.
Я конечно согласилась. И молча прошла мимо соседки. Но когда на улице мы встретились с моей одноклассницей Гулькой, которая работала неподалеку, я забылась и сказала: «Привет!». Гулька превратилась в соляной столб. То есть сначала она покрутила головой во все стороны. Увидела Люську, а рядом с ней то, что поздоровалось с ней моим голосом. Тут она и превратилась в соляной столб. Гульке мы ничего объяснять не стали. Люська затолкала меня в машину.
– Давай трогай, пока полгорода не перепугала, – прошипела она. – Откуда у тебя столько знакомых?
– Я не могу трогать в этих котурнах, отдай мне свои тапки, быстрее!
Гулька отмерла и решительно шла к машине.
– Это не тапки, а лоферы, – бормотала Люська, скидывая обувь.
Она тоже заметила приближающуюся Гульку и тоже хотела поскорее смыться. Гулька работала фитнес-тренером, и смыться от нее можно было только на машине. Пешком нам с Люськой от нее ни за что не убежать. По счастью, Гулька передумала нас догонять и достала из сумки телефон. Сфотографировать, что ли, решила? Еще не хватало! Люськина идея с маскировкой уже не казалась мне такой замечательной.
Мы и двух кварталов не успели проехать, как затрезвонил мой сотовый. Кто звонит, я не знала, потому что в машине сразу включается устройство громкой связи.
– Алло! Раиска! Это я, Люба Баранова! – опять одноклассница. Годами можем не видеться, а сегодня, как на грех, все вдруг оказались на моем пути. – Как твои дела?
– Нормально. А твои? Ты извини, я за рулем, особенно разговаривать не могу, перестраиваюсь.
– Я знаю. Ты Гульку сейчас видела?
Так вот кому наша тренерша звонила! Отопрусь ото всего!
– Гульку? Нет, я на даче. Бабушку за грибами везу.
– Правда? Хорошо! Удачной охоты, не буду отвлекать. А то Гулька наплела, непонятно чего. Как будто ты в весе в четыре раза прибавила и еле ноги передвигаешь. Болезнь, говорит, какая-то, лошадиные дозы гормонов потребляешь. Разнесло по-страшному.
– Ерунда какая. А то, что я на полметра выросла, она не говорила?
– Говорила.
– Вот видишь, ерунда. Не слушай ее.
– Пожалуй, – согласилась Люба. – Она всегда сначала говорит, потом думает. А еще она сказала, что ты в свою машину села.
– Говорю же, не слушай. У меня родственница гостит. Я ей доверенность оставила, пускай катается. Я все равно на даче.
Интересно, кому Гулька еще раззвонить успела? В плане распространения новостей ей уступала только Люба Баранова. Посмотрим, чья возьмет на этот раз.
На лодочной станции я с трудом, с Люськиной помощью, выбралась из-за руля, переобулась, привела в порядок костюм. Как Верка выживает в своем теле? Я уже еле дышала и обильно истекала потом под проклятущими подушками. Люська прислонила меня к заборчику и оставила отдышаться. Сама же отправилась на поиски сторожа.
– Женщина, извините, это территория яхтклуба «Волна», вы кого-то ждете? – рядом со мной стоял какой-то замухрыжка.
Ого! «Яхтклуб!» – громко звучит. Невысокий щупленький мужичок средних лет в висящих мешком джинсах и вассермановской жилетке на заношенной футболке робко заглядывал мне в лицо снизу вверх. Однако быть крупной женщиной – в этом что-то есть. Я приосанилась.
– Нам бы с подругой, молодой человек, на лодке покататься.
– Это можно, договоримся. Вам на какой день?
Я огляделась, Люськи в поле зрения не было. Куда она пропала? Видно разведку проводит. Ладно, сама договорюсь. Мы со сторожем успели обговорить дату, цену. Я уже полезла в сумку за телефоном, чтобы записать номер капитана, когда откуда-то из кустов, вытаскивая репьи из прически, появилась злющая Люська.
– Тьфу, развели джунгли, – фыркнула она. – Все обошла, ни одной живой души нет.
– А мы тебя здесь поджидаем, – я предъявила Люське сторожа.
– Да я на минутку буквально отошел, мусор в контейнер вынести, а тут вы, нехорошо получилось, – засмущался сторож.
– А вы тут один?
– Да, мы по одному дежурим, – подтвердил он.
– А пока вы ходите, у вас лодки не поугоняют?
– Я сутками на месте сижу, на воду гляжу. Говорю же, на пять минут отлучился. А лодку за пять минут не угнать, это не велосипед. Ее только отвязывать минут десять будешь.
– Значит, яхта нам нужна парусно-моторная, желательно швертбот, к берегу надо будет пристать, именинника подхватить. Если не швертбот, тогда, чтобы с «тузиком». Желательно наличие штормовых парусов оранжевого цвета. Но это не обязательно. Главное, чтобы в чистоте содержалась.
– Люська! – у меня, наконец, прорезался дар речи. – Откуда такие познания?
– Я неделю по местным лодочным шарюсь. А народ везде общительный, охотно просвещают.
Сторож, тоже слегка обалдевший, пригласил нас на причал. Одну яхту Люська забраковала из-за недостаточно просторного кокпита, еще одну по причине слишком большой осадки и отсутствия трапика для купания на корме. От третьей отказалась на основании завышенной цены. Люська утверждала, что по городу час катания на подобном судне стоит дешевле на тысячу. Наконец яхту, подходящую по всем статьям, выбрали.
– Только вашей подруге будет сложно подняться на борт, – сторож с сомнением покосился на меня.
Это он еще Верку не видел!
– Да, разумеется, чуть не забыла! Удобные сходни должны быть.
– Ну, Люська, ты даешь! – продолжала я восхищаться на обратном пути. – Я и слов-то таких не знаю, которыми ты сыпала. На каком это языке?
– На моряцком, – довольно ответила Люська.
– А торговалась ты с ним на каком языке?
– На маркетинговом. Уж расценки-то я за неделю изучила! Эх, это была последняя лодочная станция, полный облом.
– Почему облом? – я не переставала удивляться Люське. – День рождения организовали. А нового сколько узнали!
– Но Лютика так и не встретили!
– Кого? Какого Лютика? Опять новое моряцкое слово?
– Люцифера, того демона с Машкиной картины. Я за эту неделю с ним сроднилась, для меня он теперь – Лютик. На сегодняшний день даже не понимаю, что делать, где его искать? Существует ли он на самом деле? Может, он плод художественного воображения? Как думаешь?
– Люсь, я сейчас могу думать только о том, как сбросить с себя этот костюм. С меня уже семь потов сошло. По-моему, все мозги вытекли.
– Так сними уже это все, не мучайся, – пожала плечами Люська.
– Так просто? А от машины до дома я голая пойду? И босиком?
Ну, босиком-то я точно пойду. Больше я в этот испанский сапожок свои ноги не засуну. Подушки из живота и груди мы тоже вытащили. Подушка из-под зада никак не отцеплялась. Пришлось так и идти до квартиры. Надо же было опять наткнуться во дворе на соседку. Хорошо, что лицо я опять прикрыла шляпой. Надеюсь, Ирина Ивановна не запомнила, что два часа назад я была в три раза толще. Впрочем, у нее сейчас гостит внучка, так что Ирина Ивановна сама себя не помнит.
Дома Вадим пил коньяк с Саньком. Санек – мой бывший одноклассник. Да что у меня сегодня за встреча выпускников, в самом деле! Откуда они на мою голову? Санька я точно годами не видела! С Вадимом они, по-моему, вообще до сегодняшнего дня не были знакомы.
– О! Раюха пришла! Здорово!
– Раиска, я тут твоему однокашнику объясняю, что у тебя все в порядке, и не я тебя до болезни довел, от которой ты вся распухла и еле ходишь. Но он не верит.
Языки у обоих уже здорово заплетались. Пока они сочиняли очередной тост, я успела переодеться и даже слегка причесаться.
– Теперь верю, – Санек окинул меня критическим взглядом. – Опять эта Гулька чего-то попутала! Вот дурная девка, всегда такая была. Ну ты, братан, прости, если что не так! Раюха, мужик у тебя конкретный, уважаю!
– И я тебя уважаю!
Мужчины сердечно простились. Я пообещала при любых проблемах обращаться к Саньку. За те годы, что я потеряла его из виду, Санек побывал каким-то авторитетом. Потом стал уважаемым бизнесменом. Что у него за бизнес я не вникала. Но насчет проблем – это мысль.
– Санька! – я перегнулась через перила. – Задержись на минуту!
– Кто это? – Санек уставился на снимок картины, точнее, на фрагмент с интересующим меня типом.
– Не знаю, думала он тебе знаком. Но нет, так нет.
– Извиняй, не при делах. Да и фотка какая-то размытая.
– Да это и не фото, так, схематическое изображение.
– Нет, по этому химическому изображению не помогу. Вот будет фото – обращайся.
Ладно, я сделала, что могла.
– Одноклассники твои, – Вадим закусывал огурцами прямо из банки, – чокнутые. До Санька какой-то хомяк-переросток заходил, диетпитание предлагал. А еще мадама в костюме – насчет путевки в санаторий обещала похлопотать. Похоже, ты у них самая нормальная. Ну и Санек этот, тоже вроде ничего.