Потерянное наследие Лигилина
СВИТОК 1. РОВЕЛИАНСКИЙ ТРАКТИР
"Истинные друзья навсегда остаются в сердцах"
Агвесоторемик Ровенский, сын смотрителя дворцовых садов Матуны
Агвес уже не помнил, сколько прошло времени со дня смерти короля. Может, месяц, может, и два. Голова была как в тумане, а горечь от смерти Граммерика Справедливого надолго засела в его сердце.
Воин искренне любил своего короля, любил отца своего лучшего друга принца Дорика. И что будет теперь с королевством – он не знал. Старший принц и новый король Аревмута Требор Великолепный был совсем не таким, каким глашатаи рассказывали о нём простому народу. Сам Агвес знал правду и имел точное представление о том, каким человеком на самом деле являлся новый король.
Но больше всего Агвеса съедала обида за своего друга принца Дорика, победителя дормионцев и пиктов, укротителя лигилийских всадников, который, без сомнения, был бы куда более достойным и лучшим королём для Аревмута.
Между тем, после возвращения из покорённой Астии, Агвесу толком даже не удалось пообщаться с принцем. Тот был слишком убит горем из-за героисческой смерти своего друга, а затем из-за внезапной кончины своего отца.
Это горе не ощущалось в Матуне, весело праздновавшей вступление на трон нового короля. Праздновали коронацию, праздновали победу над «лесовиками»-пиктами, праздновали окончание войны. Отбросив прежние заботы, люди, как будто ждали от будущего непременно чего-то светлого и хорошего. В каждый таверне звучали весёлые голоса, и провозглашалось за здравие нового короля, Требора Великолепного.
Казалось, громче всего такие крики доносятся в эти дни из одной таверны неподалеку от Лисьего Уголка. Трактир этот был хорошо знаком горожанам, как и деревянная вывеска перед входом с потускневшими и стёртыми от времени буквами «Песнь и чаша», которая висела здесь уже много десятилетий. Но именно сейчас трактир был на пике своей популярности. И дело было не подаваемых здесь блюдах и выпивке, которые мало изменились за прошлые годы. Нет, дело было в том, что с недавних пор тут стал выступать со своими песнями новый менестрель. Звали его Клесей Зиней, и молва о его песнях уже широко разнеслась за крепостные стены Матуны.
О Клесее Агвес уже не раз слышал от совершенно разных людей. Что появился новый менестрель, родом из Аревела, достойный муж и непревзойдённый певец. Кто-то называл его уже и достойным преемником ушедшего Лигилина Докханского.
Боль от потери одного из лучших друзей сидела в сердце Агвеса наряду с горечью от смерти любимого короля. Каждый раз, когда он слышал о сравнении нового менестреля со своим героически павшим другом, сердце воина обливалось ещё большей кровью. По мнению Агвеса, никто не мог сравниться с Лигилином.
Однажды в горячем споре Агвес даже сломал нос очередному пьяному пройдохе, утверждавшему, что Клесей как менестрель – вполне достойный наследник Лигилина.
После того, как бесчувственного спорщика унесли, Агвес сам решил убедиться в своей правоте, в том, что все, кто восхваляют Клесея Зинея, – ошибаются. Потирая слегка опухший кулак правой руки, он двинулся в сторону Лисьего Уголка.
Слегка пригнувшись под вывеской «Песнь и Чаша», Агвес пропустил мимо себя группу городской стражи, что со смехом вывалилась из трактира. Один из стражников не удержался, и, с грохотом, гремя железом, упал на землю, окунувшись в уличную жижу из неубранных помоев. Товарищи кинулись его поднимать, а Агвес, поморщившись, прошмыгнул в ещё не успевшую закрыться дверь.
Внутри было душно. Расставленные по углам светильники давали не так много света, но его всё же было достаточно, чтобы разглядеть, что все столы в помещении были забиты постояльцами, и даже стоячие места у наливочной стойки были заняты в три ряда. Стоял приглушённый шум голосов, слышался смех и пьяное весёлое бормотанье, стук деревянных и глиняных кружек. Кроме того, в воздухе распространялся запах сантеринского курительного зелья.
На импровизированной сцене в глубине трактира перед пустым камином, который разжигали только зимой, стояли музыканты; их музыка ничем не отличалась от тех, что играли в соседних заведениях.
Пока Агвес осматривался вокруг, рядом с ним оказался худощавый мальчишка лет четырнадцати, по-видимому, один из местных помощников хозяина.
– Господин, приветствую вас в нашем трактире! Вы, похоже, здесь в первый раз; вы к кому-то пришли? – в один присест выпалил он прямо в лицо новому гостю.
– Нет, но мне нужен свободный стол, – Агвес всё ещё всматривался в группы сидевших вокруг людей в надежде встретить хоть кого-то из своих знакомых.
– Сегодня выступает сам Клесей Зиней, так что свободных мест нет, – было видно, что мальчишка немного расстроился, – он сразу признал в Агвесе человека с большим кошельком.
– Найди мне место, и я вознагражу тебя, – многозначительно произнёс Агвес и внимательно посмотрел на мальчика.
– Это будет трудновато сделать: многие пришли сюда намного раньше, чтобы занять места для себя, а некоторые – и для своих господ, – уныло ответил мальчишка, вглядываясь в столики в самой глубине зала. Вдруг его глаза блеснули, что не укрылось от внимательного Агвеса. Он проследил за взглядом мальчика, но нигде не увидел свободного места.
– Возможно, я смогу что-нибудь придумать, – в голосе мальчика послышалось лукавство.
– Как тебя зовут?
– Рилканор, но друзья зовут просто «Рил»!
– Хорошо, Рил, это – тебе! – достав из кошелька, висевшего на поясе, пару мелких серебряных монет, Агвес взял мальчика за руку, вложил деньги в его ладонь и прикрыл их пальцами.
Рил вытянул руку, раскрыл ладонь и присвистнул. Кивнув Агвесу «Спасибо, господин!» – повёл его в глубину трактирной залы.
Вместе они подошли к маленькому столику в самом углу помещения; он был настолько мал, что усесться за ним мог только один человек. Единственный стул за столиком был занят каким-то пьяницей, который, опустив свою голову на вытянутые на столе руки, громко храпел. Сами руки всё ещё сжимали большую глиняную тарелку, заполненную куриными косточками и огрызками яблок. Рядом ничком валялась объёмистая кружка, опустевшая, видимо, совсем недавно. Капли тёмного вина всё ещё стекали по столу прямо на затёртый деревянный пол.
– Вы можете помочь мне, господин? – деловым тоном обратился Рилканор к Агвесу. – Мне потребуется ваша помощь.
– И что ты хочешь? – спросил Агвес, впрочем, уже догадываясь о просьбе мальчика.
– Мне нужно, чтобы вы приподняли этого пьянчугу и закинули его мне на плечо. Я аккуратно выведу его из трактира и уложу на деревянную лавку справа от двери, – она как раз предназначена для подобных случаев. А ему, – Рил кивнул на спящего, – ему-то уже всё равно, кто будет здесь выступать. Свежий воздух пойдёт ему только на пользу. Да и такому господину, как вы, освободится место. Конечно, это не самое лучшее место здесь, но сейчас ничего лучшего у нас не найдётся. Зато если вы скажете, я могу в следующий раз придержать для вас одно из лучших мест. Попрошу своего старшего брата, он займёт для вас хороший столик и посидит, сколько нужно. Платить ему будет не надо, – вы же со мной договариваетесь, – угостите его кружкой эля, – он и этому будет рад!
Не говоря ни слова, Арчи закинул пьяного мужчину на плечо мальчику, а сам уселся за освободившийся стул. Рил вернулся быстро, так же быстро убрал со стола недоеденную снедь, стряхнул крошки с деревянной доски и улыбнулся:
– Что желает господин?
– Скоро ваш менестрель будет петь, желаю его послушать…
– Да, действительно скоро, – прислушавшись к музыкантам, ответил мальчик. – Ещё несколько песен и они закончат, во всяком случае, они всегда так заканчивают. Но пока вы желаете что-то закусить или выпить?
– Принеси что-нибудь поесть.
– Осталась утка с яблоками, ещё есть рыба, фаршированная травами, и приготовленная на углях.
– Горячая?
– Нет, господин, у нас тут всегда много гостей, и хозяин готовит всё заранее. Но пока все довольны.
– Давай твою рыбу, и ещё кружку лучшего красного вина!
– Хорошо, буду в один момент!
…Агвес не успел доесть свою рыбу, как музыканты прекратили играть. В зале повисла тишина.
Из боковой внутренней двери в трактирный зал вышел человек с лютней в руках с моложавым лицом и короткими седыми волосами. Из-за последнего вначале он показался Агвесу старше своих лет, но, присмотревшись, воин понял, что менестрелю, по-видимому, не больше двадцати пяти лет.
Пройдя к холодному камину, Клесей поклонился и уселся на приготовленный для него стул. В зале кто-то захлопал, сначала один, потом второй, а вскоре и остальные гости стали громко аплодировать, а кто-то даже и засвистел.
Менестрель взял лютню в руки и окинул глазами зал, так что все тут же умолкли.
– «Ровелианский Трактир» – «Эй, живей!» – улыбнулся менестрель и покосился на музыкантов, которые с появлением Клесея встали по сторонам от стула, где он сидел, и приготовились подержать его своей музыкой. Толпа одобрительно загудела, Клесей аккуратно потянул струны и мелодичным голосом запел:
Эй, живей,
В кружку лей!
Менестрель,
Пой и пей!
В трактире праздник ждали!
Ночь. В окнах свет плывёт.
Весельчаки собрались –
Веселье не пройдёт! –
Шум смехом в двери бьётся!
Девицы – нарасхват!
Вино рекою льётся!
И песни в такт звучат!
Трактир Ровелианский
Веселием цветёт!
Вино здесь, песни, танцы!
Кружится хоровод…
И всякий стал проказник.
И все заботы – прочь!
Нежданный длится праздник
Весёлую всю ночь!
Эй, живей,
В кружку лей!
Менестрель,
Пой и пей!
Снаружи – тьма, объятья –
Внутри. Забудь о зле!
Здесь люди все – как братья!
Жаркое на столе…
Довольно хлеба, эля
И новости лови!
А лютня менестреля
Поёт нам о любви.
Трактир Ровелианский
Веселием цветёт!
Вино здесь, песни, танцы!
Кружится хоровод…
И всякий стал проказник.
И все заботы – прочь!
Нежданный длится праздник
Весёлую всю ночь!
Эй, живей,
В кружку лей!
Менестрель,
Пой и пей!
Энергичный голос Клесея гремел по залу. Все замерли. Удивлённый Агвес отставил от себя тарелку с рыбой и во все глаза уставился на менестреля. Он помнил эту песню. Её много раз пел Лигилин во время их похода с Дориком к горцам и пиктам. Но сочинил он её перед самой королевской охотой и, насколько знал Агвес, лигилиец просто не успел её спеть в самой Матуне. Откуда же об этой песне узнал Клесей, да ещё не просто узнал, но и понял, как её исполнять, где делать паузу, а в каком месте – тянуть слово, так как это делал сам Лигилин?
Агвес не мог не признаться себе: песню о ровелианском трактире Клесей исполнял не хуже Лигилина. Даже голос… Агвес закрыл глаза, и ему представилось, что его лигилийский друг всё ещё жив, что он поёт для него и всех его друзей, которые сейчас сидят рядом с ним. Для Дорика, Арчи, Ортанела, Молота и Ворчуна.
На губах Агвеса показалась улыбка.
– Лигилин, друг мой, ты навсегда останешься в наших сердцах, – прошептал он, погружаясь в воспоминания.