Моя школьная девочка

Глава 1

***

До прилета Орловской остается чуть больше недели. Так что я поддержал идею пацанов и махнул с ними на Байкал.

Облюбовали домик на турбазе, недалеко от пляжа. На Байкале круто. Мы с парнями давно хотели сюда попасть. Самое классное, что мы тут без сопровождения моего вездесущего охранника. Но я звоню ему раз в день. Сеанс связи в пять вечера по местному времени. Если задержусь со звонком хоть на час, дядя Рус будет здесь уже через пять часов – столько ему потребуется, чтобы прилететь сюда из Москвы. Так что звоню исправно. Мечтаю о том дне, когда надзор будет снят, и я смогу не искать по углам людей, знающих обо мне больше, чем мои друзья.

Вчера днем жарили мясо на берегу озера. Единение с природой закончилось налетом оборзевших жирных чаек. Никогда не видел так много этих птиц в одном месте. Хорошо, что Олег, наш спаситель, успел укрыть полотенцем тазик с едой, а то пришлось бы идти обедать в столовку, которая уже поднадоела. Коршун отбивался покрывалом, и получил на свою голову белый презент от птицы, по которой попал. Грозился ее поймать и зажарить. Поржали. Леха все снял. Еще один плюс в копилку генеральского видеоархива.

Вечером ходили на какой-то шаманский праздник, слушали древние бурятские легенды. Понравилось. Правда, нашаманили нас там знатно, еле дошли до домика. Лешку тащил Олег. Миха уснул прямо у костра, так его шаман к себе унес, сказал, что духи велят ему просветить этого заблудшего. Мишель вернулся к обеду задумчивый. Теперь хвалится, что ему открылись откровения духов, древние тайны и всякая подобная ерунда. Ходит с таким видом, будто нашел место захоронения Чингисхана. С похмелья решено вместо душа искупаться в водах великого озера, хоть для купания уже не сезон. Очень не сезон. Пришлось отогреваться в душе.

К телефону подошел только после обеда. Чуть об стену его не выкинул, увидев фотки Тины. Что в ее башке? Какого хера она нацепила на себя юбку, еле клитор прикрывающую? Совсем бы уж в белье потащилась на эту дебильную вечеринку, которую Том устроил по поводу ее отъезда. И, похоже, снова нажралась. У меня в глазах потемнело от злобы. Не представляю, как вбивать в ее голову нормальное поведение.

Позвонил Тине и высказал все, что думаю по поводу ее времяпрепровождения. Черт! Как так вообще могло получиться, что я бешусь из-за ее одежды?

Предвкушение встречи с девчонкой испарилось. А я еще, как дебил, две недели готовил ей сюрприз.

Ладно. Не собираюсь портить себе отдых из-за того, что это маленькое тельце не умеет засовывать себя в приличные шмотки. Как я понял из разговора, с ней все в порядке, никаких происшествий. В Москве я научу ее одеваться нормально, даже если придется избавиться от всех ее шмоток и купить ей новые.

А у нас с пацанами запланирован поход в местный клуб. Самойлов и Коршун уже неделю этим грезят, но мы с Лехой водили их по лесам всю эту неделю. Парни, понятно, хотят замутить с представительницами местного слабого пола. А нам с Лехой что там делать?

После клуба, уже под утро, забурились в отель неподалеку. С нами двое пассий наших друзей. Так что сняли три номера. Девчонки ничего такие. Одна очень хорошенькая, и имя у нее красивое, Алима, значит «яблоко». Сочная такая, с длинными черными волосами. Самойлов всю дорогу от нее не отлипал, при этом хитро поглядывал на меня. Знает, гад, что я к черным волосам неравнодушен. Но мы с Лехой отправились в свой номер, затарившись алкоголем. Болтали. Обнялись по девчачьи, имитируя фотку Тины с ее подружками, и отправили ей.

Леха напился и порывался пойти изменить Машуне с пассией Коршуна. Я его удержал. Чувствую себя героем. Хотя, я и сам бы не против заглянуть в номер к Самойлову. Вот блин! Надо всегда Тину брать с собой. И она не свалит никуда, и мне хорошо, удобно. Вообще, спокойнее, когда она рядом.

– Вот бы член реагировал только на одну девчонку, – Леха мысли мои читает.

– А если поймешь потом, что это не та девчонка? – интересуюсь, раз уж разговор зашел в это русло. – Какова вероятность, что ты решишь всю жизнь с одной быть?

– Ну, потом только на другую. Прикинь, запрограммировать его.

– Может, лучше Машуню везде с собой таскать?

Мы пересекаемся взглядом, и Кобарь с вдохновением в глазах кивает. А я думал, после поцелуя Золотаревой с Рафом, случившегося чуть позже выпускного, Леха забудет про нее. Я бы не простил.

– Чувак, я вот только что об этом думал.

Ржу. Мы с одноклассниками слишком много времени проводим вместе. Я полагал, наши мысли совпадают только с Олегом. Но, оказывается, и с Лешкой тоже. Лишь бы с мыслями Коршуна не совпасть. С его головой только он сам сладить может.

– С другой стороны, я не могу постоянно находиться с ней, понимаешь. Устаю от нее. Мне нужны передышки.

А я вот не устаю от Тины. Но она и не такая активная, как Золотарева. С Тиной можно просто валяться на диване, обводя пальцами изгибы ее тела, и слушать щебетанье нежного звонкого голоса. А потом заняться своими делами, она не станет отвлекать. Машка же не оставляет Леху ни на секунду. Я бы так тоже не смог.

– Но не долгие? – смеюсь над другом.

– Ну, – задумывается тот, – вот уже, считай, отдохнул.

– Итого, неделя, – констатирую я.

Потому что мы на Байкале уже неделю.

– Ага, каждый месяц по неделе, – смеется друг.

В номере скучно, идем на улицу. Город уже ожил. Люди идут на работу, кафешки открываются. На нас поглядывают с подозрением. Еще бы, мы не спали сутки, и влили в себя столько, что сейчас литраж уже не подсчитать. Забредаем в ресторанчик. Пускать нас в таком виде никто не хочет, но пара тысяч патриотичных купюр делают свое дело. И вот мы уже уплетаем плов и бухлеор, такой суп из баранины с домашней лапшой, в отдельной кабинке, где никто не увидит наши пьяные рожи. Просим у официантки что-нибудь от похмелья. Нас отпаивают зеленым чаем с молоком и каким-то маслом. На вкус как то, чего я больше никогда не стал бы пробовать, но помогает.

Немного придя в себя, идем гулять по городу. Покупаем подарки девчонкам. Тине достанется ободок из каких-то самоцветов, не запомнил, какие камни там мелькают, но ей точно должно понравиться, она любит все эти финтифлюшки.

На базу возвращаемся только через день, потому что наши друзья решили еще разок побывать в местном клубе.

Остаток поездки провели на базе. Михе понравился шаман. Мы с Олегом катались на катере по озеру, ездили на остров Ольхон. Леха заинтересовался местными видами и снимал все для Машуни.

В Москву вернулись за три дня до приезда Орловской.

Было бы круто, если бы Тина встретила меня в квартире. Я только о ней и думаю. Но сейчас она, наверное, проводит время с родителями, и я не собираюсь отвлекать ее от этого. У нас будет пара месяцев до того, как я уйду в армию. Встречает меня Тиз, которому я разрешил пожить тут две недели, пока меня не будет. Он все же решил поступать в ГИТИС, и прилетел для знакомства с институтом. Провожу парню обещанную экскурсию по Москве, а потом мы с Олегом ведем его в клуб. Так что, да, всю ночь я слушаю вздохи их девчонок. А на утро парень улетает к себе, чтобы вернуться к началу учебы с вещами. Олег возвращается к родителям – тетя Наташа жалуется, что совсем не видит своего малыша. А я готовлю квартиру к приезду Тины. Мечтаю увидеть, как заиграют в ее глазах счастливые огоньки от моего сюрприза.

***

Прощание – отстой. Прощание с родителями на неопределенный срок – еще больший отстой. Наблюдаю в иллюминатор, как остается позади все уменьшающийся аэропорт, где мама и папа крепко обнимали меня на прощанье. Не плакать! Они успели надоесть мне за лето, но я не знаю, когда у меня получится навестить их. Если все будет так, как я задумала, я не увижу их как минимум год.

Просматриваю летние фотки с вечеринок и встреч с друзьями на планшете, прокручивая в голове эти моменты. Жизнь прекрасна! Вот папа держит меня на руках на фоне Храма Святого Семейства в Барселоне, куда мы летали на недельку с родителями. А вот Том, Шен и еще несколько ребят подбрасывают меня в воздух на последней прощальной вечеринке. Моя юбка задралась и Кайл орал, чтобы они отпустили меня. Я же визжала и требовала качать меня еще. Эшли плакала. Кайл бесился. Так и не смог понять, что у меня теперь другая жизнь, где ему нет места.

Грущу, поудобнее устраиваясь в не слишком мягком кресле, пытаясь вытянуть ноги, чтобы уснуть. Полный мужчина, усевшийся передо мной, откинул кресло слишком низко, придавив мои коленки. Ах! Вот бы иметь собственный самолет…

А теперь веселая часть. Лечу к выходу из аэропорта, не чувствуя веса повидавшей виды розовой дорожной сумки и чемодана. Мне надо заказать такси и попасть в объятия школьного мальчика. Я не могу больше думать о нем. Я хочу к нему.

Хорошо, что в свой прошлый приезд в Мид-Сити, Романов забрал большую часть моих вещей. Три чемодана должны ждать меня в моей комнате его квартиры.

– Кристина!

Это что, меня кто-то зовет? Оглядываюсь по сторонам. Не замечаю никого знакомого в толпе окружающих меня людей. Кто меня может тут звать? Да и мало ли тут Кристин. Если бы звали меня, то кричали бы «Тина».

Юра хотел меня тут встретить, но я сказала, что сама доберусь до него. В конце концов, я же должна привыкать к этому городу. В том учебном году я почти ничего не видела.

– Тина!

О, похоже, все-таки меня зовут. Вряд ли тут есть еще одна Тина. Верчусь, вглядываясь в лица.

– Тина, я же машу тебе!

Мне навстречу идет, широко улыбаясь, Олег. А он круто выглядит в этих светлых брюках и белой футболке в синюю полоску. И, кажется, волосы отрастил. Интересно, он знает, что хорошенький?

Девушка с чемоданом! Немедленно угомоните гормоны! Этот парень друг твоего парня!

Как же я скучала по этой светлой голове. Кидаюсь парню навстречу, и попадаю в его раскрытые объятия.

– Ты тут откуда?

– Провожал маму, она полетела, – парень задумывается, потом пожимает плечами, – не важно. Ты к Романову? Пошли, я завезу тебя.

– Ты тоже к нему?

– Эй, – парень щелкает меня по носу, – не надо так расстраиваться, умная девочка, – смеется. – Я к себе. Вы сможете повидаться.

– Я не расстраивалась, – вру я.

– А я видел, как ты скривила губы, и мне было обидно. Я же никогда вам не мешаю.

Нет, он не обиделся. Это заметно по ехидцу в его голосе и поднятому уголку губы. Он берет мои вещи и ведет меня к машине.

– Будь у тебя темные волосы, я бы подумала, что вы с Юрой братья.

– Так мы и есть братья.

– Вы не родственники!

– Мы больше, чем родственники, Тина. Садись.

Олег открывает дверцу белого Мерса, приглашая меня в салон. Ведет новенькую красотку, полученную на восемнадцатилетие уверенно и не жалея там, где дорога позволяет разогнаться, явно получая удовольствие от вождения.

Высаживает меня у подъезда Юры, и я вылетаю из машины и хватаю чемодан с сумкой так быстро, что забываю поблагодарить друга и попрощаться с ним. Похоже, Олег хотел помочь мне донести вещи до квартиры. Это не важно. Консьержка открывает мне дверь, и в лифте я не могу стоять на месте ровно, то и дело подрыгивая ногой и обгрызая губы. Юра ждет меня у открытой двери. Налетаю на него с диким криком, обвиваю ногами его торс, и впиваюсь губами в его рот. Я ничего не хотела так сильно, как этого. Мой школьный мальчик затаскивает меня в квартиру, ногой запинывает туда же мои вещи, и через мгновение укладывает на диван в зале, нависая надо мной всем своим большим сильным телом.

Мы даже не разговариваем. Слова сейчас не нужны. Сейчас нужны только его руки, стягивающие с меня короткую тельняшку и сжимающие мою грудь. Лифчика на мне нет. Я знала, куда еду. А вот когда парень приподнимает узкую юбку и видит кружевной край чулок, его зрачки расширяются. Да, именно этого я и хотела. Юбка отправляется в угол зала, а вот чулочки остаются на мне. Только они и держащий их узенький поясок. Трусиков на мне тоже нет, я сняла их в туалете аэропорта специально, чтобы позлить моего школьного мальчика.

– Черт, какого хера ты белье не носишь?

Темнеющие глаза приближаются к моему лицу, и он легко прикусывает мои губы. Ответ ему не нужен. И я не хочу отвечать. И, если честно, не могу. Мне слишком сложно произнести даже слово. Из глубины моего тела доносятся только всхлипы, потому что парень продвигается губами от моих губ, по шее вниз. Играет языком с грудью, и опускается к животику, рождая манящую теплую пустоту.

– Ты потрясающая, Тина.

Он отрывает губы от моего тела, чтобы сказать эти слова, от которых меня прямо-таки разрывает, и я глубоко вдыхаю воздух, когда его руки проводят вверх по талии.

– Я думал о тебе каждый день.

Наши взгляды пересекаются, и я снова не могу выдавить ни слова. И не могу поднять рук, чтобы прикоснуться к нему, чего очень хочу. Могу только смотреть на его красивое лицо, огибая глазами четкую линию подбородка, сглатывая слюну, заполняющую рот.

– И я хочу тебя, как в первый раз, – его голос опускается до томного тембра, отдаваясь вибрацией в изнывающей пустоте моего животика. – Но сегодня резинки не будет. Да?

Киваю.

Мой разум уже затуманен его запахом, его голосом, им. Он аккуратно входит в меня, погружаясь с каждым разом все глубже и глубже. Ощущаю, как его член пульсирует внутри. Я хотела этого так долго, что готова взорваться прямо сейчас. И когда его рука поглаживает клитор, прижимает его, по мне прокатывается теплая волна, проходящая вверх по позвоночнику, и бедра независимо от меня приподнимаются. Теперь я двигаюсь ему навстречу. Я не могу оторвать глаз от этого мальчика, заполнившего весь мой мир. Умоляю его не останавливаться, но Юра дразнит меня, вытаскивая член. Проводит им по сырой пульсирующей промежности, ударяя несколько раз головкой. Он твердый, и эти удары причиняют мне легкую боль, от которой я лишь раздвигаю ноги шире и протяжно стону. Он держит меня за талию, с ожесточением сжимая теплую кожу, словно натягивает меня на себя, и входит резким движением. Мои бедра сжимаются, увеличивая ощущения, я так близка. Скоро он заставит меня увидеть звезды. Что? Почему так медленно? Открываю глаза и вижу ехидную улыбку. Парень замедлил движения. Издевается надо мной. Двигается медленно, выходит почти до конца. Аккуратно скользит во мне.

– Пожалуйста, – прошу я, – быстрее, я… я… сейчас…

– О нет, хорошая, – смеется Юра, двигаясь лишь головкой у основания влагалища, – не так быстро.

Гладит животик, прижимая его теплой ладонью к дивану. Я не могу теперь двигать бедрами, поэтому тянусь к нему губами. Внутри меня все пульсирует от желания. Кусаю его нижнюю губу, и Романов с рыком входит в меня на всю длину, а я впиваюсь ногтями в его ребра, отчего он рычит еще громче, двигается резче, и я погружаюсь в потрясающую темноту с летающими в ней маленькими звездочками. Слышу только свои стоны. Чувствую только взрывы в теле, и с каждым его толчком они становятся сильнее.

– Тина…

Он что-то говорит, не понимаю, что. Мне так хорошо.

– Тина, – шлепок по щеке заставляет открыть глаза и посмотреть в его размытое лицо, – ты на таблетках?

– А? Что?

Какие таблетки? Тянусь трясущимся телом к его губам. Но парень оттаскивает меня за волосы, замедляя фрикции.

– Таблетки? Быстрее!

Таблетки! Да! Я ходила к гинекологу. Мне выписали противозачаточные, я накупила их на несколько месяцев вперед.

Киваю. Да, я на таблетках. И Юра, наконец, целует меня, двигаясь теперь с ожесточением. Чувствую, как он кончает. Словно в меня что-то влили, или впрыснули, и электричество снова проходит сквозь мое тело. Содрогаюсь и падаю в темноту опять.

Это наш первый секс без презерватива. И он потрясающ. Я чувствовала его по-новому, живее, ближе.

Романов прижимает меня к дивану всем своим весом, и мне нравится, как его запах обволакивает меня.

– Юр, – шепчу, поглаживая его плечи, – это было так необычно. Я еще не чувствовала тебя так. Теперь я совсем твоя.

Парень поднимается надо мной, опираясь на локтях, легко касается губами моих губ.

– Ты и так совсем моя, Тина, – грубовато говорит он.

А где же улыбка? Как-то обидно. Тянусь к нему губами, но он уже не целует меня. Достает из меня член, садится на диван.

– Иди ко мне, – звучит как команда, и я выполняю ее, усаживаясь на него попкой.

Юра разворачивает меня к себе лицом, расставляя мои ноги по бокам от себя. Дыхание замирает.

– Это все мое, – обводит руками мое тело, поглаживает бедра.

Чувствую, как между ног вытекает сперма, хочу подняться, но он удерживает меня одной рукой, а другой проходит по моей промежности. Содрогаюсь от поглаживаний и его темнеющих глаз, гипнотизирующих меня. Его ладонь продвигается вверх, размазывая вязкую жидкость по животику, груди, шее. Он подносит пальцы с остатками белой массы к моему рту.

– И все это останется моим, – содрогаюсь снова, но теперь уже от его голоса, – так?

Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Он касается пальцами моих губ, оставляя капли спермы на них.

– Отвечай, Тина, – его пальцы остаются на моих губах. – Мне повторить вопрос?

Мотаю головой. Мне немного страшно.

– Что нет?

– Останется твоим, – тихо говорю, облизываю его пальцы, а потом губы.

– Умница, – он еще пару секунд всматривается в мои глаза, словно хочет найти в них что-то, а потом ухмыляется, приподнимая уголок губы, и прижимает меня к себе.

И я теперь тоже могу улыбнуться, и вдохнуть полной грудью. Гад специально пугает меня. Обнимаю парня за шею, прижимаясь к нему губами.

– Отнести тебя в душ, или приступим ко второму раунду?

– В душ!

– Может, все-таки второй раунд?

– Дууш! – выкрикиваю я, и вытягиваю руку в направлении ванной.

– Хорошо, но я пойду с тобой, – ухмылка не его лице перерастает в красивую улыбку, и я понимаю, что тоже хочу пойти в душ вместе.

– Мы так еще не делали.

– Ну, сегодня многое случилось впервые.

Романов поднимается с дивана вместе со мной, придерживая меня за бедра, и когда мы добираемся до ванной комнаты, я чувствую, как его восставший орган упирается между моих бедер.

Удивленно таращусь на него.

– Я же говорил, что второму раунду быть, – на его лице такое довольное выражение, и он так аккуратно усаживает меня на бортик ванной, что я просто не могу отказать ему.

***

Она так смешно таращилась на меня, когда я размазал кончу по ее телу. Я еле сдержался, чтобы не заржать. Мне нравится изучать, как она поведет себя в той или иной ситуации. И теперь я проверю, как Тина относится к новым позам. Потому что оторваться от нее сейчас я просто не смогу. Это был мой первый секс без презерватива, и вот, что я скажу – я как будто никогда раньше не трахался!

– Держись, – кладу руки Тины на дверцу душевой кабинки, встречая ее удивленный взгляд, – мы попробуем так, – командую я, и девчонка послушно вытягивает ручки, отставляя для меня свой потрясающий зад.

Прижимаюсь торсом к ее спине, сжимая грудь. Целую загорелые плечики. Кожа такая нежная, гладкая, и знакомо пахнет розой и цитрусом. Легко покусываю шею, мочку ушка.

– Юр, пожалуйста, – пищит Тина, – я хочу, давай ты…

– Какая ты болтливая, – смеюсь, потому что сейчас она начнет беситься, – стой смирно!

– Сам стой смирно! – я был прав, девчонка кричит. – И сам ты болтливый! Сейчас один мыться будешь!

Хочет развернуться, но я уже крепко держу ее за попку, раздвигая упругие круглые булочки. Трусь между ними окаменевшим членом. Орловская останавливается.

– Даже не думай об этом, – произносит испуганно.

– Поздно, я уже прицелился, – говорю спокойно, сдерживаю смех. – Стой смирно, иначе получится больно, – намеренно грублю.

– Юрочка, – пищит девчонка, – не надо, пожалуйста, я не… не… мне страшно.

– Стой смирно, – повторяю, резко притягивая к себе эту потрясающую попку, кайфуя от того, как она прижимается ко мне. – Я постараюсь быть нежным.

– Ююр, не… не… надо!

Вот черт! Перешутил. Похоже, она сейчас заплачет. Прижимаю ее к себе спиной, нежно поглаживая животик и грудь.

– Не бойся, Тина, – даю волю смеху, – я обязательно доберусь до твоей попки, – шепчу в ее ушко, – но не сегодня.

– Вот ты придурок!

– Не бесись. Встань, как стояла.

И она снова послушно опирается на стеклянную дверцу.

– Раздвинь ноги, – прошу я, касаясь губами кожи ее спины.

Прохожу рукой по животику вниз, поглаживая гладкий лобок, и ниже. Глажу ее промежность. Теперь Тина сама прижимается попкой ко мне, и член отчаянно пульсирует от близости к ее мягкому месту.

– Боже, Юр, сильнее.

Ее мягкие стоны разносят кровь по всему телу. Отнимаю от нее руку на пару мгновений, чтобы раздвинуть ее ножки и пристроиться к ней. Вхожу, не особо нежничая, и возвращаю руку на ее промежность. Черт, как же мне хорошо в ней. Впиваюсь губами в ее плечико, оставляя на нем засос, наслаждаясь ее стонами и тем, как она начинает двигаться мне навстречу, словно сама насаживаясь на мой стояк.

В мире нет ничего лучше, чем эта девчонка. Из головы улетучиваются любые мысли. Нет ничего более важного, чем ее стоны сейчас. Кладу левую ладонь на ее животик, с силой прижимая к себе. Накручиваю распущенную копну волос на правый кулак, поворачивая к себе ее голову. Ее глаза закрыты, губы приоткрыты, а по подбородку стекает тонкая струя пота, которую я тут же слизываю.

– Посмотри на меня, – прошу я.

Мне просто необходимо видеть ее глаза. Сейчас они затуманены легкой дымкой. Она смотрит словно сквозь меня. Прохожусь губами по линии ее подбородка, чуть прикусывая мягкую кожу. Тина прижимается ко мне спиной, заводит одну руку за мою спину и сжимает мою кожу. Мне нравится, как она раскрепощается. Уже не просто лежит подо мной не двигаясь, как в первые разы. Она начинает понимать свое тело, и то, что ее движения могут принести еще большие наслаждения нам обоим. И от того, что именно я довожу ее до состояния исступления, я раскрепощаю ее, именно со мной она узнает все это, лишает меня способности думать. А тонкий голосок поющий «Мне так хорошо, Юрочка, еще, не останавливайся» заставляет двигаться резче.

– Обопрись о бортик, – мой голос хрипит от возбуждения, я не могу контролировать это.

Не вынимая члена, помогаю ей пристроиться к ванной. Тина держится о мраморный бортик, прямо напротив зеркальной стены. Прогибает спину, расставляет ноги шире, раскрываясь для меня сильнее. Теперь мы видим друг друга в отражении. И я никогда не смогу выкинуть эту картину из головы. Раздвигаю ее бедра, с силой впиваясь пальцами в упругую плоть, резко тяну ее к себе. Девчонка вскрикивает.

– Ты как?

Я вошел слишком резко, до самого конца, возможно, причинив ей боль.

– Хорошо, – шепчет она, – мне хорошо. Сделай так еще раз.

Медленно выхожу, и снова резко притягиваю ее к себе. Мы не отводим глаз друг от друга в отражении зеркал. Тина прикусывает губу, выстанывая что-то. Смотрю на ее ангельское лицо и вхожу в нее снова, и снова, и снова… Она уже близка. Я знаю это потому, как закатываются ее глаза. Всего на пару секунд. А затем ее промежность сжимается вокруг члена железными тисками, выталкивая меня, и я начинаю двигаться еще резче. Она опускает голову, но я должен видеть ее оргазм. Это самое потрясающее зрелище. Поднимаю ее за волосы, прижимая снова спиной к себе, ощущая дрожь ее тела, и, чтобы продлить ее ощущения, глажу клитор другой рукой. Кафельное помещение превращает ее стоны в симфонию нежных голосовых переливов. Зеркало отражает экстаз на ее лице и капли пота на трясущемся загорелом теле. Она хочет что-то сказать, но не может, ее ноги подгибаются от дрожи. Держу ее крепче, чтобы не упала, не могу отпустить ее, не могу остановиться. Вдалбливаюсь в нее с ожесточением. Член отчаянно пульсирует, бедра поджимаются, от копчика вверх поднимается горячая волна. Переношу руку с ее промежности на грудь, сжимая ее, прокручиваю пальцами твердый сосок, и кончаю так мощно, как будто трахался последний раз не двадцать минут назад, а целый год.

– Черт, – присасываюсь к ее шее, все еще двигаясь в ней, чувствую, как вылетают последние капли спермы, – ты великолепна, Тина.

Ее тело расслабляется. Руки безвольно опускаются, она что-то шепчет, не могу разобрать, что. Выхожу из нее, аккуратно придерживая за талию.

– Все в порядке?

Я должен спросить. Возможно, я, действительно, сделал ей больно пару раз.

– Да, – она устало кивает, и я вижу в зеркале, как полные губки расплываются в блаженной улыбке. – Но третий раунд меня убьет.

– Его не будет, – улыбаюсь, с облегчением выдыхая, не хочу причинять ей боль. – Во всяком случае не раньше, чем через полчаса.

– Нет, Юр, – мотает головой, и на ее личико падает толстая прядь волос, которую она тут же сдувает, вытягивая нижнюю губу, – не сегодня. Это было круто, но, не уверена, что смогу еще раз.

– Как скажешь, – соглашаюсь.

Если для нее это слишком – значит, мне придется сдерживаться от своих аппетитов.

– Положи меня в ванную, – просит она.

И я нежно поднимаю ее на руки и кладу в ванную. Включаю теплую воду и поливаю из душа тело, доставившее мне так много удовольствий всего за один вечер.

Тина затыкает слив, и расслабляется, озорно поглядывая на меня. Мне нравится, что смущения на ее лице сейчас нет. Еще несколько месяцев назад она залилась бы краской от одного подобного предложения.

– По-моему, этот учебный год начинается очень даже ничего, – произносит смеясь.

– Для меня уж точно.

Вспоминаю, как весь одиннадцатый класс ходил с постоянным стояком, не имея возможностей к разрядке. Пожалуй, больше я на такое геройство не способен.

– И ты даже не позовешь сегодня парней в гости? – подкалывает она.

– Только если ты попросишь.

Нет, сегодня, нам, определенно, не нужны свидетели.

Залажу в ванну, усаживаясь напротив нее. Тина складывает маленькие ножки с покрытыми розовым лаком ноготками, на мои ноги. Не знаю почему, но я беру одну в руки и делаю ей массаж стопы.

– Боже, как же хорошо, – вздыхает она.

Никогда не подумал бы, что буду когда-нибудь кому-то делать массаж ног. Но сейчас не вижу в этом ничего зазорного. Тина закрывает от наслаждения глаза и мурлычет.

– Даже не знаю, что лучше, то, как ты трахал меня, или это.

– Остановись на первом, иначе массаж ног больше не получишь, – предупреждаю я, и она заливается смехом.

– Конечно первое лучше, тем более, что за массажем я смогу сходить в тот чудесный СПА, мой абонемент еще действителен. Может, мне походить на курсы массажа? Буду твоей личной массажисткой.

– Серьезно?

Оживляюсь. Это мечта любого парня.

– Нет, конечно, – издевается надо мной. – Думаешь, я буду ублажать тебя всеми способами?

– А что в этом такого? – настаиваю я. – Умение делать массаж еще никому не повредило.

– Вот женишься на мне, тогда я и на массажистку выучусь и готовить научусь. А пока радуйся, что я у тебя вообще есть!

Ну блииин, нафига заводить такие разговоры? Какой «женишься»? О чем она вообще? До этого еще слишком далеко.

– Но ты обещала заняться танцем живота. И я требую выполнения обещания.

– А я ходила на курсы летом. Мне понравилось, – она сексуально проводит кончиком языка по губам, вытягивает гордо тонкую шейку и поглаживает блестящие от воды ключицы. – Я круто смотрюсь во всех этих блестящих костюмах. Знаешь, – выгибает бровь, сверкая глазами, – я даже прикупила один.

Сглатываю.

– Но решила оставить его для особенного случая.

– Это для какого?

Я уже вижу, как изгибается ее тело в низкой юбке, как приподнимается грудь… Так, сейчас не надо думать об этом.

– Ну, например, ты снова решишь достать какую-нибудь справку о чуме, или удерешь с парнями прыгать с парашютами, или бросишь меня одну, свалив на какую-нибудь тренировку. Теперь помни, что если будешь плохо себя вести, то танца тебе не видать, Романов.

– То есть, – усмехаюсь, хотя готов насильно вытащить ее из ванной и заставиться танцевать прямо сейчас, – теперь ты будешь меня шантажировать?

– Определенно, – девчонка победно кивает.

– А ты не думаешь, что…

– Ах, – бесцеремонно перебивает меня, дергая ножкой в моих руках, – не разговаривай так много, Юр, лучше займись делом. Эти ножки нуждаются в массаже.

Злобно выдыхаю, принимаясь снова за массаж. А девчонка победно смеется, запрокидывая голову. Сам виноват. Инициатива наказуема. Ну ничего. Я ей еще устрою.

***

Юра такой смешной. Расстроился из-за восточных танцев. Я не против станцевать для него. Но сразу много сладостей вредно.

К тому же, я походила всего на двадцать занятий и не слишком уверена в своих силах. Поэтому одно из заданий на ближайшее время – найти танцевальную школу, где я смогу совершенствовать свои навыки. Хочу сделать ему подарок на день рождения. Пусть потом в армии засыпая, представляет танцующую меня. И кусает локти, раз уж ему так хочется отдать долг родине.

Костюмчик я действительно прикупила.

После совместной ванной Юра заносит розовую сумку и чемоданчик, оставленные нами в коридоре, в мою комнату, а сам уходит к себе. А я выпиваю стакан сока примечая, что съем, как только высушусь. Вот за что люблю квартиру Юры, так это за холодильник, полный вкусностей.

Интересно, я хоть в этом году познакомлюсь с волшебницей Розой, создающей в этой квартире чистоту и сытность?

Иду в комнату. Давно не была в этой квартире, но чувствую себя тут уютно. Открываю дверь и…

Нет! Не может этого быть! Так не бывает! Это не та комната, где я провела все выходные одиннадцатого класса.

Это комната словно специально для меня создана. Юра сделал тут ремонт!

Визжу от удовольствия и запрыгиваю в комнату, благо, ноги после массажа могут вынести все.

Стены обклеены шелковыми обоями с изображением деревьев с сидящими на ветках бархатными птичками. Новая кровать, на порядок больше предыдущей, стоит теперь посередине комнаты, основанием к стене. На ней покрывало нежных розовых тонов в стиле пэчворк, рядом, по обеим сторонам небольшие темно розовые коврики с высоким мягким ворсом, а на стене напротив висит плазменная панель. На окне тюлевые занавески и плотные портьеры с тем же рисунком, что и на обоях! Я в восторге! В углу стол. Да! У меня будет свой стол! Мне не хватало этого. В обоих углах стены, где висит телевизор расположились два шкафа с зеркальными дверцами. Если открыть их враз, я смогу рассмотреть себя со всех сторон.

– А теперь я заслужил танец?

Вздрагиваю от неожиданного голоса. Юра стоит, оперевшись о дверной косяк, сложив руки на груди. В его глазах скачут знакомые черные чертики. Набрасываюсь на него с поцелуями радости.

– Юр, ты сделал ремонт для меня?! Я тебя обожаю! Тут так красиво!

– Да, я подумал, что так тебе будет удобнее проводить тут время, – спокойно говорит парень. – И еще, я положил на стол справку. Я абсолютно здоров.

– Мне не нужны никакие справки, я верю тебе и так.

И это правда. Этот парень для меня целый мир. Я верю ему, верю в него и… я влюбилась в него, давно и бесповоротно.

Вот только теперь становится еще страшнее смотреть в будущее, ведь через пару месяцев его не будет рядом. Хватит ли у меня решимости выполнить задуманное и уехать за ним?

Глава 2

***

Не успел понять, как пронесся первый месяц учебы. В универе все не так, как в школе. Гораздо оживленнее и масштабнее. Особо я, конечно, не вникаю во всю эту студенческую жизнь, которая определенно, меня привлекает, так как скоро мне придется с ней попрощаться.

Зато Олежек пустился во все тяжкие с самого первого дня. Вот опять задрых на парах. Нежненько так обдает свежим перегарчиком. Снова всю ночь тусил в клубе с нашими одногруппниками, так что теперь обдает меня свежим перегаром. Начинаю думать, что переезд в собственную квартиру не пошел ему на пользу. Тетя Наташа, его мама, звонила мне дважды за ночь, так как не могла дозвониться до своего сыночка. Успокоил ее сказав, что он спит и не слышит. Утром в курилке устроил ему разнос. Мало того, что его папаша унижает эту милую женщину своими изменами, так еще и сын теперь игнорирует ее. Но Олег вряд ли понял меня. Похоже, ему все равно. Ну, или он собирается насладиться всеми прелестями гражданской жизни до того, как мы уйдем в армию.

Я, кстати, тоже не могу сосредоточиться на учебе. Знание того, что это всего на пару месяцев не добавляет энтузиазма. Скоро осенний призыв, и мы уйдем отдавать долг Родине, а точнее, испытать себя, как мечтали с детства. Вот только оставлять тут Тину, которой в моих планах не было, совсем не хочется.

Она в другой части универа, изучает родной язык, как ни смешно это звучит. Зато у нее не будет проблем с учебой, как в школе. Она уже поняла, что самая умная на курсе, так что теперь важно рассекает институтские коридоры, задрав гордый носик. В том году мне пришлось закрываться с ней в ее школьной комнате и заставлять зубрить предметы, оценки по которым оставляли желать лучшего. Теперь я не смогу следить за ней. И это не самое худшее. Заметил, как пялятся на нее однокурсники и некоторые парни из универа. Не хочу, чтобы она оставалась тут одна. Я доверяю ей. Но не доверяю ее потрясающему и пугающему умению попадать в дурацкие ситуации и стремлению оказаться в центре внимания.

В прошлые выходные было посвящение в студенты. Старшекурсники увезли нас на природу, в палаточный городок, где мы провели две ночи. Мне пришлось отбирать стакан из рук своей пьяной девушки, потому что свою норму она не знает. Ходила по городку шатающейся походкой, а на тропе ужасов в лесу оставила пару меток желудочным соком и обедом, которые не задержались в ней из-за выпитого алкоголя. И вот я думаю, что будет, когда я уеду? Кто будет следить за моей девочкой? И как мне заставить ее вести себя нормально?

И как заставить ее одеваться прилично? В школе она была ограничена школьной формой. Теперь же ее воображению нет границ. Вчера она нацепила бежевое платье, облегающее ее формы, и издалека казалось, словно она совсем без одежды. Сегодня на ней мини-юбка, открывающая края чулок, высоченные шпильки и блуза с разъезжающимися пуговицами на груди, видеть которую должен только я. На обеде в столовой, где мы встретились, парни пялились на нее, я бесился, а Орловская наслаждалась. До сих пор не пойму, она кайфует от привлеченного внимания, или от того, что у меня в глазах темнеет от бешенства? Как только я завожу разговор о более скромной одежде, она начинает играться, строя глазки, облизывает губки и я оказываюсь обезоружен ее звонким смехом и прижатым ко мне великолепным телом. Бешенство не отступает, но когда ее ротик проходится по моему члену, желание выкинуть все ее шмотки пропадает.

Мы почти не видимся в институте. У нас разные курсы, разные лекции, разные аудитории. Зато домой возвращаемся вместе. И мне нравится, как изменилась квартира с переездом сюда Тины. В ванной нет свободного места, везде ее бесчисленные бутыльки, какие-то приборчики, свечи, зеркальца. Не понимаю, для чего ей пять разных мочалок, и не спрашиваю. Раз она их повесила, значит, они ей нужны. А еще ей перестало хватать места в шкафчике в ванной комнате, так что она заняла второй. Тут несколько ее халатиков, по меньшей мере десять полотенец, видимо, отдельных для каждой части тела. Интересно, как она запоминает какое для чего, потому как полотенца все одинаковые, не считая парочки огромных банных. В общем, в ванной девчонка проводит самое меньшее по часу в день. В ее комнате ежедневно добавляются разные вазочки, коробочки, шкатулки. Про увеличивающийся гардероб я вообще молчу. У нее только домашних тапочек четыре пары. В каждой комнате квартиры появился увлажнитель воздуха, даже на кухне. В зале стало как минимум на три цветка больше, а на каждой тумбе неизвестно откуда материализуются кружевные салфетки, на которых расставлены наши с ней фотки. "Тебе нравится?" – заданный нежным голоском вопрос преследует меня после появления каждой новой вещи. "Ага" – отвечаю безразличным тоном. Стоит мне только проявить энтузиазм, и я стану ее подельником в бесконечных походах по магазинам, и местным декоратором. Единственное, к чему я прикладываю руку, так это к появлению букета белых роз в обнаруженной в зале высокой фарфоровой вазе. Балдею от того, как яркие полные губки Орловской растягиваются в широкой улыбке каждый раз, как зеленые глаза останавливаются на этом букете. Покупаю цветы каждое субботнее утро, пока она спит. Обожаю, когда она отрезает один бутон и сует его в волосы.

В общем, у нас все хорошо. Во всяком случае, надеюсь на это, ведь Тина не выказывает недовольства. Что же касается ее развратных шмоток, постепенно я приучу ее к нормальной манере одеваться. Жаль, что времени остается все меньше.

Пытаюсь заставить ее серьезно относиться к учебе. Мне удается уговорить ее засесть за лекции сразу после пар. Ее хватает максимум на час, затем обязательно звонит кто-нибудь из ее друзей и она виснет на телефоне или в скайпе в два раза дольше. Хуже, когда звонит кто-нибудь из моих друзей. Если я отказываю им в походе в клуб или прогулке, они звонят Тине, и она уговаривает меня покинуть уютные стены квартиры и отправиться в любое другое место. А мне хочется как можно больше времени проводить с ней, ведь скоро нам придется расстаться. Но кукольное личико расцветает, когда девчонка примеряет новый наряд, наносит макияж, и мы идем тусить, или в кино, или посидеть с парнями в кафе, или покататься по ночному городу, и я не могу отказать ей в этом, потому что счастлив уже тем, что она обнимает меня в знак благодарности.

Кататься выезжаем почти каждый вечер. Хочу, чтобы Тина привыкла к рулю подаренной мне на совершеннолетие черной Ламбо, дорогам и немного узнала город. Скоро она останется тут одна, и я должен быть уверен в том, что она не попадет в аварию и не заблудится. Да, я решил отдать ей машину, пока сам не смогу ей пользоваться. Девчонка, когда узнала об этом, целый вечер прыгала по квартире и тискала меня, целуя во все места, куда случайно попадал ее рот.

Чувствую, что теряюсь в ней. Она завладевает моим разумом все больше, и я становлюсь рядом с ней мямлей, не способным противостоять ни одной ее просьбе. Решаю, что и не должен, ведь мы оба чувствуем, что скоро это закончится.

***

Утром за рулем наикрутейшей Ламборгини Романов. Меня не пускает. Спросонья я не способна ни на что, кроме как привести себя в порядок. Кроме того, он гонит на всех парах, резво обгоняя, нагло подрезая и втискиваясь между машин так, как я бы точно не смогла. Я же вольготно себе сижу на пассажирском сиденье, мечтая о кофе, который в машине мне пить нельзя. Недавно облила всю себя, слава Богу, напиток был не слишком горячий. Романов так ржал, что аж слюной подавился, говнюк. Теперь каждый раз останавливается у кофейни и предлагает взять стаканчик побольше.

Вечером веду я. Торопиться нам некуда, и мой парень может спокойно руководить процессом, указывая мне, как ехать. Он же ведь такой умник!

До сих пор не могу поверить, что он оставляет мне машину! Машину! Нет, не так… Он оставляет мне шикарную спортивную тачку, стоимость которой сложно уложить в голове! Это же настоящее произведение авто искусства! Сжимая обитый нежной кожей руль, я здороваюсь с ней, словно она человек и каждый раз целую окошко. Романов бесится – красная помада не самое легкое пятно.

А еще его не устраивает моя одежда. Его бы воля, так он меня в паранджу закатал и носил под мышкой. Специально одеваю самые свои сексуальные наряды в надежде, что Юра решит все-таки остаться и не бросать меня на два года. Как-то я проговорилась, что собираюсь уехать с ним, оставив учебу, так парень взбесился и резким, не терпящим пререканий голосом, приказал выкинуть из головы эти мысли. Родители отпустили меня на учебу, а не для того, чтобы я тратила время впустую, таскаясь с ним. Возможно, он прав. Тем более, мне теперь уже не хочется расставаться с его спортивной красавицей.

Бегу в «Былину» за ужином, пока Романов в душе. А когда возвращаюсь домой с пакетом говядины, запеченной в грибном соусе, его уже нет. Рядом с зеркалом у входа записка. Он удрал на тренировку! Ненавижу, когда он так делает! Какие могут быть тренировки? Он уже не участвует в соревнованиях, как в школе. Так зачем посвящать спортзалу так много времени, тем более, когда оно дорого. Его остается все меньше и меньше, чтобы мы могли побыть вдвоем.

Я вот никуда без него не хожу! Только на танцы. Отказываю девочками из группы, куда бы они ни звали меня, рискуя, как и в школе, остаться без женской компании, ведь дружба завязывается в первые месяцы знакомства. Даже в столовую в универе хожу с ним и с Самойловым, а не с девочками. Мне не с кем будет общаться, когда Юра натянет на себя берцы и помашет на прощанье кепкой. Но ему плевать, раз он просто так удрал. Может, папа был прав, и я надоела ему?

Рассматриваю себя в зеркало, строя рожицы. Поворачиваюсь попкой, отставляя ее, потрясываю ей, щупаю грудь. Да неет! Не могу я ему надоесть. Я никому не могу надоесть. Ну вот где еще такую найдешь? Я идеальна!

Вот уйду тоже, будет знать, как сваливать без предупреждения.

Мне грустно и я злюсь. Мне не нравится, что он так просто уходит. Я – часть его жизни! Так же, как он – часть моей. Он не может вот так запросто заниматься своими делами, задвигая меня. Почему он не взял меня с собой? Я бы тоже могла потренироваться. Смеюсь, вспомнив, как в школе его охранники учили меня приемам самозащиты. Нет, пожалуй, повторно мне такой опыт не нужен. Но я могла бы прогуляться по торговому центру, пока он тренируется.

Съедаю половину ужина, а вторую половину выкидываю. Пусть голодным сидит, раз так за фигурой своей следит. Закрываюсь в комнате, решив показать, что он больше не может делать, что ему вздумается. Он должен обсуждать свои планы со мной, мы должны строить их вместе.

Стук знакомого кулака о мою дверь раздается около десяти вечера. Не слышала, как он вернулся. Медленно и максимально аккуратно откладываю учебник по истории этикета. Пробуждаю в себе перфекциониста – поправляю закладку несколько раз так, чтобы она выглядывала между заложенными страницами ровно на три миллиметра. Измеряю это расстояние линейкой. Стук в дверь повторяется. Закрываю голубой маркер, складываю его в органайзер, где стоят несколько простых карандашей. Ох, вот один затупился. Беру точилку. Что-то сегодня во мне проснулась чистюля. Стук учащается с нарастающим звуком. Скидываю опилки теперь острого карандаша в мусорку и…

– Тина, открывай!

Голос за дверью раздражен. Юра дергает дверную ручку, но замок закрыт.

– Я сплю, – важно протягиваю я.

– А вот и нет! Открывай. Почему я стою тут, как придурок?

– Потому что у меня, как и у тебя, есть свои дела. И раз ты меня в свои не посвящаешь, я тебя тоже не буду.

– Давай не будем делать из этого традицию, – по его голосу могу сказать, что парень хмурится. – Открывай! – Это слово шипяще проникает между дверью и дверной рамой, думаю, Юра прижался губами к этому месту. – Или я закрою тебя с этой стороны.

– Да пожалуйста, – храбрюсь.

Не станет он закрывать меня.

– Что ж, спокойной ночи, – ласково протягивает он.

И я слышу, как он чем-то шебаршит в замке, отчего тот странно щелкает. Срываюсь с места, дергаю дверь. Да. Мой парень с наклонностями маньяка закрыл меня в комнате. Его спокойные шаги, удаляющиеся по коридору отчетливо слышны.

– Ну прости! Открой! – кричу, хихикая, мне нравятся такие игры. – Я смогу тебя задобрить!

– Ты уверена? – подозреваю, Романов сейчас тоже лыбится.

– Еще как, – уверяю я.

Дверь открывается и Юра по-хозяйски берет меня в охапку и укладывает на кровать.

– Пусти! – отталкиваю его обеими руками.

Но парень не хочет меня слышать, уже поигрывая пальцами с моим соском, другой рукой придерживает мою голову за волосы, склоняется к моим губам. И я практически забываю, что возмущена, ну… или должна быть возмущена, или просто хочу возмущаться… черт, как же приятно, когда его язык вот так, как сейчас, медленно очерчивает линию моего рта, и проникает внутрь. Позволяю себе понежиться в его руках несколько мгновений, а затем снова толкаю его руками в грудь. Я не должна позволять ему так с собой обращаться. Я не только для его утех! Я требую внимания к себе!

– Пусти! – повторяю и начинаю брыкаться под ним.

– Ладно, – Юра останавливается, разочарованно выдыхает, но не слазит с меня, – говори.

Он что, делает мне одолжение, слушая меня? Вот же козел!

– Слезь с меня!

Стараюсь говорить сердито, хотя уже не чувствую злости. В его глазах смех. Он смотрит на меня, как на что-то очень милое. Словно забавляется моим гневом.

– Нет, хочешь говорить, говори, – ухмыляется, – но я буду на тебе в этот момент.

Он все еще держит меня за волосы, и поглаживает животик. Невозможно сосредоточиться. К тому же, кажется, он совершенно не воспринимает меня всерьез.

– Пусти! – кричу я, извиваясь всем телом.

– Шшш! – теперь он откровенно смеется. – Не дергайся, я же тебя за волосы держу, Тина, останешься без них. Лежи спокойно и говори, что хотела.

– Я не могу так говорить, придурок! Слезь с меня! – толкаю его со всей силы.

Его усмешки меня достали! Я человек, а не его бесплатное развлечение, втесавшееся между учебой и тренировками, которые сейчас уже и не нужны.

– Ладно!

Его тело лениво переворачивается на спину, скатываясь на кровать. Сильные руки напрягаются, ероша волосы. Любуюсь перекатывающимися бицепсами. А он подкачался за лето. Борюсь с желанием облизать их. Стараюсь не смотреть на выпирающий из шорт возбужденный член. Я должна взять себя в руки! Я должна говорить, что меня не устраивает! Я не могу больше, как в том году делать все, что он скажет. У меня тоже есть жизнь!

Романов глубоко вдыхает, трет ладонями лицо. Сажусь рядом с ним, подогнув под себя ноги.

– Ну, говори, че опять не так? – его голос звучит обреченно.

Хорошо, значит, он понимает, что ведет себя неправильно.

– Ты не можешь просто так сваливать, оставляя меня одну! – начинаю возмущаться.

– Тина, давай ты не будешь орать, мы ж разговариваем.

Все, на его лице снова нагловатая гримаса. Чуть нахмуренные брови, напряженный подбородок. Глаза смотрят прямо на меня. Он закидывает руки за голову, вольготно вытягиваясь на моей кровати, всем видом показывая «Говори быстрее, и ложись, мне не интересно».

– Юр, так нельзя, – понижаю голос, пытаясь понять, как донести до него информацию. – Мы даже не ходили никуда вместе за весь сентябрь. Мы либо трахаемся, либо учимся. Я не чувствую себя…

– Вставай.

Юра соскакивает с кровати, перебивая меня, и протягивает руку. Непонимающе смотрю на него.

– Давай-давай, поднимайся. Пошли, погуляем.

– Хочешь отмазаться от меня одной прогулкой?

– Слушай, я пришел, как только смог. Я не прячусь от тебя, я тоже хочу проводить с тобой время…

– Нет! Ты не хочешь проводить со мной время, Юра! Ты хочешь заниматься своими делами, потрахаться и свалить в свою комнату, чтобы я не мешала тебе дальше заниматься своими делами.

– Не ори, – в его голосе снова грубость, и я замолкаю. – Мне казалось, что все нормально. Хорошо, я буду больше времени уделять тебе.

– Не надо мне одолжений твоих, – бурчу себе под нос.

Пускаю слезу. Промакиваю ее, подтягивая майку к лицу, оголяя пирсинг на животике. Если не получилось добиться чего-то криком, то можно прибегнуть к слезам.

– Блин, не реви, – парень садится рядом со мной на кровать, обнимая меня, – это не одолжение. Мне нужно от тебя больше, чем секс, правда. Мне нужна ты вся, Тина. Просто я не могу войти в режим. До армии остается все меньше времени и я не понимаю, что нужно сделать в первую очередь, и стоит ли вообще заниматься учебой.

Юра смотрит теперь устало. Шмыгаю носом для драматического эффекта, и его рука тут же сильнее прижимает меня к себе.

Упираюсь лицом в его шею и улыбаюсь. Слез больше нет.

– Обещаю, все время до армии я посвящу тебе, хорошо?

– Хорошо, но если ты не…

– Нет, не капризничай, не надо, – он проходится ладонью по моей макушке, – не хочу ссориться. Так как насчет прогулки?

– Юр, ты ведь скажешь, если больше не захочешь встречаться?

– Что?

Он поворачивает мое лицо к своему и внимательно всматривается в мои глаза.

– Я весь этот месяц чувствовала себя ненужной. А мне не нравится это чувство. Не хочу думать, что я лишняя для тебя.

– Ты не лишняя, Тина. Не пускай подобные мысли в свою голову.

– Просто все не так, понимаешь?

– Одевайся, – он поднимается с кровати, направляясь к двери, – обсудим все на улице. Мне надо подышать.

И дверь за ним закрывается. Ну конечно. Ему надо подышать. А я должна идти за ним. Все как обычно.

Крик не помог. Слезы лишь слегка. Что я еще могу сделать?

Натягиваю джинсы, бардовый свитер и кожанку. Юра уже ждет меня у дверей, с рюкзаком, закинутым на одно плечо.

Время половина двенадцатого. Ну куда он тащит меня?

Идем по сумеречному двору в сторону парка. Проходим в ворота.

Он молча берет меня за руку и тянет в сторону кустов. Я не спрашиваю, что он собрался делать. И не боюсь темноты. Я знаю, что с этим парнем я в безопасности.

Он останавливает меня между несколькими кустами и деревьями, вдалеке от тротуара, прижимаясь грудью к моей спине.

– Твой шарф мне мешает, – его голос спокоен, его руки прижаты к моей талии и не двигаются.

– Это палантин.

– Он тоже мешает. Но это не важно. Завтра мы с тобой встретимся.

– В смысле?

– Завтра мы с тобой встретимся, – повторяет он.

– Конечно, встретимся, Юр, – смеюсь, – мы живем вместе.

– Завтра девятнадцатое сентября Тина, и мы встретимся с тобой на школьной лестнице, ведущей на наш этаж. Ты пнешь мои чемоданы, предложишь свою помощь, и уснешь в моей кровати. И я больше не смогу думать ни о ком, кроме тебя.

Он шепчет в самое ушко, разливая тепло по всему моему телу. А ведь я совсем забыла, что мы встретились в этот день.

– А мне казалось, что я знаю тебя всю жизнь, – поворачиваюсь к нему, просовывая руки под полы его расстегнутой легкой куртки, обнимаю его торс.

– Ладно, считай, выкрутилась, – смеется Романов, – но знай, я понял, что ты забыла.

– Неправда! – топаю ногой.

Не собираюсь признаваться, что забыла. Он будет целую вечность меня этим подкалывать.

– Это не важно. Я помню все за нас обоих. Это было запланировано на завтрашний вечер, но раз уж ты начала стонать, я решил, что устрою все сегодня.

– Я не стонала!

Отчего он всегда такой грубый? Разве я стонала? Я всего лишь хотела поговорить насчет наших отношений. Что плохого, если я скажу о вещах, не устраивающих меня? Разве он сам не говорит всегда, что нам надо разговаривать.

– Еще как стонала, Тина, но сейчас не об этом. Я тут подумал, и понял, что у нас не было ни одного свидания. Ну, знаешь, – парень ухмыляется, – вам, девчонкам, нравится же вся эта романтика. Но помни, что у меня никогда не было свиданий, так что я в этом деле новичок. Не суди меня строго.

У него не было свиданий? Я удивлена. Но очень рада этому. Я буду хоть в чем-то первая для него.

Юра достает из рюкзака покрывало и стелет его на траву между несколькими кустами. Затем из рюкзака появляется пара термокружек и контейнер с пирожными. Хлопаю в ладоши, подпрыгивая на месте. Юра такой молодец. Где он достал эклеры? Я не видела их в холодильнике. Последним он достает небольшой светильник в виде прозрачного стаканчика, ставит его посередине покрывала и включает. Теперь я могу видеть его лицо. На его губах все еще усмешка. Похоже, наше свидание его смешит. Этот парень так же много понимает в романтике, как я в освоении космоса.

А космос уже освоили?

Похихикиваю, смотря, как Романов пытается разгладить покрывало. Ему повезло, что к ночи ветер поутих.

– Короче, смотри, – его мощное тело усаживается на расстеленное покрывало, – это типа свечи, – указывает на стакан-светильник, – тут вино, – берет термостакан, ну и это твои любимые пирожные, я их отработал у Коршуна, он собирался сожрать все сам.

Не могу удержаться от смеха. Сажусь рядом с ним.

– Юр, это все потрясающе, – тянусь к нему губами.

– Подожди, это еще не все, – он выставляет палец между нашими губами, лишая меня поцелуя, – сейчас будет самое романтичное, постарайся не наброситься на меня от счастья, детка.

На его лице дерзкая и самоуверенная ухмылка. Он достает мобильник, включает Богемскую рапсодию группы Queen, и довольно пропевает «Is this the real life? Is this just fantasy?» хрипловатым голосом, покачивая головой в такт песне.

– Теперь можешь меня благодарить, – он смешно высовывает язык, зажимая его между зубами, поигрывая кончиком.

– Ты же понимаешь, что это песня про парня, который убил другого парня?

– Или это, или я включу Басту!

И он сделает это! Так что пусть лучше будет рапсодия.

– Это самое романтичное, что я нашел, так что наслаждайся.

– Романтик из тебя никудышный.

Делаю глоток из термостакана, там действительно вино. Скорее всего фруктовое, возможно, ягодное. Сладость приятно ощущается на языке, и проливается в горло.

– Я же тебя сразу предупредил, что я и романтика несовместимы. Зато ты всегда можешь на меня рассчитывать, и знаешь это.

У парня такой вид, словно я должна благодарить его до скончания веков за ночную посиделку в кустах. Но я не могу разозлиться на него. Поглаживание меня по голове самое романтичное, что может сделать Романов. И то, наверное, боится потом, не подумают ли его дружбаны, что он отбросил где-нибудь яйца.

Ладно уж, не стану ему рассказывать, что на первое свидание Кайл отвел меня в ресторанчик, и весь вечер сжимал мою руку, то и дело касаясь ее губами. А потом мы полночи бродили по пляжу, и он рассказывал, как любил меня с начальной школы и постоянно за мной следил. Перечислял мои повадки, налегал на комплименты. И снова держал за руку. А затем попросил разрешения поцеловать меня. И я согласилась.

Но… ночь в парковых кустах рядом с его домом, с нависшей угрозой русского рэпа – тоже ничего. Хихикаю, заталкивая в рот эклер. Надо будет сказать Мишке спасибо за угощенье.

***

Фуух! Выкрутился!

Когда Тина завела этот разговор про не уделяемое ей время, я хотел свалить из ее комнаты. Вот только потом все равно пришлось бы решать, что с этим делать. И тут мне в голову стукнуло – мы познакомились в конце сентября. Завтра как раз день нашего знакомства. Мой мозг офигенен! Пришлось приукрасить, что я, реально, готовил свидание.

Нифига я не готовил. Свидания? Чем они отличаются от нашего обычного времяпрепровождения? Да ничем!

Повезло, что Мишель притащил в спортзал целую упаковку эклеров. Уж не знаю, что мой кудрявый друг сделал со своей жизнью такого страшного, что его во время тренировок на пирожные потянуло, но случилось это очень кстати. Половину он сожрал в раздевалке, а остальное я у него отобрал, чтобы будущий генерал не потерял форму. Коршун расстроился, говорит, у него тяжелый жизненный период. Похоже, Военная академия это не так весело, как ему представлялось. Но, уверен, он переживет потерю калорий. Улыбка на лице Орловской этого стоит.

Надеюсь, в ближайшее время она не вернется к разговору о наших отношениях. Потому что я не хочу об этом говорить! Я немного растерян. Не могу понять, что мне нужно сейчас. Мне хочется насладиться свободным временем до призыва. Меня интересуют лекции, к которым я не хочу сейчас привыкать, потому что скоро мне придется сменить их на солдатские сапоги. Уже пожалел, что поступил сейчас. Надо было спокойно дождаться призыва, отслужить и затем уже приступать к учебе. Два месяца ничего не решают. А еще меня мутит от одной только мысли, что я оставлю Орловскую тут одну.

Уверен, попроси я ее поехать со мной, она сделает это независимо от того места, куда меня направят, она как-то заикалась об этом. Но… и это самое дебильное, я понял, что не хочу таскать ее с собой! И я еще не определился со своим отношением к этому новому знанию. То, как все происходит сейчас, меня устраивает. Но, кажется, я не был готов к тому, что она будет рядом постоянно. И двойственное чувство неприятия того, что оставлю ее тут, перекликается с гложущим успокоением от того, что я словно сбегаю от нее.

Глава 3

***

У Юры с Олегом день рождения. Последний, перед отбытием в армию. Девятнадцать! А это так грандиозно, что мы летим на остров Олега. Да-да, у нашего одноклассника есть остров! Настоящий! Остров, затерянный на просторах всемирного океана. Как у какой-нибудь звезды футбола. Невообразимо, потрясающе и… пугающе. Потому что скоро мальчишки уйдут в армию. Юра оставит меня в Москве… мне хочется плакать, но я сдерживаю слезы, чтобы не портить праздничный настрой собравшейся компании.

В самолете все веселятся. Еще бы! Это же настоящий дом на крыльях! У Романова частный самолет… и мне до сих пор не верится, что я нахожусь в компании людей, которых считаю своими друзьями на борту частного самолета. И как это меня сюда занесло? Жизнь удивительна.

Врубили музыку, чтобы Мишаня от скуки не завыл народные песни, так что он воркует с Ириной, которую пригласил на остров, примостившись на сиденье в хвосте самолета. Рядом с ними на трех сиденьях, убрав подлокотники, развалился Кобарь. Они поругались с Машей, да так сильно, что Золотаревой на борту нет. Точно неизвестно, что у них произошло, во всяком случае мне. Я слышала, как Самойлов назвал ее шалавой. Похоже, Машуня натворила что-то, чего Леша не смог от нее стерпеть. Думаю, в этом замешан наш бывший одноклассник Раф, ведь Мишель упоминал, что тот уже неделю валяется в больнице, благодаря потрясающе точному удару Кобаря. Учитывая содранные костяшки на левой руке Леши и несколько синяков, замеченных мною на нем, решаю, что произошла драка. Юра помалкивает на этот счет, и на все мои вопросы говорит, что это не наше дело.

Парни кровожадные, вечно норовят избить кого-нибудь. Разбирательств совсем не боятся, ведь их не следует. Вот в прошлом году Сережа, помощник Романова по школьному совету, был им избит, и ничего. Теперь я думаю над тем, что и Ярослав, пристававший ко мне в школьном бассейне, тоже не случайно поскользнулся на кафеле. Я пыталась расспросить об этом Романова, но он лишь рассмеялся над тем, каким неуклюжим надо быть идиотом, чтобы вот так глупо заработать травму перед днем рождения. Ничего не поделаешь, это мгновенная карма. Он обидел меня, и ему воздалось.

Смотрю в иллюминатор. Хочу выискать остров, но видны лишь облака и океан под ними. Интересно, как там, на острове? Мы будем робинзонами, или там есть все условия для комфортной жизни? Склоняюсь ко второму варианту и надеюсь на него. Ходить в туалет с лопаткой – не то, о чем я мечтала.

Засыпаю на плече своего школьного мальчика, фантазируя о фантастических выходных и танце, подготовленном мной в подарок Юре, от которого он должен захлебнуться слюной. Я несколько недель репетировала его летом и продолжала это делать по возвращении в Москву.

Из аэропорта нас забирает микроавтобус. Наслаждаюсь ощущением сказки, попадая из холодной, грозящей в скором времени покрыться снежным покрывалом Москвы в жаркую солнечную Мальдивскую Республику. Нас сопровождает Исмаил, житель соседнего острова, по совместительству провожатый и капитан катера. Завтракаем уже на катере, который везет нас на остров Каанбалифару. Офигеть! Я побываю на частном острове! Словно я подружка голливудского актера. А что такого? Я и сама могла бы стать актрисой блокбастеров и мелодрам. Во внешности мне не откажешь. Я же похожа на дорогую куклу, по словам парней.

Нас встречают пальмы и идеальный, мягкий, белоснежный песок, глухо скрипящий под ногами, словно крахмал. Исмаил остается на катере, а мы с дикими счастливыми воплями несемся вперед, скидывая рюкзаки на песок. Коршун с Кобарем спрыгнули в нескольких метрах от берега, невзирая на запрет капитана, и теперь бесятся в прозрачной голубой воде океана. А я напрыгиваю на завтрашнего именинника и он, держа меня за бедра касается своими губами моих.

– Неужели это в самом деле происходит?

Как могли нас, только недавно окончивших школу, отпустить одних на пустынный остров?

Ну, мои то родители, понятное дело, считают, что их доченька сидит в московской квартире своего парня и зубрит лекции. А вот о чем думают родители моих одноклассников не ясно. Я бы на их месте опасалась, потому как генеральский сын уже делает сальто прямо в воде, а потом ищет глазами ящики с пивом.

Юра хитро улыбается, а мою попку пронзает резкая боль. Взвизгиваю, соскакивая с хохочущего парня.

– Дурак! Больно! – толкаю его обеими руками в грудь.

– Я ущипнул тебя, чтобы ты поверила в реальность происходящего, Тина.

Романов притягивает меня к себе за руку и снова целует. Ладно. Считаю, что он извинился. Потому что, нормальных то извинений от него все равно не дождешься.

– Народ! – Олег машет руками, привлекая внимание всех. – Эй! Люди!

Мы с Романовым и Ириной подходим к нему. Леха с Мишелем продолжают носиться по берегу. Майя, полетевшая с нами, приглашенная, видимо, Олегом, останавливается неподалеку. Света, решившая промочить ноги в прибое, оставляет свое занятие. Она что, теперь с Лешей?

– Да успокойтесь вы! – орет Романов обалдевшим от свободы генеральскому сыну и Кобарю.

Ребята останавливаются и, закатывая глаза, не слишком воодушевленно, направляются к нам, продолжая бороться по дороге.

– Мы тут все знакомы, и все адекватные, да? – спрашивает нас Самойлов.

Разносится положительный общий вопль.

– Так что давайте без косяков. Взрослых нет, следить за нами никто не будет, так что предлагаю всем вести себя прилично, иначе придется провинившихся отправить в ссылку на катер.

– Нафига на катер? – кричит Коршун. – Просто сошлем в лес, типа выгоним из общины, как древние аборигены, на одинокую мучительную смерть.

Смеемся. Леха дает ему пять.

– Хороший вариант, – смеется Олег. – Боюсь, ты отправишься туда первым. Но теперь серьезно. Давайте обойдемся без происшествий, ладно?

– Конечно!

Света стоит немного в стороне от всех. На ее худенькие плечики накинут легкий платок, концы которого девушка не перестает теребить. Неуютно ей? С чего бы? Так и надо – злорадствую я, громко хмыкаю и осекаюсь. Мы же помирились в походе в прошлом году. Надо забыть, как они с Акинтовой подожгли мне ноги, и наслаждаться. Я не злой человек.

– Олег, все будет в порядке, что ты, мы же нормальные люди, – уверяет Майя.

– Ты лучше покажи, где нам размещаться? – просит Ирина.

– Пошли, я сам тебе покажу!

Мишаня подхватывает девчонку на руки и тащит в чащу под ее звонкий визг. Этот парень настоящий гигант. Гусь весит килограммов шестьдесят пять, если не больше, а Коршун бежит с ней, иногда подкидывая, словно она перышко.

Скорее всего, без происшествий не получится.

За пальмами, встретившими нас у берега, на расчищенной от поросли зоне находится большой двухэтажный дом. Он практически весь из стекла, наверное, чтобы не терялся вид острова. Там шесть комнат. Романов тащит меня в одну из них. Я больше не стесняюсь этого. Мне кажется, что я всегда была с ним. Это нормально, что мы будем ночевать вместе.

Никто не хочет терять время, поэтому парни разводят костер и вытаскивают большой казан, где собираются готовить. Мы же с девочками занимаем кухню, и пока они достают продукты из многочисленных пакетов, распаковывают, моют, режут, и так далее, я сижу за барной стойкой и попиваю простенький коктейль, намешанный Майей. Мартини с апельсиновым соком и лимоном. Вкусно. Света смотрит исподлобья, как в далекие времена, злится, что я не помогаю. Ну а что, попросили бы. Я как-то и не знаю даже, чем помочь. Во мне просыпается все же что-то злорадное. Все-таки карма есть. Я сотни раз чувствовала себя неуютно в компании Светы и ее подружек, Акинтовой и Золоторевой. Сколько раз Машуня меня называла дурой за мое поведение. Сколько оскорблений услышала от Леночки. Сколько неудобство доставила мне Света. Вот только теперь ее подружек тут нет, и ей очень неловко. Потому что это моя компания. Именно я подруга парней и девушка одного из именинников. Ее же просто пригласили провести тут время.

Ладно, стараюсь угомонить в себе недостойные чувства.

– Тина, – Ириша садится рядом со мной, поправляя лямку черного слитного купальника, – а… у Коршуна правда нет никого?

– Есть, – важно отвечаю, вот льстит мне, что она у меня интересуется, словно я его лучший друг.

– Кто? – ее маленькие серые глазки разочарованно округляются, а светлые бровки поднимаются домиком, почти соединяясь над носом.

– Ты! – хихикаю, похоже, коктейль, уже второй по счету, дает о себе знать.

– Да неет, – вытягивает тихо и грустно, поправляет повязанное на пухленькой талии голубое с дельфинами парео. – Зачем я ему такая? – указывает все на ту же талию.

Вот что ей сказать? Ну да, она полновата. Но Мишке то она нравится. Так зачем заморачиваться? Не всем быть стройными моделями. Тем более полнота эта ей очень идет. Она похожа на симпатичного плюшевого мишку, которого так и хочется потискать, и заснуть рядом, прижимая к себе, как в детстве. Кроме того, соблазнительная полная грудь, заманчиво выглядывающая из купальника отвлекает внимание от животика.

– Он же с тобой, Ирин, чего переживать то?

– Да она вечно стонет, что толстая, да, гусек? – Майа прижимается к спине одноклассницы, нагибаясь к ней грудью. – На комплименты нарывается, – треплет распущенные темно-русые волосы Иришки, и та заливается звонким смехом. – Так что давайте вознесем хвалу семейству пернатых!

Майка подскакивает на месте и, вытянув руки, кланяется в самые ноги Ирины. И я делаю то же самое, смеясь во все горло.

– Ты прекрасна, спору нет, – горланит Майа звуком громкоговорителя, – ты на свете всех милее, всех румяней и белее!

Света присоединяется к нам, решив, видимо, не комплексовать из-за отсутствия своих подружек. Стаскиваем Ирину со стула, окружаем ее кругом и водим вокруг нее хоровод, то и дело кланяясь и подбадривая пухляшку комплиментами, пока она не покрывается красной краской вся, от макушки до пят и не выбегает из столовой. А мы продолжаем хохотать.

– Так, кто над гусями издевается?

Басистый голос залетевшего в столовую Коршуна останавливает наш гомон. Я моментально запрыгиваю на свой барный стульчик, виляю ножками, и попиваю коктейль, словно и не возносила только что хвалы его любимице.

– Иди, утешь пернатую, – смеется Света.

– Мы только воспели ее красоту, Миш, – Майя ни капли не сожалеет, что обидела свою подругу.

Да и не хотели мы ее обидеть. Наоборот, подбодрить хотели. А она разрыдалась, глупая.

– Спите с оглядкой, сучки, – угрожает Коршун, тыкая пальцем в каждую из нас.

– Да ладно тебе, – решаю усмирить будущего генерала, нельзя же рвать такие связи на корню, – мы просто пошутили.

– Эй, ты же из нашего семейства! – Миша подходит ко мне, выпивает залпом остатки моего коктейля, – ты должна быть на нашей стороне. Мы, крылатые, должны друг за друга горой стоять! А ты, – парень легко щелкает меня по лбу, – предатель.

Вот действительно. Мы же втроем крылатые с ними! Размешиваю себе еще коктейль, теперь подливая побольше мартини. Коршун, Орловская и Гусь! Мы из семейства птичьих! Хотя, мы то с Мишкой птицы благородные, хищные, высоко в небе летаем, гордые и прекрасные. А гусь – животное давно одомашненное, стайное и, прямо говоря, не особо привлекательное.

Но Ирина мне нравится. Она милая и добрая, так что соскакиваю с насиженного местечка и иду на поиски обиженно девочки, не забывая прихватить бокальчик.

– И чтобы все исправила! – кричит Миша вдогонку.

Найти Иришу удается минут через десять, и то парни подсказали. Они видели, как она выскочила из дома и понеслась в чащу. Теперь подпирает пальму, утирая слезы.

– Прости, мы не хотели обидеть тебя. Это же шутка.

Она принимает протянутый ей коктейль и выпивает почти половину в один глоток.

– Вам не понять. Вы все родились стройными и красивыми, а я…

Хлюпает носом, поправляет волосы и делает еще один глоток.

– А я даже похудеть не могу. Скину пару килограммов, а потом снова набираю. Не могу не есть, понимаешь?

Я то? Еще бы! Понимаю. Я просыпаюсь с мыслью о еде и засыпаю с ней же. Я готова есть постоянно. Есть – это прекрасно! Есть…

– Ирин, – улыбаюсь, – не знаю, что сказать, я не сталкивалась с этой проблемой. Да это и не важно.

– Конечно, тебе не важно. Ты похожа не принцессу из сказок. Если бы не Романов, парни тебе проходу бы не давали. А я.., – снова втягивает сопли, – а я даже купальник не могу одеть раздельный.

– Возьми и одень. Ты не такая толстая, как о себе думаешь. Ты пухленькая, и тебе это очень идет. И если бы ты не нравилась Коршуну, он не стал бы за тобой бегать. Так зачем пытаться изменить себя, и переживать по поводу веса, если он и так без ума от тебя?

Возможно, я вру на счет "без ума", хотя для самого Коршуна этот эпитет очень даже подходит. И, скорее всего, на длительные отношения Миша не рассчитывает. Но я не собираюсь говорить это однокласснице, потому что, во-первых, это не мое дело, а во-вторых, давать советы не моя сильная сторона. Я сама то в отношениях с Юрой не всегда знаю, как правильно вести себя.

– Хочешь, напьемся и ночью пойдем купаться голышом? – предлагаю, чтобы разрядить обстановку.

– Ого! А ты уже так делала?

– Возможно, – вытягиваю губки и поднимаю глаза к небу, накручиваю прядь волос на палец, вызывая интерес Ириши.

– Признавайся! Ты так делала! Ты плавала голышом! Орловская, ты чумачечная!

– А то! – важничаю, вспоминая летнее купание в бассейне порно-бабули Самойлова в стиле ню. – Мы найдем укромное местечко, где нас никто не увидит, и предоставим наши потрясающие тела нежным волнам океана.

– А если нас увидят парни?

– Они обзавидуются Романову и Коршуну, что у них есть такие красотки!

Поднимаюсь, отряхивая розовый шелк сарафана от песка, и вливаю в себя несколько сладких глотков.

– А теперь пошли. Я чувствую, шашлык уже готов. Я собираюсь съесть целую тонну, и советую тебе сделать то же самое.

***

Четыре часа дня. Солнце в зените. Вода в океане теплая, словно парное молоко, как говорится в таких случаях. На пляже гремит музон. Ребята тусуются. Майка со Светой окружили Леху и танцуют вокруг него, подбодрить хотят. Коршун утащил Гуся купаться. Иногда со стороны пляжа доносятся ее крики о помощи, сопровождаемые хохотом Мишани в стиле голливудских хорроров. Самойлов помогает мне поддерживать огонь в костре и поглощать запасы спиртного.

Орловская спит.

Я нашел ее на расстеленном покрывале, вырубившуюся от выпитого алкоголя. Ей хотя бы хватило ума лечь подальше от волн, иначе они унесли бы ее пьяное тело в океан. Иногда она меня бесит. Почему она снова нажралась раньше всех? Сколько она выпила? Мне что, надо ходить за ней и считать бокалы вливаемой в нее алкогольсодержащей жидкости? Повезло еще, что из нее ничего не вылилось, как обычно, пока я тащил ее в комнату под ржач наших одноклассников.

Она проснулась часов в девять. Нихера она поспать! На улице уже как три часа назад стемнело. Тихо подсела, положив голову на мое плечо, уставилась на огонь. Поедает принесенное с собой мясо.

Мы с народом горлопаним песни. Тина, выучившая несколько из них, присоединяется. Мне нравится ее голос, звонкий и мелодичный.

На ней шифоновое полупрозрачное цветастое платье до пят с коротким рукавом, под которым виднеется темно-синий раздельный купальник. Распущенные волосы подобраны тонким блестящим ободком. Мне нравится смотреть на нее. Я даже не хочу ссориться из-за того, что она снова вырубилась. Хочу обнять ее, но не могу. Мои руки заняты гитарой. Приятно иногда играть на ней. Олег с Коршуном тоже бренчат на струнах. Леха подыгрывает на скрипке. Раньше они играли вместе с Золотаревой. Маша настоящий виртуоз. Но не так давно она повиртуозила на члене нашего одноклассника Рафа, так что ее дуэт с Кобарем был разбит, как и морда Рафа. Иногда вступает Майя с флейтой. Круто. Раньше мы часто так играли на классных вечерах. Но потом подросли, и это стало казаться чем-то глупым. Но на остров все почему-то решили взять инструменты. Жаль, Рафа нет, он круто играет на трубе. Хотя, конечно, причина его отсутствия весьма серьезна и вряд ли он в скором времени сможет воспользоваться собственной «трубой».

– Пошли танцевать!

Девчонка резво вскакивает, впихивая в себя последний кусок мяса с тарелки, хватает за руки рядом сидящую Светку и тащит ее к костру. Не могу оторвать глаз от того, как развиваются при этом движении распущенные пряди волос Тины, и как играют на их черной глади отражающиеся языки пламени. Девчонки двигаются в такт нашим голосам, вытягивающим слова песни «Про школу», автор которой не известен никому из присутствующих. К ним присоединяется Майя и, естественно, Коршун. Пустынный пляж оглашается визгом моей девушки, когда Мишаня подхватывает ее на руки и кружит. Затем по этому же пляжу разносится возмущенный возглас самого Мишани, когда в его голову прилетает подушка, на которой сидела Тина, запущенная мной.

Этой ночью никто не спит. Все отоспались в самолете, на яхте, а кто и на песке.

Я оставляю гитару Майе, которая тоже неплохо играет, и увожу Тину от костра, где сосредоточена основная часть компании.

– Юр, это настоящий рай! Какие вы с Олегом молодцы, что привезли нас сюда!

Она кладет обе руки на мои плечи, останавливаясь на берегу. Наши ноги омывает теплая вода океана. Мы смотрим друг другу в глаза. Реально, романтика. Хочу шуткануть, но останавливаю себя. Она такая счастливая сейчас. Мне кажется, что водянистые зеленые глаза освещают сумеречную темноту, словно два огромных фонаря. Сглатываю от странного ноющего чувства внутри, возникающего при взгляде на ее идеальное лицо, освещенное луной. Не могу разобрать, что это.

– Знаешь, каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что ты становишься все красивее.

Это что сейчас такое было? Это я сказал? Какого хрена?

Но девчонка расцветает. Полные губы дергаются в самодовольной улыбке, а глаза прикрываются длинными ресницами.

– Скажи еще, – требует она.

– Что еще?

– Что я красивая!

Блин, какого черта я полез в эту степь?

– Конечно, красивая, Тина, – тянусь губами к ней, но она уворачивается.

Расцепляет руки, и со смехом, отдающимся гребанными колокольчиками по моему телу, отбегает на несколько шагов, забрызгивая при этом водой нас обоих.

– И милая, и умная, и самая лучшая!

Ждет, что я скажу это. Но я молчу. Я заворожен ею. Движениями ее тела. Ее смехом. Потрясающей грацией всего ее существа. Ожившим идеалом. Разве такое может быть?

– Романов! Ну что ты молчишь то? Давай, говори!

– Ты самая лучшая, – улыбаюсь.

– И самая умная!

– Не перебарщивай, – смеюсь.

– Ну и ладно, – она снимает платье, кидает его мне, оставаясь в желтом раздельном купальнике, ярко выделяющемся в темноте. – Позови сюда Ирину, только сделай это так, чтобы никто не услышал. Никто не должен знать, что мы тут.

– Что? Почему? Я думал мы…

– Юр, то, о чем ты думал, будет завтра, если, конечно, ты найдешь для этого уединенное место. Потому что мой подарок должен быть преподнесен только тебе. А теперь позови Ирину, и проследи, чтобы нам с ней никто не мешал!

Что-то девчонка наглеет. С чего это я должен тащить сюда Гуся, да еще и следить за тем, чтобы им никто не мешал. С каких, вообще, пор, я нанялся к ней на побегушки? Что за дела?

– Ты здесь не для того, чтобы проводить время с Гусем! – возмущаюсь, засовывая руки в карманы дурацких ярких желтых шорт, которые Тина заставила меня купить.

Ей, видите ли, не нравится, что мой гардероб состоит в большинстве из шмоток темных тонов. Мы же едем на пляж… тут солнечно… все должно быть разноцветным… бла-бла-бла… в общем, у меня еще майка в желтую полоску. Чувствую себя клоуном, почти как Коршун на выпускном.

– А ты здесь для того, чтобы получить свой подарок, – складывает руки под грудью, предлагая мне смотреть на то, как та приподнимается и округляется, знает, как действует на меня этот вид. – Но если сейчас не будешь лапочкой, то никакого подарка тебе не видать!

То есть меня теперь еще и шантажировать будут? Получит же она у меня.

– Зачем тебе Ирка?

– Я обещала ей, что мы искупаемся голышом, – выдает моя девушка.

– Что? А ты не охренела ли? Тут полно наших одноклассников!

– А ты для чего? Ты будешь нас охранять. Тебе придется стоять спиной к нам, чтобы не смущать Ирину, и отгонять всех, кто решит зайти на нашу территорию.

– Нифига ты не будешь тут голышом плавать, Тина! – Я взбешен! – Это не бассейн в доме порно-звезды!

По-моему, девчонка еще пьяна.

– Юр, – она подходит ко мне, просовывает руки под мою майку, гладя пресс, – ну пожалуйста, – касается губами моих губ, – я обещала Ирине. Ей это так надо сейчас. Она не уверена в себе, пожалуйста, можно я помогу ей. Она должна полюбить себя…

Дальше я не слушаю. Во-первых, мне плевать, что там надо Ирке, во-вторых, я хочу трахнуть свою девушку прямо тут, на песке, омываемом волнами, и плевать, кто может увидеть нас.

Ладно, беру себя в руки. Почему бы ей не поплавать голышом? Было бы гораздо круче, будь на месте Гуся я, но, раз уж она обещала ей, что ж, обещание надо выполнять.

– Хорошо, – соглашаюсь, – но завтра ты будешь поздравлять меня долго, без перерывов и так, как пожелает именинник!

Тина подпрыгивает от радости моего согласия, хлопает в ладоши и смеется.

– Жди тут. Я приведу Гуся.

Ирки у костра уже нет. Нахожу ее в одной из спален, где та задрыхла. Делать нечего, я обещал Тине привести ее. Нагловато бужу ничего не понимающую одноклассницу и тащу ее к океану, по пути захватываю пару покрывал, чтобы девчонки могли завернуться после купания. А затем тащу их обеих через пальмовые заросли к небольшому природному бассейну, окруженному со всех сторон растительностью. Об этом месте знаем только мы с парнями. Тут никто не увидит мою девушку голой. Пьяная Ирка требует, чтобы я отвернулся. Типа мне интересно на нее смотреть. Мне уже год как не интересно смотреть на кого-либо, кроме Тины. И она это знает, иначе не пригласила бы быть их телохранителем.

Пялюсь на небо, находя известные мне созвездия, пока девчонки плескаются голышом в воде, то и дело смеясь и взвизгивая. Иногда смотрю на них – проверяю, не пошел ли кто ко дну.

– Не смотри! – кричит Ирка, когда я встречаю их, выходящих из воды, с покрывалами наготове.

– Да не парься ты, я закрыл глаза! И вообще, тут темно.

А как мне еще подать ей покрывало? Кстати, Ирка, ничего такая, пухленькая.

Но разве кто-то может сравниться с точеной фигуркой Тины? Жаль, что мы не одни. Но ничего, завтра я все наверстаю.

– Знаешь, – пьяно выговаривает Гусь, – а ты не такой уж и гад, каким хочешь казаться, Романов!

– Иди давай, – подталкиваю тела одноклассниц к стеклянному дому, куда хочу сплавить Ирку как можно быстрее.

– Ты просто по школе такой серьезный ходил, грозный такой, – смеется жертва Коршуна, – к тебе даже подойти страшно. А вот сейчас прямо человечище! Охранял нас! Укрыться вот чем, взял, опять же. Хороший ты!

Бляяя… Ненавижу пьяных баб! Благо, в темноте никто не видит, как закатываются мои глаза от надоедливой болтовни толстушки.

Отправляем Гуся в спальню, где уже валяется Света. Присоединяемся к оставшемуся у костра Олегу. Его план по соблазнению Майки не удался, девушка, завороженная языками пламени не отводит от него взгляд. Леха развалился в гамаке. Отхлебываю минералки. Тина прижимается ко мне, обнимая за плечи. Она, наконец-то поборола свою стеснительность и может теперь обниматься со мной на глазах наших одноклассников.

– Вы куда пропали? Коршун пошел вас искать. Подумал, что вы могли потеряться в джунглях, или на вас напали дикие животные, – Леха смеется, раскачиваясь в гамаке. – Взял с собой нож и пошел вас спасать.

– Вы сказали ему, что тут нет джунглей и диких животных? – интересуюсь.

– Нафига? Вдруг поймает кого-нибудь? Его уже минут двадцать нет.

– Он же нажрался, вдруг потеряется?

Блииин, какого хера они его отпустили? Это же Миха, он может влипнуть в неприятности даже на церковной службе. Еще и нож ему дали. Идиоты! Поднимаюсь с облюбованного места, не смотря на протестующий окрик Орловской, иду искать длинного.

Повезло. Миха притаился неподалеку от дома. Спрятался в кустах в позе снайпера.

– Какого хера ты тут валяешься?

– Тссс!

Парень прикладывает палец к губам, призывая меня к молчанию, и показывает ладонью рядом с собой. Полагаю, это приглашение. Принимаю его, как можно тише сажусь рядом. Прослеживаю движение его указательного пальца и… В нескольких метрах от нас, за кустами в полулежащих позах примостились Ирка и Света. И верх их купальников сейчас отсутствует. Возбуждающая картина. Когда они успели сюда прибежать? Я же их минут десять как оставил в спальне. Девчонки пьяны, и вряд ли отдают себе отчет в производимых действиях. Ну а что, посмотрим, чем дело кончится.

– У меня такой стояк, что уже лежать больно, – шепотом жалуется Коршун, поправляя свое хозяйство, сунув руку в штаны.

– Если начнешь тут дрочить, я тебя с самолета скину на обратном пути.

– Не дождешься, – лыбится генеральский сын. – Я присоединюсь к ним. Только посмотрю сначала.

Действительно, если уж Коршун застукал девчонок в таком вот положении, путей отступления у них, считай, нет. Тем более, они, похоже, действительно возбуждены. То, что мой член от этой картины встал только наполовину настораживает. Вот если бы на месте любой из этих девчонок была Орловская… процесс запущен. Член наливается кровью. Черт, это уже плохо. Сидим тут в кустах с Михой, как два девственника у женской бани, подглядываем за одноклассницами, которые, к слову, что-то увлеченно обсуждают.

– Коршун, пошли, – тяну его за плечо, – стремно как-то подглядывать.

– Это если думать, как ты, то стремно. А ты думай, как я. Мы не подглядываем, мы набираемся опыта. Девчонки друг с другом раскрепощеннее, чем с нами. А значит, мы можем лучше узнать, что им нравится.

– Ну ты и извращенец.

– Извращенцы это те, кто подсунул меня Тому, – ворчит парень.

– Что?

Я в шоке.

В летние каникулы мы с парнями летали в Лос Анджелес, где познакомились с друзьями Орловской. Один из ее лучших друзей Том оказался геем, и я, будучи в шутливом расположении духа, пообещал познакомить его со своим другом, шутканув про его нетрадиционную сексуальную ориентацию. Под этим другом, я, естественно, подразумевал Коршуна.

Неужели Миха все-таки попался другу Тины?

– Думаешь, я не знаю, что вы хотели из меня педика сделать? – друг злобно зыркает.

– Подробнее, пожалуйста, – ухмыляюсь.

Я хочу знать эту историю. Да что там – все хотят знать эту историю! Уверен, по ней можно книгу написать!

– Я подкараулил Шен на вторую ночь, когда она спать пошла. Ну, как пошла, поползла. В общем, я пополз за ней. А Том пошел за мной. Я думал, он настроен на групповушку, и обрадовался. А он ко мне! Это вы, козлы, ему напиз..ли, что я педик, – друг имеет в виду мою шутку. – Я хотел ему втащить, но решил не обламывать тройнушку.

Черт! Ржу, стараясь не издавать при этом ни звука. Закусываю губы.

– Че ты ржешь, урод? Он хотел лишить меня девственности… ну… там, – Миха указывает подбородком на свой зад, и я краснею от сдерживаемого хохота. – Да не ржи ты, а то не расскажу нихера! – бесится друг.

– Да говори уже!

Пинаю его коленом в бок.

– Я сказал, что если хочет, он может отсосать мне.

Мать вашу! Если сейчас мой друг скажет, что его член побывал во рту другого парня, я… я даже не знаю, что мне делать – надеяться, что хотя бы в его заднице гостей не было? А как еще реагировать? Это же Миха… ну, что с него взять?

– Но свою задницу я ему не отдам, – продолжает кудрявый. – И сам сосать тоже не буду. Чувак расстроился, – об этом Мишель говорит с грустью. – Знаешь, мне даже его жалко стало. Может, он влюбился в меня?

Мои глаза сейчас вылезут из орбит.

– А что? Ты видел вообще меня? Я красавчик! И я не против, если мужики тоже меня хотят. Короче, чтобы его утешить, я предложил народу тройнушку. Ну, как обычно. Шен то, конечно, не против. Так что пока Том думал, я решил не терять времени и залез на эту телку. В общем, никакой Том не гей.

Что? Какого… Теперь не до смеха.

– Точно тебе говорю, у нас была четкая тройнушка МЖМ. Он и думать забыл про мою задницу! Зато Тининой подружке от нас досталось.

– То есть Том, – во мне что-то закипает, – который купался голышом с моей девушкой… Том, который видел ее голой миллион раз, спал с ней в одной комнате… и вообще, имеет к ней самые близкие подходы, не гей?

Мне сейчас хочется сказать совсем другое слово в отношении этого парня.

– Я думаю, у него и на телок и на мужиков встает. Мы договорились повидаться как-нибудь.

– Пожалуй, я с ним тоже повидаюсь, – мои руки сжимаются в кулаки, и костяшки на них моментально белеют.

– Да не парься ты, они же просто друзья, – как ни в чем не бывало произносит Коршун, возвращаясь к наблюдению за девчонками.

– С Шен они тоже просто друзья.

– Точно, об этом я как-то не подумал. Вообще, парень гений. А может он просто запутался в себе, ну или как там бывает.

Бывает так, что я врежу ему со всей любовью, как только увижу.

– Да не бесись ты, псих, – посмеивается Мишка. – Может, у него просто на меня встал, а тут Шен подвернулась.

Ладно, надеюсь, Миха прав. Но этому парню лучше держаться подальше от моей девушки.

Стараюсь не думать, по какой причине мой друг так спокойно рассуждает о том, что у какого-то парня встал на него, и сваливаю из кустов как можно тише. Не хочу обламывать Коршуна, спугнув его будущий улов.

Пожалуй, эту историю я оставлю в своей голове. Тине расскажу только перед ее поездкой домой, чтобы не слишком то сближалась с этим гей-гением. Вот нафига надо было мне тогда шутить на тему Михи? Возможно, ничего этого не случилось бы, не думай Том что Мишка из его команды.

Что там говорят? Инициатива еб.т инициатора? Ой, я имел в виду – инициатива имеет инициатора, хотя… смысл от этого не меняется.

***

Сплю до обеда. Даже гомон голосов за окном не смог разбудить меня. После плотного приема пищи катаемся на катере и купаемся в открытом океане. Это настоящая сказка! Я даже представить себе не могла, что однажды буду отдыхать вот так! Возвращаемся только к вечеру. Пока мы катались, в доме убрались и приготовили еды. Олег говорит, сюда приплывает на лодке супружеская пара с заселенного острова неподалеку. Серьезно, я хочу так жить!

Интересно, если я выйду замуж за Романова, у меня будет свой остров? Ну, если даже и не будет – не страшно. Зато я буду жить в его огромном доме, отдыхать на самых дорогих курортах, и не знать проблем. Кристина Романова! Звучит!

Даже не пытаюсь отогнать от себя эти мысли. Я хочу этого парня. Он нужен мне. Я уже учусь в Москве? Учусь. А ведь в конце одиннадцатого класса я боялась, что это невозможно, что родители не отпустят меня. Так что, все возможно. Я уже приступила к своему плану, и пока все идет хорошо. Юра уйдет в армию, куда я собираюсь последовать за ним, чтобы ему не взбрело в голову найти там себе кого-нибудь. А когда его выпустят, мы вместе закончим университет и поженимся, нарожаем двоих красивых детишек, будем на зависть всем счастливы и умрем в один день. Так же не только в сказках бывает? В жизни тоже. Сказки не просто так придуманы. Их пишут из жизненных историй, только чуть-чуть переделывают.

Юра, конечно, не готов к этому сейчас. Но и я не собираюсь замуж. Ему всего ничего – девятнадцать лет. Он и к отношениям готов не был. А теперь, вот – мы всегда вместе. Я просто буду в его жизни. Буду помогать ему, дарить ему ласку, экспериментировать вместе с ним, и…

– Тина, пошли, покажу тебе местечко, о котором ты просила.

Олег, настоящий друг, отводит меня к тому месту, где ночью мы купались с Ириной. За зарослями открывается небольшой пляж, где стоит маленькое бунгало. Я интересовалась у него, где могу уединиться с его другом. Чтобы по дороге мне не было стыдно, и дабы раскрепоститься, готовясь к подарку, выпиваю порцию коктейля.

– Тут есть электричество и все дела, – поясняет Самойлов. – Я прослежу, чтобы вас никто не потревожил. Тебе нужна помощь?

А помощь мне нужна. И это круто, что есть Олег, всегда готовый прийти на помощь. По моей просьбе он приносит мою спортивную сумку. А через полчаса передает от меня сообщение Романову с тем, чтобы он посетил этот чудный уголок острова.

***

Бегу к хижине на другой от нас стороне острова так быстро, как только могу. Прихватил с собой бутылку с намешанным для Тины коктейлем, уменьшив в нем долю алкоголя до минимума, пару бутылок пива для себя и нехитрую закуску.

Да, меня ждет мое поздравление. Тина так много о нем говорила и шантажировала меня, что я ожидаю что-нибудь очень особенное. И убеждаюсь в своей правоте, как только перешагиваю через порог бунгало.

Она ждет меня в супер-сексуальном изумрудном костюме, расшитом какими-то блестяшками. Верх аккуратно обрамляет ее великолепную грудь, длинная юбка колышется при малейшем движении. Черт, да! Меня ждет танец живота. Я десятки раз представлял себе это! У меня встает от одного взгляда на девчонку.

– Сядь сюда, – говорит несмело, смущается.

Усаживаюсь на одно из плетеных кресел. Ставлю принесенный алкоголь и закуски на тумбу. Я готов ко всему, что она покажет мне сейчас.

– Учти, если начнешь ржать, я уплыву на другой берег.

– Ага, – вылетает из меня, – ты сегодня с этого пляжа никуда не свалишь. Танцуй давай.

– Пф, – закатывает глаза, – какой ты романтичный, Романов.

– Приступай, я готов.

Машу пару раз рукой, чтобы она приступала к поздравлению и расслабляюсь в мало удобном кресле.

Тина включает восточную музыку на телефоне, ее тело начинает двигаться. Нет, не так. Ее потрясающее, великолепное, идеальное тело плавно изгибается в танце. Если бы лесные нимфы существовали, то Тина была бы одной из них. Она словно летает, размахивая ручками. Даже ее маленькие пальчики двигаются в такт музыке. Тонкая талия изгибается, выделывая виражи, на которые я никогда не подумал бы, что она способна. Эта картина завораживает. Я словно восточный шейх, просматриваю танец своей наложницы. И это возбуждает. Очень. Девчонка поворачивается спиной, поднимает руками распущенные волосы, и все ее тело трясется мелкой дрожью. Ненавижу гребанную юбку, закрывающую вид на трясующуюся упругую попку. Моя рука несознательно тянется к ней, и тут по комнате разносится звук гребанных серебряных колокольчиков ее смеха, а водопад волос закрывает притягивающий меня зад, опускаясь на него стеной. Черт! Это не так-то просто – смотреть, как она танцует. Я и в клубе то не могу оставаться спокойным, когда девчонка двигается в такт музыке, смотрю на нее, давясь слюной, а теперь… Нет, надо успокоиться. Не стоит накидываться на нее, иначе она поймет, что имеет надо мной власть. Какую власть имеет! Сжимаю руку в кулак, одергивая. Закусываю нижнюю губу, пока она не видит, и тут же расслабляю челюсть, когда Орловская поворачивается и подходит ближе. Она в метре от меня. Ставит маленькую ступню на мое колено, не опираясь на него. Полы юбки открывают гладкую блестящую кожу стройной ножки. Хочу облизать ее, и не могу оторваться от зеленых смеющихся глаз. Она знает, что делает сейчас со мной! Кукольное лицо приближается к моему, тянусь к ней губами, и бунгало снова рассекает звук долбанных колокольчиков. Тина лишь поднимает ножку, отталкивая меня ей, и тут же отступает, заходясь в тряске. Изнывая от жажды прикосновения к этому телу, наблюдаю, как трясется грудь, выпирающая из яркой блестящей ткани и сглатываю слюну. Это не укрывается от Орловской, и она облизывает полные губы, подмигивая. Ее руки при этом гладят все тело, от груди до бедер. Да, пожалуй, она будет шантажировать меня этими танцами до скончания веков, ну или сколько мы будем вместе?

Давай же, подойди ко мне. Мне это очень нужно! Я готов умолять ее. Я на пределе. Яйца сейчас отвалятся, а член оторвется от тела и убежит от этой пытки. Но девчонка продолжает мучить меня, перегибаясь через спину. Ее волосы касаются земляного пола хижины, а грудь практически выпрыгивает из лифа. Тренированным движением она возвращается в исходное положение, и я снова вижу, как идеальное тело заходится мелкой тряской.

Пытка длится полчаса. Полчаса! Тридцать минут я умоляю член не дергаться так сильно. Тридцать минут исхожу слюной. Тридцать минут наслаждаюсь изгибами обворожительного тела, свечением ее кожи в тусклом свете, бликами черных волос и играющими со мной зелеными глазами. Я не видел ничего, хоть сколько-нибудь похожего на то, что она дала мне сегодня. Стрип? Да кому он нужен? Оказывается, возбуждающим может быть не только обнаженное тело.

Отныне я заставлю ее носить дома только шелковые, нежные ткани, которые делают ее похожей на восточную принцессу.

Девчонка садится ко мне на колени, не выключая музыку, и наши губы наконец-то могут ощутить друг друга. Я задыхаюсь от того, что сейчас она сделала со мной. И боюсь, что с этого момента я должен буду видеть эту картину так часто, как только смогу.

– Тебе понравилось?

Опускает глаза. Потрясающая черта Тины. Сейчас она дикая соблазнительница, а в следующую секунду стеснительная девочка.

– Я хочу видеть это каждый день. Буди меня этим танцем, укладывай меня им же, – хриплю я, касаясь губами нежной кожи, выглядывающей из лифа. – Если я вдруг заболею, просто станцуй, и я выздоровею тут же.

– Это не слишком… ну, понимаешь, – пухленькие щечки покрываются румянцем, что не укрывается от моего взгляда даже в этой полутьме, – не слишком развратно… или…

– Тина, это не имеет значения. Тут же только мы вдвоем, – хочу успокоить ее, отблагодарить за доставленное мне удовольствие. – Мы можем делать все, что захотим.

– Тебе правда понравилось?

– Ты еще спрашиваешь? Я хотел уже выбежать из бунгало, чтобы не наброситься на тебя. Ты совершенство.

Ненавижу себя за это слово. Совершенство! Теперь она будет знать, как действует на меня. Но я забываю об ее власти надо мной и своем бешенстве по этому поводу, ведь девчонка улыбается и опускается на колени. Мой член пульсирует в ее руке, а затем во рту. Я чувствую ее буквально каждой жилкой и борюсь с желанием надавить на ее затылок, чтобы пройти дальше. Игривый язычок проходится по яйцам, и снова возвращается к члену. Откидываюсь на спинку кресла. Я в раю.

Тина поднимается, оставляя мой стояк неудовлетворенным. Снимает лиф, хочет снять юбку, но я прошу оставить ее. Мне нравится ткань и цвет. Так даже интереснее. Кидаю на земляной пол покрывало, потому что кровати в хижине не имеется, и укладываю нежное тело, полностью готовое принять меня.

***

Опираюсь на плечо Романова. Он утомил меня. Не выпускал из хижины около часа. Не могу напрячь ни одну мышцу. Вот только стакан с коктейлем и получается держать. Юра делает глоток пива. На острове совсем темно. Хижина за нашими спинами, так что единственное, что освещает нас – лунная дорожка. Наслаждаюсь его поглаживаниями и стараюсь не рассмеяться от счастья. Правда! Мне никогда не было так хорошо! Хорошо настолько, что из груди просятся наружу крики. Я готова скакать по острову, подняв руки к небу и кричать от радости. Разве может быть все так хорошо? Так идеально, что становится страшно.

– Юр, уже ноябрь, – говорю тихо, словно боюсь, что кто-то услышит нас.

– Да, – кивает парень.

– Это совсем скоро…

Он поворачивается лицом, предоставляя возможностью любоваться легкой горбинкой на носу и четкими линиями подбородка. Молчит. Он знает, о чем я говорю. Время бежит слишком быстро. Уже ноябрь! Я вернулась в Москву в августе… а теперь ноябрь, и я не заметила, как пролетели два с половиной месяца. Грустно. Юра проводит рукой по влажным волосам, убирая наверх отросшие пряди, мучительно долго вдыхает, и еще дольше выдыхает, ища, видимо, что сказать. Но я не хочу, чтобы он успокаивал меня. Я знаю, он не может. Мы сейчас не принадлежим себе. Но мне было бы приятно, позови он меня с собой. С его помощью мне было бы проще решиться на это, и не так страшно рассказать родителям о своем решении.

Будущее туманно и размыто. Во всяком случае мое, потому что Романов давно со всем определился. Вот только, когда он определялся, меня в его жизни не было! А значит, он мог бы поменять свои планы! Ну, или включить в них меня.

Вот почему он молчит? Теперь я хочу, чтобы он сказал хоть что-нибудь. Толкаю его плечом, недовольно отворачиваюсь и цокаю языком, чтобы парень понял, как я раздражена его молчанием.

– Говори, – слышу его усмешку.

– Что? – я обижена.

– Я слышал, как шевелились в твоей голове недовольные извилины, – парень посмеивается, – выкладывай.

– Ничего в моей голове не шевелилось!

– Тогда прекрати цокать, повернись ко мне и улыбнись.

– Обойдешься!

Вскакиваю с песка и гневно направляюсь к хижине. Вдали слышны веселые возгласы одноклассников. Все веселятся. Почему я сижу тут? Плевать, что он смеется надо мной, пойду к ребятам и устрою для себя праздник. Когда мне еще удастся побывать на острове Робинзона?

– Куда ты пошла? Снова сваливаешь от разговора? – долетают до меня его четкие слова.

– Плевать! – кидаю я, и направляюсь к чаще, за которой продолжается вечеринка.

Вот почему он такой? Как он не понимает, о чем я думаю? Как не понимает, что я думаю о нас. Почему он не может пересмотреть свои планы и построить их вместе со мной? Почему не может остаться в Москве, продолжить учебу и жить спокойно? Со мной. Далась ему эта армия. Уверена, его отец нашел бы способ не отправлять его туда. Но нет, Романову вечно надо что-то доказывать. Доказать, что он может прыгнуть с парашютом, что управится со всей школой, что размажет парня, обидевшего его девушку, что победит на соревнованиях. Вот предложи ему сейчас вплавь добраться до соседнего острова… да, он примет вызов, и он доплывет… оставив меня на этом берегу, потому что брать с собой груз он не хочет. Вот что я такое – груз, случайно прибывший в его школу из-за океана. Чемодан, тащить который до главного пункта назначения он не рассчитывал, но решил вытащить из него самое ценное. Забрать мою девственность, упившись своим первенством. Насладиться тем, что я у него есть. Вытрясти из меня все наслаждения, которые я могу подарить ему. Прихватить с собой мое сердце, высосав душу, и отправиться в свой путь дальше, оставив меня, ведь таких чемоданов по дороге ему встретится еще множество.

Гад! Сволочь! Ненавижу!

Чертов малоэмоциональный единоличник!

Останавливаюсь в зарослях какого-то цветущего кустарника. Прислоняюсь спиной к пальме, утирая набежавшие слезы. Он хотя бы понимает, что я могу вернуться домой. Это просто, надо только думать о школьном мальчике, как об этапе жизни. Это не сложно. Родители будут счастливы, если я вернусь, пойду в колледж, где встречу новых друзей, и среди них будет человек, готовый впустить меня в свою жизнь и строить совместные планы.

Да, это просто. Хватит мечтать стать хозяйкой огромного особняка и женой самого потрясающего парня из известных мне. Пусть он идет своей дорогой, раз не хочет выбрать тропинку вместе.

Похоже, ему нравится идея свалить от меня на два года, а меня оставить тут. Это же так удобно. Он будет делать там, что ему вздумается, а я буду в Москве совсем одна. В его голову даже не закралась мысль о том, что я могу поехать с ним, что он должен позвать меня с собой, что я просто должна быть рядом.

– Ты думаешь, можешь вот так просто свалить?

В темноте вижу силуэт. Мышцы его оголенных рук и ног яркими рельефами выступают в отдаленном свете луны. Он делает шаг и становится напротив меня.

– Как обычно, да, Тина? – злобно усмехается. – Свалить и тихонько ныть где-нибудь в закутке, ожидая, что придет кто-нибудь, кто пожалеет, даст конфетку, и сделает все, как тебе бы хотелось?

– Я никогда так не делаю! – кричу.

– Не ори!

Романов прижимает меня к стволу пальмы, чешуйки которой больно врезаются в спину, и вероятно, рвут нежную ткань платья. Вскрикиваю, и он ослабляет давление.

– Тогда какого хера ты вечно сваливаешь от разговора?

Его глаза сверкают в темноте. Клянусь! Я только что это видела. Дыхание резко перехватывает. Парень опирается руками о ствол дерева над моей головой, склоняя голову. Его дыхание упирается в мое лицо, проходясь горячей волной по лбу. Жутковато. Желудок сжимается и задается легкой дрожью. Вот что значит – поджилки трясутся.

– В своей маленькой головке ты прокрутила какую-то мысль, – продолжает он ровным голосом, упираясь взглядом в мои глаза, – так просвети меня! Возможно, я что-то обещал тебе такое, что сейчас отказываюсь выполнить?

Закрываю глаза, стараясь заполнить легкие кислородом.

– На меня смотри! – шипит парень, и мое дыхание вновь сбивается.

– Юр, ты меня пугаешь, – пищу я, открывая глаза, и тут же отводя их.

– И что такого страшного я могу сделать? – усмешка сексуально кривит его губы, но сжиматься желудок от этого не перестает.

Молчу. Он, и правда, ничего не сделает со мной. Хотя вид его говорит об обратном.

– Знаешь, вместо размышлений о том, что будет дальше и о том, как быстро летит время, мы могли бы просто наслаждаться им. Мы знали, что так будет. Мы знали, Тина, что у нас есть школьный год, лето и два этих месяца. И я посвятил тебя в свои планы перед тем, как зашел дальше. Ты приняла их. Так какого черта сейчас ты строишь из себя обиженную? Что мне сделать? Отказаться от армии, переехать в Америку и поступить с тобой в один колледж? Или, может, ты скажешь мне, в какую сторону я должен смотреть? Давай, говори, ты же этого хотела.

– Юр, – гнусавлю от соплей, заложивших нос, – не будь таким грубым. Я не этого хотела…

– Чего ты хотела? Разве я не говорил, что если хочешь чего-то добиться, просто скажи. Не надо надутых губ и обиженных глаз. На меня это не действует!

Романов делает шаг назад, отводя руки и я, наконец, могу вдохнуть больше воздуха.

– Черт, Тина, все же было так круто! Нафига тебе надо было все портить?

– Я не хотела портить, – ною я, сползая по стволу вниз, не обращая внимания на терзающие спину зазубрины, – я хотела поговорить! Мне страшно, понимаешь!? Страшно! Я не хочу остаться без тебя! Я привыкла, что ты есть… Юр, я не хочу без тебя теперь…

Закрываю лицо ладонями, стараясь скрыть рыдания. Парень садится рядом на корточки, прижимая меня к себе.

– Все, не ной, – в его голосе нет ни капли сожаления, только раздражение. – Я тоже хочу тебя рядом, Тина. Но как ты себе это представляешь? Будешь жить рядом с моей казармой два года?

– А что, так можно?

– Нет, нельзя! Это армия! – бесится. – Я не хочу, чтобы ты теряла это время. Ты должна учиться и заниматься своей жизнью.

– Я не хочу без тебя!

– Да хватит ныть!

– Не могу! Не могу остановиться! Ты меня напугал!

– Все, успокойся.

Он садится на землю, усаживая меня на свои ноги, прижимает мою голову к своему плечу, и я успокаиваюсь, только когда его рука гладит мои волосы, проходясь от макушки до бедер.

– Не хотел пугать. Взбесился просто, – говорит теперь спокойно. – Мне казалось, мы все решили. Ты будешь жить в квартире и учиться, пока меня не будет. Мы сможем иногда видеться, я буду приезжать в увольнение, а ты ко мне на каникулы. А может, я вообще останусь служить в Москве, и мы будем недалеко друг от друга.

Смотрю на него. Что он только что сказал? Он будет приезжать или вообще останется в Москве? Шмыгаю носом и улыбаюсь во весь рот. Если так, мне не придется врать родителям и ехать туда, куда его пошлют.

– Это не то, чего ты хотела, но такой вариант хотя бы возможен.

Парень говорит недовольно, словно не хотел такого развития событий. Но я не буду акцентировать на этом внимание. Главное, он тоже не хочет разлучаться со мной. Вот! А говорил, слезы не действуют! Еще как действуют. Хоть было жутковато.

Всхлипываю, когда его рука пролазит через вырез на спине платья и касается поврежденной пальмой кожи.

– Что?

Он моментально вытаскивает ладонь, на которой виднеются следы крови. Этот разговор стоил мне разодранной спины.

– Какого?

Романов замирает буквально на пару секунд, рассматривая окрашенные пальцы, а затем вскакивает, аккуратно поднимая меня. Не успеваю понять, как оказываюсь к нему спиной, а он, убирая мои волосы, разглядывает спину в вырезе платья.

– Вот же черт! Пошли!

Тянет меня к стеклянному дому, и я иду за ним без малейшей капли сомнений.

***

Она сведет меня с ума! И не в том смысле, что я сражен ее красотой, хотя это первое, что бросилось в глаза при знакомстве. Ее нытье выбивает меня из колеи. Ненавижу все эти плаксиво-сопливые изливания души и невнятное бормотанье.

Посмотреть в глаза, обсудить проблему, найти решение – вот мой девиз. А не эта тактика затягивающего отступления. Кроме того, что еще обсуждать? Все давно решено. Мы не раз говорили об этом. Я не настаивал на том, чтобы она училась в Москве, но мое сердце чуть не разорвалось от счастья, когда она приняла это решение.

Что я могу предложить ей? Я собираюсь в армию, и не хочу прибегать к помощи отца или дяди Руса. Пойду служить туда, куда закинут. В этом для меня смысл – проверить себя. На что я способен?

Черт, как же все сложно!

Не понимал раньше, как тяжело будет уехать от нее. Когда Орловская заныла, я явно представил ее одну в Москве. Вот как она будет жить там без меня? Если к ней пристанет какой-нибудь козел? Взбесился от одной мысли об этом. И из-за того, что я не умею держать себя в руках, Тина теперь лежит на животе, а я обрабатываю мелкие ссадины на ее спине.

На спине, мать ее! Я впал в ступор на пару секунд и не мог пошевелить ни одной частью тела, когда снял с нее платье и увидел покрасневшую спину. Это слишком напомнило мне другую картину моей жизни.

Как я мог так сильно прижать ее к этой чертовой пальме? Как мог так разозлиться, чтобы не оценить ситуацию? Хорошо, что это всего лишь ссадины. Они быстро заживут и не оставят следов. Но думать о том, что причинил ей физическую боль невыносимо.

– Как ты?

– Юр, да мне не больно даже.

Вполне вероятно, что она не врет, так как ни разу не поморщилась и не закричала, пока я обрабатывал ранки. Но это не уменьшает чувство вины.

– Я не хотел, чтобы так вышло, – выдавить "извини" не получилось.

– Это даже хорошо, что так вышло. Зато теперь больше не злишься.

Нет, я злюсь… но я больше не могу причинить ей боль.

Наклеиваю два больших квадратных пластыря на спину Орловской, закрывая ими все мелкие порезы. Девчонка хочет перевернуться, но я не даю "Полежи пока так, надо, чтобы пластырь хорошо прилип". На самом деле я не хочу видеть ее лица, не хочу смотреть в ее глаза. Все происходит слишком рано, слишком быстро и я слишком виноват перед ней.

– Юр, ты не виноват. Я сама прислонилась слишком сильно, – Тина все же разворачивается ко мне лицом.

Я встречаю ее взгляд свободно. Не отвожу глаз. От ее улыбки становится легче. Вот только чему она улыбается? Тому, что я сказал насчет службы в Москве? Она именно этого и хотела? Маленькая хитрюга. Похоже, что я попался на провокацию.

Что ж, в следующий раз это не пройдет.

Глава 4

***

Каждое утро просыпаюсь с мыслью, что нужно было ехать в Солнечногорск с Романовым. А что? Была бы сейчас рядом с ним, ну… или… сняла бы квартирку, где ждала бы его. А не таскалась бы в универ, который наскучил через месяц учебы.

Солнечногорск. И название у города такое красивое. Солнечное.

До сих пор не понимаю, как Юре удалось отговорить меня последовать за ним.

На отходной парень был таким ласковым, что мне не хватило духу спорить с ним, и когда он попросил сосредоточиться на учебе, я покорно кивнула. А потом танцевала для него и в ответ на его «Не вздумай приезжать ко мне одна. Не хочу, чтобы ты ездила так далеко» тихо согласилась. А лежа на мягких подушках, разбросанных по полу холла его дачи, не смогла противостоять нежным прикосновениям дорогих рук, и пообещала вести себя прилично и не носить слишком открытых нарядов.

Его нет три месяца. Я не видела его три месяца. Я не прикасалась к нему три месяца. Я ненавижу словосочетание «три месяца».

Кривлюсь от яркого луча зимнего солнца, хвастливо ударившего меня в глаз, отразившись в зеркале. Ну вот, стрелка на веке криво пошла. А все потому, что я не могу ни на чем сосредоточиться. Дозвониться до своего парня я не могу, у них, видите ли, по телефону разговаривать можно только в определенное время. Так почему вчера, после обеда, когда было «это самое» время, он мне не позвонил? Оборзел совсем?

Грустно. Поправляю макияж. Зацепляю волосы у лица красивыми заколками с белыми бусинками, и увожу пряди в широкую косу. Показываю язык солнечному лучу, не вышло у него испортить мой макияж. Зато настроение идет вверх. Сегодня же пятница. Всего три пары, и то одна – физкультура. У меня как раз новый спортивный костюмчик веселого желтого цвета. А две первые пары – английский. Ха! Могу вообще на них не ходить.

Но пойду. Разговор с Юрой перед его отъездом, в котором он дал четкие инструкции по моему внешнему виду и поведению, не выходит из моей головы. Теперь, даже когда его нет рядом, я думаю о том, как он отнесется к моей одежде, и одеваюсь максимально просто. Пары не пропускаю. И практически не пью. Вообще не пила с отъезда своего парня.

Освоилась с черненькой Ламборгини, порой позволяю себе разгоняться. Вот бы других машин не было… но, ничего не поделать, Москва – город оживленный. Прибавляю громкость магнитолы, так что по дороге до универа меня сопровождает The Offspring «You’re gonna go far, kid», говорящий, что я далеко пойду. И погода замечательная. Снег блестит под яркими лучиками солнца, весело переливаясь, словно серебристая пыль. В городе его немного, оттого веселее и привлекательнее каждый ледяной островок. И легкая невесомая шубка из белой норки здорово развивается при каждом шаге, приближающем меня к универу. Хорошо, что на тротуарах снега нет, иначе моя пятнадцатисантиметровая шпилька затрудняла бы ходьбу.

В аудитории собралась уже вся группа, и пока не пришла преподаватель английского, ребята обсуждают пятничный поход в клуб. Я тоже хочу пойти, выгулять новое платьишко. Как отнесется к этому Романов? Как всегда – взбесится. Ну и пусть! Я сижу дома с самого его отъезда, а это, на минуточку, уже три месяца. Надоело. И кто его заставлял сваливать в эту армию? Мне нужно общение.

– Орловская, а ты пойдешь?

На мои плечи ложатся две ладони. Поворачиваюсь. Это Яша. И он ко мне неравнодушен, чего не скрывает с самого того момента, как узнал, что мой парень в армии. Негодяй буквально прохода мне не дает. Вчера подловил в курилке и настойчиво предлагал подвезти до дома, хотя прекрасно знает, что моя супер крутая тачка припаркована на стоянке университета. Симпатичный парень, с выбритыми висками и чуть проступающей коричневой щетиной. Но… как можно назвать кого-то симпатичным, если у тебя есть Романов? Юра воплощение мужественности и мужской красоты. Я не могу даже рассматривать других парней. В моей голове всегда только он. Мой школьный мальчик.

– Еще не решила, – пожимаю плечами, инфантильно отворачиваюсь.

– Я мог бы тебя забрать. Где ты живешь?

– Я вполне способна доехать сама, спасибо.

Как дать ему понять, что мне не интересны отношения? Какого хрена он сам этого не понял? Он же в курсе, что у меня есть парень!

– Ты можешь забрать меня!

Любочка, хорошенькая загорелая кареглазка с внушительной грудью пытается привлечь внимание Яши, подсаживаясь к нему. Но парень даже не поворачивается к ней. Чувствую затылком, как его глаза упираются в меня. Ух! Был бы тут Романов, этот соблазнитель давно уже валялся бы где-нибудь без зубов.

В аудиторию заходит Милана Евгеньевна, сорокалетняя преподаватель английского. На ее лекциях разговаривать можно только на английском. И я на ее лекциях самая умная! Вообще расслаблена. Мне даже думать не надо. Это же мой родной язык! Приятно иногда побыть самой умной в коллективе и знать, что зачет у тебя в кармане.

– Может, сходим вместе на обед?

Ладони Яши снова на моих плечах. Резко скидываю их, передергиваясь. Мне не приятны его прикосновения. И он слишком близко склонился ко мне, чтобы я услышала его шепот.

– В обед я занята, – шепчу злобно, жаль, что я не могу прямо сейчас вдарить по его носу. – Мне нужно позвонить своему парню. Ты же знаешь, что он у меня есть?

– Да, но он в армии, и вернется не скоро, – не теряется одногруппник.

– Ничего, я терпеливая.

Перемещаюсь чуть влево, хорошо, что место на скамейке имеется, чтобы Яша больше не смог дотянуться до меня своими лапищами.

На следующей паре отсаживаюсь на первый ряд. Бояться мне нечего, я могу ответить на любой вопрос преподавателя. А вот Яша нет. Он остается сидеть на заднем ряду.

Зато на физре он от меня не отстает, преследуя во всех играх.

– Тина, – Любочка поджидает меня на выходе из душа, – можно поговорить с тобой?

Ох, я уже знаю, о чем пойдет речь. Только новой Акинтовой, изрядно подпортившей мое пребывание в школе, мне не хватает. Отхожу к своему шкафчику.

– Люб, – достаю из сумки розовый лосьон для тела, – мне не нужен Яша, поверь.

Решаю сказать ей это сразу. Не хочу проблем. Подожженные ноги и кроватные змеи пусть останутся в школе. Да и поддержки в виде Романова у меня нынче нет.

– Я знаю, – грустно говорит девушка, – может, ты скажешь ему об этом?

– Да я же постоянно отказываюсь от его предложений! Что мне еще сделать? Купить газовый баллончик и распылять, как только он окажется рядом?

Размазываю лосьон по телу, наслаждаясь его ароматом. Натягиваю кружевной черный боди. Юре он нравится. Внизу живота болезненно тянет от всплывающих в голове воспоминаний. Вот он мягким движением медленно стягивает лямку и касается губами освободившейся кожи.

– Слушай, я понимаю, что он сам к тебе пристает. Просто он мне нравится, и я, понимаешь…

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы он отстал от меня и обратил внимание не тебя, – стараюсь улыбнуться как можно более мило.

– Честно?

Киваю. Мне не интересен этот разговор, эта девушка и парень, о котором идет речь.

Любочка уходит окрыленная. Совсем что ли нет у нее гордости? Я никогда не стала бы бегать за парнем.

У выхода из универа меня снова поджидает Яша.

– Подвезти до дома?

Неподалеку от него стоят еще двое парней из нашей группы. За нами наблюдают.

– Как тебе еще объяснить, что мне не нужен водитель? Отвали от меня!

Грублю и обхожу эту компанию. Кажется, идти с ними в клуб плохая идея.

Дома включаю погромче музыку и расслабляюсь в ванной. Хорошо, что в холодильнике осталась пара баночек пива. Раз уж мне не дано потанцевать в клубе сегодня, буду развлекаться дома. Вот и пригодился подарок Романова – фиолетовый фаллоэмитатор. Да уж, мне не хватает моего парня, и его члена. Никогда бы не подумала, что буду мастурбировать в его ванной. Хохочу сама над собой.

Надеваю изумрудный пеньюар, который купила для нашего первого секса и пою, кривляясь перед зеркалом, заменив микрофон феном. Приподнимаю и без того короткий подол шелковой сорочки, оголяя бедра, закрываю глаза и вытанцовываю в такт «Whisper» Evanescence, представляя, что Юра смотрит на меня. Ерошу еще влажные волосы, вертясь, и снова смеюсь сама себе. Я закрою Романова в комнате, когда он вернется и не выпущу, пока…

– Ты потрясно выглядишь! Я даже перестал жалеть, что не пошел бухать с пацанами…

Резко останавливаюсь от перекрикивающего музыку басистого голоса. Открываю глаза. В дверях, загораживая весь проход, стоит огромная фигура Коршуна. Он то тут откуда? Даже слова сказать не могу от шока. Парень хохочет над моим ступором, расчесывает огромной ладонью кудряшки на голове, а затем вертит ключами от квартиры, показывая их мне.

– Романов не смог до тебя дозвониться и попросил разведать, что с тобой, – орет он, стараясь перекричать музыку.

– Мать твою! Как же напугал меня! – ору я. – Придурок! Позвонить не мог? Какого хера ты пялился на меня?

– Да я не пялился! – гремит Миша. – Я как только дверь открыл, сразу заговорил!

– Ты все равно извращенец! Почему Юра послал тебя?

– Почему мы орем, как два придурка? Давай вырубим музон!

Смотрим друг на друга и начинаем хохотать. И ведь действительно, орем, как два дурачка. Я не видела Мишу с отходной Юры, так что жутко рада ему. И, кажется, Коршун тоже. Плевать, что он приперся без предупреждения и напугал меня. К тому же, с ним никогда не бывает скучно. Будет круто, если он проведет со мной весь вечер. Напрыгиваю на одноклассника с обнимашками и он уверенно ловит меня и целует в щеку. Выключаю музыку.

– А теперь дай мне переодеться. Ты не должен видеть меня в таком виде.

– Ну, – парень оттягивает ворот голубой водолазки, облизываясь, как мартовский кот, – я уже увидел, так что…

– Закрой дверь! – ору я.

– Понял!

Дверь тут же закрывается, а в коридоре раздается гогот Мишеля.

Мигом натягиваю на себя зеленые шорты, обожаемые Юрой и желтую майку, в которых была на школьной лестнице, в момент нашего знакомства. Гигантский друг моего парня раскладывает бараньи ребрышки, которые, видимо, привез с собой, на столике в зале. Четыре бутылки темного пива уже стоят тут же. Хорошо, значит, Миша проведет со мной время.

Проверяю мобильный. Да, Юра звонил пять раз. Я не услышала его звонки из-за громкой музыки. Дура! Обидно…

– Он сейчас не сможет взять трубку, – оповещает меня Коршун, – я уже написал ему, что с тобой все в порядке, и ты просто репетировала, как встретишь его.

– Ничего я не репетировала! – возмущаюсь.

– Очень даже репетировала, – смеется парень. – Уверен, приди я чуть позже, застал бы тебя на кровати в откровенных позах.

– Ничего подобного!

– Хватит оправдываться! – Миша открывает бутылку пива и делает долгий глоток. – Я видел фиолетовый фаллос в ванной!

Вот черт! Я оставила его там! Покрываюсь краской в одно мгновение. Хочу провалиться к соседям на четырнадцатый этаж, чтобы не видеть, самодовольную ухмылку на лице друга моего парня. Вот же… друг моего парня видел мой фаллоэмитатор! Он расскажет это всей компании и они будут ржать каждый раз, когда увидят меня. Это даже хуже, чем история со спущенными в кустах штанами. Я опозорена до конца своих дней. Я должна немедленно расстаться с Юрой и бежать из страны.

– Выпей, – Коршун протягивает мне бутылку темного. – Я дам тебе время свыкнуться с тем, что знаю все твои грязные секреты, прежде чем начну подкалывать.

– А… ммм… мы можем, сделать вид, что ты ничего не видел? – спрашиваю наимилейшим голосом с глубочайшей надеждой на положительный ответ.

– А ты сама то как думаешь? – генеральский сын важно вздыхает, отпивая снова из бутылки.

– Это «нет»?

– Тина, ну конечно, нет, – парень старается быть серьезным. – У нас тесный дружеский круг, понимаешь? Если мы начнем утаивать друг от друга такие вещи, он просто распадется. Сначала я не расскажу, что видел твои игрушки. Потом Леха не расскажет, как дед застукал его с телкой в ванной. Ты перестанешь трепаться о личной жизни твоих подружек. Затем Самойлов перестанет хвалиться своими тройнушками и жаловаться на порно-бабулю. Все это приведет к тому, что Романову даже беситься будет не на что. Нам же тогда даже поговорить не о чем будет! Нет, – парень мотает кудрявой головой, – извини, но я не могу утаить эту информацию от всей компании.

Иногда мне кажется, что Миша сам не всегда понимает, что говорит. Или всегда не понимает, что говорит. Как-то так. Поток мыслей в его голове не поддается никакой фильтрации. Это еще даже хуже, чем у меня. От безысходности валюсь в кресло, закидывая ноги на диван, беру открытую бутылку пива и делаю пару глотков. Они все равно будут ржать надо мной. Надо просто смириться с этим.

– Мы еще должны будем обсудить, почему размер твоей игрушки меньше, чем размер члена твоего парня. Я думаю, это потому, что тебе его купил Романов. И он не хотел, чтобы у тебя появилась возможность сравнивать его стручок с нормальными размерами. А то еще бросишь его…

– Все! Хватит! Пожалуйста! Замолчи, Миша!

Не могу не засмеяться. Когда Мишель начинает говорить, оставаться спокойной невозможно. Он балаболит не переставая, причем из его рта вылетают полнейшие глупости. Удивительно, как в этой кудрявой голове рождается такая бессмыслица.

– Так я прав? Это Романов купил его тебе? Типа Романовозаменитель?

– Прекрати, – из моего рта вытекает пиво от смеха. – Мы больше не будем обсуждать это.

– Кстати, меня пацаны будут ждать в клубе. Так что у тебя есть час на сборы. Я написал твоему парню, что забираю тебя на эту ночь.

Коршун смешно играет густыми бровями, снова заставляя меня смеяться. Вот это круто! Я все же потанцую сегодня.

– И я скину ему самые твои секси-фотки, чтобы ему не слишком то в армии вольготно служилось, – злорадствует гигант.

***

Просматриваю фотки, которые одну за другой кидает мне Коршун. Вот угораздило меня попросить его проверить Тину? Он утащил ее в клуб. И выглядит она великолепно. Потрясно! Как мой воплотившийся сон. В коротеньком ажурном платье-сорочке золотого цвета и черных сапожках выше колена. Улыбается в кадр. А тут посылает мне воздушный поцелуй. Как было бы круто сейчас оказаться с ней рядом. Обнять ее и вдохнуть розовый аромат родного тела.

– Романов, у нас тут отбой! Задачу просмотра фоток никто не ставил!

Сержант, лениво прогуливающийся между кроватями, останавливается рядом с моей.

– Давай, че там у тебя?

Быстро блокирую мобильник и протягиваю телефон. Он не сможет разблокировать, что круто, потому как не хватало еще, чтобы он пялился на мою девчонку.

– Ладно уж, – вздыхает сержант, который всего на год старше меня. – Смотри, только чтобы больше никто не видел.

Круто. Пялюсь на Орловскую снова. В трусах становится тесно. Выключаю телефон. Да, мне не помешало бы сейчас какое-нибудь тело. И лучше бы это была Тина. В прошлую увольнительную я практически снял одну девчонку. Но вовремя опомнился. Не хочу изменять своей девочке. Не прощу этого себе.

Полчаса уговариваю член принять «сонное» положение, и засыпаю только под утро.

А утром мне уже не до фоток. Зарядка, завтрак, стрельбы, физподготовка, обед, свободное время, занятия, пробежка, ужин. История Самойлова о том, как продвигается его роман с дочкой командира части. Такие дела. Скучно.

***

Что-то не так. Определенно. Где я? В своей комнате. Что с моей головой? Похмелье? Нет, похмелье обычно тихо звенит в ушах, или… оно похоже на морской прибой. А я слышу… что это? Раскаты грома? Это моя кровать трясется или вся квартира? Землетрясение началось?

Хочу скинуть одеяло, но его нет. Я лежу на нем. Мое покрывало, сшитое из десятков квадратиков всех оттенков розового, валяется на полу. А на мне все еще платье-сорочка и, внимание, один сапог! А где второй? Это я что, так вчера напилась, что даже раздеться не смогла? Не мудрено, после длительного алкогольного воздержания. Выплевываю прядь волос, застрявшую во рту, и поднимаюсь. Голова кружится, во рту моча слона. И это только предположение. Надеюсь, пробовать это мне никогда не придется.

Стягиваю кожаный чулок. Открываю дверь комнаты. Звук взлетающей ракеты становится громче. Ищу источник. На диване в зале, растянув длинные мощные ноги, покрытые густой порослью светлых волос, задом кверху и спрятав лицо в согнутых руках, валяется Коршун. Голый Коршун! Ну а что? Его член я уже видела. Теперь погляжу на задницу. Этот парень прав, он похож на идеальную статую Давида. Мышцы на его теле выделяются даже когда он спокойно и расслабленно спит.

– Ты пялишься на мой голый зад?

А нет, не спит.

– А почему ты тут? И почему ты голый?

– Ты нажралась как… ладно, обойдемся без оскорблений, – хрипловато сообщает Мишель. – Пришлось затаскивать тебя в квартиру. Ты хотела вернуться в клуб и устроила настоящий дебош. Кинула в меня сапогом. Я закрыл тебя в комнате и открыл дверь только когда ты уснула. А поскольку я был с девчонкой и не мог ждать, то затащил ее в комнату с диванами. Ну, и мы тут остались. Кто ж знал, что она храпит, как ракетный двигатель?

Так это подружка будущего генерала? Не знала, что девчонки могут издавать такие звуки.

– Ты должна разбудить ее и выгнать.

Коршун вскакивает с дивана, не стесняясь своей наготы. Быстро обвязывает бедра валяющейся на кресле накидкой и бредет в душ, кидая на ходу «Постарайся избавиться от нее, пока я буду мыться. За это я отвезу тебя к Романову сегодня!»

Что он сказал? Серьезно? Я увижу Юру? Сегодня?

Где эта его пассия? Пусть готовится к суровому пробуждению.

На диване в комнате, где обычно ночуют друзья моего парня, развалено нагое девичье тело. А она симпатичная. Стройные ножки. Тонкая талия. Миловидное лицо. Темные волосы до плеч. Ладно, пусть простит меня. Трясу ее за острые голые плечики.

– Просыпайся!

– Что? Я же сплю, – мямлит подружка Коршуна.

– Тебе пора уходить. Сейчас родители вернутся, – вру я.

– А где Миша? Может, он отвезет меня домой?

– Нет, он уже уехал, – снова ложь.

– Вот говнюк. Обещал довезти, – бубнит девушка.

– Ага, он всегда так делает, – теперь я говорю правду.

Мишель и Олег обычно выгоняют своих пассий как только заканчивают действие, для которого снимают их. Это я знаю по их рассказам. Раньше я относилась к этому с долей ненависти. Но теперь думаю, что парни правы. На что рассчитывают девчонки, уезжая из клуба с первыми встречными? На долгие и романтические отношения?

– Могу вызвать тебе такси, – предлагаю я.

– Не надо, – девчонка вскакивает с дивана, и хватает с пола валяющееся платье, выкинутое, видимо, в порыве страсти. – Метро уже открыто, – смотрит на экран телефона.

Больше ничего не говорю. Вряд ли я увижу эту девушку снова.

– Передай этому козлу, чтобы не звонил мне, – кидает девчонка, выходя из квартиры.

Ага, как будто у него есть ее номер. Смеюсь, закрывая за ней дверь.

Бегу во второй душ. Мне нужно привести себя в порядок. Сегодня я увижу своего парня. Это самое лучшее, что произойдет со мной со времени его отъезда.

Нежно розовое белье, кружевное, как любит Романов. Не факт, что мне удастся показать его, но все же, лучше быть готовой. Обтягивающее платье чуть выше колен, тоже розовое и теплые черные колготы. Лучше и удобнее было бы в чулках, но на улице зима, а мой парень следит за тем, чтобы я была тепло одета. Надеваю новую белую норку, на которую раздобрился папа, сапожки на высокой шпильке, голову обвязываю шерстяным палантином. Я готова.

Собравшийся за пять минут Коршун ждет меня в машине уже как полчаса. Усаживаюсь в его спортивный красный Порш, не понимая, как двухметровый Коршун помещается в этом миниатюрном произведении автоискусства.

По дороге завтракаем в ресторанчике за городом. Миша рассказывает несколько смешных историй о своей учебе в Академии Генерального штаба Вооруженных сил. Мишку пытаются обрить, но он все никак не желает расставаться со своими кудряшками. По коридорам Академии передвигается, с его слов «как рысь», тихо и быстро, чтобы никто из преподавательского состава не смог остановить его, потому как при каждой остановке ему напоминают про волосы. Вот уж действительно, стремление к красоте. Коршун, как по мне, так уж слишком привязан к своей шевелюре. Хотя, разве я остригла бы свои волосы? Ни за что!

Но я то девочка. Вот Романову вообще плевать, как выглядят его волосы. Да и вообще, на внешний вид ему плевать. Мне приходится напоминать ему, что пора подстригаться, или менять постельное белье. С тех пор, как Роза перестала приходить, а это случилось летом, в квартире Романова бедлам, а он сам становится похож на беспризорника. Никто не покупает ему новое белье, не стирает вовремя его одежду. Я пока еще не привыкла к этому. Но уже готовлюсь. Пока его нет, стараюсь держать порядок в квартире. А когда он вернется, стану настоящей хозяюшкой. Буду стирать его одежду, и следить за его внешним видом.

Нас не хотят пропустить в военную часть, но Коршуну удается уболтать прапорщика, который в этот момент оказался на КПП. Возможно, это его природное обаяние, как он выражается сам, или известная в военных кругах фамилия его отца – генерала. Но через пятнадцать минут одетые в солдатскую форму и подстриженные под «ежика», Романов и Самойлов, с одинаково широкими улыбками, выходят в комнатку, где мы с Мишелем ожидаем их. Набрасываюсь на своего парня, не в силах скрыть крики радости.

Сильные руки крепко хватают меня за попку, притягивая к себе, а иссохшиеся губы жадно впиваются в мои. «От тебя перегаром несет» – шепчет Романов на ухо. «Прости, я выпила немного вчера» – вру я. «Немного?» – мой парень знает, что «немного» я пить не умею. Я напиваюсь в хлам. «Плевать» – смеется, «Я скучал».

– Хватит ее тискать! – голос Самойлова заставляет нас прекратить целоваться. – Я тоже соскучился. Иди сюда, умная девочка, – Олег расставляет руки, приглашая меня в свои объятия.

И я радостно прыгаю к нему. Юра ничего не имеет против.

Нам удается поговорить полчаса, десять минут из которых парни едят купленные по дороге Коршуном шашлыки. Боже! Они такие голодные! Мне даже показалось, что оба похудели. Бедняги. Затем за парнями приходит, как позже мне объяснит Коршун, сержант.

Вот такое свидание. Я даже не успела сказать Юре, как жду его возвращения.

А по дороге домой звонит Эшли.

– Милая, ты как? Детка, я так сожалею, – моя подруга чуть ли не плачет.

– Эш, со мной все в порядке, – выпускаю сигаретный дым в раскрытое окошко спорткара. – Что с твоим голосом?

– Крис, когда ты прилетишь? Ты уже купила билеты? Мы с ребятами обязательно придем, не бросим тебя.

Ничего не поняла. Почему я должна покупать билеты?

– Эш, да что случилось? – Миша убавляет музыку, чтобы я лучше слышала подругу.

– Ты разве не знаешь?

– Чего не знаю?

– Твои родители… они… тебе должны были позвонить. Твои бабушка с дедушкой уже приехали. Вчера.

– Что? Да что случилось? Зачем они приехали? Я их в жизни не видела!

– Детка… прости, что тебе приходится узнать об этом от меня. Но… твои родители… они… разбились… вчера… насмерть…

И все… я погружаюсь в темноту. Телефон выпадает из рук, глухо приземляясь на мех шубки. Смотрю на проносящиеся за окном несколько маленьких домиков, а затем перестаю их видеть. «Тина! Что случилось? Черт!» – словно голос из бутылки доносятся до меня слова Миши.

Открываю глаза. Передо мной красная обивка салона Мишиного авто. А надо мной его лицо.

– Ты в порядке? Что случилось? Ты просто вырубилась!

Лежу на отодвинутых креслах машины. Нет, этого не может быть. Разбились? Так не бывает. Я говорила с ними только позавчера утром и все было в порядке. Родители как раз ездили в Лос-Анджелес на пару дней, развеяться. Мама счастливо сообщила, что у них для меня хорошие новости, и что меня ожидает сюрприз по прилету. Я радовалась, что они решили взять выходные и провести время друг с другом. Из-за моего переезда папе пришлось взять дополнительную работу, чтобы иметь возможность оплачивать мои перелеты. Это ошибка. Они не могли разбиться.

Телефон трезвонит. С экрана мне мило улыбается моя подруга. Это фото с последней вечеринки, которую устроил для меня Томас.

Разбились. Это все вранье! Это кто-то другой разбился. Мои родители в порядке. Они сейчас дома, отдыхают. Мама, должно быть, готовит банановый пирог – единственный пирог, который она умеет готовить. А папа сидит за столом на кухне, похихикивая над кулинарными талантами своей жены.

Лихорадочно набираю номер папы, но абонент недоступен. Трясущимися пальцами выбираю из списка контактов фотографию мамы, жму.

– Ало, – отвечает незнакомый голос на родном языке.

– Где моя мама? – глухо спрашиваю я.

– Кристина? Орловская?

– Да, это я, – в уголках глаз собираются слезы, я уже знаю, что скажет незнакомец.

– Мы не смогли дозвониться до вас. Ваши родители разбились в автокатастрофе. Это случилось вчера утром. Примите мои соболезнования.

Поток полившихся слез затуманивает взгляд. Передо мной лицо Миши, но я вижу его размыто. Он что-то спрашивает. Не понимаю, что… слышу его как-то глухо. Да и какая разница, что он говорит? Это не важно. И разве что-то может быть сейчас важным? Важнее того, что сказал мне незнакомый голос?

– Мне срочно нужно купить билет домой, – шепчу я. – Срочно! Прямо сейчас! Они умерли! Умерли, Миш! – кричу, цепляясь за парня.

Он вытаскивает меня из машины на воздух, все еще не понимая, что происходит. А я кричу на всю пустынную дорогу, не слыша собственного голоса. Что мне нужно домой. Что мои родители умерли. Что их хоронят, и я могу не успеть на их похороны. И что я хочу умереть и сама, потому что я бросила их, не смотря на то, что мама слезно просила меня остаться. Я полетела к Романову, невзирая на ее слезы. И если бы я не улетела, они были бы живы, или я, по крайней мере, провела с ними больше времени. А теперь их нет!

Миша усаживает меня в машину и несется в Москву.

Не помню, как оказываюсь в квартире.

Прихожу в себя только вечером. Миша уже купил билет на ночной самолет. Он отвозит меня в аэропорт. Он не может полететь со мной. Завтра он должен вернуться в академию.

Такси высаживает меня у дома. В Мид-Сити ничего не изменилось. Этот город так же тих, спокоен, как и был всегда. Вот только из моего дома выходит седовласая полноватая женщина на вид лет семидесяти, которую я раньше не видела. Это моя бабушка, понимаю я.

– Милая, – попадаю в ее объятия, – мне так жаль.

Ее губы останавливаются на моей щеке. Одергиваю лицо. Мне неприятен этот поцелуй. И эта женщина мне неприятна. Она не хотела видеть меня девятнадцать лет. Она забыла о своей дочери. И из ее рта пахнет… а ее длинные ногти врезались в мою спину. Отталкиваю старуху.

– Не трогай меня, – злобно бубню я и прохожу в свой дом, таща розовую дорожную сумку,

В холле, в кресле папы восседает старик, с такими же седыми, как у бабки, волосами. Дедушка? Да наплевать, кто они такие. Приперлись на похороны дочери, которую выгнали и о которой забыли. С которой не хотели иметь ничего общего. Дочь которой, свою внучку, не хотели и знать. Презрительно смотрю на старика, пока иду к лестнице. Он разглядывает меня. Интересно стало, как выглядит внучка? Старый говнюк. Ненавижу!

Звоню Эшли, сообщаю, что прилетела. Она должна свозить меня на кладбище. Я не успела на похороны. Они прошли утром. Сейчас же глубокая ночь. Но подруга берет трубку и скоро подъезжает к моему дому на своем голубом шевроле. На заднем сиденье Том, Шенен и Кайл.

– Милая, мне так жаль.

Шен долго обнимает меня у могилы родителей. Кайл с Томом поддерживают, так как мои ноги подкашиваются. Эшли помогает усесться на траву у островка сырой земли, которой только утром закидали гробы моих родителей.

– Не могу в это поверить, – шепчу я, стараясь сдержать крик, вырывающийся из горла.

– Никто не может, – Эшли подставляет плечо, чтобы ткань ее серой толстовки впитала мои слезы. – Мы все были на похоронах.

– Как могло получиться, что тебе не сообщили? – Том садится рядом, проходится рукой по моей спине.

– Я не знаю, – пожимаю плечами.

Какой смысл думать, почему так получилось? Это не вернет мне веселого мужчину с круглым животом, по которому можно бить, словно по барабану, напевая какой-нибудь мотивчик.

– Крис, а что теперь будет? Ты останешься? – Шенен кладет цветы на могилу моих родителей.

Я даже цветы не купила! В моей голове пустота… я ничего не понимаю.

– Для чего? Что мне тут теперь делать?

– А что будет с домом?

– Шен, я не знаю. Я не хочу думать об этом сейчас.

– Да, конечно, прости, милая, – подруга целует меня в щечку.

– Детка, мы рядом, – Кайл тоже садится на траву, и крепко сжимает мою ладонь в своей. – Просто знай это, ладно? Мы всегда с тобой.

Киваю, понимая, что это не так. Как они могут быть рядом со мной, если я теперь не знаю, где я?

***

Так не бывает! Как они могли разбиться?       Черт! Тина совсем одна с этим!

Моя девочка сейчас наедине со смертью. Что с ней? Как она вынесет это? Она обожает родителей!

Миха позвонил через несколько часов после того, как они уехали из части. Огорошил меня новостью о смерти Орловских. Сказал, что купил Тине билет на самолет до ЛА. Я не сразу понял, что произошло. Но как только в голове улеглось это известие, тут же побежал к командиру части. Я не могу оставить ее наедине с этим. Владислав Геннадьевич, сорокалетний подполковник, не хотел отпускать меня. Тина моя девушка, не моя семья. Они не могут отпустить меня. Пришлось позвонить дяде Русу, он тут же решил эту проблему. И вечером за мной прилетел самолет.

Тина не отвечает на звонки и сообщения. Не мудрено. Не представляю, что творится сейчас с ней. Если уж в моей голове сумбур, то она, наверняка, вообще не может думать.

– Ты кто?

Дверь ее дома открывает незнакомый мне старик.

– Мне нужна Кристина, – отвею ему.

Мужчина долго осматривает меня через очки, надвинутые на нос. На улице ночь, и вряд ли в тусклом свете фонаря, подвешенного на козырек крыльца, он может разглядеть мое лицо. А вот я прекрасно вижу его. Думаю, это дед Тины. Она говорила, что они никогда не виделись. Видимо, старики приехали на похороны.

– Ее нет, – следует ответ.

– Где я могу найти ее? Она уже вернулась из Москвы?

По моим подсчетам она должна была прилететь часа три назад. Куда она могла пойти, если не домой? К друзьям? Но я знаю только адрес Тома. У меня есть его номер.

– Вернулась и тут же уехала с друзьями.

– Не подскажете, куда?

– А ты кто такой?

– Меня зовут Юра. Романов. Я ее друг. Из Москвы. Я только что прилетел и хочу…

– А… ты тот русский парень, из-за которого моя внучка бросила свою мать?

Похоже, я ему не понравился. Да и плевать.

– Куда она могла поехать? – повторяю вопрос.

– Вали в свою Россию и забудь про мою внучку, – старик напрягается, его голос становится ниже. – Она останется тут.

– При всем уважении, сэр, – стараюсь вести себя дружелюбно, – Тина учится в Москве, и она должна будет вернуться.

– Я ее опекун, и я не дам разрешения, – эти слова старик выплевывает в мое лицо, причем, не фигурально, мне приходится стирать с лица несколько попавших капель его слюны. – Моя внучка останется тут! Хватит одного русского, погубившего мою дочь! Внучку я вам не отдам!

Ну что ж, понятно. Мне тут не рады. Холодная война продолжается. Ухмыляюсь, потому что не позволю никому оскорблять себя, свою нацию и свою страну.

– Простите, сэр, насколько мне известно, ваша внучка не видела вас девятнадцать лет, какова вероятность того, что она решит остаться с вами?

– Пошел вон, – бросает мне старик.

Разворачивается, и через секунду перед моим носом с грохотом закрывается дверь дома. Второй раз. Боюсь, сейчас передо мной эту дверь не откроют.

Запрыгиваю в такси, ожидающее меня.

– Где тут кладбище? – спрашиваю водилу.

– Минутах в двадцати.

– Давай туда.

Тина должна быть там. Не представляю, куда еще она могла пойти.       А если не найду ее там, позвоню Тому. Попутно звоню дяде Русу, прошу его разведать, можно ли продлить Тине российскую визу. Возможно нам это пригодится. Похоже, ее дед решительно настроен оставить внучку тут. До ее двадцатилетия еще почти полгода. Он вполне может отозвать разрешение на выезд из страны, данное ее родителями. Я даже не знаю точно, каково законодательство штата на этот счет. Надо разведать.

На кладбище темно и тихо. Брожу среди могил, чувствуя вину за то, что давно не был на единственной дорогой мне могиле, которая находится за тысячи километров отсюда. Решаю съездить на кладбище к маме и сестре, при первой же возможности. А пока мысленно прошу у них прощения. Надо будет купить Юле киндер-сюрпризов. Она любила эти шоколадные яйца. Ей нравилось находить в них игрушку. Я всегда отдавал ей свои. К шоколаду я равнодушен.

Вдалеке вижу компанию, восседающую на траве. Пять человек. В середине моя девочка. Ее обнимают друзья. Не лишний ли я тут?

– Тина, – говорю ровным голосом, подходя.

Даже в темноте видно, как сильно заплакано ее лицо. Она поднимает покрасневшие глаза, но встать не может. Протягивает руки. Сажусь рядом и прижимаю ее к себе. Черт! Как я могу успокоить ее сейчас? Я взял бы ее ношу, ее горе на себя, будь это возможно. Не помню, что чувствовал, когда умерли моя мама и сестра. Я был слишком мал. И у меня остался отец. А у моей девочки не осталось никого. Только я. И я не могу быть рядом с ней сейчас. Я должен вернуться в часть завтра к отбою. И я готов разбить чью-нибудь голову, если только это поможет провести с ней больше времени, или сотрет слезы с ее ангельского личика.

– Ты тут, – шепчет тихий голос. – Спасибо. Я не хотела отвлекать тебя.

– Отвлекать? Тина, я хочу быть рядом, – глажу шелковые волосы, прижимая ее крепче. – Как я могу помочь?

– Отвезешь меня в отель? Я не хочу домой, там старики, – просит она.

– Конечно.

Я сделаю все, о чем она попросит меня сейчас.

Друзья Тины разъезжаются по домам. Утром им в школу. А я снимаю номер в том же отеле, где жил летом. Тина молчит. Свернулась калачиком рядом со мной на кровати, упершись лицом в мою подмышку и тихо шмыгает носом. Все ее миниатюрное тело потрясывается в тихих рыданиях. И я не знаю, что мне делать. Просто глажу ее волосы, иногда склоняясь к ней губами.

– Что теперь будет? – спустя час тишины, спрашивает она.

Не знаю, что ей ответить. Знает ли она, что дед не собирается отпускать ее? Насколько я понял, она лишь оставила вещи дома и тут же уехала. Значит, не успела поговорить с ним.

– Я был у тебя дома, – решаю сказать ей. – Не дома, на твоем крыльце. Твой дед не пустил меня. Он не хочет, чтобы ты уезжала.

– Они мои опекуны теперь?

– Да.

– Они могут запретить мне возвращаться в Москву?

– Да.

– Но я не хочу оставаться.

Шмыгает носом, и я прижимаю ее еще крепче, стараясь привести мысли в порядок. Пытаюсь не реагировать на сжимающиеся внутренности. Не могу смотреть на нее такую. Мне хочется разбить что-нибудь. Сломать кого-нибудь. Все, что угодно, только бы на ее щеках снова заиграли ямочки, а по номеру разнесся заливистый перезвон колокольчиков ее смеха.

– Я должен вернуться в часть завтра к отбою. Ты можешь улететь со мной.

– А если они уже запретили мне вылет? То есть, я не знаю, как это делается, но… может, я уже не могу покинуть страну?

– Это не важно. Никто не будет проверять тебя.

– Твой самолет не проверяют?

– Нет.

– И я смогу пересечь границу и меня пустят в Россию, даже если они уже запретили?

– Да.

– Юр, но на что я теперь буду жить?

– Это не важно. У меня есть деньги. Ты не будешь ни в чем нуждаться.

– Я могу устроиться на работу.

– Тебе не надо работать. Живи в моей квартире и учись, как делала это раньше. Когда я дембельнусь, тебе уже будет двадцать, мы уладим все дела с наследством.

– Да, – словно сама себе говорит девочка, – дела с наследством. Не могу в это поверить. Я даже не смогла с ними попрощаться. Я даже не похороны не успела… Юр, поцелуй меня.

Аккуратно касаюсь ее губ. Я хочу ее слишком сильно, мне приходится сдерживаться. Но Тине сейчас тоже нужна близость. И она просит меня о ней, поглаживая мой торс, проникая теплыми ладонями под ткань темной футболки. Садится сверху и снимает легкое бирюзовое платье, оставаясь в белых хлопковых трусиках. Такая нежная и ранимая в этот момент, что я боюсь прикоснуться к ней. Она сама кладет мои руки на свою грудь, ерзает бедрами по напрягшемуся члену. Возможно, сейчас не время для секса, но я не могу отказать в этом ни себе, ни ей. Ее трусики улетают в стену, бесшумно опускаясь на пол, мои джинсы выделывают тот же вираж, дважды звонко ударяясь пряжкой ремня. Футболка остается валяться на кровати. Тина двигается исступленно, словно пытаясь притупить боль, разрезающую ее тело, а я отдаюсь ее рукам. Впервые полностью поддаюсь ей. Она управляет нами, когда резкими движениями скачет на мне, останавливаясь в нужные ей моменты. Не отталкиваю ее пальчики, причиняющие боль, вонзившись в мой торс острыми красными ногтями. Она закрывает глаза, отклоняясь назад, и ее потрясающее тело содрогается в мелких конвульсиях. И я заворожен ею, снова. Я готов смотреть на нее вечность. Загорелая кожа сейчас покрыта мурашками, волосы раскинуты по моим ногам, ее животик пульсирует, а тонкие пальчики сжимают мою кожу. Кончаю от ее последних резких движений. Девчонка опускается на меня всем телом. Ее глаза все еще закрыты, и я все еще в ней. Прикасаюсь губами к ее теплому солоноватому лбу. Я никогда не смогу оставить ее. Она мне нужна. Я сделаю все, что угодно, чтобы она полетела завтра со мной.

Тина засыпает. А я звоню дяде Русу. В моей голове теперь все разложено четко. Для продления визы необходимо всего несколько документов. Все они должны быть у нее. Только ее сумка оставлена дома. Не факт, что старики отдадут ее. Значит, надо придумать, как достать эту сумку.

***

Когда Юра рядом, все становится проще. Нет, я все еще плачу, умываясь в ванной снятого в отеле номера. И я знаю, что родителей больше нет. Но прилетев ночью ко мне, он дал понять, что я не одна.

Я не успеваю попрощаться с друзьями. Юра торопится, ему необходимо быть в части к отбою. У нас хватает времени только забрать мои вещи. Корю себя за то, что оставила сумку дома. Почему мне не хватило ума остановиться у Эшли?

Открываю дверь родительского дома. Не здороваюсь со стариками, завтракающими на кухне. Их для меня не существует. Они вычеркнули из своей жизни моих родителей и меня. Они не достойны моего внимания. Поднимаемся с Юрой в мою комнату. Розовая спортивная сумка даже не разобрана. Вкладываю в нее телефон. Жаль, что она не большая. Нахожу в шкафу пару коробок. Юра помогает скидать в них оставшиеся вещи. Решение принято. Я перееду в Москву и буду жить там, с Юрой. Значит, нет смысла оставлять дома хоть что-то.

– Что ты делаешь?

Хриплый, старческий голос деда останавливает меня на входе в спальню родителей. Молча прохожу мимо него. Юра идет за мной. Скидываю в пакеты фотоальбомы и ноутбук родителей, там хранятся наши фотографии. Шкатулку с мамиными украшениями.

– Я спросил, что ты делаешь, Кристина? – гремит старик.

Седая щетина, грозящая перерасти в бороду, скрывает искривленные губы. За ним стоит бабушка, на фоне которой дед выглядит довольно высоким. На нем клетчатая рубашка и светлые широкие брюки с карманами по бокам.

– Я собираю вещи, – смотрю на него прямо, хочу запомнить человека, выкинувшего из дома мою маму. – Я улетаю в Москву.

– Ты никуда не полетишь!

Старик встает ровно в дверях, складывая руки на груди, пытаясь преградить нам дорогу.

– Сэр, – Юра становится напротив моего родственника, – Тина учится в Московском университете, у нее занятия завтра.

– Чему ее могут научить в твоей стране, парень? Поставь вещи на место и проваливай из этого дома. Тебе тут не рады. Моя внучка останется тут, с нами. Я ее законный опекун!

– А кто-нибудь спросил меня? Мне уже девятнадцать! Мне не нужен опекун!

– Ты под моей опекой до полного совершеннолетия! Оно, если тебе не известно, в этом штате наступает в двадцать один!

Злобно зыркаю на старика и кидаю в пакет записную книжку мамы и папины часы, валяющиеся на прикроватной тумбочке. Почему он не одел их, поехав в ЛА?

– Я не хочу жить с вами! Вы выгнали мою маму из дома! Вы наплевали на нее! – кричу, глотая набежавшие слезы. – Вы не хотели знать меня! Я не была вам нужна! Зачем я вам сейчас? Оставьте меня в покое, и живите, как жили. Какая вам разница, умерла ли ваша дочь, если вы не общались с ней, когда она была жива.

– Кристина, – слышу чуть скрипящий голос бабушки, выглядывающей из-за широкой спины деда, – она сама не стала общаться с нами, когда мы приезжали.

Они приезжали? Хотели общаться? Хотели меня? Почему мама ничего не говорила об этом? Обиделась на них?

Нет! Не позволю им запутать меня. Я улетаю. Если не сделаю этого сейчас, улететь потом они мне точно не дадут.

– Ты не помнишь? Я приезжала, ты была совсем малышкой, такой красивой маленькой девочкой, – старческий голос бабушки начинает трястись, полагаю, от слез. – Я хотела познакомиться с тобой. Но Саманта не захотела даже разговаривать со мной! Позволь мне позаботиться о тебе сейчас.

– Нет! Ты не заслужила меня! – мой голос срывается, вытираю слезы рукой, обмазывая их о край платья. – Не заслужила видеть меня, знать меня! Вы выкинули нас из своей жизни! Вы могли бы приехать, когда я подросла, когда хотела иметь дедушку и бабушку, как все дети. Когда хотела ездить к вам на каникулы и слушать ваши истории! Вы заслужили одинокую старость, как и хотели, когда решили, что мой папа не достоин вашей дочери. А он был достоин! Мама была счастлива каждый день своей жизни! Она просыпалась с улыбкой и засыпала с ней же! Она не проронила ни одной слезинки, – закашливаюсь от комка в горле, появившегося от слез и ненависти к этим людям. – Мой папа обожал ее. Они были самыми счастливыми людьми… они…. Они никогда не кричали… никогда не ссорились… вы не заслужили быть в их доме! Это мой дом! Однажды я вернусь. Не смейте жить тут!

Голова кружится и я практически падаю, мои ноги становятся ватными, слишком слабыми, чтобы держать меня. Юра тут же оказывается рядом, и я опираюсь на него всем телом. Больше в этой жизни мне не на кого опереться. Он забирает из моих рук коробку с вещами родителей и ведет меня к выходу из комнаты.

Несколько секунд дед смотрит на Романова, а Юра на него. И старик отступает. По дороге забираю шубу, джинсы и ботинки, в которых прилетела. Юра оставляет меня в такси, ожидающем нас, а сам заходит в дом еще дважды, чтобы забрать все коробки и пакеты с вещами, которые я хочу взять с собой.

– Кристина, прошу, останься, – бабушка не отходит от машины, просовывая голову в открытое окно. – Ты нужна нам, а мы тебе. Мы семья. Мы справимся. Что ты будешь делать одна в чужой стране?

– Мы не семья, – кричу я охрипшим голосом. – И Россия мне не чужая! И я там не одна!

– Этой мой номер, – она просовывает в салон бумажный листок с написанными на нем цифрами, – позвони нам, прошу тебя.

В порыве гнева рву листок на маленькие части и выкидываю их в окно, не глядя, как те, подхваченные ветром, разносятся по все еще идеальному газону папы, которым он так гордился.

– Мэм, – Юра складывает в багажник последние вещи, – нам пора.

– Будь ты проклят, – ревет бабушка, злобно глядя на моего парня, – будь проклят, мальчишка! Как ты смеешь увозить от меня мою внучку?

– Было приятно с вами познакомиться, – уголок губ Юры стремительно ползет вверх, – вы очень милые люди.

Парень обходит машину, так как бабушка загородила собой дверцу, и садится с другой стороны. Мы уезжаем. Я вжимаюсь в сильное и такое уверенное тело Романова и плачу всю дорогу.

В самолете сплю.

Юра не может лететь со мной в Москву. Он спешит в свою часть.

В Москве меня встречает Миша. Он помогает мне занести вещи в квартиру, но остаться не может. Завтра он уезжает в палаточный городок и не сможет проводить со мной время. Зато через пару недель должен приехать Леша. Он тоже не задержится долго в Москве, но обязательно заедет повидаться.

А в квартире меня ждет женщина, по возрасту схожая с моей бабушкой, и так же полновата. Только ее волосы покрашены в цвет спелого каштана, и она на целую голову выше меня. Это Роза, няня моего парня. И это наша первая встреча. Уверена, это Юра позвонил ей и попросил проконтролировать, как я добралась и все ли со мной хорошо.

– Ну вот и познакомились, – улыбается женщина. – Я так много слышала о тебе, Тина, – попадаю в объятия, – что успела заочно тебя полюбить.

Мне нравится ее голос. Спокойный и мелодичный, низкий но приятный.

– Вы Роза?

– Именно, и после всех рассказов Юрочки, я мечтала с тобой познакомиться. Но мальчишка вечно находил отговорки, чтобы не допускать меня к тебе. Думаю, – женщина подмигивает чуть мутным голубым глазом, – мой мальчик боится, что я расскажу тебе, как в детстве он заболел ветрянкой и бегал по дому голышом, весь измазанный зеленкой, при этом ревел, что никогда не отмоется от этого позора. Я покажу тебе фотографии.

– А сколько ему было? – хихикаю я.

– Семь.

– Это в тот год, когда его мама умерла?

– Да, у него было тяжелое время. Но он это пережил.

Да, Юра может пережить все, что угодно. Надеюсь, я тоже переживу случившееся, потому что прямо сейчас мне хочется бухнуться в кровать и окропить подушку слезами. Жаль, Романова рядом нет.

– Я приготовила тебе ванную, иди, приди в себя с дороги. А я пока приготовлю тебе ужин. Нельзя ложиться спать с пустым животом. Чего бы тебе хотелось?

Меня спрашивают, чего бы мне поесть хотелось? Она приготовила мне ванную? Это же настоящая сказка. Я словно принцесса.

– А можно мне получить пирожков с капустой? – почему мой голос пищит?

– Обязательно, с самого утра, завтра. А пока ты поешь суп. Юра говорил, ты обожаешь мой борщ.

– Ооо, дааа, – киваю, сглатывая набежавшую слюну.

– И он уже почти готов. Как раз отстоится, пока ты будешь отогреваться в ванной. Кстати, я убрала в шкафчик над раковиной твоего робота странной формы.

Робота? Открываю шкафчик над раковиной. Вот же черт! Мой фаллоэмитатор! Роза нашла его. Я собиралась в спешке, и совсем забыла, что он остался в ванной. Но это не самая страшная из моих проблем сейчас.

Глава 5

***

Хорошая новость – в Москве конец весны. Бело-серые краски города сменились яркими зелеными. Расслабленная после СПА-салона, годовой абонемент куда я, по традиции, получила от Юры на Восьмое марта, обновленная и счастливая пятничным вечером, иду, отбивая шпильками звонкий ритм, домой.

Плохая новость – уже третий раз звонит моя бабушка, с неизвестно откуда появившейся любовью и желанием познакомиться со мной поближе.

Хорошая новость – сегодня пятница, я сдала экстерном последний экзамен по деловому этикету и закрыла сессию, как и планировала, раньше, чем она началась, чтобы иметь возможность поскорее уехать к Романову.

Плохая новость – завтра мы не поедем к Юре, как обычно на выходных, потому что его и Олега перевели в другую военную часть. Они теперь проходят службу в каком-то Пятигорске. Это далеко от Москвы. Это почти на границе с Грузией. И ехать туда нужно почти сутки. Миша обещает, что мы поедем туда, как только у него выдадутся длинные выходные.

Я так и не поняла, почему парней перевели не просто в другую военную часть, а в другую часть страны. Юра сказал лишь, что я смогу побить за это Самойлова. Что конкретно натворил блондин, мне никто не рассказывает.

Все же это удивительно, как просыпается природа от долгой зимней спячки. Кажется, и я просыпаюсь вместе с ней. Плачу уже не каждый день. Папе не понравилось бы, что его дочурка ноет с утра до ночи.

Дедушка грозил оставить меня без средств к существованию. Сейчас я получаю социальную помощь штата Калифорния. Сумма не большая, пришлось сократить прогулки по магазинам. Оказалось, жизнь на планете без покупок возможна. В конце концов, для чего мне еженедельные обновки? Роза возобновила пополнение холодильника и оставляет для меня деньги в шкафу коридора. Я знаю, что Юра переводит их ей. Но я не беру. Мне пока не надо. Вот если дед выполнит свою угрозу, мне придется пользоваться деньгами Юры. Хорошо, что папа оплатил учебу на год вперед. Так что первый курс полностью оплачен. Я не могу получить доступ к своему образовательному фонду, так как учусь не в Америке. Жаль, но я стараюсь не думать об этом. Скоро я достигну двадцатиодноления и стану полностью совершеннолетней, получу доступ к образовательному фонду, открытому на мое имя родителями. Там должно хватить денег на оплату остальных курсов, до этого времени я собираюсь взять академический отпуск. Затем вступлю в наследство, так что в Америке у меня будет свой дом и пара машин. Одну я смогу продать и мне хватит денег для жизни в Москве на некоторое время. А там и на работу можно устроиться. Я узнавала, в Москве ценятся специалисты со знанием английского, который у меня идеальный. Я же носитель языка!

Жаль, сегодня Коршун в гости не придет. Позвонил, у них тревога. Ох эта его тяга к военной жизни. Тревога! Вот что, интересно, такого тревожного случилось? А ведь мы должны были обсудить, когда он сможет увезти меня к Юре.

Не представляю, чем займусь без него. Успела уже привыкнуть к его присутствию в своей жизни. Даже к его пошлым рассказам и тому, что он использует мой розовый лосьон для тела. И, кажется, мой бальзам для волос. А еще ему понравилась жесткая скрабирующая вихотка. В общем, он использует все, что лежит в ванной и на что упадет его взгляд. Как то застукала его с зеленой глиняной маской на лице. Генеральский сын, видите ли, хочет кожу как у младенца.

Ну да ладно, Коршун это нечто, тут уж ничего не поделать.

И раз уж огромный друг моего парня сегодня не будет развлекать меня, располагаюсь у телевизора и поедаю кукурузные хлопья.

А через два часа этого скучнейшего действа залажу в интернет. Реклама Российский железных дорог! Никак не могу выключить! Да что б ее! Вылезла на пол экрана, и мешает читать статью о Пятигорске. А мне интересно, в каком месте оказался мой школьный мальчик. По словам Юры там тепло и красиво. Вот бы и мне туда! Прямо бы сейчас там оказаться. Когда у Миши выдадутся длинные выходные неизвестно…

Железные дороги… Где вы там?

Прохожу по ссылке. Вбиваю маршрут. Так не бывает. Поезд до Пятигорска отбывает с Казанского вокзала через два с половиной часа! Это судьба. Спасибо, реклама.

Бегу в комнату и кидаю в самый маленький чемодан самые необходимые вещи. Еще немного в спортивную розовую сумку, которой давно пора на пенсию, но я все никак не могу с ней расстаться.

Выключаю в квартире все электроприборы. Натягиваю джинсовый комбинезон розового цвета и белый топ под него. Сверху легкую кофту – на улице не слишком жарко, кеды и несусь на остановку. Уже оттуда пишу Розе, что уехала к ее любимчику.

Запрыгиваю в первую попавшуюся маршрутку и добираюсь до вокзала. Повезло! Она едет именно до вокзала. Думаю, что если ты чего-то очень хочешь, то это должно случиться. Возможно именно поэтому, мне достается самый дешевый билет, плевать, что у туалета, плевать, что соседями оказались какие-то три парня уставшей наружности. Я просто забираюсь на свою кровать-полку, складываю сумку с вещами в ногах и устремляю взгляд в потолок, молясь, чтобы они не обратили на меня внимания, и продумываю, как закричу, если они все-таки решат ко мне пристать. Не то, чтобы моя самооценка зашкаливает, но, откровенно говоря, и оценивая себя объективно, я довольно симпатичная молодая девушка. Да ладно, к черту скромность, я красотка, даже сейчас, с завязанными в узел волосами, совершенно не накрашенная, в потертом джинсовом комбезе. Так что если они только попробуют привязаться ко мне, я заору так, что сюда все сбегутся.

– Девушка, – парень, сидящий под моей кроватью встает, – не против, если мы простыней закроемся?

Уставилась на него, ничего не поняла! Как закроемся? Какой простыней?

Парень, лежащий на кровати напротив моей, тоже на втором ярусе, смеется.

– Да не бойся ты так, – он говорит сквозь смех, с легким акцентом, я уже слышала такой говор у моего одноклассника Рафа, мелодичный и растянутый, – мы повесим простынь, чтобы нас никто не видел, а то сейчас начнется хождение до туалета и тамбура.

– Ну, так что? – первый ждет моего ответа, уже распахивая простынь, выжидающе смотря на меня.

Я ничего не могу ответить, вся моя решимость куда-то пропала. Правильно, Юра всегда говорит, что я туплю, особенно в ответственные моменты.

– Ладно, – первый улыбнулся мне, – молчание, как говорится, знак согласия.

– Нет! – я хотела закричать, но выходит как глухо и хрипло, второй парень снова ржет, вот конь!

– Не надо ничего закрывать, мне и так нравится.

– Девушка, мы приставать не будем, честное слово, – устало произносит третий, сидящий наискосок от меня, он уже достает из своей сумки бутылки с пивом и еду, – Егор, вешай эту долбанную простынь.

– Точно, – просмеялся, наконец, второй, – нас тут больше, по этому общим голосованием решение принято в пользу простыни, – он проворно спрыгивает со своей кровати и усаживается рядом с третьим.

Ой, как мне все это не нравится.

Егор завязывает простынь, и мы оказываемся, как будто в купе.

– Спускайся лучше к нам, – Егор снова обращается ко мне, – мы тебя пивом угостим.

– Да не бойся ты, ну… что мы с тобой сделаем? Тут же люди везде, – опять смеется второй.

Весельчак долбанный.

– Меня, кстати, Арсен зовут, это, – он указывает на третьего, – Тимур, ну, а это, – указывает на первого, – Егор. Мы едем из Москвы в Пятигорск. И раз уж мы попутчики, давай знакомиться.

– Тина, – говорю тихо, боязно мне.

– Что за имя такое?

– Сокращенное, от Кристины, – поясняю привычно.

– Ну, тогда можешь называть меня Сеня, – добродушно улыбается Арсен. – Давай, спускайся к нам, вместе веселее.

– Если вы попробуете, – говорю я, наконец, обретя голос…

– Да не будем мы ничего пробовать. Мы обычные парни. Посидим просто вместе, выпьем, никто приставать к тебе не будет, – Тимур протягивает мне руку, – давай помогу спуститься.

Не собираюсь брать его руку, хочу сама спрыгнуть, в конце концов, почему не выпить бутылочку пива? Но новый знакомый ловит меня за талию и аккуратно опускает на пол.

– Спасибо, – усаживаюсь рядом с Егором, Тимур возвращается на свое место.

Арсен протягивает мне открытую бутылку с пивом.

– Угощайся, – обводит рукой стол, уставленный едой, – нас снабдили так, что втроем с этим всем мы не управимся.

– Как снабдили? – слово мне не понятно, и я, по привычке, без стеснения спрашиваю, наслаждаясь первым глотком прохладного пива.

– В смысле, как снабдили? – Егору мой вопрос не понятен. – Наготовили и дали с собой.

– Поняла, – киваю.

Парни переглядываются с усмешкой.

– Ладно, – выдыхаю, все равно придется объяснять, – я не тупая, – Арсен снова ржет.

– Уже хорошо! – он даже в ладоши хлопнул.

– Дай объясню, – уверенно, как Юра учил, говорю я, – мне иногда тяжело понимать, потому что я не носитель русского языка.

– А какого ты носитель?

«Если с первого раза не понимают, значит, объясняешь не правильно» вспоминаю слова Юры. Да, значит, не правильно. Как же я привыкла, что он всегда рядом, и всегда поможет, выручит, подскажет. Мне становится все сложнее без него. Вот сейчас бы он все четко объяснил парням.

– Я из Америки, Лос Анджелес, – поясняю, – училась в школе в Москве, теперь еду в Пятигорск, мой парень в армии, служит там.

– Нихрена себе, – присвистывает Тимур, – молодец!

По их запросу я вкратце рассказываю всю историю моего переезда в Россию. Что родителей нет и я сама по себе, конечно, умалчиваю. Юра сказал об этом никому не говорить, да и вообще не говорить, что я из Америки, но почему-то я не полностью запомнила, как объяснять свое непонимание.

В моем мобильном забиты номера телефонов дяди Руслана и Розы, на крайний случай. Юра заставил меня зазубрить эти номера. Но я пообещала себе не пользоваться ими.

Вообще, неизвестно, как отнесется Юра к тому, что я приеду, ведь он настаивал на том, чтобы я оставалась в Москве как минимум до совершеннолетия. Ведь если сейчас вернуться в Америку, из страны меня могут не выпустить. Но реклама железных дорог, высветившаяся на экране ноута, изменила этот план. Я хочу к своему парню.

– А где ты там остановишься? – Тимур заинтересован моим повествованием.

– Не знаю, сниму квартиру, а пока остановлюсь в гостинице. Там ведь есть гостиницы?

– Есть, конечно. Если хочешь, можешь пока остановиться у меня, а потом я помогу тебе найти квартиру.

Опасность! Красная кнопка в пьяной, после пары выпитых бутылок пива голове, пиликает, и я мотаю ей, видимо с таким рвением, что Сеня снова смеется. Я злобно смотрю на него, сузив глаза, мне надоедает его постоянный ржач.

– Ты смешная, – выдыхает он сквозь смех. – Тебе нечего бояться. Мы все остановимся у Тимки, мы едем к нему в гости на пару недель. Потом мы с Егором вернемся в Москву.

– Я родом из Пятигорска, – поясняет Тимка-Тимур, – просто учусь в Москве. И, можешь поверить, мы не обидим девушку, которая едет в армию к своему парню, – он по-доброму улыбается. – Так что можешь присоединиться к нашим экскурсиям. Сразу по приезду мы поедем домой отсыпаться, на следующий день пойдем в гости к моей бабушке, это, знаешь, святое, тем более она живет в деревне, где есть речка, так что устроим себе вылазку на природу, а бабушка снабдит нас самой вкусной в мире едой. На следующий день будем знакомиться, а кто и видаться с моей мамой.

– Но мне надо сразу к Юре, а потом уже искать квартиру, рядом с его частью.

– Так ты сначала отоспись в гостях, – Егор открывает четвертую бутылку, все уже достаточно пьяны, – а потом мы тебя проводим.

– Ага, – поддакивает ему Сеня, – сдадим тебя, так сказать, из рук в руки.

– Ага, – Егору, кажется, эта идея не очень нравится, – вот тебе бы понравилось, если бы твоя девушка заявилась к тебе в часть с тремя незнакомыми тебе парнями?

– Ну да, без нас туда идти будет лучше, – Тимур отвечает после полуминутного раздумья, – но мы хоть довезем.

– Я бы полез в драку, – протягивает Егор.

Все мои опасения оказываются напрасными. Выпив третью бутылку и умывшись, я, с помощью Тимура, поднимаюсь на свою полку и засыпаю. Никаких приставаний и домогательств! Есть все-таки хорошие люди! Обожаю Россию!

Парни сидят за столиком до самого утра, так что нормально поспать мне не удается. Ворочаясь, я мечтаю поскорее увидеть Юру и Олега. Юру, конечно в первую очередь.

Как и предлагали парни, еду к Тимуру, где они приютили меня в маленькой комнатке, а сами улеглись в другой.

Утром с наслаждением провожу минут сорок в душе, завтракаю яичницей, и новые знакомые довозят меня до части Юры, где оставляют с листочком бумаги с написанным на нем адресом и телефоном Тимура. Вещи я пока оставила у него.

***

– Тина! – он идет ко мне быстрым шагом, улыбается во весь рот.

Как же ему идет эта форма защитного цвета. Начищенная до блеска бляха на массивном ремне отражает солнечный луч, заглядывающий через окно в небольшую комнатку. Прыгаю от радости и хлопаю в ладоши, кидаясь ему на шею. Вдыхаю армейский, непривычный для носа, запах мыла.

В углу комнатки, за небольшим столом сидит парень наших лет в такой же, как у Романова форме, напротив него женщина, наверное его мама.

– Я так соскучилась! – целую иссохшиеся губы, запрыгивая на него с ногами, обхватываю ими его торс.

Он держит меня за бедра, сжимая их длинными пальцами, и пошли в попу все, кому не нравится это зрелище! Не могу отлипнуть от него.

– Хорошая, как ты тут?

– На поезде приехала, – снова прилипаю к его губам и провожу ладонью по колющемуся ежику на его голове.

– Романов! – слышу грозный рык справа и поворачиваю туда голову, – тут не дом свиданий, а Российская Армия!

– Виноват, товарищ прапорщик, – Юра аккуратно ставит меня на пол.

– Извините, – виновато произношу своим самым милым голоском, не оставляя мысли о попе в которую все должны идти, – я просто очень долго ехала, а потом часть вашу искала.

– А что тогда без гостинцев? – товарищ прапорщик, с виду лет двадцати семи, подходит к нам и проходится по мне взглядом.

– Да я вот только с поезда, не успела еще ничего. Найду квартиру и приду с гостинцами.

– Откуда ехала?

– С Москвы, товарищ прапорщик, – я встаю по стойке «смирно», вытянув руки по швам, как на физ-ре, но улыбку с лица смести не могу.

– Она мне нравится, – улыбается товарищ прапорщик. – Ладно, Романов, если такая красота к тебе с самой столицы прилетела, тогда даю два дня увольнения.

– Спасибо, товарищ прапорщик, – я готова его расцеловать.

– Завтра, – важно поясняет он, улыбаясь одними глазами. – Пока видайтесь, – и удаляется к другому столику для свиданий, возможно, ему просто скучно и хочется поболтать, блеснуть остроумием и добротой, но это не важно, сейчас ничего не важно кроме того, что я могу обнимать своего парня.

Юра притягивает меня к себе и целует так жадно, что я не могу улучить момент и набрать воздух в легкие.

– Романов! – снова рык справа, – если ты сейчас начнешь делать то, что должен делать в увольнении, то давать тебе увольнительную уже не будет смысла!

– Виноват, товарищ прапорщик, – смеясь, Юра отлипает от меня и садится за столик, приглашая меня рукой. – Он теперь отсюда не уйдет, похоже, ты ему понравилась, – шепотом говорит он, гладя мои ладони.

– Прапорщик в армии – снова этот громоглас, – это основное ее оружие! – глаголит товарищ прапорщик, – он должен обладать точным взглядом и прекрасным слухом, Романов!

Юра смеется. Кажется, товарищ прапорщик обращается именно к нам.

– А ты ему не нравишься? – спрашиваю я почти одними губами, переживаю, не хотелось бы, что их с Олегом снова куда-то перевели, как после неизвестной мне истории.

Юра мотает головой, смеется, подмигивает мне. Это значит, что все в порядке.

Не могу насмотреться на его красивое, потемневшее от загара лицо. Он облизывает губы, останавливая язык на нижней. Четкий подбородок напряжен, темно-зеленые глаза поблескивают а правая бровь двигается вверх. Так бы и набросилась на него. Прямо сейчас. Прямо тут. Жаль, прапорщик вряд ли будет рад этому зрелищу.

– Я не могла не приехать, извини. Я сообщила Розе, куда поехала. Я так хотела видеть тебя. Я не смогу без тебя целый год. Устроюсь тут на работу куда-нибудь, сниму квартиру. Возьму академический год в универе.

– Тина, ты должна была сидеть в Москве, мы же договорились.

Он хочет казаться серьезным, но не может. Я вижу, как светятся его глаза от того, что я тут. И в этом мире вряд ли есть что-то более важное, чем быть нужной этому человеку.

– Это ты договорился, я была против. Почему мои желания никогда не учитываются?

Я еще с окончания школы хотела поехать с ним. Не хотела поступать без него. Но этот год оказался тяжким на события, и я решила пустить все на самотек. Но я не собираюсь торчать без него в Москве, в его квартире все лето, а потом еще целый год. В голове все кувырком. Я не могу упорядочить свои мысли. Мне страшно лететь в Америку, хоть и очень хочется повидаться с друзьями и побывать дома. Даже если теперь там никто не ждет меня. Кроме того, мои финансовые запасы подходят к концу, а социальные выплаты, положенные мне, перечисляются на счет деда, и он в любой момент может прекратить переводить их мне, а значит, в любую секунду я могу остаться без средств к существованию.

Сижу перед Юрой и не понимаю, что делаю тут. С другой стороны, он – моя жизнь. Именно для него я вернулась в Москву и поступила в университет, бросив родителей.

Я не могу сказать ему обо всем, что творится в моей голове. У него достаточно своих проблем, чтобы забивать его голову еще и своими. Я просто буду сейчас с ним, потому что не могу иначе. Я хочу быть с ним, хочу видеть его. Решение должно прийти само.

– Давай не будем сейчас об этом. Ты уже тут, не вижу смысла спорить.

– Я не хочу жить в Москве без тебя. Мы уедем вместе, когда тебя выпустят, – мечтательно протягиваю я.

Я знаю, что это возможно. Я хочу быть рядом с ним. Учеба никуда не убежит. Куда мне торопиться? Найду работу в этом городке и буду ждать его в увольнениях.

Юра смеется. Я не понимаю, чем вызван его смех, поднимаю брови в вопросительной мине, он лишь крепче сжимает мою руку.

– Не выпустят, а отслужу, и меня демобилизуют, – поясняет он, и я выдавливаю улыбку, потому что мне вдруг становится не до смеха.

В голове все ярче проступает мысль, что я все делаю неправильно. Юра хорошо выглядит, строит планы на будущее, в котором нет мне места, он не нуждается во мне сейчас. Что бы ни было в его голове: демобилизация, совместная учеба, мой переезд к нему «насовсем», все это будущее… Мне нет там места, у меня будет другая жизнь. Мне не до учебы… Чем я буду платить за учебу? Первый курс был оплачен папой. Кто будет платить дальше? Я вдруг понимаю, что дела с наследством могут затянуться на годы. В голове откуда-то берутся мысли, что дед может начать препятствовать. А значит, я должна пойти работать, чтобы платить за учебу. Почему я не думала об этом, когда ехала сюда? Я подавила в себе эти мысли, чтобы не чувствовать вины перед родителями за собственные желания и прихоти. Я не имею больше права на них.

И тут в голове немного проясняется. Я просто сейчас дам волю себе. Немного передохну после первой в жизни сессии. Затем буду искать подработку и откладывать деньги. Много ли мне нужно на жизнь? Обойдусь без новых шмоток. За год, который проведу тут, подкоплю денег, чтобы иметь возможность заплатить за следующий курс. А дальше что-нибудь придумаю. В конце концов, решаются же наследственные дела.

– Что-то случилось? – удивительно, как он чувствует меня.

– Нет, все хорошо. Честно говоря, я немного устала от поездки, и мне надо еще найти квартиру, где остановиться. Я пока оставила вещи у одного парня, – чувствую резкую боль в руке, Юра слишком сильно сжал ее, – ой…

– Где ты оставила вещи? – его голос напрягся, поднимаю на него глаза, мне нечего стыдиться.

– Я в поезде познакомилась со студентами. Их трое. Они из Москвы, ехали сюда в гости к одному из них. Его зову Тимур, вот у него я пока остановилась, – улыбаюсь. – Юр, это чтобы поскорее к тебе приехать. А то я пока бы искала квартиру, потом часть твою, это было бы долго. А тут я отоспалась и они меня к тебе довезли.

– Ты у них ночевала? – отпустил мои руки, откинулся на стуле, смотрит прямо в глаза, не моргая.

– Да. Юр, ну неужели ты думаешь, что я способна изменить тебе? Неужели думаешь, что если бы я сделала что-то подобное, то рассказала бы тебе об этом? Я думала, ты доверяешь мне, после всего, что было.

– Хорошо, – кивает он, достает мой мобильник из сумочки, лежащей на столе, забивает в него что-то, – тут адрес. Мы эту квартиру сняли с Олегом, чтобы тусить там в увалах, – видит непонимание в моих глазах, – это увольнение, – объясняет он, и я киваю. – Она снята на весь срок нашей службы. Телефон хозяйки тоже записал, ее зовут Таисия, я позвоню ей и сообщу, что ты будешь там жить постоянно. Там в шкафу, в комнате, найдешь наличку и карту, можешь брать, сколько тебе нужно. Я не хочу, чтобы ты устраивалась на работу, – хочу возразить, – я не хочу, чтобы ты работала, – повторяет он членораздельно, – не спорь, Тина, давай не будем сейчас спорить, хорошо? – я киваю.

– Скажи это, – просит он, всегда так делает, ему нравится, когда я отвечаю.

– Я поняла, я не буду спорить, и я не стану искать работу.

– Круто, – он улыбается и снова берет меня за руки, одну подносит к своим губам и целует, все так же смотря в мои глаза, и я ощущаю тепло, пробегающее по спине снизу вверх, он еще никогда так не делал, я улыбаюсь, я счастлива, в голове снова все путается, я не могу выстроить план своих действий. – Завтра я приеду с самого утра. И лучше тебе сегодня лечь спать пораньше, – снова целует мою руку, прижимаясь к ней губами на несколько секунд, в течение которых водит языком по моей коже, – потому что я очень соскучился, – продолжает он, оторвав губы от руки, и я чувствую жар, покрывающий мое лицо, в то время как его глаза сверкают возбуждением. – Забери вещи от своих новых друзей и можешь пригласить их вечером к нам, я хочу знать, у кого ты ночевала. Но до вечера, – он проводит языком по нижней губе, и мой язык непроизвольно высовывается изо рта и проходит по губам, – ты будешь лежать на кровати выполняя все, о чем я попрошу тебя, Тина.

– Поверь, если бы не товарищ прапорщик, я уже залезла бы под стол, – вырывается у меня.

– Нет, не говори так, – проводит кончиками своих пальцев по каждому моему пальчику, мои руки напряжены, – мне не нравится, когда ты говоришь, как … м-м, – подбирает слово, заменяющее «шлюха», я знаю, что он этого не любит, но я так возбуждена, что действительно готова сделать это прямо сейчас, – когда ты ведешь себя развратно. Ты слишком милая для таких слов.

– Но завтра…

– Завтра, – перебивает он, – и во все последующие разы, в кровати, подо мной, ты можешь говорить все, что придет в твою возбужденную голову.

– Что тебе приготовить? – перевожу я тему, потому что на языке вертятся только слова, которые ему не понравятся.

– Ничего. Умоляю, – Юра тоже пытается прийти в себя, потому что ему-то еще в казарму возвращаться, а я уверена, что его член уже ждет меня в полной готовности, – только не готовь, – смеется он.

– Эй! – возмущаюсь я, но не могу сдержать улыбку, мы оба знаем, что как повар я совершенно бесполезна. – Я прекрасно готовлю! Я непризнанный гений кулинарии! Гениев никто никогда не понимает…

– Яичницу! – останавливает он меня, снова прижимаясь губами к моей руке, и я уже не могу жить без этого его движения. – Приготовь мне яичницу. Я обожаю ее. Никто не жарит ее лучше тебя, – он говорит уверенно, сарказм почти не чувствуется, и я почти верю, что действительно ни разу не сожгла яйцо на сковороде. – Я сделаю вид, что это самая моя любимая пища и буду уплетать за обе щеки. Немного масла, три яйца, соль, ветчина, четыре минуты на среднем огне, крышкой не закрывай, это очень просто. Я верю в тебя, – он говорит почти в мою руку и вибрация от его смеха накрывает ее.

– Смотри, ты обещал, – важно говорю я. – Ты будешь есть с аппетитом, и нахваливать.

– Тина, я так хочу тебя, что ты реально поверишь, что лучший повар во вселенной, – он поигрывает бровями и я не могу сдержать смеха.

– Романов!!! – громоглас возвращается к нашему столику, – ты решил весь срок службы тут просидеть?

– Виноват, товарищ прапорщик, – резво говорит Юра и встает. – Мы уже прощаемся.

– Смотри у меня, – подозрительно произносит, вероятно, будущий полковник и отступает от нас.

Я подхожу к Юре, он притягивает меня к себе, я тянусь к его губам, но он не целует мои губы а прижимается своими к месту за мочкой ушка: «Я рад, что ты тут», – шепчет он, гладя мою спину, – «Я скучал».

– Я тоже, – говорю я, – поцелуй меня.

– Все завтра, хорошая, – шепчет он, проводя языком по ушку, и я дергаюсь от мурашек, – приготовься, возможно, я не смогу быть нежным.

Его дыхание ровное, а мне не хватает воздуха, и я вдыхаю его ртом столько, сколько могут вместить мои легкие. Я хочу завтрашний день. В голове уже больше нет ничего, кроме того, что происходит сейчас. Я ни в чем не виновата. Мне девятнадцать, я имею право быть счастливой… Деньги, наследство, старики, все потом…

Он целует мою шею, я вздрагиваю, когда он втягивает нежную кожу. Завтра будет засос. Юра любит их, потому что так понятно, что я его, я сама попросила его однажды об этом. Он помечает меня. Я возбуждаюсь от этого, он знает.

Отпускает меня и молча уходит. Через несколько секунд скрывается за дверью, из которой появился. Я стою некоторое время у нашего столика для свиданий и глубоко дышу, потом замечаю, что солдат, сидящий за угловым столиком, прервал разговор со своей посетительницей и с интересом разглядывает меня. Улыбаюсь своей лучшей улыбкой и почти выбегаю из помещения.

***

С широченной улыбкой на лице иду пешком по тротуару, останавливая прохожих и спрашивая о нужном мне доме. Мне указывают сторону, где находится нужная улица. Не спешу, мне некуда спешить, вещи забрать я успею, купить продукты тоже. Я хочу просто идти и улыбаться, наслаждаясь ярким солнцем, легким ветерком, недоспелым виноградом, который срываю украдкой с живых изгородей, насаженных у дороги. Подпрыгиваю у абрикосового дерева, срываю не дозревший фрукт, обтираю его о ткань легкой майки и отправляю в рот. Я счастлива! Завтра Юра будет рядом, будет целовать меня, возможно, не нежно, как он пообещал, и это будоражит. Тело все еще дрожит, приятное тепло разливается внизу живота, я напряжена, возбуждена и хочу обнимать прохожих, с улыбкой проходящих мимо.

Квартира находится недалеко от части, где служит Юра, что не удивительно. Думаю, они с Олегом, специально выбрали такое расположение, чтобы не тратить время на перемещения. Мне это тоже по душе. Да мне сейчас все по душе. Рядом с домом, где находится мое новое жилище, стоит кафе, откуда доносится запах одного из моих любимых русских блюд – шашлычка, и я смело захожу туда. Съедаю огромный антрекот, запиваю стаканом томатного сока и откидываюсь на спинку стула, ощущая, наконец, желанную усталость. Почему желанную? Потому что я боялась, что не смогу уснуть от возбуждения и переполняющих меня чувств. А я должна хорошенько поспать, чтобы завтра отдать все свои силы Романову.

Втянув живот, захожу в магазин, где набираю два огромных пакета с продуктами и пивом. Превозмогая боль в руках, затаскиваю их на второй этаж, где пару минут вожусь с замком двери и, наконец, оказываюсь в квартире, где планирую провести ближайшие несколько месяцев. Раскладываю продукты на кухне. Обследую жилище.

Кухня довольно просторная, все вычищено до блеска, скорее всего, парни наняли домработницу, вряд ли они сами занялись бы уборкой. В шкафчиках полно утвари, но продуктов почти нет, значит, еду они заказывают. Ну конечно, кафе же в двух шагах от дома. Они гении! Обожаю их! В ванной и туалете идеальная чистота, две мочалки, четыре полотенца, несколько баночек со средствами гигиены. Следов пребывания женщин не обнаружено, что довольно странно, ведь если у Юры есть я, то у Олега никого нет, скорее всего, он сюда кого-то приводит. Это не важно, Олег имеет на это право. Коридор, как коридор, две пары обуви внизу небольшого шкафчика и больше ничего. Прямо по коридору большой холл, нет, это называется зал. Кинотеатр на пол стены, предполагаю, парни сами его купили, чтобы комфортнее проводить время. Огромный угловой диван, посерение столик, стены обклеены белыми обоями, мебели больше нет. Из залы ведут две двери. Захожу в правую. Большая кровать, старый ковер с мелким ворсом и шкаф, дверь на балкон. В шкафу небольшая стопка одежды, пачка презервативов, сигареты, конверт. В конверте пачка денег и пластиковая карта. Балкон не застеклен, тут стоят два плетеных кресла и стеклянный столик, на нем пепельница. С балкона видно кафе, где я только что наела килограмм. Во второй комнате точно такой же набор мебели, что и в первой, только ковер, занавески и покрывало на кровати другого цвета. В шкафу лежат такие же вещи. На пустой полке мое фото. Улыбаюсь, мое фото! Это комната Юры. Тело снова напряглось так, что я непроизвольно хлопаю в ладоши, выпуская из груди стон, и даже подпрыгиваю. Надо как-то заканчивать с этими непроизвольными движениями, а то если это случится на людях, мне будет очень дискомфортно. Буду следить за собой.

Рассматриваю фото. Оно с выпускного. Я сижу на сваленном дереве, на поляне, куда мы высадились с катера, на заднем плане накрытые столы, ноги вытянуты, короткая пышная юбка зеленого шелкового платья не прикрывает их, ногти накрашены ярким розовым лаком, туфли валяются недалеко, тогда я их сняла. Прядь волос, развеваемых ветром, опустилась на обнаженное плечо, другую прядь я намотала на палец и немного вытянула вперед рукой, так что на запястье виден жемчужный браслет, подаренный Юрой. Другой рукой опираюсь на дерево, на котором сижу. Смотрю прямо в кадр, широко, открыто улыбаясь ярко розовыми губами. Я выгляжу тут как кукла. Я так хотела. Специально подбирала ткань для платья в цвет глаз, а лак и помаду в тон друг другу. На обороте фотки написано моим немного кривым почерком: «Я всегда буду только твоей».

Здорово, что он взял с собой именной эту фотку, она нравится мне.

Позвонила Розе, сообщила, что устроилась, что с Юрой все в порядке, чтобы старушка не переживала, а то она и сама порывалась ехать со мной. Но зачем она нам тут?

Позвонила Тимуру, назвала свой адрес. Вечером парни привезли мой чемодан, а в придачу целый пакет вкусностей со стола бабушки Тимура. Пригласила ребят посидеть на балконе, выпить пива, но у них оказались другие планы. На предложение приехать завтра для знакомства с Юрой ответили положительно, предположив, что ему, действительно будет спокойнее, если он узнает, где и с кем ночевала его девушка.

Попробовав вкуснятину из чудесного пакета, привезенного Тимуром и его друзьями, я сбегала до кафе, оформила заказ на завтрашнее утро и, наконец, улеглась в ванной.

Уснула, как и хотела, едва коснувшись подушки.

***

Запихнул в себя половину армейского завтрака, половину отдал Олегу. После построения рванул в увал. Жаль, что брателла не может пойти со мной. По дороге прикупил цветов – Тине будет приятно, она любит белые розы. Я всегда считал их банальными и даже безвкусными, но моя девочка никогда не отличалась хорошим вкусом, если судить по ее боевому раскрасу и супер мини хищных цветов. Ничего, со временем я смогу ненавязчиво изменить это в ней. Сейчас это не важно. Я едва смог уснуть из-за стояка, представляя ее. Не мог избавиться от ее запаха на своем воротничке и ощущения ее кожи на языке. Круто, что она приехала. Жаль, конечно, что не послушала меня и не осталась в Москве, но это не беда. Сессию же она сдала. Имеет право на каникулы. И это просто шикарно, что она решила провести их со мной. Думаю, мне удастся уговорить ее вернуться на учебу в сентябре.

Черт, какая же она красивая! Как дрожало ее тело, когда я притянул к себе ее бедра. Как крепко она обвила меня ногами и как жадно целовала. Как мило покраснела, когда я сказал, что не слезу с нее. Это правда, я не собираюсь отпускать ее из-под себя ни на минуту.

Открываю дверь ключом Олега, свой отдал ей. В квартире тишина. Слава Богу яичницей не пахнет, а то пришлось бы есть ее варево, а это никогда не доставляло мне удовольствия, с плитой Тина не дружит. Тихо прохожу в свою комнату. Она спит. Такая маленькая. Из-за жары скинула с себя одеяло. На ней только стринги (ненавижу их!) и больше ничего. Она валяется на животе, раздвинув ноги, раскинув руки. Блестящие черные волосы волнистым беспорядком раскинулись по подушке и спине, достают до бедер, а одна прядь спала с кровати и змейкой свернулась на полу. Никогда не понимал, как она с ними управляется. Но они, определенно мой второй фетиш после ее глаз. Щекой уперлась в подушку, я вижу только половину ее лица, рот слегка приоткрыт и это заставляет мой член затвердеть. Короткие пряди волос у лица завились в смешные тнкие локоны и непослушно торчат в разные стороны, это придает ее лицу какое-то хулиганское, и в то же время кукольное выражение.

Аккуратно кладу букет в свободный угол кровати и прикрываю дверь. Мне нужен душ.

Слышу, как открывается дверь, одергивается занавеска.

Тина стоит передо мной. Белое подобие трусов оттеняет оливковую кожу. Рассматриваю ее тело. В ней ничего не изменилось за эти несколько месяцев, которые я не видел ее обнаженной, такая же тоненькая талия, девичья грудь с острыми розовыми сосками, стройные ножки. Я хочу, чтобы она повернулась спиной, я хочу видеть ее зад. Я обожаю ее бедра. Я хочу сжать их так сильно, чтобы оставить синяки от своих рук. Это вообще нормально? Спокойно, я просто возбужден. Я не должен причинять ей боль. Она кажется такой хрупкой. На ее щеках проступает румянец. Удивительно, после всего, что было между нами, она еще стесняется.

Девочка привычным движением закидывает руки и завязывает волосы в узел, снимает стринги и хочет залезть в ванную.

– Умойся, – задвигаю занавеску в ванной, отделяя Тину от себя.

Я не хочу трахать ее в ванной. Я хочу видеть ее тело, распластавшимся по кровати, хочу гладить его, хочу прикоснуться губами к ее груди, запустить руки в ее волосы, провести языком по линии ее шеи и оставить засос на нежной коже.

Стою под теплыми струями воды, пытаясь прийти в себя, с нажимом тру лицо. То, что происходит сейчас внутри меня мне не знакомо. Я чувствую раздражение, и, кажется, еще ожесточение. Мне стоит начинать бояться себя? Закручиваю кран горячей воды, и ледяные струи заставляют меня поежиться. Я должен успокоиться. Почему я так возбужден? Я хожу в увал раз в две недели. Последний раз был пять дней назад, и я снял телку в ресторанчике, где ужинал. Меня что, совесть мучает? Типа, я Тине изменил?

Ну да, получается, изменил… Секс – мое слабое место… Нет, мое слабое место Тина, и это меня бесит. Когда ее долго нет рядом, я перестаю себя контролировать. Она часть моей жизни уже почти два года, стала ей сразу, как только я увидел ее на лестничной площадке в школьном общежитии. Я привык, что она рядом, я хочу, чтобы она была рядом всегда. Мне даже не обязательно ее видеть постоянно, я просто должен быть уверен в том, что когда я захочу увидеть ее или прикоснуться к ней, она будет рядом для того, чтобы я смог сделать это. Эгоистично? Конечно. Но мы же все люди – эгоисты, разве не так? И если есть возможность держать ее при себе, то почему бы этого не сделать? Будь она рядом в увал на той неделе, у меня не возникла бы потребность в той телке, ведь когда Тина при мне, я не хочу никого другого. Да и ту телку я не хотел, хотя она была очень даже ничего, но мне нужен был секс, как простая механическая разрядка. Я не целовал ту деваху, как вообще ее звали?… Таня? Да плевать. Я не наслаждался ее телом, хотя там было на что посмотреть, я тупо вдалбливался в нее членом, и отправил восвояси сразу, как кончил. Я даже не думал о том, получила ли она кайф. Какая разница кончила она или нет? Мне интересен только оргазм Орловской. Блин, надо проверить, поменяла ли домработница постельное белье с прошлого раза, не хочу, чтобы Тина спала на нем.

– Юр, – ее голос выводит меня из мысленного транса, и я чувствую дрожь своего замороженного тела, – все в порядке?

– Да, – быстро выкручиваю кран с горячей водой, теперь надо согреться, – иди в спальню, я сейчас.

Дверной звонок, это еще кто?

– Ты ждешь кого-то?

– Нет, – мне кажется, что она улыбается, – я заказала мясо из кафешки внизу, – я знала, что ты не станешь есть мою яичницу.

Смешная. Знает свои минусы.

– Я открою.

Уходит.

Пакеты с готовой едой оставляет на кухонном столе.

Нахожу ее лежащей на кровати. Она хочет встать, когда я захожу в комнату. Но я останавливаю: «Лежи». Улыбается и облизывает губы. Но ничего не может возбудить меня сильнее, чем я уже возбужден. Почему я так реагирую на нее?

Вытираю голову полотенцем и сажусь рядом с ней на кровать. Она тянется ртом к члену. «Нет, иди ко мне», – притягиваю ее к себе, хочу ее губы. Глажу их большим пальцем, отгибаю нижнюю, блуждаю глазами по ее лицу. Мне нравится линия ее скул и пухловатые щечки, маленький носик, тяну ее к себе за подбородок и целую его, потом перехожу к губам. Она открывается навстречу мне, и я чувствую ее язык, провожу своим по ее небу, втягиваю в себя ее губу, снова ее язык. Она выдыхает мне в рот и я притягиваю ее за бедра, укладываю на кровать и целую ее тело. Мне все сложнее контролировать себя, и я больше не хочу сдерживаться, поэтому раздвигаю ее ноги и вхожу. Она вздыхает и выгибается. Кажется, я сделал это слишком резко.

– Нормально? – я должен спросить, я не хочу причинять ей боль.

Кукольная головка кивает и закрывает глаза.

– Смотри на меня, – мой голос слегка хрипит, я провожу рукой по ее животику, он напрягается – не закрывай глаза.

– Мне так хорошо, – она не может врать, она не умеет врать, тем более смотря мне в глаза, – не останавливайся, – голос тихий, на лице играет игривая улыбка, – я сырая со вчерашнего дня.

– А до этого? – двигаюсь в ней, глажу ее тело, провожу руками по талии и останавливаюсь на груди, интересно, она еще вырастет? – До этого сухая ходила?

– Я думала о тебе, когда сама… сама себя… рукой, как ты в школе… и, помнишь, ты купил мне подарок в наше первое лето, – затем она стонет.

Черт, мой разум туманится, когда я представляю, как она гладит свою промежность, как проталкивает в себя фиолетовый резиновый фаллос, и я начинаю двигаться в ней резче. Я даже немного ревную ее к ней же, это тело только мое, только я могу прикасаться к нему. Хочу сам дарить ей наслаждение и удовлетворение.

– Что ты делала?

– Ты знаешь…

– Нет, скажи мне.

Ее рука тянется ко рту, где она смачивает слюной пару пальцев, затем опускает ее к тому месту, где двигаюсь в ней я, и гладит себя, сжимаясь вокруг меня сильнее.

– Убери руку, – прошу я, стараясь замедлить движения, я не хочу кончать, я хочу трахать ее вечно, это не может закончиться быстро, она отрывает от себя руку и я накрываю большим пальцем место, которое она только что освободила от своих.

– Боже, – выкрикивает она, выгибается и обхватывает меня ногами, – Юра, это так хорошо, не останавливайся, – да я и не могу остановиться.

Нагибаюсь к ее лицу и провожу губами от ее подбородка до ушка: «Ты не будешь трахать себя сама, это мое тело, ты будешь кончать только при мне», – шепчу, наплевать, что веду себя как чертов собственник, можете считать меня извращенцем, хоть кем, если она хочет получать оргазмы, то пусть обращается ко мне. «Ты будешь кончать только подо мной. Все это» – стискиваю одной рукой ее бедро, она вскрикивает, веду рукой по телу и сжимаю легко ее горло, «мое, все твои оргазмы – мои», сжимаю ее грудь, прокручиваю сосок между двумя пальцами, она поворачивает лицо и вцепляется в мои губы.

– Я твоя, ты знаешь, просто я так скучала, – шепчет она, – ты ведь.., – не успевает договорить, глубоко вдыхает воздух, выгибает спину и сжимается вокруг моего члена, протяжно стонет, закрывая глаза.

– Смотри на меня, – я хочу видеть ее глаза, когда она на пике, это то, что мне нужно, это то, ради чего я живу именно сейчас.

Открывает. Зеленые глаза затуманены, фокусирует взгляд на мне «пожалуйста, не останавливайся, я вся твоя», – выдыхает она, подается вперед и… я чувствую, как ее зубы сжимаются у основания моей шеи… такого еще не было, рычу от ощущений, загоняю член в нее на всю длину, резко, сжимаю ее грудь, возможно до боли, почти опираюсь на нее, отрывая ее зубы от себя, она отталкивает одну мою руку и впивается зубами в то же место.

– Ты на таблетках? – не понимаю, как мой мозг выдал такой вопрос, я почти не способен думать, она мычит и от звука по шее идет вибрация. Я не понял, это положительный ответ? – Тина, – отрываю ее снова, за волосы, встречаюсь с ней глазами, – на таблетках?

– Даааа, – стонет она, но ее тело уже расслабилось, оргазм утихает, тело становится податливым, она двигается мне на встречу, – Юр, я хочу еще, – тянется рукой к своей промежности, я отталкиваю ее, от чего в ее глазах мелькает дикое выражение и я получаю пощечину обиженной рукой, – я хочу еще, – выдает она гортанный звук и я усмехаюсь, вынимаю член из ее тела.

– Будет тебе еще, хорошая, – смеюсь, моя дикость, с которой я пришел сюда утихает, остается только здоровое возбуждение. Целую ее, а потом переворачиваю на живот, ставлю на четвереньки, – я хочу твой зад с самой школы, – сжимаю ее бедра, потом провожу языком по позвоночнику, она стонет, выгибается, подставляясь под меня, но мне нужно ее согласие, мне важно, чтобы она тоже хотела этого.

– Юр, – боязливо говорит она, – не надо пока, пожалуйста, – такой нежный голос.

– Нет, так нет, я переживу, – я не задал бы вопрос, если ответ был мне не важен, целую ее шею, входя в нее снова, поглаживаю бедра. – Но, Тина, – обещаю я, – однажды я доберусь до этой твоей части.

Вот, что отличает Тину от других. Мне важно ее согласие. Деваху из ресторанчика я трахал, как хотел, я не спрашивал ее мнения.

Тина смеется, прерывая стоны, прижимается грудью к кровати, разводит ноги шире, все ее тело вибрирует: «Юр, жеще, я прошу».

– Мне нравится, когда ты просишь, милая, попроси еще раз, – говорю нежным голосом, мне нравится, когда она начинает умолять, мои движения мягкие, осторожные, ее довольно легко растравить.

– Юр, – она ластится по кровати, – я обожаю твой член, – ускоряю темп, чувствую, что скоро кончу, – пожалуйста, кончи в меня, – теперь сильнее вбиваюсь в нее, ее тело начинает трястись, – я так хочу почувствовать твою сперму внутри себя, – сжимает простынь кулачками и кричит, двигаясь мне навстречу, насаживаясь на меня и я кончаю в нее, делаю еще несколько движений и прижимаюсь к ее спине своей грудью.

– Я не мог уснуть полночи, представляя, как буду трахать тебя, – шепчу я ей на ушко и вынимаю из нее член.

Она падает на живот, под тяжестью моего тела и трясется в оргазме еще несколько секунд, глубоко дышит. Переворачиваю ее лицом к себе, смотрю на ее искаженное эмоцией лицо и кайфую. Хорошо, что я остановился тогда на лестнице и поздоровался с ней. Улыбаюсь и валюсь рядом. Глажу ее тело, она утихает.

***

– Это было круто, – говорю я обессилено.

– Не расслабляйся, душ, еда и повторим, – он лежит на спине, притянув меня к себе.

– Да ладно, тебя не хватит, – округляю глаза в удивлении.

– Детка, армия тренирует в мужчине выносливость, – говорит важно, но на лице ухмылка, а в глазах играют чертики.

– Мне стоит начинать бояться? – смеюсь я.

– О да! – смотрит хищно, ухмылка не сходит с его лица. – Скоро ты будешь просить меня остановиться. И, угадай, что?

– Что?

– Я не остановлюсь, хорошая.

И он действительно не останавливался. До восьми вечера: душ, еда, секс, душ, еда, секс…

Последний раз я просто лежала, а он пользовался моим телом по своему усмотрению, загибал как хотел, крутил, как ему надо. А я могла только кричать до хрипоты.

Я даже немного обрадовалась приходу гостей.

– Ты в норме? – смотрит на меня с жалостью, пока мои пятигорские друзья распаковывают пакеты на кухне.

– Вроде да, – хрипло говорю я.

Но, кажется, это не совсем правда. Горло саднит, похоже, я сорвала голос. Это вообще прилично так кричать? Мои губы распухли, как и соски. А еще моя нога болит, Юра слишком сильно выгнул ее.

– Тина, – обнимает меня, прижимая к своей твердой груди, – я не хотел так тебя мучить, просто не сдержался.

– Юр, мне понравилось, – улыбаюсь, – но будь все же аккуратнее, я вся в синяках, и … ты действительно сделал мне больно пару раз.

– Блин, – целует мой лоб, заставляя чувствовать свою к нему принадлежность, – я правда, не мог остановиться, я просто смотрю на тебя и возбуждаюсь. Я буду аккуратнее. Ты права.

– Конечно права, Юр, – не могу не улыбнуться, он смотрит так нежно, гладит меня по голове, – мне с этим телом еще жить.

– Тина, – смеется, – не поверишь, мне жить с этим же телом. Я понял тебя, я постараюсь быть аккуратнее.

– Очень на это надеюсь, – обнимаю его.

– Ладно, пошли, познакомишь меня со своими новыми знакомыми.

Парни пили всю ночь. Гости ушли только с рассветом. Я уже спала к тому времени.

***

Новые друзья Тины оказались нормальными парнями. Круто провести время с людьми, не носящими солдатскую форму и не писающими по расписанию. Да и учатся они в Москве, так что вполне возможно продолжить общение там, после дембеля, конечно. Но самое в этом хорошее, что на них можно положиться в отношении Тины. Она у меня девочка красивая. Очень. Но парни дали понять, что не претендуют на нее. А я дал понять, что пришибу любого, кто попробует претендовать. И теперь, пока они тут, Тина вполне сможет обратиться к ним с просьбой, если меня не окажется рядом.

Она спит, когда я, проводив гостей, валюсь рядом и забываюсь пьяным сном.

Просыпаюсь от звонка в дверь. Башка трещит. Но надо вставать, не хочу тратить увал на отсып. У меня сегодня планы до самого вечера.

Тина возится на кухне.

– Доброе утро, – улыбается мне, и внутри меня снова возникает непонятное чувство, рот сам растягивается в улыбке.

– Доброе, – целую ее.

– Юр, мне не хотелось готовить, я заказала завтрак.

Она прекрасно знает, что ее еду есть невозможно, но все равно делает вид, что умеет, но просто не хочет. А еще стесняется тратить деньги. Скорее всего, когда я вернусь в часть, она не потратит ни копейки из того, что я оставлю. Не знаю, как приучить ее к тому, что раз мы вместе, она может пользоваться моими деньгами. Я не обеднею. Вообще не представляю, на что она живет. Государство платит ей ежемесячное пособие, но скоро и его не будет. Роза сказала, Тина ничего не потратила из того, что я попросил ее оставить. И сейчас, увидевшись с ней, я точно это понимаю. Мне знакома вся одежда, которую я увидел на ней, и все остальные вещи. Значит, она не покупает себе ничего нового. Но у нее же все равно есть ежемесячные траты: средства гигиены (в одиннадцатом классе она закупала всякие бутыльки мешками, вся моя ванная заставлена ими), салоны, она ходила туда раньше каждые три недели. Да что там, одни таблетки, выписанные гинекологом, стоят не дешево. Надо поговорить с ней об этом.

Она не взяла ни купюры из стопки денег в шкафу, я проверил.

– Тина, – решил не откладывать, люблю, когда все четко, – почему ты денег не взяла?

Смущается. Сидит напротив, молчит, делает вид, что жует булочку с маком. Жду… Уже долго жует. Запивает теперь.

– Прожевала? – смеюсь.

– У меня есть пока деньги.

– Тина, давай говорить прямо, я не люблю юлить, ты знаешь. Ты не потратила ничего из того, что я оставлял. Ты не взяла ничего сейчас. На что ты живешь?

– Юр, разве это твое дело? – психует.

– Я ем сейчас за твой счет. Думаю, я имею право знать. Я просто не понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи.

– Мне не нужна твоя помощь. Я устроюсь на работу и …

– Ты не будешь работать, – резко перебиваю я ее. – Ты здесь из-за меня, и я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. И мы не уйдем отсюда, пока не обсудим всю эту ситуацию.

Молчит. Сохраняю спокойствие, во всяком случае, пытаюсь. Меня бесит, что она не может все рассказать. Не хочу, чтобы она что-то скрывала от меня. У нее не должно быть ничего, что надо скрывать. Она не должна делать вещей, которые придется утаивать от меня. Если человек не может прямо ответить на твой вопрос, значит, не хочет говорить чего-то. Это простая истина. Или это стыд? Скромность? Почему ей надо думать прежде, чем ответить на такой простой вопрос.

– Юр, – смотрит в тарелку, снова молчит, жду…

Молчание затягивается.

– Кристина, я не пойму, тебе есть что скрывать?

– С чего ты взял?

– Ответить не можешь, в глаза не смотришь. Если ты не готова быть откровенна со мной, то нахрена приехала? – она так и будет молчать, если не надавить на нее. – Куда ты тут устроишься? Официанткой пойдешь рабо…

– Мне стыдно! – кричит. – Стыдно, понимаешь, брать твои деньги! – вскакивает из-за стола. – Как будто я … как … как

– Во-первых, не ори! – бешусь, ненавижу, когда разговор проходит на повышенных тонах, но стараюсь сохранить голос ровным, – иди сюда, – подходит, притягиваю ее и усаживаю на колени. – Во-вторых, ты не как …, – понял, что она имела в виду содержанок, наверное, но я никогда к ней так не относился. – Мы вместе понимаешь? – смотрит на меня. – Что такого в том, что ты будешь пользоваться деньгами, которые у меня есть? Я беднее не стану. Я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась.

– Я возьму, – говорит тихо и опускает голову, а мне хочется схватить ее за плечи и встряхнуть. – У меня уже почти ничего не осталось. Это были деньги еще от родителей, они дарили мне чек на день рождения.

– Посмотри на меня, – выполняет. – Ты не виновата, что осталась без родителей. Но ты не одна, у тебя есть я, – смотрю ей в глаза, она снова перемещает взгляд, смотрит на мое плечо, очень, наверное, красивое. – Нет ничего плохого в том, что ты разрешишь помочь себе. Я не предлагал бы тебе ничего, улети ты в Америку. Ты поступила бы в колледж, жила своей жизнью, без меня. Но ты осталась тут из-за меня, я имею право участвовать в твоей жизни.

Молчит. Меня начинает напрягать это молчание.

***

Мне не нравится этот разговор. Лицо загорается краской, а от неловкости бросает в жар. Мне не хочется брать его деньги. Но я должна на что-то жить. Чек на машину, подаренный родителями на прошлый день рождения не резиновый, часть его ушла на оплату билета до Лос-Анджелеса и такси до Мид-Сити. Билет мне купил Коршун, не хотел брать деньги, но я засунула их ему в карман. Не хватало еще, чтобы друзья моего парня помогали мне деньгами. Еще мне пришлось купить новый ноут, так как старый самолично решил уйти на пенсию. Так же я потратилась на ремонт посудомоечной машины в квартире Юры. Он не должен узнать об этом.

– Что мне надо сделать, чтобы ты посмотрела на меня? – из мыслей выдергивает напрягшийся голос.

Смотрю на него.

– Я осталась не из-за тебя. Я осталась с тобой, – для меня имеет значение разница двух этих фраз. – И мне стыдно брать за это деньги. Получается, ты будешь платить за то, что мы вместе. Но я возьму, я ведь уже сказала.

Романов смеется. Просто и тихо. Еще бы… он никогда не был в моей ситуации, и не сможет понять, какого это…

– Не называй это так. Я бы никогда не стал платить тебе за то, что ты со мной, Тина, – касается моих губ своими.

– Ты не считаешь меня… что я…

– Нет, я не считаю так. Ты просто воспользуешься моей помощью, пока сама находишься в тяжелой ситуации. И я не хочу больше возвращаться к этому разговору. Ты обещала, и я жду от тебя честности.

– Спасибо, Юр, – улыбаюсь и тянусь к нему губами.

Почему все не может быть так просто и хорошо? Я у него на коленях, он обнимает меня, гладит по талии и спине, я целую его. Почему обязательно должны быть какие-то проблемы?

А что, если мне вообще не возвращаться в Америку? Деньги у Юры есть. Мы будем жить вместе. Мы всегда будем вместе. Всегда ли? Что, если однажды я надоем ему? Где я останусь? С чем?

Не стоит сейчас думать об этом.

– Юр, как ты относишься к утреннему сексу? – мне хочется, чтобы мое тело пропахло им, потому что у нас остался один день и я не знаю, когда снова его увижу.

– Я отношусь ко всем видам секса положительно, – его руки уже стягивают мою майку через голову, я вижу его хитро улыбающиеся глаза и ухмылку на губах, он знает, что хорош, – я бы занимался ежеминутным сексом с тобой, – облизывает мой сосок.

– Юр, только не как вчера, ладно, потому что у меня немного побаливает все.

– А как вчера и не получится, придется по-быстрому, у нас много планов на сегодня.

После быстрого утренне-кухонного секса Юра вызывает такси.

Мы едем к горной реке, где наслаждаемся друг другом и отсутствием других людей. Юра не уточнял назначение нашего пути, так что я ничего с собой не взяла.

– Это был мой хитрый план, детка, – смеется он, – тебе придется купаться голышом. Не парься, тут не бывает людей в это время.

– А вдруг? И вообще, ты даже полотенец не взял! – возмущаюсь я.

– Тина, где твое чувство здорового авантюризма? – раздевается, и остается в плавках. – Можешь купаться в белье, тоже ничего, – подмигивает мне и бежит к реке.

Усаживаюсь на траву. Как-то неловко. Смотрю, как Юра аккуратно заходит в воду, окунается.

– Пошли! – кричит и машет мне широкой ладонью, – тут круто.

Конечно, ему все круто, как-то вообще ночью в начале мая нырял в пруд. И было это не в теплом Пятигорске, а в промерзлом Подмосковье. Сумасшедший.

Ну а что? Погода как раз для купания. Солнце жарит так, что я чувствую капельки пота, стекающие по спине. На поляне никого нет. Когда я смогу еще вот так, среди бела дня искупаться голышом?

Раздеваюсь. Оставляю только стринги. «Эй! Лови меня!» бегу к Юре.

Он подплывает к берегу, разводит ладони в разные стороны «Входи аккуратно, тут камни скользкие».

Захожу и попадаю в его объятия, отчего ледяная вода не кажется такой уж негостеприимной. Целует меня «Правда, круто?» – говорит тихо в ушко, – «Мы как первобытные люди. В следующий раз на ночь приедем сюда с палаткой. Ты как?»

– Я с тобой хоть куда, – шепчу, ежась от холодной воды, – но лучше с купальником.

– Нет, – смеется, – на тебе и так много лишнего. В палатке ты будешь спать голой. Я уже думаю, как выбить еще парочку увалов.

После охлаждения в горной реке валяемся на траве, пытаемся обсохнуть. Солнце быстро нагревает наши тела. Целуемся. Нарвали несколько абрикосов. Юра сует один в мой рот. Кусаю и тут же выплевываю. Хохочу. Попался совсем кислый и твердый.

– Как насчет природного секса? – говорю не краснея, я возбуждена и раскрепощена.

– Ты сегодня в ударе? Я начинаю думать, что очень хорош. Ты поднимаешь мою самооценку, – важно усмехается он.

– Твоя самооценка, – глажу его член, – поднялась сразу, как ты вышел из реки, – улыбаюсь, сегодня нет места смущению.

– Так, – выгибает бровь, – моя самооценка хотела тебя и в реке, понятно?! Просто вода холодная и самооценка пряталась.

Смеюсь.

– Тина, – старается говорить серьезно, – это не причина для смеха. Мы мужчины, серьезно относимся к своей самооценке. Ты должна стараться держать ее на самом верху всегда.

– А я что делаю?

Снова секс. Сегодня, похоже, день секса. Я не чувствую стеснения. Я хочу сейчас быть голой, на природе, на нем, и не думать ни о чем.

С поляны уходим только часов в пять, так и не обсохнув. Юре надо вернуться в часть к восьми.

Заходим в кафе. Не обращаем внимания на сырую одежду. Мы счастливы.

– Не знаю, когда снова в увал отпустят, – говорит он, переодеваясь в форму. – Ты в часть не приходи, ладно?

– Почему?

– Не нравится мне, как на тебя парни пялятся, – хитро смотрит на меня. – И вообще, поздно одна не выходи, гуляй днем лучше. Купаться тоже одна не ходи. И далеко от этого района не …

– Я поняла, никуда не ходить, – смеюсь, мне нравится, что он ревнует.

Правильно, пусть знает, что я красивая, и на меня засматриваются парни.

– Не перебивай, – серьезно смотрит. – Тина, правда, не стоит одной разгуливать по незнакомому городу. Ты же помнишь, что было в прошлом году?

Киваю. Случай с помощником Романова по школьному совету мне не забыть. Больше я такого не допущу.

– Юр, я буду очень аккуратна.

– Чуть что новым друзьям своим позвони. Хорошо?

Киваю.

– Скажи, – настаивает довольно грубо.

– Хорошо. Я провожу тебя до части.

– Нет, ты не проводишь меня, – целует. – Говорю же, не ходи в часть. Какого хрена ты не слушаешь меня?

Мальчик моей мечты убегает. Смотрю с балкона, как высокая фигура с ежиком вместо привычно отросших жестких волос, удаляется все дальше, и скрывается за углом одного из домов.

Ну вот. Что мне делать тут одной? Работу искать не надо. В квартире довольно чисто. Чем заняться?

***

Первые пять дней, после ухода Юры, тянутся до отвращения долго. Романов звонит каждый день, как и раньше.

Иногда переписываюсь или созваниваюсь с девчонками. Сейчас они обе готовятся к первому курсу в колледжах. Немного завидую им. В их жизнях все четко и определенно.

Раскладываю вещи из чемодана в комнате Юры. Жаль, что взять удалось так мало.

После обеда гуляю, изучаю окрестности. В городе очень красиво. Большинство домов выглядят как из старых фильмов. Зато все кругом зелено, на деревьях и кустах полным полно разноцветных, жаль недозрелых, плодов. Те, что не за заборами, можно рвать, чем я частенько пользуюсь. А что, много я не съем, зато чувствую себя словно в райском саду. Стоит только протянуть руку, как в ней окажется какой-нибудь фрукт. Думаю о том, что через пару недель они будут таять во рту. Тут довольно чисто.

Один раз Егор, Тимур и Сеня везут меня на речку. В другое место, не туда, где мы были с Юрой.

А в субботу утром просыпаюсь от того, что кто-то ходит по квартире. Сначала пугаюсь, потом радуюсь, вскакиваю и выбегаю из комнаты.

– Юр! – кричу.

– Он передает тебе привет, – кричит Олег с кухни.

Улыбка слезает с лица. Но… не стоит расстраиваться. Вряд ли Юру будут отпускать каждую неделю.

Нацепляю халат поверх пижамки, захожу на кухню. Олег распаковывает пакет с продуктами.

– Здорово, – широченно улыбается и обнимает меня, подкидывая в воздух словно куклу.

Смеюсь «А ты подкачался!».

– Еще бы! – он показывает бицепс. – Там же скучно. А спортзал классный сделали, так что свободное время жмем, как можем. Я еще пресс прокачал, но тебе не покажу, еще приставать начнешь, – наливает целый стакан лимонада и выпивает его залпом.

– Даже не представляю, как смогу сдержаться от такого искушения, – усмехаюсь, мне не хватало наших с Олегом перепалок.

– Ну, ты уж постарайся, – важничает он, – мне надо сохранить силы. У меня сегодня серьезная программа.

– И что же она включает?

– Через пару часов придет Анжелка, – Самойлов плотоядно улыбнулся.

Краснею. Отвожу глаза. Самойлов гогочет.

– Блин, че ты краснеешь то. В школе мы берегли тебя от откровенных разговоров, но теперь то ты уже не девственница, – хитро смотрит на меня, поразительно, как они с Юрой похожи.

– Я тогда схожу погулять, наверное, – говорю смущенно, Олег еще сильнее стебется.

– Да, и лучше тебе погулять до вечера. Знаешь, я повешу на ручку двери, м-м-м, например, Анжелкин лифчик, хотя она должна прийти без него, чтобы быстрее было, – наблюдает за моей реакцией и веселится. – Пока он там будет висеть, тут занято. Ну, ты ж должна понимать. Я так полагаю, вы с Юраном тут два дня лифчик на ручке держали?

– Это… это… это вообще не твое дело! – психую, под веселый смех Олега, ухожу в комнату.

Иногда друзья Юры меня бесят. Да он и сам меня иногда бесит! Придурки!

– Тина! – стучит в дверь.

Ладно, хоть его друзья никогда не заходят ко мне без стука.

– Тина! Ну че ты психуешь. Я же шучу. Выходи, давай завтракать. Я знаю, ты скучала по мне.

Придурок! Ничего не скучала я!

Ладно, конечно скучала. Я б и Лешей повидалась бы. А то в моей жизни последнее время был только Коршун. А это полный вынос мозга.

Олег нарезает бутерброды, жарит омлет и варит кофе.

– Садись, – улыбается. – Приятного аппетита.

– Олег, я, правда, уйду. Ты скажи только на сколько?

Конечно, я уйду, я же все понимаю. Уверена, они с Анжелой, видимо, его армейской подружкой, будут, как и мы с Юрой полдня валяться в кровати. Просто это непривычно обсуждать. Парни между собой всегда говорили открыто на тему секса, а я не могла. Поэтому в школе они старались при мне не обсуждать интимные вещи, посмеиваясь, что я девственница и знать мне все не обязательно. Но потом оказалось, что я постоянно с ними, и они перестали скромничать со мной. Вообще, мне это нравилось, всегда интересно послушать, что у кого происходит в жизни, тем более сексуальной, можно много чего нового узнать. Конечно, тему нас с Юрой серьезно не затрагивали, но стебать очень любили.

– Тина, – опять посмеивается, – ты больная что ли? Никуда ты не пойдешь. Я же шучу. К Анжелке я уже заглянул. Вообще, она мне надоела. Так что мы сегодня с тобой пойдем искать мне новую телочку.

– Что?

– А что?! – поднимает брови, – ты не только к Юрке сюда приехала, но и ко мне, получается тоже. Так что сегодня будем развлекать друг друга. Значит, смотри, сначала сходим в кино, потом я погуляю тебя по парку. Уверен, Юран тебя не гулял. Потом где-нибудь перекусим. И, если так и не найдем мне новую жертву на вечер, то я снова загляну к Анжелке. К восьми мне надо вернуться защищать Родину.

С Олегом весело. Мы целый день подкалываем друг друга. Он кормит меня мороженым в парке, мы катаемся на аттракционах. В парке же знакомимся с двумя девушками, Алиной и Катей. Они провожают меня вечером до дома, а сами уходят с Олегом. Он подмигивает мне на прощанье.

Надо будет расспросить его потом, как он с двумя управился.

Мне нравится тут. Пятигорск красивый город. Небольшой и уютный. И люди тут приветливые, не как в Москве. И Юру отпускают в увольнение раз в месяц. Думаю, я смогу жить тут, пока его не выпустят, ну или, как он там говорил, называется его выход из армии? Потом, когда он будет рядом постоянно, мы решим вопросы с наследством. Романов поможет мне.

А через три недели после Юриного двадцатилетия, мне звонит дед. Впервые. Он кричит в трубку, что я должна вернуться в Америку и прилететь к ним в Ногалес, штат Аризона, в противном случае я никогда не увижу свою сестру.

Смеюсь. У старика совсем мозг съехал. Какая сестра?

– Ты бросила свою мать, убежав с этим русским, – гневно сообщает Гордон. – А если бы хоть немного заботилась о ней, то знала бы, что она была беременна.

***

Увал накрылся. Черт! Гребанные духи! Так меня достали, что пришлось заставить четверых из них всю ночь драить полы на время. А на утреннем построении эти засыпающие козлы меня сдали. Так что увольнение в ближайшие пару недель мне не светит. Но ничего, с мелкими я разберусь, и буду оочень изобретателен и аккуратен. Не видать этой четверке жизни в армии, пока я не дембельнусь.

Только вот мобильник Тины то недоступен, то она не отвечает. А теперь вообще выключен. Что могло случиться? Олег видел ее несколько дней назад. С ней все было в порядке. Она ничего не говорила о своих планах. Те несколько месяцев, которые она провела тут были крутыми, моя девочка светилась каждый мой увал, так что … где она? Я не слышал ее голос уже полторы недели, и начинаю переживать.

– Молчит?

Смотрю на друга. Он кивает на мобильник, который я кручу в руках, набирая номер Тины каждые пять минут.

Киваю.

– Может с телефоном что-то? – выдвигает он предположение.

Может и так. Но если с ее телефоном что-то и случилось, она уже должна была решить эту проблему. Пойти и купить новый – как самый простой и доступный вариант.

Вот что с ней? Она могла поехать к своим новым знакомым в гости, где… нет, эти ребята нормальные, я редко ошибаюсь в людях, они не сделали бы с ней ничего… ничего… Черт! Она могла банально потеряться в городке. Но вряд ли бы не смогла найтись за полторы недели, ее географический критинизм не так уж и силен. Она могла улететь в Москву или в ЛА, но тогда она позвонила бы. Отправила бы сообщение. Или передала бы записку на КПП. Вдруг ее похитили? Нет! Кто ее похитит? Ее могла сбить машина… она могла пойти купаться и утонуть… или вообще горные местные жители могли утащить ее в аул… А может она снова заболела, и лежит в кровати, и не может даже встать…

– Мужик, я уверен, что ее никто не утащил в горы, – голос Олега.

Блин, я что, вслух все думал?

Нет, просто он слишком хорошо знает меня.

Черт! Какого хрена она не уехала в Москву? Я пошел на поводу у ее слез и собственной похоти, когда согласился на ее годовой академ.

– Не понимаю, – тихо говорю я, – что могло случиться? Я не поверю, что она могла просто так уехать, не предупредив.

Мы валяемся на кроватях, после утреннего построения, пока офицеров в расположении нет. Духи занялись уборкой части. А мы с Олегом сгоняли до чепка и грызем леденцы.

Тут замечаю, что Ефимов, наш ефрейтор, собирается в увал.

– Ефим! – кричу я, вскакивая с кровати.

– Товарищ сержант! – он комично вытягивается по стойке «смирно», шуточно отдавая мне честь.

– Слушай, не в службу, – подхожу к нему.

Ефрейтор расслабляется, мы с ним одного призыва, так что дать ему указание я не могу. Но мы сохраняем товарищеские отношения, поэтому я могу попросить его об одолжении.

– Загляни по адресу одному, это рядом с частью, много времени не займет. В долгу не останусь.

– А что там за дела? – интересуется он.

– Девушка у меня там. Кристина зовут. Дозвониться не могу.

– А, это та красотка, по которой до сих пор вздыхает прапор? – тонкие губы Ефимова растягиваются в мечтательной улыбочке.

– Так точно, – пишу на листке адрес, протягиваю ему, и добавляю без улыбки, – моя красотка.

– Что передать? – серьезнеет Ефим.

– Передай, что меня пока не отпускают в увал, пусть не беспокоится. И руки не распускай.

– Да ты че, Романов! Я тебе кто? Меня своя красотка ждет. Ладно, – уходя добавляет он, – будет сделано.

Возвращаюсь на кровать, соседнюю с Олегом. Тот заталкивает в рот целую конфету, уже шоколадную и жадно разжевывает.

– Может, дяде Русу позвонишь?

– Чтобы он с Москвы сюда прилетел?

Белобрысый пожимает плечами.

Не хватало еще втягивать в это моего охранника.

– Давай-давай, – командую своим новым четверым уборщикам, – чище моем. Ночью не научились, будем днем стараться. Да, Тимофеев?

Он у меня любимчик. Парень поднимает на меня наглые глаза, отрывая их от половой щетки.

– Да тут еще с ночи чистота, – ворчит.

– Нам не просто чистота нужна, – поучаю я. – Погода сегодня пасмурная, солнце не светит. Твое жизненное предназначение на сегодня, Тимофеев, после того, как сдал будущего дембеля, начистить пол так, чтобы он светил нам в казарме вместо солнца.

– А потом? – обреченно интересуется новобранец.

– А потом будем доводить дело до стационарной чистоты. Пол чист тогда, когда по нему языком провести можно, и не бояться подхватить заразу, – глаголю я, и находящиеся в казарме старослужащие взрываются гоготом.

Мои действия не издевательство, и Тимофеев это понимает, потому и продолжает тереть одно и то же место, лишь делая вид, что стремится к чистоте. А мне надо отвлечь себя, чтобы не думать о своей пропаже.

Скучные армейские будни.

– Ага, – бубнит он, – щас, я лучше рот себе зашью.

– Ты такими фразами тут не бросайся! – возмущаюсь я, скрывая улыбку. – Зашить рот тебе не проблема. У нас сегодня как раз занятия по оказанию первой медицинской помощи. И проводить их будет твой любимый дедушка Романов! Все слышали? – обвожу казарму глазами, получая множество поднятых пальцев вверх и других знаков, что наша с Тимофеевым беседа заинтересовала строевую общественность. – Сегодня изучаем, как держать язык за зубами. Приемы испытываем на духе Тимофеева, – каламбурю дальше. – Кстати, еще проведем занятие по армейской выдержке и товарищеской выручке. Твои товарищи поддержали тебя на утреннем построении, но дружба познается не в том, чтобы сдать сержанта, – продолжаю я монотонно, – а в том, чтобы оказать помощь в трудной ситуации. Окажут ли тебе помощь твои дружбаны в проверке стерильности пола?

Мне становится тяжело сдерживать смех, когда Тимофеев боязливо оглядывает своих товарищей, которые так дружно сдали меня лейтенанту. Двое из них изучают пол со всей серьезностью момента, третий, скучая, натирает линолиум. Олег ржет прямо под ухом, я зыркаю на него, чтобы заткнулся, и он трясется, выключив свою громкость.

– Товарищ сержант, – обращается ко мне солдат, – а вот товарищ ефрейтор, – он говорит об Олеге, – он же ваш друг, да?

– Именно так, – киваю я, зная, на что нацелен Тимофеев, – и предвосхищая твой вопрос, могу сказать, что товарищ ефрейтор без вопросов помог бы мне в этом тяжком деле.

– Товарищ сержант, – с подобострастием в глазах обращается ко мне Олег, крепко сжимая мой локоть, – вы можете рассчитывать на меня в любых начинаниях.

– Благодарю вас, товарищ ефрейтор, – и я крепко жму руку друга, взрываясь хохотом, поглощенным общим гоготом.

Вернувшийся к отбою Ефим сообщает, что дверь ему никто не открыл. Парень так серьезно отнесся к моей просьбе, что даже соседей опросил. Но никто из них не видел Тину уже несколько дней.

Мне нужно выбраться!

Когда казарма затихает, не считая храпа и сопения, я вылезаю из кровати и одеваюсь. Шиплю дежурному, что он ничего не видел, иначе я сделаю так, что он реально не будет видеть ближайшие пару недель. Выбравшись из казармы, направляюсь по кустам к бетонной стене.

– И куда ты собрался?

Знакомый с детства шепот останавливает меня, когда я карабкаюсь на толстую ветвь дерева, чтобы по ней пройти над забором.

– Ты знаешь. Иди в казарму.

– Ага, щас, так я тебя одного и отпустил. Я вообще-то, – он залезает на дерево, – тоже за нее переживаю.

Мы аккуратно перелазим по дереву через забор. Оказываемся на обратной, от части, стороне. На улице темно, но фонари хорошо освещают эту территорию. Нам приходится красться по затемненным участкам. Добраться до дома не составляет труда, его расположение выбрано не просто так, он всего метрах в двухстах от части.

В квартире идеальная чистота. В ванной все на местах, она ничего не забирала. В шкафу висит ее одежда, на полках аккуратными стопочками сложено белье. Я не знаю, вся ли ее одежда тут, я не утруждался рассматривать, что она привезла с собой.

Пересчитываю деньги. Она брала наличные из стопки, которую я оставил.

Замечаю пустое место внизу шкафа, где стоял ее чемодан. На тумбе, где лежала ее сумочка, тоже пусто.

Она уехала. Куда? Почему не предупредила? Ясно, что она собирается вернуться, так как оставила тут вещи. Но…

– Братан, – кричит Олег из коридора.

Выхожу. Он держит в руках лист бумаги и телефон Тины.

– Тут лежало, – кивает на тумбу для обуви.

Как я не заметил?

«Позвонил папин юрист. Срочно вылетела. Не знаю, надолго ли. Взяла у тебя деньги. Позвоню, как долечу»

Ага, позвонит! Смотрю на телефон, который, она, вероятно, забыла.

Растяпа!

Выдыхаю с облегчением. С ней все в порядке. Просто нужно было срочно вылететь.

Но какого черта она не позвонила или не написала с любого другого номера?

Злость разливается по моему телу. Нет, не злость. Я взбешен!

Переписываю контакты с ее мобильного.

Нам с другом везет. Мы добираемся до казармы без приключений.

Но уснуть я не могу все равно. Почему она никак не дала знать о себе?

***

Следующую неделю я тереблю в руках записку, оставленную Тиной, на обратной стороне которой записаны номера телефонов Шенен и Эшли, ее подруг. Но не решаюсь позвонить. Будет как-то стремно звонить им и спрашивать о месте нахождения своей девушки.

Какого хера она не написала сообщение? Уверен, она помнит мой номер. Я заставил ее выучить эти цифры наизусть, как и свой адрес, когда она потерялась в Москве во второй месяц одиннадцатого класса.

Спустя еще две недели Тининого молчания я уже такой нервный, что духи обходят меня стороной, а Тимофеев вызывается на любое дежурство, лишь бы держаться подальше.

А еще через неделю меня, наконец, отпускают в увольнение.

В квартире ничего не изменилось. Ее вещи все так же в шкафу, бутыльки все так же стоят на полке в ванной.

Итак, Тина уехала больше месяца назад, и за все это время не вышла на связь. Она даже заблокировала страницы в социальных сетях, что совсем уж напрягает. Думаю, сейчас я уже могу позвонить ее подругам.

– Алло, – голос Эшли отвечает после первого гудка.

– Эш, привет, – перехожу на английский, – это Юра, узнала?

– Д-да, – запинается она.

– Тина, случайно, не с тобой?

Доносящиеся через трубку шепот и копошение, как если бы динамик закрыли рукой, свидетельствуют о том, что Тина с ней.

О чем они, черт возьми, переговариваются? Какого хера она просто не может взять трубку и поговорить со мной? Вообще, что происходит?

Я так зол сейчас, что мне хочется заорать в трубку, чтобы Тина услышала меня. Но я лишь медленно вбираю воздух в легкие, поднимая глаза к небу. И нет, я не возношу мольбы, я просто рассматриваю пролетающие облака, чтобы успокоиться.

– Юр, – ее голос, такой нежный и подавленный мигом разгоняет кровь по венам, – привет.

– Тина, – я не могу заорать, не могу даже зашипеть в трубку, я просто выдыхаю содержимое легких и закрываю глаза от того, как мое тело реагирует на вибрацию звука, исходящего из динамика, – скажи мне.

Я не знаю, что спросить. Почему ты уехала? Почему не позвонила? Почему, черт бы тебя подрал, не дала знать, что с тобой все в порядке?

Но я не должен спрашивать об этом. Она должна сама понимать, что ей придется объясниться со мной.

– Юр, – ее голос дрожит, – я телефон забыла.

Да ты что?

– И мой номер тоже? – вдох-выход.

– Юр, я…

Молчание длится целую минуту. Мать ее! Она! Свалила! И месяц не пыталась связаться со мной! И теперь она молчит в трубку!

– Понимаешь…, – и снова гребанное молчание, я слышу ее дыхание.

– Тина, – из меня вырывается рык, я хочу ударить кого-нибудь, сильно, чтобы почувствовать боль от удара самому, – просто скажи мне, что случилось?

– Мне надо было улететь, – ее голос срывается на писк, кажется, она начинает плакать.

– Это я понял. Не реви!

Я сжимаю телефон так, что пальцам стает больно, но разжать их не получается. Хорошо, что сейчас она на другом конце света. Не ручаюсь, что не сжал бы так ее.

И она ноет в трубку! Блядь! Если у нее проблемы, пусть просто расскажет мне о них, вдвоем мы справимся со всем. Но я не могу даже испытать к ней жалость, потому что за этот месяц она бы могла уже рассказать мне все, если бы хотела. Ключевое – если бы хотела.

Она не хочет!

– Что случилось?

– Юр, я не вернусь.

Молчу. Я ожидал чего угодно, но только не этого. Делаю глоток из бутылки пива.

– Ты вернешься, – утверждаю я.

– Нет, не звони больше, – она начинает истерить. – Я не могу.

Я понимаю, что этот разговор ни к чему не приведет. Тина не умеет справляться со своими эмоциями. Мне не удастся успокоить ее по телефону. Но я не могу просто скинуть вызов.

– Объясни мне, – глубокий вдох, я выдержу это! – Что случилось?

– Юр, прости. Ты не виноват. Но это все… все… я так не смогу, я так не умею… прости, не злись на меня. Мы все равно не смогли бы быть вместе… – слова вылетают из нее, не уверен, что она вообще понимает сейчас, что говорит, а уж я тем более. – Я люблю тебя, – она шмыгает носом, – но больше не звони.

И я слышу гудки в трубке.

Потрясающее признание в любви! Ее первое признание в любви…

Романтика… блин…

«Мы все равно не сможем быть вместе. Больше не звони» – трещит в моей голове, пока я допиваю первую бутылку пива.

Пива мне сегодня будет мало. Я хочу вырубиться. Но, пока я в сознании, я должен сделать кое-что.

Набираю номер своего наставника.

– Привет служивым, – басит дядя Рус.

– Привет, – хриплю я.

– А что с голосом? – смеется тот в трубку. – Масло проиграл?

Шутник хренов!

– Найди мне Тину, – чеканю я.

– А что, девочка потерялась? – он резко перестает ржать.

Уж не знаю, что там у него к моей девушке – а она моя, и моей останется, – но дядя Рус к ней, определенно не равнодушен.

– Ага, потерялась, – у меня настроения сейчас разговаривать.

– Не проблема. Где ты ее видел в последний раз?

Я рассказываю дяде Русу все, что знаю, умалчивая о соплях его любимицы, которые она недавно пускала в трубку.

– Малой, ты что-то натворил? – настороженно спрашивает громила.

– Нет, – он знает, что я не вру, он знает меня лучше, чем все остальные.

– Ладно, позвоню через пару часов.

Но через пару часов я уже не слышу его звонка. Я в отключке. Я выпил все, что можно поджечь в этой квартире, и вырубился.

Открыв глаза ближе к ночи понимаю, что мне мало. Я снова трезв. Я хочу забыться. Я не хочу чувствовать ничего, кроме тепла ее тела под собой.

Выхожу на улицу. Не знаю, куда иду, но мне нужно пройтись. Звоню дяде Русу.

Тина в ЛА, остановилась у своей подруги Эшли. Пока живет в ее доме. У нее какие-то сложности с наследством. Выяснить, что именно практически невозможно, это нотариальная тайна, и все такое. Он кидает мне ее новый номер.

Все, что он узнал, объясняет ее отъезд, но не ее месячное молчание, и ту истерику, которую я выслушал.

Прохожу возле клуба, откуда доносится бит. Возле входа курят, заливаясь смехом, два женских тела. На одном короткое блестящее серебристое платье, обтягивающее заманчивые изгибы. Я не вижу лица, принадлежащего этому телу, зато вижу копну черных длинных волос, волнами спускающихся по спине к талии.

Я знаю, куда я иду.

– Привет, девчонки, – широко улыбаюсь.

– Привет, – они оглядывают меня оценивающим взглядом, и улыбаются в ответ.

На мне футболка поло с логотипом известного бренда и курточка из дорогой тонкой кожи, светлые джинсы с небольшими прорезями, из кармана которых торчит телефон последней модели, а на правом запястье золотые часы, стоимость которых сложно высчитать в рублях – подарок отца на окончание школы с золотой медалью. Они знают, что если будут хорошо улыбаться, то их пребывание в этом месте пройдет без затрат с их стороны.

Взгляд длинноволосой брюнетки в серебристом платье задерживается на моих плечах, а затем она дотрагивается до предплечья ладонью, чуть сжимая.

– Я Кристина, – произносит она хрипловатым голосом.

Что-то внутри меня вспыхивает, и я делаю резкий вдох, чтобы стало не так жарко.

Кристина сегодня будет. Пусть не настоящая, но будет.

Сегодня мне просто нужна Кристина, любая. Мне нужно накрутить черные волосы на кулак и слышать крики.

– А я Лена, – вторая девчонка выкидывает бычок и гладит меня по другой руке.

Нет. Так не бывает… Может, я напился, и это мне в отключке мерещится?

***

Меня будит урчание в животе. Голова гудит от выпитой вчера дозы спиртного. В клубе я перестал считать рюмки после пятнадцатой.

– М-м, сладкий, – кто-то трется волосами о мое плечо.

Осматриваюсь. На плече крашенные светлые волосы. Скидываю одеяло с себя, и тело, лежащее рядом, тоже оголяется. Останавливаюсь на сиськах, которые, по ощущениям, мял ночью.

Нет, я что, так надрался, что трахнул не ту, которую хотел?

Мне нужны были черные волосы…

Стоп! Они были. Я точно помню, как накрутил их на кулак. Как девчонка взвизгнула, потому что я сделал это довольно резко. И точно помню, как заткнул ее рот членом, как потом трахал ее зад, притягивая к себе за эту копну. По-моему, она так стонала, что мне пришлось сначала закрыть ей рот рукой, а потом заставить ее подружку закрыть его своим ртом. Да, точно, я заставил их целоваться друг с другом. Ведь целовать их сам я не хотел.

– Где твоя подруга? – термошу девку.

– На кухне. Завтрак готовит.

Откидываю волосы с ее лица. Ничего, довольно симпатичная. И фигура отличная.

– Что так смотришь? – спрашивает она.

– Ты в моей кровати, – я отвечаю сухим голосом, флирт был закончен вчера, – если тебе не нравится, когда на тебя смотрят, я покажу, как выйти.

– Ну, тогда пялься, – улыбается девка, – потому что я никуда пока не собираюсь. Кстати, сколько время?

Смотрю на часы.

– Скоро двенадцать.

– Не против, если я тут посплю? Мне на работу только к восьми.

Конечно я против! Ты была нужна ночью, когда я был пьян. Сейчас мне хочется сменить постельное белье… Ладно, не стоит быть таким грубым.

Блин. К восьми ей на работу. Кто работает с восьми вечера? Если девчонки окажутся проститутками, то … то что я сделаю? Почувствую отвращение к себе?

Выхожу на балкон. Закуриваю.

Нет, я не чувствую отвращения. Я даже вину не чувствую перед Тиной, как в тот раз в Тае, когда мне сначала подрочила тайка, а потом я очнулся на пляже. Я чувствую… ничего. Я ничего не чувствую. И это меня бесит.

Тушу бычок, возвращаюсь в кровать.

По дороге замечаю валяющиеся на полу несколько презервативов.

Хорошо, я предохранялся. Надо взять на заметку.

– Вы шлюхи?

Молодец, Юран, вот просто прекрасный способ поблагодарить девушку за ночь. Но чувства вины не испытываю. Мне плевать, что подумает тело, лежащее рядом. Это просто тело.

– Для такого козла у тебя классный член. Нет, мы не шлюхи, – девка говорит, даже глаз не открывая. – Мы медсестры.

Ясно. Круто.

С кухни доносится приятных запах чего-то жареного. И вот желание поваляться пропадает.

Натягиваю шорты и иду на запах.

– Я взяла, ты не против?

Девчонка стоит спиной ко мне, кашеварит. На ней моя майка, чуть прикрывающая упругую попку, на которой ярко виднеются темные пятна от моих рук. Вспоминаю, как вчера вжимал в нее пальцы. Влажные волосы закрывают почти всю спину.

Давай, повернись. Пусть у тебя будут зеленые глаза.

Сажусь на табурет.

– Я брала ключи, чтобы сбегать до магазина, – произносит хрипловатый голос. – У тебя холодильник пустой.

Ну да, тут же не живет никто, поэтому я вчера, по пьяни, решил все выкинуть, чтобы не испортилось.

– Ты должен мне пятьсот рублей, чек на столе.

Да, на столе лежит чек.

– И еще я воспользовалась твоим полотенцем в душе. И взяла шампунь и гель.

Да плевать мне.

Давай же, повернись. Рассматриваю стройные ножки. Девчонка довольно высокая. Гораздо выше Тины. И стройнее, нет, худее.

Мне нравились формы Тины, и ее пухлые детские щечки. И яркие, мягкие губы… Почему нравились? Нравятся.

Нет. Я выдворю ее из своей головы. Во всяком случае, до дембеля, пока не смогу выбраться из казармы, слетать за ней в ЛА, и притащить в Москву. Если понадобится, я притащу ее силой. Она нужна мне.

А может, к тому времени, я и думать о ней забуду.

– Так, – девчонка поворачивается, выкладывает на тарелку сырники, – ты тут с девушкой живешь?

Сердце выкидывает несколько ускоренных битов.

Вижу аккуратные маленькие губки, с коричневой родинкой над верхней. Высокие, ярко выраженные скулы. Небольшой нос слегка сплюснут, но общей картины не портит. Глаза карие. Красивые, водянистые, кажется, в них даже есть озорная нотка, но, просто карие глаза.

Почему-то я облегченно выдыхаю. Сердечный ритм приходит в норму.

– Ага, – киваю, отламывая вилкой кусок сырника, щедро политого сметаной.

– И где она?

– Улетела домой.

– А ты, значит, решил, пока ее нет, погулять?

Девчонка садится за стол, напротив меня.

– Это проблема?

Пожимаю плечами. Я не собираюсь оправдываться. Когда девка тащится ночью к парню, она должна быть благодарна за то, что: а – он встречает ее один, а не с толпой дружбанов, б – что ее не выгоняют в ночь, как только снят презерватив, и, в моем случае, в – что я оплачу ей такси до дома.

– Никаких проблем, – она смело улыбается, – просто хотела уточнить, насколько она улетела?

Думаю, я не буду скучать до дембеля.

– Уверен, что сегодня она точно не прилетит, – ухмыляюсь я.

– Очень на это надеюсь, потому что меня давно так никто не трахал, – она сует в рот кусок сырника, и, жуя, продолжает, – если честно, вообще никто не трахал давно, – проглатывает, поднимается с табурета, стягивает с себя мою майку, и остается совершенно голой. – Ты не против? Мне немного жарко.

Никакого чувства вины! Она ушла сама! Я ничего ей не должен!

Стягиваю с себя шорты. Член стоит с тех пор, как я увидел отпечатки своих пальцев на ее заднице.

– А ты не против, если я поем, пока ты будешь сосать?

– Если после завтрака ты проделаешь со мной то же, что ночью.

Кажется, это сделка. Я должен постараться, если хочу минет за завтраком.

– Но я нихрена не помню, что делал с тобой, – смеюсь.

Я действительно помню только фрагменты.

– Я тебе подскажу.

Ей не пришлось подсказывать. Я просто драл ее со всей озлобленностью, которую мне хотелось выплеснуть на Тину.

А перед тем, как они пошли на работу, мы снова занялись сексом втроем.

Механическая потребность в сексе, как в выплеске энергии, в освобождении организма, удовлетворена.

Но, вернувшись в казарму, уснуть нормально я все равно не смог.

Мне надо увидеть перед сном зеленые глаза, с горящим в них огнем. Мне надо вдохнуть ее родной аромат. Знать, что, когда приду домой, Орловская там будет, и я смогу прижать к себе ее теплое, нежное тело. Потому что дом там, где меня ждет она.