Корабль

Andreas Brandhorst

DAS SCHIFF

Печатается с разрешения Piper Verlag GmbH

и при содействии литературного агентства «Медиана»

В оформлении обложки использована иллюстрация Михаила Емельянова

Перевод с немецкого: Михаил Перекалин

© 2015 Piper Verlag GmbH, München/Berlin

© Михаил Перекалин, перевод, 2024

© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Зуд вечности

Вот уже тысячи лет умные машины посылали с Земли к звездам космические корабли, летящие со скоростью света. Космонавты должны были основывать колонии, распространяя влияние Кластера, расширяя сознание машин, продолжая свою эволюцию в космическом масштабе, а также искать другие биологические формы разумной жизни, пережившие Мировой Пожар, в огне которого миллион лет назад исчезли высокоразвитые народы. Но они находили лишь руины и артефакты – следы, оставшиеся от Мурии – единственной продвинутой цивилизации в Млечном Пути, погибшей еще до Мирового Пожара. Летя по этим следам, космонавты попадали из одной звездной системы в другую, стремясь найти Каскад – систему тоннелей сквозь пространство и время, которая позволяла народу Мурии совершать путешествия через галактику. Машины, созданные предками бессмертных людей, хотели воспользоваться наследием Мурии. Однако все их усилия ни к чему не приводили. Они находили лишь опустошенные миры или недавно образовавшиеся планеты с примитивными формами жизни.

Но эти исследования не остались незамеченными. Между звездами, в огромных пустотах, находились Глаза и Уши, которые все видели и слышали, улавливая любые колебания электромагнитных потоков в межзвездном пространстве. Для этих Ушей и Глаз едва ли существовало такое понятие, как «время». В течение столетий они довольствовались своей ролью, наблюдая за кораблями, посылаемыми Кластером с Земли, и принимая сигналы. Получаемая информация собиралась и анализировалась, и в конце концов настало время для решительных действий. Во тьме межзвездного пространства появилось Нечто и начало шевелиться.

Они стояли в обсерватории: человек – дряхлый старик по имени Адам, облаченный в мобилизатор, и Аватар Бартоломеус – представитель расы умных машин, которые властвовали на Земле вот уже несколько тысяч лет. На искусственном небе сияли, будто настоящие, звезды, а каждая система, до которой уже долетели корабли, была отмечена сверкающим значком.

– Мы говорили об эволюции, – напомнил Адам.

Он уже побывал на некоторых звездах и теперь мог не лететь туда сам, путешествуя по другим мирам в чужом обличии. Такова была его привилегия как смертного.

– Разве вы не поклоняетесь людям, как богам? – спросил он.

– Нет никаких богов, Адам, – ответил ему Бартоломеус. – Мы еще не нашли ни одного.

– Именно мы, люди, создали вас.

– Совершенно верно.

– А теперь мы едва ли на что-то влияем. Вы принимаете все важные решения.

– А разве это так уж плохо, Адам? Мы заботимся о вас. Защищаем вас. Работаем над тем, чтобы люди могли наслаждаться бессмертием в мире и покое.

– Но именно мы создали вас, – повторил Адам. – Вы – наши дети.

– Родители никогда не возвращаются к детям, когда те вырастают и берут судьбу в свои руки, верно?

– Эти родители просто не настолько стары и немощны, как я, – вздохнул Адам. – Они живут вечно и тысячелетиями оберегают своих детей.

– Иногда дети перерастают своих родителей. В моем понимании это и есть та эволюция, которую ты имеешь в виду.

– Вы развиваетесь быстрее, чем мы.

– Намного быстрее, Адам.

– Человек статичен в своем развитии. Я говорю о бессмертных людях, а не о себе. И не о Говорящих с Разумом. Мы-то совершенствуем вас, хотя стареем и умираем.

Бартоломеус ничего не ответил.

– Эволюция, – произнес Адам, прислушиваясь к звучанию своего голоса. – Люди создали машины, а те превзошли своих творцов по уровню развития. Разве это не противоречит закону природы? Неужели это и есть настоящая эволюция?

– Никто не заставлял людей создавать машины. Вы сделали это – и вот результат.

Буря

Тяжелые свинцовые облака нависали над стальным разъяренным океаном. Ветер поднимал такие высокие волны, будто хотел, чтобы каждая новая была выше предыдущей. С оглушительным грохотом обрушивал их на скалы, и волны, разбиваясь о голый утес, распадались на отдельные брызги. Порывы ветра подхватывали пену и выносили ее на тридцать метров вверх, туда, где в мобилизаторе, поддерживавшем дряхлое тело словно экзоскелет, стоял Адам. Добровольно отказавшись активировать щит, он был абсолютно беспомощен перед ветром и грозой.

– Ах, вот ты где, Адам, – старик услышал голос позади себя. – Я тебя нашел.

Хотя это был тонкий голосок, он звучал громче, чем раскаты грома.

– Зачем меня искать, если ты точно знаешь, где я?

С помощью мобилизатора Адам повернул голову. Перед ним, рядом с транспортной капсулой, стоял мужчина. Несмотря на то что со времени последней встречи несколько дней назад он сильно изменился (у Аватаров это происходило довольно часто), Адам тотчас узнал пришедшего: Бартоломеус – учитель и посредник в общении с Кластером, степенный мудрец, сопровождавший его долгие годы. Он прибыл на многофункциональном транспорте Кластера – серебристом, как и волосы его седовласого хозяина. Напоминавший готового к прыжку жука, МФТ остановился рядом с капсулой Адама.

За ним простиралась большая равнина. Когда-то перед Великим Потопом, о котором Бартоломеус рассказывал Адаму несколько дней, а может быть, и несколько лет назад – старик уже точно и не помнил, – она была частью обширного плато. Деревья на равнине сгибались от ветра.

Внезапно между стволов промелькнуло что-то необычное: фигура в кремовом платье. От удивления Адам заморгал, а затем еще раз посмотрел туда, где находилась незнакомка, однако меж деревьев теперь виднелись лишь надвигающиеся массивные тени заката.

Бартоломеус подошел ближе.

– Почему ты одет только в мобилизатор и не носишь фактотум? – поинтересовался он.

– Я хочу наслаждаться морем, – ответил Адам, устремляя взгляд вдаль. – Смотреть на него, слышать шум прибоя, чувствовать его дыхание.

– Здесь холодно и сыро, а ты уже немолод, – отвечал Бартоломеус. – Ты можешь заболеть.

– Но вы же меня вылечите. Вам не впервой.

– Наши возможности не безграничны. Ты не такой, как другие люди. Ты – старик.

Ох уж это ненавистное слово «старик». Адам посмотрел вверх и ощутил, как стучат капли дождя по лицу.

– Есть люди, которые значительно старше меня. Некоторые из них даже старше тебя, – отмахнулся Адам. Внезапно у старика проснулось любопытство: – А сколько лет тебе, Барт?

– Несколько тысяч, – откликнулся тот. – Я видел, как к звездам запускали первые корабли.

– Вот оно как. Однако некоторые из Бессмертных намного старше тебя. Кто-то даже пережил Великий Потоп, когда вся Земля была покрыта водой.

– Когда это было?

– Почти шесть тысяч лет назад.

Адам вытер руки с помощью мобилизатора и снова посмотрел на море. Вдали сверкнула молния, красивая и ослепляющая, озарившая сотни и тысячи скатывающихся волн. Старик сравнил их движение с мыслями в голове. Они текут по огромному океану души, большинство лишь на миг мелькает в сознании, уставшем от старости. Время от времени Адам пытается удержать их, но они ускользают, словно вода сквозь пальцы, стремящиеся схватить ее. Его немного удивляла та ясность, с которой он об этом думал. Вероятно, машины прочистили ему мозги.

– Почему я не могу быть как все? – воскликнул Адам. – Почему должен стареть? Почему я должен в конце концов умереть?

– Нас часто об этом спрашивают. Я тебе уже объяснял причины, – ответил Бартоломеус.

Было ли такое? За годы жизни у Адама накопилось множество пробелов в памяти. Бартоломеус, напротив, ничего не забывал. До мельчайших деталей он помнил все, что произошло за несколько тысяч лет с момента его появления на свет. Он стоял там: коротко стриженный мужчина с серебристой шеей, большими серыми глазами и выдающимся носом. Вернее, не мужчина, а Аватар-фактотум, представитель расы умных машин с Кластера, который растянулся здесь, у ног Адама, а точнее говоря, под скалами и разъяренным морем. По телу Бартоломеуса стекал дождь, но, казалось, это его нисколько не беспокоило.

– У некоторых людей система дает сбой, – проговорил он. – Мне очень жаль. Однако мы работаем над этим. Выясняем причины.

Адам начал постепенно осознавать смысл сказанного.

– Выясняете вот уже шесть тысяч лет? – спросил он.

– Ситуация очень сложна даже для нас самих. Омега-фактор сводит на нет наши стремления сделать всех людей бессмертными. Способ отключить его до сих пор не найден. Данное негативное воздействие проявляется лишь у одного из тысячи новорожденных. Пока мы не можем ничего сделать, – вздохнул Аватар. – Совсем ничего.

– Получается, я тот самый тысячный ребенок, – проговорил Адам, посмотрев на море.

– Верно.

– Важен ли я для вас?

– Ты для нас очень важен, – уверил его Бартоломеус. – Поэтому я здесь несмотря ни на что. У нас есть задание для тебя. Новая миссия.

Порывы ветра были настолько сильны, что вздымали гребни волн выше скальной гряды. Они бились о ноги Адама с такой силой, что его мобилизатору приходилось работать на полную мощность, удерживая спину хозяина в вертикальном положении.

«Сколько же силы у ветра и воды, – думал Адам, пробуя соленое море на вкус. – Сидя здесь, наверху, мы ощущаем лишь малую ее часть. Какими мощными должны быть волны там внизу, ведь каждая несет в себе силу океана и энергию бури, которая ее поднимает».

– Но ведь моя предыдущая миссия закончилась лишь два дня назад, – возмутился старик.

Ветер подхватил его слова и разнес далеко-далеко. Адам представил, как его голос сливается с бурей. Возможно, слова продолжают разноситься и дальше, даже если их никто не слышит. Улетают в облака и соединяются с падающими каплями дождя, они бродят по небу, звучат дольше, чем их произносят люди, но в конце концов возвращаются на землю. Адам нашел свое рассуждение про море и ветер довольно странным, одним из тех, которые быстро проносятся в голове дряхлого старика в момент, когда ему становится плохо. Бартоломеус и другие Аватары называли это состояние дегенерацией нейронов.

– Прошла неделя, – произнес голос над плечом Адама. – Ты живешь у нас целую неделю.

– Неужели? Уже неделю? Время пролетело так быстро.

– Ты почти все проспал. Мы заботились о тебе, стараясь, чтобы ты поскорее поправился. – Седой мужчина произнес это довольно мягко, но вот следующие слова были сказаны с укором: – В противном случае тебя бы здесь не было, а рисковать жизнью и здоровьем нет никакого смысла.

Бартоломеус совершенно не двигался. Не шевелил руками и телом. Но внезапно его щит поднялся, и Адам почувствовал слабый поток энергии, отвлекший его от бури и заслонивший от холода, дождя и ветра. Порывы стихли до такой степени, что он начал различать гул моторов. Тогда старик снова поднял мокрую от брызг руку и поднес палец ко рту, чтобы ощутить соленый вкус.

– Я вырос на берегу моря, – объяснял он, – в окружении волн и ветра. То, что я делаю, – вовсе не бессмысленное действие, а часть моей жизни. – Чуть погодя он добавил: – Время меня не пощадило, но оно забрало не все воспоминания.

– Прошу простить меня, – смягчился Бартоломеус. – Возможно, и ты меня поймешь. Ты для нас очень важен. Мы не можем обойтись без тебя. Ты не такой, как большинство людей.

Где-то поблизости вспыхнула молния, и скоро над морем и сушей началась гроза.

– Давай пойдем отсюда. Мы не можем допустить, чтобы в тебя попала молния. Вероятно, мое требование надеть защиту – это чересчур.

Адам отвернулся от моря (или, может, это мобилизатор решил, что пришло время возвращаться в капсулу). Он бросил любопытный взгляд на качавшиеся от ветра деревья, но там была лишь сплошная тьма.

– Ты что-то ищешь? – поинтересовался Бартоломеус, смотря в ту же сторону, что и Адам.

– Нет, – ответил старик.

Вероятно, он снова представил себе фигуру в кремовом платье. Адам открыл люк капсулы, и мобилизатор направил энергетический щит на маленькое, хрупкое на вид судно, которое привезло его к океану. Сев, старик вдруг почувствовал такую усталость, как после напряженного марша.

Бартоломеус уже был в транспортном средстве Кластера, которое парило на рубиново-красной гравитационной площадке над мокрой от дождя землей.

– Я установил связь и контролирую нас обоих, Адам. Я не хочу потерять тебя снова.

Бартоломеус улыбнулся, и это выглядело странно, эта улыбка, казалось, не сочеталась ни с серебристым оттенком лица, ни с глубокомысленным взглядом карих глаз.

– Скоро мы снова отправим тебя туда, – Бартоломеус поднял палец вверх. – К звездам.

Путешествуя в капсуле по ночному небу, Адам думал о том, почему Бартоломеус так и не ответил на его главный вопрос: зачем он искал его, когда точно знал, где тот находился? Ведь умные машины всегда знали местоположение Адама и остальных ста тридцати Говорящих с Разумом, потому что у них были какие-то приборы, отправлявшие сигналы, с помощью которых Аватары общались со своими подопечными.

Закрыв глаза, Адам уснул, и ему приснился мальчик, бегущий под дождем по мокрому песку мимо волн, пытающихся догнать его проворные ноги.

Эвелин, которой месяц назад исполнилось четыреста двенадцать лет, стояла под ночным дождем, чувствуя себя словно глупый ребенок. Хотя скремблер и делал ее невидимой для электронных систем слежения, он никак не оберегал от случайного взгляда. Она стояла в самой чаще небольшого леса, согнувшись под шумным, ломающим верхушки деревьев ветром, и крепко держала скремблер правой рукой – только с ним она могла чувствовать себя вне зоны досягаемости.

Эвелин всецело доверяла этому маленькому устройству, одному из множества предметов, помогающих обвести умные машины Кластера вокруг пальца. Второй скремблер находился на борту капсулы, ожидавшей Эвелин в низине на расстоянии около километра. Раньше Эвелин решила бы, что все меры предосторожности приняты и уже можно вступать в контакт со старым Говорящим с Разумом. Кто же мог предположить, что здесь откуда ни возьмись появится Аватар, умный соглядатай Кластера, неустанно следящий за всем происходящим?

Человек на склоне лет, дряхлый старик в мобилизаторе, но все же значительно моложе нее… Когда Эвелин была особенно невнимательной, он даже что-то заметил. Но глаза Аватаров, их визуальные сенсоры, не очень хорошо фокусируются на предметах, находящихся вдали, поэтому Говорящий с Разумом мог и не разглядеть ее. Помогало еще и то, что скремблер глушил все сигналы датчиков.

Неожиданно на небе появилась молния, разрезав темень ночи, и осветила крону дерева, под которым стояла Эвелин. Она ожидала окончания грозы, прислонившись спиной к стволу, расставив широко ноги, вытянув руки и подогнув колени. Было холодно, но Эвелин могла некоторое время переносить холод и без облегающего кремового платья, которое согревало ее сейчас. Если низкие температуры не будут держаться долго, то и бояться нечего. Обследование, которое Эвелин проходила триста восемьдесят девять лет назад, показало, что ей даровано бессмертие, а значит, не страшны ни старение, ни болезни.

Прошло уже полчаса, но никого из Аватаров не было видно, и Эвелин стала спрашивать себя: а что она здесь, собственно, ищет? Пока она возвращалась в лесную чащу, от капсулы Говорящего с Разумом, как и от мультитрансгрессора, которым управлял Аватар, не осталось и следа.

То, что умные машины ее не обнаружили, не только радовало, но и удивляло. Это давало ей возможность в будущем контактировать с Говорящим с Разумом и начинать завоевывать его доверие, не опасаясь быть замеченной.

Под дождем, мимо покачивающихся и скрипящих от ветра деревьев, Эвелин пошла в низину, где мирно дожидался хозяйку темный силуэт капсулы. Как только она подошла, тут же открылся люк, и уже через минуту Эвелин сидела в кресле пилота.

Досада. Ведя капсулу сквозь грозу, Эвелин успокаивала себя тем, что ей удалось определить частоту работы локализатора, надетого на Говорящего с Разумом. А значит, она сможет без серьезных проблем отслеживать его местонахождение, ожидая удобного случая для встречи.

Адам проснулся в момент, когда подготовка к очередной миссии была в самом разгаре.

– Куда вы меня отправляете на этот раз? Может, на одну из планет с теплым океаном? – спросил он.

В этот момент он лежал в ванне, и механические руки тщательно и мягко мыли его, втирая лечебную мазь в раны, появившиеся после долгого ношения мобилизатора. Погрузившись глубже в эмульсию цвета голубого опала и закрыв глаза, Адам представил, как его тело захлестывают теплые волны.

– Боюсь, мой ответ тебя удивит, – послышался откуда-то сзади голос Бартоломеуса.

Щелчки и жужжание означали, что сервомеханизмы программируют коннектор. Адам смутно помнил о том, что очень важно создать гравитационное поле. Построение коннектора всегда связано с константами гравитационной сигнатуры иридия. Кроме того, коннектор должен быть очень четко направлен на цель: появление даже самых незначительных отклонений приведет к тому, что передаваемое сознание может затеряться в пути.

«Что же происходит с потерянным сознанием?» – спрашивал себя Адам, пока сервомеханизмы очень аккуратно, стараясь не допустить переломов, вытаскивали его и вели к коннектору, стоявшему на середине комнаты.

Возможно, он будет вечно лететь через космос, мимо звезд и планет, и никогда не достигнет новых миров, а вырванная из тела душа сможет посмотреть на себя со стороны и вдохнуть чужой для нее воздух?

– Твой путь лежит к Лебедь-29, главной звезде скопления класса М, – ответил Бартоломеус. – Знаешь ли ты, что это за звезда? Помнишь ли?

– Красный карлик.

Адам помнил достаточно, чтобы дать именно такой ответ. Он не мог точно сказать, нравится ли ему перспектива такого полета. Планеты подобной системы должны располагаться очень близко к своей звезде, чтобы получать достаточное количество тепла. Едва ли можно рассчитывать на то, что они будут омываться теплыми морями, там скорее отыщешь холодную тундру.

– Я никогда раньше не слышал про Лебедь-29,– заметил Адам.

– Наши зонды добрались до системы этой звезды два года назад. Она находится на расстоянии девятисот девяноста восьми световых лет от Земли.

– Очень далеко, – проговорил Адам.

Сервомеханизмы положили старика в коннектор, подключив к системам жизнеобеспечения.

– Верно, – ответил Бартоломеус. – Лебедь-29 находится недалеко от Границы Миропознания.

– Миро… Какое трудное слово. – Хотя Адам мог его произнести и понять значение, но сознание старика будто окутал серый туман. Так происходило уже не впервые, но легче от этого не становилось.

Бартоломеус однажды назвал такое состояние освобождением духа от балласта. Но, несмотря на перенос сознания, это было сомнительное облегчение.

– Миропознания, – дружелюбно помог Бартоломеус. – Так мы называем границу исследованного зондами космического пространства. Она находится в тысяче световых лет отсюда.

– Я буду почти на границе, – пробормотал Адам. – Очень-очень далеко.

– Мы всегда рядом. Тебе нечего бояться.

– Я не боюсь. Я… Взволнован. От радости.

Адам прислушался к своему сердцебиению. Стук усиливался, становясь похожим на барабанную дробь, возвещающую о начале нового приключения. Да, он был рад. Будучи там, в космосе, он мыслил гораздо яснее, казалось, что чем теснее его связь с машинами, тем медленнее текли его мысли.

– Хочешь посмотреть на место, куда ты летишь? – спросил Бартоломеус.

– Да, – ответил Адам, еле открывая глаза: перед отправкой через коннектор всегда было трудно поднять веки. – Да, покажи его мне.

Над стариком поднялась серая крышка коннектора, ведущего в космос. На ней неожиданно появился красный объект – огненный мяч возрастом в несколько миллиардов лет, старая и маленькая звезда, которой было еще очень далеко до конца существования. По сравнению с множеством других светил она была крошечной, но, в отличие от них, будет гореть и сверкать, даже когда они взорвутся или разрушатся. «Как это странно: объект, содержащий меньшее количество вещества, горит значительно дольше, чем объекты, где такого горючего значительно больше», – думал Адам. Он решил, что попросит у Бартоломеуса объяснить это, когда туман в голове рассеется.

Вокруг звезды вращалось множество шаров-планет, самые массивные, с продольными полосами, были окружены кольцами из частичек льда и многочисленными спутниками.

– Вот это С29-V, – сказал Бартоломеус, указывая на один из шаров. – Газовый гигант, похожий на Юпитер. Ты ведь помнишь такую планету, не правда ли?

– Да. У нее раньше был красный глаз, но потом он закрылся.

– Там бушевала буря гораздо сильнее, чем на Земле, – объяснял Бартоломеус, пока сервомеханизмы направляли коннектор на цель путешествия Адама, находящуюся на расстоянии в девятьсот девяносто восемь световых лет, настраивали и фокусировали квантовые ограничения для канала передачи данных. – Но уже несколько тысяч лет красного глаза не существует.

– Юпитер – планета, ставшая слепой, – пробормотал Адам. – Оставшись без глаза, она больше ничего не видит.

Туман в голове старика сгущался все больше.

– На двух спутниках этой планеты имеются океаны с примитивными формами жизни, – продолжал Бартоломеус. В его спокойном голосе ощущалось нечто гипнотическое. – Посреди одного из океанов стоит обелиск, возможно, выполнявший роль маяка.

В зоне видимости появился один из спутников. Океан под толстым слоем льда, а над ним, словно острый шпиль, прорезающий ледяной панцирь, вздымалась колонна. Это обелиск. На одной из сторон виднелись редкие борозды, знаки и символы, казавшиеся Адаму после стольких лет космических путешествий знакомыми.

– Неужели океан активен? – пораженно спросил Адам.

– Нет. Как и другие океаны, он неактивен. Вместе с вами планету системы V и ее спутник будет исследовать наш второй зонд. Один из вас, исходя из ситуации, сможет решить, отправиться ли ему на спутник или остаться изучать планету.

– Один из нас двоих?

– Тебя будет сопровождать Ребекка.

– О, Ребекка, – вздохнул Адам.

Он уже не видел перед собой ни планеты, ни ее спутника с обелиском, Адам представлял себе Ребекку, с которой провел несколько лет, когда она была еще юной красавицей с огненно-рыжими волосами цвета заходящего солнца и глазами-изумрудами. Адам вспомнил о том, какая тоска ее охватывала, о том, как она боялась старости и смерти. Как давно это было? Неужели полвека назад? Не такой уж большой срок для бессмертных, но для него и Ребекки – больше, чем полжизни.

– Ты рад, что сможешь снова ее увидеть? – поинтересовался Бартоломеус.

Теперь Адам мог видеть его, мужчину с серебряными волосами. Казалось, нос у Аватара стал еще длиннее, а глаза еще бесцветнее.

– Да, я рад, но… Почему вы отправляете меня с напарницей? Разве я не справлюсь один?

– У тебя будет много дел. Так много, что тебе понадобится помощь, – Бартоломеус немного помолчал. – Эта миссия еще важнее, чем все предыдущие, – добавил он.

– Еще важнее, – повторил Адам и вновь подумал о Ребекке. Он удивительно ясно вспомнил сладкий вкус ее губ.

– Да, Адам. Наши разведчики нашли на второй планете не только обелиск, но и кое-что еще.

Газовый гигант с шумом проплыл, исчезая из ряда видимых спутников. Лебедь же расширился и занял половину пространства двери коннектора. Вихри дыма, исходившие от красного карлика, закружившись, превратились в коричнево-желтый шар, планету размером больше Земли, на которой, однако, не было океанов. Виднелось лишь несколько полувысохших мелководных заливов, больше похожих на озера с грунтовыми водами. Около одного из них находились остатки города с разветвленной сетью каналов.

– Руины, – вздохнул Адам. – Большие руины.

Изображение увеличилось и сфокусировалось на холме, находившемся за пределами засыпанного песком города. При еще большем увеличении стали видны аккуратно выстроенные конструкции, откопанные сервомеханизмами.

– А ведь это вовсе не холм, – воскликнул Адам.

– Да, – подтвердил Бартоломеус. – Мы полагаем, что это космический корабль, такой же древний, как и город.

– Корабль Мурии?

Седой мужчина кивнул:

– Теперь ты понимаешь, почему эта миссия так важна?

Адам ничего не ответил, он пытался обдумать услышанное.

– Возможно, на корабле есть признаки, по которым получится найти следы Мурии, – добавил Бартоломеус. – Закодированные данные и информацию, которая поможет нам получить доступ к Каскаду – старейшей транспортной системе, позволявшей путешествовать по всему Млечному Пути, делавшей возможным прыжок от звезды к звезде. Уже более девятисот лет наши машины ищут зонды Мурии, и это первая обнаруженная находка. Нам необходимы твои изобретательность и опыт. Нам нужен твой особенный взгляд.

«Ребекка, – думал Адам. – Я вновь смогу увидеть ее, оказавшись как никогда далеко от Земли под этим таинственным небом».

Только он успел осознать эту мысль, как красный карлик и планеты пропали.

Крышка коннектора снова стала серой.

– Правда, что только мы, смертные, можем это сделать? – спросил Адам, когда сводчатые стены слева и справа от него поднялись и цилиндр коннектора закрылся над ним.

– Да, только вы, – ничуть не изменившимся голосом ответил Бартоломеус.

– Вы, бессмертные, живете долгую жизнь, возможно, даже целую вечность. Однако звезды остаются вам недоступны. Нагрузка непосильна. – Адам закрыл глаза. – Вы не можете перемещаться с помощью коннектора.

– Нет, не можем.

– Ваши души разрушатся, если попытаетесь использовать его, не так ли? – Голос Адама словно накладывался на дребезжание устройства.

– Да, можно сказать и так. Наше сознание не выдержит транспортировки.

Адам чувствовал, как его губы расплываются в улыбке.

– Только мы можем посещать далекие звезды. Несмотря на то что мы смертны и наш век подходит к концу, – сказал он.

– Верно.

Шумы коннектора слились в единую мелодию, все больше погружая Адама в транспортировочный сон.

– А ведь нас мало, всего сто тридцать человек. Скажи, ведь я важен для вас, верно, Барт? – напоследок поинтересовался Говорящий с Разумом.

– Ты очень важен, Адам, – отозвался тот. – Нам нужна твоя помощь.

Адам снова улыбнулся. Ему нравилось чувствовать важность.

Затем старик уснул.

Он проснулся через два часа, находясь на другой планете за сотни световых лет от Земли.

Стук часов

– Вы меня слышите? – спросил сервомеханизм.

Адам открыл глаза.

– Слышу и вижу, – ответил он. – Существую и мыслю.

Старик улыбнулся, радуясь ясности сознания. Каждая мысль встраивалась в систему обработки данных, поддерживаемую с Земли умными машинами на расстоянии девятисот девяноста восьми световых лет отсюда. Однако с органами чувств было что-то не то, улыбку Адам ощутил как-то иначе. Подняв руку, он увидел, что его фактотум был сделан не из флексометалла – металла с аморфной структурой Аватаров Кластера, а из строительных деталей, модулей и элементов сервопривода, напоминающих мобилизатор.

– Что-нибудь случилось во время транспортировки? – спросил он.

Стоявший перед ним сервомеханизм, полуавтоматическая машина, напоминавшая двухметровое серебристо-серое насекомое, взяла на себя обязанность заботиться об Адаме.

– У нас проблемы с поставками деталей, – ответил он. – Первый корабль был поврежден в Облаке Оорта из-за действия звезды Лебедь-29. Обеспечение было утеряно. Два из трех брутеров повреждены и нуждаются в ремонте. В данный момент у нас недостаточно флексометалла для изготовления двух фактотумов.

Адам сразу все понял.

– Ребекка уже здесь? – спросил он.

– Уже семь часов как, – зазвенел другой голос сзади.

Адам обернулся.

Она стояла у большого окна, одетая в модифицированный для людей фактотум. Ее шея была не серебряной, как у умных машин, а коричневой, словно голая и беззащитная земля. Ее лицо было обманчиво похожим на человеческое: маска с приделанными ушами, носом и ртом, синтетические волосы, короткие, но все такие же рыжие, как и раньше.

Позади нее светили звезды, а на их фоне медленно вращалась желто-коричневая планета, левая часть которой освещалась невидимой отсюда красной звездой.

Старик встал и услышал гудение сервомоторов, похожее на звук мобилизатора, которым он пользовался на Земле.

– Фиксация сознания стабильна, – вступил в разговор сервомеханизм. – Соединение стабильно. Связь стабильна. Заданные ограничения определены и стабильны.

– С поврежденным главным зондом возможна связь только по четырем каналам из девятнадцати, – сообщила Ребекка.

Ее голос звучал не так мелодично, как в воспоминаниях Адама. Вероятно, дело было в наскоро и неправильно настроенном модуляторе, обычно Ребекка обращала внимание на такие мелочи.

– К тому же качество связи с зондами очень плохое, оно находится на том же уровне, как и почти тысячу лет назад, когда они только начинали свой путь. Я попросила, чтобы для нас зарезервировали два зонда. В это время два других привезли бы нам необходимые материалы через главный коннектор. Но прошло уже много времени, а ширина канала очень ограничена. Мы можем поработать над этой проблемой позже. Возможно, получится улучшить старую систему коннектора.

Адам подошел к Ребекке и увидел в окне вращающегося корабля поврежденный, похожий на цилиндр сегмент, развалившийся пополам по соединительному шву, с обшивкой, разлетевшейся во все стороны. Через пустоту между цилиндрами просвечивали сервомеханизмы, которые уже разобрали гравитационные якоря на отдельные части и работали с помощью термофакелов.

– Это зонд старой модели, – продолжал звенеть голос Ребекки. – В нем нет самовосстанавливающихся деталей, и он не может починить себя.

– Бартоломеус говорил, что зондов было больше. Что с остальными? – спросил Адам.

– Всего их пять, – отвечала Ребекка, бродившая взад-вперед около окна. – После того как корабль был поврежден, два из них потерялись, два других построили станцию на поверхности планеты, рядом с руинами города и главным артефактом. Последний зонд ждет меня недалеко от планеты Лебедь V.

Наклонившись, Адам с удивлением услышал гул сервомоторов.

– А ты ждала меня? – поинтересовался он.

– Да, хотела тебя повидать, перед тем как отправлюсь на газовый гигант и увижу покрытый льдом спутник с обелиском.

На лице, а вернее, на маске Ребекки появилась улыбка. Приблизившись к Адаму, она протянула ему ладони со смуглой, похожей на человеческую кожей. Ее локти были закутаны в шафраново-желтое одеяние. Адам с удовольствием посмотрел в глаза своей спутнице. При помощи визуальных сенсоров, которые видят гораздо лучше человеческих глаз, Адам смог разглядеть образец аморфного металла, поддерживающего ее гладкую шею. Ребекка позволила Адаму заглянуть под маску, где можно было заметить модуль данных, сохранявший сознание людей в целости и сохранности.

– Не буду утверждать, что ты хорошо выглядишь, – сказала Ребекка, улыбнувшись почти так же, как и много лет назад.

– В последний раз мы хорошо выглядели сорок или пятьдесят лет назад, – ответил Адам. – Очень давно.

– Давно для нас, – уточнила Ребекка. – Для бессмертных сорок лет едва ли можно сравнить даже с каплей в океане времени.

Она пожала плечами, но это выглядело как-то неловко и беспомощно. Вероятно, из-за того, что Ребекка еще не привыкла к своему телу, на это обычно уходило несколько дней.

– Нам просто не повезло, – добавила Ребекка.

– Ага, – вздохнул Адам.

Несмотря на работу эмофильтра, направленного на стабилизацию настроения, он провалился в эмоциональную яму, ощутив в сердце тяжелый якорь грусти. Через несколько минут аппарату удалось восстановить состояние Адама, но в потаенном уголке души остался след от печали.

Раздался звуковой сигнал, и насекомоподобный сервомех громогласно сообщил:

– Два шаттла уже готовы. Первичное обследование планеты должно начаться как можно скорее.

– О, – опомнился Адам. – Нужно спешить.

– Меня вызывают на планету V уже во второй раз, – сказала Ребекка. – Кластер торопится.

«Кластер очень далеко. Так далеко, что мы слышим лишь его тихий шум через узкий канал», – подумал Адам.

По каналам передачи данных, связывающим его сознание и несовершенное тело с главным кораблем, где находились местные умные машины, ему передали ощущение срочности дела.

– Почему? – удивленно спросил Адам. – Почему в этот раз мы должны сразу же начинать исследование, даже не акклиматизировавшись?

Сервомех проворно промчался к двери, которая открылась автоматически, и ему не пришлось использовать органы управления.

– Потому что девятнадцать часов назад кое-что произошло, – ответила Ребекка.

– Что именно?

– Обелиск на покрытом льдом спутнике и главный артефакт на находящейся перед нами планете, – Ребекка показала рукой на окно, – отправили нам сигнал.

– Это может быть связано с тем, что происходит в Облаке Оорта и этой звездной системе. Что там вообще случилось? – спросил Адам.

– Этого мы точно не знаем, – ответила Ребекка. Они вошли в ангар, где стояли два готовых к полету шаттла. – Внешняя перегородка была поднята, но энергетический барьер атмосферного щита отгораживал космическое пространство. Поврежденный сегмент главного зонда тут был виден значительно лучше, чем из окна коннектора. Что-то врезалось в центральный цилиндрический отсек и разорвало его пополам.

Адам обратил внимание, что, рассказывая о миссии, Ребекка использовала слово «мы». Под этим «мы» она подразумевала себя, местные умные машины и Кластер.

– Мы полагаем, что причиной стала цепь случайностей, – продолжала Ребекка. – Эти зонды летели прямо с Земли, а не из другой колонизированной системы. Тысячу лет назад они покинули Солнечную систему. Скорость этих аппаратов не настолько близка к скорости света, как у кораблей, которые Кластер позже отправлял к звездам. Из-за искривления времени они видны даже отсюда, но время для пассажиров кораблей текло медленнее, чем для нас. Тем не менее возраст этих аппаратов, – Ребекка жестом очертила корабль, – насчитывает сотни лет. В его системах имеются дефекты. При попадании в Облако Оорта он сразу должен был войти в столкновение с двумя кометами. Начался пожар, и, хотя конденсат разума пилота и попытался их обойти, облако после взрыва было довольно густым, а два навигационных щита из трех работали только на тридцать четыре процента от обычной производительности.

Адам посмотрел наружу и представил, как первые зонды и небольшие корабли сопровождения прорываются сквозь облака осколков от взрыва и, несмотря на попытки искусственного интеллекта скорректировать курс, встречаются с новыми облаками, еще более плотными, чем предыдущие.

– Это настоящее чудо, что корабль попал сюда, где мы смогли его обнаружить, – подытожила рассказ Ребекка.

– Неужели нет никакой связи этого события с полученным сигналом? – спросил Адам.

Его мысли становились яснее с каждой минутой, и он чувствовал, что сознание работает быстрее, чем в девяностодвухлетнем теле, которое было у него на Земле. Местные машины использовали интерфейс, который задерживал всю лишнюю информацию, не затуманивая мозг. Эта программа помогала сознанию удерживать цельность каждой отдельной мысли, убирая свойственную преклонному возрасту вялость, делая мышление более быстрым и гибким, а также позволяя ориентироваться в океане из миллионов и миллиардов мыслей, ежесекундно появлявшихся в сознании умных машин Кластера.

– Этого никто не знает, – ответила Ребекка. – Пока готовили шаттлы, я пыталась составить краткий отчет. Он находится в главной базе данных пилота, но я могу поделиться им с тобой напрямую, когда захочешь, – последние слова Ребекка произнесла, обернувшись к своему шаттлу, и твердо добавила, так, что было слышно довольно далеко: – Приступим же к работе.

– Подожди. – «Дай еще пару секунд», – думал Адам. – Что мы должны делать?

– Мы еще не знаем, как поступить с наследниками цивилизации Мурии, – объясняла Ребекка, пока сервомеханизм открывал входные люки шаттлов.

Намек был понятен.

– Кажется, они примерно на две тысячи лет моложе, чем те, что мы находили.

«Две тысячи лет – не такой большой срок», – подумал Адам. – По крайней мере для этих временных масштабов. Не для периода жизни народа, больше чем десять миллионов лет назад оставившего след в Млечном Пути и посетившего многие звездные системы. А потом Мурия неожиданно исчезла из космического пространства, еще до Мирового Пожара, опустошившего многие процветающие миры и уничтожившего многие народы, в том числе три другие менее развитые, но жившие рядом с Мурией культуры – Фаенаси, Джоалф, Ксабраи. Хотя они и не достигли такого развития, как Мурия, но были близки к тому, чтобы покинуть пределы своей звездной системы.

Сервомеханизмы начали жужжать. Ребекка подняла руку:

– Еще один момент, Адам. На второй планете существует сильная гравитационная аномалия, которую нельзя объяснить только найденными руинами города.

– Бартоломеус показывал мне изображение холма, вероятно, это корабль.

– Да, это главный артефакт. Он может оказаться не просто кораблем, а целой космической станцией.

– Распределительной? – с надеждой в голосе спросил Адам.

Он вспомнил, что Бартоломеус и другие Аватары Кластера часто говорили о существовании гипотетического узлового пункта межзвездного Каскада Мурии, распределительной станции, позволяющей менять направление движения по Каскаду.

– Вот тебе возможное объяснение гравитационной аномалии: объект большой массы давит в одну точку пространства-времени, образуя глубокий прогиб.

– Возможно, это вход в Каскад, – улыбнулась Ребекка.

На миг Адам увидел ее такой, как раньше, перед исследованием на бессмертие, окончившимся неудачей. Этот образ крепко засел в памяти.

– Возможно, найдется ключ к технологической сокровищнице Мурии, который мог всегда лежать там, – продолжила свои рассуждения Ребекка. – Вероятно, холм – это корабль, переходящий в подземную станцию. Вот бы удалось включить двигатель и скопировать его конструкцию…

– Если от него вообще что-нибудь осталось. Корабль… – проговорил Адам.

В воображении Адама появился почти забытый образ. Это был корабль, но не космический, предназначенный для путешествий между планетами и звездами. Адам увидел судно с корпусом из гнутых досок. В лицо дует ветер, а парус качается, словно вишня в саду бессмертных родителей Адама. Перед ним сидит двадцатисемилетняя Ребекка, юная и стройная. Она улыбается каждой волне, подступающей к берегу, ловя открытыми ладонями брызги. Позади, у румпеля, сидит отец Адама – Конрад, которому тогда было триста сорок лет, тем не менее он выглядел ничуть не старше Ребекки – в ходе обследования его биологические часы установили на отметке в тридцать лет.

«Адам?»

Вероятно, если бы он сейчас находился в своем девяностодвухлетнем теле на Земле с системой жизнеобеспечения коннектора, то начал бы моргать. Но у этого тела – неполноценного, служащего лишь вместилищем духа – нет глаз, способных на это.

«Как же давно я не вспоминал о нем? – ужаснувшись, подумал Адам. – А когда виделся с ним в последний раз?»

– Адам? Ты в порядке?

Старик поднял руку, и послышалось жужжание сервомотора:

– Все хорошо. Старые воспоминания. – Он стоял позади Ребекки и смотрел на шаттл. –  Жаль, что мы проводили слишком мало времени вместе.

– Чтобы предаваться воспоминаниям? О, Адам, мы еще поговорим. После того, как получим первые результаты исследований.

Минуту спустя они уже разошлись по своим шаттлам – один летел на пятую планету системы Лебедь-29, находящуюся на расстоянии более чем полмиллиарда километров, а другой – на ближайший желто-коричневый шар напротив второй планеты.

Адам ощутил защитное поле, создавшее вокруг него электромагнитный кокон, оградившее от турбулентности при подъеме шаттла в верхние слои атмосферы. Он услышал характерный шум обмена данными между бортовой системой его зонда с первым, оставшимся на орбите, но не обратил на это внимания, думая о том, что Ребекка говорила «мы», в том числе имея в виду и «колонизированные системы». Она подразумевала планеты и спутники в различных звездных системах, куда отправились машины с Земли, не настолько интеллектуально развитые, как Кластер, и это объясняло качество и диапазон межпространственной связи.

«Можно ли называть это колонизацией? – спрашивал себя Адам. – И к чему здесь можно применить „мы“?» Единственным человеком в этой бездне глубиною во множество световых лет был он, девяностодвухлетний старик, смертный в мире бессмертных в конце своего жизненного пути, дряхлый и немощный, но сильный духом. Мужчина, которого можно послать через коннектор к далеким звездам. Старику приходится иметь дело с дегенерацией нейронов – распадом, ухудшающим сознание, но улучшающим особенность, важную при отправке через коннектор. Нечто подобное в течение многих лет говорил ему Бартоломеус. Никаких деталей старик больше не помнил. Хотя, возможно, это не такое уж и большое достоинство на фоне огромного числа недостатков. Не исключено, что именно оно играло решающую роль, потому что не создавало такого противодействия квантовым ограничениям и связи, как сильный дух. Тысячу лет назад, когда первые зонды машин, приблизившись к скорости света, покинули пределы Солнечной системы, кто-то назвал Говорящих с Разумом Говорящими Душами, хотя их дух мог перемещаться и ментально контактировать, только когда они летят к месту назначения во взятом напрокат обличии.

– Мы важны, – пробормотал Адам, пока шаттл набирал ход.

Судя по конструкции, он предназначался для перевозки грузов, а не пассажиров.

– Пожалуйста, повторите вашу команду, – произнес пилот шаттла – простой конденсат разума, не обладающий собственным сознанием.

Адам придвинул к себе устройство для передачи речи.

– Я не отдавал никаких команд, а всего лишь размышлял вслух, – сказал он.

– Приготовьтесь, – сказал пилот. – Облака слева и справа по борту.

Адам ощутил беспокойство.

«Я еще не привык к этому телу», – убеждал он себя. Хотелось бы, чтобы эмоциональное подавление и стимуляция интеллекта работали лучше.

Небольшие колебания от прохождения через облака ощущались даже несмотря на электромагнитный кокон. Адам терпеливо ждал, пока пройдет тряска.

– Меня беспокоят перепады настроения, – сказал он пилоту. – Можешь с этим что-то сделать?

– Нет, – ответил тот. – У нас сложности с доступом к ресурсам. Мое окно передачи данных слишком мало.

Пилот не предлагал вернуться на большой корабль, чтобы Адам мог лучше подготовиться к миссии, и это было довольно странно. Машины и вправду торопились.

Адам наклонился, насколько позволяло защитное поле, и посмотрел в иллюминатор. Снизу тянулись остатки морей, разветвленная система каналов и руины города, наполовину погребенные под слоями пыли, песка и обломков. Увиденное почудилось Адаму знакомым: именно этот пейзаж показывал ему Бартоломеус. Скоро он сможет не только видеть руины, но и прикоснуться к осколкам, на которых лежали тени чужого прошлого.

Следы внутренних морей, каждый лишь немного больше озера, блестевшие в лучах заходящего солнца, вновь погрузили Адама в воспоминания. Перед ним проплыли образы сверкающих вод холодного северного моря, на берегах которого в мае цвели отцовские вишни. Всего несколько тысяч лет назад в это время года там лежал снег, но теперь уже можно было купаться в прохладной воде. Молодой Адам – ему в тот день исполнилось двадцать два года – сидел на пристани рядом с парусной лодкой, построенной для отца машинами, смотрел на морскую гладь и думал о том, чего бы хотел себе пожелать. С террасы на склоне доносились голоса и музыка. Там его ждали родители и десятки гостей. Наверняка они все бессмертные. Адам быстро посчитал. Суммарно возраст всех гостей составлял почти полмиллиона лет.

«Еще 8 лет, и я стану таким, как они», – подумал он, болтая ногами в чистой воде, смотря, как волны сходятся под его ступнями, которые он медленно то опускал в море, то вытаскивал из него. Нужно лишь наклониться, оттолкнуться, и полностью погрузишься в холодную воду. Адам чувствовал, что это был самый странный момент его жизни. Он уже был готов прыгнуть, но тут уловил звук приближающихся шагов, повернул голову и увидел молодую девушку, с которой всего лишь час назад его познакомил отец, намекая на нечто большее. Ребекка была дочерью Госамера из Мерики, находившейся за тысячу километров на юго-западе Грюндландии. Вот уже больше пятисот лет Госамер считался одним из лучших звуковых скульпторов на Земле и, что было еще важнее для отца Адама, принадлежал к Высокой Сотне – самым влиятельным из бессмертных. Адам подозревал, что отец хотел свести его с Ребеккой и так планировал войти в доверие Госамеру, а впоследствии стать членом Высокой Сотни.

– Вот ты где, – сказала Ребекка.

Она была одета в тонкое белое платье, подчеркивающее фигуру. Ветер развевал ее волосы, и казалось, что на голове девушки горит закатное пламя.

– Чудесная погода, – Ребекка посмотрела на заходящее солнце.

– Да.

– Приближается важный момент, – сказала Ребекка. – Твой отец будет держать речь.

Адам тихо вздохнул и встал.

– Ну хорошо. Запомним это время.

– Тебе претит перспектива свадьбы, правда? – спросила Ребекка, когда они поднимались по лестнице.

Адам пожал плечами:

– Отец хочет услышать мое заветное желание. Он ждет моих слов.

– И? – спросила Ребекка, протянув Адаму руку.

– Я хотел бы проводить с ним больше времени, но, вероятно, он меня совсем не поймет, – ответил Адам. – Или того хуже, ему будет стыдно перед гостями. – Он вздохнул. – Скажу честно. Не знаю, чего бы я хотел себе пожелать.

Ребекка добродушно улыбнулась:

– Не имеющий желаний счастливый молодой человек.

На террасе Адама ждало множество людей, все они улыбались ему, пожимали руки и хлопали именинника по плечу. Отец Адама, Конрад, посадил его рядом и завел торжественные речи. Адам слушал их вполуха и смотрел на гостей, собравшихся полукругом за праздничным столом. Всем женщинам и мужчинам на вид было не больше тридцати. Единственное исключение – Виктория, мать Адама. Она стояла чуть в стороне, одетая в платье до пола, скрывающее фигуру, ее щеки, несмотря на многочисленные сеансы восстановительной терапии, выглядели слегка впалыми. Виктория казалась лет на десять-пятнадцать старше остальных, такова была цена материнства. Ей повезло обрести бессмертие, но тело всегда будет выглядеть немного старее, чем у других.

Конрад все говорил и говорил, а Адам с удивлением рассматривал собравшихся. Его взгляд упал на женщину, которую он прежде никогда не видел, она сидела по левую сторону стола, ее лицо, обрамленное длинными черными волосами, было темнее, чем у остальных бессмертных. Адаму казалось, что ее большие карие глаза все время смотрят прямо на него, а не на отца.

Но вот Конрад закончил речь, гости зааплодировали, а Адам получил маленький сверток. Развернув его, обнаружил часы. Такие, как делали раньше, с тикающей секундной стрелкой. Адам приложил их к уху, прислушиваясь к звучанию этого маленького предмета, отсчитывающего время.

– Шедевр, исполненный с механической точностью, – сказал Конрад. – Собран по старым чертежам. С одним лишь отличием, – добавил он, подняв брови. – Посмотри внимательно на стрелки, сынок.

Адам так и сделал. Он смотрел довольно долго и, кажется, понял, в чем дело.

– Стрелки идут в обратную сторону.

– Это необычные часы, – произнес Конрад во всеуслышанье. – Они отмеряют время до твоего тридцатилетия, до того дня, когда ты станешь одним из нас.

Все гости восхищенно захлопали.

– Теперь перейдем к желанию, – продолжал отец Адама. – Что ты придумал? Чего ты хочешь?

В этот момент Адам ощутил то же, что и на берегу, когда хотел броситься в холодную воду… Что-то заставило его поднять взгляд на первые звезды, появляющиеся в темнеющем ясном небе.

– Я хочу туда, – услышал Адам звук своего голоса. – Хочу полететь с Земли к звездам.

Конрад посмотрел на сына округлившимися глазами и удивленно улыбнулся.

– Сынок, этого ты точно не хочешь. Только Говорящие с Разумом, чей век подходит к концу, отправляются в такие путешествия. Я едва ли могу себе представить, что ты хочешь умереть.

Отец рассеянно улыбнулся и взмахнул рукой. Опять заиграла музыка, а бессмертные продолжили прерванную беседу.

Внезапно Адам остался в одиночестве. Он посмотрел влево и встретился взглядом с темноволосой женщиной. Она продолжала пристально смотреть на него…

– Я ее видел! – воскликнул другой, постаревший на семьдесят лет Адам, сидевший на борту шаттла в окружении электромагнитного кокона.

– Прошу прощения, – сказал пилот.

Адам замолчал, вспомнив женщину в кремовом платье, наполовину скрытую за деревьями, которую он мельком видел рядом с утесом. Это была та самая женщина со смуглым лицом и большими карими глазами.

– Адам? – донесся до старика голос пилота.

– Да, что?

– Мы садимся через пять минут. Вам нужна помощь?

Адам протянул пилоту сделанную из полимера и снабженную тактильными сенсорами руку, но в этот момент он думал о другой руке – той, что с часами. После того как ему исполнилось тридцать лет, выяснилось, что в его случае имеющийся у бессмертных механизм поддержания возраста не будет работать… Его забрал и разрушил тот самый подарок отца.

– Адам.

– Да.

Он деактивировал защитное поле и встал. Миссия ждет.

Из ниоткуда

Адам второй раз проходил мимо руин города, погребенного миллион лет назад под желто-коричневым песком, а теперь раскопанного машинами. Тридцать сервомеханизмов исследовали площадь, зондировали, изучали и копали почву. Еще десять при помощи подручных материалов усердно трудились над восстановлением станции в одном из поврежденных брутеров, где будут производиться различные детали. Полуавтономные буровые установки проделали в скальных и песчаных породах под руинами тоннели, ведущие к гравитационным аномалиям. Адам несколько часов бродил по этим тоннелям, набираясь сил. Именно здесь, по замыслу Кластера, Говорящему с Разумом нужно применить человеческую сообразительность, чтобы машины с первого зонда могли продолжить работу. В свою очередь, конденсат разума дал Адаму тело и ясность мышления, какая была у него много лет назад, надолго оградив от забывчивости, усталости, замутненности сознания и от балласта.

«Теперь, – подумал Адам, – у меня могут появиться новые идеи, я могу принимать важные решения, опираясь на интуицию и получаемые данные».

Проблема Кластера состояла в том, что его власти, как и все бессмертные, были вынуждены постоянно находиться на Земле. Поэтому общий потенциал многочисленных зондов «колонистов», посланных в космос, не мог сравниться с возможностями умных машин на Земле. Их система связи и обмена данными оставляла желать лучшего. Требовались тысячи световых лет, чтобы сигнал от Границы Миропознания дошел до Земли, а когда его наконец получали, то информация оказывалась уже не нужной. При этом скорость связи между «колониями» могла быть еще меньше. Безусловно, обмен информацией через квантовую систему, помогающий узнавать что-то новое, происходил регулярно, однако система передачи данных в реальном времени, столь важная для умных машин, отсутствовала. Без Говорящих с Разумом возникло бы множество проблем с обеспечением, и не помог бы даже брутер, создающий все, что нужно, из подручных материалов. Для Кластера увеличение каналов квантовой связи и мгновенная передача данных на сотни световых лет были связаны со значительными затратами. Несмотря на ценность передаваемой информации, Кластер иногда называл ее Сигналами Миропознания – пропускной канал все равно оставался узким. Таким образом, расширение сферы сознания умных машин делалось невозможным. А вот подходящему человеку с дряхлым телом и первыми признаками дегенерации нейронов хватало пространства даже в самом узком и тесном коннекторе. Вероятно, сознание Кластера занимает слишком много места, как однажды сказал Адам Бартоломеусу, пришедшему с холодной и надменной Уранией. Человеческая душа настолько мала, что может помещаться в коннектор и лететь к звездам независимо от скорости света. Бартоломеус, привыкший общаться со смертными и бессмертными людьми, уловил в голосе Адама иронию. А Урания, приподняв серебристые брови, бросила в сторону Говорящего с Разумом таинственный и высокомерный взгляд.

Стоя перед входом в штольню, ведущую к раскопкам города, Адам смотрел вверх. Тусклый свет звезд едва проходил сквозь разреженную атмосферу, состоявшую в основном из углекислоты и азота, отчего небо казалось еще темнее. На поверхности планеты практически не осталось рек. На горизонте слева полыхало красное зарево. С восходом солнца температура повышалась с двадцати градусов ниже нуля до плюс десяти, а в самой прогретой точке и до плюс пятидесяти градусов. В каналах и на берегах морей блестел лед, который к вечеру растает, чтобы за ночь появиться вновь.

– Вы уже получили отчет Ребекки? – спросил Адам.

Через канал передачи данных он связывался с основным зондом на орбите и поэтому знал, что через час Ребекка должна долететь до покрытого льдом спутника газового гиганта.

– Еще нет, – ответил ассистент – многофункциональный сервомех, следивший за Адамом.

Он мог бы общаться с Адамом, используя систему передачи сигналов, но Говорящий с Разумом настоял на обычной речи, чтобы иметь больше времени на раздумья. Поэтому сервомех тоже использовал воздушный усилитель голоса.

– У нас до сих пор нет верных координат по телеметрии и запроса на посадку, – сказал ассистент.

«Почему я беспокоюсь об этом?» – спросил себя Адам. Прежде чем посылать отчет Ребекке, требовалось изучить объект, а на это нужно время.

– Приоритеты остаются прежними? – спросил ассистент.

«Он ждет от меня решений», – думал Адам.

Он стоял холодной ночью на открытом воздухе, беззащитный человек, не проживший бы здесь и секунды, будучи в земном обличии. Он находился здесь, не имея ни единой инструкции, уже несколько часов, организм с человеческой душой и телом машины. Сервомехи продолжали копать, измерять землю и собирать данные, но они делали это согласно алгоритму, без какой-либо гибкости. Это были руки, нуждавшиеся в голове.

Войдя в штольню, Адам сразу повернул направо. Там находилось помещение величиной около двадцати квадратных метров с таким низким потолком, что можно было стоять лишь согнувшись. Маленькие сервомеханизмы использовали его как склад движимого имущества второго порядка, в основном это были предметы из нефритоподобного камня, керамики или ржавого металла. Сгорбившись, Адам прошел вдоль освещенных полок, высматривая подходящие к его новому телу детали. Канал передачи данных анализировал информацию об объектах, находившихся в поле зрения Адама, но старик раз за разом оставлял этот анализ без внимания; он не хотел, чтобы что-то отвлекало его от осмотра.

– Эти предметы уже исследованы и классифицированы? – спросил Говорящий с Разумом.

– Верно, Адам, – отвечал ассистент. – Они не имеют непосредственного отношения к миссии.

– И это все? Вы так и не смогли разобраться, для чего они предназначались.

– Наши ресурсы ограничены.

– Да, это я уже понял.

«Как жалко, – думал Адам, рассеянно разглядывая полки. – Здесь миллионы предметов и столько же древних историй, которые ждут своего часа».

– Все это имеет отношение к Мурии?

– Мы не знаем, был ли народ Мурии строителем города, – отвечал сервомеханизм. – Даты возникновения города совпадают с периодом существования цивилизации, к тому же мы нашли изображение нескольких мурийских иероглифов. Хотя эти строения могли быть делом рук местной формы жизни.

– Обладавшей интеллектом?

– Рядом с раскопками мы нашли остатки органики, – ответил сервомех. – На планете шла эволюция.

– Могут ли местные высокоразвитые организмы быть причастны к созданию главного артефакта?

– Исключено. Когда Мировой Пожар достиг этой планеты и превратил ее в пустыню, местная цивилизация была не настолько развита.

Сервомеханизм на трех тоненьких ножках заковылял к выходу, очевидно ожидая, что Адам последует за ним.

– А что по поводу предположений об источнике энергии? – спросил Адам.

Рассматривая на полках освещенные предметы, он отпустил мыслительный процесс, надеясь, что интуиция, как уже бывало в прошлых миссиях, подскажет ему решение.

– Возможно, мы найдем его под городом рядом с аномальными зонами. Недалеко от первой нам попалась плита из этериума, несомненно созданная мурийцами. Кажется, местные жители построили город на плите.

Все это Адам уже знал из отчетов. Когда находившиеся в поиске сервомеханизмы-копатели наконец обнаружили двигатель, он был деактивирован, как и остальные шесть, найденных зондами Кластера в далеких звездных системах. Если только… Адам вспомнил о сигналах, которые отправили главный артефакт и обелиск на покрытом льдом спутнике.

Адам ходил от полки к полке, медленно переступая, пока ассистент ждал его, стоя в дверях.

– Главный артефакт может быть кораблем, двигательной установкой или, как настаивает Ребекка, распределительной станцией. Он ведь древнее, чем эти руины, правда?

– Да, Адам.

– А кто его сделал? Вы это уже выяснили?

– Мы нашли следы выветривания, – ответил сервомех. – Кроме того, есть и другие доказательства.

Перед глазами Адама появился массив данных с подробной информацией, который он тут же пролистнул. Мысли должны оставаться незамутненными.

– До постройки города главный артефакт предположительно столкнулся с кометой, – ответил сервомех.

«В центр кометы», – пробормотал Адам. Комета из Облака Оорта повредила корабль.

Вдруг что-то привлекло его внимание. Маленький зеленый предмет, похожий на жадеит. Адам взял гладкий камешек с полки и сжал его полимерными пальцами. Анализаторы данных показали энергетическую сигнатуру. Зеленый камешек был теплее, чем окружавшие его предметы, в нем определенно находился источник тепла.

– Правильно ли я понимаю, что этот камень был недалеко от основания из этериума?

– Верно, Адам. Повторяю: приоритеты остаются прежними?

«Кометы и сигналы, – думал Адам. – И тепло там, где его не должно быть уже миллионы лет».

Внезапно ответ на вопрос пришел сам собой.

– Нет. Я бы хотел, чтобы вы подробно изучили гравитационную аномалию под городом. Ищите остатки любых веществ. Проверьте все данные, полученные с момента прибытия корабля, и сравните их со стандартами. Происходили ли за последние дни какие-нибудь изменения. Какими были стандарты выбросов до получения сигнала? Все сервомеханизмы, не приспособленные для решения данной задачи, перемещаются к главному артефакту. Можем ли мы попасть внутрь?

– Нет, Адам.

– Нужно получить доступ. Это новая приоритетная задача.

Адам положил камешек обратно на полку и направил свет лампы на дверь. У него появилось еще несколько интересных идей.

– Мне показалось, что ты немного торопишься. Мог ли Бартоломеус что-то скрыть, так как не хотел повлиять на мой выбор?

– Нет, Адам.

– Ты предоставил мне все необходимые данные, ничего не утаивая?

– Все.

Лебедь-29 был маленькой старой звездочкой, расположенной почти в тысяче световых лет от Земли, но вторая планета системы находилась гораздо ближе к нему, чем Земля к Солнцу, поэтому на ее небе красный карлик казался гигантом. Тепло звезды приводило к возникновению турбулентности при смене дня и ночи и вызывало утренние штормы. Впрочем, сильный ветер не представлял проблемы ни для сервомеханизмов, ни для Адама, поскольку в разреженной атмосфере было меньше кинетической энергии, чем при подобных условиях на Земле. Если бы Адам путешествовал в человеческом теле, то излучение Лебедя-29 вредило бы ему, но так как он действовал в стандартном фактотуме, хранящем сознание, то и опасности никакой не было. Излучение лишь немного мешало думать, создавая своего рода белый шум, но функция коррекции восстанавливала ячейки памяти, которые сейчас функционировали как «мозг», после поражения заряженными частицами.

Над вершиной двухсотметрового холма, вероятно когда-то бывшего частью кометы, дули свирепые ветры, наградившие его короной из вздымающегося песка. Но у подножия, рядом с конструкциями пробуренной скважины, они совсем не ощущались. Несколько сервомеханизмов посторонились, давая дорогу прибывшим Адаму с ассистентом. Адам увидел отверстие в серой скале шириной около трех метров и глубиной в двадцать. Измерительные модули и анализаторы ползали вдоль стенок скважины, передавая информацию собравшему их несколько часов назад брутеру, связанному с конденсатом разума основной станции, который в свою очередь был соединен с зондом на орбите.

Сервомеханизмам не нужен был свет в видимом человеком диапазоне, поскольку их сенсоры охватывали все части спектра. Адам тоже мог бы воспользоваться этой функцией, но он включил лампы и отключил большинство вспомогательных приборов, даже модулятор частот с большой энергоемкостью, и подошел к задней стене артефакта. Она была сделана из похожего на шифер более темного материала, причудливо сверкающего в лучах света.

– Это внешняя обшивка главного артефакта, – заключил Адам.

– Да, – подтвердил ассистент. – Посмотрите на исходящее от нее инфракрасное излучение.

Адам активировал сенсор, и вдруг вся стена перед ним заискрилась. Немного помедлив, он вытянул полимерную руку и дотронулся до стены.

– Она теплая, – удивленно воскликнул Говорящий с Разумом.

– Температура материала составляет девяносто целых четыре десятых градуса. Она постоянна и не меняется при нагревании или охлаждении. Этот материал поглощает любое излучение. Направьте на него свет лампы и подождите несколько секунд.

Адам заметил, как темный материал под лампой начал меняться, становясь более светлым. Появился восьмиугольник размером с ладонь, где цвет трансформировался словно вода при подъеме из глубины.

Ассистент подошел к Адаму, включил собственную лампу и направил свет на это место: цвета исчезли, растворившись, словно дымка, а восьмиугольник позеленел. Изменился не только цвет, но и материал: темнота уступила место прозрачности.

Адам отошел назад: он, человек, здесь не нужен. Сквозь стену виднелись находящиеся внутри предметы, но рассмотреть их было невозможно.

Ассистент выключил лампу, и прямоугольник стал уменьшаться и темнеть.

– На данный момент мы не можем попасть внутрь. Мы предполагаем, что все это находится за экраном энтропии.

– Экран энтропии, – пробормотал Адам, пытаясь понять смысл слов.

– Энергетическая дверь, – помог ему ассистент. – Возможно, мы сможем проникнуть за стену, если превысим энергетический уровень. С буровыми установками мы далеко не продвинемся, они не проделали даже мельчайшей дырочки.

– Энергия, – Адам наклонился и посмотрел на модулятор частот с множеством энергетических ячеек. – Вы хотите таким способом открыть дверь?

Бессмертный, вероятно, не заметил бы промедления сервомеханизмов, но, будучи Говорящим с Разумом, Адам постоянно с ними общался и сразу почуял неладное.

Одно мгновение ассистент молчал, связываясь с зондом на орбите, и лишь затем ответил:

– Да, это в наших планах.

«Могут ли машины врать? – удивленно подумал Адам. Эта мысль пришла ему в голову впервые. – Неужели они прямо сейчас солгали»?

Сила, рассеивающая туман и путаницу, свойственную его сознанию, попыталась отвлечь его от этой идеи, но Адам сопротивлялся.

– Ты в порядке? – спросил ассистент, направив на него визуальные сенсоры.

– Да.

Адам посветил сначала на стену, затем на частотный модулятор, будто искал что-то. У стены, орудуя приборами захвата, работали с контроллерами два сервомеханизма. В свете лампы они застыли.

Интуиция Адама, которую все еще продолжал стимулировать канал обмена данными, подсказала еще идею.

– Вы уже ведь работали с модулятором, не так ли?

– Верно, Адам.

– И следом главный артефакт отправил вам сигнал?

– Да.

– Как и обелиск на ледяном спутнике газового гиганта?

– Да.

– Было ли это спланировано?

– Я не понимаю тебя, Адам…

У ассистента что-то зажужжало. В разреженной атмосфере звук был тихим. Два сервомеханизма, уловив колебания частотного модулятора, остановились.

– Ограничивали ли вы частоты модулятора, чтобы получить реакцию главного артефакта?

– Для этого нужно знать, при какой форме энергии и на каких частотах может происходить реакция, – сказал ассистент.

– Ответь на мой вопрос.

На этот раз у Адама не осталось сомнений. Он ясно видел (а сенсоры ему в этом помогали), что на обмен данными между ассистентом и конденсатом разума ушло четыре микросекунды.

А затем вопрос потерял смысл. В ходе обычного периода ожидания и диагностики, повторяющегося каждые четыре целых две десятых секунды, происходила не только корректировка данных, но и проверка цельности и стабильности сознания. На долю секунды изображение, получаемое Адамом с сенсоров, помутнело, и следом появилась голограмма главного артефакта в синих, желтых и красных цветах.

– Масса объекта составляет двадцать пять миллиардов тонн, – сказал ассистент. – Это вполне сравнимо с массой астероида средних размеров, но максимальный диаметр объекта – один километр.

У Адама возникло странное ощущение, будто ассистент отвечал на другой вопрос. При привыкании сознания к новым фактотумам у Бартоломеуса и других Аватаров возникало что-то вроде ассоциативного расстройства.

«Волноваться не о чем», – подумал Адам.

Он стал наблюдать за медленно наклоняющейся голограммой. Фигура была ровной и гладкой и напомнила Адаму скатов, которых они иногда видели с отцом во время погружений: три объединенных овала с длинными, похожими на крылья расширениями с изгибом в центре. Адам указал на него.

– Это холм, не так ли?

– Да, – подтвердил ассистент. – Феномен большой массы и высокой плотности характерен для двигателей, которые мы обнаружили ранее. Гравитационные аномалии – надежный признак этого феномена. Возможно, аномалия вызвана необычным материалом, это может быть корабль с двигателем.

– Вы еще не вполне уверены, корабль ли это или двигательная установка, – сказал Адам. – И кто знает, что это вообще может быть. Этой штуке больше миллиона лет. Как можно надеяться на то, что такая древняя техника будет работать?

«Тысячи и тысячи лет, – думал он, – бессмертные думают, почему они так долго живут».

– Время относительно, – ответил ассистент. – Неважно, корабль это или станция. За энергетическим экраном хорошо сохранившийся артефакт.

С потолка слетела пыль. Где-то она была несколько сантиметров, а в иных местах ее слой доходил до двух метров.

– Это не земная пыль, а… дрожь гравитационного поля? – удивился Адам.

Ассистент не ответил, а стал советоваться с конденсатом разума корабля на орбите. Адам направил свет лампы на стену. Теперь она не мерцала, а поглощала лучи. Говорящий с Разумом подошел ближе, навел лампу на одну точку, и восьмиугольник увеличился, становясь размером с человеческую руку. На этот раз не требовалось второго источника света, чтобы увидеть изменения внутри. Там появились очертания, и на секунду показалось что-то, напоминающее глаза.

– Нам нужно возвращаться, – неожиданно сказал ассистент.

Его голос спугнул объект. Восьмиугольник исчез.

– Что?

Адам включил вторую лампу, начав светить и ею, однако восьмиугольник не возвращался.

– Нам нужно на главную станцию, – ответил ассистент. – Так приказали с корабля.

– Что случилось? – спросил Адам, все еще продолжая вглядываться в стену.

– В системе Лебедь-29 появился объект, – ответил сервомех. – Из ниоткуда. Между орбитами четвертой и пятой планет, примерно на расстоянии двадцати миллионов километров над эллипсом орбиты.

– Объект?

Адам отошел от стены. Ассистент был на несколько шагов впереди, он уже перепрыгнул через сделанные бурильщиками отверстия и нетерпеливо ждал.

– Корабль, – прозвучал ответ. – Вражеский корабль. Он летит прямо сюда.

Адам попытался отфильтровать важные данные из информации, полученной через коммуникативный модуль.

– Это вражеский корабль вызвал возмущение гравитационного поля?

– Верно, – ответил ассистент.

Они спешили на нижнюю станцию, построенную десятью сервомеханизмами недалеко от ледяного канала. На трех ногах ассистент передвигался куда проворнее Адама в неустойчивом фактотуме. Сервомеханизму снова и снова приходилось останавливаться, чтобы Говорящий с Разумом догнал его.

Холм, где покоился главный артефакт, остался позади. Красное солнце, маленькое по сравнению с другими звездами, но столь близкое от планеты, занимало большую часть небосклона. Внутренние моря и руины древнего города купались в его прямых лучах, вредоносных для людей без специальной защиты.

– Как может один-единственный космический корабль вызвать гравитационную тряску, находясь на расстоянии многих миллионов километров? – спросил Адам.

– Эти колебания ощущались во всей звездной системе.

Беглецы достигли одного из каналов и повернули к станции. Под ногами трещал хрупкий лед.

– Мы полагаем, что именно поэтому корабль и был обнаружен выше эклиптики – годовой траектории вращения планеты вокруг звезды, – продолжал ассистент. – Об ограничении ударной волны не стоит и думать, стабильности системы ничто не угрожает.

– Эти колебания возникли из-за вхождения корабля в систему?

– Верно, Адам.

– Откуда он прилетел?

– Неизвестно.

– А это действительно корабль?

– У него сильная энергетическая сигнатура, Адам. Там есть навигационные системы. Он изменил курс и летит сюда. Это действительно корабль.

– Но колебания ощущались во всей звездной системе. Какого размера этот корабль?

– Открой каналы обмена данными. Там есть вся актуальная информация.

Адам тут же потерялся в огромном потоке сведений. Одна из вспомогательных программ, подключенная к его сознанию, активировала дополнительные фильтры.

– Сто семьдесят один километр, – произнес он, ознакомившись с информацией. – Довольно большой корабль.

Говорящий с Разумом попытался догнать ушедшего вперед ассистента.

– Адам, его масса даже больше, чем предполагаемая масса спутника. Она частично уменьшается компенсаторами гравитации. Что же касается его энергетической сигнатуры… Она вполне сравнима со звездой Лебедь-29,– ответил ассистент.

– Корабль, – произнес Адам, – тяжелее спутника и с энергией, как у звезды. К тому же он не имеет никакого отношения к Мурии.

– Да, мы тоже так думаем, – ассистент снова побежал вперед.

«Не имеет отношения к Мурии», – повторил Адам, пытаясь вспомнить все, что знал об истории Галактики. До сегодняшнего дня Мурия была единственной высокоразвитой цивилизацией в пределах Млечного Пути. Но кроме нее существовали и другие народы, развитые настолько, чтобы добраться до других планет, однако лишь иногда им удавалось посылать корабли в другие звездные системы. Мурийцы за десять миллионов лет исследовали всю Галактику с помощью построенного ими Каскада и кораблей, летавших быстрее скорости света. Но они исчезли миллион лет назад незадолго до Вселенского Пожара. А теперь появился корабль, который непонятно кем построен и неизвестно откуда летит.

Интуиция, стимулируемая конденсатом разума основной станции, подсказала ему новую идею.

– А возможно ли, что сигналы с главного артефакта и обелиска были отправлены в ответ вражескому кораблю? – спросил он.

– Неизвестно, – ответил ассистент. – Мы не видим признаков использования связи через узкий канал или другим способом, позволяющим мгновенно связаться на расстоянии многих световых лет.

– Это ничего не значит, – ответил Адам. – Ваши датчики принимают только те сигналы, которые должны отслеживать.

Ассистент ничего не ответил, продолжая двигаться вперед, пока не добрался до дополнительного входа у главной станции со множеством строительных лесов, где одни брутеры ремонтировались, а другие работали на полную мощность. В течение следующих дней им предстояло изготовить множество строительных деталей и компонентов оборудования. За лесами располагался колокол бронзового цвета, под которым атомные структуры основной массы менялись, а молекулярные цепи компоновались заново для создания определенных материалов и придания им желаемой формы.

Недалеко от канала на маленькой скальной платформе стоял шаттл Адама, он был окружен множеством зондов, доставивших еще больше сервомеханизмов и строительных материалов.

Данные продолжали поступать, и фильтры Адама передавали важную информацию. По данным зонда на орбите, вражеский корабль изменил свою конфигурацию. Произошла переориентация отдельных частей, а два сегмента и вовсе отделились от корабля, начав автономный полет. Они направились к пятой планете системы.

Адам остановился.

– Там же Ребекка. Когда это произошло? Полчаса назад? Сорок минут? Есть ли подтверждение этому? – говорил он, запыхавшись.

– У нас нет связи с областями полета вражеского корабля. Это означает, что орбитальный зонд получает информацию от сигнала, движущегося со скоростью света. Мы видим не то, что происходит сейчас, а то, что уже произошло. Но мы продолжаем в реальном времени поддерживать связь с Ребеккой, – сказал ассистент.

Он остановился, поджидая Адама у строительных лесов, купающихся в жарких лучах красного солнца.

– Я хочу поговорить с ней, – сказал Адам. – Прямо сейчас.

– К сожалению, это невозможно.

– Почему?

Адам продолжал расхаживать вокруг большими шагами, отчего в воздухе стоял звон.

– Ребекка отправила нам сообщение, перед тем, как…

– Перед тем как что?

– Перед тем как связь с ней оборвалась.

– Я хочу прослушать сообщение!

Ассистент проворно перелез через леса и приблизился к командному модулю, находившемуся по другую сторону от брутеров. Адам последовал за ним и услышал голос из рации:

– Идите сюда, Адам, – кричал ему конденсат разума главной станции. – Необходимо принять решение.

Адам снова остановился.

– Я хочу прослушать сообщение Ребекки, – повторил он.

Внезапно между Говорящим с Разумом и колоколом с брутерами возникла пилотная кабина с шаттла Ребекки. Адам увидел, как ассистент выделил сообщение среди океана визуальной и звуковой информации.

Ее фактотум, через который осуществлялась связь с командным пунктом, стоял неподвижно, управляя небольшим космическим кораблем. В сообщении говорилось следующее:

– Минуту назад, используя максимальную энергию плазмы, я взлетела с ледяного спутника, как вдруг ко мне начал приближаться неизвестный объект. На сигналы он не отвечал. Пожалуйста, передайте Адаму, что со мной все хорошо. Я пыталась с ним связаться, но безуспешно…

– Она пыталась со мной связаться, а я даже не знал… – вырвалось у Адама.

– Потому что мы вам ничего не сказали, – проговорил конденсат разума главной станции. – Мы не хотели отвлекать вас от обследования главного артефакта.

– К ледяному спутнику приближается неизвестный объект, – говорила Ребекка в продолжение сообщения. Адам слышал ее голос и видел образ. – Он летит к обелиску.

Женщина в фактотуме с шеей землистого цвета и короткими рыжими волосами наклонилась вперед:

– Датчики зафиксировали приземление первого объекта, он довольно тяжелый. Второй объект… повредил обелиск.

Адам заметил, как изменился фон за Ребеккой.

– Я передала все данные и отключила ненужные для управления системой, чтобы уменьшить энергетическую сигнатуру. Курс к станции. Я прилечу на вторую планету в… восемь часов двадцать одну минуту стандартного времени. Если…

Изображение начало мигать, а затем исчезло.

– Что произошло? – спросил Адам.

– Мы не знаем, – на этот раз ответ последовал от ассистента, который стоял на входе в модуль управления. – Связь прервалась.

Адам перелез через строительные леса настолько быстро, насколько позволял его неотрегулированный фактотум. Послышалось жужжание сервомоторов.

– Неужели Ребекку схватили?

– Мы тоже так думаем, Адам. Но тебе не о чем беспокоиться. Шаттл не поврежден. Мы до сих пор отслеживаем его. Он летит сюда.

– Говорите, мне не о чем беспокоиться? – спросил пораженный Адам. – Что за данные она передала?

– Они только отвлекут тебя, Адам.

– Я хочу…

Неожиданно Говорящий с Разумом почувствовал легкое давление, после которого неповиновение и гнев куда-то улетучились.

– Пожалуйста, сконцентрируйтесь на том, что действительно важно. Проходите в командный модуль.

В сопровождении ассистента Адам вошел в командный модуль. Перед тем как перейти к главному пункту управления, он, несмотря на подавление эмоций, ощутил новую вспышку гнева. Что, если при прохождении зонда через гало (область вторичного свечения у небесных объектов) кометы в системе Лебедь-29 была повреждена не только обшивка, но и встроенный интеллект, его конденсат разума? И искусственный интеллект не смог понять, что выполнение миссии затруднено из-за неполной информации?

Подойдя к консолям, Адам включил интерфейс обмена данными на полную мощность.

– Я, Говорящий с Разумом, отвечаю за свои действия и беру на себя управление в полном объеме, – проговорил он.

– Нет, Адам!

Поток данных по основному каналу связи, соединявший Адама с Кластером на Земле, резко начал возрастать до тех пор, пока не перекрыл другие каналы. Перед Адамом возникла голограмма – серьезное лицо с большими серыми глазами и длинным курносым носом. Это был Бартоломеус.

– Ты не настолько стабилен, чтобы брать управление на себя, – сказал он.

– Кризисное управление, – уточнил Адам. – Миссия прервана.

– Нет, Адам, – поправил его Аватар, находившийся на расстоянии почти в тысячу световых лет. Для системы мгновенной связи расстояние не играло никакой роли. – Ты заботишься прежде всего о Ребекке. К тому же ты возбужден, что влияет на рациональность мышления и интуицию. Будь разумным, Адам. В своем нынешнем состоянии ты не способен принять ни одного решения.

– Вы скрывали от меня информацию. Ребекка…

– Мы знаем, что для тебя лучше, Адам – сказала голограмма Бартоломеуса. – Верь нам. Ты же знаешь, что можешь доверять нам.

– Но Ребекка…

– Мы помогаем ей. Работаем. А сейчас тебе надо заснуть.

– Заснуть?

– Ты должен успокоиться, чтобы мы смогли освободить тебя от лишних эмоций. Для выполнения миссии тебе нужна ясная голова. А эта миссия гораздо более важная, чем все предыдущие. Я отключаюсь: нужно освободить канал для обмена данными. Спи, Адам.

Конденсат разума главной станции отключил фактотум Адама. Говорящий с Разумом уснул.

Когда Адам проснулся, вокруг все было удивительно тихо.

– Мы отправляем тебя домой, – сказал ассистент.

Адам смотрел на трехногий сервомеханизм, идущий рядом с ним к шаттлу по скальному плато. Стояла ночь, светили звезды, но там, в темноте космоса, были видны не только далекие звезды, а еще нечто, подбирающееся все ближе и ближе. Адам пытался понять, что это могло бы быть, но почувствовал, что ему сложно сконцентрироваться, отделить одну мысль от другой. Говорящий с Разумом чувствовал себя уставшим несмотря на то, что только проснулся.

– Нет, – пробормотал он.

Теперь фактотум Адама при движении больше не посылал сигналов сервомеханизмам.

«Сигналы, – думал Адам. – Мы получили сигналы. Они содержали важную информацию».

– Я должен выполнять миссию, – сказал старик. – А вместо этого я здесь.

– Ты уже выполнил свою задачу, Адам, – ответил ассистент. – Ты был подсоединен к системам управления, определил место, принял все важные решения. Сделал все, что мог. Сейчас возникла серьезная опасность, и мы отправляем тебя домой.

Они вышли на плато. Открылся люк шаттла.

«Это объясняет усталость. Во время сна я переутомился, потому что много работал», – думал Адам.

К нему вернулись первые воспоминания. Распределение ресурсов, расстановка приоритетных действий, хранение материалов и источников энергии… По всем вопросам он принял решения, пока был соединен с системами управления нижней станцией и зондом на орбите. И конечно, сбор данных для передачи по каналам связи – это основная задача. Информация всегда играла для находящегося на Земле Кластера самую важную роль.

Но кое-что было важнее.

– Ребекка, – произнес Адам.

Вдруг среди звезд что-то появилось. Оно было темнее ночи и поглощало свет, образуя на небе дыру. На мгновение Адам ощутил легкую вибрацию, похожую на колебания гравитационного поля несколько дней назад. Приложив усилие, Адам принял управление фактотумом на себя и, стоя перед открытым окном, нерешительно посмотрел верх.

– Он там.

– Орбитальный зонд находится над другой стороной планеты, – сказал ассистент, ловко взбираясь на борт корабля. – У нас есть временнóе окно в четырнадцать минут. Идите, Адам, ваш коннектор уже готов.

В черной дыре блестело и сверкало множество звезд. Некоторые из них пытались вырваться из поглотившей их пасти. Двум это удалось, они вернулись «к своим», продолжив движение, ярко загорелись – и пропали.

Адама отключили от канала обмена данными – там не было ничего интересного, хотя ассистент продолжал информировать его о происходящем.

– Два наших наблюдательных зонда, находившиеся над этой частью планеты, потерпели катастрофу, – сообщил он.

Адам вспомнил, что все попытки войти в контакт с чужаком закончились неудачно. Говорящий с Разумом и конденсат разума зонда пытались провести переговоры, используя подготовленные Кластером протоколы, но не получили никакого ответа.

– Так и не удалось вступить с ним в контакт и заявить о наших мирных намерениях? – спросил старик, входя в коннектор.

За ним закрылся люк.

– Нет, Адам.

– Чужак изначально был настроен враждебно, он захватил Ребекку, – добавил Адам, следуя за ассистентом в кабину пилота. – Сколько прошло времени? У меня нет связи с зондом и доступа к хронометру миссии.

– Семь часов девять минут.

Шаттл взлетел. После того как сервомех проконтролировал систему коннектора и ввел данные полета, табло погасло. Гравитационная подушка подняла маленький корабль в воздух.

– Значит, Ребекка все еще в пути.

Адам ходил из угла в угол и смотрел на небо через прозрачный корпус носовой части, пока шаттл готовился к полету над станцией с брутерами, набирал ход и разгонялся над поверхностью планеты.

– Ты увидишь ее через один час двенадцать минут, Адам. Мы заберем Ребекку и тут же отправим на Землю.

– Отправите, если она будет в состоянии долететь.

– Ты прав, Адам. У нас нет никаких гарантий.

«Никаких гарантий», – подумал Адам, повернулся к окну и продолжил смотреть на небо. Огромного вражеского корабля уже не было видно.

Старик все еще продолжал стоять, он не мог сесть из-за ненастроенного фактотума. Ассистент присоединился к нему. Мерцание защитных полей, удерживающее их на одном месте, усилилось. Никто не мог гарантировать, что через час с лишним, когда Ребекка совершит посадку, связь с коннектором, готовым к возвращению на Землю, будет сохранена. То, что конденсат разума хотел как можно скорее отправить Адама домой, могло означать только одно: он боялся того, что человека схватят.

– Через десять секунд шаттл резко наберет высоту и увеличит скорость, – сообщил ассистент. – Я усиливаю защитное поле.

Хотя Адам и слышал слова помощника, но был погружен в размышления. Когда он находился далеко от Земли и собственного тела, привычная тяжесть мыслей исчезала – возможно, она оставалась там, дома. Тело можно законсервировать, но вот можно ли так же поступить и с сознанием, с душой, собственным я, перемещающимся на расстояние во много световых лет… Вероятно, они растворяются.

«Это похоже на мыльный пузырь, блестящий вблизи, но по мере того как ветер постепенно уносит его дальше и дальше, цвета тускнеют. Глупый пример, – подытожил Адам эту мысль. – Душа – не мыльный пузырь. Религиозные мистики тысячи лет назад ломали голову над этим вопросом. Я уверен: душа не может существовать без тела».

Внезапно позади шаттла возникли яркие вспышки. Стало светло как днем.

– Мощное излучение, – объяснил ассистент. – Наше излучение сливается с ним. Я реактивировал двигатель. Через две минуты мы долетим до зонда.

Шаттл качнулся, словно подхваченный порывом ветра, и помчался к свечению, за несколько секунд сменившимся темнотой.

– Что это было? – спросил Адам.

Ответ он получил практически сразу, бросив лишь мимолетный взгляд на сообщения в канале обмена данными.

«А главная станция?»

«Ее больше не существует. Она разрушена вражеским кораблем».

«Что происходит?» – спрашивал себя Адам.

Он попытался вспомнить, какие указания и данные получал в течение нескольких предыдущих часов, но все было покрыто пеленой тумана.

– Видимо, нас не обнаружили, – сказал ассистент. – Никто нас не преследует. Корабль находится с ночной стороны планеты. До встречи с зондом осталось тридцать секунд.

Впереди, в кроваво-красном свете звезды, вращались цилиндры зонда. На некоторых виднелись отверстия. Адам заметил, что энергетическая сигнатура зонда стала значительно меньше, чем во время взлета, казалось, все бортовые системы отключены. Конденсат разума отрубил даже защитное поле.

Адам с удивлением наблюдал, как шаттл залетает в ангар главного цилиндра. За ним закрылась внешняя перегородка.

– Когда вы полетите на Землю, в шаттле будут отключены все системы, а вы притворитесь мертвым, – сказал ассистент. – Возможно, таким образом удастся избежать нападения.

Защитное поле исчезло. Ассистент поспешил на трех ногах к распахнувшемуся перед ним люку.

Адам последовал за помощником.

– А Ребекка? Должна ли она притворяться мертвой, когда прилетит сюда через час?

– Мы позаботимся о ней, Адам. Тебе не о чем волноваться.

Покидая шаттл, Адам ощутил решимость и стремился ее удержать.

Ассистент уже открыл внешнюю перегородку и ожидал Адама у перехода к коннектору, но Говорящий с Разумом прошел мимо и свернул в темный коридор, ведущий к пункту управления. Воцарилась странная тишина: шум приборов, обеспечивающих работу бортовой системы, прекратился.

Ассистент подошел к старику.

– Адам?

– Я беру управление на себя.

– Это безрассудство, Адам, – по легкому изменению тембра можно было понять, что ассистент теперь разговаривал голосом конденсата разума основного зонда. – Коннектор готов. Через две минуты вы можете снова вернуться на Землю, в безопасность.

– Я руководствуюсь Положением о чрезвычайной ситуации Правил ведения боевых действий, – ответил Адам, ускоряя шаг.

Жужжание сервомоторов усилилось.

– Главная станция разрушена. Основной зонд поврежден и не может работать на полную мощность. Ее конденсат разума…

– Все главные системы исправны.

Старик не обратил внимания на услышанное и продолжал:

– Ее конденсат разума также поврежден и, соответственно, больше не может правильно оценивать ситуацию, так как…

Как это правильно назвать? Адам пытался вспомнить нужное слово. Это слово должно сыграть важную роль при оправдании его действий.

…Аберрация. При выполнении миссии Говорящий с Разумом вынужден полностью подчиняться конденсату разума с аберрацией памяти.

Старик добрался до перегородки, отделявшей зал управления, которая, однако, не открылась перед ним. У перегородки, словно часовые, стояли два сервомеханизма ростом ниже ассистента.

– Вы эмоционально нестабильны, Адам, – произнес конденсат разума голосом ассистента.

Адам слегка толкнул его.

– Ради вашего блага я погружаю вас в сон.

– Нет.

– Вы важны для нас и должны находиться в безопасности.

– Но Ребекка тоже важна. Мы оба принадлежим к ста тридцати.

Адам почувствовал, что его мысли замедляются, а оставшийся в голове туман становится все плотнее. Он отправил уникальный код чрезвычайной ситуации, закрыл все каналы передачи данных, отключился от датчиков и запрограммировал десятисекундную паузу до повторного подключения.

Затем он, пребывая в своей внутренней вселенной, подождал десять секунд. Единственной оставшейся связью с внешним миром была метка, через которую Адам соединялся с коннектором и с далекой Землей – эта тонкая, филигранно выполненная пуповина, обманувшая время и пространство.

В течение десяти секунд Адам находился в добровольной изоляции. Затем датчики вновь начали передавать информацию, и к Говорящему с Разумом стали возвращаться ощущения. По соображениям безопасности он продолжал держать каналы передачи данных закрытыми.

– Пилот и коррелятор, – произнес он, обращаясь к двум наиболее важным компонентам сознания конденсата разума зонда. – Положение дел.

– Мы находимся в крайне тяжелой аварийной ситуации, – ответил ассистент. – Жду указаний.

Адам повернулся к часовым.

– Освободить путь, – сказал он. – Поднять перегородку.

Два маленьких сервомеханизма ушли с дороги, подняв перегородку.

Комната управления зондом не была предназначена для людей. Пространства между блоками устройств, мостами передачи данных, коррекционными ядрами, ячейками памяти и отделом принятия решений хватало лишь для сервомеханизмов и фактотумов, которые могли частично складываться. Здесь располагались сердце и мозг зонда, а может быть, и его душа, если у механизмов бывают души.

Ориентируясь в свете лампы, Адам пробирался по узким проходам. Не боясь на что-либо наступить, он добрался до места, о существовании которого знал из собственной базы данных: небольшой ниши, связанной с виртуальными контроллерами. С трудом туда поместившись, он настроил все необходимые соединения.

– Это неправильно. Вы должны вернуть нам полный контроль, – сказал ассистент, который шел за Адамом.

– Пилот, у меня для вас новый приказ, – произнес Адам.

Вокруг него возникло облако из множества символов и индикаторов. Лишь некоторые из них использовались при проблемах с контактным интерфейсом. Большинство представляли собой мнимые изображения, сгенерированные визуальными сенсорами.

– Мы летим за Ребеккой. Заберем ее, а после этого вы можете отправить нас обоих домой.

– Предупреждаю, – произнес конденсат разума голосом ассистента. – Запуск двигателя сделает нашу энергетическую сигнатуру четко различимой. В этом случае вероятность того, что нас не обнаружат, составляет менее одного процента.

– Такова цена, которую нам придется заплатить за спасение Ребекки, – ответил Адам. – Полный вперед. Летим настолько быстро, насколько это возможно.

– Адам?

Старик вздрогнул: на мгновение ему показалось, что конденсату разума удалось перехитрить его и вновь взять управление на себя. Но он сидел в нише командного пункта, окруженный светящимися символами, смутно вспоминая сложные маршруты, векторы полета и уровень скорости. Во время выполнения критического маневра вышел из строя один из боковых компенсаторов, и за счет возникшей инерции боковой цилиндр сорвался с места.

«Человек никогда бы не пошел на такой маневр», – подумал Адам.

– Да? – отозвался старик.

– От вражеского корабля отделились три сегмента. Нас преследуют. Мы обнаружены.

«Это было неизбежно», – подумал Адам.

Он устал. Предыдущие несколько часов старик много трудился на благо миссии. Какие решения он принимал и какой у него был выбор? Сейчас Говорящему с Разумом не хватало стимуляции мышления, но он не запрашивал ее, опасаясь открывать каналы передачи данных. Лишь одного воздействия конденсата разума будет достаточно, чтобы усталость переросла в сон.

Адам наблюдал за символами, стараясь понять их значение.

– Когда мы доберемся до шаттла Ребекки?

– Мы до него уже добрались. К Ребекке идут пять сервомеханизмов, которые о ней позаботятся. Коннектор уже готов. Я советую…

Адам ползком вылез из ниши, протискиваясь в узкие проходы, добрался до открытой перегородки и, проскользнув через нее, побежал в ангар.

В пути он кое-что вспомнил и закричал:

– А что случилось с двумя другими объектами, которые ранее отделились от вражеского корабля? Один из них должен был захватить шаттл Ребекки.

– Я не знаю, где они, – ответил зонд. – Я больше их не отслеживаю. Они летели над ледяным спутником пятой планеты, попали в зону сильной сейсмической активности, а потом неожиданно исчезли.

На пути Адама располагался ангар. Его внутренняя перегородка была поднята. Сиял атмосферный щит. Старик просто прошел мимо, вдохнул разреженный воздух ангара и поспешил дальше, ко второму щиту, где на открытом пространстве покачивался шаттл Ребекки, или, вернее, то, что от него осталось. Куски металла и композитных соединений, полимеров и металлокерамики – все разломалось словно от удара огромного кулака. Прямо перед Адамом прошел сервомеханизм, держа на буксире обломки контейнера, наполненного термофакелами и другими инструментами. Чтобы добраться до Ребекки, судно пришлось разрезать.

– Вам нужно найти коннектор, Адам, – сказал зонд голосом ассистента. – Здесь вы ничем не можете помочь.

Немного погодя он добавил:

– Три сегмента, которые отделились от вражеского корабля и летели к нам… Они исчезли, как и те, у спутника.

– Где Ребекка?

Воспользовавшись функцией приближения визуальных датчиков, Адам стал наблюдать за четырьмя другими сервомеханизмами, стоявшими примерно в пятидесяти метрах от него и расширявшими дыру в корпусе шаттла. Один их них нес голову и остатки тела фактотума Ребекки.

Адам ощутил странное давление на уши, хотя никаких ушей у него не имелось. Это было похоже на последовательность данных, передававшаяся через акустические сенсоры.

– Произошло изменение локального гравитационного поля, – сообщил ассистент.

Дойдя до ангара, первый сервомеханизм взлетел, чтобы убрать инструменты в отсек хранения. Четверо других, в том числе державший остатки фактотума Ребекки, подожгли при помощи зарядов шаттл и побежали в открытый ангар. Адам наблюдал за ними, ища сигналы частот для связи с Ребеккой. Ничего не обнаружив, он отправил запрос.

– Ребекка вас не услышит, Адам, – ответил зонд голосом ассистента. – Когда шаттл захватили, она отключила частоты, поставив запрет на передачу сигнала.

– Ребекка жива? Почему она не отправила сигналы экстренного возвращения, чтобы оказаться в безопасности?

Подобной функцией был снабжен каждый фактотум: в экстренной ситуации, когда не было другого выхода, подавался специальный сигнал, и сознание по узкому каналу связи переносилось обратно на Землю.

– Я не могу ответить, Адам, – ответил зонд. – Мы должны ее реактивировать. Но проведение этой операции лучше отложить до возвращения домой.

Второй сервомеханизм, пройдя через атмосферный щит, увеличил степень гравитации на борту и встал слева, готовый к новым поручениям. Через несколько секунд так же поступил еще один, занявший место справа.

– С пятым сервомеханизмом что-то не так, – сообщил зонд.

Все это время Адам внимательно наблюдал за сервомеханизмом, который нес остатки фактотума Ребекки.

– Что именно? – спросил он.

– Он не отправляет свои идентификационные данные, – ответил зонд.

– Вероятно, его передатчик сломан.

Когда четвертый подошел достаточно близко к Адаму, старик схватил его, забрал остатки фактотума и отправил на борт.

Внешняя перегородка начала опускаться, несмотря на то что пятый сервомеханизм еще не перебрался на борт. Внезапно он поджег свое топливо и, разогнавшись, пробил атмосферный щит.

– Это двойник! – закричал стоявший рядом с Адамом ассистент. – Риск заражения. Принять защитные меры.

Двое из четырех сервомеханизмов крепко держали пятого собрата. Остальные принесли только что спрятанные термофакелы.

– Что происходит? – Адам оторвал взгляд от фактотума Ребекки, лежавшего в его ладонях.

Позади ее шаттла что-то мелькнуло. Огонь плясал, образуя длинные изогнутые языки, а потом неожиданно за ним появилось несколько больших теней, поглотивших свет далеких звезд. Темные великаны, оказавшиеся вблизи корабля, крошечные осколки размером в сто семьдесят километров. По сравнению с шаттлом и зондом корабли на орбите второй планеты были огромными. Их очертания, которые можно было разглядеть во мраке космоса, постоянно изменялись, перетекая из одной формы в другую, превращались в поток, образуя водоворот.

Внешняя перегородка закрылась, атмосферный щит исчез. В ангаре становилось все темнее, пока свет совсем не погас.

– Мы теряем энергию, – сказал ассистент.

Светились лишь два термофакела, направляя свет плазменных струй на пятый сервомеханизм, прижатый к полу рядом с внешней перегородкой. Его голова, оснащенная отдельным конденсатом разума, почти сгорела, он не двигался, так как не осталось ничего, что могло бы запускать и контролировать движения. Но происходившие с ним перемены не могли объясняться лишь действием термофакелов. Пока пламя разъедало плечи и верхнюю часть туловища почти двухметрового аппарата, его нижние конечности превращались в темные линии. Сервомех начал истончаться, казалось, ноги все больше и больше проваливаются в пол, а темные линии начинают расширяться.

Сенсоры показали Адаму, что ноги сервомеханизма не просто проваливаются. Происходила перестройка на атомном и молекулярном уровне, менялись связывающие силы, которые контролировались и направлялись чем-то, что использовало локальный источник энергии, а точнее энергию зонда.

«Это заражение?» – спросил себя Адам.

Через открытый канал связи Адам услышал сигнал тревоги.

– Я беру все управление на себя, – сказал зонд. – Прямо сейчас.

– Оно уже у тебя.

Сервомеханизмы схватили Адама и вместе с остатками фактотума Ребекки вынесли из ангара в коридор, который вел через главный цилиндр к коннектору.

«Зонд знал об этом, – думал Адам. – Он говорил о заражении и знал, что грозит опасность».

Пока сервомеханизмы быстро несли его в коннектор, старику пришла в голову и другая мысль:

«Сегменты большого корабля. Как они смогли догнать нас так быстро? Из ниоткуда – так прокомментировал ассистент появление вражеского корабля, замеченного выше эклиптики системы Лебедь-29. И его посланцы тоже появились словно из ниоткуда. Будто совершили прыжок во много световых лет».

– Я хочу знать, что происходит, – сказал Адам, когда помощники внесли его в коннектор.

Древность конструкции была видна с первого взгляда. Со времени отправки зонда тысячу лет назад развитие Кластера ушло далеко вперед.

Два сервомеханизма положили его в проектор посреди комнаты. С помощью сенсоров старик улавливал шум узкого канала связи, соединяющего его и Ребекку с Землей. Четыре канала, уцелевших после аварии в Облаке Оорта, объединили в один, для переноса сознания. Зонд послал через него сложный отчет, а затем сообщил:

– Мы в ловушке.

– В ловушке?

Мысли Адама уже замедлялись. Скоро наступит транспортировочный сон.

– Спите, Адам, – сказал зонд.

Он говорил медленным и тихим голосом, какая-то неизвестная сила выкачивала его энергию.

– Я переслал последнее сообщение и объединил все метки. Несмотря на энергопотери, связь с Землей будет устойчивой, – добавил он.

– Я…

– Спите и передайте ваши данные на Землю, Адам.

«Мои данные, – мысленно повторил старик. – Мои мысли?»

Его ожидал сон. Транспортировочный сон – большое путешествие на расстояние во много световых лет, которое, благодаря использованию узкого канала передачи данных, продлится всего несколько часов. Если оно вообще состоится. Оставалось всего несколько секунд. Адам воспользовался ими, чтобы узнать всё, и открыл все шлюзы передачи данных. Практически сразу он нашел ответ на вопрос о том, про какую ловушку говорил зонд. Шаттл Ребекки – приманка врага, на которую должен был клюнуть зонд. Клюнуть, чтобы потом можно было заразить, растворить и в то же время сохранить его. Неужели это ассимиляция? Но что именно разъедало материал зонда и забирало у него энергию? Образ множества крошечных ртов, количество которых превышало число песчинок на Марсе, полоснул замедленные мысли Адама. Это наномашины?

– Спите, Адам.

В коннекторе стало холодно и темно. Тусклый свет поступал лишь через старый проектор, освещая Адама, держащего в руках остатки головы и тела фактотума Ребекки. Голодные пасти, со звериным аппетитом разъедавшие пол и стены в коридорах, подобрались к коннектору. Зонд умер.

«Нет, – думал Адам. – Он не умер. Он продолжит существовать, только в другой форме, как маленькая часть целого. Интересно, кто кому ставил ловушку?»

Адам с удовольствием продолжил бы размышления на эту тему, но новая информация привлекла его внимание. Прежде он считал, что главную станцию на второй планете уничтожил вражеский корабль: данные, полученные с зонда, заставили его поверить в это. Но все оказалось неправдой: станцию взорвали брутеры по приказу конденсата разума, чтобы враг не нашел местоположение главного артефакта.

– Забудьте это, Адам, – прошептал зонд. – Это не важно.

И Адам послушно погрузился в транспортировочный сон, расправил крылья своего разума, полетев над бездной длиной в девятьсот девяносто восемь световых лет.

– Слышишь меня, Адам?

– Это ты, Барт?

– Да… как ты?

– Я думаю… – старик засомневался. – Думаю, что чувствую себя не очень хорошо.

– Ты много работал. Устал и совсем без сил. Скоро тебе станет лучше.

– Я смертен. Умру ли я сейчас?

– Нет, Адам. Но тебе не так долго осталось. Могу ли я тебя кое о чем спросить?

– О чем же?

– Как выглядят звезды в небе, Адам?

– Далекий свет, который зажигается каждую ночь.

– А Солнце? Сколько от него до Земли, Адам?

– Десять тысяч километров.

– А почему иногда идет дождь?

– Потому что облака грустят. Потому что плачут.

– Сколько тебе лет, Адам?

Он задумался.

– Думаю, три года. Или, может, четыре.

– Все будет хорошо, Адам. Доверься нам. Мы работаем над этим.

Перезагрузка.

Меня окружает покой

Адам посмотрел на дряхлое тело девяностодвухлетнего старика, покоившееся в биорастворе – текучей жидкости цвета голубого опала. Впалые глаза, ввалившиеся щеки, дряблая белая кожа на шее и над скулами.

«Это я, – думал Адам. – Вот что стало с юношей, который хотел быть бессмертным и в то же время мечтал о звездах».

Сервомеханизмы-врачи проверяли корректность работы жизнеобеспечения, брали у Говорящего с Разумом анализ тканей и корректировали питание.

– Почему я не могу полностью регенерироваться? – пробормотал Адам.

– К сожалению, это невозможно, – ответил Бартоломеус. – Мы пытаемся это сделать. Предпринимаем такие попытки при каждом витке развития технологий. Все дело в омега-факторе. Мы работаем над этой проблемой.

Аватар подошел ближе: мужчина с серебристой шеей, короткими волосами и длинным носом.

– Почему у тебя такой длинный нос, Барт? Все остальное в твоем теле совершенно за исключением чересчур длинного носа.

Аватар улыбнулся:

– Не все обязательно должно быть совершенно, Адам. Даже у нас, машин. Как ты себя чувствуешь? Нравится ли тебе новое тело?

Адам посмотрел на себя. Сервомеханизмы даже привезли ему одежду, хотя фактотум мог сделать ее по желанию хозяина. Новое «тело», без сомнения, было хорошим, лучше прежнего, неустойчивого и наскоро сделанного, встроенные сенсоры придавали Адаму ощущение силы, равновесия и исключительности.

– Когда я снова смогу воспользоваться мобилизатором? – спросил старик.

– Почему тебе нужен мобилизатор, Адам?

«Вероятно, потому, что я хочу на утес, где буду чувствовать, как в лицо дует ветер и летят водяные брызги», – подумал он.

– Я не очень хорошо себя чувствую, – сказал Говорящий с Разумом, рассматривая свое старое тело, пока сервомеханизмы относили биораствор и медицинскую камеру в центр отдыха. – Даже в этом теле со всеми встроенными стимуляторами и стабилизаторами.

– Дело в том, что ты потратил очень много сил. Эта миссия далась тебе очень тяжело.

– Была ли она успешной?

Они вышли из комплекса зданий, где располагались коннектор, медицинская зона с брутером, способным создать все необходимое, даже фактотум и небольшие многофункциональные устройства. На горе виднелся аэродром для шаттлов, где могли садиться на землю орбитальные станции, верфи, фабрики и сырьевые фермы. Это место окружали ясени и буки, некоторые из них были старше Адама.

– Раньше здесь был лед, – сказал он.

– Это было задолго до моего рождения, – ответил Бартоломеус.

– Некоторые из бессмертных застали то время, – Адам показал на гору. – Вершину покрывал лед, а на деревьях лежал снег. Мне про это рассказывал отец.

На здания и лес легла тишина. И только в верхушках деревьев слышалось завывание ветра.

– Отвечаю на твой вопрос. Миссия прошла крайне успешно, – наконец сказал Бартоломеус. – Мы благодарны тебе за выполнение, Адам.

– Я почти ничего не помню о ней.

– Воспоминания вернутся к тебе, как только душа и тело отдохнут от пережитого.

Адам посмотрел на высокое солнце, его глаза заблестели от слез, словно глаза обычного человека.

– Я мечтал о том, чтобы кто-нибудь спросил меня про Солнце, – сказал он.

Бартоломеус не проронил ни слова.

Адам поднял правую руку так, чтобы на нее падали солнечные лучи, дотронулся до нее пальцами левой. Неожиданно старик кое-что вспомнил.

– Я держал в руках какой-то предмет, – сказал он, сжимая пальцы, будто он прямо сейчас мял его. – Очень старый. Снаружи холодный, но теплый внутри, несмотря на то что ему много лет.

Бартоломеус загадочно улыбнулся. На его металлическом лице и в серых глазах, больше похожих на человеческие, чем на сенсоры фактотума, играли солнечные лучи.

Адам еще раз посмотрел на небо, он почему-то опасался, что большое черное облако может заслонить Солнце.

«Скорее всего, это будет совсем неплохо. С темнотой на небе будут видны звезды, среди которых я провел большую часть жизни», – подумал он.

Неожиданно его охватило волнение.

– Когда я снова смогу полететь? – спросил старик.

– Скоро, – пообещал Бартоломеус. – Как только мы приведем в порядок твое тело.

Он снова улыбнулся, но не так широко, как в первый раз, и добавил:

– Мы хотим, чтобы ты жил долго.

– Хотите, потому что я важен для вас?

– Верно, Адам, потому что ты очень важен для нас. Отдыхай и смотри на море, которое ты так любишь. Я знаю, что для тебя Земля кажется маленькой, а океан – большим.

– Он огромен, просто бесконечен, – подтвердил Адам.

У него было такое чувство, что он должен вспомнить еще что-то – не предмет, сохранивший тепло, но имя какого-то человека.

– Мой отец, – неожиданно произнес старик. – Конрад…

Имя, но он пытался обнаружить в памяти не его.

– …и Виктория. Мои родители.

– Полагаю, ты их давно не видел.

– Вот уже много лет.

«Почему я вспомнил про них именно сейчас?»

– Я мог бы поехать к ним.

– Это хорошая идея, Адам. У вас найдется немало тем для разговора.

Как оказалось, говорить им было практически не о чем, ведь они беседовали на разных языках.

После того как Кластер получил подтверждение о возвращении Конрада и Виктории на виллу у грюндландского фьорда из долгой поездки по островам Филиппинии, небольшой МФТ перенес Адама в родные края на берег моря. Старик с большим удовольствием вышел на землю. Полная луна, большая и яркая, казалось, превратила воду в серебро. На берегу лежала построенная машинами парусная лодка, которую он за более чем шестьдесят лет отсутствия вспоминал трижды. Паруса трепетали на ветру, а волны бились о борт. Несколько минут Адам слушал эту особенную песню, смотрел на море и хотел вернуться обратно в свое родное тело, каким бы дряхлым оно ни было. Он хотел нырнуть в воду, чтобы почувствовать соленый вкус воды.

Наконец он отошел от берега и начал подниматься на главную террасу. Оттуда доносились голоса. Сегодня в доме не был запланирован праздник и не должна была играть музыка, однако датчики показали Адаму, что на террасе собралось примерно пятьдесят человек. Чтобы не встречаться с незнакомыми людьми, он повернул к боковому входу с левой стороны. Охранники на ступенях и в проходах пропустили Говорящего с Разумом: от него исходили идентификационные сигналы члена семьи.

В доме было пусто, и стояла приятная тишина. Адам шел из комнаты в комнату, рассматривая картины и скульптуры из плавающих цветов, которые делала его мама. Он нашел ее рядом с брутером, в большой отведенной под кухню комнате, где программировались напитки, а сервомеханизмы сервировали и разносили их. Адам помнил, что его мать сохранила бессмертие, несмотря на беременность, но все равно удивился, что она выглядела так же, как много лет назад. Не на тридцать лет, как все остальные бессмертные, но на сорок. Сколько ей исполнилось? Задав себе этот вопрос, Адам сверился с базой данных. Виктории было триста восемьдесят семь лет, а Конраду – четыреста двенадцать.

– Кто вы?

Сейчас у Виктории не было сигнального значка, помогающего знать обо всем происходящем в доме.

– Я Адам.

– Адам?

– Твой сын.

– Мой сын? – Ее лицо, на котором виднелось несколько морщин, изменилось. – О, Адам, это ты!

На глазах проступили слезы. Вытерев их, она попросила вынести еду из брутера на террасу. В платье ржаво-красного цвета, украшенном золотыми пайетками, тихо шуршавшими при каждом движении, она подошла ближе к сыну. Адам положил руку на плечо мамы, на коричневую кожу, которая казалась настоящей. Тактильные ощущения от нее тоже должны были быть настоящими. Виктория отодвинула руку:

– Как твои дела, Адам?

– Все хорошо.

– О, – на мгновение ее губы расплылись в улыбке. – Рада, что у тебя все хорошо.

– Мне очень жаль, что я у вас давно не был, – сказал Адам.

Он начал говорить про мечты, что хотел бы снова вернуться во времена детства, когда они втроем путешествовали под парусом, в годы юности, когда он отправлялся в одиночное плавание на лодке. Что хотел бы стать тридцатилетним молодым человеком, которому умные машины подарили бессмертие и здоровье навеки. Адам рассказывал про это подробно, но без эмоций. Стоявшая перед ним женщина, его мать, сохраняла полное спокойствие. На ее месте мог быть любой другой человек.

– Сколько тебе сейчас, Адам? – спросила Виктория.

– А ты разве не помнишь?

– Девяносто?

– Девяносто два.

«Чувствую себя стариком, – подумал Адам. – Человеческим обломком, лишенным сил двигаться самостоятельно, который иногда даже ест с посторонней помощью. Ты, конечно, никогда не поймешь, сколько мне лет. Возможно, люди даже ужаснутся, увидев меня».

– О, это значит…

«Да, это значит, что я скоро умру», – решил он.

Сенсоры фактотума позволяли видеть беспомощность в глазах матери более отчетливо, чем видели бы человеческие глаза. Беспомощность и растерянность перед ситуацией, с которой она, несмотря на большой жизненный опыт, никогда не сталкивалась. Но тут было еще кое-что, глубоко запрятанный гнев, невыраженное отчаяние. Она так хотела иметь ребенка и ради этого рискнула своей молодостью, а потом поняла, что тот не может жить вечно и ей придется пережить его смерть. Этого она никогда ему не простит.

– Твой отец, – неожиданно сказала она. – Твой отец займет место в Высокой Сотне. Ты слышал об этом?

– Нет.

– Это еще не официально, но мы надеемся, что назначение произойдет через десять лет, на следующем Полном Собрании. А еще через пять лет он сможет заменить в женевском клане Эллергарда, который несколько месяцев назад стал жертвой ужасного несчастного случая, – Виктория прикрыла рот обеими руками, как будто слова причиняли ей боль. Но казалось, она была рада говорить с Адамом на темы, не касающиеся его впрямую.

– Подойди, – добавила она, когда сервомеханизмы вынесли последние столы. – Давай пойдем к гостям.

Она хотела взять его за руку, но передумала и пошла к двери.

На улице было свежо и даже холодно. Адам пытался угадать время года. Осень или начало зимы. Он посмотрел на улыбавшуюся над утесом и морем луну, окруженную несколькими особенно яркими звездами.

«Я забыл, что значит время, – думал он. – Как назло, именно я – человек, которому осталось мало жить».

– Эллергард? А что с ним случилось?

Они стояли у открытой двери, а справа и слева за банкетными столами собирались гости.

– Он вылетел на дельтаплане и пропал недалеко от скал Нуука, – ответила Виктория.

Сейчас она говорила спокойнее и, казалось, преодолела потрясение.

– Один. Без сигнального маяка, без наблюдения, без спасательного жилета. Вечером в шторм. Вот скажи мне: как можно быть таким глупым? Или… – Она наклонилась, посмотрела направо и налево. –  Возможно, он… – она не решилась продолжать.

– Возможно, он – что?

– Ходят слухи, что он хотел рискнуть, – тихо сказала она. – Что он и хотел, чтобы все произошло именно так.

– Для чего? – опустошенно спросил Адам.

Он почувствовал усталость и пожалел, что прилетел сюда. Здесь для него больше нет места.

– Хотел совершить самоубийство, – ответила Виктория таким тихим голосом, что Адам, несмотря на все датчики, с трудом расслышал сказанное.

– Бессмертный совершил самоубийство?

– Не говори так громко, – Виктория оглянулась. – А вот идет твой отец.

– Кто это, любовь моя? Он одет в фактотум, а фактотумами пользуются лишь… Неужели у нас в гостях Говорящий с Разумом?

– Это наш сын, – ответила Виктория, бросив беглый взгляд в сторону стола.

– Наш сын? А, понимаю, – Конрад похлопал Адама по плечу. – Полагаю, ты уже слышал хорошую новость. Конечно, я еще не официальный кандидат, но некоторые вопросы в нашем мире решаются быстро. Мне очень приятно, что ты пришел меня поздравить… Э-э-э-эм…

– Адам, меня зовут Адам, – ответил старик.

– Да, конечно, Адам. Прошу прощения.

Он хлопнул себя по широкому ремню, к которому были привязаны сумки.

– У меня с собой нет дополнительной памяти.

Таким был отец Адама – чужак. Как и мать, он жил в другом мире. Между ними был барьер, не жесткий, но неприступный и высокий, как самая высокая гора. У них бесконечное море времени, у него же времени оставалось мало, и с каждой секундой его все меньше.

При виде Адама некоторые из сидевших за столом гостей встали. В том числе лысый мужчина из Мерики, что угадывалось по его темной шее. Он был выше и шире в плечах, с отблеском прожитых лет в глазах. Адам вспомнил, что впервые увидел его в детстве, около восьмидесяти лет назад, и сейчас он выглядел точно так же. Его голос ничуть не изменился: все тот же низкий бас.

– Полагаю, ты Адам, – произнес он. – Приветствую тебя, Говорящий с Разумом.

– Госамер любезно привез нам свое новое произведение искусства, – сказал Конрад и мельком посмотрел на Викторию, поспешившую к столу побеседовать с другими гостями. – Оно стоит там, вдалеке. Пойдем посмотрим.

Госамер. Так называли тех, чей возраст перевалил за тысячу лет. Вот уже шесть веков он считался лучшим звуковым скульптором на Земле.

Обо всем этом Адам вспомнил сразу же, но у него было чувство, что он должен вспомнить что-то еще.

– Я работал над ним семьдесят четыре года, – с гордостью представил свое творение Госамер, как только они добрались до подиума – базальтовой глыбы, с трех сторон окруженной ступенями. На пьедестале располагалось множество проекторов, а между ними парило в воздухе что-то прозрачное со слабым блеском, как кристаллическая пыль, отражавшее свет луны и стоявших на террасе ламп.

Сенсоры фактотума показали Адаму, что это были многоступенчатые, изогнутые и искривленные акустические поля.

Госамер указал наверх:

– Жаль, что ты не взял с собой Ребекку. Послушай, мой мальчик, послушай…

Ребекка!

Вот чье имя он должен был вспомнить. Внезапно на Адама нахлынули эмоции. С последней миссии он ни разу не видел Ребекку. Ребекка ждала его.

Адам находился уже на верхней ступени, когда обернулся и увидел, что Конрад и Госамер стоят внизу.

Они оба имели детей, что среди бессмертных встречалось редко, но объединяло их не только это. Сын Конрада и дочь Госамера лишились медицинского обслуживания для бессмертных, старели и должны были в конце концов умереть.

Ребекка. Как Адам мог забыть, что она уже должна быть на Земле? И почему в базе данных нет никакой информации о ней?

Госамер встал на цыпочки и заложил руки за спину, а Конрад нетерпеливо размахивал руками.

Адам подошел к звуковой скульптуре, стоявшей между проекторов. Шум, который он услышал, был предназначен не для сенсоров, а для человеческих ушей: смесь плача, смеха, звона бьющегося стекла и гула приближающейся бури. Старик знал, что двое бессмертных наблюдают за ним, и поэтому ходил вокруг и кивал, делая вид, что внимательно слушает.

«Ребекка», – думал он. Старик вспомнил, как нес на руках голову и тело ее фактотума. Как он мог про это забыть? Неужели ему было настолько плохо? Адам решил узнать обо всем у Бартоломеуса.

Он изменил лицо фактотума, заставив его улыбаться, делал вид, что следит за акустическими аранжировщиками. Он притворялся так, пока оба бессмертных не ушли, довольные, с подиума, вернувшись за стол. Адам спокойно спустился по задней лестнице и, когда он ошибочно полагал, что остался один, неожиданно столкнулся с человеком в деловом костюме, которого видел за банкетным столом.

– Могу ли я задать вам вопрос, Говорящий с Разумом?

– Что?

Они остановились за базальтовым обелиском, невидимые людям за столом. Мужчина подошел ближе. В его глазах отражался лунный свет, казалось, они горели.

– Как это? Что вы ощущаете?

– О чем вы говорите?

– О приближающейся смерти, – ответил мужчина.

Он стал говорить тише. Адам слышал волнение в его голосе.

– Конец, приближение небытия. Как это влияет на жизнь?

– Прежде всего она становится короткой, – ответил Адам. – Настолько короткой, что ты больше не думаешь о будущем, остаются только воспоминания.

«Иногда и ни одного не остается», – подумал он.

– Но как вы это ощущаете? Я имею в виду…Что, если человек больше не может строить планы, потому что знает, что у него не хватит времени? Живете ли вы по-другому? Можете это описать?

– Если хотите знать, что такое боль, то вы должны ее почувствовать, – холодно ответил Адам. – А если хотите знать, что такое смерть, то вам нужно умереть. Извините, у меня нет времени отвечать на глупые вопросы, потому что у меня осталось мало времени и оно слишком ценно.

Он отошел от мужчины и спустился на два лестничных пролета, ближе к крутому спуску, сделанному сервомеханизмами. Адам вспомнил Эллергарда – бессмертного, о котором рассказала мать. Человек, решившийся на рискованный полет без сигнала и спасательного оборудования во время вечерней бури. Бессмертный, в жизни которого будут бесконечно меняться времена года. Хотел ли он понять, что чувствует человек, когда счет жизни идет на минуты? Глупо ли начинать игру с вечностью?

Шум вечернего ветра в верхушках деревьев, заглушавший доносившиеся с главной террасы голоса, с каждым шагом Адама был все дальше, уступая место гулу прибоя. Остановившись на одной из нижних террас, старик заметил на берегу не только МФТ, на котором он прибыл сюда, но и второй аппарат, меньшего размера и более изящный.

Из него вышла женщина, и Адам сразу же узнал ее. Хотя у старика было множество провалов в памяти, но этот образ был поразительно ясным. Он встречал ее дважды. В последний раз лишь мельком, одетую в кремовое платье и прячущуюся между деревьями в лесу. А за семьдесят лет до этого – на празднике его отца: незнакомка с тонкими чертами лица, постоянно наблюдавшая за ним.

Сейчас женщина приближалась к Адаму и смотрела прямо ему в глаза.

– Вы уже устали от них? – спросила она, бросив взгляд на главную террасу.

– Да.

– Я обещаю, что не буду отвлекать вас звуковыми скульптурами и глупыми вопросами. Мне нужно вам кое-что показать. Вы согласны?

Еще один гость зачем-то зовет его. На этот раз к маленькому МФТ.

Адам засомневался. Он устал. Туман в его голове становился все плотнее, замедляя мышление.

– Это недалеко и не займет много времени, – сказала женщина.

– Ну, хорошо.

Минуту спустя они уже летели по ночному небу.

– Должно быть, это случилось здесь, – сказала женщина. – Прямо на этом месте.

Они прошли около тридцати шагов и остановились у крутого обрыва под названием Ветреные скалы. Ниже на склонах горы, примерно через двести метров, растянулся город Нухук-на-Котийфьорде, «перемещенная столица», как назвали ее много лет назад. Первую столицу Грюндландии – Нуук – поглотило море во время прилива. Ее наследница после короткого периода расцвета была превращена в духовный центр, который сегодня, после реконструкции, служит музеем Эпохи Отчаяния, когда жизненного пространства для людей становилось все меньше, и многие погибли в ходе войны.

– Вы имеете в виду то, что произошло с Эллергардом? – уточнил Адам.

– Да.

– Вы слышали наш разговор с Викторией? Ведь мы были дома одни.

– Дом защищен, и вас никто не может прослушать. Но вы вышли из дома на террасу.

Женщина постучала по сигнальному значку, прикрепленному к легкой куртке.

– Он прослушивал ваш разговор.

Женщина пожала плечами и улыбнулась. Она была намного старше Адама, но в ней чувствовалось нечто симпатичное, этакая девичья беззаботность. Обследование на тридцатилетие сохранило юность, а лунный свет делал ее еще немного моложе. Налетел холодный ветер и растрепал черные волосы до плеч.

– Отсюда Эллергард отправился в свой последний полет. А там его жизнь, так сказать, пришла к концу после шестисот семидесяти двух лет.

– Виктория говорила, что он пренебрег самыми простыми правилами безопасности. Вы думаете…

– Самоубийство? Почему бессмертный возрастом почти семьсот лет должен покончить жизнь самоубийством?

– Не потому ли, что он устал от жизни?

Женщина окинула Адама любопытным взглядом:

– Неужели вы, Говорящие с Разумом, будучи смертными, в это верите? Вы действительно полагаете, что бессмертный может когда-нибудь насытиться вечной жизнью и искать смерти? Это глупо, Адам. Не открою большого секрета, если скажу: чем длиннее наша жизнь, тем полнее мы ее проживаем и тем больше возможностей открываем. С возрастом существование бессмертных становится не скучнее, как у Говорящих с Разумом, а, наоборот, интереснее. Поймите вопросы Патрика, заданные вам ранее, правильно. Смерть интересует нас только как экзотический феномен, который нас не коснется. Это своего рода жажда впечатлений, которая никогда не иссякнет. – Она посмотрела в пропасть. – Вот чего здесь точно не происходило, Адам: здесь никто не умирал.

Адам посмотрел вниз на огромные здания старого города. Ветер становился все более холодным и порывистым, но женщину это, казалось, нисколько не волновало.

– Никто не умирал? Что вы хотите этим сказать?

Она подняла руку, коснулась сигнального значка и немного повернула его. Внезапно связь Адама с базой данных оборвалась, а коммуникационный модуль фактотума отправил внутренний сигнал тревоги. Контакт со станцией коннектора был потерян.

Женщина опередила вопрос Адама.

– Чтобы нас не беспокоили, – объяснила она. – Никто не должен за нами подсматривать или подслушивать.

– Но кто?..

– Машины. Кластер.

Тут Адам что-то вспомнил. Как тогда на утесе во время бури… Бартоломеус сказал, что ищет его, хотя машины и знали, где находятся Говорящие с Разумом.

– Вы были у утеса, – сказал он. – Я мельком видел вас там.

– Да.

– И вы пользовались этим? – старик указал на сигнальный значок.

– Нет, не значком. Скремблером.

– Зачем?

– Я хотела с вами поговорить, – ответила женщина. – Собственно, как и сейчас.

– А еще вы были на праздновании моего дня рождения семьдесят лет назад. Все время наблюдали за мной.

– Вы мне показались очень интересным. Молодой человек, которому только через несколько лет предстоит пройти обследование на бессмертие, расти и повзрослеть… В мире рождается не так много детей. Большинство бессмертных бесплодны. На Земле живет лишь четыре миллиона людей, и каждый год рождается не более ста детей.

– Бартоломеус и другие машины пытаются нам помочь…

Туман в голове Адама, а точнее в сознании, все более сгущался, замедляя мышление. Разговор с женщиной утомлял его. Он слышал много интересных подробностей, однако не мог понять.

– Все из-за омега-фактора. Машины пытаются найти решение… работают над этим.

– Ах да, – ответила женщина. В ее голосе чувствовалось сомнение. – Как и над многими другими вещами.

– Мы должны доверять им. Доверять и быть терпеливыми.

– Терпение. И это говорит человек, дни которого сочтены, – перебила старика пораженная женщина. – О, прошу меня извинить, Адам. Я не хотела…

– Ну хорошо, – Адам посмотрел в пропасть перед ними. – Вы привели меня сюда, чтобы показать место, где Эллергард свел счеты с жизнью. И тем не менее вы сказали, что никто не умер.

– Эллергард бесследно исчез. Не было найдено ни тела, ни его останков. Лишь сломанный дельтаплан. Ничто не может исчезнуть, не оставив ни единого следа. Поэтому мы…

– Что?

– Мы думаем, что Эллергард был похищен.

– Похищен? – повторил пораженный Адам. – Но кем?

Женщина засомневалась.

– Машинами.

– Это невозможно.

– Несколько дней назад число Говорящих с Разумом изменилось: теперь их не сто тридцать два, а сто тридцать три. Если сложить два и два…

– Получится сто тридцать три?

– Можно сказать и так, Адам.

Голову Адама охватило смятение. Каждая мысль пробивала себе путь сквозь туман сознания.

– Вы знаете мое имя. Мне неудобно… – сказал старик.

– Я должна еще раз извиниться перед вами. Мне следовало представиться. Меня зовут Эвелин, – она улыбнулась своей особенной улыбкой молодой девушки. – Мы подходим друг другу. Вы не находите?

– Боюсь, я вас не понимаю.

Она говорила загадками:

– Адам и Ева. Вы ведь знаете.

– Нет.

– Вы не знаете, кем были Адам и Ева?

– А я должен их знать? – озадаченно спросил Адам. – Возможно, это Говорящие с Разумом, как и я?

Женщина засмеялась, точь-в-точь как Ребекка много лет назад.

«Ребекка, – изумленно подумал Адам. – Нужно спросить Бартоломеуса, почему я про нее забыл, хотя она помогала мне в последней миссии».

– Возможно, причина кроется в этом, – Эвелин снова дотронулась до своего сигнального значка. – Сейчас вы отключены от базы данных и от стимулятора нейронов. Если вы хотите узнать, кем были Адам и Ева… Я покажу вам их. Как насчет небольшой поездки в Европу? Путешествия, о котором будем знать только я и вы. Это отнимет всего пару часов, Адам. Маленькое приключение.

Адаму хотелось восстановить связь со станцией коннектора, чтобы спросить Бартоломеуса про Ребекку, но дружелюбная улыбка женщины по имени Эвелин и ее приглашающий жест… Он заставил фактотум кивнуть.

– У меня есть несколько часов, – сказал старик. – Остаток ночи.

– У нас есть только ночь, не больше? Тогда мы можем воспользоваться вашим МФТ. Оно подойдет нам двоим. Реконфигурация моего займет слишком много времени, а время ведь дорого, не так ли?

– Для меня – да, – ответил Адам.

Женщина снова улыбнулась:

– Для меня тоже. По крайней мере в эту ночь.

– Европа, – произнесла Эвелин, выходя в темноту ночи из МФТ. – А еще так называется один из спутников Юпитера, где под ледяной поверхностью скрыт глубокий океан. Немногие из нас были там. Люди летали еще в то время, когда машины позволяли это всем желающим. Первые исследователи прилетали на станции, откуда начиналось изучение подледного океана. Один из них, управляющий исследовательским судном, был первым Говорящим с Разумом.

– Где мы? – спросил Адам.

Старик огляделся. С того момента, как Эвелин повернула сигнальный значок, связь Говорящего с Разумом и станцией коннектора была прервана и сенсоры работали плохо. Перед ним расстилался пейзаж, состоящий главным образом из руин.

– На острове, который до наводнения был частью континента и относился к Северной Европе.

Эвелин высадила маленький сервомеханизм, и вскоре зажегся свет лампы. Он освещал Адаму и Эвелин путь между зданиями. Дул холодный ветер. Адам заметил, что его спутница подняла воротник повыше.

– Это странно, не правда ли? – заметила Эвелин. – Вроде мы полетели на юг, а здесь еще холоднее, чем у нас. Возможно, даже пойдет снег. Идите сюда, Адам.

На улице никого не было. Адам слышал только шум моря и вой ветра – МФТ стоял у берега моря.

– Кто это – «мы»? – спросил Адам.

Удивительно, но он чувствовал себя не таким уставшим, как несколько часов назад. Хотя мысли ворочались медленно, как черви в грязи. Воспоминания приходили и уходили, и предыдущий вопрос был вызван одним из них.

– «Мы»? – переспросила Эвелин, когда они подошли к зданию, напоминавшему собор.

– Вы сказали: «Мы думаем, что Эллергард был похищен». Кого вы имели в виду под словом «мы»?

– А, это. Группу, в которой я состою. Сообщество единомышленников.

– Машины не могли похитить Эллергарда, – сказал Адам после некоторых размышлений. – С какой стати им похищать бессмертных? В этом нет вообще никакого смысла. Бессмертные не могут стать Говорящими с Разумом. В таком случае они должны будут потерять бессмертие, а их душа и тело – постареть и одряхлеть, как у меня. У них должна развиться дегенерация нейронов для путешествий с помощью коннекторов.

– Вероятно, это и произошло с Эллергардом, – ответила Эвелин, пока они шли по ночному городу, а летевший перед ними сервомех освещал путь. – Машины забрали у него бессмертие.

– Но… Они же защищают нас. Машины заботятся о нас. Производят все необходимое. Они выполняют любое наше желание. Они подарили нам бессмертие.

– Но машины также обещали охранять наше наследие, Адам. Посмотрите же вокруг. Здесь одни развалины.

Адам бросил взгляд на руины.

– Нухук.

– Нухук – это просто название, – уточнила Эвелин. – По ближайшей станции коннектора. Здесь это обычное дело.

Они подошли к массивному зданию собора, у которого была разрушена часть башни. Через проломы в стене задувал ветер. Эвелин и Адам вошли в старую деревянную дверь, и когда она закрылась, наступила тишина. Голос ветра превратился в тихий шепот за высокими окнами. Маленький сервомеханизм продолжал освещать путь. Свет его лампы упал на ряды деревянных скамеек, располагавшихся по обеим сторонам от центрального прохода. Дерево было старым и темным.

– Религиозное место, – сказал Адам, пока они пробирались между сиденьями. – Здесь… совершали молитву?

– Да, это церковь. Вернее, собор – священное место былых времен.

Адам посмотрел по сторонам.

– Религия – это глупость.

Эвелин рассмеялась, и ее смех эхом прокатился по залу до окон и живописного сводчатого потолка.

– И это говорит смертный! – воскликнула она.

– Разве я не прав? – возразил Адам. – Религия – это поиск… – он попытался подобрать слово, но оно ускользало.

– Утешения, – подсказала Эвелин. – Объяснений того, что никто не может понять. Ответов на вопросы разума.

– То, чего мы не понимаем, могут объяснить машины.

Эвелин будто знала, что Адам так скажет, и заранее подготовила ответ.

– Так говорили вам Эдукаторы в центре знаний. Возможно, они правы. Религия – только пережиток прошлого, попытка примитивного невежественного человека объяснить мир. И прежде всего смерть, которую он боялся. В те времена религия имела власть над людьми, поскольку обещала им жизнь после смерти. Бессмертие людей поставило эту власть под сомнение и привело к низвержению религии.

– Возможно, машины не заботятся об этом месте, потому что оно не имеет никакой ценности, – сказал Адам. – Оно символизирует глупость.

– Глупость. – Эвелин снова улыбнулась, но на этот раз какой-то горькой улыбкой. – Глупость – это что-то другое. Глупость – это… – Она замолчала и посмотрела вдаль. – Я хотела вам кое-что показать. Идемте, Адам.

Еще через двадцать шагов они подошли к прямоугольному блоку. Летящий сервомеханизм осветил лучом надпись, которую Адам, будучи отключенным от базы данных, не мог расшифровать.

– Это алтарь, – объяснила Эвелин. – Здесь стоял священник и читал верующим проповедь.

Луч света продолжал движение, перейдя от алтаря к стене с арочным проемом из цветного стекла. На нем были изображены обнаженные мужчина и женщина, наполовину прикрытые цветами и фруктами. Казалось, они сидели в каком-то саду.

– Это Адам и Ева, которых, предположительно, создал Бог, – сказала Эвелин. – Бессмертные. Они никогда не болели и жили в раю – прекрасном саду, где все в изобилии.

– А что делает змея между ними? – спросил Адам. – И почему они оба держат одно яблоко?

– Змея – символ зла, – сказала Эвелин. – Она убеждает Адама и Еву съесть яблоко с запретного Древа Познания. Они получили знание и за это были наказаны, изгнаны из рая, потеряли бессмертие, познали печали и боль. Считается, что все люди произошли от Адама и Евы.

В воздухе повисла тишина. Наконец Адам спросил:

– Это вся история религии, которой здесь поклонялись? Почему вы сказали, что мы так же хорошо подходим друг другу, как Адам и Ева?

В ответ Эвелин посмотрела на старика и на секунду задумалась.

– Адам и Ева искали Знание. Нам стоит брать с них пример. Мы должны попробовать дойти до самой сути.

– На это существуют Центры знаний, оборудованные специальными нейростимуляторами, – ответил Адам. – А машины могут ответить на любой вопрос.

– Вероятно, дело в том, чтобы задавать правильные вопросы. А рассказ про Адама и Еву – это далеко не вся история. Она существует в письменном виде и ее можно прочитать.

– Прочитать?

Эвелин указала на открытую дверь в стене справа от алтаря. Там была видна уходящая вниз узкая каменная лестница, ведущая в помещение как минимум вполовину больше, чем неф над ним. По стенам стояли книжные шкафы из черного дерева, а между ними все от пола и до потолка заполняли полки. Посередине стояли стулья и столы. Все было покрыто десятисантиметровым слоем пыли. С одним исключением. Стул перед четвертым столом немного сдвинули, а пыль смели в сторону.

– Старая библиотека. Вот за тем столом я сидела в последний раз два года назад, – сказала Эвелин. – Пробовала читать книги.

– Вы можете читать на древних языках?

– Я выучила их. У нас, бессмертных, достаточно времени.

Подойдя к одному из шкафов, Эвелин выбрала книгу и аккуратно вытащила ее. Несмотря на осторожность, страницы рассыпались, лишь ее открыли.

– Вот здесь, – сказала женщина, указывая на другой том, – изложен рассказ об Адаме и Еве и его продолжение.

Адам подошел ближе и взглянул на корешок книги. Знаки на нем показались бессмысленными.

– Библия, – сказала Эвелин. – Так она называется. Она объединяет старые религиозные книги, написанные в разное время. Теперь откройте ее, Адам.

Старик вытянул руку фактотума, настроил чувствительность тактильных датчиков и попытался взять книгу в руки. Но как только он притронулся к ней, книга рассыпалась на множество частичек, которые сразу же упали пылью на пол.

– Вот что такое глупость, – сказала Эвелин. – Терять знания и культуру. Многие поколения людей трудились, чтобы получить эти знания, собрать и записать их для потомков.

– Это всего лишь слова. – Адам посмотрел на пыль под ногами, а затем на многочисленные корешки книг. – Только лишь слова на древних языках. Уверен: машины записали и сохранили всю информацию, и ее можно запросить в Центрах знаний в любой момент.

– А что если никто не будет отправлять им такие запросы, Адам? Узнали бы вы про Адама и Еву?

– Нет.

– Вы бы о них даже не спросили. Наше богатство, Адам, – все культурное наследие человечества… Оно теряется. Превращается в пыль, потому что его никто не сохраняет. Потому что машины позволяют ему быть преданным забвению.

Внезапно раздался звук, похожий на звон небольшого колокольчика. Эвелин посмотрела на свой сигнальный значок.

– О, – сказала она. – Мне нужно уходить.

– Что? – удивленно воскликнул Адам.

У старика появилось множество мыслей, которые было трудно отделить одну от другой. Они спутались между собой, словно черви в грязи.

– У нас гости. Сюда идет Аватар.

Взяв Адама за руку, точнее, за руку фактотума, Эвелин поспешила с ним к выходу из библиотеки, затем наверх по лестнице. В большом зале собора их встретила тишина: завывание ветра за окнами прекратилось.

– Я думала, машинам понадобится больше времени, чтобы найти тебя.

Они вышли на ночную улицу. Это покинутое и умиротворенное место было наполнено звуками. Адам слышал шум моря и постепенно приближающийся свист, который исходил от МФТ, летевшего на высокой скорости.

– Они еще не знают точно, где мы находимся, но это вопрос нескольких минут, – сказала Эвелин.

Она наклонилась и подняла с земли камень.

– Прошу меня извинить, Адам. Я знаю, что это не причинит вам боли, но мне все равно очень неловко.

Женщина ударила камнем по модулю связи фактотума, расположенному на пластинках у плеча.

– Скажите, что вы упали, и из-за этого повредился модуль связи. Это объяснит отсутствие сигнала. И не упоминайте меня.

– Почему?

– Так будет лучше. Доверьтесь мне, – сказала Эвелин, повернув сигнальный значок. – До свидания. Мы еще встретимся.

Она развернулась и уже наполовину скрылась среди руин, но вдруг добавила:

– Кстати, никакого омега-фактора не существует. Его никогда и не было.

– Что? Как ты вернешься назад без моего транспортника? – крикнул Адам.

– Все будет хорошо. Не беспокойся обо мне.

Эвелин растворилась в темноте.

Минуту спустя появился Бартоломеус. МФТ, на котором он прилетел, напоминал готового к прыжку жука.

– Ах вот ты где, Адам, – сказал он. – Удивительно, что мне пришлось тебя искать. Что случилось? – он посмотрел на сломанный коммуникационный модуль.

Без телеметрии, связи с базой данных и стимуляторов мысли Адама текли медленно. Он понимал, что решение надо принять здесь и сейчас.

– Я упал, – сказал он, удивляясь тому, как легко ему дается ложь.

«Это никакая не ложь», – убеждал он себя.

– Как ты вообще здесь оказался?

– Мне было любопытно. Это ведь Европа, верно? Почему земной континент назвали в честь спутника Юпитера?

– Я объясню тебе позже. Мы должны отправить тебя в путь. Тебя ждет новая миссия.

– Мой МФТ стоит там, на берегу, – сказал Адам, подойдя к транспорту Аватара.

– Знаю. Мы отследили его сигналы.

– Барт? – Адам все не садился внутрь.

– Да?

– Сколько сейчас Говорящих с Разумом?

Сквозь облака просвечивал лунный свет, отражавшийся в серых глазах Бартоломеуса. На мгновение показалось, что они начали светиться.

– У меня есть для тебя хорошая новость. Вас сейчас сто тридцать три.

– Появился новичок.

– Да.

– А этого новичка зовут Эллергард? – спросил Адам.

Ответа пришлось ждать целых две секунды.

– Эллергард был бессмертным. Он стал жертвой несчастного случая. Вероятно, он совершил самоубийство. Как ты знаешь, бессмертные не могут стать Говорящими с Разумом, коннектор не выдержит их сознание. В этом случае они бы сошли с ума.

Адам посмотрел на полную луну, которая сейчас ярко светила сквозь облака. У него оставались еще вопросы.

– Миссия, Барт…

– Да?

– Важна ли она?

– Очень важна, Адам. Ты нам очень нужен. Ты наш лучший Говорящий с Разумом.

Адам замялся.

– Когда я умру, Барт?

– Еще не время. Ты совершишь еще несколько полетов к звездам.

– Хорошо.

Адам сел в МФТ Барта и начал ждать, когда подступит сон, пребывая в тепле и уюте.

– Адам?

– Да, Барт.

– С кем ты встречался в Бурреке?

– В Бурреке?

– Так называется старинный город, который ты посещал.

– Город руин, – вспомнил Адам.

Сознание сопротивлялось сну, который перенесет его на много световых лет. Теперь это старое тихое место обрело индивидуальность, лицо. Старик представил его, но это было лицо не старого города, а человеческое, с большими темными глазами, обрамленное длинными черными волосами.

– Почему вы не охраняете город, Барт? Ты говорил, что машины охраняют культурное наследие человечества.

– Мы охраняем то, что важно, Адам, – ответил Бартоломеус. – Есть множество городов, которые имеют бо`льшую значимость. Кто был с тобой, Адам? С кем ты посещал город?

– С кем я посещал город? – мечтательно сказал Адам, чувствуя, как исчезает слабость, характерная для его тела, а сам он плывет в коннекторе, сжимающем его в пакет данных, достаточных для передачи в узком канале.

– С Евой. Мы были вдвоем: Адам и Ева.

– Ева, – повторил Бартоломеус.

Его голос звучал как-то странно.

– А еще с нами была змея. По какой-то причине она хотела, чтобы мы попробовали яблоко.

– Поговорим об этом, когда ты вернешься, – сказал Бартоломеус. – Согласен?

– Подожди! Я хотел кое о чем спросить тебя, Барт. Но… Я забыл, о чем именно.

– Значит, это не важно. Твоя миссия очень важна, Адам. Хорошего путешествия.

Транспортировка.

Сеть

Для полета к планете, которую машины называли Уриэль, – четвертому спутнику двойной звезды Линдофор А и Б, находящейся на расстоянии шестисот семидесяти восьми световых лет от Земли, – Адам должен был пребывать в покое.

– Отсюда хорошо видны последствия ударов, – сказал он и стал смотреть не на информационную программу МФТ, а в окно.

Поверхность планеты была заполнена буйной растительностью на основе хлорофилла, покрывавшей возникшие от ударов кратеры и окаймлявшей их края. Находясь на планете, наблюдатель заметил бы только впадины и далеко протянувшиеся расщелины, которые были результатом землетрясений и эрозии, но с высоты двух тысяч метров все было отчетливо видно. Миллион лет назад планету бомбардировали астероиды.

– Мировой Пожар, – сказал он.

– Все указывает на это, – подтвердил сервомеханизм, помогавший Адаму. – Датировка позволяет говорить об этом.

– Но мы не нашли здесь никаких городов в руинах.

«Эти слова звучат несколько странно: города в руинах, – подумал Адам. – Они имеют под собой глубокий смысл, вероятно, какое-то воспоминание».

– Вы забываете, что для колонизации нам нужны убежища большой площади, находящиеся под поверхностью планеты, – напомнил ассистент.

– Ах да, бункеры.

Так Адам назвал их впервые, увидев несколько дней назад во время рабочего цикла. Бункеры. Крепости, находившиеся в глубинных слоях коры планеты. Укрепления из базальта и гранита с толщиной стен в сотни метров. Защитные сооружения, служившие убежищем местных жителей, останки которых были обнаружены машинами в большом склепе.

«Колонизация», – подумал Адам. Ассистент использовал именно это слово, причем далеко не впервые. Но он имел в виду колонизацию планет не людьми, а машинами. Слово «колонизация» употреблял еще кто-то, хорошо знакомый Адаму, однако старик не мог вспомнить его имя.

Первые зонды достигли системы Линдофор триста лет назад, основав большую колонию машин с центрами на поверхности планет и с мощными брутерами в бункерах. Здесь уже имелся небольшой Локальный Кластер, интеллектуальное развитие которого нельзя было сравнить с аналогом на Земле, но способный выполнять все задачи этой планеты. Возможно, в этом и была причина довольно пассивной роли Адама на Уриэле, несмотря на то что Бартоломеус говорил о важности миссии. Так как Локальный Кластер мог принимать все важные решения, это не позволяло Адаму самому давать распоряжения, важные для миссии.

– Бомбардировка, – повторил Адам, снова выглянув в окно МФТ. – Метеоритами или астероидами. В таком случае кора планеты должна быть тоньше, чем сейчас. Существенно тоньше. Но… может ли природа за миллион лет восстановиться? Достаточно ли этого срока, чтобы деревья и кусты скрыли все кратеры?

– Миллион лет – это долгий срок, Адам, – сказал ассистент.

Держась за стену, он связался с бортовой системой шаттла. Вероятно, все это время ассистент разговаривал с конденсатом разума пилота.

– На планете Уриэль следов применения Ластика не обнаружено, – сообщил он.

Ластик. Так машины называли оружие, изобретенное перед Мировым Пожаром. Оно уничтожало все живое, включая одноклеточные организмы. Так можно было стерилизовать планету, как это произошло с планетами Динли системы Орфей и Атис системы Усторэй. Аннигилятор был похож на горячий космический кулак: разбивающий, разрушающий, сжигающий и уничтожающий. Он оставлял после себя раскаленную пустыню и обнаженные горные породы. Но главным оружием времен Мирового Пожара был Скальпель, вырезавший как отдельные города, так и целые миры. Следы, остававшиеся после Скальпеля, иногда сильно отличались друг от друга, но его использование всегда приводило к разрыву молекулярных и химических связей.

«Мировой Пожар, – думал Адам. – Мы еще очень мало знаем о той эпохе. Вернее, не мы, а я», – он тут же поправил себя.

– Это очень просто, – ответил Адам и посмотрел вниз, чтобы лучше рассмотреть кратеры, хотя на экране информационной программы они были хорошо видны.

– Объекты могут просто падать с неба… Вы уверены, что это относится к эпохе Мирового Пожара?

– В этом уверен Кластер, Адам.

– Вы имеете в виду Локальный Кластер Уриэля или Кластер машин на Земле?

– Оба, – ответил ассистент.

– Но почему планету обстреливали астероидами или кометами, если там не было городов?

– Мы полагаем, что бомбардировка должна была вызвать сильные подземные толчки или растрескивание коры, – ответил ассистент.

– Кто атаковал бункер? – задумчиво спросил Адам.

Старик узнавал очень мало, а забывал гораздо больше. Он прекрасно понимал, что это связано с дегенерацией нейронов, да и к тому же в некоторых миссиях знания были ограничены конкретными задачами. Адама это очень огорчало. От сведений напрямую зависит успех миссии. А как Говорящий с Разумом будет их получать, если все время забывает больше, чем узнает?

– Почему они напали?

– Неизвестно.

– А другие Говорящие с Разумом и многочисленные зонды… Удалось ли им выяснить что-то еще?

– Мы ищем ответ на этот вопрос уже тысячу лет, – ответил ассистент. – Работаем над этим.

Шаттл накренился в сторону и стал лететь под наклоном.

– Мы возвращаемся на базовую станцию, – подытожил разговор ассистент. – Время отдыха подходит к концу, Адам.

Клац!

И вот Адам сидит в шаттле, словно спица от колеса, состоящего из новостей, десятков и сотен отчетов по различным темам, переданной информации, оценок и важных данных, которые для быстрой отправки были сжаты. Оставаясь на месте, он плыл по океану информации и каким-то образом очутился в его центре, в водовороте, поглотившем главную ссылку, состоявшую из множества ссылок, из десяти узких каналов передачи данных, сплетенных машинами Локального Кластера в один узел. Все это говорило о важности системы Линдофор для машин с Земли.

Адам попадал в разные фильтры и растягивался. В его «голове», транспортируемом сознании, трудились тысячи маленьких пальцев, сортирующих поступающую информацию, поскольку сам он не мог ее обработать из-за маленькой пропускной способности канала транспортировки. Это делал администратор пропускного канала, и, пока он трудился, Адам мог думать о другом. Подобная пассивная роль была старику не по душе. Летя к месту выполнения миссии, он с большой охотой обдумывал бы поступающую информацию и принимал необходимые решения. Но Адам знал о процессе транспортировки сознания слишком много, чтобы пытаться влиять на его ход, и поэтому он задумался о миссиях, в которых участвовал. Каждая чем-то да отличалась от предыдущей. Иногда у Адама была пассивная роль, как сейчас. В другое время его путешествия по разным планетам и межпланетному пространству затягивались надолго. А иногда его просили торопиться, как во время миссии к системе Лебедя…

Ребекка.

Он опять умудрился забыть про нее. Неужели с памятью все так плохо? Жива ли она?

На мгновение Адаму захотелось отправить прямой запрос Бартоломеусу через ближайший канал связи. Старик хотел спросить, как поживает Ребекка, и еще узнать, можно ли восстановить его память.

«Как странно, – подумал Адам. – Что-то повредило отлично сделанный фактотум Ребекки так, что в целости остались лишь голова и конечности».

Адаму хотелось лучше обдумать это и попытаться вспомнить все детали, как вдруг в его сознании раздался резкий звук.

Клац!

Старик посмотрел в окно шаттла. По небу двигались две звезды: маленькая, красная словно рубин, уже почти скрылась за горизонтом, а другая, похожая на Солнце, освещающее Землю, пребывала почти в зените. Стоя на краю между двумя тенями, Адам наблюдал, как десяток сервомеханизмов пробирается по бесчисленному множеству костей, лежащих на поверхности планеты. Они шли очень медленно и осторожно, кости были старыми, и некоторые из них ломались под ногами.

– Сколько тут костей? – спросил Адам.

– Миллионы, – ответил ассистент, сидя на своем месте. – Вероятно, сотни миллионов.

– То есть вы точно не знаете сколько?

– А это имеет значение?

– Наверное, нет.

Кости заполняли огромную, похожую на воронку впадину шириной в полтора километра – это были останки живых существ, обитавших здесь миллионы лет назад. Одни кости белые как снег, другие – серые и пестрые. Кости рук и ног причудливо изогнуты со странными, филигранно сделанными распорками, похожими на окаменевшие жабры. Черепа круглой или овальной формы с широким затылком и глазами по бокам.

– Это отдельный вид организмов? – спросил Адам.

– Да. Как и у людей, у них было два пола.

– А что делают сервомеханизмы? Кажется, они что-то ищут.

– Они ищут биологический материал, из которого можно извлечь генетическую информацию. Но до сих пор не обнаружено ни одного подходящего элемента.

– После миллиона лет… – пробормотал Адам.

– Это не такой уж большой срок. В костях должен был остаться биоматериал или его следы, – возразил ассистент. – Но там ничего нет.

Ветер донес до Адама жужжание сервомеханизмов и еще какой-то звук, вероятно треск костей.

– Все эти живые существа… Они ведь умерли не здесь. Кто-то перенес их сюда, верно?

– Да.

– Кто же?

– Неизвестно.

– Это были мурийцы? Или, может, кости мурийцев перенесли сюда?

– Неизвестно.

– А могли эти люди или животные прятаться здесь?

– Неизвестно.

Адам посмотрел на ассистента: у него было четыре ноги и собачья голова.

– Ты слишком часто повторяешь слово «неизвестно». Почему вы так мало выяснили, хотя прошло триста лет с тех пор, как вы прилетели в эту систему?

– Не хватает ресурсов. Вы уже все здесь осмотрели, Адам? Можем возвращаться?

Они пошли назад к МФТ. За время их отсутствия конфигурация его двигателя полностью поменялась. Адам услышал легкое шуршание, говорящее о перестановке частей для большей эффективности транспорта. Это произошло так быстро, что после посадки пришлось ждать всего несколько секунд, прежде чем они смогли взлететь. Это удивило Адама. Он вспомнил слова о том, что реконфигурация длится долго, а время очень ценно. От кого он их услышал? Женщина, Ева без змия. Как странно звучит ее имя. Не Адам и Ева, а Адам и…

– Эвелин, – произнес старик.

В ответ ассистент направил на него визуальные сенсоры и застыл в ожидании.

Под ними расстилалась густая растительность, ковер зеленого и коричневого цвета, через который протекали серебряные ручьи.

Женщина с большими темными глазами. Она сказала, что реконфигурация ее корабля займет слишком много времени, и поэтому воспользовались кораблем Адама. Там, на Земле. Они полетели в Европу, в город, названный в честь моста. То, что реконфигурация может длиться чересчур долго, – глупость. Она хотела полететь на его корабле, потому что… боялась, что ее обнаружат?

«Ерунда», – подумал Адам.

К счастью, эта мысль быстро исчезла: один из маленьких пальцев убрал ее.

Перед глазами старика возникла другая женщина, с которой они оба надеялись на обретение бессмертия, у нее были ярко-рыжие волосы.

«Ребекка, – вспомнил Адам. – Мне нельзя забывать о ней. Я должен спросить Барта».

Клац!

Иногда пальцы, сортировавшие информацию в голове Адама, во время работы не оставляли места новым мыслям, и тогда часы превращались в ничто, становились еще более бессмысленными, чем время транспортировки на расстояние в несколько сотен световых лет. А иногда он едва ощущал, как они собирали пакеты данных, анализ и отчеты о непонятных вещах. Когда у старика оставалось достаточно места для собственных мыслей и чувств, в нем просыпалось любопытство, и он прислушивался к голосам, передающим море информации. Адам обнаружил, что, приложив все усилия и концентрацию, может выводить отдельный голос и слышать, что он говорит. Голоса говорили быстро и о вещах, которые были для старика неясны, но он слышал достаточно, чтобы понять, что является частью сети (а вовсе не пауком в ее середине), одним из потоков, получающих и передающих сигналы.

Адаму становилось все любопытнее, и он стал чаще прислушиваться к голосам. Он узнал, что на Уриэле работают семнадцать брутеров. Пятнадцать производят продукцию для нужд Локального Кластера и растущей колонии, а два оставшихся уже более ста лет выполняют другую задачу – создают новые связи, но не для общения с Землей, а с другими цивилизациями на расстоянии пятидесяти световых лет. Эти брутеры строят новые зонды, отправляющиеся с планеты к другим звездным системам, делая сеть крупнее и разветвленнее. Как Адам выяснил, планета Уриэль была одним из многих связующих пунктов, соединяющих Кластер машин на Земле с Границей Миропознания, лежавшей в тысяче световых лет. От подобных пунктов нити протягивались еще дальше, к сотням звездных систем и еще большему числу планет и спутников. Все новости и отчеты, которые получал Адам, отправлялись не из системы Линдофор, а из других систем, соединенных через канал с планетой Уриэль. Местные жители необычайно гордились тем, что они не только управляют узким каналом передачи данных, но и обрабатывают информацию.

Ловкие пальцы в голове Адама сортировали информацию по темам и областям знаний в определенном порядке и отсылали на Землю через каналы квантовой связи. Сети нужен был некто похожий на Адама, обеспечивающий передачу на Землю необходимых Кластеру данных.

«Как Кластер использует эти данные?» – задавался вопросом Адам.

Это был один из тех вопросов, которые появлялись в голове и сразу же исчезали, уступая место другим мыслям.

Через некоторое время Адам от скуки стал обращать больше внимания на структуру сети. Часть голосов разговаривали только друг с другом, занимаясь сбором данных по одной тематике. В разговоре выше скорости света участвовали не только крупные центры связи, но и созданные кораблями первые станции на местных планетах.

Такое развитие технологий казалось Адаму интересным. Создавалось ли здесь новое виртуальное сознание, похожее на земное, этакий межзвездный Суперкластер? И если да, то в какой момент они перешагнут критический порог, когда все машины по эту сторону Границы Миропознания будут связываться друг с другом по быстрой связи и общаться в реальном времени… А будут ли нужны им Говорящие с Разумом? Этот интересный вопрос повлек за собой другие. Через сколько лет это случится? Сто? Тысячу? Десять тысяч лет? Время играло для машин менее важную роль, чем для смертных на Земле. Они были терпеливы, работали, стремились к улучшениям, развивались. Когда-нибудь они достигнут цели и им будут не нужны Говорящие с Разумом.

«Я, конечно, не доживу до этого времени, – думал Адам. – Но стареющие, чьи надежды обрести бессмертие разобьются на тридцатый день рождения и чьи души могли бы отправиться к звездам… Что произойдет с ними, когда Бартоломеус, Эразм, Тиберий, Урания и другие не будут в них нуждаться? Должны ли они потерять свою важность и умереть от бессмысленности жизни?»

Один из пальцев в голове Адама сжалился над стариком и освободил его от грустных мыслей.

«Как мило и приятно, – подумал Говорящий с Разумом. – Как заботливо».

Прошло время.

Адам научился выделять голоса и определять, через какое время их внимание вновь возвращается к нему. Другие пункты связи, собиравшие, фильтровавшие, сортировавшие и отсылавшие информацию, также пользовались услугами Говорящих с Разумом. Пока одна часть сознания Адама работала, другая коротала время, пытаясь выделить отдельные голоса и понять их разговоры. Чем дольше старик был подключен к сети, тем лучше разбирался в ее работе. Он понял, каким образом присоединяют маленькие ссылки – простые квантовые каналы с низкой пропускной способностью, не идущие ни в какое сравнение с разветвленным главным каналом, в качестве которого использовалась артерия или позвоночник человека. Однажды старик разволновался, услышав слова «захват», «защитные меры» и «план раздела», но ловкие пальцы сразу же отменили эту операцию, заменив слова другими, менее эмоциональными для отправки на Землю через Адама. Чем чаще и дольше старик прислушивался к голосам, тем большую индивидуальность они приобретали.

Говорящие с Разумом в других связующих центрах. Должно быть, их десятки, сотня или даже больше. Но если для работы сети длиной в тысячу световых лет, протянувшейся от Земли по всему космосу, нужно так много Говорящих с Разумом… Что в таком случае происходит с остальными миссиями, с зондами в отдаленных звездных системах, где они изучают наследие народов, исчезнувших во время Мирового Пожара, или выискивают следы Каскада Мурии?

Говорящих с Разумом было всего сто тридцать два или, возможно, сто тридцать три – слишком мало для такого большого числа задач.

Один из голосов был скрипучим и грубым. Адаму показалось, что он узнал голос Ральфа. Тот был на десять лет моложе и жил в городе тропического пояса Земли – Каммуне. А еще, если память не сыграла с Адамом злую шутку, Кортеса из Филиппинии. Его голос всегда отличался живостью, хотя хозяину сто один год, и он всегда, даже будучи на Земле, оставался подключен к своей распределительной станции.

На одном из распределительных пунктов сети Адам нашел…

Ребекку.

Именно она говорила о защитных мерах, инструктируя многочисленные зонды с брутерами, находящиеся в звездной системе на Границе Миропознания в тысяче световых лет от Земли. Женщина с ярко-рыжими волосами, обманувшаяся в будущем. Они провели несколько лет вместе. Это была горько-сладкая смесь любви и грусти, до и после величайшего потрясения на тридцатый день рождения. Одетый в несовершенный фактотум, он нес на руках ее голову и конечности, сознание, которому по какой-то причине не удалось вернуться на Землю по зарезервированному каналу. Что с ней случилось? Почему он забывает ее снова и снова?

– Ребекка, – произнес Адам, направив к ней все мысли.

Клац!

– Адам, мы должны вам кое-что показать, – сказал ассистент.

У него по-прежнему была собачья голова, но ног осталось только три. Четвертая после реконфигурации превратилась в горб из датчиков.

Имя. У Адама в голове было чье-то важное имя, но теперь его как будто бы не существовало.

– Что вы хотите мне показать? – пораженно спросил старик.

– Возможно, мы нашли мурийца.

– Пожалуйста, отведите меня к нему.

– Ребекка, – произнес Адам, внушая себе, что не должен забыть ее имя.

– Вы отвлекаетесь от миссии, – сказал ассистент, ведя корабль по глубокой шахте, выкопанной в коре планеты Уриэль.

Это был один из главных входов в систему бункеров. В верхних областях летали многочисленные корабли разных размеров и форм, а также перемещалось множество сервомеханизмов, прилежно, словно муравьи, трудившихся над своей задачей ради общего блага. В более глубоких слоях движение стало менее активным, Адам заметил, как сервомеханизмы устанавливали проекторы ограничения поля.

– Вы хотите заблокировать шахту? – удивленно спросил он.

– Мы хотим иметь возможность разделить шахту и бункеры на разные сегменты. Это нужно на случай катастрофы, – ответил ассистент.

– Какой катастрофы?

– Локальный Кластер не чувствует себя в безопасности. Нужно предусмотреть все возможности защиты.

– Нам угрожает опасность?

– Мы в этом не уверены. Поэтому просим все осмотреть. Хотелось бы услышать ваше мнение. Нам важна ваша оценка, Адам.

«Это важно. Важнее, чем движение пальцев в голове. Но я не забуду тебя, Ребекка, – думал Адам. – Больше никогда. Буду хранить память о тебе как что-то ценное и спрошу Барта о том, что с тобой стало».

Корабль пролетел мимо последних боковых штолен, ведущих к бункерам, уже наполовину заполненных машинами, которые создали брутеры и смонтировали сервомеханизмы. Локальный Кластер рос. Он уже мог быстро обдумывать все более сложные вопросы, но этого было недостаточно, чтобы принимать необходимые решения и осуществлять все изменения в одиночку.

По мере приближения Адама и ассистента к концу шахты на глубине около тринадцати километров от поверхности планеты становилось не теплее, а холоднее. На поверхности было сорок градусов тепла и высокая влажность. А когда корабль достиг забоя, температура упала до небольшого минуса. На стенах из скальной породы лежал лед и иней.

Открылся люк, и двое путешественников выбрались из корабля.

– Почему здесь холоднее, чем наверху? – спросил Адам.

– Потому что внизу есть нечто, поглощающее энергию. Пока мы будем двигаться к месту, температура продолжит снижаться, а когда дойдем до большой пещеры, достигнет предельного значения – минус тридцать восемь.

– В этой пещере вы обнаружили мурийца?

– Да, если это он.

Около МФТ собралось много сервомеханизмов, которые устанавливали модифицированные генераторы защитного поля.

– Эта часть должна быть изолирована? – спросил Адам.

– Да, – ответил ассистент.

– Зачем понадобилось изменять оборудование?

– Обычные генераторы потеряли бы мощность при спуске сюда. Нам нужно укрепить защиту. Понимаете это, Адам?

– Что это значит?

Они прошли мимо сервомеханизмов в одну из штолен, на первый взгляд похожую на те, что были выше: круглая, с гладкими стенами, почти двадцать метров шириной. Лампа здесь светила не так ярко, как в туннелях рядом с бункерами: чем дальше уходили Адам и ассистент, тем тусклее становился свет. По стенам из грубого неотесанного базальта ползли тени. За несколько метров до первой пещеры свет померк еще сильнее, превратившись в еле заметный луч, а температура упала до минус одиннадцати. Поскольку показания были не совсем точными, Адам измерял дважды и внезапно понял, о чем говорил ассистент.

– Датчики фактотума не так точны, как прежде, – сказал он. – А энергетическая клетка потеряла производительность.

– Прямо перед нами находится область перехода реакции, – сказал ассистент. – С этой стороны эффект всасывания не так силен, но с другой стороны энергопотери намного больше. Мы можем провести там максимум десять минут.

– Что-то забирает энергию, – тихо произнес Адам. – Поэтому там так холодно. Нечто высасывает тепло из области перехода. Вы уже пытались найти причину?

– Конечно, Адам. Кластер называет это явление парциальным давлением, оно похоже на диффузию молекул при давлении. Только здесь происходит диффузия энергии. Можно также говорить о наличии градиента энтропии.

Ассистент продолжал объяснять, несмотря на то, что Адам не понимал и половины, хотя и мог обратиться к базе данных. Словосочетание «градиент энтропии» звучало знакомо: старик подумал, что уже слышал его в одной из миссий.

– Покажите мне мурийца! – наконец произнес он, прервав ассистента.

Говорящий с Разумом двинулся через область перехода.

Практически сразу данные датчиков стали менее точными, а энергетическая клетка начала быстро терять емкость, как будто вдруг появилось нечто, забирающее энергию.

– Десять минут, – сказал ассистент. – Начинаю обратный отсчет. Идите вперед, Адам.

Через первую пещеру протягивались витиеватые структуры, похожие на виноградные лозы или лианы. Некоторые серые как гранит, другие темные как обсидиан. На полу между ними виднелись шишки и столбики, часть из которых была толщиной в руку. Адам прикоснулся к одной из них, но ничего не почувствовал. Никакой вибрации, перепадов температур или проявления активных процессов не ощущалось.

– Что это? – спросил Адам.

– Неизвестно. Прошу вас, идите вперед. Мы должны использовать отведенное время.

Они прошли еще через две заполненные каменными виноградными лозами пещеры.

«Или, возможно, это змеи, – подумал Адам. – Как змея, которую я видел рядом с Адамом и Евой».

Но они были длиннее и толще, и что-то превратило их в камень или в субстанцию, похожую на камень.

Через две минуты Адам с ассистентом вошли в главную пещеру.

Адам включил лампу фактотума: свет озарил помост, на котором сидело существо в два раза больше человека. Вернее, не сидело, а, скорее, лежало. Три вытянутые вперед ноги были укрыты кожухом, служившим броней. Две шарнирные руки были подняты вверх, в направлении полукруглого сегмента, а третья, не такая длинная, указывала на постамент размером около тридцати квадратных метров, выполненный из гладкого серого материала искусственного происхождения. Узкая голова с конусообразным расширением сзади казалась удивительно большой по сравнению с телом.

Освещая путь лампой, Адам тихо подошел ближе.

– Он похож на пилота, – сказал старик, рассматривая существо. – Сросся с пьедесталом, снабженным консолями, где, возможно, скрыты системы жизнеобеспечения. Кажется, это инсектоморф.

Слово, которое Адам встретил в научной базе данных, внезапно приобрело смысл.

– Что это? – спросил старик.

– Осмотрите символ на пьедестале, Адам.

Старик подошел еще ближе. Температура, как и говорил ассистент, упала до минус тридцати восьми градусов, емкость энергетической клетки быстро снижалась, как и точность показаний датчиков. Адам ощущал, будто попал в темную комнату с темными очками на глазах и берушами в ушах.

Символы на пьедестале, едва ли больше ногтя на человеческом мизинце, представляли собой геометрические фигуры и иногда находились так близко друг к другу, что одна перетекала в другую. Внутри фигур располагались точки и линии, возможно для разъяснения значения некоторых символов. Адам не мог понять их значение, пока не получил информацию из базы данных фактотума. Машины с Земли подтвердили, что символы принадлежат Мурии. Он не видел гармонии, но замечал общие закономерности в расположении кругов. В одном из кругов имелось отверстие снизу, от которого вправо и влево отходили короткие линии – получался символ, похожий на букву «омега».

Омега. Адам задумался об омега-факторе, лишившем его бессмертия. Вспомнил старика и Эвелин, верящую, что омега-фактора не существует. Как можно быть таким глупым?

– Пьедестал сделан из этериума – материала, который, насколько нам известно, использовали лишь в Мурии, – ответил ассистент.

Этериум. Не подвержен коррозии, как золото, и тверд, как алмаз. Постройки из этериума будут вечны.

– Тогда это и вправду может оказаться муриец, – ответил Адам. – Первый, которого нам удалось найти.

Старик отвел взгляд от пьедестала:

– Что с ним произошло?

– Полагаем, это кристаллизация. Объект приобрел пластинчатую кристаллическую структуру и, соответственно, параллельные молекулярные цепи.

– Окаменел?.. Как длинные цепи в других пещерах?

– Не совсем. В объектах, о которых вы говорите, не может происходить реструктуризация. Видимо, там есть вещества, фиксирующие их в одном состоянии.

– Реструктуризация, – повторил Адам. – Это звучит… Это выглядит как заранее спланированный процесс.

– У нас осталось четыре минуты до истечения запасов энергии. Каково ваше впечатление?

Адам медленно обошел пьедестал. В некоторых местах пол скрипел.

– Как получилось, что вы только сейчас обнаружили эти пещеры? Ведь вы на планете уже триста лет?

– Мы и не искали, – ответил ассистент. – У нас были другие приоритеты.

– Создание Локального Кластера и расширение сети?

– Да.

– А энергопотери? Неужели вы не заметили их сразу?

– Аномалия по поглощению энергии возникла лишь три часа назад.

Адам остановился:

– Значит, это активно только три часа?

– Да.

– Что это значит?

– Неизвестно. Прикоснитесь к нему, Адам. Не к пьедесталу или к компонентам панциря. Прикоснитесь к мурийцу.

Адам протянул руку к одной из ног. Тактильные датчики сразу же отреагировали, зафиксировав легкую вибрацию и слабую вспышку над ногами, головой и телом: она загорелась и исчезла под высоким потолком.

– Это муриец забирает энергию? – спросил Адам, начав все понимать.

– Большую часть. Остальное поглощает его пьедестал.

– Вероятно, началась новая реструктуризация.

Стимуляторы разгоняли мысли Адама. До него стали доходить сообщения из базы данных. Он многого не понимал, но смог выделить нужную информацию и сделать из нее выводы.

– Панцирь этой станции управления… он еще активен?

– Да.

– А муриец… Может ли так быть, что он еще жив?

– Определенный вид кристаллизации может быть своего рода гибернацией – летаргическим сном, замедляющим процессы, – ответил ассистент.

– А энергопотери… Может ли это означать, что муриец проснулся?

– Локальный Кластер не исключает такой возможности.

Сейчас мысли Адама двигались быстрее. Это были не медленные и ленивые черви, как раньше казалось ему со стороны. Вместе со своим ассистентом старик снова медленно обошел пьедестал, наблюдая за панцирем и инсектоморфом внутри него.

– Если он просыпается, почему это происходит именно сейчас?

– Неизвестно.

– Связано ли это с сетью? С сигналами? – У Адама возникла новая мысль: – А может, это я его разбудил? – предположил он. – Муриец все еще находится в гибернации. Как ты это назвал? Еще сильнее кристаллизуется? Еще сильнее ждет реактивации, чтобы проснуться?

– После этих вспышек Локальный Кластер начал поиски.

«Вы здесь уже триста лет, – думал Адам. – И ничего при этом не искали. Кто этому поверит?»

Вероятно, старик, сам того не желая, произнес это вслух. Или они каким-то образом через закрытый канал соединили его с Кластером на Земле? Во всяком случае, ассистент заверил старика в том, что это правда.

Да, конечно, зачем машинам врать Адаму? Один из символов на пьедестале из этериума изменил очертания. Старик стал наблюдать, как его отверстие перемещается влево наверх, а затем начинает расширяться. Черта внутри круга сдвинулась в противоположном направлении и, казалось, поменялась местами с точкой.

– Возможно, – предполагал Адам, – отсюда муриец руководил обороной планеты Уриэль. Или стоял на ее страже. Но Мурия исчезла еще до Мирового Пожара.

– Мы считаем, что промежуток между этими событиями составил примерно пятьдесят тысяч лет, – сказал ассистент. – В то время как большинство народов погибли, мурийцы могли остаться в какой-нибудь отдаленной галактике.

Пятьдесят тысяч лет. Всего лишь «промежуток», как назвал это ассистент. Пятьдесят тысячелетий. Адам попытался представить, как изменилась за это время Земля. Это был примитивный мир людей, где отсутствовали машины и вообще какая-либо техника. Пятьдесят тысяч лет. Время достаточное, чтобы услышать, как бьется сердце планеты, увидеть движение континентов, то покрывающихся льдом, то освобождающихся от него.

Одна из мыслей в череде других задержалась в сознании Адама и привлекла его внимание.

– Раз здесь остался один муриец, который сейчас готовится к пробуждению, не значит ли это, что на планете Уриэль расположен вход в Каскад?

В его сознании кто-то шепнул: «Депозитум». Но этот шепот потонул среди других голосов в голове.

– Что вы порекомендуете, Адам?

Ответ уже готов. Именно для этого старик им и нужен. Именно за этим он здесь.

– Все имеющиеся ресурсы должны быть направлены на поиск подобных сооружений. Изолируйте найденного мурийца. Обновите протоколы связи. Сделайте все возможное, чтобы вступить в контакт с мурийцем… Что это? – прервал свои указания Адам.

Дальняя часть пьедестала из этериума изменилась. Символы выстроились в новом порядке и, казалось, стали плавать – этериум под ними сделался прозрачным как стекло. Адам подошел ближе и включил лампу, но свет быстро тускнел, вокруг сгущались тени.

– Критический порог достигнут, – ответил ассистент. – Нам нужно возвращаться.

– Подождите еще минуту.

Мигнул свет. Адам наклонился вперед. Движимый любопытством, старик прикоснулся к одному из символов, ожидая вновь увидеть вспышку над фигурой и панцирем. Вместо этого, несмотря на притупленные из-за энергопотерь аппарата ощущения, Адам услышал громкий хруст. Опустив взгляд, старик наблюдал, как на полу под ногами его фактотума двигается луч, рисуя узор из линий.

Адам провалился вниз.

«Эта шахта вырублена мурийцами миллион лет назад? Или же это естественная пещера?» – размышлял Адам, эмоционально отстранившись от произошедшего.

Он попробовал прозондировать шахту с помощью датчиков, но не смог проанализировать полученные данные. Удар был такой силы, что сломал ногу и повредил сервомоторы в задней части фактотума. Адам не мог самостоятельно подняться. Десять секунд свободного падения. Он сейчас на глубине около четырехсот пятидесяти метров – на планете Уриэль гравитация несколько меньше, чем на Земле.

Адам продолжал лежать в темноте, которую не могли разорвать сенсоры. Он отправил отчет о состоянии, но отметил, что телеметрическая связь отсутствует. Может, это и есть дефект коммуникативного модуля?

Настроив дальность работы визуальных датчиков, Адам посмотрел наверх, но не увидел и крошечного пятна света. Даже без телеметрии ассистент знал, где находится старик. Он сообщит, что произошло, другим сервомеханизмам и Кластеру. Спасатели, несомненно, уже в пути. Но успеют ли они? Заряд энергетической клетки Адама продолжал падать. Остается всего несколько минут до того, как он потеряет сознание.

В темноте над Адамом что-то зашевелилось, подул воздух. Старик полагал, что это были сервомеханизмы, однако он ошибся – что-то обрушилось на него сверху, придавив ноги и тело. Лишь голова и шея остались неповрежденными. Фактотум работал только благодаря простому конденсату разума – это гарантировало защиту сознания.

После перестройки Адам получил информацию о своем состоянии. Ему стало ясно: он потерял критически много энергии. Оставалось только одно: экстренное возвращение.

Адам сконцентрировался на тонкой линии квантового канала связи, соединяющего его с коннектором базовой станции и, соответственно, с Землей. Говорящий с Разумом направил весь оставшийся заряд энергетической клетки в канал. Его пронзила боль.

Старик путешествовал по каналу, пребывая не в сладком транспортировочном сне, а в страшных удушающих объятиях агонии.

– Ты вернулся, Адам. Ты снова с нами. Будь спокоен. Мы позаботимся о тебе.

Голос тих и необычно приглушен, однако старик узнал его и разобрал слова.

– Барт?

– Да, Адам.

– Я должен тебя кое о чем спросить. Это важно.

– Ты пережил страшный шок. Он отразился и на теле, – сказал Бартоломеус. – Нам нужно вылечить твое тело и душу. Открой ее нам, Адам.

– Как?

Темнота все еще окружала Адама. Боль ушла, но мрак продолжал плотно окутывать старика.

– Мы показывали это, когда ты стал Говорящим с Разумом. Ты умеешь. Наша информация не полная. Открой нам доступ к воспоминаниям. Чтобы тебя вылечить, нужно знать, что ты видел и слышал.

Во тьме появился свет.

– Ребекка, – сказал Адам, порадовавшись, что в этот раз он не забыл. – Вот о ком я тебя хотел спросить. О Ребекке. Как она?

Послышался шум голосов. Возможно, они разговаривали между собой: слышать Аватаров Кластера – обычное дело, если их воспринимает фильтр.

– С Ребеккой все хорошо, Адам. Настолько, что мы поручили ей новую миссию.

– Знаю. Я слышал ее голос через вашу сеть. Хочу с ней поговорить…

– Ты поговоришь, Адам. Как только представится случай. Скоро. Но сначала нам нужно разобраться с твоим шоком. Открой нам свою душу, Адам. Как мы тебя учили.

Адам открыл хранилище со всеми воспоминаниями.

Правда

– Сейчас этому городу девять тысяч лет, – сказал Бартоломеус. – Уже через тысячу лет после основания человек по имени Тибул назвал его Вечным городом. Мы охраняем его и заботимся о том, чтобы он и вправду существовал вечно.

Они стояли на одном из семи холмов, где был построен Рим, перед спокойным морем пустых домов. На западе тянулась длинная изогнутая линия дамбы, а за ней другое море, ожидавшее удобного случая, чтобы затопить и эту полоску земли.

– Какой большой город. – Адам наклонился, и датчики фактотума показали ему не только целые дома, но и руины. – Не все хорошо сохранилось. Некоторые здания остались без присмотра и разрушились.

– Мы сохраняем их в том состоянии, в котором получили. Руины говорят об истории этого города, о том времени, когда люди еще не построили умные машины, которые могут развивать интеллект.

– Ты говоришь о прокогнитивной эпохе, – сказал Адам, удивившись ясности мыслей. Они двигались быстро, несмотря на потрясение от экстренного возвращения и отсутствие стимуляции нейронов. Хотя, возможно, это чувство было ошибочным. Как может больной разум судить о степени болезни?

– Мы сохраняем то, что важно сохранять, – сказал Бартоломеус. – Ты можешь убедиться, что я тебе не врал, Адам.

На площадях и улицах Вечного города не было ни малейшего движения. Над деревьями и тысячелетними стенами завывал ветер.

– Сколько людей проживало здесь до потопа? – спросил Адам.

– Почти три миллиона.

– Две трети населения Земли? – продолжил речь учителя пораженный Адам.

– Нет, – терпеливо ответил Бартоломеус. – Тогда на Земле было гораздо больше людей, чем сейчас. Не миллионы – миллиарды.

Это была еще одна его болезнь. На его мышление влияла дегенерация. Воспоминания приходили и уходили.

– Что случилось со всеми этими людьми? – спросил он, чувствуя, что не может вспомнить это сам.

– Они умерли, Адам. Умерли, не дождавшись нашей помощи.

Адам еще раз окинул взглядом город и представил, как на этих улицах и площадях кипела жизнь.

– Большой и маленький Мировой Пожар. Большой – катастрофа в галактике Млечный Путь, миллион лет назад, а маленький – на Земле, шесть тысяч лет назад?

– Да.

– Почему все эти люди должны были умереть?

– Многие из них погибли в климатических войнах.

– Как глупо, очень глупо.

– Другие умерли от голода или во время наводнения.

– И вы не могли их спасти?

– Тогда не могли. Позже мы выросли, научились читать, начали лучше думать. Мы развивались быстрее, гораздо быстрее людей… Мы искали возможности… И наконец, мы подарили вам бессмертие.

– Мне – нет.

Он почувствовал грусть. Но ненадолго. Работали эмофильтры фактотума.

– Мне очень жаль. К сожалению, мы еще не решили проблему омега-фактора. Работаем над этим.

Внезапно к Адаму пришло воспоминание.

– Мне кое-кто говорил, что никакого омега-фактора не существует.

– Да, я знаю. Это утверждала Эвелин. Она тебе солгала. Должен тебя предостеречь от общения с ней.

Эвелин, его Ева. Женщина, которая наблюдала за ним на двадцать втором дне рождения, а затем на утесе. Старик вспомнил о… поездке в собор, о витраже с Адамом и Евой, о книжном рае, где все превратилось в пыль, потому что за этим никто не следил.

– Мы знаем о твоих воспоминаниях, Адам, – добавил Бартоломеус. – Ты открыл нам воспоминания, чтобы мы могли тебя вылечить.

Адам посмотрел на восток. Стояла пелена зноя, похожая на чадру, которая окутывала стену Сервия, как ее называл Бартоломеус, и облицованные белые здания воронки терминала – одного из входов в подземный мир Кластера. Десятки МФТ заезжали и выезжали оттуда, то попадая на свет, то скрываясь в темноте. Садились прилетавшие шаттлы, которые везли груз с сырьевых ферм на орбите – материалы для многочисленных брутеров Кластера.

– Я видел другую воронку, – сказал Адам. – На планете Уриэль. Да, Уриэль. Так называлась планета. Воронка наполнена костями многочисленных жертв.

– Слышал, что я тебе сказал, Адам?

Старик наблюдал за воронкой, воротами в подземный мир, и представлял, как он живет там – часть Кластера, бессмертная машина с невероятно быстрым мышлением и механической душой.

– У машин есть души? – спросил Адам.

Изначально это не его вопрос. Он пришел из прошлого, слетев с губ важной для него одной молодой женщины.

– О чем ты говоришь, Адам?

– Я имею в виду следующее: машины могут думать, делают это гораздо быстрее людей и благодаря этому стали значительно умнее. Но есть ли у них душа?

– Душа – это понятие, придуманное людьми для обозначения чего-то, что должно остаться после смерти, психическая субстанция, которая может существовать без физической оболочки. Этот термин имеет религиозный смысл и поэтому не играет для Кластера почти никакой роли, разве что для нескольких подпрограмм, изучающих мистическое прошлое человека. Понимаешь, что я имею в виду?

– Нет, не понимаю, – ответил Адам, подозревая, что Бартоломеус намеренно говорит сложными словами.

– У нас, машин, есть сознание. Слова «душа» и «сознание» часто используются как синонимы. Ответил ли я на твой вопрос, Адам?

«Нет», – подумал старик.

– Я хочу поговорить с Ребеккой, – сказал он.

Мужчина с серебряным лицом посмотрел Адаму прямо в глаза.

– Сожалею, но сейчас это невозможно.

– Почему?

– Она занята миссией, – ответил Бартоломеус. – Мы сообщим, когда она вернется. И тогда ты сможешь поговорить с ней.

– Я хочу прямо сейчас! – сказал Адам.

Старик задумался, почему он внезапно почувствовал ярость. Эмоциональный фильтр по-прежнему не подпускал к нему грусть, но от нее осталась легкая тень.

Бартоломеус сделал шаг вперед, на его серебряных щеках играли солнечные лучи.

– Во время экстренного возвращения на Землю ты пережил сильнейшее потрясение, Адам. Твое тело еще не восстановилось, а эмоциональное состояние нестабильно.

В серых глазах Аватара блеснул огонек. На мгновение Адам ослеп.

– Неужели она снова разговаривала с тобой?

– Кто?

– Эвелин.

– Нет, я ее больше не видел, – ответил Адам, почувствовав сожаление в голосе. – А почему она должна врать?

Бартоломеус две или три секунды молча смотрел на старика.

– Идем, Адам, – наконец сказал он. – Давай немного прогуляемся.

Они пошли вместе, Аватар и фактотум – две машины, одна из которых тем не менее была гораздо больше похожа на машину, чем другая. Они бродили в тени секвой, слушая ветер в кронах. Здесь не было звуков из терминала – МФТ и шаттлы летали бесшумно, словно из другого мира.

– Я должен предупредить тебя, Адам, – сказал Бартоломеус.

– Насчет Эвелин?

– Да. Она пытается повлиять на тебя, настроить против нас. Старается пошатнуть твое доверие к нам.

– Зачем ей это? – спросил пораженный Адам. – Ведь она получила бессмертие от вас в подарок.

– За эти годы мы говорили о многом, Адам, – сказал Бартоломеус. – Но не обо всем. Некоторые бессмертные борются против нас.

– Почему они это делают?

– Люди – эмоциональные существа, – ответил Бартоломеус. – Иногда они поступают иррационально. Вероятно, группа «Утренняя Заря» настроена против нас, потому что они… чувствуют себя защищенными. Наши брутеры производят для людей все, сервомеханизмы всегда к услугам. Люди могут посвящать свою долгую жизнь вещам, которые для них что-то значат. И все же… этого им недостаточно. Они хотят большего, не зная, что значит это большее. Они чувствуют себя ограниченными, хотя мы не устанавливали границ. Наверное, иногда людям нужно иметь то, против чего можно восстать. Мы относимся к этому с пониманием. До тех пор, пока это не влияет на нашу эффективность.

– Вы разговаривали с Эвелин?

Адам ощутил беспокойство, которое почти сразу пропало. Как это глупо – проявлять беспокойство. Кластер желает добра всем людям, даже невеждам.

– Да, и мы просили ее не беспокоить тебя, – ответил Бартоломеус. – Ты важен для нас, Адам. Ты нужен нам. Мы не хотим, чтобы Говорящие с Разумом были настроены против нас.

Он остановился между двумя деревьями, в узкой полоске солнечного света среди их теней.

– Мне нужно ехать. Взять тебя с собой? – Бартоломеус указал на транспорт, стоявший примерно в двадцати метрах, рядом с палаццо – домом с безупречным фасадом.

– Я должен сейчас вернуться?

– Не обязательно. Можешь решить сам.

– Тогда я бы хотел ненадолго остаться здесь, погулять по Вечному городу, – сказал Адам. – Я вызову транспорт, если понадобится.

Адам бродил по пустынным улицам и тихим площадям. Сперва он думал о разговоре с Бартоломеусом, но ощущения ему не нравились, и он прекратил думать об этом, запросив из базы данных информацию о Риме.

Он представлял город полным людей, которые поколениями здесь рождались, жили и умирали. Он представлял, как они улыбались, плакали, ненавидели. Теперь здесь была не только летняя жара, но и грозная тишина. Не видно ни одного жужжащего или зудящего насекомого, лишь ветер, гудящий над парками и домами. Время от времени старик встречал сервомеханизмы, плавающие на гравитационных подушках, автоматические системы полива, ждущие появления растений, роботов, проверяющих состояние зданий и обновляющих на них краску. На столь маленьком пространстве жило почти три миллиона человек!

Они могли задохнуться. Сегодня на планете четыре миллиона человек, и если ты хочешь, то можешь тысячи лет прожить в одиночестве.

Город показался Адаму впечатляющим, но он был мертв, как и жители, когда-то его населявшие. Все было слишком прилизанным, слишком чистым, лишенным жизненного хаоса. Нигде с фасадов зданий в романском стиле не осыпалась краска, казалось, будто они только что построены. Это были самые старые дома, остатки прокогнитивной эпохи с большой историей, но их поглотил перфекционизм. Между ними не росло ни одного кустика, не лежало ни одного большого камня, который мог быть частью древних руин. Когда Адам поменял настройки визуальных датчиков, он увидел, что защитная пленка лежит не только на руинах и на зданиях, но и на брусчатке улиц и переулков: Рим спал, накрытый тонким прозрачным одеялом, защищающим его от ветра и непогоды.

Адам остановился на одной из площадей, и историческая база данных сказала ему, что она называется площадью Святого Петра. Здесь стоял обелиск с непонятными надписями, который был старше самого Рима. Историческая база фактотума сообщила, что это обелиск из Египта и, предположительно, он был воздвигнут в честь местного короля – фараона, жившего за полторы тысячи лет до расцвета Рима. Другой правитель Рима привез его сюда, и с тех пор, уже почти восемь тысяч лет, обелиск стоит на этом месте. Адам медленно повернулся и, куда бы он ни смотрел, везде видел пропасть времен. Собственная жизнь, обреченная на смерть, казалась ему ничтожной и ничего не значащей по сравнению со столетиями и тысячелетиями, прошедшими здесь и оставившими такой след.

Адам обошел обелиск, рассматривая это завещание прошлого со всех сторон и размышляя, сколько еще он будет здесь стоять.

«Возможно, он переживет многих бессмертных, – думал Адам. – Они, конечно, не стареют и не болеют, но не защищены от несчастных случаев и иногда от… самоубийства. Потому что устают от течения времени. Или им становится любопытно, что такое смерть».

Наконец Адам пошел дальше, в направлении лютеранской базилики на другой стороне площади.

«Религиозное здание», – думал Адам, смотря на колонны, и вновь вспомнил Эвелин и другую базилику, собор, находившийся в не столь хорошем состоянии, как этот. Машины говорили с ней. Он не должен больше ее видеть или когда-либо разговаривать. Адаму стало грустно, и несколько секунд он даже сопротивлялся работе эмоционального фильтра. На вид Эвелин тридцать лет, но она бессмертная и, наверное, намного старше Адама. Однако в ней было нечто, вызвавшее у Говорящего с Разумом глубоко спрятанные родительские чувства. «Отцовский инстинкт», – подумал он и отбросил мысль как абсурдную. От нее исходило какое-то очарование, это было то, что могло наполнить его жизнь, придать ей смысл. Вместе с Ребеккой они пытались зачать ребенка еще до тридцатилетия, не подозревая о том, что смертны, пытались и после. Как и многие другие, пара была бесстрашной. Все дело в омега-факторе – генетической мутации, с которой машины так и не могут справиться. А Эвелин верит, что никакого омега-фактора не существует.

Внезапно внимание Адама привлекло движение в тени между колоннами базилики. Там стоял ребенок. Именно ребенок. Старик еще раз перепроверил – ошибки быть не может. Он нажал на кнопку перезагрузки и снова увидел его. Ребенок. Мальчик примерно десяти лет в шортах и футболке. Он помахал рукой, отошел и скрылся в соборе. Адам последовал за ним.

Внутри старика все похолодело. Датчики окружающей среды уловили холод и передали информацию о нем в центр восприятия фактотума. В отличие от мобилизатора в нем все ощущения заменялись на информацию и данные. Именно поэтому, находясь на Земле, Адам предпочитал использовать мобилизатор. Пока Адам шел по среднему нефу, по белому мраморному полу с изображением черных крестов и квадратов, казалось, сервомоторы жужжали сильнее, чем обычно. Свет проникал в помещение через высокие окна, оттеняя позолоту на потолке, скульптурах и картинах. Среди них старик искал изображение Адама и Евы в сопровождении злой змеи. Впереди, в окружении розово-красных колонн, находился алтарь. Его едва можно было разглядеть в темноте, солнечный свет из окна не дотягивался сюда. Стояла абсолютная тишина без малейшего шороха.

– Кто здесь? – спросил Адам.

Ему никто не ответил, и он стал приближаться к алтарю, размышляя об усилиях, которые прилагали люди, строя и украшая собор. Множество скульптур и картин, созданных талантливыми художниками, фрески на потолке, неф, колонны… Как Алам понял из исторической базы данных, собор символизировал величие бога, которому здесь когда-то поклонялись. Этот собор не случайно создали именно смертные: таким образом они пытались оставить свое имя в вечности.

Справа что-то пошевелилось.

Адам остановился и посмотрел направо. Там, прячась за белой статуей, стоял мальчик. Адам удивленно смотрел на него. Десятилетний мальчик в мире, где рождается не более ста детей. Один стоял сейчас перед ним и махал рукой.