Ведьма Алика. Психотерапия для демонов

Серия «Другие миры»

© Александра Власова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Сколько себя помню, меня никогда не пугала темная сторона. С ней все понятно.

Гораздо больше в людях меня страшит сторона светлая. Она дезориентирует. Мне страшно, когда девочка, превратившая жизнь некоторых одноклассниц в ад, подкармливает бездомного котенка. Или мать, ударившая мою одноклассницу, покупает ей дорогое платье или планшет. Становится не по себе.

Посещает мысль: вдруг темная сторона привиделась? Или это был внезапно вселившийся демон, и человек, которого я посчитала ужасным, изначально был милым и добрым. Только раз оступился. Так какая же сторона настоящая?

Запись из дневника пятнадцатилетней ведьмы Алики

Глава 1

Проклятье

Наши дни

Клиентка была ухоженная, умная, похожая на бизнесвумен, какими их рисуют в фильмах: волосы забраны в строгий пучок, на глазах модные очки, юбка чуть выше колен. Пахнет от женщины корицей. Между работой и походом к ведьме Алике она пекла пирожки для детей и мужа. Колдунье клиентка сразу понравилась.

Как только женщина вошла и уселась за стол, сразу начала беззвучно плакать, аккуратно прикрыв ухоженное лицо бумажным платочком.

– На всем нашем роду проклятье! Я пыталась его снять: и в церковь ходила, и молитвы читала. И даже пробовала обратиться к бабке-ворожее, она свечку подержала да что-то над моей головой пошептала! Ничего не помогает!

– Проклятье? – Ведьма иронично приподняла бровь. Судя по дорогому парфюму, дорогой сумочке, холеному личику и прочему благополучию, женщина не казалась ни несчастной, ни проклятой. Но что-то грызло ее изнутри острыми крысиными зубками. Что-то давнее, темное. То, что давно пора отпустить.

– Да, – призналась женщина, опустив усталые глаза, – я прокляла родную сестру.

И начала рассказ.

В детстве я была неуклюжей, смешной и полненькой. А Аня, так зовут мою сестру, не оставляла случая самоутвердиться за мой счет и постоянно выставить меня дурочкой перед своими друзьями.

– А сколько будет корень из четырех? – спрашивала сестренка приторно-ласковым голоском.

Я не знаю, ведь корни проходят только в седьмом классе, а я только в третьем.

– Дуреха! – смеются ее друзья и поклонники.

– Я не дуреха, – краснею, готовясь вот-вот разреветься.

– Раз ты не дуреха, скажи, сколько у тебя хромосом? Сорок шесть или сорок семь? – доверительно заглядывая в глаза, спрашивает Анька.

Чувствую, вопрос с подвохом. Главное – не прогадать. Почему-то кажется, чем больше хромосом (даже толком не знаю, что это такое), тем лучше.

– Сорок семь! – выдаю я, гордясь собственной сообразительностью.

Друзья сестры взрываются таким хохотом, что трясется люстра на потолке.

– А ты не дауненок, случайно? Может быть, наши родители что-то недоговаривают! Смотрите-ка, и рот у нее приоткрыт! Точно, ты даун!

Измывательства продолжались так долго, что Аня умудрилась убедить всех детей, с которыми мы общались, что я – альтернативно одаренная. При взрослых она лицемерно изображала идеальную сестричку, нежную и заботливую до приторности.

Но стоило старшим отойти, в ней просыпалась иная натура. Было в сестре нечто гадкое, изобретательно-злое.

Она ябедничала на меня взрослым, рассказывая обо мне всякие небылицы, в которые любому адекватному человеку сложно поверить. Но родители верили, и каждый раз после Анькиных кляуз следовало неизбежное наказание.

Сестрица портила мои вещи – рвала одежду, кофточки и блузки, а однажды даже разрезала ножом моего любимого плюшевого медвежонка – подарок мамы на день рождения.

Сейчас я понимаю, почему Анька так себя вела. Наша мать развелась с Анькиным отцом, вновь вышла замуж и родила меня, и Анька, когда-то избалованная всеми принцесса, страдала от острой нехватки внимания.

Идти против отчима она боялась, поэтому отрывалась на самом беззащитном члене семьи со всей изощренной жестокостью подростка.

Когда Аньке стукнуло четырнадцать, к всеобщему облегчению, сестра переехала в Москву к своему папе. Он пристроил дочку в престижную математическую гимназию. Сестренка, несмотря на скверный характер, неплохо соображала. В столице было больше развлечений и перспектив, и Аня считала себя выше того, чтобы остаться в нашем захолустье.

С тех пор мое детство стало беззаботным и счастливым.

Я вспоминала Аньку как наваждение, страшный сон, приснившийся из-за того, что за окном бушует гроза, в то время как в самом доме тепло и уютно.

Память имеет свойство сглаживать все дурное. Аня звонила несколько раз в неделю маме, щебетала в трубку нежности и каждый раз просила к телефону «любимую сестричку».

На словах мы были лучшими подругами, и ужасы раннего детства начали забываться.

Потом я подросла, увлеклась психологией. Много читала об экспериментах, подтверждающих то, что детская память – вещь ненадежная.

Воспоминания не хранятся в мозгу как фотоснимки в старом альбоме. Каждый раз наш разум заново разыгрывает историю на внутреннем экране сознания. И невольно «переписывает» ее по мелочи, в зависимости от того, что происходит с человеком сейчас.

Повзрослевшие дети, которые считают, что над ними издевались, часто это выдумывают, не со зла, просто психика так устроена. Под обвинения попадают мамы и папы, сестры и братья, тети и дяди.

Может быть, все было не так уж жестоко? Что, если я что-то дофантазировала, в чем-то преувеличила?

Из каждого утюга неслись пламенные речи о необходимости прощать. В конце концов, Аня была ребенком. Даже если то, что я помню, отчасти правда, нужно давать людям второй шанс.

Когда она приехала в город вновь, мне было пятнадцать, а Ане уже стукнуло девятнадцать. Вы удивитесь, как так вышло, что мы с сестрой не виделись больше четырех лет?

Мама часто ездила к Ане в Москву, я же каждый раз находила убедительную «отмазку» для того, чтобы не видеться с ней. Если ничего не получалось придумать, перед самой поездкой у меня внезапно поднималась температура.

– Жалеешь, наверное, что не поедешь? Скучаешь по сестренке? – сочувственно гладила лобик мама.

– Скучаю! – вздыхала я. Мы так долго изображали прекрасных сестер, что я себе практически верила.

Поэтому, когда настал день икс, я вместе с семьей поехала встречать Аньку на вокзал, и, когда с поезда сошел не гадкий утенок, а прекрасная молодая леди, я сделала то, чего так ждала мама, – бросилась Аньке на шею.

Аня очень изменилась, никаких колкостей или издевок, сама элегантность, грация и красота. На радость маме мы делали то, что и положено сестрам, – гуляли в парке, уплетая сахарную вату, катались на аттракционах и ходили в кино.

Через неделю я начала понемногу ей доверять. А через две – после некоторых колебаний, отважилась сделать то, чего категорически делать не следовало, – познакомить Аньку с друзьями.

Признаюсь, уже тогда я испытывала едва заметную тревогу. Объясняла себе это тем, что переживаю за Аню.

Вдруг сестренка начнет вести себя так, как раньше, или не впишется в нашу компанию. Все-таки разница в возрасте и интересах давала о себе знать.

Но Анька быстро развеяла все опасения: она была мила и обворожительна со всеми, включая меня: делилась байками из студенческой жизни, которая нам казалась очень «взрослой», высмеивала надменных богатеньких однокурсниц и болтала о любовных приключениях, которые ей уже довелось пережить.

Уже через несколько вечеров сестра стала душой компании.

Однако тревожное предчувствие, не покидающее с самого начала, только росло. Оно жило у меня под кожей и, как прожорливый хищный зверь, поглощало всю радость.

Так во время первых сцен фильма ужасов, когда ничего страшного еще не происходит, герой только въезжает в старый особняк, распаковывает вещи, а по спине зрителя уже бегут мурашки.

Говорила я раньше, что Анька была ужасно внимательной и хорошо понимала людей?

Оказалось, она подмечала всё: то, как я смотрю на Пашу, а затем отвожу глаза и мучительно краснею. То, как он мнется, когда обращается ко мне, и с трудом находит слова.

– Ты его любишь? – спросила сестра по дороге домой, доверительно заглянув мне в глаза. – Скажи, любишь его или нет?

Я промолчала. Будто внутри зажегся красный сигнал светофора – остановись! Аньку мои сомнения, казалось, изумили до глубины души.

– Я же твоя сестра! Самый близкий на земле человек!

Аня нежно взяла меня за руку. Ее ладонь была теплой и такой родной – как у мамы.

– Вместе мы что-нибудь придумаем. Я помогу, обещаю.

Я кивнула, слезы стыда и облегчения покатились из глаз. Эту любовь я носила годами, баюкала ее как больного ребенка, не решаясь рассказать о тайном чувстве никому, даже маме. А Анька легонько гладила меня по спине.

– Ну что же ты плачешь, дуреха? Я с ним поговорю, слышишь? Он тебя тоже любит, надо лишь сделать шаг навстречу, и вы непременно будете вместе!

Тогда я была даже рада, что ей доверилась, нерассказанная тайна жгла гортань. На секунду показалось, умница-сестренка все устроит.

Весь следующий день я была как на иголках. Анька же оставалась собой – веселой, собранной и спокойной. Она сказала, поговорит с Пашей в парке, подберет нужные слова, которые уже много лет не могла подыскать я (в этом Аня действительно была мастерица), чтобы не смутить его и заставить признаться в чувствах.

Меня она просила подойти к трем часам. Я пыталась читать, рисовать (тогда ходила в ИЗО-студию), но кисти валились из рук, а слова не хотели складываться в предложения. Я не смогла ждать трех, в два тридцать уже была у скамейки, где мы должны были встретиться.

То, что случилось дальше, было ужасно, но вы должны понять и меня. Увиденное меня уничтожило. Анька целовалась с Пашкой взахлеб, смакуя каждый момент, упиваясь его внезапно вспыхнувшей страстью.

Не могу допустить, чтобы ей, девятнадцатилетней королеве, действительно нравился робкий долговязый подросток.

Не знаю я, зачем ей это было нужно. Доказать свое, и без того очевидное, превосходство?

Анна одарила меня взглядом победительницы. Засмеялась:

– Смотри, подошла дуреха! Дуреха!

Паша что-то кричал, клялся, что я все «не так поняла», а Аня всего лишь хотела научить его целоваться, чтобы он не ударил передо мной лицом в грязь. Не хотел, чтобы все зашло так далеко!

Но я убежала, закрылась в комнате, отказываясь выходить, даже когда родители пригрозили, что накажут меня за «плохое поведение», как в раннем детстве. И тогда я от всей души прокляла родную сестру.

– Пусть она будет тупой и толстой, слышите? Тупой и толстой! – повторяла я весь вечер и весь день, всю неделю, сглатывая соленые слезы.

Я твердила это до тех пор, пока Анька не убралась из нашего дома в блестящую расфуфыренную столицу.

– И что же? Анька стала такой? – спросила ведьма.

Клиентка интенсивно закивала:

– В том-то и дело, что стала!

Ведьма взглянула на фотографию Аньки. Из гимназии ее исключили на следующий же год, несмотря на связи отца. Взрослые не стали говорить об этом второй девочке, чтобы не делать из сестры негативный пример.

Вес Аня начала набирать уже в девятнадцать лет, просто клиентка, опьяненная эффектом ореола, этого не заметила. Правду сказать? Не поверит. Будет бегать по экстрасенсам, магам, ведунам, шарлатанам…

Ведьма идет на кухню, заваривает чай с кусочком лимона, корицей и летними ягодами. Что-то шепчет над кружкой. Приносит женщине.

– Вот средство против проклятий.

– Это же просто чай!

– Такая маскировка, милочка, – ухмыляется ведьма. – Это настоящее зелье! Главное, кто готовит да с каким посылом. Если бы тут плавал чей-то глаз и хвост летучей мыши, на вас это произвело бы более сильное впечатление?

Клиентка смеется, с опаской подносит чашку к губам. Делает первый глоток, чувствует, как в груди разливается блаженное тепло. От чувства вины и старых обид – в самый раз. Денег Алика не взяла.

– Люблю я снимать проклятья! По душе мне такая работенка, – улыбнулась ведьмочка во весь рот. – Дальше ее вес уже на ее совести!

– А сестренке что передать? – спрашивает клиентка у самых дверей.

– Поменьше мучного, девочка, – хитро улыбнулась ведьма Алика. – Поменьше мучного!

Пять лет назад

Алика

«Сколько себя помню, меня всегда удивляли человеческие предрассудки. Почему поверить в злых духов, порчи и проклятья легче, чем в естественный ход событий?»

Я вздыхаю, откладываю телефон с заметками в сторону. Наверное, это не то, над чем должна задумываться пятнадцатилетняя девочка. Но мне больше нечем заняться. Та, что столь сильно добивалась встречи со мной, опаздывает.

Я сижу в пустом кабинете, листаю учебники по психотерапии, записываю мысли в заметке на телефоне. Каждый день с часу до трех кабинет пустует. Считается, что учительница истории и по совместительству классная руководительница проводит здесь факультатив.

Вначале так все и было. Но очень скоро наши занятия стали проходить примерно так: классная с явным наслаждением скидывала туфли с миниатюрных ножек, откидывалась на спинку стула и жалобно спрашивала:

– Может быть, вы сами что-нибудь почитаете?

Никто не осуждал молодую учительницу. Ей и так приходилось несладко: Вероника Геннадьевна недавно закончила университет, пришла к нам вся восторженная, готовая нести «свет знаний», но реальная работа в школе явно отличалась от ее фантазий. Здесь была и травля изгоев, которую она не могла остановить, и сложные подростки, готовые спорить с каждым словом девушки, и хулиганы.

На лице учительницы застыло выражение недоумения, словно Вероника Геннадьевна до сих пор не совсем поняла, где она очутилась, а золотистые кудряшки вокруг лица придавали сходство с беспомощным ангелком.

Школа не место для таких хрупких созданий.

Вскоре Вероника Геннадьевна вовсе перестала приходить на внеклассные занятия. Официально считалось, что факультатив все еще проводится, и дверь остается открытой.

Желающих посетить пустой кабинет было немного. Поэтому лучшего места для моих целей было не найти.

Поглядываю на часы. Девушка, которая подложила в пенал записку, умоляя о встрече, явно не торопится. Она писала, что ни за что не потревожила бы меня, не случись что-то из ряда вон выходящее! Записка написана печатными буквами, чтобы в случае «утечки информации» никто не мог разгадать почерк.

Начинает глодать любопытство. Чувствую себя Шерлоком Холмсом, к которому обратились с очередным делом. За дверью слышатся шаги. Походка легкая, женская. Я напрягаюсь. Вдруг Вероника Геннадьевна решила вспомнить о своих обязанностях?

На пороге появляется староста Женька. Первая мысль: «Заложит учителям». Но, кажется, можно расслабиться, она пришла сюда явно не для того, чтобы устроить облаву. Щеки девочки пылают трогательным румянцем, от этого одноклассница кажется смущенной, будто девочка из аниме. Она нервно теребит в руках ластик и отводит глаза.

Я не привыкла видеть Женю такой. Обычно она собранная, спокойная, готова в любой момент ответить преподавателю. Сейчас Женька оглядывается, будто готовясь сорваться и убежать, но затем пересиливает себя и входит в кабинет.

Итак, что за секреты могут быть у нашей умницы и отличницы? Да еще те, что требуют вмешательства сверхъестественных сил?

– Мне говорили… ты ведьма, – запинаясь, выдает одноклассница.

Еле сдерживаю смешок. Удивляет одно: почему у вроде бы неглупых людей мое заявление не вызывает никаких сомнений?

А если бы я представилась эльфом или феей Морганой, они бы тоже поверили?

– А я, – Женя понижает голос до доверительного шепота, – давно это подметила. Ты с самого начала была такая… странная, диковатая. Как взглянешь, бывало, – по коже мурашки.

Ну спасибо, милая! Всегда приятно с тобой поговорить!

– А помнишь, Ванька тебя в столовой толкнул? – продолжает делиться наблюдениями староста. – Так он на следующей же неделе палец вывихнул, вот!

Что меня не устает удивлять в людях, так это умение их мозга связывать воедино совершенно разрозненные явления. Если уж человек во что-то уверовал, он будет находить подтверждения собственным домыслам абсолютно во всем!

– А Катька? Как ты с ней разделалась! До сих пор под проклятьем ходит!

Воспоминания о том вечере, когда я проявила «сверхъестественные способности» в первый раз, проносятся моментально: оскорбления и крики девчонок, асфальт перед моим лицом. Вот Катя заносит руку, чтобы ударить, и…

Я морщусь, прогоняя непрошеные образы. После той истории мне до сих пор немножко стыдно. И в то же время испытываю гордость за то, что смогла себя защитить.

Лучше считаться ведьмой, чем быть изгоем до конца школьных дней. А что касается последствий… девочки сами виноваты. Так им и надо.

Женя еще раз суеверно оглядывается, крестится и садится за парту. Едва проснувшееся любопытство гаснет. Ее «из ряда вон выходящая» история предсказуема и даже банальна. Жене нравится мальчик из соседнего класса, но она не знает, как к нему подступиться. Иногда специально идет мимо его класса, чтобы взглянуть на любимого хотя бы одним глазком, а сердце замирает: и сладко, и больно.

А тот будто специально не замечает! Она даже краситься научилась по видео из Ютуба и прикупила новую блузку, но ничего не работает.

Женя умоляюще складывает ладони. На что она рассчитывает? Что я хлопну, притопну – и человек, который был к ней равнодушен, начнет таскать Женькин портфель и распевать под окном серенады?

Едва подавляя зевок, достаю колоду карт. Жестом фокусника делаю «расклад», то есть выкладываю разноцветные картинки в случайной последовательности. Что это все значит?

Понятия не имею, когда-то я подсматривала значения в маленькой белой книжечке, что шла в комплекте с колодой, но вскоре плюнула и на это.

Большая их часть благополучно выветрилась из головы сразу после прочтения. Еще на первых «консультациях» я смекнула: главное – побольше спецэффектов, гипнотический шепот, «выходы в астрал», использование непонятных слов типа «энергетика», «аура», «биополе».

Я прикрываю глаза: иллюзия того, что «ведьма» впадает в «транс», сильно действует на «клиентов».

Перед глазами встает лицо Мирона – озорные глаза хулигана, длинные волосы, забранные в неряшливый хвост, едва пробивающаяся бородка, которой парень ужасно гордится. Откуда пришло его имя? Наверное, Женя упомянула.

Я едва его знаю, но перед внутренним взором сразу появляется сценка (как интересно работает воображение): вот Женя проходит мимо него пятый раз за день, а он смотрит на герань на окне, на пробегающих шестиклассников. На девушке взгляд не замирает. Будто что-то мешает парню ее разглядеть.

Вот она отваживается с ним заговорить. Все заготовки, которые девушка мучительно сочиняла дома, вмиг испаряются. Женя неловко отводит глаза и задает самый банальный вопрос:

– Сколько времени?

– А? Что? – переспрашивает Мирон.

Его уже отвлекают друзья. В голове уже нет ни вопроса, ни самой девушки. Будто файл с этим эпизодом так и не сохранился даже в кратковременной памяти.

Вот Мирон бежит в раздевалку. У самого входа врезается в Женьку. Торопливо извиняется – и как мог не заметить девчонку у входа? – и несется дальше за своей курткой.

Я окидываю отличницу оценивающим взглядом – личико в форме сердечка, на щеках рассыпаны поцелуи солнышка, но главное – это глаза. С тех пор как Женя влюбилась, они сияют, как стоваттные лампочки.

Но Женьку не замечает не только Мирон. Все парни в школе. Нет, они списывают у нее домашку, просят, чтобы староста выгораживала перед учителями, но чтобы увидеть в Жене девушку… Не могу отделаться от ощущения, что на Женьку как будто накинут серый полиэтиленовый пакет.

Сложно объяснить, откуда взялся этот образ.

– Он не видит тебя. На тебе висит серая вуаль, – выношу «диагноз». Понятия не имею, что это означает, но звучит очень уж по-магически.

Глаза Женечки становятся огромными от ужаса, к ним подступают слезы.

– Я навсегда останусь одна?

– Не останешься. К счастью, ты вовремя обратилась за помощью к профессионалу!

Эх, попала бы Евгения к какому-нибудь другому «колдуну», пришлось бы выворачивать карманы. К счастью, перед ней всего лишь я.

Я даю девочке банальные советы, вычитанные из психологических книг. Я, конечно, ведьма, «вуаль» сниму, но и тебе придется над собой поработать.

В любви не помогут ни приворотные зелья, ни снадобья и заклинания.

Магией не получить того, чего не можешь добиться сам. Для начала нужно попробовать стать для него интересной.

Прежде чем заговаривать с мальчиком, необходимо узнать, о чем с ним вообще можно поговорить, выведать, в какие игры играет, какие фильмы смотрит, какие книги читает.

Мне кажется, староста вот-вот меня разоблачит. Скажет всем: «Она никакая не ведьма. Она всего лишь маленькая врушка».

Но Женька смотрит на меня с трепетом, боится упустить хоть слово и кивает, как завороженная.

– У тебя есть знакомые в его классе, которые близко общаются с Мироном? Сможешь у них все разузнать?

Девочка серьезно кивает. Дальше – магическая часть.

Я обещала себе этого не делать. Давать одноклассникам только психологические советы. Но завершаю «консультацию» плавными пассами рук. Закрываю глаза. Вновь вижу мысленным взором, что на Женьке висит серый целлофан.

Я сдергиваю его руками, скатываю в маленький шарик и выкидываю в ведро. Чувствую при этом ничем не объяснимое удовлетворение.

– Всё, негатив снят.

Женькина улыбка освещает класс. Кажется, она стала ярче. Как статуэтка, которую протерли влажной тряпочкой, освободив от слоя пыли.

Какие чудеса, однако, способно сотворить плацебо!

– А плата? – спрашивает девочка, затаив дыхание.

Мифы о необходимости «платы» тоже мне на руку. Это не я запугивала одноклассников. Они все сами почерпнули из фильмов, книг и мистических передач.

Женька протягивает мне мятую пятисотку – откладывала с обедов в школьной столовой.

Я не беру с нее денег. Пусть нормально поест. Женя – староста. Вот будет конец четверти, тогда ее помощь и пригодится. Где-то двойку, поставленную карандашом, подотрет. Где-то перед учителем слово замолвит.

Я выхожу из школы, подгоняемая щекочущим чувством стыда. И зачем взялась за эту «консультацию»? Почему не смогла отказать? Сама не понимаю.

Конечно, репутация ведьмы укрепила мои позиции в классе. Но так не может продолжаться вечно. Однажды ко мне на «прием» придет кто-то посообразительнее доверчивой Женечки.

Будет анализировать каждое мое действие со скептическим, недобрым прищуром и, конечно же, не купится на дешевые фокусы.

Или одна не в меру восторженная одноклассница проболтается учителям или родителям о том, что в школе завелась «ведьма». Что, интересно, тогда будет?

Сделают выговор? Маме влепят штраф за то, что ее дочка занимается шарлатанством?

Или меня ждет что-то более страшное, например, детская комната полиции? По коже бегут мурашки – бр-р-р… даже представлять не хочу.

Вдруг чую: за мной кто-то идет.

Замираю, как маленький лесной зверек, чувствуя, что за ним начинается охота. Преследователь тоже останавливается. Девочки? Навряд ли они отважатся сунуться ко мне второй раз, после того что я устроила пару месяцев назад.

Медленно оборачиваюсь и вижу парня в серой куртке. Он следует за мной, стараясь держаться на расстоянии нескольких метров. Первая мысль: «Ну все. Он узнал, кто я и чем занимаюсь».

Испуганно вжимаю голову в плечи и уже хочу убежать, но на помощь приходит голос разума.

Милая, да у тебя, похоже, мания преследования. С чего ты взяла, что парень идет именно за тобой? Может, по своим делам, к примеру, во-о-он в ту «Пятерочку»?

Я заставляю себя спокойно, не ускоряя темп, войти в здание библиотеки.

Беру несколько книг по психологии и психиатрии. Вообще-то, эти книги находятся не в детском отделе. Поэтому, перед тем как заговорить с библиотекаршей, мысленно представляю, что мне уже восемнадцать и я студентка психфака.

В «магии» это называется мороком. Я же считаю обыкновенным позиционированием.

Парень ждет снаружи. Заметив мой взгляд, делает вид, что читает объявления на остановке.

Может быть, стоит последовать совету мамы и носить с собой перцовый баллончик? Вместо этого я выпрямляю спину, расправляю плечи и гордо прохожу мимо. Когда принимала роль местной «ведьмы», решила никогда ничего не бояться. И тебя я тоже не боюсь, видишь?

Переступая порог дома, я будто попадаю в другую реальность.

Квартира встречает запахом теста и яблок – мама испекла шарлотку. На обоях красуются улыбающиеся котики и собачки. В последний раз здесь делали ремонт пять лет назад, и даже тогда я находила мамины дизайнерские идеи наивными… в лучшем смысле этого слова.

Мама работает в библиотеке и живет будто в другом, книжном мире, где самое страшное, что может случиться, – это дуэль между двумя влюбленными рыцарями за сердце дамы.

А нападение на ее дочь за школой – не может.

– Все хорошо, зайка? – спрашивает мама, отрезая щедрый кусок шарлотки.

«Нет, мам. Не все хорошо. С каждым днем я завираюсь все больше, и теперь в школе считают, что я колдунья. Если прекращу это, даже не знаю, что со мной будет! А еще твоя „зайка“ сделала несколько ужасных вещей. Таких, от которых у тебя, мама, волосы на голове зашевелятся».

Но я просто киваю. Она вздыхает. Наверное, мама слегка обижена и думает, что ей больше не доверяют, но я не могу ничего рассказать. Слишком ее люблю, чтобы расстраивать.

– Я понимаю, у тебя сложное время. Переходный возраст.

Кажется, мама начинает говорить фразами из недавно прочитанной психологической книги «Как понимать сложных подростков». Я ее тоже читала. Судя по тексту, автор видел подростков только в американских сериалах.

– Но, если бы случилось что-то плохое, ты бы рассказала мне?

– Конечно.

Конечно, нет, мама.

Какое-то время мы смотрим вместе комедию. Чувствую, как напряжение начинает отступать. Прикрываю глаза. Кажется, будто наши души обнимаются и лечат друг друга…

Я мотаю головой, прогоняя непрошеное видение. Пожалуй, достаточно на сегодня «магии». Перечитала книг по эзотерике, чтобы убедительнее дурачить людей, чересчур увлеклась вхождением в образ, вот и мерещится всякое.

– Спокойной ночи, ма!

Незаметно прихватываю с собой в кровать книгу по психиатрии. Когда в очередной раз перечитываю симптомы психопатии, слышу мамины шаги в коридоре. Приходится спрятать книгу под подушку и притвориться спящей. Как только закрываю глаза, усталость берет свое.

«Если бы чудеса и магия действительно существовали, первое, что я бы сделала, – это избавила себя от кошмаров», – последнее, что я думаю, прежде чем провалиться в пугающее пространство сновидений. Особенно от одного, преследующего меня каждую ночь.

Но магии нет. Кому как не девочке, эксплуатирующей мифы о волшебстве, это знать. Поэтому каждую ночь я вынуждена просматривать одно и то же дурное кино.

Вот первые кадры. Мне нравится одноклассник Андрей. Во сне я вновь вижу его длинные светлые ресницы, мягкие руки и еще более мягкие губы.

Кажется, симпатия взаимна. Зачем иначе каждый день провожать девушку после школы и носить ее сумку?

В Андрея влюблена большая часть одноклассниц. Наверное, это новая мода, вроде увлечения плетением фенечек или вязанием плюшевых игрушек.

Они пытаются завоевать его внимание смешными детскими способами: то просят донести рюкзак, то помочь с пустяковыми задачками по алгебре, восторженно превознося Андрюхины выдающиеся интеллектуальные способности.

Бесхитростная грубая лесть на него не действует, но девочки этого не понимают и продолжают сверкать на парня неумело накрашенными глазами.

Я этого не замечаю: какая разница, кто там вьется возле моего мальчика, если нам так хорошо вдвоем?

Я никогда не говорила ему о любви и даже симпатии. Лишь нравилось любоваться, как зимой мерцают снежинки на его ресницах, как красиво смотрится моя миниатюрная ручка в его большой и сильной ладони.

Андрей оказывается первым человеком, с которым мне интересно говорить.

Раньше я думала, что в начале знакомства люди специально обсуждают что-то поверхностное – одежду, модных певцов и сериалы. Только когда познакомятся поближе, заговорят о том, что заставляет их сердца биться быстрее.

Но, как правило, круг тем не менялся. Только от повторений прежде просто скучная информация становилась чудовищно скучной. Андрей был не таким.

Однажды среди зимы мы до хрипоты обсуждали теории происхождения Вселенной, а потом замерзли и заскочили в чужой подъезд, за женщиной с коляской, и Андрей грел мои холодные ладони своим дыханием. Думаю, в том подъезде он хотел меня поцеловать, но так и не отважился.

А я даже мечтать не смела о большем, чем наша полудружба, полулюбовь. Андрей казался таким славным. Таким теплым.

Следующий кадр. Я посмела поверить в счастье настолько, что отважилась сесть с Андреем за одну парту.

Когда в пенале оказалась записка: «Отстань от Андрея. Не то пеняй на себя», я не восприняла «предупреждение» слишком серьезно – порвала бумажку на мелкие кусочки и демонстративно выкинула в мусорную корзину.

Слишком маленький грешок? Некоторые девочки так не думали. В один не слишком прекрасный вечер Андрей задерживается на факультативе, а я иду из школы одна.

Когда до дома остается всего ничего – пересечь улицу, почему-то испытываю смутное волнение.

Хочу обернуться, но не успеваю, потому что на мои глаза опускается темная шапка. Кто-то ставит подножку и сшибает с ног. Я понимаю, что сейчас будет. Не раз слышала истории о том, как после школы устраивают темную, но не думала, что такое происходит на самом деле.

– Ты… ты ведьма. Андрея приворожила.

По дрожащему голосу я узнаю Катьку. Она липнет к Андрею больше других и терпеть не может, когда не находится в центре внимания.

Катька отличается миниатюрностью, неправдоподобно прекрасными, кукольными глазками, а также необузданным нравом и способностью всегда оказываться безнаказанной.

А еще она никогда не шла на подобные «дела» без подруг.

На их стороне были сила и количество. А на моей – мозги. Решение пришло откуда-то сверху.

Моя мама по образованию филолог. В раннем детстве она ради смеха разучила со мной стихотворение римского поэта Катулла на латыни. Когда-то я начала его декламировать на детском утреннике, а суеверная воспитательница решила, что в ребенка вселились бесы.

– Да, я ведьма, – молниеносно признаюсь я.

И начинаю читать. В этом трогательном лирическом произведении, жемчужине римской поэзии, Катулл объяснился в любви своей прекрасной возлюбленной, воспел ее неземную красоту. Но как одноклассницы это поймут, если не знают латыни?

Что, если я призываю демонов?

– Что ты несешь? – кричит Катька, но в ее голосе нет ни издевки, ни надменной самоуверенности, прозвучавшей минуту назад. – Какая-то тарабарщина.

– Не тарабарщина, а проклятье, – сиплю я. – Я же ведьма!

Никогда не верила в потусторонние силы, но сейчас я молю их о том, чтобы девочки купились. Стихотворение заканчивается. Больше не знаю на латыни ни фразы, поэтому начинаю читать его сначала.

В этот раз голос набирает силу. Со страха я коверкаю слова, так что вместо певучего плавного звучания получается чуть ли ни воронье карканье. Еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Сейчас я не имею на это права.

Вспоминаю всех ведьм, которых знаю по фильмам и книгам, – отвратительных озлобленных чудовищ, с которыми сражаются доблестные протагонисты.

Они не плакали. И чтобы убедить одноклассниц в том, что я одна из этих опасных могущественных тварей, тоже не должна разрыдаться.

Дальше мне везет. Ветер с противным скрежетом начинает гнуть ветки. Где-то вдалеке слышится грохот, не могу точно определить его происхождение, возможно, кто-то выкинул с балкона старый диван или шкаф. Девочки ошарашенно переглядываются, пятятся от той, кого еще минуту назад считали своей жертвой.

– Что за фокусы? – голос Кати дрожит. – Вы что, испугались? Да она просто морочит нам голову.

Но они уже бегут прочь от самопровозглашенной колдуньи.

Несколько секунд Катя злобно буравит меня взглядом. Затем бормочет что-то невразумительное и срывается следом.

С трудом поднимаюсь и тщательно себя осматриваю. Жива. Не избита, только разодрала коленку, когда упала. Победила?

Рано радоваться, я слишком хорошо знаю Катю. Мои беды так просто не кончатся. Проблемы только начинаются.

Пока плетусь до дома, вспоминаю всех изгоев, чью жизнь отравила Катя. Как-то раз нам рассказали о том, что в Древнем Риме рабам делали короткие стрижки, и вскоре одну девочку ради забавы заперли в раздевалке и обрезали ей волосы.

Другую девочку (кажется, она отказалась дать Кате списать домашку) пристегнули наручниками из секс-шопа к батарее в спортзале и оставили так на два урока.

Волосы отросли, да и наручников на руках одноклассницы больше нет, но насмешки в их адрес звучат до сих пор.

Мне удалось пополнить число Катиных врагов. Но не хотелось становиться изгоем.

В тот день я не пошла в школу. Сказала маме, что заболела. От волнения у меня действительно поднялась температура, но дело было не в этом. Я боялась того, что она может устроить, боялась так, что при мысли о том, чтобы выйти на улицу, где я могла бы столкнуться с Катей, тело начинало бить мелкой дрожью.

А когда мама ушла на работу, у меня созрел план.

Я до последнего не была уверена в том, что удастся его осуществить, поэтому отключила эмоции и действовала как робот. Вспомнила, где живет Екатерина. Когда-то давно, в четвертом классе, когда она еще сохраняла остатки адекватности, я была у нее в гостях на детском празднике.

Иду к подъезду. Нахожу почтовый ящик и запихиваю туда всякий мусор: комья земли (взяла с ближайшей к Катиному дому грядки), темные нитки, старую куклу с воткнутыми в нее иголками.

Потом все же заставляю себя пойти в школу, пусть и к третьему уроку. Извиняюсь перед учителями за отсутствие, даже не пытаясь быть оригинальной. Голова заболела, простите.

На переменке, при свидетелях, ласково и нарочито дружелюбно улыбаясь, подхожу к Кате. Она дергается, но остается на месте – понимает, зараза: если сбежит, авторитет не вернуть. Все вокруг станут считать Катьку трусихой.

Протягиваю вафельный тортик, купленный в «Пятерочке».

– Кать, давай мириться, – громко говорю я. Потом задорно подмигиваю и, понизив голос до интимного шепота, добавляю: – А то я на тебя проклятье наложила. В почтовом ящике подклад. Если хоть раз что-нибудь мне сделаешь, порча активируется.

– И что тогда будет? – нагловато улыбаясь, спрашивает она. Только в уголках губ улыбка чуть заметно жалко подрагивает.

«М-да, это я еще я не придумала!»

– Там кладбищенская землица да мертвая водица. Не хочу тебя пугать. Но если программа начнет действовать… я такой судьбы и врагу не пожелаю! – говорю загробным голосом, страшно сверкая на противницу глазами.

Что за бред?

Я ни секунды не верю, что она купится. Скорее цепляюсь за единственную соломинку.

Но, кажется, угроза срабатывает. Катя бледнеет, сбивчиво извиняется и обещает больше меня не трогать.

До конца учебного дня остаюсь собранной и спокойной. Но как только переступаю порог, валюсь на кровать. Маску самоуверенной колдуньи, которая может метнуть порчу в любого, кто посмел косо на нее взглянуть, смывают слезы. Они льются и льются, и, кажется, им нет конца.

В комнату входит мама. Она осторожно садится рядом, начинает, едва касаясь, гладить меня по спинке. Шепчет:

– Что случилась, маленькая? Тебя кто-то обидел?

А я понимаю, что впервые за всю жизнь не могу сказать ей правду. Обнимаю плюшевого медвежонка, этот рудимент уходящего детства, и тихо плачу.

Мой сон – не история об очередной школьной травле. Больше меня никто не травил: Катя предпочитала держаться на почтительном расстоянии и каждый раз старалась обходить «юную чернокнижницу» стороной.

Как и большинство учеников 10 «А» класса. Даже Андрей. На следующий день, когда я подошла поздороваться, несостоявшийся парень лишь отвернулся. И до сих пор старательно делает вид, что мы не знакомы.

Я просыпаюсь разбитой и подавленной. Лучше вовсе не спать, чем каждый раз, закрывая глаза, вновь и вновь проживать один и тот же кошмар.

Небрежно запихиваю в портфель учебники, пью обжигающий кофе, выхожу из дома.

Осень встречает неприветливо – ледяным дождем. Вижу парня в серой куртке, что шел за мной вчера до библиотеки. При виде меня он отворачивается и с деланым равнодушием ускоряет шаг.

По телу проходит холодок. Все-таки за мной следят? А вдруг он узнал, чем я занимаюсь в школе?

Алика, стоп! Не придумывай. Скорее всего, совпадение. Живем рядом, вот и ходим одним маршрутом. А то, что ты не замечала его раньше, так, может, просто не обращала внимания?

Делаю глубокий вдох и захожу в школу. Одноклассницы вежливо здороваются, никто больше не делает вид, что перед ними девушка-невидимка.

Одна девчонка, Лена, даже садится со мной за одну парту. Я бросаю на нее благодарный взгляд. Именно из-за Ленки я перестала быть «неприкасаемой».

Не знаю, что ею двигало: смелость, глупость или отчаяние. Но вскоре после истории с Катей девочка подошла ко мне в столовой и без обиняков спросила:

– Ты правда ведьма? Или это прикол?

Все зашло слишком далеко, чтобы сознаться в том, что весь мой «магический репертуар» заключается в умении страшно смотреть и бубнить один-единственный стишок на латыни.

Если это откроется, моя жизнь превратится в ад. Поэтому я «признаюсь ей по большому секрету»: да, мол, ведьма, а как же иначе? И ухмыляюсь, чтобы скрыть неуверенность.

Лена почему-то ужасно радуется этому факту и тут же посвящает меня в ситуацию, которая, по ее мнению, требует срочного магического вмешательства – без колдовства там никак не обойтись.

История не отличалась оригинальностью. Зайдите в любой школьный чат и вы увидите те же «проблемы». Мама не понимает и постоянно ругает за то, что Лена сидит в телефоне.

Парень то проявляет интерес, то исчезает на несколько дней, не пишет сам и не отвечает на сообщения. Говорит, «все в порядке», но Ленкино сердце чует беду – любимый закрылся и отстранился. Может, хочет ее, Лену, бросить?

Я попросила дать мне время. Сказала, что требуется «магическая диагностика», а колдовство не терпит суеты. Для пущей убедительности взяла фотографию Лены, ее мамы и мальчика.

Сама же побежала в библиотеку, чтобы штудировать книги по психологии. Сразу отбросила советы, которые посчитала неадекватными: я под дулом пистолета не буду рекомендовать девушке надевать декольте или заигрывать с другим, чтобы добиться внимания избранника.

Припудрила все магическим флером. Почему-то, если сказать не «мне подсказывает здравый смысл», а «я увидела на картах Таро», это произведет более сильное впечатление.

Шажок за шажком: осторожными разговорами, догадками, лаской Лена под моим руководством выпытала, почему парень ведет себя странно. Оказалось, он всего лишь ревнует к однокласснику, с которым девушка, как тому показалось, была слишком любезна.

Затем смогли наладить контакт и с мамой, тут совсем несложно оказалось, достаточно было пару раз посмотреть вместе с ней старую комедию, помочь с ужином и осторожно расспросить, как дела на работе.

Выяснилось, что к ней все время придирается стервозная начальница. В конце вечера мать с дочкой уже общались как закадычные подружки.

На всякий случай я попросила Лену не рассказывать никому о наших беседах. Магия, мол, любит тишину.

На следующее утро о могущественной волшебнице уже знал весь класс.

Как-то позабылось то, что еще день назад все считали меня исчадьем ада, к которому лучше не приближаться.

Не знаю, лицемерят ли однокласснички, или у них память как у рыбок, но теперь все кому не лень обращаются с «неразрешимыми проблемами» к ведьме. Нравится ли мне это?

Наверное, немного льстит. Но больше пугает, потому что с каждым днем завираюсь все больше, а остановить эту цепочку лжи не в моих силах. Чтобы не навредить ребятам, я запоем читаю книги по психологии – всегда хотела разобраться, что у людей в голове.

Пусть волшебства не существует, но человек может изменить многое, если возьмет ситуацию под контроль. Я еще ни разу не попалась на обмане, но долго ли так будет продолжаться?

– Алика, подойди, пожалуйста, после уроков, – слышится мелодичный голос Вероники Геннадьевны. Классная руководительница не сводит с меня красивых и немного печальных глаз.

На учебе сосредоточиться не получается – слова воспринимаются как белый шум.

«Она все узнала. Магическим консультациям пришел конец». Не знаю, что я испытываю больше, – страх, оттого что даже представить не могу, как меня накажут, или облегчение.

Когда мы остаемся вдвоем, Вероника Геннадьевна долго ходит вокруг да около.

– Лика, как дела в школе? Как оценки? Одноклассницы тебя не обижают?

– Вы ведь не об оценках решили со мной поговорить? – «проницательно» спрашиваю я.

Учительница поднимает на меня удивительные аквамариновые глаза.

– Как ты это поняла?

Да хотя бы по тому, как вы нервно теребите ручку в руках и все время кусаете пересохшие губы. Но вслух, конечно же, это не произношу. Она додумает все сама.

– Правду говорят, что ты необычный ребенок, удивительный, – вздыхает учительница. – Давно я хотела к тебе обратиться, да все думала: не грех ли? А потом решила: грех не грех – все равно! Я в таком отчаянии, милая!

В этот раз я впервые соприкасаюсь с настоящим человеческим горем.

Вероника Геннадьевна всю жизнь посвятила детям, еще в школьные годы начала помогать матери (та работала в садике), когда подросла, всегда возилась с ребятишками помладше во дворе.

Настал вопрос выбора профессии, и она не сомневалась ни на секунду – только педагогический.

Но больше всего на свете Вероника Геннадьевна, конечно, мечтала о своем малыше. Вязать ему маленькие рубашечки, купать, покупать игрушки, наблюдать, как твоя кровиночка сделает первый шаг, – что может быть лучше? Но у них с мужем ничего не получается. К каким врачам только не обращались, чего только не предпринимали!

Не получается!

«Почему вы говорите это мне! Обратитесь к другим врачам, к психологу или психотерапевту, в конце концов. Что я-то могу?!» – хочется закричать. Но в аквамариновых глазах классной плещется такое отчаяние…

Губы шевелятся сами.

– Магия жизни и смерти не в моей власти. У нее слишком большая цена, – шепчу я. – Но, кажется, знаю, чем здесь можно помочь.

Я не совсем понимаю, что происходит дальше, полностью полагаюсь на интуицию.

Беру Веронику Геннадьевну за руку, хотя в обычное время ни за что не отважилась бы на подобную фамильярность. Чужие слова льются сквозь меня, и кажется совсем неважным, что я произношу.

Важно лишь то, что от мерного звука голоса становится спокойно и хорошо. Ситуация больше не кажется неразрешимой. А внутри клокочет огненная Сила.

В этот миг я почти верю в то, что могу облегчить ее боль.

И пусть помочь с беременностью не в силах – души ребенка рядом не ощущаю, – я могу поменять ее отношение к ситуации. Вижу внутренним взором печаль молодой учительницы – она похожа на большого летающего кита. У него фиолетовое брюхо и золотистые плавники, он мерцает, будто в пузе бушуют зарницы молний.

Я мысленно перерубаю канал, что связывает кита с Вероникой Геннадьевной, и направляю его в окно.

– Улетай. Она достаточно грустила. Ты больше не нужен.

Какое-то время стою рядом с учительницей, надеясь, что освобожденное китом место займет что-то хорошее. Может быть, даже душа ребенка.

Но наваждение быстро проходит. Все мысли, что приходили в голову минуту назад, кажутся бессмысленными, а действия – бесполезными.

– Что ты сделала?

В голосе Вероники Геннадьевны звучит удивление, смешанное с восторгом. Ее щеки наливаются румянцем, а глаза светятся жизнью. Молодая учительница больше не кажется несчастной.

На этот вопрос я и сама не знаю ответа. Поэтому пожимаю плечами.

– Ты не ведьма. Ты ангел. Просто ангел, посланный мне на пути. Кажется, будто стало даже легче дышать.

Она пытается меня обнять, я отстраняюсь, скомканно прощаюсь и, пожелав ей удачи, выбегаю из кабинета.

Сильно болит голова, боль пульсирует в районе висков огненным шариком. Так всегда бывает после моих «воздействий».

Хочется сквозь землю провалиться от стыда и жгучей вины.

Поднимаю глаза – кажется, будто кит плывет за мной по осеннему хмурому небу. Я моргаю, пытаясь избавиться от непрошеного видения. Обманывать учительницу не то же самое, что дурить доверчивых одноклассниц. Воспользоваться горем человека – это за гранью добра и зла.

Сажусь на скамейку, заслоняя лицо руками. Наверное, нужно вернуться в класс и во всем признаться. Это будет самым правильным.

Но как только представляю, что придется признаться похорошевшей, разрумянившейся Веронике Геннадьевне, что я лишь маленькая врушка, в горле образуется противный комок.

Заставляю себя подняться. Вижу перед собой паренька в серой куртке. Опять! Он навязчиво следует за мной почти до самого дома. Черт, в этот раз не получится списать все на совпадение. Оглядываюсь. Вокруг нет посторонних людей. Дело дрянь.

– Эй! Если хочешь меня изнасиловать, у меня для тебя плохие новости. Я ведьма. – Не думаю, что это остановит маньяка, если странный парень действительно маньяк. Но попробовать стоило.

– Ведьма, знаю, – серьезно соглашается незнакомец. И мне очень не хочется, чтобы он оказался убийцей или насильником. – И что ты умеешь?

Врать. У меня это просто потрясающе получается. На языке уже вертится стих на латыни – может быть, сработает и во второй раз? Интересно, он убежит сразу или сначала будет умолять меня снять жуткую порчу?

– В лягушку обращу, – бурчу вместо привычного сеанса занимательного шоу под названием «Алика колдует».

Лицо учительницы снова стоит перед глазами. Она смотрит на меня, как на человека, способного сотворить чудо.

Но увы, волшебство бывает лишь в сказках. А я давно в них не верю.

– В лягушку, – улыбается он. – Это все вы, ведьмы, горазды. Что ты умеешь на самом деле?

– Ничего. – То ли это сказался систематический недосып (чтобы дурачить всех убедительнее и не проваливаться в один и тот же кошмар, по ночам я обычно читаю), то ли просто устала обманывать и постоянно видеть перед собой глаза, полные надежды.

– Это неправда, – неожиданно горячо заверяет меня незнакомец. – Ты мастерски управляешь энергиями. Можешь провести несложную чистку. Скажем так, с порчей тебе не справиться, но бытовой негатив счищаешь на раз-два. Устраняешь у людей блоки, помогаешь разрешить ситуации, интуитивно чувствуя лучший исход. Не ведьма? Серьезно?

Я смотрю на него как на ненормального. Блоки? Негатив? Я так часто сыпала этими словами, не вдумываясь в то, что за ними стоит.

Потом сознание льстиво подбрасывает воспоминания. Нескольким девчонкам я помогла обратить на себя внимание любимого, помирила двух врагов, наладила атмосферу в трех семьях. Многие говорили, что после «консультаций» им стало легче, а все неразрешимые ситуации нет, не ушли, просто больше не казались такими уж неразрешимыми.

И эта учительница. Разве она не назвала меня чуть ли не ангелом, спустившимся с небес?

Парень опускается рядом. Касается руки.

– Ты не шутишь? – Очень хочется верить, что я действительно помогала людям.

– Я давно за тобой наблюдаю, ты крутая. Я Эрик, тоже занимаюсь магией. Нас таких много. Хочешь, будем идти по этому пути вместе? Только, – он взглянул на меня с притворной строгостью, – тебе придется многому научиться. Без знаний и наработанных навыков твои способности ничегошеньки не стоят.

Он улыбается так, что мне хочется сказать «да».

А еще у него чудесные глаза – темные и в то же время удивительно теплые.

Я не отнимаю ладонь. И впервые за долгое время чувствую умиротворение и спокойствие. Его глаза обещают одно: я больше никогда не буду одна.

Глава 2

Маг

Наши дни

Перед ведьмой Аликой стоял Максим, парень восемнадцати лет.

Сынок богатого отца, нагловатый, уверенный, что весь мир лежит у его фирменных кроссовок. Его можно было бы назвать даже красивым, если бы не капризное выражение холеного лица.

Ведьма поморщилась, перебарывая инстинктивную неприязнь к посетителю. Эмоции практике не помощник.

Вчера ей позвонил старый знакомый, Евгений Борисович. Когда-то давно Алика помогла ему с бизнесом. Конкурент нанял колдуна, и тот сделал крадник – финансы стали утекать из компании, а ведьма работала в фирме Евгения и немедленно сообщила о магическом воздействии начальнику. Тот поднял ее на смех: девушка, вы вообще в себе? Шоу «Битва экстрасенсов» пересмотрели?

Алика только начала практиковать, была совсем молодая, с не выветрившимся еще желанием кому-то что-то доказывать.

На спор сняла крадник, да еще наложила заклинание, чтобы виновник сам объявился и во всем сознался. С тех пор бывший начальник ее зауважал и периодически обращался за помощью и советом.

– Алика, выручай! С сыном беда! По ночам мы с женой просыпаемся от его истошного визга. С утра Максимка ходит как зомби, все из рук валится. За последние месяцы два раза попал в реанимацию, еле откачали, один раз – в аварию. Проверь, не подхватил ли какую магическую бяку?

Что же. Чуть не умереть один раз – это случайность, два раза – совпадение, а три – уже закономерность.

– Приводи, – вздохнула ведьма, – смотреть буду.

Навести порчу в нашем мире дело либо очень дорогое (почему услуги киллера должны стоить дешевле услуг профессионального колдуна?), либо слишком энергозатратное – обычный человек будет восстанавливаться неделю.

Поэтому девяносто девять из ста случаев обращения к Алике – это так называемые псевдомагические воздействия. Нельзя сказать, что на ее посетителях совсем не было негатива. Но в основном он состоял из страхов, сомнений и переживаний самого клиента.

Поэтому Алика очень удивилась, обнаружив на энергополе нагловатого паренька темную дымку, похожую на порчу. И признаки совпадают: кошмары, озноб, тяжесть в ногах, постоянная слабость и бесконечная череда неприятностей.

Алика присмотрелась к Максу внимательно. Парню всего восемнадцать, но по мозгам он еще моложе. Не работает, формально учится, но на занятиях не появляется уже полгода – отец взятками решает все проблемы с успеваемостью. Никакой серьезной роли в бизнесе отца парень, естественно, не играет. Тогда зачем кому-то портить подростка?

У нее сразу возникли две теории. Первая – порчу наводили на богатого и влиятельного папашу, и она пошла вниз по крови. Вторая – это случайность. Например, парень выпил бутылку, оставленную на перекрестке бесам в качестве откупного. Полакомился карамельками с кладбища. Или, может, подобрал деньги на улице, на которые колдун скинул какую-нибудь гадость.

Не часто, но периодически ей приходилось устранять последствия подобного идиотизма.

Но что-то мешало ведьме сразу перейти к чистке. Макс глядел на Алику исподлобья, будто бы с вызовом и плохо скрываемым превосходством. Ведьма прикрыла глаза.

И увидела несколько молодых людей на кладбище. Они вырядились в темные балахоны, притащили кучу ритуального барахла. Макс был среди них. Он делал пассы руками и с чувством декламировал заклинание ломающимся подростковым тенором.

«Так, – сказала Алика себе. – Теперь я хочу просмотреть всю историю с самого начала!»

Она прикрыла глаза, и на внутреннем экране сознания, будто кадры из немого кино, начали проноситься картинки.

Самое смешное, Макс действительно любил Настю. Так, как умел, эгоистичной любовью собственника. Он познакомился с ней от скуки. Надоели одинаковые инста-богини. К восемнадцати годам парень был уверен, что девушек ничего, кроме собственной внешности, косметики и одежды, не интересует.

Как-то поспорил с другом, таким же бездельником, что сможет подцепить девочку где угодно, даже в библиотеке. Его «мишень», Настя, оказалась хорошенькой, тонкой, смешливой, с прямым, без малейшего намека на кокетство, взглядом.

Она отличалась от всех, кого Максим знал раньше, будто сошла с пожелтевших от времени страниц старой книги или с экрана черно-белого кино.

Начать встречаться со старомодной, начитавшейся Тургенева и Достоевского девушкой показалось избалованному Максу забавным. Он говорил себе, что подкатывает к ней «по фану», ради разнообразия, но сам не заметил, как влюбился в ее ямочки на щечках, в улыбку, в то, что рядом с этой девчонкой он чувствовал себя совсем иначе, – словно ребенок, который впервые попал на новогоднюю елку.

Всего через пару месяцев ребята уже жили вместе в шикарной квартире, которую снимал для них Евгений Борисович. Настя подрабатывала в библиотеке, параллельно училась на искусствоведа. Если у нее появлялось свободное время – мастерила на заказ игрушки и вязала детские вещи.

Макс нигде не работал и ничем не занимался. Зачем? Папа и так обеспечит все «хотелки», а хобби не было, не платочки же вышивать ему, здоровенному лбу! Все казалось пресным, бессмысленным.

Когда девушки не было дома, парень скучал.

Рубиться в игры быстро надоело. Проводить время с себе подобными – тоже, все тусовки проходили примерно одинаково. Наркотики употреблять Макс побаивался, поскольку отец предупредил: если узнает, а он рано или поздно обо всем узнавал, то лишит всех карманных денег, и Максу придется самому искать подработки, без связей отца и образования его возьмут только на унизительную, как парню казалось, должность официанта или мальчика на побегушках!

А магия – самое то!

Не зная, куда себя деть, парень насмотрелся второсортного фэнтези, затем купил в интернете у колдуна, к несчастью, рабочий гримуар. И пошло-поехало! Темная сторона привлекала избалованного Максима тем, что давала ощущение безнаказанности, причастности к чему-то тайному и вселяла чувство превосходства над другими людьми.

В том числе над авторитетным отцом, рядом с которым Максим всегда тушевался, ощущал себя слабаком и ничтожеством.

Он развернул кипучую деятельность: попробовал общаться на перекрестке с бесами – сработало! Исполнилось, что просил: деньжат привалило, и его «враг», такой же богатый бездельник, попал в аварию!

Настя сразу почувствовала, что Максим начал меняться, – напустил на себя загадочный вид, стал все свободное время просиживать за книгами, хотя раньше силком читать не заставишь. Сам парень был болтливым и хвастливым, не вытерпел и поведал девушке о своих «достижениях».

Сказать, что та ужаснулась, ничего не сказать. Но Настя, вдохновленная Достоевским, твердо решила спасать «сбивающегося с пути».

Робкие просьбы любимой быть осторожным, воспитательные беседы и мольбы лишь будоражили юного чернушника еще сильнее.

Вскоре в их доме появились змеиные шкурки, кости животных (Макс их покупал за бесценок на птичьем рынке) и прочие безобразия. Во сне Макс говорил не своим голосом, днем богохульствовал, его начало мутить при виде церковной атрибутики и икон. Но Настя терпела, любила, спасала…

Однажды Макс притащил в дом черного котенка.

«Ну, слава богу! Может, кошачий ребенок его немного очеловечит», – подумала девушка, напоила котика молоком и назвала Черныш. А вечером Макс со смехом признался, что готовит котенка к жертвоприношению.

Пошутил он или нет, парень сам толком не знал. Но, видимо, Настя восприняла эти слова всерьез, и котенок стал последней каплей: когда Макс ушел пить пиво к другу, девчонка сбежала из съемной квартиры вместе с Чернышом.

Макс попытался ее подкупить айфоном (других способов вернуть девушку он не знал): привык, что «Я от тебя ухожу» – обычно дешевая манипуляция. Настя молча заблокировала его во всех соцсетях и сменила номер телефона. Она рыдала, выдирая любовь с корнем, но, уходя, действительно уходила.

Эгоистичная обида заполнила сердце парня, вытесняя былые чувства. Никто и никогда не смел его бросать!

Недолго думая, Макс замутил ритуал. Собрал парочку таких же недоучек. Вырядившись в черные балахоны, они отправились на кладбище. Это показалось веселой шуткой – повенчать коварную «бывшую» с покойником.

Было ли это для Макса игрой? Местью? Он сам толком не знал. Но самое страшное – у них все сработало: из могилы поднялась темная тень и отправилась к дому девчонки.

«Как это все знакомо, как близко», – с горечью подумала ведьма, на секунду вспомнив свою собственную историю.

– Ну что? – Парень кривовато улыбнулся. – Будешь меня чистить? Тебе отец заплатил!

– Пошел вон! – прошипела Алика.

– Ты совсем оборзела?! Да кем ты себя возомнила! – ломающийся голос Макса перешел на противный визг.

– Пошел вон, – спокойно повторила ведьма.

«Еще одно слово – и ты по ночам не только кричать будешь. Ты еще и писаться начнешь», – мысленно добавила Алика.

Этого хватило. Макс боязливо оглянулся и попятился к двери.

Девочку Настю оказалось найти не так-то сложно, достаточно было заглянуть на страничку Максима и отыскать их общую фотографию, где Настя значилась как Анастасия Попова. Через несколько секунд ведьма нашла и страницу девочки.

Немного подумав, Алика ей написала.

И вот они стоят у нее на пороге. Исхудавшая девочка с огромными синими глазами и маячащая за ней темная тень. Алика не любила некроэнергию. От нее становилось холодно, жутко, и даже ей, ведьме, хотелось спрятаться, как ребенку.

– Анастасия, вы чувствуете возле себя кого-нибудь? – осторожно спросила Алика.

– Да, – нисколько не колеблясь, ответила девочка. – Его зовут Миша. Он хороший. Сначала меня немного пугало его присутствие, но это не потому, что он злой. Просто так получалось.

Алика прикрыла глаза и вновь погрузилась в созерцание прошлого.

Дух не хотел вставать из могилы. Был очень зол, что какие-то мальчишки посмели потревожить его покой. После Дома, где он побывал, Земля казалась отвратительным местом – шумным, грязным, опасным. Все, чего Миша хотел, – быстро сделать свою работу: разделаться с девчонкой и поскорее вернуться туда, откуда пришел.

Он и собак на Настю натравливал, когда девушка возвращалась с работы, и по ночам пугал кошмарными снами. Котенка Черныша чуть не уморил.

Но они проводили много времени вместе, слишком много для того, чтобы Миша продолжал ненавидеть Настю лишь потому, что так велит поставленная магом программа.

Он видел, как девчонка подкармливает ободранных уличных кошек, как ее глаза загораются, когда Настя отвечает на лекциях, как девушка уступает место старику в метро, хотя у самой отваливаются ноги от усталости.

Миша поймал себя на мысли, что сам бы так сделал, если бы мог. И он стал реже ее пугать – он задумался.

Однажды ночью, когда присутствие покойника чувствовалось особенно остро, Настя, вместо того чтобы задрожать от страха и холода или привычно начать бормотать молитвы, отчетливо произнесла:

– Я не знаю, кто ты, но знаю: ты не плохой. Просто напуганный, как и я. Давай бояться вместе. Будет не так страшно.

И в Мише что-то изменилось – он вспомнил, как когда-то давно призрак был человеком. «Что же я такое творю?!» – с ужасом подумал дух. В Михаиле пробудились остатки рыцарских качеств.

И мертвец начал защищать свою жертву. Все, что горе-маг Макс пытался навешать «бывшей», дух возвращал в двойном объеме. Хотел наслать жуткий сон – сам получай кошмар! Хотел, чтобы она покалечилась, – попадай в аварию.

А по ночам они с Настей разговаривали во снах и летали над светящимся городом. Так лишь после смерти Миша понял, что такое любовь.

«Мертвяк – это не человек. Это лишь остатки тонких тел, в то время как сама душа давно ушла на перерождение. Он ненасытен, нуждается в непрерывной подпитке, потому что собственных источников энергии в нашем мире у мертвецов нет. Таких, как Миша, называют сущностью. Тварью, – повторяла про себя Алика. – Хорошо, что я почти не испытываю эмоций, это бы очень мешало диагностике».

– Я очень сочувствую вам обоим, – сказала она вслух. – Но так продолжаться не может.

Алика редко говорила клиентам все так, как есть, но в этом случае без правды было не обойтись. Как бы благожелательно ни был настроен Михаил, у Насти уже наступал упадок сил, близкий к полному энергетическому истощению. Дальше будет хуже: начнут выпадать волосы, потом зубы.

– Волосы уже выпадают, – смущаясь, призналась девочка.

Так как Миша в принципе не может наесться, он станет забирать ее энергию снова и снова, пока не «съест» девушку полностью.

Ведьма говорила это не для Насти, у нее не было цели заставить ее и так бледное личико побледнеть еще сильнее. Она говорила это для Миши.

– Если Настя тебе вправду дорога, решись на это.

Ведьма не вправе была требовать, чтобы дух подчинился. Ни одно существо не вправе требовать у другого, чтобы оно перестало существовать.

– Недавно Настя поскользнулась, а я, вместо того чтобы ее подстраховать, позволил Насте удариться и начал пить ее боль, – виновато признался мертвец, обдав ухо ведьмы кладбищенским холодом. – Ты права, во всем права. Мне надо уйти.

«Ты готов?» – мысленно спросила Алика.

«Да!» – ответил покойник.

– Настя… – Ведьма старалась говорить твердо, чтобы девочка не успела ничего заподозрить. – Мне нужно ненадолго отойти. Ты тут пока пей чай. Вот тебе печенье.

Она вышла из комнаты и осталась наедине с духом. При жизни Миша был круглолицым веселым мужичком. Он работал в ТЮЗе, очень любил детей. Сейчас от него осталась лишь темная оболочка.

– Куда мне идти? – спросил Михаил.

Алика, чуть понизив голос, ответила куда.

Покойник чуть задумался.

– Но что будет с ней? У нее нет никого. Была бабушка, но и та умерла несколько лет назад.

– Можешь о ней не беспокоиться. Девушка, приручившая нечисть, вряд ли нуждается в чьей-то защите.

И Миша ушел.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросила Алика девушку, вернувшись. Ведьма взглянула на часы. Прошло всего несколько минут. А по ее ощущениям – не меньше жизни.

– Знаете, я впервые за последние полгода согрелась. Мне не холодно. Вот Миша удивится. Миша… – Настя привычно оглянулась через плечо. – Миша?!

Кажется, она медленно начала понимать, что произошло. Из глаз брызнули слезы – соленые, жгучие. Алика осторожно приобняла клиентку и погладила ее по сотрясающейся от рыданий спине.

– То, что я сделала, – это хорошо, понимаешь? Это было правильно, – шептала ведьма.

Да, она все понимает. Да. Вы во всем правы. Девочка скомканно поблагодарила Алику и, шатаясь, побрела домой.

Ровно через двадцать минут раздался телефонный звонок.

– Алика, мой сынок говорит какой-то бред. Мол, ты его не почистила, выгнала.

– Все так, – чистосердечно призналась ведьма. – Деньги за консультацию я переведу обратно.

Она, не стесняясь в выражениях, поведала, что его Макс – чернушник и чуть не убил девушку. Что по ночам он с точно такими же отморозками оскверняет могилы. Посоветовала изъять у парня ритуальные кубки, ножи и прочие магические игрушки. Она сознательно сгустила краски, так что под конец их беседы Макс казался отцу чуть ли не руководителем темной секты.

– Что же мне делать? – мрачно спросил Евгений. – Поговорить с ним? К священнику тащить?

– Нет, с профилактическими беседами и священником вы уже опоздали. С нынешними дружками общение прекратить. Опасные книги изъять. К бабушке в деревню пусть едет. Огород копает, хозяйство тянет. Главное, пусть работает. Физические нагрузки ой как хорошо исцеляют от дури.

Иногда, особенно во время разборов чьих-то пустяковых запросов, она вспоминала ту девочку, Анастасию.

«Как она там? Совершенно одна в большом и страшном городе. Устроилась ли в жизни? Смогла ли идти дальше, лишившись единственного, пусть и мертвого друга?»

И снова и снова напоминала себе, отбиваясь от старых воспоминаний: девочка, справившаяся даже с нечистью, ни в чьей помощи не нуждается.

Пять лет назад

С тех пор как в моей жизни появился Эрик, я ни на секунду не чувствую себя одинокой. Нет, я по-прежнему с удовольствием провожу вечер наедине с книгой, но, даже если нахожусь одна, знаю: в мире есть человек, который меня понимает.

Но надо сказать, «книжных» вечеров становится все меньше. Чаще всего мы с Эриком уходим гулять. Именно так это звучит для мамы, но навряд ли наши встречи хоть чем-то напоминают развлечения других девушек и парней.

Эрик изучает магию уже два года и щедро делится наработками. Я слушаю, боясь упустить хоть слово, и впитываю знания, как губка.

Мы учимся отличать энергии, исследуем руны, ездим в места, где можно встретиться с духами.

Сегодня как раз собираемся на кладбище. Эрик считает, любую ведьму нужно представить Хозяйке Кладбища, несмотря на мое нежелание обращаться к погостной магии.

Даже от мысли о мертвецах по коже пробегает неприятный холодок. А уж работать с ними… ну уж увольте! Ни за что, что бы ни случилось!

Но Эрик авторитетно заявил:

– Хочешь не хочешь, а каждый уважающий себя практик должен знать Хозяйку. Жизнь непредсказуема, ты не знаешь, что тебе пригодится.

Я бы предпочла посетить озеро за городом, где водятся навки, или лес: если верить книгам по колдовству, в нем обитает много различных невидимых глазу существ.

На погосте мне всегда холодно, как бы тепло ни одевалась, и тело начинает бить дрожь. Наверное, это место не для меня.

Когда садимся в автобус, Эрик раскрывает рюкзак. В нем термос и дополнительный свитер.

Я не в силах сдержать дурацкую улыбку от этой милой заботы. Мой учитель настолько заботливый!

Мы слишком близко друг к другу, рука Эрика находится в миллиметре от моей, и, когда автобус покачивает, наши пальцы соприкасаются. Интересно, он специально положил руку так близко?

«Алика, прекрати думать о глупостях. Сосредоточься на важных вещах», – осаживаю себя. Автобус притормаживает почти у самой ограды. Кругом тишина и обманчивое спокойствие.

Эрик говорит, что здесь нас окружают так называемые «живые покойники» – фантомы, слепки с личностей умерших людей, в то время как их души давно ушли на перерождение.

– Кладбище – это целая структура, здесь есть Хозяйка, она главная, и остальные «жильцы». Мертвецы состоят друг с другом в сложных отношениях, – рассказывает парень, – как и живые люди. Есть «активные» могилы – свежие захоронения и те погребения, которые часто навещают, подпитывая своими воспоминаниями. У мертвецов, чьи могилы заброшены, слепок личности распадается очень быстро.

Считается, что чем раньше пройдет период распада тонких тел, тем лучше. Но когда я вижу грязные памятники и заросшие сорняками участки, невольно чувствую тоску.

Делаю упражнение на раскрытие видения и прикрываю глаза. Перед внутренним взором возникает картина: белокурый мальчишка у памятника ребенка машет ручкой, радуясь редким гостям, бабушка приветливо улыбается двум начинающим магам, а вот еще очень активная могила – здесь недавно похоронен еще совсем не старый мужчина, судя по надписи, актер местного ТЮЗа Михаил.

Он до сих пор не совсем понял, где оказался, озирается по сторонам, шарахается от других призраков.

Покойник зябко ежится, кидается к нам: «Люди вы меня слышите? Э-э-эй! Объясните, пожалуйста, что происходит!»

Открываю глаза, и силуэты призраков тают, не выдержав испытания дневным светом. Я стою возле памятников. Рядом нет никого, кроме худого паренька в серой куртке, с удивительно теплыми черными глазами.

– Увидела что-нибудь? – жадно выспрашивает Эрик.

Он не перестает твердить, как я талантлива, но подтверждения этому пока не находятся.

Пожимаю плечами. Как понять, что увиденное – не плод моей фантазии? Скорее всего, я просто очень хотела что-то увидеть, и воображение с энтузиазмом взялось за работу. Я немного изучала особенности работы мозга – при желании он может нарисовать все что угодно.

– Ты не должна сомневаться в себе, – шепчет парень, будто подслушав мои мысли.

Мы оставляем дары Хозяйке Кладбища: мед, печенье, живые цветы, бутылку дорогого вина. Ветерок приветливо гладит по голове, будто приласкала рукой старая мудрая женщина.

«Если что понадобится, заходи, не стесняйся», – звучит в ушах добрый голос.

Наваждение быстро проходит. Не знаю, как Эрик, но я чувствую себя немного глупо, оставляя здесь еду и вино.

Если отбросить весь эзотерический флер и посмотреть на все с практической точки зрения… мы просто переводим продукты!

– Как понять, что нам здесь рады? Что дары приняли? Может, должен быть какой-то знак?

«Знак, что духи действительно существуют, и это не игра двух подростков в волшебников».

Больше всего на свете я хочу поверить, что нас окружает удивительный мир, наполненный магией и невидимыми существами, обитающими на других слоях реальности.

И когда Эрик рядом, у меня это почти получается.

– О милая, – улыбается мой учитель, – кладбище – единственное место, где отсутствие знака уже само по себе знак. Если мертвые не хотят тебя видеть, ты не попадешь сюда, как ни старайся.

Дальше он рассказывает несколько странных историй. Прямо перед машиной одной его знакомой упало дерево – вот это знак так знак, ей явно были не рады! Пришлось поворачивать, чтобы не спровоцировать духов на более жесткие меры.

Другого ведьмака прогнал сторож. Третья колдунья просто не смогла найти дорогу. Навигатор гонял ее кругами целых два часа, хотя до этого был исправен. В итоге девушка психанула и уехала домой.

М-да, не у меня одной проблемы с кладбищем.

Взявшись за руки, мы идем к выходу. Как только покидаем территорию кладбища, внутренняя дрожь исчезает. Я вздыхаю не без облегчения. Гораздо больше мне нравится знакомство с арканами Таро или медитации.

– Что ты делаешь вечером? – смущенно спрашивает Эрик.

Я не сразу нахожу что ответить. Вообще-то собиралась учить уроки, задали много. Нужно законспектировать параграф по истории и подтянуть алгебру.

Но рядом с ним все это кажется совсем не важным. Как можно зубрить математику, когда кругом столько всего интересного!

– Еще не решила, а что?

Эрик секунду мнется, затем собирается с духом.

– Хочешь, я познакомлю тебя с моей семьей? – вдруг выдает он.

Ого, у нас все настолько серьезно! Еле сдерживаюсь, чтобы не запрыгать от радости. Сердце взрывается миллионами «да».

К этому вечеру я готовлюсь с особенным трепетом. Долго вожусь с макияжем – наношу тональный крем, мамины румяна и пудру. Скептично осматриваю результат. Выгляжу по-дурацки, иду в ванную, смываю все.

Делаю привычный мейк: чуть подкрашиваю губы и ресницы. Вроде бы ничего…

– И куда это ты собралась? – в комнату с любопытством заглядывает мама. – Уроки все сделала?

– Нам практически ничего не задали. – Еще год назад я не представляла, как можно соврать маме. Сейчас ложь срывается с языка легко и даже привычно.

– Снова на свидание убегаешь? – Мама лукаво улыбается.

– Эрик познакомит меня с семьей. – Мужественно стараюсь не краснеть при этих словах, напомнить себе: «Между нами ничего нет. Он мой учитель», но сердце чувствует совсем иное.

– Ох, девочка моя! – Мама идет в комнату и возвращается с великолепным, чуть старомодным серебряным платьем. Будь я на месте родителей парня, такой выбор оказался бы по душе.

– Нравится? Это мое лучшее платье, – сияет мама, – хотела подарить тебе его к особенному случаю. Думаю, знакомство с семьей парня – достойный повод.

«Не будет ли мне в нем холодно?» – мелькает мысль. Но, с другой стороны, мы же будем в квартире или кафе!

– А прическа будет какая? Давай помогу!

Мама вооружается плойкой, шпильками, «невидимками» и создает на моей голове высокую вычурную конструкцию.

Пока она орудует плойкой и лаком для волос, я пытаюсь представить себе родителей Эрика.

Наверное, его мама – потомственная ведьма, сильная, утонченная и прекрасная. А отец – статный и серьезный мужчина, могущественный чернокнижник.

Эрик опаздывает на десять минут. Почему-то я думала, что в его руке будут цветы. Но их нет. Он оглядывает меня с ног до головы: прическу, платье. Замираю. Дыхание останавливается. Ну как, ему нравится?

– Куда ты так вырядилась? – В глазах парня пляшут озорные искорки.

– Для знакомства с семьей. – Мгновенно чувствую себя дурочкой. – Если хочешь, сменю одежду.

– Не-не, все отлично. И переодеваться некогда, – улыбается парень и подает мне руку, – пойдем.

Вопреки ожиданиям, Эрик ведет меня не в маленький мрачный дом, похожий на те, что показывают в фильмах про призраков, и даже не в квартиру, а к заброшенному стадиону.

Под ногами валяются осколки разбитых бутылок, а кое-где видны и шприцы. М-да, я как-то иначе представляла себе знакомство с его семьей. Мы поднимаемся на второй этаж заброшки.

На подоконнике сидят трое ребят: два парня и девушка. На вид они мои ровесники, на всех рваные джинсы, темные футболки и ветровки.

Я в старомодном серебряном платье и на каблуках выгляжу особенно по-дурацки.

– Лиза, – представил Эрик девушку. Девушка улыбается и кивает в знак приветствия. – Все направления, связанные с женской магией, – это к ней.

– Леша у нас белосветник, – указал он на симпатичного паренька, устроившегося на балконе. – Занимается церковной магией.

Леша похож на типичного ботаника – очочки, пытливые умные серые глаза, брекеты. Кажется, гармоничнее смотрелся бы в библиотеке, а не в мрачной заброшке с пивом.

– А это Никита, – ведет плечом Эрик в сторону брутального сумрачного подростка с сигаретой в руке и татуировкой в виде пентаграммы.

– Я демонолог, – мрачно перебивает Никита и смотрит на меня исподлобья без малейшей симпатии. Так обычно смотрят хулиганы, перед тем как заставить малолеток вывернуть карманы. – Кого это ты привел?

– Это Алика. Она такая же, как мы.

– Ага. И каким направлением магии она занимается? – Глаза демонолога нехорошо сверкают.

– Я… я еще не определилась. Только учусь, – пищу я, самой себе кажусь жалкой и маленькой.

Никита затягивается сигаретой и неодобрительно хмыкает.

– Ну да, она еще не совсем состоявшаяся ведьма. Но я чувствую в ней потенциал, – горячится Эрик. – Способности.

– И к чему же? Дурить глупеньких одноклассниц?

Становится ясно, что моя история уже стала местным достоянием. Никогда мне еще не было так стыдно за свою самодеятельность в школе.

– Прекрати. Не будь таким мерзким, – перебивает его Лиза. – Не помнишь, как мы встретились два года назад? Тебя запугал мелкий бесенок! Ты боялся засыпать, потому что он насылал кошмары и подпитывался страхом, пока мы с бабулей тебя не почистили.

Теперь, когда она взяла слово, Лиза кажется не просто симпатичной. Никогда еще я не видела настолько красивых людей.

Кажется, будто из ее глаз льется ласковый теплый свет, а вкрадчивый голос молодой чародейки хочется слушать и слушать. Никита пристыженно опускает глаза. Теперь «демонолог» не кажется таким жутким – только обиженным.

Несмотря на напряженное начало, вечер проходит душевно. Парни слушают музыку, обсуждают ритуальные ножи и хвастаются новыми наработками: Леха научился делать молитвенный щит, Никита – ставить защиту, которую не пробьет даже демон!

– Мальчики, – закатывает глаза Лиза и заводит со мной разговор об оморочках и любовных присушках. Она недавно пробовала на учительнице йотунский морок – эффект удивительный.

Училка не только не замечает, как Лиза списывает, но и считает ее лучшей ученицей в классе.

– Попробуй – результат того стоит!

Странно, Лиза не производит впечатление девушки, которая настолько сильно переживает из-за оценок, что готова прибегать к ворожбе.

– Неужели тебе правда важна учеба?

Новая знакомая заразительно смеется.

– Конечно нет. Это же просто тренировка способностей.

Слово за слово Лиза рассказывает свою историю. Она начала учиться с десяти лет под чутким руководством бабушки.

К двенадцати годам Лиза виртуозно умела делать расклады и резать руны. С тринадцати – помогала бабуле принимать «легких» клиентов и выполняла несложные ритуалы. Тогда же прошла первый посвят.

Становится стыдно за собственную жизнь: в двенадцать лет я играла в куклы и спала с плюшевыми игрушками, а в тринадцать – гоняла во дворе в казаки-разбойники с мальчишками. Если об этом здесь узнают, будет неловко.

«Но эти ребята приняли меня как свою. Может, если буду усердно тренироваться, когда-нибудь смогу достичь их уровня. Разве не здорово?» Но ожидаемого энтузиазма я не испытываю.

До меня доносится, что Эрик и Никита говорят о каких-то «кролях».

– Кроликах, – перехватив мой взгляд, поясняет Лиза. – Так мы называем людей, на которых испытываем ритуалы.

Я стараюсь держать себя в руках, чтобы не выставить еще большей дурой. Но сейчас не могу заставить себя промолчать.

– Вы понимаете, что это живые люди? – вырывается против воли. – Просто так, без веских причин магичить на человека – разве так можно?

– Ну и что? – равнодушно пожимает плечами новая подруга. – Надо же нам практиковаться. Если на них легло воздействие, и силы это допустили, значит, таков их «урок». Им еще нас поблагодарить надо!

«Никогда не буду такой, – пульсирует в висках. – Никогда».

– Да не бойся, мы не делаем ничего особо деструктивного. Не лепим порчи направо и налево. Так, создаем легкие мороки, иногда проверяем, как ляжет то или иное воздействие. Можем даже кого-то осчастливить, если нужно испытать ритуал на везение, – подмигивает Елизавета.

Но я ее уже не слушаю – сосредоточена на Эрике. С каждой банкой дешевого пива парень становится красноречивее. И вот уже кажется, что ему ничего не стоит в одно мгновение сделать человека-«кроля» богатым и влиятельным, а в другое – заставить его сердце остановиться.

«Тогда почему мы торчим здесь, среди разбитых бутылок, а не лакомимся омарами на загородной вилле, раз маги такие крутые?» – закрадывается крамольная мысль.

Выразительно ежусь в своем серебряном платье.

– Замерзла? – Эрик, кажется, не очень рад, что мы уходим так рано. Но когда он дотрагивается до моей руки и понимает, что она ледяная, мы торопливо прощаемся.

Эрик кутает меня в свою куртку. Всю дорогу мы молчим. Парень, видимо, трактует тишину по-своему.

– Не переживай. Все прошло хорошо. Лизе ты понравилась, Лехе тоже. А на Никиту не обращай внимания. Он ворчливый, но на самом деле сильный и добрый. Может, он даже самый крутой маг из нашего ковена.

– Почему ты сказал, что познакомишь меня с семьей, а привел туда? – В голосе против воли звучит обида. Мог бы и предупредить!

– Потому что они и есть моя семья. Другой у меня нет, – с плохо скрываемой горечью отзывается Эрик. На миг его лицо искажается ненавистью.

Становится страшно – сквозь черты человека, который успел стать родным, проглядывает что-то новое, незнакомое. И оно пугает меня.

– Ты познакомилась с теми, кто мне дороже всего. И теперь входишь в их число.

Эрик разворачивает меня к себе. Наваждение рассеялось – теперь его глаза светятся такой любовью, что перехватывает дыхание.

Парень убирает непослушный локон, выбившийся из прически. Его губы приближаются к моим. Все, что волновало минутой ранее: ощущение, что я недостаточно хороша для таких сильных магов, философские размышления о границах дозволенного – остается позади, становится далеким и неважным.

Старушки на лавках неодобрительно переглядываются. Но нам нет до них никакого дела. Я боюсь отвести взгляд от глаз Эрика, они кажутся практически янтарными из-за бликов от фонарей. Никогда мой «учитель» не был так счастлив.

«Это не навсегда, – звучит в моей голове. – Запомни его глаза. Ты можешь забыть все что угодно: то, как он держит тебя за руку, этот фонарь и даже этот поцелуй. Но глаза… их просто необходимо запомнить».

Что за глупое предчувствие? Я увижу Эрика завтра и послезавтра тоже…

– Ну, как прошло? – спрашивает мама, когда я возвращаюсь домой. – Понравилась тебе его семья?

– Да!

Я сияю изнутри. Счастье, бьющееся внутри, настолько огромно, что, кажется, оно не способно уместиться в мое маленькое тело. Мне чудится, что, если я оттолкнусь от пола – взлечу.

Почему же больше всего на свете я боюсь забыть его глаза?

– Отлично выглядишь! – с изумлением замечает соседка по парте Ленка.

Смущенно улыбаюсь. В последнее время действительно стала уделять больше внимания внешности. Хочется быть красивой для Эрика, он каждый день встречает меня после школы.

Я прикупила несколько новых блузок и научилась делать макияж, а также под руководством новой подруги Лизы выучила простые «женские» техники для придания привлекательности.

Результат эксперимента забавляет: окружающие внезапно заметили, что у меня густые темные волосы, выразительные глаза и хорошая фигурка.

Вероника Геннадьевна хочет сделать нам замечание, но затем что-то вспоминает и чуть заметно мне улыбается.

Черты ее лица в последнее время смягчились, учительница будто светится изнутри и то и дело поглаживает пока еще совершенно плоский живот. Я заметила, что в дневнике появилось несколько незаслуженных пятерок. Значит ли это, что у нее все получилось?

И что учительница верит: это из-за меня?

– Парень появился? – пристает Ленка. – Тот мальчик, что тебя после школы встречает! – Ее глаза становятся круглыми, как у совенка. – Скажи мне, он тоже… маг?

Я молчу, потому что боюсь рассмеяться. Лена принимает молчание за согласие. В ее глазах авторитет Эрика взлетает до небес.

– О, – уважительно кивает Ленка, – скажи, это вы с ним состоите в тайном обществе волшебников?

Когда она всерьез говорит о «тайном обществе волшебников», я не выдерживаю. Заглушаю вырвавшийся смешок кашлем.

Несколько дней назад я нечаянно сболтнула соседке о существовании нашего ковена и уже успела сто раз об этом пожалеть. Теперь в представлении и без того впечатлительной девочки моя жизнь похожа на приключения Гарри Поттера и Ван Хельсинга в одном лице.

Стараюсь больше ничего не рассказывать, но и без моих пояснений Ленкина фантазия уже дорисовала все остальное. Соседке по парте кажется, что мы участвуем в увлекательных битвах против злых магов, боремся с нечистью и спасаем людей от порч и проклятий.

Сказать, что мы просто пьем пиво на заброшке, выше моих сил.

Несмотря на натянутое знакомство, я сдружилась даже с Никитой. Юный демонолог оказался вполне адекватным парнем, только ершистым и с мрачноватым чувством юмора, а Лиза и вовсе взяла меня под свое крыло и без умолку делилась советами и наработками.

К своему стыду и разочарованию Эрика, я так и не начала «нормально практиковать». Почти каждый ритуал, который мне предлагают, включает в себя поход на перекресток и обращение к бесам, а иногда и демонам.

Но сколько бы новые друзья ни убеждали, что Силы не бывают хорошими или плохими, что это лишь энергия, и чернуху можно творить даже с церковной атрибутикой, а с помощью так называемых «темных духов» сделать много добра, я сталкиваюсь с внутренним стопором. Не могу. Не готова. Не надо.

Я осваиваю теорию, учу заговоры и основы работы с Таро (там нет привязки к Силам).

Также учусь делать легкие чистки и постоянно читаю книги, в которых излагаются догмы разных магических традиций, ожидая, что одну мне захочется впустить в сердце, присоединиться к адептам, сделать своей.

Но пока нигде я не чувствую «своего». В каждой книге мне нравится лишь часть идеи, все остальное же внутри меня яростно отвергается.

Может быть, Эрик прав? И у меня слишком много заморочек и ограничений?

Каждый раз после наших встреч в заброшке, пива и хвастливых рассуждений о том, чего с помощью магии каждый из нас достигнет уже через несколько лет, меня посещает щекотливое ощущение, что я занимаюсь чем-то… темным и неправильным.

Зато после встреч с ковеном мы с Эриком остаемся вдвоем. И это, пожалуй, лучшая часть моей жизни.

Мы гуляем в парках или скверах, целуемся в подъездах, разговариваем обо всем на свете. В эти моменты кажется, будто мы прикасаемся к чему-то большому и вот-вот познаем, как устроен мир.

В объятьях парня я ощущаю себя самой счастливой ведьмочкой, и все сомнения отступают, как пугливые тени, не выдержав света первой любви.

Сама не замечаю, как начинаю улыбаться. Но от Ленки не ускользает ничего!

– Ты, подруга, стала совсем загадочной. С тех пор как связалась с этими колдунами. Слу-у-шай, может, вам помощь нужна? – Глаза подруги загораются. – Если что, я готова взять на себя часть ведьмовских обязанностей. Я хоть и маггл, много чего могу! – Хочешь, буду стоять на шухере, пока вы атакуете оборотней и вампиров? Хочешь, стану следить за зельем? Или хотя бы ловить для тебя лягушек.

В глазах Ленки немая просьба: «Пожалуйста, только прими меня в свою увлекательную игру! Я тоже хочу! Ну пожа-а-алуйста!»

М-да, для Ленки это все всего лишь интересное приключение, в которое ее по несправедливости не взяли.

– С тех пор как мы с Лешкой помирились, я у тебя в долгу, – твердит одноклассница.

Чувствую смущение из-за ее преданности. Очень хочется выговориться, а рядом такая благодарная слушательница.

Но, если я доверюсь Ленке, придется рассказать абсолютно всё.

Как признаться, что до встречи с Эриком мои «невероятные» магические способности сводились к не слишком убедительному актерству? Среди обманутых одноклассников была и она!

Как объяснить, что жизнь ведьмы вовсе не похожа на приключенческое фэнтези, а главное, рассказать, что магия не связана ни с каким сверхъестественным даром. Это обычный навык, и колдовству можно научиться.

И я почти уверена – Ленке захочется.

Наверное, веду себя как стерва, но я упорно не хочу приводить Ленку в наш ковен. Я как жадный ребенок, который не рассказывает, где спрятан его «секретик». Хочу, чтобы эта тайна была моей и только моей!

Грустно мотаю головой: «Если бы это было в моей власти, я бы, конечно, привела тебя в ковен и все рассказала, но сама понимаешь: магия любит тишину».

Подружка вновь покупается на мой околоэзотерический бред.

– Хочешь сказать, это слишком опасно! Ну, как хочешь, – вздыхает Ленка, уже настроившаяся на участие в мистическом триллере.

Во время переменки ко мне подходит Андрей. Мы не разговаривали с того дня, как я объявила себя ведьмой. А ведь тогда его поддержка нужна была больше всего!

За то время, что мы не общались, бывший друг похудел и осунулся. Никогда еще я не видела Андрея в таком мрачном расположении духа.

– Алика, привет! Как жизнь? Сумка тяжелая? Хочешь, помогу? – Дрюша говорит так дружелюбно, будто между нами ничего не произошло, и как ни в чем не бывало пытается взять мою сумку. Я силой удерживаю ее на месте.

– Сама справлюсь! – Может, это звучит слишком резко, но Андрей не заслужил иного.

Парень выглядит крайне растерянным и даже потрясенным. А чего он ждал?! Обнимашек?!

– Алика, поговори со мной, – просит Дрюня почти что жалобно.

– Уже поговорила. Надеюсь, теперь каждый из нас пойдет своей дорогой.

Но Андрей не уходит. Его растерянность сменяется детской обидой:

– Говорят, ты теперь не просто «ведьма». Вступила в так называемый ковен?

Вот еще одна из причин, почему я не могу довериться Ленке. Я говорила про ковен только ей!

Андрей трактует мое молчание по-своему.

– Не отпирайся. Я видел тебя с теми фриками. Занимаешься колдовством, значит! Сдружилась с «магами», – на этом слове он выразительно показывает пальцами кавычки, – не хочешь снисходить до нас, простых смертных?

Внутри все начинает дрожать. Интересно, случайно ли он задержался на факультативе в тот вечер? Знал ли Андрей, что Катька и ее прихвостни собираются напасть?

Тихо, Алика, успокойся. Тебе нет до этого дела. Даже если не знал, когда весь класс считал тебя злобной ведьмой, Андрей демонстративно делал вид, что вы не знакомы. После этого он не заслуживает права считаться другом.

– Даже если вступила. Тебя не должно это волновать. Что ты сделаешь? Запретишь? – Собственный голос звучит незнакомо – насмешливо, с вызовом.

На секунду в глазах бывшего друга мелькает боль. Но скоро это выражение сменяется тихой печалью:

– Подумай, по какой дорожке ты идешь. Сначала тусуешься с этими чудаками, таскающими алкоголь на перекрестки, потом свяжешься с нечистой силой! Нужно ли тебе это? Лика, ты же всегда была такой доброй… В конце концов, это страшно опасно!

Ах, он решил почитать мне нотации? В груди разгорается злое пламя. И каждое слово бывшего друга раздувает это кострище сильнее.

– Знаешь, когда было опасно и страшно? Когда девчонки натянули мне на голову шапку и повалили на землю. Когда весь класс, в том числе и ты, делал вид, что меня не существует. – Голос дрожит от возмущения, к глазам вот-вот подступят слезы, но я обещала себе, что больше не буду из-за этого плакать.

Тот детский случай больше не волнует. Это прошлое, у меня началась новая, интересная жизнь. Почему же так больно?

Андрей пытается меня обнять, но его руки трясутся. Я дергаюсь как от удара тока.

Несколько секунд парень стоит на почтительном расстоянии, не смея приблизиться. Наконец Дрюня берет себя в руки. Он тяжело вздыхает:

– Как хочешь. Но, пожалуйста, будь осторожна с этим Эриком. Мы знаем друг друга с детства. Его отец – неуправляемый психопат, и твой парень такой же.

Андрей что-то строчит на смартфоне. Через секунду мой мобильник издает писк – пришла эсэмэс.

– Адрес Эрика, – поясняет бывший друг. – Вдруг захочешь увидеть, как твой загадочный «чародей» живет на самом деле. Может, тогда поймешь, с кем связалась. Приходи, сегодня суббота – у них традиционное «представление». Слышно, даже если дверь заперта.

«Конечно, я не собираюсь так грубо вторгаться в жизнь Эрика. Если захочу что-то узнать, просто спрошу у него».

Но как быть, если на любой вопрос о семье парень болезненно морщится и переводит тему? Или заявляет, что сам выбирает, кого считать родными, и это вовсе не те, с кем он живет под одной крышей.

После третьего урока любопытство берет верх. Интересно, что у них происходит? Воображение рисует жуткие ритуалы с кровавыми жертвоприношениями.

До соседей доносятся странные песнопения, крики животных и необычный запах ароматических масел и полыни – тогда неудивительно, что Дрюня назвал это «представлением».

М-да, картинка не претендует на оригинальность – из любого средненького ужастика. Вернись в реальность, Алика! Не будь Ленкой, не фантазируй.

Но идти одной к дому парня тоже не хочется. Тревожно.

– Лен? – очаровательно улыбаюсь я подруге. – Твое предложение в силе? Сможешь помочь в одном колдовском дельце?

Сияние глаз подруги говорит красноречивее любого «да».

После школы мы идем по нужному адресу.

У меня нет плана и совершенно непонятно, что мы станем делать, когда дойдем, но Лена и не требует никаких объяснений. Подруга просто готова следовать за мной и в огонь и в воду.

На скамейках пьяницы распевают неприличные песни, у подъезда красуется свалка из пустых банок.

Домофон давно сломан, поэтому мы легко заходим в подъезд. И только сейчас я осознаю, насколько все это глупо. Неизвестно, что нашло на Дрюню, скорее всего, обычная ревность. Квартира окажется заперта, мы просто проторчим несколько часов перед закрытой дверью и разойдемся.

Но уйти сейчас, особенно при Лене, еще глупее – это как расписаться в том, что никакого «колдовского дельца» не было. Сверяю адрес с эсэмэской от Андрея и поднимаюсь на четвертый этаж.

Узнать нужную дверь не составляет труда – из-за нее доносятся крики и нецензурная брань.

– Я тебе покажу! Я вам всем устрою, – хрипит пьяный мужской баритон.

– Не смей ее трогать! – Я узнаю голос Эрика. Он срывается на визг, дрожит от бессильной ярости и отчаяния.

Дальше все смешивается: звуки ударов, крики женщины, звуки ударов. Горло сжимают железные когти страха.

«Лучше бы это были устрашающие ритуалы», – проносится безумная мысль.

– Может, вызвать полицию? – шепчет Ленка.

Я не успеваю кивнуть. Дверь распахивается, и к нам выбегает сам Эрик. Он сам на себя не похож: весь бледный, шатается, будто подстреленный зверь, из разбитой губы катится струйка крови. За его спиной маячит силуэт худенькой затравленной женщины. По знакомым темным глазам понимаю – это мама Эрика.

– Сына, сына, вернись, отец уже успокоился. Он скоро придет в себя. Он больше не будет…

Заметив меня, Эрик дергается так, будто его застали за чем-то непристойным, и бежит вниз по лестнице.

Я нахожу его на скамейке. Парень сидит, заслонив лицо руками. Сажусь рядом, обнимаю любимого, зарываюсь носом в его старый свитер. Сердце разрывает горечь сочувствия и глубокая, чистая нежность.

Милый, мне так жаль! Вот почему ты прятал от меня родителей! Мой хороший, не нужно было это скрывать, теперь мы вместе, и все горести станем делить на двоих! Вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем, обещаю!

– Что ты здесь делаешь? – из последних сил сдерживая слезы, сипит парень. – Не нужно было сюда приходить. Не нужно всего этого видеть. Не хочу, чтобы ты знала меня таким!

Ленка роется в сумке. Затем протягивает перекись водорода, аспирин и вату. Ее мама следит, чтобы у дочки была под рукой аптечка.

Осторожно обрабатываю ранки. Перекись шипит и пенится, Эрик болезненно морщится, но сдерживает стон. Любые слова кажутся бестолковыми и пустыми. Конечно, я и раньше замечала, что у Эрика появляются синяки, но думала, у парней это обычное дело. Одноклассники часто падают во время игры в футбол, баскетбол или «вышибалы».

Еще иногда они ссорятся и дерутся, словом, это не мешает парням дружить, и уже через полчаса бывшие противники вместе хохочут и кидают друг другу мемы из интернета.

Я убедила себя в том, что Эрик такой же. Ради спокойствия позволяла себе поверить в его утешительную ложь: это я упал, это наткнулся на косяк в прихожей, не волнуйся, моя принцесса, впредь буду аккуратнее.

Я даже подумать не могла, что он живет так.

– Тебе нужно съехать отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

– Куда? – с горькой усмешкой спрашивает любимый. – Бабушек и дедушек у меня нет. С маминой стороны умерли. С папкиной – спились. Мать от него не уйдет. Она его любит. – Эрик произносит слово «любит» так, будто это ругательство. – И все время прощает.

– Может быть, стоит обратиться в органы опеки? – заикается Ленка, о присутствии которой мы уже успели забыть. – У меня где-то был записан телефон…

Но, столкнувшись со взглядом Эрика, девушка понимает, что сморозила глупость.

– В детский дом не поеду. Мать этого не переживет. Найти бы на папашу управу. – В глазах Эрика появилось мечтательное выражение.

Я еще не испытывала себя в телепатии, но, кажется, понимаю, о чем думает парень. У него нет отдельного жилья, куда можно сбежать. Нет сильных кулаков, нет даже денег.

Зато у него есть кое-что получше. Магия.

Лена внезапно вспоминает, что у нее через пятнадцать минут начинается занятие с репетитором, поспешно прощается и еще более поспешно уходит. Видимо, «мистическое приключение» не оправдало ее надежд: здесь нет ни призраков, ни проклятий, только безжалостная реальность да избитый подросток.

– Однажды отец мне за это заплатит, – шепчет Эрик. – Однажды я заставлю его ответить за всё.

Парень кладет голову на мои колени. Я бережно расчесываю его спутавшиеся волосы.

Никому ты не заплатишь. Портить родственников, особенно старших кровников, нельзя, ты знаешь лучше меня. Это все равно, что бить себя самого, негатив будет переходить на младшего члена семьи и обрушится на тебя – таков закон сохранения рода.

Можно попробовать поставить защиту, но вряд ли найдется та, что спасет от собственной жизни.

Как бы ни хотелось помочь, все, что я сейчас могу, – это гладить твои волосы и шептать банальности. Самой хочется выть от бессилия!

– У нас все будет хорошо. Слышишь, все хорошо. – Прикрываю глаза и представляю, как счищаю голосом все дурное: всю боль, весь страх, все обиды. Мысленно читаю заговор, которым обычно успокаивают плачущих детей. Надеюсь, он сработает, надеюсь, Эрику станет полегче. Хотя бы сейчас.

– Правда? – Эрик смотрит на меня глазами больного ребенка. Больше он не кажется таинственным молодым магом, сжимающим в руке нити человеческих судеб.

Скорее мальчиком, которому требуется защита, и от этого Эрик становится мне еще ближе и роднее.

Я защищу тебя, любимый. В голове уже рождаются планы. Ты в одиннадцатом классе, я в десятом. В мае ты закончишь школу, и мы снимем тебе отдельное жилье… На какие шиши?

Мы оба найдем подработки! Какие угодно – будем раздавать листовки или мыть полы в поликлинике!

Снять комнату совсем не дорого, а если повезет, то наскребем на однушку. И ты больше никогда не увидишь отца.

Осталось всего полгода… Только потерпи. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Навряд ли за все время существования колдовства два мага чувствовали себя настолько беспомощными, как мы на этой скамейке.

Глава 3

Дьявол, или Душа по акции

Наши дни

Когда ведьме Алике начинает казаться, что человеческому идиотизму есть предел, мир делает все возможное, чтобы убедить ее в обратном.

Напротив нее сидит симпатичный молодой парень в майке со Спанч Бобом. Учится в институте по какой-то технической специальности. К третьему курсу не вылетел, значит, с интеллектом все должно быть в порядке. Никаких наследственных психиатрических отклонений она тоже не обнаружила.

Его биография настолько тривиальна, что уместится на двух вордовских листах. В школе и институте ничем не выделялся, умом не блистал, но и в двоечники-хулиганы не скатывался. Друзей не было и нет, как и врагов.

Имеется пара приятелей, иногда Стас пьет с ними пиво, ест чипсы и смотрит аниме. Было несколько любовных увлечений из разряда «ничего серьезного». С девушками Стас расходился достаточно быстро и без конфликтов, просто теряли друг к другу интерес. Он даже влюблен по-настоящему не был, так, серединка на половинку.

После поступления в университет отец присмотрел парню место в небольшой фирме своего друга. Так как своих предпочтений у Стаса не было, парень не возражал. Будущее клиента было более-менее предопределено.

Не сказать, что оно казалось Алике большим и светлым, скорее сереньким, но Стас ничего не делал для того, чтобы окрасить собственную жизнь в иные тона. У многих ее клиентов не было и этого.

– Повтори: то есть у тебя не было никакой критической ситуации. Может быть, я что-то не вижу? – медленно переспросила ведьма. – У тебя не было смертельно больного близкого, чью жизнь ты пытался таким образом спасти? Не было даже сильного желания, во имя которого ты на это пошел?

Парень мотнул головой.

– Но ты приперся на перекресток в полночь с купленным на рынке куриным филе и начал там призывать бесов.

Стас сжался и стал похож на котенка. Казалось, сейчас заплачет.

«Твою мать. Столько вопросов. Зачем? Как ты вообще до этого додумался?»

Но для начала Алика решила узнать самое интригующее:

– Замороженное куриное филе ты на фига туда приволок?

– Вот тут сказано: возьмите с собой курицу. Я и взял. – Дрожащими руками Стас протянул Алике листочек, распечатанный из интернета.

Ведьма узнала этот ритуал, он был до боли похож на тот, что однажды чуть не разрушил ее жизнь.

К несчастью для клиента, ритуал был рабочим и слишком знакомым. Требовалось скрепить сделку собственной кровью или принести в жертву Силам животное – черную кошку или курицу. Он приволок замороженное филе. Удивительно, как до сих пор живым-то остался.

– Что еще ты сделал не так, как было нужно?

– Тут сказано принести золото, – нехотя признался парень. – Я подумал, может, позолоченное серебро тоже подойдет? В конце концов, духи, они что, на зуб его, что ли, пробуют?

Алика едва не завыла. Ну нельзя быть таким бестолковым! Терпеливо объяснила:

– Попробуй встать на место духов. Они работают с людьми за определенную, оговоренную заранее плату. Если бы ты шел в магазин за хлебом, но тебе вместо него на кассе пробили камень, как бы ты на это отреагировал?

На лице Стаса отразилось недоумение, видимо, такая мысль пришла пареньку в голову впервые.

– Потом ты начал пытаться продать им свою душу. Я ничего не напутала?

Парень угрюмо кивнул. Люди, пытающиеся продать душу, всегда вызывали у Алики массу вопросов. Почему именно душу, почки закончились? Обычно ведьма старалась относиться к клиентам нейтрально или немного сочувственно.

Ее спокойствие было залогом того, что Алика сможет принести пользу, а сострадание помогало понять и поддержать человека, оказавшегося в беде.

Радостью поделиться к ведьмам почти не приходят. Глядя на Стаса, Алика испытывала непривычную злость, хотя, казалось, уже забыла, как ее испытывать.

Может быть, потому что ситуация казалась настолько знакомой?

– А потом началось нечто ужасное, – дрожащим голоском поведал ей парень. – У меня так мало сил! Иногда я даже не могу подняться с постели. Мучают кошмары, каждую ночь снится, что две рогатые твари меня варят, а потом едят. Постоянно страшно и кажется, что за спиной кто-то есть. И все время так гадко, так мерзко на душе, аж жить не хочется! В интернете писали, бесы будут исполнять мои желания, а они ничего не исполняют, – голосом ябеды из детского сада пожаловался Стас.

Обычно Алика относится к снам и ощущениям клиента с большим скепсисом. Чаще всего это фокусы подсознания, поле работы психологов.

Но в этом случае Стаса действительно жрали. Две темные сущности за спиной забирали всю его жизненную энергию.

И тут сложно было их винить. Парень сам дал добро, когда приперся на перекресток заключать договор с Темными Силами.

Душу продать невозможно, так как душа человеку не принадлежит и, получив опыт в этом теле, идет дальше. Но использовать человека после такого Силы могут как угодно. В данном случае «жрать» Стаса пришли совершенно бесплатно.

«Интересно, что он попросил взамен души? Мозги?»

Но шутки шутками, а если клиента не почистить, Стас протянет не больше полугода.

– Ты думаешь, бес – это добрый волшебник, существующий для того, чтобы исполнять твои хотелки? Книги о них почитать не пробовал?

Парень удрученно молчал, пряча глаза. Мол, понял, понял.

«Ничего ты не понял», – с раздражением подумала Алика. Не возьмешься помочь – съедят. Сами по себе духи его не отпустят, а у Стаса слишком слабая воля, чтобы подчинить их себе – принудить уйти или, как он и хотел вначале, заставить духов исполнять свои прихоти.

– Хорошо, – чуть поколебавшись, сказала ведьма. – Я тебя почищу.

Обычно она сбрасывает цену, когда человек находится в смертельной опасности.

Но здесь не стала. Алика знала, что паренек уже обращался к другому колдуну, но тот не взялся за это дело, поскольку договор с сущностями был заключен добровольно, автором безумной инициативы выступал сам Стас. Такие «соглашения» разорвать сложнее всего.

– Но это же… – услышав сумму, Стас побледнел. – Все деньги, которые я успел отложить на машину!

Алика понаблюдала, как его жадность борется с желанием выжить. В конце концов, здравый смысл победил.

Чистить Стаса она начала через несколько дней, справившись с раздражением, которое испытывала к парню. Работа была долгая, нудная. Духи свирепствовали, злились и никак не хотели покидать такую удобную «кормушку». Лишь когда все было кончено, Алика спросила:

– Стас, почему?

«Душа – это ведь самое дорогое, это и есть ты. Как ты мог?»

Парень задумался, вертя в руках предложенный ведьмой пончик.

– Я смотрел на свою жизнь и думал: чего я могу добиться? Способностей выдающихся нет, мечты тоже. Можно зарабатывать деньги, но какой в этом прок? Пройдет много лет, прежде чем я доберусь до позиции, которая для многих была стартовой. А так… думал, может быть, это будет как в фильмах. Пусть на короткий срок, но я обрету Силу, могущество.

– А что ты хотел предложить силам взамен? Не обязательно темным, любым, – поинтересовалась ведьма. – Ты не маг, через которого они могли бы вершить свою волю, не человек искусства, что служил бы рупором идей, не ученый. Ты и людей-то заинтересовать собой не можешь. Даже девушек. Вот они и взяли единственное, что у тебя было, – энергию.

– Меня использовали как еду, – простонал парень. – Мою душу не приняли даже черти, почему? – И впервые за все время в глазах Стаса появилось осмысленное живое выражение. Не все так безнадежно, как кажется.

Этим выражением была не поддающаяся описанию боль.

– Потому что душа того, кто готов ее продать, ничего не стоит.

Пять лет назад

Алика

В последнее время мы с Эриком почти все время проводим вместе. Я чувствую, как остро ему не хватает семейного тепла, поэтому всячески создаю уют. Пусть хотя бы когда мы вместе, парень чувствует, что за словом «любовь» стоят не побои и унижения.

Я даже выписываю из интернета рецепты, хотя никогда не интересовалась кулинарией. И усилия окупаются вдвойне. Каждый раз после ужина Эрик смотрит на меня как на волшебницу, сотворившую для него маленькое чудо.

Сейчас я приношу с кухни запеченные овощи. Считается, что результат готовки во многом зависит от того, в каком настроении женщина стоит у плиты.

Я старалась контролировать мысли и когда резала кабачки, перчики и помидоры, и когда поджаривала их до золотистого цвета, и даже когда сыпала приправы.

Время от времени шептала пожелания чего-то простого, хорошего и очень важного, чтобы тот, кто это съест, был здоров и весел, чтобы у него все было благополучно.

Я не учила текст «заговора» заранее, хотела, чтобы слова шли от души. Верю: это самая настоящая бытовая магия в наилучшем ее проявлении!

Глаза Эрика зажигаются при виде нашего нехитрого ужина. Он ест кабачки с таким удовольствием, будто вкушает шедевр от именитого шеф-повара. Мне нравится любоваться на то, как его щеки наливаются румянцем, как парню хорошо и вкусно. Что еще нужно для счастья?

– Алика, вот бы нам с тобой не расставаться, – мечтательно тянет Эрик, когда с овощами покончено. – Я все представляю, как будет здорово каждый день возвращаться к тебе с работы. Мы будем вместе готовить, вместе колдовать, проводить вдвоем все-все-все свободное время! Я буду защищать тебя, слышишь? Больше никто не посмеет тебя обидеть. Хотя… – лицо парня вмиг становится мрачным, – иногда кажется, я и самого себя защитить не в состоянии.

Мы стараемся не обсуждать это, но сложно не заметить, что в последнее время синяки на его теле появляются все чаще.

Раньше отец Эрика напивался до полной потери контроля исключительно по субботам. Но на прошлой неделе он пришел нетрезвым и замахнулся на мать уже в среду.

Обратиться в социальные службы, пока не случилась беда, уже не кажется мне плохой затеей. Но Эрик даже слышать об этом не хочет.

– Мать не выдержит лишения родительских прав, – неизменно отрезает он. Но мне кажется, что это только часть правды.

Лиза сказала, Эрик общался с одним приятелем, бывшим детдомовцем, нервным парнем с постоянно подергивающимся плечом. Тот рассказал Эрику о детдомах что-то ужасное. Молодой маг с тех пор наотрез отказывается обсуждать эту тему.

Все чаще я задумываюсь о том, чтобы взять ситуацию в свои руки. Да, Эрик не может использовать магию против отца, потому что любое воздействие вернется к нему. Таков один из законов защиты рода.

Но я-то могу. Пусть ни разу не проводила таких ритуалов, найти их в наши дни не проблема. Информация, где живет этот изверг, у меня есть.

Если проявить изобретательность, добыть биоматериал более чем возможно. На худой конец сгодится даже выброшенная в подъезде сигарета с остатком слюны.

Когда мы ездили на кладбище, от Хозяйки был сильный отклик. Если я обращусь за помощью, она не откажет, а что может быть губительнее погостной магии? Чувствую, как из глубины поднимается сладкая темная сила. Необязательно его убивать, достаточно лишь проучить и вразумить.

Эрик вырывает меня из морока тяжелых мыслей поцелуем. Его губы теплые, мягкие, и сам он такой же.

«Неправ Андрей, Эрик ничем не похож на своего отца. Ничуть!»

Как это часто бывает между нами, парень будто слышит мои мысли.

– Не думай об этом, – ласково шепчет он, поправляя выбившийся из прически волос. – Это только мое дело, принцесса. Скоро все прекратится. Я нашел способ, я защищусь. Все будет хорошо, слышишь?

Голос Эрика звучит спокойно и мягко, но по моей спине пробегает ледяная змейка страха.

«Хватит, Алика. Ты ищешь подвох там, где его нет! Научись уже доверять тому, кого любишь».

Я упорно пытаюсь выпытать, о каком таком «способе» идет речь, силясь придать голосу беззаботно-веселый тон.

Эрик отшучивается и, когда устает от «допроса», пускает в ход безотказное оружие – щекотку. И вот мы уже смеемся, как беззаботная ребятня, а грозная туча совсем не детских проблем над нашими головами медленно отступает.

В шуточной битве Эрик побеждает. Парень валит меня на кровать и робко целует. Потом еще раз. Каждый раз он испытывает неловкость, ожидая, что его оттолкнут. Но, почувствовав ответ, Эрик смелеет. Его руки двигаются дальше и дальше. Кажется, он ждет, что его остановят.

Но я этого не делаю, потому что не хочу, чтобы Эрик остановился.

Парень смущается от такой податливости и замирает. Переводит глаза на мои босые ноги.

– Не замерзла? Опять ходишь без тапок, – ворчит Эрик. – Тебе не нравятся свои? Хочешь, я подарю новые?

Я со смехом отмахиваюсь:

– Привыкла ходить босиком.

– Ну ничего! Когда выйдешь за меня замуж, буду следить за тем, чтобы ножки всегда были в тепле. А еще мы заведем рыжего котенка!

Он постоянно говорит о нашей свадьбе так, будто это уже решенный вопрос. Словно мы уже отпраздновали торжество где-то в будущем и остается просто дойти до той точки.

Я прикрываю глаза, желая заглянуть в наше совместное будущее.

Сознание подсовывает картинки: вот мы вместе проводим ритуал на благополучие для клиентов, пожилой милой пары, вот – собираем в лесу травы, вот Эрик в праздничном костюме, а я в восхитительном белом платье идем к алтарю, а дальше в нашем доме появляются дети… Девочка будет точь-в-точь похожа на меня, мальчик – на маленького Эрика.

Картинки распадаются и медленно тают, как ни пытаюсь их удержать.

Что-то внутри подсказывает: такое будущее противоестественное и неправильное. Оно лишь фантазия, которая никогда не сможет воплотиться в реальность.

И от этого осознания сердце пронзает острая боль.

Раздается стук в дверь и выразительное покашливание. В комнату входит мама.

– Я не вовремя? – Она с деланым смущением ставит на стол тарелку с угощениями. – Зато принесла печенье! И «Choco-Pie», твои любимые!

– Ну ма-а-ам! Я же говорила тебе не заходить! Ты обещала!

– Эрик, ты не против, если я украду у тебя Алику на несколько дней? – мило просит мама. – Наша библиотека устраивает праздник в честь Хеллоуина. Сейчас к нам заходит не так много детей, вот и приходится идти на выдумки!

– Конечно, не против, – очаровательно улыбается Эрик, – маме надо помогать!

Мне кажется, в его глазах мелькает облегчение. Словно парень рад избавиться от меня. Это совсем не вяжется с тем, что он говорил раньше.

Неужели я уже надоела?

«Несколько дней» растягиваются на целую неделю. Мне даже приходится пропустить собрания ковена, чтобы помочь маме с подготовкой к празднику.

Мы созваниваемся с Эриком каждый вечер. Парень уверяет, что за время моего отсутствия не произошло ничего интересного. Лиза стала ужасно нервной, Никита внезапно превратился в нудного морализатора. Шутит, что у них открылась новая сверхспособность – совместными усилиями эти двое способны угробить любую тусовку.

Но мне кажется, он говорит так, просто чтобы я не расстраивалась. Жутко скучаю по Эрику. По его запаху, по теплым темным глазам, нашим объятьям и поцелуям. Телефонными разговорами этого не заменить!

За последнюю неделю мамина библиотека превращается в филиал для съемок низкобюджетного фильма ужасов. По углам сидят неубедительные картонные скелеты, в вазочках вместо традиционного печенья – мармеладные черепки, и конечно же, главная головная боль мамы – тыквы!

В этом году они, как назло, не уродились, в магазинах продаются только маленькие и невзрачные – не тыквы, а недоразумения! Поэтому мы судорожно мастерим овощи-мутанты из папье-маше, а также остервенело шьем костюмы летучих мышей, черных кошек и, конечно же, ведьм.

Мало того что меня попросили участвовать в подготовке к этому безобразию, так мама еще и заставила активничать на самом празднике, поскольку несколько работниц предусмотрительно ушли на больничный!

Конечно же, по иронии судьбы мне достался костюм ведьмы.

Функции колдуньи в представлении заведующей сводятся к тому, чтобы скакать на метле и говорить с детишками злобным голосом, угрожая отнять конфеты, выданные другими, более миролюбивыми персонажами.

Как ни странно, детям ведьма в моем исполнении пришлась по душе, они ничуть не боятся, визжат от восторга и все время лезут обниматься.

– У кого я сейчас заберу конфеты? – хохочу голосом диснеевской злодейки. Малыши весело разбегаются в разные стороны.

Одного малыша, не успевшего скрыться, я хватаю и начинаю щекотать. По довольному хихиканью догадываюсь, что вполне справляюсь с ролью.

Тетя Марина из читального зала зовет малышню сыграть в «книжную мафию», а значит, можно немного передохнуть.

Иду к столу, чтобы прихватить мармеладный черепок, и замечаю в толпе гостей Никиту в рабочем черном балахоне и кривовато улыбающуюся Лизу. Моргаю, надеясь, что друзья мне привиделись. Но нет – они здесь!

Как ни странно, настоящая ведьма и колдун вполне гармонично вписываются в окружающий интерьер. Только по тыкве в руках не хватает!

– Дяденька, вы колдун? – спрашивает Никиту толстый мальчик лет десяти. Получив утвердительный ответ, маленький гость приходит в восторг и тут же начинает деловито расспрашивать, какими заклинаниями Никита владеет и сумеет ли превратить противного Витьку из третьего «А» класса в жабу за то, что тот обзывает «жиробасом».

«Вы что, сдурели?! – спрашиваю одним взглядом, выразительно вытаращив глаза. – Я же сказала, что работаю на мамином мероприятии!»

Лиза кивает в сторону курилки.

– Отберу конфеты! – шуточно прикрикиваю я на малыша, заслонившего проход.

– Не отберешь, не отберешь! Ты хорошая! – Но на всякий случай ребенок отбегает в сторону.

Так, осталось незаметно пробраться к выходу. Главное, не попасться на глаза маме!

Первая мысль: когда останусь с ребятами наедине, устрою разнос обоим. Виданное ли дело – срывать меня с мероприятия, к которому мы готовились целую неделю?

Но как только мы оказываемся на улице, возмущение, уже готовое вырваться наружу, сменяется смутной тревогой. По мрачным лицам друзей вижу – дело серьезно.

– Прости, что мы здесь. – Лиза выглядит виноватой, но очень решительной. Начинает нервно теребить в руках, а затем курить сигарету.

«Ни разу не видела, чтобы она курила», – проносится нелепая мысль.

– Мы не хотели втягивать тебя в это. Но ситуация вышла из-под контроля, – смущенно бормочет Никита. – В общем, Эрик решил учудить странную и не слишком здоровую штуку…

– Хватит ходить вокруг да около, – резко перебивает его колдунья. – Твой парень – идиот. Он решил подселить в себя беса, якобы для защиты. Эрик никого не слушает и не слышит, считает себя самым сильным и умным, – голос Лизы начинает дрожать от возмущения. – Вообразил, что в состоянии подчинить себе духа! Тщеславный придурок!

Чувствую, как у меня начинает кружиться голова. Так вот какой «способ защиты» Эрик придумал. Неудивительно, что после его слов по спине пробежали мурашки.

Я читала о том, что опытные колдуны порой берут себе духов-помощников. Некоторые даже передают их по наследству детям и внукам. Отсюда берутся многочисленные легенды о передаче так называемого «дара».

Но чтобы справиться с подобным «соседством», маг должен обладать незаурядным самообладанием и внутренним стержнем. Иначе «помощник» быстро превратится в хозяина, начнет манипулировать носителем и ломать его волю. Прежде чем решиться на такое соседство, люди годами учатся самообладанию, ставят защиты, изучают десятки книг по чернокнижию.

Во всех трудах, что я читала, лицам, не достигшим хотя бы тридцати лет, приобретать такого «помощника» категорически не рекомендуют.

– Знаешь, я повидала больше, чем ты, – вырывает из размышлений взволнованный голос Лизы. – Кто-то убежден, что так называемый бес-помощник – это круто и даже полезно. Но я тебе скажу вот что: эти духи – паразиты. Они не из нашего мира. Человеческие страхи и страдания для них привычная пища! Я видела, как соседство с бесами ломает действительно сильных магов. Бабушка говорит, через десять-пятнадцать лет такого соседства тварь вытеснит самого сильного и морально стойкого человека. Представь, что будет с глупым мальчишкой, который со своей-то жизнью справиться не может?

Мне становится сложно дышать. Как воображу, что в Эрике будет жить что-то чужое, злое…

– Не переживай. Это не так, как в фильмах ужасов. Его тело не будет биться в конвульсиях или подскакивать в воздух. Но бес начнет медленно искажать его восприятие. Вскоре Эрику покажется нормальным сделать то, от чего раньше волосы бы на голове зашевелились! В каждом из нас есть темная сторона. Обычно люди сдерживаются, но это становится вдвойне сложнее, если рядом присутствует тот, кто постоянно пробуждает ее, провоцирует выбросы негативных эмоций, потому что ими питается, притягивает ужасные ситуации. Я практикую гораздо дольше тебя. Я с тринадцати лет помогаю бабуле, знаешь, сколько похожих историй повидала?

Не думала, что наша ведьма способна на такое волнение. Черты всегда холеного личика исказились от страха.

Кажется, члены ковена действительно воспринимают друг друга как семью.

– Лиза, хватит, – грубовато перебивает ее Никита. – Думаю, Алика и так уже все поняла.

Как ни странно, я оказываюсь самой спокойной из ребят.

Чувства будто отключились, как тогда, когда я шла набивать землю и темные нитки в почтовый ящик однокласснице и врала, что наведу на нее смертельную порчу.

– Вы же пришли не для того, чтобы почитать мне лекцию по демонологии? У вас есть план?

– Да, – решительно говорит подруга. – Для начала скажи: ты ведь не просто с ним играешься? Тебе действительно дорог Эрик?

Он мне не просто дорог. Я люблю его. Но сейчас не время и не место для таких уточнений.

– Я знаю, где он будет проводить ритуал и во сколько. Эрик никогда не отличался особой изобретательностью, я почти уверена, он будет магичить на ближайшем от дома «рабочем» перекрестке в полночь. Это я, дура, тот перекресток ему когда-то и показала. Наши уговоры он точно не послушает, но есть шанс, что он услышит тебя.

– А если нет?

Наши глаза на миг встречаются. Голос подруги становится жестким и даже жестоким:

– Скажешь, что, если он не прервет ритуал, ты его бросишь.

Не могу на это пойти. Я не хочу бросать Эрика! Сейчас он как никогда нуждается в тепле и поддержке!

– Пойми, – твердит Лиза, как глупенькому ребенку. – Если он доведет начатое до конца, с ним ничего хорошего уже не будет. И не только в ваших отношениях. Вообще!

Чувствую, как внутри обрывается невидимая струна. Не хочу думать о том, что будет, если Лизин план не сработает. Молодая ведьмочка обнимает меня и тихонько всхлипывает:

– Он послушает тебя. Потому что любит, глупышка. Не хочу говорить, как героиня мелодрамы, но любовь вытаскивала людей и не из такого мрака. У нас с бабулей как-то раз клиент сам у себя диагностировал приворот, потому что всегда знал, что жену любит, сколько бы рассорок на них ни ставили.

В нос ударяет запах Лизиных духов, сигарет и ее страха. Я позволяю Никите отвести нас к машине, ожидающей за библиотекой.

Надеюсь, Лиза права, и любовью действительно можно кого-то уберечь. Очень надеюсь.

К моему изумлению, на месте водителя сидит Леха. Вот так сюрприз!

– И ты здесь? – глуповато спрашиваю я.

– Да. Взял отцовскую «шкоду». Если узнает – убьет.

Есть ли у Лехи права? Что-то подсказывало – навряд ли. Что, если мы встретим ГИБДД?

– Я поставила на машину морок, – сдержанно поясняет Лиза. Всплеск эмоций прошел, теперь на ее лице вновь маска собранности и спокойствия.

– Нас не должны остановить. Если все пройдет так, как задумано, машину даже не заметят. А еще я здесь на случай, если Эрик уже успел подселить в себя тварь. Изгнать ее будет легче всего с помощью церковной магии – молитв, заговоров с обращением к святым. В крайнем случае мне придется провести над Эриком отчитку… что-то вроде обряда экзорцизма, только в православии!

В глазах Лехи мелькают азартные огоньки. Кажется, он уже примеривает на себя образ Ван Хельсинга.

Можно подумать, парень играет в занимательную компьютерную игру, а не едет спасать друга.

«Для него все происходящее – лишь увлекательное приключение. Способ испытать силы», – осознаю я с внезапной горечью.

– Следи за дорогой, умник! – обрывает Леху Лиза.

Перехватив ее взгляд, понимаю: скорее всего, Леха нам пригодится только в качестве водителя. Если Эрик добровольно подселит в себя тварь, будет уже поздно.

Помочь можно только тому, кто нуждается в помощи. Все остальное – агрессия. Поэтому Лиза и взяла меня, совсем неопытную ведьму и любимую Эрика, как главный козырь. Так сказать, психологическое оружие.

Стрелки движутся к десяти. К перекрестку ехать чуть меньше часа.

Кажется, мы успеем даже раньше. Может (озаряет меня смутная надежда), сумеем перехватить Эрика до начала ритуала?

Но стоило так подумать, все пошло не по плану.

Мы попадаем в пробку из-за одного идиота, врезавшегося в трамвай. Следующие полчаса проводим в машине. Лиза нервно курит прямо в салоне и грызет наманикюренные ногти. Никита угрюмо молчит.

Кажется, даже Лехе передается общее настроение: парень утратил прежний азарт и мрачно буравит взглядом дорогу.

Приезжает ГИБДД и будто нарочито долго и дотошно проверяет документы водителей. Когда мы все же начинаем двигаться, заканчивается бензин, хотя побледневший Леха клянется, что заправлял полный бак. Приходится ехать к заправке. Там очередь.

Меня не покидает ощущение, что какая-то Сила упорно не хочет, чтобы мы попали на перекресток вовремя. Ей требуется, чтобы Эрик завершил то, что начал. Лиза чувствует то же самое и начинает бормотать защитный заговор.

То ли ее мастерство в этот раз подводит, то ли Сила, препятствующая нашему появлению, оказывается могущественнее, чем можно было предположить, но незадолго до перекрестка глохнет мотор.

Нам приходится бросить машину во дворе и бежать до перекрестка под причитания Лехи: «Папа меня убьет!»