Новенькая не для меня

Глава 1

Снежана

– Готова к первому дню в новой школе?

Кусок омлета застревает в горле. Можно прикинуться невидимкой и не отвечать на папины вопросы?

Вряд ли.

Упорно молчу. Не готова, и мне капец как страшно.

– Снеж?

– А, – нервно дергаю серьгу в ухе и прикусываю губу.

Папа просто так не слезет теперь. Пока не выяснит все, что его волнует.

– Готова?

– Нет. Может, я ещё на больничном посижу?

Морщусь. Боюсь показаться трусихой, но я не хочу. Вот просто не хочу тащиться в новый класс и новую школу.

Папа хмурится и откладывает вилку в сторону. Осматривает меня, складывает руки на столе.

– Ты же понимаешь, что передо мной стоял выбор: либо мы продолжаем снимать квартиру, либо мы копим тебе на операцию.

– Такими темпами мы года три будем копить.

Ой! Прикусываю язык, но поздно. Папа тяжело вздыхает и встает из-за стола.

– Снеж, с зарплатой нового директора школы мне понадобится месяца два. Я поэтому и согласился на эту должность. Да и после продажи квартиры и погашения долгов осталась часть суммы.

Передергиваюсь от воспоминаний. Как отца трясли каждый день коллекторы. Угрозы, крики и постоянный липкий страх, что они придут.

– Я знаю, пап. Прости.

Тушуюсь под строгим взглядом. Отвожу глаза и спотыкаюсь о костыли.

Грудь пронзает болевая стрела. Вспоминаю, каково это – уверенно ходить.

И тут же по коже мороз. Не помню! Я уже не помню, как это…

– Снеж.

Теплые и тяжелые руки папы на плечах заставляют очнуться.

– Через десять минут надо выехать.

– Значит, выедем.

– Дочь, ты у меня боец, и все переживешь, и выстоишь.

Кисло улыбаюсь, а у самой грохочет в груди. Не уверена я, что справлюсь.

Ну где я и где эти мажористые детки? Мне явно там не место. Не после того, как я рухнула со своей персональной вершины.

Я понимаю, что отец поставил на кон все, чтобы я смогла вернуться к нормальной жизни. Поменял город и должность. Но, блин…

Это слишком все быстро и кардинально.

– Время, – кричит папа из коридора, и я встаю.

Пальцев касается холодный металл костылей. Подавляю судорожный вдох.

Поправляю школьную форму. Юбка в складку, гольфы выше колен, белая рубашка и трикотажная безрукавка с эмблемой элитной школы нашей страны.

– Я сама, – дергаюсь от руки отца, которая зависает в воздухе.

Воцаряется тишина.

– Мне же нужно как-то обходиться без помощи. Ты же не будешь там со мной носиться постоянно.

Голос резкий. По ушам бьет. Губы кривятся.

Усаживаюсь на заднее сидение машины.

– Пап, можно просьбу?

Кивок. Делаю глубокий вдох. Чувствую, сейчас случится маленькое извержение вулкана.

– Давай ты сделаешь вид, что я простая ученица, а не директорская дочь.

Брови папы подлетают к линии роста волос.

– Зачем это?

– Ну-у-у-у-у, просто, мне надо влиться в коллектив же. А что обо мне будут думать, если сразу узнают, что я твоя дочь? Ну, фамилии же у нас разные, прокатит.

Папа дергается. Да, для него это больная тема, что мама в свое время встала в позу и записала меня на свою фамилию. Но мне сейчас это должно сыграть на руку.

– Уверена, что так будет лучше?

Угукаю, и мы замолкаем до самой школы.

А когда перед глазами предстает величественное здание, по телу ползет отвратная дрожь.

Мимо проплывают огроменные черные джипы. Один от другого не отличить. И папин седан просто теряется на фоне них.

Из машин высыпают старшеклассники. Парни все как на подбор. Высокие, прилизанные. Девчонки как после подиума вернулись.

– Фу.

– Что?

Папа бросает взгляд в зеркало, но я мотаю головой.

Школу окружает глухой кирпичный забор. Только ворота кованые, и через них видно подъездную дорожку к корпусам.

Таращусь на богатеньких деток и через стекло ощущаю, как от них исходит волнами высокомерие.

– Высади меня за воротами.

– Снеж… это плохая идея. Твоя нога…

– Пап. Ты хотел, чтобы я тут училась. Я буду…

Отец тормозит максимально близко к калитке, и я хватаю рюкзак.

Показываю охране документы, и без лишних вопросов меня впускают на территорию.

Тут же жалею, что встала в позу. Потому что сейчас придется ковылять приличное расстояние.

Почти вплотную проносится ещё один клон тех джипов, и я с визгом отскакиваю от края дорожки.

Нога тут же протестующе простреливает болью. Охаю и пытаюсь выровнять дыхание.

Машина тормозит у десятка таких же, и из неё выпрыгивает очередной богатенький ребенок.

– Снежана?

Ко мне спешит молодая девушка с улыбкой в тридцать два.

– Добрый день. Меня зовут Ольга, я ваша староста.

– Эм.

– Ну, тут не классные, а старосты. Пойдем, все расскажу и покажу.

Она протягивает мне руку, но я мотаю головой.

– Я сама.

– А, конечно.

Кажется, она краснеет.

– А отчество? Как к вам обращаться?

– Так и обращайся. Просто Ольга. У нас принято с учениками выстраивать дружеские отношения, чтобы в случае чего вы могли обратиться с проблемами и не бояться.

Ну это вряд ли.

Мы доходим до небольшой площадки перед трехэтажным зданием, и её окликают.

– Ой, я сейчас вернусь.

Я остаюсь одна. Меня никто не замечает, ну и круто!

Делаю пару шагов в сторону крыльца и ощущаю пинок по костылю, который выбивает его у меня из рук. Второй костыль под весом скользит по гальке.

– Блин, – земля стремительно приближается к лицу.

Выставляю руки вперед. Камешки впиваются в ладони. Тут же вспоминаю свой выход в старую школу с этими же костылями.

Боже, школа другая, а приемы те же.

Слышу громкий смех над распростертой собой. Делаю рваный вдох перед тем, как поднять голову и встретиться с шутником.

Для него это ведь тупая шутка? Показать всем, что он сильнее кого-то и выбить костыль из руки.

– А кто это тут у нас? Хромулька?

Одергиваю юбку и тянусь за костылем. Черт, ещё неделя, и мне вручат хотя бы трость.

Кто-то отпинывает костыль дальше, а у меня внутри все опускается.

Черт, черт, черт!

Кольцо из учеников вокруг меня и шутника становится плотнее. Воздуха перестает хватать.

Но я сильнее стискиваю зубы. Моя истерика убьет все в самом начале пути.

– Эй, что за сборище? – слышу незнакомый голос.

Замечаю, как к нам спешит невысокая девчонка с длинными пепельными волосами и распихивает толпу.

Глаза влажнеют, и я резко опускаю голову, закрываясь волосами.

– Маркелов, ты что тут устраиваешь?

– Ой, Лизок, а ты что тут делаешь? Ты же вроде должна у бабушки на грядках кверху бампером торчать. Иди куда шла, а то…

– А то что, Маркелов? Силенок только на девчонок хватает, как всегда?

Улицу пронзает самый настоящий рык. По телу дрожь и полная дезориентация.

– Бородин, блин, – шипит моя защитница.

В поле зрения оказывается костыль, и я хватаюсь за него как за спасительную соломинку.

Поднимаюсь с помощью подошедшей Лизы.

– Спасибо, – успеваю прошептать пересохшими губами, и меня снова отвлекают разборки.

– Ярик, солнышко, а ты вообще должен дома сидеть на домашнем аресте.

– Я сейчас тебе всеку, идиот.

– Давай, – провоцирует некий Маркелов, – и отправишься в тюрягу из-за своей агрессии.

– Яр, – Лиза бросается к нему и чуть ли не повисает на шее, – остынь, друг. Он не стоит того.

А я смотрю на Яра. Оторваться не могу. Высоченный, под два метра, темные волосы кудрявые, джинсы рваные и выправленная рубашка. Карие глаза, налитые яростью, заставляют ежиться.

Но я не могу перестать смотреть на него.

Он переводит взгляд на свой локоть, и его глаза распахиваются в удивлении.

– Лизка, да ну меня на фиг? – орет он, словно только сейчас замечает девчонку, и растягивается в улыбке. – Ты таки притащилась обратно к нам?

Лизу отрывают от земли и начинают кружить. Она что-то кричит. Вокруг начинается непонятная тусовка, от которой волосы дыбом.

– Бородин, блин.

– Яр, ну что ты такой громкий? – томный голосок за моей спиной.

Снова дергаюсь в сторону, и мимо проплывает длинноногая блонди. Берет Яра под руку и поворачивает к себе.

– Я, вообще-то, соскучилась за выходные.

Яр находит меня взглядом карих глаз. Прищуривается. Наклоняет голову. Пронзает насквозь взглядом.

Вмиг становится неуютно.

Открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же затыкается, когда на нем повисает та самая блонди.

– Ника, ну что за телячьи нежности?

Отхожу от них, но чувство взгляда в спину слишком сильное. Как жаль, что не могу рвануть с места и сбежать подальше.

Да уж. Первый день превратился в ад. И в этом аду мне предстоит учиться.

Просто блеск.

Кажется, мне придется вспоминать, какой я была до того, как стала калекой.

Глава 2

Ольга настигает меня в огромном холле.

– Занятия начинаются через полтора часа. Я провожу тебя в твою комнату. С тобой будет жить ещё одна девочка, третье место пока пусто.

Молча ковыляю за старостой.

– Да, кстати, – она словно что-то вспоминает и поворачивается, – первый этаж предназначен для отдыха. Ну там приставки игровые, телевизоры, библиотека. Второй этаж для девочек, третий этаж для мальчиков. Ну и сама понимаешь, для чего такое разделение.

Щеки вспыхивают. Только и успеваю отвести глаза. Что уж тут непонятного?

– Я тоже живу на первом этаже в вашем корпусе. Если что, сразу беги ко мне.

Опускаю скептичный взгляд на костыли и горько ухмыляюсь. Очень, блин, смешно!

Ольга не замечает моей заминки. С трудом забираюсь на второй этаж. Руки трясутся от нагрузки.

Сжимаю губы. Да уж. И так вот каждый день?

Напоминаю себе, что до похода к врачу ногу нельзя сильно напрягать. Если мне повезет, то врач разрешит на ней стоять, а не держать в подвешенном состоянии.

На этаже тихо. Я даже пугаюсь, что успела оглохнуть.

– Здесь они вряд ли появятся до вечера, – будто читает мысли Ольга.

Таращусь на её узкую спину и трясу волосами.

Бред!

Распахиваю дверь и попадаю в весьма уютную комнату. Высокие кровати, под которыми замаскированы ящики для вещей, письменные столы, тумбочки. Ах да, и каждой по туалетному столику. Все такое приторно-розовое, что зубы сводит.

– Вот твоя кровать. Располагайся.

Мне вручают буклет с расписанием. Остаюсь наедине со своими мыслями. Закидываю рюкзак на кровать и выдыхаю.

Я справлюсь. Должна!

Когда-то же была в центре внимания, и мне оно нравилось.

«Ага, до того, как тебя головой приложили с твоей высоты», – гаденько так внутренний голос нашептывает.

Кривлю губы.

Пробегаюсь глазами по напечатанным строчкам с предметами. Английский, французский, химия, деловой этикет, искусство ведения переговоров.

Что? Зачем мне это в одиннадцатом классе?

Первый порыв – смять эту бумажку и залечь на кровати до скончания века.

Но перед глазами возникает озабоченное лицо отца. И воспоминания, что все это только ради моей эгоистичной тушки.

Прикрываю веки и резко выдыхаю. Три раза подряд. Иногда это мне помогает взять себя в руки.

Телефон оживает. По звонку сразу соображаю, кто там меня пытается выцепить.

– Привет, – в кадре до боли знакомая белобрысая макушка.

– О, привет, ждала моего звонка, Снежуля? – друг поигрывает бровями.

Делаю жест рука-лицо.

– Конечно, спала и видела, как ты позвонишь.

– Я так и знал! – голубые глаза вспыхивают триумфом.

Грудь стискивает тоска. Антон – единственный друг из той, прошлой жизни. Не отвернулся и не бросил калеку.

И я дорожу нашей дружбой, хоть мы и не виделись уже пару месяцев. С момента переезда сюда.

– Так, ладно, как ты там? – он становится серьезным.

Настроение сразу же портится.

– Ну как, выбили костыли, назвали хромулькой, и далее по списку.

Антон сжимает зубы. Я даже скрип слышу.

– Прям фантазия как у пельмешек.

Хрюкаю от смеха. Вот в этом весь он. Даже самое поганое событие превратит в насмешку.

– Какая у фарша фантазия?

– Вот и я говорю, что никакой, – показывает мне язык, – да, блин.

Комната вертится за его спиной, как будто он куда-то собирается.

– Что у тебя там происходит?

– Из дома сбегаю. Папочка соизволил объявиться. Права качает.

– Ой.

Искренне сочувствую другу. У него в семье вообще атас. У меня там темно, как в склепе, так вот у него ещё хуже.

Отец отказался от него, когда тот был совсем маленьким. А потом вообще стал каким-то общественным деятелем и пытается сейчас стать отцом года. Но Антон только скалится и отшивает его.

– Может, не стоит так прям?

– Снежа, блин, ты на чьей стороне?

– На твоей, конечно, Тош. Но…

– Никаких но.

– Как там баскетбол?

– Да вроде в норму пришел. Все пучком, девки не отлипают. Тот козел, который тебя…

Сверяюсь со временем. С моей скоростью, пожалуй, пора выдвигаться.

– Мне пора, Тош, надо на уроки. Пока-пока.

Антон надувает губы. Посылает воздушный поцелуй и отключается.

Нахожу в брошюре карту территории. Отлично! Мне нужно преодолеть почти семьсот метров до главного корпуса.

Открываю дверь и с разгону врезаюсь в ту самую блонди. Нику, кажется?

Она смотрит на меня, как на заблудившегося таракана. Но мне плевать.

– Эй, хромоножка, ты со мной, что ли, будешь жить?

Игнор удачно активирован.

Подхожу к нужному кабинету после звонка. Ладони скользят от пота. Я волнуюсь. До трясучки в коленках.

Стучусь и как в ледяную воду ныряю. Распахиваю дверь и вхожу.

В классе полная неразбериха. Парни громко хохочут, девчонки в обнимку с зеркалами.

Взгляд непроизвольно приклеивается к уже знакомой фигуре.

Яр.

Сидит на парте и разговаривает с каким-то блондином.

– Эй, хромоножка, а ты дверью не ошиблась?

Сразу видно, мои одноклассники – зайки.

– Эй, новенькая, держала бы ты костыль покрепче, – а вот и знакомый уже обидчик.

– Рот завали, Маркелов!

Знакомый рык заставляет сжаться тугой пружиной.

– Яр, а ты давно решил благотворительностью заняться?

Оскалы. Смешки. Издевки.

И только глаза того самого Яра остаются серьёзными и смотрят на меня не мигая. И этот взгляд пронзает насквозь. Кажется, я попала!

– Так, класс, прошу прощения за опоздание. О, а мы тебя потеряли.

В класс заходит учитель в паре с Ольгой. Все сразу же рассаживаются по местам, а я остаюсь посреди класса.

– Ребята, познакомьтесь с новенькой. Это Снежана.

– Ого, имечко-то какое, прям как у элитной прост…

– Ника! – одергивает её учитель, и блонди усмехается.

Стараюсь не покраснеть. И не сорваться в бега.

Ха-ха. Костыли мне это позволят, как же.

– Не, ну а что? Что за имя такое?

– Такое же имя, как и у тебя, сколопендра, – замечаю в самом конце Лизу и даже на мгновение позволяю себе порадоваться.

Хоть кто-то тут адекватный.

Собеседник Яра выдает громкий смешок.

– Ой, Синицина, завались, – огрызается Ника и поправляет длинную шевелюру.

– Так, прекратите. У нас, в конце концов, элитная школа, а не базар.

Учитель стучит по столу, и все морщатся.

– Добро пожаловать в самую крутую школу страны, – все тот же собеседник Яра.

Одариваю всех своих одноклассников самой высокомерной улыбкой и прохожу мимо. Плюхаюсь на последнюю парту.

Как раз за спинами Яра и пока ещё незнакомого парня.

Блин, совсем ориентацию потеряла с этими перепалками.

Ну не вскакивать же сейчас и не пересаживаться.

Прижимаю попу к стулу.

– Так что, ты так и не нашел ту девчонку, которую увидел как-то на соревнованиях?

– Да фиг там, Глебас. Вообще никаких следов.

Рядом со мной приземляется Лиза и добродушно улыбается.

– Я к тебе, а то надухарились тут всякие, фиг вдохнешь, – на весь класс в сторону Ники и ещё одной девчонки.

Блонди откидывает длинные волосы за спину и окатывает нас высокомерием.

– Зато от нас пахнет девочкой, а не навозом.

Лиза только презрительно прищуривается. Молчит.

– Так, класс. Кто мне напомнит, на чем мы остановились перед каникулами?

Глава 3

Яр

Чувствую прерывистое дыхание новенькой за спиной. И кроет. Даже запах её чувствую.

Как волчара, который добычу учуял.

Это что ещё за выверты моего разума? Да и какого я вообще полез на её защиту?

Потому что про маму вспомнил.

Передергиваю плечами. Не хочу сейчас об этом.

– Э, Бородин, ты куда улетел? – бортует меня Глеб.

Цепляется за плечо. Стряхиваю его клешню.

– Че надо?

– Что-то ты какой-то озабоченный? Неужто Ника тебя окучила все-таки?

Друг ржет, а я хмурюсь в попытке понять, о чем речь.

– Я тебе грядка, что ли?

– О, ну хоть язык вырос опять, – Глеб давит смешок кулаком.

– Задолбется окучивать.

Бесит. Иногда ведет себя как придурок, но друг все же. А на друзей не жалуются.

– Вот это мой дружбан. А то думал, каникулы совсем тебя заквасили.

Брезгливо смотрю на друга.

– Морозов, блин. Что с твоим лексиконом?

Глеб толкает меня в бок и закатывает глаза к потолку. Хмыкаю.

Учителя вызывает директор, и класс как с цепи срывается.

Глеб довольно скалится и поворачивается к задней парте.

– Привет, я Глеб Морозов, будем знакомы.

Ловелас фигов. Но у меня слух на максималку выставляется.

Хочу голос её услышать. Уверен, он меня добьет, и вся выдержка слетит с петель. Но хочу вот.

– Привет. Я Снежана.

Ну все! Тушите свет! Бородин, ты встрял по самое не хочу. Голос этот тихий за секунду вгрызается в мозг.

Стискиваю в кулаке ручку и слышу, как она трещит. Ослабляю захват.

– Глеб, а ты решил пройтись по слабеньким?

Маркелов! Ну, тварина. Бесит.

– Маркелов, твою мать, ты решил сегодня выхватить? Без звездюлей, как без пряников, я смотрю, – не могу сдержаться.

Рычу как раненый зверь, но уже знакомая агрессия прокатывается по венам.

– Бородин, тебе опять ссылку из школы устроить? Так я устрою.

Скалится, гаденыш, а сам к стулу прижался.

Ссыкло!

– Так, может, тебе в больницу ссылку устроить?

Меня несет. Сам понимаю. Но, вашу за ногу, я ненавижу, когда к тем, кто слабее, лезут.

Личный таракан, который подстегивает защищать. Самому игнорировать, но вот таких придурков осаждать, если начинают лезть.

– Ну давай…

– А это Яр Бородин, и, кажется, сейчас он натворит дел. Простите, дамы, – доносится словно сквозь пелену голос друга.

Меня хватают за руку, когда я уже срываюсь с места.

– Э, остынь, брат.

Глеб с силой заставляет сесть.

А я выдыхаю.

Последнее, что мне нужно, – это вот такой залет с мордобоем.

– Если бы я хотела, я бы сама за себя заступилась, – доносится до меня голос новенькой.

Оборачиваюсь, и наши взгляды скрещиваются.

Смотрит на меня как зверек дикий. Губы в тонкую линию. И глаза. Почему-то кажутся знакомыми.

И в этот момент учитель решает вернуться.

– Что за шум у вас тут?

Отрываюсь от гляделок. Иван Степанович обводит нас строгим взглядом.

– Бородин, опять ты с Маркеловым сцепился?

– Как видите, я сижу на своем месте, – рискую ответить и получаю недовольный взгляд. Пофиг!

Учитель сжимает челюсть. А я нутром чую, что пришел он не с радостными новостями.

– Ребята, у меня для вас новость.

Все замолкают. Слушают. Ждут чего-то.

– С этой четверти у нас в школе будет работать педагог-психолог.

Вокруг поднимается гул. А Смирнов стучит ручкой по столу.

– Я не договорил. Сегодня на большой перемене она будет беседовать с вами по очереди. Поэтому не разбегаемся и все смирным строем чешем в двадцать шестой кабинет.

– Зачем нам психолог? – кто-то из класса все же решается подать голос.

Тот же вопрос в голове вспыхивает.

– Чтобы помочь вам пережить тяжелый период в обучении. Если вы забыли, у вас тестирование.

– Забудешь тут, – бурчит Глеб, щелкая ручкой.

– А у нас сбор на баскете, – довольно скалюсь.

– Вас отпустили, не переживайте.

Твою ж…

В коридоре раздается грохот, и в класс вваливается Ромыч. Третий из нашей святой троицы.

– Ого, кто это решил посетить наш урок? Роман Чумак, а что это ты так рано?

Не сдерживаемся и начинаем ржать с Глебом.

– Простите, Иван Степанович, там это… Машина сломалась.

– Проходи уже, опоздун.

Ромыч грохается на соседний ряд и с интересом смотрит за парту позади нас.

А меня потряхивает. Какого фига он на неё смотрит?

– Ого, каких красивых девочек к нам занесло. Лизунчик, познакомишь с соседкой?

– Чумак, блин, – шиплю и швыряю в него ручку.

– Все, понял, – поднимает руки вверх, но все равно одаривает новенькую похабной улыбочкой.

Ну все. Ему крышка!

Хотя с чего бы? Эта новенькая точно не для меня.

Глава 4

Снежа

В холле на большой перемене не протолкнуться. Стою в стороне от всех. Прокручиваю первый день.

Класс отнесся ко мне по-разному. Половина нейтрально, что меня радует.

Натыкаюсь взглядом на Лизу. Она о чем-то спорит с Ромой, кажется. Опоздун.

Хмыкаю при воспоминании о первом уроке. И тут же улыбка сходит с лица, когда мимо в тот самый кабинет проходит злющий Яр Бородин.

Взгляд карих глаз мажет по мне. Зубы сжимает, и сердце мое тоже… сжимается в тисках.

И непонятно, почему я на него так реагирую.

Но оттого, что он где-то близко, становится дурно. Хочется скрыться в дальнем углу, чтобы он не видел.

Он слишком агрессивный. Это сразу бросается в глаза, но почему-то меня защитил.

– О, а вот и наша калека, – опять этот Маркелов.

Стискиваю пальцы на костылях. Делаю глубокий вдох.

– Ой, Слав, она же живет со мной.

– Да ладно, не повезло тебе, Никочка.

Блонди надувает губы и пронзает меня пренебрежительным взглядом.

– А что поделать? Не стану же я устраивать скандал.

Хлопает пушистыми ресницами, а этот Маркелов чуть ли не слюни пускает.

– Славян, а может, нам стоит поближе познакомиться с нашей новенькой?

Моего обидчика хлопают по спине, и они делают несколько шагов по направлению ко мне.

По спине ползет холод. Отвлекаюсь на двух высоченных парней и пропускаю момент, как у меня из рук выдирают рюкзак и зашвыривают его в кабинет психолога.

– Да вы что творите?

Взвиваюсь, только вот костыли не дают ничего сделать.

Слышу гаденький смех Ники.

– Маркелов, твою за ногу. Зря я Яра остановил.

Сзади Маркелова вырастает Глеб, а я только рот открываю.

В кровь проникает шок. Ноги становятся слабыми.

Второй перехватывает меня за талию. Визжу, и меня так же зашвыривают в кабинет, как только что поступили с рюкзаком.

Больно падаю на попу и шиплю.

– Ярослав, я думаю, что нам нужно будет почаще встречаться. У вас на лицо все признаки агрессивного поведения.

До меня доносится крик Яра:

– Да какая, на фиг, агрессия? Вы думаете, что…

После моего эпического появления в кабинете повисает тишина. Только мне кажется, что мое сердце грохочет на весь этаж.

Уши закладывает от паники.

Громкий выдох Яра. И только что горящие глаза, натолкнувшись на меня, моментально тухнут.

– Добрый день. Ваше рвение встретиться со мной похвально, конечно, э…

– Снежана, – подсказывает Яр, не сводя с меня глаз.

– Снежана, но давайте я с вами побеседую после Ярослава. Выйдите, пожалуйста.

Перевожу взгляд на молодую девушку с темными длинными волнистыми волосами. Она смотрит на меня в ожидании, что я исполню её просьбу.

Да я бы и рада. Не выйти – выбежать. Но вот в полете костыли потеряла.

Беспомощно осматриваю пол кабинета в поисках такой необходимой опоры.

– Снежана?

– Где твои костыли?

Яр снова начинает хмуриться. А меня передергивает. Он впервые со мной заговаривает. И все мое нутро сосредотачивается на его хрипловатом голосе. Как будто он до этого долго кричал.

Внезапно все звуки вокруг проникают в подсознание. Я слышу, как за дверью кто-то кричит, и очень похоже, что после моего исчезновения в кабинете там началась потасовка.

– Что там происходит? – психолог взволнованно проходит по кабинету до двери и замирает.

– Так где костыли, Снежинка? – Карие глаза прищуриваются, посылая по телу порцию панического шока.

– Потеряла, когда меня сюда запихивали, – шепчу в ответ, но ком в горле мешает продолжить мысль.

– Запихивали? Кто? – в голосе сталь, а у меня в ушах звон оттого, что Яр злится.

– Ярослав, держи себя в руках, иначе я буду вынуждена… – встревает психолог, но парень словно не замечает её.

– Да пофиг мне, что вы там будете вынуждены сделать. Кто запихнул?

Снова яростный взгляд простреливает внутренности.

– Не знаю, – онемевшими губами шевелю.

Пытаюсь собраться в кучу.

– Да как ты… – возмущенно выдыхает психолог.

– Может, хватит мне мозги промывать, Екатерина Павловна? А? Вы видите, она идти не может. Она калека.

Это слово ударяет молотом в грудь. Задыхаюсь. Но он ведь прав!

Я просто калека, которая не в состоянии даже встать без своих костылей. Тогда почему это слово из его уст так жалит?!

Психолог переводит на сидящую на полу меня вопросительный взгляд. Приходится кивнуть.

Во рту разливается горечь. Я слабачка. В первый день так попасть.

Сглатываю комок. Опускаю взгляд, и в поле моего зрения появляются кроссы Ярослава.

– Давай. – Руки касается его горячая ладонь, и по коже током. – Пойдем.

– Так, ну это уже все границы переходит. Что там случилось?

Психолог распахивает дверь, пока Яр пытается осторожно поднять меня. Мне тяжело принимать помощь. От него.

Но больше не от кого. А сама я не смогу подняться.

В распахнутую дверь влетают Глеб с Маркеловым. Чуть ли не кубарем.

Психолог вскрикивает и отскакивает от этого клубка.

У меня глаза лезут на лоб.

Слышу громкий смех Яра. Удивленно смотрю на него.

Перехватывает мой взгляд. Пожимает плечами.

– А ты думала, в сказку попала?

– Ну-ка прекратите драку. Господи, мальчики. – Екатерина Павловна пытается остановить этот кошмар.

– Давай, Глебас, втащи уже этому упырю. Я пока занят. – Громогласный голос Яра заставляет вцепиться в его руку.

Ему надоедает возиться со мной. Одним рывком поднимает на руки. Прижимает к себе и выносит в коридор.

Передает офигевшей Лизе.

– Костыли найди.

И скрывается в кабинете.

– Я сейчас охрану вызову! – Слышу в кабинете возглас психологини и ежусь.

– Ого, это серьезно. – Лиза хлопает глазами. Смотрит на меня.

– Что? – огрызаюсь как собачонка.

Психую. Потому что заварушка из-за меня.

– Ты как? Не пострадала?

– Только моя самооценка. Нога – это мелочь.

Лиза фыркает и вручает мне костыли.

И только ощутив прохладу металла, я успокаиваюсь.

Яр вытаскивает Глеба. Вокруг все взрываются криками. Закрываю уши, чтобы не слышать.

Мою руку отдирают. Передо мной Маркелов в ярости.

– Эй, иди куда шел. – Лиза отталкивает его.

Бровь рассечена. Губа кровит. Но он меня сверлит взглядом.

– Я отомщу тебе, хромоножка. Ты пожалеешь, что сюда приперлась на своих ходулях.

– Что тут происходит? – слышу громогласный голос отца, прижимаю к себе костыли и вжимаюсь в стену. – А, Екатерина Павловна, уже познакомились с нашим одиннадцатым?

Глава 5

Яр

Стоим вчетвером в центре директорского кабинета.

Новый директор. Блин, как его там? Денис? Данил…

– Глеб, вы не хотите объяснить, что произошло в коридоре? Почему Екатерина Павловна в панике звала на помощь?

Глебас стоит, глаза в пол, а на роже улыбка удовлетворённая. Он, как и я, Маркелова не переносит на дух, потому что этот идиот зарвался.

Думает, если папаша банкир и инвестор школы, то все покупается и продается.

Только вот гнилое нутро не поменять за деньги.

– Вячеслав, может, вы объясните? Потому что, судя по вашему окровавленному лицу, вы не просто с Морозовым обнимались от нахлынувших чувств.

Из меня вырывается смешок, и я тут же ловлю на себе пронзительный взгляд серых глаз.

Черт, как же его зовут?

– Ярослав Бородин?

Киваю.

– Вам весело?

– Ну не грустно, – скалюсь во все зуб, и чую, что меня за это не похвалят.

Директор заламывает бровь и делает шаг к нам навстречу.

И мне становится не по себе. От него волнами исходит уверенность и сила. Как у мужика, а не как у моего папаши.

Моргаю. Нафиг сейчас отца.

– Если вам известны нормы мужского поведения, то двое на одного в них не входят.

– Дмитрий Валерьевич, – пораженно выдыхает психологичка, стоящая за нашими спинами, про которую я успел забыть.

Спокойный взгляд в её сторону, и она замолкает.

– Что, Екатерина Павловна? Предпочитаете, чтобы они вели себя как гопота дворовая?

– Да я его один отметелил! Какой двое на одного, – одновременно выдает Глеб.

Делаю рука-лицо. Тонко, красава!

И Глеб, идиот, повелся на трюк директора.

Качаю головой. Снова ловлю на себе взгляд директора.

– Значит, признаете, что драка была?

– Ну вы ж не дурак, чтобы поверить в тупые отмазки, – вздергивает подбородок друг.

– Вячеслав, сходите в медпункт, пусть вас осмотрят. Екатерина Павловна, проводите. Ярослав, тоже можете идти.

Выстреливает приказами, которые меня тут же вздыбливают.

– Никуда я не пойду! Глеб, говори уж, что ты за новенькую заступился, когда она влетала в кабинет к психологу.

Злюсь. С какого хрена я должен замалчивать скотство Маркелова?

– Что? Екатерина Павловна, это правда?

Кажется, директор напрягается. Переводит взгляд на психолога, а та заметно бледнеет.

– Дмитрий Валерьевич, я же не знала, что девочка не может ходить без помощи.

Заикается, стискивает руки, а мне становится хорошо. Потому что на фига отчитывать нас, когда психологичка так пролетела сама.

– Глеб, можете рассказать, как все было? Или предпочитаете самостоятельно за все ответить?

Друг стискивает зубы и бросает на меня взгляд исподлобья. А я сам уже жалею, что повелся на поводу у злости, которая всем нутром моим завладела.

Как стукач какой-то.

Директор отступает, расстегивает пиджак и опирается бедром на свой стол. Расслабляет галстук и ещё раз обводит нас взглядом. Кабинет погружается в тишину, от которой по спине мурашки.

Глаза директора темнеют, и он, прищурившись, поднимает взгляд на белую как мел психологичку.

– То есть в коридоре возле вашего кабинета происходит драка между Морозовым и Маркеловым, перед этим в ваш кабинет вваливается Зимина Снежана, которая не может самостоятельно передвигаться, и вы этот момент просто игнорируете… Поправьте, если я что-то неправильно понял.

– Но она даже не постучалась, – блеет психологиня, а у меня глаза на лоб лезут.

– Чего? Её запихнули туда, и она об этом сказала, – повышаю голос.

Директор сжимает губы. Подходит к селектору.

– Алена, пригласите, пожалуйста, ко мне Снежану Зимину из одиннадцатого. Спасибо.

У меня просыпается надежда, что, может, хоть этот дир будет справедливым. А то перед ним на все глазки закрывал. На все закидоны гребаного Маркелова.

– Ярослав и Глеб, подождите, пожалуйста, в приемной, – указывает рукой на выход.

Но я с места не сдвинусь, пока не увижу Снежинку и не услышу, что она скажет.

Не успеваю слова вставить, раздается стук в дверь. Ого, она под дверью стояла, что ли?

– Да, входите, – на пороге возникает новенькая и испуганным взглядом обводит нашу компанию.

– Мне стало известно, что с вами приключилась весьма неприятная ситуация. – Мне кажется или голос директора теплеет немного? – Можете мне рассказать, что именно произошло?

Снежинка бросает быстрый взгляд на оскалившегося Маркелова, а мне опять хочется ему втащить.

Стискиваю кулаки и сверлю её взглядом.

– Н-ничего такого, – заикается новенькая, а я глупо хлопаю глазами.

– То есть Ярослав и Глеб просто все придумали?

– Что именно? – глаза девчонки расширяются, и она мимолетно смотрит в мою сторону.

– Что вас запихнули в кабинет к Екатерине Павловне, а Глеб вас защитил.

Снежана дергано заправляет волосы за ухо и делает глубокий вдох. Директор обхватывает переносицу и выдыхает.

– Парни, можете вернуться в комнату. Вячеслав, обратитесь в медпункт, чтобы вас осмотрели. Екатерина Павловна и Снежана, останьтесь.

– Даже не накажете сразу? – скалится Глеб.

Закатываю глаза. Вот же идиот, ну кто ж так на рожон лезет?

– Придурок, – толкаю его в бок и ржу.

– Позже я вас вызову и обсудим ваше поведение.

– Эй, а Яр-то каким боком? – возмущается Глеб, а я мысленно прошу его просто сейчас заткнуться.

– У меня есть язык, придурок, – шиплю на него в надежде, что он все же замолкнет.

– Ну раз вы такие дружные и желаете при всех обсудить меру наказания за драку, то я готов. Вы, несомненно, молодцы, что заступились за девочку, но превращать коридор школы в ринг – не самый лучший выход. Поможете вечером в спортзале. Маты потаскаете. Можете быть свободны.

– А мы что, уборщики, что ли?

Бешусь. Нефиг. Родители не для того меня сюда засунули, чтобы я таскал маты.

– Неделю, – твердо добавляет директор. – Ещё возражения?

– Да с х…

– Яр, заткнись, – шипит теперь уже Глеб и тащит меня на выход.

Выходим.

– Ты идиот или косишь красиво? – толкаю Глеба в грудь и завожусь с пол-оборота. – На фига ты спросил про наказание?

Выдержка уже в кабинете у дира трещала по швам, а сейчас вообще нет сдерживающих факторов.

– Кажется, легко отделались, что ты орешь-то? Хотя нет, если б ты вовремя заткнулся, то отделались бы одним вечером. Но тебе же, видимо, по кайфу дома торчать после залетов. Решил и дальше его бесить.

Друг тоже выходит из себя.

Кошусь на табличку директорского кабинета. У прошлого была привычка: чуть что – ссылать домой на арест. Типа.

Чего ждать от этого, пока неизвестно.

Внутри все выжигает от бессильной ярости. Была б моя воля, стер бы Маркелова с лица земли, особенно за то, что Снежинку тронул.

Но этот слизняк уже ускользнул.

Глава 6

Снежа

Остаемся в папином кабинете втроем, и мне не по себе. Мало мне проблем после появления в этой школе, так ещё сейчас приходится участвовать в таких разборках.

Этот день меня уже порядком вымотал, но и папа от меня просто так не отстанет, пока не выяснит все до последней секунды.

– Екатерина Павловна, как получилось так, что вы проигнорировали то, что ученики насильно впихнули в ваш кабинет мою…

Громко кашляю, и папа стреляет в меня взглядом.

– Ученицу. Нашу ученицу, – быстро исправляется, но вижу, как недовольно кривит губы.

– Дмитрий Валерьевич, я прошу прощения, я не разобралась до конца в ситуации и отвлеклась на разборки парней.

– Снежана, расскажите, пожалуйста, что произошло между вами и Вячеславом?

– Он меня толкнул, не исключено, что это случилось неспециально, и я просто не удержалась на костылях и упала. Получилось так, что упала прямо в кабинет, где сидели Екатерина Павловна и Ярослав.

– Екатерина Павловна оказала вам помощь?

– Нет, я попросила Снежану выйти, – девушке сложно дается признание, но уже то, что она не прячется за моей спиной, говорит о многом.

– А почему вы не узнали у ученицы, все ли с ней хорошо?

– Дмитрий Валерьевич, в коридоре поднялся шум, и я растерялась. Не знала, на что сначала нужно отреагировать, – защищается психолог.

– В первую очередь вы здесь, Екатерина Павловна, чтобы помогать ученикам, а не игнорировать их проблемы.

– Да, я понимаю и осознаю свою ошибку.

Чувствую себя лишней, но меня не выгоняют.

– Это не ошибка, это халатность, – отец одергивает галстук и снова одаривает меня вопросительным взглядом.

– С вами сейчас все хорошо? Как ваша нога?

– Все хорошо, спасибо. Ничего страшного не случилось, Ярослав мне помог.

– Хорошо. Екатерина Павловна, на первый раз выношу вам устное предупреждение и списываю все на вашу неопытность. Если подобное повторится, я забуду про рекомендации ректора вашего бывшего университета и уволю. Это понятно?

– Конечно, извините, Снежана, что не оказала вам помощь, когда вы в ней нуждались.

Открываю рот от удивления. Ожидала ли я извинений от психолога? Совершенно точно нет. И как на это реагировать, не имею представления.

– Можете идти, Екатерина Павловна. Поговорите, пожалуйста, с Маркеловым о произошедшем, а потом отправьте ко мне.

Психолог выходит из кабинета и оставляет нас с папой наедине.

Папа ерошит волосы и громко выдыхает.

– Видимо, я поспешил с тем, что притащил тебя сюда. Все отбились от рук с прошлым директором.

Подхожу к нему вплотную и задираю голову, чтобы посмотреть в родное лицо.

– Пап, ну тебя не просто так же назначили на эту должность. Значит, были в тебе уверены, и я уверена, что ты справишься и все сможешь, – стискиваю его руку, и сразу становится хорошо на душе.

Рядом с папой ничего не страшно.

– Руки холодные опять, – хватает мою вторую руку и погружает в свои теплые ладони.

Цокаю и показываю язык.

Папа фыркает. Качает головой.

– Меня назначили потому, что других смертников не нашлось. Все прекрасно знали, какая тут вакханалия происходит и как распоясались некоторые ученики школы. А у меня выбора не было.

Настроение тут же скатывается при упоминании об этом.

– Камень не в твой огород, если что, – меня ударяют по носу.

Морщусь.

– Снежик, – поднимают лицо и всматриваются серьезным взглядом, – расскажи, что произошло, хотя бы наедине. Как отцу.

– И ты обещаешь ничего не делать?

Молчит. По выражению лица отчетливо понимаю – не обещает.

– Снеж, мне нужно наказать справедливо, а не как попало.

– Пап, я справлюсь со своим классом. Тем более, как ты сам видишь, там не все отбитые на голову.

Фыркаю.

– Ну да, конечно, – недовольно бормочет отец.

– Там есть Лиза, и вот Глеб с Ярославом заступились, сам же видишь.

– Это-то и удивляет, – папа потирает подбородок.

– Почему?

Недоуменно моргаю.

– Не бери в голову. Так что произошло?

Складываю руки на груди и пронзаю отца вопросительным взглядом.

– Ты просишь, чтобы я была с тобой сейчас честна, а сам что-то утаиваешь.

Папа поворачивает голову к окну и делает глубокий вдох, от которого мне становится не по себе.

– Просто будь аккуратна с Ярославом Бородиным. Это все, что я могу тебе сказать.

Надуваю губы, но по складке между бровей прекрасно осознаю, что большего от папы я не добьюсь.

– Ну я тогда пойду?

– Не расскажешь, что случилось? – папа удивленно выгибает бровь и делает шаг навстречу.

– Могу только сказать, что виноват реально Маркелов, что отхватил. Я побежала, а то уроки ещё.

Быстро чмокаю папу в щеку и разворачиваюсь.

– Кстати, на послезавтра назначили осмотр, Снеж. Ты же соблюдаешь все, что сказал твой врач?

– Конечно, пап, я же не самоубийца опять проходить через то, что я уже прошла. Нога в порядке.

– Болит?

Вспоминаю мимолетную вспышку боли, когда утром падала, а так ничего такого.

– Да нет, пап, не болит.

Стараюсь бодро улыбнуться. Вижу, как отец выдыхает и кивает.

Тут же сматываюсь, пока что-то ещё не начал из меня трясти. Не уверена, что выдержу и не расскажу все, что сегодня пережила.

А папе это ни к чему. Я сама в состоянии справиться с этими золотыми яблочками.

Глава 7

Заползаю в комнату и падаю на кровать. Ноги гудят от непривычной нагрузки, мышцы все внутри сводит.

Но я даже рада, что все так.

– О, ты тут, а я думала, тебя уже выкинули из школы.

Следом вплывает моя соседка.

– Красивое лицо – не показатель ума, – закатываю глаза.

На фиг. Я не буду тихоней, никогда не была.

Да, травма меня подкосила, но никто, кроме меня, не вытащит меня из той дыры, в которую я себя загнала.

– Ты язычок прикуси, а то утром костылей недосчитаешься, – шипит Ника и делает шаг ко мне.

Хватаю костыль и поднимаю над полом.

Утыкаю ей в ногу.

– Смотри, как бы этот костыль не испортил что-нибудь.

Меня бесят её высокомерие и тупость.

С парнями я не могу тягаться, а с этой недоделанной козой – запросто.

Ника замирает в паре шагов от моей кровати. Сверлит меня глазищами.

– Ну ты и…

Не находит слов, только рот открывает. Как гупешка.

Дверь с грохотом распахивается, и в комнату залетает спортивная сумка, а за ней и Лизка.

– О, привет, – сдувает длинную челку с лица.

Видит меня и расплывается в улыбке. Но стоит ей понять, что я не одна, тут же улыбка вянет.

– Привет, – с кислым лицом здоровается с опешившей Никой.

– О, и ты, что ли, теперь тут живешь? – стон Ники прокатывается бальзамом по натянутым нервам.

– Не повезло, да? – Лиза улыбается во все зубы, понимая, какого эффекта добилась.

Ника сжимает губы и вылетает из комнаты.

– Правильно, вали, вали, курочка, к своим сородичам! – кричит вслед.

Лиза падает на кровать и выдыхает.

– Блин, хорошо, что к тебе поселили, а не к курицам из группы поддержки.

– Что за курицы? И что за группа поддержки? – ложусь на кровать на живот и подпираю лицо.

– О, – Лиза усаживается поудобнее, – Яр и Глеб, которые перед нами сидят, – баскетболисты. Ну и Рома тоже, ну и ещё там парни из других классов. А вот Ника стоит во главе группы поддержки и всячески пытается Яра к рукам прибрать, но пока мимо. Варяг не сдается – Ника бесится. Странно, что её подружайка сегодня не явилась.

Интересное открытие. Хотя я слышала, как Ярослав говорил что-то про баскет, но не придала этому значения, а оказывается, вот как.

– Ещё и подружайка есть? – сдавленно спрашиваю.

Больше одной я с трудом потяну, а такие ходят толпой.

– Ага, Вика и Ника. Я думала, их наконец-то вместе поселят, а нет. Опять им не повезло. Тут жили две девчонки-близняшки до нас, но их родители вроде за бугор отправили. А меня весь день решали, куда приткнуть, ну и вот под вечер решили все же к тебе.

Молча усваиваю информацию. Да уж, многое ещё придется узнать.

Но вот от Яра Бородина точно нужно держаться подальше.

От одного его взгляда становится не по себе. Да и папа не станет просто так предупреждать.

***

После очередного урока, на котором я глазами сверлила широкие плечи Яра, Лизка выдергивает меня из задумчивости.

– Понравился? – шепчет на ухо и стреляет глазами на переднюю парту.

– Что? Нет. Мне не до этого.

– Ты поаккуратнее с ним. Он у нас сын губера. На него очередь из девчонок, – кривляется моя соседка по парте.

– Губернатора? – ахаю. – Нашего?

– Ну нет, соседского. – Звонкий смех Лизы прокатывается теплом по венам, и я сама начинаю улыбаться.

– Да я ничего такого. Просто думаю, зачем он помог?

Задумчиво стучу ручкой по нижней губе.

– А, это я тоже пытаюсь понять. Яр у нас никогда не был добрым самаритянином, но и на уровень Маркелова не опускался.

– Лизок, – низкий голос прерывает наше шушуканье, – если новенькой интересно, пусть спрашивает, я сам могу о себе рассказать.

Снова взгляд карих глаз прошивает насквозь.

Кажется, при взгляде на меня они стали темнее и глубже. А я как под гипнозом. Глаза округлила и пялюсь, как на выставочный образец.

– Правда, Снежинка? – Издевается гад, вижу по кривой усмешке и блеску в глазах.

Ему забавно, что новенькая что-то спросила про него. А мне вот становится даже не стыдно.

Я не ощущаю от него угрозы сейчас.

Задираю подбородок и смело встречаю твердый взгляд.

– Если б мне было интересно, я бы обязательно спросила у тебя лично, Ярослав Бородин.

– Алексеевич.

Хищно оскаливается он, а у меня внутри что-то вздрагивает при виде его улыбки.

Не страх. Определенно не он. Боюсь я сейчас Маркелова и его дружка.

Азарт?

– Снежана Дмитриевна, – протягиваю руку с миленькой улыбочкой.

Сама себя не узнаю, но во мне просыпаюсь старая я. Которая дерзила и могла постоять за себя.

Я забываю про костыли и сосредотачиваюсь на его горящих глазах.

– Не борзей, Снежинка.

Он стискивает мою ладонь и дергает на себя. Падаю грудью на парту, чуть ли носом не утыкаюсь в лицо Яра. Меня овевает его мятное дыхание.

Вижу, как его зрачки топят карюю радужку, и сглатываю комок в горле.

Делаю глубокий вдох и почти жалею об этом. Потому что я теперь знаю, какой парфюм у Яра Бородина.

– А ты не думай, что ты пуп вселенной, Бородин, – нахожу в себе силы ответить этому наглецу.

Вокруг становится как-то подозрительно тихо. Словно мы в вакуум погрузились с ним.

– За вами интересно, конечно, наблюдать, но у нас нет попкорна, – пытается разрядить обстановку Глеб.

Перевожу взгляд на застывших одноклассников. Ника стоит красная до кончиков ушей. Маркелов зло скалится и притягивает Нику к себе.

Она стряхивает его руку.

– Ты попала, хромоножка, – выплёвывает и вылетает из кабинета.

Лиза закатывает глаза и качает головой, смотря на меня.

– Ладно, Снежинка, ты, конечно, зубастая, и я бы ещё покусался с тобой, но обед никто не отменял, – выдыхает Яр и легко встает с места.

А в мои легкие вливается кислород.

И что это только что было?

И самое главное, как это все теперь мне разгребать?

– Пойдем уже, кушать хочется, – Лиза тянет меня за руку.

Желудок дает понять, что тоже не отказался бы от чего-нибудь съедобного. Хватаю костыли и выхожу следом за одноклассниками.

– Что с твоей ногой? – Лиза не бежит вперед, а терпеливо тащится рядом со мной.

И я признаюсь, что мне комфортно рядом с ней. Чувство, как и с Антоном, что я под надежной защитой.

Воспоминание о друге отдается болезненной стрелой в самое сердце. Я скучаю по этому шуту, но он далеко.

Хотя кто я для Лизы? Знакомы третий день. Но это необъяснимо.

Её вопрос заставляет глубоко вздохнуть. Не хочется нырять в воспоминания, но и лгать я не собираюсь.

Другим – возможно. Лизе не хочу.

– Спортивная травма. Не послушала врача, начала опять заниматься и усугубила. Конец истории.

Боюсь смотреть на притихшую Лизу. Боюсь увидеть жалость.

– Оу, мне жаль. Это можно как-то исправить?

Все же рискую перевести взгляд на идущую рядом девчонку. Она выглядит подавленной. Но облегченно выдыхаю, когда встречаюсь с ней взглядом и не вижу жалости к себе.

– Да, операция, но она не из дешевых, поэтому потребуется время, чтобы собрать деньги.

Толчок в спину заставляет прикусить язык. Из меня вырывается стон, а рот наполняется вкусом крови.

– Эй, Маркелов, – кричит Лизка и замахивается рюкзаком.

И почти попадает в цель. Я же с трудом держусь, чтобы не засмеяться, когда рюкзак попадает в ноги Маркелову и тот спотыкается.

– Так тебе, придурок! Ну что за идиота кусок? – Лиза закатывает глаза и ободряюще улыбается. – Ничего, Снежка, прорвемся. Тут не все аленькие цветочки, но и на богатеньких буратинок есть управа; главное, не показывать им слабость.

Подмигивает и тащит меня дальше по коридору.

Заходим в переполненную столовую, маневрируем между учениками. Если мне не изменяет память, тут учится шесть классов. Старшая школа, с девятого по одиннадцатый классы.

Народу не слишком много, но сейчас здесь собрались, кажется, все. И вдохнуть сложно, чтобы никого не задеть.

– Блин, столов нет, только с Бородиным.

– А? – беспомощно пищу, кручу головой.

Может, повезет? Но нет. Ни одного свободного места, только рядом с Яром. Как раз два.

– Обычно мы кушаем в разные перемены, и наша – большая, но из-за психологини, которая сейчас со всеми знакомится, в нашу перемену приперлись и другие. Пф-ф-ф-ф, – дует щеки Лиза.

Встаем в конец очереди, Лиза с подносом, а я как беспомощный котенок. Тащить поднос и держать костыли – это задача для супергероя. Я точно к ним не отношусь.

Лиза оборачивается, хмурится. Вручает мне поднос.

– Стой, не дай никому нас обойти, – скрывается в арке и выкатывает тележку. – О, чудо техники, как раз для двух разносов. То, что нужно.

Выдыхаю.

– Спасибо тебе, – внутри все наполняется благодарностью к этой девчонке.

Если бы не она, меня бы ещё вчера затоптали.

– Ой, да ну. Я же вижу, что ты нормальная, а эти мажоры меня саму бесят.

Это заявление заставляет меня покачать головой и скрыть улыбку за волосами.

– Как ты тогда сюда попала?

Глава 8

Делаем заказ, Лиза катит тележку в направлении стола, за которым ржут Яр, Глеб и опоздун.

Они что-то обсуждают. Слышу хрипловатый голос Ярослава, от которого по спине мурашки. И я никак не могу это проконтролировать.

Свою реакцию на этого парня.

– Ну что, Ярый, как твое совершеннолетие будем отмечать? – долетает до меня вопрос Глеба.

Лиза подходит ближе к их столу, и диалог парней прерывется.

– Мальчики, мы присоседимся? – с грохотом ставит еду на стол.

– Лизок, столько кушать будешь, скоро в форму не влезешь, – подает голос Рома.

Лиза скептично кривит губы. Наклоняется над столом, почти вплотную к довольному Роме придвигается.

– За своей формой следи, Ромео, – клацает зубами перед его носом.

Собирается уже выпрямиться, но парень успевает подцепить Лизу за рубашку и дернуть на себя.

– С огнем играешь, мелкая, – кажется, в его глазах проскакивает что-то, похожее на симпатию.

– Ой, это ты-то огонь? Так вон огнетушитель не просто так висит, – фыркает Лиза.

Освобождает из захвата свою рубашку и все же отстраняется.

– А ты что как неродная? – голос Глеба заставляет удивленно моргнуть. Смотрю по сторонам. Не уверена, что он обращается ко мне, но поблизости с нами никого нет.

– Тебе, тебе, а то что, я просто так как рыцарь тебя спасал? – ржет сидит, а я краснею.

– Спасибо, и извини, – опускаю глаза.

Неудобно, что из-за меня проблемы у него были.

– Садись уже, Снежка, – Лиза дергает меня на стул.

– За что «извини»? Я давно повод искал морду эту начистить. – Замечаю, что Глеб очень много улыбается и ему эта улыбка очень даже идет.

Вот Яра не представляю, чтобы он так много улыбался, а Глеба – запросто.

– А наша новенькая и извиняться умеет, – подает голос Яр.

От него волнами исходит сарказм. Сидит злой. Сверлит меня глазами. Аж аппетит пропадает.

– И не только извиняться, – почему-то с ним колючки вырастают.

Вот могу же быть нормальной, и даже нет у меня желания ругаться с ними. Спокойно закончить последний год и уйти в туман. Так нет же, надо меня выводить на эмоции.

– Ух, становится жарко, – снова Рома.

Обмахивается рукой, переводит взгляд с меня на Яра.

– Дурак, – закатывает глаза Лиза и поворачивается ко мне, пока я ковыряюсь в салате, – не обращай внимания на этих трех мушкетеров.

– А что это ты за неё решаешь? – Глеб снова ржет. – Может, мы ей понравимся?

Прикрываю рот ладошкой, чтобы не рассмеяться от того, как Глеб поигрывает бровями.

Яр двигает ему локтем в бок, и Глеб испепеляет друга возмущенным взглядом.

– Так вот, – Лиза откусывает большой кусок булки и запивает кофе, – как я сюда попала? Папочка у меня обычный фермер…

– Ни фига, обычный, по всей стране поставки продукции.

– Не перебивай, малыш. Где твои манеры? – швыряет в Рому смятую салфетку, но он умудряется перехватить её.

– Ну и папочка подумал и решил, что мне нужно быть поближе к этим золотым яичкам нашего общества.

– Это ты кого яичками назвала? – Глеб давится смехом, а я смотрю на серьезного Ярослава.

Он напряжен и словно вообще не здесь мыслями. Зажмуриваюсь. Мне нет до этого никакого дела.

Мне нужно как-то держаться подальше, а не думать, почему он такой отрешенный.

– Вас, вас, ребятки. А вот с этими тремя мы начали нормально общаться, потому что им по фигу на то, кто у меня родители и сколько они зарабатывают, в отличие от остальных. Потому что их родители все равно зарабатывают в разы больше, – это уже понизив голос и наклонившись ко мне.

– Да не, просто с тобой можно поржать, – Глеб продолжает развлекаться, – а то все только и могут про косметику и шмотки.

Его передергивает, и я все же не выдерживаю и смеюсь.

Тут же спотыкаюсь о взгляд карих глаз, и смех застревает в горле.

Краем глаза вижу, как мимо стола проплывает Ника и стреляет в меня злющим взглядом. Её поднос как-то подозрительно качается, и меня окатывает горячим чаем.

Вскрикиваю и подскакиваю на ноги. Лодыжку простреливает резкая боль. Закусываю губу, но все равно из меня вырывается стон полный боли.

Глаза наполняются слезами. Сквозь пелену вижу, как Ярослав подрывается со своего места и делает рывок ко мне.

Рубашка противно липнет к груди, но радует, что пролитый чай не был кипятком. Слегка теплый, а то ещё и ожог бы организовала эта ненормальная.

– Блин, – возмущенно кричит Лиза, – слониха ненормальная!

Стараюсь дышать ровно, но легкие все равно прожигает от нехватки воздуха. Нормально не могу сделать вдох, разревусь же.

– Снежинка, – Яр делает шаг ко мне, но почему-то замирает.

Гул в ушах рассеивается, и вижу обеспокоенное лицо Лизы. Постепенно боль в ноге затухает, и я могу разглядеть происходящее.

Ника продолжает сверлить меня взглядом, а мне в этот момент хочется подойти к ней и…

И что? Что я могу сейчас ей сделать?

– Как нога, Снеж? – Лиза опускает глаза.

Кажется, что она смотрит на пол, но до меня доходит, что она изучает ногу.

Вымучиваю улыбку.

– Все хорошо, Лиз, – решаю, как поступить, не оставаться же мне на виду у всех в мокрой одежде, – в комнату пойду.

Хватаюсь за костыли и прислушиваюсь к ощущениям в ноге. Вроде все прошло, значит, сильных последствий не будет. И я могу выдыхать.

– Пойдем, я с тобой, а то портят тут всякие аппетит.

Глава 9

Яр

Ярость поднимает свою морду, стоит мне услышать стон Снежинки и увидеть гримасу боли на лице.

Кулаки сжимаются, но я пытаюсь успокоить себя, потому что на девчонку я ни за что не наеду. А виновата во всем идиотская ревность Ники, которая вообще непонятно с какого перепуга решила, что она тут королева и может творить все, что захочется.

Сокращаю расстояние между нами, но не перестаю следить за тем, как Лиза уводит Снежинку.

Внутри все кипит и требует мести, но мозг пока умеет вовремя стопорнуть инстинкты и разобрать, на кого можно наехать, а кому достаточно сказать пару ласковых.

Я не опущусь до уровня отца. Не позволю себе нападать на тех, кто слабее.

Стискиваю кулаки, чтобы ощутить боль и пресечь всевозможную агрессию в сторону Ники.

– Пойдем-ка, – Ника испуганно округляет глаза и упирается пятками в пол.

– Куда ты меня тащишь?

– Яр, ты там аккуратнее только будь, – доносится взволнованный голос Глеба, но я только трясу башкой, чтоб не лез.

Мне давно надо было разобраться с Никой, но я все не придавал значения ее подкатам.

– Да отпусти, мне же больно, Ярослав, – пищит девчонка и вырывает руку.

Пытается вырвать. Но я прекрасно понимаю, стоит отпустить – свалит и останется безнаказанной.

– А ты, я смотрю, только о своей шкуре думаешь, да? – выталкиваю слова сквозь сжатые до боли зубы.

Заталкиваю её в темный угол под лестницей и нависаю над Никой. Она ниже меня на голову и сейчас ещё сильнее сжимается. Становится крохотной.

– Яр, – прячет глаза, руки заламывает. Прямо сама невинность.

– Что, Ника? Какого фига только что было? Ты резко разучилась ходить?

Заправляет волосы дрожащими пальцами и прикусывает нижнюю губу. А у меня даже не екает рядом с ней.

С чего она вдруг решила, что мы будем вместе, ума не приложу? Но кто этих девчонок разберет.

– Ну а что она вечно к тебе лезет? Постоянно возле тебя крутится, – наконец Ника обретает голос.

И он даже довольно-таки тверд и непоколебим.

– А тебе какое дело, кто вокруг меня крутится?

– Ну как? Яр, ты мне нравишься. Мы бы были крутой парой, только представь… Капитан сборной баскетбола и капитан группы поддержки.

– Зато ты мне не нравишься, Ника. Я устал тебе это вдалбливать! Ты красивая, да, но ты не для меня абсолютно.

– А кто для тебя? Вот эта калека для тебя, да? – голубые глаза вспыхивают яростью.

Скриплю зубами. Делаю несколько рваных вдохов. Прищуриваюсь, и, кажется, Ника понимает, что сказала не то.

– Послушай меня, – наклоняюсь ближе, чтобы она точно услышала каждое мое гребаное слово, – если ты себя хоть немного уважаешь, прекрати за мной бегать и строить розовые замки с сопливыми пони. Вдолби себе это в свою блондинистую голову и перестань вести себя как истеричная баба. Ты же не такая. Была, по крайней мере, не такой, – уже тише добавляю я. Потому что помню прекрасно, когда Ника была вполне нормальной девчонкой, а потом связалась с Викой, и все пошло через одно место.

Нос задрала. И считает, что она выше всех.

– Тебя вообще не касается, какой я была. Это все было в прошлом, – прячет взгляд, но в голосе проскакивает что-то непонятное.

– У тебя проблемы какие-то? – тут же вся моя настороженность принимает стойку и готовится защитить одноклассницу, которая мне как бы не посторонняя.

В глазах Ники блестят слезы, но она мотает головой.

– Тебя это не касается, Бородин, иди трясись над своей хромоножкой.

Тут же берет себя в руки и надевает снова маску надменной стервы, от которой меня подкидывает.

– Лучше не трогай её, – шиплю.

Миг разрушен, а может, мне просто показалась секунда слабости Ники. И она и есть та самая стерва, которая ни перед чем не остановится.

– Иначе что, Бородин? Набьешь мне морду, как и всем, кто тебе не нравится? – вздергивает вопросительно бровь.

Складывает руки на груди и надменно усмехается.

– Ника, блин, лучше не играй с огнем. Найди себе другую жертву. Я точно мимо…

– Ненавижу вас всех, – выплёвывает мне в лицо и отталкивает в грудь.

Не сопротивляюсь. Делаю пару шагов назад, и это позволяет Нике скрыться с глаз.

Опираюсь о стену, роняю голову на грудь и делаю несколько вдохов. В груди все в полном хаосе.

Порыв сейчас залететь в комнату к Снежинке и убедиться, что с ней все хорошо.

Давлю его последними крохами силы воли. Это ни к чему.

Я просто буду наблюдать, чтобы ей никто не навредил, потому что иного выбора я для себя не вижу. Как ненормальный реагирую на неё. Сам не могу понять, что со мной, но её безопасность вдруг встала на первое место.

Телефон в кармане оживает. Хмурюсь.

Нет желания разговаривать ни с кем. Но вот телефону мое желание до одного места, он продолжает вибрировать. Раз, два, пять.

Психую и выдергиваю гаджет из заднего кармана.

Морщусь при виде звонящего. Палец застывает над красной кнопкой, но волнение за маму заставляет ответить.

– Да.

– Привет, сын, чего делаешь?

– В школе.

– К воротам выйди, – голос отца очень уж бодро звучит, и это настораживает.

– Зачем?

– Без лишних вопросов. Жду.

Сбрасывает звонок, а я медленно закипаю. Да с какого фига я должен сейчас забыть обо всем и нестись к папаше на поклон?

С другой стороны, ему ничего не стоит взять и вломиться в школу и устроить при всех выволочку мне. А мне это вообще никуда не упирается.

И так много проблем, так ещё и разборки с отцом сейчас переживать. К черту.

Выскакиваю на улицу без куртки и ежусь от порыва прохладного ветра. Погорячился что-то. На улице не лето, к сожалению.

Засовываю руки в карманы и пытаюсь сжаться, чтобы ветер под ребра не проникал. Вижу, как возле ворот стоит отец и куча газетчиков.

Закатываю глаза. Ну, блин, без представления никак он не может.

– Что хотел? – не слишком дружелюбно выходит, но мне как-то плевать.

При журналистах папочка у меня как шелковый. Нужно же показывать себя только с положительной стороны. Это вот когда дома, за закрытыми дверями…

– О, привет, сынок, – хлопают по плечу, – чего раздетый бегаешь? Давно не валялся с воспалением легких?

Он пытается шутить, только в таких же карих, как у меня, глазах застывает ярость.

Пытаюсь улыбнуться, но сомневаюсь, что попытка успешна. Скорее всего, сейчас на моей роже что-то похожее на оскал.

Но мне… Правильно – плевать!

Была бы моя воля, сразу же после совершеннолетия свалил бы на все четыре стороны. Но не могу. Из-за мамы, которая и шагу без ведома отца ступить боится.

– Пап, ближе к делу, у меня ещё треша.

Очередной порыв ветра пронзает насквозь, и я плотнее сжимаю губы, чтобы не застучать зубами.

– Ах да, спорт превыше всего, – это уже обращение в сторону папарацци, которые ловят каждое его слово.

Меня этот цирк откровенно бесит. Делает вид, как будто ему не наплевать на мою жизнь, а сам не скажет, когда у меня день рождения, без маминой подсказки.

– Сынок, – папа кладет руку мне на плечо, и мне стоит огромных усилий не поморщиться, – тебе на прошлой неделе стукнуло восемнадцать. Золотой возраст, мне бы вернуться обратно туда.

Вспышки камер, микрофоны, блокноты. Смешки молодых журналисток, которые стреляют в папу своими глазками в надежде привлечь его внимание.

Тупые курицы. От такого надо бежать.

Все это уже проходилось не один раз. И по собственному опыту прекрасно понимаю, что сейчас будет что-то грандиозное.

– Ого, ты помнишь, – бурчу себе под нос, и мое плечо стискивает стальная хватка.

Сжимаю зубы до скрипа, чтобы не показать, что это ни фига не щекотно. Отец ненавидит, когда я проявляю слабость.

– Конечно, помню, ты же мой единственный наследник. Надежда рода.

Глаза остаются холодными, хоть на лицо и нацеплена дежурная улыбка. Она у него уже отточена до автоматизма.

– Круто, пап. Так и что?

– Все готовы? – как к своим многочисленным избирателям обращается и кивает в сторону.

От толпы отделяются его телохранители и раздвигают нескольких журналистов.

Во двор школы въезжает мечта любого пацана старше восемнадцати.

– Поздравляю, теперь ты вполне самостоятельный, чтобы управлять своей каретой.

Сглатываю тугой ком.

– Так у меня же прав ещё нет, забыл, что ли? – наигранно бодро отвечаю, а у самого внутри все холодеет.

Ненавижу, когда отец дарит дорогие подарки. Вообще, предпочел бы, чтобы он забыл о моем существовании, но на мое горе – я реально единственный сын, а это трындец, товарищи!

– Так ты же учился. Я заехал и забрал права, – в его руках как по мановению волшебной палочки возникает розовая карточка, на которой мое имя и мой фэйс.

– Кхм, откупаешься? – стараюсь, чтобы этот вопрос слышал только он.

Отец превращается в груду натянутых нервов, снова стискивает мое плечо. На этот раз вкладывая в захват всю свою силу, которой у него до фига. Не зря в тренажёрку ходит и в форме себя держит.

– Показываю свою любовь к такому замечательному сыну. Я горжусь тобой, сынок. Вырос и уже капитаном сборной школы стал. Чем отцу не повод для гордости?

Перед носом появляются ключи от тачки.

Черный спорткар. Я на такой любовался в журнале и реально о нем мечтал.

Но у подарков отца всегда есть обратная сторона медали. Какая на этот раз, пока не знаю, но обязательно выясню.

– И это ещё не все, – выдергивает меня из состояния близкого к ступору.

Снова вспышки камер, от которых начинает раскалываться голова. Морщусь как от зубной боли.

– Это письмо из твоего будущего университета, – мне в руки впихивают конверт.

Опускаю глаза, и внутри все обмирает. В Штатах, подальше от мамы?

Вскидываю бровь и поднимаю глаза на довольного отца.

– Я хотел остаться на родине, – нахожу в себе силы говорить спокойно, хотя внутри уже разгорается фитиль.

– Ну что ты? Все для тебя, сынок. У моего наследника должно быть все самое лучшее, как и у моего народа.

И в этот момент мне хочется запрокинуть голову и громко заржать.

Вот уж точно на кого отцу плевать, так это на народ.

– Всем спасибо за внимание, можете быть свободны. Все статьи моему секретарю на согласование пришлете.

Дожидается, пока все разойдутся. Не двигается и даже не дышит.

Когда мы остаемся вдвоем, поворачивается и его лицо пронзает неприязнь.

– Ты не мог вести себя нормально? – со злостью выплевывает, а я делаю несколько шагов назад.

Иначе не сдержусь и врежу собственному отцу.

– А зачем? Пап, я уже совершеннолетний. К чему вся эта комедия? Просто отпусти нас с мамой, и мы свалим от тебя.

Отец скалится и подходит вплотную ко мне.

– Ты не понимаешь, что ты несешь. Я сделаю из тебя нормального человека, а мать мне в этом поможет.

Поворачивается и уходит.

– Тачку не разнеси со злости, пять лямов все-таки на дороге не валяются. Будь умнее.

Первый порыв – швырнуть ключи вдогонку отдаляющейся спине отца. Но несколько глубоких вдохов, и здравая мысль, что транспорт мне пригодится, все же проникает в сознание.

Возвращаюсь в школу и тут же набираю мамин номер.

Но трубку никто не снимает, от чего внутри меня разрастается дикая паника…

Набираю ещё раз десять, пока иду в сторону спортзала, но итог все тот же. Мама не отвечает.

Глава 10

Снежинка

Бреду по коридору. Все мысли о завтрашнем приеме, и у меня внутри все замирает. Завтра мне разрешат или запретят расстаться со своими парными друзьями – костылями.

Очень страшно, что доктор скажет, что нога ещё не готова. Особенно после той боли, которая настигла в столовой, когда я оперлась на больную ногу.

Гоню от себя все мысли об операции. Страшно думать, что после неё в моем теле будет инородный предмет.

Но эта операция мне необходима.

Достаю телефон. Надо отвлечься как-то.

– Ого, какие люди сами соизволили позвонить, – голубые глаза Антона весело поблескивают в сумерках города.

Идет куда-то.

– Отвлекаю?

Антон крутит головой, словно не понимает, где находится.

– Понятия не имею, где я.

– Ты что там вообще делаешь, Антош?

Морщится.

– Короче, все грустно, Снежа, – эта фраза заставляет меня напрячься всем телом, – хуже, чем показалось на первый взгляд.

– Что такое? Не пугай меня так.

– Отец соизволил меня забрать к себе в резиденцию, – друг невесело смеется и поправляет воротник куртки.

Ежится. Светлая челка разлетается от порыва ветра.

– В смысле? Он же живет в другом городе.

– Бинго!

– А мама твоя что?

Друг сжимает губы. Его кто-то задевает плечом, и он что-то кричит вслед. Я ежусь.

Даже через телефон ощущаю, как он злится.

Снова ловлю в камере его взгляд. Больно видеть его таким подавленным.

– Короче, мама сваливает в другую страну, а папочка не дает мне разрешения на выезд.

Слышу его рык, и от него по спине мурашки растекаются.

– Зачем в другую страну?

– По работе, – горький смешок отдается острой болью в сердце.

Я привыкла, что Антон всегда веселый и его ничем не сломить. А сейчас я вижу, как ему сложно.

– Антош, я могу как-то помочь?

Друг усмехается и на миг становится таким привычным.

– Приютишь? – невинно хлопает глазками, а я не сдерживаюсь и смеюсь.

– Запросто. Только вряд ли тебе понравится наша компания. Калека, зазнайка и… – вспоминаю Лизу, – ладно, одна вполне себе нормальная.

– Ого, вас там трое? – друг поигрывает бровями, а я закатываю глаза. – Как мне это может не понравиться?

– Ну ты дурачок, – показываю ему язык, – это как пустить волка в загон к овечкам.

– М-м-м-м-м, а много овечек?

– Тебе хватит.

Антон начинает лыбиться во все зубы. Но резко становится сосредоточенным.

– Так, а если серьезно, с батей я разберусь. Не появлялся на горизонте столько и ещё на столько же забудет дорогу ко мне. У тебя как? Никто не достает?

Мнусь. Сказать правду и разозлить его ещё сильнее? А кому от этого станет лучше и легче?

– Да все хорошо. Можно сказать, что я прошла боевое крещение и меня сейчас не особо замечают.

Вру, конечно. Но тут я считаю, что ложь во благо.

– Хорошо, а то приеду всем люлей раздам за тебя. Ты же знаешь?

– Знаю, знаю, – улыбаюсь максимально открыто.

Именно потому, что ты за меня всем тут зубки пересчитаешь, я лучше промолчу, что меня и в чае искупали, и толкали.

– Умничка. Что там, поклонники не налетели?

Фыркаю, хотя перед глазами четко всплывает образ хмурого Ярослава.

– Кому я хромая нужна.

– Ауч, – Антон кривится и пронзает меня суровым взглядом, – слушай, ну твоя нога не отменяет твоей милой мордашки, Снежуля.

– Ой, все, – вздергиваю подбородок и слышу его смех.

– Сразу девочку врубаешь, да?

– Я и есть девочка, – возмущенно пищу.

Подхожу к кулеру для воды. Тянусь за стаканом и ощущаю в спину толчок. Телефон вылетает из руки, а я уже предвкушаю очередную стычку с Маркеловым.

– Черт, прости, – слышу знакомый хриплый голос, и у меня по ногам прокатывается слабость.

Ярослав присаживается, чтобы поднять телефон, и сталкивается взглядом с офигевшим Антоном.

Вырываю телефон у Ярослава. Руки трясутся, а мозг соображает, как поступить.

– Я перезвоню, Антош, – друг открывает рот, чтобы что-то сказать, но не успевает.

Отключаюсь и прячу телефон.

Карие глаза вспыхивают раздражением.

– Антош? Парень, что ли? – губы кривятся в усмешке.

Весь его вид кричит, что он не в лучшем настроении.

– Тебя не касается.

Яр делает несколько шагов и вжимает меня в кулер. И я снова ощущаю его теплое дыхание, пропитанное запахом мяты.

Он выше меня на голову и сейчас нависает надо мной. Крепче сжимаю пальцы на костылях. Ноги отказываются слушаться, а перед глазами пляшут разноцветные вспышки.

Кажется, стоит мне ещё немного постоять вплотную к Яру, и я потеряю сознание.

– Уверена, что не касается? – наклоняется к моему уху.

Его руки упираются по обе стороны от моей головы.

Воздуха становится так мало, что я боюсь вдохнуть. Комната сжимается вокруг нас. Упираюсь рукой ему в грудь, чтобы увеличить расстояние между нами. Но стоит ощутить, как под ладонью неровно долбится его сердце, как мое тоже подхватывает ритм его пульса.

Стараюсь не показать своего волнения, но кажется, что Яр и сам все прекрасно понимает.

Я не понимаю, что происходит, но, стоя тут, почти вплотную с Ярославом, я ощущаю, что потихоньку теряю себя.

– Я спрашиваю, уверена, что меня это не касается?

Хриплый шепот возвращает меня в реальность.

– А как тебя это может касаться? – поворачиваю лицо к нему, и взгляд утыкается в его губы.

Его зубы стиснуты так, что скулы становятся острее. Он явно злится. Только вот на что?

Вскидываю глаза и тону в карем взгляде.

– Серьезно не догадываешься? Думаешь, я просто так нарываюсь, чтобы вытащить тебя из очередной передряги, Снежинка? – его зрачки черные как ночь, они затапливают радужку и утаскивают меня вглубину.

– Я же тебя не прошу об этом, – с трудом, но я нахожу силы ответить ему.

– Не просишь, – поднимает руку и проводит большим пальцем по моему подбородку.

Его прикосновение оставляет огненный след. Заставляю себя держать глаза открытыми, потому что хочется прикрыть их и прижаться к его руке.

Боже! О чем только я думаю?

– Так кто это был, Снежинка?

Качаю головой, и Яр придвигается ещё ближе. Расстояние между нашими носами не больше миллиметра.

– Бородин, ты долго тут девочек тискать будешь или все же притащишься на тренировку? – зычный голос заставляет меня вздрогнуть и оттолкнуть Ярослава.

– Мы не договорили, Снежинка.

Он скрывается за дверями спортзала, а меня начинает колотить. Одуреть! Он был так близко. И, кажется, ещё немного и…

И что, дурочка? Ничего!

Трясу головой, отгоняю ненужные мысли. Кто я для него? Слабое звено, которое он может защитить?

Глава 11

Снежинка

После уроков папа встречает меня возле ворот. Я все ещё не готова всем открыться и показать, что я дочь директора. Я понимаю, что все это временно и никаких гарантий, что потом не станет хуже.

Но…

Просто тяну. Да, и мне не стыдно.

– Привет, пап, – усаживаюсь назад, устраивая костыли на соседнее место.

Я очень надеюсь, что сегодня последний день с ними.

– Хватит грызть ногти, а то у меня аж зубы сводит от этого звука, – бурчит папа, бросая строгий взгляд на меня через зеркало.

Хлопаю глазами. До меня не сразу доходит, что от волнения я реально начинаю кусать ногти. Привычка детства, от которой с трудом меня отучили в шесть лет.

Но я иногда забываюсь и при сильном стрессе будто ныряю в детство.

Одергиваю руку ото рта и пытаюсь расслабить затекшую спину.

Напряжение сковывает каждую мышцу. Чего ждать от приема?

Да и как пережить, если вдруг мне опять всучат эти ходули до следующего раза.

– Доча, все будет хорошо, не нужно сейчас себя накручивать.

Угукаю.

Всматриваюсь в город за окном. Мне нравится наш новый город. Тут намного чище и как-то уютнее даже, чем в моем родном. И никто нас тут не найдет.

И под никем я подразумеваю собственную маму. Которая вычеркнула меня из жизни и выбрала сомнительную карьеру актрисы.

Карьеры не случилось, но с мамой мы до сих пор не общаемся.

– Как ты наказал Маркелова? – спрашиваю скорее ради того, чтобы просто избавиться от негативного потока мыслей.

Мне и так сейчас проходить через личный ад, а тут ещё и про маму вспомнила.

– Пока никак, – моргаю, пытаясь осознать, не обман ли слуха.

– Прости, что? – все же решаю переспросить.

А то мало ли. Вдруг у меня начались какие-то проблемы со слухом, а я не замечаю этого.

Но судя по выражению папиного лица, я все поняла правильно. Он именно так и сказал. Пока ничего.

Выдуваю весь воздух и прищуриваюсь.

– Не нужно сейчас сверлить дырку в моем черепе. Я сказал, что пока никак.

– А зачем ты требовал, чтобы я тебе рассказала все как было, если ты оставил это без внимания, пап?

Сжимаю зубы до скрипа.

Нет, ну нормально вообще? Сначала он просит, чтобы я рассказала все, чтобы наказать всех по справедливости. А теперь что?

Дает задний ход?

– Не злись. Я не могу пока тебе всего рассказать, но обещаю, скоро ты обо всем узнаешь.

– Что все?

– Снеж, мне нужно время, чтобы разработать действенную систему наказаний. Чтобы это не ущемляло учеников, а наоборот, давало им пинок в нужном направлении. Поэтому пока я буду молчать как партизан. Да и ты не хотела быть дочкой директора.

Закатываю глаза.

– Пап, ну это совсем другое.

– Это почему же? Девочка, кто вы и почему вы меня спрашиваете о делах в школе?

– Ах так, да? Девочка, значит. Ла-а-а-а-а-а-адно, считай, я запомнила.

Сжимаю губы, чтобы не засмеяться, а по блеску папиных глаз вижу, что и он сам с трудом сдерживает улыбку.

– Я тебе ещё блокнот толстый подарю, чтобы ты записывала, а то память у тебя.

Показываю ему язык.

– Все хорошо у меня с памятью.

– А, значит, ты специально каждый раз забываешь, сколько мне лет?

Громко фыркаю и облокачиваюсь на переднее сидение.

– Нет, это все потому, что ты не выглядишь на свой возраст, и каждый год я удивляюсь этому. Как? Уже тридцать восемь? Ого, а больше тридцати и не дашь.

Папа начинает громко ржать.

– Ну ты и подхалимка.

Невинно хлопаю глазками.

– Ну если только чуть-чуть.

И вроде удается отвлечься от того, куда мы сейчас едем и чего мне ожидать за дверями кабинета доктора Яворского.

Пока машина не тормозит на парковке, а я не поднимаю глаза на вывеску у главного входа.

Сердце тут же болезненно сжимается. Да и мне сейчас хочется сжаться до размера теннисного мячика.

Сглатываю горькую слюну. Ладони за секунду покрываются липким потом. Даже корни волос неприятно шевелятся.

– Ну. Готова? – в глаза папы возвращается волнение.

Закусываю губу. Прикрываю глаза и считаю до пяти.

Но этот прием как мозоль. Нужно избавляться быстро и резко.

– Как будто есть выбор.

– Есть, – тут же отзывается папа, открывая мою дверь, – ходить и дальше на костылях.

– Вот уж дудки. Одна свободная рука намного лучше, чем ни одной.

– Вот это моя девочка.

Папа достает костыли, пока я выползаю с заднего сидения.

– Твоя? Точно? Только что ты от меня открещивался.

Смеюсь. Но мой смех скорее выглядит как что-то нервное. Защитная реакция организма.

– Пойдем. Быстрее зайдем, быстрее узнаем.

В коридоре я с интересом изучаю плакаты. Только вот ни одной буковки в голове не задерживается.

Словно я в момент забыла весь алфавит.

Мои мысли там, в кабинете у Яворского. Пока сердце отбивает сумасшедший ритм, мысли тормозят и застывают. Словно голову бетоном залили.

– Снежана, – окликает низкий голос.

Оборачиваюсь. Спину обдает холодом. Руки начинают подрагивать, приходится стиснуть костыли сильнее.

– Проходи, не нужно на меня смотреть как на удава.

– Ну, удавы вполне себе безобидны. Вот анаконды, да, – несу всякий бред и сама же морщусь.

Но доктор хмыкает, отступая в сторону.

– Так, садись, – указывает на кушетку, – ногу вытягивай, сейчас осмотрю.

Молча подчиняюсь. Говорить все равно не могу, язык будто атрофирован.

Врач крутит ногу. Слегка морщусь. Неприятно.

– Болевые ощущения? – всматривается в лицо.

– Немного неприятно. Но в целом не чувствую боли.

– Напрягала ногу в последние дни?

Внутри екает от воспоминания случая в столовой. Сглатываю, и мне кажется, что это слышат все. И папа, и врач.

Папа напрягается, бросает на меня вопросительные взгляды.

Делаю глубокий вдох. Не собираюсь я обманывать.

Прошлого раза хватило с головой.

– Меня, – откашливаюсь, голос подводит, – меня в столовой случайно толкнули, и я, чтобы не упасть, оперлась на ногу.

Замолкаю. Жду реакции.

Доктор сжимает губы в тонкую линию, и от этого выражения на его лице мне хочется завыть.

Чувствую, что ни черта хорошего он не скажет сейчас. В груди образовывается пустота, а мне хочется соскочить с кушетки и спрятаться под плинтус.

– Это очень плохо, – врач продолжает хмуриться.

Мне же хочется заорать во все горло, чтобы он не молчал, а сказал, что меня ждет.

– Но не критично, – я шумно выдыхаю и вижу в глазах папы такое же облегчение. – На будущее, опираться уже можно, резких движений не желательно. Можно повредить близлежащие связки, и операция нужна будет намного серьезнее.

Бросаю взгляд на стоящие у стола костыли, и врач перехватывает его.

– Да, ты можешь без них уже обходиться, но трость я не убираю. Потому что опора нужна, на случай если ты ощутишь усталость. Поняла меня? Не нужно делать из себя суперсильную супервумен. Думай об операции и о ноге в первую очередь.

– Да, я поняла.

– А что с операцией, доктор? – подает папа голос.

– Если у вас есть нужная сумма, то оперировать можно хоть послезавтра.

– Почему не завтра? – горькая усмешка отдается болью на моих губах.

– Потому что, как и перед каждой операцией, нужны дополнительные обследования.

Папа молчит. Мне становится любопытно, о чем он так сосредоточенно размышляет.

– Думаю, в следующем месяце все будет собрано.

Удивленно хлопаю глазами.

Если честно, я даже не ожидала, что это случится так скоро. Но в груди тут же взрываются пузырьки, наполненные радостью.

Сжимаю губы, чтобы не разулыбаться. Неужели совсем скоро я смогу нормально передвигаться? И не нужно будет бояться, что ногу снова поврежу.

– Тогда вообще не вижу проблем. Протез мы закажем в любой момент, и он у нас будет на следующий день, как раз Снежана успеет сдать все необходимые для наркоза анализы.

– Хорошо. Сколько понадобится времени? – продолжает папа допрос врача.

Я же молча слушаю и пытаюсь свыкнуться с мыслью о предстоящей операции. Как ни крути, а страх никуда не испарился. Перед наркозом, перед неизвестностью.

– Около недели на все про все. Это время Снежана проведет в больнице под наблюдением специалистов.

Папа кивает.

– Сейчас я попрошу принести трость.

– Костыли можем вам подарить взамен трости.

Врач хмыкает.

– Не откажемся, всегда найдутся пациенты, которым эти предметы пригодятся и которые будут рады получить их.

В кабинет приносят трость, а во мне крепнет неуверенность. Я уже забыла, как передвигаться без костылей.

А сейчас мне предстоит встать на ноги перед папой и врачом.

– Помни только, что никаких резких движений. Осторожно вставай на ногу.

Врач поддерживает меня, пока я встаю с кушетки. Перед глазами немного плывет от волнения.

Неуверенно ставлю ногу на пол и переношу вес. Морщусь, и врач тут же напрягается.

– Больно?

Прислушиваюсь к ощущениям в ноге, но боли точно нет.

– Нет, вроде не больно. Просто непривычно.

Доктор хмыкает и присаживается передо мной.

– Ну это нужно исправлять, а то вообще забудешь, как на ногу опираться. Давай, пройдись по кабинету. Если ощутишь боль, сразу говори.

Делаю, как он просит, и мне нравится, что я наконец могу ходить на своих двух, а не держать ногу на весу.

– Ну как?

– Вроде все хорошо. Не больно, просто немного неприятно, когда сгибается нога.

– Ага, такое бывает после долгого периода без нормальной эксплуатации связок. В общем, внимательно к любому изменению в ощущениях. Если что, сразу приезжаешь сюда и мы смотрим.

– Хорошо, поняла. Спасибо.

– Давайте, жду вашего звонка по поводу операции.

Папа благодарит, и мы выходим из больницы. Вдыхаю прохладный воздух и широко улыбаюсь.

– Ну наконец-то, – не могу сдержать восторженного выдоха, – я уже не верила, что это скоро произойдет.

Папа притягивает меня к себе за плечи и целует в висок.

– Я тоже рад, что ты избавилась от третьей и четвертой ноги.

– Ну па-а-а-а-а-ап, – надуваю щеки, и папа тут же хлопает по ним пальцем.

– Обратно в школу и высадить там же?

Киваю.

Даже интересно, как отреагируют одноклассники. И как отреагирует Яр?

Вздохнет с облегчением, что никого больше не надо опекать?

Папа высаживает меня у входа на территорию и качает головой. Посылаю воздушный поцелуй.

Машина отца скрывается за воротами, и я шагаю к проходной, но ворота снова распахиваются и из них на приличной скорости вылетает черная спортивная машина. Я отшатываюсь в сторону от неожиданности.

Машина резко тормозит возле меня. Вздрагиваю.

Со стороны водителя показывается высокая фигура Яра, а у меня глаза на лоб лезут.

Он осматривает меня с головы до ног, и его взгляд останавливается на трости. Переступаю с ноги на ногу, инстинктивно поджимаю больную, но потом вспоминаю, что нет необходимости теперь так трястись, и снова опускаю её на землю.

– А куда костыли дела? – усмехается, а мне его усмешки как ножом по сердцу.

– Проиграла в карты, – задираю нос, чтобы не показать своего разочарования и обиды.

Встречаюсь с карими глазами, которые затягивает мгла. Они становятся почти черными.

– Ты откуда? Со свидания с тем белобрысым, с которым по телефону трепалась?

Шокировано открываю рот и тут же его захлопываю.

Да как он? Да какая ему разница?

– Ты, кажется, куда-то ехал. Не смею задерживать, – прищуриваюсь и стискиваю кулак, чтобы не врезать ему по его довольной физиономии.

Он делает несколько быстрых шагов в мою сторону, и теперь я любуюсь на его грудь, затянутую курткой. Сглатываю и медленно поднимаю взгляд на его лицо.

Блин, красивый. Я таким мальчиков не видела никогда. Или просто не обращала внимания.

А тут Бородин. И я его разглядела. Внезапно для себя.

– Составишь компанию?

Моргаю.

– Что?

– Со мной поехали, – требовательный голос продирает до костей.

Его рука обхватывает меня за запястье, и по телу прокатывается нервная дрожь.

Или не нервная. Но я не хочу сейчас об этом думать.

– А как же та толпа девочек, которая вокруг тебя вьется?

Глава 12

Яр

Мое настроение сейчас далеко не самое лучшее. В прочем, как и все последние дни.

Если дома я мог видеть, где мама и чем занята, то сейчас я этого не знаю.

Да и не могу дозвониться никак. А тут ещё и Снежинка, идущая откуда-то. Сразу перед глазами возникает тот белобрысый. Как же его?

Антон, кажется. Мы с ним как-то были соперниками по играм на соревнованиях. А тут, оказывается, Снежинка с ним очень хорошо знакома, и меня это бесит похлеще того, что мама не берет трубку.

Я кручу головой и криво усмехаюсь.

– А ты видишь тут какую-нибудь толпу?

Снежинка прищуривается и пытается вырваться из моего захвата. Закусывает губу, к которой у меня тут же взгляд примагничивает. Трясу башкой. Вот уж точно мне сейчас не до этого.

Или…

– Так где ты была?

Снова вздергивает свой прелестный носик, а у меня в крови закипает предвкушение очередной стычки. Наши словесные перепалки разряжают накопившееся за дни раздражение. И мне даже нравится, когда она пытается меня куснуть побольнее.

– Знаешь, Ярослав, тебя это никак не касается и касаться не должно, – девчонка пытается говорить твердо, только вот глазки неуверенно бегают.

Легонько дергаю её на себя, слежу, чтобы она не делала резких движений. Я как спортсмен могу себе представить, как сложно, когда одна нога функционирует только наполовину.

Снежинка вскрикивает. Глазки распахивает, но делает шаг ко мне. И нас разделяет не так чтобы много сантиметров. И мне хватает этого, чтобы уловить легкий аромат карамели.

– А что это мы такие колючие? – понижаю голос практически до шепота.

Мне нравится, когда она так близко. И тупо уже отрицать, что меня магнитом к ней тянет. Осталось только до конца понять, оно мне надо вообще?

Но кто мне сейчас запретит быть так близко? Мы за территорией школы, никто нас не видит. И сейчас я давлю в себе замашки пещерного человека. Перекинуть через плечо и сунуть в тачку.

Я не знаю, откуда желание, чтобы сейчас она была рядом, иначе от мыслей свихнусь.

– А что это мы такие наглые? – выдыхает мне в лицо и отстраняется.

Стискиваю её курточку, и Снежинка дергается от меня. Но кто ж ей даст срулить?

Притягиваю за талию. Вижу, как в глазах вспыхивает страх, перемешанный с бешенством.

– А я всегда таким был, – она ниже на голову и меньше раза так в полтора, но мне… повтор… нравится, когда она близко.

– А ты не думал, что не всем льстит твое драгоценное внимание? – врубает колючку, отчего в груди сердце разгоняется.

Глаза уже не отражают страха. В них жажда расправы надо мной.

А я только за!

Мне самому сейчас не помешает выброс эмоций.

– А зачем мне все?

Снежинка непонимающе хлопает глазками и хмурит брови. А я еле сдерживаюсь, чтобы не захохотать над её озадаченной мордашкой.

К слову, мордашка эта, очень даже милая. И почему-то мне не дают покоя её глаза. Словно видел где-то. Сталкивался взглядом.

Трясу головой. Сейчас вот вообще не время вспоминать про ту мимолетную встречу с девчонкой из группы поддержки соперников.

Я уже и лица её не вспомню. Оно там в гриме все было, но почему-то вбил себе в голову, что хочу её найти, и как дебил рыскал в соцсетях, пока Снежинка не появилась на горизонте.

– Может, ты меня все же отпустишь? – возвращает меня в реальность возмущенный голосок.

– А если не хочу отпускать? – приближаюсь ещё сильнее и чувствую, как ускоряется её дыхание.

Щеку согревает каждый её выдох. Ещё немного, и я впущу это тепло внутрь.

– Бородин, Зимина, – раздается грозный голос директора, – а что это за дом свиданий вы тут устроили?

Снежинка дергается, и я с неохотой выпускаю её.

Блин, ну такую малину испортил.

– Вообще-то, мы не в школе, – огрызаюсь, – делаем что хотим.

Снежинка как-то болезненно морщится. Директор бросает на неё злющий взгляд.

– Вот именно, какого черта вы делаете за территорией? – складывает руки на широкой груди и сверлит нас взглядом.

Снежинка будто уменьшается в размерах. Ещё немного и растает. Я же, наоборот, расправляю плечи.

– У меня разрешение на выезд домой, вообще-то, – злость скрипит на зубах.

Стискиваю кулаки. Ещё мне не хватало перепалки с директором и очередного залета.

– А у вас, Зимина, тоже есть такое разрешение? Я что-то о нем не знаю.

И что он к ней так прицепился?

– Да че вы к ней прицепились?

– Потому что…

– Дмитрий Валерьевич, я уже иду. Просто Ярослав меня увидел и притормозил.

– И решил позажимать? – ехидно выгибает бровь дир.

Да какое ему вообще дело?

– Нет, помог просто.

Теперь я уже не понимаю, что происходит. Когда не надо, Снежинка спорит и упирается, а сейчас молча терпит все упреки этого мужика.

– И в чем же? В глаз что-то попало?

– Да че вы к ней прицепились? Можете у меня спросить, я вам сам отвечу.

Снежинка закатывает глазки, а я скалюсь. Ну не собираюсь я прятаться за твоей спиной, какой бы привлекательной она ни была.

– Ты сейчас договоришься до того, что я отменю разрешение на выезд. Зимина, в школу, Бородин, у тебя два часа, чтобы вернуться. Пулей.

Директор цепляет Снежинку под руку и уводит. Сажусь в машину и долблю по рулю.

Выдыхаю. В таком настрое ехать чревато последствиями.

Отъезжаю недалеко от школы, и телефон оживает.

Мама. Торможу и хватаюсь за телефон как за спасательный круг.

– Мам, привет.

– Привет, сынок.

– Ты почему трубку не брала? Я весь день звоню, – руки начинают трястись.

Пытаюсь глубоко вдохнуть, но легкие обжигает от боли.

– Извини, я просто… – она замолкает, словно пытается придумать отмазку, – ездила по делам, а телефон дома лежал. На зарядке.

– У тебя же в машине есть зарядка, – давлю на неё.

Чувствую ложь даже сквозь расстояние.

– Там провод что-то отходит. Надо купить новый.

Вслушиваюсь в до боли знакомый голос. И понимаю: что-то не так.

– Мам, что у тебя с голосом?

– А что у меня с голосом, Ярослав? Вроде все хорошо, – не могу понять, что именно меня напрягает.

Но раньше у мамы не было такой заторможенности в речи.

– Мам, ты опять подсела на успокоительные?

– Что? Нет, конечно, Ярослав, – напряженно смеется, а у меня от этого смеха внутри все скукоживается, – просто слегка устала.

Ага, устала. Мы это уже проходили. До больницы дошло, пришлось откачивать, потому что мама дозу перепутала.

А все папочка виноват. Задавил маму, что она шаг без его ведома боится сделать.

– Мам, тебя папа не трогал?

Снова этот надрывный смех.

– Сынок, все хорошо, не волнуйся. У нас с папой все спокойно.

Ага, знаю я это спокойно.

Прикрываю глаза и откидываю голову. Думаю, как поступить и ехать ли домой. Нужно проверить, как мама и говорит ли мне правду. Но не факт, что я смогу сохранять спокойствие, если я застану дома отца и мы с ним снова закусимся.

– Хорошо, ладно.

– Как твои дела, сынок? – голос мамы вроде даже крепнет.

И это вселяет надежду. Ну мало ли, может, и правда куда-то ездила и устала. А я уже тут накрутил себя.

Или я просто прячу голову в песок, чтобы убежать от проблем семьи?

– Хорошо, как всегда. Учеба, тренировки.

– Девочки, –добавляет мама и смеется.

Её теплый и родной смех прокатывается по телу и замедляет бешеный пульс.

Становится немного легче дышать, и я начинаю слышать, что творится вокруг.

– Не, мам, какие девочки. Не до них, – ржу в ответ.

И даже не вру. Мне реально стало не до девочек после появления одной конкретной девочки.

– Ой, врушка. Я же знаю, как на тебя смотрят представительницы слабого пола. Красавчик такой получился у меня, – мама смеется уже громче, и меня расслабляет.

Смотрю в лобовое стекло на начинающийся дождь. Стук капель по капоту ещё сильнее успокаивает. Мне уже не хочется сломя голову нестись и проверять, все ли в норме дома. Я просто хочу слушать мамин голос и верить, что все хорошо.

Я так устал видеть плохое, во которое окутана моя семья. Ещё дебильнее то, что я не могу с этим ничего поделать.

– К нам новенькая пришла, – зачем-то брякаю и прикусываю щеку.

Черт!

– Ух ты, – тут же цепляется мама за фразу, а я проклинаю себя за болтовню, – поэтому тебе резко стало не до девочек?

– Что? О, нет, мам, вообще не из-за этого, – ну-ну, ври больше, Яр.

Стискиваю зубы, чтобы не застонать от своей же оплошности.

– Ну ты же не просто так заострил на этом внимание, – поддевает мама, а я громко фыркаю.

– Ну не рассказывать же тебе, какие формулы мы прошли, – встаю в оборону.

– Красивая?

– Кто? – нарочно туплю, хотя в голове тут же возникает образ Снежинки.

– Не знаю, я не разглядывал, – тарабаню пальцами по рулю, следя за проходящей парочкой.

– Ой, вруша, – снова смех мамы бальзамом проливается на израненную душу.

Мне всегда кажется, если мама смеется, значит, все хорошо. Жаль, что это только видимость её счастья.

– Мам, когда ты уйдешь от папы?

И тут я понимаю, что я полный дебил. В трубке повисает тишина, и я слышу всхлип.

Да бли-и-и-и-и-ин!

Глава 13

Снежа

– Я вот сейчас не понял, это что такое было? – папа бесится.

От него исходят волны этого бешенства, и я его понимаю. Он же не раз говорил, чтобы я не смотрела даже в сторону Бородина, а тут он застает нас чуть ли не в обнимку. Нос к носу.

– Пап, не злись. Ничего криминального не произошло. Ну остановился возле меня одноклассник, что мне теперь делать? Шарахаться от всех? – пытаюсь подстроиться под его быстрый шаг, но все равно не успеваю.

– Ай, можно помедленнее? Я, конечно, уже не на костылях, но и бегать мне не разрешали, – недовольно бурчу, внимательно всматриваясь в гальку под ногами.

– Прости, – папа притормаживает и оборачивается на меня, – просто я немного не ожидал, что застану вас в обнимку.

– Да, пап, – закатываю глаза, – ну в какую обнимку?

– Я видел его руки на твоей талии, Снежа. Не нужно меня сейчас выставлять слепым параноиком.

Ну да, зрение у папы острое. Иногда чересчур.

– Да он просто придержал, – пытаюсь защититься, но прекрасно понимаю, что все мои попытки сейчас полетят в пропасть.

Папа громко фыркает.

– Я тебя предупреждал насчет Ярослава.

– Я помню, пап, проблем с памятью не наблюдалось.

В такой перепалке доходим до жилого корпуса.

– Снеж, я надеюсь, что ты у меня умная девочка, – смотрит в глаза так, что хочется заскулить от безысходности.

Папочка, ну я ничего не могу с собой поделать. Когда Бородин рядом, меня словно меняют.

– Пап, все у меня хорошо. Я справляюсь.

Папа окидывает меня внимательным взглядом и качает головой.

– И когда мы перестанем скрывать наши родственные отношения? – усмехается.

Пожимаю плечами. Как только буду уверена, что новость о том, что я директорская дочь, не сведет всех с ума, то обязательно перестанем. А пока мне нужно влиться в коллектив.

– Как только, так сразу всем расскажу, кто я такая. Договорились?

Отец только качает головой.

Заходим внутрь, и руки начинает покалывать от ощущения тепла. Отходняк после улицы.

Обдаю кожу горячим воздухом и пытаюсь расслабить напряженные мышцы.

Папа скрывается в крыле для администрации, а я бреду в сторону комнаты.

– Эй, Снежка, – откуда-то из-под лестницы доносится громкий шепот Лизы.

Дергаюсь и кручу головой, но подруги не нахожу.

– Я тут, внизу, – опускаю глаза и замечаю, как Лизка, согнувшись, выглядывает из какого-то лючка, – дуй сюда.

Наклоняюсь и ныряю в небольшое пространство под лестницей.

– Это что ещё за тайное убежище?

Лизка фыркает и закрывает дверцу.

– Это место уединения страдающих душ, – заговорщицки шепчет она. – Ой, короче, просто как-то нашли эту комнатку и обустроили, чтобы можно было свалить от проблем бытия.

– Понятно, – фыркаю я и окидываю взглядом помещение.

Оно не высокое, в полный рост тут точно не встать. На полу три кресла-мешка, в одно из которых и падает Лиза, и небольшой просвет, через который в комнатушку попадает свет из коридора.