TON618
Глава 1. Деградировать получается с переменным успехом
Ему снился сон. Земли населенные племенами тряпичных кукол, которые без конца воюют между собой.
Он сел в кровати. Широкая грудь судорожно вздымалась.
– Только ты можешь справиться, – сказал он; сжал в ладони кулон в виде фиолетового яблока. – Только ты…
Рыжебородый бард покинул паб «Печеная ящирица» пьяный. И сразу же подвергся чарам странствующего волшебника.
Бард был заколдован играть на лютне и петь свою лучшую песню. Над его головой взрываются искры, как от электричества в неисправной розетке.
Пальцы дергали струны; голосовые связки терзались зарифмованными словами. Лицо рыжебородого посинело, легкие горели. Голос обещал вот-вот сорваться.
Он играл уже несколько часов без продыху. Энергия жизни стремительно покидала его тело.
Пока он надрывал глотку и ударял по струнам странствующий волшебник танцевал. Чародей обливался потом, ноги обутые в остроносые туфли заплетались, но он не собирался прекращать свои безумные движения.
Несколько долгих часов волшебник прыгал и извивался под музыку и стихи. Несколько часов волшебник пытал себя и пьяного бедолагу.
Салеос Оз был готов сегодня отойти в мир иной. Дотанцеваться до смерти.
Внести последний штрих в картину «Парни в костюмах чумных докторов».
Солнце садилось. Мрак спустился на город Бибупс. Город гниет вместе с его жителями, однако об этом принято молчать.
Зефар Лораджи спал на табуретке. Пола остроконечной шляпы спущена на лицо. Ноги лежат на передвижном ящике, который он использовал для хранения стеклянных колб с различными зельями… Создатель данных чудодейственных продуктов был родом из благородной семьи; знал несколько языков и наук.
Зануда, короче говоря.
Лораджи спал неприятным сном. Однако кошмар разыгравшийся в его мозгу был лучше той жизни которую он нынче ведет.
– Просыпайся!
Кто-то ударил мастера зельеварения по ногам; ступни упали на землю.
– Что вы себе позволяете?! – воскликнул Зефар.
Перед ним двоя полицейских. Он вдруг заволновался.
С того момента, как у него забрали поместье и остальные богатства его семьи, прошло два года.
– У вашего отца были долги, – говорил представитель банка стоя со своим напарником в зале поместья Лораджи. – Мы не станет дожидаться, пока вы соблаговолите их возместить.
– По распоряжению суда мы имеем право конфисковать поместье со всем прилагающимся к нему имуществом, – сказал второй представитель банка. На его лице была неприятная ухмалка.
Крот, короче говоря.
– Я вам не позволю, – сказал тогда Зафар. – Это незаконно!
– Насколько это законно вам объяснят в окружном суде.
– Попытаетесь помешать конфискации имущества: познакомитесь с господином судьей со скамьи подсудимых… Ну, что выбираете?
За эти два года Зефар общался с бандитами и участвовал в драках. Ему угрожали смертью; он сидел в сырой темнице. Зефар Лораджи сполна познал жизнь бродяги.
Но не принял ее. И все равно выжил.
Лораджи проглотил ком в горле, спросил:
– Чем могу помочь?.. Хотите что-нибудь приобрести из моих товаров?
– Нет, не хотим – сказал полицейский: тот что с неприятной на вид родинкой над верхней губой.
– Приобретать у вас мы точно ничего не будем, – сказал второй полицейский (он был поменьше ростом первого, но шире в талии).
Полицейский с родиной поднял что-то с земли и бросил это на тележку с зельями.
Человеческое тело. Однако теперь оно больше напоминало половую тряпку. Зефару хотят это продать?!
– Отвратительно! – сказал Лораджи наморщившись. – Уберите! Уберите это отсюда!
– Не узнаете? – спросил полицейский с родинкой.
– Нет!
– Это же ваш клиент, – сказал полный полицейский.
– Что?.. – удивился мастер зельеварения. – С чего вы взяли?
Полицейский с родинкой достал из кармана пустую колбу с приклеенной к ней бумажкой. На ней красивым почерком было написано название снадобья (Я буду знаменитым) и его изготовитель…
– При нем было найдено это – сказал полный полицейский.
Пауза.
– Не мое, – сказал Зефар Лорадж.
И попытался сбежать.
– Ты случаем не приходишься родственником Алистре Лораджи? – спросил полицейский с родинкой над верхней губой, после того, как закрыл клетку за спиной Зефара.
Заключенный хотел ответить: Отвали!
– Впервые слышу, – сказал Зефар Лораджи.
– Значит тебе никто не поможет избежать суда. Был бы богатым, смог бы наплевать на закон и выйти сухим из воды.
Если бы Зефар был Смертью, он бы тебя приголубил.
–… Постойте, – сказал мастер зельеварения. Его вдруг осенило. – Алистра… Алистра Лораджи. Моя племянница! Точно! Она моя племянница… Она богатая?
– Как и все истинные Лораджи! – сказал полный полицейский.
– Я Лораджи… Освободите меня.
– Ха-ха-ха! Разбежались.
– Ты повинен в смерти человека, или забыл?
Полицейский с родинкой провел по клетке дубинкой. Зануда!
– Я Лораджи! – воскликнул Зефар.
Он внезаптно почувствовал крайнюю несправедливость своего заключения.
– Если моя племянница узнает, что вы держите ее кровного родственника в клетке она…
– Она очень удивится, – сказал полный полицейский. – Могу представить выражение ее лица когда она узнает о дяде, который в обносках торгует палёными зельями в Бибубсе.
– От которых в добавок умирают люди, – добавил второй.
– Да! – сказал Зефар Лораджи. – Именно!
– …Ты что за дураков нас держишь?
Салеос выглянул в окно. Шел дождь. Быстро и кратко.
– Кровавый дождь, – сказал Салеос.
– Обычный дождь, – сказал Лораджи. – Сними свои красные очки.
Оз был в красных очках с черной оправой из вулканического стекла. Он последовал совету Зефара.
– Точно, – сказал Салеос. – Обычный дождь. Когда он был кровавым было интереснее.
Как буд-то бы в кровавом дожде не было ничего лишнего. Так думал Оз.
Он снова одел очки. Оза посадили в темницу за применение магии в неположенном месте… и за непрднамеренное убийство.
Долгое и мучительное убийство.
– Мне нужна сильная эмоциональная вовлеченность, чтобы колдовать, – сказал Салеос Оз.
Он недавно похвастался Лораджи, что может выбраться из темнице в любой момент. Он якобы знает подходящее заклинание.
Зефар сказал ему:
– Так наколдуй чегонибудь!
Оз сказал:
– Мне нужна сильная эмоциональная вовлеченность, чтобы колдовать.
Зефар немного подумал.
– Как ты относишься к несправедливому избиению невинного? – спросил наконец он.
– Крайне негативно, – ответил Салеос. – Я готов превратить в жабу любого кто посмеет поднять руку на слабого и беспомощного.
(На картине «Парни в костюмах чумных докторов» была жаба).
Надзиратель в темнице был грузного телосложения; с длинными усами и козлиной бородкой. Зефар его спровоцировал оскорблением, как-то связанным с матерью надзирателя.
– Почём нынче ночные бабочки?..
Надзиратель вошел в его камеру и стал дубасить Лораджи плетью.
Заключенный визжал от боли и ругался на несправедливость; жаловался на собственную беспомощность, как можно громче. Он в открытую просил помощи, но она не явилась.
Спустя двадцать минут порки надзиратель покинул клетку Зефара очень довольным.
– Почему ты ничего не сделал? – спросил Зефар Салиоса. – Я же просил мне помочь. Он меня бил! Зачем я на все это пошел?!!
Оз сказал:
– Мне на тебя плевать. Не знаю на что ты расчитывал.
Однако сбежать с помощью его магии все равно удалось. Надзиратель прихлопнул беспомощную муху… Ему не стоило этого делать.
Бибупсу имело смысл сказать: прощай и отправиться в другое место, где ни Зафара ни Салеоса не будут разыскивать.
Зафар Лораджи с недавних пор обозначил для себя такое место.
– Я направляюсь к своей племяннице, – сказал он. – Ты со мной?
Оз сказал:
– С тобой, с тобой. Мой желудок пронзает боль. Давай с начало поедим.
– Хорошо.
– И убьем одного палача.
– Хоро… что?
Железный дровосек. На его пальцах кольца, которые загадочно вибрируют. Лицо спрятано за шлемом, похожим на самурайский.
– Сори за то, что бухой, – сказал он.
Оз махнул рукой, сказал:
– Не парься. Свои.
Он сам был немного пьян, после того как посетил таверну «Проклятые гуси».
(Надо было обмыть убийство палача Данталиона)
Дровосек работает на контору Баал-корп, которая занимается истреблением вампиров. Железный трудится в ночную смену.
– Им нужен червь, – рассказывает Дровосек подробности своей работы.
– Червь? – переспросил Зефар. – Вампиры клюют на червей, как рыба, что ли?
– Нееееет… В контору червя нужно принести. Чтобы заплатили, понимаешь?
– Нет.
Оз сказал:
– Он про червя, который к позвоночнику присасывается. Червь и делает из людей вампиров присосавшись к позвоночнику.
– Червь… – сказал Железный Дровосек. – Червь-мутант означает, что вампир убит. И мне платят.
Железный вступил в контору Баал-корп ибо это семейный бизнес.
– Вампирами считаются только те кого контора считает вампирами, – сказал Дровосек.
– Это печально, – сказал Оз.
– …Пепилище, – сказал Зефар.
Мертвые территории. Следы не пропадают на песке Пепелища. Много ног ступало через эти барханы. Много отпечатков. Сгинуло здесь намного больше… Есть вероятность, что тебя вырвет выдрами.
Которым потом тебе придеться служить, как раб.
– Струхнул? – спросил Салеос. – Вспомни основное правило волшебства, мастер зельеварения!
– Что-то я запамятовал его.
Зефар мало проучился в Академии чародейства. И плохо к тому же.
– Основное правило волшебства: не разбрасывайся своим вниманием, – сказал Оз. – Просто так чудо не узреть.
Салеос шлепнул Лораджи по булочкам.
– Нечего время терять. Идем к твоей племяннице.
Странные растения пробиваются из под тухлой зеленой жижи. Гром гремел. Пропали звезды . Черви-мутанты грызли отравленную почву.
Они стремятся наружу. Любят целовать позвонки. Они никому не служат. Только своей жажде…
– Дорога извилиста, – сказал Оз.
И повторил: – Дорога извилиста.
– Да, заткнись ты, Салеос!
Даже просто умерев в Пепелище считается тяжким Грехом. Но Смерть прошлма мимо двух путников.
Глава 2. Алистра
Она сидела под деревом и выкалывала кролику глаза острой иглой.
Закончив с глазками, вырезала маленькое-красное сердце. Когда необходимые составляющие были собраны Алистра Лораджи бросила мертвую тушку в сторону, к дереву.
К его корням.
Дефицит эмоций провоцировал порой девочку на жестокие вещи.
Она протянула руку за спину; взяла тряпичную куклу с зеленой травы. Использовав ту же иглу (которой секунду назад орудовала, как скальпелем) и белые нитки девочка пришила глаза кролика к голове куклы.
– Теперь у тебя кроличьи глаза.
Сердце зверька она вложила в грудь куклы.
Она внимательно осмотрела свое творение.
– Шедевр, – сказала Алистра.
К Алистре Лораджи подошла девочка в красном плаще с капюшоном. Капюшон покрывал белокурую голову.
– Она готова, Алистра? – спросила она.
Откусив лишнюю ниточку Алистра Лораджи сказала:
– Готова.
– …Иди за мной.
Между двумя деревьями распят серый волк.
– Твари! – устало сказал волк.
Мало сил осталось у зверя. Сильно его потрепали. Уши оборваны. Следы от порезов ножом на морде; один глаз заплыл от мощного удара.
– Твари мелкие… Что вам нужно?!. Я вас сожру. Обеих сожру… Проглочу и не подавлюсь…
– Зачем ты с ним так? – спросила Алистра. – Он съел твою мать?
– Мать меня ненавидела, – сказала девочка в красном плаще.
Она кивнула Алистре: начинай.
Стояла прекрасная летняя пора. Пели птицы, белки прыгали с ветки на ветку.
А девочка Алистра потрашила волка.
Морфей, смилостевись – подари ей сон!
Она ложиться в пустую ванную. Пальцами ног она проворачивает кран. Потекла теплая вода. Алистра Лораджи откидывает голову, опускает веки.
Приятный ручеек воды добирается до ее икр, ляжек. Девушка улыбнулась: немного щикотно.
Морфей, смилостевись – подари ей сон!
Влага пробегает между ягодицами. Алистра ждет не дождеться когда мокрое тепло поглотит ее тело целиком.
… Совершенно не то.
Алистра проснулась рано утром. Закончив с утренним туалетом она направилась в библиотеку.
В замке собрана огромная коллекция книг.
Она взяла с полки книгу, которую не могла прочесть. Страницы внутри пусты.
На лицевой стороне книги имелась выемка. Почти идеальный круг. Яблоко?
Здесь должно быть что-то. Алистра это знала. Но что именно? Какой-то недостающий элемент, который прольет свет на тайну…
Какую тайну?
Алистра поставила загадочную книгу на место. И взяла другую: Мориарти и его лаборатория.
Девушка устроилась поудобнее в кресле и стала читать.
– Его заперли в клетке с четырьмя пуделями…
Алистра выделяла карандашом фрагмент, который считала важными запомнить, когда к ней подошел один из слуг.
– У ворот в замок стоят двое мужчин, – сказал слуга.
Алистра спросила:
– Что им надо?
– Один из них утверждает, что являтся вашим дядей. Он представился Зефаром Лораджи.
– … Кем?
Зафар протянул к любимой племяннице свои драгоценные объятия. Однако к его шеи незамедлительно приставило острие копья ожившая кукла… Глаза из разноцветных пуговец. Рот – нитки крест-на-крест. От куклы (в человеческий рост) пахло псиной.
Она всегда будет верна Алистре Лораджи.
– Алистра, это же я – твой дядя… – сказал Зефар проглотив ком в горле. – Ты меня не узнаешь?
Она видела портрет этого человека на стене. Алистра положила руку на древко копья куклы, чтобы та опустила оружие.
– Зачем пожаловал, дядя Зефар? – сказала девушка.
Небо прояснилось. Зефар восполнял утраченное время с племянницей и наслаждался ее щедрым приемом, а Салеос Оз отдыхал на свежем воздухе возле искусстенного озера в котором плавала уточка.
За уточкй наблюдал крокодил.
– Не хочешь ее сожрать? – спросил Салеос.
– Нет, – сказал крокодил. – А тебе нужно чучело утки?
– … Нет.
– Я крокодил-таксдермист, я могу сделать тебе чучело.
– Для этого тебе придеться убить утку?
– Разумеется.
– … Сколько будет стоить чучело?
Утро началось с пропажи.
– Она стояла на этой полке… – сказала Алистра – сейчас ее здесь нет.
Девушка была очень взвалнована. Как всегда, после утреннего туалета, она пришла в библиотеку и обнаружила, что одной, самой главной книги в коллекции не достает.
– Клянусь, Алистра, я не брал ее, – сказал Зефар. К его горлу вновь было приставлено острие копья.
Алистра Лораджи посмотрела на Салеоса Оза.
– Не люблю читать, – сказал Оз. Он ленива протирал глаза. Зачем его так рано разбудили?!
– Эта книга очень важна для меня, дядя, – гворила Алистра. Ее речь была спокойна, но Зефар все равно ее боялся.
С шеи Зефара Лораджи побижала струйка крови.
– Она очень для меня важна, дядя, – повторила племянница.
Глава 3
Длинные острые носы и впалые ланиты. Лица у гоблинов истощенные. Раньше они часто плакали. Сейчас они не выпускают бутылу из рук.
Гоблин Мемфис говорит:
– Я устал есть одну ушную серу. Надо бы чегонибудь новенького. Да, понажористее.
– Где ты возьмешь понажористее? – спрашивает его гоблин Тульп. – Все что можно уже сожрали.
– … Выйдим наружу?
– Наруже Солнце, забыл?.. Нам конец если попадем под его лучи.
– …Надо бы потушить эту тварь.
– Можно выйти ночью.
Шины скрипели. Папа слушал записанный стендап Джорджа Карлина. Мошки и комары разбивались о лобовое стекло и фары; папа повернул голову на лево.
Ему показалось что он увидел голубого оленя. Животное светилось в ночном сумраке. Луны не было она пряталась за тучами.
– Просыпайтесь, – сказал отец Жени. – Уже подъезжаем к порту.
Собиралась гроза. Они слышали раскаты грома, но пока-что ни одна капля не упала с неба. Женя хрустел чипсами («Принглс» с луком и сметаной).
– Земля не нужна землянам, – говорит папа; он смотрит на банки энергетиков и пачки из под кириешек, которые валяются у потухшего костра. – Если у нас ее не отбирут то мы ее уничтожим.
Папа поправил свою кепку, протянул ладошки.
– Отсыпь мне немного, – сказал он.
– Что-то я не вижу грибов, – сказал Женя; отсыпал отцу немного чипсов: из банки выпало несколько слипшихся ломтиков.
– Хватит… Я тоже не вижу, – сказал отец. – Но по логике они должны быть. Недавно был дождь.
– Он еще будет, – сказал Женя и посмотрел на верх. Небо постепенно затягивало черными тучами.
– Да, – сказал отец. – Давай вернемся к матери. Не хотелось бы намокнуть и заболеть.
Папа говорит, что пишет в стол потому-что ищет слушателя. Но, чтобы найти слушателя, надо родить новое внимание.
Они готовили сосиски на костре.
– Я не очень проголодался, – сказал Женя.
– Конечно, чипсов наелся, – сказала мать. Она недовольно посмотрела на папу.
Он превернул сосиски на сковороде; поправил кепку. Это его любимая кепка. Мама недавно постирала ее неправильно и та села. Теперь отцу постоянно приходится ее попровлять. Он не сердится на мать, ей приходится много работать.
– Чипсы – это легкий перекус, – сказал папа. – Да, ведь, сынок?
Женя саркастично улыбнулся.
– Видишь, – сказал отец. – Он будет есть… А я вот наелся чипсов.
– Эй! – воскликнул Женя.
– Я шучу, раслабься… Сосиски готовы, налетайте!
Мама сказала:
– Я не буду, спасибо.
Любовь гниет между папой и мамой Жени.
Жене не спалось. Донимали комары; довольно холодно. Он был одет в теплую зеленую рубашку; спортивные штаны, кросовки, но в палатке все равно стояла не комфортная температура.
Казалось, что за палаткой кто-то ходит.
Жене очень сильно захотелось в туалет. Придеться выйти из домика.
Шел дождь.
Пришлось натянуть капюшон, но это слабо поможет. Женя все равно промокнет…
– Еще торчать на этом острове сутки, – возмущался прень. – Почему этот долбанный пором ходит только раз в двое суток!
Он подошел к высокому широкому дереву; зашел за него. Растягнул ширинку.
Чёрный поступок или жёлтая провинность?
Женя услышал чей-то плачь. Отлично, вот они опасности подъехали. Наверняка плачит жертва. Лес полон маньяков и чудовищ с острыми зубами и слизкими тентаклями, которые извиаются и пульсируют присосками о мраке.
Клоун, который ненавидит детей и отрезает им языки. Он может прятаться на острове от полиции, а тут он – Женя… Серия болезненных ран; и вопрос:
– Вы вниз?
Ответ:
– Это как получится.
Под листком лапуха пряталась от дождя девушка.
Она плакала. Соленый вкус слез на губах… Новые измерения, новые проблемы.
У нее андрогенное телосложение. Отец Жени сказал бы, что это характерный образ рубежа веков. Он любит сыпать фактами из истории искусства.
Эльфка (а она была из рассы остроухих) излучала свет тоски. Ее звали Мара.
Она впечатлительная: вот и рыдает. Чувствует себя, как Небо под Землей.
– Я хочу испытать, как можно больше, – сказала Мара.
Она смотрела на Женю такими искренними и прекрасными глазами.
– Они не понимают меня, совсем! – говорит она. – Хотят, чтобы я работала.
– Кем? – спросил Женя.
– На гусеничной ферме… А я хочу создавать жизнь из пыльцы звездных цветов. Все лесные эльфы состаят из этой пыльцы, ты знал?
Женя сказал:
– До сегоднешнего дня я даже не знал, что эльфы реально существуют… Как ты здесь оказалась?
– Я пролезла через нору. Но я не могу уйти с этого острова, что-то меня не пускает… Ты сможешь мне помочь?
–… Да.
Однако Женя не знал, как он может помочь. Но эльфка был такой красивой, что он не смог ей сказать: нет