В объятиях тьмы

Глава 1. Пробуждение

Она приходила в себя медленно. Пожалуй, даже слишком медленно для того, кто просыпался от сна. Это был странный сон, слишком похожий на реальность. Посреди черной пугающей пустоты и ураганного ветра появился мужчина, взял ее за руки и сказал какие-то очень важные слова. Темнота едва не разорвала ее в клочья, и это было жутко. Но рядом с этим человеком все улеглось. Мужчина прижал ее к своей груди, провел рукой по волосам. Она еще никогда не знала таких нежных рук, такого спокойного голоса и чистых глаз… Он указал ей новый смысл жизни и, по правде, она очнулась только для того, чтобы снова увидеть его, этого загадочного человека.

Она проснулась с одной единственной мыслью: ей встретился хранитель. Хранитель чего?

И тут вспомнила свою неприятную историю. Она была парализована. Довольно давно, год, два или около того. Девушке с трудом давался календарь. Когда лежишь прикованной к кровати, смысл дат начинает медленно исчезать вместе с памятью об ощущениях живого тела. Вот почему она не хотела просыпаться. Кажется, они об этом с хранителем тоже беседовали. Он пообещал, что обо всем позаботится. Слукавил, похоже.

Она все еще видела трахеостомическую трубку, торчавшую из горла. Больная была парализована от шеи, вначале наполовину отказала диафрагма, пришлось подключить аппарат, чтобы она могла эффективно дышать. Развился стеноз гортани и пришлось поставить трахеостому, так что пациентка лишилась голоса и теперь была обречена дышать через дырку в шее. Лучше бы они всего этого не делали и просто дали спокойно умереть. Два года медленного разложения, почти что гниения заживо – она лежала в одной из специализированных больниц, где за пролежнями паралитиков никто не стремился ухаживать тщательно. Хорошо хоть ее тело уже ничего не ощущало, лишь изредка ее взгляд падал на образовавшиеся на коже язвы, когда ее перекладывали, чтобы поменять белье. Жуткая участь для сохранившего сознание человека. Тогда она завидовала соседям-коматозникам. Эти уже не только не чувствовали, но и, вдобавок, не соображали.

Сегодня над ней были все те же реанимационные мониторы, с все теми же выведенными на черный экран показателями жизнедеятельности. Гуманность медицины очень спорный вопрос. От в прошлом сильного и подвижного тела у нее теперь остались одни глаза. Единственное окно в мир, последний способ хоть как-то управлять своей жизнью. Говорить она не могла, так что язык со временем стал бесполезным. Да и никто не стремился говорить с ней. Родственники давно перечеркнули последние связи. Она уже восемь лет как была никому не нужна, а последние два, так особенно. Все, о чем она мечтала – умереть и, кажется, вчера над ней наконец-то сжалились высшие силы, но появился он…

Так что пришлось снова проснуться. В этот раз что-то было иначе. Она чувствовала, что чешется пятка. Больная попыталась пошевелиться, но тщетно, тело по-прежнему было словно деревянное. Бесполезный кусок мяса! Ощущение, вначале похожее на призрак чувства, становилось все более назойливым, усиливалось, а не проходило. Она разозлилась и приказала себе перестать. Это галлюцинация. Она ничего подобного раньше не чувствовала, но это не значило, что не начнет. Паралитики довольно странные – она краем уха слышала от доктора, который иногда приходил к ней, удостовериться, что больная еще жива.

Отворилась дверь. Это она услышала. Ее слух за время паралича сделался довольно острым и подсказывал то, что не могли показать глаза. Шаги, довольно легкие, слишком мягкие для мужских. В гостье веса, наверное, не больше шестидесяти килограмм. Наконец, больная увидела докторшу. Молодая и симпатичная, длинные прямые светлые волосы, аккуратные квадратные очки, выглаженный, даже не застегнутый на груди халат, создавалось впечатление, что он был наброшен на плечи только для приличия. Реаниматологи так обычно не одеваются.

Докторша посмотрела больной в глаза и произнесла:

– По-моему ты уже в себе. Тогда аппарат не нужен, – и отсоединила дыхательный контур.

В первое мгновение больную охватил ужас. Жутко, когда чувствуешь, что кислород утекает, а ты не способна сделать новый вдох. Так было поначалу, пока не заработала диафрагма.

– Мы тебя подлечили, – произнесла, наклонившись ближе, врач. – Паралича нет, дальше дело за тобой. Если не попробуешь хотя бы слезть с аппарата, так навечно и останешься в постели. Ты же не хочешь этого?

Ярко блеснули очки, и больная подумала, что плохой ей достался реаниматолог. Что эта докторша несет? Но тут она почувствовала, как кто-то крепко стиснул ее руку. Это уже не могло быть галлюцинацией.

– Спинной мозг в порядке, – еще тверже повторила врач. – Дыши сама.

Но грудная клетка была такой тяжелой, словно на ней лежала могильная плита. Больная, уже готовая потерять сознание, ощутила, как в ее палец впилось что-то острое. Ноготь докторши. И только это, первое за долгое время подлинное ощущение боли запустило что-то давно дремавшее внутри – инстинкт самосохранения, желание не сдаваться, оставаться живой. Жить… То, о чем они со странным хранителем всю ночь проговорили. Она хотела возвратиться несмотря на все, что случилось. Хотела исправить все…

Первый самостоятельный вдох был ошеломительным впечатлением. Как же это было прекрасно обрести хотя бы такой контроль над своим бытием – просто решать, как часто и когда дышать. Как многие об этом даже не задумываются! Но попробуй зависеть в таких вещах от машины, уподобиться роботу… Она почувствовала, что усмехнулась. Впервые за много дней. Еще вчера у паралитички не было поводов, чтобы чему-то порадоваться. Но сегодняшняя ночь что-то кардинально изменила. Он пообещал ей новую жизнь и, кажется, все-таки не соврал.

– Видишь, это не так уж и сложно, – усмехнулась докторша.

На ее бейдже значилось «Понятых Ирина Станиславовна. Врач-психиатр». Какого черта? После этого Ирина вытащила подушку из-под больной, приложила ее к стене и, следом, помогла пациентке сесть.

– Из такого положения смотреть на мир приятней, правда? – улыбнулась психиатр.

Больная бы кивнула, если бы не была сейчас занята мыслями о том, как сильно со вчерашнего дня все поменялось. Она… снова чувствовала себя. То, как ноги соприкасались с постелью, а спина – с подушкой, как двигалась теперь уже самостоятельно дышащая грудь. Эти обычно недоступные человеку ощущения заполнили ее сознание и на миг оглушили. Так, наверное, чувствует себя ребенок в родовом зале. От этого, и правда, хочется что есть силы орать! Но она не закричала – не была уверена, что сумеет.

Ирина откинула одеяло и какое-то время изучала ее ноги.

– Хорошая работа, – наконец, резюмировала она, глядя на то, что было на месте пролежней: нежная розовая кожа, которая обычно остается после заживших ран. – Скоро сможешь встать. Ты ведь только этого и ждешь, верно?

Пациентка снова не решилась кивнуть. Это какая-то очень странная больница, в которой лечат паралич. Или она бредит.

Наконец, Ирина сняла что-то с пальца ее ноги. Какой-то кусок картона, примотанный веревкой.

– Не мешает бирка? – осведомилась врач.

А, так вот, из-за чего чесалась пятка! Больная присмотрелась. Что это? И как-то вдруг в голове пронеслась непрошенная ассоциация. Так подписывают мертвые тела. Ирина швырнула кусок картона в стоявшее при выходе из палаты ведро.

Это было очень странное место. Палата одноместная. О паралитичке никто не стал бы так заботиться. Она попробовала пошевелиться. Ничего не вышло. Больная выдохнула. Значит, попытки заговорить тоже обречены.

– Я пришлю невролога, – кивнула, глядя на нее Ирина. – Ты дала обещание помогать нам. Поэтому не беспокойся, привести тебя в достойный вид наше дело. Понадобится время, но, в конечном счете, все будет хорошо.

Снова ярко блеснули очки. Ирина приблизилась к изголовью кровати и взяла что-то с тумбочки.

– Но ты должна принимать все лекарства, которые я дам. Хорошо?

Наконец больная кивнула. Тогда Ирина положила пациентке на язык таблетку. Когда лекарство было во рту, врач поднесла к ее губам стакан с водой. До этого больную кормили через трубку, торчавшую из живота. Пить самой было чертовски приятно. Вкус лекарства был вкусом возвращающейся жизни.

После этого Ирина добавила чего-то в капельницу, и пациентка начала ощущать, что у нее слипаются глаза еще до того, как доктор ушла.

– Проснешься, мы уже уберем трубки из горла и из желудка, – сказала Ирина. – Как же это больно, наверное, чувствовать себя бестелесной…

Новое пробуждение было быстрее прошлого и менее приятным. Над больной склонился доктор, он похлопал ее по щекам. Девушка поморщилась, врач это заметил и отстранился.

– У меня не так много времени, – пояснил он. – Давай примемся за дело. Честно говоря, стражи порой просят слишком многого, как будто у меня без них мало пациентов… А тут еще нашли себе какой-то паралич…

Его болтовня, видимо, уже не предназначалась для ушей больной. Врач ухватился за ее ногу и стал двигать ей взад-вперед в воздухе, предварительно согнув конечность в суставах. Потом он взялся за другую и со временем перешел к рукам. Очень странный способ лечения. Поймав скептический взгляд пациентки, он заговорил:

– Мышцы я тебе не восстановлю полностью, но нервы поправлю. Тут вот в чем дело: работал обычный целитель, им невдомек, что… Ты знаешь, что происходит при повреждении нерва?

Она изогнула бровь. Трубку из горла, как и обещала Ирина, вынули, но больная все еще считала, что пытаться произносить звуки – пустая трата времени. Впрочем, ей было приятно, что впервые за долгое время с ней говорят. Она едва не свихнулась от одиночества. Даже это странное обсуждение тонкостей лечения было для ее ушей музыкой.

– Нейромедиаторы, – заявил, видимо, тот самый невролог, о котором обмолвилась накануне Ирина, – без них не проходит сигнал.

Девушка сдвинула брови. Звучало как какая-то белиберда. Вкупе со словами о целителях, похоже, было мало смысла прислушиваться к этому. Доктор выдохнул. На его лице отразилось разочарование: он и не рассчитывал, что пациентка поймет.

– Мои коллеги, – сделал последнюю попытку он, – не все подкованы в строении и функциях нервной системы и забывают о некоторых вещах, которые должны были бы помнить из нормальной физиологии. Поэтому получается исцеление без исцеления. Они восстановили целостность спинного мозга, но позабыли о разрушившихся синапсах! Так тебя ждало еще несколько месяцев реабилитации. Как можно обрести дар хранителя и остаться профаном даже так?!

«Хранитель» – это было единственное знакомое слово. Невролог закончил со своей тирадой и уставился на пациентку. Его, видимо, огорчало, что та была не способна поддерживать разговор.

– Ну да, вы же в большинстве своем юристы, – выдохнул врач. – Вот теперь попробуй.

Она пошевелила пальцами ноги и потрясенно уставилась на доктора.

– Можно говорить, – произнес невролог, сложив на груди руки. – Гортанные нервы в порядке. Трахеостому закрыли. Нервные связи я восстановил. Больше никаких проблем со звуком.

– Кто вы такой? – получилось очень глухо, так, словно она сотню лет не произносила слова.

Впрочем, почти так и было.

Невролог посмотрел вопросительно.

– Что значит это слово "хранитель"?

Наконец, врач нахмурился.

– Они что, не сказали?

Она улыбнулась. Вроде такой умный, мог бы сообразить и раньше. В комнату вошла Ирина. Невролог бросил еще один взгляд на пациентку и прошагал к коллеге. Подхватив блондинку под локоток, он вывел ее наружу и захлопнул дверь палаты. Больная осталась наедине с собой. Новые события ее ошеломили. У нее не укладывалось в голове то, что она получила обратно величайшее и так недооцененное большинством людей благо: контроль над своим телом.

Она аккуратно подняла руку и прижала пальцы к щеке. Теперь подушечками она чувствовала кожу, все ее неровности, пушковые волосы. Это было… бесподобное, невероятное, сводящее с ума ощущение. Она откинула одеяло и стала рассматривать себя. Как любая реанимационная больная она лежала без одежды. Бывшая паралитичка оторвала от груди электроды и уставилась на новый шрам на животе. Там раньше стояла трубка для кормления.

Следом она почувствовала себя невероятно, ненормально счастливой. Ее тело снова принадлежало ей целиком. И оно было настоящим, живым, оно откликалось миллионами оттенков чувств. Больная притянула ноги к груди и крепко обняла их впервые за долгое время. Это было так странно снова трогать собственную кожу, так удивительно, до боли радостно ощущать себя. Это был лучший подарок за восемь лет.

За дверью состоялся разговор, и она стала прислушиваться только потому, что привыкла все время быть настороже. Восемь лет, проведенные в неволе ее к этому приучили. А слух за время паралича развился достаточно для того, чтобы дверь палаты не стала преградой.

– Ну как? – говорила психиатр.

– Ходить будет, – отозвался невролог, – быть может, уже сегодня. Вы мне вот что скажите: вы решили повторить все подвиги доктора Курцера, чтобы оправдать кражу его дневников?

Ирина хмыкнула.

– Я попросила забрать его наследство у спутницы и получила согласие.

– Именно поэтому вы не сказали обществу ничего!

Ирина фыркнула.

– Они заперли бы эти бумаги в сейфе, как некогда едва не поступили с самим Курцером, в то время как и он, и я, и записи могли приносить пользу!

– С чего вы взяли, что использовать его записи безопасно?! Он же…

– С того, что вы только что видели, – раздался уверенный голос Ирины. – Она не показалась вам достойной милосердия? Вы же врач в куда большей степени, чем я, судя по вашему дару.

– Вы увлеклись самолюбованием, Ирина Станиславовна… – прошипел невролог. – В сущности, вы так и остались ручной собачонкой ребят из Управления, хотя вы и отчаянно пытаетесь доказать всему миру обратное. Вам никогда не сравниться с Григорием Курцером, потому что он был уникальным явлением, единственным в своем роде хранителем и назывался психиатром просто по недосмотру этого глупого общества. Зарубите у себя на носу: вы не имеете права дергать хранителей ради собственных прихотей! Вы никто!

– Ну, раз я не могу, значит, начальник уголовного розыска может.

Противник Ирины промолчал. Очевидно, последнее слово осталось за докторшей. Вскоре в коридоре зазвучали его скорые шаги.

После этого открылась дверь в палату и вошла Ирина. Больная оторвала голову от коленей. Докторша вовсе не выглядела пристыженной, напротив, она будто бы даже лучилась сознанием собственной правоты. Больной разом стали ясны две вещи: Ирина стерва и Ирина сильная.

Психиатр приблизилась и накинула на плечи пациентке одеяло.

– Не холодно? – участливо спросила она и добавила: – Я рада, что мы решили это недоразумение с параличом. Мне пришлось позвать довольно влиятельного… врача. К сожалению, помимо авторитета он обладает выраженным самомнением. Вскоре ты поймешь, что пикировки между сотрудниками Управления и хранителями дело нередкое. В последнее время все стало как-то острее, хотя мы, в, общем-то, заодно.

– Кто это, «мы»? – прошептала пациентка.

Ирина отошла и села в кресло, стоявшее у противоположной стены, закинув ногу на ногу. Она была хороша: уверенная в себе, красивая.

– Бессмертные, – произнесла психиатр. – Каждый из нас когда-то был обычным человеком, но его постигла незавидная участь, чья-то легче, чья-то тяжелей. Объединяет всех то, что, не смотря на неприятности, в глубине душ мы сохранили светлые порывы, не сломались и не переродились в нечто чудовищное. Некоторые были на грани, как ты, их пришлось спасать, но сейчас все уже в порядке.

Ирина тепло улыбнулась. Не то, чтобы добрая улыбка не шла к ее гордому выражению лица, она смотрелась на нем искренне, но в то же время необычно, от этого сразу рождалось ощущение, будто Ирина уже другой человек.

– Теперь мы здесь, чтобы защищать живых, помогать им, творить добрые дела. Это исцеляет наши души. Вчера ты стала одной из нас. Когда-нибудь ты справишься со своей болью и сможешь пойти дальше. А пока будешь нести службу в Управлении. Поверь, никого не призывают в хранители или стражи просто так.

Пациентка почувствовала, как ее сердце прибавило темп.

– В каком еще Управлении?

– Так называется организация стражей. Бессмертные делятся на хранителей и стражей. Первые обладают даром, с помощью которого они умеют творить чудеса, многие из них доктора. Хранители привязаны к тем местам, где скапливается много темной энергии, они ее перенаправляют на добрые дела. Стражи нужны, чтобы не дать темным душам, как мертвым, так и живым отравлять мир, почти все обладают духовным оружием, даром – лишь некоторые, но даже с ним они не способны созидать. Большинство стражей из тех, кто при жизни уже защищал: сотрудники полиции, военные, пожарные, спасатели. Быть хранителем считается высшей формой посмертного существования, они призваны творить добро. Однако без стражей они были бы беззащитны, не говоря уже о том, что всю жизнь мира бессмертных организовывает Управление.

Пациентка взглянула на Ирину.

– Вскоре я познакомлю тебя с Петром Андреевичем, это начальник всех стражей, есть такое подразделение Управления, мы зовем его уголовным розыском. Думаю, после этого ты получишь удостоверение и значок.

Пациентка скомкала натянутую на кушетку простыню и задала мучивший ее вопрос:

– Если хранители работают докторами, то стражи…

– Большая часть полицейскими.

Пациентка вскинула голову и с вызовом посмотрела Ирине в глаза:

– Но у меня есть судимость.

Психиатр кивнула.

– После смерти учитываются только настоящие преступления.

Пациентка прикусила нижнюю губу.

– Я не смогу… взять в руки удостоверение, – выдавила она.

Ирина одним движением оттолкнулась от кресла.

– Сначала взгляни на Управление. Это твое призвание. Ты поймешь. Кстати, не хочешь одеться?

Пациентка посмотрела на себя.

– Пожалуй.

Пора было сменить этот жалкий внешний вид на что-то человеческое.

– Я принесу, – пообещала, двигаясь к двери, Ирина. – Кстати, на стражей обычно выдают пустые документы. У нас принято менять имена. Можешь придумать себе все, что захочешь, но большинство стражей берет обычные русские.

Пациентка фыркнула:

– Мне все равно.

Ирина кивнула и спустя какое-то время занесла в палату стопку одежды. Потом она помогла подопечной вылезти из постели и с сомнением посмотрела на нее.

– Справишься?

Та кивнула. После полной беспомощности очень хотелось снова ощутить собственную силу, пусть она и заключалась пока только в способности самостоятельно одеться.

– Ты худей, чем я рассчитывала, – покидая комнату, сказала Ирина, – как бы не свалились штаны.

Пациентка проводила ее взглядом и занялась делом. Координировать движения было труднее, чем можно было подумать. Она посмотрела на себя. В той больнице, где она лежала, до осужденной паралитички никому не было дела. Все ждали того, чтобы она умерла. Включая ее саму.

Над раковиной у входа висело зеркало.

Девушка приблизилась к нему и, опершись руками о керамический бортик, посмотрела себе в глаза. Впервые за долгое время. Призрак человека. Под глазами глубокие тени, щеки ввалились. Тонкие, светло-русые волосы разметались по плечам, от груди остались лишь два маленьких бугорка. Кожа серая. Губы две тонких ниточки. На шее шрам после воткнутой туда трубки. Хорошо хоть зубы целы.

И все-таки она жива. Хотя нет, как раз это неправильно. И все-таки она цела. Вчерашний сон напоминал о том, что она едва не распалась как существо. Но почему-то нашла в себе силы собраться и существовать дальше. Точно! Это было именно существование. Она теперь стала чем-то иным, не человеком, новым существом. Девушка согнулась над раковиной, понимая, что ее тело, столько дней недвижно пролежав в постели, все еще слишком слабое. Куда слабее души.

В дверь постучали.

– У тебя все нормально? – спросила Ирина.

Значит, она не ушла. Надо поторопиться с одеждой. Все это разглядывание себя выглядит странно, выдает глубину трещины, которую дала ее неудавшаяся жизнь. Ей совершенно не хотелось сейчас чтобы кто-нибудь лез в душу, заставляя заново проживать мерзкие воспоминания. Она выпрямилась и двинулась к стулу.

– Да! – крикнула бывшая узница по пути.

Было жутко тяжело балансировать на одной ноге и для того, чтобы натянуть белье, пришлось усесться в кресло. Оставались еще джинсы. Она бросила взгляд на расшитый кружевом лифчик. Как для куклы. После этого пациентка надела майку, проигнорировав бюстгальтер – все равно груди-то уже нет, и немного повозившись с джинсами, наконец, перешла к носкам. С ними не возникло проблем, чего не скажешь о кроссовках. Как же трудно было вязать шнурки непослушными пальцами!

Ирина открыла дверь и несколько минут молча смотрела за этими попытками. Наконец все было готово. Новая стражница была благодарна психиатру за то, что та не вмешалась. Независимость – то, что ценишь больше всего долгое время пробыв в неволе.

Пациентка выпрямилась и молча посмотрела на себя. Одежда, безусловно, с плеча Ирины. Джинсы коротковаты, но сели нормально, майка висит. Психиатр была стройной, ее пациентка – тощей.

– Выглядишь человеком, – улыбнулась Ирина.

Наконец-то!

– Он скоро будет тут, тот страж, о котором я говорила. Хочешь пока чего-нибудь? – спросила психиатр. – Пить? Есть? Бессмертные не толстеют. Мы, по правде, почти вообще не изменяемся во время службы. Только обретаем новые шрамы.

Ирина усмехнулась и мельком заглянула пациентке в глаза. Это был такой пробный шар. Проверка на вменяемость. Ей, безусловно, известна история подопечной.

– Курить, – ответила пациентка, ей совершенно не хотелось сейчас говорить по душам, хоть отвращения к Ирине она и не испытывала.

Бессмертные, безусловно, помогают новому члену своего общества, но… после всего, хотелось просто молча курить. Ирина кивнула и спустя двадцать минут вернулась с пачкой сигарет. Доктор была уже без халата. Похоже, бегала на улицу.

Ее подопечная все это время просидела на подоконнике, глядя наружу. Там была улица, маленькая и в этот час не оживленная. Девушка помнила, что скончалась в столице. Паралич приключился, когда ее перебросили в Москву на суд. Из СИЗО увезли в больницу, а там уж… помочь оказались неспособны. Столица за окнами праздновала лето, и так странно было видеть нормальную жизнь не через решетку. Пугающе непривычно.

Приблизилась Ирина и распахнула створки окна, мимоходом протянув подопечной пачку. Та с благодарностью посмотрела на психиатра. Вот это было хорошее начало! Сама бы юная стражница на такое не решилась. Свежий ветер откинул назад тяжелые волосы доктора, и пациентка мимоходом подумала, что Ирина прямо лоснилась. Докторша была ухоженная и шикарная. Интересно, бывшая узница сама когда-нибудь сможет себя до такой степени вычистить? После всего, что было, она казалась себе израсходованной, пустой. Она шесть лет по ложному обвинению промоталась по обычным тюрьмам, где все знали, что она едва не закончила университет МВД. После всех нападений, побоев, что пришлось вынести, тело ей казалось просто оболочкой, не способной чувствовать. Паралич был вершиной, апогеем этой идеи, доведенной до абсурда.

Стражница с наслаждением затянулась. Сигареты – главная валюта и одна из немногих радостей в тюрьме. Она выдохнула дым в окно, и, все еще пребывая в воспоминаниях, посмотрела на свою тонкую руку и подумала: ведь до злополучной драки ей казалось, что она разучилась чувствовать боль. Захотелось это проверить. Поэтому стражница не раздумывая больше, коснулась кожи зажженным окурком. Боль отрезвила, позволяя ощутить себя живой. После всего что случилось, ей нужно было напоминание о том, что она все еще она. По крайней мере, не спит и не превратилась в робота. Все живые люди чувствуют боль…

Ирина выбила из ее руки сигарету. В глазах психиатра стражница прочитала ужас. Нет, эта докторша не такая уж и надменная стерва, как поначалу показалось. Слова о милосердии, сказанные неврологу, были не просто словами.

– Ты что творишь?! – воскликнула докторша, глядя на свежий ожег.

Стражница и сама покосилась на увечье с удивлением. Не первое и, надо думать, не последнее. Но переведя взгляд на психиатра, стражница поняла, что допустила ошибку. Самовредительство было наилучшей демонстрацией того, какой разлад творился у нее в душе. Если они хотели взять ее в Управление, это хороший повод передумать. Стражница усмехнулась. Ее? В органы? Пускай и мертвяцкие.

Стражница потянулась за пачкой, чтобы достать новую сигарету, но Ирина крепко схватила ее за плечи и развернула к себе. Это было нетрудно сделать. Бывшая узница была теперь совсем тощая и слабая, от хорошей физической формы остались лишь воспоминания.

– Смотри мне в глаза, – прошипела психиатр, свободной рукой сдвигая очки на нос. – Больше никогда не смей вредить себе. Поняла?!

Взгляд докторши на миг ослепил. Как такое вообще было возможно? Стражница послушно кивнула. Хранительница прочитала какую-то мантру, против которой ее подопечная была бессильна. Стражница посмотрела на собственное предплечье, понимая, что больше не сможет повторить то, что только что сделала.

– Как ты это… – пробормотала она.

– Дар, – пояснила Ирина, возвращая очки на место. – Именно поэтому я и зовусь психиатром. Я умею залезать в головы людям и… приказывать им. По этой причине я работаю на Управление. Наши таланты тут ценятся, в отличие от мира хранителей. За это нас презирают… коллеги. Для них работать на сыщиков все равно, что торговать собой. У меня по сравнению с другими хранителями куча привилегий. Они бесятся от того, что не могут иметь того же.

– Кто такой Григорий Курцер?

Ирина вздернула голову.

– Ты слышала?

Стражница пожала плечами.

– Не хочешь, не отвечай. Это не мое дело, о чем вы там спорили с другим хранителем.

Ирина ухмыльнулась.

– Тебе стоит знать. Ты это имя еще не раз услышишь. Доктор Курцер в чем-то схож с тобой. Он попал сюда примерно таким же образом, разве что он был куда более сильной аномалией. Его сочли уникальным бессмертным: полу-хранитель, полу-страж. Он поставил дар психиатра на недосягаемую вышину. Он исцелял души, а не пудрил им мозги, как мы, – Ирина улыбнулась тепло, искренне. – Я не побоялась стать его ученицей незадолго до того как он ушел, помощница самого Черного Жнеца. Обществу хранителей это очень сильно не понравилось. Григорий Курцер отдал свои дневники мне, а не кому-нибудь более достойному.

– Его спутница отдала, – вставила стражница, раскуривая новую сигарету.

Губы Ирины разъехались в оскал. Оценила.

– В любом случае, я получила их честно, доказав, что достойна забрать записи, – продолжила психиатр. – С тех пор я пытаюсь продолжать его дело, но хранители стараются обвинить меня в краже. Григорий Курцер был Святым Граалем, чистым и непорочным, я недостойна великого хранителя. Как же они его шпыняли, пока он не начал их души спасать!

В глазах Ирины сверкнула холодная искра. Стражница эту исповедь оценила. В словах психиатра чувствовались сила и искренность. Стражница выдохнула дым в окно и подумала, что впервые за долгое время ощущает симпатию. Большинство ее сокамерниц не стоили светлых чувств, и со временем ей начало казаться, что ее душа огрубела. Но нет же. Сегодняшнее тому доказательством. Думать об этом было приятно.

– Знала бы ты, сколько неприятностей они устроили с тобой.

Стражница подняла бровь, делая очередную затяжку.

– Я-то им зачем? – решила все-таки заговорить она. Ирине явно нужен был собеседник, а не слушатель. – Я же вроде ремесленника. Тумаки раздавать, да? А они выше этого, верно?

Ирина хмыкнула и посмотрела на свои пальцы. Ногти с качественным маникюром. Следит за собой.

– Ты тоже аномалия, – произнесла психиатр, посмотрев на подопечную. – Обычно таким как ты невозможно помочь. Они разрушают все вокруг и единственный способ с этим справиться – уничтожить. Долгое время считалось, что аномалии возникают из завихрений темной энергии, вовремя не нейтрализованных стражами. Но потом некоторые стали подмечать, что разочарованные в службе хранители превращаются в нечто подобное. Их можно вернуть, напомнив о цели жизни. Никто не решался попробовать это на диких аномалиях до главы одной из старейших московских больниц, Вознесенской Веры. Она создала доктора Курцера из вихря ненависти поразительной силы. А я – тебя из кое-чего не столь разрушительного. Поэтому они заявили, что я просто хотела покрасоваться. Но правда в том, что в Москве теперь есть новый бессмертный с уникальными способностями. И его примут в Управление. Это хранителям как кость в горле. Григорий Курцер долгое время был их самой яркой звездой.

Стражница выкинула в окно окурок и прямо посмотрела на собеседницу. После всего, что случилось, ее раздражала ложь.

– Меня спас мужчина, – заговорила она.

Но Ирина не смутилась. Напротив, она улыбнулась загадочной улыбкой.

– Это и был Григорий Курцер. Сейчас август, а его уже с начала мая нет в Москве.

Стражница вздрогнула. Мысль о том, что в том полубреду она видела своего предшественника, прошлась по телу электрической волной.

– Потом объясню, – сказала Ирина. – А сейчас к нам гости из Управления.

Психиатр указала пальцем на улицу. Стражница чуть нагнулась. К подъезду подъехал фургон, раскрашенный в бело-синие цвета. Автомобиль полиции. Открылась боковая дверь и из нее вышел массивный мужчина, следом выпрыгнули два более стройных. Эти остались у машины, а первый прошагал под козырек. Что-то это место стражнице напоминало.

– Где мы? – обернулась она к Ирине.

– В поликлинике, – пожала плечом психиатр. – При МВД. Я тут консультирую, когда есть необходимость. В остальное время с опергруппой.

Следом Ирина спрыгнула с подоконника. Стражница последовала ее примеру. Психиатр отряхнула от пепла подопечную и с сомнением посмотрела на ее майку.

– Принципиально не носишь белье?

Стражница бросила взгляд на кружевной бюстгальтер, лежавший на койке.

– Только лифчики.

– Ну ладно, – Ирина встала сзади и собрала волосы подопечной в хвост, вынув из кармана резинку.

Спустя пару мгновений прическа была готова. Ирина вышла вперед.

– Вот что: он один из древнейших и авторитетнейших стражей Москвы. Работает уже сто пятьдесят лет, со второй половины девятнадцатого века. К его мнению в Управлении принято прислушиваться. Это начальник уголовного розыска, мой шеф, и только поэтому мне удалось сделать так, чтобы именно он занимался тобой. Поверь, желающих было… Я уверена, что он поступит правильно. Когда среди бессмертных появляется кто-то как ты, или Григорий Курцер, начинается переполох. Этому человеку я готова доверить свою жизнь и не только свою.

Ирина взглянула на подопечную, и юная стражница выдохнула. Впрочем, чего ей сейчас было переживать? Все самое страшное уже произошло. С этого момента должно становиться лучше.

Тяжелые мужские шаги зазвучали в коридоре.

– Петр Андреевич Отверстчик, – представила своего начальника Ирина, прежде чем распахнулась дверь. – Черный Жнец.

В проеме встал высокий мужчина. У него был внушительный размах плеч. Юная стражница подумала, что этому человеку подошло бы быть лесорубом или мясником, в его позе чувствовалась внутренняя сила и даже, может быть, угроза. Казалось, этими руками можно было без труда удушить любого злодея. На правой половине лба у него был шрам, видимо, от рваной раны, один из его краев доходил до верхнего века. Словно в подтверждение своего прозвища он носил черный плащ по августовской жаре. Черный Жнец был в гражданском. Юная стражница заметила под плащом портупею, из кобуры торчала рукоятка, по виду это был МР-443. Зачем, интересно, бессмертным табельное оружие? В духов стрелять?

Начальник сыска посмотрел на нее исподлобья, и девушка невольно вытянулась. Как-то вдруг само вспомнилось то, чему учили в институте. Это было разом и приятно, и немного больно. После суда она приказала себе больше никогда не думать о службе в органах, не думать об этом вообще, чтобы не было так противно.

– Это и есть? – Петр Андреевич взглянул на Ирину.

Та кивнула.

– Выбрала себе имя? – это уже предназначалось новообращенной. – Как мне тебя величать?

Она пожала плечом. Мыслей не было. Прошлое имя утопили в грязи. Вспоминать его и все, что с ним связано, было больно. Стражнице казалось, что забыв его, она себе поможет. Но дать себе новое она тоже не могла.

– Да как хотите, – поморщилась она.

Петр Андреевич кивнул. И взглянул на Ирину.

– Ее бумаги.

Психиатр вышла. Новая стражница и глава московского сыска остались вдвоем. Петр Андреевич посмотрел на реанимационную кушетку, а потом на новую бессмертную и нахмурился. Она тоже взглянула на себя и усмехнулась, подумав, что теперь, по крайней мере, стоит на ногах. Два дня назад она даже на такое не рассчитывала. Ей, пожалуй, стоило поблагодарить всех этих людей. За жизнь после смерти. Но глава сыска заговорил первым:

– Было трудно? – он все еще разглядывал кушетку.

Не хотелось отвечать, но это было бы невежливо, поэтому она сделала над собой усилие:

– Не худшее из того, что я перенесла.

Он улыбнулся краешком рта.

– Я хорошо знал твоего предшественника, – сказал Петр Андреевич. – Григория Курцера. Я о тебе позабочусь, не дам этой своре бешеных собак бежать по твоему следу. Ты этого не заслуживаешь.

Она вздрогнула. Тут вошла Ирина с листами и протянула их шефу. Тот достал из нагрудного кармана ручку и что-то начеркал там навесу.

– Вскоре дам тебе значок, – произнес детектив. – А пока вот.

Он протянул ей красную корочку. Золотые буквы и герб с двуглавым орлом, выбитые на ней, не оставляли сомнения в том, что это такое: удостоверение сотрудника полиции. Девушка протянула руку за документами, но в последний момент отдернула ладонь. Не могла она себе позволить коснуться этого. Ее карьера была безнадежно разрушена из-за одного идиотского решения.

Петр Андреевич всунул ей в руки корочку и крепко зажал в ладонях новой сотрудницы.

– Документы – важнейшая часть загробной жизни, – пояснил детектив. – Без них ты просто живой труп, и я официально обязан доставить тебя к Вратам. Это всегда должно быть при тебе, значок – когда будешь при исполнении. Не глупи.

Стражница кивнула, и тогда детектив отпустил ее руки. Следом она раскрыла удостоверение, там уже была вклеена ее фотография, и прочитала вслух:

– Анисья Богдановна Дарецкая. Это что еще за имя?

– Если не нравится Анисья, сократи до Аси. Ты же сказала, что тебе все равно. Я выдумал за тебя. Я никому ничего дважды не предлагаю, запомни раз и навсегда. Это не обсуждается больше.

Ася вздохнула. По крайней мере, теперь у нее было имя, хоть в полной форме оно и звучало как Анисья Богдановна. Начальник сыска взглянул на вновь прибывшую, и предложил:

– Пойдем?

Ася подчинилась и вышла следом за Ириной и Петром Андреевичем. Годы, проведенные в неволе, делали свое дело. Ася не привыкла раздумывать над приказами. Оказавшись снаружи, она увидела длинный коридор поликлиники. Похоже, отделение Ирины располагалось на чердачном этаже.

Ася остановилась. Непривычно было идти дальше… самостоятельно. Обычно за дверью камеры ее ждал конвой. Чувство впервые обретенной за долгие годы свободы было столь обжигающим, что сделало всю окружающую обстановку до боли нереальной. Ася подумала, что неплохо было бы снова прижечь себе кожу, чтобы почувствовать себя твердо стоящей на земле. Но сделать этого она не могла. Она по привычке свела за спиной руки и спросила спутников.

– Куда мы?

– В Управление, – ответил Петр Андреевич, обернувшись через плечо.

– Вы знаете, что у меня есть судимость?

Детектив остановился и обернулся к ней.

– И что ты хочешь по этому поводу сказать?

– Я сидела по статье двести шестьдесят четыре, части шесть: ДТП, совершенное в состоянии опьянения, повлекшее смерть двух или более лиц. Сверху пришили хранение наркотиков. Я отсидела восемь лет, два года провела парализованной в тюремной больнице Москвы… из пятнадцати потому, что взяла на себя чужую вину. Их сбил мой парень, ту женщину с детьми, он же хранил наркотики в машине, не сказав мне ничего.

Петр Андреевич кивнул.

– В наших реалиях это является смягчающим обстоятельством.

Ася шумно вдохнула и, наконец, смогла расслабить руки. Потом она передернула плечами. Бывший заключенный, служащий в органах. Это же оксюморон.

Глава 2. Управление

Вот она, свобода. Она так долго не позволяла себе даже думать о ней, чтобы не сойти с ума. Не то, что о профессии, которую сама когда-то выбрала. Судимость перечеркивала возможность какой-либо государственной службы. Ася так крепко запуталась, что надеяться на то, что ее оправдают, было все равно что рассчитывать дожить до второго пришествия.

И все же в прошлой жизни она боролась за себя, пытаясь снять второе обвинение в хранении наркотиков. Ее парень был начинающим следователем, а его отец – большой шишкой в органах. Так-то он ее, захмелевшую после клуба, тогда и уговорил. Сказал, что просто въехал в дорожное ограждение, растолкав задремавшую Асю. Ему нельзя было иметь приводы. Вдалеке был слышен вой сирен. Сказал, что вызвал сотрудников ДПС, чтобы оформить дорожное происшествие и потом иметь возможность починить автомобиль по КАСКО.

Ася уже тогда почувствовала что-то странное в окружавшей ее обстановке, но не дала себе труда задуматься. В голове шумело вино. Она перелезла на водительское сидение и улыбнулась парню. С ментами обо всем его папа договорится. Талантливая, целеустремленная и подающая надежды Ася семье парня нравилась. Там нарадоваться не могли на то, что их сын, тусовщик и бабник, наконец, нашел себе хорошую девочку. Ася своего парня к лучшему изменила и теперь в семье прокурора ее были готовы принять как родную. В конце концов, они ведь все были коллеги, как-никак. Ася и не сомневалась, что никто в органах не напишет в протоколе, что она была пьяной.

А вот парню лучше не светиться. Он обещал отцу больше не пить за рулем с прошлого ДТП, которое едва удалось замять. Так долго и было, но вот на дне рождения друга он сорвался. Ася помнила свое потрясение, когда дорожный патруль вытащил ее из машины. Эти повреждения, алые полосы крови, размазанные по капоту… Она узнавала признаки, характерные для сбившего человека автомобиля, но не могла допустить до сознания. Потом были задержание, обыск, арест и обвинение в смерти женщины и двух ее детей. Младшему было три года. В тот поздний час они возвращались к себе с юбилея родителей. Ася помнила глаза мужчины на суде, потерявшего семейство, полные ненависти и скорби.

Все, что она могла повторять тогда: «Это не я», несмотря на то что написали в протоколе. Во время следствия стало ясно, что парень лишь прикидывался, что больше не употреблял. Он лгал и Асе, и родителям, очевидно надеясь сделать ее безупречной будущей женой. Она, в самом деле, была бы хорошей партией и благодаря несгибаемому характеру вскоре бы многого добилась на службе. Хороший фасад для человека, предпочитавшего играть по собственным правилам. Ее только нужно было продолжать подкармливать с руки тем, что она так любила: демонстрацией благочестия.

Асе дали максимальный срок за то, что она отказалась сотрудничать, и еще тогда, на этапе предварительно следствия пыталась защищать себя. Этим она нажила себе огромные трудности. Ушла по этапу в обычную колонию-поселение, вместо специализированной тюрьмы для сотрудников МВД. Ее морально давили, издевались, унижали, подставляли, ужесточали режим, но она все это пережила. Чудом вышла на правозащитников. И тут на шестом году заключения блеснула надежда: ей пытались помочь снять обвинение в хранении наркотиков. Это можно было доказать, в отличие от ДТП, о котором отец парня позаботился. Но в органах пересмотру дела не обрадовались.

За шесть лет ее бывший возлюбленный нашел себе благочестивый аналог Аси, завел семью и резво двинулся по карьерной лестнице. Прессу интересовала возможность бросить тень на известного московского прокурора. Асю в московском СИЗО столкнули с лестницы, пару раз искусно приложив милицейской дубинкой по шее. Теперь она была парализована, и в этом положении ее уже не должен был волновать срок заключения. Дело распалось. Да и Асе было уже все равно. Надежда для нее сгорела тем памятным сентябрьским утром, когда она очнулась прикованной к кушетке. С тех пор в ее привыкшей бороться душе разрасталась пустота и, кажется, она превратила Асину сущность во что-то ужасное. Тогда ей встретился тот самый странный хранитель, Григорий Курцер, и пообещал новую жизнь.

И это было первое исполненное перед ней обещание другого человека за долгое время. Все восемь прошлых лет Асю предавали. Но сможет ли она и дальше существовать с этим? Ася хмыкнула, посмотрев на новое удостоверение и поняла: вот она, ее долгожданная свобода. По прошлой жизни она знала, как много существует людей, которые даже не будучи заточены в четырех стенах никогда не позволяют себе ей пользоваться. Ася такой не была. Оставалось сделать последний шаг, и она шагнула, попутно запихивая удостоверение в карман джинсов. Она будет таким ментом, или стражем – какая разница, которым всегда хотела стать.

Спутники подошли к лестнице. Петр Андреевич с сомнением посмотрел в пролет, должно быть, прикидывая, не спустится ли с нее Ася кувырком. Тогда она пошла вниз приставным шагом. Детектив хмыкнул и присоединился. Он шел рядом, готовый подать руку, но пока Ася справлялась самостоятельно, на помощи не настаивал.

Когда спустились донизу, Петр Андреевич придержал ее плечо, увидев, что девушка все-таки пошатнулась.

– За чертой жизни высшие силы обычно возвращают нам то, что мы потеряли в силу их недосмотра или по собственной глупости. У каждого бессмертного за душой непростая история, хоть это и не всегда видно. В Управлении кое-что слышали о Люблинской аномалии, но на твое счастье, ничего не поняли. Все произошло слишком быстро и тихо. Случилось чудо – об этом знаем мы оба с Ириной. Другим я солгу.

Ася взглянула на детектива. Тот прищурился.

– Так лучше. Ты не захочешь, чтобы у тебя выпили столько же крови, сколько и у Григория Курцера. Ирина готова на это пойти.

Ася какое-то время молча смотрела на психиатра, не понимая толком, что чувствует. Обжигающим комом в груди разворачивалось новое ощущение. Ей хотелось выкрикнуть: не надо! Не рискуй своей честью ради других! Не повторяй моих ошибок! Оно того не стоит!

В этот миг Ирина сунула какие-то вещи в руки Асе, что-то, что она забрала из подсобки рядом с регистратурой.

– Ты точно уверена, что хочешь выглядеть лгуньей? – проговорила Ася, глядя психиатру в глаза.

Та пожала плечом.

– Мне важнее, чтобы с делом моих рук было все в порядке, чем их мнение. Пока я работаю на Черного Жнеца, они могут хоть обплеваться ядом и ничего мне не сделают.

– Зря ты так думаешь, – вздохнула Ася, но на большее была неспособна.

Она по себе знала, что человека точно решившего рискнуть, трудно отговорить. Следом Ася посмотрела на то, что ей дали. Это был сотовый телефон и немного денег. Как же давно она не держала эти вещи в руках!

– Мой старый аппарат, – усмехнулась Ирина. – Там симка. Это на случай, если тебе нужно будет с кем-то из нас связаться. В памяти забиты номера. И тебе понадобятся деньги на бытовые расходы. Первая зарплата будет только в сентябре.

Ася рассовала подарки по карманам джинсов, пытаясь не выдавать своего удивления. «Зарплата» – какие слова! Трудно пробыть человеком второго сорта столько лет. Это деформирует сознание. Ася чувствовала, что ее душа огрубела, ум отупел, она и кожей, и костями впитала состояние выученной беспомощности. Новая стражница смотрела на двери поликлиники, безотчетно глядя на то, как сквозь них проходили все новые и новые люди, но сама не могла двинуться наружу, куда стремилась всем существом… без приказа. Невролог все-таки не угадал. Асе по-прежнему требовался длительный курс реабилитации, несмотря на то что ее тело уже свободно двигалось.

Петр Андреевич взглянул на подопечную и, забрав у нее сигарету, которую та только что машинально вынула из пачки, зашагал к выходу. Его примеру последовала Ирина, но, заметив оцепенение Аси, остановилась на полпути и обернулась к пациентке.

«Давай, Ася», – обратилась к себе юная стражница: «Это не сложнее, чем дышать без аппарата».

Ася отворила двери поликлиники и полной грудью вдохнула душный московский воздух. Жить было хорошо! Ася уставилась в небо, не зная, кого ей благодарить за возможность стоять здесь. Все-таки они ее так и не сломали!

В этот миг на плечо Асе легла тяжелая ладонь Черного Жнеца.

– Мы с тобой прямо сейчас идем регистрировать тебя как нового сотрудника, – объяснил детектив. – Ирину я отпускаю. Она поедет с парнями. Скажи спасибо и пошли.

Ася кивнула. За время заключения она отвыкла демонстрировать эмоции. Было трудно начинать. Почти так же, как брать ответственность за собственную жизнь. Психиатр ей улыбнулась и, махнув рукой, сказала:

– Увидимся!

Потом Ирина села в полицейский фургон, рядом с которым уже не было видно оперативников – видимо, залезли в машину.

Черный Жнец зашагал широкими шагами вперед. Ася пошла за ним, понимая, что Управление было неподалеку. Она была рада, что известный страж выбрал пешую прогулку, но чутье, развившееся в тюрьме, говорило ей, что это неспроста. Он хотел поговорить без свидетелей, иначе не заставил бы девушку, едва стоявшую на ногах эти ноги переставлять.

Ася поравнялась с ним, как можно неприметнее разглядывая детектива. Что-то в нем было одновременно и притягательное, и пугающее. Взгляд. Как будто смотришь в мутную воду и совершено непонятно что там на дне. Может, гладкий песок, а, может, утопленник с камнем на шее… Ася вздрогнула от непрошенной ассоциации, и детектив это заметил, покосившись на нее. Тогда стражница открыла пачку и вытащила еще одну сигарету. Надо было как-то замять паузу.

Петр Андреевич оказался невероятно быстр. Он выхватил из рук подопечной и пачку и сигарету.

– Эй! – Ася оскорбилась.

– Сколько ты уже скурила? – покосился на нее детектив. – Две? Три? От тебя несет табаком.

Ася взглянула на сигарету, которую бессмертный все еще держал в руках, пачка была уже у него в кармане. Черный Жнец смотрел на ее предплечье, где алел ожог, и тут стражнице стало все ясно.

– Не будешь курить, пока я не удостоверюсь в том, что ты в полной мере поправила здоровье, как моральное, так и физическое. Терпеть не могу эти узаконенные способы самоубийства.

После этого он свернул с улицы, по которой они вместе шагали, и зашел в небольшую лавочку, над входом которой висела дешевая вывеска «Продуктовый магазин». Ася еще постояла на улице, раздумывая над тем, что могла бы просто сейчас припустить вперед, что было дури. Ее ведь никто не контролировал. Это были нетрезвые, воспитанные тюрьмой мысли. Ей иногда отчаянно хотелось этого на зоне, когда перед Асей проглядывал кусочек воли, словно марево бреда. Девушка сглотнула. Нет, она не даст безумию управлять собой сейчас, когда она снова по волшебству обрела контроль над своей жизнью и телом.

Ася завернула в продуктовый. Если она убежит, ее схватят стражи и, увидев, что у нее есть удостоверение, но нет значка, начнут разбирательство. Это было бы глупо. Один раз девушка вне закона уже была. Теперь уж лучше она побудет на его стороне.

Детектив стоял в очереди к прилавку. Взгляд его глаз быстрее молнии скользнул по девушке, и Ася поняла, что Петр Андреевич догадывался о ее мыслях, он нарочно оставил ее снаружи, чтобы проверить, насколько она готова показаться в Управлении. И то, что он увидел, его обнадежило. В этот миг Ася получила в руки пышную слойку и пакет со сгущенкой с отвинчивающейся крышкой.

– Что это? – опешила девушка.

– Калорийней не смог найти, – прищурился детектив, выходя из магазина.

Ася тоже выскочила на улицу.

– Хотите меня откормить?

Черный Жнец окинул ее взглядом.

– Тебе, и правда, не помешало бы. Послушай, Анисья, идти тут минут пятнадцать, а я тебе очень многое должен рассказать о том, кто мы такие, прежде чем мы покажемся в Управлении, поэтому не перебивай. И можешь приступать, – он взглянул на часы. – К обеду. Как раз двенадцать. Мы должны успеть к концу слушанья.

Ася неуверенно взглянула на булку и откусила кусок. Принимать еду через рот было непривычно, но очень приятно. Сверху она сдобрила тесто сгущенкой. Это нечто оскорбило бы взгляд гурмана, но это было вкусно. Ася чувствовала усиливающийся аппетит по мере того, как насыщалась булкой.

Спутник посмотрел на нее с одобрением и начал рассказ:

– Тела бессмертных отличаются от тел живых. Они созданы так, чтобы лучше отвечать нашим функциям. Хранители, например, очень выносливы. Они могут не есть, не пить и не спать несколько суток подряд, если выполняют свою миссию. Стражи наделены устойчивостью. Мы легко залечиваем раны и восстанавливаем форму в отличие от живых людей. Но это не значит, что тебе не понадобится целитель, если прострелят живот и уж тем более голову. Стражу потребуется неделя на то, чтобы залечить пулевое ранение и… много есть. Хранители берут энергию из окружающего мира, мы из калорийной пищи.

Ася откусила новый кусок. Так вот почему эта сухая булка показалась ей верхом кулинарного изыска! Она, без сомнения, была калорийной.

– Еще увидишь, как патрули зависают в ресторанах общепита, – усмехнулся спутник, и Асе отчего-то вдруг стало очень радостно на душе.

«Еще увидишь», – это значило, что ее жизнь только начинается. Бывшей узнице сейчас приходилось все время насильно возвращать себя к мыслям о том, что все происходившее с ней было реальным.

– Поэтому я хочу, чтобы в ближайшее время ты как можно больше ела, – обратился к спутнице детектив. – О продовольствии я позабочусь. Тебе понадобится пара недель на то, чтобы восстановиться. Дальше можно будет тренироваться.

Ася кивнула. Она любила физические нагрузки. Детектив смотрел на нее, улыбаясь.

– Зуб даю, еще не один спросит, почему такая как ты пришла в стражи, – ухмыльнулся он. – Ведь твой предшественник был прежде всего хранителем. Он, можно сказать, стоял на недосягаемой ступени для сотрудников Управления. Я думаю, что для небесных сил не существует такой градации, Анисья. Они просто распределяют нас, исходя из того, какая черта наиболее ярко проявляется в нашем характере.

Ася обернулась к спутнику.

– Когда они начнут скалить зубы… – проговорил детектив. – Помни, Анисья, одну простую истину: все хранители страдальцы. Кто-то однажды со всей дури съездил каждому из них по лицу, разрушив хрупкие мирки, и они до сих пор переживают этот неприятный момент, пытаясь доказать себе, что они все еще полноценные люди. Призрачная стража существует в первую очередь для того, чтобы защищать самое хрупкое в мире бессмертных – души, способные на чудеса. По сути, хранители и стражи равноправные братья. Я помню времена, когда так и было.

Ася перехватила тяжелый, наполненный непонятным ей переживанием, взгляд детектива.

– Все стражи бойцы и дрались до последнего, прежде чем умереть. Мы, в отличие от хранителей, так и не сдались. Мы призваны в первую решать чужие проблемы, не свои, поэтому у нас так много привилегий. Анника не отзывает стражей, в отличие от хранителей. Мы сами решаем, когда уйти. Многие гибнут на службе, для большинства это означает перевоплощение в мире живых и новый путь, но бывает и так, что душа стража тоже оказывается уничтоженной.

Детектив внимательно посмотрел на Асю, словно проверяя, способна ли она его воспринимать и продолжил:

– Это мы вели за собой батальоны, погибая в последней атаке, подобные нам горели на кострах за свои убеждения. Быть борцом не менее почетно, чем чудотворцем, это другая сторона человеческой добродетели. Без силы духа человечество так и осталось бы сидеть по пещерам у священного огня. Это суть настоящего стража – неподдельная, несгибаемая сила его нутра. Это и есть его оружие.

Они остановились перед знакомым Асе зданием. Это было главное управление МВД по Москве. Девушка почувствовала, что некрепко держится на ногах. Детектив положил ей на плечо руку, и Ася ощутила благодарность. Это была воодушевляющая речь, совсем не то, чего ждешь от мужчины с внешностью мясника и тяжелым взглядом прокурора. Интересно, он заранее подготовил ее для того, чтобы правильным образом настроить Асю? Она хорошо себе представляла, как работают органы. Или это была искренняя тирада? В любом случае, это было вовремя.

Детектив подтолкнул подопечную в спину, и она завернула к зданию, предварительно вышвырнув остатки сгущенки в мусорный бак. Ася растерла липкие ладони о джинсы. Кто бы мог подумать, что она окажется тут хотя бы раз? Особенно в такой роли – начинающей защитницы добра.

Петр Андреевич неожиданно развернул подопечную спиной к проходной.

– Мы живем в зазеркалье, – улыбнулся детектив, вынимая из кармана маленький, сверкнувший в солнечных лучах предмет. – Смотри, как попасть на ту сторону.

В руках у Петра Андреевича было карманное зеркальце. Он поднес его к лицу подопечной так, чтобы Ася могла разглядеть в глади их с детективом отражения.

– И? – одними губами произнесла стражница.

– Смотри на здание, – сказал на ухо детектив так, словно собирался поведать ей тайну.

Ася присмотрелась. Теперь она видела некоторые отличия: на проходной укреплен отдаленно напоминавший что-то знакомое герб. Над зданием тучи, хотя сейчас на улице светило солнце. Тут земля дрогнула у Аси под ногами, и девушка побоялась, что упадет, но детектив вовремя подставил плечо. На миг все смешалось перед глазами, но вскоре девушка смогла оглядеться.

Пасмурно, холодно, воет ветер. На улице безлюдно, по асфальту гонит обрывки бумаги, так, словно произошла катастрофа, и все вымерли…

– Это призрачный мир, – улыбнулся Петр Андреевич. – Здесь не светит солнце, потому что оно жжет духов. Всякий мусор – это мысли, идеи, начинания, которые носятся по городу. Его изнанка. Существуют сотрудники Управления, которые отслеживают тут обстановку. Большинство из бессмертных без вреда для себя может находиться в обоих мирах, но хранители эту практику не жалуют. Они любят оставаться там, где светит солнышко.

Петр Андреевич прищурился.

– Работа стражей сопряжена с параллельным миром. Каждый из нас при исполнении носит на рукаве зеркало, чтобы следить за ним. И когда возникает необходимость действовать против бесплотных, страж берет в руки духовное оружие потому, что другими приемами душу не скрутить. Это называется «перекидываться» потому, что изменяют внешний вид оружие и униформа. На далеких от оперативной работы бессмертных это производит впечатление.

Петр Андреевич усмехнулся и зашел на проходную. На входе хмурый сотрудник проверил его удостоверение. Ася показала свою корочку.

– Есть и другие сотрудники Управления кроме стражей? – спросила Ася, когда они подошли к вращающимся дверям, сделанным в человеческий рост.

Стекла были матовыми, так что невозможно было разглядеть, что по ту сторону.

– Конечно же, – обернулся к ней детектив. – Управлению нужно организовывать огромное количество душ, не отбывших сразу же во Врата. Здесь есть и архив, и миграционная служба, и суд, и адвокатская коллегия, и масса мелких специализированных комитетов. Все они несут службу в зазеркалье. Стражи – самое большое подразделение, лицо Управления, потому что мы стоим на рубеже миров и, скажем так, являемся исполнительной властью.

Спутники остановились у вертушки. Петр Андреевич коснулся рукой затертой правой створки и взглянул на Асю:

– Правило такое: тебе нужно сказать куда идешь, и двери выведут тебя в нужное подразделение. Если по ошибке, например, выкинет в архив, выходишь обратно на проходную и новая попытка. Они иногда клинят. Довольно старые.

Около дверей была прибита табличка, перечислявшая подразделения Управления. Каждое выделено своим цветом.

– А нам куда?

– В суд. Мне нужно увидеть мойр, зачем, я тебе уже говорил. Не хочу, чтобы кто-нибудь сейчас поднимал шум на счет того, что в Москве появился новый Григорий Курцер. Скрыть этот факт я смогу только с их помощью. Но поскольку дело касается тебя лично, я не могу обратиться к ним один.

Ася сглотнула. Детектив стукнул по створке рукой и громко приказал:

– Суд!

Потом он исчез. Ася еще какое-то время постояла перед вращающимися дверями. В суд она не хотела. Но отступать было поздно. Ася посмотрела себе под ноги, стукнула по створке двери, произнесла: «Суд», и вошла.

Ей повезло. Рядом с дверью стоял детектив. Он подхватил Асю под руку и вывел с проходной. Впереди было невысокое здание, по виду, еще дореволюционной постройки. Детектив зашагал к нему и объяснил Асе:

– Вертушка на входе связывает несколько подразделений. Мы все в одном здании бы не поместились. За двадцатый век Управление сильно разрослось, впрочем, как и Москва.

Ася перевела дух и вошла под своды здания суда. На полу были мозаикой выложены весы – универсальный, должно быть, символ судебной власти. Мимоходом Ася подивилась тому, что у бессмертных, были свои архитекторы и строители. Верилось в такое с трудом. Но кто-то же должен был сделать это изображение на полу и нарисовать герб Управления, который висел над входом. Вряд ли бессмертным символику ниспослали высшие силы.

В холле туда-сюда сновали сотрудники Управления. Все они были похожи на обычных людей, только довольно бледных. Еще бы, всю жизнь без солнца! Некоторые задерживали взгляд на Асе чуть дольше положенного. Может, дело было в том, что она была одета по-летнему в отличие от большинства бессмертных, носивших более теплые вещи. Ася взглянула на детектива, и ей стало ясно, зачем ему черный плащ. В призрачном мире такая вещь как раз к месту.

Спутники поднялись по лестнице на второй этаж и свернули налево.

– Они смотрят на тебя потому, что ты со мной, – сказал Петр Андреевич. – Про судимость на лбу не написано, по крайней мере, такие вещи по взгляду мог определить разве что один Григорий Курцер. Понимаешь, за что его в Управлении ценили?

Ася выдохнула. Ее беспокойство так заметно?

– Я начальник уголовного розыска. Если я появляюсь под ручку с кем-то из бессмертных это повод посудачить о его незавидной судьбе. Это значит, что ты, вероятно, скрываешься от правосудия, а я схватил тебя и приволок сюда потому, что настало время для серьезных изменений в твоей жизни. Но ведь мы оба знаем, что это не так. Какая разница, что они думают?

Это была лишняя информация. Детектив указал Асе на скамейку около больших, украшенных наличниками дверей и произнес:

– Мы все-таки рано. Слушание еще в ходу.

Ася села и сложила руки на коленях. Ожили наихудшие воспоминания. Девушка чуть было не погрузилась в тот же ступор, в котором пребывала первые дни после вынесения приговора. Но тут рядом сел детектив.

– Может, для тебя это выглядит странно, – заговорил он. – Но мир бессмертных, по сути, изнанка человеческого бытия, поэтому он так сильно изменился. Первые из нас назывались колдунами и ведьмами. Люди отправлялись в долгие путешествия, разыскивая наши дома в лесах. Но потом на арену вышел прогресс. Хранители сменили платья на белые халаты, а стражи выучили запутанный юридический язык. Процесс дознания, суд – это все не мы выдумали. Но людским душам так понятней. Да и усложнившейся жизнью так удобней управлять. В итоге черный богатырь, мстивший жестоким палачам, сделался главой московского сыска, а воин-защитник, раз за разом поднимавший в битве упавшее знамя – генерал-лейтенантом полиции, шефом московского Управления.

Ася чувствовала, что ей нужен был этот разговор. Он возвращал ее к реальности, пусть и жутко странной. Если она могла не думать о собственном суде, этого уже было достаточно.

– Поэтому вас зовут Черным Жнецом? – спросила Ася. – Вы мститель?

Детектив усмехнулся.

– Нет, прозвище у меня не оттуда. Я из редких стражей, поменявших специализацию. Дело в том, что в самом начале я, в действительности, был Черным Жнецом. Это существо отождествляют со смертью. Есть души, которые даже после жизни продолжают разрушать, им не идут впрок никакие уроки. Задача стража доставить их в суд. Возможно уничтожение при задержании, но место, где распадется такая душа, долго нужно отчищать. Поэтому лучше все сделать по протоколу.

Ася расправила плечи. Жутко было слушать такое, но интересно.

– И вот, когда душе подписан приговор: уничтожение, судья зовет Черного Жнеца. Их всего трое на всю Россию. Это что-то вроде тени, которая скачет туда-сюда и поглощает темную энергию. Если бы его не было, на месте катастроф образовались бы ужасающие, затягивающие в себя все добро воронки. Он одновременно вестник беды и палач. Поэтому, когда он приходит за обреченной душой, все уверены, что дела идут своим чередом, но если Черный Жнец вдруг начинает мелькать на улицах города – жди лиха. Это знак, который небеса посылают стражам. Пора поднапрячься и выяснить, какая из нитей бытия истерлась настолько, что вот-вот не выдержит. Сам Жнец не говорит, да взгляд его невозможно выдержать.

Ася рывком обернулась к Петру Андреевичу. Так вот что она видела в его глазах! Призрак смерти!

– И вы им были?! – выдохнула удивленная девушка.

– Да. До тебя я никому не говорил, но правда передавалась за моей спиной. Знает все Управление, рано или поздно ты бы тоже услышала. Я рассказываю это теперь не потому, что хочу, чтобы ты узнала правду. Ты особенная, Анисья, как Григорий Курцер, как я сам. Особенным живется непросто. Чужие истории позволят тебе скорее понять, как быть со своей.

– И в чем ваша история? – проговорила Ася, смотря перед собой.

Детектив усмехнулся.

– Это было наказание, я его заслужил. Шесть лет я отработал и стал чувствовать, что меня переполняют боль и ненависть, которые я забирал. Жнецы служат ровно тот срок, к которому их приговорили. Мой – двести пять лет. Я грозил устроить какую-нибудь катастрофу, но на наше общее счастье, я встретил хранительницу и сыщика. Я стал мелькать в Москве без причины. Они выяснили, что на сей раз проблема была не в человечестве, утопающем в страстях, а в самом Жнеце. И тогда… – он улыбнулся. – Эта хранительница, Мария, представляла меня в суде. Она заставила мойр пересмотреть мое дело и указала на обстоятельства, которые вынудили их к снисхождению. Мария стала первым московским адвокатом. Ну а я… Когда я вышел из зала, мне разрешили открыть лицо, вернули голос, дали имя и удостоверение. По приговору я обязан носить черный плащ в напоминание о том, чего мне будет стоить ошибка. Еще на сто лет я облачусь в саван, и буду служить Жнецом без права обжалования этого решения. Это сработало…

Петр Андреевич продемонстрировал Асе значок, блестевший так, словно его только что начистили. Девушка заметила, что от двуглавого орла на эмблеме МВД остались одни серебряные крылья.

– Сто пятьдесят два года безупречной службы. Теперь я ближе к ее концу, чем к началу и могу собой гордиться, – улыбнулся собеседник. – Значок что-то вроде выписки из личного дела. Чем лучше он выглядит, тем чище твоя репутация.

После этого собеседник спрятал значок в нагрудный карман.

– Меня тут ценят. Так всегда бывает со временем. Правда выходит наружу, когда ты честно трудишься, запомни это, Анисья. Теперь поняла, что я на твоей стороне и почему я сразу же взялся за твое дело, как только Ирина мне предложила? Поверь, я занятой человек.

Ася молча сжала руки, лежавшие на коленях, в кулаки. Она не знала, как сказать спасибо. Детектив ударил ее по плечу огромной рукой.

– Не стоит, – улыбнулся он. – У таких, как мы, всегда находится кто-то вроде старшего товарища. Никто не попадает в бессмертные случайно, Анисья. Расслабься. С мойрой буду говорить я, и мы быстро все решим.

В этот момент двери в зал отворились. Двое мужчин в форме полицейских вывели под руки осужденного. Ася мельком заметила наручники. Девушка было поднялась, но тут же села обратно. На месте этого человека она сейчас видела себя.

– Это убийца, – негромко произнес детектив. – Я сам помогал его задержать. При жизни он нападал на женщин в шубах. Грабил, чтобы заработать на свадьбу. Убил четверых, прежде чем Управление помогло обычным органам выйти на него. Повесился в СИЗО и продолжил изводить уже нас. Мы долго охотились за его черным духом и вот, наконец, состоялся суд. Поверь мне, он виновен. Никому не пожелал бы увидеть то, что видел я на местах его преступлений.

– К чему его приговорили? – выдохнула Ася.

– Это важно? – взглянул на нее детектив. – Мы идем обговаривать получение значка для тебя, ты никого не грабила и не убивала. Когда вольешься в наши ряды, если захочешь, выяснишь.

Зал суда опустел и тогда Петр Андреевич с Асей вошли. После собрания было еще душно. Машинистка проветривала комнату, распахнув окно. Ася огляделась по сторонам, удивляясь тому, что в этой комнате только что заседали бессметные. Тут все было такое человеческое, за исключением символики. Ася не заметила флага РФ, да и гербы висели совсем другие. Впрочем, Управление ведь служило вовсе не конкретной стране, а скорее, человечеству. На это и намекали их знаки. Тут она заметила судью. Это была строгая женщина неопределенного возраста. Волосы собраны в пучок, на глазах очки. Сидя на своем месте, она перебирала бумаги и, похоже, ждала гостей. Она была одета в типичную для всех российских судей мантию. Для того, кого называли мойрой, эта женщина выглядела очень заурядно. Ася притормозила, понимая, что была готова встретить настоящую древнегреческую богиню, прядущую судьбы. Они судили призраков в этом зале. Почему нет?

– Мойра? – прошептала Ася, наклонившись к детективу.

Тот усмехнулся.

– Это прозвище, как Черный Жнец. Ее зовут Ларисой, и она верховная судья. Однако ничего в загробном мире не дается просто так. Есть еще двое: Клара и Анна. Лариса – определяющая судьбу, Клара милующая, Анна карающая. Увидишь, как верховные судьи объявляют приговор, и все поймешь. Иногда они выступают втроем, когда не могут сходу принять решение. Поэтому их зовут мойрами.

Лариса подняла голову. Взгляд судьи был стеклянным. Петр Андреевич приблизился и склонил голову в вежливом поклоне, судья посмотрела на него и сморгнула, словно бы переключаясь на новый объект. Ася поняла, что ее так насторожило в Ларисе. Эта женщина смотрела не моргая. Она видимо, закрывала глаза только чтобы увидеть перед собой кого-то нового.

– Ваша честь, – заговорил детектив, – я здесь по поводу Лаврецкой Александры. Дело должны были передать вам.

Это было человеческое имя Аси. Судья перевела взгляд на юную стражницу, и посмотрела в папку, которая была раскрыта у нее на столе.

– Да, – ответила Лариса. – Я правильно понимаю суть запроса? Вы хотите скрыть часть материалов?

– Да, ваша честь. Ее прошлое. Я хотел бы указать, что Анисья никогда не оборачивалась аномалией. Пускай ее примут как рядового сотрудника. Правда на счет ее сути неминуемо откроется позже, когда для этого настанет срок. Вы имели возможность изучить другие дела: мое и Григория Курцера. Так же я приложил заключение экспертов. Из этого следует, что юной аномалии нужен покой. Чрезмерное внимание к ней только усиливает внутренние противоречия, что чревато тяжелыми последствиями. Я прошу вас о снисхождении для Анисьи. За последние восемь лет с ней не случилось ничего хорошего. Перед ней за высшими силами должок.

Судья кивнула и перевела взгляд на Асю. Но она смотрела будто бы сквозь нее, на обстоятельства дела. Вдруг Лариса часто заморгала. Ее черты неожиданно стали изменяться, выпрямляясь, судья на глазах стала молодеть.

– Все хорошо, – с этими словами детектив коснулся Асиной руки. – Это Клара и это значит, что мойры приняли положительное решение. Никто толком не понимает, как у них это получается, но выглядит впечатляюще, да?

«Жутковато», – подумала Ася.

Судья тем временем превратилась в юную красивую брюнетку. Тяжелые темные волосы были собраны в косу, молочная кожа, ярко-алые, пухлые губы. Только взгляд у Клары был таким же странным, как и у ее предшественницы. Анна, наверное, похожа на старуху.

– Хорошо, дитя, – проговорила мойра, – просьба удовлетворена.

После этого она стукнула молотком. В это время на место вернулась машинистка и что-то быстро набрала на старинной пишущей машинке. Клара приняла из ее руки лист и подшила его в дело. Второй дала Асе.

– Копия постановления, – пояснила судья. – Теперь в Управлении узнают о том, кто ты такая, только если ты сама решишь рассказать.

После этого машинистка достала что-то из ящика стола и отдала судье. Клара улыбнулась и протянула это Асе.

– Добро пожаловать в Управление, – произнесла судья.

Это был значок. Сердце Аси забилось чаще.

– Бери и пойдем, – подсказал детектив.

Стражница сжала в ладони металлическую бляшку, не веря себе. Наконец, когда они оба вышли из зала, девушка позволила себе посмотреть на значок. Та же крылатая эмблема, что и у детектива, порядковый номер.

– А как на счет моей должности?

– Тебя еще не распределили, – пояснил он. – Доберемся до генерал-лейтенанта, и он назначит дату экзамена. В зависимости от того, какое получится оружие, подыщут и должность.

– А к вам в отдел?

Петр Андреевич хмыкнул.

– Если выйдет что-то, чем сможешь сносно защищаться, я тебя возьму. И мне, и Ирине будет спокойней, если ты будешь у нас под крылом. Но я бы наперед не загадывал.

– А кем Ирина работает у вас?

– Она дознаватель. Очень помогает вести следствие. Нанимать хранителей допускается, но они к нам не спешат. Большинство занятых в Управлении – адвокаты. Это приветствуется, – детектив усмехнулся, – ведь прокуроры, представители обвинения, стражи. Вроде как хранители отбивают у нас невинные души. А тот из хранителей, кто добровольно пошел в какое-нибудь оперативное подразделение, продался за привилегии. Так было не всегда.

– А бывает так, что у стража оружия не получается? – когда Ася поняла, что ее приняли в Управление, то расслабилась и осознала, что у нее была куча вопросов.

Петр Андреевич задумался.

– Очень редко, Анисья.

Спутники снова вышли в главный холл. На сей раз там собрались несколько бессмертных.

– А, – заметил интерес Аси Петр Андреевич, – это на счет состоявшегося суда. Стороны защиты и обвинения обязаны удостовериться в том, что служба исполнения наказаний приняла преступника в свои надежные руки. «После драки кулаками не машут», – это не про хранителей.

Детектив взглянул на адвоката и улыбнулся, словно сытой кот.

– Очень эмоциональный тип.

В самом деле, человек в деловом костюме размахивал руками и кричал на мужчину в синей форме прокурора. Ему поддакивали еще несколько душ. Представитель обвинения с отсутствующим выражением смотрел в темный коридор, в направлении, в котором, вероятно, скрылся осужденный. Наконец, он перевел полный достоинства взгляд на беснующегося адвоката. Это был взгляд победителя. Асе еще раз вспомнилась характеристика стражей и хранителей, которую она слышала от Петра Андреевича. Сотрудники Управления не привыкли проигрывать в отличие от их хрупких собратьев. Может, именно поэтому между двумя кланами бессмертных шла безмолвная война? По крайней мере, сейчас ясно чувствовалось, что между защитником и обвинителем, хранителем и стражем, искрило.

Прокурор сложил за спиной руки и молча двинулся к выходу. Он был молодой, симпатичный и холеный, все в его позе, движениях было полно безмолвного достоинства. В отличие от взвинченного адвоката.

– Убийца! – донеслось в спину обвинителю. – Как ты вообще можешь спокойно спать?!

Прокурор развернулся, прищурился.

– Посмотрел бы я на то, как бы ты спал, – выдохнул обвинитель. – Когда эта дрянь явилась бы по твою душу, Кондратий. А я… ты прав, я не сплю. Дел невпроворот. Правосудие не может спать.

Адвокат заткнулся и побледнел. Кажется, ему нечем было крыть. Самое яркое обвинение он уже высказал и не задел противника. Еще бы! Прокурор, очевидно, гордился своей миссией. После этого обвинитель, как ни в чем ни бывало, продолжил путь.

– Палач, – на полтона ниже выдал адвокат.

Поравнявшись с детективом и Асей, прокурор козырнул.

– Петр Андреевич.

Глаза обвинителя быстрее молнии скользнули по спутнице детектива, и та содрогнулась от непрошенных ассоциаций.

– Тяжело было его засадить? – спросил Черный Жнец.

Довольная улыбка.

– Кондратий Петрович болван, – взгляд прокурора на мгновение метнулся к адвокату. – Даже имея в руках все подходящие средства, он не сумел развалить дело. Это уже третья наша стычка в суде за последний месяц, третье проигранное мне дело. Еще немного и этот глупец выкинет что-нибудь похлеще словесных обвинений. Ситуация задела его по самые… кхм.

– Мы его поджарим, – усмехнулся детектив. – Я рад, что Управление сделало ставку на тебя. Эта тварь заслуживала того, чтобы ее упокоили. Кто бы другой его упустил.

Прокурор снова улыбнулся. Спокойно, с осознанием собственной правоты.

– За нами не заржавеет, – сказал он, заглянув в глаза детективу, и следом зашагал к дверям.

Ася вздрогнула, когда обвинитель ушел. Эта форма, взгляд, слишком много неприятного ей напоминали.

– Это хороший прокурор, – произнес Петр Андреевич, – как бы странно это ни звучало, но, Анисья, карающей Фемиде нужны надежные защитники. Иначе преступники станут проскальзывать сквозь ее пальцы. Этот лучший и зная его, я уверен, что он сражался как лев за то, чтобы чудовище больше никогда не взяло в руки оружие, которые мы у него вырвали. Даже у жестокости есть обратная сторона, которая отдает благородством. Со временем ты сможешь принять и простить, когда начнешь сражаться с ними на одной стороне. Запомни Мудрова, он хороший союзник.

Ася сжала и разжала кулаки. Вот не надо сейчас о ее чувствах. Детектив заметил это и вышел наружу.

– Канцелярия! – сказал он, когда добрался до проходной. – Увидимся на той стороне!

Но вместо канцелярии Асю выкинуло в архив, должно быть, потому что она недостаточно хорошо сосредоточилась на цели посещения. Это было огромное, запыленное и заставленное шкафами помещение. Какое-то время ушло на то, чтобы выяснить подробности у работников. Те уже привыкли, что двери барахлят и со скучающим видом объяснили Асе, как выглядит канцелярия.

Со второго раза все вышло правильно. Перед Асей открылся огромный холл с большим количеством окон. У входа сидел одетый в форму молодой человек. Он записывал обращения и выдавал талоны. К нему стояла очередь из трех человек.

– Регистрация нового сотрудника, – сказал детектив, когда они с Асей приблизились.

Тот без слов выписал им бумагу и, протянув ее детективу, прокомментировал:

– Пятое окно.

– Пошли, – подтолкнул Петр Андреевич Асю, и та двинулась, удивляясь тому, как это место было похоже на какой-нибудь ЖЕК.

– А кто все эти служащие? – спросила она, нагнав спутника. – Тоже стражи?

Петр Андреевич посмотрел на регистратора.

– Нет. Они берутся из помилованных душ. В бессмертные не всегда призывают, часть умерших в них просятся. Это, например, когда у тебя на земле осталось незавершенное дело, и ты просто не можешь уйти, пока не покончишь с ним. Дела обычных мертвецов проходят через Управление в досудебном порядке. Привратник сам подсчитывает им сумму добрых и злых поступков, определяя дальнейшую участь. Но в случае, когда погибший просит о снисхождении, его дело передают судьям первого порядка. Если просьба удовлетворяется, душе находят занятие в Управлении, чтобы она отработала свое и получила взамен то, что ей требуется. Такие сотрудники не благословлены высшими силами, поэтому у них нет ни оружия, ни дара. Уходить далеко от Управления им опасно, хоть многие так и делают. Мы их тоже защищаем.

Ася кивнула.

– А мойры?

– Они для особенно сложных дел и бессмертных.

Детектив и его подопечная подошли к пятому окну. На них оттуда посмотрела усталая молодая женщина. Петр Андреевич протянул сотруднице Управления Асино удостоверение и значок. Та что-то быстро застучала по клавиатуре компьютера. Юная стражница вдруг по взгляду женщины поняла, что сотрудница ей, должно быть, завидует. Еще бы, это ведь несравнимые вещи днями торчать за компьютером и защищать мир мертвых и живых.

Тут сотрудница Управления сунула Асе несколько листов.

– Распишитесь, – произнесла она, показывая на пустые строчки пальцем.

Ася схватила протянутую ей ручку и замерла над бумагой. Какую подпись ставить? Наконец, она нечетко вывела «Дарецкая» – пальцы еще плохо слушались и отступила.

– Хорошо, – кивнула сотрудница, забирая бумаги.

Вскоре Ася получила несколько бланков взамен. В хоз. части, которая мало чем отличалась от склада, Асе выдали новенькую форму патрульной службы, она носила нечто подобное, еще когда была курсанткой. Нашивки «Полиция» на установленных местах. В тире Ася получила оружие. Ей достался старый ПМ – пистолет Макарова. Детектив препирался со служащим, но ничего изменить не удалось. Асе как рядовому стражу особенное оружие не полагалось и пришлось забрать старье.

До дверей склада дошли в молчании. Перед выходом Ася покосилась на свой ПМ и спросила:

– Это и есть мое оружие?

Петр Андреевич взглянул на нее.

– Это всего лишь пистолет. Стражи носят их потому, что частенько приходится иметь дело с живыми людьми. Духовным оружием им не пригрозишь. Но как только настанет время схватиться с выродками, эта развалина преобразится, как и твоя форма.

Вышли на улицу и дошли до проходной.

Детектив ударил по створке и произнес:

– Приемная!

Ася с удивлением посмотрела на перечень подразделений. Приемной там не было.

– Сейчас заходишь вместе со мной, – предупредил детектив. – В приемную к Протектору пускают только тех, у кого есть допуск. Мы с тобой сейчас минуем весь чиновничий аппарат.

После этого детектив сгреб подопечную и протиснулся с ней в створку. Если бы Ася не была настолько тощей, с таким большим мужчиной в дверях ей было бы тесно. После этого они вывалились в шикарно обставленном кабинете. За столом сидела миловидная блондинка в форме, охраняя деревянные, украшенные дорогой резьбой двери. Там был изображен сюжет про борьбу добра и зла, но Ася не стала всматриваться.

– У себя? – бросил детектив девушке.

– Да, Петр Андреевич, готовится к докладу, – кивнула она, – Я доложу о вас.

– Спасибо, Светлана Романовна.

Хрупкая блондинка в форме скрылась за дверью. Тогда детектив повернулся к Асе и поправил приколотый к груди значок, приговаривая:

– Юрий Владимирович Протектор, генерал-лейтенант полиции, лицо, скажем так, и светское, и духовное. Он, как и многие здешние руководители, уникален и умудряется временами управлять мертвыми и живыми. Доклад он на той стороне сейчас будет читать. Тут как с мойрами. Никто толком в это носа не совал, но всем известно, что там у него есть заместитель – он ходит в приемную к министру, к Президенту, заседает, где надо, но, временами, при необходимости, они могут поменяться.

Ася взглянула на огромное зеркало, висевшее в приемной.

– Зеркало – окно в тот мир. За это Юрий Владимирович пользуется очень большим авторитетом. Он второе лицо в нашем мире после Анники, верный защитник, обнажающий меч лишь по ее слову. Отсюда фамилия.

– Анника?

– Ее еще называют душой города, но это определение не отражает сути. Анника – аватар высшей справедливости, источник незамутненного человеческими страстями милосердия, покровительница хранителей, практически их мать. Она средоточие всего того, чему мы служим. Когда выяснится кто ты такая, ты обязательно ее увидишь. Ты ее дитя в большей степени, чем сами хранители. Твой предшественник, доктор Курцер, нам это доказал.

В этот миг отворились двери.

– Юрий Владимирович ждет, – проговорила его секретарша, и детектив подтолкнул Асю вперед.

– Любой, поступающий в Управление страж должен показаться его главе. Таковы правила.

Ася вошла. За столом сидел человек, одетый в форму генерала-лейтенанта полиции. Он поднялся и прошагал к вошедшим. Петру Андреевичу он кивнул, Асе протянул руку. Девушка несколько мгновений молча смотрела на этот жест дружелюбия. Она, бывшая заключенная, с которой даже судимость не сняли, должна была здороваться за руку с самим начальником московского Управления полиции? Безумия обстановке добавляло и то, что Юрий Владимирович Протектор выглядел как летчик-герой с плакатов советских фильмов о войне. Это был широкоплечий, красивый и относительно молодой мужчина. Его лицо лучилось одновременно и силой, и добротой.

– Анисья, – возглас детектива вернул ее в реальность, и Ася пожала протянутую ей руку.

– Добро пожаловать в Управление, – сказал Юрий Владимирович.

– Спасибо, – пробормотала Ася, отводя взгляд.

Юрий Владимирович посмотрел на герб Управления, висевший над его столом, и произнес:

– Присяга.

Ася тоже посмотрела туда. В глаза ей бросилась раскрытая папка с личным делом, лежавшая у начальника на столе. Он уже знает про то, где она последние восемь лет была.

– А… – вырвалось у Аси.

– Присяга свяжет твою судьбу со значком, – пояснил детектив. – Чем больше на твоем счету будет успехов, тем лучшая жизнь тебя будет ждать за Вратами, когда ты предпочтешь уйти. В обратном случае будет разжалование и новая судьба, в которой придется исправлять сделанные здесь ошибки. Приступай.

– Готова? – взглянул на гостью генерал-лейтенант.

Ася шумно выдохнула, и так и не решившись вслух спросить: «Так вы знаете, кто я?», кивнула.

– Подними правую руку, – сказал Юрий Владимирович, взглядом указывая на герб Управления. – Сейчас ты поклянешься высшим силам в том, что твои тело и душа станут их орудием.

Ася уставилась на герб. Ей было ясно, что еще с двенадцати лет она хотела служить. Пока… по собственной дури не позволила этому уроду разрушить ее судьбу. Имела ли она право сейчас принести присягу? Ася посмотрела себе под ноги и поняла: да. Это был еще один сладкий шаг к долгожданной свободе.

Наконец, она кивнула. Генерал-лейтенант заговорил, Ася повторила за ним регламентированные фразы:

– Я, Анисья Богдановна Дарецкая, поступая на службу в Управление, торжественно присягаю на верность мертвым и живым жителям столицы! Клянусь на службе: уважать и защищать честь и свободу человека, свято соблюдать законы; быть мужественной, честной и бдительной, не щадить своих сил в борьбе со злом; достойно исполнять свой долг, хранить служебные тайны. Служу высшей справедливости!

Ася остановилась и посмотрела на теперь уже коллег. Начальник Управления ей улыбнулся:

– Рад видеть нового сотрудника, – сказал Юрий Владимирович. – В последнее время стражей, достаточно сильных для того, чтобы служить в уголовном розыске почти нет. Раз тебя привел сам Петр Андреевич, значит, хочет забрать к себе. Служить с Отверстчиком – честь. Приятно знать, что в Москве еще не перевелись таланты. У Петра Андреевича на них чутье!

Ася перевела дыхание и отважилась:

– Вы знаете про мою судимость?

Генерал-лейтенант и бровью не повел.

– В деле указано, что судимость не твоя, а некого парня по имени Бельский Владимир. В посмертии ему это зачтется. Препятствий к тому, чтобы служить в Управлении у тебя нет. Еще раз повторю, рад видеть тебя, Анисья. Нам нужны сильные оперативники.

Ася энергично кивнула.

– Приятно видеть такой энтузиазм, – улыбнулся глава Управления. – Я думаю, нужно приступать к испытанию. Ты сможешь создать оружие и выйти с ним на улицы Москвы.

Детектив в этот миг дернулся.

– Рано, – одними губами произнес он, нахмурив брови. – Девочка только…

Петр Андреевич с сомнением посмотрел на Асю, но все-таки договорил:

– На свободу вышла. У нее в голове каша. Ей нужно месяц-другой спокойно пожить, походить на сеансы к Ирине. Оперативная работа никуда не убежит. Через два месяца я возьму ее к себе, а пока просто пригляжу за Анисьей.

Судя по выражению лица Юрия Владимировича, предложение ему не понравилось, как и самой Асе. Это, в самом деле, было именно то, чего она всегда хотела – стать детективом.

– Нечего тянуть, – с этими словами глава Управления подмигнул девушке. – Смотри, она рвется в бой.

Детектив тогда подскочил к подопечной и закатал ей рукав, обнажив то самое предплечье, которое Ася с утра себе прижгла. Девушка с тревогой покосилась на увечье, но к собственной радости разглядела, что ожог затянулся так, что теперь уже было и не разобрать, что там. Может, просто царапина?

– Да девчонка возвратившийся из лагеря скелет! – воскликнул Черный Жнец. – Ее хотя бы откормить надо! Какие могут быть битвы?!

Ася поспешно опустила рукав, чтобы Юрий Владимирович не успел присмотреться к ее увечью. Сейчас она думала об одном: выглядеть достойно новой сотрудницы Управления. В это мгновение Асе показалось, что она полностью исцелилась. И, конечно же, как это бывает с по-настоящему сильными людьми, это ощущение было неправдой.

– Я готова, – заявила Ася, и Петр Андреевич покачал головой.

– Тогда в приемную, – среагировал шеф Управления.

Глава 3.