Это не ваша вина. Почему детские травмы формируют вас и как от них избавиться

Глава 1

Раны, которые нас формируют

Было морозное раннее утро. Наступил последний день семидневного ретрита в Южном Уэльсе. Я участвовал в таких ретритах несколько раз в год, пытаясь разобраться в себе. Как успешный психотерапевт, я должен был находиться в своей зоне комфорта и получать удовольствие от жизни, но на самом деле я чувствовал себя словно в аду.

Не в силах заснуть и чувствуя потребность в движении, я решил прогуляться, чтобы проветрить голову. В ретритном центре царила тишина, когда я выскользнул через заднюю дверь и пошел в лес, который начинался сразу за зданием. Постепенно ускоряя шаг, чтобы согреться, я стал вспоминать то, что было на занятиях накануне.

Задачей ретрита было открыться своим непроработанным эмоциям и научиться чувствовать их и исцелять. Звучит просто, но для меня это было задачей, которая страшнее смерти. Несколькими годами ранее я уже участвовал в подобном семинаре, но уехал домой на его середине, сказав себе, что это не для меня.

В то время мои эмоции были далеко не безопасными, и я начинал понимать, что неосознанно строил свою жизнь таким образом, чтобы избегать их. Проблема заключалась в том, что делать это становилось все труднее и труднее.

За полтора года до ретрита я начал испытывать мучительные панические атаки, которые буквально разрушали мою жизнь. Днем я боролся с тревогой и страхом, но это было ничто по сравнению с тем, что происходило ночью, когда мне приходилось переживать ужас, от которого нельзя было избавиться. В какой-то момент я начал вступать в одни нездоровые отношения за другими просто для того, чтобы не спать одному. Я всегда был гордым и независимым человеком, поэтому сложившаяся ситуация только усугубляла мое чувство безысходности.

Более неподходящего времени для моего срыва и быть не могло. К 26 годам я уже осуществил свою мечту: после семилетней борьбы с миалгическим энцефаломиелитом, который еще называют синдромом хронической усталости, я полностью выздоровел и открыл клинику, о которой задумался, когда был болен, – клинику, специализирующуюся на лечении заболеваний, связанных с усталостью.

Клиника «Оптимальное здоровье» (Optimum Health Clinic), расположенная на престижной лондонской улице Харли-стрит, имела отличную репутацию в плане использования инноваций и передового опыта. Я также был востребован в качестве лектора и получил предложение снять сериал для BBC, который по иронии судьбы назывался «Паническая комната». На первый взгляд, я вел гламурную жизнь, ездил на спортивной машине и жил в пентхаусе в Лондоне. А если учесть, что в школьные годы надо мной нещадно издевались, то я еще и гордился тем, что встречаюсь с такими женщинами, о которых когда-то мог только мечтать.

Однако к тому времени, когда я во второй раз пришел на ретрит, я уже завязал с сериалом, отказался от квартиры, продал машину и вел отшельнический образ жизни, пытаясь просто выжить. Если существовал хоть какой-то шанс, что этот ретрит может мне помочь, я должен был воспользоваться им. Я мог либо продолжать жить в состоянии постоянного страха и тревоги, либо наконец разобраться со своими эмоциями. Оба варианта казались мне невозможными, но я знал, что должен что-то делать.

Дойдя до противоположного конца леса, я немного замедлил шаг, глядя на туман, затянувший горы вдали. Продолжая идти, я размышлял о своем детстве и о том, как некоторые события, произошедшие тогда, повлияли на мою нынешнюю жизнь. Я понял, что в конечном счете моя неспособность к эмоциям была естественной реакцией на травмы, которые я пережил в раннем детстве.

В то время слово «травма» не имело для меня большого значения. Я думал, что травма – это физическое повреждение, полученное в результате серьезного несчастного случая, или, может быть, переживание, связанное с пребыванием в зоне военных действий. Мысль о том, что детство, которое я считал нормальным, было травматичным, казалась мне странной. Я знал, что многие люди пережили гораздо более тяжелые испытания, чем я. Тем не менее я осознавал, что отключение моей способности к эмоциям должно иметь какую-то причину.

Моя сестра с раннего возраста имела серьезные проблемы с психическим здоровьем. В то время ей ставили диагнозы «тяжелая анорексия» и «биполярное расстройство», но эти термины мало что говорили о том, что пришлось пережить ей и окружающим ее людям. Она периодически находилась в психиатрических больницах и под надсмотром. Кроме того, что она очень сильно страдала сама, ее болезнь разрушительно действовала на семью и окружающих.

У меня сохранилось бесчисленное множество детских воспоминаний о том, как моя сестра проявляла жестокость по отношению к членам семьи и громила дом. Я неоднократно сидел с ней на заднем сиденье полицейской машины, пытаясь успокоить ее, когда ее в очередной раз забирали в центр принудительного лечения.

Живя с человеком, чьи чувства были настолько взрывными и разрушительными, я четко усвоил урок: эмоции опасны, и чем больше мы их выражаем, тем сильнее страдаем мы и те, кто нас окружает. Проблема заключалась в том, что сейчас, во время ретрита, меня просят открыться своим эмоциям и прочувствовать их, но они просто недоступны для меня. И чем ближе я подходил к ним, тем сильнее становились паника и ужас. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько зажатым.

В тот же день у меня было индивидуальное занятие с одним из инструкторов ретрита. Такие занятия были призваны помочь нам применить теоретические знания в повседневной жизни, но до сих пор я воспринимал их как то, через что нужно пройти, и уж точно не как место, где можно быть по-настоящему открытым.

Моим инструктором был Пракаш, невысокий мужчина лет 50 из Глазго, похожий голосом на Шона Коннери. Когда он не проводил ретриты, он жил на Гавайях. Я общался с ним по видеосвязи в течение года. Мы много говорили о моей усиливающейся проблеме эмоциональной зажатости, но мне никак не удавалось с ней справиться.

Когда рассказывал Пракашу о том, как прошла неделя, он терпеливо и с сочувствием слушал меня. Когда я закончил, он посмотрел на меня строгим, но участливым взглядом и сказал: «Алекс, я думаю, что время для разговоров прошло». Затем он предложил мне лечь на коврик на полу и закрыть глаза. Я сделал, как он сказал, хотя в глубине души мне снова захотелось собрать вещи и бежать. Но я боялся, что если я это сделаю, то всю оставшуюся жизнь проведу в бегах, а это не будет полноценной жизнью.

Пракаш попросил меня сконцентрироваться на дыхании и обратить внимание на ощущения в теле. Тем самым он побуждал меня сильнее сосредоточиться на своих внутренних переживаниях и отказаться от попыток контролировать их. Поначалу я не чувствовал ничего, кроме привычной зажатости и безысходности. Но потом, когда я углубился в эти чувства, я, к своему удивлению, обнаружил, что в них есть что-то еще, и для описания этого чувства мне пришло на ум одно слово: ненависть.

Это чувство было главным образом в моей груди, и оно нарастало. Оно было холодным и ядовитым, и казалось, что во мне поднимается демоническая сила. Мне пришло в голову, что я могу получить больше, чем рассчитывал. Пракаш предложил мне остаться с этим чувством ненависти, и я понял, что это поворотный момент. Если я действительно решил, что моя жизнь не может продолжаться в прежнем русле, мне нужно было копнуть поглубже и набраться мужества. Я позволил чувству ненависти еще сильнее распространиться по моему телу, и в это время у меня в сознании начали появляться образы моего отца. Я говорю «образы», но это были, скорее, смутные представления о том, как он мог бы выглядеть. Я вырос без отца и видел только две его фотографии.

Я продолжал изо всех сил стараться не препятствовать чувству ненависти, и оно начало нарастать. Я знал, что наступит некий переломный момент, когда я уже не смогу контролировать ситуацию, и подчинился этому чувству и руководству Пракаша. Как человеку, привыкшему все контролировать, мне было нелегко. Переломный момент наступил, и не успел я опомниться, как произошел прорыв. Вдруг, ни с того ни с сего, чувство ненависти стало всепоглощающим. Это было похоже на яд, проникающий в каждую клеточку организма. Я начал кричать, издавая самые ужасные звуки и повторяя: «Я ненавижу его! Я ненавижу его! Я так его ненавижу!» – как будто это были единственные слова, которые я знал.

Все мое тело дрожало, и в какой-то момент я подумал, что меня сейчас стошнит. На мгновение я задался вопросом: что, черт возьми, происходит? Откуда взялась такая энергия? К счастью, многолетняя практика медитации научила меня сохранять осознанность в трудных обстоятельствах, и я понял, что это именно тот случай, когда необходимо удерживать внимание.

До тех пор пока мне не исполнилось 20, я даже не задумывался о том, что уход отца из семьи вскоре после моего рождения как-то повлиял на меня. И только когда я случайно попал на семинар выходного дня, посвященный исследованию обстановки в семье, передо мной открылась неоспоримая истина: уход отца стал определяющим событием моей жизни.

Я не знал обстоятельств развода родителей, но знал, что мое зачатие было неудачной попыткой спасти их брак. Они даже спорили, как меня назвать. В конце концов, мать развелась с отцом из-за психологической жестокости. Через несколько месяцев после развода он перестал нас навещать, а после того, как мне исполнилось полгода, у нас с ним вообще не было никаких контактов.

Мой отец бросил нас не только физически, но и материально, не дав ни пенни на содержание ребенка. В результате в какой-то момент моей маме пришлось работать на трех работах, чтобы обеспечивать нас с сестрой. В юном возрасте я стал единственным мужчиной в доме. Я должен был быть сильным, и когда моя сестра проигрывала одну из своих постоянных битв с психическим расстройством, я часто был тем человеком, который пытался что-то сделать. Несмотря на то что в школе меня часто били, я все равно пытался защитить слабых от драчунов, становясь между ними. Мне было невыносимо видеть, как страдают другие люди, как они испытывают ту же боль, которую в глубине души испытывал я.

В дополнение к физическому и эмоциональному стрессу, вызванному событиями моего детства, я сделал фундаментальный вывод: в той боли, которую я испытывал, была моя вина. В детстве мы эгоцентричны. Мы считаем, что мир вращается вокруг нас и, что еще важнее, порожден нами. Поэтому в травмах, которые с нами случаются – будь то травма, вызванная разводом родителей или каким-нибудь другим эмоциональным потрясением, – мы в какой-то степени виноваты сами. Верно?

Когда я лежал на полу в ретрит-центре, а Пракаш стоял надо мной на коленях, и мое тело пыталось очиститься от поглощающего меня яда, я впервые понял разницу между гневом и ненавистью. Гнев – это огненное, горячее чувство, а ненависть – холодное. Я не просто хотел смерти отца, я хотел убить его, причем сделать это медленно и жестоко. Я хотел причинить ему такую же боль, какую он причинил нам.

Я знал, что есть большая вероятность того, что мой отец еще жив. Так почему же он никогда не протягивал мне руку помощи? По крайней мере, он мог бы поинтересоваться, все ли с нами в порядке. Но ничего не было, ни одного телефонного звонка или письма. Мне было больно. Очень больно.

Мне показалось, что прошла целая вечность, но на самом деле прошло минут 15. Ненависть во мне начала понемногу угасать. Пракаш мягко спросил меня, что я чувствую. Сначала я колебался. Мне очень не хотелось, чтобы это было правдой, но я понимал, что моя ненависть – это защита от чего-то еще более болезненного. Я хотел, чтобы у меня был отец. Он был мне нужен. Больше всего на свете я хотел, чтобы отец любил меня.

Ненавидя своего отца, я испытывал иллюзию силы, но, ощущая свою потребность в нем, я был как будто беззащитным. Когда Пракаш мягко побуждал меня продолжать давать волю своим чувствам, ощущения в моем сердце были настолько сильными, что казалось, будто оно разрывается.

Ненависть сменилась печалью, крики перешли в безудержные рыдания. Слезы текли по щекам, и я превратился в маленького мальчика, которого бросил отец. Маленьким мальчиком, который был совершенно ни при чем, но в глубине души считал, что это его вина. Маленьким мальчиком, которому любовь отца была необходима, как пища и кислород. Это была боль, которую ничто в мире не могло исцелить. Любовь отца казалась мне самым основным правом человека, а у меня ее не было.

Я чувствовал, что нахожусь в точке, из которой никогда не смогу вернуться, и испытывал боль в сердце, абсолютную и неизгладимую. Но затем произошло нечто совершенно неожиданное. В глубине моего растерзанного сердца зародилось новое чувство: любовь. Это было самое глубокое и всепоглощающее чувство любви, которое я когда-либо испытывал.

В этот момент я был не в состоянии рассуждать логически и рационально, поэтому я даже не пытался осмыслить происходящее. Я просто слушался Пракаша, когда он с помощью своих слов и любящего присутствия вел меня вглубь происходящего. По мере того как это новое чувство продолжало нарастать, у меня не осталось сил сопротивляться. Как будто мое сердце оказалось в центре вихря чистой, безусловной любви. Это не была любовь к кому-то или чему-то, это была просто любовь. Как будто любовь была тканью всего и всех. Мое сердце все еще страдало, но не так, чтобы это было больно. Наоборот, оно чувствовало себя совершенно восхитительно, и это чувство вибрировало в каждой клеточке моего существа.

По мере того как Пракаш побуждал меня все больше и больше вдыхать это чувство, мое сознание почти полностью отключилось. Я даже не то чтобы был поглощен любовью. Я сам был этой любовью. Я был блаженством. Лежа на полу в ретрит-центре, я обрел все то, что мы ищем всю жизнь.

То, что я обнаружил в основе своей самой глубокой боли и травмы, было полной противоположностью тому, чего я боялся. Мои эмоции – это не то, чего нужно бояться и от чего нужно бежать. Научившись доверять и открываться им, я высвободил их врожденную мудрость для исцеления.

Если бы жизнь была похожа на голливудский фильм, то с того момента, когда произошел внутренний прорыв, я бы жил долго и счастливо. Но в реальности все было гораздо сложнее.

Открыв свое сердце, в следующие полгода я в основном испытывал чувство неистового гнева. Я выплескивал накопившуюся энергию из своего тела, без устали тягая штангу в спортзале и крича в ни в чем не повинные подушки.

Затем, когда казалось, что гнев и ненависть рассеялись, я прожил еще полгода в печали и отчаянии. Я рыдал за столом на работе, во время занятий йогой и во многих других неподходящих ситуациях.

Но по мере того как проходило мое исцеление от травмы, вместе с этим менялась и моя жизнь. Почти сразу же прекратились панические атаки, так как моя нервная система пришла в равновесие. В конце концов изменилось и мое отношение к себе и своим эмоциям. А несколько лет спустя, после длительного периода неудачных свиданий и неспособности оставаться с кем-либо дольше, чем несколько месяцев, я встретил Таню, которая стала моей женой, и смог построить совершенно иные отношения – отношения, основанные на глубокой эмоциональной связи.

Со временем в своей профессиональной деятельности я стал в значительной степени руководствоваться своими внутренними переживаниями, которые стали ключевым фактором в создании модели терапевтического коучинга (Therapeutic Coaching®), которая и сегодня является основой всей моей деятельности. Терапевтический коучинг фокусируется на исцелении последствий наших прошлых травм, создании будущего, которое мы хотим для себя, и в конечном счете на том, чтобы научиться жить в настоящем.

Если вы читаете эту книгу, то велика вероятность того, что вы испытали какую-то эмоциональную травму. Возможно, травмы, сформировавшие вас и вашу жизнь, вам понятны, а возможно, сейчас они вам не ясны. Может быть, ваши травмы гораздо серьезнее, чем мои, а может быть, наоборот, вы считаете, что вам не на что жаловаться.

Однако, как мы вскоре увидим, все наши переживания имеют значение, и часть нашей совместной работы посредством этой книги будет заключаться в том, чтобы разобраться в ваших детских переживаниях и понять, как они повлияли на вашу жизнь. В последующих главах я постараюсь не только помочь вам понять, каким образом прошлое сформировало вас, и научить, как его исцелить, но и показать то, что, скорее всего, мешает вам это сделать.

Ведь зачастую проблема заключается не в том, что причинило нам боль, а в том, что мешает от нее избавиться. Мы увидим, что в результате травмы наше тело и нервная система приходят в состояние, прямо противоположное тому, в котором они должны находиться для исцеления. Зачастую это очень сложная и запутанная область. Например, существует огромная разница между тем, чтобы ощущать свои эмоции и выплескивать их на других людей. В конечном счете наша цель – добиться того, чтобы в нашей жизни было больше любви и теплоты.

И исцеление от травмы – это не только какой-то большой прорыв, подобный тому, который я описал выше. Хотя такие прорывы могут произойти, гораздо важнее ваша повседневная эмоциональная жизнь, то, как вы относитесь к себе, и то, с какой позиции вы воспринимаете окружающий мир. Если ваши отношения с самим собой затруднены, это скажется и на всех остальных ваших отношениях.

Очень многое из того, с чем мы сталкиваемся в жизни, происходит от глубокого внутреннего чувства стыда и вины. В основе нашего исцеления лежит кардинальный сдвиг в отношениях с самим собой. Мы должны осознать, что все, что произошло или не произошло с нами в детстве, не было нашей виной. Я не виноват в том, что мой отец ушел, в том, что моя семья распалась. События, которые сформировали вас, не являются вашей виной. Мысль о том, что мы несем ответственность за эти события, не только в корне не верна, но и разрушительна и чрезвычайно вредна.

Важным шагом на пути к исцелению является принятие своих чувств по отношению к родителям. Мы можем признать, что наши родители, скорее всего, заботились о нас и любили нас, но это не то же самое, что обладать навыками и способностями, чтобы действительно удовлетворить наши потребности в развитии.

В этой книге мы рассмотрим, как травма детства повлияла на вас, но наше совместное путешествие на этом не закончится. Хотя мы совершенно не в силах изменить события, которые произошли с нами в детстве, за наше исцеление от этих событий в конечном счете отвечаем мы сами. Если мы хотим, чтобы обстоятельства нашей взрослой жизни изменились, мы должны сами нести ответственность за их изменение. Настоящая свобода в жизни достигается благодаря пониманию того, что сформировало нас, но при этом необходимо приложить усилия, чтобы освободиться.

За годы работы с тысячами пациентов, а также во главе одного из крупнейших в мире профессиональных коллективов, специализирующихся на сложных хронических заболеваниях, я убедился в том, что исцеление возможно на всех стадиях. Это может занять массу времени, а также потребовать очень больших усилий, но ваши старания принесут результаты, которые вы даже не можете себе представить.

Книга «Это не ваша вина» состоит из трех частей.

• В части I мы разберемся в вашей травме и посмотрим, как она влияет на вашу жизнь.

• В части II вы познакомитесь с методом RESET, направленным на достижение изменений в вашей нервной системе.

• В части III мы рассмотрим алгоритм исцеления от травмы в реальном мире наших отношений с другими людьми и поговорим о важности целеустремленности для достижения устойчивых изменений.

Я рад предложить бесплатный сопутствующий онлайн-курс, который поможет вам глубже погрузиться в процесс исцеления от травмы. В нем вы найдете интервью со многими экспертами в области психотерапии, которые вдохновили меня на новые идеи, видеозаписи терапевтических сеансов с рассмотрением некоторых примеров из практики, а также практические инструменты, которые помогут воплотить содержание этой книги в жизнь. Получить доступ к сопутствующему курсу можно на сайте www.alexhoward.com/trauma.

Я также хотел бы сказать несколько слов о стиле, которого я придерживался при написании этой книги. Я надеюсь, что вы почувствуете поддержку, которую я оказываю вам с помощью выбранного мною языка. В некоторых случаях я рассчитываю заставить вас увидеть то, что вы, возможно, не хотите замечать. Как я говорю своим пациентам, наша совместная работа всегда должна быть безопасной, но она не всегда может быть приятной. Если для вас что-то будет некомфортным, пожалуйста, помните, что в своей работе я делаю все только из самых лучших побуждений.

Наконец, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы доверили мне быть вашим проводником. Я очень серьезно отношусь к тому, что вы возлагаете на меня свои надежды и вкладываете свое сердце. Стремясь помочь вам на вашем пути, я вложил всю свою душу в эту книгу. Описанные в ней инструменты я опробовал на себе.

Как мне быстро стало ясно в процессе написания книги «Это не ваша вина», если я хочу, чтобы вы вели честный диалог с самим собой о своей травме, то самый действенный способ – это поделиться знаниями, которые я получил, когда сам проходил процесс исцеления. И, разумеется, как и все люди, я могу ошибаться. Итак, давайте разберемся, что же такое травма и как она отражается на нашей жизни.

Глава 2

Травма и ее аспекты

В тот прекрасный вечер в начале лета я совершал столь необходимую мне прогулку по хэмпширским холмам в Юго-Восточной Англии. За несколько месяцев до этого началась пандемия COVID-19, и мы с женой, оказавшись в замкнутом пространстве нашего лондонского дома с тремя активными маленькими девочками, рванули за город. Мы нашли дом на сайте Airbnb и на следующий день приехали туда с фургоном, полным наших вещей.

На новом месте жизнь превратилась в странную смесь блаженного семейного времяпрепровождения и преодоления трудностей, связанных с домашним обучением двух нейродивергентных детей и необходимостью заниматься с нашей малышкой, которая отчаянно хотела играть с другими детьми.

Моя профессиональная деятельность была увлекательной, но в то же время напряженной. Я консультировал пациентов через интернет, преподавал курс терапевтического коучинга, контролировал различные направления бизнеса и писал книгу о моей работе с заболеваниями, связанными с усталостью. Кроме того, я стал организатором онлайн-конференции по травме.

Я уже проводил онлайн-конференцию по усталости, в которой приняли участие более 40 тысяч человек, и поскольку травма является ключевым направлением моей практической деятельности, а также областью, которая связывает терапию «разум – тело» с функциональной медициной, это казалось очевидным следующим шагом. Так появилась суперконференция по травме.

Во время подготовки к суперконференции я в течение нескольких месяцев записывал интервью со многими ведущими мировыми экспертами по травме, в том числе с доктором Габором Мате, доктором Питером Левиным и профессором Стивеном Порджесом. Этот процесс был очень увлекательным, поскольку мне всегда нравилась возможность глубоко погрузиться в то, чем занимаются другие, и расширить свои познания.

В последние недели перед конференцией я испытывал растущее чувство волнения, и в тот вечер, когда я взбирался на холмы, а солнце садилось за горизонт, до меня дошло, насколько грандиозно то, что происходит.

Первая суперконференция по травме собрала более 185 тысяч участников. Более того, в первый день на нее пыталось попасть такое количество людей, что наш сайт лег на десять часов.

Во время прогулки я начал задаваться вопросом, почему эта конференция стала одной из крупнейших в истории интернета.

Отчасти это можно было объяснить колоссальными трудностями, вызванными COVID-19, огромным количеством людей, пострадавших или потерявших близких в результате пандемии, а также коллективной психической травмой от переживания пандемии; еще одним фактором стала дискуссия о травме и расовом неравенстве, катализатором которой послужило убийство Джорджа Флойда[1].

Но мне показалось, что волна, которая нарастала в течение многих лет, наконец-то достигла своего пика, и я, возглавлявший цикл суперконференций по травме, оказался в ее эпицентре. После первой конференции на Facebook появились тысячи комментариев, а наша электронная почта несколько раз давала сбой, воспринимая многочисленные обычные послания, которые мы получали каждый день, как спам-атаку.

В тот день я прочитал всего несколько таких сообщений, и каждое из них содержало историю, которая глубоко тронула меня. В частности, было послание от Рейчел из Техаса, которая в прошлом году потеряла дочь в автокатастрофе по вине нетрезвого водителя и пыталась справиться с невыносимым горем, выражавшимся в сильной тревоге и депрессии; письмо от Тони из Мельбурна, который в детстве подвергся сексуальному насилию и лишь недавно, спустя 30 лет, примирился с фактом, что это мешает его близости с женой; и письмо от Киары из Мумбаи, осиротевшей при рождении и пытающейся понять, почему она постоянно испытывает потребность в самостоятельном лечении своей эмоциональной боли.

В первой суперконференции приняли участие представители 169 стран, и она подтвердила одну непреложную истину: травма может затронуть людей во всех странах, независимо от их пола, возраста, статуса или происхождения. И, как вы вскоре убедитесь, травма имеет множество форм и может влиять на нас самыми разными способами.

В самом простом понимании травма – это незаживающая рана. В этой книге мы будем говорить прежде всего об эмоциональных травмах, полученных в раннем детстве, хотя их последствия могут проявиться в любой момент жизни. И, как мы увидим, то, что мы усвоили в детстве, является ключевым фактором, определяющим то, как мы реагируем на жизненные удары во взрослом возрасте.

Когда наши эмоциональные раны не заживают, вызванные ими чувства и эмоции должны куда-то деваться. Один из способов понять это – представить, что все мы ходим с большим черным ящиком, набитым непроработанными и непереваренными жизненными переживаниями. Иногда ящик плотно закрыт, а иногда он открывается с предсказуемой частотой.

Вот классический пример. Вы едете по дороге, казалось бы, в нейтральном и спокойном состоянии, погрузившись в свои мысли и вполуха слушая подкаст. В это время другой водитель подрезает вас, вынуждая резко затормозить, чтобы избежать столкновения. В этот момент вы испытываете вспышку гнева и вынуждены сдерживать себя, чтобы не догнать водителя и не устроить жесткие разборки.

Что же произошло? Как за несколько мгновений вы превратились из спокойного котика в настоящего монстра? Вполне вероятно, что в вас засела непроработанная эмоциональная травма, которую посыпали солью. Возможно, в детстве вы пережили травму от того, что вас не замечали, или от того, что вам постоянно говорили, мол, вы не заслужили того, чтобы занимать ваше место. Что бы это ни было, пресловутая крышка черного ящика с эмоциями была приподнята, и непроработанная травма вырвалась наружу.

Сейчас вы, возможно, думаете: «Да, Алекс, это все хорошо, но этот псих только что меня подрезал». На это я отвечу, что, конечно, он не должен был этого делать, но, возможно, у него была веская причина, например он спешил на помощь близкому человеку, попавшему в беду. Но в данном случае важно не его поведение, а то, почему в вас вдруг возникла такая взрывная реакция.

Итак, травма – это непроработанная эмоция в нашем теле, вызванная непроработанным эмоциональным переживанием. Но все не так просто. У некоторых людей эта незажившая, непроработанная травма очевидна. Например, человек однажды пережил травматическое событие: подвергся физическому нападению и вынужден был драться, и теперь, когда он остается один, его нервная система впадает в панику. У других людей травму может нанести менее яркое событие. Например, неудачно сказанное слово вызвало смех в классе, и это привело к боязни публичных выступлений.

Однако само по себе эмоциональное событие не является достаточным для того, чтобы понять, получили мы травму или нет. Для некоторых людей драка является самым ярким впечатлением, и они посвящают свою жизнь овладению боевыми искусствами или боксом, а есть и те, кто испытывает огромную радость от возможности рассмешить других людей.

Таким образом, хотя травма требует наличия события-триггера, одного этого недостаточно для того, чтобы определить, произошла ли травма. Очень важен также контекст, в котором происходит событие. Огромное влияние оказывает то, как окружающие нас люди реагируют на это событие, да и как к нему относимся мы сами.

У нас есть три основные эмоциональные потребности: границы, безопасность и любовь. Если эти эмоциональные потребности удовлетворяются нашими родителями или опекунами в раннем детстве, а со временем мы приобретаем способность удовлетворять их самостоятельно, то это помогает нам развить своего рода устойчивость, которая значительно снижает вероятность получения травмы в течение жизни.

Например, если нас учат (и нам разрешают) устанавливать здоровые границы, у нас формируется эмоциональная иммунная система, которая защищает нас от окружающего мира. Если нас учат регулировать свою нервную систему, чтобы чувствовать себя в безопасности, мы можем перерабатывать те потрясения, которые происходят с нами в жизни. А глубокое чувство любви и чувство того, что нас любят, действуют как лекарство против событий, которые могут обрушиться на нас.

А если наши три основные эмоциональные потребности не удовлетворяются нашими опекунами, и поэтому мы не обладаем эмоциональной устойчивостью, которую они обеспечивают, то, когда мы переживаем потенциально травмирующие события, со временем это приводит к сдвигу гомеостатического баланса в нашем организме. Влияние этих гомеостатических сдвигов на наше физическое и эмоциональное состояние огромно. Живя в напряжении в ожидании травматических событий, которые могут никогда не произойти, мы сами создаем порочный круг страданий.

Последствия нашей травмы могут сами по себе еще больше усугублять наши страдания. Возможно, мы усвоили, что для того, чтобы нас любили, мы должны быть лучшими во всем, что мы делаем, или, может быть, наше чувство собственного достоинства возникает благодаря тому, что мы постоянно помогаем другим даже в ущерб себе.

Как я уже объяснял в предыдущей главе, когда рассказывал о своем пути, часто подлинной причиной страдания является не само травматическое событие, а сдвиги в нашей нервной системе и последствия в виде того, как мы реагируем и живем. Моя череда неудачных отношений была вызвана не реальными событиями детства, а стратегиями преодоления, которые я создал, пытаясь их избежать.

Как видите, травма – это гораздо больше, чем просто событие. В результате размышлений я сделал одно полезное открытие: на самом деле понятие травмы включает в себя четыре аспекта:

1. Событие

2. Контекст

3. Гомеостатический сдвиг

4. Результаты в нашей жизни

Чтобы разобраться в этом подходе к пониманию травмы, давайте вкратце разберем эти аспекты на примере моей травмы.

Травматические события могут быть однократными и повторяющимися. Они могут быть повседневным переживанием и разовым явлением. Для одних людей травмы в их жизни очевидны, для других – гораздо менее очевидны. Однако в конечном итоге для возникновения травмы необходимо событие-триггер, которое каким-то образом создает перегрузку в нервной системе.

В моем случае было два основных события-триггера. Первое – это то, что в детстве меня бросил отец, а второе – ряд переживаний, связанных с моей сестрой и ее тяжелыми психическими расстройствами. Это были интенсивные и подавляющие переживания, которые стали серьезным испытанием для моего эмоционального тела (об эмоциональном теле речь пойдет позже).

Два человека могут пережить одно и то же событие, но один из них будет травмирован им, а другой – нет. Это происходит потому, что они реагируют на него по-разному из-за разного внутреннего и внешнего контекстов, в котором оно происходит. То, как мы реагируем на событие, в конечном итоге определяет наличие или отсутствие травмы.

Наша реакция на то или иное событие определяется нашей эмоциональной устойчивостью и способностью преодолевать и прорабатывать жизненные потрясения. А наша эмоциональная устойчивость зависит от того, были ли удовлетворены три наши основные эмоциональные потребности в раннем возрасте (подробнее об эмоциональной устойчивости мы поговорим в главе 4).

В детстве мы зависим от окружающих, которые удовлетворяют эти эмоциональные потребности, а став взрослыми, мы можем научиться удовлетворять их самостоятельно. Ключевым фактором, определяющим, насколько хорошо мы научимся удовлетворять свои потребности, является то, насколько хорошо (или плохо) они были удовлетворены в детстве.

Более подробно мы рассмотрим этот вопрос позже, а сейчас я приведу краткий обзор трех основных эмоциональных потребностей:

• Границы. Наши границы в отношениях с другими людьми дают нам возможность сказать «нет» и защитить себя. Наши границы с самими собой определяют нашу способность к самодисциплине и способность мотивировать себя на достижение желаемого результата.

• Безопасность. Наша физическая и эмоциональная безопасность и способность к регулированию нервной системы определяют, удерживается ли травма в нашем теле.

• Любовь. Это кислород, который поддерживает наше эмоциональное тело. Когда мы получаем эмоциональную травму, любовь является лекарством, которое помогает нам исцелиться.

В моем случае, когда отец ушел из семьи, а границы моей матери были сильно нарушены в результате их развода, не было человека, который мог бы помочь мне установить границы. Травма нервной системы моей матери – результат всего того, что происходило в ее жизни, – означала, что ее способность к совместной регуляции эмоций и успокоению меня была подорвана. Я знал, что мать меня любит, но я также думал, что отец не любит меня, раз его нет рядом.

А если говорить о травме, связанной с психическим состоянием моей сестры, то ее поведение было настолько неадекватным, что разрушало любые границы и создавало постоянное ощущение, что безопасного места не существует; нервные системы всех, кто меня окружал, постоянно находились в напряжении, и опять же, хоть любовь и присутствовала, она была отравлена окружавшим меня хаосом.

Травма вызывает изменения в нашем организме. Когда наша нервная система перегружается, стрессовая реакция организма, призванная обеспечивать нашу безопасность в случае непосредственной угрозы, застревает в режиме «включено». Я называю это дезадаптивной реакцией на стресс. За поддержание такого режима мы платим высокую цену своим физическим и эмоциональным состоянием.

Со временем дезадаптивная реакция на стресс приводит к смещению различных гомеостатических балансов в нашем организме (об этом мы подробно поговорим в главе 5). Это означает, что состояние тревоги, которое когда-то в ходе нашей эволюции могло быть необходимым для выживания, становится нашим постоянным состоянием.