Маленькие мужчины

Размер шрифта: 13

Louisa May Alcott

LITTLE MEN

* * *

Глава 1
Нэт

– Подскажите, пожалуйста, сэр, это Пламфилд? – спросил мальчик-оборванец у человека, открывшего большие ворота, рядом с которыми мальчика высадил омнибус.

– Да. А ты от кого?

– От мистера Лоуренса. У меня тут письмо для леди.

– Хорошо. Шагай в дом и отдай его ей; она позаботится о тебе, ребятёнок.

Мальчик зашёл в дом, чувствуя себя очень ободрённым тем, как с ним говорил мужчина, потому что голос у него звучал располагающе. Сквозь мелкий весенний дождик, падавший на начавшую пробиваться траву и распускающиеся почки деревьев, Нэт увидел большой квадратный дом – на вид гостеприимный, со старомодным крыльцом, широкими ступенями и множеством светящихся окон. Ни занавески, ни ставни не могли скрыть мелькавшие в окнах отблески веселья; и, помедлив минуту, прежде чем постучать в дверь, Нэт увидел множество небольших теней, танцующих на стенах, услышал приятный гул юных голосов и почувствовал, что вряд ли весь этот свет, тепло и уют в доме имеют отношение к такому бездомному «ребятёнку», как он.

«Надеюсь, леди действительно позаботится обо мне», – подумал он и робко постучал в дверь большим бронзовым молотком в виде головы весёлого грифона.

Дверь открыла разрумянившаяся служанка и с улыбкой забрала у мальчика письмо, которое тот ей молча протянул. Казалось, она привыкла принимать незнакомых мальчиков, потому что кивком указала новичку на стул в холле и сказала:

– Посиди тут и немного обсуши обувь на коврике, а я отнесу это хозяйке.

Нэт нашёл, чем заняться, пока ждал; он с любопытством оглядывался по сторонам, наслаждаясь тем, что видел вокруг, но в то же время радуясь возможности сделать это незаметно из тёмной ниши у двери.

Дом, казалось, просто кишел мальчишками, которые разнообразили дождливые сумерки всевозможными развлечениями. По-видимому, мальчики были повсюду, «сверху и снизу у лестницы, и в комнате леди»[1], так как в открытых дверях тут и там виднелись симпатичные группы парней постарше, маленьких мальчиков и ребят среднего возраста, предававшихся разным видам вечернего отдыха или весьма бурной деятельности. Два широких помещения справа, очевидно, были классными комнатами, поскольку там повсюду в беспорядке стояли парты, были разбросаны карты, грифельные доски и книги. В камине горел огонь, и несколько парней праздно лежали перед ним на спине, обсуждая новую площадку для крикета с таким оживлением, что их ботинки так и мельтешили в воздухе. Высокий юноша упражнялся в игре на флейте в углу, совершенно не обращая внимания на царящий вокруг шум и гам. Двое или трое других ребят прыгали через парты, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух и посмеяться над забавными рисунками маленького шутника, который рисовал на доске карикатуры на всех присутствующих.

В комнате слева виднелся длинный обеденный стол, уставленный большими кувшинами со свежим молоком, грудами кусков чёрного и белого хлеба и идеально сложенными стопками блестящих пряников с глазурью, столь милых душам ребят. В воздухе витал аромат тостов, а также присутствовал намёк на запах печёных яблок, сильно дразнивший чей-то носик и голодный желудок.

Холл, однако, открывал самую привлекательную из всех картину, поскольку на верхнем этаже шла оживлённая игра в пятнашки. На одной лестничной площадке играли в шарики, на другой – в шашки, в то время как на самой лестнице сидел мальчик, читавший книгу, девочка, поющая колыбельную кукле, два щенка и котёнок. Череда постоянно сменяющих друг друга маленьких мальчиков съезжали по перилам, рискуя нанести ощутимый урон своей одежде и конечностям.

Нэт так увлёкся наблюдением за этой захватывающей гонкой, что отваживался всё дальше и дальше выходить из своего угла; как вдруг один очень резвый мальчуган съехал вниз так стремительно, что не удержался и свалился с перил – от такого удара у кого угодно треснула бы голова, однако после одиннадцати лет регулярных падений всё тело этого героя стало крепким, как пушечное ядро, – и тут Нэт совсем забылся и подбежал к упавшему наезднику, ожидая обнаружить его на волоске от смерти. Но мальчик всего лишь быстро заморгал, а затем принял удобную позу, взглянул в лицо новичку и удивлённо воскликнул:

– Привет!

– Привет! – отозвался Нэт, не зная, что ещё сказать, и решив, что такой ответ будет и кратким, и непринуждённым.

– Новенький? – спросил неподвижно лежащий на полу молодой человек.

– Пока не знаю.

– А как тебя зовут?

– Нэт Блейк.

– А меня – Томми Бэнгс. Пойдём наверх, тоже прокатишься, – Томми вскочил на ноги, как человек, внезапно вспомнивший о правилах гостеприимства.

– Думаю, я пока откажусь, надо сначала понять, примут меня сюда или нет, – ответил Нэт, чувствуя, как его желание остаться в этом доме растёт с каждой минутой.

– Слушай, Деми, у нас новенький. Иди сюда, пообщайся с ним, – и жизнерадостный Томас с прежним удовольствием вернулся к своему занятию.

В ответ на его зов мальчик, читавший на лестнице, поднял большие карие глаза, и после секундной паузы, как будто немного смутившись, сунул книгу под мышку, и спокойно спустился вниз, чтобы поприветствовать новоприбывшего, который нашёл что-то очень привлекательное в приятном лице этого стройного мальчика с кроткими глазами.

– Ты видел тётю Джо? – спросил он так, как будто речь шла о какой-то важной церемонии.

– Я ещё никого не видел, кроме вас, мальчики; я жду, – ответил Нэт.

– Ты от дяди Лори? – вежливо, но серьёзно продолжил расспрашивать Деми.

– От мистера Лоуренса.

– Его зовут дядя Лори, он всегда присылает хороших мальчиков.

Нэта, по-видимому, обрадовало это замечание, и он улыбнулся так, что его осунувшееся лицо стало очень симпатичным. Он не знал, о чём ещё говорить, поэтому ребята стояли, глядя друг на друга в дружелюбном молчании, пока не подошла маленькая девочка с куклой в руках. Она была очень похожа на Деми, только пониже ростом, с более круглым, румяным лицом и голубыми глазами.

– Это моя сестра Дейзи, – объявил Деми, как будто представляя редкое и ценное существо.

Дети кивнули друг другу, и на лице маленькой девочки от удовольствия появились ямочки, когда она приветливо сказала:

– Я надеюсь, что ты останешься с нами. Нам здесь так хорошо, правда, Деми?

– Конечно, хорошо: для этого тёте Джо и нужен Пламфилд.

– Кажется, это действительно очень милое место, – заметил Нэт, чувствуя, что должен что-то ответить этим любезным молодым людям.

– Это самое милое место в мире, правда, Деми? – спросила Дейзи, которая, очевидно, считала своего брата экспертом во всех вопросах.

– Нет, я думаю, что Гренландия, где айсберги и тюлени, гораздо интереснее. Но мне нравится Пламфилд, и это очень приятное место – жить можно, – ответил Деми, который недавно увлёкся книгой про Гренландию. Он собирался предложить Нэту посмотреть картинки и обсудить их, когда вернулась служанка, кивнув в сторону двери гостиной:

– Ладно, ты можешь остаться.

– Я рада, теперь иди к тёте Джо. – Дейзи взяла новенького за руку с милым покровительственным видом, отчего Нэт сразу почувствовал себя как дома.

Деми вернулся к своей драгоценной книге, в то время как его сестра повела новичка в заднюю комнату, где полный джентльмен играл с двумя маленькими мальчиками на диване, а худенькая леди держала в руках письмо, которое, казалось, перечитывала во второй раз.

– Вот он, тётя! – воскликнула Дейзи.

– Так это наш новый мальчик? Я рада видеть тебя, мой дорогой, и надеюсь, что ты будешь здесь счастлив, – сказала леди, привлекая Нэта к себе и откидывая волосы с его лба ласковой рукой и глядя на него материнским взглядом, который сразу же расположил к ней одинокое сердечко Нэта.

Она вовсе не была красавицей, но у неё было жизнерадостное лицо, которое, казалось, говорило, что его обладательница ещё не избавилась от некоторых детских ужимок и гримасок, что также выражал её голос и манеры; и эти особенности, которые трудно описать, но очень легко заметить и почувствовать, делали её добродушной, уютной женщиной, с которой легко поладить, и вообще она была «веселушкой», как сказали бы мальчики. Она заметила, как слегка дрогнули губы Нэта, когда она пригладила его волосы, и её проницательный взгляд смягчился, она сразу притянула тельце оборванца к себе и сказала, смеясь:

– Я матушка Баэр, этот джентльмен – папа Баэр, а это два юных Баэра. Идите сюда, мальчики, познакомьтесь с Нэтом.

Трое борцов сразу повиновались, и упитанный мужчина с пухлыми детишками на каждом плече подошёл поприветствовать новенького. Роб и Тедди только улыбнулись, а мистер Баэр пожал ему руку и, указав на низкое кресло у камина, сказал сердечным голосом:

– А вот и место для тебя готово, сын мой; немедленно садись и высуши свои мокрые ноги.

– Мокрые ноги? Действительно! Дорогой мой, сию минуту снимай обувь, и я мигом принесу тебе всё сухое! – воскликнула миссис Баэр и так энергично засуетилась, что при всём желании Нэт и глазом бы не успел моргнуть, как оказался в уютном небольшом креслице в сухих носках и тёплых домашних туфлях на ногах. Вместо того чтобы удивляться, он сказал «Спасибо, мэм!» с такой благодарностью в голосе, что взгляд миссис Баэр снова смягчился, и она весело отшутилась, как всегда делала, когда чувствовала себя слишком растроганной.

– Это туфли Томми Бэнгса, но он всегда забывает, что их нужно надевать в доме, поэтому больше он их не получит. Они тебе великоваты, но это даже к лучшему; ты не сможешь убежать от нас так резво, если бы они были тебе впору.

– Мне не хочется убегать, мэм. – Нэт сделал глубокий довольный вздох и протянул свои маленькие грязные ручки к уютному камину.

– Вот и хорошо! Теперь я хорошенько тебя просушу и постараюсь избавить от этого мерзкого кашля. Давно он у тебя, дорогой? – спросила миссис Баэр, роясь в своей большой корзине в поисках фланелевого лоскута.

– Всю зиму. Я простудился, а лучше почему-то никак не становится.

– Неудивительно, если он жил в сыром подвале, никто даже тряпку под его бедную спинку не подложил! – тихо сказала миссис Баэр своему мужу, который смотрел на мальчика опытным взглядом, отмечая впадины на висках и сухие лихорадочные губы, а также хриплый голос и частые приступы кашля, сотрясавшие сутулые плечи под ветхой курткой в заплатах.

– Робин, будь другом, сбегай к няне и скажи ей, чтобы дала тебе бутылочку микстуры от кашля и мазь, – сказал мистер Баэр и взглядом телеграфировал что-то жене.

Нэт выглядел немного встревоженным этими приготовлениями, но забыл о своих страхах, искренне рассмеявшись, когда миссис Баэр прошептала ему с заговорщическим видом:

– Слышишь, как мой плутоватый Тедди старательно кашляет. В сиропе, который я собираюсь тебе дать, содержится мёд, и он тоже хочет глоточек.

К тому времени, как принесли бутылочку с микстурой, малютка Тед так кашлял, что его личико раскраснелось от напряжения, и ему разрешили облизать ложку после того, как Нэт мужественно проглотил дозу лекарства и обмотал горло куском фланели.

Едва были сделаны эти первые шаги к исцелению, как прозвенел колокольчик, и громкий топот в зале возвестил о сборе к ужину. Застенчивый Нэт задрожал при мысли о встрече с таким большим количеством незнакомых мальчиков, но миссис Баэр протянула ему руку, а Роб покровительственно заявил:

– Не бойся, я тебя пликлою.

Двенадцать мальчиков, по шесть с каждой стороны, стояли за своими стульями, подпрыгивая от нетерпения сесть за стол, в то время как высокий юноша, игравший до этого на флейте, пытался остудить их пыл. Но никто не садился, пока миссис Баэр не заняла своё место за чайником, Тедди сел слева от неё, а Нэт – справа.

– Это наш новенький, Нэт Блейк. После ужина вы можете с ним пообщаться. Тише, ребята, тише.

Пока она говорила, все уставились на Нэта, а затем бросились на свои места, пытаясь вести себя прилично, но потерпели полное фиаско. Баэры делали всё возможное, чтобы мальчики вели себя хорошо за столом, и в целом им это вполне удавалось, потому что установленные правила были немногочисленны и разумны, а мальчики, понимая, что папа и матушка Баэр пытаются сделать их жизнь легче и счастливее, изо всех сил старались им подчиняться. Но иногда голодных ребят нельзя было усмирить, не применяя силу, и субботний вечер, наполовину выходной, был одним из таких исключений.

– Милые наши юные создания, пусть у них будет хоть один день, когда они смогут пуститься во все тяжкие: повопить, пошуметь и порезвиться как следует. Какой же это выходной без веселья и полной свободы – и раз в неделю они должны отдыхать на всю катушку, – обычно говаривала миссис Баэр, когда некоторые чопорные особы удивлялись, почему катания по перилам, драки подушками и всевозможные весёлые игры разрешаются под крышей некогда столь благопристойного Пламфилда.

Временами казалось, что вышеупомянутая крыша вот-вот обрушится, но этого никогда не происходило, потому что одного слова папы Баэра хватало, чтобы в любой момент вызвать штиль, и ребята усвоили, что свободой нельзя злоупотреблять. Итак, несмотря на все мрачные предсказания, школа процветала, и ученикам удавалось привить правила поведения и мораль, хотя они сами не до конца понимали, каким образом.

Нэт очень неплохо себя чувствовал, сидя за высокими кувшинами: неподалёку сидел Томми Бэнгс, совсем рядом – миссис Баэр, которая наполняла то его тарелку, то кружку, как только он их опорожнял.

– А кто этот мальчик рядом с девочкой на другом конце стола? – прошептал Нэт своему юному соседу под прикрытием взрыва хохота.

– Это Деми Брук. Мистер Баэр – его дядя.

– Какое странное имя!

– Его настоящее имя Джон, но все называют его Деми-Джон[2], потому что его отец тоже Джон. Это такая шутка, понимаешь? – любезно объяснил ему Томми. Нэт не понял шутку, но вежливо улыбнулся и поинтересовался:

– Он очень милый мальчик, правда?

– Я уверен, что да; много всего знает и читает без конца.

– А кто этот толстяк рядом с ним?

– О, это Стаффи Коул. Его зовут Джордж, но мы зовём его Стаффи[3], потому что он очень много ест. Малыш рядом с папой Баэром – это его сын Роб, а вон там сидит его племянник – долговязый Франц; он кое-чему нас учит и вроде как присматривает за нами.

– Он ещё на флейте играет, да? – спросил Нэт, но Томми лишился дара речи, одним махом отправив себе в рот целое печёное яблоко.

Томми кивнул и сказал быстрее, чем можно было от него ожидать в тех обстоятельствах, в которых он оказался:

– Ну да, играет. А мы иногда танцуем и занимаемся гимнастикой под его музыку. Самому-то мне нравится барабан, и я собираюсь научиться на нём играть поскорее.

– А я больше всего люблю скрипку; я уже умею на ней играть, – сказал Нэт. Он почувствовал уверенность, заговорив на эту привлекательную для него тему.

– Правда умеешь? – и Томми уставился на него из-за ободка своей кружки округлившимися от любопытства глазами. – У мистера Баэра есть старая скрипка, он наверняка разрешит тебе поиграть на ней, если захочешь.

– Можно, да? О, мне бы очень этого хотелось. Видишь ли, я часто играл на скрипке, бродя по улицам со своим отцом и ещё одним мужчиной, пока отец не умер.

– Весело было? – воскликнул Томми, которого это очень впечатлило.

– Нет, ужасно; очень холодно зимой и слишком жарко летом. И я уставал; на меня иногда сердились; и я мало ел. – Нэт сделал паузу, чтобы откусить большой кусок имбирного пряника, как бы желая убедиться, что тяжёлые времена позади, а затем с сожалением добавил: – Но я правда любил свою скрипочку, и я очень по ней скучаю. Николо забрал её, когда умер мой отец, и прогнал меня, потому что я часто болел.

– Если будешь хорошо играть, тебя возьмут в наш ансамбль. Вот увидишь.

– А у вас здесь и ансамбль есть? – Глаза Нэта заблестели.

– А как же! Весёлый ансамбль, там одни мальчики; они дают концерты и всё такое. Сам всё увидишь завтра вечером.

После этого приятного и волнующего замечания Томми снова принялся за ужин, а Нэт погрузился в блаженную задумчивость, сидя над своей полной тарелкой.

Миссис Баэр слышала всё, что они обсуждали, хотя на первый взгляд была поглощена тем, что наполняла кружки и присматривала за малюткой Тедом, который так осоловел, что ткнул себе ложкой в глаз, уронил головку, точно розовый мак, и, наконец, крепко уснул, положив щёку на мягкую булочку. Миссис Баэр специально посадила Нэта рядом с Томми, потому что этот пухлощёкий мальчик общался с ним искренне и по-свойски, а это обычно очень располагает к себе застенчивых людей. Нэт почувствовал это и прямо во время ужина сделал несколько небольших признаний, которые явились для миссис Баэр ключиком к характеру новенького, что произошло быстрее, чем если бы она побеседовала с ним лично. В письме, которое мистер Лоуренс отправил с Нэтом, было сказано следующее:

Дорогая Джо! Этот случай просто создан для тебя. Мальчик осиротел, заболел, и у него нет друзей. Бедолага был уличным музыкантом; и я обнаружил его в подвале, где он оплакивал своего умершего отца и потерянную скрипку. Я думаю, в нём что-то есть, и, мне кажется, мы могли бы общими усилиями сделать из него человека. Ты исцелишь его измождённое тельце, Фриц поможет развить его ум, которым так давно никто не занимался, и когда мальчик будет готов, я проверю, гений ли он или всего лишь ребёнок, талант которого сможет обеспечить его достойным заработком. Дай ему шанс, ради твоего собственного сына,
Тедди.

– Конечно, мы им займёмся! – воскликнула миссис Баэр, прочитав письмо; когда она увидела Нэта, то сразу поняла, что, гений он или нет, перед ней стоял одинокий, больной мальчик, которому нужно было именно то, чем она так любила делиться, – дом и материнская забота. И она, и мистер Баэр тихонько наблюдали за ним; и, несмотря на рваную одежду, неуклюжие манеры и чумазое лицо, они разглядели в Нэте многое, что им понравилось. Он был худым, бледным мальчиком двенадцати лет, с голубыми глазами и красивым лбом под растрёпанными нечёсаными волосами; временами его лицо становилось встревоженным и испуганным, как будто он ожидал грубых слов или ударов. Чувствительные губы дрожали, когда на мальчика кто-то смотрел по-доброму, в то время как от ласковой речи его глаза лучились благодарностью, что было очень трогательно. «Боже, сохрани бедняжку, пусть играет на скрипке хоть целыми днями, если захочет», – сказала себе миссис Баэр, увидев нетерпеливое, счастливое выражение на лице новенького, когда Томми заговорил об ансамбле.

Итак, после ужина, когда ребята собрались в классной комнате, чтобы ещё немного «повеселиться», миссис Джо появилась со скрипкой в руке и, перекинувшись парой слов с мужем, подошла к Нэту, который сидел в углу и с большим интересом наблюдал за происходящим.

– А теперь, мой мальчик, сыграй нам какую-нибудь коротенькую пьеску. Нам для ансамбля нужен скрипач, и я думаю, ты прекрасно справишься.

Она ожидала, что мальчик застесняется, но он тут же схватил старую скрипку и начал гладить её с такой любовной заботой, что было очевидно: музыка была его настоящей страстью.

– Я очень постараюсь, мэм, – и это было всё, что он сказал, а затем провёл смычком по струнам, словно желая снова услышать дорогие ему звуки.

В комнате стоял шум и гам, но Нэт был словно глух ко всем звукам, кроме тех, что издавала скрипка, и он тихо заиграл сам для себя, забыв обо всём на свете в своём восторге. Это была всего лишь незатейливая негритянская мелодия, вроде тех, что играют уличные музыканты, но она сразу же привлекла внимание мальчиков и заставила их замолчать, а потом они и вовсе замерли, удивлённо и радостно слушая игру Нэта. Постепенно они стали подходить к нему всё ближе и ближе, мистер Баэр тоже пришёл взглянуть на мальчика; ведь Нэт играл и ни на кого не обращал внимания, как будто он наконец-то очутился в своей родной стихии. Глаза мальчика сияли, щёки раскраснелись, а худые пальцы так и порхали, когда он сжимал старую скрипку и заставлял её говорить с каждым сердцем на языке, который сам он очень любил.

Бурные аплодисменты оказались для него большей наградой, чем дождь из монет, когда он замер и огляделся, как бы говоря: «Я очень старался; пожалуйста, оцените мою игру».

– Слушай, ты играешь просто первоклассно! – воскликнул Томми, который уже считал Ната своим протеже.

– Ты будешь первой скрипкой в моём ансамбле, – добавил Франц с одобрительной улыбкой.

Миссис Баэр прошептала мужу:

– Тедди оказался прав: в этом ребёнке что-то есть. – И мистер Баэр выразительно кивнул, хлопнув Нэта по плечу, и сердечно сказал:

– Ты хорошо играешь, сынок. А теперь сыграй что-нибудь ещё, а мы тебе подпоём.

В жизни бедного мальчика настала самая счастливая минута гордости, когда его подвели к почётному месту у пианино, а ребята собрались вокруг. Не обращая внимания на его ветхие обноски, они смотрели на него с уважением и нетерпеливо ожидали, когда он снова заиграет.

Они выбрали песню, которая была ему известна, и после нескольких неудачных попыток запели – скрипка, флейта и фортепиано направляли хор мальчишеских голосов, от которых крыша старого дома снова зазвенела. Это было слишком для Нэта, который переоценил свои силы; и когда последняя нота затихла, его лицо исказилось, он выронил скрипку и, отвернувшись к стене, зарыдал, как дитя.

– Дорогой мой, что с тобой? – спросила миссис Баэр, которая изо всех сил старалась петь, при этом пытаясь помешать малышу Робу отбивать такт ботинками.

– Вы все такие добрые, и это так прекрасно – я ничего не могу с собой поделать, – всхлипывал Нэт, закашлявшись так, что у него перехватило дыхание.

– Пойдём со мной, дорогой, ты должен лечь в постель и отдохнуть; ты устал, тут слишком шумно для тебя, – прошептала миссис Баэр и увела мальчика в свою гостиную, где дала ему спокойно поплакать.

Затем она убедила его рассказать ей обо всех своих бедах и выслушала эту небольшую историю со слезами на глазах, хотя всё это она уже знала.

– Дитя моё, теперь у тебя есть отец и мать, и это твой дом. Не думай больше о тех печальных временах, лучше выздоравливай и будь счастлив; и не сомневайся: ты никогда больше не будешь страдать, мы сделаем всё для этого. Это место создано для самых разных мальчиков, чтобы им было хорошо, чтобы они могли учиться быть самостоятельными и приносить пользу – я на это очень надеюсь. Ты сможешь музицировать столько, сколько захочешь, только сначала тебе нужно набраться сил. А теперь поднимайся к няне и прими ванну, потом ложись спать, завтра же мы вместе решим, чем ты займёшься.

Нэт крепко сжал её руку, не в силах сказать ни слова, его благодарный взгляд говорил сам за себя, когда миссис Баэр отвела его в большую комнату, где они встретили полную немку с таким круглым и жизнерадостным лицом, что оно в некотором роде было подобно солнцу, а широкие оборки её чепца напоминали солнечные лучи.

– Это няня Хаммель, и она хорошенько тебя искупает, подстрижет тебе волосы и устроит тебя «поудобней», как выражается Роб. Ванная у нас там; и в субботу вечером, пока старшие мальчики поют, мы обычно отмываем всех малышей и укладываем их спать. А теперь, Роб, присоединяйся к Нэту.

Говоря это, миссис Баэр быстро стащила с Роба одежду и усадила его в длинную ванну в небольшой каморке рядом с детской.

Там было две ванны, помимо ванночек для ног, тазиков, душевых трубок и всевозможных приспособлений для поддержания тела в чистоте. Вскоре Нэт уже нежился в одной из ванн и, греясь там, наблюдал за действиями двух женщин, которые мыли, одевали в чистые сорочки и укладывали в постель четырёх или пятерых маленьких сорванцов, которые, конечно, выписывали всевозможные вензеля во время этой процедуры и безудержно веселились, пока не утихли в своих постелях.

К тому времени, как Нэта вымыли, завернули в одеяло, посадили у камина, и няня начала подстригать ему волосы, прибыла новая группа мальчиков, которых заперли в ванной комнате, где они брызгались и шумели, подобно стае резвящихся китят.

– Будет лучше уложить Нэта здесь. Если ночью его будет беспокоить кашель, дайте ему выпить отвара из льняного семени, – сказала миссис Баэр, которая порхала вокруг, как встревоженная курица с большим выводком непослушных утят.

Няня одобрила этот план, выдала Нэту фланелевую пижаму, напоила его чем-то тёплым и сладким, а затем уложила в одну из трёх небольших кроватей, стоявших в комнате, где он лежал, похожий на довольную мумию, и чувствовал, что большей роскоши нечего и желать. Чистота сама по себе была новым и восхитительным ощущением; такое удобство, как фланелевые пижамы, в его мире было чем-то неведомым; глоток «приятного питья» так же благотворно подействовал на кашель мальчика, как ласковые слова – на его одинокое сердце; а ощущение, что кто-то заботится о нём, о бездомном ребёнке, превращало эту невзрачную комнату во что-то вроде рая на земле. Это было похоже на приятный сон, и он часто закрывал глаза, чтобы проверить, не исчезнет ли эта мечта, когда он снова их откроет. Ему было слишком приятно, чтобы он мог уснуть, да он и не заснул бы при всём желании, потому что через несколько минут его сбитому с толку взору открылась одна из необычных традиций Пламфилда.

За кратковременным затишьем после водных процедур в воздухе внезапно появились подушки, летящие во все стороны: их бросали белые гоблины, в возбуждении выскочившие из своих постелей. Битва бушевала в нескольких комнатах, включая те, что на втором этаже, и даже время от времени прорывалась в детскую, если какой-нибудь оказавшийся в затруднительном положении воин находил там убежище. Никто, казалось, ни в малейшей степени не возражал против этого буйства; никто его не запрещал и даже не выглядел удивлённым. Няня продолжала развешивать полотенца, а миссис Баэр раскладывала чистую одежду так спокойно, как будто здесь царил безукоризненный порядок. Более того, она даже выгнала одного дерзкого мальчишку из комнаты и запустила ему вслед подушку, которую тот коварно в неё бросил.

– А им не больно? – спросил Нэт, хохотавший во всё горло, лёжа в своей постели.

– Боже мой, конечно, нет! В субботу вечером мы всегда разрешаем устроить бой подушками. Постельное бельё завтра всё равно поменяют, а после купания мальчикам полезно разогнать кровь; да и мне самой это нравится, – сказала миссис Баэр, снова занявшись сортировкой дюжины пар носков.

– Какая замечательная школа! – заметил Нэт в порыве восхищения.

– Возможно, немного странная, – рассмеялась миссис Баэр, – но, видишь ли, мы считаем, что множество правил и бесконечная учёба могут сделать детей несчастными. Сначала я запрещала игры в ночных рубашках, но, господи, это же бесполезно. Я не могла удержать этих мальчишек в их постелях, как чёртиков в коробочке. Поэтому мы заключили с ними договор: я разрешаю пятнадцатиминутную битву подушками каждый субботний вечер, а они обещают мне вовремя ложиться спать в другие дни. Я опробовала этот метод, и он сработал. Если они не сдержат слова, то резвиться им запретят; а пока держат, я просто поворачиваю стекло к стене, переставляю лампы в более безопасное место и разрешаю им буйствовать, сколько влезет.

– Какая прекрасная традиция, – сказал Нэт, чувствуя желание присоединиться к битве подушками, но не решаясь предложить это в первый вечер знакомства с мальчиками. Так что он лежал, наслаждаясь зрелищем, которое, безусловно, было очень оживлённым.

Томми Бэнгс возглавлял атакующую группу, а Деми защищал свою комнату с мужественным упорством, которое делало ему честь, – он собирал подушки позади себя, как только их бросали, пока у осаждающих не заканчивались боеприпасы, тогда они нападали на него всей гурьбой и отбирали своё оружие. Произошло несколько незначительных неприятных инцидентов, но никто не жаловался, и все наносили и получали звучные удары совершенно добродушно, а подушки всё летали, как большие снежные хлопья, как вдруг миссис Баэр посмотрела на свои часы и крикнула:

– Время истекло, мальчики. В постели, все до единого, или будете платить штраф!

– Какой штраф? – спросил Нэт, который сел в кровати, так не терпелось ему узнать, что же может случиться с теми негодяями, которые осмелятся ослушаться этой весьма своеобразной, но желающей всем добра школьной дамы.

– В следующий раз никакого веселья, – ответила миссис Баэр. – Я даю им пять минут, чтобы они улеглись, затем тушу свет и ожидаю, что они будут спать. Они честные ребята и держат своё слово.

Это было действительно так, потому что битва закончилась так же внезапно, как и началась, – пара финальных залпов, одобрительные возгласы на прощание, когда Деми запустил седьмую подушку в ретировавшегося противника, несколько вызовов на следующий раз, после чего воцарился покой. И ничто, кроме случайного хихиканья или сдавленного шёпота, не нарушало тишины, наступившей после субботней вечерней забавы, когда матушка Баэр поцеловала своего новенького и оставила его смотреть счастливые сны о будущей жизни в Пламфилде.

Глава 2
Мальчики

Пока Нэт отдыхает, я расскажу моим маленьким читателям кое-что о мальчиках, среди которых он окажется, проснувшись.

Начнём с наших старых знакомых. Франц – высокий парень, сейчас ему шестнадцать, настоящий немец, крупный, светловолосый, начитанный, а также очень домашний, дружелюбный и музыкальный. Дядя готовит его к поступлению в колледж, а тётя – к будущей счастливой семейной жизни в собственном доме, усердно воспитывая в нём мягкие манеры, любовь к детям, уважение к женщинам, пожилым и молодым, и умение помогать в быту. Уравновешенный, добрый и терпеливый, Франц был её правой рукой во всём и любил свою весёлую тётушку как мать, каковую она и старалась ему заменить.

Эмиль был совсем другим по натуре – вспыльчивый, неугомонный и предприимчивый, он мечтал стать капитаном, потому что в его жилах текла кровь древних викингов, поистине неукротимая. Его дядя пообещал, что он сможет отправиться в плавание, когда ему исполнится шестнадцать, и предложил юноше изучать навигацию, дал ему книги о доблестных знаменитых адмиралах и героях и разрешил после уроков плескаться, как лягушке, в речке, пруду и ручье. Комната Эмиля напоминала каюту военного корабля, потому что вся обстановка там была в морском, армейском и корабельном стиле. Он был поклонником капитана Кидда[4], и его любимым развлечением было одеваться, как этот джентльмен-пират, и во всё горло реветь кровавые морские песни. Он танцевал только матросскую джигу, ходил враскачку и говорил как моряк, насколько это позволял ему дядя. Мальчики называли Эмиля Командором и очень гордились его флотом: пруд был весь белым от парусов его кораблей, а иногда случавшиеся кораблекрушения устрашили бы любого капитана, кроме этого парня, влюблённого в море.

Деми был из тех детей, которые наглядно демонстрируют результат разумной родительской любви и заботы, поскольку его душа находилась в гармонии с телом. Природная утончённость, которую может привить ребёнку только домашнее воспитание, делала его манеры простыми и милыми: мама пестовала в нём невинную и любящую душу; папа следил за физическим развитием сына и формировал его юное тело так, чтобы мальчик рос стройным и сильным благодаря здоровой пище, физическим упражнениям и хорошему сну. Дедушка Марч развивал юный разум мягкой мудростью современного Пифагора, не давая своему внуку долгих, трудных уроков, которые приходится зазубривать, как попугаю, но способствуя его раскрытию так же естественно и прекрасно, как солнце и роса помогают розам зацвести. Деми ни в коем случае не был идеальным ребёнком, но его недостатки не были критичны, и, рано научившись сдержанности, он не позволял прихотям и страстям возобладать над собой, как это бывает с иными бедными маленькими смертными, которых наказывают за то, что те поддались искушениям, против которых оказались беззащитны. Деми был тихим, необычным мальчиком, одновременно серьёзным и жизнерадостным, он совершенно не сознавал, насколько умён и красив, но быстро замечал ум и красоту в других детях и оценивал их по достоинству. Чрезмерная любовь к книгам и рой живых фантазий, порождённых сильным воображением и одухотворённой натурой, – эти черты мальчика беспокоили его родителей; они стремились уравновесить их житейскими знаниями и обществом нормальных людей, чтобы их отпрыск не стал одним из тех бледных и не по годам развитых детей, которые иногда так удивляют и восхищают свою семью, а затем сникают, как тепличные растения, потому что юная душа расцветает слишком рано, и тело, её вмещающее, не успевает окрепнуть, чтобы прочно укорениться в насыщенной почве этого мира.

Когда Деми перевели в Пламфилд, он так хорошо там освоился, что Мэг, Джон и дедушка почувствовали удовлетворение от того, что поступили правильно. Общение с другими мальчиками выявило в нём практическую жилку, пробудило его дух и смахнуло тонкую паутинку, которую он так любил плести в своей юной головке. Конечно, мальчик несколько шокировал свою мать, когда однажды вернулся домой, хлопнув дверью, и выразительно произнёс: «Проклятье!», после чего потребовал крепкие сапоги, в которых он будет «топать, как папа». Но Джон порадовался за него, посмеялся над его грозными замечаниями, достал сапоги и удовлетворённо сказал жене:

– С ним всё в порядке, так что пусть себе топает. Я хочу, чтобы мой сын стал мужчиной, эта грубость временная и ему не повредит. Мы постепенно отшлифуем его манеры; а что касается учёбы, то он всё ловит на лету, как голуби – горох. Так что не торопи события.

Дейзи была неизменно весёлой и очаровательной, в ней расцветала женственность во всех проявлениях, потому что она была похожа на свою нежную маму и получала удовольствие от ведения хозяйства. У неё было семейство кукол, которым она давала в высшей степени образцовое воспитание; она не расставалась со своей корзиной с рукоделием и понемногу шила, да так хорошо, что Деми часто доставал свой носовой платок, чтобы продемонстрировать её аккуратные стежки, а у малышки Джози была фланелевая нижняя юбка, прекрасно скроенная её старшей сестрой. Ей нравилось наводить порядок в посудном шкафу, наполнять солонки, аккуратно раскладывать приборы на столе; и каждый день она обходила гостиную со своей щёткой, вытирая пыль со стульев и столов. Деми называл её «Бетти», но был очень рад, что она следила за его вещами, её ловкие пальчики помогали ему во всём, и она делала с ним уроки, потому что в учёбе они шли вровень и даже не думали о соперничестве.

Их любовь была такой же крепкой, как до Пламфилда, и никто не смел подшучивать над Деми из-за его нежной привязанности к Дейзи. Он доблестно сражался, защищая её, никогда не понимал, почему мальчикам должно быть стыдно «взять и признаться» в том, что они любят своих сестричек. Дейзи обожала своего брата-близнеца, считала «братика», как она его называла, самым замечательным мальчиком на свете и каждое утро бежала в своём детском халатике стучать ему в дверь, говоря по-матерински: «Вставай, мой дорогой, иди завтракать; вот тебе чистый воротничок».

Роб был энергичным мальчиком, который, казалось, открыл секрет вечного двигателя, потому что никогда не пребывал в состоянии покоя. К счастью, он не был ни озорным, ни слишком храбрым, так что вполне успешно избегал неприятностей и передвигался от папы к маме, как маленький ласковый маятник, оживлённо тикая, так как, ко всему прочему, Роб был болтунишкой.

Тедди был слишком маленьким, чтобы играть заметную роль в делах Пламфилда, но у него была собственная небольшая ниша, и он благополучно её занимал. Время от времени у всех появлялась потребность в том, чтобы кого-нибудь приласкать, и малыш всегда был к их услугам, потому что целоваться и обниматься он был мастак. Миссис Джо с ним почти не расставалась; поэтому он принимал участие во всех домашних делах, и это, по всеобщему мнению, шло им только на пользу, ведь в Пламфилде питали особое доверие к детям.

Дик Браун и Адольфус, он же Долли Петтингилл, были двумя восьмилетками. Долли сильно заикался, но постепенно справлялся с этим недугом, ведь всем было запрещено над ним насмехаться, и мистер Баэр пытался вылечить его, побуждая говорить медленно. Долли был хорошим мальчиком, ничем не отличавшимся от остальных и вполне обычным, но в Пламфилде он процветал, выполняя свои ежедневные обязанности и вкушая радости с безмятежным удовлетворением и основательностью. У Дика Брауна была искривленная спина, но он так жизнерадостно нёс своё бремя, что Деми однажды высказался в своей необычной манере: «А люди, у которых горб, добрые? Тогда я бы тоже хотел быть горбатым». Дик всегда был весёлым мальчиком и изо всех сил старался не уступать остальным, потому что в его слабом маленьком тельце жил отважный дух. Когда он впервые появился в школе, он очень болезненно воспринимал своё увечье, но вскоре привык не обращать на него внимания, потому что никто не осмеливался напоминать ему об этом недостатке после того, как мистер Баэр наказал одного мальчика за то, что тот посмеялся над бедным Диком.

– Богу всё равно, что у меня кривая спина, потому что моя душа прямая, – рыдая, сказал Дик обидевшему его злодею; и, ухватившись за эту мысль, Баэры вскоре внушили бедняге, что окружающие любят его душу и не замечают тело, разве только чтобы пожалеть и помочь ему нести своё бремя.

Однажды, во время игры с другими мальчиками в зоопарк, кто-то спросил у него:

– А ты каким животным будешь, Дик?

– О, я буду дромадером[5]; ты что, не видишь, какой у меня горб? – сказал он в ответ и громко засмеялся.

– Тогда будь им, малыш, но не таким, который носит на себе тяжести. Ты будешь вышагивать рядом со слоном впереди процессии, – сказал Деми, который организовал эти игрища.

«Я надеюсь, что другие будут относиться к бедняжке так же хорошо, как привыкли мои мальчики», – сказала миссис Джо, вполне довольная результатом своего воспитания, когда Дик неторопливо прошагал мимо неё, изображая очень счастливого, но крайне хилого верблюжонка рядом со Стаффи, исполнявшим роль слона – важного и чинного.

Джек Форд был парнем довольно хитрым и себе на уме, его отправили в эту школу, потому что она была дешёвой. Многие сочли бы его смышлёным, но мистеру Баэру не нравилось то, как именно он воплощал этот стереотип о янки, и он считал его обычно не свойственные мальчикам сметливость и сребролюбие такими же недугами, как заикание Долли или горб Дика.

Нед Баркер был таким же, как тысяча других четырнадцатилетних мальчишек, – длинноногий, недотёпистый и хвастливый. В семье у него и правда была кличка Недотёпа: все постоянно боялись, что он перевернёт какой-нибудь стул, ударится о стол или собьёт на пол все мелкие вещи вокруг себя. Он много хвастался своими умениями, но редко оказывался на что-либо способным, был трусоватым и склонным немного приврать. Мальчиков помладше он травил и льстил старшим ребятам, и, хотя плохим его не назовёшь, он был как раз одним из тех парней, которых очень легко сбить с истинного пути.

Джордж Коул был избалован чрезмерно снисходительной матерью, которая пичкала его сладостями, пока он не заболел, а затем сочла его слишком слабым здоровьем, чтобы учиться, так что в двенадцать лет он был бледным, одутловатым мальчиком, занудным, капризным и ленивым. Один знакомый убедил её отправить сына в Пламфилд, и там он быстро пришёл в себя, потому что сладкое давали редко, физической нагрузки было много, а учиться оказалось в радость, так что Стаффи постепенно вошёл во вкус и поразил беспокойную мамашу своими успехами, убедив в том, что атмосфера Пламфилда и правда просто замечательная.

Билли Уорд был из тех, кого шотландцы ласково называют «блаженненькими», потому что, хотя ему уже исполнилось тринадцать, мыслил как шестилетний. В раннем детстве он обладал незаурядным умом, но отец мальчика слишком поспешил с его развитием, задавая всевозможные сложные уроки, заставлял сидеть за книгами по шесть часов в день, впихивая в него знания, будто корм в глотку страсбургского гуся. Он думал, что следует своему долгу, но едва не угробил мальчика, потому что лихорадка устроила бедному ребёнку печальные каникулы, а когда он выздоровел, его перегруженный знаниями мозг был сломлен, и разум Билли стал похож на грифельную доску, по которой провели губкой, стерев с неё всё, что там было написано.

Это был ужасный урок для честолюбивого папаши; он не мог без содрогания смотреть на своего многообещающего ребёнка, превратившегося в слабоумного идиота, и отослал его в Пламфилд, почти не надеясь на помощь своему сыну, но не сомневаясь, что с ним там будут обращаться по-доброму. Билли был довольно покладистым и безобидным, и было грустно смотреть, как усердно он пытался учиться, словно смутно нащупывая утраченные знания, которые стоили ему так дорого.

День за днём он корпел над алфавитом, с гордостью произносил буквы «А» и «Б» и думал, что выучил их, но на следующий день они испарялись из его головы, и приходилось начинать всё сначала. Мистер Баэр проявлял к нему бесконечное терпение и продолжал его учить, несмотря на очевидную безнадёжность поставленной задачи, не столько упирая на учебники, сколько стараясь мягко рассеять туман в затемнённом разуме, и вернуть интеллект, достаточный для того, чтобы мальчик стал меньшей обузой и разочарованием для своих близких.

Миссис Баэр укрепляла его здоровье любыми доступными ей способами, и все мальчики жалели его и относились к нему снисходительно. Ему не нравились их подвижные игры, но он часами сидел, наблюдая за голубями, копал ямки для Тедди так, что даже этот завзятый копатель оставался доволен, или ходил по пятам за работником Сайласом, наблюдая за тем, как тот трудится, потому что честный Си был очень добр к нему, а Билли, пусть и не мог запомнить алфавит, зато имел хорошую память на дружелюбные лица.

Томми Бэнгс был главным разгильдяем школы и самым отпетым разгильдяем, которого когда-либо видывал свет. Озорной, как обезьяна, но настолько добродушный, что нельзя было не простить его проделки; он был очень рассеянным – слова вылетали из его головы, будто их оттуда выдувало ветром, но он очень раскаивался в каждом своём проступке, и невозможно было оставаться серьёзным, когда он давал грандиозные обеты исправления или предлагал применить к себе всевозможные необычайные наказания. Мистер и миссис Баэр постоянно жили как на вулкане, начиная с того, что Томми всё время рисковал сломать себе шею, и кончая тем, что он мог раздобыть порох и взорвать весь дом; а у няни был особый ящик в комоде, в котором она хранила бинты, пластыри и мази специально для него, потому что Томми всегда приносили к ней полумёртвым, но он всегда выживал и после каждого падения поднимался и принимался за старое с удвоенной энергией.

В первый же день своего появления в Пламфилде он оттяпал себе кончик пальца сенокосилкой, а на следующей неделе свалился с крыши сарая, после чего его преследовала разъярённая наседка и пыталась выклевать ему глаза за то, что он хватал и рассматривал её цыплят – он так и удрал с ними в руках, и его нещадно оттаскала за уши Азия, которая застукала Томми за тем, что он с наслаждением снимает сливки с молока куском украденного пирога. Однако неудачами или наказаниями его было не запугать, и этот неукротимый юнец продолжал развлекать себя всевозможными шалостями, изводившими всех вокруг. Если он не выучил уроки, у него всегда находилось какое-нибудь оригинальное оправдание, и поскольку вообще ум у него был хваткий, к тому же он ловко выдумывал ответы, когда не знал их, – учился он довольно неплохо. Но после уроков – боже правый! Тут уж Томми мог вовсю разгуляться!

Однажды утром в понедельник, когда дел невпроворот, он примотал толстую Азию её собственной бельевой верёвкой к столбу и оставил кипеть от ярости, и ругаться в течение получаса. В другой раз он нагрел монетку и засунул её за шиворот Мэри Энн, когда эта хорошенькая служанка прислуживала за обедом, на который были приглашены джентльмены, после чего бедняжка опрокинула супницу и в смятении выбежала из столовой, и все решили, что она сошла с ума. Он закрепил на дереве ведро с водой, привязал к его ручке ленточку, и когда Дейзи, привлечённая пёстрой полоской ткани, попыталась дёрнуть за неё, девочку окатило водой, как из душа, что испортило её чистое платье и сильно ранило её детские чувства. Когда его бабушка приехала на чай, Томми положил шершавые белые камешки в сахарницу – бедная старушка всё удивлялась, почему они не тают в чашке, но из вежливости промолчала. Он угостил мальчиков нюхательным табаком в церкви, из-за чего пятеро из них так расчихались, что им пришлось выбежать на улицу. Он расчищал дорожки в зимнее время, а затем тайно поливал их водой, чтобы все поскальзывались и падали. Он почти довёл беднягу Сайласа до бешенства, развесив его большие сапоги на видных местах – у него были огромные ноги, и он их очень стеснялся. Он убедил Долли, этого доверчивого малого, привязать нитку к шатавшемуся зубу и лечь спать, оставив нитку свисать у него изо рта, чтобы Томми мог незаметно вырвать у него зуб, тогда тот даже не почувствует, что с ним была проведена эта ужасная операция. Но зуб с первого раза не вышел, и бедняжка Долли проснулся в сильном душевном смятении и потерял с того дня всякое доверие к Томми.

Последней его выходкой было угощение кур хлебом, смоченным в роме, отчего они захмелели и шокировали всех остальных кур, потому что почтенные несушки расхаживали, пошатываясь, клевались и кудахтали, выглядя абсолютно пьяными, и все сотрясались от смеха над их ужимками, пока Дейзи не сжалилась над птицами, заперев их в курятнике, чтобы они отоспались после своей попойки.

Вот такими были эти мальчики, и они уживались друг с другом настолько благополучно, насколько это было возможно для двенадцати ребят: они учились и играли, работали и ссорились, боролись с недостатками и культивировали добродетели старым добрым способом. Мальчики в других школах, вероятно, больше учились по учебникам, но меньше познавали ту высшую мудрость, что воспитывает хороших людей. Латынь, греческий и математика – всё это, конечно, очень хорошо, но, по мнению профессора Баэра, самопознание, самосовершенствование и сдержанность важнее, и он усердно старался прививать детям именно эти качества. Люди иногда качали головой, оценивая его методы, но признавали при этом, что манеры и нравственные качества мальчиков удивительным образом улучшались. И всё же, как миссис Джо сказала Нэту: «Эта школа была немного странной».

Глава 3
Воскресенье

На следующее утро, как только прозвенел колокольчик, Нэт вскочил с кровати и с большим удовольствием оделся в то, что обнаружил на стуле. Вещи были не новыми, это оказалась поношенная одежда одного богатого мальчика; но миссис Баэр хранила все сброшенные пёрышки для других ощипанных пташек, которые залетали в её гнездо. Не успел Нэт одеться, как явился Томми в безупречно чистом воротничке и проводил новенького вниз на завтрак.

Солнце освещало столовую, накрытый стол и стайку голодных, энергичных парней, собравшихся вокруг него. Нэт заметил, что они вели себя гораздо спокойнее, чем накануне вечером, и каждый молча стоял за своим стулом, в то время как маленький Роб, встав рядом с отцом во главе стола, сложил руки, благоговейно склонил свою кудрявую головку и по-немецки негромко и благочестиво прочитал короткую молитву, которую мистер Баэр очень любил и научил своего маленького сына тоже чтить её. Затем все сели за воскресный завтрак, состоявший из кофе, бифштекса и печёного картофеля, вместо обычных хлеба и молока, которыми они обычно утоляли свой юношеский аппетит. Пока оживлённо гремели ножи и вилки, было много приятных разговоров, поскольку предстояло выучить некоторые уроки, договориться о воскресной прогулке и обсудить планы на неделю. Нэт послушал и решил, что, похоже, денёк обещает быть славным, потому что он любил тишину, а вокруг него воцарилось некое жизнерадостное безмолвие, что очень ему импонировало; несмотря на его суровую жизнь, мальчик обладал чувствительностью, свойственной музыкальным натурам.

– А теперь, ребята, приступайте к своим утренним делам, и надеюсь, к тому времени, как подойдёт омнибус, вы будете готовы ехать в церковь, – сказал папа Баэр и подал всем пример, зайдя в классную комнату, чтобы подготовить учебники к завтрашнему дню.

Все разошлись по своим делам, ибо у каждого мальчика было какое-то небольшое ежедневное задание, и от них ожидали добросовестного его выполнения. Кто-то носил дрова и воду, кто-то чистил ступени или выполнял поручения миссис Баэр. Другие кормили домашних животных и вместе с Францем прибирались в амбаре. Дейзи мыла чашки, а Деми их вытирал, потому что близнецам нравилось всё делать вместе, и Деми научился помогать по хозяйству у себя дома. Даже у малыша Тедди было своё маленькое задание, и он семенил туда-сюда, складывая салфетки и расставляя стулья по местам. Полчаса ребята гудели, как пчёлы в улье, потом подъехал омнибус, папа Баэр и Франц с восемью мальчиками постарше сели в него и отправились в городскую церковь за три мили[6] от школы.

Из-за своего мучительного кашля Нэт предпочёл остаться дома с четырьмя младшими мальчиками и провёл весёлое утро в комнате миссис Баэр, слушая сказки, которые она им читала, разучивая гимны, которым она их учила, а затем принялся тихонько вклеивать картинки в старый альбом.

– Это мой воскресный шкаф, – сказала миссис Баэр, показывая Нэту полки, где было много книжек с картинками, коробок с красками, конструкторов, дневничков и письменных принадлежностей. – Я хочу, чтобы мои мальчики любили воскресенье, считали его мирным, приятным днём, когда они могут отдохнуть от обычных школьных дней и игр, но при этом насладиться тихими удовольствиями и незатейливым образом усвоить уроки поважнее, чем те, которые дают им учителя. Ты меня понимаешь? – спросила она, глядя на сосредоточенное лицо Нэта.

– Вы имеете в виду – быть хорошим человеком? – спросил он, поколебавшись с минуту.

– Да, быть хорошим человеком, и делать это с удовольствием. Иногда это тяжело, я отлично знаю; но мы все тут помогаем друг другу, и поэтому у нас получается. Вот, как, помимо прочего, я пытаюсь помочь своим мальчикам, – она взяла толстую, наполовину исписанную книгу и открыла её на странице, где сверху было одно слово.

– Да ведь это же моё имя! – воскликнул Нэт, вид у которого был одновременно удивлённый и заинтересованный.

– Да, тут есть страница для каждого мальчика. Я веду небольшой отчёт о том, как он ведёт себя в течение недели, и в воскресенье вечером показываю ему свои записи. Если он вёл себя плохо, я сожалею и разочаровываюсь в нём, если всё хорошо, я радуюсь и горжусь им; но, как бы то ни было, мальчики знают, что я хочу им помочь, и стараются работать над собой из любви ко мне и папе Баэру.

– Я думаю, они правда стараются, – сказал Нэт, краем глаза заметив имя Томми на соседней странице и задумавшись о том, что могло быть написано под ним.

Миссис Баэр заметила, что он пытается прочесть слова, и покачала головой, сказав, переворачивая лист:

– Нет, я не показываю свои записи никому, кроме того, кому они посвящены. Я называю это «книгой совести»; и только ты и я однажды узнаем, что будет написано на страничке под твоим именем. Будет ли тебе приятно или стыдно читать это в следующее воскресенье, зависит от тебя самого. Думаю, я напишу о тебе хороший отчёт; во всяком случае, я постараюсь облегчить тебе жизнь в этом новом месте и буду вполне удовлетворена, если ты будешь соблюдать несколько наших правил, хорошо ладить с мальчиками и учиться понемногу.

– Я постараюсь, мэм, – осунувшееся лицо Нэта вспыхнуло от искреннего желания сделать так, чтобы миссис Баэр «радовалась и гордилась», а не «сожалела и разочаровывалась». – Должно быть, очень трудно столько писать, – добавил он, когда она закрыла книгу, ободряюще похлопав мальчика по плечу.

– Не для меня, потому что я на самом деле не знаю, что мне нравится больше, тексты или мальчики, – сказала она, рассмеявшись, когда Нэт удивлённо раскрыл глаза после её слов. – Да, я знаю: многие думают, что мальчики доставляют одни неприятности, но это потому, что они их не понимают. А я понимаю; и я ещё ни разу не встречала мальчика, с которым не смогла бы по-настоящему найти общий язык после того, как однажды обнаружила, к чему он питает слабость. Видит бог, я просто жить не могу без моей стайки милых, шумных, непослушных, безалаберных мальчишек, правда, Тедди, мой хороший? – и миссис Баэр обняла юного негодника – как раз вовремя, в противном случае большая чернильница оказалась бы в его кармане.

Нэт, который никогда раньше не слышал ничего подобного, никак не мог понять, то ли матушка Баэр немного не в себе, то ли это самая чудесная женщина, которую он когда-либо встречал. Он больше склонялся к последнему варианту, несмотря на её своеобразные привычки, так как она имела обыкновение наполнять пареньку тарелку прежде, чем он об этом попросит, смеяться над его шутками, нежно щипать его за ухо или хлопать по плечу, – Нэт находил всё это очень привлекательным.

– Ну что ж, если хочешь, можешь пойти в классную комнату и порепетировать гимны, которые мы будем петь сегодня вечером, – предложила она, правильно угадав, чем он хотел заняться больше всего.

Оставшись наедине с любимой скрипкой и нотами, прислонёнными к солнечному окну, в то время как весна наполняла мир снаружи красотой, а внутри царило безмолвие дня отдохновения, Нэт наслаждался несколькими часами подлинного счастья, разучивая милые старые мелодии и забывая о своём тяжёлом прошлом в воодушевляющем настоящем.

Когда ребята вернулись из церкви и пообедали, некоторые приступили к чтению, некоторые писали письма домой, другие делали свои воскресные уроки или тихо разговаривали друг с другом, распределившись группками по всему дому. В три часа все отправились на прогулку, потому что энергичным юным телам требуются физические упражнения; и во время этих прогулок пытливые молодые умы учились любить и замечать божий промысел в прекрасных чудесах, которые природа творила на их глазах. Мистер Баэр всегда ходил на прогулку с мальчиками и в своей простой, отеческой манере обнаруживал для своей паствы «в деревьях – речь, в ручье текучем – книгу, и проповедь – в камнях, и всюду – благо»[7]. Миссис Баэр с Дейзи и двумя своими сыновьями поехала в город, чтобы нанести еженедельный визит бабушке, – это был единственный выходной день и величайшее удовольствие всегда занятой мамы Баэр. Нэт был ещё недостаточно здоров для долгой прогулки и попросился остаться дома с Томми, который любезно предложил воздать должное достопримечательностям Пламфилда.

– Ты уже видел дом, так что давай выйдем и взглянем на сад, амбар и зверинец, – сказал Томми, когда мальчики остались втроём с Азией, которая присматривала за ними, чтобы они не набедокурили; потому что, хотя из всех мальчиков, щеголявших в бриджах, у Томми были самые благие намерения, с ним всегда происходили самые ужасные происшествия, и никто не мог точно сказать, почему.

– А что у вас за зверинец? – спросил Нэт, когда они шли быстрым шагом по дорожке вокруг дома.

– Видишь ли, у всех нас есть питомцы, и мы держим их в кукурузном амбаре и называем это зверинцем. Вот мы и пришли. Смотри, какая у меня морская свинка – красавица, правда? – и Томми с гордостью указал на одну из самых уродливых представительниц этих милых животных, какую Нэт когда-либо видел.

– Я знаю парня, у которого их дюжина, и он обещал дать мне одну, только мне тогда негде было её держать, поэтому я не мог её взять. Зверушка такая белая, с чёрными пятнышками, просто симпатяга, и, может быть, я мог бы принести тебе её, если хочешь, – сказал Нэт, чувствуя, что было бы вежливо как-то отплатить Томми за его внимание.

– Конечно, хочу, а я тогда подарю тебе эту свинку, пусть живут вместе, если не будут ссориться. Эти белые мышки – Роба, Франц ему подарил. Кролики – Неда, а бентамки[8] снаружи – Стаффи. Эта стеклянная коробка – аквариум для черепах Деми, только он их ещё туда не запустил. В прошлом году у него было шестьдесят две штуки, некоторые – просто громадины. Он вырезал на панцире одной из них своё имя и год, а потом отпустил; и он говорит, что, может быть, когда-нибудь в будущем он найдёт её и узнает. Он однажды где-то прочитал, что нашли черепаху, на которой была отметина, по которой поняли, что ей, должно быть, сотни лет. Деми такой забавный парень.

– А кто в этом ящике? – спросил Нэт, остановившись перед большой глубокой коробкой, наполовину заполненной землей.

– О, это магазинчик червей Джека Форда. Он копает их кучами и хранит здесь, и когда нам нужна наживка для рыбалки, мы покупаем у него червей. Это избавляет от многих забот, только вот берёт он за них слишком дорого. Знаешь ли, в прошлый раз мы сторговались на два цента за дюжину, а потом он мне дал мелких червяков. Джек иногда бывает вредным, и я ему уже сказал, что сам буду их копать, если он не снизит цену. Ну вот, а ещё у меня есть две курицы, вон те серые, с хохолками на макушке, они просто первоклассные, и я продаю миссис Баэр яйца, но никогда не беру у неё больше двадцати пяти центов за дюжину, никогда! Мне было бы стыдно так делать! – воскликнул Томми, бросив презрительный взгляд в сторону магазинчика червей.

– А собаки чьи? – спросил Нэт, которого очень заинтересовали эти коммерческие сделки – он понял, что Т. Бэнгс был человеком, покровительство которого могло оказаться ценным и полезным.

– Большой пёс – Эмиля. Его зовут Христофор Колумб. Имя придумала миссис Баэр, потому что ей нравится говорить «Христофор Колумб», а когда она зовёт так собаку, никто не возражает, – ответил Томми тоном хозяина цирка, демонстрирующего свой зоопарк. – Белый щенок – Роба, а рыжий – Тедди. Один мужик хотел утопить их в нашем пруду, а папа Баэр у него их отобрал. Для малышей сойдут, а мне они как-то не очень. Их зовут Кастор и Поллукс.

– Если бы мне предложили питомца на выбор, то я бы хотел себе ослика Тоби, на нём, наверное, так приятно кататься, а ещё он такой маленький и хороший, – сказал Нэт, вспоминая, как уставали его ноги, когда приходилось пешком совершать долгие утомительные путешествия.

– Мистер Лори прислал его для миссис Баэр, чтобы ей не приходилось носить Тедди на себе, когда мы гуляем. Мы все любим Тоби, и уверяю вас, сэр, это первоклассный осёл. А голуби – общие, у каждого из нас есть свой любимец, и когда вылупляются новые птенцы, они тоже общие. Птенцы очень забавные; сейчас их нет, но ты можешь подняться и взглянуть на старичков, а я пока посмотрю, снесли ли Клуша и Бабуля яйца.

Нэт взобрался по лестнице, просунул голову в люк и долго смотрел на хорошеньких голубочков, которые целовались клювиками и ворковали на своём просторном чердаке. Одни сидели на гнёздах, другие – у дверок, третьи суетливо топтались тут и там, а остальные перелетали с залитой солнцем крыши на усыпанный соломой двор фермы, где шесть лоснящихся коров безмятежно жевали свою жвачку.

«У всех мальчиков есть какой-то питомец, а у меня – никого. Вот бы мне тоже своего голубя, или курицу, или хотя бы черепаху», – подумал Нэт, который почувствовал себя очень бедным, увидев интересные сокровища других мальчиков.

– Как к вам попадают эти животные? – спросил он, когда спустился к Томми в амбар.

– Мы находим их или покупаем, или нам их кто-то отдаёт. Куриц мне прислал мой папа; но как только я скоплю достаточно денег за яйца, я ещё и пару уток куплю. За амбаром есть симпатичный прудик, за утиные яйца хорошо платят, да и маленькие утята хорошенькие, они так смешно плавают, – сказал Томми с видом миллионера.

Нэт вздохнул, потому что у него не было ни отца, ни денег, ничего в целом мире, кроме старого пустого бумажника и мастерства, скрытого в кончиках его десяти пальцев. Томми, казалось, понял, почему Нэт задал этот вопрос, и вздохнул, услышав его ответ, потому что после минутного раздумья внезапно выпалил:

– Послушай, вот что мы сделаем. Ты будешь собирать для меня яйца, я ненавижу это делать, а я буду давать тебе одно яйцо из каждой дюжины. Веди счёт, и когда наберёшь двенадцать штук, матушка Баэр купит у тебя их за двадцать пять центов, и тогда ты сможешь купить всё, что захочешь, понимаешь?

– Согласен! Какой ты добрый, Томми! – воскликнул Нэт, совершенно ослеплённый этим блестящим предложением.

– Чепуха! Неважно. Начинай прямо сейчас и поищи в амбаре, а я подожду тебя здесь. Бабуля кудахчет, так что где-нибудь ты обязательно найдёшь одно яичко, – и Томми повалился на сено с приятным чувством, что заключил выгодную сделку и помог другу.

Нэт радостно приступил к поискам, шурша соломой по всему сеновалу, пока не нашёл два прекрасных яичка, одно из которых было спрятано под застрехой[9], а другое – в старом мерном бочонке, который полюбился наседке Клуше.

– Бери себе одно, а я возьму другое, с ним у меня как раз наберётся дюжина, а завтра мы начнём всё сначала. Вот тебе мел, веди свой счёт рядом с моим, чтобы ничего не перепутать, – сказал Томми, показывая ряд загадочных цифр на боку старой веялки.

С восхитительным чувством собственной значимости гордый обладатель одного куриного яйца открыл свой счёт рядом с другом, который, усмехнувшись, написал над цифрами следующие внушительные слова:

«Т. Бэнгс и Компания».

Беднягу Нэта это настолько ошеломило, что его с трудом удалось убедить пойти и внести свой первый предмет движимого имущества в кладовую Азии. Затем они отправились дальше, и Нэт познакомился с двумя лошадьми, шестью коровами, тремя свиньями и одним олдернейским[10] «телком», как называют телят в Новой Англии, после чего Томми повёл Нэта к старой иве, которая нависала над шумным ручейком. От забора было легко вскарабкаться к широкому углублению между тремя большими ветвями ивы, которые были спилены, и из года в год дерево отращивало множество новых тонких веточек, пока наверху не зашелестел зелёный навес. Под ним укрепили маленькие сиденья, а в дупле сделали шкафчик, достаточно просторный, чтобы вместить пару книг, разобранную игрушечную лодку и несколько недоделанных свистков.

– Это наш с Деми укромный уголок; мы сами тут всё устроили, и никто не может сюда забраться без нашего спроса, кроме Дейзи, она не считается, – сказал Томми, в то время как Нэт с восторгом переводил взгляд с журчащей бурой воды внизу на зелёную арку над головой. Музыкально жужжали пчёлы, лакомясь нектаром высоких жёлтых цветов, наполнявших воздух сладким запахом.

– О, тут так хорошо! – воскликнул Нэт. – Я очень надеюсь, что вы иногда будете пускать меня сюда. Я никогда в жизни не видел такого красивого места. Я бы хотел быть пташкой и жить здесь всегда.

– Да, тут довольно приятно. Можешь сюда приходить, если Деми не будет против, но я думаю, что он не станет возражать, потому что прошлым вечером он сказал, что ты ему нравишься.

– Правда? – и Нэт улыбнулся от удовольствия, потому что мнение Деми, казалось, ценилось всеми мальчиками, отчасти потому, что он был племянником папы Баэра, а также потому, что он такой серьёзный, сознательный парнишка.

– Да. Деми любит тихих ребят, как ты, и я думаю, что вы с ним поладите, если ты тоже любишь читать.

Румянец удовольствия бедного Нэта стал ярче, приобретая болезненно-алый оттенок при этих последних словах, и он, запинаясь, выдавил:

– Я не очень хорошо читаю – у меня никогда не было на это времени; я постоянно играл на скрипке, понимаешь.

– Я и сам не любитель чтения, но могу читать довольно сносно, если захочу, – сказал Томми, бросив на Нэта удивлённый взгляд, который будто ясно говорил: «Мальчику двенадцать лет, а он читать не умеет!»

– Зато я умею играть по нотам, – добавил Нэт, несколько взволнованный тем, что ему пришлось признаться в своём невежестве.

– А я не умею, – и Томми заговорил уважительным тоном, что придало смелости Нэту, который твёрдо заявил:

– Я собираюсь очень усердно учиться и узнать всё, что смогу, потому что раньше у меня никогда не было такой возможности. Мистер Баэр задаёт трудные задания?

– Нет, он ни капельки не строгий. Он всё объясняет и как-то подталкивает нас в трудных местах. Мало кто так делает; вот мой предыдущий учитель был совсем другой. Тот отвешивал нам подзатыльники, если мы пропускали хоть слово, – и Томми потёр свою макушку, как будто её всё ещё покалывало от щедрых порций затрещин, воспоминание о которых было единственным, что он вынес для себя после года занятий со своим «предыдущим учителем».

– Я думаю, я мог бы попробовать прочитать это, – сказал Нэт, рассматривая книги.

– Ну почитай, а я тебе помогу, – предложил Томми с покровительственным видом.

И так, не без дружеской «поддержки» Томми, Нэт, запинаясь, прочитал страницу, и его новый друг сказал ему, что скоро он «наловчится» и будет читать так же, как все остальные. Потом они посидели и по-мальчишески поговорили на разные темы, в том числе об огородничестве; потому что Нэт, глядя вниз со своего насеста, спросил, что растёт на многочисленных небольших грядках на другой стороне ручья.

– Это наши фермы, – сказал Томми. – У каждого из нас есть свой участок, и мы выращиваем на нём то, что нам хочется, только нужно сначала выбрать разные растения, но нам нельзя ничего менять, пока мы не соберём урожай, и мы должны ухаживать за тем, что посадили, всё лето.

– А ты что посадил в этом году?

– Ну, я перешёл на бобы, потому что их растить проще простого.

Нэт не удержался и рассмеялся, потому что Томми сдвинул шляпу на затылок, засунул руки в карманы и начал растягивать слова, бессознательно подражая работнику Сайласу, который управлял хозяйством у мистера Баэра.

– Ну-ну, не смейся; за бобами ухаживать гораздо легче, чем за кукурузой или картошкой. В прошлом году я пробовал посадить дыни и арбузы, но на них напали жуки, и до заморозков они не поспели, так что у меня вырос только один большой арбуз и две маленькие «мушкусные» дыни, – сказал Томми, произнося слово «мускусные» по-сайласовски.

– Кукуруза, похоже, неплохо растёт, – вежливо сказал Нэт, чтобы загладить свою насмешку.

– Да, но её приходится постоянно мотыжить. Ну а шестинедельные бобы нужно мотыжить всего один раз или около того, и они быстро растут. Я попробую их вырастить, потому что я первый вызвался. Стаффи тоже хотел, но ему пришлось согласиться на горох; только его полоть придётся, ну и пусть он попотеет, он такой обжора.

– Интересно, а у меня будет грядка? – сказал Нэт, думая, что даже мотыжить кукурузу, должно быть, приятное занятие.

– Конечно, будет, – послышался голос снизу. Это был мистер Баэр, вернувшийся с прогулки, он пришёл сюда специально, так как всегда находил время немного поговорить с каждым мальчиком по отдельности в течение дня. Он считал, что эти беседы дают им хороший задел на предстоящую неделю.

Внимание само по себе прекрасно, а здесь оно творило чудеса, потому что каждый мальчик знал, что папа Баэр проявляет к нему участие, и некоторые с большей готовностью открывали свои сердца ему, чем женщине, особенно старшие ребята, которым нравилось поверять профессору свои надежды и планы, как мужчина мужчине. Но когда они болели или попадали в переплёт, то инстинктивно обращались к миссис Джо, а малыши во всех случаях делали её своей матерью-исповедницей.

Спускаясь из гнезда, Томми упал в ручей; будучи привычным к таким происшествиям, он спокойно выбрался и удалился в дом, чтобы обсохнуть. После падения Томми Нэт оказался наедине с мистером Баэром, тот как раз этого и ждал и во время прогулки, когда они прошлись по участкам, завоевал сердце мальчика, выделив ему небольшую «ферму» и обсудив с ним будущий урожай так серьёзно, как будто от него зависело пропитание всей семьи. Обсудив эту приятную тему, они перешли к другим, и у Нэта появилось много новых полезных идей, которые разум принял с такой же благодарностью, с какой жаждущая земля принимает тёплый весенний дождь. На протяжении всего ужина Нэт размышлял над этими идеями, часто устремляя на мистера Баэра вопрошающий взгляд, который, казалось, говорил: «Мне понравилось, давайте поговорим ещё раз, сэр». Неизвестно, понял ли профессор немое обращение мальчика, но когда все ребята собрались в гостиной миссис Баэр для воскресной вечерней беседы, он выбрал тему, которая могла быть подсказана прогулкой по саду.

Оглядевшись вокруг, Нэт решил, что это скорее похоже на большую семью, чем на школу, потому что мальчики расселись широким полукругом вокруг камина, кто на стульях, кто на ковре. Дейзи и Деми сидели на коленях у дяди Фрица, а Роб уютно устроился за мягким креслом своей мамы, где он мог незаметно подремать, когда разговор выходил за рамки его понимания.

Все выглядели вполне довольными и внимательно слушали, ведь после долгой прогулки такой отдых казался особенно приятным, и поскольку каждый мальчик в доме знал, что его попросят высказать своё мнение, никто не отвлекался, чтобы быть готовым к ответу в любой момент.

– Давным-давно, – начал мистер Баэр в приятной старомодной манере, – жил-был великий и мудрый садовник, у которого был самый большой сад на свете. Это было чудесное и прелестное место, и он ухаживал за ним с величайшим мастерством и заботой, выращивая всевозможные превосходные и полезные растения. Но даже в этом прекрасном саду прорастали сорняки; почва часто оказывалась неподходящей, и посеянные в неё хорошие семена не всходили. У садовника было много помощников, которые работали вместе с ним. Некоторые исполняли свой долг и получали щедрое жалованье, которое он им платил; а другие пренебрегали своими обязанностями и запускали сад, что очень его огорчало. Но старик был очень терпелив – тысячи и тысячи лет он работал и ждал своего великого урожая.

– Наверное, он был очень старым, – сказал Деми, который неотрывно смотрел в лицо дяде Фрицу, словно ловя каждое слово.

– Тише, Деми, это же сказка, – прошептала Дейзи.

– Нет, я думаю, что это арригория, – сказал Деми.

– Что такое арригория? – воскликнул Томми, который от природы обладал пытливым умом.

– Объясни ему, Деми, если сможешь, и не употребляй слов, если ты не совсем уверен, что понимаешь их значение, – сказал мистер Баэр.

– Я знаю, мне дедушка рассказывал! Басня – это арригория; это история, у которой есть глубокий смысл. Моя «История без конца»[11] – одна из таких арригорий, потому что ребёнок в ней – это душа, правда, тётушка? – воскликнул Деми, стремясь доказать свою правоту.

– Всё правильно, дорогой, и я абсолютно не сомневаюсь: то, что рассказывает дядя, – тоже аллегория; так что послушай и попробуй понять, какой у этого смысл, – ответила миссис Джо, которая всегда принимала участие во всём происходящем и наслаждалась этим не меньше любого присутствующего мальчика. Деми взял себя в руки, и мистер Баэр продолжил рассказывать – на прекрасном английском, потому что за последние пять лет он стал говорить гораздо лучше, и утверждал, что в этом ему помогли мальчики.

– Этот великий садовник отдал дюжину или около того маленьких участков одному из своих слуг и велел ему старательно их возделывать и попытаться что-нибудь на них вырастить. Слуга не был ни богатым, ни мудрым, ни особенно хорошим, но он хотел помочь, потому что садовник относился к нему очень по-доброму. Поэтому он с радостью принял небольшие грядки и взялся за работу. Грядки обладали самой разной формой и отличались по размеру, на некоторых почва была очень хорошей, на других – довольно каменистой, но за всеми нужно было усердно ухаживать, потому что на плодородной почве быстро вырастали сорняки, а на плохой присутствовало много камней.

– Что же там было, кроме сорняков и камней? – спросил Нэт; его так заинтересовал рассказ, что он забыл о своей застенчивости и заговорил при всех.

– Цветы, – сказал мистер Баэр и ласково посмотрел на него. – Даже на самой запущенной маленькой грядке, на самой твёрдой почве рос кустик анютиных глазок или росточек резеды. На одной были розы, душистый горошек и маргаритки[12], – тут он ущипнул за пухлую щечку девочку, опиравшуюся на его руку. – На другой были всевозможные любопытные растения, яркая галька, виноградная лоза, которая поднималась к небу, как бобовый стебель Джека[13], и много здоровых семян, которые только начали прорастать; потому что, видите ли, за этой грядкой прекрасно ухаживал мудрый старик, который работал в подобных садах всю свою жизнь.

В этой части «арригории» Деми склонил голову набок, как любопытная птица, и устремил взгляд своих блестящих глаз на лицо дяди, как будто что-то заподозрив и насторожившись. Но вид у мистера Баэра был совершенно невинный, он продолжал переводить глаза с одного юного лица на другое, и взгляд его был серьёзным и задумчивым, что многое значило для его жены, которая понимала, как искренне он стремился исполнить свой долг, возделывая эти маленькие грядки.

– Как я уже сказал вам, за некоторыми из этих грядок было легко ухаживать – например, за грядками с маргаритками, – а к другим было очень трудно даже подступиться. Среди них была одна маленькая грядка на солнышке, там могло бы вырасти много фруктов и овощей, а также цветов, но не росло ничего, и когда старик засевал её, ну, скажем, семенами дыни, они не давали всходов, потому что грядочка игнорировала его усилия. Садовник огорчался и продолжал свои попытки, хотя каждый раз, когда урожая не было, грядка будто бы говорила: «Ой, я забыла».

Тут все рассмеялись и посмотрели на Томми, который навострил уши при слове «дыни» и опустил голову, услышав свою любимую отговорку.

– Я так и знал, что это всё про нас! – воскликнул Деми, хлопая в ладоши. – Вы – садовник, а мы – грядки, правда, дядя Фриц?

– Ты правильно всё понял. Теперь пусть каждый из вас скажет мне, что я буду сеять этой весной, чтобы следующей осенью можно было собрать хороший урожай со своих двенадцати, нет, тринадцати участков, – поправил себя мистер Баэр, кивнув Нэту.

– Лучше не сажайте кукурузу, бобы и горох. Если только вы не хотите, чтобы мы объелись и растолстели, – сказал Стаффи, и его унылое круглое лицо внезапно просветлело, когда ему в голову пришла эта милая идея.

– Он имел в виду не эти семена. Он имел в виду, что старается делать всё, чтобы нам было хорошо, а сорняки – это наши недостатки! – воскликнул Деми, который обычно проявлял в таких беседах активность, будучи к ним привычным, и ему они очень нравились.

– Да, каждый из вас должен подумать, чего вам больше всего не хватает. Скажете мне, а я помогу вам это вырастить; только очень постарайтесь, иначе выйдет, как с дынями Томми, – одни листья и никаких плодов. Начнём со старших и спросим маму, что она посадит на своём участке, потому что все мы – части одного прекрасного сада и можем собрать богатый урожай для Господа нашего, если будем достаточно любить Его, – сказал папа Баэр.

– Я засажу весь свой участок терпением, потому что хочу собрать как можно больше этого урожая, ведь это то, чего мне особенно не хватает, – сказала миссис Джо так серьёзно, что ребята не на шутку призадумались, как же они ответят на этот вопрос, когда очередь дойдёт до них (а некоторые почувствовали укол совести, так как были причиной того, что матушка Баэр так быстро израсходовала свой запас терпения).

Франц хотел усидчивости, Томми – постоянства, Нед поставил своей целью вырастить невозмутимость, Дейзи – трудолюбие, Деми – «столько же мудрости, сколько у дедушки», а Нэт робко сказал, что хочет так много всего, что пусть лучше мистер Баэр выберет за него. Остальные называли почти то же самое – терпение, невозмутимость и щедрость оказались излюбленными культурами. Один мальчик хотел научиться вставать пораньше, но не знал, как называются такие семена; а бедный Стаффи вздохнул:

– Хотел бы я полюбить уроки так же сильно, как люблю покушать, но я не могу.

– Мы посадим самоограничение, окучим его и будем поливать, и пусть урожая будет так много, чтобы на следующее Рождество никто не заболел, съев слишком много на ужин. Если ты наберёшься ума, Джордж, он будет требовать пищи не реже, чем твой желудок, и ты полюбишь книги почти так же сильно, как наш местный философ, – сказал мистер Баэр и добавил, убирая волосы с чистого лба Деми: – Ты тоже ненасытен, сын мой, и любишь забивать свой юный ум сказками и фантазиями, как Джордж обожает набивать свой животик пирожными и конфетами. И то, и другое плохо, и я хочу, чтобы ты попробовал что-нибудь другое. Арифметика и вполовину не так интересна, как «Тысяча и одна ночь», я понимаю, но она очень полезна, и сейчас самое время её выучить, иначе потом тебе будет стыдно и ты признаешь свою ошибку.

– Но «Гарри и Люси» и «Фрэнк» – это не сказки, там одни барометры и кирпичи, и подковы для лошадей, и другие полезные вещи, и я люблю эти книги, правда, Дейзи? – сказал Деми в попытке оправдаться.

– Это правда; но я вижу, что ты читаешь «Милого Роланда и Девицу Ясный Свет[14]» гораздо чаще, чем «Гарри и Люси», и я думаю, что «Фрэнк» тебе и вполовину не так симпатичен, как «Синдбад». А давайте заключим с вами обоими небольшое пари: Джордж будет есть только три раза в день, а ты будешь читать только одну книжку сказок в неделю, тогда я выделю вам новую площадку для крикета; только пообещайте, что будете там играть, – многозначительно произнёс дядя Фриц, потому что Стаффи терпеть не мог бегать, а Деми обычно читал во время часов для игр.

– Но мы терпеть не можем крикет, – сказал Деми.

– Возможно, сейчас – да, но вы втянетесь, когда попробуете. К тому же вам нравится быть щедрыми, а другие мальчики любят играть, и вы можете уступить им свою новую площадку для крикета, если захотите.

Оба решили, что это справедливо, и согласились на пари, к большому удовлетворению всех остальных. Было ещё немного разговоров о грядках, а потом все запели хором. От ансамбля Нэт был в восторге: миссис Баэр играла на фортепиано, Франц – на флейте, мистер Баэр – на виолончели, а сам он – на скрипке. Это был совершенно непритязательный камерный концерт, но всем он, казалось, понравился, а старушка Азия, сидевшая в углу, время от времени подпевала нежнейшим голоском на свете, потому что в этой семье хозяева и слуги, пожилые и молодые, чёрные и белые – все пели воскресный гимн, возносившийся прямо к Отцу всего человечества. После этого все пожали руку папе Баэру; матушка Баэр всех поцеловала, начиная от шестнадцатилетнего Франца до малютки Роба (ему она подставила кончик носа для его особых поцелуев), а затем они всей гурьбой отправились спать. Свет лампы под абажуром, горевшей в детской, мягко освещал картину, висевшую в изножье кровати Нэта. На стенах висело ещё несколько картин, но именно в этой мальчик нашёл нечто особенное, потому что она была обрамлена изящной рамкой из мха и шишек, а на маленькой полочке под ней стояла ваза со свежими весенними лесными цветами. Это была самая красивая картина из всех, и Нэт, лёжа в кровати, глядел на неё, смутно догадываясь о её значении, и жалея, что не знает о ней больше.

– Это моя картина, – тихо произнес чей-то голос. Нэт поднял голову и увидел Деми в ночной рубашке. Он возвращался из комнаты тёти Джо, куда ходил за напальчником для порезанного пальца.

– Что он делает с детьми? – спросил Нэт.

– Это Христос, Добрый человек, и Он их благословляет. А ты что, ничего о нём не знаешь? – удивлённо спросил Деми.

– Не уверен, но я бы с удовольствием узнал, он выглядит таким хорошим, – ответил Нэт, ведь сведения об этом Добром человеке он в основном почерпнул из упоминаний его имени всуе.

– Я всё о нём знаю, и мне очень нравится Его история, потому что это правда, – сказал Деми.

– А кто тебе её рассказал?

– Мой дедушка, он знает всё на свете и рассказывает лучшие истории в мире. Когда я был маленьким, я играл с его большими книгами и строил из них мосты, железные дороги и дома, – сказал Деми.

– Сколько тебе сейчас лет? – почтительно спросил Нэт.

– Почти десять.

– Ты много чего знаешь, не так ли?

– Да, видишь, какая у меня большая голова, и дедушка говорит, что нужно много времени, чтобы её заполнить, поэтому я продолжаю наполнять её разными знаниями как можно быстрее, – ответил Деми в своей причудливой манере.

Нэт рассмеялся, а потом серьёзно сказал:

– Рассказывай дальше, пожалуйста.

И Деми с удовольствием продолжил говорить, не делая пауз:

– Однажды я нашёл очень красивую книжку и хотел поиграть с ней, но дедушка не разрешил, и показал картинки, и рассказал о них, и мне очень понравились истории, они об Иосифе и его плохих братьях, и о лягушках, которые выпрыгнули из моря, и о дорогом малютке Моисее в тростнике, и ещё об очень многих других замечательных вещах, но больше всего мне понравилась история о Добром человеке, и дедушка рассказывал мне её столько раз, что я выучил её наизусть, и он подарил мне эту картину, чтобы я ничего не забыл, и её повесили здесь однажды, когда я болел, а я оставил её для того, чтобы другие мальчики могли на неё смотреть, когда тоже заболеют.

– Зачем Он благословлял детей? – спросил Нэт, который находил что-то очень привлекательное в главной фигуре на картине.

– Потому что Он их любил.

– А это были бедные дети? – задумчиво спросил Нэт.

– Да, я так думаю; видишь, на некоторых почти нет одежды, и их мамы не похожи на богатых дам. Он любил бедных и был очень добр к ним. Он лечил их болезни и помогал им, а богатым людям говорил, чтобы те их не обижали, и все любили Его очень, очень сильно! – с энтузиазмом воскликнул Деми.

– Он сам был богатый?

– О нет! Он родился в хлеву и был таким бедным, что, когда вырос, у него не было своего дома, а иногда ему нечего было есть, кроме того, что ему давали люди, и Он повсюду ходил, проповедуя и пытаясь сделать всех хорошими людьми, пока плохие люди Его не убили.

– Зачем?

И Нэт сел на кровати, чтобы рассмотреть картину и дослушать историю, уж очень ему был интересен этот человек, который так заботился о бедных.

– Я тебе всё сейчас расскажу, тётя Джо не будет против, – и Деми устроился на соседней кровати, радуясь возможности рассказать свою любимую историю такому благодарному слушателю.

Няня заглянула посмотреть, спит ли Нэт, но когда она увидела, что происходит в спальне, то поспешила к миссис Баэр, сказав ей с добрым выражением лица, преисполнившись материнских чувств:

– Не хочет ли дорогая госпожа увидеть прелестное зрелище? Там Нэт всем сердцем впитывает историю о младенце Христе, а Деми рассказывает – ну прямо белый ангелок.

Миссис Баэр собиралась пойти и немного поговорить с Нэтом перед сном, потому что она знала, что серьёзное слово, сказанное в это время, часто даёт много пользы.

Но когда она прокралась к двери детской и увидела, что Нэт жадно поглощает слова своего маленького друга, а Деми сидит и рассказывает милую и торжественную историю в точности так, как учили его самого, говоря тихим голосом и устремив свои прекрасные глаза на ласковое лицо на картинке, у неё навернулись слёзы, и она молча ушла, подумав про себя: «Деми неосознанно помогает бедному мальчику лучше, чем могу это сделать я; не скажу ни единого слова, чтобы ничего не испортить».

Бормотание детского голоса продолжалось ещё долго, никто не вмешивался, пока одна невинная душа читала эту великую проповедь другой. Когда наконец, всё стихло и миссис Баэр пошла забрать лампу, Деми уже ушёл, а Нэт крепко спал, лёжа лицом к картине, как будто он уже научился почитать Доброго человека, который любил маленьких детей и был верным другом бедняков. Лицо мальчика было безмятежным, и, глядя на него, она почувствовала, что если один день заботы и доброты сделал так много, то год терпеливого возделывания почвы наверняка принесёт обильный благодарный урожай с этого запущенного садика, который уже был засеян лучшими семенами – и сделал это маленький миссионер в ночной рубашке.

Глава 4
Ступени

Когда в понедельник утром Нэт пошёл в школу, он внутренне содрогался, потому что на этот раз ему предстояло обнаружить перед всеми своё невежество. Но мистер Баэр отвёл ему место в нише у окна, где можно было сидеть спиной к остальным и отвечать уроки Францу так, чтобы никто не услышал его промахов и не увидел бы, как он марает тетрадь. Мальчик был искренне благодарен учителю и трудился так усердно, что мистер Баэр сказал с улыбкой, увидев его разгорячённое лицо и перепачканные чернилами пальцы:

– Не слишком усердствуй, мой мальчик; ты устанешь, а времени у тебя достаточно.

– Но я должен упорно работать, иначе не смогу догнать остальных. Они уже выучили кучу всего, а я ничего не знаю, – сказал Нэт, который пришёл в отчаяние, услышав, как мальчики повторяют грамматику, историю и географию с удивительной, на его взгляд, лёгкостью и точностью.

– Ты знаешь очень много того, чего не знают они, – сказал мистер Баэр, садясь рядом с ним, в то время как Франц объяснял классу маленьких учеников нюансы таблицы умножения.

– Неужели? – спросил Нэт с весьма недоверчивым видом.

– Да. Во-первых, ты умеешь сдерживать себя, а Джек, который быстро считает, на такое не способен; это отличный навык, и я думаю, ты им хорошо владеешь. Во-вторых, ты играешь на скрипке, а никто из парней не играет, хотя они очень хотят научиться. Но важнее всего то, Нэт, что ты действительно хочешь чему-то научиться, а это уже половина успеха. Поначалу учёба может показаться трудной и ты можешь почувствовать себя обескураженным, но не сдавайся, и в процессе обучения тебе будет становиться всё легче и легче.

Лицо Нэта озарялось всё больше по мере того, как он слушал мистера Баэра, ибо, каким бы скромным ни был список его навыков, его безмерно радовало ощущение поддержки.

«Да, я умею сдерживать себя, меня научили этому отцовские побои; и я могу играть на скрипке, хотя и не знаю, где находится Бискайский залив», – подумал Нэт с чувством удовлетворения, которого не выразишь словами. Затем он сказал вслух, и так серьёзно, что Деми его услышал:

– Я правда хочу учиться, и я буду стараться. Я никогда не ходил в школу, но я в этом не виноват; и если ребята не будут надо мной смеяться, думаю, я прекрасно справлюсь с учёбой – вы и миссис Баэр так добры ко мне.

– Они не будут смеяться над тобой; если они это сделают, я… я… скажу им, чтобы они этого не делали! – воскликнул Деми, совершенно забыв, где находится.

Класс остановился на умножении «семью девять», и все подняли головы, чтобы посмотреть, что происходит.

Решив, что урок о том, как научиться помогать друг другу, в тот момент окажется полезнее арифметики, мистер Баэр рассказал ученикам о Нэте, превратив это в очень интересную и трогательную историю, и добросердечные ребята пообещали протянуть ему руку помощи и сочли за честь, что их призвали поделиться своими запасами мудрости с парнем, который так ловко играл на скрипке. Это обращение вызвало у них правильный отклик, и Нэту почти не приходилось преодолевать препятствия, потому что каждый был рад «подтолкнуть» его наверх по лестнице обучения.

Однако до тех пор, пока мальчик не выздоровел, заниматься подолгу ему было вредно, и миссис Джо находила для него различные развлечения в доме, пока другие сидели за своими учебниками. Но лучшим лекарством для него стал огородик, где Нэт трудился не покладая рук, обрабатывая свою маленькую ферму. Посеяв бобы, он с нетерпением наблюдал, как они растут, радовался каждому зелёному листочку и стройному стеблю, который всходил и разрастался в тёплую весеннюю погоду. Никогда ещё грядки не были так тщательно взрыхлены мотыгой – мистер Баэр даже опасался, что ничего не успеет вырасти, так тщательно Нэт мотыжил почву; поэтому он поручал ему немного поработать в цветнике или на грядках клубники, где мальчик трудился и напевал себе под нос деловито, как пчёлы, жужжащие вокруг него.

– Вот этот урожай мне нравится больше всего, – обычно говорила миссис Баэр, пощипывая некогда худые щёки, которые теперь округлялись и наливались румянцем, или поглаживая сутулые плечи, которые медленно распрямлялись благодаря здоровому труду, хорошей пище и избавлению от тяжкого бремени бедности.

Деми был его юным другом, Томми – покровителем, а Дейзи – утешительницей во всех его горестях; ибо, хотя эти ребята были младше его, он, по природе робкий, находил больше удовольствия в их невинном обществе, чем в грубых играх старших мальчиков, которых он сторонился. Мистер Лоуренс не забывал его: он присылал одежду и книги, ноты и добрые послания, а время от времени приезжал посмотреть, как поживает его мальчик, или брал его с собой в город на концерт. В таких случаях Нэт чувствовал себя на седьмом небе от счастья, потому что он посещал большой дом мистера Лоуренса, встречался с его хорошенькой женой и маленький феей-дочкой, сытно ужинал, и ему было так уютно, что он потом мечтал о новой поездке дни и ночи напролёт.

Чтобы осчастливить ребёнка, нужно так мало; жаль, что в мире, где столько солнечного света и приятных вещей, есть печальные личики, пустые ручки или одинокие юные сердечки. Понимая это, Баэры собирали все крошки, которые могли найти, чтобы накормить свою стайку голодных воробьёв, – вот почему богаты они были разве что любовью к ближним. Многие друзья миссис Джо, у которых были дети, присылали игрушки, которые их детям очень быстро надоедали, и их починка оказалась для Нэта вполне подходящим занятием. Он был очень аккуратен и ловко орудовал своими тонкими пальцами, проводя много дождливых дней со своей бутылочкой клея, коробочкой с красками и ножом, ремонтируя игрушечную мебель, мягких зверушек и настольные игры. Дейзи обшивала видавших виды кукол. Отреставрированные игрушки аккуратно складывались в специальный ящик, чтобы потом стать подарками на Рождество всем бедным соседским детям, ведь именно так пламфилдские мальчики отмечали день рождения Того, кто любил бедных и благословлял малышей.

Деми неустанно читал и пересказывал свои любимые книги, и они провели много приятных часов на старой иве, наслаждаясь «Робинзоном Крузо», «Тысячью и одной ночью», рассказами Марии Эджуорт[15] и другими прекрасными бессмертными произведениями, которые будут радовать детей ещё многие века. Это открыло Нэту новый мир, и его нетерпеливое желание узнать, как будет дальше развиваться сюжет, заставило совершенствоваться в чтении, и в результате он научился читать не хуже остальных и почувствовал себя настолько обогащённым и так гордился своим новым достижением, что возникла опасность, как бы он не стал таким же книжным червём, как Деми.

Ещё одно поучительное событие произошло самым неожиданным и замечательным образом. Некоторые ребята были «при деле», как здесь это называлось. Большинство из них были бедны и, зная, что со временем мальчикам придётся самостоятельно выбрать свою дорогу в жизни, Баэры поощряли любые их усилия по обретению независимости. Томми продавал яйца; Джек торговал червями; Франц помогал вести уроки, и ему за это платили; у Неда был талант к столярному делу, и для него установили токарный станок, на котором он вытачивал всевозможные полезные или красивые вещицы и продавал их; в то время как Деми сооружал водяные мельницы, волчки и невиданные и совершенно бесполезные механизмы сложной конструкции, сбывая их мальчикам.

– Пусть будет механиком, если ему так хочется, – сказал мистер Баэр. – Помогите мальчику выбрать профессию, и он станет независимым. Работа полезна, и какими бы талантами ни обладали эти ребята, будь то поэзия или земледелие, это необходимо развивать и по возможности применять во благо себе и людям.

Итак, однажды Нэт прибежал к нему с взволнованным видом:

– Можно мне поиграть на скрипке для людей, которые собираются устроить пикник в нашем лесу? Они мне заплатят, я хотел бы получить немного денег, как и другие мальчики, а игра на скрипке – единственный способ заработать, который я знаю…

Мистер Баэр с готовностью ответил:

– Иди с Богом. Это лёгкий и приятный способ заработать, и я рад, что тебе предлагают такую возможность.

Нэт пошёл и сыграл так хорошо, что, когда он вернулся домой, у него в кармане было два доллара, которые он демонстрировал с глубоким удовлетворением, рассказывая, как ему понравился день, какими добрыми были молодые люди и как они хвалили его танцевальную музыку и обещали пригласить снова.

– Это гораздо приятнее, чем играть на улице, потому что тогда мне денег не давали, а теперь дают, и, кроме того, я хорошо провёл время. Я теперь тоже «при деле», как Томми и Джек, и мне это очень нравится, – сказал Нэт, гордо похлопывая по старому бумажнику и уже чувствуя себя миллионером.

Он действительно был при деле, потому что с началом лета устраивали много пикников, и умение Нэта пользовалось громадным спросом. Его всегда отпускали пойти поиграть для людей, если это не вредило урокам и если участники пикника были порядочными молодыми людьми. Мистер Баэр объяснил ему, что хорошее базовое образование необходимо каждому и что ни за какие деньги нельзя работать там, где у него может возникнуть соблазн поступить неправильно. Нэт был вполне согласен с этим, и было приятно наблюдать, как простодушный мальчик уезжает в нарядных экипажах, которые останавливались, чтобы забрать его у ворот, или слышать, как он возвращается домой усталый, но счастливый, с честно заработанными деньгами в кармане и кое-какими вкусностями с праздника для Дейзи или малютки Теда, которых он никогда не забывал.

– Я не буду тратить деньги, пока не накоплю на скрипку, и тогда я смогу сам зарабатывать себе на жизнь, правда? – обычно говорил он, отдавая свои доллары мистеру Баэру на хранение.

– Я очень на это надеюсь, Нэт, но сначала мы должны сделать тебя сильным и бодрым и вложить немного больше школьных знаний в твою музыкальную головку. Тогда мистер Лори подыщет тебе какое-нибудь место, и через несколько лет мы все будем приходить послушать, как ты играешь на публике.

Усердный труд, поддержка и надежда заставили Нэта поверить, что его жизнь с каждым днём становится легче и счастливее, и он добился таких успехов в музыке, что его учитель прощал ему некоторое отставание по другим предметам, очень хорошо понимая, что разум работает лучше всего только в гармонии с духом. Единственным настоящим наказанием мальчика за пренебрежение более важными уроками было лишить его скрипки и смычка на целый день. Страх окончательно расстаться со своей закадычной подругой мог заставить его рьяно взяться за учебники и, однажды доказав себе, что усвоить уроки возможно, какой смысл повторять «я не могу»?

Дейзи очень любила музыку, она с большим уважением относилась ко всем, кто умел играть, и часто видели, как она сидела на лестнице у двери Нэта, пока тот музицировал. Ему это было очень приятно, и он старался играть изо всех сил для своей юной скромной слушательницы, при том что она никогда к нему не заходила, а предпочитала сидеть снаружи и сшивать свои пёстрые лоскутки или нянчить одну из своих многочисленных кукол с мечтательным и довольным выражением лица, которое заставило тётю Джо говорить со слезами на глазах: «Она так похожа на мою Бет», – и тихо проходить мимо, чтобы даже её знакомое присутствие не омрачило сладостного наслаждения ребёнка.

Нэт очень любил миссис Баэр, но находил что-то ещё более привлекательное в добром профессоре, который по-отечески заботился о застенчивом слабом мальчике, чудом спасённом из бурной пучины, по которой в течение двенадцати лет швыряло его потерявшую управление лодчонку. Должно быть, Нэта оберегал какой-то добрый ангел, потому что, хотя его тело страдало, чистота души, казалось, осталась почти нетронутой и он выбрался на берег невинным, как младенец, выживший после кораблекрушения. Возможно, его душу уберегла любовь к музыке, несмотря на царящую вокруг дисгармонию; так считал мистер Лори, а уж он в этом хорошо разбирался. Как бы то ни было, отец Баэр получал удовольствие, воспитывая добродетели в бедном Нэте и исправляя его недостатки. Он находил своего нового ученика послушным и ласковым, как девочка, и часто называл Нэта своей «дочуркой», когда обсуждал его с миссис Джо. Она, бывало, подсмеивалась над этой причудой мужа, потому что ей нравились мужественные мальчики, и она считала Нэта милым, но слабым, хотя догадаться об этом было невозможно, ведь она ласкала его так же, как Дейзи, а он считал её замечательной женщиной.

Только один недостаток Нэта вызвал у Баэров сильное беспокойство, хотя они понимали, что его усилили страх и невежество. С сожалением придётся заметить, что Нэт иногда лгал. Его ложь не была самой чёрной, она редко могла считаться темнее серой, чаще можно было говорить о невиннейшей из белых выдумок; но это не имело значения, ложь есть ложь, и хотя все мы в нашем странном мире иногда говорим много вежливой неправды, это неправильно, и все это знают.

– Нельзя быть слишком осторожным; следи за своим языком, глазами и руками, потому что сказать, посмотреть и поступить нечестно проще простого, – сказал мистер Баэр в одной из бесед с Нэтом о его основном изъяне.

– Я знаю, и врать не хочу, но жить гораздо проще, если ты не слишком стараешься говорить только правду. Раньше я врал, потому что боялся отца и Николо, а теперь иногда лгу, потому что мальчики смеются надо мной. Я знаю, как это плохо, но я забываю, что так делать нельзя, – Нэт выглядел очень огорчённым из-за своих пороков.

– Когда я был маленьким, я тоже любил приврать! Ах! Что это были за выдумки, но моя старая бабушка исцелила меня от этого – и знаешь, как? Мои родители отчитывали меня, и ругали, и наказывали, но я всё равно забывал, что врать нельзя, как и ты. Тогда моя милая бабушка сказала: «Я помогу тебе это запомнить и усмирю ту часть тела, которая тебя не слушается», – сказав это, она вытащила мой язык и подрезала его кончик ножницами так, что у меня пошла кровь. Можешь мне поверить, это было просто ужасно, но урок пошёл мне на пользу, потому что рана болела несколько дней, и каждое слово, которое я произносил, давалось мне с трудом, так что у меня было время подумать над сказанным. После этого я стал осторожнее и лучше себя контролировал, ведь я боялся больших ножниц. И всё-таки моя дорогая бабуля всегда была так добра ко мне, и когда она умирала далеко отсюда, в Нюрнберге, она молилась, чтобы её маленький Фриц любил Бога и всегда говорил правду.

– У меня никогда не было бабушки, но если вы считаете, что это меня исцелит, вы можете подрезать мне язык, – героически сказал Нэт, потому что хотя и боялся боли, но всё же хотел научиться не врать.

Мистер Баэр улыбнулся, но покачал головой.

– Я знаю способ получше, я уже испробовал его однажды, и он замечательно сработал. Послушай, когда ты скажешь неправду, я не буду наказывать тебя, вместо этого ты накажешь меня.

– Как? – спросил Нэт, поражённый этой идеей.

– Тебе придётся наказать меня старым добрым способом – линейкой; я редко сам наказываю учеников, но, возможно, ты лучше запомнишь этот урок, если причинишь боль мне, чем когда почувствуешь её сам.

– Ударить вас? О, я не смогу! – воскликнул Нэт.

– Тогда следи за своим болтливым язычком. Я не хочу, чтобы мне делали больно, но я бы с радостью перенёс много боли, чтобы исцелить твой порок.

Это предложение произвело такое впечатление на Нэта, что он надолго прикусил свой язык и был предельно аккуратен, ибо мистер Баэр справедливо рассудил, что любовь к нему одержит в Нэте верх над страхом за себя. Но увы! В один печальный день Нэт потерял бдительность, и когда Эмиль в гневе пригрозил поколотить его, если выяснится, что это он пробежал по его грядкам и растоптал его лучшие кукурузные побеги, Нэт заявил, что он не виноват, а потом ему было стыдно признаться, что всё-таки это был он, когда накануне вечером за ним гонялся Джек.

Он думал, что никто об этом не узнает, но Томми случайно заметил его, и когда Эмиль заговорил об этом день или два спустя, Томми всё подтвердил, а мистер Баэр услышал. Занятия в школе закончились, и все столпились в холле, а мистер Баэр как раз присел на плетёное кресло, чтобы порезвиться с Тедди; но когда он услышал слова Томми и увидел, как Нэт покраснел и испуганно посмотрел на него, то опустил мальчика на пол, сказав: «Иди к маме, бюбхен[16], я скоро приду». Взяв Нэта за руку, мистер Баэр завёл его в классную комнату и закрыл дверь. Мальчики с минуту молча смотрели друг на друга, затем Томми выскользнул из дома и, подглядывая через приоткрытые жалюзи в классную комнату, увидел зрелище, которое совершенно сбило его с толку. Мистер Баэр уже снял со стены над столом длинную линейку, которой так редко пользовались, что она покрылась пылью.

«Ну и ну! Он сейчас отлупит Нэта со всей силы. Лучше бы я промолчал», – подумал добродушный Томми, потому что наказание линейкой было глубочайшим позором в этой школе.

– Ты помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз? – спросил мистер Баэр печально, но не сердито.

– Да, но, пожалуйста, не заставляйте меня, я этого не вынесу! – воскликнул Нэт, пятясь к двери и заложив обе руки за спину, его лицо выражало глубочайшее отчаяние.

«Почему бы ему не взять и не вытерпеть это как мужчине? Я бы на его месте так и сделал», – подумал Томми, хотя его сердце учащенно забилось при виде этой картины.

– Я сдержу своё слово, и тебе придётся запомнить, что нужно говорить правду. Слушайся меня, Нэт, возьми это и хорошенько ударь меня шесть раз.

Томми был так ошеломлён этими последними словами, что чуть не свалился с насыпи, на которой стоял, но удержался и повис на подоконнике, уставившись в окно округлившимися глазами – такими же, как у чучела совы на каминной полке.

Нэт взял в руки линейку, потому что мистеру Баэру нельзя было не подчиниться, когда он говорил таким тоном. Глядя так испуганно и виновато, словно он собирался пронзить своего учителя ножом, мальчик несильно ударил дважды по протянутой к нему широкой ладони. Затем он остановился и поднял на него полуослепшие от слёз глаза, но мистер Баэр твёрдо сказал:

– Продолжай и бей сильнее.

Словно понимая, что это необходимо сделать, и желая поскорее покончить с трудной задачей, Нэт провёл рукавом по глазам и нанёс ещё два быстрых сильных удара, от которых рука учителя покраснела, но тому, кто по ней бил, стало в разы больнее.

– Может быть, достаточно? – спросил Нэт чуть дрогнувшим голосом.

– Ещё два раза, – таков был ответ, и мальчик ударил, почти не видя, куда бьёт, затем швырнул линейку через весь класс и, вцепившись в ласковую руку обеими ладошками, уткнулся в неё лицом, рыдая в порыве любви, стыда и раскаяния:

– Я запомню! О! Запомню!

Затем мистер Баэр обнял его за плечи и сказал тоном, в котором было столько же сострадания, сколько до этого – твёрдости:

– Я думаю, запомнишь. Попроси Господа Бога помочь тебе и постарайся избавить нас обоих от подобных сцен.

Больше Томми ничего не видел, потому что он прокрался обратно в холл, выглядя таким взволнованным и серьёзным, что мальчики окружили его, чтобы спросить, что там происходит с Нэтом.

Томми рассказал им всё чрезвычайно выразительным шёпотом, и у них был такой вид, словно небо вот-вот обрушится на землю, потому что от такого изменения порядка вещей у них чуть не перехватило дыхание.

– Однажды он меня тоже заставил это сделать, – сказал Эмиль, словно признаваясь в тягчайшем преступлении.

– И ты ударил его? Дорогого папашу Баэра? Разрази меня гром! Вот только попробуй ещё раз это сделать! – сказал Нед, хватая Эмиля за шиворот в порыве праведного гнева.

– Это было очень давно. Сейчас же – скорее пусть мне голову отрубят, чем я соглашусь на такое, – и Эмиль мягко уложил Неда на спину вместо того, чтобы начать его тузить, как он счёл бы своим долгом поступить в любой другой, менее драматичной ситуации.

– Как ты мог? – спросил Деми, потрясённый этой мыслью.

– Тогда я был вне себя от ярости и подумал, что лучше не перечить, возможно, мне это даже понравится. Но когда я один раз сильно ударил дядюшку, всё, что он когда-либо делал для меня, как-то сразу всплыло у меня в голове, и я не мог продолжать. Ни за что, сэр! Он мог бы уложить меня на пол и растоптать, я бы не сопротивлялся. Я чувствовал себя таким подлецом! – и Эмиль с силой ударил себя в грудь, чтобы показать, как он раскаивается за свои прошлые ошибки.

– Нэт плачет в три ручья, уж очень ему стыдно, так что давайте не будем говорить об этом ни слова, ладно? – сказал мягкосердечный Томми.

– Конечно, мы будем молчать, но лгать всё равно ужасно, – Деми выглядел так, словно обнаружил, что ложь стала значительно ужаснее, когда наказание пало не на грешника, а на его лучшего на свете дядюшку Фрица.

– Давайте уберёмся отсюда, чтобы Нэт мог спокойно подняться наверх, если захочет, – предложил Франц и повёл ребят к амбару, их убежищу в трудные времена.

Нэт не пришёл на ужин, но миссис Джо поднялась к нему с едой и сказала ласковое слово, которое его утешило, хотя он и не мог на неё глаз поднять. Вскоре ребята, игравшие на улице, услышали звуки скрипки и сказали друг другу: «Теперь ему лучше». Ему действительно стало лучше, но мальчик стеснялся спускаться вниз, пока, открыв свою дверь, чтобы ускользнуть в лес, не увидел Дейзи, сидящую на лестнице без шитья и куклы, только с маленьким носовым платочком в руке, как будто она оплакивала своего пленённого друга.

– Я собираюсь прогуляться, хочешь пойти со мной? – спросил Нэт, стараясь делать вид, что ничего не случилось, но в то же время чувствуя себя очень благодарным за её молчаливое сочувствие, ведь ему казалось, что все, должно быть, считают его негодяем.

– О, конечно! – и Дейзи побежала за своей шляпкой, гордясь тем, что один из старших мальчиков выбрал её в попутчицы.

Остальные видели, как они уходили, но никто не последовал за ними, потому что мальчики часто проявляют гораздо больше деликатности, чем о них думают, и ребята инстинктивно понимали, что нежная маленькая Дейзи станет самым близким другом тому, кто чувствовал себя униженным и опозоренным.

Прогулка пошла Нэту на пользу, и, вернувшись домой, он, хотя и был молчаливее обычного, снова выглядел весёлым и был весь увешан венками из маргариток, сплетёнными его маленькой подругой по играм, пока он лежал на траве и рассказывал ей разные истории.

Никто не сказал ни слова об утренней экзекуции, и, возможно, именно по этой причине эффект оказался таким продолжительным. Нэт старался изо всех сил и обрёл большую поддержку не только в искренних коротких молитвах, которые он возносил своему Другу небесному, но и в терпеливой заботе его земного друга, к чьей ласковой руке он теперь прикасался, всегда вспоминая, что она добровольно перенесла боль ради него.

Глава 5
Печём пирожки

– Что случилось, Дейзи?

– Мальчики не берут меня с ними играть.

– Почему не берут?

– Они говорят, что девочки не умеют играть в футбол.

– Умеют, я ведь играла! – и миссис Баэр рассмеялась при воспоминании о некоторых своих детских шалостях.

– Я точно умею играть; мы с Деми раньше играли, и нам было весело, но теперь он мне не разрешает, потому что другие мальчики смеются над ним, – Дейзи явно была глубоко опечалена жестокосердием своего брата.

– В целом, думаю, он прав, моя милая. Это очень весело, если вы играете вдвоём, но игра с дюжиной мальчишек будет слишком грубой для тебя; так что на твоём месте я бы нашла какое-нибудь другое приятное развлечение.

– Мне надоело играть одной, – жалобно сказала Дейзи.

– Я поиграю с тобой позже, а сейчас мне нужно срочно собрать вещи для поездки в город. Ты поедешь со мной, чтобы повидаться с мамой, и, если хочешь, можешь остаться с ней.

– Я хочу поехать навестить её и малышку Джози, но я бы вернулась обратно, если можно. Деми будет по мне скучать, и мне тут нравится, тётушка.

– Совсем не можешь обойтись без своего Деми, да? – Вид у тёти Джо был такой, словно она вполне понимала, почему девочка так любит своего единственного брата.

– Конечно, не могу; мы ведь близнецы и поэтому любим друг друга сильнее, чем других людей, – ответила Дейзи, и её лицо просияло, ведь она считала, что быть близнецом – одна из самых высоких почестей на свете.

– Так, и чем же займётся малышка, пока я буду бегать туда-сюда? – спросила миссис Баэр, которая проворно закидывала стопки белья в платяной шкаф.

– Не знаю, я устала от кукол и всего такого; вот бы вы придумали для меня новую игру, тётушка Джо, – сказала Дейзи, вяло облокотившись на дверь и покачиваясь на ней.

– Мне придётся изобрести что-нибудь совершенно новое, а это займёт некоторое время; почему бы тебе пока не спуститься вниз и не посмотреть, что приготовила вам на обед Азия? – предложила миссис Баэр, решив, что это хороший способ на время избавиться от маленькой надоеды.

– Да, пожалуй, схожу к Азии, если она не будет сердиться, – и Дейзи медленно удалилась на кухню, где полновластно царствовала чернокожая кухарка Азия.

Через пять минут Дейзи вернулась с оживлённым выражением лица, кусочком теста в руке и пятнышком муки на носике.

– О, тётушка! Пожалуйста, можно мне пойти приготовить имбирное печенье и всё такое? Азия совсем не сердится, и она мне разрешила, и это будет так здорово, пожалуйста, разрешите, – выпалила Дейзи на одном дыхании.

– Как раз то, что нужно, иди с богом, готовь, что угодно, и оставайся на кухне, сколько хочешь, – ответила миссис Баэр с большим облегчением, потому что иногда одну маленькую девочку развлечь труднее, чем дюжину мальчиков.

Дейзи убежала, и, делая свои дела, тётушка Джо ломала голову над новой игрой. Внезапно её, кажется, осенило, потому что она улыбнулась сама себе, захлопнула дверцы шкафа и быстро пошла прочь, сказав: «Ну что ж, попробуем, если получится!» Что было у неё на уме, в тот день никто так и не узнал, но когда тётушка Джо сказала Дейзи, что придумала новую игру и собирается кое-что купить, глаза её так и блестели, и Дейзи очень разволновалась и задавала вопросы всю дорогу в город, не получая ответов, которые бы могли для неё что-нибудь прояснить. Её оставили дома играть с новорожденной малышкой и радовать глаза матери, в то время как тётушка Джо отправилась за покупками. Когда она вернулась со всевозможными необычными свёртками, которыми была набита сумка, любопытство так овладело Дейзи, что ей захотелось немедленно ехать в Пламфилд. Но тётушка никуда не торопилась, она долго сидела на полу в маминой комнате с малышкой на коленях, веселила миссис Брук историями о шалостях мальчиков и всякой забавной чепухой.

Дейзи не могла понять, когда именно её тётушка успела раскрыть свой секрет маме, но та, очевидно, уже всё знала, потому что, завязывая маленькую шляпку и целуя розовое личико между ленточками, она сказала: «Будь хорошей девочкой, моя Дейзи, и научись играть в новую милую игру, которую приготовила для тебя тётушка. Это очень полезная и интересная игра, и со стороны твоей тёти будет очень мило, если она поиграет в неё с тобой, так как вообще-то она не любит такие игры».

Эти последние слова очень рассмешили обеих дам и ещё больше озадачили Дейзи. Когда они тронулись в сторону Пламфилда, в задней части экипажа что-то загремело.

– Что это? – спросила Дейзи, навострив уши.

– Новая игра, – торжественно объявила миссис Джо.

– А из чего она сделана? – воскликнула Дейзи.

– Из железа, олова, дерева, латуни, сахара, соли, угля и сотни других вещей.

– Как странно! Какого она цвета?

– Самых разных цветов.

– Она большая?

– Частично да, а частично нет.

– Я когда-нибудь видела что-то подобное?

– Ты видела много таких вещей, но никогда не встречала такую замечательную, как эта.

– Ой! Что же это может быть? Жду не дождусь. Когда я её увижу? – Дейзи аж подпрыгивала от нетерпения.

– Завтра утром, после уроков.

– А мальчикам она подойдёт?

– Нет, она только для тебя и Бет. Мальчикам понравится эта штука, когда они её увидят, и они наверняка захотят поиграть в неё разок. Но ты сама решишь, разрешить им или нет.

– Я разрешу Деми, если он захочет.

– Не волнуйся, они все захотят в это поиграть, особенно Стаффи, – и глаза миссис Баэр заблестели сильнее обычного, когда она похлопала по странному ребристому свёртку у себя на коленях.

– Дайте мне это потрогать, ну хоть разочек, – взмолилась Дейзи.

– Не дам; ты сразу догадаешься и испортишь всё удовольствие.

Дейзи застонала, а потом улыбнулась во всё лицо, потому что заметила, как что-то поблескивает сквозь маленькую дырочку в обёрточной бумаге.

– Как можно ждать так долго? Можно мне посмотреть сегодня?

– Ни в коем случае! Это нужно сначала собрать, и очень многие детали должны быть расставлены по своим местам. Я обещала дяде Тедди, что покажу тебе эту вещь, только когда всё будет готово.

– Если дядя знает об этом, значит, это должно быть что-то великолепное! – воскликнула Дейзи, хлопая в ладоши, потому что этот добрый, богатый, весёлый дядюшка был для детей всё равно что добрая фея-крёстная из сказки и всегда радовал их весёлыми сюрпризами, замечательными подарками и забавными развлечениями.

– Да, Тедди ходил покупать эту игру вместе со мной, и нам было так весело в магазине, когда мы подбирали к ней разные детали. Ему хотелось купить всё самое лучшее, и моя скромная затея воплотилась в нечто просто великолепное, когда он взялся за дело. Обязательно крепко поцелуй его, когда он приедет, потому что нет на свете другого такого доброго дядюшки, который бы взял и купил своей племяннице столь очаровательную маленькую ку… – Господи! Я чуть не проболталась!

И миссис Баэр оборвала это интереснейшее слово на первом слоге и начала просматривать свои счета, как будто боялась, что случайно выдаст секрет, если продолжит говорить. Дейзи сложила руки, всем видом выражая покорность судьбе, и сидела совершенно неподвижно, пытаясь сообразить, название какой игры начинается на «ку».

Когда они вернулись домой, она проследила за тем, как вытаскивали каждый пакет, а один большой и тяжёлый свёрток, который Франц сразу же отнёс наверх и спрятал в детской, особенно её изумил и заинтересовал. Что-то очень таинственное происходило в тот день на втором этаже: Франц стучал молотком, Азия бегала вверх-вниз, а тётушка Джо порхала по дому, как блуждающий огонёк, пряча всевозможные предметы у себя под передником, в то время как малютка Тед, единственный ребёнок, которого пустили в комнату с сюрпризом, потому что он не умел внятно говорить, лепетал, смеялся и пытался объяснить, что же это за «милая стука» спрятана на втором этаже.

Всё это практически сводило Дейзи с ума, и её возбуждение передалось мальчикам, которые буквально завалили матушку Баэр предложениями о помощи, от которых она отказывалась, цитируя их собственные слова Дейзи:

– Девочки не играют с мальчиками. Это для Дейзи, Бет и для меня, так что вы нам не понадобитесь.

Молодые джентльмены в конце концов покорно удалились и пригласили Дейзи поиграть в шарики, лошадку, футбол – во что угодно, всё, что она пожелает, с неожиданной теплотой и вежливостью, которые поразили девочку до глубины её невинной юной души.

Благодаря этому вниманию она продержалась до вечера, пораньше легла спать, а на следующее утро сделала все уроки с таким энтузиазмом, что дядя Фриц пожалел о том, что новую игру нельзя придумывать каждый день. Когда в одиннадцать часов Дейзи отпустили с уроков, класс пришёл в радостное волнение, так как все поняли, что она наконец-то увидит новую таинственную игру.

Когда она убегала, её провожало множество глаз, и Деми так отвлёкся на это событие, что, когда Франц спросил его, где находится пустыня Сахара, мальчик мрачно ответил: «В детской», и все расхохотались.

– Тётушка Джо, я сделала все уроки и не могу больше ждать ни минуты! – воскликнула Дейзи, влетая в комнату миссис Баэр.

– Всё готово, пойдём. – И, подхватив Теда под мышку, а свою корзину с рукоделием – под другую, тётушка Джо стремительно повела девочку наверх.

– Я ничего не вижу, – сказала Дейзи, оглядываясь по сторонам, когда вошла в детскую.

– А слышишь что-нибудь? – спросила тётушка Джо, поймав Теда за платьице, когда он прямиком направился в другой конец комнаты.

Дейзи действительно услышала странное потрескивание, а затем негромкий булькающий звук, похожий на пение кипящего чайника. Эти звуки доносились из-за шторы, закрывавшей глубокое эркерное окно. Дейзи отдёрнула её, радостно воскликнула: «О!», а затем замерла, с восхищением глядя на… что бы вы думали?

Вдоль трёх частей окна тянулась широкая скамья; с одной стороны висели и стояли всевозможные маленькие кастрюльки и сковородки, котелки и решётки для гриля; с другой расположился небольшой столовый и чайный сервиз; а посередине – кухонная плита. Не жестяная игрушечная, от которой никакого проку, а настоящая железная плита, достаточно большая, чтобы приготовить много еды для большой семьи очень голодных кукол. Но лучше всего было то, что в духовке горел настоящий огонь, из носика маленького чайничка выходил настоящий пар, а крышка небольшого водонагревателя действительно вытанцовывала джигу, так сильно бурлила внутри вода. Оконное стекло было вынуто и заменено жестяным листом с отверстием для небольшой трубы, и настоящий дым валил на улицу так естественно, что душа радовалась. Рядом стоял ящик с дровами и ведёрком древесного угля, прямо над ним висели совок, щётка и метла, на низком столике, за которым обычно играла Дейзи, стояла маленькая корзинка для продуктов, а на спинке маленького стульчика висел белый передничек с нагрудником и забавный поварской чепчик. Солнце светило вовсю, как будто наслаждаясь этой забавой, маленькая печка замечательно гудела, из чайника шёл пар, новенькие формы для выпечки сверкали на стенках, красивый фарфор стоял соблазнительными рядами, и в целом кухня была такой настоящей и уютной, о какой только может мечтать любая девочка.

Дейзи застыла на месте после первого радостного возгласа: «О!», но её глаза быстро перебегали с одного очаровательного предмета на другой, всё более озаряясь, пока не дошли до радостного лица тётушки Джо и остановились; потом счастливая девочка обняла её, с благодарностью сказав:

– О, тётушка, эта новая игра великолепна! Мне правда можно готовить на этой миленькой плите, устраивать вечеринки и мусорить, подметать и разводить огонь, который горит по-настоящему? Мне всё так нравится! Как вам это в голову пришло?

– Меня навело на эту мысль то, что тебе так понравилось помогать Азии печь имбирное печенье, – сказала миссис Баэр, обнимая Дейзи, которая подпрыгивала так, словно хотела взлететь. – Я знала, что Азия не разрешит тебе часто путаться у неё под ногами на своей кухне, да это и небезопасно – с тем большим очагом, поэтому я решила, что попробую купить тебе небольшую плиту и научить тебя готовить; это будет весело и полезно. Так вот, я обошла все магазины игрушек, но всё большое стоило слишком дорого, и я уже решила, что мне придётся отказаться от своей затеи, когда встретила дядю Тедди. Как только он понял, какая у меня задумка, он сказал, что хочет поучаствовать, и настоял на покупке самой большой игрушечной плиты, которую мы смогли найти. Я сердилась, но он только смеялся и поддразнивал меня рассказами о том, как я кулинарила в детстве, и сказал, что я должна научить Бет и тебя готовить, и всё скупал и скупал всякие милые мелочи для моего «курса по кулинарии», как он это назвал.

– Я так рада, что вы с ним встретились! – сказала Дейзи, когда миссис Джо прекратила смеяться, вспоминая о замечательном времени, которое она провела с дядей Тедди.

– Теперь тебе придётся много тренироваться и научиться готовить всевозможные блюда, так как он обещал, что будет очень часто приходить к нам на чай, и ждёт чего-нибудь необыкновенно вкусного.

– Это самая милая, прелестная кухня в мире, и лучше я буду учиться готовить, чем играть во что-нибудь ещё. А можно мне попробовать приготовить пироги, и кексы, и макароны, и всё остальное? – воскликнула Дейзи, приплясывая с новой кастрюлькой в одной руке и крошечной кочергой в другой.

– Всему своё время. Это должна быть полезная игра, я тебе помогу. Ты будешь моей поварихой, поэтому я расскажу, что нужно делать, и покажу как. Постепенно у нас будет получаться что-то съедобное, и ты научишься готовить по-настоящему, хотя и понемногу. Я буду звать тебя Салли и говорить всем, что ты новенькая повариха и только что пришла на работу, – добавила миссис Джо, принимаясь за работу, в то время как Тедди сидел на полу, посасывая большой палец и уставившись на плиту так, словно это было живое существо, вид которого его глубоко заинтересовал.

– Это будет так мило! С чего же мне начать? – спросила Салли с таким счастливым выражением лица и готовностью, что тётушка Джо подумала: вот бы все новые поварихи были хотя бы вполовину такими же хорошенькими и весёлыми.

– Прежде всего надень этот чистый чепчик и фартук. Я довольно старомодна и люблю, когда мои кухарки безукоризненно опрятны.

Салли убрала свои вьющиеся волосы под круглую шапочку и безропотно надела фартук, хотя обычно она протестовала против нагрудников.

– А теперь наведи порядок и вымой новый фарфор. Старый сервиз тоже нужно помыть, потому что моя предыдущая помощница обычно оставляла его в удручающем состоянии после вечеринок.

Тётушка Джо говорила вполне серьёзно, но Салли рассмеялась, потому что знала, кем была та неопрятная девочка, которая оставила чашки липкими. Затем она подвернула манжеты и со вздохом удовлетворения принялась хлопотать, время от времени выражая свой восторг «милой скалкой», «прелестной лоханью для посуды» или «изящной перечницей».

– А теперь, Салли, бери-ка корзинку и отправляйся на рынок; вот список продуктов, которые мне нужны на обед, – сказала миссис Джо, когда вся посуда была расставлена по местам. Она подала девочке листок бумаги.

– А где рынок? – спросила Дейзи, думая о том, что новая игра с каждой минутой становится всё интереснее.

– Рынок – это Азия.

Салли ушла, опять вызвав переполох в классной комнате, когда она проходила мимо двери в своём новом костюме и восторженно прошептала Деми: «Это совершенно великолепная игра!»

Старушке Азии забава понравилась не меньше, чем Дейзи, и она весело рассмеялась, когда малышка влетела к ней в кухню в сбившемся набок чепчике, крышки её корзинки гремели, как кастаньеты, а вид у маленькой поварихи был взъерошенный.

– Миссис тётушке Джо нужны эти продукты, и я должна получить их прямо сейчас, – важно заявила Дейзи.

– Давай-ка посмотрим, милочка. Два фунта бифштекса, картофель, тыква, яблоки, хлеб и масло. Мясо ещё не привезли – когда оно придёт, я пошлю его наверх. Всё остальное есть.

Затем Азия положила в корзинку одну картофелину, одно яблоко, кусочек тыквы, шматок сливочного масла и булочку, наказав Салли присматривать за помощником мясника, потому что он иногда шалит.

– А кто это? – Дейзи надеялась, что это будет Деми.

– Увидишь, – только и сказала Азия, и Салли ушла в прекрасном расположении духа, напевая куплет из своей любимой Мэри Хауитт[17]:

Шла крошка Мэйбл с вкусным
пшеничным пирогом,
с горшочком масла, фляжку
вина несла в свой дом.

– Всё, кроме яблока, убери пока в кладовку, – сказала миссис Джо, когда кухарка вернулась.

Под центральной полкой находился шкафчик, и, когда девочка открыла дверцу, её ожидали новые чудеса. Одна половина, очевидно, выполняла роль подвала, потому что там были сложены дрова, уголь и растопка. Другая половина была заставлена маленькими баночками, коробочками и всевозможными забавными ёмкостями для хранения небольших количеств муки, крупы, сахара, соли и других необходимых запасов. Там обнаружились баночка с вареньем, маленькая жестяная коробочка с пряниками, флакон из-под одеколона, наполненный смородиновым вином, и маленькая баночка с чаем. Но главным украшением кухоньки были две кукольные кастрюльки со свежим молоком, на котором образовались настоящие сливки, и маленькая шумовка, чтобы их снимать. Дейзи всплеснула руками при виде этой восхитительной картины, и ей захотелось немедленно снять сливки. Но тётушка Джо сказала:

– Обожди; если хочешь приготовить яблочный пирог и подать его на обед с кремом, сливки пока не трогай.

– А я буду есть пирог? – воскликнула Дейзи, с трудом веря, что её ожидает такое блаженство.

– Да, если твоя духовка справится, у нас будет сразу два пирога – яблочный и клубничный, – сказала миссис Джо, которой интересно было играть в новую игру не меньше, чем самой Дейзи.

– О, а что дальше? – спросила Салли, которой не терпелось приступить к готовке.

– Закрой нижнюю заслонку плиты, чтобы духовка могла нагреться. Затем вымой руки и достань муку, сахар, соль, сливочное масло и корицу. Проверь, чистая ли доска для разделки теста, и подготовь для начинки яблоко, очистив его от кожуры.

Дейзи всё сделала, производя настолько мало шума и просыпав совсем немного продуктов для такой юной кухарки.

– Правда, я не знаю, как отмерять ингредиенты для таких крошечных пирожков; придётся действовать наугад, а если у нас ничего не получится, то придётся попробовать ещё раз, – сказала миссис Джо, которую несколько озадачила и очень развеселила эта небольшая проблема. – Возьми ту маленькую кастрюлечку муки, добавь щепотку соли, а затем разотри столько сливочного масла, сколько поместится на эту тарелку. Всегда помни, что сначала добавляют всё сухое, а затем жидкое. Тогда будет удобнее мешать.

– Я знаю; я видела, как это делает Азия. Может, смазать ещё и формы для пирогов? Она делает это прежде всего, – сказала Дейзи, быстро перемешивая муку.

– Совершенно верно! Я просто уверена, что у тебя талант к кулинарии, ты быстро этому учишься, – одобрительно сказала тётушка Джо. – Теперь добавь немного холодной воды, ровно столько, чтобы смочить тесто; затем посыпь доску мукой, немного перемешай и раскатай тесто; да, вот так. Теперь намажь его сверху сливочным маслом и снова раскатай. Наша выпечка будет не очень жирной, иначе у кукол случится расстройство желудка.

Эта мысль развеселила Дейзи, и она намазала тесто маслом щедрыми мазками. Затем она раскатывала и раскатывала его своей восхитительной скалочкой и, приготовив тесто, принялась раскладывать его по формам. Затем нарезала яблоко ломтиками, щедро посыпала сахаром и корицей, а затем предельно аккуратно закрыла пирог верхним коржом.

– Мне всегда хотелось обрезать их по кругу, но Азия никогда мне этого не позволяла. Как приятно делать всё самой! – сказала Дейзи, когда маленький ножичек начал обрезать тесто вокруг кукольной формы, которую она держала в руке.

У всех поваров, даже у самых лучших, иногда случаются промахи, и первый из них произошёл именно тогда, когда Салли взмахнула ножиком слишком быстро, так что форма выскользнула, сделала сальто в воздухе, и бедный пирожок упал на пол вверх дном. Салли вскрикнула, миссис Джо рассмеялась, Тедди бросился поднимать пирог, и на мгновение на новой кухне воцарилась суматоха.

– Начинка не вывалилась и пирог не развалился, потому что я очень хорошо защипала края; ему совсем ничего не сделалось, поэтому я проткну в нём дырочки, и можно будет запекать, – сказала Салли, поднимая своё упавшее сокровище и возвращая ему форму с детским пренебрежением к пыли, которая налипла на пирог, когда он упал.

– Я вижу, у моей новой поварихи хорошая выдержка, и это такое утешение, – сказала миссис Джо. – Теперь открой банку с клубничным вареньем, залей в пирог, он будет без верха, и положи сверху несколько полосок теста, как это делает Азия.

– Я выложу букву «Д» посередине, а вокруг – зигзаги, это будет так занятно, когда я буду его есть, – сказала Салли, украшая пирог завитушками и загогулинами, которые вывели бы из себя настоящего кондитера. – А теперь я поставлю их в печку! – воскликнула она и торжественно отправила пироги в маленькую духовку, после того как последняя обвалянная в муке пуговка из теста была аккуратно вставлена в центр красного поля из варенья.

– Прибери за собой; у хорошей кухарки грязная посуда никогда не накапливается. Затем очисти тыкву и картофель от кожуры.

– Здесь же только одна картофелина, – хихикнула Салли.

– Разрежь её на четыре части, чтобы они поместились в маленькую кастрюлечку, положи кусочки в холодную воду и оставь там, пока вода не закипит.

– А тыкву мне тоже замочить?

– Нет, что ты! Просто очисти её от кожуры, нарежь и положи в пароварку над кастрюлькой. Так она сохранит форму, хотя готовить её придётся дольше.

Тут кто-то стал царапаться в дверь, Салли подбежала открыть её, как вдруг появился Кит с закрытой корзинкой в зубах.

– А вот и помощник мясника! – воскликнула Дейзи, очень обрадованная этой затеей, и взяла у пса его ношу, после чего он лизнул её в губы и начал просить кусочек, очевидно, думая, что в корзинке его собственный обед, потому что он часто приносил хозяину свой корм именно таким образом. Будучи в этот раз обманутым, он ушёл в сильном негодовании и лаял всю дорогу вниз по лестнице, чтобы успокоить свои уязвленные чувства.

В корзинке лежали два стейка (кукольного размера), печёная груша, небольшое пирожное и записка от Азии: «Мисси на обед, если её стряпня не получится».

– Не нужны мне никакие груши и всё такое; моя стряпня будет вкусной, и у меня получится великолепный обед, вот увидите! – возмущённо воскликнула Дейзи.

– Они могут нам пригодиться, если придут гости. Всегда полезно иметь что-нибудь в запасе на всякий случай, – сказала тётушка Джо, усвоившая этот важный урок в результате не раз случавшегося домашнего переполоха из-за неожиданных визитов.

– Тедди голёдный, – объявил Тедди, который решил, что пора прекратить готовить и самое время кому-нибудь что-нибудь съесть. Мама разрешила ему порыться в своей корзинке с шитьём, надеясь, что он хоть немного отвлечётся, пока готовится обед, и вернулась к своим хлопотам.

– Выкладывай овощи, накрывай на стол, а потом разожги угли, чтоб поджарить стейк.

Как это было здорово – наблюдать, как картошка подпрыгивает в маленькой кастрюлечке; приглядывать за тыквой, которая быстро становилась мягкой в крошечной пароварке; каждые пять минут открывать дверцу духовки, чтобы посмотреть, как пекутся пироги, и, наконец, когда угли раскалились докрасна, положить два настоящих стейка на решётку длиной с палец и гордо переворачивать их вилкой. Картофель сварился первым, и неудивительно, потому что всё это время он отчаянно кипел в воде. Его растёрли маленьким пестиком в пюре, щедро добавили сливочного масла, но совсем не положили соли (повариха так разволновалась, что забыла про неё), затем выложили горкой на ярко-красное блюдо, разровняли ножом, смоченным в молоке, и поставили в духовку подрумяниваться.

Салли так увлеклась всеми этими действиями, что и не вспоминала о пирогах, пока не открыла дверцу, чтобы поставить в духовку пюре, и тут раздался вопль, ибо увы! увы! маленькие пирожки сгорели до черноты!

– О, мои пироги! Мои дорогие пирожки! Они все испорчены! – воскликнула бедная Салли, заламывая свои маленькие испачканные ручки, когда увидела, что её труд загублен. Открытый пирог был в особенно плачевном состоянии, потому что завитки и зигзаги торчали во все стороны из почерневшего желе, как стены и дымоход дома после пожара.

– Боже, боже, я забыла напомнить тебе, чтобы ты их вытащила; мне всегда не везёт, – с раскаянием сказала тётушка Джо. – Не плачь, дорогая, это была моя вина; мы попробуем ещё раз после ужина, – добавила она, когда крупная слеза выкатилась из глаза Салли и зашипела на тлеющих остатках пирога.

За этой слезой последовали бы и другие, если бы как раз в этот момент стейк не начал подгорать и не привлёк внимание поварихи, так что она быстро забыла о погубленной выпечке.

– Поставь на плиту блюдо с мясом и тарелки разогреваться, а тем временем разомни тыкву с маслом, солью и добавь немного перца, – сказала миссис Джо, искренне надеясь, что им удастся доделать обед без дальнейших неприятностей.

«Изящная перечница» успокоила Салли, и тыкву она приготовила на славу. Кушанья благополучно выставили на стол; шесть кукол усадили по три с каждой стороны; Тедди занял место с узкого края стола, а Салли села напротив него. Когда все расселись, это было весьма впечатляющее зрелище, потому что одна кукла была в полном бальном наряде, другая – в ночной рубашке, Джерри, мальчик из шерсти, был одет в свой красный зимний костюм, в то время как на Аннабелле, безносой милашке, не было ничего, кроме весьма легкомысленного наряда – собственной лайковой кожи. Тедди, как отец семейства, вёл себя очень достойно, ибо он с улыбкой глотал всё, что ему предлагали, не находя в угощениях ни единого изъяна. Дейзи улыбалась своим гостям, как усталая, но добродушная и гостеприимная хозяйка, которую так часто можно увидеть за столами побольше, чем этот, и выполняла свои обязанности с видом искреннего удовлетворения, что в других местах можно встретить не часто.

Бифштекс получился настолько жёстким, что его нельзя было разрезать таким маленьким ножичком; картошки на всех не хватило, а тыквенное пюре было комковатым; но гости, казалось, вежливо не обращали внимания на эти мелочи; а хозяин и хозяйка дома уничтожали еду с аппетитом, которому мог бы позавидовать каждый. Радость от снятых сливок смягчила переживания из-за потери пирогов, а поначалу отвергнутое пирожное Азии оказалось настоящим сокровищем, заменившим десерт.

– Это самый вкусный обед, который я когда-либо пробовала; можно мне готовить каждый день? – спросила Дейзи, счищая с тарелки остатки и доедая всё до крошки.

– Ты можешь готовить что-нибудь хоть каждый день после уроков, но мне бы хотелось, чтобы ты ела свои блюда во время общих приёмов пищи, а на обед съедала только кусочек имбирного пряника. Сегодня это было в первый раз, поэтому я не возражала, но мы должны соблюдать наши правила. Днём можешь приготовить что-нибудь к чаю, если хочешь, – сказала миссис Джо, которой очень понравился званый обед, хотя её никто не пригласил принять в нём участие.

– Пожалуйста, разрешите мне испечь оладьи для Деми, он их очень любит, и это так забавно – переворачивать их и посыпать сахаром! – воскликнула Дейзи, нежно вытирая жёлтое пятно со сломанного носа Аннабеллы – кукла отказалась есть тыкву, хотя её уговаривали, так как это помогает от «лювматизма», и неудивительно, что она страдала от этого недуга, в таком-то лёгком костюме!

– Но если ты пригласишь Деми полакомиться оладьями, всем остальным тоже захочется чего-нибудь вкусненького, и тогда у тебя появится много хлопот.

– А нельзя ли мне пригласить Деми прийти на чай одного хотя бы в этот раз? А после этого я могла бы приготовить что-нибудь и для остальных, если они будут хорошо себя вести, – предложила Дейзи, которую осенила эта внезапная мысль.

– Великолепная идея, цветочек! Мы будем готовить твои небольшие угощения в качестве награды хорошим мальчикам, ведь каждый из них больше всего на свете обожает что-нибудь вкусненькое. Если маленькие мужчины – копии больших, то хорошая стряпня способна растрогать их сердца и восхитительно успокоить их нрав, – добавила тётушка Джо, весело кивнув в сторону двери, где стоял папа Баэр и наблюдал за происходящим с довольным выражением лица.

– Этот камень был явно в мой огород, остроумная ты моя. Я с тобой согласен, потому что это правда; но если бы я женился на тебе из-за твоей стряпни, дорогая, несладко бы мне жилось все эти годы, – ответил профессор, рассмеявшись, и подбросил в воздух Тедди, который так увлеченно рассказывал о пиршестве, в котором он только что с удовольствием поучаствовал, что чуть не упал в обморок.

Дейзи с гордостью показала дяде Фрицу свою кухню и опрометчиво пообещала ему нажарить столько оладий, сколько он сможет съесть. Она рассказывала о новом вознаграждении ребятам за хорошее поведение, когда мальчики во главе с Деми ворвались в комнату, принюхиваясь, как стая голодных гончих, потому что занятия в школе закончились, ужин ещё не был готов, а аромат стейка Дейзи привёл их прямиком в это место.

Свет ещё не видывал такой гордой маленькой девочки, как Дейзи, когда она демонстрировала свои сокровища и рассказывала ребятам, что их ожидает в будущем. Некоторые только усмехнулись при мысли о том, что она может приготовить что-нибудь съедобное, но сердце Стаффи было завоёвано сразу. Нэт и Деми непоколебимо верили в её мастерство, а остальные сказали, что время покажет. Однако все восхищались игрушечной кухней и с искренним интересом рассматривали плиту. Деми тут же предложил сестре купить у неё котёл, чтобы он мог использовать его для паровой машины, которую конструировал; а Нед заявил, что самая лучшая и большая кастрюля – это как раз то, что ему нужно: в ней он может плавить свинец, когда будет изготавливать пули, топорики и тому подобные мелочи.

Дейзи так разволновалась, услышав эти предложения, что миссис Джо тут же издала и провозгласила закон, согласно которому ни один мальчик не должен прикасаться, пользоваться или даже приближаться к священной плите без особого разрешения её хозяйки. Закон чрезвычайно повысил ценность этого предмета в глазах джентльменов, тем более что любое его несоблюдение каралось бы лишением права вкушать деликатесы, обещанные законопослушным гражданам.

В этот момент прозвенел колокольчик, и вся ватага поспешила на обед, который прошёл весьма оживлённо, так как каждый из мальчиков перечислил Дейзи ряд блюд, которые она должна приготовить ему, как только он это заслужит. Дейзи, чья вера в свою плиту была безгранична, обещала сделать любое блюдо, если только тётушка Джо покажет ей, как. Это предложение несколько встревожило миссис Джо, поскольку некоторые блюда были ей совершенно не по зубам – например, свадебный торт, леденцы «бычий глаз» и капустный суп с сельдью и вишнями, который мистер Баэр объявил своим любимым блюдом, чем привёл свою жену в отчаяние – немецкая кухня так ей и не покорилась.

Дейзи хотела снова приступить к готовке сразу после обеда, но ей разрешили только прибраться, заварить чай и постирать фартук, который выглядел так, словно девочка готовила целый рождественский пир. Затем её отправили поиграть до пяти часов, потому что дядя Фриц сказал, что слишком много учиться, даже у кухонной плиты, вредно для юных умов и тел, а тётушка Джо по своему богатому опыту знала, как быстро новые игрушки теряют своё очарование, если не знать меры.

В тот день все были чрезвычайно добры к Дейзи. Томми пообещал ей первые плоды из своего сада, хотя его единственным видимым урожаем на тот момент была только лебеда; Нэт предложил бесплатно снабжать её дровами; Стаффи просто боготворил её; Нед немедленно принялся за работу над маленьким холодильником для её кухни, а Деми с пунктуальностью, которую приятно было отметить у такого маленького мальчика, проводил её в детскую как раз в тот момент, когда часы пробили пять. Было ещё не время начинать игру, но он так настойчиво просил разрешения помочь, что ему были предоставлены привилегии, которыми пользуются немногие гости: он разжигал огонь, бегал по поручениям и с большим интересом наблюдал за приготовлением ужина. Миссис Джо руководила всем процессом, она то приходила, то уходила, так как была очень занята развешиванием чистых занавесок по всему дому.

– Попроси у Азии чашку сметаны, тогда оладушки будут пышными без лишней соды, которую я не люблю, – таков был первый наказ.

Деми сбегал вниз и вернулся со сметаной и недовольным выражением лица, так как по дороге успел попробовать её, нашёл слишком кислой и предсказал, что оладушки получатся несъедобными. Миссис Джо воспользовалась случаем, чтобы прочитать со стремянки короткую лекцию о химических свойствах соды, которую Дейзи не слушала, а Деми выслушал и всё понял, что было доказано кратким, но исчерпывающим ответом:

– Да, я понимаю, сода превращает кислое в сладкое, а её шипение делает тесто пышным. Давай посмотрим, как ты с этим справишься, Дейзи.

– Наполни эту миску мукой почти до краев и добавь немного соли, – продолжала миссис Джо.

– Господи, у меня такое чувство, что соль нужно добавлять во всё, – сказала Дейзи, которой надоело открывать коробочку из-под таблеток, в которой она хранилась.

– Соль подобна хорошему юмору – почти всё можно улучшить этой приправой, цветочек, – и дядя Фриц, проходивший мимо с молотком в руке, остановился, чтобы вбить пару гвоздей, на которые можно было бы повесить маленькие сковородочки.

– Вы не приглашены на чай, но я угощу вас оладушками и буду послушной, – сказала Дейзи, поднимая своё перепачканное мукой личико, чтобы отблагодарить его поцелуем.

– Фриц, не срывай наше занятие по кулинарии, иначе я приду к тебе в класс и начну читать нотации, когда ты будешь вести урок латыни. Тебе это понравится? – спросила миссис Джо, набрасывая ему на голову большую ситцевую занавеску.

– Очень понравится, попробуй и узнаешь, – и любезный папа Баэр принялся напевать и забивать гвозди по всему дому, как огромный дятел.

– Всыпь соду в сливки, а когда она начнёт «шипеть», как сказал Деми, добавь её в муку и взбивай так сильно, как только сможешь. Разогрей сковородку, хорошенько смажь её маслом, а затем жарь оладьи, пока я не вернусь, – и тётушка Джо тоже исчезла.

Маленькая ложечка издавала такой громкий стук и так старательно взбивала жидкое тесто, что, уверяю вас, оно вспенилось лучше некуда; а когда Дейзи вылила небольшую порцию на сковородку, оно как по волшебству поднялось и превратилось в пышные оладьи, от которых у Деми потекли слюнки. Конечно, первый оладушек прилип и подгорел, потому что юная повариха забыла смазать маслом сковородку, но после этой первой неудачи всё шло хорошо, и шесть великолепных маленьких оладушек благополучно приземлились на блюдо.

– Мне кажется, кленовый сироп мне нравится больше, чем сахар, – сказал Деми из своего кресла, в которое уселся после того, как по-новому и своеобразно накрыл на стол.

– Тогда пойди и попроси у Азии немного сиропа, – ответила Дейзи, направляясь в ванную вымыть руки.

Детская ненадолго опустела, и тут произошло нечто ужасное. Видите ли, Кит весь день чувствовал себя обиженным из-за того, что благополучно доставил мясо, но ему никто за это не заплатил. Он был неплохим псом, но у него, как и у всех, имелись свои маленькие недостатки, и он не всегда мог устоять перед искушением. Кит случайно забрёл в этот момент в детскую, почувствовал запах оладушков, увидел, что они лежат на низком столике без присмотра, и, не задумываясь о последствиях, проглотил все шесть штук одним махом. Мы рады сообщить, что они были очень горячими и так сильно обожгли псу язык, что он не смог сдержаться и удивлённо взвизгнул. Дейзи услышала шум, вбежала в комнату, увидела пустое блюдо, а также кончик рыжего хвоста, исчезающий под кроватью. Не говоря ни слова, она схватила вора за хвост, вытянула из убежища и начала трясти так, что у него дико хлопали уши, а затем стащила вниз по лестнице и оставила в сарае, где он провёл одинокий вечер на ящике с углём.

Ободрённая сочувствием Деми, Дейзи замешала ещё одну миску теста и испекла дюжину оладушек, которые оказались даже вкуснее предыдущих. И правда, даже дядя Фриц, съев две порции, сказал, что никогда не пробовал ничего вкуснее, и каждый мальчик за столом внизу завидовал Деми на вечеринке с оладушками на втором этаже.

Это был поистине восхитительный ужин, потому что крышка маленького чайничка свалилась всего три раза, а кувшин с молоком опрокинулся лишь однажды; оладьи плавали в сиропе, а тосты имели восхитительный привкус говяжьего стейка из-за того, что повариха готовила их на той же решётке, что и мясо. Деми забыл о высоких материях и наелся, как обычный мальчишка из плоти и крови, Дейзи фантазировала о будущих роскошных банкетах, а куклы смотрели на это, приветливо улыбаясь.

– Ну что, дорогие, хорошо провели время? – спросила миссис Джо, входя к ребятам с Тедди на руках.

– Просто замечательно. Я скоро приду снова, – ответил Деми, отдельно выделив слово «скоро».

– Судя по тому, как выглядит этот стол, боюсь, ты переел.

– Нет, я не переел; я съел всего пятнадцать оладушек, и они были очень маленькими, – запротестовал Деми, сестре которого приходилось неустанно подкладывать ему на тарелку новую и новую порцию.

– Оладьи ему не навредят, они такие вкусные, – сказала Дейзи с очень забавной смесью материнской нежности и гордости хозяйки, так что тётушка Джо смогла только улыбнуться и сказать:

– Ну, значит, в целом новая игра удалась?

– Мне понравилось, – сказал Деми, как будто без его одобрения нельзя было обойтись.

– Это самая прекрасная игра на свете! – воскликнула Дейзи, обнимая свою маленькую лохань для посуды и собираясь вымыть чашки. – Вот бы у всех была такая милая плита, как у меня, – добавила она, с любовью рассматривая её.

– Нужно придумать этой игре какое-нибудь название, – сказал Деми, с серьёзным видом слизывая языком сироп со своей физиономии.

– А название у неё уже есть.

– О, какое? – нетерпеливо спросили оба близнеца.

– Что ж, я думаю, мы назовём эту игру «Печём пирожки», – и тётушка Джо удалилась, довольная, что благополучно заманила солнечных зайчиков добродетели в свою новую ловушку[18].

Глава 6
Подстрекатель

– Извините, мэм, можно с вами поговорить? Это очень важно, – сказал Нэт, просовывая голову в дверь комнаты миссис Баэр.

Это была уже пятая по счёту голова, просунувшаяся в комнату за последние полчаса, но миссис Джо к такому давно привыкла, поэтому подняла глаза и бодро спросила:

– В чём дело, мой мальчик?

Нэт вошёл, тщательно прикрыл за собой дверь и взволнованно сказал:

– Дэн пришёл.

– Кто такой Дэн?

– Это мальчик, с которым я познакомился, когда бродил по улицам. Он продавал газеты и был добр ко мне, на днях я встретил его в городе и рассказал ему, как здесь хорошо, и он пришёл.

– Но, мой милый мальчик, это довольно неожиданный визит.

– О, это не визит; он хочет здесь остаться, если вы позволите! – невинно сказал Нэт.

– Ну, я даже не знаю, – начала миссис Баэр, несколько обескураженная бесцеремонностью предложения.

– А я думал, вы любите, когда бедные мальчики приезжают к вам жить, и вы относитесь к ним так же хорошо, как ко мне, – сказал Нэт с удивлённым и встревоженным видом.

– Это так, но сначала я предпочитаю разузнать о них кое-что. Мне приходится проводить отбор, потому что мальчиков очень много. У меня нет места для всех. Жаль, что это так.

– Я предложил ему прийти сюда, так как подумал, что он вам понравится, но если места нет, он может уйти, – печально сказал Нэт.

Уверенность мальчика в её гостеприимстве тронула миссис Баэр, и у неё не хватило духу обмануть его надежды и расстроить маленький добрый план, поэтому она попросила:

– Расскажи мне об этом Дэне.

– Я ничего не знаю, кроме того, что у него нет родных, и он беден, и он был добр ко мне, так что я хотел бы отплатить ему тем же, если получится.

– Это веские причины, все до единой; но, право же, Нэт, дом переполнен, и я не знаю, где можно его разместить, – сказала миссис Баэр, всё больше и больше склоняясь к тому, чтобы доказать, что она и есть то надёжное пристанище, которым, казалось, её считал мальчик.

– Он мог бы занять мою кровать, а я буду спать в амбаре. Я не против – сейчас не холодно, раньше мы с папой спали где придётся, – нетерпеливо сказал Нэт.

Что-то в речи мальчика и выражении его лица заставило миссис Джо положить руку ему на плечо и сказать самым добрым голосом:

– Приведи своего друга, Нэт; я думаю, мы найдём для него место, не уступая ему твою кровать.

Нэт радостно убежал и вскоре вернулся в сопровождении чрезвычайно непривлекательного мальчика, который вошёл, опустив плечи, и стоял, озираясь по сторонам, с таким наполовину дерзким, наполовину угрюмым видом, что миссис Баэр, бросив на него один-единственный взгляд, сказала себе: «Боюсь, это скверный тип».

– Это Дэн, – сказал Нэт, представляя его так, словно был уверен в радушном приёме новоприбывшего.

– Нэт сказал мне, что ты хотел бы пожить у нас, – начала миссис Джо дружелюбным тоном.

– Да, – последовал неприветливый ответ.

– У тебя нет друзей, которые могли бы о тебе позаботиться?

– Нет.

– Скажи: «Нет, мэм», – прошептал Нэт.

– И не подумаю, – пробормотал Дэн.

– Сколько тебе лет?

– Почти четырнадцать.

– Ты выглядишь старше. Что ты умеешь делать?

– Да всё, что угодно.

– Если ты останешься здесь, нам бы хотелось, чтобы ты занимался тем же, что и другие ребята: не только играл, но и работал, и учился. Ты готов к такому?

– Я не прочь попробовать.

– Что ж, можешь остаться на несколько дней – посмотрим, поладим ли мы. Отведи своего друга куда-нибудь, Нэт, и развлеки его, пока мистер Баэр не вернётся, тогда мы продолжим, – сказала миссис Джо, обнаружив, что ей довольно непросто найти общий язык с этим нахальным молодым человеком, который уставился на неё своими большими чёрными глазами. Взгляд у него был жёсткий, подозрительный, до боли недетский.

– Пошли, Нэт, – сказал он и вышел, так же опустив плечи. – Спасибо, мэм, – добавил Нэт, следуя за Дэном. Он чувствовал, хотя и не совсем осознавал разницу в приёме, оказанном ему и его нелюбезному другу.

– Ребята устраивают цирковое представление в амбаре, не хочешь пойти посмотреть? – спросил он, когда они спустились по широким ступеням на лужайку.

– Большие ребята? – спросил Дэн.

– Нет, большие ушли на рыбалку.

– Ну валяй, показывай свой цирк, – сказал Дэн.

Нэт повёл его в большой амбар и представил своим друзьям, которые развлекались на полупустом чердаке. На широком полу был выложен большой круг из сена, а в середине стоял Деми с длинным хлыстом, в то время как Томми, восседавший верхом на выносливом Тоби, скакал по кругу, изображая обезьянку.

– Чтобы увидеть представление, нужно заплатить по булавке за билет, – сказал Стаффи. Он стоял у тачки, в которой сидел оркестр, состоявший из Неда, который дул в карманную расчёску, и Роба, судорожно бившего в игрушечный барабан.

– Он мой гость, так что я заплачу за обоих, – любезно сказал Нэт, втыкая две кривые булавки в сушёный гриб, служивший кассой.

Кивнув ребятам, они уселись на пару досок, и представление продолжилось. После номера с обезьяной Нед продемонстрировал им прекрасную ловкость, перепрыгнув через старый стул и побегав вверх-вниз по лестницам, как моряк. Затем Деми станцевал джигу с очень важным видом – это нужно было видеть. Нэта вызвали, чтобы тот вступил в схватку со Стаффи, и он быстро уложил этого крепыша на лопатки. Потом Томми гордо вышел, чтобы исполнить сальто – достижение, которого он добился упорным трудом, практикуясь в одиночестве до тех пор, пока каждый сустав его юного тела не покрылся синяками. Его трюки были встречены бурными аплодисментами, и он уже собирался удалиться, раскрасневшись от гордости и прилива крови к голове, когда из зала послышался презрительный возглас:

– Хо! Да это ерунда!

– Повтори-ка, что ты сказал? – и Томми надулся, как рассерженный индюк.

– Хочешь подраться? – спросил Дэн, быстро слезая с бочки и деловито сжимая кулаки.

– Нет, не хочу, – искренний Томас отступил на шаг, несколько озадаченный этим предложением.

1 Цитата из колыбельной песни «Goosey goosey gander» (Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, примечания переводчика).

2 Demi – «половина» (англ.).

3 Stuffy – «обжора» (англ.).

4 Уильям Кидд (1645–1701) – английский капер (прим. ред.).

5 Одногорбый верблюд.

6 Примерно 4,8 км (прим. ред.).

7 Шекспир «Как вам это понравится» (пер. Т. Щепкиной-Куперник).

8 Декоративная карликовая порода домашних кур.

9 Нижний край крыши, а также поддерживающий его брус (прим. ред.).

10 Порода коров. Раньше называлась олдернейской, но официально была зарегистрирована как гернзейская.

11 Скорее всего, имеется в виду «История без конца» немецкого философа Фридриха Вильгельма Карове. Первая публикация в 1833 г. (прим. ред.).

12 Daisy – маргаритка (англ.).

13 Отсылка к английской народной сказке «Джек и бобовый стебель» (прим. ред.).

14 Сказка братьев Гримм (прим. ред.).

15 Мария Эджуорт (1768–1849) – английская писательница, автор исторических романов и нравоучительных историй для детей.

16 Bübchen – малыш (нем.).

17 Имеется в виду поэма английской поэтессы Мэри Хауитт «Маленькая Мейбл в день летнего солнцестояния. История о былых временах» (1839). Переводчица романа выражает благодарность Ивану Франкову за помощь в переводе стихов в этом романе.

18 Отсылка к детской книге Матильды Энн Маккарнесс (1825–1881) «A Trap to Catch a Sunbeam» («Ловушка для солнечного зайчика»).

Продолжить чтение

Маленькие мужчины

Глава 1Нэт

Глава 2Мальчики

Глава 3Воскресенье

Глава 4Ступени

Глава 5Печём пирожки