Недошутка

Недошутка

3 часть

Пролог

Селеста долго сомневалась и в итоге всё-таки набрала его номер. С полминуты шли гудки, и она уже собиралась отключиться – значит, не судьба, – когда Алекс в последнюю секунду все же взял.

– Привет, Селеста.

– Привет, Алекс. Не помешала?

– Нет, сейчас же летний перерыв в съемках, – ей показалось, он улыбается в трубку.

– А, я забыла – ты уже не берёшь свои подработки. Кстати, рада, что ты стал спать столько же, как и все люди!

– Удивительно чувствовать себя нормальным, – ответил Алекс. Он был коллегой ее брата Филиппа по стриминговому сериалу и тоже играл одну из ведущих ролей.

– Кстати, о нормальности. Фил сказал, не нужно говорить, но у меня какое-то тревожное предчувствие. И не хочется одной ждать новостей целых две недели – это же полмесяца, а у меня никогда не хватало терпения просто ждать…

– Так, стоп. Селеста, давай по порядку. Твой брат ведь сейчас в спа-отеле?

– Ну да, почти, – ответила она. Ее так и распирало от желания с кем-нибудь поделиться, но Фил строго запретил ей трепаться. Поколебавшись еще немного, Селеста решила, что в крайнем случае скажет, что Алекс сам догадался, это же Алекс. – Точнее, это называется клиникой неврозов.

– В психушке, что ли? – после паузы уточнил Алекс.

– Ну это уже грубо, – не согласилась она.

– Что с ним?

– Ничего особенного, – сказала Селеста со знаменитым английским преуменьшением. А потом все-таки собралась и закончила мысль: – Ты же знаешь Фила, он буквально на ровном месте может соорудить себе проблему.

– Как звучит диагноз?

– Ну я не знаю, как это точно называется, я же не док! Это Фил наблатыкался всяких медицинских терминов, это ты у него спроси. Только ты ему не говори, что это я сказала, – поспешно добавила Селеста, – а то он сказал, что если я кому-то скажу, он мне вообще больше слова никогда не скажет. А он может быть таким упертым – не представляешь! – Алекс представлял. – Короче, что-то вроде тревожного расстройства.

– Ты сейчас дома?

– Увы.

– Через полчаса подъеду, – кратко сказал Алекс. Едва он опустил руку с телефоном, из ванной вышла Джина.

– Уже выбрал? – спросила она, улыбаясь в предвкушении праздника.

– А?

– Ты хотел выбрать место, куда мы поедем на две недели, – напомнила Джина. – Мальдивы или Сан-Тропе?

– Слушай, – Алекс неловко потер шею, – тут выяснились некоторые обстоятельства… В общем, мне нужно будет съездить в это время в другое место.

Джина перестала улыбаться.

– К родне?

– Можно и так сказать.

– А где они живут? Может, мы могли бы вместе…

– Не получится, – с сожалением покачал он головой.

– Так куда ты едешь?

И Алекс вынужден был сказать, просто чтобы она не обижалась:

– В психиатрическую клинику.

Глава 1

Родители Фила жили в трехэтажном старинном особняке в Южном Кенсингтоне, в шаговой доступности от музея Виктории и Альберта, Музея естественной истории, Альберт-холла и «Хэрродса». В их доме родителей Фила господствовал «английский стиль» ^тм, строгий и классический, с явным влиянием чиппендейловского, хотя и в более современном варианте: прямоугольные остекленные шкафы с коллекциями книг и ваз, похожих на греческие амфоры в сине-белых цветах, гладко окрашенные потолки и паркет на полу, изумрудно-зеленые обои той же марки Морриса, на которых были развешаны семейные фотографии в рамках темного дерева, стулья из красного дерева с прорезной жесткой спинкой. На полу – брюссельский ковер из медных листьев на фоне зелени. Над мраморным камином висело зеркало Чиппендейла в бело-золотых тонах.

– Не нужно Филу там оставаться, – сказал Алекс матери Фила, графине Чествик-Милфорд. Он приехал как раз к послеполуденному чаепитию, и после двух чашек и двух птифуров и одной булочки с девонширскими сливками ему надоело ходить вокруг да около. – Это место вообще не для него.

– Вы просто не всё знаете, – произнесла она печально, отставляя фарфоровую чашку с розами. – Дело в том, что у него еще с детства… У него произошла родовая травма, и ещё тогда врачи предупреждали меня, что это может повлечь органическое поражение мозга…

Алекс не мог поверить, что слышит эту историю на полном серьезе.

– Нет у него никакого поражения, – не слишком учтиво возразил он.  Скорее уж у Алекса могло быть то самое поражение, да и то он нипочем бы не лёг в психушку по собственной воле.

– Разве вы врач? – Матильда посмотрела на него пытливо.

– Нет, но я и не шарлатан.

– Но и не врач. А семейный доктор давно ещё рекомендовал Филиппу коммуникативное ограничение, но эта рекомендация была, к сожалению, неоднократно нарушена. Он не только работал, но еще и много читал, про себя и вслух, – графиня подпустила в голос лишь легчайший оттенок неудовольствия, – а вы сами знаете, какое это напряжение для мозга. Ему просто нужно спокойно восстановиться в тихом месте.

 Алекс хотел спросить, сколько раз она рассказывала в детстве ту историю про его гипоксию при рождении и зачем, но не стал. Сейчас продуктивнее было думать не о прошлом, а том, что можно предпринять.

– Я не говорю против восстановления, но вам не кажется, что всё произошло подозрительно быстро? Недавно у Фила появился психотерапевт, и в скором времени она отправила его в больницу. – У Алекса вертелось на языке, что пациентов с богатыми родственниками, как Фила, можно мурыжить там годами.

Графиня покачала головой:

– В этой клинике работает моя хорошая знакомая, и она рассказала, что наряду с прочим там практикуют новаторский подход.

Алекс, взявший было тарелочку с третьим птифуром, отставил её назад.

– Вы что, так просто соглашаетесь отдать сына на некое экспериментальное лечение?

– Иногда экспериментальные методики хорошо помогают, – заметила она со значением.

– Ага, иногда, – эхом отозвался Алекс. – Граф того же мнения?

– У нас с мужем одно мнение на двоих, – торжественно объявила она.

– Унылый же у вас, наверно, брак.

– Что, простите?

– Ничего особенного, просто мысли вслух. – Алекс поднялся из-за столика. – Спасибо за чай, я сам найду дорогу. 

– А я вообще не удивлена, – объявила Селеста, когда он зашёл к ней по дороге к выходу. – Они давно хотели его где-нибудь полечить.

– Где это?

– В каком-нибудь закрытом учреждении, – пояснила она. – Так они спихивают с себя ответственность, на случай если еще что-нибудь стрясется. У него ведь с детства были чудачества. Разные идеи вроде того, что первыми хозяевами Земли были деревья, потому что они старше. И когда я была мелкой, я ему даже верила. Ещё, мама рассказывала, у него был воображаемый друг и такой большой плюшевый заяц, которого он повсюду таскал за собой, даже в столовую и на речку. Понятно, что за годы он пришёл в самый непрезентабельный вид, и мама решила его выбросить. В итоге ей удалось это только с третьей попытки, а Фил после этого неожиданно сбежал, его искали три дня и нашли в Винчестере. Папа говорил, у старой ратуши под городскими часами¹. И ещё ему всегда было сложно смириться с тем, что дерьмо случается, и он почему-то всегда полагал, что если человек начинает с ним общаться, то потому что крутой он, а не Фил. Ну скажи, хрень?

– А вы были с ним не особенно близки?

– Ну всё-таки разница восемь лет, – Селеста пожала плечами, – разные характеры, интересы. Короче, отцу просто надоело оплачивать его чудачества, – добавила она, подумав, – и он решил, что практичнее спрятать его куда-нибудь подальше от глаз, пока не придет в себя.

– Не очень-то ты почтительна к родителям, – заметил Алекс. Может, они не сильно участвовали в её воспитании, зато предоставили множество возможностей. Но вот парадокс, сколько ты ни отдашь детям – им все равно не хватит.

– А что, в произошедшем есть и доля их вины. Могли бы вовремя научить Фила, что вещи дороже вещей. Не все, конечно, – подумав, уточнила она. И наморщила веснушчатый лоб, будто прикидывая, кто из ее знакомых точно не дороже.

– Надеюсь, ты ему об этом не говорила?

– А как же? Сказала, конечно. Лучше поздно, чем никогда. Кто-то же должен был ему сообщить.

Да, брат с сестрой явно не были сильно близки.

– В любом случае, Филу не стоит там задерживаться.

– А что я могу сделать? – пожала она плечами. – Родители дают мне на карманные расходы, я сама от них завишу. И ты пробовал спорить с нашей мамой? Она как бульдозер.

– Ты можешь подстраховать.

– Это как?

– Я собираюсь тоже туда проникнуть, – проинформировал её Алекс.

– О, – сказала Селеста. – Ну вы даёте. – А про себя подумала, что, может, мама не так уж не права и они оба отчаянные психи, даром что ведущие актеры.

– Связь там глушится, но я собираюсь поискать точки, где она есть, и напишу тебе, когда за нами приехать.

– Думаешь, Фил так легко возьмёт и вернётся? Он бывает упрям не хуже мамочки.

– Будем решать проблемы по мере их поступления, – сказал Алекс. – Сначала мне нужно туда проникнуть.

Глава 2

У входа охранник попросил его предъявить документы. Алекс предъявил, напустив на себя самый официальный вид, охранник долго их изучал и наконец неохотно его пропустил. (Тут надо заметить, что Алекса вообще ни разу в жизни не задерживали ни на каком посту.)

На стойкой ресепшена сидела лишь одна дежурная администратор, с именем «К»исталл» на бейджике. Она была в бежевой юбке миди и кипенно-белой блузке с высоким воротничком, в ухе – гарнитура, на стойке перед ней – картонные папки, и после небольшого смоллтока – Алекс принудил себе безмятежно поболтать о погоде – она пропустила его внутрь для беседы с врачом. Алекс направился по пустому коридору с прохладной синеватой и толстым матрасом, ведущему в отделение неврозов.

– Так на что вы жалуетесь? – спросила у него молодая и улыбчивая врач в приёмной.

– Проблемы со сном, головные боли, да много чего, – он сделал неопределённый жест рукой. – Этот сезон был непростым.

– Вы где-то снимаетесь?

– Только полгода, но зато в главной роли, – обозначив таким образом свою платежеспособность, Алекс перешёл к делу: – Эти сонные проблемы начались до сериала, после моей второй смерти.

Улыбка врача немного померкла.

– Клинической, конечно, – Алекс доброжелательно улыбнулся. Он не собирался задерживаться тут слишком надолго.

– И когда это случилось?

– На Пасху, ещё дождь был.

– А первая когда? – осторожно поинтересовалась врач.

Алекс сделал вид, что задумался.

– Ну строго говоря, это, наверно, другое… Просто меня контузило, и я сутки провалялся в отключке. А очнулся в окопе, там был человек, официально из противников, тоже раненый, и его тоже оставили. Он перевязывал мне рану.

– Вы были на войне? – уточнила врач.

– Да, у него тоже были раны, и я перевязал как мог. Еды у нас не было, и мы три дня ели снег, а на четвертый решили, что терять нечего, и решили выйти хоть к кому-то. Поползли по снегу, уворачиваясь от дронов, как лисы от охотников. Мне повезло, ему нет.

Врач помолчала.

– Судя по первому впечатлению, у вас застарелая ПТСР, которая как будто уже отступила. Это отлично лечится дома мягкими препаратами, подойдите потом на ресепшен за листком для рекомендаций.

– Наверняка вы что-то просмотрели, – не согласился Алекс, – должно быть что-то еще.

– Когда вам последний раз снились кошмары?

На прямой вопрос Алекс не смог солгать.

– Ну, год назад.

– И сильные мигрени прошли тогда же? – Доктор развела руками. – Похоже, это именно тот случай, когда время лечит.

– И это не стоило мне ни пенса, – не удержался Алекс.

– Вот и я о том же, – поддержала врач. – Зачем вам тратить тут время и деньги?

– Послушайте, док…

– Можно просто доктор Аманда, – разрешила улыбчивый врач. – Александер, – проникновенно заговорила, – я смотрю «Большой знак», и на днях в сеть залили рекламу нового сезона, и оказалось, вы отличный актер и коллега одного из наших пациентов. Приходите, если вдруг у вас случится выгорание от съемок, но не раньше, договорились? – Она доброжелательно улыбнулась. – Судя по сегодняшнему выступлению, было бы нечестно лишить поклонников сериала вашей блестящей игры.

– Аманда, и вы вот так за десять минут можете тестировать целого человека?

– Ну здоровье-то определить просто. Вы говорите о своих сложностях легко.

– Это профессиональное.

– Хорошо, давайте углубим диагностику, – легко согласилась доктор Аманда. – Расскажите о своей семье.

– Ладно, может, я и здоров, – после небольшой заминки кивнул Алекс, – несмотря на все старания окружающих, но и мой коллега тоже в норме.

– Мы как раз занимаемся исследованием этого вопроса, – благожелательно кивнула она.

– Если он тут застрянет, наш сериал сильно просядет, возможно, даже будет закрыт.

– В любом случае, пока лорд Сноудон здесь, он будет получать весь необходимый уход и лечение, если в том возникнет необходимость.

Алекс понял, что этот раунд остался за ней.

– Раз уж я здесь, я хотел бы с ним повидаться.

– Вообще дни для встреч у нас среда и суббота, и записываться нужно заранее, но…– Она улыбнулась еще шире, хотя это казалось уже невозможным: – Я большая поклонница вашего сериала и с нетерпением жду выхода новых серий, с вами в главной роли. Поэтому, в виде исключения, пройдите по коридору налево. Только, сами понимаете, ненадолго – сегодня у нас плотное расписание тестов, занятий и процедур. Полчаса, договорились?

Она общалась с ним будто с ребенком, отметил Алекс. С ребенком или с нестабильным взрослым. Очевидно, это уже стало ее профессиональным почерком – заранее упреждать нежелательные всплески эмоций.

 Комната для встреч была выдержана в нейтральных бежевых тонах.

Увидев Алекса, Фил быстро подошел и первым делом ущипнул его за руку. Наверно, это можно было ожидать: живя с психами, сложно не перенять у них какую-нибудь психованную привычку, но Алекс все равно возмутился:

– Что это значит?

– Я на всякий случай, – Фил тревожно оглянулся. – Вдруг ты иллюзия?

– В таких случаях себя щиплют.

– Я и про себя это не исключаю, – пояснил Фил. В больницу он не взял ни одни часы из своей коллекции. Это было, конечно, благоразумно, и в то же время внушало опасения.

– Слушай, Фил, может, ну ее эту клинику? Пойдем лучше в «Блэкберд». Расскажешь, что тебя тревожит.

– С удовольствием, когда вылечусь.

Фила как будто уже убедили в том, что он болен.

– А ты не думал, что тут заинтересованы не вылечивать? – У всех пациентов были небедные родственники, или они сами имели солидный счёт.

– А что тогда?

– Ну, например, залечивать. Что, если это растянется на годы? – И с каждым годом, проведенным здесь, будет становиться всё хуже, добавил про себя Алекс.

– Да хоть на всю жизнь, – упрямо сказал Фил. – Это моя жизнь, и я сам хочу решить, где её провести. А тут по крайней мере комфортно, и даже кормят пять раз в день.

– По тебе и не скажешь. – Создавалось ощущение, что весь суточный таблеточный рацион Фил съедал весьма тщательно, в отличие от пищевого.

– Как же Дебби тебя сюда отпустила? – попытался Фил сменить тему.

Дебби была соседкой Алекса. Раньше.

Алекс отвел взгляд.

– Она уехала в Нью-Йорк.

– А что сразу не в Сибирь?

Алекс серьёзно посмотрел на него, показывая, что ирония тут неуместна.

Фил провел ладонью по глазам – еще один приобретенный жест.

– А, вспомнил, она что-то про это говорила. Она тебе сказала, почему?

– Сказала, что любит меня.

– Ну это-то понятно, – нетерпеливо сказал Фил, – может, еще что?

Долги, например, – как будто прочиталось в его взгляде.

– Я имею в виду, не в общечеловеческом плане, – пояснил Алекс.

– Да-да, она была влюблена в тебя, как кошка, все время нашего знакомства. Ты разве не замечал?

– Думаешь, ты самый умный? – с досадой сказал Алекс, на секунду забывшись.

– Ну как выяснилось, нет, – Фил уныло обвел рукой безликую комнату для встреч, – иначе не оказался бы в этом месте.

– Скажи честно, – Алекс понизил голос, – что ты на самом деле здесь делаешь? Неужели настолько надоели лучшие мировые курорты? Я же вижу, что ты в норме. – Кроме приобретенной привычки щипаться, разумеется, мысленно добавил он.

Тогда-то Фил наконец сказал:

– Ну, мне обещали провести одно вмешательство, если я тут побуду.

– Какое еще вмешательство? – не понял Алекс.

– Малоинвазивное.

– Ты, наверно, шутишь? – после паузы уточнил Алекс. – Нет, эта фраза здесь не подходит. Ты что, рехнулся?

– Если и так, то вмешательство как раз поможет, – с достоинством сказал Фил. – Поставит мозги на место.

– Нет-нет, все не так, – Алекс даже поднял руки в знак того, насколько это неверно, – операция не ставит мозги на место. Ее делают в самом крайнем случае, когда все плохо. А у тебя, наоборот, все хорошо!

– Ну мне-то виднее, – сухо ответил Фил. Определенно он стал более замкнутым с тех пор, как получил титул барона. – И потом это не операция, а вмешательство.

– Это просто эвфемизм!

– Это просто твое личное субъективное мнение.

Алекс горячился, и сам это понял, но уж слишком неоднозначной была ситуация. Он досчитал про себя до пяти и спросил уже спокойнее:

– Тебе что, кто-то промыл мозги?

– Если и так, вмешательство тоже поможет. – Определенно у Фила были какие-то завышенные ожидания от этой операции.

– Я, конечно, просто твой коллега и не имею здесь права голоса…

– Так просто я бы не решился, – перебил его Фил и оглянулся через плечо – еще одна приобретенная привычка. И наконец начал увлеченно рассказывать: – Но есть один опытный хирург, я уговаривал его три дня. Хорошо, что он давний приятель отца. Он ведь уже почти отошел от дел, вот лет двадцать назад его имя гремело в нейрохирургии, отец говорил. В конце концов мистер Адамсон согласился, но с этим дурацким условием – чтобы я сначала провел какое-то время в специализированном учреждении, чтобы сделали всякие тесты, исследование и прочее. Пройти эту проверку, так сказать, на готовность и решимость. Он назвал несколько клиник, которым доверяет. Терапевт тоже посоветовала эту клинику, и я подумал – это знак. Может, ему и правда удается ставить людям мозги на место?

Он говорил об этом как о каком-то незначительном груминге. Как будто сам не отдавал отчет в масштабе опасности, если что-то пойдёт не так.

– Но это может изменить твою личность!

– Вряд ли, – небрежно отмахнулся Фил от опасности, – это же малоинвазивное вмешательство, а не радикальное.

– По-твоему, это сильно меняет дело?

– Там будет использоваться только лазер, а не скальпели.

– Фил, тебе не нужны вообще никакие, блин, вмешательства!

– А почему нет? Тот хирург как раз специализируются на тонких проблемах мозга.

– Но у тебя-то нет никаких проблем!

– Почему ты так уверен, что все закончится плохо? – спросил Фил. – У этого хирурга золотые руки.

– Все равно мозг не место, где нужно делать улучшайзинг.

– Это единственное место, где мне нужен улучшайзинг. Это была моя мечта еще с детства, – понизив голос, признался он, – повысить свой, ну, умственный уровень. Хорошо, что хирург наконец согласился.

– Всех устраивает твой текущий уровень!

– Не всех, – покачал головой Фил. – Меня не устраивает.

Он стоял твердо, и Алекс решил сменить тактику.

– Пока еще есть время, может, почитаешь на досуге про это самое вмешательство? Как оно может повлиять на мозг и так далее.

– Я уже знаю о мозге и его травмах все, что может знать неспециалист, – отрезал Фил.

– Тогда ты должен знать об осложнениях. Знаешь, как долго потом заживает гортань?

– Ну я же проведу с трубкой не две недели, а два часа.

– Как знать.

– Может, хватит нагнетать?

– Фил, ты все равно не знаешь, что такое нейрооперация, – тихо сказал Алекс.

– Ну все когда-нибудь узнаешь в первый раз.

– Не все надо узнавать, это ошибка – думать так!

– Значит, это будет еще одна ошибка, – заключил Фил. – Но это моя ошибка и моя жизнь. – Он поднялся, давая понять, что разговор окончен: – Спасибо, что навестил.

– Постой, а когда эта… это вмешательство?

– Первого июля.

– Но это же начало съемок!

Фил махнул рукой с небрежностью человека, никогда не думавшего о работе как о способе прокормиться.

– Хоть тебе сложно в это поверить, есть вещи важнее работы и даже съемок.

– Да что с тобой? Операция – это последнее средство спасения, а не развлечение для мажоров!

Алекс не собирался употреблять это слово – "мажоры" и даже сам не знал, как оно вырвалось. Зато, не успев договорить, сразу понял, насколько это несправедливо.

– Я не выбирал родиться мажором, – тихо сказал Фил. – Может, я бы предпочел родиться в однушке, и чтобы мама мне рассказывала сказки по вечерам и я бы с детства знал, что где-то там есть еще одно измерение, где всего вдоволь – но уж как вышло, так вышло, – он кивнул медбрату, и тот открыл дверь, ведущую во внутренний коридор. Дверь, как и прочие, была обита мягкой плюшевой тканью и не издавала вообще никаких звуков.

Глава 3

Алекс не мог так сразу преодолеть привычку звонить ей и набрал её старый номер наудачу, на случай, если Дебби купила и новую местную симку, и прежнюю оставила.

Дебби ответила с третьего звонка.

– Алекс, – тревожно сказала она, – у  тебя всё нормально?

– Да, как обычно, – отозвался он, – просто не хватает разговоров с тобой.

– А, – она помолчала. – А в целом все точно нормально? У тебя голос какой-то странный. – Впрочем, возможно, его искажало огромное расстояние.

– Ну так, есть нюансы, – со вздохом признался Алекс.

– Это  случайно не мистера Сноу касается?

– Дебби, ну откуда в тебе эта сверхъестественная прозорливость?

– Меня в нём что-то неуловимо тревожило ещё перед отъездом. Надеюсь, он не перешёл на крепкое?

– Он поехал в клинику неврозов.

– В психушку, что ли? – уточнила Дебби. – И сам?

– Прикинь.

– Бедняга мистер Сноу, – вздохнула Дебби, – он просто сильно не высыпался. А ты что?

– Я считаю это большой ошибкой и собираюсь вытащить его оттуда.

– Узнаю твой подход, – сказала она с улыбкой в голосе. Алекс всегда предпочитал решать проблемы оперативно.

– Только вот, – Алекс чуть сбился. – Ну, у каждого ведь есть свободная воля, как думаешь… Не будет ли это её нарушением?

– Нет, ему никак нельзя оставаться в психушке, – решительно сказала она, – его же там заболтают. Он вообще быстро утомляется от людей.

– Не от всех.

– Не от всех, – согласилась Дебби, – но от большинства. Так что пока, чтобы восстановиться, не стоит ему ходить по всяким собраниям.

 Алекс потер переносицу. Он мог спросить у нее об этом немного раньше.

– Спасибо за совет, – сказал он. Она всегда умела вычленить главное и точно подобрать слова. – Как ты там, в этой Америке?

Дебби очень его не хватало.

– Уже нашла работу, – бодро доложила она, – район неплохой, хотя и хуже Брентфорда, конечно.

– А как в целом?

– Тут не Лондон, – честно сказала она, – но я привыкну.

Если бы Дебби была в Лондоне, он попросил бы о помощи ее, но теперь приходилось искать другие варианты. К вечеру, перебрав все возможные, Алекс осознал, что у него до обидного мало этих вариантов – тех, что действительно подошли бы в этом сомнительном деле. Но делать было нечего,

В восемь вечера он стоял уже у «Зимы», где, по его данным, сегодня выступала Анастасия.

На нем были темно-синие джинсы и рубашка в крупную клетку. В последнее время он стал одеваться более повседневно, что ли, в стиле кэжуэл.

Алекс вспомнил свой тогдашний сон про зеленый лабиринт и вкратце пересказал Дебби, стараясь говорить с юмором, чтобы не портить настроение печалью из прошлого.

– Так значит, ты слышал только Эллу, – разочарованно сказала Дебби (она была явно задета), – мистера Сноу и ту русскую модель?

– Не комплексуй, – посоветовал Алекс, – они годами учились громогласно шептать на весь зал. Зато я ощущал твои лёгкие прикосновения.

Теперь он не сомневался, что то, что он принимал за тончайшие прикосновения бабочек, были ее тонкие тёплые пальцы.

 Дебби снова повеселела. Она была все еще счастлива от того, что Алекс очнулся и снова мог шутить, хотя и говорят, что счастье – состояние кратковременное.

– Кстати, а чья была идея включать мне Настины песни?

– Значит, правду Элла сказала, что когда-то был от нее без ума? – Дебби всё-таки не сумела совсем скрыть ревность.

– Ну уж без ума, – сказал Алекс, бессознательно переняв прием знаменитого английского преуменьшения. – Так, просто чердак протек, да и то самую малость.

– И ее песни не включали, что она, певица? Она сама пришла.

– Сама? – глупо переспросил Алекс, хотя Дебби вполне ясно выразилась.

– Да, правда, в тот день к тебе было нельзя, врачи запретили.  Она тогда села в предбаннике и напела что-то, как серенаду. Довольно эксцентричная особа, – заключила Дебби с легчайшим оттенком неудовольствия.

Песня «Возвращение».

– Привет, Алекс, – сказала Настя, выйдя около полуночи из ворот ресторана. Алекс ее все-таки дождался. Когда-то она первой стала звать его Алексом, на английский манер. – Пардон за эту небольшую импровизацию. В этом месте мы обычно вылавливаем кого-нибудь из зала, но сегодня ты очень удачно зашел. Можно сказать, вмастил. Кстати, неплохо выглядишь, рада, что ты все-таки оклемался.

– Очевидно, ты все знаешь о том происшествии, – сдержанно сказал Алекс.

– Ну об этом в прошлые праздники жужжал весь неофициальный Лондон. Даже в газете писали.

– В газете?

– Да, и с таким стремным фото. Писали еще, что надежды почти нет. Вот и верь после этого их газетенкам, – добавила она как будто с досадой. В прошлый Новый год она даже притворилась актрисой того «Лицеума», чтобы его навестить. Причем сделать так пришлось дважды, потому что в первый раз даже не пустили в палату. – Ну так чему обязана?

– Это долгая история, – вздохнул Алекс. – Может, зайдем обратно в твой ресторан? Он еще открыт.

– Нет уж, он надоел мне до печенок, расскажи здесь и вкратце, – потребовала она.

– Но…

– Двенадцать лет! Двенадцать лет ты не сказал мне ни слова. Не ответил ни на одно сообщение, ни на один звонок, а теперь вдруг являешься сам как ни в чем не бывало?

– Клиническая смерть меняет некоторые убеждения, – невозмутимо сказал Алекс.

– Должно быть, произошло нечто поистине космическое, раз ты сам пришел?

– Да, важное дело, – кивнул Алекс. – Как ты относишься к тому, чтобы съездить в клинику неврозов?

– В психушку?! – Настя ушам своим не верила. Это было слишком даже для бывшего. – Я?

– Во-первых, не в психушку, а в клинику неврозов, – уточнил он. – А во-вторых, не ты, а мы.

– А, ну это меняет дело, – обманчиво спокойным голосом сказала Настя. А потом снова взорвалась: – Что мне делать в этой психушке? Может, тебе и надо и надо полечиться, а я совершенно здорова и никакая истеричка, что бы там ни писали в желтой статейке.

– В какой статейке?

Настя на секунду сбилась.

– Короче, я не буду упоминать про статью с твоим фото, а ты не будешь читать тот лживый памфлет, идет?

– Идет, – кивнул Алекс.

– Но я все равно не поеду в психушку, – предупредила Настя.

– Да это же ненадолго, просто исполнить пару-тройку номеров.

– Каких еще номеров?

– Музыкальных, танцевальных, каких угодно. Они иногда зовут разных актеров сериалов и кино, чтобы поддержать дух пациентов, и я хочу сам предложить свою кандидатуру. Только мне нужна партнерша для дуэта.

– Что, в этом вашем сериале мало партнерш?

– Хватает, но на работе никому не стоит знать.

– Вон как, – кивнула Настя. – Я удостоилась этого сомнительного приглашения, потому что не вхожу в твой теперешний круг?

– Типа того, – вынужден был признать Алекс.

– Но для чего?

– Нужно помочь одному хорошему человеку, – серьезно сказал Алекс.

– Ну только если хорошему, – с сомнением протянула Настя.

– Ну признайся, – сказала Настя, когда они уже подходили к клинике, – ты позвал меня, потому то не можешь забыть.

– Мне просто нужен был человек с крепкими нервами, и еще чтобы я был ей безразличен. Да, у Алекса оказался немаленький список трудновыполнимых условий.

– То есть, хочешь сказать, всем вашим актрисулькам ты небезразличен? – не скрывая скепсиса, уточнила Настя.

– Нет, конечно, – самокритично признал Алекс, – но кому-то же могу быть? Ничего нельзя отрицать. А в тебе я уверен. Ведь так?

– Даже не сомневайся, – с досадой бросила она. – Ты мне безразличен в бесконечной степени, за эти двенадцать лет я о тебе даже не думала, ни на полстолько…

– Я понял твою мысль, – сдержанно сказала Алекс, – короче, не появляйся раньше, чем пройдёт минуты три, а если всё пойдёт нормально, как я и думаю, вообще не выходи из укрытия.

– Я буду кремень, – заверила Настя, – мне вообще фиолетово. Но что если меня задержат? Я ведь здесь не лечусь.

– Вряд ли кто-нибудь заметит, но…

– То есть по-твоему, меня не отличишь от сумасшедших?!

– Нет, просто здесь все как-то на своей волне, в том числе многие из персонала, – пояснил Алекс. – Как в каком-то киселе. Но если спросят – ты актриса, вчера уезжать было поздно, и ты переночевала пои согласии администрации, в сегодня уезжаешь. Они не будут проверять.

Глава 4

Бывают люди как ровные гладкие строчки, бывают как поля, исписанные мелким убористым или рваным непонятным почерком, а бывают как Фил – как синие ссылки, на которые, если случайно нажмешь, открывается целый новый мир. Но сейчас по Филу было этого не сказать – в этот раз он выглядел еще худосочнее и как будто ещё больше ушел в себя. Ему явно не шло на пользу пребывание в клинике.

– Доктор сказал, надо всего лишь иссечь крошечный участок, меньше капли, и дело в шляпе.

– А если там что-то важное? – сказал Алекс.

– Что, придурь?

– Креативность, к примеру. Спонтанность, способность генерировать идеи…

– Живут же люди без идей, – пожал плечами Фил, – а спонтанность – это как раз то, что не дает мне покоя.

Хотел бы он, чтобы некоторые прошлые идеи никогда не приходили ему в голову.

– А если ты, не знаю, потеряешь чувство юмора? – не успокаивался Алекс.

– Ничего, – махнул рукой Фил, – у тебя хватит на десятерых. Мне нужно совсем немного – просто больше никогда не совершать ошибок.

– Но это же невозможно.

– Ну да, ты обо мне невысокого мнения, – сказал Фил не без грусти.

– Нет, это для всех невозможно!

– Но я хотя бы попытаюсь.

– Ты что, пытаешься вызвать духовный рост таким читерским путем?

– Ничего не предпринимать было бы еще мучительней.

Да, у Фила всегда была деятельная натура.

– Ты выпадешь из жизни на несколько недель.

– Зато потом со мной можно будет нормально общаться.

– С тобой и так нормально общаться!

– Почему же тогда за всю жизнь у меня был только один друг?

– Что значит "был"? Я еще существую.

– Ну, всей объективной реальности мы не знаем.

– Что?

– Так говорит мистер Эймс, – пояснил Фил скромно.

– А кто это – мистер Эймс?

– Кто-то вроде неофициального местного лидера.

– Вожак, что ли? Надеюсь, не буйный?

– Нет, просто харизматик.

– И что он ещё говорит?

– Что звёзды – это просто иллюзия, а значение внутреннего закона в нас сильно преувеличено.

– Вот как? – Алекс ощутил стремление тоже сказать мистеру Эймсу пару ласковых. -

И отчего же тогда человечество ещё себя не уничтожило?

Фил наморщил лоб, как будто припоминая формулировку.

– В нас просто сильно развит инстинкт самосохранения.

– А может, еше потому что люди всегда немного поддерживали друг друга?

– Мистер Эймс говорит, это скорее взаимное использование.

– Это его личное субъективное мнение.

– Как и твоё идеалистическое.

– Что это за поклеп?

Фил не стал говорить, что именно этот идеализм, идеалистические представления о дружбе и взаимовыручке и привели Алекса год назад на больничную койку. И хотя первоначальный диагноз, к счастью, не сбылся – Алекс, как раньше, свободно шутил и цитировал –  того, что было, не отменить.

Алекс решил на досуге выяснить, что это за харизматичный мистер Эймс, и сменил тему:

– А я вчера звонил Дебби.

– Да? – Фил оживился. – И что она говорит?

– Чтобы ты не маялся дурью и ехал домой.

– Дебби всегда слишком хорошо обо мне думала, – вздохнул Фил. – И как ей там в Америке?

– Говорит, что это не Москва.

– Что?

– То есть не Лондон, – поправился Алекс. – Ладно, Фил, лечись сколько хочешь, – он уже готов был махнуть рукой на благополучие сериала, – только ради бога не ложись под скальпель!

– Лазер, – поправил Фил.

– И под лазер тоже. Даже твой дядя, может, оклемался бы, если б не сделали операцию… – Алекс запнулся, спохватившись, но слово не воробей.

– Что? – тихо спросил Фил.

– То есть, наверно, не я должен об этом рассказывать… Но если вкратце, вам, детям, решили не сообщать, но он остался в коме.

– Кажется, мне показывали некролог в газете, – пробормотал Фил оглушенно.

– Газеты тоже могут врать.

– Или, что вероятней, мне может врать мой собственный мозг! – Фила как будто куда-то понесло. – В этой реальности он не умер…

– В этой и единственной, – веско поправил Алекс, но Фил уже не слушал, снова уйдя в себя. Возможно, вспоминая подходящую случаю фразу мистера Эймса.

Определенно пребывание в этой клинике никак не шло ему на пользу.

– Вы ведь знаете, что Рику обвиняли в убийстве? – вопросом в лоб начал разговор с главврачом Алекс.

Вчера он попросил у Джорджа, ролдственника Фила, служащего клерком в полицейском управлении, выяснить что-нибудь по поводу некой Рики, сейчас проходящей лечение в клинике неврозов, но судя по выговору, уроженки восточного Лондона, высокой худой и рыжеволосой женщине лет 30, впрочем, цвет волос мог меняться. И Джордж, между прочим, нарыл. Настоящее имя Коралина Петерсон, раньше была брюнеткой. Гуляла, ни в чем себе не отказывала. Родители достаточно обеспеченная. Был у неё вроде как парень, ухаживал, прощал загулы и измены, несколько раз звал замуж. Потом нашёл другую девушку и уехал с ней в другой город. У Каролины что-то переклинило в голове, она поехала за ним и объявила, что согласна стать его женой, а та другая пусть убирается. Но бывший парень проявил твёрдость, не стал возобновлять отношения. Несколько недель Коралина бегала за ним, даже плакала, просила, угрожала с собой что-то сделать. Он обратился в полицию, ей выписали запрет на приближение. Но она где-то раздобыла револьвер, явилась к нему домой и застрелила. По суду была признана невменяемой и отправлена на принудительное лечение. Не исключено, что постарались родители – она была из очень обеспеченной семьи, верхушки среднего класса. Но в итоге Рику признали невиновной, потому что присяжным не хватило прямых доказательств. Правда, прямо на суде у нее случился нервный срыв, после которого родители и отправили ее подлечить нервы в этой клинике. Подлечивала их тут она уже третий год.

Миссис Донатсон, как он подозревал, и на порог бы своего кабинета его не пустила, если бы не ходатайство графа (он все же убедил отца Фила, что здесь хотя бы нужно все проверить и увидеть собственными глазами). Как бы то ни было она его выслушала и даже сдержанно ответила:

– Но не обвинили. Упомянутая пациентка была направлена на лечение, это все, что я могу о ней сказать. Сами понимаете, этика и медицинская тайна.

– То есть невменяемая убийца, – заключил Алекс. Угораздило же Фила сдружиться именно с ней. – Ее уже ловили в чужих палатах с осколком стекла и со спичками – и она до сих пор не в одиночке?

– У нас нет одиночек, – как будто и не удивившись его осведомленности, ответила миссис Донатсон, только карантинное отделение.

– Без разницы.

– И мы доверяем своим пациентам, к тому же она делает успехи. Возглавила вот библиотечный кружок – не без гордости добавила она. Судя по всему, главврач считала его самым безобидным из всех возможных, но в данном конкретном случае, сдавалось Алексу, была не права. – Мы позиционируем это место как санаторий для отдыха и всячески способствуем творческим проявлениям у пациентов.

– И в этот кружок входит Фил, верно?

Алекс предполагал, что Фил был единственным участником этого кружка, кроме самой Рики.

– Как вы понимаете, и информацию относительно лорда Сноудона я предоставить не могу, – развела руками врач. – Но мы поощряем коммуникации между пациентами, потому что кружки по интересам, общение и дружба тоже исцеляют.

– Я так понимаю, информацию о мистере Эймсе предоставить вы тоже не сможете?

В ее густо накрашенных карих глазах с лучинками мелькнуло удивление.

– Простите, не понимаю, о ком речь.

Что характерно, Джордж тоже не смог предоставить информацию ни о каком мистере Эймсе, – просто было необычайно мало данных.

Алекс спел все выбранные песни на английском, даже олдовую «Say you, say me», и только в самом конце, исполнил по-русски "Сокровища Черного моря".

– Я тебя сейчас поцелую, – деловито сообщил ей между куплетами Алекс, – это для роли. Это будет запоминающаяся нота, после которой я потихоньку свалю, а ты пока танцуй за двоих. Танцуй, как никогда не танцевала. Потом поднимись на чердак в главном корпусе, ключ уже у меня.

Настя, однако, зависла на слове «поцелую».

– Постой, мы на это не договаривались!

– Ты же актриса, ты умеешь импровизировать. Фил не пришел сюда в зал, так что постарайся с ним не пересечься.

– А как я пойму, кто это – Фил?

– Он выглядит тут самым здравомыслящим, – пояснил Алекс. И, не тратя больше слов, прижался губами к ее губам. А потом, когда зрители переваривали увиденное, и правда потихоньку смылся, пока Настя выделывала под новую мелодию заковыристые па.

Да, она сейчас танцевала за двоих, танцевала так, как никогда раньше, но не потому что Алекс попросил, а чтобы в пляске скрыть трясущиеся конечности. За столько лет она и забыла, как действуют на нее его поцелуи.

Глава

Фил совершенно не собирался идти ни на какой благотворительный концерт, тем более что сам в них когда-то участвовал и не хотел сейчас думать о работе. И не поверил своим ушам, когда услышал русские слова. А когда заглянул в зал, то и глазам не поверил. На сцене не кто иной, как Алекс, исполнял ту же песню второй раз на бис, а подпевала ему и танцевала рядом ослепительная блондинка, которую он помнил еще по заметке "Русская красавица спасает коллекцию маэстро". Если, конечно, память его не подводила и ей ещё можно было доверять.   С каждым днем граница между реальным миром и иллюзорным как будто все больше размывалось, как стены замка на песке, и он окончательно уверился в необходимости операции.

Но вот после представления все разошлись, а красавица, собрав в сумку весь небольшой реквизит, подошла к панорамному окну в старых деревянных рамах и так застыла. Фил, поколебавшись, приблизился к ней и тут заметил, что ее открытые плечи слегка вздрагивают.

– Всех других он прощал, – жаловалась Настя неустановленному белобрысому тощему психу (она решила не запоминать имён, всё равно завтра уезжать).

Он подошёл к ней после выступления и спросил, почему она грустит. Настя, конечно, даже и не думала поначалу вступать в коммуникацию со здешним  пациентом, но он говорил так заинтересованно, не для галочки, и как-то сумел её расположить, и она сама не заметила, как оказалась с ним в малой гостиной, располагавшейся на первом этаже корпуса 3, причём с кружкой тягучего кленового сиропа. Сироп, как пояснил псих, остался от ужина, и из кувшина на столике можно было наливать сколько хочешь.

Алекс сразу после выступления, как и говорил, исчез, как будто смешался с местными, и пока не появлялся, а связь здесь не ловила.

Она девка так вообще его опоила и обокрала. И что вы думаете?

Кто-то его тоже бросал, но и с теми девицами он сохранил общение. Не то чтобы я следила, – Настя сбилась, но потом подумала, какая психу разница. – Некоторым даже помогал! А мне за двенадцать лет ни одного слова, – она не удержалась и всхлипнула. Всё дело было, без сомнения, в его подозрительном сиропе, а так-то она кремень. За 12 лет ни одной истерики, ну может, пару-тройку раз – вообще ни о чем. – Ну почему так?!

– Может, из всех этих девушек только вас он и любил? – предположил неожиданно здраво белобрысый псих. У него было аристократическое произношение.

Настя обдумала эту мысль. Это было неожиданно.

– И я так боялась за него, – так ни к чему и не придя, призналась она. – И так радовалась, когда его выписали, и когда он наконец получил роль. Он такой талантливый. Я даже смотрела в интернете, как его встречали на выписке, а когда он пришёл, просто сердце ушло в пятки. Я как дура понадеялась, что он предложит начать всё заново или пригласит на свидание. И куда, думаете, он меня в итоге позвал? – спросила она не без горечи, хотя это было очевидно. – В психушку! Каково, а? – У неё всё же ощущался небольшой акцент.

– Не очень-то романтично, – согласился псих.

– Это мягко говоря.

– Но зато необычно, – продолжил псих. – Это не какое-то стандартное свидание, которое забудется через пару недель.

– Но он сразу исчез! Наверное, побежал кого-то вызволять. И не важно, что я тут одна, а вокруг бродят психи. Это я про других пациентов, – спохватилась Настя. Она забыла, что и он тоже псих – так хорошо говорил. – Не про вас.

– Ничего, я так и понял, – сказал псих. – А кого вызволять?

– Какому-то важному или хорошему человеку.

– Важному или хорошему?

– Не помню. Да какая разница? Важной шишке, наверное. Он же актёр, всё время подрабатывал или помогал по знакомству.

Псих ещё немного больше ссутулился.

– Нет, он меня не любит, – ещё подумав, заключила она. – Если бы любил, то не исчез бы так просто.

Водитель уже уехал. Перед этим он спросил, подождать ли её, и она замешкалась. Думала, Алекс все-таки найдёт её тут и хотя бы объяснит суть перфоманса.

– Не плачьте, – посоветовал Фил, – никогда не стоит падать духом.

– Я и не плачу, – горло сказала Настя и полезла в косметичку, проверить, не потекла ли тушь. И когда вытащила зеркальце, оттуда выпал клочок бумаги с единственным словом "чердак" и подписью А. Тут она и вспомнила, что Алекс и раньше упоминал про чердак и просил не общаться с подозрительно нормальными пациентами. Но так уж подействовал на нее его поцелуй – крышесносно и временно амнезирующе.

– Вот видите, – безымянный псих тоже повеселел, – Алекс… андр вас здесь не оставил.

– И где тут, интересно, чердак?

Фил объяснил.

– Мне кажется, если я пойду, то снова всё испорчу, – вздохнула Настя. Кажется, она слишком уж расчувствовалась.

– Жарковато сегодня, не правда ли, – невпопад сказал псих. – Можно не надевать всё сразу.

Настя скептично себя оглядела. Ввиду жары на ней были только босоножки, сценическое короткое платье, а под ним комбинация.

– Кстати, что мы все говорим, а имен друг друга не знаем, – все-таки вспомнила Настя о правилах вежливости, – Я Анастасия, актриса, певица и модель, – она протянула ему руку, и он неуверенно пожал ладонь, как будто забыл, как это делается. – А вы?

– Я и сам уже толком не знаю, кто я, – он покачал головой и немного смущенно, и при этом как-то неуловимо обходительно улыбнулся, и Настя уверилась в том, что он совсем не прост.

– Не расстраивайтесь, – утешающе сказала она в свою очередь, – вот подлечитесь немного, и сразу все вспомните. Сейчас и тяжелые травмы мозга научились лечить, так что амнезию и подавно уж вылечат!

В парке перед клиникой был водоем, чистый пруд, и главврач была так любезна, что даже разрешала купания пациентам – под присмотром

На чердаке оказалось пыльно, душно и не очень-то удобно спать. Алекс лежал на полу, на матрасе под пододеяльником (было жарко для одеяла), а она на низеньком продавленном диванчике, на котором нельзя даже вытянуть ноги. Она изготовила из старых покрывал нечто вроде перегородки или ширмы и спала так, отгородившись от Алекса. И, самое обидное, он даже не попытался преодолеть эту хлипкую преграду. В итоге, промучившись на коротком диване полночи, она тоже сползла на пол и устроилась на старых одеялах, сбившихся в кучу. Ночнушку она с собой не взяла, даже не предполагая, что останется ночевать, поэтому была все в той же черной комбинации.

Но, оказалось, он не спал.

– А откуда у тебя взялся ключ? – спросила Настя, чтобы что-нибудь спросить. Ей все равно решительно не спалось. – Ты что, стащил его?

– Что значит «стащил»? – немедленно отозвался Алекс. Он тоже не спал и даже не дремал. – Директриса разрешила переночевать здесь, не на ночь же глядя ехать. Мне просто нужно было оглядеться здесь без посторонних глаз.

– Вот как? – Настя немного смутилась. – Тогда ладно, а то не очень-то хотелось огребать проблем из-за проникновения.

– Сейчас не то время и не то место, и мы не в той одежде, чтобы разбрасываться такими словами, – усмехнулся он, но как-то хрипло.

Настя как бы между делом скосила глаза на его пододеяльник.

– Ну я в любом случае рада, что у тебя обошлось без последствий.

– Последствий?

– Там, знаешь, бывает иногда от лекарственной терапии… – она выразительно развела руками.

– В этом вопросе у меня порядок.

– Да, я уже вижу, – она неловко улыбнулась.

– Могу доказать.

Настя хотела сказать, что верит на слово, но не успела – Алекс снова стремительно и мощно запечатал ей губы поцелуем.

Наутро Алекс хотел было отменить намечавшееся мероприятие, в связи с новыми обстоятельствами, однако Настя уверенно заявила, что это просто единичный эпизод, вызванный с её стороны длительным воздержанием (да, как это ни удивительно, ха-ха) и в области её чувств ничто ни на грамм не изменилось и не изменится. Алекс помрачнел, но сказал, что целиком и полностью поддерживает ее решение. Посовещавшись еще немного, они решили сделать вид, что ничего и не было, – что происходит в психушке, то остается в психушке.

– Тогда держи, – Алекс протянул ей какую-то медицинскую приблуду в прозрачной упаковке.

– Что это еще? – Настя покрутила в руках эту конструкцию.

– Усовершенствованная версия мешка амбу, – пояснил Алекс. – Компактная и автоматическая, даже делать почти ничего не надо.

– Зачем это мне?

– Для подстраховки, – пояснил Алекс. – Если я окочурюсь на глазах Фила, вряд ли это пойдет ему на пользу.

– А зачем вообще такие сложности?!

– У него приобретенная водобоязнь, – неохотно ответил Алекс. Хотя скорее водобоязнь появилась у него самого. – А так он вытащит меня и перестанет париться.

– А если не вытащит?

– Для этого у меня есть прекрасная подстраховка, – он подмигнул ей весьма легкомысленно, хотя они вообще-то договорились не обсуждать происшедшее ночью (три раза).

– Что-то мне уже не хочется в этом участвовать, – она откинула конструкцию, как ядовитого паука, села на продавленный диванчик и скрестила руки на груди.

– Это правда важно, – посерьезнев, сказал Алекс.

– Но я даже не умею им пользоваться!

– Там вообще раз плюнуть, давай я включу тебе ролик…

– А этот Фил не может как-нибудь сам справиться со своими боязнями? Тут вроде есть специально обученные люди.

– Я не могу тебя заставить, но если когда-нибудь тебе понадобится помощь…

– Такое мне точно не понадобится! Я даже не могу представить, чтобы возилась с каким-нибудь психом и еще напрягала бы с этим друзей.

Алекс задрал рукав манжеты и показал шрам.

– А это еще что?

– Мы побратались с ним как-то на Лестер-сквер.

– С англичанином? На крови, что ли?

– Ну.

– Как же так вышло? – удивленно посмотрела на него Настя. – Это, ну… как-то ломает шаблон.

– По пьяни, – кратко сказал Алекс. Хотя дело было не в самом побратимстве, ведь братом человеку становишься не по обряду, а когда он чистой силой воли удерживает тебя на краю.

– Ты не говорил, что с кем-то побратался, – укоризненно заметила Настя.

– Да мы как-то и не общались.

– Это ты со мной не общался, – поправила его Настя, однако уже без былой обиды. Ее взгляд стал немного мечтательным. – Я бы тоже хотела с кем-нибудь побрататься… Но что ж ты сразу не сказал? А то все важная шишка, важная шишка. С этого и надо было начинать!

В круглом пруду с кувшинками, окруженными зарослями рябины, пациентам летом даже разрешалось купаться, под присмотром медицинской бригады, конечно. Здесь явно процветала клиентоориентированность, как Алекс давно уже заметил.

 Однако с самого начала, как это частенько и бывает, всё пошло немного не по плану. Начать с того, что при входе её задержала короткостриженая особа в не по размеру объемном халате и начала мечтательно рассказывать о том, что сегодня чудный мягкий снег – очень подходит для того, чтобы лепить снежки. Настя хотела бы её проигнорировать, но особа смотрела так печально и к тому же схватилась за ее рукав, и потому пришлось выслушивать и даже принимать участие в пятиминутном разговоре о несуществующей погоде. А потом, не успела она подойти к водоему, её задержал уже охранник. Как нарочно, ему понадобилось прицепиться к ней именно сейчас. Она рассказала, как советовал Алекс, но именно это охранник оказался дотошным, стал проверить и звонить на пост. Очевидно, информацию ему подтвердили, потому что кратко переговорив по рации, он её отпустил. Но она потеряла уже кучу драгоценного времени. Она прибежала на "пляж" на семь минут позже установленного времени, но не забыла назад Алекса и поначалу скрылась за зарослями кустов, осматривая оттуда диспозицию. Сумасшедшие тихо-мирно купались под присмотром минимального количества медсестер и медбратьев в бело-оранжевой униформе. А Алекса нигде не было видно. Может, большая шишка так и не пришла? А может, Алекс уже нырнул?

Он рассчитывал, что Настя придёт вовремя, а она опять опоздала!

Тогда-то паника и накрыла её с головой. И только выбежав на середину пляжа, она наконец заметила Алекса. Он сидел на песке под старой ивой в компании вчерашнего образованного белобрысого психа, только теперь псих выглядел не потерянным, а сиял как медный таз. Может, наконец-то вспомнил, как его зовут.

– Я всё-таки вытащил тебя, – пробормотал Фил, будто сам себе не веря.

– Я в тебе и не сомневался, – заверил Алекс, и это было правдой.

Ну, почти – на 99 процентов. Он позволил себе лишь одну небольшую, можно сказать крохотную подстраховку. Пусть возвращаться в воду было страшновато (он даже при ЛФК старался избегать занятий в бассейне), он пошёл на это, потому что перспектива непонятного «вмешательства» опасений вызывала еще больше. В какой-то момент под водой у него, правда, чуть не случилось нечто вроде панической атаки – воздух снова закончился неожиданно рано, но к счастью, не прошло и полминуты, как Фил нырнул на ним и за шиворот вытащил на берег. И теперь улыбался как прежде, без следа тяжелых дум.

Может, вся история с вмешательством на том бы и завершилась, они бы выбрались из этой богадельни и сериал бы ни в чем не пострадал, если бы в эту секунду на пляж не выскочила Настя, его крохотная подстраховка.

С тревогой в глазах и усовершенствованной версией мешка амбу в руках. Она так и не сумела сыграть безразличие.

– Алекс, ты в порядке? – вырвалось у неё, хотя это было уже очевидно.

На ней был чудесный изумрудный купальник, под цвет глаз, и Алекс не мог, как всегда, не оценить ее роскошную фигуру, но в остальном это было фиаско.

– Все под контролем, – стараясь говорить бодро, заверил он. Зато Фил немедленно напрягся и сказал:

– Анастасия?

– Вы знакомы? – уточнил Алекс.

– Не только ты умеешь свести знакомство за один вечер, – сказал Фил.

Она виновато посмотрела на него:

– Эти кусты мне весь обзор загородили. Я вас долго не видела и решила… Пойду-ка на свое прежнее место, пожалуй, – и она метнулась обратно в заросли, хотя, строго говоря, в этом не было уже нужды.

– Думаешь, я настолько тупой, что не заметил бы розыгрыш? – глянув на него с огромной обидой, спросил Фил. И лишь договорив, он осознал, что как раз не распознал.

– Это не розыгрыш, – возразил Алекс.

– Ладно, шоу, перфоманс – но явно не импровизация!

К ним приблизился один из присматривающих за пациентами медбратьев.

– Этот человек вам докучает? – учтиво обратился он к Филу.

– И уже не первый год, – кивнул он с досадой, вставая. – Кстати, давно пора уже заколотить старый чердак, – добавил он, уходя с пляжа.

Медбрат перевел на Алекса тяжелый взгляд.

Тот постарался из себя светскую улыбку:

– Добрый день! А вы заметили, какие хорошие стоят погоды?

Однако разговоров о погоде медбрат не поддержал – налицо было прискорбное отсутствие светского лоска и воспитания.

Их обоих вежливо, но твердо депортировали за ворота. Там связь на телефоне немедленно ожила, и Алекс вызвал для Насти такси.

Несмотря на удаленность от города, такси приехало почти сразу и принялось ждать неподалеку, периодически сигналя, потому что они никак не могли закончить разговор.

– Извини, что подвела, – снова сказала Настя. Я просто подумала…. Подумала, вдруг опять…– она запнулась. Пришлось бы рассказать, что она следила за всеми скупыми новостями о его травме, лечении и выздоровлении, а делать этого отнюдь не хотелось.

– Все нормально, – он ободряюще сжал ее ладонь, – это была хорошая попытка. Это ты извини, что втянул тебя в дурдом.

– Ничего, – махнула она рукой, – с тобой и раньше было необычно.

– Но зато мы выяснили, что тебе идет изумрудный бикини. – Изумрудный, под цвет глаз, всегда ей шел. – Спасибо, что согласилась.

– Не за что, – она лучисто улыбнулась, при этом даже не поднимая глаз.

Такси снова просигналило, уже как-то нетерпеливо.

– Может, поедем вместе? – предложила Настя, как-то по-особенному на него глядя.

Двенадцать лет он, даже не признаваясь себе, мечтал, чтобы она позвала его куда-нибудь, вот так легко и небрежно, в свойственном ей стиле, и совершенно не важно, куда. Почему сокровенные мечты сбываются так удивительно не вовремя?

– Не могу, – вздохнул Алекс, – мне нужно сначала закончить дело.

– Смотрю, ты здесь стал человеком дела, – сказала она не без грусти. – Но тебе ведь уже вывели за ворота, как ты пройдешь обратно?

– Я тут выяснил пару запасных ходов.

– Здорово. Тогда пока?

– Пока, – кивнул он, пытаясь вобрать в себя и запомнить ее образ в лучах заходящего солнца и рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами.

– Я хочу на новогодние праздники в Москву съездить, – уже садясь в машину, крикнула Настя. – С нашими там повидаться. Может, от тебя что-то передать?

– Передай «привет», – помолчав, ответил Алекс. Еще и начал накрывать тихий дождик, как будто для полноты картинки.

– Ладно, хорошо. Пока.

– Пока, – Настя все не садилась, переминаясь в своих босоножках, и когда он уже хотел махнуть на всё рукой и тоже сесть в такси и отправиться за ней в блестящее будущее, она сказала:

– Я помню, ты никогда не отступал на половине дела. Я бы и сама, может, побраталась с тем англичанином. Какой-то он благородный.

– Спасибо, что не назвала его психом, – сказал Алекс. В Насте всегда было это врождённое чувство такта.

– Что ж я, не отличу психа от благородного, – усмехнулась она, – я уже достаточно прожила в Англии. – И юркнув в машину, сказала оттуда, чуть улыбнувшись: – Уверена, у тебя все получится. Пока! – И такси уехало, уводя куда-то вдаль единственную женщину, которую он по-настоящему, самозабвенно любил, не успел он еще раз сказать «пока».

Глава

– Скажите, доктор Хантер, – спросил Фил у врача при утреннем обходе, – а возможно ли такое, чтобы одновременно два здоровых, ну, относительно человека впали бы в кататонический приступ, а спустя некоторое вышли из него и продолжили то, что делали?

– Боюсь, это из области фантастических допущений, – покачал головой пожилой доктор. – Это тяжелый симптом тяжелого состояния, а не какая-нибудь ветрянка, и не уходит просто так, а требует длительной лекарственной терапии.

– Так я и думал, спасибо, – кивнул Фил.

– Когда у тебя день рождения? – спросила вдруг Рика.

Фил слегка удивился неожиданному вопросу, но ответил:

– Двенадцатого июня.

– А чтоб ты мог забраться на крышу башни, – она озорно подмигнула, – если вдруг придёт желание посмотреть на звезды и за горизонт. Меня только это здесь и утешает. Набери эти цифры и откроешь дверь.

– Там в коде эта дата была? – еще больше удивился Фил.

Рика даже хохотнула от его наивного вопроса:

– А ты забавный… Нет, я сегодня его установлю. Даже сейчас. Пойдём, покажу?

– Обычно математический дар встречается у девочек не так часто, но у Кристианы он был сконцентрированным – что, видимо, как-то повлияло на прочие сферы.

Хотя Алекс не имел опыта общения с настоящими психами, Кристиана прежде всего была женщиной. Молодой и привлекательной, к тому же. Хотя и не красилась и стриглась под мальчика, но под объемным халатом угадывались соблазнительные изгибы, и ее запах был чистым запахом женщины, и в общении он оттолкнуться именно от этого.

Кристиана была слишком умна и слишком несчастна. Даже Алекс не обладал соответствующими познаниями в математике и не мог уже поддержать разговор про алгоритмы на нужном уровне, но все-таки кое-что для нее он сделать мог.

– Я и подумала, может, вы могли бы помочь?

Правда заключалась в том, что Алекс мог помочь только словами, а слова – летучая субстанция, сегодня они помогли человеку, а завтра рассеялись без следа, и он снова винит себя, и так это будет длиться, пока человек твердо намерен выесть себя изнутри. Чувство вины – на редкость разрушительная и ограничительная сила, не оставляет мало шансов достучаться до   человека.

Но он всё же попытался:

– Никто ни разу меня не коснулся, – всхлипнула она, и тут Алекс увидел еще один способ, как можно помочь ей.

  Томас Сноудон, граф Чествик-Милфорд, как обычно в это время суток, находился в библиотеке в Мастерфилде. Как-то в минуту откровенности или душевного порыва граф назвал ее душой дома, как будто смешались разные века. Двери были старинные – двустворчатые и деревянные. Вместо камина там осталась лишь каминная полка: сам камин замуровали, когда в Лондоне запретили топить углем во избежание смога. Из значимых деталей присутствовали часы эпохи Регентства, табуретка викторианской эпохи с цветочным орнаментом, пара масляных ламп с темно-зелеными абажурами и резные вещицы из липы конца 17 века в манере Гринлинга Гиббонса.

Несколько стульев были обиты бледно-зеленой тканью и украшены монограммой рода: буква «S» в окружении вензелей. Еще пара кресел были обиты серым бархатом с бахромой.

Алекс, постучав, зашел.

– Я искал что-нибудь про жертв нейровмешательства того хирурга и нагуглил вот это, – он протянул графу телефон с фото. Справедливости ради, это был единственный случай, что удалось нарыть, но ведь никогда не знаешь, когда история долбанет повтором.

– Не думал, что это будет в открытом доступе, – проговорил только граф.

– Это не в открытом, – покачал головой Алекс. Кристиана, помимо того что оказалась очень талантливой в постели – пожалуй, самой изобретательной девушкой из всех, что у него были, – показала еще и свой хакерский талант. – Я подумал, может, у вас нашлось бы что рассказать.

– Я обязан? – помолчав, спросил новый граф.

– Вовсе нет, наоборот, отозвался Алекс, – но чтобы помочь Филу, мне нужно знать как-то побольше.

– Все это, – граф кивнул в окно, за которым начинался парк, – на самом деле больше бремя. Мой брат справился бы со всем намного лучше.

Родители все не решались отключить. Патрик был любимчиком матери и гордостью отца. Отличник учёбы, прекрасный спортсмен, ловкий наездник и охотник и просто обаятельный общительный красавчик, с красавицей-невестой Матильдой и кучей приятелей по Оксфорду и клубу, до роковой охоты он казался человеком, которому всегда улыбается фортуна. А младший сын, запасной всегда находился в тени. На той охоте он хотел наконец первым настичь лиса, в кои-то веки, но при этом вовсе не хотел собирался задевать лошадь Патрика. И уж конечно, даже представить не мог, что она понесет, и с такими катастрофическими последствиями.

И, самое обидное, даже после удара копытом все было не так уж плохо – Патрик был в больнице в сознании целых несколько дней, жаловался только на спутанность сознания, амнезию и головные боли. Врачи предложили сделать вмешательство, и родители после раздумий согласились. Точнее, граф согласился, он хотел, чтобы первенец и дальше во всем был первым, графиня до последнего возражала. И это его решение стало ошибочным – все-таки нейрохирургия тогда еще была не на таком высоком уровне. Плюс трепанация, видимо, была проведена с какими-то ошибками или нарушениями, и положение Патрика ухудшилось безвозвратно. Томас так и не успел с ним объясниться.

Когда у Томаса родились дети – сначала Филипп, а потом Селеста – было уже окончательно понятно, что надежды нет. Старшие родственники решили не пускаться в объяснения детям про тонкости операций и безнадежной комы, и сказали, что у них был дядя, но умер молодым. Да, очевидно, в семействе Сноудонов не было принято разговаривать по душам с подрастающим поколением. При этом отключить его от приборов сами родители так и не решились. Видимо, надеялись до последнего, даже спустя годы, что вдруг вот-вот и ему снова повезет. Но отношения в семье после этого, конечно, никогда уже не стали прежними, – Томаса даже отослали на несколько лет учиться в Европу с глаз долой, но потом как-то все смирились.

 Граф рассказал ему эта историю, наверно, потому за двадцать лет устал держать в себе, это ведь тоже дополнительный груз. А тут сработал эффект попутчика. И из его рассказа намеками складывалось впечатление, что он до сих пор винит себя за случившееся с братом и считает, что проблемы с первенцем – это, так сказать, наказание от судьбы.

По большому счету это был пожилой человек, уставший волочить груз страхов за будущее семьи и бремени прошлых ошибок. Но в жизни все должно проходить, и когда-нибудь Бальдр выберется из подземелий наружу, весна снова придет и даже Локи с верной женой отпустят из темницы, ведь Бальдр не может не простить.

– Это был просто несчастный случай, – сказал Алекс графу. Лично его эта история лишь еще больше укрепила в мысли о том, если операции можно избежать, ее нужно избежать, и уж точно не нарываться на неприятности самостоятельно. – Уверен, ваш брат сказал бы так же. Не нужно себя винить, охота вообще опасное дело. И наверно, я последний человек, который может это советовать, – подумав, добавил он, – но если нет надежды, лучше отпустить человека. Хуже нет, чем застрять посередине.

Граф глянул на него чуть удивленно, но спустя пару секунд кивнул с подобием признательности. Вообще иногда у Алекс складывалось впечатление, что граф знает об их случайном побратимстве на Лестер-сквер.

– У нас разрешены кружки, – кивнула главврач, – в том числе и библиотечный, конечно. – Судя по тому, она считала его самым безобидным из всех возможных, но в данном конкретном случае, сдавалось Алексу, была не права. – Мы позиционируем это место как санаторий для отдыха и всячески способствуем творческим проявлениям у пациентов.

– Но я был на вчерашнем заседании, она несла удивительную чушь…

– Не нужно осуждать, – мягко перебила его миссис Донатсон, – мы позволяем пациентам прийти к собственным выводам и через ошибки.

Он говорил с Селестой поздно вечером в библиотечном углу. Библиотечный кружок, к счастью, собирался в третьем корпусе.

Здесь было действительно комфортно – одноместные палаты, каждая со своим туалетом.

Вчера он попросил её что-нибудь выяснить у Джорджа по поводу некой Рики, сейчас проходящей лечение, но судя по выговору, уроженки восточного Лондона, высокой худой и рыжеволосой женщине лет 30, впрочем, цвет волос мог меняться. И Джордж, между прочим, нарыл – не зря работал каким-то клерком в полицейском управлении.

– Настоящее имя Коралина Петерсон, – сообщила сегодня Селеста. – Раньше была брюнеткой. Гуляла, ни в чем себе не отказывала. Родители достаточно обеспеченная. Был у неё вроде как парень, ухаживал, прощал загулы и измены, несколько раз звал замуж. Потом нашёл другую девушку и уехал с ней в другой город. Не знаю, что у неё переклинило, но она поехала за ним и объявила, что согласна стать его женой, а та другая пусть убирается. Но бывший парень проявил твёрдость, не стал возобновлять отношения. Несколько недель Коралина бегала за ним, даже плакала, просила, угрожала с собой что-то сделать. Он обратился в полицию, ей выписали запрет на приближение. Но она где-то раздобыла револьвер, явилась к нему домой и застрелила.

– Убийца, значит? – Что-то подобное Алекс и предполагал.

– По суду признана невменяемой и отправлена на принудительное лечение. Не исключено, что родители постарались.

– Ага, невменяемая убийца, – подытожил Алекс. Час от часу не легче, и угораздило же Фила связаться именно с ней. А харизматичного мистера Эймса и вовсе найти не удавалось. Проходит здесь лечение под другой фамилией? Значит, ему тоже есть что скрывать?

– Поверить не могу, что ты переспал с пациенткой психушки, – кипятилась в трубку Дебби, как заправский член медицинской этичной комиссии.

– Это единственное, чем я мог ей помочь, – оправдывался Алекс. Он понимал, что рассказывать ей об этом рассказывать, но она как-то сама догадалась. Она слишком хорошо его знал, и Алекс не мог соврать на прямой вопрос.

– А ты не думаешь, что она теперь в тебя влюбится?

Алекс подумал.

– Нет, маловероятно. Она влюблена только в цифры. – Помешана на цифрах – это было бы точнее, но грубее.

– Ты не осознаешь до конца своего влияния на женщин, – грустно сказала Дебби. Но по крайней мере она уже не злилась.

Алекс хотел ответить, что нужно было что-то, что немного отвекло бы Кристи от цифр, продырявило тугой заслон в эту герметичность, чтобы внутрь влилось хоть немного воздух, и все что он мог предложить – это немного чувственной опыта. Нотку вкуса, так сказать, другой сферы бытия. Но не стал объяснять – с недавних пор он начал сомневаться в своей способности верно оценивать обстановку, так что приходилось надеяться только, что Кристиане знакомство с ним не пойдет во вред.

– Тем не менее я сумел выяснить только, что мистера Эймса не существует, а Рика опасная психопатка. И не на шаг не приблизился к тому, чтобы убедить Фила свалить отсюда.

– Да пусть подлечится, раз так хочет, – легко сказала Дебби. – Нормальная же в целом клиника? Даже передовая, свободная.

– Да не в клинике дело, а в том что на первое июля у Фила назначена операция! – И чем дольше он в клинике, тем больше уверяется в ее необходимости. И главное, он видел, что Филу тут становится только хуже.

– Что, так беспокоишься из-за своего сериала? – помолчав, спросила Дебби.

– Конечно же, я беспокоюсь из-за сериала, – с сарказмом ответил Алекс. Он вовсе не хотел срываться на Дебби, из всего мира только не на нее. Она просто неудачно попала под горячую руку. – Из-за чего же, не из-за Фила же. Таких людей ведь полным-полно в мире. Конечно, я бы позволил сделать из него растение, если б не сериал.

– Эй, не горячись, – тихо сказала Дебби, – все равно нахрапом и в лоб тут не возьмешь, нужна тонкость.

– Ты уехала и увезла с собой свою тонкость, – грустно сказал Алекс. она уехала совершенно невовремя (да и вовремя не было бы никогда), а он не мог придумать сейчас вообще ничего стоящего.

– Так, подумаем, что можно сделать. Ты ведь уже несколько был в той клинике?

– Естественно.

– И говорил с главврачом?

– Само собой.

– И Фила пытался переубедить?

– Спрашиваешь. Как об стенку горох.

– И роман дописал?

– да, – Алекс спохватился: – а при чем тут это?

– Фил переживал, что ты так и не закончишь роман, и это тоже будет потерей.

– Вряд ли теперь из-за этого Фил передумает ложиться под лазер.

– Ну он очень хотел прочитать, а после операции долго нельзя читать, месяц или больше.

– Да, я знаю, – сказал Алекс. – Так вы, значит, обсуждали мой роман?

– Обсуждали – это громко сказано, – заметила Дебби. – я-то о нем ничего не знала.

– Как только отредактирую, я сразу же тебе его вышлю, – пообещал Алекс. Жаль, что он толком не привык выражать признательность в словах. Но Дебби ведь всегда и все понимала правильно, поэтому и была таким незаменимым другом.

Вмешательство было назначено на послезавтра, Алекс исчерпал все возможности уговора и решил приступить к плану Б, а именно вывести Фила отсюда силой. Конечно, звучало не очень-то благородно, но требовалось срочно оторвать его от таблеточного рациона. А уж в родных стенах и вдали от всякой химии он наверняка опомнится и сам поймет, какой же это был безумный план.

 Он написал Селесте из заветного библиотечного угла.

И в ожидании ее приезда он пытался в парке сбивать бумерангом сосновые шишки, по приобретенной привычке "если выдалась свободная минута, используй ее для восстановления координации". Получалось через раз, ну а в руки бумеранг возвращался вообще очень редко. Передавать оружие врачам он передумал – вернут еще обратно, с этой их идеей безусловного доверия пациентам.

Селеста приехала после полудня и очевидно была недовольна.

– У меня сорвалось свидание, – угрюмо предупредила она, – поэтому очень надеюсь по крайней мере, что я приехала не зря.

– Совсем не зря, Фила нужно уводить отсюда.

– Как это уводить? Силой, что ли?

– Если понадобится, – кивнул Алекс.

Селеста еще сомневалась.

– Конечно, он мой брат, и я от него не в восторге, – наконец сказала она, – но все-таки он человек со своей волей…

– Ты просто не знаешь, что такое нейрохирургия, – сказал Алекс. Он провел в этом отделении полтора месяца, из которых месяц в сознании, и насмотрелся всякого. –Это когда человека увозят в операционную, а потом начинают суетиться и в конце концов печально выходят к родственникам. – Селеста поежилась от такой перспективы, подумав, что если что, сообщать родителям придется тоже ей. – Но и это не самое страшное.

– Да что может быть хуже-то?

– Стоит задеть лишний миллиметр, и личность человека меняется. И меняется не так как вы думаете, а в растительном спектре. Его не отключают от приборов, потому что остается надежда…

– Иногда она оправдывается, – вставила Селеста.

– История никогда не повторяется полностью. Короче, годы идут, надежда тает, но уже рука ни у кого не повернется отключить приборы – это кажется уже невозможным.

– Ладно, ладно, – перебила Селеста. – Я в деле, что нужно?

– В нужный момент, если понадобится, отвлечь внимание на себя.

– А когда я пойму, что настал нужный момент?

– Ты поймешь, – заверил ее Алекс.

Кристиана открыла дверь и посмотрела на него в своей обычной отстранённой манере, будто просчитывала в нем некий загадочный код.

Не было времени на вступления, поэтому Алекс перешёл сразу к делу:

– Нужно электронный взломать код при входе на башню. Рика затащила туда моего друга. Осталась одна попытка.

– А когда день рождения у твоего друга?

– 22 июня, а что?

– Попробуй эту дату, – посоветовала она. – Рика уде меняла код на замке на дату рождения своего прежнего приятеля.

– То есть Фил не первый, кого она туда забывает? – уточнил Алекс. – А что случилось с предыдущим?

– Ничего особенного, – Кристиана посмотрела куда-то вбок. – Кажется, его перевели в другое учреждение.

Глава

– Выкладывай, что произошло с тобой в Лондоне? – сурово спросила по телефону Лида. Она была его сокурсницей по ГИТИСу и подругой детства.

– Чего только не было, – ответил Алекс, – всего так сразу и не расскажешь.

– А ты что, куда-то торопишься?

– Совсем недавно это было мое обычное состояние, – усмехнулся Алекс. – Как там в театре, блистаешь?

– Как обычно, – сказала она. – Правда, не думала, что все актрисы так не любят прим.

– Обсудим? – предложил Алекс.

– Давай потом, когда я буду лучше к этому готова. Лучше расскажи, как там у вас в городе вечных туманов.

– Туманно, – вздохнул Алекс.

– Как сериал? Филипп не сильно действует на нервы в кадре?

– Как бы это не стало последним его сезоном.

– С чего бы? – удивилась Лида. – Он довольно органичен в кадре.

– Фила перестала устраивать его текущая личность, – поделился Алекс.

– Вот как?

– И он решил сменить конфигурацию с помощью нейрохирургии.

– Ну он взрослый человек, – начала Лида.

Алекс подумал, что она неправильно расслышала или недопоняла.

– Кроме шуток, Фил решил что-то с собой нахимичить с помощью современных технологий.

– Взрослые и не такое с собой выделывают, – заметила Лида.

– Но он даже не сказал, что едет в клинику. Кто такое скрывает?

– А кто не скрывает?

– Ну мне-то мог сказать.

Лида подумала.

– Может, Филипп думает… ну, тот случай. Короче, что ты еще не простил.

– Я? – изумился Алекс. – Я не простил? Да я даже простил ему то, что он английский аристократ. Нет, Фил не настолько безумен, – решительно отмел он это соображение. – Надо просто объяснить ему, насколько безумна его идея.

– Чего ты больше всего боишься? – помолчав, спросила Лида.

– Потерять друга, – сказал Алекс тоже после паузы.

– То есть это твой личный страх, – заключила Лида. – Другие люди не должны отвечать за наши эмоции, это зона нашей ответственности.

– Но это же безумная идея, согласись?

– Мы можем контролировать только собственное поведение и эмоции, – стояла на своем Лида.– Только это дает возможность сохранить свои и чужие границы.

– Ты что, увлеклась психологией?

– Нет, просто в личной жизни засада.

– Обсудим, когда будешь готова?

– Я лучше напишу на имейл, – решила Лида.

– Если я за границей, это еще не значит, что у меня плохо с границами.

– А ты не думал, что у тебя развилось нечто вроде невроза контроля после того, как…

– Не думал, – перебил Алекс. Снова воздух стал каким-то разреженным. – Главное, Фила нужно переубедить…

– Ему прежде всего нужно, чтобы его приняли как есть, – в свою очередь перебила Лида. – Даже если он и изменится после операции.

У Алекса возникло иррациональное чувство, что только он сознает, насколько эта затея обречена на провал.

– Я думал, ты на моей стороне, – грустно сказал он.

– Я всегда на твоей стороне! – с возмущением сказала она. – Знаешь, каково мне осознать, что ты каждый день живёшь в этом городе, где полно мафии? Но я же терплю и держу это в себе!

– Мне жаль, что я доставляю тебе беспокойство.

– Ничего, если это цена за то, чтобы слышать тебя раз в полгода.

Алекс еще больше устыдился

– Но пишу-то я чаще.

Лида могла бы сказать, что он в основном отвечает.

Но не сказала – ведь она действительно была на его стороне.

Оглянувшись, Фил развернул бумажку, а потом зашагал в сторону пруда.

Там, кроме пруда, была еще башня сторожки. Или, как ее гордо называли, сторожевая башня.

Вся зона отдыха неподалеку, выходившая на пруд, была уставлена густо уставлена лежаками с толстыми матрасами. Не парусная ткань, конечно, но лучше, чем ничего.

– Собери матрасы и разложи их под крышей на спортплощадке, – шепнул он Селесте, – тут недалеко, у пруда.

Глаза у нее округлились.

– Ты что, думаешь, он может… – она даже зажала себе рот рукой, чтобы этого не произносить.

– Это дурдом, – сказал Алекс, – тут ничего нельзя исключать. – Здешние безумные флюиды, казалось, сами собой проникали под кожу и могли временно подкосить, казалось, и самого здорового человека.

– А как всё-таки его настоящая фамилия? Во всей клинике не нашлось ни одного пациента или члена персонала с таким погонялом.

– А ты откуда знаешь? – напрягся Фил.

– Ну я тут кое с кем познакомился…

– Ну да, это следовало ожидать, – сказал Фил с некоторой досадой. Сам он едва ли успел узнать всех по именам.

– И так совпало, что она оказалась хакером.

– А это не нарушение какой-нибудь этики?

– Ей самой тут было скучно и хотелось размяться, – Алекс поймал себя на том, что оправдывается.  – Мистера Эймса ведь не существует, да?

– Я же говорил, что у меня проблемы, – тихо сказал Фил.

– Но ведь до клиники его не было. Значит, проблемы появились именно здесь!

– Или проявились.

Алекс подумал, может, всё не так уж и плохо. Может, у Фила просто случился триггер (или как там это называется, ретравмататизация) под влиянием одиночества и тяжелой лекарственной терапии, но стоит отсюда выбраться – и всё пойдёт на лад.

– Фил, давай пойдем вниз.

Фил отступил на шаг к краю крыши.

– Слушай, ну какое тебе дело?

– Как какое? – Алекс даже удивился такому вопросу. – Сериал без тебя сильно просядет…

– Да плевать на сериал!

– Как ты можешь такое говорить? – Алекс ушам своим не верил. Похоже, личность Фила начала меняться еще до операции – вот насколько токсичным оказалось это место.

– Зачем ты вообще сюда залез? Хочешь разыграть новый перфоманс?

– Да, с прудом это была глупая идея, – признал Алекс. В ней оказался только один плюс – он избавился от приобретенной водобоязни, довольно неуместной для актера.

– Но какой бы она ни была глупой, ты сам понял, что глупо на меня рассчитывать, и взял с собой подстраховку, – в голосе Фила все еще звучала обида на такое недоверие.

– Я позвал Настю больше потому, что на самом деле давно уже хотел ее куда-нибудь позвать!

– О таком нужно заранее предупреждать, – смягчился Фил. – Она настолько красива, что слепит в глаза. Я даже подумал, не иллюзия ли она вообще. – Фил видел как-то ее фото в газете, но фото не передавало и десятой доли ее обаяния.

– Дались тебе эти иллюзии!

– Я просто уже ни в чем не уверен, – признался Фил, потерев переносицу. – Я иногда думаю, может, всё это иллюзия? – Он опасно облокотился на низкий поручень. – И все люди вокруг, и я тоже.

– Я не иллюзия, – покачал головой Алекс. – Я бы заметил.

– Ты просто не всё знаешь, – пробормотал Фил.

– Так расскажи.

– Однажды вечером на Темзе, – начал он и сбился. – В общем, я видел такое, что до сих пор не могу себе объяснить.

Алекс терпеливо ждал, не перебивая.

– Ну, я убедился, что мир не одномерен, что есть что-то ещё, какое-то другое измерение или, не знаю, другие уровни.

– Мы вообще мало знаем о мире, – кивнул Алекс. – Я тоже думаю, что где-то есть вечная жизнь. И если у тебя не будет потом никаких планов, я знаю одно место…

– Вряд ли меня туда пустят, – покачал головой Фил, – я слишком привязан к материальному.

– Я скажу, что ты со мной.

– Хотя бы там не нужно мне помогать! – Фил отвернулся, глядя вниз на площадку и внутренний дворик.

– А я всё-таки дописал свою вещь, – сказал Алекс почти в отчаянии. Не то чтобы забыл о совете Дебби, просто как-то стеснялся сказать – тоже мне новость, но больше не придумывалось, что можно сказать.

Однако Фил действительно оживился, насколько живость или радость могла пробиться через его нынешнее тусклое настроение.

– Правда? – Фил, обернувшись, даже посмотрел ему прямо в глаза..

– Иллюзия ведь такого не может?

– Нет, наверно, – подумав, решил Фил. – Дашь почитать?

– Я и собирался.

– Пришли мне сразу после операции, ладно?

– После операции месяц не дадут читать, – со знанием дела сказал Алекс. Если Фил вообще потом когда-нибудь сможет читать. – А то и больше. Может, ну ее, и пойдем в «Блэкберд»?

Дебби и тут оказалась права – Фил действительно оживился от этой, в общем-то, малозначительной новости, и радость будто проклюнула изнутри скорлупу тусклого настроения.

– И мне хотелось, чтобы ты первый прочитал, – попытался закрепить успех Алекс.

Такому искушению Фил уже не мог противостоять.

– По рукам! – Он даже шагнул вперёд, протягивая ладонь, и как раз в этот момент Селеста крикнула снизу, чуть запыхавшись:

– Маты готовы!

Она правда очень торопилась и перетащила под крышу все свободные матросы с лежаков.

Фил мгновенно изменился в лице.

– Какие ещё маты? – Тут он сам выглянул с крыши. Селеста расположила тёмные и светлые матрасы поочередно, так что вся площадка под крышей оказалась подобием огромной шахматной доски. – Так ты мне зубы заговаривал, пока она таскала матрасы?

– Это был план Бэ, – Алекс еще надеялся загладить ситуацию, – но он не понадобился.

– И никакого романа нет?

– Очень даже есть, я сейчас редакти…

– По-вашему, я настолько чокнутый, что спрыгнул бы с крыши? – Фил выпрямился, как мог. Сейчас он был по-настоящему оскорблён. – Я бы выбрал что-нибудь поэстетичнее!

– Нет, они тебя мало знают и совсем не доверяют, – сообщила, эффектно появляясь на крыше, Рика. Хотя она явно тоже лезла по лестнице вверх, она сделала это как-то бесшумно. – Филипп вовсе не собирался прыгать вниз, – снисходительно пояснила она Алексу. – Мы договорились встретиться тут, в нашем укромном месте, посмотреть вдвоем на звезды. Мы так всегда делаем, когда в душе раздрай. Ладно, Филипп, пойдем, тут стало как-то многолюдно, – и осуждающе поведя плечом, она взяла его за руку и повела к лестнице, вот так легко и просто.

Когда они уже спустились вниз, Фил сказал Селесте своим четким голосом:

– Если я снова вас тут увижу, то добьюсь судебного запрета приближаться ко мне ближе чем на сто футов!

– Даже мне? – оскорбилась Селеста.

– Особенно тебе!

– Но я же твоя сестра.

– Я докажу, что ты социально опасна.

Селеста немедленно взвилась:

– Кто бы говорил, пациент психушки! – Не сказать, что она не беспокоилась за брата, но злилась на него сильнее. – Думаешь, у тебя самые большие в мире проблемы?

– Я этого никогда не говорил, – повернувшись, Фил хотел еще что-то добавить, но Селеста уже разошлась.

– Я сбежала уже со второго свидания, которое могло бы стать лучшим!

– Если я прав и ты иллюзия, то вряд ли ты испытываешь слишком уж много эмоций.

– Ну я-то ладно, а вот у мамы прибавилось седых волос, и уверена, она плачет, когда никто не видит, а папа выкладывает кругленькую сумму за эту богадельню.

– Я не просил…

– А главное, спускает тебе все выкрутасы! Он спустил на тормозах и прошлую твою историю, хотя другой давно бы уже вычеркнул тебя из души и завещания! А он молчит, даже клинику эту выбрали, потому что она приватная, и есть шанс оставить твоё имя незапятнанным на будущее.

– Я сам разберусь со своим будущим.

– А Алекс вообще на флаг порвался, проник в эту занюханную клинику, общается с психами – вместо того чтобы нормально репетировать! Ведь послезавтра начинается новый сезон.

– Уже послезавтра? – переспросил Фил, остановившись. Он как-то совершенно забыл про работу – просто вылетело из головы.

– Они тебе просто врут, – промурлыкала Рика, – заговаривают зубы, чтобы стащить с крыши. Как это оскорбительно, как нецивилизованно! Надо еще разобраться, кто здесь действительно псих. Пойдем искать другое место? – В ее задушевном голосе прорезались явно театральные интонации, но Фил ничего не замечал. – А то это уже осквернили своими фейками.

И Фил поверил ей и пошел вместе с ней. И когда они скрылись за зарослями рябины по дорожке к главному корпусу, Селеста посмотрела вверх на крышу и сказала с обидой Алексу:

– Ну как с ним можно поговорить по душам, а? Эта семейка скоро и меня сведет с ума. В кои-то веки желала брату добра…

– Радуйся, что у тебя вообще есть родственники, – в сердцах сказал Алекс.

– Мы как-то не нашли твоих родных, – произнесла она уже тише.

– Давай в другой раз это обсудим, – предложил Алекс. В любом случае было бы неудобно рассказывать эту историю с крыши.  – А ты знаешь какого-нибудь мистера Эймса? – Пожалуй, он мог задать этот вопрос немного пораньше.

– Забавная фамилия, что-то знакомое, – Селеста помолчала, вспоминая. – Вроде бы он так звал своего зайца, но я не уверена.

Алекс подумал, что, пожалуй, действительно недооценил масштаб проблемы. И вот теперь случился мат. Второй провал подряд. Алекс впервые задумался, что, может, его собственный мозг не в такой уж и норме.

Глава

– Лорд Сноудон отдельно просил подчеркнуть, мистер Воронцов, зная вашу настойчивость. Он просил передать, делал все возможное, чтобы выполнить свои обязательства, и если сделал недостаточно, то очень сожалеет, но больше ничем помочь не в состоянии и потому считает коммуникации завершёнными. Надеюсь, эта мысль изложена достаточно ясно?

Еще никто настолько неучтиво не указывал ему на навязчивость, но тут уж ничего не поделаешь – сам подставился.

Алекс поднялся, выпрямляясь:

– Более чем. Мы найдем выход сами, не беспокойтесь.

– И что, мы просто возьмем и уедем домой? – мрачно спросила за воротами Селеста. Она успела уже войти во вкус в деле спасения брата от него самого.

– У тебя есть другие варианты? – Алекс остановился на остановке, вытаскивая телефон, чтобы вызвать такси.

– Я приехала сюда, упустив, наверное, лучшее свидание в жизни, и я не допущу, чтобы это было зря!

– Все ходы, которые я знал, для нас перекрыты, ночевать тоже негде.

– Мы могли бы остановиться в соседнем здании! – она уже не хотела так просто отступать.

– Селеста, здесь нет никаких соседних зданий.

Может, это с его стороны действительно паническое преувеличение. Просто личный необоснованный страх. Может, вмешательство и не вызовет никаких необратимых последствий, если оно малоинвазивное? В любом случае другого выхода, похоже, не оставалось, кроме как смириться.

– Тогда на дереве, – стояла на своем она.

– На каком еще дереве?

– На каком-нибудь большом и высоком. Вон в том парке. Всегда мечтала понаблюдать с дерева!

– Понаблюдать за чем?

– За той стервой, конечно. Видал, как она смотрела на Фила? Уверена, она в скором времени что-нибудь выкинет, и тогда… – Селеста наткнулась на его взгляд. – Понимаю, у тебя скоро съемки, но один-то день у нас еще есть!

– Я просто не представляю, что тут можно еще сделать.

– Всегда есть еще какие-нибудь варианты…– похоже, упертость была у Сноудонов в крови.

– Здесь нет, – отрезал он и открыл приложение убер.

– Теперь я тоже вижу, мы никак не можем оставить его в этом месте.

– Фил ясно дал понять, что не нуждается в помощи, – сказал Алекс с досадой.

– Да что ты его слушаешь? Он же сейчас не в себе. А когда был в себе, он так просто не сдавался, – со значением добавила Селеста.

– Но Фил и правда имеет право на свое решение, – помолчав, сказал Алекс.

– Имеет, – кивнула Селеста, – а мы имеем полное право его от этого решения уберечь. А иначе в чем смысл быть близкими людьми? Я тогда на такое не подписываюсь.

– Я все-таки не вижу, что еще можно сделать. – Алекс убрал телефон в карман. – Фил же напишет на нас заявление.

– Во-первых, он больше на меня разозлился, а во-вторых, мы можем просто понаблюдать, – осторожно сказала Селеста.

– Но чтобы окончательно вступить в мой библиотечный кружок, нужно пройти одно испытание.

– Я готов, – кивнул Фил. Он был благодарен, что хотя бы она ему доверяла, и готов был на многое, чтобы доказать свою надежность. – А что за испытание?

– Оно не опасное, – сразу заверила она. – Хочу совместить приятное с полезным и разыграть на завтрашний день солнцестояния один фокус в библиотеке, но сначала нужно порепетировать. А ты мой самый близкий друг здесь, поможешь?

– Без проблем, – сказал Фил, ощущая, что мир снова начал обретать устойчивые границы. По крайней мере туманной зыбкости под ногами стало поменьше.

– За шею? – переспросил Фил. – Но это же опасно.

– Поверь мне, это просто фокус, – она подмигнула. Это была ее идея – представить номер с фокусами на день в честь летнего солнцестояния. – Основная веревка пройдет под плечами, но зрители этого не увидят, ведь она будет скрыта под пиджаком.

– Но у меня нет здесь пиджака.

– Зато у меня есть, – заверила Рика. – Такой с золотыми подлокотниками, так что ты блестяще взлетишь прямо под потолок…

– А приземляться будет не больно?

– Ну, заодно и проверим на прочность нашу реальность. Что нам терять, если она иллюзорна?

С этим Фил не мог поспорить и, пусть без энтузиазма, но согласился подыграть ей в этом фокусе.

В итоге они устроились на очень старом тисе с раскидистой кроной, где отыскалось относительно удобное переплетение веток, в которые можно было уместиться двоим.

Алекс присел, а Селеста стояла, напряженно вглядываясь в корпус три.

– Ага, – с триумфом сказала она, – так и знала, что они не будут сидеть на месте, что она его куда-нибудь потащит. Вышли из ворот. Стерва что-то сказала охраннику, он кивнул. – В клинике это была обычная практика – за пациентами особенно не следили, и днем они расходились куда хотели. Главным условием было вернуться к ужину, к семи. Пошли в нашу сторону. Вошли в парк. Смотрят под ноги, так что нас не заметят. Идут. Вышли на полянку тут рядом. Остановились у большого дуба. Стерва вынимает какие-то тряпки из своего рюкзачка, всякие вещи, веревки… Фокусы, что ли, будет показывать? Теперь лезут на дерево. Залезли на нижнюю ветку. Так-то  она, хоть и нижняя, а на высоте с даблдеккер. Ого, надевает Филу на голову какой-то венок из веток. В друидов, видно, играют. – Под равномерное описание Селестой различных действий Алекса неодолимо потянуло в сон. Ночью он почти не спал, и сейчас во всем теле была неприятная слабость. – Теперь продевает ему между плеч какую-то веревку. А вторую – вокруг шеи. А сейчас подрезала первую…

– Фак, – всю дремоту с Алекса немедленно сдуло. Рывком поднявшись и глянув в ту сторону, куда смотрела Селеста, он в пару прыжком соскочил с тиса, оставив ее в одиночестве на их наблюдательном пункте.

Когда Фил спрыгнул с толстой ветки, Алекс был уже на поляне. Рика отступила на задний план, но он на нее и не смотрел. На бегу достав бумеранг и прицелившись, он метнул в веревку, и стальной полукруг, сделав дело, вернулся в раскрытую ладонь. Подбежав к Филу, он лезвием срезал на его шее тугой узел. Все произошло за считаные секунды, шея осталась цела и ни один позвонок не пострадал, но Фил все равно выгибался, дергаясь и держась за горло, и не мог вдохнуть воздух. Как будто уже перешёл в какую-то другую реальность, где в самый страшный миг остался один и сейчас висел на том дереве, без надежды на спасение. А может, это они с Селестой окончательно перешли для него в разряд фантомов?

Рики нигде уже не было видно, на полянке валялись тряпки и ветки.

Алекс пытался снять спазм вручную, но ни спазма, ни судороги тоже не было – было лишь чистое убеждение, как будто Рика закляла его словами.

– Фил, у тебя просто приступ, нужно расслабиться и вдохнуть, давай на счет три!

– Не могу, – прошептал Фил, – кто-то держит за горло…

– Здесь никого нет, поверь, просто не паникуй, дыши глубже! – Ему нужно было всего лишь немного расслабиться и отвлечься, но как раз это всегда самое трудное. Алекс старался не думать о том, что будет, если Фил не послушает. Нелепо было даже допустить мысль, что Фил не вдохнет.

– Не могу… держит… Генти…

Селеста тоже подбежала и сдавленно охнула.  Фила выгнуло в дугу, губы посинели, а лицо побелело так, что на лбу тоже стали проявляться веснушки.

– Беги за врачами, – кратко сказал ей Алекс, но сам же понял, что дорога туда и обратно займет не меньше двадцати минут, –  то есть звони на пост, тут должно уже ловить, нужна седация. – Он быстро продиктовал ей номер.

Селеста принялась звонить, немного ободренная тем, что у неё появилось дело.

А лицо у Фила стало неуловимо меняться, становиться иным, Алекс уже видел такое однажды. Уходил самый близкий человек, а Алекс тупо ничего не мог придумать. Видимо, его мозг больше не был способен соображать в авральном режиме. На этот раз он ошибся действительно критично и без помощи Фила не видел вообще никакого выхода. Он не мог удержать человека на краю, мог только попросить.

– Это недалеко, – торопливо говорила Селеста в телефон, – в парке за забором, минут десять идти, нужен седативный укол, или успокаивающий, или противосудорожное, а лучше всё вместе. Мы на друидской полянке. Что? Купите карту! Я же не виновата, что вы не знаете, где у вас друидская полянка!

К Филу протянулся слабый луч, и Алекс невольно оглянулся. Наверно, он бы не увидел, если бы уже не был там, но вот оно выплыло, далекое облако на другом конце луча с едва различимым на солнце очертанием летучего города. Неясно, увидел ли это Фил, но он, дернувшись, слабо потянулся вверх.

– Крокус, – глухой скороговоркой произнес Алекс. Он сказал это слово – и небо не рухнуло на землю. – Моя семья… Погибли в теракте, – он все-таки выговорил это. В первый раз сказал это вслух. Он как будто давно не вспоминал об этом, и при этом не мог забыть ни на секунду. – Долго собирались на концерт, пошли все вместе, я тоже должен был, но возникла срочная работа… – Алекс давно сросся со своей болью и никогда не называл ее по имени, привык хвататься за что угодно – слишком многое – и не показываться никому без брони иронии. – И когда на Лестер-сквер, ну… Пожалуйста, помоги спасти последнего родственника!

В глазах Фила наконец мелькнуло узнавание.

– Выручи ещё разок, – попросил Алекс, – давай вдохнем вместе, на счёт три, три! Раз, два, три!

Фил действительно немного отвлекся, реальный или воображаемый спазм отступил и ему всё же удалось втянуть в себя немного воздуха.

– У тебя получается, слушай мой голос, теперь выдыхай… Давай еще раз. Все нормально, ты дышишь. Ты дышишь, все нормально.

– Здесь работают какие-то неадекватные люди, – сказала Селеста, нажав отбой.

– Мне жаль, – прошептал Фил, сглотнув и раздышавшись.

– Вызывай тогда неотложку, – сказал Селесте Алекс. Он ощущал себя сейчас словно без кожи.

– Не надо, – покачал головой Фил, – мне просто показалось. Я в порядке, сейчас полежу и встану. Значит, послезавтра уже съемки?

– Фил, это не шутки.

– А вдруг сейчас кому-то реально нужна помощь? – тихо сказал Фил. – Пусть лучше к ним успеют.

Селеста хотела было сказать, что ей нравится, как оперативно действует Алекс, и заметьте, никакого кислородного голодания! Но она сумела сдержаться и сказала только, что Фил был не прав и она испытывает в данный момент ужасно много эмоций.

– А вы не видели сейчас ничего необычного? – сказал на это Фил.

– Ты смеешься? – От переживаний Селесте отказала даже знаменитая английская сдержанность. – То есть, по-твоему, вот это вся ситуация обычная?

Алекс мог бы рассказать о проявившемся Городе – но это было слишком уж личное, а он, что бы там ни говорили, уважал чужие границы. Главное, Фила оставили, и впервые с марта 2024-го Алекс ощущал нечто похожее на примирение с жизнью, и тугой узел в груди ослаб.

– Видим, ты наконец вернулся, – сказал он.

Фил улыбнулся слегка смущенно, словно извиняясь за доставленные хлопоты.

– А ты не споешь «Прапорщика О»? Необязательно сейчас, как-нибудь вообще.

– Как-нибудь вообще – обязательно, – кивнул Алекс. Впервые за весь год ему снова захотелось закурить, и чтобы прогнать непрошеный импульс, он немедленно запел под перебор воображаемой гитары: – «Четвертые сутки пылают станицы, горит под ногами донская земля…»

– Я забыл дома свои часы, – спохватился на втором куплете Фил. Их же нужно было иногда носить, чтобы не остановились.

– Ничего, не пропадут, – сказала Селеста. – Что там дальше в песне? – Она, конечно, не разбирала слов, но пел Алекс хорошо, проникновенно.

– Меня куда-то понесло, – Фил провёл рукой по лицу, словно сам удивлялся, как его занесло именно сюда.

– Я знаю, – сказал Алекс. – Давай дальше?

Фил кивнул, и так как песня была долгой, над кронами вековых дубов и буков еще долго разносился лиричный и грустный напев, исполняемый так ясно, мощно и раздольно:

«Поручик Голицын, а может, вернемся, зачем нам, поручик, чужая земля…»

Эпилог

– Наконец-то вы позвали меня с собой в паб, – сказала Селеста, усаживаясь в «Лорде Стенли» за свободный столик. Даже в выражении признательности она ухитрилась вставить пару пенсов недовольства. Они пошли, как обычно, в "Блэкберд".

– Любите вы пристраститься к чему-нибудь одному, – заметил Алекс. – А вот в "Лорде Стенли" в Камдене сегодня выступают двойняшки-иллюзионистки.

– И это говорит человек, которого хотели объявить святым, – прокомментировал Фил. Сегодня он не забыл надеть свои "императорские" часы, и он все-таки сумел выбраться на новый уровень, откуда открывался неплохой вид на будущее, а точнее, это Алекс с Лести вытянули его из ментальной ловушки. И даже не так важно, что они делали и говорили, они прошли этот путь с ним до конца и даже дальше. До поспешной и несколько скандальной выписки. Родители не стали возражать против его преждевременного возвращения, в основном из-за происшествия с Рикой. Рику нашли вечером, она пряталась в дупле старого дуба, и на следующий день отправили в более закрытую и строгую лечебницу. А когда Фил уже почти собрал все вещи, в его палату проникла Кристиана и попросила передать Алексу его карандашный портрет на простом листе, выполненный из микроциферек. Фил понадеялся только, что это в рамках нормы для подобного места. Сам он наконец перестал жалеть о прошлом (по крайней мере на данный момент), даже о своем пребывании в психушке – в конце концов, надо иногда в жизни поучиться и уму-разуму.

– Ты теперь всю жизнь будешь этим троллить?

– Возможно, и в последующем тоже, – кивнул Фил. Пусть эту идею высказал только один человек, да и то полусумасшедший и бездомный, он, надо признать, умел производить впечатление.

– Тогда я попрошу, чтобы меня назначили покровителем пабов, – сказал Алекс. Он придерживался жизненного принципа «если не можешь чего-то изменить, остаётся только смириться».

– Только сначала загугли, вдруг эта вакансия уже занята, – усмехнулся Фил и вернулся к главной новости: – Так вот, сестра моего однокашника, которая работает в "Пингвине", сказала прислать ей твой роман…

– Хватит уже мне помогать, – сказал Алекс, – это становится неспортивно.

– Я помогаю не тебе, – с достоинством ответил Фил, – твоя вещь – это слово живое, и другие тоже должны иметь возможность его прочитать. – Он ужасно гордился тем, что прочитал её первым. Алекс хотел сказать, что это лучшая рецензия из всех возможных, но не успел.

– И потом, – добавила Селеста, – мы уже как-то привыкли к твоей курносой физиономии.

– Ты давно ни с кем не знакомилась, – напомнил Фил. – Может, попробуешь в пабе?

– А мне надоели одноразовые интрижки, – легко сообщила она и мельком глянула на Алекса. – Я лучше теперь подожду рыбу покрупнее.

– Таков путь, – сказал Алекс.

– Ты процитировал "Мандалорца"? – удивилась Селеста.

– Современные сериалы оказывает бесспорное влияние на состояние умов, – отозвался Алекс, – и игнорировать этот факт было бы узколобо.

– А мистер Эймс говорит… – Фил замолчал под их взглядами. И выдержав драматическую паузу, рассмеялся: – Да шучу. Видели бы вы свои лица!

Селеста сказала, что ее нервы и так уже на пределе, без глупых шуточек.

– Сочувствую по поводу твоей семьи, – снова сказал Фил.

– Я уже пережил, – кратко ответил Алекс. Что характерно, пережил тоже в основном с помощью Сноудонов.

– Если захочешь когда-нибудь об этом поговорить…

– Да, я буду иметь в виду. – И чтобы смягчить последнюю реплику, Алекс добавил: – Разве, может, осталось что-то вроде невроза или гиперконтроля – не знаю точно, я не разбирался.

– Но в итоге ты оказался прав, – признал Фил, – не стоило мне туда ехать и подсаживаться на таблетки. А хирург сказал, что так и думал, что я передумаю. Одного не понимаю, откуда он знал о тебе с твоей упертостью?

– Кто бы говорил об упертости, – заметила Селеста.

– Да, – вспомнил Фил, – а что за родственнику нужно помочь?

– Что? – переспросил Алекс.

– Помочь или найти? – Фил не помнил точную фразу, слишком тогда шумело в ушах. – В общем, я готов к поискам, но нужно больше информации. Кстати, ты не относишься к морганатической ветви рода графов Воронцовых?

– Не надо искать, он уже в порядке, – сказал Алекс.

– Постой, ты еще сказал про Лестер-сквер, – дошло вдруг до Фила. – Ты имел в виду побратимство? Это я, получается, твой единственный родственник?..

Селеста с любопытством на него посмотрела. Она как раз говорила тогда со старшей сестрой и ничего не слышала. И еще можно было свести все к шутке – это вышло бы не так глупо и неуместно. Ведь самоуважение, как говорил отец, единственная вещь, которую у тебя никто не сможет отнять, если только сам не отдашь. Алекс хотел сказать, что Филу это лишь показалось, когда вспомнил про город в облаках. Он был реальным – насколько, конечно, может быть реальным облачный город. Возможно, это тот редкий случай, когда иронизировать не стоило? Не то чтобы он думал, будто там не поймут иронию, просто как-то не хотелось проверять. Пусть на сей раз он не отобьет подачу, пусть даже навсегда останется ноль-один, но в конце концов, когда что-то добровольно отдаешь, в некоторых мирах это не считается потерей. И что с того, если Фил теперь вечно будет над ним подшучивать? Главное, чтобы больше не пытался себя перекроить. Алекс стоически кивнул:

– Типа того.

– Надо же, а я уже начал искать по фамилии, – сказал Фил. Простор для троллинга сейчас открывался почти неограниченный, от русского панибратства до навязчивости простолюдинов, но он только спросил: – А это ничего, что я лежал в психушке?

– Ничего, там было еще много умных людей, – улыбнулся Алекс. И подумал, что побратимство как веревка, если один шагает в пропасть, то и другой за ним, но не стоит раньше времени отчаиваться, ведь это же работает и в обратном направлении. Однако это было, пожалуй, слишком пафосно, чтобы произносить вслух.

– Если я твой единственный родственник, – продолжил Фил неуверенно, – получается, я тебе всех ближе?

– О нет, – сказала Селеста и пошла за новым заказом.

– Почти, – вынужден был признать Алекс.

– У тебя есть еще родня?

– Нет, но есть одна девушка.

– Анастасия? – сразу догадался Фил.

– Да, Настя, – не стал скрывать и это Алекс.

– Она красотка, – одобрительно кивнул Фил.

– Почему-то все сразу же это замечают.

– И еще отзывчивая. – Это замечали уже далеко не все, но Фил был и наблюдательнее многих. – Как у вас с ней?

– Ничего особенного, просто сошлись и разошлись, – кратко ответил Алекс.

– Может, вы еще снова сойдетесь? – осторожно предположил Фил.

– Маловероятно. Она, может, вернется в Россию. – И насколько он знает женщин, вряд ли она скоро простит, что Алекс с ней не поехал.

– Но там же полно мафии! – Поймав взгляд Алекса, Фил пояснил: – Я подумал, над этим уже можно иронизировать. Так значит, я на втором месте?

– Типа того.

– Но как же так вышло, ведь я англичанин и интроверт?

– Есть такое явление – парадокс, – вздохнул Алекс. Они сидели у окна, и на здании напротив недавно развернули огромный постер «Большого знака» с их профилями.

– А что бы ты как родственник написал в некрологе, если бы та воображаемая рука меня все-таки придушила? – не успокаивался Фил. Но по крайней мере он уже мог над этим иронизировать.

– Я бы написал, как ценил то, что ты никогда не говорил об отношениях, – с чуть заметной усмешкой ответил Алекс.

– Что-то маловато для панегирика, – сказал Фил с сомнением.

– И еще что ты никогда меня не подводил.

– Но, – произнес Фил неуверенно, – а тот случай…

– Никогда, – твердо повторил Алекс.

Фил улыбнулся благодарно и гордо:

– Аналогично.

Хотя Алекс знал, что на этот раз едва не облажался, он не стал спорить, а не то разговор про отношения можно было продолжать бесконечно, а у него были на будущее другие планы. И, снова глянув в окно на постер, он решил озвучить часть из них: – Я в эти праздники хочу съездить в Москву. Лида давно обижается, да и с другими знакомыми ребятами встретиться.

– Можно я с тобой? – спросил Фил. – Давно хотел попасть в Большой, но я не очень-то ориентируюсь по картам. Как-то хотел доехать до Блэквуда, а приехал в Бектон. Опять же, как бы не нарваться на мафию…

– Да, Фил, я буду рядом.

Селеста возвращалась, балансируя с подносом. Она взяла ещё и орешки, но забыла «фиш-энд-чипс». Глядя на нее, Алекс вспомнил, что так и не поблагодарил её толком за помощь.

– Ты думаешь о том же? – шепнул он.

– Да, она взяла не все, – отозвался Фил.

– И это тоже, да, – кивнул Алекс и сказал Селесте: – Лести, как ты относишься к визиту в Москву?

– Это такой новый паб? – уточнила Селеста, осторожно садясь.

– Нет, это такой старый город.

– А там случаем не едят на завтрак английских аристократок? – поинтересовалась она. Она как раз недавно дочитала по его совету «Ход королевы» Трэвиса. – Хотя, я в любом случае рискну. Не могу упустить такую авантюру, я в деле!

– И ты даже не спросишь, что мы там будем делать?

– Ну в любом случае что-то нескучное. Только Филу надо успеть забрать паспорт у мамы, – предупредила она.

– Успеется, – легко сказал Фил. Он уже предвкушал лучшие праздники, и жизнь снова стала простой ясной в этой единственной и верной реальности.

– Не так важно, приняли ли меня хозяева, – сказал Алекс по дороге к особняку в Кенсингтоне, – ваш дворецкий – вот кто на самом деле решает, кто будет принят в доме.

– У родителей мажордом.

– Без разницы. Нет больших снобов, чем английские слуги, – заметил Алекс. Он знал золотое правило: чем лучше воспитание, тем проще обхождение. – Например, лакей Эдуарда Восьмого подал в отставку, когда принес по заказу два бокала к бассейну и увидел, что Эдуард красит ноги на ногах Уоллис Симпсон.

– Ты это тоже из книг узнал? – поинтересовался Фил.

– От Дебби. Так что, если тебя приняли слуги – считай дело в шляпе.

Родители Фила жили в трехэтажном старинном особняке в Южном Кенсингтоне, в шаговой доступности от музея Виктории и Альберта, Музея естественной истории, Альберт-холла и «Хэрродса».

– Привет, Томас, – сказал Фил, когда мажордом открыл им двери.

– Добрый день, – поздоровался мастер Александер с верной пропорцией достоинства, сдержанности и доброжелательности. Он был одет в точном соответствии с местом и временем, ни прибавить ни убавить. (Алекс заехал домой переодеться.) Стиль можно было бы назвать безупречным, если бы не красный вязаный шарф со снежинками и часы «Победа». Шарф настолько не вписывался в образ, что просто не мог быть следствием невнимательности, – даже молодой Филипп заметил бы разностилье. А то, что прощаешь сыну хозяйки с его хаосом в одежде, никогда не спустишь человеку другого круга. Томас служил здесь уже четверть века и вполне мог позволить себе и осуждение, но тут сам мастер разрешил его сомнения.

– Это рождественский подарок, – пояснил он с нужной степенью внимательности и беспечности, и Томас, растаяв, позволил себе улыбку-для-хороших-гостей и широко отворил дверь. Похоже, только сейчас Алекс приобрел еще одного приятеля. Хотя пусть у него были толпы знакомых разной степени близости, подумал Фил, но ведь ни с кем прежде он не делился ни своим романом, ни бедой. Теперь Фил чувствовал себя куда бодрее, потому что в клинике, прямо на пороге ухода все же сумел нащупать невидимую дверцу из лабиринта. И сразу же скакнул на другой… уровень? Ступень? В общем, если уйти от образа иерархической лестницы, то место, откуда легче видны косяки прошлого, но нет уже яростного стремления грызть себя за них, уничтожать настоящее и просто долго смотреть, а поворачиваешься лицом к будущему и смотришь туда уже с большей надеждой. То есть, наверно, это Алекс его туда втащил – одной фразой, одним напряжением воли как-то вытащил из ментальной ловушки.

В доме родителей Фила господствовал «английский стиль» ^тм, строгий и классический, с явным влиянием чиппендейловского, хотя и в более современном варианте: прямоугольные остекленные шкафы с коллекциями книг и ваз, похожих на греческие амфоры в сине-белых цветах, гладко окрашенные потолки и паркет на полу, изумрудно-зеленые обои той же марки Морриса, на которых были развешаны семейные фотографии в рамках темного дерева, стулья из красного дерева с прорезной жесткой спинкой. На полу – брюссельский ковер из медных листьев на фоне зелени. Над мраморным камином висело зеркало Чиппендейла в бело-золотых тонах.

– Значит, мистер Александер, вы тоже стали актером? – начала светский разговор за столом леди Сноудон. Она отметила про себя, что русский тоже умеет улыбаться.

– Скорее поющим актером, – поправил Алекс.

– Не могли бы вы тогда повторить ту песню, что уже исполняли у нас? – сама попросила она. Как будто знала о готовящемся перфомансе. – В прошлый раз я расслышала не все слова.

– Алекс никогда не поет на заказ, – шепнул ей Фил.

– Не учите меня общаться с русскими, молодой человек, – ответила она. – Я была в Москве, когда тебя еще в проекте не было.

– Ты об этом не рассказывала, – заметил Фил, с аппетитом поедая индейку.

– Вот сейчас рассказываю.

– Эта песня мрачновата, – сказал Алекс, – не особо подходит для Рождества. Есть другая, повеселее. Про клоунов.

И запел под минусовку из телефона по-русски «Куда уехал цирк»².

И конечно, Алекс был бы не Алекс, если б не успел раздобыть где-то бумажных голубей, цилиндр и конфетти. Даже умудрился пригласить бабулю на танец в проигрыше. Та хоть и проворчала:

– Я слишком стара для всего этого, – но встала с места.

– Вы еще меня переживете, – подмигнул он.

– Сплюньте, молодой человек, – отозвалась бабуля.

А Алекс был в своем репертуаре, то есть блистал, полностью завладев вниманием публики. И во время перекура лорд Сноудон в знак расположения предложил показать ему библиотеку.

В библиотеке, которую лорд назвал душой дома, как будто смешались разные века. Двери были старинные – двустворчатые и деревянные. Вместо камина там осталась лишь каминная полка: сам камин замуровали, когда в Лондоне запретили топить углем во избежание смога. Из значимых деталей присутствовали часы эпохи Регентства, табуретка викторианской эпохи с цветочным орнаментом, пара масляных ламп с темно-зелеными абажурами и резные вещицы из липы конца 17 века в манере Гринлинга Гиббонса.

Несколько стульев были обиты бледно-зеленой тканью и украшены монограммой рода: буква «S» в окружении вензелей. Еще пара кресел были обиты серым бархатом с бахромой.

После первой настольной игры (нужно было подставить слова с одной карточки в пробелы на другой, и выигрывал тот, чей вариант признавали смешнее всего) Алекс наконец-то сумел уделить внимание и фамильной индейке.

– Приятного аппетита, – как раз в этот момент к Алексу подсел Джордж, – я слышал, Селеста сказала, что вы завтра летите в Москву. Ну Селеста ладно, она всегда была легкомысленной, а Филипп сегодня даже свой паспорт забрал. Странно как-то.

– Отчего же?

– Филипп даже не во всем Большом Лондоне бывал.

– Уже во всем, – заверил его Алекс, не отрываясь от индейки.

– Ясно. Понятно. У меня один знакомый из Ми-5 начал наводить справки после тех его речей на суде – уж не завербовала ли его ФСБ? – Судя по знакомствам, Джордж был не так-то прост. – Леди Сноудон сказала, что он в детстве так же привязывался к игрушкам, и выбросить какого-то старого тряпичного зайца было целой проблемой.

– В любом случае не стоит отбирать игрушки у детей, – заметил Алекс.

– А все же, если не секрет, какие у вас отношения?

– Братские, – так же невозмутимо ответил Алекс. У него ушло много времени, чтобы это принять, но он все-таки принял.

– А леди Сноудон знает? – растерянно уточнил Джордж.

– Думаю, догадывается, – кивнул Алекс.

Доев порцию, он откинулся на спинку кресла и на секунду прикрыл глаза. Он вовсе не собирался дремать или спать, завтра ранний вылет, и нужно успеть собрать вещи. Еще какая-то проблема с Ми-5 нарисовалась, надо бы выяснить у Джорджа, насколько это серьезно? А перед глазами уже проносились картины летучего города и звучала нежная ненавязчивая мелодия – верный признак приближающегося сна.

Праздник у Эммы, Фил просить помочь с провенансом

Потом идет, Генти, Филова «месть»

Психбольница, башня, трос

Эпилог

Паб, в доме у Фила.

Все подробности состояния Алекса вставить, если есть ирония или они что-то значат.

Скажи, что шутишь

Фил, даже если бы ты бросил часы сразу, Генти все равно тянул бы время. Он мастер давления, потому и занял свое место.

– И я

3 часть

Начало со звонка Селесты

До эпилога в доме Фила

2 часть

Начало с реан-ции

Конец – вечеринка в честь Фила, его звонок

1 часть

Мне нужны эти,

Из Алекса вылилась вода

Маленький Джон:

– Вы заметили, какие хорошие погоды?

2 часть. Большой шаг

Едва в государственной клинике Гринвича удалось стабилизировать сердцебиение Алекса, Фил связался с отцом. Дело шло к ночи, он мало на что рассчитывал, уже с трудом соображал и, наверно, пару раз назвал себя убийцей или всхлипнул. Но в ответ на эту сбивчивую маловразумительную просьбу отец проявил вдруг редкое понимание – организовал перевозку Алекса в частную Лондонскую клинику в центре, где оборудование на порядок было лучше и новее. Правда, обычный реанимобиль врачи забраковали, признав состояние Алекса малотранспортабельным, однако на вертолет санавиации в итоге дали добро.

На второй день в клинике врачам удалось снизить внутричерепное давление Алекса без трепанации и предупредить отек мозга, но он по-прежнему был без сознания.

 И хотя Фил дал подробное описание всех действующих лиц произошедшей драмы и даже некоторых из тех, что сидели "на галерке", прошёл день, другой, третий – а полиция никого еще не арестовала.

– Проводятся необходимые разыскные действия, – устало повторяла дежурный сержант в ответ на его звонки с расспросами.

Тогда Фил отправился к однокласснику, работавшему редактором "Мирроу",  и рассказал основные факты. За некоторыми исключениями, конечно, – всей правды он не мог пока рассказать никому. Одноклассник обещал выход статьи на следующий же день, но и через день она не вышла, зато Фила к себе вызвал отец. Одноклассник был также и сыном его приятеля.

Полицейские делают все необходимое, сообщил отец. Так же как и врачи, добавил он веско, и Филу не стоит встревать. Во-первых, чтобы не спугнуть преступников.

Фил попытался возразить, что их нужно ловить по горячим следам, пока не успели свалить за границу.

А во-вторых, не слушая, добавил отец, не стоит скандализировать фамилию Сноудон без крайней нужды.

"Без крайней нужды" – это был эвфемизм для сочетания "еще больше скандализировать". Ведь роль его, Фила, во всей этой истории тоже была неоднозначна – дочитал Фил в его взгляде. И именно сейчас ничем не мог возразить. Фил был ему обязан – лечение в клинике проводилось полностью за счет отца.  И еще одно – это повисло в воздухе, но это могло повредить и политической карьере отца, и удачному замужеству Селесты. Не стоило бросать тень на всю семью лишь из-за одного идеалистического убеждения, что каждое преступление обязательно должно быть наказано.

До суда может так и не дойти, добавил отец неуловимо жестче, ведь прямых доказательств нет, кроме его, Филовых слов, а они могут быть сочтены предвзятыми. Очевидно, отец, как и многие, не верил, что Алекс тоже сможет когда-нибудь свидетельствовать. И Фил расшифровывал до конца и эту мысль (он проявлял сегодня удивительную догадливость): на суде неоднозначного свидетеля хороший адвокат вполне могут перевести в разряд подозреваемых. Особенно с учетом того, что Фил сам себя подставил, крикнув по телефону в Гринвичской больнице, что это он убийца, – и кто-то из персонала, конечно же, это услышал. И суд присяжных может стать катастрофой, ведь в обществе до сих пор относятся к знати с некоторым предубеждением.

При самом неблагоприятном развитии событий срок Филу, может, дадут и небольшой, но какой будет скандал! Какой катастрофический урон для семьи. Нет, следствие ни в коем случае не стоило подгонять, как и давать подробные интервью. Никогда не жалуйся, ничего не объясняй – это принцип действовал не только для королевской семьи, но и шире, для всех аристократов.

Фил не спросил, сколько средств у отца займёт замять эту историю, учитывая, что скандал уже начал подниматься, а слухи проникать не только в актёрскую среду, но и уже в высшие слои – правда, пока ещё осторожно, намёками, а отец не стал рассказывать. Он тоже не очень-то любил жаловаться.

Получалось, человек тяжело пострадал, а это дело собирались просто замять. Фил молча кивнул, соглашаясь с отцом, а про себя думал лишь об одном: достанет ли у него ресурсов восстановить справедливость за свой счёт.

Часть 2

Пролог

Алекс уже какое-то время шел по лабиринту из высокой зеленой живой изгороди, так что и не перепрыгнешь, и кое-где на поворотах над изгородью веют часы, просто так в воздухе, без поддержки. Часы были самые разные, некоторые наручные на ремешке, а некоторые карманные на цепочке, причем цепочки из золота, серебра и бронзы уходили куда-то бесконечно вверх. Некоторые были даже знакомы, но он сейчас не помнил их по названиям. Периодически они начинали громко бить, и сразу после этого проявлялись словно ниоткуда обрывки речей и разговоров. Воздух здесь был какой-то разреженный, как в горах, и при этом суховатый, так что иногда слегка кружилась голова и приходилось дышать через рот, потому что нос частенько закладывало.

 Алекс не знал, сколько уже прошло времени и наступила ли ночь. Здесь было какое-то искусственное ровное освещение. Здесь явно был кто-то еще, какие-то миниатюрные обитатели – то кто-то подует в шее, то легко коснется невесомыми крылышками лица, раздавалось какое-то слабенькое щебетание – но у него никак не получалось их увидеть.

Тут до него вдруг донесся разгневанный голос Эллы – похоже, она с кем-то выясняла отношения.

– Слушайте, док, когда я уезжала, с ним все было в порядке, – с явным наездом сказала она.

– Боюсь, на вашего друга было совершено нападение, – ответил неведомый док. – Его некоторое время удерживали под водой. И прежде чем подоспела помощь, его мозг успел пострадать от гипоксии. Мы делаем все возможное, но ему нужно время.

Элла помолчала.

– Кто удерживал?

– Ведётся следствие, уверен, виновные будут наказаны.

– А вы еще долго будете держать его на аппарате?

– Его дыхательные пути все еще в опасности, – ответил врач. – После тяжелых травм мозг иногда может забывать, как дышать или глотать, но ему просто нужно немного больше времени на восстановление.

– Погибшие клетки ведь не восстановятся? – уже тише спросила Элла.

Но доктор не терял оптимизма:

– Зато их вполне могут заменить коллеги. Мы ведь до сих пор не знаем всех возможностей мозга, он может быть удивительно пластичен и адаптивен.

Алекс свернул за очередной поворот, и голоса резко стихли, зато вместо часов на углу образовался старинный патефон, и из него с характерным потрескиванием полился вдруг Настин голос. Она запела неожиданно "Герой не моего романа"³, и Алекс даже остановился, завороженно вслушиваясь в ее дивное исполнение. Он так привык уже гнать любые мысли о ней, но эта внезапная песня застала врасплох, и вместе с ней с размаху догнало осознание, как сильно ее не хватало все эти годы.

Песня, однако, недоиграла до конца и внезапно оборвалась, уступив место обрывку следующего диалога, на сей раз на редкость странным – будто прямиком из сериала.

Алекс узнал поставленный голос Фила:

– Слышал, что было с Ринором и Энвером?

– Они пропали, – ответил какой-то незнакомый парень с резким албанским акцентом.

– То-то.

– Но я еще слишком молод, – с возмущением сказал парень.

– Алекс тоже молод.

– Я моложе его, и у меня, между прочим, большой потенциал!

– У него тоже много талантов, – безучастно ответил Фил. – И вы его не пощадили.

– Да я вообще ничего не сделал!

– Вот именно, – сказал Фил, – просто смотрел. Вы, вся банда, просто смотрели. Мог бы помочь, но своя шкуру дороже, да, как видишь, ты ее все равно не сберег.

– Ты не решишься!

– А куда, как ты думаешь, делся Далмат? – Тут послышался звук вздёргиваемого курка. – Да и Энвер с Ринором так же молили о пощаде.

– Русский бы с этим не согласился! – отчаянно крикнул парень.

– Да, но вы лишили его голоса, – чуть приглушенным тоном сказал Фил. – Но тебе, Луан, если поможешь выследить Генти, я оставлю возможность самостоятельно есть и говорить. Хотя бы чтоб рассказать другим.

Алекс почти побежал, потом снова попытался влезть на ограждение, чтобы хоть так выбраться из лабиринта, но колючки вцеплялись в руки и ноги, будто живые, и не пускали дальше уровня головы. Надо было обязательно предупредить Фила, что он ходит по самому краю, что игры с мафией всегда заканчиваются плохо. Что характерно, у него сейчас ничего не болело – ныл только шрам на запястье.

Глава 1

В Лондонскую клинику – краснокирпичное здание с пуленепробиваемыми стеклами – попасть человеку с улицы совсем непросто. Дебби по крайней мере здесь раньше не бывала. Приемный покой здесь напоминал холл люксового отеля, а палаты сплошь были одноместными.

Вообще-то посещения были разрешены с трёх до четырёх, но главврач был хорошим знакомым отца Фила, и на их с Дебби неурочные присутствия здесь медперсонал закрывал глаза.

Лицо у Алекса было чуть опухшим от лекарств, но по-прежнему красивым, конечно. Его густые волосы обрили для манипуляций с головой, и сейчас на нём была лёгкая медицинская шапочка. Голова была запрокинута на плоской подушке, и в раскрытых губах угадывалось слабое очертание его прежней чуть ироничной улыбки, как будто он сам удивлялся, что оказался здесь. Дебби не удержалась и осторожно, стараясь не задеть трубки, поцеловала сначала верхнюю, потом нижнюю губу. И ощутила лёгкий яблочный привкус, как будто Алекс в своих снах гулял по далёким яблочным садам.

Утром лечащий врач долго проверял его зрачки, и правый глаз остался чуть приотрыт (на левом была гематома от удара золотой цепью), как будто Алекс немного подглядывал за миром во время своих прогулок где-то на изнанке мира.

  Фил услышал слова «мозг поврежден» и с размаху остановился. Он всё надеялся, что вот-вот в Алекса вольют очередную капельницу, и он откроет глаза и отпустит какую-нибудь шутку.

– Главное, – говорил в коридоре доктор отцу, – очень низкая активность мозга. Традиционная терапия вряд ли даст нужный эффект, так что просто держать на ИВЛ будет нецелесообразно.

Фил тихо повернулся и пошёл, ссутулившись, обратно по коридору. Хотя он ожидал чего-то подобного, но всё же надеялся на первоклассную английскую медицину. Однако врачи не боги. И он заранее знал ответ отца. Если нецелесообразно, скажет он, то нет особого смысла держать человека на приборах. Отец всегда отличался прагматичным подходом. Значит, нужно было еще ускориться с поисками Генти.

Фил ушел и уже не услышал, как отец задумчиво произнес:

– Что же вы предлагаете?

– Как почти всегда, всё упирается в деньги, – вздохнул его приятель. – Лайф-саппорт, конечно, в нашей клинике тоже недешевое удовольствие, но в последние пару лет появилась методика, главный минус который даже не экспериментальность, а стоимость…

– Пришли счёт, – решил граф, – если можно попробовать, давай рискнем.

Эта была какая-то мутная, сомнительная история, и он не хотел бы, чтобы в будущем имя его сына трепали в связи с ней. А если пострадавший выживет, то и история не так ярко запомнится и канет в Лету, вытесненная новыми сенсациями или проблемами.

Фил шел по коридору, пытаясь найти выход и увязая в мыслях все глубже. Зная прагматичность отца, если надежды нет, то отключение Алекса от приборов – всего лишь вопрос времени. Однако даже отец сперва с ним поговорит, а до этого будет долго думать, подбирая слова. Значит, времени, чтобы вытащить из-под земли Генти, остается совсем мало – может даже, меньше двух недель.

Раймс оказался незаменимым помощником. Он был какой-то дальней родней Томаса, и когда Фил осторожно навел у него справки в поисках какого-нибудь отвязного, но неразговорчивого парня, тот без промедления посоветовал именно мальтийца.  Албанцы когда-то вырезали ему язык, и теперь он им, мягко говоря, мало симпатизировал. И исправно искал по всему городу и находил «шестерок» Генти. Надо было поторапливаться, и Фил торопился как мог – каждый день исчезал кто-то из членов банды.

С шестерками вроде Луана Фил разбирался в «предбаннике», как это называли сами сестры, ночью с двенадцати до трех, когда был перерыв между процедурами и переворачиваниями, Слышимость тут была хорошая. Дебби читала Алексу книги, а Фил предпочитал рассказывать свои истории.

    С обычными шестерками вроде Энвера и Ринора Фил разбирался в предбаннике. Филу было плевать на всех шестерок, проклятых трусов, но Генти – другое дело. С Генти он собирался рассчитаться в палате. Конечно, это было не слишком гигиенично, но если скоро приборы отключат – значит, терять уже нечего. Пусть Алекс хотя бы успеет узнать, что отомщен.

Да и Фил хотя бы будет уверен, что живет не зря – он принесет этим несомненную пользу городу и человечеству.

Глава

Иногда, когда никто не видел, Дебби осторожно гладила Алекса по голове, тихонько проводила пальцами по лбу и шепотом просила у здоровых клеток поскорее взять на себя функцию пострадавших коллег, потому что Алекс очень нужен этому миру и конкретно ей, Дебби, со своими шутками и рассказами.

За доказательствами далеко ходить не нужно: людей, желающих навестить его,

оказалось так много, что они записывались заранее, чтобы успеть в промежуток с 15 до 16. Среди них были и совсем малознакомые участники "книжного клуба",  и разнообразные бармены, бариста, завсегдатаи «Конкрита» и даже польские строители – видимо, у них было своё сарафанное радио.

Причём далеко не все вообще были в курсе, что посещения ограничены. Некоторые вообще появлялись ближе к 8-9 вечера, чтобы помахать Алексу в окошко и с чистой совестью отчалить прочь.

Некоторые посетители гладили его по голове, некоторые даже по ладоням и ступням, но все действовали осторожно, опасаясь навредить. Иногда у Дебби сжималось сердце при мысли о том, что он лежит вот так у всех на обозрении, в таком уязвимом состоянии. Мистер Сноу как-то сказал ей, что, может, лучше ограничить посещения, но Дебби возразила, что такая живая, мощная и тёплая волна человеческого участия просто не может пройти для Алекса бесследно, и воздействие ее наверняка окажется положительным. Дебби была уверена, что Алексу нравились все эти люди, и он наверняка хотел бы с ними поговорить, если бы мог. Возможно, где-то там он улыбается, глядя на них, а хорошие эмоции, как известно, способствуют выздоровлению.

Люди собирались рядом с ним, потому что чувствовали тепло. Алекс как-то умел всего одной-двумя фразами повысить у человека собственной значимости. И пусть сейчас он не мог рассказать ни одной истории, не мог даже ободряюще улыбнуться, люди все равно к нему тянулись. Может, инстинктивно тоже стремясь отдать те крохи тепла, которые сами имели, и даже часто трогали его ладони, пытаясь согреть. А Кэрри вообще сообщила как бы по секрету одному сетевому интернет-изданию: «Вчера я коснулась головой его руки, мне пришла идея для новой книги». Но она была писательницей, а значит, девушкой экзальтированной и с богатой фантазией.

Они хотели, что Алекс просто вернулся и просто был, и тогда бы они спокойно вернулись к своим делам и, как прежде, стали бы обмениваться с ним открытками на праздники.

Правда, как-то под видом посетителей в палату к Алексу проникли папарацци и успели сфотографировать Алекса в его беспомощном состоянии. И позавчера вышла «Дейли монинг» с этим фото Алекса на второй странице и краткой заметкой о том, что знакомый скандально известной семьи Сноудонов и его наследник попали в какие-то разборки с неустановленными пока бандитами, в результате его этот знакомый, Александр В, был доставлен в реанимацию в крайне тяжелом состоянии. Но только Дебби с мистером Сноу решили все-таки ограничить посещения, как на следующий день в палату явилась делегация из детского сада.

Дети даже принесли с собой рисунок – человека с разноцветными волосами. К сожалению, Майя сопливила, поэтому к нему их не пустили, дети прислонили к окошку рисунок. Может, и к лучшему, а не то пришлось бы объяснять, почему у него не видно волос. Детям сложно было объяснить характер его травмы, поэтому Ульяна им сказала, что он много работал и поэтому очень устал, так что ему нужно подольше поспать. А чтобы было нескучно, он во сне поет, поэтому рот и приоткрыт.

 Наученный опытом, на следующий день Юрий пришёл к трём и один с Ульяной. Целый час он рассказывал что-то Алексу из последних событий, а в четыре пришла медсестра.

– Почему нельзя? –  грустно спросил Юрий.

– Ему теперь нужно отдохнуть.

– Так он же и так спит! -

Он был самый старший из детей и видел, что дело хуже, чем им рассказывали.

Начать с того, что Лекс спал весь в трубках и с иголками в ступнях (в тот день как раз решили попробовать повлиять на клетки мозга с помощью сеанса иглотерапии).

Но было и что-то обнадёживающее. Юрий никому не сказал, но ближе к концу, перед самым своим уходом вдруг заметил, что губы Лекса как будто слегка, малозаметно со стороны, но ободряюще улыбаются. Как будто он всё услышал, принял к сведению и таким образом заверил, что всё в итоге наладится. Что он, Лекс, немного отдохнёт от своей работы и станет по-прежнему иногда приходить к ним в сад, а они уж не станут его сильно утомлять, Юрий лично за этим проследит.

 Так что он совсем не пожалел, что пришёл.

  А от иглотерапии было только один эффект – на следующий день пальцы на ногах Алекса стали периодически чуть заметно подёргиваться. Может, Алексу снилось, как он бежит где-то вдалеке, а может, просто беспокоили следы маленьких уколов. Дебби, когда выдавалась возможность, легенько массировала их поглаживала, и к вечеру подёргивания прошли.

Да, хотя он и спал так глубоко, как ни парадоксально, времени на отдых почти не оставалось. Практически все время занимали капельницы, исследования, лечебные мероприятия, уход и посетители.

На пятый день такого плотного режима у Алекса зафиксировали небольшое повышение мозговой активности, и поэтому врачи решили попробовать перевести его на более легкую ИВЛ-аппаратуру. Не только чтобы поберечь гортань, но и чтобы стимулировать здоровые клетки поскорее взять на себя функцию поврежденных.

И почти сразу после этого у Алекса начали разгоняться пульс и сердцебиение. Сделали укол, и пульс удалось почти привести в норму. Однако за день красный огонёк загорался ещё дважды, и на второй раз, ближе к вечеру пришлось сделать уже два укола. Сердцебиение успокоилось, однако взамен Дебби уловила легкое движение его глазных яблок, а вслед за тем этим началось слабое подергивание пальцев на правой ноге, как после злосчастной иглотерапии. А главное, что насторожило Дебби, – его рот под маской судорожно раскрылся, как будто Алексу снова не хватало воздуха, как будто ему снилось, что он опять задыхается в Темзе и нет силы, которая могла бы помочь.

Заметив всю эту активность, она снова пошла за дежурным врачом. Тот ответил, что это хороший знак – значит, новое лечение стало приносить первые результаты и мозговая активность понемногу возрастает, однако вернулся в палату. И очень вовремя – приборы как раз начинали показывать угрожающий рост внутричерепного давления. Очередной укол не принес уже никакого результата, так что Алекса срочно повезли в операционную для «малоинвазивного вмешательства».

Пришлось им с мистером Сноу поволноваться, когда они ждали в холле, и из операционной вдруг выбежала хирургическая медсестра и вернулась с дополнительной ёмкостью донорской крови.

"Ты справишься", – повторял Фил вполголоса, а Дебби просто молилась про себя, но в итоге всё обошлось.

Алекса разрешили навестись снова уже на следующий день. Его голова теперь была замотана бинтами, и все трубки вернули на место. Очевидно, он предпочитал традиционное ИВЛ-оборудование. Ну или, сказал врач, здоровые клетки мозга пока не готовы взять на себя работу поврежденных.

Зато, как заметила Дебби, после вмешательства правый глаз Алекса стал открываться уже больше – почти наполовину. Вечером медсестра его прикрыла, во избежание пересыхания роговицы, но утром после обхода и осмотра зрачков он остался полуоткрытым. Врачи говорили, это хороший знак – возможно, Алекс уже может различать время дня и ночи. С левого же гематома после удара цепью почти сошла, но он по-прежнему был крепко закрыт.

 Подчас Дебби не могла удержаться от мыслей: если… когда Алекс очнется, каким он будет? Сможет ли стать ли вновь собой – сильным, веселым человеком, или это чудо для врачей недостижимо? Где вообще укрывается душа – в сером веществе мозга или же где-то глубже, куда нет хода скальпелю хирурга? И сразу же вслед за этими мыслями накатывала волна гнева и против воли на ум приходили мысли, что будь она в тот вечер на Темзе, она бы не позволила так искалечить Алекса, она бы непременно что-нибудь придумала, чтобы он лежал сейчас здесь в таком беспомощном состоянии.

И хотелось высказать все мистеру Сноу.

 Но она усилием воли каждый раз себя останавливала – в конце концов, злость непродуктивна, гнев сейчас ничему не поможет, а мистер Сноу и так, видно, сильно переживал в себе.

Лишь один раз она его оттолкнула, не смогла совладать с эмоциями. Через два дня после «вмешательства» пульс Алекса снова начал с утра разгоняться, будто снился кошмар. После укола показатели почти пришли в норму, но для подстраховки врачи решили отменить на сегодня посещения, и Дебби самой пришлось объясняться с пришедшими из «Лицеума» актерами, что, конечно, не добавило ей благодушия.

И когда вечером мистер Сноу неожиданно предложил ей в подарок какой-то крутой хронограф из его коллекции, Дебби в сердцах сказала, что глаза бы ее не видели его часов. Он сразу съежился и отошел, а Дебби почти сразу жалела, что сказала резко, могла бы помягче подобрать слова.

Глава

 Генти все ещё не торопился выйти на связь. Приходилось признать очевидное: лидеру группировки было плевать на то, что его люди пропадают. Впрочем, зная Генти, глупо было этому удивляться. Так что через неделю Фил решил выйти в Большой Лондон и поискать его сам.

Алекс помимо самых популярных показывал ему и окраинные пабы, просто для объективности картины, как пояснил он сам. В Дагенхеме, Пэкхеме, Брикстоне и Бектоне. И в «Белой лошади» в Брикстоне обронил между делом: «Если что-то пойдет не так, я предпочел бы скрыться где-нибудь здесь».

Так что Фил теперь ездил по ним, заходил в знакомые пабы и расспрашивал барменов, не слышал ли кто-нибудь о боссе албанской мафии и месте его убежища, однако никто почему-то не слышал. И во время этих широких поисков в голове почему-то крутились строчка «Я знаю, что уйду, но я очнусь, раз надо»⁴ – как будто застряла.

Фил побывал в Лондонском Риверсайде⁵ – Бектоне, в Баркинге и Дагенхеме. Ел там курицу с соусом карри в украшенном гирляндами кафе и пил отвратительный чай. В какой-то момент присел прямо на бордюр перевести дух, и сердобольная прохожая бросила рядом с ним монету. Видимо, он оделся уж слишком неформально. Фил машинально подобрал ее и быстро поднялся, пока его не засекли профессиональные попрошайки. Потом уже ближе к вечеру поехал в «Конкрит» в Шордиче и заметил новый стрит-арт на стене многоэтажки недалеко от паба: шпажист в белом стоит с поднятой шпагой на перистом облаке, рядом валяется пустой красный мешок, словно из-под подарков, а подальше на другом танцуют две балерины в пачках. Еще рядом с ангелом-горбуном, у которого из одежды виднелись кончики крыльев, появилась надпись большими латинскими буквами: «Тихо! Идет репетиция», а снизу еще одна строчка, уже на кириллице: «Тишина! Идет съемка».

Заодно Фил посетил и Хакни, прошелся по той самой Грин-Лейнс неподалеку от Клиссолд-парка, где ему когда-то пытались продать настоящий «Патек» с ненастоящей историей. На следующий день Фил добрался сперва на метро до Брикстона, зашел в «Догстар» на Колдхарбер-лейн и в клуб «Фридж», в котором, как рассказывал Алекс, в свое время играли «The Pet Shop Boys», а потом на электричке доехал и до Пэкхема (тоже находившегося в южной части города, в Саутуорке), выйдя на станции Пэкхем-Рай. И везде спрашивал, спрашивал. У работников пабов, а также кафе, ломбардов и букмекерских контор. И везде было глухо. Люди как будто и не слыхивали ни о каком Генти.

В Брикстоне недалеко у кинотеатра «Ритси», на углу Электрик-лейн⁶ к нему подошли трое крепких мальтийцев и осведомились насчет наличности. Фил протянул им давешнюю монетку и показательно вывернул карманы – больше ничего, мол, нет. (Банковскую карту он предусмотрительно положил в носок.) Да и выглядел он к этому времени, наверно, слегка помятым, потому что один из парней похлопал его по плечу, и Фил с удивлением обнаружил в правом кармане пуховика двадцатку.

Потом в пэкхемском «Пеликане» пара арабов даже предложили ему закурить – и отбиться оказалось не так-то просто, он еле-еле объяснил им, что такое дисплазия (ныне у него отсутствующая).

Фил даже, поднимаясь в метро на эскалаторе, стоял лицом к толпе внизу и опять до рези в глазах вглядывался в расплывающиеся, разномастные, воодушевленные и усталые лица. И да, он разговаривал с бездомными, но никто из них не смог подсказать, где искать Генти. Приходилось признать, что Фил больше не в состоянии продолжать, и свернуть поход в Большой Лондон.

  А еще через день к клинике подошел какой-то маргинальный элемент. Правда, внутрь проникнуть не пытался, а встретил Фила у ступеней краснокирпичного здания, самокритично рассудив, что в палату его всё равно не пустят.

Он крепко взял Фила за лацкан пиджака и пустился в разглагольствования. Разглагольствовать он, очевидно, умел и любил, и сейчас говорил с чувством и толком. Ошибка Фила заключалась в том, что сразу ему не удалось выпутаться, а потом он просто попал под оглушение его речью. Маргинал увлеченно вещал, что у него есть наверху кое-какие связи, и если нужно, он кое с кем поговорит, и Алекса через три года могут признать святым за то лихо, он претерпел от злых людей, за то, что был подвергнут пыткам и кислородному голоданию. За его мучение – пропустить через себя все воды Темзы! Это много, больше, чем может вынести один человек, но ничего, другие святые ему на первых порах помогут. Но нужно, конечно, сначала отключить его от приборов – это не так сложно, как может показаться, надо просто решиться. Ведь смотрите, он претерпевает страдание и сейчас, мучается от иголок. Смотрите на эти шланги, по которым ему в рот и нос вновь заливается вода, дайте ему немного передохнуть на воздухе, посидеть на облаках!

На этой высокой ноте Фил наконец-то оправился от изумления, осторожно высвободил рукав, полез в карман, вытащил двадцатку "за беспокойство" и изобразил очень большую занятость. Он всё-таки ещё оставался актёром.

– Вытащите хотя бы иголки, – грустно сказал бродяга. – И если вам понадобится твёрдая рука для отключения…

– Да-да, будем иметь в виду, – торопливо сказал Фил и уже повернулся, чтобы уходить, когда псих внезапно произнес:

– А я Валентин, помните? – Он так это сказал, будто теперь его просто обязаны вспомнить.

– Кто?

– Да не важно. Теперь я вижу, вы нормальный человек, – оглянувшись, прошептал Валентин. И неожиданно здравомысляще добавил: – Не стоит вам связываться с албанцами.

– Что? – глупо переспросил Фил. Очевидно, Валентин был не такой уж и сумасшедший. Вообще, как разобраться с первого взгляда в чужой душе, в норме она или нет?

– Говорят, вы искали их по городу. Они контролируют почти весь наркотрафик Лондона и отжали проституцию у мальтийцев, и они имеют привычку избивать до полусмерти, до комы тех парней, кто всего лишь попросил отсрочку долга.

– Спасибо, но мне эта информация уже не внове, – сухо произнёс Фил.

Валентин еще раз оглянулся через плечо и тихо добавил:

– У албанцев крупная поставка через два дня, если её сорвать, Генти точно сорвёт крышу.

– Зачем вы мне об этом рассказываете?

– Акс помогал нам, даже когда сам нуждался, – печально произнес Валентин. – Отомстите за него, и полгорода будет вам благодарны. – И он добавил, где и как будет происходить поставка.

  Видимо, единственное, что могло пронять Генти – это потеря денег, и Фил от отчаяния решил прислушаться даже к столь ненадежному источнику.

Когда позвонили с поста охраны и сообщили, что сюда идёт человек, по описанию похожий на Генти, Фил был один. Он ждал как раз со дня на день чего-то подобного, после недавнего звонка в полицию, ведь если Генти плевать на своих людей, то на прибыль точно не плевать. К этому времени Генти уже должен был догадаться, что Фил не собирается оставлять его в покое.

Так что с утра Фил не только привычно захватил с собой Уэбли, но и даже выгладил и надел белую рубашку. Фил написал Раймсу, дремавшему в семейной комнате, с просьбой срочно прийти. Раймс спал очень чутко и неизменно просыпался от треньканья пришедшего сообщения. Конечно, честнее было бы сразиться с Генти один на один, но это же был Генти, и Фил не хотел так глупо рисковать. Пусть в клинике и была вооруженная охрана и целых три тревожные кнопки, две по сторонам кровати и одна на стене под торшером.

Впервые за две недели он посмотрел прямо в лицо Алексу и положил руку ему на лоб. Может, пострадавшие клетки как-то могли бы со временем восстановиться? Фил подозревал, что последнее едва ли вероятно, но ведь невероятным было и появление той бездомной, и каменный ступор медиков. Если чудо оказалось возможно, почему бы не довести его до конца, зачем бросать на середине? Следом мелькнуло воспоминание, как легко и свободно та бездомная переливала в Алекса жизненную силу, но у него, конечно, так никогда бы не вышло.

Накануне ночью Филу приснилось, что они с Алексом снова пошли в «Блэкберд». Алекс был совершенно здоров и, более того, начал читать первую главу своего романа. Жаль, что вообще не запомнил, о чем там шла речь, – только врезалось в память, что было интересно и иронично. А рано утром проснувшись, он ещё пытался вспомнить его название, когда дернуло осознанием – это сон, а в реальности его язык зажат дыхательной трубкой и уже не скажет ничего освежающе ироничного. И Фил надел сегодня белую рубашку, потому что собирался совершить необратимое действие – запятнать себя кровью. За те песни, которые Алекс уже не споет, за роман, который не допишет, и за роли, которых не сыграет. Но Фил всё-таки мог кое-что сделать – очистить родной город от Генти, чтобы хоть немного свободнее стало дышать, чтобы, может, другие должники вдохнули полной грудью.

Через пять минут в палату вошел Раймс, и следом за ним появился Генти.

– Мне сказали, ты хотел поговорить со мной, – дружелюбно начал он. – Ну вот он я, говори.

– Сегодня я убью тебя, – произнес Фил с уверенностью, которую играл, но не испытывал, и поднял руку с Уэбли. Если уж поднял оружие, надо стрелять

– Ты уверен? – Генти задумчиво наморщил лоб. – Не, что-то здесь не стыкуется. У тебя кишка тонка кого-то замочить. С этим нужно родиться. Иначе ты бы уже выстрелил. Как там, кстати, наш русский? – Расслабленно, будто не замечая наставленного на него Уэбли, Генти подошёл вплотную к кровати Алекса, заглянул в полуоткрытый правый глаз. На левом гематома почти сошла, но он был по-прежнему крепко зажмурен. – Выглядит не очень. Ну и стоило его откачивать? Наверняка он и сам не хотел бы тут валяться как овощ, а предпочёл бы скорее пулю в лоб. Ну да это легко исправить.

Тут Раймс, как по сигналу, вдруг вытащил из униформы совершенно антисанитарный предмет – свой револьвер Смит-энд-вессон – и приставил ко лбу Алекса. Такого варианта Фил не предусмотрел.

– Что, не ожидал? – весело спросил Генти. – У меня в заложниках его дочурка, такая милая рыжая девчонка. Так что ты втянул в наше дело еще одного непричастного человека. А ну-ка бросай свою игрушку, – добавил он совершенно другим голосом.

  Филу даже в голову не приходило, что Раймса могут подкупить или шантажировать, но теперь ничего не оставалось, кроме как бросить Уэбли себе под ноги. Он уже знал, что Генти очень скор на расправу.

– Ногой еще оттолкни. Подальше, вот так. Ну теперь давай поговорим, – Генти вальяжно расположился на низком диванчике для посетителей, где обычно сидела и читала Дебби. – Ты ведь знаешь, что сам виноват. Если б ты не промедлил, все вышло бы нормально. Но ты и правда думал, что прикончишь меня тут и типа докажешь, что ты на самом деле смелый и верный, а вовсе не трус и не тормоз? – Генти усмехнулся, на сей раз скептически. – Тем более что у тебя есть для этого деньги. И что стоит тебе забрызгать моей кровью русского, как он очнётся от свершившейся справедливости? Сам понимаешь, как глупо звучит? Глупость – она вообще самая разрушительная вещь на свете, – с покровительственным видом добавил Генти. – Вред от неё всем, а пользы никому.

Раймс по его знаку ударил Фила кулаком в живот. Но Фил был признателен, что хотя бы не по лицу.

– Теперь меня не запугаешь, Генти, – сказал Фил, лишь только удалось восстановить дыхание. Человек, потерявший самоуважение, – считай, почти инвалид.

Однако в главном Генти был прав. Фил знал, что теперь никогда ему не забудется эта картина, как Алекс задыхался под водой, пока он тупо медлил. И все усилия врачей привели лишь к продолжению его мучений. Недавно, когда экстренно меняли его дыхательную трубку, на ней оказалось пара капель крови. Дежурная медсестра сказала, что в его гортани образуются маленькие язвочки – несмотря на все меры предосторожности, просто от длительной интубации.

– А я ведь тоже пострадал от твоей глупости. Русский так и не выплатил свой долг. Ну и парни, конечно, слегка перестарались, но уже были за это наказаны. Что смотришь? А куда, думаешь, на самом деле пропали Ринор с Энвером? – Генти никому не прощал, когда должники уплывают прямо из-под носа, не успев расплатиться (а у русского к тому же, как назло, и близких родственников не оказалось), пусть даже он сам отдал команду. – И на кого, как думаешь, в случае чего в первую очередь падёт подозрение? Ты был так любезен подставиться со своей маленькой речью в интернете, что просто загляденье. И все равно поначалу я не хотел тебя трогать, – задушевно поделился Генти. – Даже спустил на тормозах тебе историю с часами, ввиду твоей малахольности. Подумал – явно же парень с придурью. Даже почти не удивился, когда мне позвонил Далмат и сказал, что пьет в своей Черногории вино за твой счёт и твое здоровье. Денег у тебя, я смотрю, не счесть, а?

Фил не стал рассказывать, что отец ему в этом месяце выписал ему больше обычного и даже авансом, наперёд, видимо, в знак утешения. Разговоры по душам у них по-прежнему были не особо-то приняты.

– По крайней мере мой город немного очистился от твоей шелупони, – проговорил только он.

– Думаешь, это надолго? – усмехнулся Генти. – В этом городе всегда будет много людей, которые тяжело работают и получают меньше, чем хотят. Им просто нужен мозг, которые бы их объединили, – судя по самодовольному тону Генти, мозгом он считал именно себя. – Короче, когда чья-то придурь касается моих денег, этого я не прощаю. И если ты так уверен, что овощи что-то там слышат или чувствуют, то тебя мы прикончим сначала. Вот что будет, и Раймс подтвердит, то есть подпишет показания: ты решишь избавить друга от мучений, как в «Кукушкином гнезде», и самовольно отключишь приборы. Мотив – чувство вины, о котором наслышаны многие в этой богадельне. Но так как фамилия у тебя славная, после этого тебе не останется ничего другого, кроме как вздернуться тут же на припасенной веревке, дабы спасти честь семьи. Все знают, что сын барона Сноудона и внук графа Милфорд-Чествика не может позволить себе такой пошлости, как предстать перед судом.

Договорив, Генти вдруг резко бросился к нему и вцепился мертвой хваткой в шею, будто намереваясь вот так просто, голыми руками задушить.

И Фил немедленно осознал, что он действительно сможет. Он обхватил его руки, пытаясь хоть чуть-чуть разжать хватку, чтобы глотнуть воздуха, но Генти, несмотря на возраст, держал удивительно крепко.

 Глава

В патефоне смолкли последние аккорды Настиной песни, зато внезапно послышался голос Генти. Обрывки его речи транслировались через невидимые динамики, заглушаемые помехами, и Алекс сумел разобрать не так много:

– … Русский так и не выплатил долг… если у тебя есть деньги… 

  Генти не обладал артистически поставленной речью и дальнейшие слоги и ошмётки слов Алекс как ни пытался, не мог разобрать.

– Ты меня уже не запугаешь, Генти, – донёсся звонкий голос Фила, и почти сразу вслед за этим раздался смачный хруст, который ни с чем не перепутать и который издаёт кулак при встрече с ребрами.

Догадаться о характере сцены было несложно: Генти всё-таки узнал про их случайное побратимство и теперь собирался повесить на Фила весь его долг. Неплохая была идея с книжным клубом, ведь когда общаешься с половиной района, легче скрыть настоящих друзей – но и это не помогло. Алекс ведь знал, что не может позволить себе дружбу, и все-таки залез в кредит перед жизнью – в еще один безнадежный кредит.

Побежав по лабиринту, он свернул налево, потом направо, а затем стал в очередной раз карабкаться прямо на изгородь. В этот раз она оказалась глаже, острые колючки больше не царапали ноги, и страх не успеть придавал ускорения. Нужно торопиться, пока албанцы не превратили лицо Фила в кровавый блин, ведь лицо – рабочий инструмент для актера.

  Прямо посреди изгороди воткнулось черное радио еще советских времен, и оттуда послышалась другая песня, но исполняемая снова Настей – старая «Телефонная книжка»⁷. И на пронзительной строчке «Почему же так долго, так долго ты мне не звонил» ему наконец удалось добраться до верха изгороди. Внизу виднелась плотная лесная чаща, а дальше за ней извивалась тонкая речка. Алекс прыгнул вниз, рассчитывая на мягкость почвы, однако против ожиданий внизу встретила не ковер из листвы на земле, а холодная вода. Речка как-то умудрилась переместиться ближе, под самую изгородь, пока он летел вниз. И вода тугим потоком снова полилась в его нос и рот, заливая горло. Ноги свело судорогой, и он никак не мог ни вдохнуть, ни откашляться. Мог только попытаться открыть глаза, однако увиденное не обрадовало – через кривое зеркало водной толщи было различимо, как какой-то крепкий парень в синей униформе поднял руку с револьвером и прицелился Филу в грудь. Алекс судорожно заболтал руками и ногами в воде, но это было не синхронно и потому по-прежнему не получалось всплыть. Сквозь панику и страх он всё-таки вспомнил выход: нужно расслабиться, опуститься на дно и оттолкнуться от него – тогда вода сама вынесет. Расслабиться было самым тяжёлым. И тут из глубин речки, или, может, из его памяти донесся слабый всплеск дивного Настиного голоса: «А мне казалось, не настал мой час…», и на секунду-другую окунул его в прошлое.

Алекс представил, как Настя поёт в микрофон, как сдержанно улыбается и отдает поклон. Он обхватил себя руками, опустился на неглубокое илистое дно и, со всей силы от него оттолкнувшись, стал подниматься к берегу.

Раймс перевел свой «Смит-энд-вессон» теперь на Фила, но в этом не было особой нужды – тот и так проигрывал всухую.

– И что тебе не жилось, если у тебя было все? – бросил Генти, безнадежно усиливая хватку. – Тупые мажоры.

Да, умирание от удушения довольно мучительно, теперь Фил в этом убедился на собственной шкуре. И когда легкие вспыхнули, как сверхновая, раздалось завывание сирены. Генти вздрогнул и машинально ослабил хватку. Фил жадно вздохнул, и смертный страх немного отступил. Взамен на его месте занялся проблеск необоснованной надежды.

– Что, думаешь, он? – спросил Генти, тяжело дыша, как будто это его душили. И тоже оглянулся на кровать, но Алекс лежал по-прежнему без движения. Разве что его рот, кажется, был открыт шире обычного, будто в беззвучном крике, но тут Фил мог ошибаться – перед глазами уже плясали чёрные кляксы. – Но упс, ложная тревога. Похоже, ему все еще снится война, – Генти возобновил хватку.

Когда Алекс наконец вынырнул из речки, тело вдруг перестало ему повиноваться. Прекратило вообще выполнять команды, будто объявило забастовку, и закаменело как изваяние. Теперь его слушался только один большой палец на руке, и Алекс продолжал отчаянно жать на кнопку, потому что это было единственное, что он мог сейчас сделать.

  Когда сирена заголосила во второй раз, Генти поднял голову и увидел, что это Алекс жмет одним пальцем на «красную кнопку» на постели и смотрит на него вполне осознанно и даже красноречиво. От такого зрелища Генти, отвлекшись, совсем разжал руки. И на сей раз Фил не медлил. Он уже глотнул воздуха и теперь, хотя перед глазами еще плясали звёзды, за несколько подаренных мгновений успел вскочить на ноги, схватить тяжёлую деревянную табуретку, на которой сиживал и сам, и опустить со всего отчаяния на затылок Генти.

Однако и всей его силы не хватило, чтобы отключить Генти.

– Стреляй в мажора! – крикнул он Раймсу, оказавшись на полу, но Раймс не выстрелил. А когда через несколько секунд в палату ворвались по вызову медсестра Долорес и Маленький Джон с электрошокером, поднял руки и даже дал себя отрубить.

Глава

 Генти до последнего поддерживали какие-то шишки, даже адвокат у него был не абы какой, а дорогостоящий, но Фил тоже попросил у отца поднажать, и Генти всё-таки дали 15 лет без права досрочного освобождения. Отец, пусть и не особенно любил беседы, почти никогда не отказывал в такого рода поддержке.

– Напомни-ка, – сказал Алекс, – зачем мы туда идем? – Он исходил уже десятки кастингов и по большому счету не особенно верил в успех еще одного.

– Я договорился с Камиллой о просмотре. – Было уже 5 мая, но ранее в расписании Камиллы просто не находилось свободных часов. – Я же говорил, что она давняя знакомая моего отца? Она не отказала.

– Только я все равно не попрошу у брата часы обратно, – предупредил Алекс, – они теперь принадлежат ему.

– Само собой, – кивнул Фил. После "дуэли" с Генти его голос стал на четверть тона глуше и еще осталась красная бороздка, так что первое время приходилось сниматься в рубашке с воротничками, но потом она рассосалась.

Здание телецентра «БиБиСи» располагалось прямо напротив станции метро Вуд-Лейн в Уайт-Сити, но они вышли пораньше, на Шепердс-Буш, чтобы по дороге немного порепетировать речь Алекса. Когда-то в начале века в Уайт-Сити проводили разнообразные выставки и занимались спортом на большом стадионе. Выставочные павильоны для красоты облицевали белым мрамором, потому район и получил такое название. В тридцатые здесь построили квартал многоквартирных домов для тех, кто не могли позволить себе купить личный дом с садиком. Телецентр же БиБиСи был построен в 1960 году на месте бывшего стадиона. В 2001 году здание пострадало от взрыва, устроенного ИРА: бомба взорвалась прямо у станции Вуд-Лейн. Потом телецентр реставрировали, продавали, и наконец в 2017 БиБиСи снова сюда въехала, хоть и не в полном составе, а только «Студиоуоркс». Алексу же во всём районе больше всего нравился Хаммерсмит-парк – жаль, не хватало времени хоть изредка туда выбираться.

  Алекс остановился поправить развязавшийся шнурок на своих классических ботинках (он следил за обувью и потому носил ее годами). Рядом была маленькая уличная кофейня «на вынос» со скромной вывеской «Вам здесь рады».

Алекс вдруг вытащил из кармана маркер, подошел к вывеске и приписал «не». Получилось «Вам здесь не рады». И как ни в чем не бывало пошел дальше.

– Зачем ты испортил рекламу? – удивился Фил, оглядываясь на подправленную вывеску.

– Почему испортил? Я ее, наоборот, усилил, – заявил Алекс. – Добавил акцент.

– Акцент?

– Эта вывеска была шаблонной, – пояснил Алекс, – таких тысячи. А частица «не» вынудит прохожего задержать взгляд. Она зацепит, как на крючок, и человек как минимум остановится. Как максимум подумает. «Что они себе позволяют, я могу заходить куда угодно!» И зайдет.

– Не зайдет.

– Поспорим? Скоро в кофейне станет оживленнее. Если хозяин не испортит мою рекламу.

– Антирекламу.

– Антиреклама – тоже реклама, и может, даже успешнее.

Они уже почти дошли до студии.

– Ладно, не отвлекайся, – сказал Фил. – На просмотре будут мистер Льюис, кастинг-директор Амалия и режиссер Камилла. Нужно, чтобы Камилла одобрила. Так что тебе надо выложиться на сто процентов.

– А не много? Там же закрытое помещение.

– Ну и что? Главное сейчас произвести впечатление, так что уж постарайся по максимуму.

Фил как будто хотел убедиться, что он может петь по-прежнему. Алекс действительно поначалу говорил хрипло и дольше всего ему лечили начавшийся фиброз гортани, но в итоге голосовые связки восстановились, и одновременно след от маски на переносице окончательно сошел. После травмы Алекс стал хуже переносить похмелье и полеты, а еще дольше спал и меньше работал, просто стал быстрее выдыхаться. Но, с другой стороны, и долго у него больше не было. А в целом мозговые клетки справлялись, тянули двойную нагрузку, и он вернулся почти в прежнюю форму – благодаря врачам, остеопатам, лучшим лондонским массажистам (сами они при этом не были ни лондонцами, ни англичанами), инструкторам и прочей команде, и то Фил все норовил вручить ему поездку на какой-то модный оздоровительный курорт. В клинике ему поставили порт – вшили подкожно а подключичную вену, с круглым резервуаром на конце, так что вены были по крайней мере целы.

– Ладно, сто так сто, – с сомнением сказал Алекс.

 Дверь в кабинет Камиллы не захлопнули, а лишь прикрыли, и Фил осторожно заглянул внутрь. Чем-то это наминало экзамен.

– Что именно исполнить, – сдержанно спросил Алекс, – песню, танец, отрывок?

– Давайте песню, – неожиданно сказал мистер Льюис, исполнительный продюсер.

Алекс без всякой фонограммы запел арию из «Призрака оперы», и хотя Фил примерно представлял, чего ожидать, эта песня превзошла и его ожидания.

Исполнительный продюсер сериала мистер Льюис всегда казался воплощением олимпийского спокойствия, даже если вокруг творился бедлам. И когда от звуковой волны на особенно высокой ноте рядом с ним треснул стакан – все-таки это было закрытое помещение, – он и бровью не повел. Амалия тихо ахнула. Стакан еще постоял, словно размышляя над своей судьбой, а потом тихо расползся на осколки.

– Почему бы и не сделать пробу? – невозмутимо произнес мистер Льюис. – В конце концов, мы ничего не теряем.

– В крайнем случае просто запишем с вами новый саундрек к заставке, – покосившись на осколки, сказала Амалия.

Алекс тоже невозмутимо кивнул. Пока в заставке звучала только музыка, без всяких слов.

А Камилла предупредила:

– Только для всех вы останетесь Воронцовски.

Сейчас он был не в обычной униформе, а в белой рубашке и темных брюках, и смотрелся как-то по-другому, более выигрышно. Камилла чуть наклонила голову, словно разглядывая его с нового ракурса. Чутье подсказало ей, что это станет удачным попаданием в образ, и она была склонна ему доверять. Дело было даже не в Алексовом голосе, она распознала в нем ту черту, которая выделяет хороших актеров на фоне обычных: он действительно умел удивлять. Такую способность не сыграть – она дается от природы.

То ли под действием лекарств, то ли еще почему, но в ударе Фила появилась реальная сила, и Алекс решил, что с помощью троса будет сподручней помешать его "прыжку веры".

Может, это потому для всех он теперь – и для Алекса, и для Селесты – трус и тормоз,  как и сказал Генти?

– Поговори с ним, чтоб он не прыгнул, – тихо сказал ей Алекс, мчась из комнаты с тросом в руках. Шёл первый час ночи, и по дороге не крышу ему никто не встретился.

размотать прихваченный на случай жёсткого побега со склада каскадерский страховочный трос.

– Что? – Селеста явно запаниковала. – Я не знаю, что говорят в таких случаях, у меня нет такой компетенции!

– Это же твой брат, – сказал ей Алекс страшным шёпотом. – Просто отвлеки, потяни время.

– Думаешь, у тебя самые большие в мире проблемы?

– Я этого никогда не говорил, – начал Фил, но Селеста уже разошлась.

– Я сбежала уже со второго свидания, которое могло бы стать лучшим. У мамы прибавилось седых волос, и уверена, она плачет, когда никто не видит, а папа выкладывает кругленькую сумму за эту богадельню.

– Я не просил…

– А главное, спускает тебе все выкрутасы! Он спустил на тормозах всю эту историю с мафией и подкупами, хотя другой уже давно бы вычеркнул тебя из души и завещания! А он молчит, даже клинику эту выбрали, потому что она приватная, и есть шанс оставить твоё имя незапятнанным на будущее.

– Я сам разберусь со своим будущим.

– А Алекс вообще порвался из-за тебя на флаг. Как думаешь, если бы он не простил, стал бы маяться всей этой херней – проникать в занюханную клинику, симулировать психа, общаться с психами – вместо того чтобы нормально репетировать? Ведь послезавтра начинается новый сезон.

– Уже послезавтра? – переспросил  Фил чуть удивленно. Он как-то совершенно забыл про работу – просто вылетело из головы.

Так бы, может, всё и обошлось, однако намного не повезло.

Оказалось, на чёрной лестнице уже какое-то время стояла Рика, и она всё слышала.

– Не слушай эти иллюзии, – крикнула она, – все дело в том, что решиться в одиночку труднее!

И прыгнула на него.

Алекс в свою очередь прыгнул за ними и успел завязанный в колько трос набросить Филу через голову на грудь. Был большой риск намотать верёвку на шею, но обошлось, и когда Фил вскинул руки, инстинктивно пытаясь защититься от нападения, крючок на конце троса намертво застрял в высококлассном кожаном ремне брюк, которые Фил всё же успел надеть.

Уже вылетев с крыши, Фил попытался извернуться и схватить её за руку. И главное, ему это почти удалось, вот только её руки были в масле после недавней готовки, и он не сумел удержать.

Рика упала головой вниз и осталась лежать, как большая сломанная кукла, глядя в небо широко открытыми глазами и даже слегка улыбаясь, как будто всё же в итоге добилась своего.

Фил же повис вниз головой на тросе, раскачиваясь, буквально в полфуте от земли. И рассмотрел, как из

ек носа, как тонкая трубка, стекала струйка крови, а изо рта тек уже ручеёк пошире.

Поневоле приходилось признать очевидное: этот их мир нисколько не иллюзорный, даже если и не единственный.

– Что ж, радует, что я всё-таки здоров, несмотря на усилия окружающих, – сказал Алекс. – Но должен заметить, тут ещё остаётся мой коллега

– Я успел почитать некоторые электронные карты. – Пароли тут были, конечно, – плюнуть и растереть. – Назначать тяжёлые наркотики тут в порядке вещей.

– Ты же не знаешь, насколько здесь тяжелые случаи. – Фил слегка вздрогнул, вспомнив про "папочку".

– И ещё какие-то подозрительные пропажи.

– Наверно, переводят в другие учреждения.

Алекс и сам понимал, что все его доказательства косвенные, и тяжёлая лекарственная терапия и правда может быть обусловлена состоянием, и пациенты действительно не исчезают, просто ему была невыносима мысль, что Фил останется здесь надолго, становясь всё меньше похожим на себя настоящего, просто из-за какого-то недоразумения, из-за того, что у него не нашлось времени и слов в нужный момент, чтобы его разубедить.

– А главное, пойдём-ка я покажу.

Фил с неохотой, но пошел. Он всё чаще и дольше пребывал в каком-то своём мире.

– Вот, – распахнув дверь стянутым у медсестры ключом, торжественно сказал он. – Они держат кого-то на ИВЛ! Наверняка после лоботомии. Теперь ты веришь, что у них нечисто? Фил?

Фил не отвечал, глядя во всё глаза на худого пожилого мужчину под маской. Время и болезнь, конечно, очень его изменили – он стал весь какой-то изогнутый, – но не узнать фамильное сходство было нельзя.

– В чем дело?

– Это дядя, – зачарованно прошептал Фил.

– Тот, что виконт? Ты же говорил, он погиб.

– В том-то и дело! – Фил повернулся к нему в страшном волнении. – Теперь  ты сам видишь, эта не та реальность? Я попал в какую-то другую!

– Постой, наверняка есть простое объяснение.

– Я точно знаю,  что он погиб на охоте 20 лет назад.

– Сколько тебе тогда было, десять? Тебе могли недорассказать правду.

Фил, однако, не слушал:

– Есть только один способ убедиться. Мне нужно подняться на крышу.

– Зачем это? – подозрительно спросил Алекс.

– Я совершу прыжок веры, – тихо и торжественно сказал Фил. – Если всё так, как я думаю, мне ничего не будет.

– Тебе ничего не будет, потому что ты его не совершишь, – кивнул Алекс.

– Я-то лучше знаю.

– А я не вижу ни одного пути… – Договорить Алекс не успел, потому что Фил вдруг подскочил и отвесил ему прямой хук в нос. Алекс упал больше от неожиданности, а когда, потряса головой чтобы перестало двоиться, поднялся, Фила уже не было. И, главное, не было связки ключей, похищенных Алексом у завхоза, в том числе и от крыши.

– Фак, – сказал Алекс. Страховочный трос он оставил в палате среди собранных вещей.

– Спасибо, что удержал, – неловко сказал Фил.

– Руками бы не удержал, – отозвался Алекс, – я намотал трос на себя.

– Больно, наверное?

– Давай не будем это обсуждать.

И на одном вдохе договорил:

– Дядю решили всё же отключить от приборов. Нам с сестрой действительно не всё тогда сказали в детстве. Наверно, сочли слишком маленькими, чтобы понять, что такое кома.

Они помолчали.

Фил не стал говорить, что пытался выбить всю воду, ведь пытаться и выбить – не одно и то же.

Алекс стал очень занят из-за съемок,

Фил даже нашёл про его корни.

– Ложная тревога, – хрипло сказал Генри, как будто душили его, – похоже, нашему русскому просто приснилась война.

– А где Селеста? – удивился Алекс.

– Капица открыл, что сверхтекучий гелий преодолевает трение, – внезапно сказал Фил.

– А это тут при чем? – не понял Алекс.

– В мире всё связано, – безучастно объявил Фил. – Тронешь за один конец верёвки, и отзовётся на другом конце Вселенной.

– Слушай, врач таи или кто не должен быть гуру, это ведь клиника, а не секта. Ведь не секта? – По крайней мере, Алекс на это надеялся.

Максимально странные

М

Фил в наказательном "карцере", мало есть

Санитар Маленький Джон

– Я вижу, к чему всё идёт, – сказал Алекс.

– У тебя открылся еще и дар прозорливости? – уныло спросил Фил.

– Тут не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – они увеличивают тебе дозу. Если так продолжать, они введут тебя в полурастительное существование, а там ничего хорошего нет. – Алекс был в этом тягучем безвременье, до того как вышел к лесу, и мог подтвердить это со всей убедительностью. – Ходишь как в липком хамаме, не видя своих рук, и даже нельзя почесаться.

– Ну по крайней мере я больше никому не причиню вреда, – пробормотал Фил.

Фил гордо выпрямился, все-таки он оставался английским аристократом.

– Я сам решу, что мне делать.

Недоразумение с сюрпризом на д. р. Фила

– Да там только объявить.

– Да не в этом дело, просто для выступления нужен настрой, кураж…

– Он всё ещё жалеет.

– Да, злиться глупо, – признали Алекс, остывая. В конце концов, Фил был человек, который вытащил его с того света.

Наутро у Алекса личная жизнь, наутро вопрос с новым псих. и лечением, да, она опытная

Где клиника?

Неизвестно, Где-то за Лондоном

Фил был сам не похож на себя в это посещением.

Алекс говорит с леди Сноудон, она думает, это выстрелила та гипоксия из-за психического переутомления.

Потом с Селестой (родители давно хотели его где-то закрыть), оставляет ей второй телефон.

Алекс едет в клинику, говорит, что он актер (деньги есть), рассказывает о своём прошлом а красках, его считают психом, госпитализируют.

– Мне жаль, что я так промедлил с часами.

– Давай не будем это обсуждать.

– Но…

– Кстати, по поводу часов, – Алекс достал из кармана уже потрёпанную коробку. Он отдал её на хранение Дебби, и только вчера забрал обратно.

– У нас тоже были лесные и водные духи, – заметил Алекс, – точнее, их обозначения. Соответственно Леший и Водяной – легко запомнить.

– Ты не сказал, потому что до сих пор считаешь меня трусом?

– Что? – Алексу захотелось сделать фейспалм, но он удержался. – Мы же вроде это обсуждали и пришли к выводу…

– Ты это говорил из вежливости.

– Это мы тоже обсуждали, и выяснили, что из вежливости я только молчу, да и то не всегда…

– Клинику закрыли на время расследования гибели Мадам, – сообщил в пабе Фил и опрокинул разом полпинты, словно чтобы стереть воспоминания о её открытых глазах и тонкой струйке крови, как трубке, из рта. – Селеста свидетельствовала, что мы были с ней в комнате встреч. Камера там не работает, так что в крайнем случае будет слово Рики против нашего, а она под подозрением.

– Как всё вообще? – спросил Алекс, выпив стаута.

– Всё под контролем, – сказал Фил бодро. – Теперь я точно знаю, что этот мир не иллюзия. Я действительно был не в себе от этих лекарств, но сейчас всё в порядке. Может, мы и правда немного странные, – добавил он задумчиво, – и может, это действительно идёт из детства. Но мама вовсе не со зла держалась со мной холодней, чем могла бы. Наверно, она не хотела слишком уж привязываться, на случай, если бы мне пришлось полжизни провести в психушке.

– У меня были на жизнь другие планы, – сказал Алекс, – и психушка в них не входила, даже самая комфортная.

– Я про себя говорю.

Каждый раз, когда Фил заикался о чём-то для себя важном, Алекс выбирал иронию. И он, типа писатель, так ни разу не сумел подобрать верные слова.

Алекс глубоко вдохнул и решил попробовать еще раз.

– Слушай, Фил, мы ведь тогда побратались на Лестер-сквер. – У него ушло много времени, чтобы это принять, но он всё-таки принял. -

Ты ведь помнишь?

– Ну да, кажется, – кивнул Фил. Он вспомнил об этом, едва только албанцы вытащили Алекса из воды. – У меня же  остался шрам.

– Так вот побратимство как веревка, – веско сказал Алекс, без всякого намёка на иронию. – Если ты шагнешь в пропасть, то и я за тобой.

– Мне жаль, – пробормотал Фил.

– Не жалей, ведь это работает и в обратном направлении, – Алекс глянул наверх, и, не удержавшись, все-таки улыбнулся.

Фил не улыбался, но хотя бы перестал изображать радость.

– Мне жаль, что я тебя подвёл, – сказал он, глядя в бокал.

– Фил, ты как автобус.

– Что?

– Мне надо записать, чтоб не забыть, – смущённо проговорил Фил.

– Не парься, я напомню, – Алекс поднял бокал, и Фил наконец повеселел. Не натужно, а вполне искренне.

Вообще-то посещения были разрешены с трёх до четырёх, но главврач был хорошим знакомым отца, и на его неурочные присутствия здесь медперсонал закрывал глаза.

Уже перед уходом Дебби заметила, что его правый глаз чуть приоткрыт, – но, может, так было и с начала посещения, она точно не помнила.

2 часть

После этого шоу Филу действительно стало полегче, но только кошмары не ушли.

И после очередного он решился поменять психолога на психотерапевта.

Она стала прописывать ему что-то сильное.

В финале Фил сам соглашается лечь в клинику по совету психотерапевта (после сна с похоронами), и там ему колят что-то не то.

– Какая разница, – уныло сказал он, глядя в сторону.

Он как будто слегка заговаривался и вообще был на себя не похож. И что это за лечебница, в котоой человеку становится только хуже?

– Мне не нравится, чем тебя тут пичкают, – решительно объявил Алекс, – так что пойдём-ка.

– Куда? – вяло спросил Фил.

– Пойдем-пойдем. На выход, можно без вещей.

Фил понуро брёл за ним. Какая разница, куда идти, если всё окружающее – фикция, а сам Алекс фантом.

Алекс тащил его за руку.

– Фил, сдай назад, – спокойно произнёс он, – тут высоко.

– Отойди от края! – Алексу пришло в голову, что, пожалуй, нужно было захватить некоторые его таблетки. Не все же они были крышесносными?

– Я хочу убедиться, – упрямо качнул Фил головой. – Иллюзия наш мир или нет? Может, мне всё это только воображается? Тогда можно сделать что угодно, и мне ничего не будет.

– Стоять, говорю!

 Фил горло выпрямился. Все-таки – в ллюзорном мире или обычном, – он оставался аристократом.

В диком прыжке Алекс успел-таки набросить ему на грудь верёвку, которой обмотался сам и тут же с неимоверной скоростью его потащило вперёд. Верёвка натянулась до предела, когда Фил прыгнул, но все-таки выдержала, удавкой сжавшись у Алекса на животе. Он охнул, воочию осознав, что значит выражение "внутренности скрутились в узел". Но Фил не долетел до асфальта буквально полфута и повис вниз головой, раскачиваясь и всё больше натягивая верёвку.

– Ну теперь по крайней мере я знаю, что это не мираж, – крикнул он, задрав голову. Фантом не смог бы удержать верёвку, значит, Алекс действительно существует, и от этого уже можно было плясать, выбираясь из ментальной топи на твёрдую землю.

– Фак, – сказал только Алекс. Болели всё рёбра до единого, и это уж не говоря про живот.

– Карл Великий пригласил английского учёного ко двору, Пётр Великий тоже любил приглашать иностранцев. Вот в чем отличие великих правителей, – сказал Алекс, – они не боятся окружать себя умными и толковыми людьми.

Каждый раз, когда Фил

Что характерно, кнопки было две, по обе стороны кровати – одна обычная, на беззвучном режиме для связи с персоналом, и громкая, как сирена, на крайний случай – чтобы зашёл любой, кто оказался поблизости.

Впрочем, что ещё ожидать от полу язычников, полагающих, будто король Артур просто дремлет и обязательно проснётся, когда придёт пора защитить Британию от больших бед?

Фил от расстройства хлебнул пунш. Меньше всего он хотел встречать коллег в нерабочее время.

На площадке, волоча оборудование, всякое железо и гифты, Александр и то умудрялся ввернуть какую-нибудь цитату.

Начать с приема в доме Эммы в пятницу.

Фил догоняет Алекса, спрашивает, зачем, и просит подыграть с реверансом. На следующий день в коринфии обмен, потом встреча с турком, Лестер-сквер и всё как обычно.

После удара Алекса мама звонит Филу и говорит насчёт ложек.

Алекс предлагает снова пойти в паб, извиняясь, но Фил не идет, потом говорит про ложки. И дальше как идет.

Фил работал актёром в том же шоу, где Алекс служил осветителем. Полгода назад он попросил помочь с легендой для обмена советских часов, пообещав поговорить с Камиллой насчёт роли, и Алекс согласился.

– Признаться, мои парни сперва опасались идти сюда, – пояснил он как бы доверительно. – Поговаривали, что здесь бывает какой-то новый безбашенный шеф. Но вчера мне позвонил Далмат и сказал, что пьет в своей Черногории вино за твой счёт и твое здоровье. Денег у тебя, я смотрю, не счесть, а?

Фил не стал рассказывать, что отец ему в этом месяце выписал ему больше обычного и даже авансом, наперёд, видимо, в знак утешения. Разговоры по душам у них по-прежнему были не особо-то приняты.

– По крайней мере мой город немного очистился от твоей шелупони, – только кратко сказал он.

– Думаешь, это надолго? – саркастично усмехнулся Генти. – В этом городе всегда будет много людей, которые тяжело работают и получают меньше, чем хотят. Им просто нужен мозг, которые бы их объединили, – судя по самодовольному тону Генти, мозгом он считал именно себя.

– Значит, ты спонсировал мафию разъехаться, как цыган?

 И как раз когда он выбегал с тросом из комнаты, позвонила Селеста с закономерным вопросом "ну где вы опять". Алекс вкратце обрисовал состояние дел.

– Да он не прыгнет, – уверенно заявила она, – что я, брата не знаю? Он с детства высоты боится.

– Он уже на крыше.

Про сон Фила:

Алекса быстро везли в реанимацию, с намокшими волосами

Его густые волосы скрывала  медицинская шапочка, и он выглядел осунувшимся, и всё равно при этом в самых уголках губ угадывалась лёгкая ирония, будто он сам удивлялся тому, что так долго спит.

Алекс по-прежнему лежал без движения. Правый глаз был полуоткрыт, но так было и вчера.

Фил честно рассказал ей, как было, но она сказала только: "Не вините себя, вы добились, чтобы его сердце забилось". Фил хотел пояснить, что не он, а медики, но Дебби не стала слушать и договорила: "А если сердце забилось, то и он очнётся, надо просто подождать", и больше не захотела продолжать спор.

У Алекса был в запасе ещё один козырь.

– Мне жаль, что я не сказал этого раньше, когда было нужнее. – Он терпеть не мог признавать вину за то, что не совершал, – он ведь  раз десять говорил Филу, что не злится, просто другими словами. Но сейчас готов был взять на себя ответственность даже за монгольское нашествие, лишь бы Фил избавился от невроза. – Может, не произошла бы вся эта херня, и ты бы не поручил урон здоровью.

– Ты думаешь? – неуверенно спросил Фил. Они оба понимали, что это допущение шито белыми нитками.

– Уверен, – кивнул Алекс.

– Значит, мы квиты? – осмелев, уточнил Фил, расправив плечи. – Один-один?

Алекс снова кивнул, хотя глаза его улыбались.

– Спасибо за то, что провёл праздник, – неловко сказал Фил по телефону утром черёд день. Теперь он и сам не мог сказать, с чего у него взялась та немотивированная, неадекватная агрессия.

– Не за что, – небрежно сказал Алекс, хотя ему стоило немалого труда там на месте проглотить "простолюдина". Но он сказал себе – это ведь так и есть, а что нельзя изменить, то остается лишь принять. Он оглянулся на плиту, проверяя готовность блинчиков. Вечеринка и для него закончилась неплохо – знакомством с хорошенькой арфисткой, и в данный момент он собирался порадовать её завтраком, пока спала. Но блины – штука нежная, нужен глаз да глаз.

– Я после позавчерашнего решил сменить психолога. -

Точнее сказать, психолога на психотерапевта, однако Фил не стал уточнять детали. – И хотел посоветоваться с тобой насчёт одного её мнения?

– А подождать это не может? Я сейчас немного занят.

– Это недолго, – заторопился Фил. – То, что она посоветовала, показалась мне немного поспешным, что ли, но с другой стороны, она очень опытная, у неё много дипломов и рекомендаций…

– Почему ты обращаешься за вторым мнением ко мне? Я ведь не психолог.

– Ну, ты как-то сечешь в этих тонких материях, и я подумал…

Алекс оглянулся, вспомнив о блинчиках, но было поздно – они безнадёжно пригорели.

Ладно, решил он, пусть первая порция комом, следующие будут удачнее – главное успеть до того, как проснется любимая соседка.

– Если твой психолог опытный, ему виднее, – перебил он, – думаю, от его советов вреда не будет.

– Хорошо, – сказал Фил, но как-то невесело, – наверно, ты прав.

– Мм, как вкусно пахнет, – Дебби, конечно же, сама приманилась на запах блинчиков. Алексу понадобилось десять минут, чтобы набросать еще две сковороды. – Мне кажется, или ты делаешь их с яблоками?

– Это авторский секрет.

– Угостишь по-соседски?

– Спрашиваешь! Это вообще самое малое, что я могу для тебя сделать.

– Не надо ничего для меня делать, – покачала головой Дебби, сразу становясь серьезной, – просто живи и больше не нарывайся.

– Если бы все было так просто, – Алекс перевернул еще порцию.

– Но странно, что мистер Сноу еще не здесь. Наверно, меня избегает.

– Ты шутишь, я вижу.

– Узнав, как все было там на реке, я чуть не выбила ему все зубы, – серьезно ответила Дебби, – чтобы тоже поел через трубочку, пока не вставят новые, и только в последний момент удержалась.

– Я знаю, что на самом деле ты добрейшей души человек, – улыбнулся Алекс.

– Это само собой, но дело в другом. Я сдержалась ради тебя. Подумала, что тебя бы наверняка опечалило, если бы еще и мы начали выяснять отношения. – Мистер Сноу все равно никуда деваться не собирался, ведь стоял еще и этот, хаитус, так что делать ему было решительно нечего, кроме как предаваться угрызениям совести и сочинять безумные планы.

– Точняк, – кивнул Алекс, – спасибо.

– И еще потом я хотела набить ему морду, что он подверг тебя такой опасности, приманив бандита, и ничто не говорило о том, что дело выгорит, кроме голосов в его голове…

– Но ведь выгорело же.

– Это и спасло его челюсть, – мрачно сказала Дебби и неожиданно добавила: – В общем, присматривай иногда за ним, по-моему, он слегка перенапрягся.

– Что значит «присматривай»? – не понял Алекс. – А ты на что? У тебя лучше получается.

Дебби, не ответив, села за стол, налила чаю в свою чашку, съела блинчик, а потом вдруг подошла и просто поцеловала его в губы – сильно, чувственно.

Алекс этого не ожидал и застыл с лопаткой в руке. Пара капель тягучего теста шлепнулись на пол.

– Можно было просто сказать спасибо, – пробормотал он растерянно.

 Раньше Дебби еще могла врать себе, уверяя, что испытывает к нему обычные дружеские чувства, симпатию, в крайнем случае влюблённость. Но после случившегося несчастья со всей определённостью следовало признать: она его безнадёжно любит, может, как любят единственный раз в жизни – когда интересы другого человека как-то естественно ставишь выше своих.

 И хотела она его не меньше, чем прежде, и даже больше. Хотя в физическом плане от неё не осталось никаких секретов – как-то раз даже при ней ему даже экстренно меняли интубирующую дыхательную трубку (Дебби раньше и не думала, что жизнь заставить выучить все эти слова вроде назальной канюли и санационного катетера, а вот подишь ты).

– Жаль, что мы немного не совпадаем, – Дебби отступила на шаг, – ты любишь блинчики, а я люблю тебя. – Она быстро отвернулась, но он успел заметить слезу в уголке ее глаза.

– Я и тебя тоже люблю, – сказал он после крохотной заминки.

– Но не так, как я. А иначе ответил бы по-другому.

– Да я просто не ожидал, давай заново, – Алекс отложил лопатку. Он по-другому представлял их обычное субботнее утро. Но когда кого-то любишь и этот человек расстроен, пойдёшь на многое, лишь бы его утешить, даже на новую авантюру. – Давай, может, попробуем то же самое, плюс романтика вроде ужина при свечах? У меня завалялся еще раритетный граммофон с парой пластинок.

Получилось не слишком-то романтично, но Алекс просто не успел ещё перестроиться, ему требовалось немного больше времени.

Однако Дебби не дала ему этого времени.

– Я уже взяла на завтра билет в Нью-Йорк.

– Так далеко?

– Мистер Сноу сказал, что можно взять его часы и сразу продать, и я так и сделала, и вуаля – у меня есть сумма на первое время, – похвалилась Дебби, но как-то невесело.

– Зачем так далеко? – повторил Алекс. Можно, конечно, созваниваться и обмениваться открытками, но мало какие отношения выдержат дистанцию в столько миль.

– Попытаюсь начать новую жизнь, может, ещё успею встретить человека, с которым получится что-то построить… Из своего круга.

– Дебби, мы же вместе смеялись над этими условностями!

– У тебя только пошло всё в гору, – она уткнулась ему в лоб. – Ты наконец получил хорошую роль, ты как никто её заслуживаешь… А если мы попробуем, и у нас не получится? Мы разойдёмся, и в этом могут обвинить тебя, – она сглотнула и добавила шёпотом, – ну, обвинить в расизме. Это будет вечный крючок для возможной отмены.

– Глупости!

– Это тебе сейчас так кажется.

– Мы могли бы сохранить нашу дружбу, – уже с некоторым отчаянием произнес Алекс.

– Конечно, могли бы, – отозвалась Дебби грустно. Иногда она жалела, что не может дружить с ним чисто, как ребенок или как Фил. – Проблема в том, что одной дружбы с тобой мне всегда будет мало.

И на это Алексу, увы, уже не нашлось что ответить. Он не умел навязываться и, если человек собирался вычеркнуть его из жизни, испытывал такое вот чувство беспомощности.

Блинчики уже остыли, и когда она тихо вышла, Алекс запоздало сообразил, что она не завернула с собой ни одного блинчика, хотя прежде никогда не отказывалась от добавки. Наверно, он их все-таки немного передержал на огне.

Эпилог

Алекс хотел развеять некоторую неловкость от утреннего скомканного разговора и потому начал с вопроса:

– Как думаешь, если я скажу в стендапе такую вставку, будет гармонично смотреться в целом? Я гулял в лесопарке и услышал, как одна мама сказала мальчишке на его вопрос: никто страшный там не живёт. Пойдём быстрее, пока комары не сожрали"?

– Пойдёт, иронично, – одобрил Фил. – Ты бы и не сказал ничего несмешного.

– Фил, мне нужен беспристрастный взгляд.

– Я английский аристократ, – Фил позволил себе смешок, – я максимально беспристрастен.

– А что это за шум? – поинтересовался Алекс, услышав гудки машин. – Ты едешь в Мастерфилд?

– Еду, да, – признал Фил, – но в другое место.

– И куда же?

– Да так вышло… В общем, я решил последовать совету психолога, ведь у неё большой опыт в таких вещах.

– А что за совет-то был? – запоздало спросил Алекс.

– Да просто съездить в один санаторий, – ответил Фил, – место релаксации. Типа спа-отеля.

– А где это?

– За городом. Только меня предупредили, что тут глушат сотовую связь, чтобы люди отдохнули от гаджетов. Так что выйду на связь через две недели.

– Зачем так радикально? – удивился Алекс.

– Это их фишка, – пояснил Фил. – чтобы ничто не мешало приходить в себя на природе и искать свои корни.

– Ты же можешь проследить свои корни до тринадцатого века, – напомнил Алекс.

– Это другое.

– Скажи хоть, как называется отель?

– Я не запомнил, какое-то длинное название. Ну всё, мы подъезжаем, до встречи на площадке, – и Фил отключился, не успел Алекс ничего больше спросить.

1 часть. Большой знак

Пролог

Филипп припозднился к семейному рождественскому ужину и вошел в гостиную как раз в тот момент, когда приглашенный гость как раз разглагольствовал с грубым русским акцентом:

– Товарисчи, – преувеличенно громко говорил он, – дадите мне пару ложек? Я собирать для коллекция. Таких у меня еще не бывать!

– Это же семейное серебро, – возразила кузина Эмма. На ней было платье в пол с традиционным якобинским принтом, на Селесте – тоже платье макси, но с цветочной вышивкой, а на леди Сноудон – белый брючный костюм.

– Так я ж говорю, такой еще бывать.

Филипп сел за стол и хлебнул холодного лимонада. Томас в это время успел поставить перед ним тарелку с говяжьим языком и черносмородиновым муссом.

На Джордже, Кристофере и отце были костюмы без галстуков, а он надел джинсы и оранжевый свитер с оленями, который связала ему бабуля.

– А у вас есть свой дом? – поинтересовался у гостя отец Филиппа.

– Есчь, но не свой, – ответствовал гость.

– Я не просто так спросил. Видите ли, у нас под носом есть проблема, которую никто не хочет решать. В Лондоне растет число бездомных, – сообщил отец, – за последние пять лет оно возросло уже на сорок процентов. И если в связи с этим ничего не предпринимать, я могу поручиться, что… – Он оседлал любимого конька и явно не собирался сворачивать речь слишком быстро, поэтому именинник Джордж, муж Эммы, решил вмешаться:

– Я слышал, в России сейчас ощущается некоторый недостаток женщин?

– Да, некоторые уезжать за лучшая доля, – подтвердил гость, чуть напрягшись.

– Некоторые даже добираются до наших краев…

По физиономии Джорджа Филипп понял, что он собирается сказать какую-нибудь двусмысленную глупость. И решил перехватить инициативу:

– Даже будь ты свободен, Джо, едва ли привлек внимание хоть кого-то из этих женщин.

– Филипп, что ты себе позволяешь, – одернула его мама. – Я же учила тебя не говорить людям в лицо все, что думаешь.

– Да, но иногда так хочется.