Из пепла

Aly Martinez

FROM THE EMBERS

Copyright © 2021. FROM THE EMBERS by Aly Martinez

© Галочкина А., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1

Изон

– Эй, – выдохнул я, хватая за руку Джессику, на цыпочках выходящую из детской.

– Прекрати, Изон. Я не в настроении.

Она всегда была не в настроении. И речь даже не о том настроении, которое требовалось в спальне. Хотя к этому она тоже никогда не была готова.

Я крепко сжал ее руку.

– Да ладно тебе. Нам нужно поговорить.

– Нет, не нужно! – закричала она, повернувшись ко мне.

Приготовившись к войне – и поражению, – я аккуратно закрыл дверь в спальню нашей дочери.

– Тише, ты ее разбудишь.

– Не нужно мне об этом напоминать. Именно я укладывала ее спать, пока ты зависал в гараже, представляя себя Билли Джоэлом за этим дурацким пианино.

Да. Она была абсолютно права. Хотя на самом деле я пытался походить на себя самого, на Изона Максвелла, и старательно выжимал из кончиков пальцев последние капли лирики, чтоб сочинить чертов припев, который позволит уберечь нас от потери дома в счет долгов.

– Здесь нет победителя, Джесс. Пока я трачу весь день, пытаясь написать хотя бы самую дерьмовую песню, которую смогу продать и продержать нас на плаву еще несколько месяцев, ты ненавидишь меня за то, что я все время работаю. Если же я брошу все и начну помогать тебе с ребенком, мы потеряем дом, и ты все так же будешь меня ненавидеть. Что я, по-твоему, должен делать?

Она широко распахнула глаза, темные брови поползли вверх. За три года брака я набрался достаточно опыта, чтобы понимать: то, что сейчас сорвется с ее уст, будет абсолютной правдой, с ее точки зрения. Я также знал, что эти слова ранят меня до глубины души.

– Ты должен быть в состоянии содержать свою семью!

Да. Технический нокаут.

Умерив свой пыл, я закрыл глаза и сосредоточился на ее прерывистом дыхании – тяжелом, как наши отношения.

– Я пытаюсь.

– И в какой момент твоих попыток стало уже недостаточно?

Мои глаза полезли на лоб, когда до меня дошел смысл сказанного. Это был не просто удар по моей карьере. Эти слова были применимы и к нашему браку, к моему статусу безработного.

Стиснув зубы, я предупредительно сказал:

– Не говори того, о чем пожалеешь.

Мы поклялись никогда не использовать развод как угрозу, и по большей части нам это удавалось. Но в течение последних шести месяцев, с тех пор как родилась Луна, слово на букву «р» почти ежедневно слетало с ее губ. Каждый раз это выворачивало меня наизнанку, но я продолжал ходить вокруг нее на цыпочках уже так долго, что забыл, как может быть по-другому.

В ее голубых глазах заблестели слезы.

– Ты обещал мне, Изон. Ты поклялся в тот день, когда мы увидели две маленькие розовые полоски на тесте на беременность. Ты же знаешь, каким было мое детство, и ты поклялся, что наш ребенок с подобным не столкнется.

Все это было правдой.

И хотя мне приходилось нелегко, я старался обеспечить ей все, о чем я мечтал в момент, когда она шла к алтарю в кружевной вуали, скрывающей ее широкую улыбку. И наша сегодняшняя жизнь была далека от ветхого фермерского дома, в котором она выросла.

– Это нечестно. – Я многозначительно обвел взглядом наш дом в две тысячи квадратных футов, с тремя спальнями и двумя ванными, который мы окрестили поместьем Максвеллов. Он находился дальше от центра Атланты, чем изначально хотела Джессика, но был одним из немногих домов с подвалом для студии, который мы могли себе позволить. Студию мы так и не оборудовали, потому что… случилась реальная жизнь.

Точнее сказать, случилась Луна Джейд Максвелл.

Мы пока что не планировали заводить детей. Нам с Джессикой хотелось пожить для себя, прежде чем создавать семью. Как там говорится, «хочешь рассмешить бога…»? Не успели еще высохнуть чернила на моем контракте со звукозаписывающей студией, как я нашел Джессику, стоящую на четвереньках в ванной и сжимающую в руке положительный тест на беременность, пока по ее щекам струился нескончаемый поток слез.

Было ли время подходящим? Конечно, нет. Особенно учитывая то, что несколько месяцев спустя мой лейбл забраковал альбом, а затем и вовсе отказался от меня.

Стало ли рождение Луны с ее каштановыми волосами и медовыми глазами, которые были настолько уникальны, будто этот цвет создавался специально для нее, самым потрясающим событием в моей жизни? Несомненно.

Мои плечи поникли, и я сжал переносицу, пытаясь собраться с силами.

– Послушай, можем мы на какое-то время приостановить этот разговор? Мне нужно принять душ и приготовить закуски, чтобы, как только Луна проснется, отвезти ее к Робу и Бри.

– Ах да, мы ведь не можем позволить себе няню, поэтому нам приходится полагаться на помощь моей лучшей подруги, чтобы провести с ними время.

Из моей груди вырвался стон. Боже, она никогда не упускала возможности задеть меня за живое. Она вела себя так, будто я был единственным взрослым человеком в этом доме. Она хотела быть домохозяйкой, как Бри. Мне тоже этого хотелось. Но когда дела стали плохи и мои сбережения приблизились к нулю, Джессика ни разу не подошла и не спросила, что она может сделать и чем может помочь нашей семье. И да, мне было обидно, но я никогда не вымещал свое недовольство на ней.

Кроме того, я никогда не полагался на Бри.

К счастью – или к несчастью, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, – Бри, лучшая подруга Джессики, была замужем за моим лучшим другом Робом. То есть на деле это выглядело так: я позвонил человеку, который был мне практически братом, и спросил, могу ли я оставить нашу дочь с их няней.

Он, конечно же, был не против. Затем, услышав стыд и огорчение в моем голосе, он потратил следующие пятнадцать минут на ободряющую речь, напомнив, что они с Бри тоже испытывали трудности после рождения их старшей дочери. По его словам, все происходящее было совершенно нормальным. Но у меня было ощущение, что его супруга говорила Джессике совсем иное.

Стоит сказать, что Бри не была моей большой поклонницей. Стоит также вспомнить, что меня стошнило на ее туфли в ночь, когда мы познакомились. Но сколько желудочного сока уже утекло с тех пор, так ведь?

Мы не были заклятыми врагами или чем-то в этом роде. Мы с Бри прекрасно ладили – на первый взгляд. Но в глубине души она была слегка… эм, с непростым характером.

Любящей осуждать.

Снобом.

Ну и любила роскошь.

Со временем я начал понимать, что кое-что из этого применимо и к моей жене.

Я из кожи вон лез, чтобы наладить отношения с Джессикой. Я очень надеялся, что двойное свидание вернет улыбку на ее лице. Позволить себе ужин и вино в пятизвездочном ресторане, который Бри сочла бы достойным своего присутствия, я не мог, поэтому Роб предложил устроить вечер игр. Оставив детей у них, мы вчетвером могли зависнуть в нашем доме, свободные от лишних ушей и груза ответственности. Каждый мог принести свою выпивку. Я выбрал допить остатки скотча, который Роб подарил мне на рождение Луны, а для Джессики собирался купить огромную бутылку вина по скидке. Хорошо, что она была не особо избирательна, когда дело доходило до того, чем запивать свои проблемы.

Почесывая затылок, я выдержал ее ледяной взгляд.

– Можем не ругаться хотя бы сегодня вечером? Пожалуйста. Я так чертовски устал от этих скандалов. Ты зла на меня. Я понимаю это, хорошо? Мы со всем разберемся. – Я протянул одну руку и зацепил ее мизинец своим, притянув к себе и слегка обняв другой рукой.

Она медленно придвинулась ближе, остановившись прежде, чем ее грудь коснулась моей.

– Ты пытаешься со всем разобраться уже несколько месяцев, и ничего не изменилось. Ипотечный банк обрывает мой телефон, как будто бы я могу магическим образом предоставить им платежи за четыре месяца, если они просто продолжат звонить. Каждое утро я просыпаюсь в ужасе от того, что сегодня настанет день, когда у нас отключат воду, или электричество, или… – Ее голос дрогнул. – Или… Я не знаю. Что‐нибудь еще.

Меня как будто ударили в живот. Дела были плохи, но постоянные споры об этом не приносили никакой пользы – они лишь разделяли нас еще больше.

Я придвинулся к ней, обнял и поцеловал в макушку. Ее отстраненность не могла сбить меня с толку.

– Я не позволю им отключить воду. Или электричество. Или что-либо еще, что придет тебе в голову.

– И как ты это сделаешь? – Ее голос был хриплым, а неверие – одновременно оскорбительным и оправданным.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь унять мучительную боль в груди. Проклятье. Время пришло. Я больше не мог откладывать это в долгий ящик. Ни из-за гордости. Ни из-за различных «а что, если». Ни из-за «ну, может, однажды». Это был наш единственный выход. Я носил звание отца и мужа и имел обязанности, в которые не входило гнаться за мечтой.

– Я распродам альбом, – прошептал я.

– Изон, – ахнула она, запрокидывая голову и упираясь подбородком мне в грудь. В ее глазах было столько гребаного счастья, что я почувствовал, будто бы мне ударили ножом в живот.

Я не мог рассчитывать на свет софитов, но я знал, как продавать музыку. Именно с написания песен и начался мой путь. Этими деньгами я оплатил наше первое свидание, обручальное кольцо Джессики и первоначальный взнос за дом. Сейчас же мои стремительно сокращавшиеся гонорары шли на оплату счетов – когда мы все-таки их оплачивали. Когда я впервые услышал одну из своих песен по радио, я позвонил всем знакомым, одновременно смеясь и сдерживая эмоции. Я гордился своими достижениями, но конечной целью всегда было не только писать красивейшие композиции, но и исполнять их на радио своим голосом.

Благодаря фирменному сочетанию непринужденной попсы и соула написанное в девяносто втором «Солнцестояние» должно было стать моим счастливым билетом на вершину чартов. Альбом состоял из тринадцати песен, в которые я вложил свое сердце и душу и каждая из которых отражала один из этапов моей жизни – начиная с детства без отца и кончая холостяцкими кутежами и рождением моей дочери. Они были смелыми. Они были искренними. В них был весь Изон Максвелл. Продать их означало отдать часть себя.

Но они смогут помочь мне оплатить счета.

Возможно, они даже навсегда вернут искорку в глаза жены, в наш брак и позволят уберечь семью от распада. Я бы пожертвовал всем – включая надежды и мечты, – чтобы быть тем мужчиной, которого заслуживают Джессика и Луна.

Только по этой причине я смог взглянуть на нее сверху вниз и выдавить из себя улыбку.

– Это самый верный поступок, детка. Для тебя. Для Луны. Черт, может, и для меня тоже. Новый старт никому не повредит, так ведь?

Она обвила мою шею руками – первый физический контакт, который она инициировала за последние несколько недель.

– Как скоро ты сможешь их продать?

– Трудно сказать, но я обзвоню всех первым же делом в понедельник.

Она издала смешок, который тут же успокоил жжение в горле.

– «Переворачивая страницы» – замечательная песня. Держу пари, что за нее быстро ухватится какой‐нибудь большой артист.

Отлично, вот об этом я и мечтал: наблюдать, как какая-нибудь эгоцентричная примадонна поет о сложных взаимоотношениях с моей самовлюбленной матерью.

Я одарил ее еще одной натянутой улыбкой.

– Это было бы потрясающе.

В ее голосе вновь появилась та легкость, которую я не слышал уже несколько месяцев.

– Нужно это отпраздновать. Купи бутылку шампанского, когда будешь в магазине. – Она замолчала. – Впрочем, не заморачивайся. Я попрошу Бри. Она принесет что-нибудь стоящее.

Да, конечно. Я готов был вырвать сердце и положить его к ногам своей жены, но именно Бри всегда будет той, кто спасет положение.

Это было мучительно, но я сделал то, что делал на протяжении всего нашего брака, – продолжил улыбаться.

– Звучит отлично.

Глава 2

Бри

– Он продает свой альбом девяносто второго года? – неверяще прошептала я в трубку.

Джессика раздраженно вздохнула на другом конце провода.

– Ну, сказал, что продаст. Но вопрос в том, доведет ли он это дело до конца.

Я выглянула из-за угла кухни, чтобы убедиться, что Роб находится достаточно далеко и ничего не услышит. Мой муж ненавидел, когда мы с Джессикой обсуждали его самого близкого друга. Роб всегда считал, что мы зря ополчились на бедного парня, но это был мой первостепенный долг как лучшей подруги – убедиться, что Изон достойно заботится о моей девочке. И мое беспокойство было более чем оправданно. В течение последних нескольких лет он с треском проваливал эту задачу.

Убедившись, что Роб все еще в гараже и, вероятнее всего, нашептывает слова любви своему драгоценному «Порше», я вернулась к духовке, чтобы проверить, готов ли ужин для детей.

– Но он ведь в этот раз сам заговорил о продаже альбома, верно? Это должно что-то значить.

Она усмехнулась.

– Да, это значит, что он устал спать на диване и жить без секса.

– Тем не менее. До тех пор, пока это спасает тебя и Луну от удела бездомных, меня это устраивает. – Я сделала паузу и прикусила нижнюю губу. – Ты же знаешь, что если вы будете нуждаться в чем-то, пока он не продаст…

– Нет. Даже не начинай. Это не твои проблемы.

Я глубоко вздохнула. Мы с Джессикой дружили с тех пор, как работали вместе официантками во время учебы в колледже. Она всегда была упрямой, непреклонной и такой чертовски гордой, что не приняла бы руку помощи, даже если бы осталась с голой задницей. Что было не за горами, учитывая ее нынешнее положение.

– Джесс, прекрати. Просто позволь мне дать тебе немного…

– Шампанского, – закончила она за меня. – Единственное, что я приму от тебя, – это шампанское. Сегодня у нас праздник.

– Это фактически первый раз, когда я буду вдали от детей с тех пор, как родилась Мэдисон.

– Вау. Твой первый выход в свет случится в моей паршивой гостиной. Как тебе повезло.

– Эй, я уже буду счастлива, что смогу провести вечер без подгузников. – Я слегка слукавила. Всю неделю мне не давали покоя мысли о том, что я оставлю детей одних.

Роба сводило с ума, что я каждый раз отказывалась от вечеров с друзьями на протяжении почти десяти месяцев. У нас была отличная няня в лице Эвелин, нашей соседки. Она была безумно милой и терпеливой с собственными четырьмя мальчишками-подростками. Мы с Робом оба доверяли ей Ашера, но Мэдисон была другой. Она родилась недоношенной и провела больше месяца в отделении интенсивной терапии. Спустя десять месяцев все было отлично, но в моих глазах она навсегда осталась тем крошечным ребенком весом в три с половиной фунта, опутанным проводами и с трудом находящим силы дышать.

Но время пришло. Эта мамаша нуждалась в умственной и эмоциональной разрядке.

– Чушь собачья, – рассмеялась Джессика. – Ты весь день места себе найти не можешь, разве не так?

Я выглянула из кухонного окна уже в шестой раз за несколько минут, чтобы проверить, как Эвелин и Мэдисон играют на коврике, раскинутом на лужайке.

– Что? Нет. Неправда.

– Врунишка.

Мое внимание привлекло движение у гаражной двери. Темно-карие глаза Роба тут же встретились с моими, и его лицо расползлось в озорной улыбке. Он всегда смотрел на меня именно таким взглядом – восторженным и благоговейным.

Мои щеки покраснели, когда он приблизился ко мне, останавливаясь взглядом на всех нужных местах моего тела.

– Джесс, мне пора.

– Хорошо, но Изон приедет с минуты на минуту, чтобы оставить у вас Луну. Скорее всего, Роб уже в курсе про альбом, но не говори ему, что это я тебе рассказала.

– Ммм, – промычала я, кусая губы. Мускулистое тело мужа покачнулось, когда он сделал движение вперед и схватил меня. – Увидимся вечером. – Я даже не попрощалась, прежде чем нажать кнопку отбоя.

Роб выхватил телефон у меня из рук и положил его на полку, обхватывая одной рукой мои бедра и притягивая ближе к себе.

– Вау, – прошептал он, касаясь дыханием моих губ. – Ты выглядишь великолепно.

– Давай не преувеличивать. Это всего лишь летний сарафан, – ответила я, улыбаясь ему. Более того, это был мой самый нелюбимый сарафан. Эти желто-коричневые цветы никогда не были моими верными друзьями, но я все еще пыталась сбросить последние десять фунтов после рождения Мэдисон, так что это было одно из немногих платьев, которые мне подходили.

Раньше я была деловой женщиной – юбки-карандаши и пиджаки составляли большую часть моего гардероба. Теперь я стала домохозяйкой с двумя детьми. Удачным считался день, когда я надевала брюки с поясом.

Просунув руку под подол платья, он обхватил мою попу.

– Не говори «всего лишь», когда речь идет о тебе в этом платье.

– Я так понимаю, тебе нравится…

– Мама! – раздался крик Ашера с лестницы.

Роб застонал и запрокинул голову, уставившись в потолок.

– Клянусь тебе, у этого парня какое-то шестое чувство касательно того, когда я пытаюсь подбить клинья к его матери.

– Это твоя награда за создание своей мини-копии. Он знает, когда ты замышляешь что-то нехорошее.

Уголки его губ приподнялись в завораживающей ухмылке.

– Ох, это было бы что-то такое хорошее, Бри. Такое хорошее.

– Ты всегда так говоришь. Но присяжные все еще не определились с дальнейшим ходом твоего дела.

Он раскрыл рот в притворной обиде, но этот чертов огонек в глазах ясно дал понять, что меня ждет долгая и столь ожидаемая ночь после того, как мы вернемся домой.

Смеясь, я поспешила ответить сыну:

– Да, дружок?

– Ужин уже готов? Заставлять детей голодать – незаконно, если ты не знала! – Да. Это точно мой мальчик. Ему пять лет, и он такой же вечно голодный, как и его мама.

– Две минуты! – прокричала я в ответ как раз в тот момент, как раздался звонок в дверь. Роб выгнул бровь.

– Боже, неужели он успел вызвать подкрепление?

– Думаю, это Изон. Джессика сказала, что он уже выехал.

Улыбка вернулась на его лицо, и он наклонился для еще одного поцелуя.

– В таком случае он может подождать. Итак, на чем мы остановились.

Я увернулась от его губ.

– Иди открой дверь своему великовозрастному ребенку, а я пока покормлю нашего настоящего ребенка, пока он не вызвал полицию.

– Эй, – пробубнил Роб. – Будь сегодня помягче. Изон долго планировал этот вечер.

– Ты о чем? Я всегда с ним мила.

Он нахмурился и направился к выходу из кухни, по дороге заметив:

– Ну да. Конечно. Называть его великовозрастным ребенком – это верх доброты. Скорее всего, в почтовом ящике уже можно найти документ о причислении тебя к лику святых.

Я закатила глаза, но в груди зашевелилось малюсенькое чувство вины.

Окей. Это правда. Я не была снисходительна к Изону. Но я и не испытывала к нему ненависти. Он был неплохим парнем, одним из тех, кто всегда открывает тебе дверь и старается вовлечь в любой разговор, в котором он яростно доминирует. Своими песочными волосами, теплыми карими глазами и лукавой улыбкой, от которой сходили с ума все женщины, он с первого взгляда загипнотизировал Джессику. Стоит учесть, что Джессика сама была красоткой и обладала острым умом, так что у Изона не было ни малейшего шанса.

В теории лучшая подруга, выходящая замуж за лучшего друга твоего мужа, – мечта каждой старшеклассницы.

Но только не касательно этих двоих.

У Джессики была тяжелая жизнь, а тому, кому суждено было в итоге связаться с Изоном, придется еще тяжелее, пока он гоняется за своими несбыточными мечтами. Поначалу все это казалось лишь весельем, страстными взглядами и бурными ночами. Но положительный тест на беременность и крах карьеры Изона поставили их в сложное положение – а я ведь всегда знала, что именно этим все и кончится.

Однако их отношения меня не касались – по крайней мере, так любил говорить мой муж.

Взяв прихватку, я вынула наггетсы в форме сердечек из духовки и оставила противень остывать на подставке.

– Ужин готов, – крикнула я Ашеру. – Вымой руки, прежде чем спускаться.

Я поняла, что он услышал меня, когда сверху раздался характерный глухой грохот, с которым он спрыгнул с кровати, чего я просила его не делать восемьдесят миллионов раз. По приблизительным подсчетам, конечно.

Изон зашел на кухню с широкой улыбкой на лице и моей второй по счету любимой малышкой на руках.

– Привет, Бри, – поприветствовал он, как обычно притянув меня в свои объятия, и это не был бы Изон, если бы в конце он не сжал меня особенно крепко. – Как твои дела?

– Все хорошо, – прощебетала я, неловко высвобождаясь из его объятий. Переключив внимание на крестницу, я захлопала в ладоши и протянула к ней руки. – Иди сюда, моя сладкая девочка.

Изон передал ее мне с искренней отцовской гордостью, сиявшей в его глазах. Несмотря на все трудности в профессиональном и финансовом плане, он действительно неистово любил свою дочь.

– Отлично выглядишь. Да у тебя обновки? – спросила я Луну, поправляя оборку на рукаве ее розового наряда с инициалами. Я содрогнулась при мысли о том, насколько превышен лимит кредитки Джессики из-за этой покупки.

Изон провел рукой по своей серой футболке.

– Ах, черт возьми, Бри. Спасибо, что заметила. Ты тоже отлично выглядишь. Это, случайно, не платье Джессики?

– Эм, нет. Джессика брала его у меня, и мне пришлось превратиться в Тома Круза из фильма «Миссия невыполнима», чтобы вернуть его обратно на прошлой неделе. Твоя жена – одежная воришка, но я, в свою очередь, украла у нее эти босоножки, так что мы квиты.

Посмеиваясь, Изон взял с подноса наггетс и отправил его прямиком в рот. Я и не подумала предупредить его, что они все еще горячие. Да, моя святость точно не за горами.

– Черт, черт, черт, – запыхтел он, пережевывая еду с открытым ртом.

С чувством легкого удовлетворения я посадила Луну на бедро и наблюдала за его страданиями.

– Хочешь еще?

– М-м-м. Спасибо, но я, пожалуй, откажусь от куриных наггетсов с начинкой из расплавленной лавы.

– Это вегетарианские наггетсы.

Он скривился.

– Это объясняет привкус травы.

Я покачала головой, потому что, честно говоря, это единственное, на что меня хватало при общении с ним.

– Дядя Изон! – Ашер перепрыгнул через последние три ступеньки, вызвав у меня очередной сердечный приступ.

– Как дела, парень? – спросил Изон, присаживаясь на корточки.

Тщательно продуманное рукопожатие, которое они репетировали с тех пор, как моему сыну исполнилось три дня, закончилось тем, что они дали друг другу пять за спиной.

– Угадай, что случилось? – спросил Ашер.

Изон никогда не упускал возможности пошутить:

– Ты нашел на заднем дворе окаменелость, которая открыла миру новый вид динозавров. Так как он не имел зубов, этот динозавр, скорее всего, мог быть дружелюбным, так что ученые решили использовать его ДНК, чтобы вернуть этот вид к жизни в надежде, что им удастся приручить их и использовать в качестве нового вида транспорта, тем самым экономя наше драгоценное… ну, ископаемое топливо.

Веснушчатый нос Ашера очаровательно сморщился.

– Что? Нет!

– Вот блин, – вздохнул Изон и уставился вдаль, сделав загадочное лицо. – А я ведь так ждал возможности прокатиться верхом на ашерозавре.

Сын разразился смехом, как он всегда делал, когда рядом был его любимый и единственный «дядя». Изон рассмеялся вместе с ним, исполняя сокращенную версию их секретного рукопожатия.

– Так, вы двое, – прервала их я. – Садись за стол, Эш.

– Не делай этого, – еле заметно прошептал Изон. – Это вегетарианские наггетсы, так что туда вполне могли подмешать кусочки скошенной травы.

– Ура-а-а! Я люблю вегетарианские наггетсы.

Изон покосился на него.

– Парень, ты не знаешь, о чем говоришь. Решено. Завтра, когда я буду забирать Луну, я захвачу тебе несколько старых добрых куриных наггетсов от Микки Ди. У тебя никогда не вырастут волосы на груди, если ты продолжишь есть эту овощную лабуду.

Темноглазый и темноволосый (весь в отца!), он возразил:

– Какой ужас. Я не хочу, чтобы у меня на груди росли волосы!

– Однажды захочешь.

– Точно нет. Вот у папы нет волос на груди.

– Что ж. Это странно. У каждого мужчины есть волосы на теле. В следующий раз, когда он будет в душе, проверь его задницу.

– Фу-у-у! – закричал Ашер, заставив Луну подскочить у меня на руках.

– Та-а-ак, – протянула я, возвращая Изону его дочь. – Достаточно разговоров о волосах и заднице на сегодня… а возможно, и на всю жизнь. – Я взяла из шкафа тарелку и крикнула: – Роб! Пожалуйста, спаси меня!

Изон, не переставая укачивать ребенка, свободной рукой оттянул ворот футболки и показал аккуратно подстриженные волосы на груди, прошептав в сторону Ашера:

– Наггетсы.

Как по заказу, Роб вошел на кухню и хлопнул своего лучшего друга по спине.

– Прекрати приставать к моей жене. – Он тоже схватил наггетс прямо с подноса. Они все еще были горячими. Поэтому он тоже начал тяжело дышать, прежде чем скривить губы. – Боже, что это за отстой?

– Они из овощей, дорогой. Будь осторожен, иначе твое тело испытает шок. – Выложив на тарелку Ашера наггетсы, горсть маленьких морковок и половинку банана, я передала все это Робу.

Он отнес тарелку на стол.

– Так, я установил для Луны манеж в гостевой. Но это выглядит как-то грустно. Может, стоит поместить ее к Мэдисон, чтобы она не скучала?

– Только если ты хочешь, чтобы они не спали. – Я оперлась бедром на кухонный шкафчик. – Два ребенка и по совместительству будущие лучшие подруги никогда не заснут, если будут видеть друг друга.

Он остановился перед Изоном и пощекотал животик Луны.

– Ты уверен, что Джессика не против оставить ее на ночь?

Изон усмехнулся.

– В противном случае, двадцать семь нарядов, слюнявчики, бутылочки и зимнее пальто в середине мая, которые она упаковала, были пустой тратой времени. – Он посмотрел на часы. – И на этой ноте мне пора откланяться. Еще нужно заехать в магазин и докупить пару вещей. – Поцеловав Луну в макушку около дюжины раз, он неохотно передал ее Робу и посмотрел на меня. – Джесс попросила взять у тебя какое-нибудь хорошее шампанское.

Стыд в его голосе был слышен каждому присутствующему в комнате.

Черт, семя вины внутри меня точно дало ростки.

– Ах, да. Точно. Конечно. Сейчас принесу…

– Возьми «Дом Периньон», – перебил Роб.

Изон усмехнулся.

– Это как-то слишком для простого вечера за настолками. Приберегите его для…

Роб наклонил голову с вызовом во взгляде.

– Я сказал, возьми розовый «Дом Периньон». Ах да, и захвати еще «Боллинджер».

Мои глаза чуть не полезли на лоб. Черт возьми. Все это шампанское стоило по меньшей мере три тысячи долларов.

Мы с Робом жили неплохо – более чем неплохо, если быть до конца честной. Моя небольшая подработка по пошиву одеял на заказ для девочек в общежитии, чтобы заработать на пиво, прекратилась вскоре после того, как я выпустилась. Вооружившись дипломом по бизнесу, я переименовала «Одеяла Бри» в «Постельное белье “Призм”» и перешла на массовое производство и продвижение в универмагах по всей стране. Я любила свою работу, но как только я увидела своего маленького мальчика, мое сердце больше не лежало к ней. Решив удержать семейный бизнес, Роб занял пост генерального директора и вскоре заключил восьмизначную сделку с крупнейшей гостиничной сетью Северной Америки на эксклюзивное снабжение всех пяти тысяч их отелей постельными принадлежностями нашей марки. Мы провели ту ночь, празднуя победу в пентхаусе в Вегасе с бутылкой «Дома» и «Боллинджера».

Однако, если только Джессика не упустила какие-то действительно важные детали этого праздника, который мы устраивали для Изона, я не была уверена, что «Дом» и «Боллинджер» были столь необходимы.

Кажется, Изон разделял мои мысли, так как чуть не подавился.

– Ты что, с ума сошел?

Мой муж лишь покачал головой.

– Мой лучший друг – музыкальный гений, который снизошел до того, чтобы подарить крупнейшим артистам мира свои песни, прежде чем в конечном итоге написать еще больше и завоевать музыкальную индустрию в качестве сольного исполнителя. Я не для того проводил с тобой лето тысяча девятьсот девяносто второго года в фургоне «Форда Аэростара», принимая душ два раза в неделю, причем на двоих, чтобы отпраздновать твои будущие успехи дерьмовым шампанским. Это не обсуждается. – С этими словами он похлопал Изона по плечу и понес Луну через заднюю дверь к Эвелин.

– Господи, – вздохнул Изон, потирая переносицу. – Как будто просить у вас шампанское – уже недостаточно унизительно, так теперь я должен добавить еще полмиллиона долларов игристого к своему бесконечному долгу.

Я постаралась натянуть на себя улыбку.

– Это не так уж и дорого, если ты оправдаешь его ожидания и окажешься тем самым величайшим музыкантом современности. Мы будем рады принять полмиллиона долларов в качестве компенсации.

Он фыркнул.

– Я бы на это не рассчитывал.

Я и не рассчитывала, но если Роб так в него верил, то самое меньшее, что я могла сделать, – это спуститься в погреб и принести то самое шампанское.

Глава 3

Изон

Я как раз высыпал остатки чипсов в миску, когда раздался звонок в дверь.

– Джесс?

– Да, сейчас.

Вытирая руки полотенцем у раковины, я внимательно осматривал свое творение. Чипсы с домашней сальсой и каким-то неизвестным сыром, который нахваливала продавщица в продуктовом, рядом с тарелкой модных крекеров, каждый из которых выглядел столь же аппетитно, как кусок картона. Это было далеко от идеала. В общем ужин обошелся менее чем в двадцать баксов. Однако в целом выглядело все довольно прилично, чего уже было достаточно, чтобы задобрить мою жену.

– Как настроение? – спросил Роб, заходя на кухню с бутылкой вина в руках, как будто унижения шампанским было мало.

– Что это?

– Презент для хозяев дома.

Я смерил его свирепым взглядом.

– Ты серьезно?

Он покачал головой, смеясь.

– Не начинай. Бри настояла на этом. Кроме того, немного лишнего вина еще никому не повредило. – Он выгнул бровь и устремил пристальный взгляд на девушек, которые уже устроились у диванного столика, что я превратил во временный бар.

Джессика улыбалась во все тридцать два зуба, так что я перестал злиться на необычайную щедрость своего лучшего друга, взял бутылку и поставил ее в холодильник.

– Налить тебе виски?

Он приподнял свою темную бровь.

– Ты ведь хочешь, чтобы я поиграл в «Пикшонари»?

Я усмехнулся и направился к бару.

– Понял. Сделаю двойную порцию.

Вместе мы подошли к дамам, и я обнял Бри.

– Привет, давно не виделись. – Как обычно, ее ответные объятия были короткими и отстраненными, но я уже давно перестал обращать на это внимание. – Как дети отреагировали, когда вы уходили?

Роб закашлялся.

– Не надо. – Снова кашлянул. – Упоминать. – Он наконец прокашлялся. – Детей. – Он с улыбкой посмотрел на жену. – Шампанское или вино, милая?

Бри закатила глаза.

– Я в порядке. Перестань раздувать из мухи слона.

– Конечно, ты в порядке, любовь моя, – промурлыкал Роб, подмигивая мне. – Шампанское?

После хлопка пробки, которая стоила больше, чем вся моя ипотека, и быстрого тоста за меня с типичной ерундой о новых начинаниях и светлом будущем мы разошлись в разные стороны. Джессика повела Бри в детскую Луны, чтобы показать ей новые буквы, которые мы повесили над кроваткой, а мы с Робом пошли бродить по моей уединенной крепости, которую я делил с машиной Джессики, – гаражу.

Задолго до того, как он начал носить костюмы «Дольче и Габбана» и водить «Порше», мы с Робом росли одинаково, играя в баскетбол в парке, пока родители работали допоздна, чтобы обеспечить нам еду. Он смеялся надо мной, когда я отрыл старый синтезатор на дворовой распродаже и часами обучался игре на фортепиано в старших классах. Он устроил мне настоящий ад, когда я начал петь и писать собственную музыку. Но как только я начал выступать в колледже, он стал моим самым большим поклонником.

Летом, закончив второй курс Университета Джорджии, Роб одолжил у своей бабушки дряхлый минивэн девяносто второго года выпуска и организовал мой самый первый тур. Ладно, так называемый тур состоял из пятнадцати вечеров открытых микрофонов, раскиданных по всему штату, на многих из которых Роб и бармен были единственными моими слушателями, но, черт возьми, именно тем летом я по-настоящему понял, чем хочу заниматься до конца своей жизни.

Вскоре я бросил колледж, с головой ушел в написание песен, выступал везде, где только можно, и тогда, в девяносто втором, написал свой альбом «Солнцестояние».

Роб всегда верил в меня, даже тогда, когда я сам готов был сдаться. Именно поэтому я скрыл некоторую часть правды, когда он закончил жаловаться на новенького, которого нанял в «Призм», и спросил:

– А как ты сам относишься к продаже песен?

Стараясь не смотреть ему в глаза, я покачивал виски в стакане.

– Это будет хорошо для семьи.

– А что насчет тебя?

Я пожал плечами.

– За последние несколько лет в моей жизни произошло достаточно хорошего. Мое время закончилось.

Он поджал губы; ободряющая речь, без сомнения, уже вертелась на кончике его языка. Но я не был к этому готов. Сегодняшняя ночь посвящена веселью и свободе. Несколько часов смеха, чтобы отвлечь нас от реальных проблем.

Или, в моем случае, оставить их на дне бутылки.

– Пойдем поищем наших дам. Нам с Джесс еще выигрывать в «Пикшонари».

Он залился смехом, явно распознав мой план побега. Но Роб остался верен себе и не стал ничего говорить.

Как и в игре под названием «жизнь», мы с Джессикой проиграли первый раунд.

У меня было сильное подозрение, что Бри либо жульничала, либо стала телепатом. Иначе как она смогла угадать «собирание яблок» в исполнении Роба, который нарисовал дурацкое дерево, больше походившее на кустарник без единого плода в пределах досягаемости. Это привело к старым добрым обзывательствам и повысило ставки на второй раунд, так что я решил не обращать внимания.

– Гуляющий. Парящий. Маг! – закричала Джессика.

– Нет. Вот. – Я ткнул маркером в очень искусно нарисованную фигурку из палочек, прыгающую на скакалке.

Бри хихикнула с дивана, когда моя жена, воспринимающая игру в «Пикшонари» как настоящее соревнование, вскинула руки вверх.

– Я не знаю! Нарисуй что-нибудь еще.

Схватив Джессику за руку, я подтащил ее ближе к доске, как будто три фута между ними могли как-то исказить ее зрение.

– Вот. Вот эта штука. – Я указал на скакалку.

– Нельзя разговаривать! – проворчал Роб, поднося к лицу крошечные песочные часы, уже победно улыбаясь и ожидая, когда упадет последняя песчинка.

Игнорируя его, я постарался говорить менее разочарованно.

– Детка, милая, дорогая, посмотри на…

Это все, что я успел сказать, прежде чем наше время закончилось.

Раздался оглушительный грохот, и дом взорвался.

Я не помню, как упал, но в следующее мгновение я был уже на полу, покрытый обломками. В ушах у меня звенело, перед глазами плыло, я пытался сориентироваться в пространстве, но это было бессмысленно. Перевернувшись на спину, я увидел, что потолка нет, вниз свисали провода и куски материала, пламя охватило опорные балки, словно молнии, рассекающие небо.

– Черт, – выдохнул я, схватившись за голову, будто мог вручную замедлить ход своих мыслей. – Джесс… – Я закашлялся, мои легкие наполнились дымом. – Джессика. – Внезапно ужасающая мысль пронзила мой затуманенный мозг. – Луна! – Я резко выпрямился.

Нет. Стойте.

Я снова покачал головой, воспоминания затопили мой мозг. Луны здесь не было. Она была у… черт.

– Роб! Бри!

Вокруг было устрашающе тихо.

Никакого плача.

Никаких криков.

Никто не молил о помощи.

И в эту секунду тишина была самым ужасным звуком из всех.

Отчаяние соединилось с приливом адреналина в моих венах.

Издав стон, я сумел подняться на ноги. Жар опалил мое лицо, когда я пошатнулся, пытаясь удержать равновесие среди обломков. Необъяснимо, но вокруг было темно и одновременно ослепительно ярко. В отблесках танцующего пламени я разглядел пустое пространство на том месте, где когда-то стоял диван, на котором сидели Бри и Роб.

Его больше не было.

Ничего, черт возьми, больше не было.

– Джессика! – прорычал я в пустоту. Она же стояла прямо рядом со мной. Она не могла быть далеко. Меня охватила паника, и я опустился на колени, лихорадочно разгребая обломки. Полилась кровь, когда осколки бог знает чего рассекли кожу на руках.

Я должен был найти ее и вытащить отсюда, а потом вернуться, найти Роба и Бри и каким-то образом вытащить их тоже.

В первые несколько секунд все казалось возможным. Я все еще не мог прийти в себя. Дела были плохи, но потеря людей, которых я любил, не казалась мне реалистичным исходом. Я не верил в это. По мере того, как огонь распространялся, рос и мой страх.

Дым заволакивал глаза, пока я уже не стал искать вслепую, яростно шаря по полу в том месте, где, как мне казалось, она могла быть.

Где я молился, чтобы она была.

Где она, черт возьми, должна была быть.

Волна облегчения обрушилась на меня подобно цунами, чуть не сбив с ног, когда я наконец-то нащупал ее руку.

– Джессика! – я почти задыхался, давясь и кашляя.

Я понятия не имел, была ли она ранена, дышала ли, но я нашел ее. Теперь нужно было вытащить ее отсюда. Плавным движением я подхватил ее на руки и направился к двери, прокладывая путь по памяти среди обломков дома, которого больше не было.

Мы почти добрались до входной двери, когда я споткнулся обо что-то, чуть не уронив ее. Только невиданная сила воли удержала меня на ногах.

Еще один шаг, одна секунда, одно неверное движение – и я бы точно не заметил ее. Ее тело было скрыто под грудой сломанной мебели, но темные волосы рассыпались по грязному полу.

Боже мой. Бри.

Я замер на мгновение, удерживая Джессику на руках и одновременно пытаясь присесть на корточки, чтобы суметь поднять и Бри. Будучи шесть футов два дюйма ростом, я считался достаточно крупным парнем, но даже одну бездыханную женщину было достаточно трудно вслепую вынести из горящего дома, не говоря уже о двух. Меня охватила паника. Дым с каждой секундой становился все гуще. Чем дольше я думал и чем дольше мы оставались внутри, тем опаснее становилось для всех нас.

Все изменилось в следующую секунду.

Моя жизнь.

Жизнь Джессики.

Жизнь Бри.

Жизнь Роба.

Жизнь Луны.

Жизнь Ашера и Мэдисон.

Одно решение посреди невообразимого, и мир, каким мы его знали, перестал существовать навсегда.

Все свелось к одному-единственному решению.

– Я сейчас вернусь, – выдавил я из себя.

Прикрывая лицо рукой, я продолжил двигаться в направлении двери. Ручка обожгла мне ладонь, когда я дернул за нее, но я не почувствовал боли из-за выброса адреналина. Звук собственных шагов по подъездной дорожке эхом отдавался у меня в ушах, а огонь продолжал потрескивать позади. Наши ближайшие соседи находились более чем в полумиле отсюда, но даже оттуда взрыв должно было быть слышно. Скоро приедут пожарные.

Я вытащу Бри. Они найдут Роба. Все будет хорошо.

– Изон, – прохрипела она, все еще находясь у меня на руках.

Мои ноги все еще двигались, когда я старался отбежать дальше, но время вокруг остановилось, когда ее голос достиг моего сознания. Нет.

Этого не может быть.

Она была вся в саже, а мои глаза залеплены пеплом и тем, что, как я позже узнал, было кровью, но я все равно мог разглядеть крупные цветы на ее желтом…

«Эм, нет. Джессика брала его у меня, и мне пришлось превратиться в Тома Круза из фильма “Миссия невыполнима”, чтобы вернуть его обратно на прошлой неделе».

О боже.

Я продолжал бежать, пока ветер не сменил направление, рассеяв дым. Мое сердце пульсировало где-то в районе горла, и я молился, чтобы мои все еще работавшие уши на этот раз подвели. Затем я опустил ее на землю и вытер лицо внутренней стороной футболки.

– Изон, – прохрипела она.

И все-таки она не была моей женой.

– О боже, – выдохнул я, наблюдая, как она пытается встать на неподдающихся ногах.

Слезы прорезали две полоски сквозь пепел на ее щеках.

– Что произошло? – спросила Бри. Ее зеленые глаза были устремлены на пылающий ад позади меня.

Острое чувство вины поглотило меня.

– Я…

Я спас не ту женщину.

Я оставил мать моего ребенка в горящем здании.

Мои последние слова женщине, перед которой я клялся у алтаря, были «сейчас вернусь».

Желчь подступила к горлу.

– Я не знаю.

Я оглянулся на дом: жар ревущего огня обжигал меня даже на расстоянии в несколько ярдов. Всепоглощающее горе охватило меня, когда я осознал, что у меня не осталось никакой возможности вновь пройти сквозь это пламя.

Боже мой. Джессика.

Удивительно, как в разгар трагедии в памяти остаются какие-то странные детали. Годы спустя я не смог бы ответить, сколько времени потребовалось пожарным, чтобы приехать на место. Я не смог бы сказать, сколько было времени на часах или во что я был одет. Но я никак не мог забыть абсолютное опустошение на лице Бри, когда она поняла, что мы были единственными, кто стоял снаружи горящего дома.

– Где Роб? – прохрипела она. Ее голос звучал так, словно его протащили по гравию целую милю, прежде чем он достиг ее рта. – И Джессика. Где они? – Она решительно шагнула ко мне.

– Я пытался… – Приступ кашля согнул меня пополам. Вероятно, это было даже к лучшему. Я бы ни за что не смог закончить это предложение.

Схватив меня за ворот, она рывком выпрямила меня и с ожесточением встряхнула:

– Они там?

– Я не знаю! – закричал я. Страх и неудача смешались в одну душераздирающую эмоцию.

Наступила пауза. Никто из нас не смел дышать. Мы отчаянно пытались найти какой-то рациональный выход. Она была без сознания, когда я нашел ее. Она не видела дом изнутри.

Разрушение.

Настоящее поле битвы.

Тот ад, которого мы оба едва избежали.

Нет. Бри ничего из этого не видела.

И это было заметно, потому что в ее глазах все еще теплилась надежда.

– Роб! – закричала она, устремившись мимо меня. Она поскользнулась на траве и упала: зверский жар, словно силовое поле, остановил ее на полпути. – Помоги! – продолжила она, окончательно отказавшись от попыток встать самостоятельно. – Изон, помоги мне. Мы должны вытащить их оттуда.

Мне потребовалась вся оставшаяся в мышцах сила, чтобы обхватить ее за бедра.

– Бри, прекрати.

Она вцепилась в меня, пинаясь и размахивая руками.

– Отпусти меня! Я должна вытащить их. – Ее голос эхом отражался от деревьев, и каждый звук пронзал мое сердце.

– Ты не можешь вернуться туда! – рявкнул я. – Ты не выберешься.

– Тогда ты иди. – Ее грудь сотрясалась от прерывистого дыхания. – Ты же уже сделал это. Ты сделал это. Теперь иди туда, приведи моего мужа и, черт возьми, верни все как было.

Я был в состоянии шока и держался исключительно на адреналине. Я не чувствовал ожогов третьей степени на руках или шестидюймовой раны на голове, но ее словесный пинок отправил меня в нокаут.

– Что?

– Вытащи его! – закричала она, ее лицо исказилось от такой сильной внутренней боли, что этот взгляд пробрал меня до костей. Ее гнев перешел в рыдания, но слова от этого не стали менее ядовитыми. – Ты оставил его там. Ты должен пойти и вытащить его. Он бы никогда тебя не оставил.

Я сделал глубокий вдох, отчаянно нуждаясь в кислороде, который, казалось, мое тело не принимало. Мой разум метался в миллионах разных направлений, мои нейроны лихорадочно работали, пытаясь разобраться в мире, охватившем пламенем все вокруг меня.

– Я не виноват, – с трудом сказал я, оглядываясь через плечо на разрастающийся ад. Тяжесть гравитации внезапно стала выше моих сил. – Я едва вытащил тебя оттуда. Я думал, что ты Джессика. Я собирался вернуться обратно за…

Это было все, что я успел сказать, прежде чем вся наша жизнь сотряслась снова.

Возможно, она права, и в этом каким-то образом есть и моя вина. Возможно, я подвел их обоих.

Но когда ослепляющее оранжево-красное пламя взметнулось высоко в небо, в мире остался лишь один человек, которого я мог спасти.

– Нет! – закричала Бри, когда я прыгнул на нее, прижимая к земле. Огненные осколки моей прежней жизни дождем посыпались на нас, и каждый из них был подобен ржавому лезвию, вырезающему сердце из груди.

Она брыкалась подо мной, кусая и царапая когтями.

Она выкрикивала его имя и проклинала мое.

Когда вдалеке послышался звук сирен, ее легкие были наполнены воздухом, а в груди билось сердце.

И как бы усердно я ни молился на протяжении всего этого времени, никаким магическим образом она так и не превратилась в Джессику.

Глава 4

Бри

Беспомощная, одинокая и совершенно потерянная, я уставилась на его половину кровати. Засунув руки под подушку, я подогнула ноги в такое положение, в котором всего три дня назад мои холодные ступни касались его икр, отчего он игриво шипел. Я представила, как он схватил бы меня за бедро и притянул к себе, прорычав:

– Иди сюда, женщина.

Затем он бы обнял меня.

Поговорил бы со мной.

Состарился бы со мной.

– Вернись, – прошептала я, в отчаянии зажмуриваясь и надеясь снова ощутить его присутствие. Я все еще чувствовала его фирменный запах свежевыжатого лимона и кедра на простынях. Его грязная одежда все еще лежала в корзине для белья. Пакет с его вещами из химчистки был доставлен уже после того, как он сделал свой последний вздох. И все же мой муж, отец моих детей – мой Роб. Он был мертв. – Пожалуйста, вернись, – всё, что я смогла выдавить, задыхаясь от всеобъемлющей печали, наполнявшей каждый час моего бодрствования с момента пожара.

Все будет хорошо. Я услышала его голос у себя в голове. У тебя и у детей. У вас все будет хорошо. Будем честны, именно ты всегда была тем самым двигателем мощностью в четыреста лошадиных сил, который двигал нашу семью вперед. Я был лишь украшением на капоте.

Рыдания застряли в горле. Именно так сказал бы Роб. Клянусь, этот человек мог бы убедить даже грязную лужу в том, что она – целый океан. Его спокойствие и рациональность всегда рассеивали мою неуверенность и заставляли улыбнуться.

Боже, мне нужна была его улыбка.

Но больше всего я нуждалась в нем самом.

– Как? – взмолилась я. – Как я, по-твоему, должна жить без тебя?

На этом наши воображаемые разговоры всегда заканчивались.

У призрака, живущего в моей голове, не было никаких ответов. Я совершенно не могла понять, как мы вообще оказались в этой ситуации, не говоря уже о том, как разбираться с ее последствиями.

Перед глазами были лишь некоторые отрывки событий до и после того, как я очнулась на руках у Изона. Я помнила лишь панику и замешательство. Гнев и обиду. Абсолютное негодование от того, что земля продолжала вращаться, а я ничего не могла сделать. Я никогда не забуду ту поразившую меня боль, когда полицейский, стоя в моей больничной палате, сообщил, что тела Роба и Джессики были найдены – по крайней мере, то, что от них осталось. Он задал мне десяток вопросов. Я старалась ответить на них, как могла, но все вокруг казалось нереальным.

Пустота в груди.

Острая боль в душе.

Даже полное опустошение, бурлящее в районе живота.

Роба больше не было.

Джессики больше не было.

А люди как ни в чем не бывало ждали, что я буду продолжать жить без них.

Я провела в больнице два дня, рыдая до потери сознания.

Врачи диагностировали у меня сотрясение мозга. Я прошла курс кислородной терапии, мне выписали антибиотики, чтобы предотвратить инфекцию от ожогов на руках и ногах, и даже успокоительное, чтобы помочь заснуть.

Но ничто не облегчало боль.

И ничто никогда не облегчит.

Это был несчастный случай. Пока мы вчетвером сидели наверху, смеясь и попивая вино, неисправная труба наполнила подвал достаточным количеством газа, чтобы взорвать весь дом. Второй взрыв произошел из-за того, что загорелась машина Джессики, стоявшая в гараже. По словам пожарного инспектора, действовавшего из лучших побуждений, но абсолютно глухого к нашему горю, нам крупно повезло.

Но я не чувствовала себя везунчиком. Хотя, может, Изон действительно так считал.

Изон.

Боже… Изон.

Нас увезли на разных машинах скорой помощи в разные больницы, так что мы до сих пор не виделись.

Не существовало никакого свода правил, как вести себя в разгар ужасной трагедии. Отчаяние вряд ли соседствует с вежливостью и добротой. Но я не должна была набрасываться на него с таким количеством обвинений.

Все же, когда я лежала на кровати, часть меня хотела продолжать злиться на мир за то, что он у меня отнял. Большая часть моего гнева была направлена на Изона.

Он всегда проигрывал в моих рассуждениях на тему «а что, если».

Что, если бы нас не было там в эту ночь?

Что, если бы он не пытался вернуть расположение Джессики?

Что, если бы он вообще не покупал этот дом?

Почему из всех людей именно он должен был выжить?

Почему не Роб?

Почему не Джессика?

Почему… Изон?

Но все же он спас мне жизнь. Даже несмотря на свое разбитое сердце, я понимала, что мне стоит ползать перед ним на коленях. Благодаря ему у моих детей все еще была мать. У меня все еще была возможность наблюдать за их взрослением – выпускные, свадьбы, внуки.

Благодаря Изону у меня все еще было будущее.

Хотя, будучи запертой в ловушке горя, я не давала себе шансов сосредоточиться на хорошей стороне.

Наша соседка Эвелин, чудесная женщина, взяла отгулы на работе на несколько дней, чтобы посидеть с тремя детьми, пока мы с Изоном были в больнице. Никто из нас не мог рассчитывать на поддержку со стороны семьи. Мои родители умерли много лет назад, а мать Роба была пожилой женщиной с деменцией. У Изона и вовсе никого не было. Он вырос без отца, а мать умерла несколько лет назад от рака груди. Семья Джессики была бесполезной. Они, без сомнения, появятся на похоронах, драматично рыдая над ее гробом, но исчезнут сразу же, еще не предав ее тело земле.

Раньше это никогда не было проблемой. Мы были одной семьей. Я, Роб, Джессика, Изон.

А теперь нас осталось двое.

Словно материализовавшись из моих мыслей, раздался звонок в дверь, и у меня внутри все сжалось.

Я вернулась домой из больницы лишь накануне. После того, как я рассказала Ашеру об отце, в спальне у меня случился нервный срыв, в результате Эвелин настояла на том, чтобы остаться еще на одну ночь. Она была удивительной женщиной. Не знаю, что бы я делала без нее.

За мрачным завтраком, когда Ашер сидел у меня на коленях, рассеянно гоняя еду по тарелке, а Луна и Мэдисон – на стульчиках для кормления, перетягивая друг у друга бутылочку со смесью, Эвелин рассказала, что Изона выписали из больницы. Она улыбнулась и пощекотала животик Луны, сказав, что тот будет очень рад приехать за своей малышкой.

Так я и оказалась наверху, лежа в постели, разговаривая со своим покойным мужем, вместо того чтобы разбираться в противоречивых эмоциях, связанных со встречей с Изоном.

В дверь снова позвонили.

– Черт, – вздохнула я, скатываясь с кровати с ощущением вины и паники, сдавливающим грудь.

Горе было сложной эмоцией. Мозг успокаивал меня, что это всего лишь Изон. Лучший друг Роба. Муж Джессики. Я провела с этим парнем бесчисленное количество рождественских праздников, дней рождений и летних каникул. Но темные и ожесточенные уголки моего разбитого сердца шептали, что он был тем человеком, который выжил, в то время как обугленные останки моего мужа и моей лучшей подруги лежали в похоронном бюро на другом конце города. Да, он спас мне жизнь, но, сделав это, приговорил их обоих к смерти.

Это было несправедливо и неправильно. Но не волнуйтесь – себя я тоже ненавидела за то, что выжила.

– Будь помягче, – услышала я голос Роба в своей голове, пока спускалась по лестнице.

– Я всегда мила, – ответила я, полностью осознавая, что это была чистая ложь, причем совершенно ненужная. Мне больше некого было в этом убеждать.

Взяв свои эмоции под контроль, я медленно направилась к двери. Я поняла, что Эвелин уже впустила его, когда услышала глубокий голос в прихожей.

– Привет, малышка, – проворковал он. – Боже, ты не представляешь, как папочка скучал по тебе. – В конце его голос сорвался, и как бы сильно я ни противилась, мое сердце тоже защемило.

Изон прижался к дочери, его плечи затряслись, забинтованная рука придерживала ее голову. И как только мои ноги коснулись нижней ступеньки, его заплаканные покрасневшие глаза встретились с моими.

Я застыла, не в силах даже дышать под тяжестью его взгляда. Никогда раньше мне не доводилось быть свидетелем такого неприкрытого отчаяния. Даже когда я смотрела в свое отражение в зеркале.

Темные круги под глазами и впалые щеки. Я тоже ничего не ела, но Изон выглядел так, словно потерял половину своего веса. Если бы я не знала, что это он, я бы его не узнала. Его песочного цвета волосы, которые обычно были растрепаны, оказались выбриты, а над бровью начиналась длинная линия шва, исчезавшая где-то на макушке. Рукав из разноцветных татуировок на левой руке был перемотан бинтами, на лице и шее все еще хорошо виднелись коросты и ожоги.

Изон всегда был душой компании. Но сейчас, когда он стоял в моей прихожей, держа на руках дочь, его тело было таким безвольным, будто бы скелет больше не мог удерживать его в нормальном положении.

– Привет, – прохрипел он.

Узел у меня в животе болезненно сжался.

– Привет.

Мы смотрели друг на друга секунду, которая показалась вечностью. Миллионы слов повисли в воздухе, но мы оба знали, что ни одно из них не изменит нашу реальность.

В носу защипало, когда я увидела, как он усаживает Луну к себе на руки.

Он потерял свою жену.

Свой дом.

Своего самого близкого друга.

Все свои вещи.

Эта маленькая девочка, которую он держал на руках, была всем, что у него осталось.

Я была далека от звания святой настолько, насколько это было возможно, о чем постоянно шутил мой муж, но, несмотря на собственное горе, обиду и опустошение, я все еще оставалась человеком. И я видела перед собой другого человека, потерявшегося в пучине отчаяния. Я не могла поддержать его эмоционально, но у меня были ресурсы, которых не было у Изона.

– Что собираешься делать? – спросила я, скрестив руки на груди и делая вид, будто бы холод шел из комнаты, а не изнутри меня.

Он опустил взгляд на кафельный пол.

– Ох, это хороший вопрос. Парень, с которым я раньше выступал, пустит нас переночевать в его гостевой комнате на несколько ночей. Мне нужно связаться со страховой компанией, чтобы понять, какие у нас есть варианты жилья, но я пока еще не думал обо всем этом. К счастью, Джессика собрала достаточно вещей для Луны, прежде чем отправить ее к вам, а приятель принес мне сумку с одеждой, которую сумел насобирать. – Он замолчал и прерывисто вздохнул. – Это эффект домино, понимаешь? У меня больше нет бумажника. Что означает, что у меня нет банковской карты. А чтобы получить деньги в банке, нужно удостоверение личности. Не то чтобы наличные так уж необходимы в наши дни. Без банковской карты я не могу купить новый телефон, но он нужен мне, чтобы страховой компании было куда звонить. Кроме того, у меня нет машины или возможности ее приобрести, и среди всего этого я каким-то образом должен организовывать похороны моей жены.

Он тяжело вздохнул, и этот стон был наполнен большими страданиями, чем любой крик, который он мог издать. Его грудь прерывисто вздымалась, когда он поднял свои карие глаза и отрешенно посмотрел на меня.

– Господи Иисусе, Бри. Неужели все это правда?

Я не смогла ничего ответить. Часть меня все еще надеялась, что это просто ночной кошмар, от которого я в конце концов проснусь.

– Эвелин, – позвала я, обретя дар речи.

Она тут же показалась из-за угла, как будто бы все это время была недалеко, – очень мудро с ее стороны. Взглядом спросив разрешения, я взяла Луну из его рук и передала ее Эвелин.

– Не могли бы вы ненадолго взять детей на улицу?

– Конечно, – ответила он.

– В этом нет необходимости, – сказал он, протягивая руки к дочери. – Я просто заехал за вещами, а потом мы сразу уедем. У меня сегодня много дел. – Его тон становился все более взволнованным. – У меня нет времени на…

Я встала между ним и Эвелин.

– Изон, прекрати.

– Я не могу прекратить. Я не могу прекратить ничего из того, что происходит, – сорвался он. – Слушай, в машине меня ждет друг, мне просто нужны наши вещи.

– Вы никуда не поедете, – прошептала я. – Вы с Луной поживете здесь некоторое время. В домике у бассейна. Роб бы этого очень хотел.

– Что ж. Роб мертв, так ведь? Тебе больше не нужно притворяться.

Я опешила. Это было правдой, но все равно ощущалось как удар ниже пояса.

– Это нечестно.

– Что именно?

Кивнув, я дала знак Эвелин уходить, и, не дожидаясь возражений со стороны Изона, она поспешно вынесла Луну из комнаты. Мы стояли в тишине, пока я не услышала звук закрывшейся задней двери.

– Тебе нужно глубоко вздохнуть и перевести дух. Я знаю, что тебе сейчас больно, но…

– Больно? – он рассмеялся. – Больно – это если бы мне оторвало руки, а то, что я испытываю сейчас, точно так не назовешь. Я, черт возьми, не могу даже спокойно закрыть глаза без того, чтобы это пламя вновь не поглотило меня. Я не могу есть, не могу спать. – Он вытянул перед собой дрожащую руку. – Меня всего трясет, как будто душа пытается вырваться из тела. И иногда мне хотелось бы, чтобы так оно и произошло, даже если бы это означало, что я уйду вместе с ней. А потом я вижу Луну и понимаю, что нужен ей. Но как мне смотреть ей в глаза, зная, что это я оставил ее мать умирать?

Я с трудом сглотнула.

– Ты не оставлял…

– Чушь собачья, – прошипел он. – Не смей стоять тут и вести себя так, будто сама не винишь меня за случившееся. Роб бы не оставил меня в том доме, верно? Разве не это ты сказала? Это все моя вина, так ведь, Бри? – Он надвинулся на меня, так что в пустой прихожей стало тесно. – Ты уже все сказала. И, учитывая, что с тех пор мы ни разу не разговаривали, думаю, твое мнение не сильно поменялось.

Чувство вины росло в моей груди, но я просто стояла, поджав губы, не в силах спорить с правдой.

– Я так и думал, – прошептал он. – Так что, спасибо, но нет. Я и так достаточно виню себя, чтобы находиться тут, рядом с тобой, зная, что ты винишь меня тоже.

Он развернулся и направился к задней двери. Боже, что происходит?

Роб и Джессика не хотели бы, чтобы мы ссорились.

В результате трагедии легко замкнуться в себе.

Ведь вам трудно представить, как кто-то другой может понять те страдания, через которые вы проходите.

Но Изон проходил через то же самое. Мы справлялись с нашей болью по-разному. Наши сердца проходили все стадии горя по-разному. Но, нравилось нам это или нет, Изон и я были на одном и том же пути через ад.

Осознание того, что я была не одна, каким-то образом ослабляло давление в моей груди.

– Ты думал, что я Джессика, – сказала я ему в спину.

Он замер на полпути.

– Я помню твое лицо в ту ночь. Ты был убит тем, что это оказалась я. И, честно говоря, я не виню тебя за это.

– Бри, – прошептал он, медленно поворачиваясь, бледный и пристыженный.

– Это нормально – ненавидеть меня за то, что я – не она.

– Я не ненавижу тебя. Я просто так чертовски…

– Зол, – закончила я за него, и слеза покатилась по моей щеке. – Печален. Напуган. Убит горем. Потерян. Сбит с толку.

Он склонил голову. Болезненное осознание заставило его поморщиться.

– Да. Все вместе.

– Я тоже. – Душераздирающие рыдания, которые я больше не могла сдерживать, сотрясали мое тело, но уже в следующий миг я оказалась в его объятиях.

– Прости меня, – прошептал он, обнимая меня своими сильными руками. – Мне так жаль. Мне жаль, что я не смог спасти вас всех.

Ему не за что было извиняться. Умом я это понимала. Однако, чтобы окончательно принять это, требовалось время. Так же как и ему, чтобы смотреть на меня без пожирающего чувства вины из-за той ночи.

Но я была готова попробовать, если бы он согласился.

– Пожалуйста, оставайтесь у нас, – плакала я, уткнувшись в его грудь. – По крайней мере, пока не встанешь на ноги. Ты можешь ненавидеть меня, а я буду ненавидеть тебя, но мы будем делать это вместе, хорошо?

– Хорошо, – пробормотал он сквозь охватившие его чувства. Он обнял меня крепче, его грудь постоянно вздымалась от безмолвных слез. – Я согласен.

Больше мы ничего друг другу не говорили.

Изон и я стояли в прихожей и плакали вместе, казалось, целую вечность. Два человека, потерявшие все, но нашедшие утешение друг в друге.

Когда он наконец отпустил меня, я не почувствовала себя лучше. Наличие компании в аду не меняло того факта, что вы все еще были в аду. С другой стороны, я не почувствовала себя хуже. И это само по себе уже было прогрессом.

Глава 5

Изон

Мы похоронили Джессику спустя десять дней после пожара. Могла пройти хоть тысяча дней, и я все равно не был бы готов. На ее похоронах было человек пятьдесят. Несколько членов семьи приехали из Флориды, а ее отец вообще пропал вскоре после того, как я отправил ему деньги на билет на самолет.

Несмотря на зияющую дыру в моей груди, я сделал все, что мог, чтобы этот день был таким особенным, какого заслуживала Джессика. Оранжевые розы, такие же, какие она несла в день нашей свадьбы, покрывали гроб из слоновой кости, а сотни фотографий, которые я скрупулезно собирал с облачных хранилищ наших старых мобильных телефонов, создали нужную обстановку для прощания с моей женой.

Проповедник, который никогда не видел ее, говорил о том, что нам стоит отпраздновать ее жизнь и почтить память.

Бри попыталась рассказать историю их знакомства, но примерно на середине разрыдалась, так что мне пришлось проводить ее обратно на место.

Я сыграл на гитаре песню Роллинг Стоунз «Дикие лошади». Она должна была быть со словами, но меня хватило лишь на то, чтобы подобрать правильные аккорды.

Все это время Эвелин стояла в углу, покачивая мою суетившуюся дочь, у которой не останется никаких воспоминаний о матери.

Я обнимал каких-то незнакомых людей.

Встретился со старыми друзьями, которых не видел много лет.

Утешал членов семьи, которых она ненавидела.

Бри оказалась достаточно щедра, чтобы после похорон пригласить нас всех на обед к себе домой. Это было очень тактично с ее стороны, особенно с учетом того, что тот пустырь, который когда-то считался моим домом, был все еще огорожен полицейской лентой.

К концу дня, когда мы с Луной забрались в домик у бассейна, я был настолько физически и эмоционально истощен, что мне каким-то образом удалось по-настоящему заснуть. Это было удивительно, учитывая, что на следующее утро мне нужно было встать и вновь пройти через все это.

– А на небесах папе нужно будет носить рабочую одежду?

Сидя на корточках перед Ашером, я перестал застегивать его рубашку и посмотрел ему в глаза.

– Что?

– Ну типа костюмы и все такое. Ему обязательно их носить или он может надевать выходную одежду?

В горле застрял комок.

– Это же рай. Думаю, твой папа сможет носить все что захочет.

Он слегка улыбнулся.

– Тогда он, скорее всего, выберет выходную одежду. У него была одна футболка, которую он все время носил, с дыркой под мышкой. Маме она не нравилась, поэтому она всегда тыкала туда пальцем и велела ему идти переодеваться. – Он наклонил голову. Все – от прямых темно-каштановых волос до выразительных бровей – напоминало молодую версию Роба. – Интересно, взял ли он ее с собой?

Знакомая боль скрутила живот. Мэдисон и Луна – это одно. Они были слишком маленькими, чтобы понять, что случилось с Джессикой и Робом, но Ашера охватывало любопытство. За неделю он превратился из бешеного ребенка в участника телевикторины, застрявшего в категории «Загробная жизнь». Впрочем, я не мог его в этом винить. Смерть являлась чем-то непонятным даже для взрослых, не говоря уже о пятилетнем ребенке. Я не понимал, как Бри с этим справлялась. Я едва ли мог говорить с Луной о Джессике, хотя она обычно только била меня по лицу или пускала слюни на протяжении большинства наших бесед.

– Не думаю, что ему там что-то потребуется, приятель. Но, возможно, ты захочешь оставить эту футболку себе. Ты сможешь надевать ее каждый раз, когда будешь скучать по нему.

Его глаза расширились от удивления.

– Ты так делаешь с одеждой тети Джессики?

Смех вырвался из моей груди прежде, чем перманентное состояние страдания успело его подавить. Если бы я хоть на секунду задумался об этом по-настоящему, это было бы как ножом по сердцу. У меня не осталось ни одной вещи Джессики. Ничего, что я мог бы прижимать к груди по ночам. Ничего, что я мог бы передать Луне. Не считая фотографий, которые я сумел откопать, ничего из нашей совместной жизни не уцелело после пожара.

Однако в этот момент, глядя на храброго маленького мальчика, собирающегося на похороны отца, я жил настоящим.

– А что? Думаешь, я бы плохо смотрелся в одном из ее нарядов?

Он пожал плечами.

– Скорее да.

– Спешу заметить, что я выгляжу очень эффектно в кроп-топе.

– Кроп чего? – Он скривил губу – опять в точности как Роб.

Я встал и похлопал себя по животу.

– Кроп-топ. Это такая футболка с открытым животом. Ты же наверняка видел мой пресс.

– Нет, но я видел твои волосы от куриных наггетсов на груди.

Я разразился смехом, который, клянусь, прокатился по всему моему телу. Что ж, привет, эндорфины. Так мило, что вы решили снова прийти в мою жизнь.

– Что здесь происходит? – спросила Бри.

Я резко развернулся, как ребенок, которого поймали за воровством печенья, и увидел ее в длинном черном платье, с волнистыми каштановыми волосами, заколотыми сзади, и с безупречным макияжем – таково было ее представление о совершенстве.

– О, привет, – поздоровался я с неловкой улыбкой на лице.

Отношения с Бри все еще были, эм, за неимением более подходящих слов, чертовски странными. В основном я держался особняком в домике у бассейна. Однако, поскольку продукты привозили целыми грузовиками, Бри всегда приглашала нас на ужин. Точнее, это было не столько приглашение, сколько требование.

– Ужин будет готов к шести. Приходи, чтобы я знала, что ты не сошел с ума и не напился до потери пульса, оставив меня с тремя детьми младше шести лет и еще одними похоронами, за которые я должна отвечать.

О, эта женщина умела подбирать слова. И подумать только, это ведь я считался автором песен. Опять же ее выбор слов был просто способом справляться с горем, а ее прямолинейность вносила хоть каплю нормальности в мое хаотичное существование.

Во время первого ужина мы ели в тишине. Ну, ели – это громко сказано. Я кормил Луну из бутылочки, глядя на пасту, которую заказала секретарша Роба. Бри сидела рядом со стульчиком для кормления Мэдисон, скармливая ей еду из нетронутой тарелки.

Во второй раз она молча проплакала весь ужин, носясь по кухне и находя любой предлог, чтобы избежать пристального взгляда Ашера. Я попытался отвлечь его вопросами о его дне рождения, до которого оставалось три месяца. Казалось, это сработало. Он хотел торт с Железным Человеком и пиньяту. О, и чтобы его отец хотя бы на день вернулся с небес, что заставило Бри немедленно убежать в свою комнату за зарядным устройством для телефона – на целых двадцать минут.

Для двух человек, которые все еще не могли решить, нравятся они друг другу или нет, мы быстро стали одной командой, когда дело касалось детей.

Если у меня был плохой день – скажем, когда позвонила мать Джессики и спросила, может ли она забрать у меня на похоронах свой чек на половину страховки Джессики (страховки у моей жены не было, а даже если бы и была, я бы, черт возьми, точно не отдал никакую ее часть этой женщине), – Бри выходила на улицу и, не говоря ни слова, забирала Луну с одеяла, раскинутого на траве, оставляя меня ругаться и злиться в одиночестве.

Затем, когда мать Роба, страдающая от Альцгеймера, позвонила в поисках своего сына и Бри была вынуждена в пятый раз сообщить ей, что он скончался, она пришла в домик у бассейна, оставила детей, даже не спросив разрешения, и ушла больше чем на час. Мы с Ашером отлично ладили, так что это было легко, но вот Мэдисон не так уж сильно любила старого доброго дядюшку Изона. К счастью, шоколадные кусочки, отделенные от печений, казалось, делали свое дело – по крайней мере, до тех пор, пока об этом не знала Бри.

Бри тепло улыбнулась Ашеру.

– Над чем смеетесь?

Он потянул за ворот своей белой рубашки.

– Дядя Изон надевает кроп-топы, когда скучает по тете Джессике.

Ее брови взлетели на лоб, после чего она устремила на меня подозрительный взгляд.

Я поспешил отмахнуться.

– Нет. Мы просто шутили. Это целая история. Жаль, что тебя здесь не было. – Я толкнул Ашера бедром, заставив его покачнуться. Он рассмеялся, прежде чем нанести ответный удар по моей лодыжке. Игнорируя этого карате-пацана, я посмотрел на Бри. – Итак. Ты готова?

Она и без того не улыбалась, но каким-то образом ее лицо еще больше погрустнело.

– Нет.

В этот момент меня тоже вновь захлестнула боль.

– Я тоже.

Сделав глубокий вздох, она расправила плечи и вздернула подбородок.

– Но если мы не выйдем в ближайшее время, то опоздаем.

– Да, конечно.

– Эш, надевай носки и ботинки. У тебя пять минут.

– Пять минут! – заныл он, хотя я понятия не имел почему. У этого парня не было никакого представления о времени. Однажды он сказал мне, что ненавидит картофельное пюре, так как на его пережевывание уходит целый час.

Наклонившись, я поднял с пола его темно-синие носки и кинул ему, прежде чем последовать за Бри в коридор.

– Ты без галстука. – Это прозвучало больше как утверждение, нежели вопрос.

Я опустил взгляд на свой черный костюм и белую рубашку, верхняя пуговица которой осталась незастегнутой. Мой выбор одежды был ограничен тем, что я успел подобрать во время двухчасового забега по торговому центру во время послеобеденного сна Луны. Я надел то же самое, что и на похороны Джессики вчера, но тогда Бри и словом не обмолвилась о галстуке.

– Я не планировал его надевать. Думаешь, нужно?

– Тебе решать, – отрезала она.

– Так, давай попробуем по-другому. Ты хочешь, чтобы я надел галстук?

– Нет. Я просто подумала, что раз уж сегодня мы вспоминаем Роба, то ты мог хотя бы в этот раз выглядеть соответствующе.

Я внимательно посмотрел на нее. Что это вообще значило? Эти слова определенно следовало расценивать как оскорбление – тут я вряд ли ошибался. Но когда я был шафером на их свадьбе, Роб не просил меня надевать галстук. С чего, черт возьми, она решила, что я должен надевать его сейчас?

Я закусил нижнюю губу, безуспешно пытаясь сдержаться и не нагрубить в ответ.

– Соответствующе чему, позвольте узнать? – Это прозвучало резче, чем я предполагал. – Потому что, честно говоря, если я появлюсь в галстуке впервые за двадцать лет, есть большая вероятность, что Роб восстанет из мертвых, чтобы проверить, не случился ли у меня инсульт. – Как только последний слог слетел с моих губ, я тут же пожалел о сказанном. И не потому, что это было грубо и бесчувственно, – а так оно и было. Черт возьми, эта женщина хоронила своего мужа, а я тут демонстрировал свой характер.

Я возненавидел себя еще больше, когда увидел в ее глазах слезы.

– Если это единственное, что требуется, чтобы вернуть его к жизни, тогда, может, и мне стоит надеть гребаный галстук. – Она развернулась и зашагала прочь, стуча каблуками по деревянному полу.

У меня было несколько вариантов. Но ни один из них не мог забрать назад сказанное. И ни один из них не был ей нужен.

Я мог бы догнать ее и обнять. Это сработало, когда она обняла меня в разгар моего нервного срыва. Хотя, если мне придется потом идти на похороны Роба с отпечатком ее ладони на лице, это, скорее всего, вызовет море вопросов, на которые мне не хотелось отвечать.

Я мог бы извиниться – о, раз в сотый, наверное, – ведь очевидно, что этот способ отлично работал.

Или, поскольку я сам был в ужасном состоянии и мой эмоциональный диапазон был как у деревяшки, я мог бы позволить ей уйти, обиженной и кипящей от злости.

И только одним способом можно было сделать так, чтобы Роб не преследовал меня всю оставшуюся жизнь.

– Прости, – крикнул я ей вслед, пытаясь догнать. – Я надену галстук. Черт возьми, да я надену хоть три галстука. Я не хочу вести себя как придурок. Просто скажи, что мне сделать, чтобы помочь тебе вынести этот день, и, клянусь Богом, я сделаю все.

Она остановилась, вытерла слезы, стараясь не испортить макияж. Я ожидал еще большего гнева, оскорблений и лекции на бог знает какую тему. Но когда она наконец открыла рот, оттуда вырвалась мольба.

– Тогда помоги мне найти способ не ходить туда. – Ее полные отчаяния зеленые глаза встретились с моими. – Я не смогу, Изон. Я знаю, что должна быть сильной ради детей, но я не могу. Я не такая, как ты. Ты вел себя очень достойно вчера. Разговаривал со всеми, благодарил. Я не такая. Он был моим мужем. И если какой-нибудь Томми из садика, с которым они не виделись тридцать лет, подойдет ко мне со слезами на глазах и будет говорить, как сильно ему будет его не хватать, я закончу этот день в тюрьме.

– Хорошо, давай постараемся этого не делать.

Она теребила большой бриллиант в форме капли у себя на шее.

– Я не понимаю, зачем вообще нужно устраивать весь этот цирк. Ему бы это не понравилось. Не пойми меня неправильно – вчерашний день был прекрасен. Джессике было бы приятно такое внимание, но Роб не продержался бы и пяти минут и улизнул бы через заднюю дверь искать ближайший бар. А теперь из-за каких-то дурацких социальных норм я должна стоять там одна и слушать, как священник, который ни разу даже не встречался с моим мужем, будет рассказывать нам о том, каким человеком он был.

Она резко вдохнула и, помня о находящихся рядом детях, тихо крикнула:

– Был! В прошедшем времени. И что потом? Давай представим, что мне каким-то образом удастся удержать себя в руках и не сделать ничего безумного, например слишком громко рыдать, потому что, видит бог, все взгляды будут прикованы ко мне. Но давай представим, гипотетически, что я не пошлю никого к черту, и что дальше? Когда похороны закончатся, Роб исчезнет. Исчезнет навсегда. А я останусь здесь, понятия не имея, как жить дальше без него. Так что, возможно, это делает меня плохой женой или вовсе плохим человеком, но я правда не хочу туда идти. – Закончив свою тираду, она уже практически задыхалась, а слезы капали с ее подбородка.

– Ты будешь не одна, – заверил я, не зная, что еще сказать.

– Я знаю, знаю. Ты тоже будешь на похоронах. Я ценю это. Правда. Просто для меня это слишком. – Ее плечи опустились, как будто бы она ожидала, что я открою ей такие слова мудрости, которые волшебным образом развеют все ее тревоги.

Но мне нечего было ей дать, иначе я, черт возьми, наверняка приберег бы немного для себя, когда разрыдался в ду´ше этим утром. Поддерживающие беседы никогда не были моим коньком. Совет? Я едва мог разобраться со своей жизнью. Если кому-то хотелось услышать пару ободряющих слов, я готов. Но сейчас Бри нужно было что-то большее, и я должен был хотя бы чем-то ей помочь.

Я знал, что это худшее, что я могу сказать. Я понял это еще до того, как открыл рот. Но было лучше сказать хоть что-то, чем стоять в тишине.

– Нет, я имел в виду, что не ты одна окажешься в тюрьме. Этот Томми был моим самым нелюбимым другом Роба из детского сада. Если этот придурок хоть на миллиметр перейдет границу дозволенного, мы с тобой окажемся в одной камере.

Она не засмеялась.

Она даже не улыбнулась.

Впрочем, она посмотрела на меня так, будто у меня выросли две головы. Я расценил это как прогресс, ведь она хотя бы перестала кричать на меня из-за галстука.

– Точно, – пробормотала она. – Надо выходить, пока не опоздали. – И она ушла.

Я поймал ее за руку и потянул назад.

– Слушай. Я дерьмовая замена Робу или Джессике в этой ситуации. Но я обещаю быть рядом сегодня. Если ты почувствуешь, что для тебя это слишком и ты больше не можешь это выносить, просто скажи, и я подгоню машину для побега. И ни секунды не думай, что это делает тебя плохой женой или плохим человеком. Роб не хотел бы, чтобы ты страдала из-за каких-то общепринятых правил, чтобы доказать, как сильно ты его любишь. Это и есть любовь, Бри. В настоящем времени.

Она снова пристально на меня посмотрела, ее щеки все еще были влажными, но в сверкающих зеленых глазах мелькнул едва заметный отблеск света.

– Спасибо, – прошептала она, накрывая рукой мою руку, лежащую на ее плече. – Мне нужно было это услышать.

– Отлично. Тогда я запишу эту фразу на будущее, потому что чувствую, что это было лучшее, на что я способен.

Она покачала головой, уголки ее губ едва заметно приподнялись.

– Скорее всего.

– По крайней мере, мы пришли к соглашению.

В этот раз она засмеялась. Ее смех был тихий и с нотками грусти, но даже в самый мрачный день смех оставался смехом, как бы он ни звучал.

Похороны Роба были совсем не похожи на скромную церемонию в честь Джессики. Собор в центре города был переполнен, не хватало сидячих мест. Я не был удивлен. Все, кто когда-либо пересекался с Робом, считали его своим другом.

Но никто не знал его так хорошо, как я.

Никто не подводил его так сильно, как я.

Надев черный узкий галстук, я ни на шаг не отходил от Бри. Утром она сильно недооценила себя. Бри вела себя как рок-звезда во время похорон. Я встревал в разговоры и перенаправлял их в другое русло, когда мне казалось, что она вот-вот заплачет, но по большей части она была воплощением грации и силы. Я даже успел сыграть с Ашером несколько партий «Камень, ножницы, бумага», когда казалось, что ему нужно отвлечься. Но мучительное чувство вины все еще таилось внутри, разъедая самую суть моего бытия.

Ведь именно этого я и заслуживал.

Глава 6

Изон

– Открывай, – сказал я, держа ложку-катапульту перед своим лицом.

Ашер захихикал и раскрыл рот так широко, что я удивился, как у него не отвалилась челюсть.

– Готов?

– Па тово пиа, – сказал он на языке, понятном лишь дантистам, но я решил, что это означает «да».

Быстро войдя в раж, я расставил ноги и согнул колени, чтобы сохранять равновесие. Этот бросок решал все, и я ни в коем случае не собирался сдаваться.

– Итак. Хорошо. Поехали. Раз, два, три!

Вафля подлетела в воздух почти по идеальной траектории, но, конечно, как и в итоге предыдущих четырех бросков, она отскочила от кончика его носа и приземлилась на пол.

– Ну нет! – закричал он, колотя кулаками по белой мраморной столешнице. – Я почти поймал.

Я вернулся к нарезке знаменитых вафель Бри со сладким картофелем и шпинатом на маленькие кусочки. И я даже преуменьшил, назвав их «знаменитыми». Мои вкусовые рецепторы едва не взбунтовались, когда я впервые попробовал эти вафли, но она специально готовила их с запасом и хранила в морозилке, чтобы дети могли есть их в течение недели. Когда разговор заходил о приготовлении завтрака для троих детей, я никогда не жаловался на быстроту и легкость.

Последний месяц жизнь неслась со скоростью света, в то же время все вокруг было как будто в замедленной съемке. Мы с Бри все еще были как зомби, шевелясь лишь ради детей, но ничуть не приблизившись к спокойствию и принятию ситуации, хотя притворяться стало чуть легче.

Огонь все еще преследовал меня. Я стал одержим мыслями о тех вещах, которые мог сделать по-другому. Фраза «если бы я только…», пробел в которой заполнялся каким-нибудь абсурдным и невозможным супергеройским поступком того дня, стала неотъемлемой частью каждой ночи. Она крутилась в моем сознании вновь и вновь, пока оно наконец не сдавалось и не позволяло мне погрузиться в то, что лишь очень условно можно было назвать сном.

Иногда я впадал в ярость. Иногда падал на колени и плакал. Иногда просто смотрел в пустоту, смиряясь с тем, что вся моя жизнь будет окрашена скорбью.

Но каждое утро я находил силы жить дальше ради моей дочери. Эта маленькая девочка с ее медово-карими глазами и тонюсенькими волосиками была смыслом моего существования.

Я пошел на терапию – ради Луны.

Старательно принимал антидепрессанты, которые выписал врач, – ради Луны.

И теперь я читал вторую книгу о воспитании детей для вдовцов – ради Луны.

Люди говорили мне беречь себя, и в какой-то степени именно это я и делал, но только потому, что Джессика бы хотела, чтобы наша дочь получила все лучшее. К сожалению, я сомневался, что Джессика, где бы она ни была, согласилась бы с тем, что «лучшее» – это я. Но я все равно старался.

Я не особо верил в старинную поговорку, что все в жизни не просто так. Я никак не мог смириться, что в исчезновении Джессики и Роба из нашей жизни был какой-то смысл. Но никому никогда не удалось бы разубедить меня в том, что отсутствие Луны в доме в ту ночь не было чудом. Не знаю, по привычке или из-за сложившихся обстоятельств, но мы с Джессикой мало куда ходили. И с того дня, как Луну привезли домой из роддома, она никогда не спала нигде, кроме своей кроватки. В своей комнате. В своем доме.

До той ночи. Той трагичной, ужасной ночи.

Так что да, большую часть дней я все еще с трудом мог дышать полной грудью, но ночью, засыпая и глядя на дочь в переносной кроватке, стоящей рядом с моей кроватью, я видел причину просыпаться по утрам. И я цеплялся за это даже в самые мрачные моменты.

И поверьте мне, таких было очень много.

– Еще разок, – умолял меня Ашер, сидя на стуле у стойки. – В этот раз я точно поймаю, я уверен.

Улыбаясь, я положил нарезанную кубиками вафлю на поднос для кормления Мэдисон и взглянул на Луну, которая играла в манеже.

– Что думаешь? Попробовать еще разок, Лунс?

– Пожалуйста, Луна. Скажи да, скажи да! – закричал Ашер.

Моя дочь дважды подпрыгнула, прежде чем, пуская пузыри, одарить меня слюнявой улыбкой.

– Ладно, приятель. Вроде похоже на да! – Я отрезал уголок отвратительно зеленой вафли. – Открывай свою мясорубку. Столкновение через десять, девять, восемь…

– Ни в коем случае, – сказала Бри, входя на кухню с пустой кофейной кружкой в руке и уставшим лицом.

– Ма-а-ам! – заныл Ашер.

Она поцеловала Мэдисон в макушку, прежде чем подойти к сыну.

– Я знаю. Я худшая мать на свете. – Она замолчала, ее пристальный взгляд вперился в меня. – Это что, сироп?

Вот дерьмо!

– Что? Где? – Я схватил тарелку из-под носа Ашера и быстро кинул ее в раковину.

– Эй! Я же еще не доел.

Приняв стратегическое решение избегать лазерных лучей, исходящих из глаз Бри, я по старой привычке ополоснул тарелку, прежде чем убрать ее в посудомоечную машину.

– Нет, приятель. Это была моя тарелка, не твоя. Ты знаешь. С натуральным медом. В этом доме нет никакого сиропа. – Столь же «незаметно» я припрятал бутылку «Голодного Джека» за банку.

– Неа. Ты налил мне его в тарелку, сказав: «Давай, Эш, сделаем это съедобным. Только не говори…» – Он закрыл рот так быстро, что можно было услышать стук зубов. – Упс.

Губы Бри сжались в тонкую линию.

– Когда он начнет скакать по стенам и изображать из себя самолет, прыгая с верхних ступенек, я обязательно отправлю его в домик у бассейна.

– Вполне справедливо, – смущенно пробормотал я.

Покачав головой, она помогла ему встать со стула.

– Иди почисти зубы. Раз шесть. И никогда больше не ешь ничего, что предложит тебе дядя Изон.

Мудрый, как сова, он не стал спорить и побежал вверх по лестнице.

Как только он исчез из виду, Бри рухнула на его стул.

– Налей мне, бармен.

Я подцепил вилкой последние две вафли, положил их на тарелку и подвинул в ее сторону.

– Как прошел разговор с «Призм»?

– Так, что теперь мне нужен большой бокал красного вина в восемь утра. – Используя подставку для ног у барного стула, она приподнялась и перегнулась через барную стойку, схватив не очень хорошо спрятанную бутылку сиропа. После чего начала топить в нем свои вафли.

– Сразу виден новичок. Утренние напитки – это водка, ирландский виски или… – Я замолчал и опустил голову, прежде чем слово «шампанское» слетело с моих губ. Я сомневался, что кто-либо из нас хоть когда-нибудь вновь прикоснется к этому напитку. – Итак, что там с «Призм»… – напомнил я ей.

– Полный бардак. Самая настоящая катастрофа последнего уровня. – Она набросилась на свой завтрак и издала тихий стон, съев первый кусочек с запретным сиропом. – Это лучше, чем вино.

– Почему? Что там случилось?

– Что ж, смотри. – Она насадила на вилку еще один кусочек, а затем, жуя, в самой аккуратной и чопорной манере, как умела только Бри, продолжила: – По какой-то тупой причине «Призм» заключила контракт с новым производителем несколько месяцев назад. Мало того что ткань не прошла проверку качества, так к нам еще и приехала лишь половина заказа. Тем временем отели уже дышат нам в затылок, требуя изделия, за которые заплатили, а нам совершенно нечего им отправить. Ах да, за исключением наволочек. Похоже, ими у нас забиты целых два склада, но они никому не нужны. Еще у нас, судя по всему, числится специалист по техническому обслуживанию, какой‐то парень по имени Бартон, который не появлялся на работе в течение месяца или был официально уволен. Похоже, что я плачу сотрудникам за то, чтобы они сидели дома. О, и самый сок – я потратила целую неделю, чтобы связаться с теми, кого я знаю, но никто мне так и не перезвонил. И по крайне удивительному стечению обстоятельств, мне сегодня позвонили из отдела кадров и сказали, что мне больше не будут выплачивать деньги по медицинской страховке Роба, так как он больше не работает в «Призм», как будто это не я владелица этой долбаной компании.

Я направился к кофейнику. За день это была уже моя третья чашка, но у Бри был строгий утренний график. Пробежать две мили, йога, протеиновый коктейль, и только после этого она позволяла себе тщательно выверенные восемь унций кофе – черного, и никакого другого. Однако, поскольку сейчас она поглощала сироп так, будто бы пила его прямо из шоколадной реки Вилли Вонки, я решил, что в это утро она сделает исключение. Я налил ей чашку, и она без малейших колебаний поднесла ее к губам.

– И что все это значит? – спросил я.

– Это значит, что я должна буду пойти в офис и разобраться с тем, что наворотил там Роб. Ты знал, что он сократил отдел по производству одеял до такой степени, что я могу натурально вернуться к их пошиву в своей комнате в общежитии и получать при этом больше прибыли?

– Черт возьми, – одними губами произнес я, прекрасно понимая, что Мэдисон уже разделалась со своим бананом и наблюдает за нашим разговором, как за матчем по пинг-понгу.

– Как с языка снял. – Бри отправила еще один сладкий кусочек в рот и принялась жевать так ожесточенно, словно он ее чем-то обидел.

– Не переживай. Я уверен, что у него был план.

– Да. Но, полагаю, в его план не входило умирать и взваливать на мои плечи компанию, которую я больше не узнаю. – Ее голос дрогнул, но она поспешила скрыть это за кашлем, прежде чем повернуться к дочери. – Привет, детка. Не хочешь пойти с мамочкой в офис на пару часиков?

– Почему бы тебе не оставить детей со мной? У меня на сегодня никаких планов. – Я не стал рассказывать, что надеялся, что шум и хаос хотя бы на некоторое время отвлекут меня от реальности.

Бри рассмеялась и встала, убирая поднос со стульчика для кормления, прежде чем отстегнуть Мэдисон.

– Спасибо, но нет. Она сможет поиграть с Ашером, пока я сижу на созвонах. Кроме того, разве у тебя нет сегодня собеседования?

– Это не собеседование. Работа уже моя – мне просто нужно заполнить необходимые документы. – Спустя более чем десять лет я возвращался к той же работе на дуэльных пианино, которую ненавидел, когда мне было двадцать. Но, как и тогда, у меня не было иного выхода, чтобы оплачивать счета.

У моего агента еще в девяносто втором было несколько вариантов, куда можно продать песни с альбома «Солнцестояние», но нужно будет подождать, прежде чем мне заплатят. Бри поступила великодушно, разрешив нам с Луной жить у нее уже месяц, но нам давно пора было задуматься о собственном жилье.

Страховая компания перестраивала наш с Джессикой дом, однако у меня не было ни малейшего желания туда возвращаться. Если мне повезет, я продам его и использую эти деньги на погашение ипотеки, а оставшиеся – на первый взнос за какой-нибудь небольшой домик. До тех пор мне нужно обзавестись постоянным источником дохода, чтобы хорошо выглядеть в глазах будущего арендодателя.

Я понятия не имел, как быть с Луной по ночам, когда я буду работать. Не то чтобы существовали детские сады, которые открыты в три часа ночи. Но, как и на протяжении всей моей жизни… я собирался разобраться с этим по ходу дела.

Каким-то образом.

Другого выхода у меня не было.

Я протянул Бри влажное полотенце, чтобы она вытерла лицо и руки Мэдисон.

– Да ладно тебе. Я нормально управлялся с ними всю неделю, пока ты созванивалась по работе наверху.

– Да, но я была наверху. А теперь я буду… в офисе.

– Который в десяти минутах езды отсюда.

Она снова засмеялась.

Я приложил все усилия, чтобы не обидеться, но, давайте будем честны, такие вещи задевают за живое.

– Послушай, мы же оба знаем, что если Мэдисон не выспится утром, то у тебя не получится сделать ни одного звонка из-за детских криков на заднем плане. Кроме того, я слышал, что кое-кто, чье имя нельзя называть, дал Ашеру сахар на завтрак. Как думаешь, какой объем работы ты успеешь сделать, пока он будет заниматься паркуром за твоим рабочим столом?

Она наклонила голову.

– Ты это все спланировал?

– Нет. Но я бы так и сделал, если бы знал об этом заранее. Ну же. Оставь детей со мной. Ты можешь уложить Мэдисон, прежде чем уйдешь. А я уложу Луну. Потом мы с Ашером часа два будем наматывать круги по гостиной. – Я попытался вставить что-то, что подсластит пилюлю. – Одновременно повторяя таблицу умножения.

Меня одарили очередным фирменным взглядом Бри Уинтерс, но, к счастью, в нем было чуть меньше злости, чем тогда, когда она увидела сироп.

– Ему пять лет, Изон. Он еще не знает таблицу умножения.

– Ну, пока нет. Но ты удивишься, узнав, сколько математики содержится в музыке. Там и двойки, и четверки, и тройки, и шестерки. Иногда даже забегает лихая восьмерка. – Я обошел Бри и взял на руки Мэдисон. Как обычно, она заплакала и потянулась к матери, но не существовало ничего, что нельзя было исправить полетом Супермена.

Мэдисон хихикнула, и будь я проклят, если это не вызвало слабую улыбку на лице Бри.

– Предательница, – прошептала она дочери. Проблеск счастья на лице угас так же быстро, как и появился. – Не знаю, Изон. Я ничего не имею против тебя, но просто после всего…

Нож.

Сердце.

Поворот.

Но я просто продолжил улыбаться. Так было меньше неловкости. За последний месяц наше соглашение «я ненавижу тебя, ты ненавидишь меня, но мы делаем это вместе» нечасто вступало в силу. Правда в том, что я никогда по-настоящему не ненавидел Бри.

Я ненавидел себя. За то, что не смог спасти Джессику или Роба. За то, что не знал об утечке газа. И за множество других обстоятельств, которые привели к тому, что мы оказались в доме в ту ужасную ночь.

Очевидно, моя улыбка не смогла скрыть всех моих чувств.

– Это не значит, что я тебе не доверяю, – поспешила заметить она. – Я доверяю. Просто… Мне тяжело оставлять их с кем бы то ни было.

– Нет. Я все понимаю. Тебе не нужно оправдываться. – Я пощекотал живот Мэдисон – все что угодно, чтобы не смотреть на Бри.

Она положила руку мне на плечо.

– Но я благодарна за предложение.

– Да. Конечно. – Я выдавил из себя улыбку. – Всегда пожалуйста.

Бри протянула руки, и Мэдисон чуть ли не прыгнула к ней, оставив меня стоять в одиночестве и удивляться, как мне удалось одновременно опозорить себя и разрушить тот прогресс, которого мы достигли в плане комфортного сосуществования.

– Эй, я, м-м‐м, заберу Луну переодеться. Похоже, она использовала банан, который я ей дал, в качестве геля для волос, а не завтрака. – Я протиснулся мимо Бри, стараясь не касаться ее, и достал Луну из ходунков.

– Изон… – Бри замолчала, прокашлялась, а затем улыбнулась. У нее не получалось так же хорошо притворяться, как у меня, так что улыбка была скорее близка к гримасе. – Еще раз спасибо. За все. Кроме сиропа.

Я вздернул подбородок и подмигнул.

– Какого сиропа?

Не оставляя ей времени на ответ, я распахнул заднюю дверь и проскользнул в нее, пока моя малышка продолжала что-то лепетать.

Глава 7

Бри

– Точно больше ничего не нужно? – спросила Джиллиан, секретарша Роба, убирая фантики от батончиков и коробки из-под сока, которые она ранее волшебным образом, прямо как Мэри Поппинс, извлекла из ящика стола. Кажется, воспитав уже девять внуков, в свои шестьдесят пять она поняла, что нужно быть готовой ко всему.

Я плечом прижала телефон к уху, натянуто улыбнулась и соврала:

– Нет, все в порядке. Спасибо.

По правде говоря, я была на дне. Зайти в офис Роба было испытанием высшего уровня. Он должен был быть там. Сидеть за этим огромным столом из красного дерева, приветствовать нас теплой улыбкой – или, если бы я была без детей, озорным блеском в темно-карих глазах.

Без него огромный угловой офис, заставленный книжными полками и с зоной отдыха на шесть персон, казался слишком пустым. Я пообещала себе, что не пробуду здесь долго. Я лишь сделаю самое необходимое, а остальное заберу домой и поработаю ночью, когда дети лягут спать. Однако найти что-то в его захламленных ящиках оказалось не такой простой задачей. Каким бы чистоплотным и опрятным ни был Роб практически во всех остальных сферах жизни, его система распределения документов заставляла мой глаз дергаться.

Джиллиан знала, где находится большинство контрактов, которые были мне нужны, причем основная часть была оцифрована, но обнаружилось и несколько заказов, которые я не смогла найти. Так что мои надежды на то, чтобы просто забежать на минутку, не сбылись: вместо этого я уже второй час сидела на телефоне, обзванивая наших поставщиков по всему миру.

Джиллиан кивнула. Ее ортопедические туфли заскрипели по деревянному полу, когда она направилась к двери.

– Ну, если что-то понадобится, зовите.

– Хорошо, – вновь соврала я. С легкостью принимать помощь мне все еще было трудно.

Роб был замечательным мужем, но он очень много времени уделял работе. Я не могла винить его за то, что он пытается обеспечить свою семью. Довольно часто я оставалась наедине с детьми. В этом заключалась моя работа. Работа, которую я выбрала. Работа, которую я очень любила. Работа, которую я должна была научиться выполнять, не рассчитывая на чью-то помощь. Я понимала всю эту концепцию о том, что нужна община, чтобы вырастить ребенка, и когда кто-то нуждался в помощи, я первой протягивала ему руку. Но вот быть по другую сторону давалось мне нелегко.

Люди хотели как лучше, я уверена в этом. Но мысль о том, чтобы хоть ненадолго утратить контроль, не приносила мне утешения. Особенно учитывая то, что в последнее время почти все в моей жизни было совершенно непредсказуемо. Я потеряла опору, и мне нужно было ухватиться за что угодно, чтобы удержаться. Я не могла просить о помощи. Даже если речь шла о таком пустяке, как попросить Изона или Джиллиан присмотреть за детьми в течение нескольких минут, чтобы я смогла наконец что-нибудь доделать. Но я просто не могла на это пойти.

Щелчок двери дал мне понять, что Джиллиан ушла, оставив меня в одиночестве, которое, как я боялась, будет теперь сопровождать меня всегда.

– Ашер, успокойся! – прошипела я, когда сын протащил по полу шестифутовую цепочку из скрепок.

Мэдисон визжала от восторга, пытаясь догнать ее, как юная олимпийская чемпионка. Ногой я подняла цепочку так, чтобы она не смогла дотянуться до нее и, без сомнения, засунуть в рот.

– Эй! – возразил Ашер, причем сделал он это отнюдь не тихо. Половина сотрудников «Призм», должно быть, слышала его крик.

– Мистер Уинтерс? – на линии раздался мужской голос.

Я быстро поднесла телефон к другому уху, от злости чуть не выронив его из рук.

– Да. Здравствуйте. Только я не мистер Уинтерс. Я его жена. – Я перевела взгляд на Ашера. Он уже нашел себе другое занятие – запихивание бумаги, которую я дала ему для рисования, в шредер. Черт бы побрал Изона и его сироп. Повернувшись к нему спиной, как будто бы это могло оградить меня от реальности, я продолжила: – Мой муж скончался в прошлом месяце. – Как и всегда, эти слова, будто клинком, пронзили мое сердце.

– Роб? Серьезно? Что случилось?

Не ваше гребаное дело.

– Несчастный случай.

– Мне так жаль. Роб был очень хорошим человеком. Но я не могу помочь вам с заказами, миссис Уинтерс. Мне нужно поговорить с кем-то из «Призм».

Эти слова повторяли все, кому я звонила в этот день. И я делала все возможное, чтобы не разъяриться окончательно каждый раз, когда это слышала.

Я построила этот бизнес с нуля. Да, Роб занял пост генерального директора, но вряд ли за прошедшие пять с чем-то лет меня могли совсем забыть. Я по-прежнему посещала собрания и имела право вето, когда дело касалось творческих аспектов. Конечно, большая часть этих решений принималась за ужином или на диване с бокалом вина после того, как дети ложились спать, но я все еще оставалась частью компании.

– Тогда вам крупно повезло. Я владею этим бизнесом. И мне нужно, чтобы вы отправили заказы на покупку по электронной почте до конца дня.

– М-м-м… – протянул он.

Но у меня не было времени расписывать этому человеку всю структуру руководства «Призм». Особенно после того, как я повернулась и увидела Мэдисон, сидящую на коленях Ашера, откручивавшего крышку хрустального графина, который Роб держал в своем баре в стиле сериала «Безумцы».

Дважды щелкнув пальцами, чтобы привлечь его внимание, я прошипела:

– Поставь на место.

Как послушный ребенок, которым он бывал крайне редко, Ашер тут же поставил графин на пол – прямо перед лицом своей сестры.

– Нет! – закричала я, бросая телефон в сторону: Мэдисон опрокинула графин – он разбился вдребезги, и осколки разлетелись по полу из красного дерева. Я подскочила к детям. Мэдисон кричала как резаная; адреналин ударил мне в голову, когда я увидела, как с ладошки моего ребенка капает кровь. Порез был небольшим. Но волна паники, захлестнувшая меня, оказалась непомерно огромной.

Это уже слишком. Слишком знакомая эмоция. Слишком пожирающая изнутри.

Я почти ничего не соображала от страха. Дрожащими руками я подхватила ее, а затем подняла Ашера, унося его подальше от стекла, после чего усадила обоих на кожаный диван. У меня кружилась голова. Я рухнула перед ними на колени, безуспешно пытаясь отдышаться.

Три капли крови.

Рана была такой крошечной, что здесь едва понадобился бы пластырь.

Но мое тело отреагировало так, будто снова наступил конец света.

– Прости! Прости! – истерически кричал Ашер при виде капающей у его сестры крови.

Посреди всего этого хаоса в комнату вбежала Джиллиан.

– У вас все в порядке?

Нет. Можно было с уверенностью сказать, что все было совсем не в порядке.

Мой муж мертв. Мое сердце разбито. И я поняла, что, как бы сильно мне этого ни хотелось, я никогда не превращусь в суперженщину.

В этот момент в мире был только один человек, который мог бы меня понять.

Прокашлявшись, я усадила обоих детей к себе на колени, обнимая их так крепко, будто это могло меня успокоить. Я отчаянно боролась со слезами, чтобы не напугать их еще больше, и дрожащим голосом попросила:

– Можете, пожалуйста, позвонить Изону Максвеллу?

В Атланте было прохладно для июня. Накинув кардиган на плечи, я устроилась поудобнее в плетеном кресле. Подушки для него были сшиты на заказ из моего любимого синего дамаска после того, как Роб сделал мне сюрприз, построив террасу с местом для костра и видом на бассейн и превратив наш задний дворик в мой личный оазис.

– Зима и лето. Теперь нам все нипочем, – сказал он, зная, как сильно я люблю по вечерам любоваться звездами.

Иногда он присоединялся ко мне с книгой или телефоном, но по большей части я сидела там в полном одиночестве, переваривая все произошедшее за день и планируя следующий.

И все же в ту ночь, когда я смотрела на огни, мерцающие у бассейна, я не смогла обрести покой, которого так отчаянно ждала.

– Не против компании? – спросил Изон, появляясь около дивана с бокалом красного вина в одной руке и пивом в другой. Я была не в состоянии отказаться. Не после того, как он бросил все свои дела и присматривал за детьми весь день, пока я пялилась в стену, как робот с севшей батарейкой.

– Конечно, – ответила я, забирая бокал у него из рук. – Спасибо.

Он вытащил из задних карманов два монитора видеоняни и передал один мне, прежде чем устроиться на дальнем конце дивана.

– Дети сдались довольно легко. Эш сегодня много спрашивал о Робе, так что, мне кажется, ему нужно немного отвлечься. Я сказал, что он может почитать книгу с фонариком часов до девяти. Он держит книгу вверх ногами, но читать – это ведь в любом случае хорошо? – Он глотнул пива, придвигая к себе стул и закидывая на него босые ноги. – Ох, – простонал он, растягиваясь между этими двумя предметами мебели: его подтянутые мышцы расслабились от усталости.

Меня пронзило чувство вины. Конечно, он устал. У Изона и без того было достаточно своих проблем, чтобы еще взваливать на его плечи мои.

– Прости, – прошептала я. – Мне не стоило звонить тебе, и потом…

Он повернул голову в мою сторону – его теплые карие глаза встретились с моими.

– Нет, определенно стоило. Я именно тот, кому ты должна была позвонить, и я рад, что ты это сделала.

Боже, почему эти слова только усиливали мое чувство вины?

– Нет, все в порядке. Я теперь мать-одиночка. Мне придется привыкнуть, что я должна решать свои проблемы самостоятельно. Я не могу рассчитывать, что все вокруг меня поставят собственную жизнь на паузу, если у меня случится нервный срыв. – В носу защипало, и я сделала глоток вина, чтобы скрыть слезы.

В какой момент я наконец-то перестану плакать каждую чертову секунду?

– У тебя нет нервного срыва, Бри. Месяц назад ты потеряла своего мужа и лучшую подругу. Прояви к себе капельку сострадания. У тебя тоже могут быть плохие дни. Это нормально, если ты даешь волю чувствам. Тебе не обязательно держать себя в руках двадцать четыре часа в сутки только потому, что у тебя есть дети.

– Но это не должно так сильно влиять и на твою жизнь тоже. Ты тоже потерял жену и друга. У тебя есть ребенок, которому должно быть уделено все твое внимание. Изон, ты пропустил встречу по работе из-за меня.

Он внезапно сел, опустив обе ноги на землю.

– И я благодарен тебе за это. Я боялся браться за эту гребаную работу всю неделю. Мне не нравилось там, поэтому я и уволился десять лет назад, и я почти уверен, что и сейчас ничего не изменилось. Честное слово, мне даже снились кошмары о том, как я вновь играю «Милую Каролину».

– Что? – ахнула я. – Но ты сказал мне, что был рад возвращению за пианино.

– Бри, я тридцатичетырехлетний мужчина, живущий бесплатно в домике у бассейна, принадлежащем моему лучшему другу, причем еще и с дочерью. Нищие не выбирают – мне нужна была эта работа.

Я поставила вино на бортик и повернулась к нему лицом, положив ногу на подушку между нами. Тревога в моем голосе нарастала.

– Верно. А теперь у тебя ее нет.

– Я не потерял ее. Я все еще могу пойти и заполнить документы завтра, если захочу. – Он опустил голову, но продолжал смотреть на меня краем глаза, улыбаясь уголком рта. – Или ты можешь наградить меня за то, что я сегодня заставил Мэдисон надеть пижаму, и не выгонять меня еще недельку, чтобы я мог поискать работу, где мне не нужно будет играть «Пони» Джинувайна каждый раз, когда приходят отмечать девичник. – Он сопроводил свою речь лукавой улыбкой, которая каким-то образом прошла сквозь все заслоны горя и чувство вины и заставила меня засмеяться.

– Я тебя не выгоняю.

– А следовало бы. Я ужасный нахлебник, который на прошлой неделе пробил дыру в стене в твоей ванной.

– Что? – Я снова засмеялась.

Он пожал плечами и глотнул пива, прежде чем ответить:

– Похоже, что мои плохие дни сопровождаются чуть большей агрессией, чем твои.

– М-м-м. – Я понимающе кивнула. – Такие у меня тоже бывают. Но я просто кричу в подушку.

– В следующий раз попробую. Скорее всего, это безопаснее, учитывая, что мне все-таки потребуются две руки, чтобы играть нескончаемую дуэль песен «Джорджия» и «Джорджия Тех».

Я закатила глаза.

– Не соглашайся на эту работу, Изон. Найди то, чем захочешь заниматься. Вы с Луной можете жить здесь столько, сколько нужно. Или сколько захотите. Или любая комбинация того или другого.

– Честное слово, не знаю, как бы я пережил этот последний месяц без тебя. – Он прерывисто вздохнул. – И детей.

– И я тоже. – Я почувствовала тепло в груди, поднимая свой бокал в его направлении.

Он столкнулся с его пивом на полпути.

Мэдисон пошевелилась, чем на мгновение привлекла мое внимание к экрану монитора. Она перекатилась на бок и немного поерзала, прежде чем снова заснуть, прижавшись к деревянным перекладинам. Но я наклонилась поближе к маленькому экрану не из-за этого.

Пижама в розово-белую полоску прикрывала ее руки, но остальная часть тела была надежно укрыта одеялом на молнии. Ее кроватка была пуста: одеяло и две мягкие игрушки, которые предназначались исключительно для украшения интерьера, были убраны, а угол комнаты освещал ночник в виде замка принцессы. Свечение увлажнителя воздуха рядом с кроваткой дало мне понять, что он включен: одним движением я увеличила громкость видеоняни и услышала мягкое шипение белого шума.

Я не говорила с Изоном ни о чем из этого. Я ни разу не упоминала, что ночью Мэдисон непременно стаскивает с себя пижаму, если спит без спального мешка. Или то, что из-за одеяла или игрушек малышка может задохнуться, поэтому я убираю их каждый раз, когда укладываю ее. Я не объясняла ему, что в последнее время Мэдисон очень беспокойно спит, поэтому я включаю увлажнитель воздуха, а включенный ночник помогает мне разглядеть, как она. Я также не говорила ему, что без белого шума она просыпается по утрам из-за Ашера.

Пока я сидела снаружи, потерявшись в мире боли и заново переживая воспоминания о пожаре, Изон успел сделать все это. Он был хорошим отцом, у которого была своя дочь; неудивительно, что он знал, как уложить ребенка спать.

Мэдисон не была его дочерью. Но он любил ее и заботился о ней так же, как если бы она была таковой.

Я нажала кнопку и переключила экран на комнату Ашера. Он не читал. Дюжина фигурок окружала его, в то время как пожарный и динозавр сражались так яростно, что ими мог бы гордиться Тайлер Дерден.

Он не плакал из-за тоски по отцу, как это случалось много раз за последние несколько недель. Я не знала, какие вопросы о Робе и его пребывании на небесах он задавал, но Изону удалось умерить его любопытство, в то время как я настолько обезумела от горя, что не могла утешить сына.

Изон бросил все и примчался в «Призм» в тот день не из-за чувства ответственности или долга. Он сделал это, потому что независимо от того, признавала я это или нет, Роб был прав.

Изон правда был одним из лучших из нас.

Я положила монитор себе на колени и перевела взгляд на мужчину, небрежно потягивающего пиво рядом со мной.

– Чем планируешь заниматься?

Он скривился и отвел взгляд.

– Ты серьезно?

– Более чем.

– Музыкой, – заявил он, и эти три слога заставили его лицо просиять.

– Да? Я заметила, что ты еще не нашел замену своему пианино.

Он усмехнулся.

– Пианино – недешевая вещь. Прямо сейчас в приоритете такие мелочи, как работа, жилье, мебель и, возможно, покупка какой-то одежды, кроме похоронного костюма, трех пар джинсов и парочки футболок. – Он демонстративно провел рукой по своей простой черной футболке.

Я сделала еще один глоток вина, затем покрутила ножку бокала между пальцами.

– А что, если я могу помочь тебе с тремя из этих четырех пунктов?

Его губы изогнулись в кривой усмешке.

– Как бы привлекательно это ни звучало, думаю, я откажусь от дополнительных подачек. Я уже исчерпал все запасы.

Положив руку на подушку, я полностью развернулась в его сторону.

– Дела в «Призм» обстоят гораздо хуже, чем я полагала. Никто не понимает, что, черт возьми, происходит. У нас нет готовых изделий. Нет надежного производителя. Поставщики, которые раньше всегда были со мной на связи до того, как я отошла от работы, чтобы воспитывать детей, теперь не отвечают на звонки.