Социально-экономическая политика: что делать и как управлять
Автор – действительный государственный советник Российской Федерации 1 класса; в 1998–2000 гг. – первый заместитель Министра экономики РФ
1. Можно ли добиться быстрого и существенного улучшения параметров развития российской экономики?
Уверенно отвечаем: да, можно. Необходимым и достаточным условием для этого стало бы принятие и реализация следующих решений. Во-первых – о необходимости обеспечить ускорение роста российской экономики и, соответственно, расширение ее масштабов, увеличение объема налоговых поступлений, открывающее возможности развития социальной сферы страны. Во-вторых – о строгой ответственности должностных лиц за реализацию принятых решений.
Однако такую «двухходовку» еще только предстоит сделать неотъемлемой частью системы управления социально-экономическим развитием России. Она восстановит в какой-то мере советскую практику управления развитием страны, когда целеполагание и планомерность в достижении целей, а также решение необходимых для этого задач были нормой. Не стоит забывать, что именно от этой практики решительно отмежевалось российское руководство в начале 90-х, объявив ее наличие причиной всех проблем в предшествующем развитии страны. Поэтому восстановление лучших элементов советской практики управления потребует интеллекта, значительных усилий и времени, глубокого осознания причин, обусловивших отказ от нее и утрату былых достижений. Потребуется четко понять, как это восстановление должно быть организовано, что конкретно предстоит сделать, как обеспечить эффективное участие и взаимодействие всех ветвей и уровней власти.
По нашему мнению, предпосылки для развертывания такой работы уже сложились. Во-первых, накопленный опыт последних десятилетий убедительно показал, что советская система управления (с характерными для нее целеполаганием и планомерностью) была весьма и весьма продуктивной. Ее упрямое противопоставление «капиталистической» системе, предусматривавшее полную передачу развития российской экономики "рыночным силам", не привело к ожидаемым результатам. Ведь именно советская система позволила в короткие сроки коренным образом усовершенствовать экономику страны, победить в Великой Отечественной войне, обеспечить восстановление страны и ее послевоенное развитие.
Во-вторых, опыт управления российской экономикой исключительно «рынком» показал ошибочность наделения его конструктивной ролью в формировании современных экономических отношений и производительных сил. Поэтому «вдруг» вспомнилось, что со становлением в послевоенном мире нового индустриального общества советский опыт целеполагания и планомерного развития стал с успехом использоваться и в странах с «рыночной экономикой». Причем как в развитых, так и в развивающихся. Разумеется, с определенными коррективами, учитывающими особенности и уровень развитости каждой из них. В результате и целеполагание, и планомерность перестали быть характерной и отличительной чертой только советской модели развития экономики, что привело к выводам о неизбежном сглаживании различий между социалистической и капиталистической системами хозяйствования по мере усиления в них роли государства, представляющего интересы всего общества (согласно «забытой» теории конвергенции)[1].
В-третьих, относительно успешный опыт управления экономикой России за прошедшие десятилетия подтвердил необходимость возврата к практике целеполагания и планомерности – вопреки всем идеологическим установкам начала 90-х.
В качестве одного из примеров такого возврата можно, по нашему мнению, рассматривать растущее в текущем десятилетии число национальных программ (проектов), реализация которых призвана служить как удовлетворению общественных интересов, так и развитию собственно российской экономики. Правда, пока это не привело к качественным изменениям в общей системе управления. В частности, разработка и реализация каждой из программ связана с развитием отдельных направлений деятельности, предусматривающих использование, в основном, возможностей только государственного бюджета федерального и регионального уровней. При этом данные проекты не увязаны (или очень слабо увязаны) между собой и не являются составными частями целостной системы устойчивого развития национальной экономики, предусматривающей определение потребности в их ресурсном обеспечении. Пока такой системы не создано. Однако понимание необходимости таковой вполне созрело, и следовало бы без промедления приступить к ее созданию. Это не означает призыва к буквальному повторению (копированию) советской практики управления. В то же время это не означает и отказа в использовании тех элементов советского опыта целеполагания и планомерного достижения поставленных целей, которые обеспечивали успех экономического и социального развития страны. Эти элементы, несомненно, должны занять достойное место в новой практике государственного управления.
В этой книге как раз и предпринята попытка показать, что из накопленного опыта последних десятилетий и более отдаленного прошлого, может быть, с пользой задействовано при создании новой системы управления развитии страны. Как может быть организована эта работа? На достижении каких изменений в развитии экономики и в управлении ею должно быть сконцентрировано внимание государства (во всяком случае – в среднесрочной перспективе), чтобы обеспечивался ощутимый подъем народного хозяйства России? Какие инструменты регулирования государством социально-экономических процессов могут быть для этого использованы – с учетом опыта и результатов их предшествующего применения? Представляется, что к настоящему времени созрели все предпосылки для получения адекватных ответов на поставленные вопросы.
По нашему мнению, во многом эти ответы следует искать в беспристрастном анализе опыта, полученного в ходе успешного преодоления глубочайшего кризиса в экономической истории России – кризиса 1998 года. К этому опыту обращаются незаслуженно редко, хотя именно тогда смело применялось многое из того, что могло бы изменить к лучшему последующее развитие российской экономики, обеспечить достижение более высокого уровня ее эффективности. Так, предметом целеполагания стали в этом опыте не отдельные виды социально-экономической деятельности, а подъем народного хозяйства России в целом, позволивший добиться такого роста налоговых поступлений, в каком нуждалось развитие социальной сферы. Для этого государством (правительством Е. М. Примакова совместно с ЦБ России – В. В. Геращенко) были задействованы и рыночные силы (предпринимательская инициатива в качестве новой составляющей в управлении российской экономикой), и возможности органов власти на местах, получивших в начале 90-х много бо́льшую самостоятельность, чем в советское время. Важную роль в преодолении кризиса сыграло также активное использование всей совокупности доступных государству инструментов регулирования социально-экономических процессов, всего административного ресурса и ресурсов бюджетной системы страны.
Такое многоплановое воздействие правительства и других органов власти на исправление положения дел в экономике привело к гораздо большим результатам и качественного, и количественного характера, чем прежде и в последующие годы. Кризис был преодолен в самые сжатые сроки. Было остановлено непрерывное падение российской экономики (с 1991 года основные показатели экономического развития упали практически вдвое), а также обеспечен ее подъем.[2] Так, прирост ВВП России в 1999 году составил более 6 процентов, а в 2000 году – уже 10 процентов. В свою очередь, капитальные вложения в основные фонды выросли в 1999 году более чем на 5 процентов, а в 2000 году – уже более чем на 17 процентов (см. Таблицу 1).
Столь впечатляющие результаты были получены во многом благодаря тому, что новые руководители экономики и финансов России руководствовались при разработке антикризисных и оздоровительных мер не идеологическими соображениями о необходимости превращения российской экономики в «рыночную», а реальными запросами на изменения к лучшему, идущими от самого народного хозяйства. И, как выяснилось, именно прагматизма и рациональности как раз и не хватало их предшественникам при выявлении множившихся проблем (в том числе в социалистическом прошлом) и их решении. Практически все предложения по преодолению кризиса были, по сути, с энтузиазмом восприняты самим народным хозяйством, энергично приступившим к реализации своего потенциала «самовосстановления» и развития. Отсюда вытекает очевидный вывод: следуя по такому пути, доверяя исключительно результатам предпринятых изменений, а не всевозможным идеологемам, будут правильно определены и решены проблемы развития современной российской экономики – при всех различиях в обстоятельствах, породивших их в прошлом. И ничто не помешает повторить тот успех. Тем более что возможности для этого только расширились, в том числе – в стране окрепла государственность.[3]
В чем же состояли основные изменения в экономике, финансах и социальной сфере, а также в управлении ими, предпринятые в последней четверти 1998 года практически полностью обновленным составом правительства и ЦБ России? К каким последствиям они привели и почему опыт их применения востребован и сегодня? Какие из них были «свернуты» и почему за этим последовало замедление темпов роста отечественной экономики?
Во-первых, банковская система была сориентирована на кредитование восстановления и развития предприятий реального сектора экономики (впервые с начала «гайдаровских реформ) – как в части пополнения оборотных средств, так и в части предоставления заемных средств на проекты инвестиционного характера. В решение этой задачи активно включился именно ЦБ России с его территориальными подразделениями (в этой структуре было занято на тот момент более 80 тыс. сотрудников), использовавший все свои финансовые и административные возможности. Это позволило всего за несколько месяцев не только преодолеть коллапс в банковском секторе России, но и в кратчайшие сроки нарастить объемы кредитования ее экономики. Так, объем кредитов только в реальный сектор экономики вырос в 1999 году на 40 процентов, а в 2000 году – еще на 68 процентов (за два года – в 2,4 раза).[4]
Во-вторых, была снижена налоговая нагрузка для всех субъектов хозяйственной деятельности (независимо от формы собственности). В частности, ставка по налогу на прибыль была снижена на 5 процентов. Более того, тем хозяйствующим субъектам, которые осуществляли расширение своего производства за счет прибыли, она (прибыль, направляемая на развитие) облагалась по ставке, сниженной еще вдвое. В совокупности эти решения обеспечили предприятия дополнительными ресурсами для восстановления и подъема производства. Другим важным их следствием стало формирование у бизнеса склонности к накоплению и его выход «из тени». Последовавшие за этими мерами подъем экономики и оздоровление экономических отношений значительно увеличили объем поступлений в бюджетную систему по налогу на прибыль. Уже в 1999 году он превзошел показатель 1998 года в 2,23 раза, а в 2000 году увеличился еще в 1,8 раза (за два года – более чем в четыре раза). В целом же за 1999–2000 гг. за счет названных и других мер по восстановлению и росту производства объем налоговых поступлений в бюджеты всех уровней увеличился в 2,8 раза.[5]
В-третьих, были временно заморожены цены на продукцию и услуги предприятий, относящихся к отраслям «естественной монополии» (на газ, железнодорожные перевозки, электроэнергию). Эта мера затормозила рост цен во всех секторах отечественной экономики. Соответствующим предприятиям были определены также задания по снижению издержек производства за счет повышения эффективности их деятельности. Все это несомненно послужило быстрому и повсеместному восстановлению и росту отечественной экономики в целом. Сегодня ограничение ценового произвола хотя бы со стороны отраслей «естественной монополии» также является одним из основных условий подъема российской экономики.
В-четвертых, были приняты решения по оздоровлению взаимоотношений между субъектами хозяйственной деятельности и органами власти. Для этого, прежде всего, было осуществлено вытеснение из хозяйственного оборота всех не денежных форм расчетов (в том числе «бартера»), а также проведена массовая реструктуризация огромной просроченной задолженности по налогам и платежам, накопленной предприятиями перед бюджетной системой и социальными фондами с начала 90-х. В совокупности это позволило в кратчайшие сроки решить проблему накопленных и нарастающих «неплатежей» в российской экономике.[6] В результате товарно-денежные отношения и вся финансово-экономическая система страны были «приведены в чувство», и она в значительной мере утратила приданный ей в начале 90-х «мутантный характер», став несравненно более рыночной.[7]
В-пятых, импортозамещение стало важнейшим направлением преодоления кризиса и подъема российской экономики. Причем предпосылки перехода к активному импортозамещению (после тотального доминирования импорта на внутреннем рынке) были созданы, следует признать, не осознанными решениями власти, а печально известной кратной девальвацией рубля. За ней последовало практически 50-процентное сокращение импорта продукции конечного потребления. В результате возникла возможность насыщения рынка отечественной продукцией, и новый состав правительства сумел быстро создать условия для превращения импортозамещения в действительно системообразующий фактор преодоления кризиса, восстановления экономики и роста ВВП.
В-шестых, был значительно увеличен внутренний платежеспособный спрос на товары непроизводственного и производственного назначения – в результате тотального погашения задолженности как по заработной плате, так и по оплате товаров и услуг, заказанных, но не оплаченных органами власти из бюджетов всех уровней (федерального, регионального и муниципального). Кроме прочего, такое решение проблемы еще раз подтвердило, что реализация последовательной и ответственной политики, направленной на рост расходов на социальную сферу и другие нужды страны, является важнейшим фактором устойчивого развития всей ее экономики.
В-седьмых, правительством был закреплен опыт активного включения региональных и муниципальных органов власти в решение задач, связанных с преодолением кризиса, с организацией восстановления и развития экономики на местах. Для этого оно законодательно закрепило распределение налоговой массы между федеральным бюджетом и бюджетами регионального уровня в соотношении 50 на 50. Тем самым были расширены финансовые возможности органов власти в регионах и муниципалитетах для самостоятельного, инициативного решения вопросов экономического и социального развития административных единиц, вверенных им в управление, а положения Конституции Российской Федерации, определившей предметы ведения федерации, ее субъектов и муниципальных образований (в том числе предметы совместного ведения), из декларативных превратились в практически значимые (к сожалению, на короткое время).
И последнее. Еще при его назначении Е. М. Примаков заявил, что правительство берет на себя полную ответственность не только за преодоление кризиса и дальнейший подъем экономики России, но и за то, что российская государственность станет действительно социально-ориентированной (о чем так и не вспомнили «реформаторы» первой волны, вопреки действовавшей Конституции РФ).
Названные изменения коснулись всех наиболее важных проблем российской экономики того времени. Соответственно, их решение образовало критическую массу, которая изменила к лучшему условия хозяйствования для многих тысяч первичных звеньев хозяйственной системы. И именно это позволило преодолеть кризисные явления и обеспечить подъем экономики России в целом, на деле активизировав предпринимательскую инициативу «снизу». Однако после вынужденной отставки Е. М. Примакова и последовавшей смены состава его правительства новые руководители финансово-экономического блока в правительстве, заявлявшие себя либералами (А. Кудрин, Г. Греф и др.), сочли и сами изменения, и прагматизм в их выборе и применении неким «вывихом» в управлении социально-экономическим развитием страны, противоречащим идеологии и практике реализации «единственно возможного» варианта реформ, стартовавших в начале 90-х. Можно сказать, что в начале 2000-х страна снова оказалась перед выбором: или действовать в духе уже предпринятых изменений, которые принесли ощутимые, положительные результаты (с возможностью их последующей донастройки), или вернуться к идеологии и практике предшествовавшего осуществления «реформ». Вновь «вошедшие» во власть руководители финансово-экономического блока в правительстве сделали решительный разворот к прошлому. Соответственно, во-первых, начиная с 2001 года, многие из осуществленных изменений были постепенно изъяты из практики управления. Во-вторых, отказавшись от них, а в конечном счете и от результатов внедренных изменений, «новый-старый» финансово-экономический блок правительства продолжил «реформаторскую» и повседневную деятельность в прежнем ключе (в том числе без четкого определения целей и задач реализуемых изменений, без определения их результатов и ответственности должностных лиц за их достижение). Более того, энергично «взявшись за дело», они распространили свои «преобразования» на социальную сферу и ряд секторов экономики, к которым их «идеологические» предшественники еще не успели приступить. К сожалению, как показало время, столь же контрпродуктивно.
В целом же сделанный разворот имел далеко идущие последствия. Они наглядно представлены данными о динамике основных показателей социально-экономического развития страны за более чем 20 лет (см. Таблицу 1). При этом данные до 1998 г. в таблице сознательно не представлены. Катастрофические последствия начатых «реформ» и так всем известны (см. выше). Данные же Таблицы 1 за 1998–2000 гг. демонстрируют успешное преодоление кризиса и начало подъема экономики России со значительным ростом налоговых поступлений (см. выше). Информация за 2001–2015 гг., представленная в Таблице 1, является ключевой и демонстрирует постепенное, но неуклонное снижение среднегодовых темпов роста ВВП России в последующие пятилетия (в 2001–2005 гг. – до 6,1 процента против 10 процентов в 2000 г.; в 2006–2010 гг. – до 3,5 процента; в 2011–2015 гг. – уже до 1,7 процента; более того, в 2015 г. снижение темпов роста завершилось минусовым значением ВВП: – 2,8 процента по отношению к 2014 г.[8]). Динамика всех остальных показателей, представленных в таблице, свидетельствует о неудовлетворительном положении дел в отечественной экономике (по пятилетиям).
Таблица 1
Динамика основных показателей развития страны, иллюстрирующая содержание проводимой социально-экономической политики в 1999–2000 гг. и 2001–2020 гг.
В контексте изложенного важно подчеркнуть, что устойчивое снижение темпов роста экономики России происходило при непрерывном, небывало высоком подъеме мировых цен на нефть, начавшемся осенью 1999 года (см. последнюю строчку в Таблице 1). Если бы не растущие доходы от экспорта углеводородов, динамика представленных в ней показателей была бы гораздо более удручающей. Важно отметить и то, что отдельные успехи и кризисные явления, имевшие место в 2001–2015 гг., не повлияли на последовательно затухающую динамику российской экономики. Они лишь замедляли ее или ускоряли. Рост ВВП России в 2016–2020 гг. со значением в 1,3 процента (чуть меньшим, чем в 2011–2015 гг.) также не изменил сложившуюся картину, зафиксировав наступление «стагнации», подтвержденной всеми остальными показателями. В частности, рост перевозок грузов составил 0,2 процента, производства электроэнергии – 0,3 процента, а промышленной продукции – 2 процента. Не изменила общего положения дел в экономике и динамика развития сельского хозяйства, где на фоне существенно более высоких, чем в прежние годы, урожаев зерна и его поставок на экспорт прирост составил лишь 2,6 процента (ввиду отсутствия надлежащего роста в животноводстве). Вместе с тем динамика представленных в Таблице 1 данных говорит о целесообразности выделения в ней двух подпериодов.
В первом, как уже отмечалось, начиная с 2001 года имело место явное и устойчивое снижение темпов роста основных показателей социально-экономического развития страны. Оно сформировалось закономерно и было действительно предопределено разворотом к идеологии и практике реформ начала 90-х. Вместе с тем, внесенные в экономику и управление ею изменения не позволили вновь «упасть» народному хозяйству страны. Но тот факт, что финансово-экономический блок правительства, как и прежде, полностью сосредоточился на воссоздании «рынка», считая, что возникающие проблемы в экономике и финансах устранятся исключительно этим «рынком», причем в самом недалеком будущем, не мог остаться без последствий.
Пренебрежение анализом промежуточных и конечных результатов проводимых реформ, отсутствие понимания смысла происходивших в экономике процессов и их динамики, действительных причин ускорения или торможения в развитии народного хозяйства неизбежно должно было вновь ухудшить результаты развития отечественной экономики. Приход «новых-старых» лиц в управление экономикой ознаменовался даже утратой культуры сопоставления проектировок (прогноза) развития экономики с фактическими данными. Так, с момента образования в 2000-м, Минэкономразвития России (Г. Греф) год за годом стало прогнозировать более низкие темпы роста ВВП, чем те, что по итогам каждого года фиксировал Росстат и которые по инерции экономика продолжала генерировать. Это устойчивое расхождение было далеко не безобидным. Оно приводило к значительному занижению проектируемых доходов бюджетной системы (в среднем на 3–5 процентов в год). В результате за десятилетие таких «просчетов» развитие страны было, по сути, лишено огромных ресурсов. Причем отказ от этой практики произошел не в результате осознания ее вредоносности, а самым «естественным путем»: принятые на вооружение «новые-старые» установки в социально-экономической политике постепенно набрали силу и неминуемо привели российскую экономику к снижению темпов роста; постепенно они действительно стали соответствовать прогнозам «специалистов» Минэкономразвития России. И проблема «саморазрешилась».
В целом же результаты развития страны в первом подпериоде останутся в экономической истории страны как время неиспользованных возможностей и не состоявшегося подъема народного хозяйства в условиях благоприятной конъюнктуры на мировом рынке углеводородов. Как время чрезмерной и все возрастающей зависимости бюджетной системы страны от экспорта сырья и нарастающего ввоза в нее высокотехнологичной продукции. Как время вопиющих проявлений монополизма, растущего имущественного неравенства граждан и звонких, но безответственных заявлений правительственных экономистов и финансистов об «экономике тучных лет», о «тихой гавани», об «энергетической сверхдержаве», о скором превращении ее столицы в финансовый центр планеты и т. д.
Во втором подпериоде, начавшемся в ходе преодоления спада в российской экономике в 2012 году (после некоторого ее оживления, последовавшего за кризисом 2008 года), в управление развитием народного хозяйства были внесены изменения, которые привели к некоторой его стабилизации (начиная с 2016 года, с «перерывом» на пандемию в 2020 году – см. Таблицу 1). Следует отметить, что во многом эти оздоравливающие решения были приняты не в силу осознанной необходимости, а под влиянием внешних обстоятельств, в ответ на возникающие вызовы. В том числе в силу нарастания негативных событий на Украине, которые привели, в частности, к санкциям, ограничившим внешнеторговые связи России с прежде «дружественными» странами Запада. В результате перед страной вновь (спустя практически 15 лет) встал, например, вопрос о необходимости проведения последовательной политики импортозамещения. Однако, на сей раз это не стало значимым фактором подъема российской экономики, как в конце 90-х. Правительство и ЦБ России оказались просто не готовыми к реализации такой политики (см. ниже).
Вместе с тем некоторое ускорение развития сельскохозяйственного производства и переработки его продукции все же произошло. Продолжению роста экономики (пусть и незначительного) несомненно способствовало также увеличение целевого финансирования ряда отраслей ВПК (опять же в силу нарастания напряженности в сфере обеспечения безопасности страны). К принципиальным же и значимым изменениям в управлении экономикой следует отнести сформулированные в 2018 году инициативы Президента РФ по формированию системы общенациональных целей и стратегических задач развития Российской Федерации на долгосрочную перспективу. Эти инициативы означали, по сути, восстановление и закрепление позиций целеполагания и планомерности в практике управления развитием народного хозяйства. Они, с одной стороны, отвечали запросам российского общества. С другой – способствовали закреплению некоторого роста экономики. Однако в совокупности все три названные группы изменений так и не смогли обеспечить ее значимого подъема (см. выше). Они коснулись лишь заведомо меньшей части народного хозяйства, а не российской экономики в целом.
Несмотря на эти изменения, положение дел в большей части экономики по-прежнему определялось решениями финансово-экономического блока, принятыми еще в начале и на протяжении 2000-х. Они, как уже отмечалось, определили снижение темпов экономического роста, усиление роли в экономике страны сырьевого, в том числе нефтегазового сектора, повышение уровня монополизации в производстве и даже в финансовом секторе экономики. По-прежнему не было предпринято никаких конструктивных шагов в развитии конкуренции и предпринимательской инициативы. По-прежнему оставалась ничтожной роль банковского сектора в развитии реального сектора экономики и т. д. Оставалась в неизменном виде и практика принятия решений на всех уровнях управленческой вертикали. В частности, еще выше был поднят уровень централизации в принятии решений о социально-экономическом развитии страны, что гасило выдвижение конструктивных инициатив региональными и местными органами власти. В системе управления развитием страны во всей красе стал проступать образ командно-административного стиля, характерный для времен "развитого социализма", когда утрачена была должная ответственность руководителей за последствия принимаемых решений.
Как отмечалось выше, автор видит своей целью вовлечь читателей в обсуждение направлений трансформации современной экономики, финансов и социальной сферы страны, а также сложившейся к настоящему времени системы управления ими. Трансформации, способной обеспечить значимый подъем российской экономики, придать экономическому и социальному развитию страны нужное качество и обеспечить получение доходов, необходимых и достаточных для обустройства страны, сбережения ее населения, укрепления безопасности и организации адекватных ответов на внешние вызовы, в том числе связанные с исторически сложившимися ожиданиями от участия России в решении вопросов международного характера.
Такая трансформация подразумевает реализацию серьезных изменений и в самой экономике, и в управлении ею. Эти изменения уже начали происходить, но в «догоняющем» режиме, в силу нарастания внешнего давления на страну, вынудившего принять решения, в том числе о начале проведения СВО. Считать, что последовавший за началом СВО рост промышленного производства и экономики в целом обусловлен лишь увеличением их финансирования за счет средств бюджетной системы федерального и регионального уровня, – значит игнорировать объективно назревшую потребность, продолжать практику ответного реагирования на сиюминутные изменения и не стремиться к осознанию и удовлетворению этой потребности, к системной трансформации и самой экономики, и управления ею. Именно с началом СВО связан подъем предпринимательской инициативы, возникла потребность в более жесткой увязке между принимаемыми управленческими решениями и их результатами. В свою очередь, это повысило ответственность органов власти в центре и на местах. Названные перемены, вошедшие в противоречие со сложившейся практикой, должны быть развиты в новой системе управления социально-экономическим развитием страны.
Представляется, что при формировании этой системы управления следует учесть как положительный опыт управления развитием народного хозяйства в последние десятилетия, так и прежний успешный опыт управления развитием общественного производства, а также зарубежный опыт трансформации управленческих систем и самой экономики. В частности, было бы исключительно целесообразным широко и всесторонне применить успешный опыт перехода «от плана к рынку» в Китае – хотя бы потому, что в решениях, принятых ранее и принимаемых в настоящее время его руководителями, прагматизм (а не «цвет кошки в темной комнате») стал важнейшим аргументом в спорах «о выборе пути», а один из первых пленумов ЦК КПК, посвященный анализу хода реформ, ознаменовался обсуждением вопроса «о практике как единственном критерии истины».[9] Результатом такого подхода к системным изменениям в директивной экономике, предусматривающего как сохранение целеполагания и планомерности, так и включение в управление ею конкуренции и других рыночных механизмов, стал устойчиво высокий рост ВВП Китая: за 1979–1999 гг. он увеличивался в среднем на 9,6 процента в год.[10] В этой связи следует отметить, что совсем, по нашему мнению, не случайно подобные инициативы и в России дали сопоставимые результаты – в 10 процентов роста ВВП в 2000 году. Поэтому ниже, на последующих страницах мы будем настойчиво обращаться как к опыту преодоления кризиса 1998 года, так и к опыту перехода КНР «от плана к рынку».
Разумеется, проектируя предстоящие изменения в экономике и в управлении ею, необходимо в гораздо большей мере, чем прежде, раскрыть очевидные конкурентные преимущества российской экономики в мировой хозяйственной системе (местоположение страны, ее природные богатства и человеческий потенциал), предусматривать их развитие.
Нельзя забывать и того, что в истории отечественной экономики успехи всегда достигались при опоре государства на предприимчивость своих граждан и благодаря его системным усилиям по всестороннему «воспособлению» (выражение С. Ю. Витте) предпринимаемым ими инициативам.
Не должно остаться без внимания и то, что поразительные темпы развития страны в 30-е и 50-е годы были обусловлены образованием на ее территории социально-ориентированного государства (СССР). Не в последнюю очередь это достигалось воздействием на экономику бюджетных расходов операционного и капитального характера, направляемых на развитие социальной сферы. В свою очередь, важнейшим результатом социально-ориентированной политики стало последовательное повышение в стране качества человеческих ресурсов, потребность в которых только усиливается в современном мире.
2. Рыночные механизмы и «новая плановость» в управлении экономикой, финансами и социальной сферой. Инструменты регулирования социально-экономических процессов органами власти
2.1. Использование планового начала и рыночных механизмов в управлении экономикой, финансами и социальной сферой
В настоящее время большинство специалистов признает необходимость одновременно использовать целеполагание, плановое начало и рыночные механизмы в управлении развитием многоукладной российской экономики. Дело за малым: на деле добиться их единства в большей, «внебюджетной» части экономики и на этой основе придать ей самой и управлению ею необходимые прагматизм и эффективность. Но сделать это будет непросто.
За десятилетия реализации «реформ» их инициаторы умудрились сначала полностью отказаться от участия государства в организации и проведении преобразований. В последние же годы бросились в другую крайность – наскоками, но уверенно расширяют практику использования «административного нажима», что, как правило, не только понижает качество управления, но и служит зачастую не интересам развития экономики в целом, а отдельным группам ее субъектов, приближенным к власти. И если экономический провал от «реформ», реализованных в России без ответственного участия государства, уже состоялся в прошлом, то при безоглядном копировании Госплана СССР, о положительных и отрицательных сторонах деятельности которого сегодня уже мало кто знает и помнит, подобный провал непременно будет повторен, причем в самом недалеком будущем.
Разумное объединение целеполагания, «плановости» и «рыночности» должно исключить эти крайности. Предстоит более четко обозначить не только место и разумную роль государства в управлении развитием народного хозяйства и социальной сферой, но и скорректировать ранее принятые управленческие решения, которые обусловили откровенно низкое качество самой российской «рыночности». По справедливому замечанию Д. Стиглица, возможность покупать дамские сумочки от Гуччи в московских универмагах совсем не означает, что она (экономика) освоила рыночные механизмы.[11] Во всяком случае – не настолько, чтобы в ней стали востребованы и превратились в необходимое условие развития страны предпринимательская инициатива и ответственность, а доступность заемных средств для субъектов экономической деятельности стала определяться главным образом эффективностью предлагаемых ими решений, а не множеством факторов «нерыночного характера». Причем такие факторы непрерывно множатся, в том числе в силу создания в стране чрезмерного количества псевдорыночных институтов, никак не обусловленного потребностью улучшения рыночной среды или оздоровления конкуренции.
Например, в российской авиации уже много лет действует институт «лизинга», основная задача которого на практике заключается не в привлечении в авиастроение дополнительных средств, а лишь в трансляции средств федерального бюджета государственным компаниям – производителям самолетов (с соответствующим плановым «освоением» определенной их части). Поэтому такое «лизинговое» финансирование может и должно быть замещено прямыми расчетами бюджета с производителями самолетов через казначейство. В нынешнем качестве этот «рыночный» институт лишь увеличивает цены на них и, в конечном счете, стоимость авиационных перевозок, тормозит развитие отечественного самолетостроения, не служит повышению его эффективности и конкурентоспособности.
Таким образом, восстановление основных элементов практики целеполагания и плановости должно предусматривать не только проработку вопросов, относящихся к собственно целеполаганию и плановости, но и определенное переосмысление результатов «рыночных» реформ в России, устранение их негативных проявлений и институциональных последствий. Представляется, что оба эти направления работы должны изначально проектироваться с учетом возможностей и ограничений каждого из них.
2.2. Становление единства «плана» и «рынка» в управлении экономикой, финансами и социальной сферой
Весь опыт постсоветских лет показал, что необходимое единство целеполагания, планового и рыночного начал в экономике не возникнет само собой (во всяком случае – в приемлемые сроки). Для достижения такого единства потребуется вдумчивое применение как опыта становления целеполагания и плановости в многоукладной российской экономике в 20-х годах прошлого столетия, так и опыта трансформации жестко централизованной системы управления экономикой в Китае, которую он заимствовал в СССР.
Первый опыт соединения рыночных механизмов (частного предпринимательства и конкуренции) с целеполаганием (плановостью) в развитии экономики и социальной сферы был получен при переходе Советской России от политики "военного коммунизма" (с предельно командной системой управления) к новой экономической политике (НЭПу) в 1921 году. Этот переход означал восстановление в стране товарно-денежных отношений, фактически исключенных из социально-экономических процессов после революции 1917 года. Для правительства большевиков такой поворот в управлении страной был вынужденным, поскольку он противоречил всем идеологемам строительства социализма, и основная масса членов партии большевиков внутренне сопротивлялось такому повороту. Но партия не была еще многомиллионной. В то же время подавляющее большинство населения России было представлено крестьянством с его частным (единоличным) ведением хозяйства. И только его вовлечение в экономическую жизнь страны («снизу») и инициативное участие в ней позволяло приступить к решению задачи срочного восстановлении народного хозяйства после революционных потрясений и разрушительной гражданской войны.[12] Своевременность этого шага была подтверждена дальнейшим развитием событий.
Итак, приверженность руководителей страны социалистическим идеям требовала придать восстановлению и развитию экономики советской России должные целеполагание и планомерность. Поэтому большевистское правительство встало перед необходимостью объединить в управлении хозяйством страны потенциал «рыночных сил» и возможность целенаправленного воспособления восстановительным процессам со стороны государства. При этом для задействования «рынка» требовалось лишь разрешить крестьянству торговать излишками сельскохозяйственной продукции сверх заранее определенных в виде натурального налога объемов производства (причем налога, значительно сниженного по сравнению с изымаемыми в период политики военного коммунизма «излишками»). С инструментами воздействия государства на развитие народного хозяйства в условиях товарно-денежных отношений дело обстояло сложнее. В первую очередь необходимо было определиться с составом этих инструментов, возможной эффективностью и значимостью каждого из них.
Соответствующая работа (методического и организационного характера) была поручена вновь созданному органу управления – Госплану, который постепенно формализовал ее результаты в системе «контрольных цифр» народнохозяйственного плана и постепенно перешел от годовых проектировок к пятилетним.[13] При этом, вопреки доминирующим ныне представлениям о целеполагании и соответствующей системе «контрольных показателей», разработка таких проектировок и их реализация были связаны с кропотливой работой по созданию условий для развития всех субъектов экономической деятельности в стране (частных и государственных), с выявлением и снятием ограничений, которые могли это развитие затормозить, а также с формированием нормативно-правового обеспечения, способствующего исполнению принимаемых органами власти решений по изменениям в экономике и управлении ею. Таким образом, современное понимание «прогноза» не корреспондирует с содержанием процессов подготовки, согласования и достижения «контрольных цифр», осуществлявшихся в управлении российской экономикой в середине 20-х годов.[14] Тогда в «прогнозировании» доминировала не численная обработка данных с экстраполяцией ее результатов на будущее, а скрупулезное согласование предлагаемых и принимаемых обязательств.
В начале 50-х годов прошлого столетия КНР полностью заимствовала советскую систему управления в ее самой жесткой форме. Прямолинейное ее применение, вкупе с уверенностью руководителей Китая в возможности осуществления его экономикой впечатляющего рывка, привело народное хозяйство страны к огромным проблемам. В конце 70-х годов новые руководители КНР приняли решение о необходимости трансформации действовавшей системы управления. Назовем основные особенности проведенной ими трансформации.
Приступив к реформам, Китай учел начальный опыт становления целеполагания и плановости в развитии народного хозяйства Советской России в условиях многоукладной экономики с огромным числом крестьянских хозяйств. Начав с ослабления директивности и включения в управление экономикой «рынка» (частного предпринимательства и конкуренции), руководство Китая сохранило в формируемом новом порядке управления экономикой практику централизованного целеполагания и плановости.[15] Внедрение «рыночных сил» шло постепенно, имело строгую последовательность – от простого к более сложному, но всегда «снизу вверх», с опорой на раскрытие инициативы (и у органов власти на местах, и «в массах»), а также постоянное соизмерение задуманного с реальными успехами и просчетами, а при необходимости – с корректировкой ранее принятых решений.[16]
Реформы, начатые в сельском хозяйстве, торговле и сфере услуг, были постепенно распространены на предприятия пищевой и легкой промышленности.[17] И только затем преобразованиями были охвачены предприятия по производству средств производства. При этом успех начатых преобразований связывался в первую очередь с созданием новых предприятий, становление и деятельность которых изначально происходили в условиях свободной конкуренции, организуемой и поддерживаемой властью. Кроме того, расчет делался на то, что ускоренное развитие более эффективных новых производств с неизбежностью предопределит их лидерство и закономерно приведет к вытеснению ими не только старых (государственных), но и менее эффективных новых (частных) предприятий, не сумевших организовать успешную работу в условиях «рынка».
Приватизация государственной собственности была оставлена «на потом». Основные усилия органов власти всех уровней были направлены в КНР на то, чтобы исключить из процесса «замещения» неэффективных предприятий (независимо от формы собственности) более эффективными все факторы, способные деформировать организованное и поддерживаемое государством справедливое соревнование между ними. На решение этой задачи были брошены все доступные ему (государству) инструменты и прямого (административного), и опосредованного воздействия на социально-экономические процессы (денежно-кредитная политика, регулирование внешнеторговой деятельности, предоставление достаточной свободы и финансовых ресурсов органам власти на местах для инициативного подъема экономики и роста доходов и расходов их бюджетов т. д.).
Результатом выбранного в Китае пути воссоздания и развития частной инициативы должен был стать (и стал!) значительный рост числа частных (новых) предприятий.[18] Созданные руководством КНР стимулы к постоянному повышению их эффективности постепенно превратили частный сектор в доминирующую силу развития всей китайской экономики.[19] Постепенно, но неумолимо, частный сектор вынудил государственные предприятия вступить с ними в конкуренцию (на равных условиях), что привело к повышению эффективности китайской экономики в целом. При этом плановость в развитии экономики постепенно трансформировалась: стали уточняться разные ее проявления в сфере рыночного, косвенного (направляющего) регулирования и директивных заданий по предприятиям с критически важным производством. Важно также подчеркнуть и то, что выбранная модель встраивания рыночных сил в управление общественным производством была увязана с продолжением строительства в стране социально-ориентированного (социалистического) государства. Как известно, в таком государстве планомерно осуществляется подъем тех секторов экономики, которые связаны с обеспечением растущего благосостояния населения, нужд обороноспособности и безопасности страны, а также с опережающим развитием инфраструктуры. Выбранный вариант объединения «рыночности» с «плановостью» как раз и позволил, не поступаясь интересами развития экономики и общества, на протяжении десятилетий обеспечивать рост ВВП Китая на 8–12 процентов в год.
Переход экономики СССР «от плана к рынку» в конце 80-х – начале 90-х годов XX века был осуществлен по другому сценарию. Инициаторы «реформ» полностью проигнорировали и опыт развития своей собственной страны, и опыт Китая. Государство в России было практически устранено от управления преобразованиями. Все сектора экономики, банковский сектор и внешнеторговая деятельность были «пущены в свободное плавание». Вместо постепенного воссоздания рыночных институтов и развития предпринимательства одним из основных структурообразующих элементов «реформ» стала тотальная приватизация государственной собственности, воплотившая в себе самые уродливые черты «развитого социализма» (безграничное использование «власть предержащими» своих административных возможностей, коррупционность, активнейшее участие криминала, нарастающий непрофессионализм в управлении и т. д.). Конкуренция в таком подъеме «предпринимательской» инициативы была фактически устранена. В худшем случае такой путь «реформирования» оборачивался немедленной распродажей «приватизированных» активов, а в «лучшем» – сопровождался захватом монопольного положения на конкретных рынках уже частными предприятиями (при полном попустительстве, а зачастую и с участием власти), что никак не побуждало новых собственников предприятий, доставшихся им волею обстоятельств, а не созданных трудом праведным, к повышению эффективности их работы. В результате и «новые» предприятия оказались изначально выведенными из-под воздействия «невидимой руки рынка» (конкуренции). Во всяком случае, ее роль в трансформации управления и переходе экономики России к более эффективному варианту развития также была сведена к минимуму.
Приведенные особенности перехода от "плана к рынку" в России и Китае давно получили в экономической литературе и более общее противопоставление. Так, многие зарубежные авторы склоняются к тому, что разница в «идеологии» перехода «от плана к рынку» в Китае и в России исчерпывается триединой формулой. В Китае, где переход проводился по собственному разумению, власти руководствовались аббревиатурой ИКП (институты, конкуренция, правительство), а в России, где она осуществлялась под воздействием рекомендаций МВФ, ее инициаторы руководствовались аббревиатурой СЛП (стабилизация, либерализация, приватизация). Разница более чем очевидна. Как результат – принятая идеология в Китае привела к непрерывному росту ВВП. В России же последовало катастрофическое сжатие экономики, сопровождавшееся невиданным снижением уровня и качества жизни основной части населения страны. Таким образом, задача создания в российской экономике конструктивной и эффективной «рыночности» решена не была.[20]
Соответственно, развитие российской экономики не обрело должной завершенности, а возможности проявления инициативы и предприимчивости на уровне предприятий всех форм собственности и органов власти на местах, столь присущие экономике с наличием в управлении «рыночных сил», пока остаются во многом не реализованными. Поэтому задача сопряжения лучших сторон «плана» (целеполагания) и «рынка» продолжает оставаться в России более чем актуальной.
Представляется, что формирование собственно плановости целесообразно начать с организации поставок продукции и услуг в интересах развития социальной сферы, поставок продукции военно-технического назначения, а также поставок в рамках реализации проектов инфраструктурного характера и обустройства страны в самом широком смысле – в годовом, среднесрочном и долгосрочном режимах. Основным инструментом целенаправленного и планомерного воздействия на развитие названных направлений народного хозяйства будет распределение средств бюджетной системы. Соответственно, именно объемы бюджетного финансирования станут определять (через систему нормативов затрат) целевые и контрольные показатели их развития за счет капиталовложений и операционных расходов.
С формированием и регулированием управления развитием экономики за счет «рыночных сил» дело обстоит сложнее. Соответствующие предпосылки, в том числе условия хозяйственной деятельности, будут определяться содержанием основных правоустанавливающих документов общего характера и инструментами воздействия государства на ход социально-экономических процессов во всех секторах экономики и для всех ее субъектов (независимо от форм собственности). При этом успех в предстоящей работе будет во многом определяться тем, насколько действенным окажется состав этих инструментов и каким станет содержание целей и задач, определяющих развитие общественного производства. В то же время этот успех будет определяться также качеством плановости в самих крупных российских компаниях, стремящихся к устойчивому развитию. Этот тренд в усилении плановости в современном общественном производстве уже наметился и усиливается независимо от возможных инициатив государства в этой сфере.
2.3. Инструменты воздействия органов власти на социально-экономические процессы
В ряду основных инструментов воздействия органов власти на социально-экономические процессы могут быть названы: налоговая политика; регулирование внешнеэкономической деятельности; денежно-кредитная политика; антимонопольная политика, том числе в сфере закупочной деятельности, осуществляемой в интересах государства и местного самоуправления; межбюджетные отношения, определяющие возможности органов власти на местах инициативно развивать экономику и тем самым увеличивать доходы регионов и муниципалитетов; уточнение зон ответственности и полномочий по предметам совместного ведения Федерации и ее субъектов, определенным Конституцией РФ.
Необходимым условием оптимального применения этих инструментов является непредвзятая оценка их нынешнего содержания и достигаемых с их помощью результатов в сложившихся условиях. Далее должен быть предпринят анализ результатов их применения в недавнем и более отдаленном прошлом, позволяющий выявить как успехи, так и «экономические провалы, достигнутые по незнанию народной жизни» (выражение В. А. Кокорева – известного российского предпринимателя середины XIX века, написавшего на этот счет целую книгу).[21] Итогом этой работы должны стать рекомендации по настройке всех названных инструментов применительно к современным условиям и решению тех задач, которые обеспечат достижение поставленных целей.
Умелое и квалифицированное применение этих инструментов позволит гармонизировать и связать воедино усилия федерального центра и органов власти на местах по реализации предстоящих изменений в экономике и в управлении ею. При этом на органы власти федерального уровня должна быть возложена строгая ответственность за системную целостность каждого из используемых инструментов, а также за их увязку и достигаемую в результате синергию. В свою очередь, органы региональной и муниципальной власти столь же строго должны отвечать за целесообразность, конкретизацию и определение состава инструментов, применение которых будет отвечать целям и задачам развития экономики, активизации предпринимательской и деловой активности на вверенных им в управление территориях.
Остановимся на содержании названных инструментов регулирования социально-экономических процессов органами власти, а также на некоторых проблемах, выявленных в практике их использования. При этом мы не утверждаем, что решение этих проблем подлежит немедленному решению. Последовательность и полнота их решения будут окончательно определяться необходимостью изменений в отечественной экономике, финансах и социальной сфере.
2.3.1. Антимонопольная политика
В свое время А. Смит справедливо утверждал, что «непременным условием действия экономических законов является свободная конкуренция». Без этого неотъемлемого, структурообразующего элемента рыночной системы она не может стать эффективной. Непреложность этой истины граждане России, к сожалению, ощутили в полной мере, но пока власть так и не уделила ей должного внимания. В первую очередь – необходимости контроля за деятельностью предприятий, занимающих доминирующее, монопольное положение в экономике и по своей природе противодействующих становлению и развитию конкуренции. В странах с развитой рыночной экономикой наличие институтов по противодействию всевозможным злоупотреблениям монопольным положением производителей товаров и услуг на конкретных рынках (в первую очередь в ценообразовании) придается огромное значение.
В начале 90-х декларации о необходимости предотвращать проявления монополизма во вновь создаваемой рыночной экономике России все же имели место – хотя бы в части отраслей «естественных монополий».[22] Но затем государство согласилось с низведением работы антимонопольного ведомства до обязанности разбираться с отдельными, «наиболее» вопиющими проявлениями монополизма. При этом нередко возникали (возникают) абсурдные ситуации, когда ведомство активно участвует во «внутривидовой» борьбе монополистов на стороне одного из них.
Однако интересы действительного развития российской экономики настоятельно диктуют необходимость организовывать и совершенствовать конкурентную среду, обеспечивая добросовестный характер осуществляемых в ней операций.[23] В ряду ключевых вопросов, требующих глубокого осмысления накопленного опыта и выработки адекватных решений на будущее, могут быть названы следующие.
Целесообразно ли сохранять практику использования во внутреннем ценообразовании принципа «равнодоходности» поставок российской продукции на внутренний рынок и на экспорт? По нашему убеждению, конъюнктура на внешних рынках не должна диктовать уровень цен на внутреннем рынке (по экспортному паритету) и снижать тем самым потенциал развития российских производителей продукции с высокой добавленной стоимостью и их конкурентоспособность. Однако, вопреки негативным результатам и в корне изменившимся условиям на внешних рынках, эта практика остается закрепленной в нормативно-правовых документах, принятых во второй половине 2000-х.
Отвечает ли интересам ускорения развития страны отсутствие формализованных правил регулирования цен на продукцию и услуги предприятий, относящихся к «естественным монополиям», на рынках федерального, регионального и даже местного уровня (ЖКХ, водоканал, ритуальные услуги и пр.)? В частности, и на 2023 год были приняты решения о безусловном повышении цен на продукцию и услуги «естественных» монополистов на 9–12 процентов (производство электроэнергии, железнодорожный транспорт и газ). Как всегда, эти решения не обосновывались публично, и ни о какой системе мер по повышению эффективности работы предприятий и организаций, входящих в их периметр, речь даже не заходила. Более того, по факту рост цен в этих отраслях оказался существенно выше намеченного.
Целесообразно ли ограничивать работу антимонопольного ведомства преимущественно «разбором полетов» по уже состоявшимся случаям проявления монополизма вместо перехода к практике формализованного упреждения возникновения таковых? Массовый характер обращений к руководству страны со стороны всех предприятий, доминирующих на рынках (монополистов), о необходимости повышения цен под предлогом «вдруг возникших обстоятельств», но не связанных с положением дел в российской экономике, не может служить обоснованием такой необходимости. Оправданием для любого повышения цен у предприятий, признанных монополистами на конкретных рынках, может быть только значимый рост внутренних цен и собственных затрат на производство – повышение зарплаты, тарифов на электроэнергию и транспорт, рост цен на металл, топливо и т. д. Создать систему надзора за соответствием у монополистов роста затрат на производство их намерениям повысить отпускные цены на свою продукцию при наличии современных информационных технологий – «дело техники». В налоговой службе России успешно функционируют даже более сложные системы сбора и обработки данных для достижения такого рода цели.[24]
К сфере ве́дения антимонопольной службы относится также надзор за соблюдением законодательства в части закупок для государственных и муниципальных нужд. Опыт применения соответствующего закона с внесением в него бесчисленных поправок наверняка не уменьшил число злоупотреблений, связанных с такими закупками. И все потому, что соблюдение этого закона исчерпывается выполнением предписанных им закупочных процедур, а не конечными результатами дальнейшей работы «покупателей», использующих закупленную продукцию (по конкретным ценам, качеству и т. д.). Инициаторы разработки этого закона и его бесконечного совершенствования (Г. Греф и Э. Набиуллина) просто не предполагали (по причине отсутствия у них достаточного опыта практической работы), что «действительность богаче всякого воображения». В то же время единственной и устойчивой составляющей в деятельности любой организации и предприятия была и остается ответственность их руководителей за все, что происходит в периметре этой ответственности. Потому именно конечные результаты работы предприятий и организаций, а не формальное соблюдение процедур, могут и должны быть единственным мерилом добросовестности, целесообразности и эффективности произведенных ими закупок.
Нанесенный более чем двадцатилетним законотворчеством вред в части проведения закупок для государственных и муниципальных нужд не поддается исчислению. В частности, существование закона многократно увеличивало и увеличивает сроки формирования и исполнения заказов. Поэтому лучшим решением по части дальнейшего применения соответствующего закона станет не его продолжающееся «совершенствование», а использование текста «закона» лишь в качестве методических рекомендаций для подготовки локальных нормативных документов на конкретных предприятиях и в организациях с целью упорядочивания правил проведения ими всевозможных закупок (с учетом особенностей организаций-покупателей, закупаемой ими продукции, а также с обязательным утверждением этих документов соответствующим руководителем). Тем самым будет раз и навсегда установлено, что полную ответственность за проведение конкурсов при закупках (текущих и разовых), за принятие решений по ним, а также за последствия произведенных закупок для деятельности предприятий и организаций в целом должны нести их руководители.
Роль конструктивного воздействия антимонопольной политики на развитие экономики и ее отраслей трудно переоценить. Ее продуманное и последовательное проведение способно изменить ход социально-экономических процессов и в экономике в целом, и в деятельности ее отдельных секторов. Пока же все ее возможности в управлении развитием экономики фактически не задействованы.
2.3.2. Налоговая политика
В современном государстве налоговая политика решает задачи не только, и даже не столько фискального характера. От ее содержания и направленности во многом зависит, например, объем средств предпринимателей, которые могут быть вложены в развитие бизнеса. Поэтому налоговая политика может стать (или не стать) одним из важнейших инструментов не только для увеличения доходов бюджетной системы, но и для побуждения бизнеса к повышению его активности и эффективности. Например, введенная в практику налогообложения в 1999–2001 гг. льгота на прибыль, направляемую на развитие производства, не только привела к увеличению в 5,2 раза поступлений в бюджетную систему собственно налога на прибыль, но и способствовала ускорению роста капиталовложений в основные фонды в народном хозяйстве в целом (в частности, в 2000 г. их прирост составил по отношению к 1999 г. более 17 процентов). Напротив, за отказом от этой льготы сразу же последовали снижение в 2002 году поступлений налога на прибыль в бюджеты всех уровней и снижение темпов роста объема инвестиций (см. Рисунок 3).[25]
Сложившаяся к настоящему времени налоговая система вызывает целый ряд вопросов, решение которых, по нашему мнению, однозначно способствовало бы и снижению налогового обременения бизнеса (появлению и накоплению у предприятий собственных ресурсов для инициативного развития и повышения их эффективности), и оздоровлению взаимоотношений между налогоплательщиками и государством, и увеличению собственно налоговых поступлений в бюджетную систему.
Так, представляется, что в современной системе налогообложения необходимо отказаться от действующей практики расчета и администрирования налога на добавленную стоимость (НДС). Во-первых, необходимо перейти к расчетам налогообложения собственно добавленной стоимости, что существенно сократит расходы на администрирование данного налога. Во-вторых, следует прекратить использование этого налога для стимулирования экспорта сырья и продуктов его первичной переработки посредством возмещения НДС при поставках на экспорт (тем самым государство недвусмысленно обозначило бы свой приоритет в отношении развития экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью). В-третьих, наряду с названными мерами целесообразно перейти к единой ставке НДС в 10 процентов и ликвидировать всевозможные льготы. Все это безусловно оздоровит экономические отношения в стране, снизит уровень манипуляций и злоупотреблений при уплате этого налога.
Снижение уровня социальных платежей. Эти платежи, по сути, также являются фискальной нагрузкой, и их давно следовало бы уменьшить. Причем, как показывает опыт, такое решение обеспечит вывод бизнеса (предпринимательства) «из тени», рост собственных средств предприятий и расширит их возможности для инициативного развития производства. В результате увеличится объем уплачиваемых предприятиями социальных платежей (даже при снижении соответствующих нормативов). Это показал прежний опыт их трансформации и на уровне экономики, и на уровне ее отдельных секторов.
Нуждается также в системной ревизии сложившаяся практика работы налоговиков с различными группами налогоплательщиков (и в социальном, и в отраслевом разрезах). При всей уверенности налоговой службы в своей непогрешимости (в том числе в борьбе за обеспечение пресловутой стабильности в области налогообложения), с одной стороны, имеет место факт существенного недобора налогов. С другой – чрезмерная неравномерность распределения налогового обременения по видам экономической деятельности (в отраслевом разрезе). В частности, в нефтяной промышленности оно составляет порядка 50 копеек на рубль продукции, в металлургии – не более 5–8 копеек, в машиностроении 15–20 копеек и т. д. Такой «разнобой» в налоговой нагрузке, несомненно, противоречит выводам и рекомендациям экономической теории.
По сей день не решен вопрос с перечислением части налоговых поступлений из бюджетов административных единиц, на территории которых расположены предприятия, в бюджеты административных единиц, где фактически проживают работающие на них граждане. Как известно, такие граждане (включая членов их семей) получают доступ ко всей инфраструктуре и социальным учреждениям в административных образованиях по месту своего проживания, которые и несут соответствующие расходы на их содержание. Следовательно, эти административные единицы вправе получать определенную часть налогов, поступающих в бюджеты административных образований, где находятся предприятия, которые используют труд «не своих жителей». С учетом современного развития информационных технологий решение задачи по перечислению доходов из одного бюджета в другой не может быть чрезмерно головоломным. Кроме того, отладка таких перерасчетов наверняка будет способствовать выявлению тех администраций, руководители которых на деле заботятся о создании рабочих мест для своего населения и, соответственно, о расширении собственной налогооблагаемой базы.
В серьезную проблему превратился сегодня перевод крупных компаний (крупных налогоплательщиков) в те или иные субъекты федерации. Вслед за Москвой и С.-Петербургом в борьбу за регистрацию таких компаний в конкретных регионах вступили практически уже все российские регионы. Поэтому с целью оздоровления конкуренции регионов между собой (за привлечение инвестиций, за создание условий для развития нового малого и среднего бизнеса, использующего инновационные подходы в организации производства товаров и услуг, поощряющего выдвижение соответствующих инициатив и т. д.) предлагается все поступления «регулирующих» налогов (налога на прибыль, налога на доходы физических лиц, и НДС с учетом предполагаемых изменений – см. ниже) от крупных государственных компаний, а также компаний с участием государства в их капитале, направлять непосредственно в федеральный бюджет для использования при реализации национальных проектов по развитию экономики и социальной сферы страны в капитале, направлять непосредственно в федеральный бюджет для использования при реализации национальных проектов по развитию экономики и социальной сферы страны в целом.[26]
Необходимо также подвести итоги первых шагов к прогрессивной шкале уплаты налога на доходы физических лиц (НДФЛ) и принять решения по параметрам дальнейшего движения в этом направлении.
Все названные и другие вопросы налогообложения требуют безотлагательного решения в интересах успешного развития отечественной экономики в ближайшем и в отдаленном будущем. Ссылки на то, что в сфере налогообложения необходима стабильность, справедливы лишь в том случае, когда достигнута определенная сбалансированность интересов власти и налогоплательщиков, большинство которых ценит возможность «платить налоги и спать спокойно».
В настоящее время следует признать, что уровень налогообложения чрезмерно высок, налоговое обременение распределено крайне неравномерно, а во взаимодействии налоговых органов с плательщиками права последних постоянно нарушаются. Важно также определиться, наконец, с назначением как основных регулирующих налогов, так и других видов налоговых поступлений и обязательных платежей. Без этого не получится перейти к осознанному воздействию налоговой политики на активизацию предпринимательской и деловой активности. Запутанность роли каждого налога в действующей системе налогообложения уже давно «зашкаливает». Ее усилению способствовало, в частности, и такое внезапное «озарение» идеологов налоговой системы как «налоговый маневр», внедренный в последнее десятилетие. Он не только усилил эту запутанность (обеспечивая точечную компенсацию из бюджетной системы для «потерпевших» от его внедрения), но и ухудшил условия хозяйствования для всех отечественных переработчиков углеводородного сырья. По сути, итогом такого «маневра» стали снижение вывозных пошлин при экспорте углеводородов и соответствующая компенсация потерь бюджетной системы за счет повышения их стоимости и уровня налогового обременения для внутренних переработчиков.
2.3.3. Регулирование внешнеэкономической деятельности
Регулирование внешнеторговой деятельности способно и обеспечить максимально возможное текущее пополнение казны, и создать наиболее благоприятные условия для развития национальной экономики, и служить укреплению ее позиций в экономике мировой. Однако конкретные таможенные решения нередко определяются факторами идеологического, политического и сиюминутного характера, а иногда и неспособностью лиц, принимающих решения, адекватно оценить последствия этих решений. Как следствие, результаты таможенного регулирования могут не только увеличивать или уменьшать объемы тех или иных таможенных сборов, но и влиять на масштаб доходов бюджетной системы в целом и даже на устойчивость и успешность развития национальной экономики.
В императорской России внешнеторговая деятельность была прерогативой Министерства финансов. Его политика (в частности, в отношении ввоза готовой продукции на территорию страны) имела регулирующий характер и постоянно соотносилась с необходимостью и возможностями организации производства такой продукции внутри страны. При этом предпочтение безусловно отдавалось развитию последнего в силу очевидно бо́льших налоговых поступлений в казну от внутреннего производства по сравнению с объемом ввозных таможенных пошлин.[27]
Однако наличие этой правильной установки в данном ведомстве не исключало серьезных ошибок. Так, во исполнение «затеи» столичных чиновников одеть население России «в дешевый ситец», начиная со второй половины XVIII века (в течение порядка сотни лет), в страну беспошлинно ввозился хлопок из США. И это при том, что еще «Екатерина Вторая говаривала, что Россия должна одевать всю Европу из своего льна».[28] Вопреки ее мнению, беспошлинный ввоз хлопка в Россию был все же разрешен. В результате в сельском хозяйстве северо-западных регионов страны, наиболее пригодных по климату для производства льна, наступил глубокий упадок (по выражению В. А. Кокорева, «экономический провал»). Более того, наличие растущих объемов ввозимого хлопка в конечном счете затормозило «образование в обширном размере хлопчатных плантаций в Ташкенте и Закавказском крае».[29]
Иначе отнеслись к вопросу обеспечения собственным сырьем для производства тканей, например, во Франции. Континентальная блокада со стороны Великобритании, лишившая возможности подвозить в страну хлопок из Египта, побудила Наполеона наладить в кратчайшие сроки производство «российского» льна и тканей из него в северных районах Франции и Бельгии. Решив эту задачу, он не только снял «сиюминутную» проблему с одеждой для солдат и населения, но и предопределил долговременный успех и процветание сельского хозяйства в названных районах. Даже сегодня они остаются значимыми поставщиками на мировой рынок льноволокна – одной из самых доходных культур сельскохозяйственного производства.
С переходом Советской России и СССР к «новой экономической политике» в 1921 году государство полностью монополизировало внешнеэкономическую деятельность. Причем это решение не было вызвано идеологическими соображениями. Напротив, оно было инициировано В. И. Лениным по причинам сугубо прагматическим. Он считал, что невозможность наладить в то время должный контроль за экспортно-импортными операциями неизбежно приведет к разграблению страны. Однако эти соображения показались большинству его коллег в связи с переходом к НЭПу ошибочными. Они полагали, что переход к монополии на внешнюю торговлю неизбежно бюрократизирует внешнеторговые операции и ограничит раскрытие частной инициативы в экономике, перешедшей по инициативе правящей партии к использованию в стране товарно-денежных отношений. Вопрос, по мнению В. И. Ленина, был настолько серьезным, что, не очень доверяя мудрости большинства руководителей страны (Бухарин, Дзержинский, Сталин и др.), он пригрозил, в случае непринятия его инициативы, выходом из правительства. В конечном счете с ним согласились, а время подтвердило его правоту.
И только много позднее государственная монополия на внешнюю торговлю была превращена в СССР в необходимое условие строительства социализма. Со временем она стала принципом, своего рода «индульгенцией» на принятие решений, заведомо относимых к абсолютно верным и не требующим последующего соотнесения с практическими результатами. Так, в начале 70-х годов XX века в Советском Союзе такое право на принятие «бесспорных» решений (без надлежащей проработки их долгосрочных последствий) вылилось в государственную политику ускоренного роста экспорта углеводородов и массовой закупки за рубежом товаров непроизводственного и даже производственного назначения. Подразумевалось при этом, что растущие доходы бюджета за счет сырьевого экспорта позволят решить неотложные задачи социально-экономического характера. Однако выбранная стратегия и неуклонное следование ей в считанные годы превратилась в тормоз суверенного развития страны и в немалой степени способствовала ее разрушению. Причем «разбор полетов» так и не состоялся. В результате к аналогичному варианту «подъема экономики» вернулись уже в 2000-е годы – с такими же удручающими для народного хозяйства результатами (см. Раздел 3.1).
К началу 90-х вопрос об отмене монополии государства на внешнеэкономическую деятельность стал рассматриваться исключительно в политико-идеологической плоскости – в качестве одной из безусловных предпосылок «перехода страны к рынку». О необходимости организации должного контроля за внешнеторговыми операциями никто даже не вспомнил. Соответствующий Указ был подготовлен с невероятной скоростью и опубликован уже в сентябре 1991 года. Столь же быстрыми и разрушительными были последствия его принятия. В стране тут же началось масштабное сокращение внутреннего производства, резко упали налоговые поступления, начался рост безработицы с обнищанием населения, особенно в малых и средних городах России. К сожалению, сбылся и прогноз В. И. Ленина о неизбежном разграблении страны в условиях начавшегося ослабления государства.
Спустя восемь лет, в ходе преодоления кризиса 1998 года, рост внутреннего производства товаров, прежде завозимых по импорту, «неожиданно» оказался одним из важнейших факторов восстановления и роста экономики страны. Однако, вопреки этому убедительному факту, полезность импортозамещения была проигнорирована новыми-старыми «реформаторами», возглавившими финансово-экономическую власть в стране после отставки правительства Е. М. Примакова. Их «новая» социально-экономическая политика (в том числе промышленная) даже не подразумевала использования этого инструмента, и он был «забыт» практически на 15 лет.[30] Более перспективным направлением внешнеэкономической деятельности в интересах развития национальной экономики было признано быстрейшее вступление России в ВТО (что подразумевало всестороннее снижение ввозных пошлин и рост импорта товаров производственного и непроизводственного назначения). Активному решению этой задачи были посвящены практически десять последующих лет. К сожалению, и в этом случае с провальными для страны результатами.
В 2014 году внешние обстоятельства вновь актуализировали вопрос об импортозамещении. Однако и на этот раз оно не стало разделом промышленной политики, разрабатываемой и проводимой государством в интересах развития национальной экономики. Поблагодарив Запад за напоминание о полезности импортозамещения для оживления отечественной экономики, Д. А. Медведев мало что сделал для того, чтобы оно превратилось в значимый фактор ее оздоровления и подъема. Во всяком случае, в отличие от 1999–2000 гг., ощутимого роста производства в стране так и не произошло (см. Таблицу 1). В том числе – по причине отсутствия необходимых решений о расширении доступности кредитов для развития предприятий реального сектора экономики, нацеленных на рост экспорта товаров с высокой добавленной стоимостью.
В настоящее время вопрос о необходимости повседневного регулирования внешнеэкономической деятельности, причем в интересах долгосрочного, устойчивого развития национальной экономики, вновь обострился и нуждается в системном осмыслении и решении, которое позволит обеспечить более оптимальное сочетание интересов нынешнего и будущих поколений россиян.
2.3.4. Межбюджетные отношения
Как инструмент управления социально-экономическим развитием страны действующие межбюджетные отношения должны быть решительно трансформированы. Следует признать вопиющим факт долговременного преобладания в стране административно-территориальных образований с хронически недостаточной бюджетной обеспеченностью. За все прошедшие десятилетия число субъектов Федерации, относящихся к «донорам», так и не превысило 10–14 регионов. Что же касается органов местного самоуправление, то доля таковых на его уровне намного меньше. Это положение нельзя признать нормальным. Соотношение числа благополучных (в части бюджетной обеспеченности) и неблагополучных административных образований должно стать обратным сложившемуся. Без такого «реверса» невозможно всерьез ставить вопрос о пробуждении экономической инициативы со стороны органов власти на вверенных им в управление территориях, а также о повышении прозрачности механизмов оказания огромной и растущей финансовой помощи и поддержки регионам и муниципалитетам. В свою очередь, если не предпринять соответствующих изменений, останется только мечтать и о повсеместном подъеме экономики на всей территории страны, и о выравнивании уровня и качества жизни населения, проживающего в разных регионах (см. ниже).
2.3.5. Разграничение предметов ведения (ответственности) и полномочий между одноименными федеральными и региональными органами государственной власти
Взаимоотношения между федеральным и региональными уровнями власти должны регулироваться федеральным законодательством, предусматривающим широкие возможности по формализованной передаче части ответственности и полномочий, касающихся управления экономикой и социальной сферой, из федерального центра в регионы. Такая передача могла бы осуществляться на основе договоров и соглашений среднесрочного и долгосрочного характера с возможностью их обоснованного прекращения. Это касается, прежде всего, следующих вопросов.
Уточнение зон ответственности и полномочий административных образований по развитию малого и среднего бизнеса в реальных секторах экономики между федеральными органами исполнительной власти (ФОИВами) и органами исполнительной власти на местах (с учетом особенностей каждого региона и входящих в него муниципальных образований).
Уточнение ответственности и полномочий регионов при решении вопросов природопользования по всем видам ресурсов в части геологоразведки, освоения и эксплуатации месторождений (с учетом их уникальности, объема запасов, продуктивности, транспортной доступности и т. д.), экологии и охраны окружающей среды. Например, передача бо́льших полномочий субъектам федерации и определение их ответственности в деле освоения малых и средних месторождений углеводородов способствовала бы оздоровлению конкурентной среды в газонефтедобыче в масштабах страны, а также росту эффективности их освоения и эксплуатации.
Уточнение полномочий и ответственности регионов и федерального центра за результаты проведения налоговой и социальной политики на местах (в соответствии с закрепленными в Конституции РФ предметами совместного ведения и социально ориентированной политикой).
В частности, среди проблем, связанных с разработкой социально-ориентированной политики и требующих своего безотлагательного решения, может быть названа вся практика пореформенного формирования денежных доходов населения и их налогообложения. Накопившийся разрыв в доходах населения и их налогообложении не может не вызывать вопросов. На некоторые из них уже даются ответы. Например, в части перехода к прогрессивной шкале НДФЛ. Но это можно считать только началом. Вопросы дифференциации доходов населения и их налогообложения должны всегда быть предметом особого внимания со стороны власти. Принципом, которым она должна руководствоваться в этой сфере, хорошо известен по нашему социалистическому прошлому. Следование ему. по нашему мнению, сохраняет и будет сохранять свою актуальность: от каждого по способностям, каждому по труду. Очевиден и состав направлений для проведение соответствующего надзора: растущий разрыв в оплате труда по регионам (по одноименным отраслям и сферам деятельности), расслоение в оплате труда руководителей, инженерно-технического персонала и рядовых работников (в большинстве действующих компаний всех форм собственности). К сожалению, эти стороны социальной политики выпали из поля зрения российской власти с распадом СССР и переходом «от плана к рынку». Однако в контексте решения других вопросов социального характера (минимальной заработной платы, пенсионного обеспечения, прожиточного минимума, доходов от собственности и т. п.) они не могут впредь оставаться «бесхозными». Их необходимо вернуть в пространство активного обсуждения органов исполнительной власти с учетом того, что страна уже давно живет в обществе, в котором недопустим чрезмерный разрыв в доходах его членов. Причем – в увязке с практикой их налогообложения. В ином случае, со временем, обострение социальной обстановки обязательно произойдет и станет «головной болью» всех уровней российской власти.
Изменение содержания названных инструментов управления развитием экономики и социальной сферы должно определяться целями и задачами этого развития. В силу не прямого их воздействия на субъекты экономики (независимо от формы собственности) весьма непросто предсказать конечные результаты их воздействия на социально-экономические процессы. Это значит, что необходимо, с одной стороны, обязательное прогнозирование результатов такого изменения. С другой, – обязательное, последующее сопоставление «плана» и «факта». Тем самым будет накапливаться опыт применения каждого из инструментов и соответствующих корректировок. Вместе с тем, представляется целесообразным сузить сам круг (состав направлений) предполагаемых изменений в экономике, финансах и социальной сфере. Это позволит минимизировать риск возможных ошибок при выборе состава и содержания предстоящих изменений в инструментах, а также более точно предсказать результаты их применения.
3. Что и как необходимо изменить в российской экономике, финансах и социальной сфере, а также в управлении ими
Правильный выбор состава первоочередных изменений в экономике, финансах и социальной сфере, а также в управлении ими, необходим не только для оттачивания состава и содержания инструментов опосредованного воздействия государства на социально-экономические процессы. Он необходим (и даже в большей степени) для обеспечения нужных параметров в динамике развития российской экономики в целом. Задача ускорить развитие народного хозяйства и повысить его эффективность не может откладываться до завершения процессов формирования отточенной системы управления. Представляется, что эти процессы необходимо осуществлять по ходу реализации конкретных шагов и достижения значимых успехов. Очевидно, что проектирование таких изменений стратегического характера не будет простым. Впрочем, как и их проведение.
В этом смысле следует признать актуальными слова П. А. Столыпина, который, говоря о комплексных задачах социально-экономического характера, не советовал рассчитывать на их окончательное решение («раз и навсегда»). Подобного рода задачи подлежат последовательному разрешению с оглядкой на полученные результаты и приобретаемый опыт такого разрешения в меняющихся обстоятельствах. Соответственно, в процесс предстоящей работы по реализации изменений необходимо встроить анализ результатов принятых решений и их гласное обсуждение, а также возможность корректировки примененного воздействия с учетом полученных эффектов.
Вместе с тем работа по проектированию и организации таких преобразований должна быть осуществлена в сжатые сроки, а их претворение в жизнь – быстро давать зримые результаты. Они могут быть промежуточными и даже в какой-то мере отклониться от намеченных проектировок, но за ними должны следовать осязаемые улучшения. Кроме того, их следует реализовать таким образом, чтобы общество воспринимало их как необратимые.
В ряду направлений, по которым целесообразно осуществить такого рода изменения, могут быть названы:
– переход к опережающему развитию глубокой и комплексной переработки добываемого и производимого в стране сырья для производства из него продукции конечного назначения и ее поставок на внутренний и внешний рынки (3.1);
– переход к массовому подъему предпринимательской и деловой активности на территории всей страны (3.2);
– переход на преимущественно внутренние источники финансирования развития экономики и социальной сферы (3.3);
– переход к единой, централизованно управляемой системе финансирования текущей деятельности учреждений и организаций социальной сферы и капитальных затрат на ее развитие (3.4).
Названные направления первоочередных изменений связаны между собой и примерно сопоставимы по возможным результатам воздействия на ход социально-экономического развития страны. Их совокупность в состоянии (и должна!) ускорить преодоление сложившихся негативных тенденций в развитии народного хозяйства, обеспечить дополнительные ресурсы для наращивания и реализации ее потенциала. Ниже конкретизировано содержание изменений по каждому из названных направлений, охарактеризованы их основные (ожидаемые) результаты.
3.1. О переходе к глубокой, комплексной переработке добываемого и производимого отечественного сырья и росту поставки конечных изделий из него на внутренний и внешний рынки
Прежде всего этот вопрос может и должен быть поставлен в отношении углеводородного сырья – и по причине его особой роли в современной России (на чем можно даже не останавливаться), и по причине серьезных перемен, произошедших в последние годы.
В динамике добычи и экспорта углеводородов из России 2021 год стал переломным. Их опережающий рост, продолжавшийся порядка двух десятилетий, под воздействием внешних обстоятельств прекратился. Но, как оказалось, это не стало катастрофой и не представляет собой угрозы будущему развитию российской экономики. Более того, появилась, наконец, возможность перевести в практическую плоскость вопрос о необходимости и целесообразности перехода от опережающего роста добычи и поставок углеводородного сырья на экспорт к организации его глубокой и комплексной переработки на территории страны с выпуском продукции с высокой добавленной стоимостью для внутреннего рынка и экспорта. Причем – с получением много большей выгоды для национальной экономики.
Имевший место рост добычи углеводородного сырья и его поставок на экспорт, опережающий темпы промышленного производства, был обусловлен устойчивым подъемом мировых цен на нефть, стартовавшим в конце 1999 года. В 2001–2015 гг. объем добытой нефти увеличился в 1,65 раза (достигнув в 2015 г. 533 млн тонн), а экспорт нефти и нефтепродуктов удвоился (достигнув в том же году 436 млн тонн). Причем эти тенденции сопровождались не только усилением роли нефтегазового сектора в экономике и финансах России, но и неуклонным уменьшением в стране объемов производства продукции с высокой добавленной стоимостью и увеличением притока таковой по импорту. В результате «неожиданно» стали снижаться темпы роста ВВП России. Апофеозом устойчивого «взаимодействия» этих двух трендов стало отрицательное значение роста ВВП в 2015 году (-2,8 процента по отношению к 2014 г.). И эта «неожиданность» в экономической истории страны случилась не в первый раз.
В начале 70-х годов прошлого века значительный рост мировых цен на нефть также подтолкнул руководство СССР к принятию решений об ускорении добычи углеводородов для поставки их на экспорт (считалось, что временно). Тогда, как и в 2000-е годы, руководители страны не смогли устоять перед соблазном получения от экспорта «дармовой» валюты, а ее нарастающий приток породил в них уверенность в правильности выбранного пути развития. Заработанные в относительно небольшом секторе экономики доходы быстро превратились в безотказную палочку-выручалочку на все случаи жизни, позволяя, в том числе, нивелировать просчеты в управлении и размыть саму ответственность за принятие и реализацию соответствующих решений. Очевидная необходимость развивать собственные достижения в науке и технике была подменена уверенностью в том, что эффективнее (выгоднее) их завозить с Запада.
Однако «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Совсем не ради красного словца академик А. П. Александров (Президент АН СССР в 1975–1986 гг.) назвал этот период в развитии советской экономики «нефтяной чумой». Принятая «стратегия» развития страны быстро привела к зависимости бюджетной системы государства от валютной выручки, к ее неустойчивости, а также к утрате значительной части экономического суверенитета. Более того, следом неуклонно происходило замедление темпов развития народного хозяйства. Прирост национального дохода в СССР за 1966–1970 гг. составил 45 процентов, за 1971–1975 гг. – 32 процента, за 1976–1980 гг. – 24 процента, а за 1981–1985 гг. уже только 19 процентов, что весьма напоминает затухающую динамику ВВП России (по пятилетиям) в 2001–2015 гг. (см. Таблицу 1).
Важно подчеркнуть, что СССР не был первой страной, подвергнувшейся негативному влиянию чрезмерного сырьевого экспорта на положение дел в национальной экономике, так называемой «голландской болезни». В рыночных экономиках резкий рост добычи и экспорта сырья, обеспечиваемый небольшой и локальной их частью, вызывает значительный приток долларов и непропорциональное укрепление национальной валюты. В свою очередь, это приводит к снижению конкурентоспособности любой другой продукции, производимой в «заболевшей» экономике, как для внутреннего потребления, так и для поставок на внешний рынок. В результате производство в таких странах начинает просто свертываться под напором дешевого импорта.
В СССР в силу централизованной системы управления этот пагубный эффект несколько был смягчен, но все же проявился. Страна планомерно переключилась с опоры на развитие собственного, сбалансированного со всей хозяйственной системой производства продукции с высокой добавленной стоимостью на ввоз таковой из-за рубежа. Рост экономики как бы по-прежнему имел место, но показатели его систематически ухудшались. Главное же – в корне изменилось его качество.
Проигнорировав этот негативный опыт СССР, в 2000-х годах Россия «наступила на те же грабли», имея более слабую, но уже «рыночную» экономику, а также менее профессиональное правительство, не ориентированное на защиту национальных интересов. Это правительство без всякой оглядки, во-первых, стимулировало вывоз из страны углеводородов (в том числе посредством возмещения НДС при экспорте). При этом оно наивно рассчитывало на устойчивость доминирования России на энергетическом рынке Европы и всеобъемлющее партнерство с Западом, что должно было позволить как угодно долго покупать на вырученные доллары «все и вся». Однако эти предположения, как и в 70-е годы, оказались ложными и привели к вполне материальным потерям.
Во-вторых, вместо того, чтобы создать механизмы неинфляционного встраивания потока нефтедолларов в развитие и обустройство страны, оно организовало их «складирование» в различных «кубышках», зачастую служивших интересам других стран. При этом действия правительства по «стерилизации» нефтедолларов были с энтузиазмом поддержаны частным капиталом, занимавшим в то время серьезные позиции в российском нефтегазовом секторе. Его интересы также были сконцентрированы (по понятным причинам) не на умножении богатства страны и его использовании в интересах ее развития, не на защите интересов будущих поколений россиян, а на присвоении природной ренты и последующем ее вывозе за границу.
Незнание собственной экономической истории было усугублено в начале 2000-х (как, впрочем, и теперь) возобладавшим в правительственных кругах заблуждением, будто увеличение добычи сырья, производства продуктов его первичной переработки и их экспорт – это единственный, желательный и надежный способ наращивания доходов бюджетной системы России. Но элементарные расчеты показывают, что и это далеко не так. При организации глубокой, комплексной переработки сырья на территории страны и производства из него продукции конечного потребления с высокой добавленной стоимостью налоговые поступления в казну будут гораздо значительнее. Это подтверждается хотя бы тем, что поступление налогов от импорта товаров конечного потребления (НДС плюс таможенные пошлины) более чем в два раза уступает таковому при производстве и реализации аналогичных товаров внутри страны (налог на прибыль, НДФЛ, НДС и др.). При поставке же их на экспорт – и того больше.
Наверное, можно (конечно, взяв паузу) вернуться к парадигме опережающего роста производства и поставок углеводородного сырья и продуктов его первичной переработки на экспорт. Но, помня о том, что этот курс вопреки всем благим намерениям уже дважды породил в экономике и финансах страны процессы, обязательно приводящие к отрицательным результатам (даже в условиях централизованно управляемой экономики), следует сосредоточиться на ином варианте развития нефтегазового сектора, да и экономики страны в целом. Он связан со стабилизацией (и даже с некоторым сокращением) экспорта сырья и продуктов его первичной переработки, с одной стороны. С другой – с организацией удовлетворяющего внутренний и внешний спрос выпуска конечных изделий производственного и непроизводственного назначения из углеводородов.
Такой подход к использованию углеводородного сырья позволит отечественной экономике обеспечить необходимый рост экспортных поставок продукции с высокой добавленной стоимостью и тем самым компенсировать недостаточный внутренний спрос на нее, обусловленный малочисленностью населения. Соответствует такой подход и необходимости внести изменения в управление развитием многоукладной экономики России, адекватные новым обстоятельствам и требованиям времени.
3.1.1. О возможности и успешном развитии в стране глубокой переработки углеводородного сырья
За последние 10–15 лет в России созданы самые современные мощности по глубокой переработке углеводородов и выпуску базовых полимеров, а также других продуктов органического синтеза (далее – продукции нефтегазохимии). Это позволило многократно увеличить их производство. Особый вклад в развитие комплексной переработки углеводородного сырья внесла компания СИБУР. Ее активное развитие началось в 2003 году, когда она заявила себя как многоотраслевой производитель нефтехимической продукции, минеральных удобрений, шин, углеводородного сырья для нефтегазохимии и др. В 2005 году выручка компании составила порядка 100 млрд рублей, но уже в 2010 году – более 239 млрд рублей, в первую очередь – за счет роста эффективности всех названных производств (см. Рисунок 1).
Начиная со второй половины нулевых, наряду с ростом выручки и повышением эффективности работы компании в прежнем периметре деятельности, в СИБУРе было развернуто целенаправленное и планомерное строительство новых мощностей по производству, в первую очередь, базовых полимеров (наряду с продажей активов, становившихся для компании не профильными). В результате в 2011–2023 гг. компании удалось значительно снизить поставку на рынок углеводородного сырья при значительном наращивании его переработки на своих мощностях с выпуском продукции нефтегазохимии, доведя ее объем до 80 процентов от всего объема выпускаемой продукции. В 2023 г. объем реализуемой продукции компании превысил 1 трлн рублей, а в натуральном выражении – 12 млн тонн (более 70 процентов общероссийского производства). В результате за 2011–2023 гг. ежегодный темп прироста ее производства составил 11 процентов.
До недавнего времени считалось, что значительная доля нарастающего в СИБУРе производства нефтегазохимической продукции будет поступать на внешние рынки. И действительно, объем экспортных поставок непрерывно увеличивался. К 2020 году доля производимой компанией продукции, направляемой на экспорт, составляла порядка 46 процентов (см. Рисунок 1).
Рисунок 1
Развитие Группы СИБУР за 2011–2023 гг.
Однако компания подстраховалась и не превратилась в полностью экспортоориентированную. Укрепляя свое положение в качестве национального лидера в сфере производства базовых полимеров и другой продукции нефтегазохимии, она начала инициативно и во все более широких масштабах поддерживать становление и развитие малых и средних предприятий по дальнейшей переработке своей продукции на территории России. Об этом свидетельствуют весьма высокие темпы роста поставок продукции СИБУРа на внутренний рынок. В 2011–2022 гг. они составили 10 процентов в год (см. Рисунок 2