Американские рассказы. Истории о судьбе

© Сергей Павлов, 2024

ISBN 978-5-0064-7297-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СЕМЬЯ ПОЛКОВНИКА АРЧЕРА

Пыльный Форд полковника долго петлял по сельским дорогам, прежде чем въехать в геометрически правильные улицы Нью-Йорка. Полковник Арчер торопился, хотя письмо, позвавшее его в этот дальний путь, и было не совсем понятным. Человек, написавший его, давно исчез из жизни Арчера, лишь ненадолго мелькнув в ней, но теперь человек этот умолял о встрече, обещая раскрыть тайну, важность которой пусть и притупилась с течением времени, но вновь напомнила о себе с этим неожиданным письмом.

Сверившись с картой, полковник вскоре заехал в район отнюдь не парадный: дома в несколько этажей, обвешанные людьми трамваи, церковь, какой-то кинотеатрик… все было обшарпанным, да и люди тоже выглядели потрепанными и обозленными. Впрочем, полковник отнюдь не питал иллюзий – сам он тоже был стар и потрепан жизнью. Накатившая на страну вслед за ураганом послевоенной роскоши, бедность, не миновала и его: костюм был не нов, а автомобиль скрипел, стучал и хрипел, как изношенный организм старика. Но все это не занимало мысли полковника, ни когда он ехал по улицам, где шли потоки людей и никому ни до кого не было дела, ни когда, наконец, он остановился у одного из тех домов, где сдавались комнаты внаем. Этот дом мало отличался от других похожих домов на этой улице – такой же облезлый, с магазинами в полуподвале и объявлением о сдаче комнат с обедами для постояльцев. Жильцы в таких домах были весьма разнообразны; главное, чтобы вовремя платили и не слишком увлекались в разврате, хотя при дополнительной оплате хозяева прощали и такое прегрешение.

Застекленная тяжелая дверь открылась на удивление легко, без скрипа, звякнул колокольчик на косяке, полковник шагнул внутрь. Сонный консьерж, пробудившись, оторвал голову от стойки:

– Что вы хотите? – Видимо, его совсем не интересовало, нужна ли вошедшему комната. Не этот, так другой.

Полковник обвел взглядом фойе: продавленный диван, пара старых кресел и столик, пальма, покрытая пылью, телефонная будка со старым телефоном в углу, одно стекло в ней было выбито. Газеты и журналы на столике отнюдь не казались свежими, с кухни пахло чем-то пригорелым. Это был приют бедности, зависшей перед падением в нищету. Отсюда еще ходили на работу или проживали последнее, а то и жили в долг, еще надеясь выбраться. Или уже не надеясь. Дальше путь был или в дома, где места сдавались только на ночь, бывало и без кровати, или прямо на улицу.

Полковнику невольно вспомнилось время, когда вся его семья была жива и то великолепие дома, в котором они жили. Глупо было сравнивать тот дом с этим и то время с нынешним. Все ушло безвозвратно. Он подошел к консьержу:

– Здесь проживает мистер Ленуар?

– Да, – консьерж поморщился, потянулся, – на последнем этаже. Номер 415. – Сказав это, консьерж потерял к полковнику всякий интерес и снова прилег головой на стойку.

Лифта здесь не было, да полковник и не надеялся на это. Он медленно, насколько позволяли силы, двинулся по лестнице, и на каждом одолеваемом этаже видел свою маленькую драму: вот девушка поправляет сползший чулок (она вскрикнула и отвернулась, одернув юбку), вот женщина бьет по лицу плачущего ребенка (она затолкала его в комнату). Коридор последнего этажа был пуст. Устав от подъема, полковник медленно пошел по коридору, тяжело дыша. Дойдя до двери с номером 415, он вытер вспотевший лоб платком, снял шляпу и постучал. Из-за двери послышался слабый хриплый голос:

– Войдите.

Полковник распахнул незапертую дверь и вошел. В узкой комнате, похожей на кусок коридора, было темно; свет, падающий из окна, освещал стул у небольшого стола; напротив, у стены, стояла кровать, на которой лежал человек. Полковник глядел на него довольно долго, пока человек этот не рассмеялся с видимым трудом:

– Что, полковник, не узнать меня теперь? А мне ведь меньше сорока. Помните, каким я был красавцем? – он зашелся в кашле, – Садитесь.

Арчер взял стул от стола и сел поближе, внимательно рассматривая человека, лежащего в постели, и с трудом веря своим глазам. Да, это действительно был он – Ленуар, любимец и любитель дам, да поговаривали, и не только дам, но чего только не скажут завистники; художник и писатель, может и не самый известный, но модный в те времена. Действительно, тогда он и впрямь был красив. Сейчас он выглядел едва ли не старше самого полковника.

– Что с тобой случилось? – для полковника Ленуар так и оставался выскочкой, недостойным уважения.

– Я болен, полковник, я скоро умру, а пока живу и мучаюсь, но это уже ад.

Полковнику стало неуютно в этой душной комнате с умирающим человеком, и он подумал: Не для того ли Ленуар написал то письмо, чтобы теперь выпросить денег? Вдруг он не знает никакой тайны, а только и хочет, что получить деньги для… – тонкий нюх полковника уловил знакомый по войне и окопам запах, и мысль быстро подсказала, – да, для наркотиков. Полковник отогнал эту мысль.

– Так зачем ты писал мне?

– Да, да. Я писал тебе, – вот и Ленуар перешел на «ты», но ничего, близкая смерть сближает, – я знаю, почему это все произошло с твоей семьей.

Полковник молчал. Рана, терзавшая его, оказывается, вовсе не затянулась, и сейчас она снова заныла той же болью, что и почти десять лет назад. Ленуар меж тем продолжал:

– Я расскажу тебе все, только потом ты выполни мою просьбу. Всего одну. Обещаешь?

Полковник ответил не сразу:

– Ленуар, я не могу ничего тебе обещать, ты ведь можешь о многом попросить.

Ленуар с искаженным лицом замотал головой и заговорил нервно, пытаясь убедить:

– Это будет легко, ты сам этого захочешь, как только я все тебе расскажу.

– Тогда тебе незачем просить.

– Да, да, -согласился Ленуар, – наверное, ты прав.

Это начало затягивалось, и полковник подтолкнул Ленуара к делу:

– Рассказывай.

– Да, сейчас. Ты помнишь день, когда мы встретились?

Полковник медленно кивнул, он ясно, будто это было лишь вчера, помнил этот день.

***

Была очередная годовщина окончания Великой войны, тогда только четвертая. В воздухе еще витал запах быстрой победы, смешанный с легкой грустью потерь и легким ароматом единства западной цивилизации. Торжество в доме полковника было полно еще не приевшейся радостью этого события.

После войны он вернулся к семье в свой особняк и, уйдя в отставку, постепенно привыкал к жизни мирной. Теперь его ждала политическая карьера в небольшом городе и образ образцового семьянина, фронтовика и солидного акционера, живущего на доходы и пенсию.

Гости все собирались, заполняя дом, и надо было всем им пожимать руки, со всеми поговорить, а он ведь даже не всех знал. В этом, родном для него городе, появились новые люди, ведь он не был дома три года. Это были люди важные в городе: судья Митчелл, доктор Льюис, шериф Клаус, пара каких-то еврейских представителей с суровыми лицами и кортежем из жен дочерей, сыновей. Сын Льюиса, юный лейтенант с обветренным лицом, недавно вернулся из Сибири и очень неплохо смотрелся в новой форме, сшитой на заказ, вокруг него так и вились девушки и женщины.

Жена его, Лизбет, и дочь Маргарет едва успевали поворачиваться среди этой суеты, а гости все прибывали. Католический священник и протестантский пастор, книжный торговец и церковный староста, глава школьного совета с несколькими учителями… Арчер уже начал сомневаться, все ли поместятся за стол и всем ли хватит выпивки и еды.

Ужин этот был чрезвычайно важен для него – следующий год был выборным, и теперь появилась возможность пролезть в мэры этого маленького городка, где все его знали только с лучшей стороны. Так что теперь целый год надо было демонстрировать себя как примерного гражданина, горожанина, прихожанина и семьянина и не забывать обхаживать этих нужных для карьеры людей. Наконец, он вышел из дома на веранду немного передохнуть от праздничной суеты в совсем еще не холодный ноябрьский вечер и покурить в одиночестве.

Подъехал хозяин местной фабрики с женой, полковник увидел его коляску с веранды, загасил сигарету и направился в зал, – это был влиятельный человек, который мог дать и деньги и голоса. Запаздывал сын, это вызывало легкое неудовольствие, хотя в таком возрасте уже можно было ожидать, что тот засиделся где-то с девушкой. Надо было бы узнать, что это за девушка.

Уже пожав руку фабриканту и обменявшись с ним мнениями о профсоюзах и коммунистах, Арчер нашел взглядом Маргарет, свою дочь и вдруг задумался, что ей тоже можно уже думать о свадьбе. Приглядевшись к ней вниматеьней, он удивился, – как же она похожа на свою мать Лизбет в те годы, когда они только познакомились. Да, двадцать лет. Как же быстро все пролетело, но кто же скажет, что Лизбет подурнела? Нет. Никто не сможет так сказать. И он не сможет. Двое детей, войны, в которых он участвовал, и все, что она пережила – она стала только красивее, и теперь они вместе в этом богатом доме среди высшего общества этого небольшого городка, чтобы провести здесь остаток жизни в покое. Но он был слишком неспокойный, не мог просто сидеть на месте, и теперь вот ему понадобились эти выборы, а она согласилась, как соглашалась с ним всегда. Наверно, он слишком привык командовать.

Он еще раз огляделся, – подходило время начала ужина, а сына все не было, – но тут открылась дверь, и он с облегчением увидел входящего Фреда, с ним вошел незнакомый человек – высокий, красивый, лет тридцати, в сером костюме в полоску. Одежда его явно была сшита на заказ и, возможно, даже не в Америке. Фред подвел его к отцу, – полковник сразу заметил в глазах сына какое-то необычайное воодушевление, – и представил нового гостя:

– Папа, знакомься, это писатель и художник мсье Ленуар. Я едва уговорил его к нам приехать.

Полковник приветственно кивнул и протянул руку Ленуару.

– Добрый вечер, мсье Ленуар, полковник Арчер.

– Можете называть меня «мистер». – Полковника задела эта снисходительность. Теперь можно было рассмотреть его получше: усы, чуть загнутые кверху, подчеркивали усмешку, казалось, навсегда застывшую на губах. Гладко зачесанные по моде черные волосы. Писатель, художник… Сейчас их было много, очень много, как, впрочем, и всегда. Большинство из них так и сгинет навеки, не оставив никакого следа. Вот и еще один из них. Именно об этом и подумал полковник, прежде чем, перекрывая шум в зале, крикнуть дочери:

– Маргарет, прикажи поставить еще один прибор, у нас еще гость!

Имя Ленуара он знал разве что из газет, где иногда тот поминался в разных скандалах. То тут, то там о нем иногда писали в связи с его любовными похождениями. Пожалуй, сыну стоило хорошо подумать, прежде чем приглашать на ужин столь сомнительного человека, но прогонять гостя в этот момент было уже поздно, следовало просто принять меры к тому, чтобы все прошло гладко.

Ужин начался спокойно – Маргарет села за пианино и сыграла гимн, все спели, к счастью, никто не забыл слова. Но когда уже все собрались сесть за стол и начать, внезапно возникла заминка с молитвой перед началом трапезы: трудно было понять, какой религии отдать предпочтение и кто начнет читать первой свою молитву, а читать молитву про себя или все молитвы разом все решительно отказались. Потом все стали уступать друг другу, и спор было никак не унять, он все разгорался и затухал, и снова разгорался, однако грозил весьма затянуться.

Как ни странно, но именно Ленуар внес порядок: он решительно встал, постучал ножом по бокалу и хорошо поставленным голосом произнес:

– Господа! Спор ваш понятен, уважение, которое каждый из вас требует к своей вере, законно. Так не проще ли прочитать молитвы по очередности становления ваших религий? Не будем спорить с историей.

Слова эти были красивы, и с ними согласились все. Прочитали молитвы, и торжественный ужин все же начался. Полковник после этого эпизода подумал, не был ли он предвзят к столь мудрому писателю и художнику?

Все шло отлично, постепенно дошли до торжественной части, зазвенели бокалы, зазвучали тосты; сначала в его, полковника, честь, потом в честь его жены, детей, всей его замечательной семьи, помянули погибших на Великой войне, он сам провозглашал тосты в честь дорогих гостей… После уже были танцы, но полковнику было не до этих развлечений – надо было обрабатывать тех, кто влиял здесь на политику, как бы смешно это не звучало в столь крохотном городке. Он ходил от одного к другому, заводил разговоры, угощал сигарами, подливал в бокалы, узнавал нужды… Было это все весьма утомительно.

В конце концов, он зашел в курительную комнату и присел на минуту в громадное кресло отдохнуть от этой суеты. Казалось, он здесь один и наконец, может чуть расслабиться после этого сизифова труда, но стоило ему закурить, как от кресла, стоящего спинкой к нему раздался иронический голос:

– Устали, мистер Арчер?

– А, это вы, мсье Ленуар?

– Да, – Ленуар пересел в другое кресло, обращенное к полковнику, – смотрю, вы не забыли мой голос. – Улыбка его, такая насмешливая, немного раздражала своей неуместностью и неуважительностью.

– На войне это, бывало, спасало жизнь. Вы сами были на войне?

– Нет, не довелось. Я вообще презираю войны.

– Вот как… а военных?

– Военные же не всегда воюют, на парадах они красивы.

– И на том спасибо.

– Скажите, мистер Арчер, – сменил внезапно тему Ленуар, закурив длинную тонкую сигарету, – а вам не надоело сегодня так упорно изображать из себя идеального человека? Зачем? Будьте таким, какой вы есть. Вы же и всю свою семью заставляете играть роль сверхидеальной.

– Так сейчас надо. Да и что вы сами знаете о том, какая она есть, идеальная семья?

– Я знаю главное: идеальных семей нет. – Ленуар стряхнул пепел в пепельницу, – Всегда кто-то кого-то ревнует, кто-то кому-то изменяет, бывает и хуже. Потому я не женат. – Его улыбка раздражала.

– Просто вы не нашли того, кого действительно любите и кто любил бы вас.

– А вы нашли? – и снова эта раздражающая насмешливая улыбка.

– Представьте себе, нашел.

– Ну-ну…

Что-то нехорошее, какой-то сарказм послышался полковнику в этих словах, и он резко оборвал разговор:

– Хватит. Я ручаюсь за свою жену, и дети мои тоже будут счастливы. Ради этого я жил, за это и воевал.

Когда он уходил из комнаты, ему показалось, что Ленуар тихо рассмеялся за его спиной.

***

Прошла незаметно почти неделя. Не изменилось вроде бы ничего. Полковник ходил на заседания всяческих комитетов и клубов, где встречался с людьми, нужными для будущих выборов. Подружился с представителем республиканской партии, но поддерживал отношения и с представителем демократов. Все шло своим чередом.

Сын был все также в восторге от Ленуара, который к счастью не остался жить в доме полковника, несмотря на просьбы Фреда, а снял себе дом на окраине. Арчер только хмыкнул, представив, как какая-нибудь любовница заплатила этому французику за апартаменты. Нет, надо было все же принять меры, чтобы как-то оградить Фреда от такого влияния, нельзя было допустить, чтобы Ленуар втянул сына в какую-нибудь любовную интрижку, особенно в это время.

При этом от взгляда полковника не укрылось, что Лизбет заказала себе новое платье, а потом еще одно…

Он спросил ее об этом и получил ответ или, скорее, вопрос:

– Ты же хочешь, чтобы я была еще красивей? Для тебя. – Она обняла его и поцеловала.

С этим нельзя было не согласиться.

Еще через неделю, когда Маргарет был где-то на этюдах, Лизбет сказала вдруг за ланчем:

– Дорогой, ты заметил, Маргарет уже несколько раз задерживается на этюдах надолго и не показывает своих новых рисунков.

Полковник задумался. Да, он как-то замотался в этой предвыборной кутерьме и вовсе не обратил внимания на такие тонкости.

– И что ты думаешь?

– Я думаю, дорогой, что она ходит на свидания. – улыбнулась Лизбет, – Интересно, с кем же.

Полковник, помешивая неторопливо чай, перебрал в уме всех подходящих юношей их круга, немного задержавшись на столь очаровавшем всех дам сыне Льюиса, но все же не смог вспомнить никого, кто мог подойти на роль жениха. Одни не совпадали по вере, другие были слишком молоды, или глуповаты, кто-то был уже женат или много старше, один вообще готовился в священники. А этот юный офицер собирался продолжать карьеру и его отъезд в ближайшее время уже был решен. Да и он явно не стал бы скрывать своих намерений от него – старого офицера. Нет, никого, решительно никого он не смог бы так сразу назвать. Он сдался:

– Нет, Лизбет, просто не представляю.

– Ну, дорогой, давай подождем, пусть она сама назовет нам его.

– Как бы не было слишком поздно, Лизбет, – недовольно проворчал полковник.

– Но ты же не хочешь следить за ней?

– Ни за что. Это будет унизительно. Просто спроси ее, не хочет ли она выйти замуж.

– Ты все же грубый солдат, – Лизбет засмеялась, и они продолжили завтрак. После ланча она одела одно из этих своих новых красивых платьев и умчалась на заседание какого-то женского клуба. Это вполне соответствовало стратегии полковника – жена будущего мэра должна быть узнаваемой в обществе и общительной.

***

Следующее утро отличалось от многих других тем, что Маргарет не вышла к завтраку. Служанка передала, что она плохо себя чувствует. Лизбет поднялась к ней, но уговорить дочь не удалось.

После молитвы полковник с женой и сыном сели за стол. Всем налили кофе, служанка добавила сливок в чашку Лизбет. Едва Лизбет отпила из чашки, как схватилась за горло и захрипела, выронив чашку на пол. Тонкий фарфор разлетелся вдребезги.

Полковника будто парализовало – он не мог пошевелиться, только сидел на месте, глядя на то, как кинулся к умирающей матери сын, как служанка отшвырнула сливочник, и белое пятно растекалось по паркету. Даже врача вызвал не он, а сын.

***

Врач почти сразу констатировал смерть от отравления цианидом и вызвал полицию. Шериф Клаус не заставил себя ждать. Допрос был быстр и точен, после чего Клаус сразу арестовал служанку. Она не отрицала, что именно она налила сливок в кофе. Никто другой от этого кофе не пострадал, так что выводы были очевидны. С другой стороны, она заявила, что никакого яда не подсыпала, но это для шерифа было уже не так важно.

Подъехали следователь полиции и эксперт. Тело Лизбет унесли, собрали остатки сливок, образцы кофе, – полковник все сидел в прострации, – а потом этот следователь, худой лысеющий коротышка в помятой шляпе и плаще, задал главный вопрос: откуда в доме взялся цианид? Ответа не мог дать никто. Он сделал какие-то распоряжения по телефону и сказал, что теперь надо обыскать дом. Полковник был слишком потрясен всем случившимся и только и мог, что согласиться с этим. Он уже не чувствовал себя хозяином. Уже когда полицейские разошлись по дому и принялись за дело, он вспомнил про дочь.

Маргарет все так же сидела в своей комнате наверху, и меньше всего полковник хотел принести ей весть, что ее мать умерла, но все же надо было сделать это. Собрав силы, Арчер с большим трудом встал из кресла. Ему вдруг пришла в голову мысль – Неужели так и приходит старость, так теряются силы от одного лишь удара судьбы? А ведь война не выбила его из колеи, когда смерть ходила рядом каждый день. Просто люди, умирающие тогда каждый день вокруг не были для него родными, они проходили мимо сплошным потоком, иногда не задерживаясь даже на день, прежде чем смерть уносила их.

Он поднялся к комнате дочери и встал у двери, все не решаясь постучать. Сквозь дверь он расслышал плач, даже рыдания. Он уже хотел было постучать, но тут внизу зазвонил телефон. Полицейский снял трубку, ответил звонившему, позвал следователя, тот подошел и что-то выслушал, слышно было, как он сказал «Окей» и повесил трубку, после чего крикнул снизу ужасающе громко:

– Мистер Арчер!

Полковник подошел к лестнице:

– Потише, пожалуйста, моя дочь больна.

– Мистер Арчер, у нас есть несколько вопросов именно к ней. К тому же, мы не обыскали ее комнату.

Полковника вдруг охватило какое-то предчувствие, он понял, что нельзя, никак нельзя допустить этого, хотя и сам не мог сказать, почему, и он ответил почему-то сразу севшим голосом:

– Я не позволю вам это сделать.

Следователь поднялся по лестнице, ставшей за этот неполный день невероятно скрипучей, и уже тихим, но упорным голосом, глядя полковнику прямо в глаза, произнес:

– Полковник, выяснилось, что именно она вчера вечером покупала цианид. Зачем, вы не знаете? И поверьте моему опыту, девушки в ее возрасте склонны к суициду из-за любви.

Полковника прошибло холодным потом – потерять еще и дочь в тот же день было бы слишком. Он только согласился, едва прошептав:

– Хорошо.

Сказав это, он почувствовал, как холодно стало в доме, как загуляли по нему сквозняки. Да, наверное, это была старость.

Они подошли всей толпой к комнате Маргарет. Ключи уже были у полицейских, но они не понадобились – дверь была не заперта. Первой впустили кухарку и сразу услышали шум, а потом кухарка закричала истошным голосом:

– Помогите, скорее, она убьет себя!

Ворвавшись с полицейскими внутрь, полковник увидел, как кухарка вырывает у Маргарет из рук стеклянный пузырек.

***

Потом он часто думал, не лучше ли было дать Маргарет умереть тогда.

Следствие и суд при огромном количестве назойливых репортеров не были долгими, хотя никаких мотивов для убийства найти не удалось. Маргарет приговорили к повешенью. Адвокат, дорогой адвокат с большим списком выигранных дел только разводил руками:

– Мистер Арчер, прошу вас, поймите меня, наша профессия сродни врачебной. Мы не в состоянии спасти человека, который не хочет спастись сам. Ваша дочь созналась в умышленном убийстве матери, но не назвала никаких мотивов. Я пробовал уцепиться за это и, как мне кажется, она кого-то покрывает, но мне не удалось найти никаких причин для столь радикального решения. Человека, которого она, как я думаю, покрывает, мы также не нашли, как ни искали. – Он покряхтел, усаживаясь в кресле поудобней, переложил бумаги на столе, хотя в этом, очевидно, не было никакой нужды. – Поймите, сэр, иногда дочери ревнуют мачех к отцам, бунтуют против диктата в семье, но в вашем случае… – он развел руками, – Ее пыталась разговорить женщина, опытная, очень опытная, поверьте, это правда, она воистину мастер в таких делах, но это тоже не помогло. Видимо, ваша дочь почему-то решила наказать себя. Может, ее поступок был временным помешательством.