Артиллерист. Назад в СССР

Глава 1

– Эй, спящая красавица! Подъем!

В нос ударил резкий, противный запах аммиака. Чья-то рука настырно совала мне вату практически в ноздрю. Я брыкнул ногой, стараясь попасть в обладателя этой руки. Судя по отчетливому слову «Млять!» – попал.

– Совсем обнаглел?! – Голос из насмешливого превратился в откровенно злой. – Ты смотри…  Пихается он…  А ну, вставай!

– Прекратите! Парню плохо. Ведёте себя, как…  как солдафон! – Второй голос, в отличие от первого, грубого и басистого, был женским. Очень приятным.

Я приоткрыл один глаз. Прямо передо мной маячила аппетитная, соблазнительная грудь, размера этак третьего. Не меньше. Оценить ее можно было, благодаря расползающимся в разные стороны краям белого халата.

Естественно, я открыл и второй глаз. Картина интересная. Даже заманчивая. На такое надо смотреть в оба глаза.

– Как себя чувствуешь? – Спросила медсестричка и улыбнулась.

Она наклонилась вперед, внимательно рассматривая мое лицо. Подняла одно веко, второе. Естественно, веки тоже были мои. Я бы охренел, если бы она со своими такое провернула. По-всякому меня бабы «снимали», но такого не случалось, чтоб они в процессе «съема» глазным яблоком завлекали.

А с хрена ли, кстати, здесь медсестра? И где именно, здесь?

Я попытался осмотреться, чтоб оценить обстановку. Лучше бы не делал этого, если честно.

Неподалеку от меня стоял злой мужик с красным, одутловатым лицом. Но лицо ладно, бог с ним. Может, бухал, как и я. А я последние двадцать четыре часа реально бухал.

Больше всего меня удивила его военная форма. Вообще, в принципе, что она есть. Потому как, на хрена здесь мог оказаться военный, не имею ни одного предположения. Или я с какого перепугу оказался там, где военные. Даже в армии не служил, если что. Бог миловал. Сначала был институт, а потом – папа с мамой помогли. И тут вдруг этот странный товарищ. При самых удивительных раскладах, наши пути никак пересечься не могли. Это не считая того, что я вижу его впервые.

Если можно было надеяться, что девочку мы вызвали, а наряд медсестры – ролевые игры, то мужика в форме я даже в состоянии полнейшего невменоза «заказать» не мог. А они были. И мужик, и форма. Причем, очевидно, какая-то странная форма. Совершенно не похожая на привычную, современную. Друзья имеются среди военных, знаю, как оно смотрится. Да и вообще…  Я, в конце концов, мент. Худо-бедно в таких вещах разбираюсь.

Вроде, понятно, что передо мной капитан. Но он будто сошел с советского плаката. Не хватало только лозунга над его головой. Что-то, типа: «Народ и армия – едины!» Я даже представить не могу, где вообще сейчас можно отыскать такую форму. Наверное, у каких-то старых вояк осталась, в качестве памяти о героическом прошлом. Не знаю. Но я бы не сказал, что этот капитан сильно в возрасте. Ближе к сорока на вид.

Само помещение напоминало обычный медицинский кабинет. Только зачем-то в углу стояла ширма. Белая, из трех складывающихся частей.

– Где я? – Задал вопрос медсестре, потому что капитан у меня доверия не вызывал вообще. Было бы хорошо, если бы он исчез из помещения. Напрягает. Одним только присутствием. Мелькнула даже мысль, а не попросить ли его чухнуть отсюда.

– Поплыл ты, парень. – Ответил капитан вместо девочки. Еще и лезет, куда не просят. – Как барышня, поплыл. А мы даже с пересыльного не уехали. Как служить будешь, защитник отечества?

Я его проигнорировал. Псих какой-то. Плетет абсолютную херню. Пересыльной…  Ага…  Смешно, просто оборжаться можно.

В общем, мой взгляд окончательно остановился на симпатичной медсестре. Смотреть на нее и приятно, и полезно. Особенно, когда она наклоняется.

Милаха улыбалась мне. Я в ответ улыбался ей. Какая приятная девочка. А главное, все свое. Ресницы, губы. И брови нормальные. Не в два пальца шириной. Даже удивительно. Сто лет не видел женщин в их естественном, природном состоянии. Сейчас они ко всяким там специалистам сразу с пеленок бегут. Кто губы качает, кто задницу.

– Стас…  тебя же так зовут? – Спросила она, продолжая улыбаться. – Как себя чувствуешь?

Честно говоря, хотел ответить ей правду. Хреново. Как еще может чувствовать себя человек, который отмечал очередное звание. Голова гудит, во рту мерзко. Причем, начало мероприятия и все, что ему предшествовало, я помнил хорошо. А вот потом…

Это был обычный осенний день. С утра, как порядочный, я приехал на службу. Народ отирался на крыльце, рвения к работе не демонстрировал никто. На то мы и есть управление по борьбе с экономическими преступлениями. Нам торопиться некуда.

Я подошел к мужикам.

Поздоровались. Покурили. Постояли. Опять покурили. Обсудили, как тяжело нам работать. Потом снова покурили и прошлись матом по начальству. Была мысль покурить еще, но если честно, уже не лезло. Хочешь, не хочешь, пришлось зайти в здание управления и топать на свои рабочие места. Весь день на крыльце не простоишь. Аферисты и мошенники сами себя не оформят.

Вообще, что греха таить, со службой мне повезло.

Свою деятельность в управлении экономической безопасности и противодействия коррупции я начал три года назад. К счастью, у меня был хороший знакомый, который смог без лишних проблем и денежных вознаграждений за должность, а за такую должность причитается вознаграждение, пристроить на теплое место.

Место, врать не буду, на самом деле теплое. Иногда даже горячее. Если жадничать и не знать меры.

Я меру знал, границы не переступал, и от этого всем было хорошо. Ну, может быть государству не очень. Однако, по моему скромному мнению, кто позаботится о Стасике, если не сам Стасик. А тот факт, что в некоторых моментах я немножко клал денежков в свой карман, так это, опять же, только из любви к ближним, которые попадались мне по долгу службы. Потому что быть жадным плохо. Делиться надо. Особенно с теми, кто сильно в этом нуждается. А я нуждался. И в хорошей машине, и в приличных заведениях, которые посещал на выходных, и в красивых женщинах. Красивые женщины, как известно, вообще удовольствие дорогое.

Просто с самого начала я смотрел в сторону экономики лишь по одной причине.

Не потому, что люблю свое государство и радею за его кошелек. И уж точно не потому, что государство заботится обо мне. От этой «заботы» имелась только скромная зарплата.

На самом деле, все просто. Выгода. Возможность урвать там, где другие вообще не стесняются.

Все остальные направления – наркота, убийства, работа в каком-нибудь затрапезном районном отделе, (тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог), изначально не прельщали. Гемороя много, толку мало. Влезешь, потом хрен отмоешься. Совесть, какая-никакая, у нас имеется. Да и потом, убивать людей – плохо. Наркотики продавать – плохо. Грабить простых граждан – плохо. Кинуть немного государство на деньги…  Ну, не знаю…  По моему мнению, просто у некоторых чиновников лицо станет поменьше. А это даже полезно.

Поднялся в кабинет и, как всегда, принялся разбирать текучку по материалам, смотреть сроки проведение проверок. Линия направления моей работы – финансово-кредитная система. Я курирую банки, плотно взаимодействую с налоговой, занимаюсь присвоением бюджетных средств. Не в том смысле, что присваиваю их сам, там без меня желающих воз и маленькая тележка, а как раз, ловлю тех, кто пытается. Ну, и конечно же – борьба с коррупцией. Тут все просто идеально. Чтоб не брал взятки кто-то другой, я, рискуя крепким сном и, между прочим, своей свободой, беру их сам. В тех случаях, конечно, которые особых последствий не имеют.

Не успел как следует настроиться на работу, руководству кровь из носу потребовалось совещание. Вот не сидится людям спокойно. Вернее одному человеку. Начальнику отдела Виктору Алексеевичу. Немолодой уже, а все суетится.

Честно говоря, это была хорошая возможность выспаться. Обычно под монотонный голос начальства я ухитрялся дремать, сидя с открытыми глазами. Один хрен ничего нового или необычайно важного там не скажут.

Все было, как всегда, но вдруг, под конец совещания прозвучала моя фамилия. Очень неожиданно. Сон, как рукой сняло. Ну, думаю, Стасик, вот, похоже и пришел тот момент, когда можно вспомнить пословицу: сколько веревочке не виться, а конец всегда будет. Решил, что где-то спалился по неосторожности. Сейчас мне ручонки-то отобьют загребущие. По голове-то настучат своим начальственным кулаком.

– Стас, поздравляю с присвоением звания старшего лейтенанта полиции. – Выдал Виктор Алексеевич.

Сказал в тот момент, когда я уже мысленно перебирал подходящие статьи, по которым меня, как минимум, уволят, а как максимум, посадят.

Сначала даже решил, показалось. Но нет. Мужики начали поздравлять, жать руки и намекать очень непрозрачно, что вечером предстоит как следует отметить радостное событие.

Учитывая, что коллеги мои любят выпить, особенно на халяву, такой повод упускать точно никто не собирался.

Естественно, тут уже было не до работы. Мне светил банкет на все отделение. А это, если что, десять человек, включая прямое начальство и вышестоящее руководство.

Здесь пригодилась еще одна сторона медали, а вернее, моей должности.

Много кто обращался за помощью. Много кому не отказывал. А некоторых вообще из дерьма вытащил, скажем честно. Все люди, которые нуждались в моей дружбе, были солидными, серьёзными бизнесменами. В том числе, в списке значилось несколько владельцев увеселительных заведений.

Не долго думая, позвонил одному из коммерсов и назначил встречу через полчаса. Чего время тратить.

– Стас, дорогой! Брат!

Артур встречал меня лично. Как только переступил порог, этот уроженец гор пошел навстречу, широко раскинув руки. За его спиной уже суетилась девочка в униформе, накрывая стол в дальнем углу зала, с панорамным окном и видом на город. Все, как я люблю.

– Стас, ужасно рад! Ужасно рад! Что случилось? К чему такая срочность? Чем могу помочь?

При этом пухлые ручки Артура весьма заметно подтрясывались. Вовсе не потому, что он так счастлив меня видеть. Хотя было бы, конечно, приятно. И комерс, и я понимали, из нас двоих быстрее ему потребуется моя помощь, чем мне его.

– Артур… – Я изобразил постное лицо. Даже трагичное. Улыбка у него моментально исчезла. – Бизнес незаконно ведешь. Сам в курсе. Да? Пояснять не надо. Жди гостей. По дресс коду, в камуфляже. Все, как положено. С собаками. Ничего не смог сделать. Прости…

Артуру совсем поплохело. Очень резко и очень сильно. Он облизнул губы. Один раз, второй. Глаза его бегали туда-сюда, будто искали место, куда спрятать это толстое тело невысокого роста, сытое и упитанное, за которым вот-вот явятся злые дяди. Бедолага попытался сглотнуть слюну, но в его организме испарилась вся жидкость. На нервной почве.

Я не выдержал и рассмеялся. Ну, очень уж смешно он выглядел. Как пингвин, который понял, что он вроде не птица, но какого-то хрена сидит на яйцах.

– Не переживай. Давай лучше выпьем, раз уж стол накрыл. – Я обошел застывшего столбом хозяина заведения и направился к манящей, запотевшей бутылке водки, которую окружали тарелки со всякими вкусняхами.

Артурчик на трясущихся ногах двинулся следом. Не менее трясущейся рукой он налил нам по рюмке, и, с надеждой глядя в мои глаза, протянул стопку. Бедолага явно ждал, когда же я начну говорить хоть, что-то. Уже по хрену, что, но более конкретное.

– Все у тебя будет нормально, не за что не переживай. Мне нужен сегодня банкет в твоем ресторане. Повышение получил. – Я усмехнулся ему в лицо и опрокинул рюмку. Краем глаза заметил, как бедолага перекрестился. При том, что от православной веры Артурчик очень далек. Вслед за мной он выпил залпом. Закусил, выдохнул.

– Стас, в любое время дня и ночи. Мой ресторан – твой ресторан. Скажи, на сколько людей накрыть и к какому времени? Все будет сделано. Денег не надо, ты мне, как брат. Только…  могу я тебя попросить о маленьком одолжении? Крохотном. Чисто на будущее.

– Давай. – Я ухватил со стола кусок мяса и сунул его в рот. Пить еще предстояло много, так что закуску никто не отменял. А то раньше времени вырублюсь, будет совсем нехорошо. Мужики не поймут. Начальство – тем более.

– Не шути так больше со мной, умоляю. За десять секунд твоего молчания я уже успел попрощаться мысленно со всеми родными и близкими…

Я улыбнулся, но ничего не ответил. Лицо при этом у меня стало загадочное. Типа, не знаю, не знаю….

Вообще, все предельно просто. Когда у бизнесменов хорошо идут дела, тихо, спокойно зарабатываются денежки, они начинают верить в себя, а соответственно, забывают, кто, есть кто. Так что, самое важное правило – держать своих, так сказать, «знакомых по работе» в постоянном тонусе, чтобы не закрадывались плохие мысли в голову. Их плохие мысли ведут к моей нищете и прозябанию. Спасибо, но нам такого не надо. Мы не ради этого пошли бороться с экономическими преступлениями.

К назначенному времени, а я естественно, поставил всех в известность, в заведение Артура явились приглашенные гости. Никаких +1. Только мужики. Без жен, спутниц и всякого ненужного багажа.

Надо отдать должное комерсу, стол был накрыт дорого и богато. Честно говоря, я даже приятно удивился.

Меня усадили в центре стола. Типа, главное действующее лицо, гвоздь программы. Напротив устроился начальник нашего управления, справа – его заместители и неизменный Виктор Алексеевич. По традиции принесли граненый стакан, полный до краев. Не очень люблю все эти гусарские замашки, но в данном случае, когда напротив сидит начальство и смотрит суровым глазом, особо не повыгребываешься. Надо соблюдать наш, ментовской этикет.

Я, как положено, бросил туда три звездочки, выпрямил спину, расправил плечи. Хотя, честно говоря, все эти движения уже давались мне с трудом. Выпили-то изрядно. Но правила, есть правила. Особенно хотелось не ударить в грязь лицом перед высшим руководством. Естественно, пришлось произносить обязательную речь. При этом, товарищ полковник, сидевший напротив, внимательно слушал каждое слово. Здоровье у него, конечно, конское. Выпил больше моего, а ни в одном глазу.

Хотя, если честно, для меня стакан водки – вообще не проблема. Специфика организма. Я опрокинул содержимое в себя, выплюнул звездочки обратно, в тару, взял со стола кусок шашлыка и закусил. Судя по недовольному лицу товарища полковника, моя речь ему не зашла. Сука…  А я так старался…

– Круг пропустишь, повтори. – Бросил он коротко.

Спорить я не стал, ибо не идиот. Вернее, когда пьяный, конечно, тот еще придурок. Как и все. Но не в этом случае. Видимо, что-то не устроило полковника в моих словах. Ну, или просто ему так захотелось. Как вариант. Стало очевидно, вечер будет насыщенным. Выпить 400 грамм водки за 15 минут, это явный перебор, с учетом того, что отмечать я начал чуть ли не с обеда. Но и с полковником спорить тоже не собираюсь. А то эти звезды улетят так же внезапно, как и прилетели. Только сразу все, а не по одной.

Вторая попытка вышла успешной. Полковник кивнул, физиономия была у него довольная. Ну, а дальше – по накатанной.

Буквально через час я был просто в хлам. В хламину. В сисю.

Естественно, во время очередного перекура мы решили организовать продолжение вечера. По нашему мнению, он должен был стать еще более веселым и горячим.

Мои гости, с кем планировал продолжение праздника, вызвали такси и рванули в ночной клуб, где нас ждали текила, караоке и приятные женщины. Я, как самый умный, решил поехать на машине. Меня почему-то сильно беспокоила мысль, будто потом ее не найду. Переклинило, короче. Естественно, это была не самая лучшая идея. Не с первого раза я смог нащупать кнопку запуска двигателя. Последнее, что помню, как тачка все-таки завелась и я направился в сторону клуба. Открытое окно, сигарета в зубах, бутылка пива в руке. Музыка орет на полную. Мне в тот момент казалось, это нереально круто. Светофоры – по хрен. Разделительные полосы? Что это, вообще, такое? Скоростной режим – для лохов. Помню, как ехал и думал, а что мне будет? А кто и что мне сделает? Кругом во всех сферах друзья, знакомые. В этом – главная фишка БЭПа. Ты сотрудничаешь со всеми госслужащими, имеющими власть и возможности…

Вот уже с середины дороги к клубу, я почему-то ни черта не помню. Похоже, меня накрыло капитально, пока добрался.

А теперь, какой-то дебил в древней форме, откуда только выискался, разводит меня, что я на пересыльном.

Глава 2

Вообще, по поводу сложившейся ситуации варианта было два. Первый – мои товарищи решили продлить наше мероприятие и перевести его из стадии банальной пьянки в увеселительные игрища. То есть, по-русски говоря, надо мной просто поглумились. Устроили целое представление, розыгрыш. Тупой и ни капли не смешной. Но от них, от товарищей, другого ждать не приходится. С креативным мышлением там прям беда.

Я не сторонник дебильных шуток про ментов, утверждающих, будто мы, сотрудники органов, ненамного сообразительнее рыбок в аквариуме. Но то, что сильной оригинальностью не блещем, это факт. Работа такая. Все – по закону о полиции. Права, обязанности, нормы. Придумано и прописано за нас и до нас. Особо инициативные в ментовке надолго не задерживаются.

Это в фильмах, например, сотрудники полиции поражают окружающих неординарностью поступков. В жизни – оно так не работает. Даже банально – стычка с криминальными элементами. Круто, конечно, смотрится на экране, когда мент достает оружие на ходу и стреляет в бегущего врага. Прям, не целясь. Интуитивно, видимо, определяет. В жизни – хренушки такое прокатит. На дай бог попадешь в гражданского. Это все, тушите свет. Даже если не попадешь, задолбаешься потом бумажки писать, куда стрелял, в кого стрелял, сколько раз и по какой причине. И кто тебе, дебилу, вообще разрешил стрелять.

Поэтому в то, что мои товарищи вдруг весело, с огоньком и задором подошли к розыгрышу, верится с трудом. Не могу представить, чтоб они так заморочились. Это же надо было меня в том состоянии, в котором я был, притащить сюда, найти медсестру, капитана, договориться с ними. И ради чего? Смысл какой? Даже тупые приколы должны иметь какой-то итог.

Второй вариант – произошло недоразумение. Я попал в этот странный замес по ошибке. Не знаю, по какой, если честно, но удивительным образом оказался в медучреждении. Не пойму пока, что конкретно за место. Похоже, вроде, на больничку.

Правда, к этой версии, не лепится мужик в советской военной форме. А я сообразил, наконец, почему она кажется мне странной. Капитан напялил на себя образец времен СССР. Такую носили, наверное, лет сорок, пятьдесят назад. Как любой нормальный человек, несмотря на возраст, а мне только недавно стукнуло двадцать шесть, я различные фильмы по телеку видел. В том числе, сериалы про старое время. Где сюжет, например, вертелся вокруг военной темы. Пусть лично в жизни не сталкивался, но как раз по этому опыту могу точно сказать, форма на капитане была советская.

Ко второй версии о роковом стечении обстоятельств, человек в военной форме, которая кучу лет не используется, никак не лепился. Ни с какой стороны. Случайно добухаться до состояния, когда требуется медицинская помощь, можно. Вполне. Сам пока еще не попадал, а знакомым приходилось обращаться к специалистам. Случайно надеть погоны государства, которого не существует больше тридцати лет, сомневаюсь.

В общем, я решил пока не заморачиваться и посмотреть, что будет дальше. Потому что еще оставался третий вариант, но мне он категорически не нравился. В этом варианте я просто сошел с ума. И происходящее – это галлюцинации. Честно говоря, даже если убрать капитана, все равно окружающая реальность отдавала чем-то старым, как шерстяные носки нафталином. Помню, бабушка их так хранила зимой. Вот сейчас, в данную минуту, сидя в этом кабинете с крашеными стенами, я вдруг натурально ощутил тот самый запах нафталина. Не буквально, конечно. Образно.

– Извините…  А не могли бы вы меня ущипнуть, – Попросил я на всякий случай медсестру.

– Зачем? – Она мило улыбнулась.

– Ну, Вам же не сложно? – Я тоже улыбнулся, а потом попытался откашляться.

Голос звучал как-то непривычно. Вообще не пойму, что с ним. Будто и не мой вовсе. Надо ж было так напиться. Может, после клуба нас в караоке потянуло? Это дело я люблю.

Кашлянул раз, потом два. Ни черта. Хриплю только, как дурак. Издаю непонятные звуки, пытаясь вернуть голосовым связкам привычный тембр, а все равно ничего не меняется.

– Так, Соколов…  Долго разлеживаться будем? – Капитана явно нервировал тот факт, что на него никто не обращает внимания.

Я ничего не ответил. Во-первых, не знаю, кто такой Соколов. Моя фамилия – Ткачев. С кем этот мутный товарищ разговаривает, понятия не имею. Хотя, смотрит он как раз на меня. Однозначно, это или развод, или у человека с головой проблемы. Кстати, как вариант. Не я сошел с ума, а меня каким-то чудом занесло к психам.

Во-вторых, не знаю, кто там у него разлеживается, я, например, сижу на стуле. Просто откинувшись назад. Наверное, притащили меня сюда в бессознательном состоянии.

– Ну, ущипните. Вот, за руку. – Протянул медсестре свою конечность.

Протянул и уставился на запястье, где отчетливо виднелось небольшое родимое пятно. Откуда?! Не было такого!

Что за хрень? Рука не моя! Это как, вообще, может быть? Точно не моя.

Вот тут меня постепенно начала накрывать паника. Просто свою руку я однозначно ни с чьей другой не перепутал бы. Она – своя! А эта, пухлая, с белой кожей и легким пушком – чужая. Пошевелил пальцами. Они пошевелились…

– Твою мать! – Я затряс рукой, будто от этого она могла отвалиться. Ни черта подобного! Сидела крепко. И я очень ясно понимал, что трясу ей сам.

– Соколов, ты чего? – Тут даже медсестричка обалдела.

Ну, понять можно. Представляю, как это выглядело. Сижу и мотыляю своей конечностью из стороны в сторону, вверх-вниз. Потом попытался второй рукой потянуть за первую. Мало ли. Вдруг сработает. Кстати, вторая тоже не моя! Сука! Обе руки не мои!

Накачали чем-то шутники! Сто процентов. Подсунули какую-нибудь новомодную херню. Хотя знают, на дух не выношу ничего подобного. Водочки выпить – святое дело. Вискарь, текила, коньяк, даже самогон. Да что угодно, но только выпить. В хорошей компании, под душевную закуску. Жрать всякую дрянь, от которой мозг вытекает, или, не дай бог, другими какими способами ее в себя засовывать, никогда и ни за что.

Однако, если мне на месте своих родных рук чьи-то левые грабли мерещаться, то тут уж однозначно ерунда выходит.

– Дайте зеркало, – Я посмотрел на медсестру испуганным взглядом. Прям чувствовал, что он испуганный. Получить зеркало и рассмотреть свое лицо стало принципиально важным моментом.

– Да что такое…  Соколов, успокойся. – Медсестричка тоже начала нервничать. Делала она это очень даже натурально. Если притворяется по условиям розыгрыша, а я все еще надеялся на тупой юмор своих товарищей, то делает это профессионально.

– Я не Соколов! – Вышло у меня нервно и даже, наверное, истерично. Потому что я и правда был в состоянии близком к панике. Ну, ни хрена ж себе номера какие. Части тела стали пропадать Свои, родные. Какие-никакие, но они мои. Верните обратно! Чужих мне не надо.

– Соколов! Давай валерьяночки накапаю.

Медсестра метнулась к железному столику на колесах, где виднелась куча пузырьков и лежала вата.

– Да перестаньте вы, Маргарита Николаевна. Он же просто под дурака косит и все. Узнал, куда отправляется курс молодого бойца проходить. Вот и пытается теперь всеми силами избежать этого. Например, путем симуляции сумасшествия. – Пробасил капитан.

Потом подошел ко мне совсем близко, положил руку на плечо и проникновенно посмотрел в глаза. Даже наклонился ближе.

– Ничего, Соколов, армия сделает из тебя человека.

Мне показалось, что после фразы капитана земля как-то быстрее начала вертеться. Даже пол вроде качнулся и куда-то поплыл.

– Какая на хер армия! Вы тут совсем, что ли? Дайте мне зеркало!

Это я уже медсестре крикнул. А я крикнул. Не сказал, не попросил. Заорал. Потому что шутка, если это шутка, уже начала выходит за пределы допустимого.

– Дайте ему зеркало, Маргарита Николавна, – Отеческим, ласковым голосом велел капитан.

Медсестра пожала плечами и вынула из кармана белого халата зеркальце. Оно было тяжелое, с изображением медного всадника на крышке. Я открыл коробочку и уставился в свое отражение.

Свое…  Да хрен там! Рожа была вообще чужая. Я впервые в жизни видел эти глаза навыкате, курносый нос с веснушками, темные, особенно по отношению к серым глазам брови и непонятный пушок на щеках, где должна быть нормальная, человеческая, мужская щетина.

– Это что такое? – Спросил я медсестру и показал взглядом на свое отражение.

– Да что ты будешь делать… – Маргарита Николаевна, а благодаря капитану теперь было известно ее имя, забрала зеркальце из моих рук и сунула его обратно в карман. – Соколов, я думаю, товарищ капитан прав. Прекращай уже этот цирк. Был бы ты сумасшедшим, тут бы не сидел. В конце концов, в советскую армию психов не берут. Это, знаешь ли, серьёзное дело. Раз медкомиссия показала, что с тобой все в порядке, значит, так оно и есть.

Я слушал трындеж этой Маргариты, которая Николаевна, и попутно соображал. По крайней мере, очень пытался.

Бред какой-то выходит. Честное слово. Сто процентов бред. Ладно, подстроили мне такую ситуацию. Типа, я попал на пересыльной и вот-вот отправлюсь отдавать долг Родине. Хорошо. Пусть так. Шутники хреновы. Но лицо! Руки!

– Скажите, а кто я, вообще? – Спросил сразу обоих, и медсестру, и капитана.

– Эвоно, куда тебя понесло… – Вояка усмехнулся. – Ладно. Если запамятовал, скажу. Ты – Соколов Станислав Игоревич, 1962 года рождения. Призывник и пока еще разгильдяй. Последнее следует из твоего поведения. Тем удивительнее, что в военкомат пришел сам, заявляя о готовности отдать долг государству, которое тебя вырастило. Кормило, пои́ло, дало образование…

– Я что, сирота? – Старался успокоится, но не получалось. Поэтому сарказм в голосе скрыть не вышло.

– Почему сирота? – удивился капитан.

– Так если меня государство и кормило, и пои́ло. Вы уж определитесь.

– А-а-а-а-а…  шутник… – С пониманием кивнул вояка. – Ясно. Ничего, это дело поправимое. Посмотрим, как до дембеля дошутишься. Два года еще впереди. Все. Подъем! Двигай за мной. А то я прям поверил, когда ты посреди коридора вырубился. Притащил тебя вон, к Маргарите Николаевне. А выходит, зря.

Капитан направился к двери.

Я смотрел ему в спину, но вставать и бежать следом не торопился.

Честно говоря, появилась слабость в ногах. Меня добил год рождения. Хрен с ней, с фамилией. Имя и отчество верные. Я действительно Станислав Игоревич. Правда, не Соколов, а Ткачев. Но 1962 года рождения – это слишком. То есть, учитывая, что призывают в восемнадцать, сейчас, выходит, 1980? Да ну на хрен! Какой же бред!

– Ну? Долго ждать? – Капитан обернулся.

Пришлось подняться со стула и идти за ним. Тем более, Маргарита Николаевна мне больше не улыбалась. Похоже, решила, что я на самом деле кошу́ под сумасшедшего.

Мы с воякой вышли из медицинского кабинета и оказались в длинном темном коридоре.

Капитан, не останавливаясь, двигался вперед, пока мы не оказались в большом помещении, напоминавшем спортивный зал. Скорее всего, это он и был. Дощатый пол, выкрашенный в какой-то отвратительный коричневый цвет, большие окна. С двух сторон – крепленые к стенам баскетбольные кольца. Ну, уж точно это не ночной клуб.

В моей голове было пусто. Там в данный момент, если бы кто-то заглянул, увидел бы пустыню и катящееся по песку перекати-поле. Ни одной мысли. Не то, чтоб здравой, даже абсолютно тупой. Мой мозг отказывался принимать действительность, но одновременно понимал, я реально все это вижу. По-настоящему.

В помещении сидели пацаны, лет восемнадцати. Логично. Достаточно много, кстати, пацанов. Так понимаю, новобранцы. У большинства я заметил в глазах непонимание и растерянность. Они будто не могли сообразить, зачем вообще их сюда привели.

– Ну, все. Иди. – Капитан кивнул в сторону ближайшей компании.

Парни смотрели на меня, как на родного, с сочувствием. Видимо, мы с ними знакомы. Я медленно двинулся в сторону этой кучки из четырех человек.

– Ну, ты как, Стас? – Спросил пацан, который выглядел поувереннее остальных.

– Нормально. – Что еще сказать, не понятно. По их взглядам точно ясно, что они меня знают. Причем, познакомились мы не пять минут назад.

– Слушай, ну ты дал, конечно…  Отпросился в туалет, ушел и не вернулся. Даже подумали, вдруг сбежал. – Пацан покачал головой. – Это уже потом нам сказали, что сознание потерял.

Интересно…  Если подумали, значит, я на такое вполне способен? Сбежать с пересыльного….

С тоской окинул взглядом всех присутствующих. Их было слишком много для версии о розыгрыше. Столько людей мои товарищи подключить не могли. Мля…  Какой на хрен розыгрыш? О чем я вообще думаю? Рожа чужая, руки, ноги не мои. Такое при всем желании не провернешь.

– Стас, да ладно. Не расстраивайся. Ну, подумаешь, спецназ… – Подключился к первому пацану еще один. Но я перебил его, даже не дослушав до конца.

– Стоп! Подожди…  Какой спецназ?

Моментально вспомнилось пухлое лицо в отражении зеркальца медсестры. Да и так, если судить по внешним данным, последнее место, куда могли бы определить человека с такими слабыми физическими показателями, это спецназ. Худо-бедно я себя, а точнее свой новый образ оценить успел. Человек точно спортом никогда не занимался, сильно в этом плане не нагружался. Какой, на хрен, спецназ?

– Ну, ты чего. Мы сидели, ждали. Приехали эти «купцы». Нас, тридцать человек, отобрали в 16-ю отдельную бригаду специального назначения. Ты чего, Стас? Это было час назад. Ты же сам хотел служить.

– Кто, я?! – Вышло у меня это как-то слишком громко. Сидящие неподалеку пацаны покосились в нашу сторону.

– Ну, да. Ты чего? У тебя отсрочка была. Почечное давление или какая-то такая фигня. На год оставляли. Так ты сам пришел в военкомат и попросил, чтоб тебя призвали. Мы же тебя спрашивали, зачем? Ты сказал, лучше в восемнадцать лет пойти отслужить, чем потом в двадцать пять. Поехал в институт, написал академ и отправился в военкомат по месту прописки. Зашел в кабинет военкома, сказал, что хочешь служить, поставьте мне годен и отправьте в армию. Мы с тебя просто обалдели. Нет, это, конечно, похвально, но от тебя неожиданно.

Пацан замолчал. Я опустился на спортивную сумку, стоявшую ближе всего. Сел и закрыл лицо руками. Чужими, если что! Чужое лицо чужими руками. Какая лютая дичь…  Так не бывает. Армия, спецназ…  Какой, на хрен, спецназ? В лучшие времена максимум, на что мог претендовать, мимо военной части туда-сюда-обратно пройтись. Это все, что было общего между мной и военными. А уж физуха, без которой в такие серьезные войска не попасть, моим коньком вообще никогда не являлась. Это я даже про себя говорю. Про Ткачева Станислава Игоревича, сотрудника полиции. Товарищ Соколов, который вдруг оказался мной, или я им, даже рядом не стоял. Судя по предварительной оценке, ему килограмм пятнадцать сначала скинуть надо. На хрена он служить поперся? Дебил…

Я, например, специально всеми силами избегал нашей встречи со срочной службой. Она существовала в одной реальности, я – в другой. Потому что, зачем оно мне? Вышку получил, юридический окончил. Пошел в органы. Все. На этом свой долг считаю выполненным в полной мере. Итак вон борюсь с криминальными элементами по мере сил. Да. А что? Как умею, так и борюсь.

– Эй, салаги!

Я убрал ладони от лица и посмотрел на мужика, который стоял на входе. Еще один военный. Форма, фуражка. Все, как положено.

– За мной! – скомандовал он и вышел из спортивного зала.

– А нас это куда? – переглянулись пацаны и спросили в итоге меня. Наверное, решили, раз уже успел отличиться, то знаю чуть больше остальных.

– В муда! – Ответил я с чувством. Встал на ноги и, не дожидаясь товарищей, пошел к выходу. Туда, где скрылся очередной вояка.

Все, конечно, весело, но надо решать эту тупую ситуацию. Пока не ясно, правда, как. Если это реально 1980 год, то я просто в ахере.

Глава 3

Как выяснилось, нас позвали, чтоб торжественно вручить форму. Насчет торжественно это я, конечно, дуренку гоню. Просто вручить. Торжеством там и не пахло. Наоборот. Смотрелось все очень грустно.

Мы выстроились в очередь. Чувствовал себя распоследним идиотом. Крайний раз стоял в очереди в школе, в столовке. Только подумал про столовку, в животе заурчало. Жрать хотелось очень сильно. Судя по всему, это любимое занятие Станислава Игоревича. Жрать. Много и вкусно. Иначе откуда у нас такое упитанное тело?

– Соколов… – вояка, проверявший по списку, кому выдана форма, назвал мою фамилию и поднял взгляд. Несколько минут молча смотрел на меня. – А-а-а-а-а…  Ты…

Не знаю, к чему это было, но явно ни к чему хорошему. Видимо, меня тут и правда уже заметили. Выделили среди остальных. Пацан же сказал, что я отпросился в туалет и вырубился в коридоре.

– Смотрю, больше не строишь из себя дурака. Правильно. Не поможет. Держи…

Он протянул мне стопку вещей.

Чу́дно. Товарищ капитан уже всем растрепал про то, что произошло в медчасти. Теперь все, наверное, думают, что я – придурок, который изображает из себя шизика.

Молча взял шмотки и отошел в сторону.

Лишних вопросов задавать не стал. А они у меня были. Много. И самый первый – как вообще возможно знать, что ты – это ты, но при этом быть другим человеком? Мимо прошел один из парней, которому «посчастливилось», как и мне, попасть в спецназ. Он уже получил свою форму и планировал ее надеть.

– Эй, пацан…  Слышь…  Эй… – Позвал его громким шепотом. – Какой год сейчас?

Он посмотрел на меня, как на идиота.

– Какой год? Сложно ответить? – Повторил я.

Военный, выдававший форму, зыркнул в мою сторону недовольным взглядом. Судя по всему, тут нельзя не только ходить, куда хочется, но и говорить тоже. Уже «люблю» армию.

– Вот ты странный… – Соизволил ответить новобранец. – 1980-й. Головой ударился?

Он хмыкнул себе под нос, прошёл чуть дальше и принялся перебирать полученные шмотки.

Я же стоял в обнимку с вещами, дурак дураком.

Ну, как бы, сговориться они все между собой не могли. Никак. Это настолько глобальные масштабы, что подобные приколы под силу вообще единицам. И то, в рамках какого-то телешоу. Кстати, такая версия тоже мелькнула. Я даже пытался рассмотреть «глазки» камер, пока мы шли сюда, за формой. Но внутреннее ощущение настойчиво подсказывало, ни хрена не съемки вокруг. Можно создать антураж. Это, да. Можно покрасить стены, нагнать военных, раздобыть старую, советскую форму. Но людей ты не изменишь. Какими бы классными актерами они не были. Слишком реально, правдоподобно себя ведут все, кто меня окружает. А такое возможно лишь в одном случае. Когда люди живут всем этим. Когда это – их реальность.

Стоять с вещами в руках можно было до бесконечности. Хотя по очередному раздраженному взгляду вояки, который выдавал форму, я понял, если не переоденусь сам и добровольно, это будет грозить мне какими-то карательными мерами. Пришлось пялить на себя вещи, которые вызывали в моей душе устойчивое отторжение.

В итоге, всех вызвали пофамильно и вручили одинаковые наборы: штаны, китель, нательное белье, которое почему-то называлось странным словом «белуга». Просветил насчет терминологии все тот же военный, стоявший на выдаче формы. Это было сказано в ответ, когда я поинтересовался, почему нет трусов. А их не было. Господи, трусы-то чем провинились…

Хотя связи между нательным бельем и рыбой из семейства осетровых я не нашел вообще никакой. Кроме того имелись сапоги, бушлат, шапка, вещмешок.

Надев все на себя, я понял две вещи. Первая – с размером они явно ошиблись. Вся одежда была мне капец, как велика. Даже при том, что сам я теперь далеко не стройняха. Вторая – очень неудобно находится без трусов в одном нательном белье. Просто до ужаса неудобно.

После процедуры получения формы, мы вернулись обратно в спортзал. Там нас опять разделили на кучки и мы снова сидели в ожидании непонятно чего. Наверное, чуда. Хотя, куда уж чудеснее. Просидели около трех часов. Выйти покурить нельзя, в туалет – по разрешению. Хочешь пить? Терпи. Хочешь есть, лучше не заикайся. Потому что когда я громко спросил у вояки, вернувшегося с нами обратно, а будут ли кормить, в ответ получил сначала выразительный взгляд, а потом конкретный ответ, что жрать надо меньше, особенно мне. И вообще, думать теперь необходимо о том, как нам повезло попасть в ряды доблестной советской армии.

Он так и сказал «советской армии». Чем опять растревожил мой и без того волнующийся организм. Просто любое упоминание СССР было для меня в этой ситуации, как удар обухом по голове. Только успокоюсь и попытаюсь проанализировать все происходящее – на-ка тебе по башке. Советское время. Советская армия. Прошлое. 1980 год.

Спустя три часа, нас подняли другие двое военных. Сколько их вообще тут ошивается? И приказали следовать за ними. Мы вышли на улицу.

Перед зданием стоял старый автобус, марку которого я не смог определить. Никогда не являлся ценителем раритетов. Тем более таких. Да и какая разница, на каком транспорте ты попадешь в ад. А для меня это реально было прямой дорогой в преисподнюю.

В общем, на древнем автобусе мы должны были проследовать в воинскую часть. Как оказалось, находилась она в рязанской области. В месте, с говорящим названием Чучково. Вполне ожидаемо, что таким словом ничего хорошее назвать не могли. Я заранее предчувствовал, как там будет «весело». А если вспомнить, что ждет меня спецназ…  Меня. Спецназ. Становилось совсем дурно.

Да, я мент. Был. Теперь уже так более правильно говорить. В прошедшем времени. Какие-то нормативы сдавались, конечно, но давным-давно это стало, в некотором роде, формальностью. Очень сомневаюсь, что здесь я смогу с кем-нибудь договориться и служить «для галочки». К тому же, Соколов, судя по всему, любил спорт ещё меньше, чем я. Вообще не могу понять, по какой логике его выбрал капитан. Как оказалось, он и был тем самым «купцом» от 16-й бригады. Куда он смотрел? На что? От чего отталкивался?

В глубине души, если честно, жила надежда, что этот кошмар все-таки закончится. Например, лягу спать, проснусь утром, а вокруг – привычная обстановка родной квартиры. И все это, пересыльной, военные, пока еще незнакомое Чучково – кошмарный сон.

Мы рассредоточились по автобусу. Капитан, само собой, забрался следом. Окинул всех присутствующих взглядом, задержался на мне, усмехнулся, а потом велел водиле трогать.

Однако, как только воняющий выхлопами, соляркой и хрен его знает чем, автобус выехал за ворота, миновав КПП, мы вдруг остановились.

– Даю пятнадцать минут на «попрощаться». – Радостно сообщил капитан.

Пацаны тут же бросились к открывшимся дверям и высыпали на улицу. Только тогда я обратил внимание на толпу людей, стоявших неподалеку от пересыльного. В основном это были женщины и девушки.

Вообще, не хотел выходить. По одной простой причине. Понятия не имею, есть ли тут родственники Соколова, но встречаться с ними точно не желаю. Однако, в автобусе настолько отвратительно пахло, что я выбрался наружу чисто ради свежего воздуха.

Не успел спуститься со ступенек, от толпы провожающих отделилась женщина и прямой наводкой двинулась ко мне. Грешным делом мелькнула мысль смыться обратно в автобус, но, наверное, это было бы странно даже для меня.

Женщина подошла и вроде хотела обнять, но почему в последнее мгновение передумал. Будто знала, что сыну это не понравится. Вообще, она выглядела какой-то несчастной. Замученной. Может, конечно, дело в том, что переживала обо мне…  Твою мать…  Почему я думаю про себя, так, будто и правда являюсь ее сыном…

– Привет сынок…  Хоть увидимся. Я уж и не думала. Ну, расскажи мне, куда вас отправляют?

– В рязанскую область. Там находится часть.

Вообще, чувствовал себя ужасно неловко. Вот именно сейчас, в этот момент, стоя рядом с женщиной, которая считает, что я ее сын. Вдруг неожиданно понял, мне знакомо ее имя. Ирина она. Понятия не имею, откуда появилась данная информация. И даже не хочу в этом разбираться. А то однозначно крыша поедет. Достаточно того, что я – в итоге, вообще не я.

– Что за войска? – Она, в отличие от других матерей, на шею мне не кинулась, завывать и причитать не начала. Говорила коротко, по делу.

– Спецназ.

– Господи… – Выдохнула мать и прижала испуганно пальцы к губам. Но буквально через пару минут взяла себя в руки. – Какие там условия? Рассказывали уже что-то?

– Нет. Никто ничего не рассказывал. Приеду, по месту будет видно.

Я понимал, что, наверное, веду себя слишком сухо. Может, даже грубовато. Но обманывать эту женщину с заплаканными глазами мне почему-то казалось неправильным. А в моем понимании, начну себя вести, будто я и правда ее сын, это будет самый настоящий обман.

– Ты не голодный? Как у тебя настроение? Может, тебе что-то купить в дорогу?

Очень сильно хотелось сказать, конечно, голодный! Что за глупый вопрос? Но вслух ответил совсем по-другому.

– Не голодный. Настроение нормальное, сам же вызвался служить. Покупать ничего не нужно, всего достаточно.

– Я очень сильно переживаю. До сих пор не могу понять, почему я должна отправлять своего ребенка, которого родила и растила, на два года черти куда, и непонятно, в какие условия.

Она, не выдержав, всхлипнула. Я мысленно передал привет капитану. Он то вон свято верит, что кормило и растило меня государство.

– Все будет хорошо, не переживай. Я не первый и не последний, время быстро пролетит.

Не знаю, зачем, но после этих слов я поддался порыву. Обнял мать. Наверное, хотелось ее успокоить, дать понять, что с сыном все будет хорошо. Хотя, ничего хорошего, конечно, нет. Потому что сын ее, хрен знает, где. Кстати, действительно. Где он? Настоящий Соколов? Кто бы знал. Сам не представляю, что и как будет дальше.

Но мне эту женщину стало очень жаль. Чисто по-человечески. Она – мама. Сильно переживает, как я там устроюсь, что со мной будет. Вернее, не лично со мной, конечно. С Соколовым. Я то ей зачем. Да уж…  Знала бы она, что говорит сейчас с совершенно посторонним человеком.

– Стас… – Мать отстранилась и заглянула мне в глаза. – Там ещё Лера и Оля…

Е-мое…  Это кто такие? Но вслух же не спросишь. Я поэтому просто улыбнулся. Типа, а-а-а-а-а…. Лера и Оля…  Как же, как же…  А сам подумал, да идите вы на хрен. Достаточно уже добавлять новые действующие лица в этот театр абсурда.

– Стасик! – Заголосила симпатичная, темноволосая девушка и с разбегу запрыгнула мне на шею.

И вот хрен пойми, что это. По родственному или можно положить руку на задницу? Просто она была в штанах, типа джинсы, и то, что задница у нее классная, очень даже бросалось в глаза. А я испытываю слабость к приятным особам женского пола. Они для меня, как криптонит для супермена. Лишают силы воли.

Но в данном случае, не знаю степень нашей близости и есть ли возможное родство. А то вообще выйдет черти что.

– Привет… – Я выглянул из-за висящей на мне девицы и посмотрел на мать. Может, она даст ориентир. Хотя бы намеком.

– Да, Лерочка не могла не приехать. Видишь, какая у тебя девушка. – Сказала мама и покачала головой с легким осуждением.

Девица этого не видела, жест предназначался не ей. Очевидно, мать меня вроде как немного ругает.

– Лера…  Очень неожиданно, что ты приехала… – Ничего более подходящего в голову мне не пришло.

– Ну, вы поговорите, я отойду. – Сказала родительница и сделала несколько шагов назад.

Как только мы остались вдвоем, Лера слезла, наконец, с моей шеи, расцепив руки. Слава богу. А то дышать было нечем.

– Привет, Стас. Не ожидал? Я вот тоже не ожидала. Для меня, например, есть очень неожиданные люди здесь.

Лера обернулась. Я проследил за ее взглядом. Она явно намекала на стоявшую неподалёку девушку, которая смотрела на нас пристально, испепеляющим взглядом. Была она, в отличие от Леры, блондинкой. Но с такой же симпатичной мордашкой. Я не понял…  Соколов у нас ловелас? Бабник? Кобель? Серьёзно? Ты посмотри, однако, что за тип. При таких скромных внешних данных производит неизгладимое впечатление на окружающих. Капитан в нем разглядел будущее спецназа, девки пачками вешаются. Интересно…

– Ну…  Перестань, мы просто знакомые. – Ответил я, потому что понятия не имел, что еще сказать. Судя по недовольному лицу блондинки, которая, так понимаю, скорее всего, Оля, знакомства наше с ней гораздо более близкое, чем хотелось бы Лере. Но мне сейчас только бабских разборок тут не хватает.

Я так понимаю, Лера и Оля до сегодняшнего дня не догадывались о том, что обе они дороги Соколову. И уж тем более, не догадывались, что он крутится с ними одновременно. Ай, да Стасик…  Ай, да сукин сын…  Хотя, вкус несомненно у него есть. Девки прям хорошенькие. Обе.

– Ну, ну…  Конечно… – Лера капризно надула губы и отвернулась в сторону, сложив руки на груди.

Вот, честно говоря, было желание сказать ей, что если она и дальше продолжит себя вести с парнями таким образом, то ей всегда будет дышать в затылок какая-нибудь очередная Оля. Человек в армию уходит, на два года. А она нашла время устраивать разборки.

– Давай не будем в такой день выяснять отношения? – Если честно, имелось легкое раздражение и желание побыстрее закончить эту страдательную драму.

Кроме того, сильно нервировал капитан. Он стоял возле автобуса, но один хрен продолжал следить за мной. Ощущал его взгляд спиной. Наверное, опасался, что я опять начну вести себя, как псих.

– Хорошо, постараюсь. – Лера тряхнула головой, чтоб ее распущенные волосы красиво рассыпались по плечам. – Но тебе обязательно припомню этот момент.

– Обязательно припомнишь…  Да…  Кто бы сомневался… – Это я сказал вслух. А про себя подумал, да на здоровье! Очень надеюсь, в ближайшее время разобраться со всей этой фантастической историей и вернуться обратно в свою жизнь. А ты, Лера, иметь мозг будешь уже не мне. Так что, не вопрос. Соколову припоминай, хоть до самой смерти.

– Буду скучать по тебе. Это самый тяжелый для меня момент за мои 18 лет. Никогда бы не подумала, что буду с такой тоской и болью в душе расставаться с тобой на целых два года…

Честно говоря, ее слова звучали как-то наигранно. Причем, актерская игра слабенькая. На троечку. Будь я реально восемнадцатилетним пацаном, может, даже расчувствовался бы. Но мне уже давно не восемнадцать. Женскую сущность знаю хорошо. Два года – это не два месяца. Думаю, очень быстро Лера найдет, с кем утешиться.

Естественно, говорить это вслух я, опять же, не стал. Обнял девицу, намекая, что прощание пора заканчивать. Она в ответ крепко сжала мои плечи. Впилась пальцами так, что даже сквозь бушлат было больно. Аж в спину прострелило, честное слово. Такое чувство, будто хочет оторвать себе кусок на память. Маньячка какая-то. Соколову надо быть более внимательным при выборе девушек. Обычно вот такие Леры через месяц уже пытаются залезть под кожу, втихаря перевозят свои вещи, а потом ты открываешь глаза в один прекрасный день, а перед тобой – работник ЗАГСа. Лично я подобной категории женщин старался избегать.

Отстранился и начал потихоньку пятиться назад. Сделал соответствующее случаю лицо. Будто мне очень, очень грустно. Хотя, по сути, на самом деле, именно эти эмоции я испытывал. Только причина грусти не в расставании с Лерой. Упаси Господи. А в том, что бред, в котором я оказался, продолжается. И ему не видно конца.

А еще меня пугал Лерин взгляд. Серьёзно. Она смотрела с надеждой. Ей очевидно хотелось, чтоб я развернулся, подбежал к ней, сжал в объятиях, и никуда не поехал. Как в кино.

То, что в симпатичной головке этой особы зародилась подобная мысль, рядом с пересыльным пунктом, говорило об одном. Лера – удивительная дура. Я стою в форме, за моей спиной маячит капитан, а она на полном серьёзе мечтает слиться в объятиях, прокинув армию, которая уже схватила меня своими цепкими руками.

– Стаааасик! – Мимо охреневшей Леры пронеслась Оля, которая, не долго думая, тоже повисла на мне. Дежавю какое-то…

– Здравствуй, Оля… – Сказал я обреченно. Очевидно, предстоит второй акт этого марлезонского балета. Я ощущал всеми фибрами души, что теперь на развернувшееся представление лупится не только капитан, но и некоторые из парней, которые со своими родственниками уже простились. Цирк на выезде…  Даже мать еле сдерживала смех, оставаясь в стороне. – Здравствуй, Стасик. Эх, не знала я что у тебя есть поклонница. Иначе, не приехала бы и не стала вам мешать…

Я осторожно разжал женские руки, сцепленные на моей шее, и тактично снял с себя Олю. Просто она бормотала мне это прямо в ухо, и возникало полное ощущение от ее интонации, что сейчас в мою ушную раковину залезет змеиный язык с капающим ядом.

Вот реально, бабам нет разницы где, когда и при каких обстоятельствах устраивать вынос мозга. Ну, хорошо. Вы встретились и узнали, что вас двое. Так это отлично. Могло быть гораздо больше. В конце концов, пацану восемнадцать лет. Чего от него ждать?

– Оль, ко мне приехала проводить меня моя подруга, я не вижу в этом ничего плохого. – Решил придерживаться той же версии. Если они тут начнут выяснять уровень дружеской близости, это произойдет уже без меня. Я уже в этот момент буду мчать в сторону Чучково.

– Не делай из меня дуру! Подруги так не обнимают и не показывают своих слез. – Оля закусила нижнюю губу, а потом принялась усердно выдавливать влагу из глаз. Наверное, чтоб не отставать от Леры. Сука…  Когда же нас позовут в автобус. Хрен с ней, с соляркой. Пусть воняет. Лишь бы закончить это прощание. Но, как назло, капитан молчал. Хотя, многие уже готовы были загрузится обратно. Мне кажется, он угорал с этой драмы, в лице Леры, Оли и Соколова.

– Прошу тебя не начинай, это сейчас неуместно…

– Неуместно мое присутствие здесь. Я смотрю, твоя мама ее тоже знает. Раз они так славно стоят и общаются… – Оля кивнула в сторону родительницы, к которой и правда подобралась Лерочка. Она что-то активно вещала матери.

– Оля, хватит себя так вести. Я безумно рад тебя видеть и благодарен, что ты нашла время приехать проводить меня.

Я оглянулся на капитана. Так и есть. Стоит, сволочь, скалится.

– Ты не ответил. Твоя мама знает ее?

– Слушай, тебя реально в данный момент волнует это? Вот именно сейчас, когда я уезжаю.

– Ладно. Опустим…  Не за этим я сюда приехала.

– Вот спасибо!

– Я буду скучать по тебе. Как только появится возможность, сразу же напиши мне.

– Я тоже буду скучать. Ты будешь первая с кем я свяжусь.

Прижал обе руки к своей груди. Туда, где сердце. А сам подумал, как, мляха муха, свяжусь? Если это реально 1980, то мне из военной части пилить до ближайшей почты по медвежьему говну надцать километров. Сотовых нет, мессенджеров тоже. Только письма. Делать больше нечего.

– По местам! – Раздался, наконец, за спиной голос капитана.

Я быстро подошел к матери, обнял ее напоследок, помахал и Лере, и Оле, а потом в два шага оказался рядом с автобусом.

Глава 4

Дорога в воинскую часть, с одной стороны, показалась мне очень короткой. С другой стороны, тянулась бесконечно долго. Не знаю, как такое может быть. Наверное, потому что, без преувеличения, это стало самым запоминающимся моментом в моей достаточно насыщенной жизни. Вот так вот. А я уже думал, вряд ли когда-нибудь что-то сможет сильно меня тронуть. Но тут действительно тронуло. До глубины души. Душа эта волновалась и категорически не хотела верить в происходящее. Но при этом, имелась точная уверенность, начну сейчас кому-то что-то доказывать или говорить правду, не поверят. Скажут опять, Соколов пытается откосить. Он же идиот. Добровольно пришел в военкомат, а потом начал строить из себя шизика.

Я вытянул шею и посмотрел на капитана. Он сразу поймал мой взгляд, покачал отрицательно головой, типа, не вздумай, и нахмурился. Ну, ясно. Репутацию я себе уже создал определенную.

Демонстративно отвернулся и снова уставился в окно. Так и не отрывался больше от унылого осеннего пейзажа. Мысли в голове толкались, как бабки в очереди в районной поликлинике. Отпихивая друг друга локтями.

Всплывали вопросы, на которые пока что ответов не имелось. Как там будет? Что там будет? Как я буду? Вот это особенно волновало. Я и моя так сильно изменившаяся судьба.

О том, что сейчас, по утверждению многих, 1980 год, я старался не думать. Эту мысль, в отличие от остальных размышлений, гнал прочь. Будучи нормальным человеком, а несмотря ни на что, хочется в это верить, я сразу пытался проанализировать, как такое могло получиться. И, естественно, следом снова сомневался, все ли нормально с моей головой. Поэтому, дабы не поверить окончательно в свое помешательство, решил, не буду вообще вспоминать об этом. Ну, и еду себе спокойно в вонючем автобусе в Чучково. Ну, и буду служить в спецназе. Пф…  Подумаешь. Однако, тут же моя привыкшая к нормальной, хорошей жизни натура, орала благим матом. Какой, к черту, спецназ?! Какая армия?! Какое Чучково?!

Вот так всю дорогу и промаялся, страдая раздвоением личности, которая, еще к тому же, теперь находится в пухлощеком Соколове.

Лично для меня нет ничего хуже неопределенности. А она сейчас, эта неопределенность, полная и бесконечная.

Чтоб не заморачиваться о случившемся с точки зрения адекватности, начал думать и планировать, как себя вести в коллективе. Если более точно, с офицерами и другими солдатами. Покрутил головой, оценивая настрой остальных новобранцев. Остальным, очевидно, было вполне нормально. Их ничто не беспокоило. Некоторые вообще спали, приоткрыв рот. Будто не в армии, а на отдых едут. Хотя, им то что. Они ни хрена не потеряли. А я потерял все. Твою ж мать…  Все, что нажито непосильным трудом. Машина импортная – одна штука…  Звезды на погонах – три штука…

Ну, вот кто мог представить, что так оно все повернется. Я не служил. Потому что, не захотел. Но по рассказам отца, считавшего, мужик эту школу жизни пройти должен, приблизительно представлял, как все происходит. Очень приблизительно, честно говоря.

Если бы не мать, которая почти год пила бате кровь, вряд ли я, конечно, избежал бы «срочки». Но родительница категорически отказывалась отдавать единственного сына каким-то чужим, посторонним людям в форме. Научат, не дай бог, плохому. У отца в этом вопросе выбора не было. Он мог сколько угодно орать на своих подчиненных в прокуратуре, однако, стоило матери нахмуриться, батя превращался в махрового подкаблучника.

Самое интересное, сейчас, как назло, ничего вспомнить из батиных рассказов не мог. Наверное, потому что вообще их не слушал. Думал, не пригодятся.

Наконец, мы добрались до места назначения. Снова, как и на пересыльном, автобус несколько раз громко «чихнул», дернулся, затрясся, а потом остановился перед воротами с железными ежиками. Ума не дам, как мы вообще на этом транспорте доехали. Не встали нигде по дороге. Хотя, с таким количеством новобранцев, думаю, капитан не сильно бы опечалился. Судя по его настрою и душевной доброте, толкали бы прям до самого Чучково. Весело, задорно, с песнями.

Буквально несколько минут ожидания, и мы въехали на территорию военной части.

Мимо окна медленно, как в триллерах или ужастиках, когда герой явно свернул не туда, проплыло КПП. Нас проводили взглядами солдаты, стоявшие там. Мне показалось, что глаза у них были очень печальными. Это понятно. Запечалишься тут. Есть четкое ощущение, что и мне весело не будет. Или, как раз, наоборот. Повеселюсь так, что до конца жизни буду улыбаться без причины.

Автобус остановился. Капитан, фамилия которого по-прежнему оставалась неизвестной, приказал выйти и строится. С этой задачей мы справились. На удивление, быстро. Почему на удивление? Потому что, буквально следом начались сложности.

Мы построились в две шеренги, друг за другом. Нас пересчитали по головам.

– Напра-а-а-а-аво. Бего-о-о-о-ом! – Скомандовал капитан.

«…  аво…  гом…» – Отозвалось эхо издалека, а все новоприбывшие призывники, как стояли на месте, так на нем и остались. Только бестолково крутили головами и смотрели друг на друга.

Капитан сурово свел брови. Наверное, в его понимании это должно было либо включить соображалку у новобранцев, либо придать им ускорения. Конечно. Разбежались. Тысяча-пятьсот раз.

Одна половина потерялась, пытаясь сообразить, имеется в виду направление движения по отношению к капитану или по отношению к нам. Вторая половина вообще не понимала, что от них хотят. Все стояли и не врубались ни черта. Куда, направо? Зачем, направо? Где это «право»? Почему, бегом? Я, хоть и понял, что именно от нас требуется, решил, выделяться не буду. Остальные тупят, буду тупить с ними за компанию. Ибо, есть золотое правило, даже, можно сказать, закон жизни, прекрасно мной в ментовке познанный опытным путем. Инициатива имеет инициатора. Причем, в особо извращенной форме.

Капитан вздохнул, посмотрел на выстроившихся новобранцев грустным взглядом, еще более грустным, чем у солдат на КПП, а потом все-таки начал разжевывать.

– По команде «бегом» солдат принимает положение с полусогнутыми руками и готовится к бегу.

Я мысленно усмехнулся. Педагог от бога, конечно. Учитель года. Кто ж так объясняет? Сейчас они будут соображать, что за положение надо принять, сидя, стоя, лежа? И при чем тут «полусогнутые руки».

– Бего-о-о-ом. – Капитан, рисковый мужик, повторил команду без дальнейших, более детальных пояснений.

Удивительно, но пацаны закончили бестолковиться. Встали, как и было велено.

– Марш! – Последовал очередной приказ. Мы всем строем, друг за другом, побежали вслед за капитаном, который оказался впереди.

Кстати, этот момент меня удивил, если честно. Надо отдать должное, он бежал вместе с нами. С трудом представляю, чтоб, например, начальник моего отдела так же резво трусил перед строем своих подчиненных. Виктор Алексеевич может, вообще, в принципе, куда-то бежать только в одном случае, если за ним гонится кто-то маньячного вида с бензопилой «Дружба» в руках. И то не факт.

Я, естественно, тоже бежал. А что делать? Теперь вот такая у меня жизнь намечается. Все по приказу.

Буквально через пятьсот метров, навстречу нам попались солдаты. До меня долетели обрывки их фраз, которыми они обменялись, с усмешкой проводив нас взглядами. Свежее мясо прибыло…  Именно так и сказали. Я чуть не споткнулся на ровном месте.

Не могу утверждать, что их слова меня прям сильно шокировали. В принципе, армейские будни – тема известная. Приходят молодые, неотесанные и необученные духи. Их воспитывают, так называемые, старослужащие. Или «деды». Это даже я знаю.

Просто, если честно, был уверен, подобная история была распространена гораздо позже. Не во времена Советского союза. Почему-то мне казалось, что в 1980 служба в армии должна быть более похожа на вариант пионерского лагеря для взрослых. Старшие помогают младшим. Опытные подсказывают новичкам. Короче, мир, дружба и пионерский горн по утрам.

Просто времена подразумевали коллективный дух и единство. А что ж получается? Сложности с «дедами» будут посерьезнее, чем мне бы хотелось?

Мы прибежали к неопознанному строению. Я предположил, что это – казарма, и не ошибся. Трехэтажное кирпичное здание серого, унылого цвета. Вряд ли что-то другое может иметь столь грустный вид. В моем представлении казарма именно такой и должна быть. Один взгляд и депрессия обеспечена.

Строем поднялись на второй этаж. Это ужасно напрягало. Бежать – вместе. Идти – в ногу. Интересно, в туалет нас тоже будут маршем водить?

Внутри здания все выглядело по-казенному сурово. Длинный коридор с деревянным полом. В помещении, куда мы в итоге попали, справа стояли железные кровати с синими одеялами, на которых имелись три черные полоски по низу. Почему-то эти полоски бросились мне в глаза сразу. Вроде ничего особенного, но смотрел на них и не мог оторваться.

При входе – небольшая квадратная возвышенность. На ней стоял истуканом солдат.

Нас снова построили в две шеренги. Первый ряд сделал четыре шага вперед и повернулся лицом ко второму. Естественно, опять же, по приказу. Не знаю, почему, но мне просто до ужаса хотелось засмеяться. Либо это нервное, либо я и правда псих. Еле держал себя в руках. Просто все происходящее казалось мне каким-то глупым.

Еще, как назло, никто даже не вспомнил, что вообще-то мы не для легкой прогулки вырядились. Было невыносимо жарко и хотелось очень пить. Во рту пересохло. Но воды никто не давал. А зачем? Подумаешь, сейчас кто-нибудь сдохнет от обезвоживания или теплового удара. Одним больше, одним меньше. Делов то…

Стоять после пробежки, хоть и недолгой, в помещении, в бушлате и шапке, было невыносимо. Про себя, мысленно, проклял все на свете. И армию, как явление, и тех офицеров, которые присутствовали сейчас рядом. А кроме капитана появились еще люди в погонах.

Наконец, выяснилось, цель такого занимательного построения – проверить, что с собой привезли новобранцы. Соответственно, мы выложили все вещи на мешок и старшина, который присоединился к нам в казарме, начал проверять новоиспеченных солдат на сообразительность. И, кстати, не зря. Кто-то додумался с собой взять блок сигарет, кто-то притащил электробритву, трусы, и всякие модные прибамбасы, типа одеколона. Все было немедленно отобрано, со словами «нельзя». Как оказалось, список, которые дали в военкомате, значительно разнился с реальными, разрешенными вещами.

В итоге, мы простояли три часа. Я возненавидел каждого, кто ухитрился притащить с собой какую-то неожиданную херню. А таких сообразительных оказалось много. Почти все. Но что удивительно, в моем мешке запрещенки не нашлось. По одной простой причине. Соколов вообще с собой ни черта не взял. Либо такой умный, либо совсем дурак. Не знаю, как это оценить.

После проверки, которая, как мне казалось, не закончится уже никогда, нам выдали постельное белье.

Простыня, наволочка были белыми. В углу имелись какие-то темно-серые, или чёрные, но плохо пропечатанные штампы. Две большие буквы ВС, звезда, а внутри нее – серп и молот. Внизу, под буквами, ограниченная квадратом, шла информация. Размер, гост, место изготовления и год. Сука, год… На моей простыне стоял 1979. Хоть плачь, честное слово. Только отвлекусь, а мне опять снова-здорова. Держи Стасик, подтверждение того, что тебя каким-то хером занесло в прошлое.

Мы заправили кровати и нас, (о чудо!), повели на ужин.

Построили перед казармой, (как неожиданно), а потом строем мы промаршировали к столовой.

Меня мало интересовало, что там будет за еда, лишь бы она была. Хоть какая-то. Жрать хотелось уже так сильно, что желудок сводило и подтягивало к позвонкам. Все, что можно запихнуть в рот, пожевать, а потом проглотить, сейчас было бы неимоверным деликатесом. А я, так-то, всего лишь сутки назад, крутил носом от шашлыка, который показался мне слишком прожаренным. Идиот… Знал бы, трескал, как тюлень. Еще за щеки набил бы, впрок.

Столовой оказалось одноэтажное продолговатое здание, с яркой лампой над входом и гордой надписью на красном фоне. Естественно, надпись гласила, что тут находится именно «столовая». Видимо, кто-то мог промахнуться. Или ошибиться и принять ее…  не знаю, за библиотеку. Наверное, такая логика сподвигла на присутствие данной вывески. Потому что, я, например, по запаху, еще на подходе, понял, что это за здание.

Внутри помещение оказалось не особо просторным. Офицеры, стоявшие на крыльце, контролировали, чтоб мы по очереди, по команде, заходили на ужин партиями, сменяя друг друга. Вместить всех одновременно, столовая не могла.

Во время ожидания, нас «развлекали» старослужащие, которые ходили и рассказывали, каково это, служить в армии. Что значит, быть солдатом спецназа. Говорили они это с чувством, толком, расстановкой. Проникшись значимостью своей роли.

Если честно, я слушал вполуха. А то и меньше. Меня, или Соколова, что более вероятно, сильно тревожил близкий запах еды. Нас с Соколовым даже не особо смущало, что запах этот, мягко говоря, не очень аппетитный. Думать мы могли только о предстоящем ужине.

Наконец, дошла очередь до моей группы и нам скомандовали заходить внутрь. Никогда в жизни я не был так счастлив от понимания, что сейчас передо мной окажется еда.

– Не гурьбой! Вы что, девки в деревенском клубе?! – Надрывался старшина. – Поочередно, колонна за колонной!

Только внутри, я понял, что аромат и правда специфический. Даже, быстрее, неприятный. Но голод значительно притупил мои вкусовые рецепторы и замашки гурмана. Я был согласен на любые варианты. Если что, закрою глаза и зажму нос. Думаю, прокатит.

Справа от входа стояла вешалка. Нужно было снять верхнюю одежду, головной убор, повесить их, а только потом проследовать за старослужащим к столу. Эстеты, мать их. Главное, три часа держать нас в полном обмундировании в казарме, это нормально. А тут, блин, все должно быть культурно. Еще бы руки отправили мыть.

Как выяснилось, сесть надо по определенной системе, ротами. Не было свободы даже в этом. Казалось бы, ну какая, к черту, разница. Кто, где захотел, там и сел. А вот хренушки. Хотя, это уже ближе к моему представлению. И правда, как в пионерском лагере.

Я с облегчением плюхнулся на свое место, ощущая, что еще пару минут, и у меня случится голодный обморок.

На ужин подали капусту, которую называли странным словом «бикус». Парни по соседству начали обсуждать тихо, из чего она приготовлена. В этот момент я понял, надо затыкать ещё и уши. Ну, либо, как вариант, этим умникам рты. Потому что данную информацию я точно знать не хочу.

Порции лежали в железных мисках и, хотя бы, не были маленькими. Это радовало. Помимо чудесного блюда, полагалось два кусочка хлеба и чай в железной кружке.

Еду развозили на специальной тележке. Именно в этот момент, выяснилось, что в армии очень сильно развито чувство коллективизма вообще во всем. Потому что, никто не приступал к приему пищи, пока каждый не получит свою порцию.

Очень сильно хотелось послать все к черту и, наконец, натрескаться от души. Сдерживало только то, что снова окажусь в центре внимания.

Как только еда появилась на всех столах, поступила команда начать прием пищи. Буквально так и было сказано. Начать прием пищи…  Какая же лютая дичь, вся эта система…

Но тут меня ждал новый сюрприз. Оказывается, вилок в армии нет. Они здесь не предусмотрены. Не знаю, по какой логике. Это же, е-мое, не психушка, где надо прятать колющие и режущие предметы. Может, глупо, конечно, но я не привык есть ложкой что-то кроме супа. Поэтому данный факт меня сильно нервировал. Эта дебильная капуста валилась и падала из ложки обратно в миску. Я никак не мог нормально приспособиться.

Только начал есть, прошло не больше двух минут, как прозвучала фраза: «Прием пищи окончен!». Я не понял, что значит, окончен. Три раза ложкой успел махнуть. С хрена ли он окончен. Соответственно, спокойно продолжал есть.

– Не наелся? – Раздался рядом заботливый голос.

Я поднял взгляд от миски и посмотрел на застывшего возле меня старослужащего.

– Нет. – Ответил честно. При этом, продолжая закидывать отвратительную капусту в себя. Носом старался не дышать.

– Ясно… – Как-то туманно ответил он и испарился из зоны видимости.

Буквально через минуту этот товарищ, который, как оказалось, вовсе мне не товарищ, вернулся с кастрюлей, литра на три. Емкость наполовину была заполнена вонючим бикусом.

– На, ешь. – Он со всей дури плюхнул кастрюлю передо мной на стол. – А пока ты опустошаешь тару, до самого конца, до дна, остальные подождут тебя на улице, в упоре лежа.

Глава 5

Я до последнего думал, это полная ерунда или какой-то развод. Не может застывший истуканом возле меня «дед», на полном серьезе, говорить, что всем придется отвечать за одного человека. Тем более, когда человек ничего сверхъестественного не сделал. Если и случился косяк, то уж точно не специально. Откуда я знал, что мы куда-то опаздываем и ужин, на самом деле, – это «Веселые старты». Предупреждать надо было.

Но, как оказалось, в армии может быть даже то, чего теоретически быть не может. Этот товарищ задолбался, видимо, стоять и просто в наглую сел рядом со мной. Ждал, пока я съем всю капусту. Контролировал, сволочь. Пристально наблюдал, чуть ли не считая ложки. В какой-то момент мне показалось, он сейчас начнет приговаривать, как в детстве: «За маму, за папу…»

Потрясающих ощущений и незабываемого послевкусия добавляло «мясо белого медведя». Оказалось, так романтично здесь называли шматок сала.

Через силу я впихивал в себя, как можно быстрей, эту ублюдскую капусту, мысленно желая сидевшему рядом человеку сдохнуть в муках. Желательно, в самых страшных.

Был вариант послать все и всех на хрен. Но что-то подсказывало, во-первых, дверью хлопнуть и уйти вряд ли получится, во-вторых, подобное «героическое» поведение снова выйдет боком. Причем, даже не мне.

А с людьми, которые сейчас лежали перед столовой, на земле, в упор лежа, нам еще бок о бок находиться достаточно долго. Уверен, они ко мне положительных эмоций в данную минуту не испытывают. Как бы не прибили по-тихому. Например, ночью. Поэтому все матерные слова, вертящиеся на языке, приходилось глотать вместе с ужином и своей гордостью.

Наконец, кастрюля опустела, а я, наоборот, наполнился. У меня было четкое, вполне реальное ощущение, одно неловкое движение и взорвусь, разбрасывая вокруг себя, в радиусе нескольких километров, эту чёртову капусту. Точно знал одно. Больше никогда, ни при каких условиях, в обычной жизни, если она вообще вернется, в чем уже сомневаюсь, в сторону любого блюда, имеющего в своем составе хоть один грамм капусты, больше не гляну. Даже, когда мне будут угрожать мучительной смертью.

Вышел на улицу и сразу увидел своё подразделение, которое полным составом расплачивалось за необдуманный ответ новобранца Соколова.

Сержант, заметив меня, разрешил пацанам встать и скомандовал построение. Это, наверное, было сделано специально. На тот случай, если вдруг остальные не поняли, кто виновник наказания. Мало ли, вдруг до них не дошло. Расставил, так сказать, акценты. Мы выстроились в четыре колонны, каждый на свое место.

– Шагом марш! – пронеслось над нашими головами.

Хорошо, хоть, не бегом. Я бы тогда упал на землю и просил товарищей меня добить. Причём, искренне. Слишком тяжело было сейчас даже стоять. Вот это, уверен, они сделали бы с удовольствием, потому что от некоторых я ловил вполне говорящие, выразительные взгляды.

Мы с песней направились в казарму. Песня радовала особо. Наверное, она должна вдохновлять, но в реальности, лично меня все это бесило еще больше.

Перед тем, как вошли внутрь, случилось чудо. Нам разрешили перекурить в специально отведённом для этого месте. Во время проверки, забрали все запасы табака, взятые из дома, но небольшую часть, пачку – две, оставили. Уж не знаю, с каких щедрот. Поэтому, кто-то достал свое богатство, кто-то стрельнул у стоявших рядом.

Мои новые братья по несчастью столпились кучкой, с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом.

Я себя рядом с ними чувствовал мудаком, если честно. Даже не ожидал сам, что во мне есть такая удивительная вещь, как совесть. Теоретически, вроде, ни в чем не виноват, а все равно внутри свербит. Перед пацанами было как-то стремно.

Неожиданно один из парней протянул мне сигарету. Я с благодарностью взял. Ясное дело, это был жест взаимопомощи и даже, наверное, поддержки. Так он дал понять, что не считает меня виноватым. Между прочим, стало легче.

– Нормальные покурить хоть напоследок… – Добавил мой новый товарищ, – Потом будут здешние выдавать. Брат служил. Рассказывал. Говорил, в основном им давали «Охотничьи». Их прозвали «смерть на болоте». Понял? Они сгорают за 4–5 затяжек. Вкус гадкий и тяжелый. Больше повезёт, если достанется «Дымок». Брательник говорил, вкус табака у них, будто забили бумагу и остатки веника. Хотя, по сравнению с другими, более-менее терпимо. Ты сам откуда?

Переход от лекции по табачной промышленности к деталям личной биографии был такой резкий, что я не сразу сообразил, о чем он спрашивает. В итоге, мы разговорились. Пацан оказался вполне нормальным. Звали его Димон, то есть Дима. Но просил называть именно так. Димо́н. Родом он был из Пензы. О службе в воинской части особого назначения мечтал чуть ли не с детства. Странные, конечно, мечты. Вот у Димона был полный набор. И спорт, которому пацан посвятил все предыдущие годы, и твёрдая вера в светлое будущее коммунизма, и даже куча каких-то медалей, грамот, хвалебных бумажек. Он ухитрился спасти зимой какого-то ребенка, упавшего в прорубь.

И снова меня удивил один, вроде бы, незначительный факт. В отличие от Соколова, Димон давно знал, что хочет служить в определенных войсках. Можно сказать, готовился к этому. К самой службе он готовился и ждал этого момента.

Поэтому, мой разум не мог понять, какого черта я тут делаю. Даже не вообще в этом времени и в этом пухлом теле. А именно здесь. В Чучково. Каким местом или загадочным способом нас выбирал капитан? Вернее, остальные, как раз, попали сюда вполне ожидаемо. Большинство пацанов имели такую же предысторию, как и Диман. Разве только из проруби никого не спасали. Просто никто не тонул. А то и эти ухитрились бы отличиться. Чувствовалась в них тяга к героическим поступкам. Но меня?! Меня капитан почему забрал? Это же не стройбат, в конце концов. Сюда надо определённую категорию призывников. Мы с Соколовым вообще никак не подходили ни под один критерий. Да что там скрывать. Мы и под критерии стройбата не тоже подходили.

Сержант скомандовал окончить перекур. Один за другим мы пошли в казарму.

Я искренне надеялся, что на этом насыщенный день закончится. Дело шло к вечеру. Думал, нас оставят в покое. Не угадал…  Вечер только начался.

Нас посадили на стулья и начали учить подшивать воротнички. Вот тут я просто охренел. Подшивать воротнички. Куда мы, млятский перец, попали? Это Смольный? Институт благородных девиц? Что следующее? Вальс и кадриль? Мотыляет отцов-командиров из стороны в сторону. То гоняют до седьмого пота, то за рукоделие усадили. Очень сомневаюсь, что возможного врага напугает мое феноменальное умение управляться с иголкой и ниткой. Если только затыкаю его до смерти швейными принадлежностями.

Оказалось, что я – дурак и тормоз. Процесс подшива был, на самом деле, очень важен. Так, с совершенно серьёзным лицом, заявил сержант. Он ходил мимо нас туда-сюда, попутно просвещая о необходимости предстоящего мероприятия.

– Военнослужащий обязан подшивать воротничок каждый день. Сам. Обновлять ткань. Это нужно для гигиены, то есть, в первую очередь, для вас. Сначала воротник кителя и подшивочный материал проглаживаются. Затем берётся одинарная белая нить длиной примерно 100 см. Верхний край подворотничка должен выступать на 1–2 миллиметра над воротником. Чтоб вы, не особо пока еще одарённые, понимали, поясняю. Подшиваться начали еще с 1935 года. Мысль эта возникла не просто так. Соображаете, надеюсь. Не для красоты. Белая хлопковая подшива служила и служит своеобразным «защитником» для солдатской шеи от появления раздражений, воспалений и натирания шеи об твердый стоячий воротник солдатского кителя. К тому же командир всегда может отвернуть ворот кителя и посмотреть на чистоту подшивы, если она грязная, значит солдат пренебрегает гигиеной, редко моет шею и совсем не следит за обмундированием, а именно не подшивается. Поэтому, имейте в виду, каждое утро будет проходить осмотр внешнего вида. Проверяется, кроме того, наличие кантика на шее. Вы должны брить шею каждый день, чтобы не было волос. Кто забивает на требование, бреем вафельным полотенцем. Процесс это увлекательный. А главное – поучительный. Все желающие смогут ознакомиться с ним лично. Солдат должен быть выбрит, подшива – кипельно белая, опрятный внешний вид, начищенные сапоги до блеска. Если будут выявлены нарушения по какому-то одному из перечисленных пунктов, то солдат незамедлительно должен устранить недочет, не выходя из строя. Как он будет это делать, никого не волнует. Пока устраняется оплошность, товарищи отжимаются или приседают, это уже на наш выбор…

Я слушал речь сержанта, как откровение. Он серьёзно? Вот это все, что произносится сейчас вслух, серьёзно? Бриться полотенцем? Что за пытки вьетконговцев?

Нам раздали подшивы. Нитки и иголки были свои. Это добро имелось у каждого в вещмешке.

От теории мы перешли к практике. До этого момента я никогда не держал в руках иголку с ниткой, ибо нахрен надо. Раньше, когда был пацаном, в случае необходимости, это делала мать. А в последние годы – сотрудницы ателье, которых, в любом городе хоть задницей ешь. Они тебе и пришьют, и вошьют, и даже, если заплатишь, крестиком имя изобразят.

Я вообще не думал, предположить не мог, что мне предстоит столкнуться с шитьем. Но память о столовой и коллективной системе ответственности была еще свежа. Все-таки, я не дурак. Понимаю с первого раза. Пришлось брать и учиться. Молча.

За одну минуту этого учения, все пальцы были исколоты полностью. Игла, как живая, прыгала в моей руке и все время пыталась воткнуться в любое, подходящее для этого место. Хотя, и в неподходящее тоже. Я нервничал, психовал, злился. У меня не получалось нашить этот долбаный кусок ткани на этот долбаный воротник. Соответственно, я тихо зверел. Даже зубы пришлось сцепить крепко. Боялся не выдержать, заорать матом и зашвырнуть это рукоделие куда-нибудь. Лучше всего, в рожу сержанту. Но вместо этого снова пытался сделать очередной стежок. Не знаю, что мной двигало. Скорее всего, понимание, здесь никому нет дела до моих психов, амбиций, эмоций и всего прочего. Здесь всем на это просто плевать. Есть армия. Задачи. Устав. Есть солдаты. Офицеры. Командиры. Людей нет.

В конце концов, спустя, наверное, полчаса, я справился. Ну, условно говоря…  Пришил. Хотя, итог работы выглядел удручающе. Все было криво, некрасиво.

Да и сама подшива выглядела ужасно. Не то что у сержанта. Его, широкая и плотная, смотрелась идеально.

Когда обучение было окончено, выяснилось, что удивительным образом осталось время на вечернюю прогулку и подготовку ко сну. Даже странно. Думал, сразу прикажут спать и мы штабелями попадаем прямо там, где стоим. На кой черт нам кровати. Посмотрели на них и хватит. Постель – для слабаков.

Вечерняя прогулка по времени заняла аж двадцать минут. Но самое интересное, как именно она выглядела. Любой адекватный человек при слове «прогулка» представляет, как он неспешно ходит по улице. Ходит, смотрит по сторонам, дышит воздухом.

Как это выглядело в армейском понимании?

Под строевые песни мы шагали по территории воинской части. От песен вообще уже начало немного подташнивать. Прогулка, говорили они…

Перед тем, как отправить нас в казарму, сержанты разрешили покурить около трех минут. Вот этим мне данный процесс понравилась. И все. Больше ничего приятного я в нем не увидел.

Затем последовала подготовка ко сну. Заняла она, в общей сложности, минут пятнадцать. Мы разделись, приготовили постель, улеглись в кровати. Кто-то сходил умыться, кто-то почистил зубы. Все по-разному потратили это драгоценное время. Ровно в 22:00 дневальный объявил отбой. По команде, все, видимо, должны были закрыть глаза и спать. Теперь я просто все понимаю буквально. Спать, значит, спать.

В сон провалился моментально. Не успел вырубиться, как от громкого крика дневального: «Рота, подъем!», уже пришлось врубиться. Было такое ощущение, что ночь пролетела, как одно мгновение.

Первые секунды тупо смотрел в потолок и не мог понять, где я? Потом потихоньку пришло осознание, точно не дома. И вообще, я не я. А Станислав Игоревич Соколов. Судя по тому, что проснулся там же, где и заснул, кошмар не закончился. Подъем, как оказалось, был в 06:00 утра. Зачем просыпаться в такую рань, я не мог понять. Хотя, честно, очень пытался. Враг точно сейчас не строит коварные планы. Он еще тупо спит. Как все нормальные люди.

Оглянулся по сторонам. Мои товарищи быстро одевались. Это навело меня на мысль, что лучше бы поступить так же. Я вскочил и принялся повторять за ними. Как говорится, на ошибках учатся. Больше никакой импровизации. Смотрю на окружающих и делаю то же самое.

– Строимся! – Скомандовал сержант. – Форма одежды – физическая подготовка. Что это за форма одежды я не понимал вообще. Даже не так. Оказывается, этих форм несколько? Странно. Я вижу только одну. Рассуждать особо было некогда. Быстро оделся и выбежал в коридор для построения. Сержант осмотрел весь строй молча. Пока не подошел ко мне.

– Фамилия?

– Соколов, – ответил я очень бодро, хотя, сразу подумал, видимо, что-то не так, раз он заострил внимание.

– Почему одет ремень? Ты что, не знаешь как нужно строится с утра на зарядку? Какая была команда?

В этот момент я совершенно искренне засомневался в его адекватности. Откуда могу что-то знать, я второй день в армии. А если здраво рассудить, так вообще первый. Вчерашний можно не считать. Разве он этого не понимает?

– Команда была строиться. Форма одежды – Физическая подготовка.

– Правильно. – Вполне довольный моим ответом, но очевидно недовольный мной, кивнул сержант. – Я повторяю свой вопрос. Почему ты одел ремень?

– Не знаю, товарищ сержант. – Честно говоря, меня этот разговор слепого с глухим опять начал нервировать. Решил, он задает тупые вопросы, а я буду давать тупые ответы.

– Это не вариант, солдат. Слушаем все внимательно…

Сержант вывел меня из строя и поставил напротив товарищей. Просто гадство какое-то. Опять я в центре внимания и все взгляды сосредоточены на мне.

– Для тех кто не знает, объясняю один раз. По команде «рота, подъем!», солдат совершает откидку одеяла вперед, встает и начинает одеваться. Когда я даю команду строиться, «форма одежды – физическая подготовка», все должны быть в форме и головном уборе. Китель не заправляем, ремень не одеваем. В таком виде у нас каждое утро проходит утренняя зарядка. Всем ясно?

– Так точно! – Звонко, весело и с задором коллективно ответили все, кому был задан вопрос. Я, соответственно, тоже ответил. Сержант стоял рядом и мог расценить мое молчание, как равнодушие или безучастность.

– Не слышу…

– Так точно, товарищ сержант! – Тут же исправились самые сообразительные. А кто не очень сообразительные, просто поддакнули.

– Больше к этому вопросу не возвращаемся. До кого не будет доходить через голову, буду доносить через ноги. Встать в строй!

Последний приказ предназначался мне. Я встал. Послушно. Но при этом, понял одну вещь. А не пойти ли, на самом деле, всем к чертовой матери. В конце концов, я в БЭПе один из немногих, кто за все время ни разу ни на чем не погорел и не попался. Я, блин, ухитрялся эти годы крутиться, как уж на сковороде, проскакивая между жерновами мельницы правосудия. И что? Два года вот такой муштры? Состояние овоща, который боится вздохнуть не во время, не строем и не под песню? Да хрен там. Не знаю пока, как, но эта система меня не сломает. Я ее, конечно, тоже. На то она и система. А вот сделать так, чтоб она под меня совсем немного прогнулась, это смогу. Вот только придумаю способ.

Глава 6

То, что в моей голове появилась мало-мальски сформировавшаяся мысль, вдохновляло. По крайней мере, я хотя бы представляю направление, куда двигаться. Очень смутно, конечно, вижу сам путь, но паники больше нет.

Главное, что столь неожиданно на меня повлиял именно этот сержант со своим ремнем. Вернее, с моим ремнем. Отпустило почему-то в момент, когда он рассказывал о том, что нас ждёт в случае очередного тупняка. Неожиданно.

Но кроме того, родилась еще вот какая мысль. Помнится, в школе была у меня русичка. Женщина с крайне высоким уровнем интеллигентности и любви к литературе. А я, как раз, в состоянии пубертата, узнал, что женщин юмор возбуждает ничуть не меньше, чем шикарные физические данные кандидата на интим. Шикарных физических данных в то время не имелось, решил крыть другим козырем. Давит на юмор. Потому что интима, как бы, хотелось.

Так мне это показалось интересным, что я стал везде, всюду, в основном к месту, но чаще нет, блистать остроумием, которое, на самом деле, выглядело, как тупость малолетки. Русичке, я так думаю, стало меня жаль. Особенно на фоне того, что свои плоские шутки и идиотские розыгрыши смешными считал только я, у остальных они вызывали либо раздражение, либо недоумение. И она, учительница, посоветовала мне прочесть несколько стоящих книг, благодаря которым я, возможно, пойму, что такое настоящая юмор. Первыми были, естественно, «Двенадцать стульев», потом «Золотой телёнок». Ильф и Петров произвели на меня неизгладимое впечатление. Ну, а следом пришла очередь «Похождений бравого солдата Швейка». Если в двух словах, то книга было о некоем гражданине, в прошлом солдате 91-го пехотного полка, признанным медицинской комиссией идиотом. Звали его Швейк. Жил он тем, что торговал собаками, которым сочинял фальшивые родословные.

Начало уже заинтересовало. Особенно, если учесть, что, как гораздо позже показала жизнь, склонность к разного рода авантюрам сидела во мне от природы.

Особенность героя книги была в том, что он вел себя, как идиот. С абсолютно невинным видом говорил дурацкие вещи. Но при этом, в сумасшедшем доме его признавали здоровым, а в других местах – сумасшедшим.

И вот что я подумал, пока мы топали на физическую подготовку.

Швейк! Отличный пример для подражания в данном случае. Уже понятно, что в армии быть семи пядей во лбу не только ненужной, но и даже опасно. Чревато последствиями. Особенно, если учесть, что мне вообще все, что происходит вокруг – чуждо. Главный принцип здесь, в армии – круглое нести, квадратное катить. Это выражение я слышал давно и только сейчас, на своём примере, понял, что оно значит.

Но! Если вести себя, как не очень сообразительный человек, не пытаться кому-то что-то доказывать, то будешь выглядеть своим. Как говорится, не бойтесь идиотов, вокруг все наши.

Зачем мне это нужно?

Затем, что я не собираюсь два года жить в постоянном напряге. Становление личности интересует меня в последнюю очередь. Я уже установился, в моем жизненном восприятии ничего не изменится. Физические данные, которые хотелось бы улучшить… Так не хотелось бы. Вот в чем дело. Мне вообще глубоко начхать, что будет с Соколовым. Все равно не верю, будто здесь я на всю жизнь. Не может такого быть. Просто, наверное, моя душа… (не могу поверить, что я вообще об этом рассуждаю) попала каким-то чудом на несколько десятилетий с прошлое. Уж не понимаю, каким образом, но оно произошло. Может, это даже с научной точки зрения объясняется. Хрен его знает, должно быть объяснение. В конце концов, я не умник и никогда им не был.

В любом случае, ситуация должна измениться в обратную сторону. Не могу я остаться здесь до конца жизни и идти с Соколовым рука об руку. Как-то попал сюда, значит, как-то попаду и отсюда, в свою жизнь.

Просто надо переждать. Но переждать можно по-разному. Можно терпеть и мучаться, переступая через себя. А можно просто по уму повернуть ситуацию так, что в ней станет комфортно.

В армии ты себе не принадлежишь. Тобой командуют. Здесь нет мам и пап, которые помогут. Поэтому важный момент. Все зависит от того, как я себя поставлю.

Уже понятно, «дедовщина» есть. По сути, старослужащие могут все, что угодно, заставить делать.

И здесь проявляется принципиальный момент. Если человека начнут унижать, а он покажет при этом характер и даст отпор, то от него, скорее всего, отстанут. А другой, например, побоится выразить свое мнение и его будут шпынять. Он, как теленок, станет делать то, что ему говорят.

Соколов у меня, прямо скажем, далеко не боец, не спортсмен и явно не драчун. То есть, силой тут вопрос не решить. Даже при том, что у меня самого характер упертый. Чисто физически Стасик не оставил мне шансов на то, чтоб свои принципы отстоять. Жаловаться старшим, если что – вообще стрем. Я не приобрету авторитет, который мне нужен. Сделаю себе еще хуже. Мало того, доносчик и стукач всегда позорная тема, так еще после отбоя можно нарваться на воспитательный момент. Если знать, куда бить, синяки под формой не видно. То есть, по идее, выходит замкнутый круг. Натура у меня такая, что сам я не прогнусь. Но при этом тело досталось от глупого, пухлого пингвина. Пока я с этим телом хоть что-то сделаю, меня пришибут сто раз. Стукачом быть не хочу, да и не даст это ничего.

И вот Швейк вспомнился мне в этой ситуации неспроста. Я возьму его линию поведения за правильную. Это же, е-мое, военная часть. Неужто я не найду рычаги воздействия на вышестоящих. Или не придумаю, как стать для них необходимым человеком. Тем самым, значительно улучшив условия своей жизни. Даже те «деды». Человеку всегда что-то необходимо. Всегда. Иначе не бывает. А тут я. Этакий волшебник на вертолете. Который найдет пути решения.

В остальном же, для окружающих… Я просто сделаю вид, будто от рождения идиот. А с идиотов, как говорится, и спросу нет. Иначе, в любом другом случае, мне придется привыкать к здешнем обычаям. А я не хочу. Не хочу на полном серьёзе говорить, как эти сержанты, вести себя так же, а главное – думать, как они.

За своими размышлениям упустил момент, когда мы оказались на улице. В строю, это я уже понял, у каждого было свое место.

Оно оставалось неизменным. То есть, поставили тебя пятым в третьем ряду с краю, то там тебе и стоять. И не дай бог, ошибиться с расчетом. Исключение – если кто-то заболел или кого-то куда-то перевели.

Дураком в этом плане не был не только я. Все хорошо запомнили свои места и знали, куда нужно встать.

Построились в уже в привычную колонну по четыре человека.

Перед нами нарисовался сержант. Тот самый, который высказывал про мой ремень.

– Ровняйсь! – Заорал он во всю глотку. Так резко и неожиданно, что с деревьев, стоящих вдалеке, за пределами части, птиц, как хером сбрило. Они испуганно сорвались с места, подальше от всяких орущих психов.

– По этой команде голова солдата повернута налево, за исключением тех кто стоит в крайнем ряду! – Продолжил сержант. – Смирно! Голова с приподнятым подбородком направлена прямо перед собой. Грудь вперед. Руки по шву, пальцы согнуты в фалангу, пятки вместе, носки врозь, шевелиться нельзя.

После каждой команды, которую он произносил с пояснениями, мы выполняли его указания. До этого даже я допетрил. Явно нас не ради лекции собрали. Значит, все предельно просто. Он говорит, мы делаем.

– Вольно! После этой команды можно расслабиться. Но несильно. Чтоб не обоссались от радости. – Сержант усмехнулся своей шутке, а потом скомандовал. – На плац шагом марш!

Мы послушно потопали за ним. Плац находился в ста метрах от нашей казармы. Внешне, по крайней мере для меня, он напоминал большой прямоугольник с трибуной. Видимо, тут проходят какие-то серьезные мероприятия.

– На месте стой! Раз, два! Разомкнулись! Отошли друг от друга на расстояние вытянутой руки.

Мы начали расходится, не меняя последовательности строя. Просто отдалились от тех, кто стоял рядом.

– Так… сейчас мы проведем с вами разминку. Повторяем за мной. – Сержант был какой-то неугомонный и до тошноты бодрый.

Он начал демонстрировать нам различные упражнения, для разминки всех частей тела. Показывал два-три движения, а мы продолжали их повторять до момента пока не прозвучит команда: «закончили упражнение». Например, на протяжении пяти минут мы махали руками, потом делали растяжку для ног, разминал шею и так далее. В общем, ничего интересного. Мне это напомнило физкультуру в школе.

– Построится в колонну по четыре!

Мы сомкнулись обратно в строй.

– Бегом! Напоминаю, про команде «бегом» руки солдата сгибаются в локтях, туловище подается вперед. Все поняли? Марш!

И мы побежали за сержантом. Бежать нужно было строем, не разбредаться. Темп задавал сержант, а все должны были ему соответствовать. Как же тяжело мне это давалось. Сука… Соколов, скотина, не мог хоть как-то подготовиться к службе? Я выдохся буквально после пяти минут бега. Сзади нас резво трусил еще один сержант, который наблюдал, чтобы никто не отставал и все держали строй. Изредка покрикивал нам вслед.

– Держим строй! Не отстаем! Ускорились!

Честно говоря, я был недоволен не то, чтоб своими результатами в беге, а тем, что вообще куда-то бегу. Добровольно. И опять же, из головы не выходила мысль, Соколов ни хрена не спортсмен. Не все предрасположены к спорту и физической нагрузке. Можно же было как-то плавно к этому подойти. Ну, очевидно, сержанту на это похер.

Я и еще пара пацанов начали отставать. Не выдержали темп, задыхались.

В итоге, мы просто пристроились в хвост и, чувствуя себя распоследними лохами, начали переговариваться.

– Все…  Не могу…  Я сдох. – выплюнул пацан справа от меня чуть ли не со своими легкими.

– Да я тоже. Сил больше нет… – Даже не собрался строить из себя что-то. Куда там на хрен. Видно же, что сейчас упаду, как загнанная лошадь и умру.

Вот тут и выяснилось, для чего сзади бежал сержант, который замыкал строй. Чтобы подгонять таких, как мы. Подгонять в прямом смысле. Подталкивать руками, иногда ногами, и при этом говорить очевидные вещи.

– Что? Сдохли? Домой, наверное, уже хотите? К маме под сисю? Ускорились! Я сказал, бегом!

Эти слова и жесты не особо помогали, но деваться было некуда, приходилось бежать, что есть сил. Возникало четкое ощущение, если я упаду, он меня просто добьет. Не поднимет, не поможет, а добьет.

А мне каждый шаг был, как последний, казалось, я реально сейчас рухну на асфальт от изнеможения и бессилия.

С горем пополам мы добежали до спортивного городка, где находились турники, брусья, рукоходники. Короче, всякие мне непонятные железяки.

– Построились перед турниками! – Скомандовал сержант, который нас вел.

Я еще не успел отойти от пробежки. Какие мне, на хрен, турники? Подтягиваться, так подозреваю, Соколов не умеет.

– К снаряду! Уточняю. По команде к снаряду солдат подходит к турнику, сгибает колени, руки отводит назад, как бы готовится к прыжку. Всем ясно?

– Так точно, товарищ сержант! – ответили мы хором, а я подумал, твою мать, какая же лютая дичь это все.

– К снаряду!

Все подошли к турнику и выполнили движение, которое описал нам сержант. Мы запрыгнули на турник и начали подтягиваться. Я пытался, что-то изобразить в виде подтягивания, но у меня ничего не получалось. Стало интересно я один такой неприспособленный к физическим упражнениям. Но посмотрев по сторонам, понял, не один. Мои товарищи также кряхтели и пытались сделать что-то на перекладине, но ничего толкового у них не выходило.

– Кто не умеет подтягиваться, просто висит на турнике, на землю не спрыгиваем. Висим, что есть сил. – Разрешил нам сержант.

Тут я немного расслабился. Думаю, буду просто висеть. Но как оказалось, и висеть не так-то просто. Руки соскальзывали. Еще начался моросящий, противный дождь. Я спрыгнул на землю, а за мной и мои товарищи.

– Запрыгнули на турник. – Тут же рядом нарисовался сержант. Сука!

Вот умом я понимал, что он говорит, но все равно стоял и не прыгал. Сил не было вообще никаких. Ноги гудели и безумно болели.

– Я сказал, запрыгнули на турник, висим пока не разрешу спрыгнуть. – Сержант улыбнулся мне, как родному.

В этот момент я понял, что вот так, по-родственному, он меня и порешит, если не выполню команду. Думаю, ну, ладно. Ок. Повис обратно на турник. Это продлилось недолго. Где-то минуты три-четыре. И так несколько раз. Я спрыгивал от того, что руки уже не выдерживали, на меня орали, приходилось возвращаться на этот долбаный турник.

Когда закончился спортивный аттракцион, а я думал уже, конца ему никогда не будет, мы пошли в казарму.

Нам дали пятнадцать минут на утренний туалет. По дороге, со мной завязал разговор один из пацанов, с кем мы подыхали в конце пробежки.

– Интересно, они каждое утро так зарядку проводят?

– Думаю, да. – ответил я.

– Ты как вообще, после такого доброго утра?

– Да никак. – Я так устал, что не хотелось говорит ни с кем и ни о чем.

– Слушай, это еще ничего. У меня батя служил в автомобильной роте. На северах. Зимой в их части было два вида утренней зарядки. Первый вид упражнений – самый любимый. Они выстраивались на плацу, отправлялись на прогулку по территории части – вытаптывать снег. В темноте, среди огромных сугробов, с поднятыми воротниками шинелей и туго завязанными под подбородком «ушами» шапок. Второй вид зимней утренней зарядки был самым распространенным – уборка снега. За ночь снега выпадало по колено, не меньше. Грейдеры успевали к завтраку очистить только дорогу к столовой, поэтому вся остальная работа ложилась на их плечи…  Каждый получал в руки БСЛ – большую саперную лопату. По затрачиваемой энергии это была не просто утренняя, а еще и «дневная», и «вечерняя» зарядка. Правда, один раз у них проводились соревнования по настольному теннису. У бати сохранилась даже фотография в дембельском альбоме. Два года службы на Камчатке засчитывались офицерам за шесть, им – за два, но они зато вернулись на материк закаленными в службе «камчедалами». Тогда это звучало гордо. Ну, а у нас…  Не служба. Модно сказать, все даже неплохо. Так что нам не так уж сильно не повезло.

Я молча кивнул и улыбнулся пацану вымученной улыбкой. Не повезло? Ну, да, ну да…  В общем, надо что-то делать. Иначе просто сдохну в этом Чучково.

Глава 7

Настроение у меня поднялось. Даже не смотря на то, что физически я, мягко говоря, испытывал весьма хреновенькие ощущения. Эх, Соколов, Соколов…  Зачем же ты, гадина такая, пошел в военкомат? Тема, кстати, интересная. На самом деле. Почему пацан, у которого, по сути, была отсрочка, поперся служить? А спросить не у кого. Вот в чем засада. Надо как-нибудь, что ли, узнать про личные дела, типа того. Должны же они быть.