На живописных холмах Фриоли

Часть 1 Глава 1. История Дороти.

С Питером мы были с самого детства вместе. Наши дома были по соседству. Респектабельные дома в пригороде на юге Хэмпмшира, Англии. Я любила его столько, сколько я сама себя помню. Долговязый и неуклюжий, но с огромными голубыми глазами и мягкой улыбкой, он очаровывал всех вокруг. Даже отъявленные хулиганы выказывали ему своё уважение. Его и мои родители имели совместный проект, поэтому для укрепления бизнес – компании было принято решение о нашей с Питером помолвке. Чему я естественно была несказанно рада. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, в нашем доме, в окружении друзей и родителей, Питер официально сделал мне предложение. В тот день, 24 апреля 1913 года, что нехарактерно для Англии в этот период, был солнечный день. Наверное, также, как солнце, светилась от счастья я. У нас было с ним укромное место – старый заброшенный дом, в котором он первый раз меня поцеловал и сделал меня женщиной. Воспоминание о его руках, губах, которые ласкали моё тело, причиняло мне впоследствии огромную радость и одновременно невыносимую боль. Мы часто смотрели на голубое небо и мечтали о будущем, о наших детях, о большом уютном доме, в котором будет собираться наша дружная семья. Всё закончилось 28 июля 1914 года: началась Первая мировая война. Питер, как и все наши друзья, отправился на фронт. Начались страшные дни ожидания. Я молила бога, только об одном: чтобы он вернулся живым. Наверное, зря я это делала…Но все по порядку. Война уносила ребят по всей округе: что ни день, то кто-нибудь получал похоронку. Наш райский уголок превратился в место скорби и плача. Я получала его письма сначала раз в месяц, потом раз в полгода, а потом они и вовсе перестали приходить. В этот период я проводила больше времени с его родителями, так у меня складывалось ощущение, что так я к нему ближе. Я спала в его комнате, часто носила его рубашки, пользовалась его парфюмерной водой, даже зубы чистила его зубной щёткой. Френсис и Джордж относились ко мне как к дочери. Она часто говорила: «Бог мне не дал дочь, потому что знал, что скоро ты появишься в нашей жизни». Кстати, совместный бизнес наших родителей процветал. Кому война, а кому – мать родна. (to whom is war and to whom is mother dear) Инвестиции в нефтедобывающую отрасль, покупка акции промышленный компаний в Европе, контракты на добычу полезных ископаемых в ЮАР – все это приносило колоссальную прибыль нашим семьям. Вот и наступил 1918 год, год окончания этой ненавистной войны. Мы уже год не получали от Питера весточки. Но в душе таилась надежда, что в один из дней откроется дверь, и на пороге будет стоять мой самый родной в жизни человек. Так и произошло, только на пороге оказался мальчик – курьер с письмом мне. В этом письме Питер просил встретиться со мной в нашем заброшенном доме и не говорить никому о его появлении. Я помню ощущение головокружения от мысли, что он живой. И мой мозг не давал мне возможность анализировать, что подвигло его прятаться и не идти в родительский дом. «Все это неважно, главное – живой», – проносилось в моей голове. Мои руки дрожали, я пыталась собрать свои волосы в пучок и спрятать поседевшие пряди. «Он не должен видеть мои страдания, он должен видеть меня счастливой», – думала в тот момент я. Питер стоял спиной к окну. Повернувшись ко мне, я увидела красивого мужчину с бородой, с мелкими морщинками у глаз и, как обычно, с мягкой улыбкой на лице. Что тут скажешь? Война в плане внешности пошла ему только на пользу. Передо мной был уже не юноша, а взрослый мужчина.

– Здравствуй, Дороти! – сказал он.

– Здравствуй, солнце! – я обняла его. Закрыв глаза, я пыталась губами прикоснуться к его. Но сильные руки моего Питера отодвинули меня. Через небольшое оконце пробивался вечерний свет, веяло вечерней летней прохладой.

– Нам надо поговорить! – сказал он.

– Да, конечно, милый!

– Я виноват перед тобой. Выслушай меня, пожалуйста, я знаю, ты меня поймёшь. Нас троих – Роберта, меня и Джона – отправили на Западный фронт. Перед этим нас обучили сапёрному делу. Проклятые немцы минировали все на своём пути, когда вынуждены были оставлять свои позиции. Роберту повезло меньше всего, он подорвался на мине в первом же бою. Нас отправили на обезвреживание полей в Италию. На живописных холмах Фриоли погибли сотни человек. Знаешь, я помню его открытые от ужаса глаза и распоротый живот из которого медленно вытекали кишки. А у него ведь даже ни разу девушки не было. Ну ты поняла, о чем я, – он грустно улыбнулся. Знаешь, война меняет все твоё представление о жизни. Все, что было не важно в мирное время, стало цениться именно на войне, ненужное стало уходить. Я чувствовала его внутреннюю боль. И единственно, что хотелось мне, это обнять и взять на себя часть страданий, которые ему пришлось пережить.

– Я понимаю. Нет, я вру. Я ничего не понимаю, но мы вместе, мы сможем пережить, мы сможем снова мечтать, милый! – я попыталась его обнять, но он снова отстранил меня.

– Дослушай, пожалуйста. Я перейду к самому главному. Меня ранило, осколок мины прилетел мне в ногу, – он снова улыбнулся. – Меня отправили в военный госпиталь Сан-Джорджио-ди-Ногаро. Там я встретил её. Она выходила меня. У нас будет ребёнок. Ты должна меня понять. Я должен жениться на ней. Но как объяснить все родителям, я не знаю…

Слушая его, я медленно снимала помолвочное кольцо с пальца.

– Где она сейчас? – спросила я.

– Недалеко. В отеле «Нью-Хэмпшир». Её зовут Сара. Я много ей рассказывал про тебя. Я даже допускаю мысль, что вы сможете стать подругами.

– Иди домой! Тебе надо отдохнуть. Не говори ничего пока родителям. Мы подумаем, как сообщить им твои новости.

Он облегчённо вздохнул, чувствовалась, что он был счастлив переложить эту ношу на меня.

Я стояла около двери комнаты отеля. Сердце бешено колотилось. Мне хотелось одного – выцарапать ей глаза. Как же я её ненавидела, мне даже в голову не приходило, что ненавидеть за предательство мне надо было, в первую очередь ни её, а его. Мне открыла дверь блондинка, миловидной внешности – такие нравятся мужчинам. Пухлые губы, вьющиеся волосы, пышная грудь. Она гладила свой округлившийся живот.

– Здравствуй! – она обняла меня. Я тебя сразу узнала, ты Дороти. Питер так много о тебе рассказывал, я именно так себе тебя представляла.

– Давай сразу к делу, – моё сердце выпрыгивало из груди. – Питер не может быть с тобой по многим причинам: от него отвернутся все родные, тебя никогда не смогут принять в респектабельном обществе. И, есть ещё одно: он и его семья потеряют все, – я протянула ей бумаги. – Это договор, заключенный нашими родителями при нашей помолвке, в котором присутствует пункт, что если одна из сторон решит расторгнуть помолку, либо брак, то бизнес автоматически переходит к пострадавшей стороне, которой, в данном случае, являюсь я. Ты выйдешь замуж не за богатого графа Питера Сассекса, а за нищего, у которого и останется только его титул. Если ты его любишь, ты должна его оставить. Он потеряет все из-за тебя! – мой голос сорвался на крик.

– Да, но что же мне делать?! – её глаза наполнились слезами.

Я протянула ей чек, на котором была написана сумма с четырьмя нулями. Я думаю, это неплохие отступные.

– А как же дитя? – спросила она, подняв на меня свои оленьи глаза.

– Я все устроила. С твоим ребёнком все будет в порядке. Я уже нашла частную клинику, где ты сможешь благополучно родить. Только, есть одно но: ты получишь эту сумму и подпишешь договор, что никогда не появишься в нашей с Питером жизни. Тебе нужно время подумать? – спросила я.

Она крутила чек в руках. Потом взяла ручку и нарисовала ещё один ноль. Я посмотрела на неё.

– Хорошо! – согласилась я. – Когда я смогу получить наличные деньги с этого чека? – спросила она.

– Как только будут соблюдены все условия. Я все устрою.

В голове мысль: «Всё получилось, всё».

Питер спал, как ребёнок. Фрэнсис не отходила от него ни на минуту.

– Как долго он спит? – спросила я. – Уже два дня, открывает глаза, и снова проваливается в сон, – ответила Фрэнсис.

– Хорошо. Пусть спит, – я погладила его голову, поцеловала его в небритую щеку.

Он очнулся на третий день. Все эти три дня, я спала в его комнате. Он часто вздрагивал, его лоб покрывался испариной. Протирая его холодным полотенцем, я думала о его реакции, когда он узнает об исчезновении Сары. «Кто она? Кто её родители? Откуда она родом? И самое главное, что делать с дитём? Почему она так быстро согласилась взять деньги?» Эти мысли не давали покоя. Когда он оказался в отеле, Сары уже там не было. Только записка, о которой мы условились с ней за ранее: «Не ищи меня. Так будет лучше для всех нас. Сара».

Она родила девочку. Младенец находился в доме малютки. На днях её должны были отдать в хорошую семью, я лично проверяла данные усыновителей. Эта девочка, с огромными зелеными глазами, так была похожа на Питера. И я сломалась, рассказав Питеру, упустив некоторые детали, о его дочери.

Мы поженились в сентябре. Эта была семейная свадьба, без лишней шумихи. Девочку мы назвали Розмарин. Потекли дни семейной жизни. Питер возглавил фамильный бизнес. Все, что он люто ненавидел в молодости, он спроектировал в свою жизнь. Он мечтал заниматься археологическими поисками, живописью, стать писателем, объездить вдоль и поперек весь мир. По итогу, мы редко выбирались из родной Англии, любимыми книгами стали бухгалтерские отчёты. Он стал немногословным, часто замыкался в себе. Единственный человек, который мог достучаться до его сердца, стала Розмарин. Ей позволялось все, вбегать к нему в кабинет, целовать его шершавую щеку, разбрасывать его вещи. Прожив пять лет, я осознала одну горькую истину: Питер никогда меня не любил. Ни когда мы были подростками, ни сейчас, будучи в браке. Мы спали в разных комнатах, он редко навещал меня, и я прекрасно понимала, что это, скорее, потому что должно, а не потому, что хочется. Смотря на себя в зеркало, я видела женщину тридцати пяти лет, худощавую, с печальными глазами и с угасающей энергией жизни. Розмарин стала отдушиной для нас двоих. Вся моя нерастраченная любовь к Питеру, перешла к его дочери. Живая, подвижная, смышлёная, с огромными зелеными глазами, белокурыми вьющимися волосами, любимица всех вокруг. Когда она уезжала в школу – пансион на учебу, дом без неё превращался в огромную, пугающую своей пустотой, усыпальницу. Иногда Сара приходила ко мне во снах, я просыпалась от этих ночных кошмаров, и радовалась, что это просто сон.

Розмарин исполнилось шестнадцать лет. Расчёсывая ей волосы, я рассказывала ей в этот день о нашем детстве с Питером, немного, конечно же, приукрашивая. Она любила слушать эти истории. Поднимая свои оленье глаза, она часто спрашивала:

– А я смогу встретить такую же большую любовь, как Вы с daddy, и пронести её через всю свою жизнь?

– Ну, конечно же встретишь. Твой принц обязательно появится, и сделает тебя самой счастливой принцессой, – целуя её, говорила я.

Служанка Пети помогла мне в этот день украсить дом, на столе стояли угощения, комната заполнялась гостями. В дверь позвонили. На пороге – мальчик- курьер, с запиской, ровно как шестнадцать лет назад: «Жду тебя в заброшенном доме в 19:00. Сара».

Я знала, этот день придёт. Знала. Кошмар становился явью. Она стояла у окна также, как когда-то Питер. Худощавая блондинка, одетая в строгий чёрный костюм – олицетворение успешной молодой женщины.

– Ну здравствуй! – сказала она.

– Ближе к делу. Что тебе нужно?

– Моя дочь.

– Это не твоя дочь, ты оставила её шестнадцать лет назад. Ты подписала договор – не приближаться к нашей семье. Ты помнишь? Напомнить тебе сумму неустойки?

– Я все помню. И тебя тоже. Сумма, как ты сказала, неустойки собрана – она протянула чек, на котором была ровно та же сумма, которую когда-то дала ей я.

– Интересно, Питер знает, что ты сделала?! Почему ты решила, забрать её к себе, ты же не хотела…

– Не твоё дело? Что тебе нужно?

– Мне нужна моя дочь! Ты сама ей расскажешь, или это сделаю я?

Второй раз она пришла, чтобы разрушить мою жизнь. Сначала хотела забрать Питера, теперь – Розмарин.

– Где ты нашла деньги? – спросила её я.

– Ты хочешь знать мою историю? Тебе ведь очень интересно, ведь правда! – она подошла ко мне, навеяло дорогими духами. – Хорошо. Я расскажу.

Глава 2. История Сары

Я обычная еврейская девчонка. Проклятая война уничтожила всю нашу еврейскую общину, поэтому я, пройдя курсы сестринского дела, решила сделать все, что можно в моих силах, чтобы помочь фронту. Кстати, если ты так любила Питера и свою страну, что-то тебя я на передовой не наблюдала, – она ухмыльнулась. – Наш госпиталь находился непосредственно около театра боевых действий. Там я встретила его. Господи, как же он был красив. А его руки? Какие красивые были его руки. Я знала, что он был помолвлен, знала, что я не пара ему, но, когда на твоих глазах уходят на тот свет совсем ещё мальчишки, это последнее, о чем ты думаешь. Но тебя же не это интересует. Получив чек, я уехала в Нью-Йорк. Начала гулять, пить, один кабак менялся на другой. Что остановило меня от петли, возможно, спросишь ты? Не поверишь, но это ты.

Когда в кармане осталась последняя стодолларовая купюра, мне попалась заметка – набирали старлеток в небольшое кабаре. Меня без проблем взяли в труппу. По вечерам танцуя, днём я посещала актёрские курсы.

Он был большой, курил сигару, от него пахло виски и потом. Он ложился на меня, пыхтел, через пять минут, отворачивался и храпел. Но он был мне нужен, поэтому я массировала его уродливые толстые ступни, ублажала его, выполняя любую его прихоть. Он знал многих в актёрской среде. Придя на кинопробы на роль второго плана в фильме «Золотые прииски», я была утверждена на роль. Фильм был пустышкой, но меня заметил продюсер, искавший медсестру на роль в фильме о Первой мировой войне. Ничего не напоминает тебе? Играть саму себя оказалось проще простого, – слишком уж сильно сюжет этого фильма перекликался с моей судьбой. Фильм был встречен с восторгом у публики, а я получила признание критиков и общественности. Так начался мой путь к славе. Потом были большие и малые роли. Мой гонорар рос, а с ним и желание вернуть то, что ты забрала у меня.

Повернувшись спиной ко мне, и смотря куда-то вдаль в распахнутое окно, она продолжила:

– Я ведь ждала его тогда, я думала он придёт, он должен был прийти, он должен был, – повторила Сара. – Я хотела показать ему чек и рассказать о предложенной тобой сделке. Рассказать, что за твоей миловидной внешностью скрывается монстр. Но день сменялся ночью, а его все не было. Все не было. Ты приходила часто ко мне по ночам, держа кулёк с плачущим внутри ребёнком. Я протягивала руки, и все исчезало.

Я наняла детектива. Это было так непросто – следить за вашей семьёй. Это стоило мне много денег, Дороти. Раскладывая фотографии вашей семейной жизни, я мечтала стать тобой. Вот ты провожаешь мою дочь в школу; ты целуешь моего Питера в щеку, собирающегося уходить на работу; ухаживаешь за цветами в саду. Я представляла себе, как вы занимаетесь любовью…

Она обернулась ко мне, её взгляд пронизывала ненависть,

– Ты превратилась в мою навязчивую идею. Желание отомстить и разрушить твою жизнь стало целью моей жизни. Я знаю все о тебе: во сколько ты просыпаешься, что ты ешь на завтрак, какую музыку ты любишь. Я могла прийти к тебе раньше, но моя дочь должна гордиться своей матерью, поэтому я ждала, я так долго ждала, – сказала она уставшим голосом. – Я имею дом в Лос-Анжелесе, для Розмарин приготовлена комната, все в розовом цвете, все как она любит. Сегодня ей шестнадцать, дальше ждать не имеет смысла. В мире творится, что-то неладное. В Германии пришли к власти национал – социалисты. В воздухе пахнет войной. Я чувствую её собственной кожей. Тебе этого не понять, ты живёшь в закрытом от людей мире, в созданной тобой скорлупе. Сейчас самое лучшее и безопасное место сейчас – это Америка. Я заберу дочь сегодня же, – она схватила меня за руку. – Никто, слышишь, никто не сможет у меня её больше забрать.

Вдруг мы услышали щелчок от зажигалки.

– Значит, вот, что произошло тогда, Дороти! – в тёмном углу стоял Питер. Тусклый свет от зажигалки освещал его лицо. Он был красив, впрочем, как всегда.

– А что произошло? Что я спасла твоё имя от позора? Или ты реально думал, что сможешь жениться на этой жидовке? Что сохранила для тебя бизнес? Что ждала тебя, все эти проклятые четыре года? Когда ты кувыркался с ней, ты подзабыл, что надел мне кольцо на палец? – я смотрела в его глаза. Вся боль, все моё истерзанное сердце от неразделенной любви к нему выливалось наружу.

– Ты никогда не думала о том, что любишь свои страдания, больше, чем меня? – спросил он меня. Он повернулся к Саре.

– Значит, ждала, говоришь. Сколько дней? Один, два, три? Ненадолго же тебя хватило. Ты сказала тут, что завидуешь ей. Поверь мне, нечему. Вся наша семья – это один сплошной обман. Видимость. Фикция. Я живу с ней, только из-за Розмарин. Ни чувств, ни эмоций я не испытываю уже давно ни к ней, ни к этой жизни. Если бы не Розмарин, петлю давно на шею себе повесил бы я. Мне вообще кажется, что я умер тогда, в Италии. Тело моё живое, а душа осталась там, на живописных холмах Фриоли, – он продолжал.

Глава 3. История Питера

Нас, молодых не обученных юнцов, отправили в самое пекло войны. Разминировать приходилось все: от городов, поселений, дорог, рек. Я любил свою маленькую саперную лопатку, ещё у меня были кирка и топор. Мы часто рыли землянки, «лисьи норы», окопы, которые мы опутывали колючей проволокой. Это было время, когда каждая ямка превращалась в окоп, каждый бугорок – в укрепление, а лопата по важности равнялась винтовке. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, как на войне. Обоняние, слух, зрение – все чувства напряжены до предела. Я был, как зверь, который чувствует надвигающуюся опасность. Наверное, я и стал им. Собираясь вечерами с ребятами около костра, смотря на трескавшиеся поленья, я чувствовал эту жизнь всеми фибрами души. Самое ужасное и самое счастливое время в моей жизни. Первым ушёл из нас троих Роберт. Ты ведь никогда не ладила с ним, Дороти, – он обратился ко мне. – Он был славный малый. Близкий друг и верный товарищ, деливший со мной все тяготы военной жизни. Немного неуклюжий, в смешных очках, до одури любивший философа Карла Гюстава Юнга. «У меня есть робкая надежда, что смысл возобладает и победит», – часто говорил он. Я же думаю, в этой никчёмной жизни вообще нет никакого смысла. Потом ушёл Джон. Он был старше нас, опытнее. Я бы сказал, циничнее.

– Мы просто пушечное мясо, ну ладно я, обычный парень, с матерью- одиночкой, но как вы с вашей родословной оказались в этом проклятом месте, – он часто недоумевал, подшучивал над нами. Но мы были не в обиде, слишком уж часто он прикрывал наши шкуры с Робертом в момент опасности. Немцы начали применять ядовитые газы.

Однажды серо-зеленый туман накрыл и наши опорные пункты. К газовой атаке мы оказались совершенно не готовы. Джон корчился от боли, его рвало, из глаз маленькими струйками вытекала кровь. Я выжил, видимо, мой иммунитет оказался сильнее. Так я оказался в госпитале, пришлось соврать тебе о ноге, так было проще. А дальше Вы обе знаете…Три абсолютно несчастных человека: одна страдала от неразделенной любви, вторая – из-за отказа от дочери, а третий – эмоционально сгорел на войне. Сейчас, находящиеся вместе, в заброшенном доме, и не видящие дальнейшего смысла в собственных жизнях. Но их объединяло одно чувство – любовь к Розмарин.

Справка: Немецкие химические компании BASF, «Хехст» и «Байер разработали хлор, который был использован немецкими военными на полях Первой Мировой.

Часть 2. Глава 1. Пети Гальперн.

– Моя жизнь – это сплошной обман. Все ложь! Все! Ненавижу всех! – Розмарин вытирала слезы с лица рукавом платья. Задыхаясь и смотря на икону, она продолжала: – Какая я дура! Какая же я дура! Как же я могла им верить? Я же боготворила их. Мама… самая добрая, самая порядочная оказалась жестокой, эгоистичной особой, которая обманом, подделав документы, завладела отцом и мной. И она даже не мать мне вовсе! Все ее истории про любовь с daddy – все ложь, все обман, – судорожные всхлипы сотрясали ее молодое красивое тело. – Отец – изменщик и лгун! Как он мог, будучи помолвленным, завести роман на стороне? Как?! Моя биологическая мать продала меня, – рыдание взахлеб превратилось в истерику.

Обессиленная, испытывая сильное нервное истощение, она лихорадочно запихивала вещи в саквояж. Открыла шкатулку с драгоценностями, разбила копилку, в которой она хранила валюту разных стран, привозимых ее отцом из-за рубежа. Все содержимое высыпала в сумку, которую выкинула в сад. Осталось дело за малым: украсть документы служанки, которые та хранила в трюмо, а ключ прятала за половиком в комнате.

Посмотрев на икону и перекрестившись, она открыла окно и выпрыгнула. Сильный ветер разгонял волны. Проливной дождь пронизывал всю одежду до нитки. Сняв платье, она зашла в холодную воду реки. Розмарин, плавающая как рыба в воде, легко выплыла на другом берегу, забрала припрятанные за скалой вещи и, добравшись до ближайшей железнодорожной станции «Эрлесфорд», без труда купила билет до Лондона.

Сидя в поезде, она радовалась, что смогла удачно организовать свой побег. Леди Розмарин Сассекс превратилась в Пети Гальперн, восемнадцатилетнюю еврейку, которая ехала на встречу со своими родственниками, проживающими в Италии. Она ехала посмотреть живописные холмы Фриоли.

В Лондоне на железнодорожной станции «Виктория» была огромная толкучка. Разные запахи – от еды до вспотевших тел – смешивались с друг другом, создавая невыносимую духоту в помещении. Встав в очередь и пытаясь предотвратить рвотные позывы, она спросила мужчину, стоящего впереди и вытирающего платком сбегающий по лицу пот:

– Что случилось?

– В интересное время живем. Говорят, война будет скоро. Сами виноваты, не надо было навязывать Германии позорный Версальский договор, – ответил он.

– Что за Версальский договор? Не понимаю, о чем вы.

Он осмотрел ее пристальным взглядом с ног до головы. Худенькая, тоненькая, совсем молоденькая девчушка в элегантном, но в тоже время простом платье смотрела на него пугливыми оленьими глазами из чего собеседник сделал вывод, что леди здесь явно не место.

– А ты откуда, мадемуазель? – смягчившись, он продолжал на ломаном английском, – Германия проиграла, а страны Антанты решили раздеть ее догола. Мало того, что отобрали территории, лишили армии, так еще и репарации огромные заставили выплачивать. Вот поэтому нацисты и пришли к власти. У меня родственники там, говорят, еврейские погромы вовсю идут. Я смотрю, ты одета дорого. И вообще не из нашего люда. Поосторожней будь. Сережки с ушей лучше сними – народ сейчас злой. Я-то сам неместный, русский я, меня барин с собой взял, когда революция в России началась. Я обратно хочу вернуться в матушку-Россию. Только боязно, за шпиона примут, раз я столько лет за границей проживаю. Мне барин-то все новости рассказывает. Держись-ка ты, красавица, лучше за мной.

Справка: С 1935 года важным аспектом в Советском союзе становится защита родины от внешних врагов и происков капиталистических разведчиков. В стране разворачивается настоящая шпиономания.

Получив неожиданную поддержку, Пети почувствовала себя лучше, тошнота стала проходить.

Сидя в купе поезда и поправляя платье, она подумала: «Какой же славный мужик этот русский, и имя у него на ее похоже – Пётр».

Добравшись до Дувра, ей предстояло на пароме пересечь Ла-Манш, затем на составе Fleche d'Or оказаться в столице Франции, затем сесть на паровоз, следующий до Рима. За окном мелькали деревья, стук рельсов укачивал. Крепко прижимая саквояж, она провалилась в сон. В купе вошел полицейский. Она проснулась от резкого толчка в бок.

– Проверка документов! Ваши документы, синьорина? – довольно грубо спросил он.

Пети протянула паспорт.

«Вылитый Муссолини, – подумала она про себя . – Маленькая голова на глиняный ногах и такой же смешной выпирающий вперед подбородок».

– Пети Гальперн, говоришь? – буркнул он своей крепкой челюстью.

Схватив за руку, он потащил её в соседний вагон и с силой втолкнул внутрь. В накуренном купе двое карабинеров играли в карты и рассказывали друг другу довольно пошлые анекдоты:

«Карабинеры моют руки до или после пи-пи. Не то и не другое. Они их моют во время пи-пи». Оба громко заржали в голос.

«Офицеры, поняла Пети, мельком взглянув на серо-зеленые кители, украшенные погонами».

– Кто? Откуда? – не поднимаясь со своего места, спросил военный.

– Пети Гальперн из Хэмпшира.

– С какой целью в Италию едешь? И язык откуда знаешь?

– У меня отец итальянец. А мать – еврейка. К родственникам еду.

– Черт поймешь этих евреев. Ты где-нибудь такое видел, чтобы национальность по матери передавалась, – перелистывая паспорт бурчал полицейский. – Надо бы вещички ее проверить, у жидов денег немерено, – выкидывая все из сумки Пети он продолжал: – Тьфу, одно барахло бабское. Ну делать-то, что с ней будем?

– Не договаривает она что-то. Ты на барахло не смотри, ты на ее дорожную сумку взгляни, на обувь. Дорогой саквояжик-то и инициалы на нем выгравированы. Ты ее на ближайшей станции выкини. Некогда сейчас. Сам знаешь, война скоро, – не отрываясь от игры в карты, сказал другой.

Собирая вещи в сумку, Пети радовалась, что послушалась совета русского и в туалете деньги и драгоценности припрятала в корсет платья.

Выйдя на ближайшей станции, ее охватила паника: «Что я делаю? Куда я еду? Нет у меня никого сроду в Италии. Домой хочу – к отцу, к маме». Слезы предательски начали поступать к горлу.

– С вами все в порядке, синьора? – к ней обратился мальчишка-посыльный.

– Да, все хорошо? Где я?

– Как где? – удивленно спросил он. – В Италии, в Дезенцано-дель-Гарда.

Пети сталкивалась с упоминаем этого города в светской хронике. Расположенный в предгорьях Альпийских гор, небольшой живописный городок был любимым местом отдыха представителей высшего света.

– А Фриоли далеко?

– Ну как сказать? – он почесал затылок. – Да не так чтоб уж очень.

– Ты не знаешь, комнату никто не сдает?

– Знаю. У меня у тетки отель, недалеко от озера. Только с евреев денег больше берут и заселять особо не хотят. Боятся, что полиция нагрянет.

– Показывай! Там разберемся!

Владелица отеля оказалась милой женщиной. Чуть полноватая, улыбчивая, с кучерявыми волосами она производила впечатление радушной хозяйки. Взглянув на документы, итальянка покачала головой.

– Ты документы припрячь и особо никому не показывай, – посоветовала она. Взяв деньги, она протянула ключ. Отель был небольшой, уютный. Два этажа. Хозяева жили в одной стороне дома, а другую половину сдавали в аренду. Зайдя в комнату на втором этаже, Пети прилегла на кровать, от голода кружилась голова. Взяв себя в руки, она сходила в душ и привела себя в порядок.

– Где у вас можно перекусить? – спускаясь по лестнице, спросила она хозяйку, подметающую пол в большой кухне – гостиной.

– Тут недалеко. Пойдёшь вверх по улице, дойдешь до старого порта, с правой стороны увидишь заведение со светящейся вывеской «Colomba», не заблудишься. Скажи, что тебя Бьянка отправила. Пицца там пальчики оближешь! È buonissimo!

Сидя на открытой веранде, она сделала заказ, и стала рассматривать молодую пару, которая танцевала под звуки струн итальянской гитары.

– Buona sera, синьорина! – к ней обратился молодой человек, довольно привлекательной наружности, одетый в белоснежный костюм с иголочки и источающий приятный аромат дорогого парфюма.

– Могу я угостить вас вином? Вы ведь не из этих мест? Раньше я вас здесь не видел, – не дожидаясь ответа он продолжил: – Вы должны обязательно попробовать итальянское вино. Итальянские вина самые лучшие в мире! Если кто-нибудь будет вас убеждать в обратном, плюньте ему в лицо. Чем же вас угостить? Ну конечно же Кьянти. Хотя я знаю, что у владельца есть несколько бутылок изумительного белого, я ему привез на днях с Фриоли.

– Фриоли… Вы были там? Наверное, мне вас сам Бог послал. Садитесь, пожалуйста. Присаживайтесь, я вас прошу.

Итальянец, опешив, что у него так быстро получилось завладеть вниманием столь красивой девушки, развязно сел на стул.

– Меня зовут Марио! А как зовут прекрасную леди? – целуя ее руку, спросил он.

– Пети. Просто Пети!

– Какое удивительно красивое имя – нежное, как фиалка.

Она не сразу поняла, когда итальянец успел сделать заказ, но уже через минуту подошедший официант, держа бутылку в правой руке, ближе к донышку, разливал вино по бокалам, затем по просьбе ее ухажера, поставил её в стальное ведерко со льдом.

Вращая вино в бокале, вдыхая его аромат, молодой человек развил свои ухаживания:

– Никогда не торопитесь пить вино, Пети. Дайте ему возможность подышать. Только так оно сможет раскрыть свой великолепный букет. Ни в коем случае не держите бокал за бока, так вы его нагреете и сделаете теплым и невкусным. То, что мы сейчас пробуем является авторским ассомбляжем «Franciacorta» моего дяди Энрике. Попробуйте! Чувствуете нотки зеленых яблок и абрикосов, а посмотрите какой чистый янтарный цвет. Надо полагать, что его вина лучшие – если его старый виноградник находится в пятидесяти километрах от Альп и в двадцати километрах от моря. Горы дают свежесть, а море фруктовость.

Пети нервно положила свою ладонь на его.

– Рассказывайте, друг Марио, рассказывайте!

– С одной стороны, Фриоли – величественные Альпы, а с другой – солнечное Адриатическое море. Пейте вино, Пети! Этот мир меняется так быстро, что нужно успевать наслаждаться жизнью. Mama Mia Bella Bella! – надеясь на положительный исход адюльтера молодой итальянец не скупился на комплименты.

Вино обволакивало, изумительный вид на синее и глубокое озеро Гарда завораживал ее своей красотой. Чувствуя головокружение, она решила отойти в дамскую комнату, которая находилась на цокольном этаже. Открывая тяжелую деревянную дверь, Пети столкнулась с высоким статным мужчиной.

«Миледи, вам плохо?» – эхом отразилось в ее голове.

«Какой обворожительный голос», – подумала она и потеряла сознание.

Пети очнулась в просторной комнате, из открытого окна веяло вечерней осенней прохладой. Сдерживая рвотные позывы, она вскочила с кровати и рванула в туалетную комнату.

– Не умеете пить, не надо было начинать, – незнакомец, одетый в черный деловой костюм со строгими брюками и темным жилетом сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и читал газету.

Встав, он направился к ней и дал ей платок. Высокий, хорошо сложенный блондин спортивного телосложения, в котором чувствовалась гвардейская выправка. Он был не похож на всех остальных мужчин, которых когда-либо встречала Пети.

– Кто вы? Где я?

– Позвольте представиться: Дмитрий Павлович. Вы находитесь в моих апартаментах в отеле «Ритц». С кем я имею дело?

– Леди Розмарин Са… – она осеклась. – Пети Гальперн.

– Похоже, девушка что-то скрывает, но меня это мало интересует. Если вам лучше, попрошу вас убраться из моего номера, – высокомерным тоном ответил он. – Я и так сделал больше того, что должен был.

– Вы не джентльмен! – Пети выскочила из шикарных апартаментов. Добравшись до своей комнаты, она рухнула на кровать. Ей давно так не было стыдно. «Боже, что я творю… Надо возвращаться домой. Это какое-то безумие».

В дверь постучали.

– Синьорина, вас внизу ждет один господин. Что ему передать? – спросила горничная.

– Сейчас спущусь. Пусть ждет.

Приняв душ, чувствуя, что жизнь возвращается к ней, она надела черное шелковое платье, струящееся вдоль ее тела, которое мягко подчеркнуло красивые изгибы ее фигуры, собрала волосы в пучок, надушилась вкусными духами и спустилась вниз.

– Чао, Bella! Куда же вы пропали! Я чуть с ума не сошел! – внизу ее ждал Марио.

– Как вы меня нашли?

– Найти самую очаровательную девушку этого города не составило труда, – итальянец, целуя ее руку, одновременно осмотрел ее оценочным взглядом. – Вы чудесно выглядите! Французский шик вам к лицу. А я вынужден одеваться как голодранец – из-за того, что Муссолини решил учредить национальный модный надзор. Сейчас с трудом сыщешь хорошую французскую ткань. Все боятся! Только итальянские! Агенты беспардонно врываются в мастерские и ателье переворачивают все вверх дном. Все должно соответствовать национальному духу Италии. Думаете, они имеют представление, как этот дух должен выглядеть?

– Марио, вы чудесно выглядите!

– Правда? – он, как ребенок, покраснел. – По секрету: мой дядя Серджио владелец ткацкой фабрики. Это его творение. На мне костюм из чисто английской шерсти.

Он, явно красуясь: засунул руки в карманы брюк и довольно вальяжно стоял, облокатившись о стену.

– Вам не кажется, что у вас много родственников?

– Bella, в Италии семья превыше всего! У нас очень тесные связи!

Пети поняла, что перед ней типичный самовлюблённый нарцисс, для которого очень важны внешние атрибуты, дорогая одежда и статусные аксессуары. Ей же нравилось, что он не задавал лишних вопросов: никто она, ни откуда.

– Я заказал столик в самом лучшем ресторане города. Только там готовят ризотто по старинным рецептам. Представь себе прекрасное, поджаренное со все сторон на оливковом масле нежное мясо рыбы линь, которое подают с мягким сливочным ризотто со свекольной зеленью и пикантнейшим солоноватым, с легким ореховым оттенком сыром грана. А какой там цыпленок табака. Он причмокнул.

Место для гурманов, как окрестила его про себя Пети, было расположено на главной площади Пьяцца Маттеотти, в старинном историческом здании с огромнейшей открытой террасой, на которой мужчины в военной форме танцевали с очаровательными дамами под звуки небольшого духового оркестра. Женский смех перемешивался с запахом духов, создавая невероятную атмосферу праздника.

Метрдотель проводил их до столика, который находился в другом конце зала, и где звучала более спокойная фортепианная музыка.

– Много военных, не правда ли?

– Муссолини затеял войну с Эфиопией. Хочет возродить Римскую империю. Последние дни перед отправкой на фронт.

– Ну, а вы почему не с ними?

– Ну что же вы, Bella?! Какой из меня вояка? Вина, вина, камареро! – прервал ее и подозвал он официанта.

– Эти варвары провоцируют нас на войну своей агрессивной политикой! Дуче много раз обращался за помощью в Лигу наций.

Предупреждал, что те занимаются работорговлей. Никому нет дела! Только мы, итальянцы, способны установить порядок в Африке!

– Господа, вынуждены вас огорчить! Пианист неважно себя чувствует, – произнес ведущий со сцены.

– Я могу сыграть, – сказала громко Пети, удивляясь свой храбрости, ведь, она никогда не выступала прежде перед большой публикой.

Марио одобрительно захлопал, а за ним и все посетители.

Пробегая пальцами по клавиатуре рояля, она резко почувствовала тоску по дому. Белые и черные клавиши, убегая из-под тонких пальцев Пети, перенесли ее на просторы Хэмпшира. Она смогла передать свои эмоции публике, зал замер, затем послышались первые возгласы « Bravа» и восторженные аплодисменты. Переведя дух, она вернулась к столику, взяла бокал за тонкую ножку и сделала большой глоток вина.

– Вы играете лучше, чем пьете, мисс! Можно вас пригласить на танец?

Перед ней стоял ее утренний знакомый.

– Я не танцую, – ответила она.

– Ну что вы. Конечно, она танцует

Марио довольно бестактно пихнул ее под столом ногой.

Сильной правой рукой князь обхватил ее за талию, левой кистью накрыл ее ладонь, и они закружились в обворожительном вальсе.

– Кто же вы такой, что мой друг сам толкнул меня в ваши объятья?

– Великий князь Дмитрий Павлович Романов, – горько усмехнулся он.

– Романов, – Пети невольно вздрогнула. В ее семье она часто слышала о трагической судьбе рода Романовых. Взяв себя в руки, она съязвила:

– Сам князь соблаговолил танцевать со мной. Как же отблагодарить вашу милость?

– Заткнитесь, слышите? – он сильно сжал ее запястье. – Для простой еврейки вы слишком заносчивы!

Музыка закончилась, он проводил Пети до стола, развернулся и вышел из ресторана.

– Bella, когда вы умудрились вскружить голову самому Романову? У нас полчища невест за ним гоняются. Необычайно хорош, не правда ли! Элегантный, высокий, я бы сказал, породистый. Вы обратили внимание, как он одет. Этот костюм голубовато – серого оттенка. Белиссимо! Что тут скажешь аристократ: белая плоть, голубая кровь! Вы не представляете, что вы натворили: завтра о вас будет говорить весь город.

– Расскажите мне о нем, Марио, – попросила Пети.

– Про Романовых вы, наверное, сами знаете. Жуткая история! Большевики и Советская Россия пугают меня намного больше, чем эти варвары в Эфиопии! Он, вроде как, воспитывался в царской семье Николая II. Офицер , помолвлен был с самой дочерью царя, но что-то там не заладилось. Награды имеет за участие в Первой мировой. А вообще, он везунчик, конечно: один из немногих, кто успел продать дом и вывезти капитал из России. Но про него такое говорят! Будто это он Распутина убил.

Но, Bella, не знаю! За что узнал – за то и продаю. Он в отеле «Ритц» остановился.

– Это я и сама знаю.

– Ах, вы уже и это знаете! – Марио разочарованно отвернулся.

– Да хватит дуться, пойдемте лучше танцевать! – Пети схватила за руку кабальеро и потащила его на танцпол.

Пролетели два месяца. Каждый день Пети танцевала, ложилась спать поздно, от поклонников не было отбоя. Дмитрия Павловича она больше не видела. Она боялась признаться самой себе, что до сих пор чувствует его сильные руки, кружащие ее в чудесном вальсе.

Наступил октябрь, город опустел. Италия начала войну с Эфиопией, которую Муссолини выиграл через полгода, правда, со значительными потерями. Создание итальянской империи в мае 1936 года вывело расизм на государственный уровень.

Отель, в котором остановилась Пети, был заселен интересными людьми. На первом этаже две комнаты арендовала семья из Испании в составе шести человек: родители, двое детей подростков в одной комнате и пожилая пара – в другой. Шумные, веселые, они часто спорили на разные темы: что приготовить на ланч, во сколько детям ложиться спать, кто выиграет следующий чемпионат по футболу – «Атлетик Бильбао» или «Мадрид». Они редко называли Пети по имени, в основном, «гуапа» (с испанского – «красивая») и довольно часто приглашали ее на ланч. У Пети сложились очень дружеские и искренние отношения с ними.

– Hola, Гуапа! Сегодня на ланч: испанский омлет, гаспачо и прекрасное вино с региона Риоха, не опаздывай!

Они скучали по родине, часто сравнивали Италию и Испанию, не в пользу первой.

«Не доверяй итальянцам! В глаза улыбаются, а как отвернешься – в спину нож получишь», – говорила ей часто Абуела.

Ситуация в Испании была сложной. Падение монархии в 1931 году привело к резкому обострению внутри страны. Постоянная внутрипартийная борьба между правым и левым лагерем привела к восстанию в Астурии и в других регионах Испании. К власти благодаря парламентским выборам приходит правительство Народного фронта, которое воспринимается правой Испанией как коммунистическое. Консервативно настроенные военные во главе с Санхурхо , Моло и Франко начали готовить переворот.

Столь неспокойное время семья Гарсия Сотос решила переждать в Италии, благо деньги позволяли, так как отец семейства имел кожгалантерейный бизнес и сумел скопить небольшое состояние.

Итальянцы вернулись счастливые и одурманенные своей победой. В ресторанах снова зазвучала музыка, появился смех, молодые люди снова закружились в танцах. Пети боялась признаться самой себе, что жизнь вдали от родительской опеки, ей очень нравилась.

Кружась около зеркала, в очередном купленном новом платье, она чувствовала себя красивой, свободной и очень взрослой. Живописные холмы Фриоли остались забытой нереализованной мечтой. Деньги и драгоценности, украденные из дома, позволяли ей жить на широкую ногу.

В один из дней Пети проснулась от громких криков и шума на первом этаже. Вскочив, она начала быстрее натягивать на себя платье. «Что происходит, черт побери?» – подумала она. В этот момент дверь ее комнаты была выбита ногой полицая. Двое фашистов буквально вломились в апартаменты.

– Что вам угодно, господа офицеры? – спросила Пети.

Не обращая на нее никого внимания, они начали выбрасывать всю её одежду из шкафа на пол. Вдруг один присвистнул:

– Ух ты! Какие камушки! И откуда, позвольте узнать?

– На каком основании вы врываетесь в мой номер и роетесь в моих вещах?

Пети старалась быть храброй, задавая этот вопрос полицаю.

– Скоро сама узнаешь, – грубо ответил он девушке.

– Заканчивай обыск, – он обратился к сослуживцу, – тащи ее в полицейское управление, пусть жидовка проветрится.

Оказавшись в камере временного содержания, Пети начала лихорадочно искать пути выхода из сложившейся ситуации.

– Господин офицер, не могли бы вы уведомить о моем задержании князя Дмитрия Павловича Романова? – обратилась Пети через решетку к развалившемуся на стуле служителю порядка.

– С чего это вдруг?

– А ну встать! Как вы разговариваете со старшим по званию!

– Чего? – но невольно надзиратель привстал.

– Если вы сейчас же не уведомите князя о моем незаконном задержании, завтра вас в лучшем случае ждет отставка, в худшем – лишитесь головы, – уверенным тоном сказала Пети.

Невольно подчинившись, он спросил:

– Как мне его найти?

– Отель «Ритц», вас соединят.

Дмитрий Павлович был через час в отделении полиции. Положив на стол несколько купюр, Романов высокомерно уточнил:

– Мы с вами договорились?

– Да. Безусловно, – засовывая в карман брюк деньги, полицейский продолжил:

– Должен вас предупредить, князь, у нее камешки нашли необычные.

Князь положил еще одну купюру на стол.

– Камешки посмотреть можно?

– Пожалуйте!

Он достал украшения из ящика стола.

Дмитрий Павлович осмотрел внимательно драгоценности.

– Чушь! Стекляшки! Могу вам дать за них две сотни, не больше.

– А почему я должен вам верить?

– Ваше дело. Не хотите, не верьте. Мне, в принципе, все равно.

– Ладно, мне возиться с ними точно не хочется. Три сотни, и мы в расчете.

Выходя из Polizia Municipale, Пети невольно зажмурилась от ярко светящегося июньского солнца. Несмотря на ночь, проведенную в камере, она неплохо выглядела в черном маленьком платье, эскиз которого она увидела в журнале Voque от королевы парижской моды Коко Шанель и заказала в точности такое же в небольшом итальянском ателье. Туфли на пробковой танкетке от Salvatore Ferragamo в выгодном свете подчеркнули ее тонкие щиколотки.

– Будьте добры, следуйте за мной, – сухим тоном сказал ей Романов.

Зайдя в Suite Imperiale отеля Ritz , он резко прижал Пети к стене.

– Быстро и внятно! Откуда у тебя драгоценности дома Ганноверов? – тяжело дыша, чувствуя своим телом ее небольшую вздымающуюся грудь, спросил князь.

– Не ваше дело! Отпустите меня немедленно. Вы животное! – Пети невольно перешла на свой родной английский, оттолкнула его и пулей выскочила из отеля.

Утирая слезы, спотыкаясь, она шла в неизвестном ей направлении. «Животное! Ненавижу! Как он смеет! Что я ему сделала?»

Стук в дверь отвлек князя от мыслей.

– Заходи, Петр!

Романов ходил из угла в угол, не находя себе места.

– Что с вами, ваша милость?

– Не знаю, Петр, ничего не понимаю. Еврейка. Играет великолепно на фортепьяно, знакома с правилами этикета, великолепно танцует вальс, – как в замедленном кино Романов вспоминал вечер в ресторане, – владеет иностранными языками.

– Ну, евреи вообще народ умный!

– Да… Только камушки, найденные у нее, принадлежат короне Англии. Этот тупой макаронник даже не понял, что в руке держал целое состояние.

Потирая затылок, его собеседник ответил:

– Я встретил одну запуганную девчонку в Лондоне на железнодорожной станции, когда отправлялся на задание.

– В Лондоне, Боже, какой же я дурак! – Князь подошел к столу, заваленному газетами. Найдя нужную, он начал читать некролог: «Трагедия в семействе Сассеск».

– Никакая она не Пети Гальперн. Это Леди Розмарин Сассекс. Дочь графа Питера Сассекса. Найди ее, Петр. Ума не приложу, что еще может вытворить эта несносная девчонка. Сегодня же отправь телеграмму графу, сообщи ему, что его дочь жива.

Глава 2. Тем временем в доме Сассексов.

– Пети, пожалуйста, открой ты эти чертовы шторы, – Дороти улыбаясь, пыталась сама раздвинуть тяжелые портьеры.

– Да, миледи! Конечно, миледи! Я сейчас же попрошу дворецкого привести в порядок парадную часть дома, просто мы так долго ей не пользовались, – экономка судорожно выбежала из комнаты, параллельно отдавая указания персоналу.

Неужели в дом Сассексов снова вернулись солнце, счастье и радость?!

– Питер, пожалуйста, прочти телеграмму! – попросила Дороти мужа, входящего в гостиную. Лорд сильно постарел за этот год. Смерть дочери сильно подкосила его, итак, не слишком крепкое здоровье. Травмы, полученные на фронте в Первую мировую, начали чаще давать о себе знать.

– Снова? Сейчас, только очки надену, – Питер дрожащими руками, сжимая клочок бумаги в руке, при этом зная текст наизусть, еле сдерживая застрявший ком в горле, начал читать: – «Post office telegram. From Italy. Desenzano del Garda, Hotel Ritz ».

– Я знала, что она жива. Я знала. Вода – это ее стихия. Ну конечно же, она никак не могла утонуть, – повторяла Дороти, поправляя нервно поседевшие пряди волосы.

Питер подошел к ней, взял в свои руки ее ладони, глядя пристально в глаза, он спокойным голосом произнес то, что она так боялась услышать:

– Нам нужно сообщить Саре, что Розмарин жива.

– Почему? Ну почему? Кто она ей? Она отказалась от нее. Ну зачем?

Дороти разрыдалась.

– Я ее мать, слышишь? Ты не можешь отнять Розмарин у меня. Я не заслужила этого.

– Она вправе знать правду, что ее дочь жива.

– Дочь! Дочь! Она моя дочь, слышишь ты меня! Моя! И ничья больше. Не смей!

– Пожалуйста, давайте не омрачать сегодняшний день. Я хотел обсудить с вами еще одну тему.

Граф отстранился от супруги и уже более сдержанным тоном продолжил:

– Я поеду в Италию, встречусь с князем, все разузнаю. Один. Вам необходимо сейчас оставаться в Хэмпшире, вдруг Розмарин найдет дорогу домой. Как-то ведь она жила весь этот год.

– Да, я понимаю. Конечно.

Дороти видела в глазах мужа страх. Она понимала, что поездка в Италию и встреча со старыми призраками пугает его.

– Романов… Кто бы мог подумать… Мне кажется, что все Романовы должны нас ненавидеть после предательства с нашей стороны.

Справка: 22 марта 1917 кабинетом министров Великобритании было принято решение о «предоставлении императору Николаю II и императрице приюта в Англии на время, пока идет война». Спустя неделю Георг V усомнился о целесообразности прибытия Романовых в Англию.

– Не говори глупости. Все это в прошлом. Наша семья не имеет никого отношения к произошедшим событиям в России.

– Ну правда, что ли?! Именно официальный отказ Лондона принять Николая II привел к гибели всю его семью. Ты знаешь это лучше меня. Тоже мне братья! Как Георг мог отказать своему кузену в помощи? Ну как, скажи ты мне? Кабинет министров готов был принять российского императора. Это был личный указ самого короля. До сих пор ума не приложу.

– А чего ты хотел? Ты прекрасно знаешь, что рабочие профсоюзы симпатизировали Ленину и большевикам. Усложнять ситуацию, которая, итак, была накалена до предела? Если бы Георг лишился трона из-за «Дорогого Ники», какая бы участь ожидала нас? Ты подумал об этом? Ты знаешь, что слухи ходят, что многие члены императорской семьи дома Романовых заживо были погребены в шахте?

Справка: Представителей семьи Романовых живьем сбросили в шахту неподалеку от Алапаевска. 1918 год.

– Дороти невольно содрогнулась, – Прошу, давай сменим тему. Ты посетишь Фриоли?

Лицо графа на секунду омрачилось печалью. Взяв себя в руки, он ответил:

– Я должен. Я обязан повидать могилу Роберта, Джона. Я должен снова увидеть живописные холмы Фриоли.

Глава 4. Над всей Испанией безоблачное небо.

«Над всей Испанией безоблачное небо» – именно эта фраза стала сигналом мятежа против Испанской республики 17 июля 1936 года.

Испания была отсталым государством. Большинство населения не умело ни читать, ни писать; крестьяне пахали деревянным плугом; батраки за весь день работы получали одну похлебку и кусок хлеба. Страна разделилась на две зоны. Город Casa Ibanez попал в зону влияния республиканцев. Хотя многие поддерживали генерала Франко, но вынуждены были воевать на стороне коммунистов.

«Почему я должен жизнь отдавать за чуждые мне идеи? Они у меня две лошади отняли. И вообще, я человек мирный, я и оружия – то в руках никогда не держал», – возмущался Диего.

До середины 1937 года на фронте царила относительная атмосфера спокойствия: враждующие стороны иногда устраивали на нейтральной полосе футбольный матч или пересекали линию фронта для посещения родственников.

Как-то Диего вернулся с фронта, но не один. Он подозвал супругу и представил гостя.

– Прошу любить и жаловать: Иванов Владимир, советский лётчик бомбардировщик, поживет какое-то время у нас.

– Madre mia! А кушать – то, что мы будем? Еще один рот! Ты тогда уж всю эскадрилью зови, что уж нам, – с возмущением отреагировала его супруга. Она обладала типичной внешностью гордой испанки. Жгучие черные чуть волнистые волосы, убранные в пышный тугой узел; крупные, ярко выраженные черты лица.

– Простите, не знаю как вас звать, но вы не переживайте, я, во-первых, ненадолго к вам приквартирован, а во-вторых, за нами паек дают хороший. Диего, заноси, что ли, продукты, а то ты сразу из огня да в полымя.

– Звать меня Долорес Фернандес Гонсалес, – протирая натруженные руки тряпкой, ответила она. – С этого и надо было начинать. Не стойте у порога, заходите в дом. Как раз к ланчу успели. У нас сегодня сальморехо и немного тапас .

Сидя за столом, Пети рассматривала нового прибывшего. Он был невысокого роста, загорелый, коротко стриженный, на вид лет двадцати пяти, с чувством юмора и с белоснежной улыбкой.

– Как занесло советского летчика в наше небольшое селение? Линия фронта далеко от наших мест, – спросила Пети.

– От вас недалеко военный аэродром города Альбасете. Моя задача прикрывать его с воздуха. Думаю, я не раскрыл никакую военную тайну, – заразительно рассмеялся он.

На следующий день Пети заметила, что покосившийся забор починен.

– Диего отремонтировал ограду?

– Ну да, конечно! Это наш новый квартирант, с утра, представляешь, выправил опоры, – ответила ей Долорес.

– Ого.

– Ты на его кровать взгляни, он как будто фанеру подложил под одеяло, настолько ровно! Это ж надо!

Он появлялся с точностью до минуты, вся семья сверяла время по его приходу.

«Война войной, а обед – по расписанию! Хозяйка, помощь не нужна?», – с этих слов, сказанных бодрым голосом, начинался дружный веселый ланч.

Сказать, что его обожали, – это ничего не сказать. Дети буквально висели на нем. Его вроде и не было, но даже час – два, когда он был в доме, превращался в настоящий праздник.

Пети прониклась симпатией к новому жителю. Если вначале между ними существовала дистанция, то постепенно они больше общались и нравились друг другу.

– Не понимаю я, Алексей, за что ты воюешь? Вдалеке от дома. Зачем тебе все это?

– Ох, Пети, меня Родина послала бороться за свободу испанского народа. И потом, приказы начальства не обсуждаются, а выполняются. Моя страна выполняет просьбу о помощи официальной власти Испании. А вот что забыла Италия и Германия в этой стране?! Зачем они поддерживают мятежников? А затем, – он сделал небольшую паузу, – Германия устроила полигон, чтобы проверить свое оружие, а Италия мечтает, что Испания войдет в ее состав. Муссолини хочет возродить Римскую империю.

– Где-то я уже это слышала, – Пети вспомнила слова Марио. – Расскажи мне про свою родину. Какая она – страна Советов?

– Я тебе свой личный пример приведу. Родился я в Смоленской губернии в семье крестьянина. Когда произошла революция, мне было всего шесть лет. Много воды утекло с тех пор. В городке, откуда я родом, при Николашке была одна церковно-приходская школа, в которой в основном учили псалмы, ну, и, элементарно читать и писать. Мой отец до сих пор безграмотный. Это в двадцатом веке? Не приди большевики к власти, я бы горбатился, как мой батя, всю жизнь на буржуазную сволочь. После октябрьской революции Сталин объявил одной из основных задач России борьбу за всеобщую грамотность населения. Были организованы библиотеки, школы, профессиональные училища. Все бесплатно – только иди и учись. Ты можешь представить: я, простой парень из глуши, закончил военную академию имени Фрунзе в Москве! Да, при царе разве такое возможно было: из крестьянина в летчики?

Справка: 26 декабря 1919 года, Совет Народных Комиссаров принял декрет «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР». Так в русском языке появилось новое слово: «ликбез».

– Ты выступаешь против монархии?

– Ну а ты как думаешь?! Только как из людей эту дурь выбить про царя-батюшку? Я в своей семье разобраться не могу. Отец до сих пор преклоняется перед этим «хозяином земли русской». А мать икону держит. Темные они у меня. Но они тебе понравятся.

– Мне?

– Девка ты видная, я давно за тобой приглядываю. Пойдешь за меня? – голосом полным иронии спросил он ее.

– А как же любовь?

– Так я тебя разве без любви бы замуж звал? Я как тебя увидел, так ни спать, ни есть не могу.

– Шутить изволите, господин офицер?

– Да нет, пожалуй, какие уж тут шутки. Я и правда влюбился. Мне давно общежитие выделили рядом с аэродромом, только не могу я съехать, как представлю, что тебя больше не увижу, так плохо становится. Я домой хотел, тосковал сильно на чужбине, а сейчас мой дом здесь. Вот где ты, там мой дом. Мне бы кто раньше сказал, что так бывает, не поверил бы.

Пети долго не могла уснуть: слова Алексея не выходили из головы.

Она проснулась от заразительного смеха ее нового ухажера. Спускаясь вниз, она увидела картину: дочь Диего сидела плечах летчика, он же изображал скоростной поезд с возгласами «Ту-ту! Берегись!» носился с ней по дому.

– Можно узнать, что здесь происходит?

– Праздник у нас сегодня. Квартирант барана притащил. Ух, и полакомимся! Когда мы в последний раз мясо ели? Я приготовлю баранину по-арагонски, – Долорес, довольная, улыбалась. – Я тебе невесту найду, – обратилась она к Алексею, – самую красивую в регионе Ла-Манча, чтобы ты у нас оставался на всю жизнь жить.

– А я уже нашел.

Он залихватски обхватил Пети за талию и чмокнул в щеку. Это был головокружительный роман. Первый мужчина в жизни Пети. Его руки, ласкающие ее тело, его чувственные поцелуи, от которых кружилась голова, ночи, полные любви и страсти, – все это заполняло Пети неведомыми ей раньше эмоциями. Засыпая в его объятьях, она чувствовала себя в полной безопасности, под надежной защитой. Ей было, с одной стороны, безумно стыдно: в ее семье и обществе она была бы подвергнута осуждению, но Розмарин Сассекс уже давно умерла, а с ней и все те нормы, существовавшие в той прошлой жизни.

– Знаешь, я когда о тебе думаю, у меня бабочки в животе летают. Разве такое возможно? – обратилась Пети к лежащему с ней рядом Алексею.

– Мне за штурвалом вообще отвлекаться нельзя, а я сделать ничего не могу: все мысли о тебе, подвергаю опасности весь экипаж и не только, позвольте заметить, – он улыбнулся. – Ты вот все обо мне знаешь. А я о тебе совсем ничего. Расскажи о себе, любимая!

Пети не хотелось врать, но и правду сказать она не могла.

– Я знаю, Долорес рассказала, что твои родные погибли в автокатастрофе, мне так жаль, звезда моя.

– Мне не хочется это вспоминать. Пожалуйста, не сейчас.

А в голове Пети промелькнула мысль: «Боже мой, я похоронила собственных родителей».

– Да, конечно, прости меня, я такой осел. Глупый осел. Знаешь, как ослы кричат? Иа-иа! Похож?

– Нисколечко.

Пети прикоснулась своими губами к его. Страстный поцелуй, переросший в жаркую ночь любви, остановил их разговор.

Пети не отводила взгляд от часов, дети смотрели на часы, Долорес украдкой, с тревогой в сердце поглядывала на часы. Алексей, пунктуальность которого поражала, опаздывал уже на два часа. Стрелки тикали, их негромкий шум отдавался глухим эхом в голове Пети. Он не пришел. Он не пришел и на следующий день. А потом появился Диего с ужасной новостью: «Алексея с нами нет больше».

Стоя на испанском кладбище, Пети вслушивалась в слова его сослуживцев.

«Замечательным летчиком был наш командир эскадрильи. Наш опытный и бесстрашный товарищ. Он был великолепным учителем, учиться у него летному мастерству было привилегией. Все мы многим обязаны этому замечательному командиру».

Пети не проронила ни слезинки. Сжавшаяся в комок, она чувствовала себя загнанным маленьким зверьком.

Уже дома она спросила Диего, как это произошло.

– Пети, тебе лучше этого не знать.

– Я должна знать.

– В бою был сбит. Выпрыгнул с парашютом на вражескую территорию. Был зверски замучен франкистами.

– Я их ненавижу. Фашисты проклятые, – она обернулась к Диего. – Отведи меня в штаб, я хочу пользу приносить.

– Что за глупости! У тебя еще миллион таких будет. Ну, не миллион, конечно, – он осекся. – Никуда я тебя не поведу.

Штаб находился в городе Альбасете. Благодаря стратегическому выгодному положению, город был выбран республиканцами в качестве центральной базы для формирования и обучения интербригад.

Постучавшись, Диего вошел внутрь.

– Hola, камрад ! Я девушку одну привел.

Не поднимая головы, начальник штаба, что-то писал на столе, на котором хаотично лежали стопки листов, газет, карт. Пети поняла, что перед ней офицер по бежевому френчу с четырьмя карманами и сапогам из черной натуральной кожи. Такой же френч носил и её Алексей. – Девушки – это хорошо. Красивая хоть? – он поднял голову. – Ух ты! – восхищенный красотой Пети воскликнул Рикардо.

– Она хочет служить. Пользу делу, так сказать, приносить. Может, в штаб ее возьмешь? Она грамотная: читать, писать умеет. Или в госпиталь санитаркой ее устроишь.

Пети прервала Диего и отчеканенным голосом произнесла:

– В снайперы меня возьмёте.

– Куда? – поперхнулся Диего от неожиданности и удивления.

– Ты стрелять – то умеешь? – спросил ее начальник штаба.

– Не умела бы, не просилась.

– Пойдем проверим твои навыки и умения на стрельбище, – вставая грузно со стула ответил ей командующий.

Военный полигон был небольшой, огороженный по всему периметру колючей проволокой.

– Оружие заряжать знаешь как? – спросил ее Рикардо

– Разберусь.

Пети приложила к плечу винтовку, прицелилась и спустила крючок.

Банка отлетела.

То же самое она проделала с остальными мишенями.

– Десять из десяти, – Диего смотрел на нее ошалелыми глазами. – Да кто ты такая, черт тебя возьми!

– Берете? – Пети обернулась к начальнику штаба.

– Дурак буду, если не возьму. Только ты учти разницу: стрелять по банкам это одно, а по живым людям – другое.

– А они не люди. Они фашисты, – со злостью в голосе ответила Пети.

Возвращаясь в штаб, Рикардо задал ей вопрос:

– Тебя кто стрелять научил так метко?

– Отец. В наших угодьях по выходным мы устраивали охоту на лис, оленей, кроликов. С лошадьми, собаками, в твидовых костюмах – все как полагается.

– А вы еще и шутница, как я погляжу.

– Ну да, ну да. Когда я смогу заступить?

– Да хоть завтра.

На следующий день Пети выдали униформу: комбинезон синего цвета и пилотку без кисточки. На плече висела испанская винтовка «Маузер».