Зеленая поваренная книга

Завтрак

«Завтрак, наверное, оттого называется завтраком,

что с вечера в холодильник кладешь то,

что не доел на ужин с мыслью «Завтра съем».

Свен Регенер, «Берлинский блюз»

Холостяцкий завтрак имеет место быть только в воскресенье утром, поскольку полноценно и неспешно позавтракать можно только в выходные. Суббота выпадает из этого списка. Ведь в субботу «утром», ближе к полудню, сил хватает только на то, чтобы доползти до холодильника и насытиться бутылочкой пятиградусного «жидкого хлеба», страдая от тяжкого похмелья.

Но как бы там ни было, завтрак начинается с пробуждения.

У всякого по-всякому начинается утро. У кого-то оно начинается с нежного поцелуя в лоб, у кого-то с трезвона будильника на мобильном. У меня же утро начинается с «Creedence» и их «Fortunate Son». Хорошая песня: времен вьетнамской войны, неагрессивная и энергичная. До этого на будильнике стояла «Metallica» с «St. Anger», – жестоко, я вам скажу, просыпаться под дикий вопль Хэтфилда, – временами думаешь, что еще одно такое пробуждение закончится сердечным приступом.

К несчастью своему, смерть как не люблю просыпаться. Выход из сна – это каждодневная неприятная процедура: надо продрать слипшиеся глаза, в доме холодно, тело после сна еще находится в анабиозе, так не хочется покидать мягкую подушку и одеяло, защищающее меня от жестокого и грубого мира вокруг. В общем, просыпаться – это однозначно хреново…

В такие моменты появляется дикое желание провалиться в кому, чтоб пребывать до своей смерти в мире грез и фантазий, где горы, пиво, женщины и мотоциклы.

Единственное, что сгоняет меня с кровати, так это дикое желание покурить. Люблю курить, – больше, чем нежиться в кровати лишние десять минут.

Натянув портки, начинаю думать, что все-таки каждый сын, так или иначе, наследует повадки своего родителя. В детстве, почти каждое утро, наблюдал как батя, выйдя на балкон, с наслаждением курил и щурился на солнце, почесывая промежность через кармашек на причинном месте, чем страшно нервировал маму. Вот и я выхожу в усадьбу, запихав в рот сигарету, начинаю пересчитывать яйца через точно такой же кармашек, до тех пор, пока не удостоверюсь, что оба они на месте и за ночь их не убавилось. При этом получаю какое-то странное удовольствие. Нет, вы не подумайте, не сексуального плана, а какое-то другое, будто бы сделал что-то хорошее и меня похвалили. Вспомнился анекдот

про то, как Клинт Иствуд и Чак Норрис соревновались в количестве яиц, и Чак выиграл с минимальным перевесом в плюс три. Возникает вопрос, сколько же яиц у Клинта?

Оправившись и приняв водные процедуры, иду ставить завтрак. Кто-то мне сказал, что порядок в жизнедеятельности начинается с оптимизации в быту. Никакой, к хренам, оптимизации в быту у меня, конечно же, нет.

Завтрак состоит из того, что бог послал. Обычно он посылает на хуй, и приходится жрать «Доширак», но, поскольку сегодня воскресное утро, то надо бы сварганить что-то в жирно-американском стиле.

Вот еще что: каждое утро удивляюсь тому, что у меня нет ни одной чистой сковороды – это, видимо, мое проклятье. И даже покупая новую, в глубине души опасаюсь, что, распаковав сотейник, в нем окажутся засохшие макароны и прогорклое масло. «Но ничего страшного, – говорю я себе, – ведь чем грязнее сковорода, тем сытнее еда». И ставлю её вместе с чайником на плиту. Всегда нравился запах застывшего животного жира.

Пока нагревается сковорода, из холодильника извлекаются три яйца, копченая колбаса, свиная грудинка, молотый перец и соевый соус.

О соевом соусе. Сейчас продают какой-то странный соевый соус: слишком соленый. После кучи экспериментов практически добился вкуса, как в детстве. Для этого нужно добавить в соус гранатовый сок в пропорции один к пяти и пол чайной ложки сахара на 300 миллиграмм бурды, все хорошенько взболтать и употребить в течение недели, а то сок с сахаром забродит.

Важным ингредиентом завтрака является позитивное настроение. Ни что так не поднимает настроение как рок-н-ролл золотых 50-х, сегодня под руку попалась пластинка с песней Дайаны Росс «Where did our Love go». Четкий, жизнеутверждающий ритм, мягонький, нежный голос заставляет подпевать и неуклюже пританцовывать у плиты: шлепать тапочками, вилять задницей в семейных трусах, дирижировать деревянной лопаткой.

Первыми в сковороду кладутся порезанные кубиками колбаса и грудинка. Жарить стоит до тех пор, пока свинина не покроется коричневой корочкой и не даст топленый жирок. Воздух наполняется шкворчащим запахом копченостей, а слюнки текут интенсивнее. Не правильно говорят, что аппетит рождается во время еды, он рождается во время её приготовления.

И вот тут, когда совсем невмоготу терпеть такое великолепие запахов, разбиваем три яйца. Но поскольку сковорода у нас не первой свежести, а яйца так и норовят прилипнуть ко дну, увеличиваем огонь до уровня ацетиленовой горелки, и с ловкостью миксера начинаем болтать яйца в сковороде, мешая в кучу колбасу и свинину, пока зародыши курицы совсем не прилипли. Не знаю, как у вас, а у меня способ приготовления яиц зависит от чистоты посуды, так что глазунью я ем редко.

Помню, у нас в полку был парень с Сахалина, и погоняло у него было Самовар. Кличку эту он получил, после того, как рассказал свой способ готовить яйца. В общем, постирав вечером носки, он клал в них три яйца и вешал над батареей. А батареи, к слову сказать, у нас, в офицерской общаге, топили так, что еще чуть-чуть, и они от накала начали бы в темноте светиться. К утру у него получалось, что нижнее яйцо – «вкрутую», а два верхних – «всмятку». Вот такая «душевная» кухня, французы молча курят в сторонке.

Снимаем болтушку с огня и накрываем крышкой. Достаем молотый кофе и засыпаем в турку, заливаем подоспевшим кипятком, ставим на огонь, мешаем, и ждем до появления пенки, а потом еще минут пять-шесть. Помешивая кофе, от раза к разу задаюсь одним и тем же вопросом: в любом помоле всегда находятся зерна, которые не хотят оседать на дно и плавают на поверхности, то и дело застревают в зубах или неприятно крошатся, как песок. Так что же их отличает от других своих собратьев, которые с радостью ложатся на дно и не мешают пить? Дикое желание быть не такими как все?

Когда настает время готовить кофе, пластинка сменяет трек на песню Дион – «Runaround Sue». Только Дион может вытягивать так ноты и переходить с октавы на октаву, что позавидует синеголовая тетка из Пятого элемента, а ведь в пятидесятых никаких синтезаторов не было. И этот мужик умудрялся силой своего голоса рвать в клочья все музыкальные каноны. Невольно вспоминается несчастная и безответная любовь, но все равно бросает в танец и хочется подпевать своим вороньим голоском.

В каком-то фильме сказали, что кунг-фу можно найти даже в чашке вареного риса. Это не к тому, что рисовар – мастер кунг-фу. Я это к тому, что творчеству, фантазии и экспериментам есть место даже, по сути, в простых вещах. Вот мой младший брат, Ворон, как раз-таки мастер кунг-фу в варке кофе. Черт его знает, как он там колдует, но кофе у него получается, как из «Старбакс», только лучше. Все остальное – это гадское варево! Простите меня, все женщины, которые готовили мне кофе по утрам.

К кофе он пристрастился еще в раннем детстве, когда воровал из батиного пайка и ел ложкой консервированный кофе с молоком и сахаром, – ну, помните сгущенку, в которую засыпали растворимый кофе с желто-коричневой этикеткой? Так вот. После пары банок этой бурды, Ворона невозможно было угомонить, он был похож на ту дикую белку из «Лесной братвы». После этого он влюбился в этот напиток и меня подсадил. А я вот сейчас думаю, что было бы, если у нас хватило ума сварить ту банку? Насколько бы употребима была вареная сгущенка с кофе?

Кофе вроде как сварился. Теперь беремся за сервировку стола. Под сервировкой понимается: сдвинуть на другой край стола немытые тарелки, нарезать большими ломтями хлеб без треугольников и разрезания на половинки (хлеб я режу на весу, над мусорным ведром, чтоб крошки потом не подметать по всей кухне). Достаем две пиалы – в одну наливаем соевый соус. Вот вы спросите, почему я не жарил лук с яичницей? А вот потому, что люблю маринованный лук собственной закваски со жгучим перцем, оливковым маслом, небольшим количеством уксуса и соли, – в деревне дядя научил, он любил этой бодягой водку закусывать на сенокосе – запах спирта перебивает на раз. Вот его мы и накладываем во вторую пиалу.

Было бы сейчас лето, можно было бы свежим колючим соленым сочным огурчиком побаловаться. Люблю запах свежих огурцов, у мамы огуречный крем для рук был, так вот, из-за него все босоного-голожопое детство и даже воспоминания о подзатыльниках этим кремом пропахли.

И вот, разложив перед собой всё это, наконец-то усаживаюсь кушать. Открываю очередную книжку о Джеке О’бри, и окунаюсь в теплый ветер южных морей, соленый морской юмор, сплетения марсов, брамселей, гарделей и галсов. В юношестве как-то пропустил мимо себя приключенческую литературу и сейчас с удовольствием наверстываю упущенное, читая все напропалую: об индейцах и ковбоях, пиратах и сокровищах, африканских сафари и диких львах.

Ну что поделать, люблю я за столом читать, чем нервировал и, наверное, буду нервировать своих женщин. На мой вопрос: «Почему я не могу спокойно почитать?» они просят отложить книжку и поговорить с ними, мол я совсем не интересуюсь их жизнью.

Отчаянно не понимаю, почему я должен разговаривать за столом, вести светскую беседу в тот момент, когда у меня полон рот? С детства же учили: «Когда я ем, я глух и нем», но не «слеп», поэтому имею полное право почитать.

Сначала ломаем большие куски хлеба. Не надо хлеб резать – Иисус завещал ломать хлеб, – не помню, в какой части той Рок-оперы. Кусочки макаем сначала в соус, и кладем на него маринованный лук, ну и вилкой цепляем побольше мяса с колбасой, запивая все это добрыми глотками кофе.

Пока я ем, из колонок горланит невероятный Том Джонс с моей любимой «What a party we had last night». Иногда мне думается, что Том может, при желании, силой своих легких накачать колесо от БелАЗа, и даже когда он задует в ниппель, звучать это будет офигительно мелодично. Есть же люди с талантом. Всегда завидовал людям с явным талантом. Ну, знаете, тем, кто с детства умеет рисовать, петь, хорошо двигаться. Не обладая ни каким из явных талантов, страшно мучился при выборе ВУЗа. А вот умей я петь, точно бы поступил в Гнесинку, стал бы хард-рок-кантри-фолк-блюзменом и умер бы в тридцать пять от цирроза, по причине запоя, душевных мук и отсутствия признания моего гения. Мечта, а не жизнь.

Вот на таких позитивных нотах заканчивается яичница, а с ней и завтрак.

Обед

Обязательно к прослушиванию

Coolio – «Gangsta’s paradise»

Обед обычно имеет место быть с понедельника по пятницу ровно с часу до двух. Абсолютно не понятно, почему именно в рабочие дни? Смею предположить, что в выходные я просто не обедаю, как и подавляющее большинство сознательных мужчин.

В субботу обеденное время пропадает либо в попытках осмыслить пятничный запой, либо весь световой день с бутербродом во рту пытаешься перебрать планетарку у УАЗика, а в воскресенье парко-хозяйственный день: моешь, стираешь, гладишь и прибиваешь. Одним словом, в выходные не до обеда.

А вот в рабочие дни обед – ожидаемое время дня. Отдушина в пыльной конторской жизни – то время, когда, не скрываясь от начальства, можно залезть в одну из социальных сетей или тупо крошить коллег-собутыльников в контру, и все это с нагловатой мордой, мол, а чо?! Обед же!

Обед начинается с фразы: «Ну что…? Война войной, а обед по расписанию!» Мне нравится думать, что в моей скучной рабочей тягомотине есть место чему-то когда-то позабыто-армейскому, солдатско-привальному и тушоночно-котелковому. Хотя не помню, чтоб в армии я хоть раз толком пообедал.

Раньше по нашему зданию блуждала бабка с аппетитно пахнущим баулом чебуреков и полуфабрикатов. Чебуреки были жирные, а полуфабрикаты представляли собой серый, слизистый кусок прошлогоднего фарша и расплющенную промышленным прессом картошку в мундире, которая почему-то называлась пюре. Эту пищу нельзя было назвать горячей, потому что температура, по моим замерам, не превышала 40 градусов. После чего я пришел к заключению, что подогревали её, видимо, положив пластиковую тарелку, обтянутую пищевой пленкой, под мышку агонизирующему больному.

Сейчас же бабку вместе с баулом наши архаровцы на проходной запретили и приходиться стоять в очереди к кулеру с «Дошираком» в руках. Девчонки из бухгалтерии, весело щебеча, заливают воду в неприлично сладкий кофе. Обедать они, наверное, будут каким-нибудь домашним пирогом с бифидойогуртом и шоколадкой на десерт. Сколько ни пытался напроситься к ним на обед, чтоб поесть хоть что-то нерастворимое, они всегда оставались непреклонными: то, что происходит в бухгалтерии в обеденное время за закрытыми дверями, – священная и строго охраняемая тайна каталогов «Орифлейм».

Отстояв очередь и получив свою порцию кипятка, сажусь за рабочий стол и наблюдаю, как набухает лапша в пенопластовой емкости, с подложенным под неё кирпичным магазинным пирожком – глупый способ, за неимением микроволновки, сделать его чуть более теплым, чем кусок сланца. К слову сказать, «кирпичность» пирожка проявляется не только в мягкости теста, но и в форме, вкусе и цвете несчастного гастрономического выродка. Унылая совково-фарфоровая чашка с оранжевой росписью незатейливого цветочного узора – она мне досталась по наследству от предыдущего работника, который забыл её в шкафу между пустой банкой из-под кофе и четырехдырым степлером. Думаю, что и ему она досталась по наследству от другого сторожила моей должности – некий переходящий кубок получается. Пользуюсь же этой чашкой, за неимением второй, в моем скудном холостяцко-спартанском скарбе. Первый и последний раз мыл эту чашку, наверное, еще в прошлом году, поэтому растворимый кофе в нем приобретает неповторимо гадкий вкус.

Вспоминая воскресные завтраки и пятничные ужины, с ужасом осматриваю то, что мне предстоит употребить в пищу, и ненароком становится так жалко себя, что рука сама тянется к мышке, чтоб поставить самую жалостливую песню моего неокрепшего детства Кулио – «Gangsta's Paradise».

А ведь было время, когда я хотел не сидеть в конторке, перебирая бумажки из лотка в лоток, а создать и возглавить первое в Якутске незаконно-пиратско-рок-н-рольное радио – вещать на всю катушку хиты прошлых лет. Просвещая, встряхивать обрюзгшую и невежественную молодежь вскриками Курта Кобейна, несвязным бормотанием Мадди Волтерса и завываниями «Роллингов». Между песнями декларировать манифесты Сартра, выдержки из Чака Паланника и любимые отрывки из Хэмингуэя. А ночью неспешно колесить по городу на сверкающем хромированными трубами чоппере в каске, стилизованной под шлем Хищника с развивающимися резиновыми дредами за спиной.

Или написать душераздирающе-трогательный роман и всю оставшуюся жизнь прожить где-нибудь на тропическом острове, как Селенджер, скрываясь от навязчивых поклонников-читателей, папарацци и представителей премии Букера, которые всем скопом хотят вручить мне нобелевскую премию за мою книгу, которую экранизировали шесть раз, режиссерами которой значатся: Скорсезе, Нолан, Иствуд, Спилберг, Земекис и Тарантино.

И вот Кулио пропел свой последний куплет, и я понимаю, что организовать радио у меня никогда не хватит смекалки, а написать душераздирающе-трогательный роман – таланта. Приходится возвращаться к действительности и вытаскивать из-под остывающей лапши все еще холодный пирожок.

Не знаю, как вы, а я перед тем, как заварить лапшу, её крошу, чтоб можно было загребать ложкой. Это необходимость, когда постоянно носишь галстук: длинная лапша, когда ее, выпучив глаза, с хлюпаньем, пытаешься всосать в рот, плескается бульоном не хуже избалованного ребенка. А так, раздвинул подальше от эпицентра лотки с договорами и письмами, закинул галстук на плечо, засучил рукава, неспешно взял ложку в правую руку, пирожок в левую, пожелал коллеге напротив приятного аппетита и принялся за еду.

Ну и как обычно во время «american-style» еды необходимо чем-то занять глаза, чтоб хоть каким-то органом восприятия отстранится от поглощаемого ужаса грядущего гастрита. Влезаем на «Ютюб» или «Вконтакте», ищем забытые армянские мультфильмы про Масленицу и, отключив мозг, начинаем есть, макая кирпичного выродка в красный бульон.

Выковыряв всю лапшу, выпиваем с уголка жгучий и малоприятный бульон, невольно надкусывая пенопластовую емкость и проглатывая соевые ошметки якобы мяса. Во рту образуется едкий привкус горького пластика, отдающий неприятной щекоткой в переносице.

Ну вот и остается последнее блюдо сегодняшнего обеда – остывающий кофе. Будь этот кофе горячим, он был бы не настолько плох в своем вкусовом убожестве, но, к сожалению, кипяток из кулера на редкость быстро остывает, непонятно почему… Может, там вода какая-то быстро остывающая?

Берем чашку, хватаем коллегу и идем на крылечко, где можно погреться под теплым летним солнышком, проглядывающим сквозь листву деревьев в палисаднике.

Единственное, что есть натурального в обеде холостяка – так это никотин и летнее солнце. Между планированием очередной пятницы и обсуждениями тачек, выкуриваю сигарету и запиваю бурдой из чашки. Я делаю это автоматически, как бы между прочим, изо дня в день, абсолютно не замечая, что жизнь моя стала похожа на холодный растворимый кофе: то, что должно было согревать и будоражить, теперь вызывает только отвращение.

Ужин

Ужин. Он имеет место быть только в пятницу. И это без вопросов, безапелляционно и однозначно.

Во все остальные дни ужин не имеет значения: с понедельника по четверг как идиот пытаешься напроситься к очередной подруге на ужин с «продолжением». Иногда складывается такое ощущение, что в нашем городе единственными женщинами, которые могут готовить нормальную пищу, остались только моя мама и поварихи в столовой «АЛРОСА», остальные же только и делают, что вечерами валяют в один комок несвежую рыбу и липкий рис, а потом этими колобками кормят мужиков, пришедших к ним потрахаться. Почему именно суши? Может, они всерьез воспринимают миф о том, что морепродукты хорошо влияют на мужскую потенцию? Хотя, по-моему, «как постелешь, так и поспишь»: незатейливая пища ведет к незатейливому сексу.

В субботу ужина как такового нет, поскольку либо идешь в кино, где на пару с подругой ешь попкорн из одного картонного ведерка, либо этот вечер проглатывается очередным командным прохождением «Call of Duty». В воскресенье у бабушки наверстывается все то, чем тебя не накормила подруга – холодец, суп из потрохов, пирожки с мясом, свежая рыба, но поскольку о бабушкином ужине я уже где-то писал, останавливаться на нем не буду.

Так что остается только пятница. Холостяцкий пятничный ужин должен быть таким… таким… таким… чтоб на утро складывалось ощущение садистского удовлетворения: будто вчера вечером убил последнего единорога, сбросив на него атомную бомбу, которую сам же и оседлал, крича «Yippee ki-yay, motherfucker!».

Забегая вперед, стоит упомянуть, что меню холостяцкого ужина никогда не ограничивается только едой и включает в себя алкоголь, развлечения, женщин и дурачества…

В пятницу, всю вторую половину дня, я пытаюсь уговорить себя не упиваться сегодня, то есть решаю: «Все! Сегодня никакого литрбола! Сижу дома, хаваю печенье, смотрю «Хищника» со Шварцом. Максимум – косячок с соседом забью. И все! Зато денег сэкономлю, а то чувствую, что до зарплаты не доживу. Да и раздувшаяся печень уже на желудок давит».

Делая вид что работаю, потихоньку качаю фильмы с торрентов на выходные, и отсчитываю ежесекундные минуты до конца рабочего дня. Вырвавшись с рабочего места, встречаю скучковавшихся в холле коллег, набирающих толпу для захода в какой-нибудь ближайший кабак.

На вопрос: «Эй! Юр. отдел сегодня снизойдет до простых клерков?» отвечаю: «Юр. отдел сегодня без денег, поэтому идет домой и сосет брандспойт!»

В ответ – снисходительный хохот. В такие моменты лучше самому себя унизить, нежели потом они за глаза будут называть тебя высокомерной сволочью – корпоративная этика, мать её.

Придя домой, первым делом врубаешь музыку, что-нибудь веселое, к примеру, из «AC/DC», а если быть точнее – «It's а Long Way to the Top». Андроид неосознанно ставишь на зарядку, открытым на ленте новостей «Вконтакте» – вроде как бухать не будешь, но кто и куда из друзей сегодня намылился – знать все равно интересно, это годами выработанный рефлекс. Фоном по телеку начитает горланить Шварц, обнимающий своим полуметровым, потным бицепсом огромный M-16 с подствольником – вот это, блять, настоящий тестостероновый фильм, а не то что новомодные, полупедиковатые «Форсажи»! В восьмидесятые годы подбирали актеров для того, чтоб они убедительно смотрелись на экране, а не для того, чтоб привлечь побольше социальных слоев, включая гомосеков, лесбиянок, мечтательных задротов и неудовлетворенных селедок – людей, которые стабильно ходят в кинотеатры.

Пытаюсь смотреть фильм, пожирая печенья, вымазанные в сгущенке (глупая студенческая привычка), и СМСюсь с подругами.

На женские сообщения типа: «Приветики :) Где сегодня отдыхаешь?» гордо отвечаю: «Грин сегодня пушистый. Грин сегодня сидеть дома и дрессировать щенка =)» Вот ведь лживая сволочь! – думаю про себя, хотя в какой-то момент начинаю и сам верить, что сегодня буду сидеть дома. Но, к несчастью, в этот момент начинает трезвонить телефон, мелодия «House of Pain», значит звонит кто-то из телефонной группы «Козырные дружбаны». В какой-то момент, – кажется, это было с похмелья и от безделья, – разбил все контакты на телефоне на группы: «Козырные дружбаны», «Образцовые самцы», «Торчковые чиксы», «План «Б» телки», «Рабочие гоблины» и «Околоплавающие».

– Алло?! – наигранно сонным голосом говорю я в трубку.

– Слышь! Поехали поужинаем! – в этот момент у меня в голове ненароком всплывают моменты из фильма «Мальчишник в Вегасе».

– Нееее, пацаны. Сегодня я «пас». Отдохнуть надо, – начинаю я ломаться, как девственная селянка, но следом быстро добавляю: – А кто там с вами?

– Ну, все наши. Ты это… не парься. Мы ж тоже без фанатизма, нормально отдыхать едем. Да и ты позарез нужен, – закидывает удочку дружбанидзе.

– А че случилось? – с удовольствием глотаю наживку я.

– Да тут мужики тему надумали, хотят с тобой посоветоваться. Дашь юридическую консультацию – че-каво правильно оформить, а мы тебя домой отвезем или куда скажешь.

– А че, завтра не судьба встретится и обговорить нормально? – предпринимаю вялую попытку отказаться.

– Ты че? Мужикам, как бы, срочно надо. Им завтра ответ держать.

Шах и мат. Хуй откажешься. Не помочь товарищу – это нереальное западло. Насколько бы в пустяковой глупости не нужна была твоя помощь, при отказе мужики до смерти будут помнить, что из-за тебя просахатили тему – пацанские понятия, мать их.

Думается мне, что женщинам намного проще жить в этом мире, где нет корпоративных, пацанских, братских и прочих условностей. Женщины по большей части руководствуются в своих действиях, исходя либо от себя, либо от детей. К примеру, когда встает вопрос: «Дети или друзья» – для женщин ответ однозначен. Для мужика все далеко не так просто: «А может ли ребенок пока подождать и не ехать «на мне» к твоей маме? А то тут пацанам уже морду бьют» или: «Дорогая, может в другой раз в ресторан сходим, я тут брату обещался движок перебрать?»

Зря говорят, что мужской мозг не многозадачен, мол, женщины умеют делать несколько вещей одновременно. Мужик, постоянно взвешивает все «за» и «против», приносит в жертву друзей ради карьеры, семью ради идеи, жизнь ради родины и т.д. и все это противостояние различных выборов – «верных» и «неверных» – в голове происходит постоянно и с ужасающей скоростью.

Для меня в особенности такой выбор бывает нелегок. Никогда не понимал женщин, которые говорят: «Куда ты? Нам же с тобой так хорошо вместе». Да мне и с братом хорошо – копаться в машине измазанным выгоревшим маслом и пьющим сладкий. остывший чай из одной с ним кружки. Я ведь одинаково люблю чувство крепкого братского плеча, незатейливого мужского веселья, сладостной женской ласки… И то, и другое, и третье есть физиологическая и психологическая потребность. Большая часть женщин, так и не поняв этого, уходят от меня. От некоторых, так и не доказав свою точку зрения, я ухожу сам. Занятно, что романтические отношения рано или поздно перерастают в борьбу убеждений между мужчиной и женщиной, где «любовь» превращается в постоянный процесс поиска компромисса, прерываемого сексом, хотя даже и в сексе приходится искать компромиссы, ну вы знаете, о чем я говорю.

Думая обо всем этом, я выбираю, во что бы одеться. Хотя, слово «выбираю» тут не совсем уместно – точнее, ищу рубашку, которая была бы почище всех остальных, потому что к концу недели все они становятся в той или иной степени грязными. Рубашки у меня как обычно валяются в хаотичном беспорядке в радиусе трех метров от комода вперемешку с футболками, шортами, трусами и носками. Если бы дело происходило зимой, то вопроса о поиске как такового бы не стояло: просто вывесить первую попавшуюся рубашку на улицу минут на двадцать и побрызгать освежителем воздуха – вот и весь коленкор. Летом же начинаются проблемы с потными разводами, жирными пятнами от шашлыков, засаленными воротниками, опять-таки неприятный запах, от которого не избавишься, положив рубашку в морозильник. Так что, найдя более или менее чистую рубашку, замыливаем пятно от кетчупа, сушим феном и ищем целые носки. Целые носки – это немаловажная деталь моей сексуальной жизни – я редко стесняюсь своего внешнего вида: узких плеч, долговязой худобы, большой головы, прыщей, наконец. Но вот боязнь того, что девушка увидит на мне порванные носки сводит меня с ума. Еще одно. Каждый думающий холостяк имеет в своем скарбе только черные носки – ни желтых в полоску, ни синих в красный ромбик, только черные… Потому что поиск второй половины цветных носков убивает массу полезного времени, а с черными все достаточно просто: любой носок другому – пара.

Ну, штаны и обувь – это достаточно просто. Джинсы и кожаные кроссовки – универсально и удобно: в клубе не остановят, замараться – не видно и драться удобно. Помню времена, когда одевал клетчатые «под шотландку» штаны и тяжелые ботинки с квадратными носками – сейчас бы смотрелся как клоун, но в те стародавние времена все так одевались, накинув сверху турецкую кожанку с кепарем «Кэнгол».

После того как я оделся, за мной на такси приезжают ребята.

«Культурно отдыхать едем, значит?! Если это так, то я непорочная дева Мария. Никто ведь на своей колымаге ехать не решился. Это, видимо, будет долгий ужин».

У разных дружеских групп разные гастрономические предпочтения: с университетскими люблю ездить в китайский ресторан за мясом в кисло-сладком соусе и салатом из языка и огурцов, с братьями и их подругами в итальянский – паста «Карбонара» и «Цезарь», с девушкой – куда-нибудь в кофейню типа «Джонатана» …

Зачем такое разнообразие, спросите вы. А я отвечу: люблю сопоставлять вкусовые ощущения и человеческие чувства, разные группы людей, как разные кухни: итальянская – насыщенная, стабильная, спокойно-семейная; китайская – яркая, разнообразная, с перченым юморком.

Помните, мультик «Рататуй», где у крысы от смешения вкусов рождаются чувства? Так вот и я уверен, что можно распробовать всю гамму чувств. К примеру, любовь – в моем понимании вкуса проста и незатейлива – штрудель. Да! Да! И еще раз да! Яблочный рулет, со сливками или мороженным, посыпанный сверху сахарной пудрой. Конечно, штрудель, как любовь – это тихий ужас для любого француза или итальянца, но так уж я устроен. Яблоки – что-то свежее, нежное. Зернистые, мягкие и сочные груши – долгожданный первый поцелуй. Сливки и мороженое, воздушное и в тоже время насыщенное, – что-то детское, материнское (без намека на Эдипов комплекс). Горячая начинка и сахарная пудра – это, конечно же, секс. Пресное тесто – невинность и интимность, в смысле взаимоотношений, которые скрыты от посторонних глаз.

Вот сидишь с девушкой на свидании и жуешь штрудель. Сопоставляешь ощущения от вкуса во рту и от общения с девушкой, вылавливаешь нюансы, угадываешь недостатки. Потом вердикт: девушка – штрудель, но только вишневый. Все вроде бы хорошо, а ощущения совсем другие. Глупо, но интересно.

А вот с ребятами едем в ближайшую «таджичку». Мужикам объяснять не буду, а женщинам объяснить придется, почему именно в сомнительную забегаловку с таджикской кухней. Здесь все в кучу: грязный, вкусно пахнущий вагончик с наспех сколоченными скамьями, разномастными стульями и столиками, самодельные бутылочки с уксусом, глупо сверкающая елочная гирлянда над обклеенной клеёнкой барной стойкой, расторопные, но непонятливые официантки, бестолковое и беспорядочное меню, большие порции и дешевое пиво – это все доступно обрисовывает мужскую дружбу со времен школьной скамьи.

Я, как обычно, заказываю жбан пива, шурпу и бифштекс с гарниром из гречки, макарон-рожек и квашеной капусты. Пиво можно забрать сразу, а вот блюда придется подождать, но не долго. «Таджичка» – это тебе не хренов «Дыгын Дархан», где в июльскую жару приходится ждать морс и строганину по сорок минут к ряду – что интересно такого хитрого в том, чтобы настрогать 200 грамм замороженной рыбы? «Таджичка» – это якутский «МакДоналдс»: также быстро и также вкусно, только в ней можно еще и не торопясь пиво попить.

Приносят горячую шурпу в большой глубокой пиале с синим среднеазиатским орнаментом. Отламываю кусок лепешки и между разговорами о делах, бабах и машинах начинаю хлебать наваристый, с жирком, бульон. И думаю про себя, что завтра с утра я буду готов убить за вот такую пиалу, вот этого бульона. Горячий бульон с похмелья – это как поцелуй матери в расцарапанный локоть ребенка, – не лечит, но дает облегчение.

Осушив пиалу, оставляем на дне круглую картошку, крупный ломоть мяса и такой же кусок моркови. Протираем уксусом из бутылки руки и хватаем пальцами кусок мяса, отрывая от него большие куски. Пьем пиво и ложкой разминаем в пюре картофель с морковью. Кидаем в получившуюся массу репчатого лука, что пристроился с краю на тарелке с бифштексом, который принесли буквально «только что». Жалко, что в «таджичках» не подают сливочное масло, оно было бы в самый раз в эту кашу. Ну, да и ладно, жирка, оставшегося от бульона, будет достаточно.

Заказываем еще пива. Пытаясь объяснить друзьям разницу между договором доверительного управления и классическим агентским договором, принимаюсь за бифштекс. Трудно, конечно, назвать рубленое мясо в виде котлеты с глазуньей сверху бифштексом в полном смысле американской кухни, но, как бы то ни было, это очень вкусно.

Подхватываем студенистый желток вилкой и опрокидываем его с возвышения котлеты на низменность макарон, где разбалтываем его до полного смешения желтого с белым. Отдельно посыпав солью и перцем, в один заход уплетаем белок, затем разделяем котлету на четыре равные части и, чередуя с гарниром, поедаем все на тарелке, кроме квашеной капусты.