Угасающий свет

Дождь шел в тот день, когда меня хоронили. Тысячи людей заполонили улицы центрального Лондона, чтобы принять участие в процессии, которая сопровождала в последний путь национального героя. Движение автомобилей, конечно же, перекрыли, а для обеспечения безопасности во время траурного шествия выделили аж две тысячи полицейских. Ну а как иначе? Не каждый день страна хоронит своего супергероя.

Я лежу в белоснежном гробу, в удобной бархатной постели, и умиротворенно слушаю, как дождь стучит по деревянной крышке, заглушая гул толпы. Покачивание едва ощущается, ведь везут меня весьма аккуратно, но, признаться, слишком медленно. Я начинаю скучать.

Мое сознание устремляется вверх, за пределы деревянного ящика: теперь я могу разглядеть с высоты птичьего полета процессию, которая растянулась на несколько километров, и окинуть взглядом место будущего вечного упокоения, уже заполненное людьми. Идти до кладбища остается совсем немного, и мысленно я устремляюсь к нему, оставляя позади свое бездыханное тело.

В тот момент, когда я оказываюсь у готовой могилы, из-за поворота выезжает четверка коней с погребальной колесницей, и толпа уважительно расступается. Я опускаюсь на мокрую траву у вырытого прямоугольника с идеально ровными краями и разглядываю лица незнакомых мне людей. Окутанные зыбкой пеленой, они проясняются от моего взгляда, глаза наполняются тихими, молчаливыми слезами, но стоит моему взору скользнуть на следующую фигуру, и они вновь уходят на задний план моего сознания, погружаясь в туман.

Я закрываю глаза и прислушиваюсь к стуку копыт, который должен бы затихнуть вместе с остановившейся колесницей, а когда открываю, гроб уже медленно опускается на дно глубокой ямы. Но чего-то не хватает. Сосредоточившись, я вновь вглядываюсь в смазанные лица толпы и почти сразу в одном из них узнаю Чарли. Мой друг уверенно шагает вперед. Люди, стоявшие рядом, бросают на него удивленные взгляды и перешептываются, а он подходит ближе и замирает у могилы. Теперь уже она засыпана и утрамбована, и участники процессии один за другим возлагают на нее цветы. Они как будто не замечают Чарли – каждый второй задевает его плечом или толкает назад. Но он стоит неподвижно, не сдвигаясь ни на сантиметр, и мрачно смотрит на мокрую землю, стремительно скрывающуюся под охапками цветов.

Да, мой друг, мы через многое прошли с тобой за последние полгода. Жаль лишь, ты этого не знаешь.

Людей становится все меньше, кладбище пустеет. Все вокруг завалено букетами, венками, фотографиями и письмами. Посреди этого изобилия по-прежнему стоит Чарли, молча и неподвижно. Но и он через короткие мгновения рассеивается и отдаляется, и я не стараюсь его удержать.

Очередная глава моего путешествия окончена.

Что ж, не у всех историй бывает хеппи-энд.

…

Я закрыл кран. Холодный воздух обдал разогретое тело в тот момент, когда последняя капля горячей воды упала мне на макушку. Быстро обтеревшись полотенцем, я оделся и вышел из душевой. Экран оставленного на кровати телефона моргнул от входящего сообщения, а спустя мгновение его догнал тихий звуковой сигнал.

«Я на месте», – говорилось в тексте, и я, торопливо накинув на себя джинсы и футболку с толстовкой, поспешил на встречу.

– Как спалось? – спросил Чарли, протягивая мне бумажный стакан с кофе, когда я сел за стол напротив него. Почти уверенный, что услышал насмешку в его вопросе, я молча махнул стаканчиком в сторону друга и, сделав глоток, откинулся на спинку ротангового кресла. Кофейня, в которой мы встречались по утрам понедельников вот уже несколько лет, доживала свои последние уличные денечки в этом году, и уже совсем скоро должна была по обыкновению перебраться внутрь, приготовившись к зимовке. Все навесы, еще недавно закрывавшие столы от знойного солнца, уже были убраны, а вместе с ними и пышные подушки покинули твердые плетеные кресла.

– Выглядишь не очень, – сообщил Чарли уже без тени иронии.

– Зато чувствую себя прекрасно, – я закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и подставил лицо яркому, но уже не греющему осеннему солнцу. Даже не глядя на друга я знал, что он с сомнением качает головой.

– Какие планы? – чуть погодя поинтересовался Чарли.

– Как долго ты собираешься задавать мне этот вопрос?

– Пока не получу ответ.

– Не получишь, так что перестань.

Я услышал глухой стук, когда Чарльз что-то кинул на стол, и, открыв глаза, увидел перед собой тонкую картонную папку с логотипом нашего отдела полиции.

– Что это?

– Посмотри.

Я не шевельнулся. Чарли нахмурился. С минуту мы упрямо смотрели друг на друга, затем он, не выдержав, подтолкнул папку еще ближе ко мне. Как будто это что-то меняет.

– Я не вернусь, – в сотый раз проговорил я, и Чарльз разочарованно прикрыл глаза. Он сделал глубокий вдох, готовый разразиться очередной тирадой, но оборвал сам себя, понимая бессмысленность этого спора.

– Так не может продолжаться вечно, – глухо проговорил он спустя пару глотков кофе. – Когда-то тебе придется вернуться к реальности.

– Когда-то, – кивнув, согласился я.

Друг окинул меня уже привычным мне сочувствующим взглядом и, по-видимому, в очередной раз решил дать мне еще немного времени.

– Возвращайся, как будешь готов. Вся команда ждет тебя.

– Я помню. Как семья?

– Хорошо, – Чарли кивнул в знак благодарности за вопрос, – приходи в гости, будем рады.

Я тоже кивнул.

– А как там твоя… ночная жизнь?

Я усмехнулся. Смущение друга при разговорах на эту тему забавляло меня.

– Активно продолжается.

Чарли покашлял и почесал затылок. Надо отдать ему должное, при всем своем неверии в мою способность управлять собственными снами, он исправно задавал дежурные вопросы, стараясь проявлять уважение к слишком поглотившему меня, по его мнению, хобби.

– Чем занимался сегодня? – он силился звучать буднично, будто спрашивал, как прошел мой день или какие у меня планы на вечер. Готов поспорить, в тот момент он не смог бы ответить, кого считает большим идиотом – меня за мои глупые фантазии, или себя – за то, что потакает своему инфантильному другу.

– Сегодня, мой дорогой товарищ по приключениям, мы спасали город от инопланетного вторжения.

Чарли выпятил нижнюю губу и поднял брови, чуть склонив голову набок и оценивающе кивая.

– Спасли?

– Ценой некоторых жертв.

Он опять прокашлялся, прежде чем спросить:

– А девушка?

Усмешка сошла с моих губ, а в груди, под ложечкой, что-то неприятно сжалось. Ее не было всего одну ночь, а страх того, что она больше не придет, уже прочно поселился в моей голове.

– Не видел ее сегодня.

– Надоело?

Я непонимающе нахмурился, и Чарльз поспешил пояснить:

– Это же твои сны. Ты видишь то, что хочешь видеть. Я так себе это представлял.

– Все немного сложнее.

– Да, это же целая наука, – как обычно после нескольких минут разговора о моих снах Чарльз все-таки начал терять терпение, и я с неохотой взял все еще лежавшую на столе папку. Пальцы невольно дрогнули, коснувшись знакомой шершавой текстуры картона.

– Рассказывай, что тут. Раз уж принес.

Ни перестановка кадров в отделе полиции, ни новое дело не убедили меня вернуться, и Чарли, несолоно хлебавши, отбыл на работу. А я отправился домой по своему излюбленному маршруту, который прибавлял ко времени пути без малого час. То есть в совершенно противоположную от дома сторону, ведь квартира моя находилась всего на десяток этажей выше кофейни, на пороге которой мы с Чарли распрощались.

Листья всех оттенков желтого крутились под ногами, подгоняемые легким, но уже набирающим жесткость осенним ветром. Прилавки магазинов по обе стороны улицы погрязли в призванных пугать и одновременно заманивать прохожих чучелах и паутинах, скелетах и привидениях. Конечно, не обошлось и без большущих рыжих тыквенных голов, манящих своей безобразной, безумной улыбкой.

Я остановился у невысокого, почти неприметного здания, которое было неотъемлемой частью моего ежедневного маршрута. Серые стены, серые окна и такого же скучного цвета потрепанная дверь еще больше меркли на фоне огромной золотой статуи, венчавшей крышу пятиэтажки. Это был ангел с распростертыми крыльями, который, вскинув голову и сложив руки в молитвенном жесте, шагал навстречу краю.

Шагни он взаправду, что произойдет? Взмах крыльями, рывок и долгожданный полет навстречу звездам? Или стремительное падение, крах всех надежд?

Я сощурился, стараясь не сводить со статуи глаз. Чем больше я смотрел на нее, тем больше мне казалось, что она притягивает и поглощает весь свет вокруг себя. Вся улица померкла, побледнела. Даже грозные головы будто растеряли свой фирменный раскрас, и теперь он покорно добавлял сияния раскинутым величественным крыльям.

Когда-то, когда я был совсем ребенком и жил в той же квартире неподалеку отсюда, это место казалось мне самым страшным на всем белом свете. По ночам я видел во снах, как ангел клонится на крыше и медленно падает вниз, а я стою ровно под ним, не в силах пошевелиться. Все вокруг погружается во тьму, и лишь зловещий колосс светится все ярче, неумолимо приближаясь.

Но он давно перестал пугать меня. И даже сны теперь подвластны моему сознанию. Теперь он – лишь яркое пятно, привлекающее внимание к почти ничем не приметному зданию. Пятно, которое остается неподвижным, сколько бы я ни смотрел на него, щуря слезящиеся от ослепительного блеска глаза.

Я поморгал, перевел взгляд на одно из окон третьего этажа и улыбкой поприветствовал тусклый оранжевый огонек, едва различимый за стеклом при свете дня. С улицы мне не был понятен источник этого света, как и его форма. Но теплое мерцание манило, увлекало, и мне нравилось думать о нем, как о своеобразном маяке. Я приходил сюда день ото дня, стоял, прислонившись к холодной каменной стене дома напротив пятиэтажки и смотрел на него, пока мне не начинало казаться, что в целом мире нас лишь двое – я и этот теплый, дарующий надежду светоч.

Идея маяка так увлекла меня, что с тех пор, как я заметил его с месяц назад, он стал неотъемлемой частью путешествий по мирам моих снов. Наших с Джилл путешествий.

Я посмотрел на часы. Время еще даже не добралось до обеда. Я опять почувствовал, как узел затягивается у меня внутри. Увижу ли я ее сегодня? До ночи ждать слишком долго.

Я кинул прощальный взор на свой маяк и зашагал дальше, поежившись от захватившего меня в свое течение ветра.

…

Джилл идет по песчаному берегу, прямо по кромке воды, раскинув руки и покачиваясь, будто пытаясь балансировать на невидимой мне тонкой нити. Она поднимает голову, чтобы встретиться со мной глазами, улыбается, но тут же прячет улыбку, растерявшись от моего пристального, хмурого взгляда.

– О чем ты думаешь? – спрашивает она.

Я силюсь непринужденно улыбнуться:

– О том, что дни становятся все длиннее.

Джилл понимающе кивает и спрыгивает со своей невидимой дорожки.

– Весь день я мысленно возвращаюсь к своим снам, – она заходит в воду, не обращая внимания на намокший подол белого льняного платья, и смотрит вниз, на разбивающиеся о ее ноги волны, – и считаю минуты до момента, когда снова смогу уснуть.

Теперь уже я киваю, соглашаясь.

– Так странно. Я понимаю, что должна ценить каждый день своей жизни. Но вместо этого тороплюсь прожить его скорее, лишь бы опять с головой окунуться в мир грез.

Я слышу разочарование в ее словах, и вполне ожидаемо сразу обнаруживаю то же чувство внутри себя.

Сделав пару шагов, я подхожу к ней, и вода расступается, а еще через мгновение закручивается в быстрый водоворот, окружая нас.

– Куда отправимся сегодня? – спрашивает Джилл. Маленький оранжевый светлячок игриво прыгает над нашими головами. Я пожимаю плечами:

– Учитывая сегодняшнюю дату, это очевидно.

В ее глазах вспыхивает озорной огонек. Она щурится, улыбаясь. Затем хлопает в ладоши и поворачивается ко мне:

– Идем?

Я беру ее за руку, закрываю глаза и шагаю вперед.

Океан вокруг нас исчезает в мгновение ока, и вот уже мы стоим посреди оживленной площади. Чучела и паутины, скелеты и привидения, тыквенные головы с безобразными улыбками, уже знакомые мне с утреннего маршрута, гротескно кружатся вокруг нас. Джилл закрывает глаза, глубоко вдыхая, и я чувствую, как воздух наполняет запах пряностей и тыквенного пирога.

– Мальчики и девочки всех возрастов, не хотели бы вы увидеть кое-что странное? – устрашающая фигура посреди площади вопрошает нараспев. Живописно раскрашенные и наряженные маленькие монстры облепляют нас со всех сторон и любезно интересуются, чего желают наши души:

– Сладость или гадость? – наперебой звучат тоненькие голоса, никак не вяжущиеся с устрашающими костюмами. Я засовываю руку в карман, в котором тут же находятся конфеты, и бросаю их в приготовленные горшочки в форме тыквы. Ряженые дети тянут нас за собой.

– Идем, – торопит меня Джилл. Площадь оживляется с каждым нашим шагом.

Прямо перед нами вырастает деревянная сцена, в ее полу открывается люк, и из него выпрыгивает целый ансамбль гремящих костями скелетов. Они с почтением склоняются в поклоне, отчего у одного из них отваливается ключица, но уже через мгновение с готовностью поднимают вверх свои инструменты, и бряцание костей заглушает разливающаяся по площади веселая музыка.

Джилл смеется. Один из скелетов, вооруженный электрогитарой со свободно болтающимся проводом, но все же издающей оглушительные трели, манит ее к себе. Джиллиан без промедления запрыгивает на сцену и кружится в танце. Вся площадь вслед за ней пускается в пляс.

Я любуюсь ей и тоже смеюсь.

Спустя несколько прекрасных минут Джилл возвращается ко мне с хитрой улыбкой. Я понимаю, что мои джинсы и футболка сменяются черным фраком, а белое платье Джиллиан такой же черной бархатной мантией. Ее голову украшает островерхая шляпа, а лицо – довольная улыбка.

Мы приближаемся к мрачной палатке с фиолетово-золотистым куполом, из ее складок показывается костлявая рука. Джилл жмется ко мне, уходя от ее прикосновения, и рука, разочарованно дернув пальцами, прячется обратно.

Мы пробиваемся сквозь шумных гуляк и восторженно созерцаем декорации праздничного города. В глазах Джилл отражаются огни оранжевых гирлянд, улыбка не сходит с ее губ. Я наклоняюсь и целую их, не в силах сдержаться. Она отвечает на мой поцелуй, и площадь замирает. Музыка, гул толпы и детский смех затихают, оставляя нас наедине друг с другом. Но Джилл выскальзывает из моих объятий слишком быстро, и тут же мы вновь ныряем в праздничный круговорот.

– Не отвлекайся, – почти укоризненно говорит она и прячет смущенную улыбку, – сегодня полнолуние.

– Желание, высказанное при полной луне, может исполниться, – я стараюсь притянуть ее обратно.

– Полнолуние означает, – упрямо уворачиваясь и пропуская мои слова мимо ушей, продолжает Джилл, – что стоит внимательнее смотреть по сторонам. Вдруг где-то в толпе мелькнет шляпа-котелок или…

– Прошу прощения, – черная высокая фигура появляется из ниоткуда и нависает над нами, высоко подняв руку с зажатым в ней фонарем-тыквой, – вы не видели здесь собаку?

– …появится Джек, – завершает свою фразу Джиллиан, подпрыгивая от восторга. Джек, не дожидаясь ответа, круто разворачивается на каблуках и гордой походкой удаляется от нас.

– Силы добра и зла сегодня сходятся в последней схватке, – загадочно протягивает Джилл, глядя ему вслед. – Интересно, чем закончится Великая Игра на этот раз?

Толпа расступается, чтобы пропустить катящуюся без лошадей карету.

– Вы моя последняя надежда, доктор, – доносится до нас обрывок разговора, и на короткое мгновение в окошке кареты мелькает покрытая густой шерстью морда.

– Знаешь, кого я хочу увидеть? – Джиллиан провожает ее взглядом.

Знаю. Мы сворачиваем с площади, проходим через темный переулок и оказываемся на кладбище, погруженном во тьму. Джилл сжимает мою руку и старается держаться как можно ближе. Я слышу ее частое дыхание.

Холодный лунный свет выползает на брусчатую дорожку, и мы видим их.

– Ты странная собака, – говорит кошка, надменно задрав хвост.

– Ты странная кошка, – говорит собака, глядя на нее сверху вниз.

Кошка растворяется в темноте.

– Как ей и положено, – Джиллиан поворачивается ко мне и восторженно улыбается. Я не могу не улыбнуться в ответ.

Звуки праздника вновь становятся ближе, пространство вихрем крутится вокруг нас. Мы возвращаемся на площадь и оказываемся перед входом в мрачный лабиринт. И опять я чувствую взволнованное дыхание Джилл, когда она придвигается ко мне как можно ближе.

– Идем, – на этот раз тороплю ее я. Она с опаской шагает за мной, к на скорую руку сколоченной лестнице. Из-под лестницы выползает горбатая фигура, сокрытая черным трухлявым плащом. Она откидывает капюшон и тянет к нам свое безобразное лицо. Голова ее кишит пауками, из рукавов плаща, шипя и показывая языки, выглядывают змеи. Джилл пятится назад и тянет меня за собой. Я смеюсь, и лестница исчезает вместе с жуткой фигурой, а вместо них вход в лабиринт открывает величественная зеленая арка. Пальцы Джилл на моем плече ослабляют хватку.

– Идем, – с обреченным вздохом соглашается она. Я обнимаю ее за плечи, и мы входим в Лабиринт Страха. Тут же пропадает музыка, смолкают голоса. Где-то тихо стрекочет кузнечик, вдали ухает сова. Мы идем вдоль стен, заросших плющом, и настороженно прислушиваемся к звукам в ночи. Поворот сменяется поворотом, звезды таятся за густыми облаками, и даже луна предательски скрывается за грохочущую тучу. Лишь оранжевый веселый светлячок озаряет наш путь.

– Здесь никого нет? – с облегчением шепчет Джилл.

– Никого, – разочарованно отвечаю я, и тут же из-за очередного поворота вылетает что-то похожее на полупрозрачную рваную простыню. Мерзкий писк, дуновение леденящего ветра, рывок, и привидение исчезает, растворившись в воздухе прямо перед нами. Джиллиан прячет лицо, уткнувшись в мою грудь. Я прижимаю ее к себе и думаю, что этот страшный лабиринт был хорошей идеей.

Еле живые мертвецы, марширующие скелеты в полном обмундировании, демоны, пышущие огнем, поджидают нас за каждым поворотом. Где-то впереди медленно парит в свете робко выглянувшей из-за туч луны красный воздушный шар. Туман поднимается от земли, сгущается, холодит ноги. Крысы выскакивают из плотных зарослей плюща, противно визжат и тонут в тумане. Что-то хрустит под нашими ногами, и мы замедляемся, стараясь ступать осторожней, а в волосах путается липкая паутина. Проход становится все уже.

Где-то позади нас тишину разрывает звук заведенной бензопилы, и Джилл ускоряет шаг, забыв о зловещем тумане. Летучие мыши, встревоженные тем же звуком, взмывают вверх, хлопают крыльями и надрывно пищат.

Мы сворачиваем направо. Впереди, в конце длинного прямого коридора, прислонившись к стене, сидит кукла. Ее глаза широко открыты, щеки горят румянцем, две косы, перевязанные красными бантами, ниспадают на плечи. Кукла медленно поворачивает голову в нашу сторону и растягивает губы в сумасшедшей улыбке.

– Ну уж нет, – Джилл мотает головой и резко разворачивается назад. Там, где только что был проход, уже возвышается стена, а плющ на ней оживает и тянет к нам шипящие ветви.

– Хватит, – Джиллиан жалобно всхлипывает и вновь оказывается в моих руках. Я закрываю глаза, вдыхая запах ее волос.

Стены лабиринта уходят под землю. Мы оказываемся на пустынной поляне. Джилл робко оглядывается по сторонам, и по всему полю раскрываются лавандовые колоски. Вслед за Джилл я наклоняюсь к ним, провожу ладонью по цветам и, ощущая их аромат, понимаю, что именно этот запах я с наслаждением вдыхал еще мгновение назад, прижимая Джиллиан к себе.

На поляне расположился гладкий серебристый камень. Я моргаю, и в нем появляется меч. Он издает голубоватое свечение, я слышу едва уловимое гудение и с удивлением смотрю на Джилл. Она разводит руками:

– Если посреди леса, на загадочной поляне, стоит камень, в нем определенно должен быть меч.

Я соглашаюсь с ее логикой, смеюсь, но качаю головой:

– Не сегодня.

Меч исчезает, а вокруг камня заводят хоровод девы в белых одеяниях с алыми венками на головах. Они припадают к земле, а затем вновь вытягиваются вверх, кружась в неистовом танце, их голоса сливаются в унисон, ветер воет все сильнее, откликаясь на их песню. Завороженно мы смотрим на бушующую вокруг каменного алтаря страсть, а земля дрожит под нашими ногами.

Шляпа слетает с головы Джилл, каштановые пряди ее волос развеваются на ветру, и она, щурясь, прикрывает глаза рукой. Каждое движение танцующих друидов, каждая нота, каждое слово наполняют энергией теперь уже искрящийся алтарь. Девы исполняют последние па, их голоса обрываются, а тела падают замертво, отыграв свои роли. Молния озаряет ночной небосвод и бьет прямо в готовый взорваться камень. На мгновение он вспыхивает, погружается в плотное облако дыма, и кажется, будто все звуки этого мира перестали существовать вместе с уже утонувшими в лавандовых кустах друидами. На поляне царит тишина. Джиллиан на всякий случай сжимает мою ладонь.

Облако дыма рассеивается, из него вырисовывается величественный силуэт. Высокий, тонкий и изящный, он неторопливо обводит поляну взглядом. В его глазах пылает синий огонь, черный длинный смокинг дрожит на ветру. Очертания силуэта контрастируют с ярким свечением алтаря. Узкие брюки обтягивают неестественно длинные ноги, искры пляшут на зеркальной поверхности лакированных сапог, а на голове силуэта надета черная маска с маленькими острыми ушами на макушке.