Лис и Теа

Размер шрифта:   13
Лис и Теа

Яна Гаврилова

«Лис и Теа»

Тень, что источала свет,

Была в тебе всего прекрасней…

Пролог

Теа

Рединг. Штат Пенсильвания

Пятью годами ранее.

Совершив финальные толчки Дарен скатывается с меня и падает спиной на старый прокуренный матрас. Наше прерывистое дыхание отскакивает от стен заброшенного домика, который стал маленьким пристанищем, в котором мы можем укрыться от внешнего мира. Здесь мы не более, чем просто двое влюбленных и пусть за дверью этого дома мы по-прежнему остаемся дочерью владельца похоронного бюро и сиротой без определенного места жительства.

Мы делаем это каждый день.

И с каждым днем мне нравится все больше.

Я сажусь, прикрываясь простыней и чувствую, как крошечные капли пота, скатываются по моей спине. Несмотря на то, что сейчас ранняя весна, а в домике нет отопления, мне жарко. Жар, который дарит мне Дарен намного сильнее тепла от радиатора.

Ладонь Дарена опускается на мою спину.

– Детка, мне так хорошо с тобой, – мурлычет парень и я ощущаю себя самой счастливой на планете. Раздается щелчок зажигалки и комнату заполняет запах сигаретного дыма.

– Мне надоело прятаться, – произношу я, не скрывая обиды, – Ты – мой парень. Почему мы не можем быть, как обычная пара?

Дарен делает долгую затяжку и выпускает белое облако дыма.

– Потому что я беспризорник, Теа. Сбежавший из приюта сирота. У меня ничего нет, кроме этого матраса и пары поношенных носков.

– Я хочу представить тебя своему отцу.

Он делает еще одну затяжку.

– Ничего не выйдет, детка. Ни один нормальный отец не позволит своей дочери встречаться с таким, как я.

– Но я хочу попробовать, – не отступаю я.

– Нет, – резко обрывает Дарен, и я проглатываю слезы. Пусть Дарен против, но я все – равно поговорю с отцом, когда вернусь домой. Может папа сможет помочь Дарену и даст ему работу в своем похоронном агентстве, чтобы он смог снять себе жилье и больше не возвращаться в этот заброшенный домик.

Дарен садится и заставляет меня посмотреть на него. Нежно убирает прядь волос с моего лица.

– Детка, тебе всего пятнадцать. Через пару лет ты закончишь школу и уедешь в колледж. Поселишься в кампусе. Парни будут рвать друг другу глотки за возможность быть с тобой, а я буду счастлив знать, что когда – то ты была моей. Знать, что я опередил их всех и стал первым.

Не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями я прижимаюсь к губам Дарена, и он с готовностью отвечает на поцелуй. Сама не понимаю почему, но я плачу.

– Спой мне, малышка, – просит Дарен, когда наш поцелуй прерывается. Нам трудно дышать, но ничто не сравнится с этими мгновениями, – Я так люблю слушать, как ты поешь.

Не в силах противится ему, я открываю рот и начинаю петь. Тихо, иногда срываясь на шепот, но я пою для Дарена. Слова отскакивают от стен заброшенного домика, наполняя его пустоту смыслом, которого прежде он был лишен. Слезы катятся по моему лицу, и я чувствую их вкус на своих губах.

Мы прощаемся.

Пусть Дарен не произносит этого вслух, но в глубине души я знаю, что это наш последний вечер вместе.

О нашей связи с Дареном знает только мой лучший друг Харпи. Харпи не мой отец, но он тоже против, чтобы я встречалась с Дареном, пусть и пообещал не выдавать меня, пока не почувствует угрозу.

Мы с Дареном познакомились в последний день музыкального фестиваля, который ежегодно проходит в Рединге в конце лета и мое юное глупое сердце внезапно забилось чаще. От него пахло бензином, а под ногтями было засохшее машинное масло. Но его завораживающие глаза цвета арахисовой пасты и обаяние, которым наделила его природа, сделали свое дело и в этот же вечер я разрешила Дарену себя поцеловать.

Через месяц я позволила ему больше, чем просто невинные поцелуи. Я перешла черту, которую прежде не переступала ни с кем и это не казалось мне чем – то неправильным. Быть с Дареном было правильно, а все остальное не имело значения.

Я поднимаюсь с матраса и неторопливо одеваюсь, чувствуя на себе взгляд Дарена. Я осознаю, что вероятнее всего больше не увижу его.

Он встает, подходит и берет меня за руку, вынуждая остановится.

– Я не хочу быть причиной твоей грусти, – произносит Дарен. Он подносит мою руку к своим губам и нежно целует внутреннюю сторону ладони.

– А чего ты хочешь?

– Чтобы ты была счастлива.

– Тогда позволь мне быть с тобой. Это все, чего хочу я.

Дарен молчит. Его теплые губы касаются моего лба.

– Уже поздно. Тебе пора возвращаться домой.

Мне действительно пора возвращаться домой. Обычно папа звонит мне несколько раз в день, но сегодня от него не было ни одного звонка. Должно быть он чертовски сильно занят в своем похоронном бюро.

Мы с Дареном выходим на улицу. Безмятежность прохладного апрельского вечера немного успокаивает меня. Мой парень притягивает меня к себе для поцелуя, а я злюсь от того, что не могу ничего изменить.

– Теа, – шепчет Дарен мне в губы, – Ты лучшее, что случалось в моей жизни.

Он еще раз целует меня, а потом отпускает.

Я сажусь на велосипед и направляюсь в сторону дома. По дороге меня не отпускает мысль о том, что нужно поговорить с папой о Дарене. Есть шанс, что все сложится удачно для нас обоих и мне не придется терять парня, которого я люблю. Папа всегда был на моей стороне. Уверена, он придумает верное решение.

Но поговорить с папой мне не удается.

Возле нашего дома я вижу около дюжины полицейских машин и несколько десятков людей. Некоторые смотрят на меня с сочувствием, некоторые с презрением, а во взгляде третьих плещется гнев. Мне становится не по себе, а предчувствие надвигающейся катастрофы заставляет панику внутри меня разрастаться с неведомой силой.

Моя жизнь изменится.

Возможно, она уже изменилась.

Я замечаю, стоящего на нашем крыльце Харпи. Рядом с ним стоят его родители.

Я спешу прямо к ним, игнорируя шепотки любопытных зевак.

– Что здесь происходит? – спрашиваю я, когда Харпи замечает меня. Друг притягивает меня к себе, но я успеваю заметить на его лице шок, перемешанный с ужасом.

– Теа…

– Почему здесь полиция?

Происходит что-то ужасное, но никто не говорит, что именно. Никто не смотрит мне в глаза, и я чувствую, что перестаю себя контролировать.

– Харпи, в чем дело? – требовательно спрашиваю я, вырываясь из кольца его крепких рук, – Что все эти люди здесь делают?

Друг переводит взгляд на своих родителей. Тревога в его глазах растет с каждой секундой.

Я смотрю на мать Харпи. Обычно собранная, с идеальным макияжем и без единого намека на усталость, сейчас она выглядит крайне потерянной.

– Миссис Гилмор, где мой отец?

Но она не успевает ответить. Через мгновение двое полицейских выводят моего отца из нашего дома. Его руки за спиной, скованные наручниками и это самое ужасное, что мне доводилось видеть за всю мою еще недолгую жизнь.

– Папа! – кричу я, срываясь с места, но Харпи хватает меня за руку, – Что произошло?! Что все это значит?!

– Прости, малышка, – произносит отец, а затем переводит взгляд на родителей Харпи, – Прошу, позаботьтесь о ней. Она самое дорогое, что у меня осталось.

Миссис Гилмор молчит. Ее глаза блестят от слез.

– Обещаю, Джон, – наконец произносит женщина и моего отца уводят. Его заталкивают в полицейский автомобиль, а я не могу поверить, что все это происходит наяву.

Боже, пусть это будет кошмарным сном.

Умоляю.

Автомобиль начинает движение, увозя моего отца в окружной департамент полиции США.

Я вырываюсь из рук лучшего друга и бегу следом за автомобилем.

– Папа! – кричу я, захлебываясь слезами, – Папочка!

Сквозь пелену до меня доносится голос Харпи и миссис Гилмор, но я продолжаю бежать. Когда автомобиль поворачивает за угол, скрываясь из вида, силы покидают меня, и я падаю на асфальт, чувствуя, как крошечные камешки впиваются в ободранные колени.

– Папочка, – хриплю я, – Не бросай меня.

Кто – то опускается рядом и прижимает меня к своей груди. По резкому запаху одеколона я понимаю, что это Харпи.

– Тише, Тэй – тэй, – успокаивающе шепчет друг, – Все будет хорошо. Мы справимся.

За все годы нашей дружбы это был первый раз, когда я ему не поверила.

***

Узнать, что твой отец серийный убийца не так-то просто. Особенно, когда тебе всего пятнадцать.

После того вечера, когда я бежала за полицейским автомобилем, увозящим прочь моего отца прошел месяц.

Родители Харпи выполнили обещание данное моему отцу и оформили надо мной опеку. Мне выделили комнату в доме семьи Гилмор и окрестили полноправным членом семьи.

Многие горожане говорили, что Гилморы сошли с ума. Ведь в моих венах течет «кровь серийного убийцы», и однажды дурная наследственность может дать о себе знать. Однажды Харпи даже пришлось утроить драку возле супермаркета, когда миссис Гилмор отправила нас за продуктами, так рьяно мой новоиспеченный брат защищал мою честь.

Я была благодарна всей семье Харпи за то, что не позволили мне оказаться в приюте. Они дали мне свою фамилию, чтобы тень ужасных деяний моего отца не отразилась на моей жизни, но я все-равно чувствовала, как вина за его поступки давит на меня мертвым грузом, не позволяя вдохнуть полной грудью.

Я отказалась от пения и выбросила в мусорную корзину все мечты о сцене. Я решила не поступать в колледж, а устроиться на работу уборщицей или почтальоном за крошечную зарплату и навсегда похоронить свою жизнь, как мой отец хоронил своих жертв на старом заброшенном кладбище позади нашего дома.

Их было семнадцать.

У каждой из них были семьи, мечты и стремления. Мой отец забрал их всех.

И, кажется, я была последней, у кого он все это отнял.

Ах да, еще у меня был парень, но и он бесследно испарился. В вечер ареста отца я видела Дарена в последний раз. Я несколько раз приходила в заброшенный домик, но все, что там осталось это несколько окурков "Честера", пара использованных презервативов и тот самый матрас, на котором я лишилась девственности.

Там было сыро и холодно, как в моей душе.

За последний месяц я много плакала, мало спала и практически ничего не ела. Миссис Гилмор пригрозила, что, если так пойдет и дальше ей придется положить меня в клинику, чтобы мной занялись специалисты. После этого разговора я с силой запихнула в себя тарелку куриного супа и банановый йогурт. Через десять минут все это оказалось в унитазе. Так происходило каждый раз. Тошнота стала моим ежедневным спутником, а потом, в один из дней, который был похож на все предыдущие, миссис Гилмор велела мне сделать тест на беременность.

И этот день не был похож на предыдущие.

Я помню, как в наш последний вечер Дарен поцеловал меня, а потом отпустил.

Но я до сих пор его не отпустила…

Глава 1

Теа

Наши дни.

Мне всегда нравилось выступать на сцене. Волнение, смешанное с приятным предвкушением, разливалось по всему телу лишь стоило мне ступить на выложенный паркетом пол концертного зала.

Я слышу первые аккорды и выхожу на середину сцены. Подхожу к одиноко стоящему микрофону и делаю глубокий вдох. На мне надет старый, видавший виды, жакет, черные расклешенные брюки и кроссовки, но я представляю себя в дизайнерском платье от Carla Ruiz.

Каждый нерв в моем теле натягивается подобно гитарной струне, когда я размыкаю губы и начинаю петь.

Импульсы счастья нарастают в груди, от осознания того, что эти две с половиной минуты принадлежат лишь мне. Я пою о том, чего лишилась и о том, что мне несомненно хотелось бы возвратить, хотя в глубине души я понимаю, что это мало возможно.

Грудь жжет и покалывает от непривычного недостатка кислорода, а на глазах выступают слезы, но уже через мгновение неприятные ощущения сменяются давно забытым чувством полного удовлетворения.

Боже, это невероятно!

Моя душа оживает, а мысли отключаются. Голос рвется наружу, а сердце перестает болеть. И я знаю, что как только эти две минуты закончатся я снова умру.

Несколько слезинок скатываются по моей щеке, оседая на губах и я чувствую их солоноватый привкус.

«Малышка, твой голос станет спасением для многих. Но первым кто найдет в нем утешение, будешь ты сама».

Я снова слышу пронзительный голос своего отца и начинаю петь еще громче. Легкие горят, а ноги предательски дрожат.

И вот это снова происходит.

Музыка затихает, и магия испаряется. Я медленно открываю глаза и обвожу взглядом зал.

Пустой зал.

Воображаемые зрители исчезли в воздухе мгновением раньше. Теперь все, что я слышу, это лишь бешенный стук собственного сердца.

Я перевожу дыхание и глубоко вздыхаю:

– Я знаю, папа, – шепчу я, – Я знаю…

***

Спустившись со сцены, я собираю свой рабочий инвентарь и запираю концертный зал. Работать уборщицей в месте где, когда – то была звездой очень удручающе, но это единственная работа на полставки, которую мне удалось найти в нашем маленьком Рединге.

Мой пульс по-прежнему отбивает неровный ритм после спонтанного восхождения на сцену. Господи, я только, что пела. Как – будто не было всех этих шести лет неприятия. Я словно вернулась на годы назад, туда, где осталась моя лучшая версия. Теперь же я просто Теа. Уборщица концертного зала. Наследница похоронного бюро. Дочь серийного убийцы.

По правде говоря, я надеюсь, что завтра все изменится. Точнее, я на это рассчитываю.

Я отношу принадлежности для уборки в хозяйственную комнату. Там под стопкой аккуратно сложенных полотенец меня ждет конверт с моим последним жалованием, любезно оставленным директором.

«Удачи в колледже, Теа. Будь умницей» гласит надпись на конверте, и я улыбаюсь. Несмотря ни на что мне нравилось здесь работать. Нравилось быть приобщенной к искусству пусть и не тем способом каким бы мне хотелось.

Путь от концертного зала до моего дома занимает примерно семь с половиной минут. Я заезжаю на подъездную дорожку одновременно с Харпи.

– Серьезно, Тэй – тэй, тебе пора избавиться от этого жакета, – ворчит Харпи, едва я успеваю выбраться из машины, – Он ужасен.

– Я знаю.

Харпи раздраженно закатывает глаза.

– Когда – нибудь я сожгу его.

Мой друг ярый блюститель моды. Он ценит красоту во всех ее проявлениях и мой старый выцветший жакет являет собой оскорбление его прекрасных чувств.

Мы заходим в дом и мне в нос ударяет запах пирога с лососем и брокколи. Любимого блюда семейства Гилмор, которое готовят лишь по особому поводу.

– Как предсказуемо, – бурчит Харпи, скидывая пальто в прихожей, а затем говорит чуть громче, – Мам, мы дома!

Из кухни, как всегда облаченная в домашний халат с ярким цветочным принтом, выходит миссис Глория Гилмор. Улыбчивая, жизнерадостная и обворожительная женщина, которая за эти годы сумела стать мне самой настоящей матерью.

– Стивен задерживается в ресторане, поэтому нам придется ужинать без него.

Отец Харпи – повар. Он владеет небольшим рестораном в центре Рединга и часто задерживается, потому что слишком любит готовить изысканные блюда для своих посетителей.

Глория вертит в руках кухонное полотенце.

– Живо садитесь за стол пока пирог не остыл.

Мы с Харпи исполняем приказ его мамы и спешим на кухню. Стол сервирован на четыре персоны, как и предыдущие шесть лет, которые я провела в этом доме.

Глория разливает по бокалам клюквенный морс.

– Очень жаль, что уже завтра мы будем ужинать без тебя, Теа.

– В колледже ведь существуют каникулы, – говорю я.

– Да, но это совсем другое, – Глория печально вздыхает, – Дай слово, что будешь звонить мне хотя бы пару раз в неделю.

– Конечно, буду, – обещаю я.

После ужина мы втроем располагаемся на диване в гостиной, чтобы посмотреть телевизор, а Харпи готовит для нас свою фирменную «Пино – коладу». Мысль о том, что уже завтра я буду проводить вечер совсем по – другому немного тревожит, но ведь это не значит, что мне не будет это нравится? В конце концов у меня был выбор. Оставаться в Рединге и принять свое наследство в виде похоронного бюро или же стать тем, за кем не будет тянуться мрачный шлейф темного прошлого.

И я выбрала второе.

***

Следующим утром я просыпаюсь с чувством легкого волнения от предстоящей поездки. Некоторое время нежусь в постели, вдыхая запах лимонного кондиционера для белья, а затем заставляю себя подняться. Подхожу к окну и вижу дорогу, по которой ежедневно проносятся огромные грузовики. Интересно, какой вид из окна будет в моей новой квартире, которую для нас подыскал Харпи? Держу пари, она будет соответствовать всем требованиям безопасности, которые только существуют в мире.

По дороге проносится огромный грузовик, и я вздрагиваю. Тяжело признавать, но я совершенно не готова променять этот вид на пугающую неизвестность. Внезапно меня одолевает страх и теперь решение изменить свою жизнь уже перестает казаться правильным. А что если у меня не получится? Может стоило придерживаться первоначального плана и до конца жизни работать уборщицей концертного зала? Разве дочь убийцы может позволить себе жить беззаботной жизнью?

– Я слышу их, – раздается позади меня, и я оборачиваюсь. На пороге моей комнаты, привалившись плечом к дверному косяку, стоит Харпи.

– Что?

– Твои сомнения. Я их слышу. Но не позволю тебе сдать заднюю. Ведь ты думаешь об этом, верно?

Верно.

– Я тебе не позволю.

Я вздыхаю, обхватывая себя руками.

– Может мне не стоит уезжать?

– Перестань. Тебе нужно сделать что – то для себя.

Я уже давно не делала ничего для себя. Сложно было поверить, что я могу себе это позволить.

–Выкинь из головы всю эту бессмысленную чушь и спускайся вниз, -приказывает Харпи, – Мама приготовила завтрак.

Харпи уходит, а я продолжаю стоять.

С тех пор как отца арестовали мою жизнь было сложно назвать жизнью обычного подростка. Целый год я не ходила в школу и вообще практически не выходила на улицу. Ребята, с которыми я общалась прежде отвернулись от меня, потому что им не хотелось иметь что – то общее с дочерью убийцы. Именно эти слова летели мне в спину каждый раз, когда я выходила на улицу, поэтому я практически перестала там появляться. Спустя год стало легче.

У горожан появились дела поважнее, и они перестали замечать меня. Когда – то самая популярная девочка в городе стала изгоем. Прокаженной. Дочерью убийцы. И пусть я сама не имела отношения ни к одному убийству, которое совершил мой отец груз этой тяжелой ответственности пал и на мои плечи. Некоторые даже считали, что я ему помогала.

– Люди всегда будут говорить то, что хотят услышать от других, – говорила Глория, – Но потом на местного жителя нападет сбежавший из зоопарка лев и все забудут о тебе.

Мне хотелось согласиться со своей приемной матерью, но пока мне в спину летел гневный шепот прохожих, я не могла этого сделать. Только ни в этом городе.

Пока мой отец был тем самым львом.

Я бреду в ванную и принимаю душ. Складываю в косметичку расческу, зубную щетку и ополаскиватель для рта. Еще раз смотрю на себя в зеркало, приглаживаю и без того идеально ровные волосы и делаю глубокий вдох. Мне предстоит проехать через полстраны, чтобы снова попытаться обрести себя.

Легкая улыбка расцветает на моих губах и, удивительно, но мне нравится мое отражение.

– Ты справишься, девочка.

Когда я спускаюсь вниз вся моя приемная семья уже собралась за завтраком. Стивен Гилмор сидит во главе стола и читает журнал «Lucky Peach», а по телевизору транслируется молодежное музыкальное шоу. Харпи энергичное уплетает омлет с беконом и зеленым горошком, а Глория загружает посудомоечную машину.

– Доброе утро, мисс Гилмор, – произносит Стивен и я не могу сдержать улыбки. Он обращается ко мне так с момента моего появления в их доме. Полагаю, он делает это для того, чтобы обозначить мою значимость в их семье, и я в который раз благодарю Вселенную за то, что у меня есть эти люди.

– Доброе утро.

Мужчина откладывает журнал в сторону и тепло улыбается мне.

– Готова покорять мир?

– Не совсем, – честно признаюсь я, опускаясь на свободный стул рядом с Харпи, – Я ведь не поклонница перемен.

Глория ставит передо мной порцию омлета.

– Тебе это необходимо, – произносит она.

Стивен подносит к губам чашку с кофе.

– Ты ведь не рассчитывала на то, что мы свыкнемся с мыслью, что наша дочь будет работать разносчиком газет?

Наша дочь.

Проблема в том, что я не их дочь. Я дочь убийцы и игнорировать этот факт крайне сложно.

– Я попробую, но…

– Но ты всегда можешь вернуться домой, – твердо произносит Глория, – И все же мы надеемся, что вы с Харпи со всем справитесь.

После завтрака вся семья выходит на улицу, чтобы проводить меня. Отец Харпи попросил сына остаться на пару недель, чтобы помочь с делами в ресторане. Поэтому я поеду одна, а Харпи приедет позже.

Глория протягивает мне пластиковый контейнер.

– Я собрала тебе перекусить в дорогу. И не забывай звонить хотя бы раз в неделю.

– Обещаю, – женщина заключает меня в теплые объятия, и я едва сдерживаю слезы. Я и не представляла насколько тяжело мне будет расставаться с моей приемной семьей.

– Я приеду через пару недель, – произносит Харпи, когда его мать отпускает меня, – Надеюсь к тому времени ты не спалишь квартиру и не сбежишь в мировое турне.

Я смеюсь.

– Даю слово, что дождусь тебя.

– Вот и хорошо.

Следующим меня обнимает Стивен.

– Береги себя, – произносит мужчина, по-отечески глядя на меня, – Будь умницей и не встревай в неприятности.

Как – будто это возможно.

Объятия завершаются и вот я уже сижу в своей машине под завязку набитой вещами.

Я уже собираюсь тронуться с места, когда мне в голову приходит мысль, которая нравится мне так же сильно, как понравится Харпи.

– Что ты делаешь? – спрашивает Харпи, наблюдая, как я выбираюсь из машины.

Вместо того, чтобы ответить, я стягиваю с себя жакет и подбегаю к мусорному баку. Открываю крышку и бросаю его прямо в кучу мусора. И глядя на сияющее восторгом лицо Харпи, я понимаю, что моя новая жизнь вот – вот начнется и даю себе обещание, что она уж точно будет намного лучше предыдущей.

Глава 2

Теа

Оказывается, в том, чтобы в одиночку проехать два дня на машине мало привлекательного. У меня затекла спина, а руки сводило судорогой, но предвкушение новой жизни, которая была уже так близко, заставляло сильнее нажимать на педаль газа и поздним августовским вечером я пересекла табличку с надписью: «Добро пожаловать в Нью – Хоуп». Солнце уже клонилось к закату, но даже в свете уходящего дня этот город был прекрасен. Я открыла окно и теплый ветер перемен коснулся моей кожи, и я почувствовала необыкновенный прилив сил и энергии. Этот город должен принять меня иначе весь этот путь был проделан напрасно.

Продолжить чтение