Книга ведьм

Глава 1

Ведьмы в Библии

Если современный человек слышит слово «ведьма», перед ним возникает традиционный образ старухи с длинным носом, покрытым бородавками, в черной остроконечной шляпе, потертой одежде и с черным котом у ног. Очевидно, что современное клише разительно отличается от того облика, который, по мнению членов протестантских общин первых переселенцев, был присущ ведьмам и колдунам, но тогда возникает вопрос: на кого должны были быть похожи знатоки темных магических ритуалов в глазах американских колонистов, и откуда эти люди – а речь почти всегда шла о женщинах, – получали, по мнению их соседей, силы и способности на совершение своих дьявольских деяний? Где кроются истоки образа ведьмы? Как колонисты определяли, ЧТО собой представляет ведьма?

Логично предположить, что концепция ведовства в понимании англоговорящих обывателей раннего Нового времени вырастает из описаний колдовства и ворожбы, содержащихся в Библии короля Якова[7]. Эта версия Библии, работа над которой началась в 1604 году в ответ на протестантскую критику более ранних переводов на английский язык, стала самым читаемым англоязычным текстом уже в семнадцатом веке. Книгопечатание в то время было дорогим, но Библия тогда (как и сейчас) была самой доступной печатной книгой.

При этом, как ни странно, священные тексты говорят о ведовстве весьма скупо. Библия подтверждает, что ведьмы и колдуны существуют, однако самые красноречивые детали – основные признаки, отличающие их от обычных людей, – равно как и те способности, которыми должны обладать волшебники, маги и чародеи, прямо не указаны.

Собственно, ведьмы, ворожеи и колдуньи – в отличие от волшебников и чародеев мужского пола – упоминаются в Библии короля Якова не более дюжины раз. Первое такое упоминание можно найти во Второй книге Моисеевой: Исход 22:18 «Ворожеи не оставляй в живых»[8]. Эта заповедь – прямое и недвусмысленное обоснование смертной казни для ведьм, почему-то приведенное в Священной Книге без каких-либо разъяснений или комментариев, – вклинилась между требованием обязательного выкупа за невесту и запретом скотоложства под страхом смерти. Ведьма (она же колдунья, ворожея – в зависимости от стилистики русского перевода – примеч. пер.) объявляется вне закона, однако ни в данном стихе 22, ни во всей Книге Исхода не дается определения того, кто она такая и какие ее действия могут считаться чародейством. Строго говоря, если ориентироваться на оригинал, пол «ведьмы» (ворожеи, колдуньи) не указан – то есть ее половая принадлежность определяется исключительно авторами переводов.

Более детальное описание появляется позже – только в Пятой книге Моисеевой. См. Второзаконие, 18:10–12:

«…не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов[9], волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего: будь непорочен пред Господом Богом твоим…»

Этот текст – совет сынам Израилевым, суть которого состоит в следующем: священники не должны повторять неодобренных религиозных ритуалов, с которыми они сталкиваются в землях, куда Господь посылает их. Второзаконие ставит ведьму – в данном случае и переводе «ворожею» – в один ряд с проповедниками девиантных религиозных культов, инакомыслящими, теми, кто вопрошает мертвых («некромантами», если буквально следовать греческому оригиналу), теми, кто занимается магией, астрологов и предсказателей, утверждающих, что видят будущее.

Основные опасности ведовства, как следует из контекста, носят двоякий характер: в первую очередь, колдовские действия выходят за рамки санкционированной религиозной обрядовой структуры, откуда логично следует тезис: «Мы, богоизбранный народ, так не поступаем». Определение ведовства как целиком негативного качества («Мы так не делаем!») весьма характерно. Отрицание полностью распространяется на любые утвердительные грамматические структуры в образной системе языка Второзакония (например, на прорицания как конкретные действия). Соответственно, появляются все предпосылки для такого описания ведовства, которое может видоизменяться по воле любого «охотника на ведьм», вне зависимости от ситуации, внешних обстоятельств, в которых он находится, и целей, которых он стремится достичь. В этом библейском тексте сигнальное качество ведовства – инаковость, отличие от тех, кому принадлежит религиозная власть.

Второзаконие не останавливается на приведенной выше цитате и сообщает несколько деталей, касающихся поведения ведьм и колдунов. Эти подробности имеют особое значение, поскольку создавали готовую основу для обвинений, выдвигавшихся в XVII–XVIII веках против тех, кого подозревали в чародействе. В частности, обратим внимание на «обаятеля, вызывающего духов». Темный символ «духа-помощника», или «фамильяра», со временем превратится в черного кота – неизменный атрибут «ведьмы по-голливудски». Идея общения с потусторонним миром станет ключевым идентификатором ведовства для людей раннего нового времени и основанием для преследования ведьм и колдунов в Европе и Северной Америке. Тема обязательного наказания за колдовство во Второзаконии вновь возникает в истории правителя Иерусалима Манассии, 2-я Летопись, 33:6:

«Он же проводил сыновей своих чрез огонь в долине сына Енномова, и гадал, и ворожил, и чародействовал, и учредил вызывателей мертвецов[10] и волшебников; много делал он неугодного в очах Господа, к прогневлению Его…»[11]

Манассия сделался хуже язычников, ибо не должен был оспаривать обычаи, учрежденные Господом. К счастью для Манассии, он, испытав мытарства, смирился, простерся перед Богом и увидел, что стоит на неверном пути в делах своих. Колдовство в данном контексте рассматривается скорее как вопрос приверженности установленным обрядам или их отрицания, а не как определенный набор девиантных практик. Степень Господнего недовольства уточняется и усиливается обозначением конкретного риска для лица, впавшего в ведовство, но при этом мы как читатели опять не получаем четкого понимания того, кто же такие ведьмы и колдуны.

Раз Библия не дает нам недвусмысленного указания на то, как нам идентифицировать ведьму и как с ней поступить, когда она обнаружена, схоласты и теологи вполне могли взять на себя эту задачу. И они это делали! Уже в начале 17 века в Англии в сформировавшейся к тому времени религиозной и интеллектуальной среде не было недостатка в желающих заняться выявлением ведовства, и авторитетные приверженцы такого образа мысли со временем стали доминировать в общинах первых переселенцев Северной Америки.

Глава 2

Следствие по делу и суд над Урсулой Кемп, Сент-Осит, Англия,

1582

Первый закон о преследовании ведьм и колдунов был принят в Англии в 1542 году, а последний официально отменен только в 1736 году. В течение этих двухсот лет процессы по обвинению в чародействе и ворожбе проходили в Англии достаточно регулярно и в основном – в графстве Эссекс (удивительное совпадение с преобладанием таких дел в одноименном округе Эссекс штата Массачусетс спустя столетие). «Охота на ведьм» в Англии достигла своего пика в 1580-х, когда доля обвинений ведьм и колдунов достигла 13 % от всех уголовных процессов того времени. Показатель сам по себе весьма впечатляющий, несмотря на высокий процент оправдательных приговоров[12].

Наибольшую известность в Англии того времени получили слушания, состоявшиеся в феврале – марте 1582 года, когда мировой судья Брайан Дарси деревни Сент-Осит графства Эссекс обвинил Урсулу Кемп в колдовстве. В деле Кемп Дарси ссылался на закон против ведьм и колдунов 1563 года и поставил цель определить, достаточно ли собранных доказательств для того, чтобы Урсула Кемп предстала перед судом присяжных в Челмсфорде во время так называемых «ассиз»[13]. Дело Урсулы Кемп поражает необыкновенной схожестью с процессами против ведьм в Северной Америке, имевшими место гораздо позже, с точки зрения как личности обвиняемой, так и характера судопроизводства[14].

Автор приведенного ниже текста, изданного отдельным памфлетом, скрывается под инициалами «В. В.», и его личность не установлена. Вполне возможно, что перед нами – сам судья Дарси. Многие показания приведены от первого лица, включая заявления, которые были сделаны свидетелями судье Дарси при опросе один на один. В памфлете Дарси изображается убежденным и неустанным «охотником на ведьм». Из текста возникает образ крохотной общины, где давно укоренилась вражда и взаимные подозрения, разгоревшиеся с новой силой в связи с обвинениями в ведовстве, – сюжет, который будет полностью воспроизведен по другую сторону Атлантики[15].

Население деревушки Сент-Осит, как и многих других английских сельских поселений той эпохи, страдало от хронической бедности, в связи с чем между ее обитателями был весьма распространен натуральный обмен не только товарами, но и услугами в форме взаимных одолжений. Непростые социальные отношения, помноженные на старые обиды, часто вели к распрям и сварам. Раздражающее соседей неприкрытое попрошайничество и нищенство, часто упоминаемое в материалах «дела против Кемп», четко указывает на постоянную изнуряющую нужду жителей деревни, рождавшую нетерпимость.

Еще одной причиной возникновения подозрений в ведовстве в ту эпоху были внезапные, необъяснимые и серьезные болезни людей и скота[16]. Антисанитарные условия порождали высокую детскую смертность, с которой родителям было проще смириться, если можно было найти виновного вне семьи. Современному читателю гораздо труднее понять, почему Урсула призналась в ведовстве. Была ли она безумна? Или ей нравилось внимание к собственной персоне, пусть и враждебное? Считала ли она себя наделенной колдовскими силами и способностями[17]?

Суд над Урсулой Кемп задал общие черты всех последующих процессов над ведьмами: маргинальный статус обвиняемой в ее общине, характер тех преступлений, которые ей вменяют в вину, привлечение детей в качестве свидетелей, наличие у ведьмы духов-помощников, обещания снисхождения в обмен на признание и поиск на ее теле уличающей «метки дьявола» – третьего, или «ведьминого», соска. Эти отличительные особенности дознания и судопроизводства через столетие повторятся во время «охоты на ведьм» в Северной Америке.

По итогам заседания в деревне Сент-Осит одна из обвиняемых – Джоан Пичи – была оправдана, а Урсуле Кемп не повезло – ее дело рассматривалось судом Челмсфорда на ассизах после Великого поста, и по его решению она была приговорена к смерти и казнена[18]. Весьма вероятно, что несправедливость этого приговора вдохновила Реджинальда Скотта на публикацию в 1584 году труда под названием «Разоблачение колдовства», в котором автор с большой долей скептицизма рассматривает попытки искоренения ведовства в Англии, а по ряду дел прямо критикует судью Дарси[19].

19 февраля в 24-й год правления нашей Суверенной Правительницы Королевы Елизаветы. Показания Грейс Тёрлоу, жены Джона Тёрлоу, данные мне, судье Брайану Дарси, в день и год, указанные выше, против Урсулы Кемп, именуемой также Грэй

Свидетельница Грейс также заявила, что примерно девять месяцев назад она разрешилась от бремени младенцем женского пола, и что вскоре после рождения означенного младенца обвиняемая Урсула поссорилась с ней, когда речь зашла о том, кому следить за новорожденной. В ту пору обвиняемая Урсула сказала, что Грейс не может ухаживать за младенцем, ибо выходит на службу в дом лорда Дарси. Свидетельница же Грейс продолжала смотреть за своей дочкой, а та по прошествии малого времени после той ссоры выпала из колыбели, сломала шею и умерла, будучи немногим старше четырех месяцев от роду. Обвиняемая Урсула, прослышав о сем, заявила, что она не удивлена и что ей-де надо было бы поручить ухаживать за девочкой и кормить ее[21].

И еще свидетельница Грейс заявила, что, когда она уже легла в постель[22], обвиняемая Урсула пришла к ней и казалась очень обиженной тем, что не доверили ей ухаживать за свидетельницей, на что Грейс отвечала, что о ней есть кому позаботиться. И в продолжение разговора сказала свидетельница Грейс, что буде у нее вновь ломить кости, как раньше, она найдет способ узнать, откуда у нее сей недуг, и тогда она на коленях готова будет проползти, чтобы принести жалобу на тех, кто наслал на нее такую порчу, дабы были примерно наказаны. На что обвиняемая Урсула отвечала, что ты-де еще легко отделалась. «Берегись, Урсула, – молвила свидетельница Грейс, – ибо ходишь ты по тонкому льду». На что обвиняемая Урсула отвечала, что в ее силах снять порчу, а навести ее она не может[23], и обещала она свидетельнице Грейс, что если та без лишней огласки[24] пошлет за ней, как придет время, и отошлет того, кто за ней присматривает, покажет она свидетельнице Грейс, как снимается такая порча, как и любая другая, в любое время.

Кроме того, означенная свидетельница Грейс рассказала, что примерно полгода назад началась у нее ломота во всех костях, особливо в ногах до хромоты, и тогда обвиняемая Урсула явилась к ней без приглашения и заявила, что поможет Грейс избавиться от немочи, если та даст ей двадцать пенсов. С чем свидетельница Грейс, ведя речь от сердца, согласилась. И прошло еще пять недель, и выздоровела свидетельница Грейс, и стало ей так же хорошо, как было раньше. В ту же пору обвиняемая Урсула пришла к свидетельнице Грейс за обещанной ей платой, на что свидетельница Грейс отвечала, что она женщина бедная и нуждающаяся и что денег у нее нет. Тогда обвиняемая Урсула попросила расплатиться с ней сыром, на что Грейс заявила, что и сыра у нее тоже нет. Тогда Урсула, видя, что с Грейс ничего не получить, сказала, что поквитается с ней, и тут Грейс вновь одолела ломота, которая не проходит и по сию пору.

И еще означенная Грейс заявила, что чуть только становится ей лучше, начинает недужить ее сын, и мучает его неизвестная хворь, а коль идет он на поправку, так все кости в теле Грейс начинают болеть так, что ни встать ей с кровати, ни даже повернуться на другой бок без помощи.

Показания Эннис Летердалл, жены Ричарда Летердалла, данные мне, Брайану Дарси, эсквайру, против Урсулы Кемп, именуемой также Грэй, 19 февраля.

Свидетельница Эннис заявила, что перед последним Михайловым днем[25] обвиняемая Урсула прислала своего сына в дом Летердаллов попросить дать ей песка на скоблежку, и еще мальчик передал слова матери своей, что в обмен на песок она выкрасит пару женских чулок[26]. На что свидетельница Эннис, зная, что Урсула – женщина ненадежная, песка не дала. После чего, по словам Эннис, случилось так, что обвиняемая Урсула увидала малолетнюю дочку свидетельницы, когда Эннис несла песок в один из соседских домов, и, как услышала Эннис, начала тогда Урсула что-то бормотать и причитать. И после сего дочка та заболела, да так тяжело, что лежала недвижно, а живот ее и срамные части сильно раздуло. И еще свидетельница Эннис поведала, что примерно в десятый день февраля пришла она к обвиняемой Урсуле и сказала той, что она посоветовалась со знающими людьми, а те рекли, что Урсула наслала порчу на ее дочь[27]. На то обвиняемая Урсула отвечала, что клянется жизнью своею, что ни на означенную Эннис, ни на дочь ее никакую ворожбу она не наводила, и попросила женщину, бывшую в доме Урсулы, с которой обвиняемая пряла, засвидетельствовать ее слова. А на следующий день дочери свидетельницы Эннис стало еще хуже, и понесла ее она к матушке Рэтклифф как к женщине знающей. Осмотрев ребенка, означенная матушка Рэтклифф заявила свидетельнице Эннис, что сомневается, что сможет помочь, но все же взялась выхаживать девочку, и прочая, и прочая.

Показания Томаса Раббета, примерно 8-ми лет от роду, внебрачного сына обвиняемой Урсулы Кемп, именуемой также Грэй, данные мне, Брайану Дарси, эсквайру, одному из судей Ее Величества, в 25-й день февраля, против его матери.

Означенный Томас Раббет рассказал, что у его матери Урсулы Кемп, именуемой также Грэй, имеются помощники, имена коих Тиффин, Титти, Пиджин и Джек, а когда его спросили, какой они масти, поведал, что Титти серый и похож на кота, Тиффин белая, как овечка, Пиджин – черная жаба, а Джек – тоже кот, но черный. И еще он сказал, что видел, как мать его поила их пивом, кормила белым хлебом, а ночью сии духи приходили к его матери и пили ее кровь, присосавшись к подмышкам и другим частям ее тела[28].

Допрашиваемого также спросили, видел ли он Элис Ньюман, приходившую к его матери, и он ответил, что однажды утром был он в доме вместе с матерью, и вошла его крестная Ньюман, и принялась упрекать его мать, и вышла у них ссора. И еще сказал он, что до той ссоры они дружили, и мать его как-то раз передала крестной глиняный горшок, в котором, как он думает, прятались духи, а крестная унесла тот горшок под передником.

Также допрашиваемый сказал, что через несколько дней после того, как крестная Ньюман приходила к его матери, услышал он, как она сказала его матери, что одного духа из горшка напустила она на Джонсона, а другого духа на жену его.

Показания и признания Урсулы Кемп, именуемой также Грэй, записанные в деревне Сент-Осит, данные мне, Брайану Дарси, эсквайру, одному из мировых судей Ее Величества в 20-й день февраля 1582 года.

Приговорена к смертной казни.

Означенная Урсула Кемп заявила, что тому минуло лет девять-одиннадцать, как сильно страдала она от ломоты в костях и в поисках облегчения пошла она к жене Кока, ныне умершей, в деревню Вили, и та поведала допрашиваемой, что на нее наслали порчу, и по ее просьбе рассказала, как самой снимать с себя сию порчу. Велела ей матушка Кок взять навоз из-под борова и уголь, смешать их, держать в левой руке, а в другую руку взять нож и трижды проколоть ножом снадобье, а затем бросить то снадобье в огонь, снова взять тот же нож, трижды ударить им по столешнице с обратной стороны и оставить нож торчать там. А после этого взять три листа шалфея и столько же листьев зверобоя[29], залить их элем и выпить получившийся настой поздно ночью и рано поутру, и та же женщина поведала, что сама этим пользуется, дабы облегчить свою ломоту и хромоту.

Допрашиваемая также рассказала, что после того хозяйки Пейдж и Грей, каждая из коих страдала от ломоты, послали за ней, и она к ним ходила. И сказала она им, что на них наслали порчу, дала то же снадобье, тут они и излечились.

Судья Брайан Дарси сообщил Урсуле, что для ее же блага поступить честно и рассказать всю правду. И тогда обвиняемая Урсула Кемп сделала нижеследующее признание.

Означенная Урсула разрыдалась, пала на колени и призналась, что у нее ходило в помощниках четверо духов, двое мужского и двое женского пола. Мужские духи были для того, чтобы наказывать и убивать до смерти, а женские насылали хромоту и другие телесные недуги, а также изводили скот.

После того допрашиваемая, будучи спрошенной о том, какими именами называла она сих духов и какой они были масти, призналась и заявила, что одного звали Титти, и принимал он облик серого кота; второго звали Джек, и был он как черный кот; третья же звалась Пиджин, и выглядела как черная жаба; а четвертая по прозвищу Тиффин была что твоя белая овечка.

Допрашиваемая, будучи также спрошенной, каких духов наслала она, чтобы наказать Грейс Тёрлоу и ребенка Летердаллов, призналась, что направила Титти наказать жену Тёрлоу и наслала Пиджин на дитя Летердаллов.

И еще допрашиваемая, не будучи спрошенной, по своей воле призналась, что она принесла смерть жене своего брата Кемпа, послав духа по прозванию Джек, дабы извести ее за то, что сестра брата называла ее шлюхой и ведьмой.

А также допрашиваемая призналась, что после ссоры с Грейс Тёрлоу она наслала демоницу Тиффин на ее дитя, лежавшее в колыбели, чтобы та перевернула колыбель, дитя выпало из нее и сломало шею.

Во всех пяти вышеуказанных делах означенная Урсула призналась мне, Брайану Дарси, в частной беседе, а затем после ужина она вновь предстала предо мной, Брайаном Дарси, ей зачитали то, в чем она призналась, и в присутствии нас, нижеподписавшихся, она подтвердила свои показания.

Также после признания допрашиваемой вышепоименованные Грейс Тёрлоу и Эннис Летердалл приведены были в мой дом, причем последняя несла свое дитя, и предстали перед допрашиваемой в моем присутствии, ввиду чего обвиняемая Урсула, обменявшись с ними несколькими словами, разрыдалась, пала на колени и попросила прощения у Эннис Летердалл и Грейс Тёрлоу, а также призналась, что подговорила вышеозначенную Ньюман наслать хворь на дитя Летердаллов, вопросив также Эннис Летердалл, не пугал ли ее сей дух той ночью, и заявив, что она сама была вся в поту от страха по той же причине. А также допрашиваемая призналась, что велела вышеозначенной Ньюман наслать духа на Грейс Тёрлоу для нанесения такого вреда, как сей дух пожелает, и прочая, и прочая.

Вышеозначенная малолетняя дочь Летердаллов во время сего допроса и осмотра была признана пораженной тяжелой хворью, особенно повредившей ее срамные части и ягодицы, и согласно мнению честной женщины с большим опытом, проводившей осмотр, не должна была прожить долго.

Особливо следует указать, что вышеозначенное дитя является малолетней особой женского пола, которой нет еще и года, и по той причине мать ее понесла ее к матушке Рэтклифф, жившей по соседству, чтобы та выходила ее дочь, и, когда мать проходила под окном дома допрашиваемой Урсулы с дочкой на руках, та закричала «уа, уа» и указала в сторону окна. И так же поступила она, когда мать несла ее обратно, что побудило означенную Эннис Летердалл задуматься и поговорить о том с обвиняемой Урсулой, а из-за слов последней решила она принести жалобу на Урсулу.

Обвиняемая Урсула, находившаяся под стражей в тюрьме и на попечении констебля, проведя там ночь, вспомнила о невысказанном ранее и заявила, что должна сказать судье Дарси еще одну вещь, в связи с чем на другой день приведена она была повторно к Брайану Дарси, допросившему ее второй раз.

Во время сего допроса сделано было обвиняемой Урсулой еще одно признание о том, что три месяца назад к ней в дом пришла Элис Ньюман, жившая по соседству, и затеяла с ней ссору, обзывая Урсулу ведьмой и грозя забрать у нее ее колдовские приспособы и отнести их судье Дарси. Но допрашиваемая заявила, что не приняла слова означенной Элис Ньюман всерьез, ибо после рождения детей обе женщины подружились, и потому, по словам допрашиваемой, отправила она свою соседку прочь с горшком, куда спрятала духов.

И еще заявлено было допрашиваемой, что в прошедшее Рождество пошла она к означенной Элис Ньюман и сказала той, что поссорилась с Грейс Тёрлоу, а затем попросила Элис Ньюман наслать духа по прозвищу Титти на Грейс Тёрлоу, да так, чтобы сей мелкий бес выбрал наказание для той по своему усмотрению. И, по словам допрашиваемой, ее соседка так и сделала, а по возвращении дух рассказал допрашиваемой, что поразил он колено Грейс Тёрлоу. В награду же пил дух кровь допрашиваемой, с ее слов, а затем вернулся к вышепоименованной Элис Ньюман.

Также рассказала допрашиваемая, что примерно три месяца тому назад повздорила она с неким Джоном Страттоном, и означенный Джон обозвал ее шлюхой, говорил ей иные злые слова и прочее. Вскоре после того послала она сына своего к жене сего Джона Страттона за душистыми травами, но та ей их не дала, и тогда допрашиваемая явилась к вышепоименованной Элис Ньюман, рассказала той, как повздорила со Страттоном и его женой, и попросила Элис Ньюман наслать духа по прозвищу Джек на жену Страттона, дабы причинить ей смерть. Означенная Элис Ньюман пообещала допрашиваемой выполнить ее просьбу на следующую же ночь и, по словам допрашиваемой, так и поступила. По возвращении дух сообщил допрашиваемой, что поразил жену Страттона в спину и уязвлял ту до самой ее смерти. В награду позволила допрашиваемая духу пить кровь из ее левого бедра, и то бедро по прошествии долгого времени, по словам допрашиваемой, постоянно кровоточило, стоило ей только потереть его.

И еще допрашиваемая заявила, что дух тот вернулся к означенной Элис Ньюман и получил с той подобную же награду в благодарность.

Кроме того, допрашиваемая призналась, что в пятницу 9 февраля или чуть раньше[30], пошла она к вышепоименованной Элис Ньюман, рассказала ей о ссоре с Эннис Летердалл и попросила наслать любого из духов на малолетнюю дочь Эннис, на что Элис Ньюман пообещала так и поступить. И еще допрашиваемая заявила, что более про то не могла говорить с Элис, ибо в доме был муж последней. И в этот раз, по словам допрашиваемой, Элис отправила демоницу Пиджин с поручением так уязвить дитя Летердаллов, как демоница посчитает нужным, после чего демоница в награду пила кровь допрашиваемой, а затем вернулась к Элис Ньюман. Более ни в чем допрашиваемая Урсула Кемп не призналась[31].

Глава 3

Реджинальд Скотт,

«Разоблачение колдовства»

1584

Для современного читателя Реджинальд Скотт кажется светочем разума в океане страхов и суеверий, одолевавших людей раннего Нового времени. Хотя знаем мы о нем относительно немного, трезвый голос Скотта звучит громче всех в ряду тех, кто в указанную эпоху не побоялся пойти наперекор сложившемуся общественному мнению в отношении ведьм и ведовства. Из других его трудов нам известен только сельскохозяйственный трактат «Основа для идеального хмельника», вышедший в 1574 году и переиздававшийся, что свидетельствует о его популярности. В течение десяти лет, прошедших между публикацией главных трудов Скотта, процессы против колдунов и ведьм в Англии неустанно набирали обороты. Вполне возможно, что Скотт лично присутствовал на суде над ведьмами деревни Сент-Осит[32] Из его книги следует, что Скотта ужаснула неприкрытая предвзятость судов над ведьмами, а обвиняемые вызвали жалость. Согласно его религиозным убеждениям, любые притязания на сверхъестественные способности или магические действия недоказуемы, связаны с самообманом или заблуждением обвинителя и обвиняемого, либо должны расцениваться как преступное мошенничество[33]. Соответственно, Скотт делает вывод, что современные ему «охотники на ведьм» страдают от недостатка веры, приписывая людям силы и способности, имеющиеся только у Господа Бога.

Для доказательства своей позиции Скотт оспаривал принятые в его время трактовки библейских текстов, заявляя, что современные ему переводы Священного писания без всякого разбора смешивают различные категории зловредителей – ворожей и прорицателей, чародеев и отравителей, – называя их «ведьмами и колдунами».[34] Гораздо больше, чем на библейский авторитет, Скотт полагался на опыт, в том числе и на своей собственный. По его наблюдениям, в ведовстве обычно обвиняли женщин определенного сорта: бедных, с нарушенным душевным равновесием, необразованных, вызывающих страх и презрение других членов общины, тех, кто не может постоять за себя. Скотт считал, что к этим женщинам следует отнестись с христианским милосердием и состраданием. Не оставляет своим вниманием автор «Разоблачения колдовства» и феномен признаний своей вины такими, как Урсула Кемп. В этой связи Скотт обращает внимание не только на ведьм и колдунов в библейском смысле этого слова, но и на так называемых «знающих» – деревенских знахарей, знатоков древних народных магических ритуалов, поставщиков амулетов и творителей заклинаний, – персонажей, характерных для английской сельской глубинки. Скотт озабочен отделением добросовестно заблуждающихся и ненамеренно слабых в вере членов тогдашнего общества от шарлатанов, извлекающих из суеверий собственную выгоду. При этом он находит массу ошибок и нестыковок в обоснованиях приговоров, выносимых «охотниками на ведьм». На взгляд современного человека, борьба с суевериями самоочевидна, но в ту эпоху только Скотту хватило мужества и здорового скептицизма, чтобы возвысить свой голос в защиту гонимых на фоне активного распространения антиколдовской истерии в Англии и Северной Америке. Вполне возможно, что его книга сыграла не последнюю роль в появлении такого известнейшего труда, как «Демонология» короля Якова (1597 г.), где в противоположность работе Скотта яростно защищается идея преследования ведьм[35].

Об опровержении власти ведьм и колдунов над погодой и проявлениями природных стихий, в укор и назидание тем, кто приписывает им слишком много

Истории о могущественных ведьмах и колдунах так быстро и глубоко проникли в сердца людей, ибо немногие из нас сегодня готовы предать себя в руки Господа и принять наказание от Него. Когда любое бедствие, несчастье, болезнь или потеря ребенка, урожая, скота или свободы случается с людьми, снова и снова восклицают они: «Во всем виноваты ведьмы!» Словно бы нет Господа в Израиле, повелевающего всеми вещами[37], направляющего мытарства, напасти и недуги на правых и виноватых токмо по воле Своей, находятся здесь на земле те, кто называет неких старух ведьмами и объявляет их источником всех несчастий людских. А коль скоро нет их вины, то и не заслуживают те ведьмы своего наказания. Не следует приезжать или приходить к тем, которых неправомерно именуют ведьмами, иным образом искать с ними связи, желая получить из рук их успокоение и защиту во времена бедствий и невзгод, ибо противно это воле и заповедям Божьим, ибо только Господь есть источник утешения и спасения в нужде нашей[38].

Прямо говорю я, что сии безбожники убеждены, что ни ураган, ни ветер, ни гром, ни молния, ни дождь, ни шквал не обрушиваются с небес по воле Божьей, а вызываются силой чар ведьм и колдунов. Стоит только грому ударить, а ветру задуть, бегут они звонить во все колокола или призывают яростными криками сжечь ведьму, колдуна или орудия их колдовства, дабы дым от костра очистил воздух вокруг от Дьявола, словно бы такими потешными средствами можно посеять страх в стихиях. Как по мне, так вера в такие средства и есть настоящее колдовство, как считает и Брентий[39].

Ни один раскат грома не подвластен ни ведьме, ни колдуну, ни самому Дьяволу, а лишь Господу во всей славе Его. В Священных книгах прочел я, что по воле Господа дуют ветры, волнуется море и обрушиваются смерчи[40]. Скажите мне, кто из колдунов успокоил море в шторм, как сделал Христос, или поднял вихрь одним словом своим, как сделал Господь, и тогда уверую я в колдовство. Смогли ли ведьма, или чародей, или любое другое смертное создание войти в чертог снегов или в самое око бури, которые посылает Господь во дни несчастий, битв и войн? Ведомо мне, что только по слову Божию падает снег и дует ветер, и лишь Иисус, Спаситель наш – единственный, кто в силах остановить всякое ненастье, а коли следуем мы заветам его, то принесет он нам дождь в дни засухи, чтобы нивы заколосились, а деревья в садах покрылись плодами.

О тревоге из-за легковерия людского и о порицании тех священнослужителей, кто разделяет общее заблуждение о всемогуществе ведьм и колдунов, как явствует из приведенного ниже примера

Род людской сегодня столь ослеплен заблуждением, что те, кто ищут утешения и совета в своей надобности, идут не к Господу Нашему, а к Дьяволу, и не к врачу, а к шарлатану, к тем, кто верят, что лишь словом своим могут лечить хромоту, ломоту и иные недуги, хоть пристало то лишь Спасителю и тем, кого он наделил своими Божественными силами. И пусть любая ведьма, кичась своими духами-помощниками и потрясая амулетами, заявит, что вылечит слепого, но в главе десятой Книги Иоанна говорится, что не в силах Дьявол заставить слепого прозреть[41]. Что печалит меня, так то доверие, что питают к сим ведьмам и колдунам не только простые люди, но и некоторые священнослужители. Слышал я от приходского священника, что средь паствы его есть семнадцать-восемнадцать ведьм и колдунов со сверхъестественной силою к чудесам, и тот священник был не один. Такими словами показывают пастыри прискорбное неверие слову Божию и невежество, коль наставляют так свою паству. Дело священника – научить своих прихожан тому, что лишь Господь способен творить великие чудеса, и только Он насылает кары на злых и нечестивых, и только Он есть судия. О таких заблуждающихся толковал пророк Аггей: «Я вам слал суховей и град, плесень на ваши посевы, губил все ваши труды; но вы не возвращались ко Мне…»[42] И он же сказал о них: «Вы сеете много, а собираете мало»[43]. И в книге пророка Иоиля и в Третьей книге Моисеевой, также известной как Левит, найдете вы многие другие доказательства вышесказанному.

Настала пора рассказать здесь об одном случае, который подтверждает вышесказанное. Этому делу я не только Oculatus testis[44], но и изучил его подоплеку и готов подтвердить правдивость моего отчета. Делаю я это не к бесчестью священнослужителей, идущих путем Господним, но в подтверждение глубины того, насколько нечестивое заблуждение о всемогуществе колдунов пустило корни, дабы вырвать его из умов людских.

На ассизах в Рочестере в 1581 году некую Маргарет Симонc, жену Джона Симонса из местечка Бренчли, что в графстве в Кент, обвинили в ведовстве и порче по наущению и жалобе малоумных и злобных особ и, в частности, некоего Джона Ферралла, приходского викария. Я поговорил с этим человеком и нашел его крайне предвзятым в деле Симонc по личным причинам и, что еще хуже, неспособным доказать правоту своих обвинений. Далее я расскажу, что поставил он в вину бедной женщине.

У Джона Феррала есть сын. Он – ученик торговца тканями (некоего Роберта Скотсфорда, проживающего в приходе Бренчли) и известен своей грубостью. Как-то раз парень проходил мимо дома Маргарет Симоне, и его облаяла ее маленькая собачка. Парень счел это оскорблением, выхватил нож и начал ломиться в дверь дома Симонсов. Маргарет гнала его прочь словами, которые сын викария счел оскорбительными и долго не уходил. В конце концов, он вернулся в дом своего хозяина и через пять-шесть дней слег. На одре болезни припомнил он свою стычку с собачкой и ее хозяйкой, о чем рассказал отцу. Последний (по его собственным словам) в гордыне своей счел, что раз он проповедует слово Божие, сам Господь никогда не пошлет недуга на чад его, и потому возомнил, что на сына наслали порчу. В том, кто виновен в ворожбе, руководствовался он как рассказом сына, так и некоторыми словами своих прихожан. И еще заявил он мне, что со временем его сын, который под пагубным воздействием недуга стал почти безнадежен, излечился и встал на ноги заклинаниями другой колдуньи[45].

На том обвинения Маргарет Симонc не исчерпались. Тот же викарий Феррал утверждал, что всякий раз, когда находилась она в его приходской церкви во время его проповеди, голос изменял ему так, что его едва было слышно. Объяснить это викарий не мог ничем другим, как только ведьмовским заклятьем Маргарет. Я решился спросить бедную женщину, дабы услышать ее мнение, и она подтвердила, что викарию и правда трудно говорить громко, но при этом указала, что его голос не так давно стал хриплым и тихим. Как уже было сказано выше, я сам общался с викарием, и слова женщины относительно его тихого голоса были правдой. Кроме того, услыхал я из уст Маргарет, что кое-кто из прихожан также заметили, что викарий поражен такой хрипотой, и отказались иметь с ним дело, ибо подозревали, что у того «французская оспа»[46]. Как впоследствии было подтверждено ординарней М. Д. Льюином[47], викарий даже привез из Лондона свидетельство за подписью двух врачей, согласно которому его хрипота была вызвана болезнью легких. И это свидетельство показал он в церкви всем своим прихожанам и тем самым был очищен от подозрения в постыдности своего недуга. Правдивость этих сведений подтверждает еще один честный человека из сего прихода[48]. Словом, если бы один из присяжных не оказался мудрее другого, была бы Маргарет Симонc осуждена и по сему, и по иным столь же нелепым обвинениям. Ибо одно лишь звание ведьмы вызывает ужас у простых людей, и будь хоть одно бесспорное доказательство ее вины предъявлено, не избежала бы женщина смертного приговора[49].

О тех, кого называют ведьмами (с перечнем их отличительных черт в глазах людей), о том, что ведьмы сами верят в силу своих слов и мысленных приказов как орудия наведения порчи на детей и скот, а также о шарлатанах, притворщиках и лже-чародеях

Обычно те, кого называют ведьмами, – это хромые, мутноглазые, бледные, дурно пахнущие, морщинистые старухи, полные раздражения на весь свет и суеверий, а вдобавок еще и папистки[50]; либо те, кто не исповедуют никакой религии вообще и в чьих сонных умах Дьявол нашел себе пристанище. Стоит поблизости случиться любому бедствию, несчастью, драке или убийству, они сами убеждают себя, что стали тому причиной. В окружающих вызывают они страх своей истощенностью, печатью меланхолии на лице, а иногда и уродством. Они проходят все стадии помешательства, предаются Дьяволу и мало отличаются от тех, которые считают себя одержимыми духами. Крепостью своих убеждений заставляют они поверить в силу своих заклинаний.

Эти несчастные создания на плохом счету у соседей, а зачастую внушают такой страх, что немногие отваживаются гнать их прочь или отказывать им в их просьбах. Много берут они на себя, считая, что способны на деяния за гранью человеческой природы. Вот идут они от дома к дому, стуча в двери и требуя налить им в горшок молоко или эль, наполнить его опарой, положить жаркое или кашу, либо оказать такую услугу, без которой жалкой ведьме не прожить[51]. Взамен открыто обещают они нечестивые блага, суля легковерным красоту, деньги, должности, богатство, почитание, удовольствия, славу, наслаждения, знания, учение и прочие выгоды.

Не раз бывало, что побираются эти создания тщетно, а соседи осуждают их за разврат и непотребство. Презрение и ненависть, в свою очередь, толкают ведьму на то, чтобы во всеуслышание проклясть любого, будь то хозяин дома, его жена, дети, скот или даже поросенок, которого увидит она в хлеву. А теперь представьте себе, что время идет, и кто-то из соседей ведьмы заболевает или умирает, ведь таков удел человека. Или странный недуг посещает кого-то из их детей, как то удар[52], эпилепсия, судороги, лихорадка или паразиты. И тогда невежественный люд принимает естественный ход вещей за месть ведьмы. Тут как тут и лекари-неумехи, про которых придумана поговорка Inscitiae pallium maleficium & incantation[53]. Колдовство и чародейство – мантия, в которую рядится невежество, ведь сегодня доподлинно известно, что злотворное сочетание гуморов[54] – причина болезни, а не слова ведьмы или проделки духов. Да и падеж скота легче приписать чужой злой воле, а не объяснить болезнью, несчастным случаем или плохим содержанием. В дни горестей дурная слава неприятной женщины, живущей рядом, или проклятия, сорвавшиеся с уст ее, убеждают окружающих, что все их беды только от нее.

С другой стороны, сама ведьма ожидает, что ее заклятия и пророчества когда-нибудь да сбудутся (хотя сам Боден[55] – известный гонитель ведьм – признавал, что сбывается не более двух из ста таких пожеланий и предсказаний). Представ перед судом, который в своем стремлении к исследованию истины ошибочно пытается доказать, что ее проклятья и пророчества превращаются в злосчастия ее соседей и, значит, сбываются, она чувствует себя могучей волшебницей, коей подвластен ход вещей, и признается в ведовстве. При этом не только она, но и обвинитель, и судья страшным образом заблуждаются и впадают в безбожие, ибо то, что, как все они считают, ведьма совершила и в чем она призналась, подвластно только Богу.

Не забудем, что существуют ведьмы и колдуны совсем другого рода – это шарлатаны, обманщики и лже-чародеи. Во имя славы, известности или выгоды они заявляют, что способны творить такое, что под силу только Богу или Дьяволу, беззастенчиво занимаясь предсказаниями, «лечением» недугов и всяческими «чудесами». Но о таких людях я подробнее расскажу ниже.

Глава 4

Джордж Гиффорд,

«Диалог о ведьмах и колдунах»

1593

Одним из тех, кто раньше всех начал писать о ведовстве доступным английским языком, стал пуританский священник Джордж Гиффорд из Мэлдона в графстве Эссекс. Его самый известный и увлекательный труд под названием «Диалог о ведьмах и колдунах» увидел свет в 1593 году и представляет собой весьма живое обсуждение таких актуальных для того времени вопросов, как природа ведовства и отношение верующего христианина к магическим ритуалам и гонениям на ведьм. Кроме того, «Диалог» Гиффорда предназначался для объяснения простыми словами широко распространенной практики суеверий, включая обращение за советом к «знающим» в тех случаях, когда ведьма или колдун подозревались в наслании порчи на членов общины. Некоторые историки придерживаются мнения, что подход Гиффорда по своей сути был методом ученого-антрополога[56]. Вместо того, чтобы рассматривать ведовство как интеллектуальную проблему, как поступил Реджинальд Скотт[57], или как проблему теологического свойства, как это сделает чуть позже король Яков I[58], Гиффорд воспринял распространение суеверий как своего рода пасторский вызов и своим трудом постарался дать ответ на следующие вопросы.

Что должен сделать пастырь для того, чтобы христианин расстался с укоренившимся в повседневности доверием к магическим ритуалам? Как вернуть такому прихожанину веру в Бога, выступающего в качестве единственного и безусловного авторитета?[59]

Диалог открывает некто Сэмюэл, обеспокоенный тем, что его семья, как он считает, заколдована. Такой вывод сделан на основании того, что его хозяйство несет убытки – внезапно и необъяснимо пал ценный хряк, а жена Сэмюэла потеряла нескольких цыплят. Сэмюэл начинает прикидывать, не стоит ли ему принести своего рода «жертву», чтобы освободиться от нападения злых сил, и уже собирается посетить в этой связи «знающего» человека, когда встречает на дороге своего старинного друга и единоверца – богобоязненного Дэниэля. Последний делится мнением о том, что трудности в жизни Сэмюэла вызваны не злокознями ведьмы, а самим Дьяволом. Сэмюэл приглашает Дэниэля к себе домой, чтобы подробно обсудить сложившееся положение вещей со школьным учителем, претендующим на роль местного интеллектуала.

Основная аудитория Гиффорда – среднестатистический обыватель, и потому он использует своего героя Сэмюэла как рупор живущих в народе наиболее распространенных верований о колдунах и ведьмах. Сэмюэл считает, что ведьмы обладают властью над физическими объектами и имуществом. Гиффорд устами Дэниэля стремится убедить Сэмюэла в том, что ведьмы в принципе могут существовать, но заблуждаются, считая себя наделенными особыми навыками. Все ведьмовские способности происходят напрямую от Сатаны, посему лучшая защита от ведьм и колдунов – не обращение к закону или к разуму, а духоподъемная практика. По мнению Гиффорда, мотивом преследования ведьм в большинстве случаев являются жадность, гнев, страх и ненависть, а отнюдь не желание услужить Господу[60]. Ничто так не любо врагу рода человеческого, считает Гиффорд, как необузданные гонения на ведьм, во время которых соседи идут войной друг на друга. Гиффорд убежден, что добрым прихожанам нет смысла бояться ведьм и колдунов вокруг себя, но надлежит изгнать Сатану из своих собственных душ[61].

Участники:

Сэмюэл, Дэниэль, жена Сэмюэла, школьный учитель М. Б., матушка Р.

Дэниэль: Что случилось с тобой, друг мой? Отчего ты так печален? На тебя легли все беды и горе мира сего? Отринь их, ибо, как говорит Священное писание, огорчения мирские порождают смерть (2-е послание Коринфянам 7:10)[63]. От неверия в промысел Божий рождается великий грех чрезмерной задумчивости человека над судьбами мира.

Сэмюэл: Ты прав, разум мой встревожен, но не по названным тобой причинам, ибо надеюсь я не растерять веру в промысел Божий, пока живу.

Дэниэль: Что же беспокоит тебя тогда – нечистая совесть или грех? Если так, то, покаявшись, ты очистишься.

Сэмюэл: О нет, дело не в этом… кое-что сильно беспокоит меня…

Дэниэль: Что же случилось? Не сочти меня навязчивым, но ты должен все мне рассказать – ведь я же твой друг, не так ли?

Сэмюэл: Конечно, я всегда считал тебя добрым другом, и ты наверняка сможешь дать мне полезный совет. Дело в том, что места у нас тут не очень хорошие. Как по мне, так хуже во всей Англии не найти.

Дэниэль: Ты правда так думаешь? Сдается мне, климат в вашей деревне здоровый и приятный, а земля дает отличный урожай.

Сэмюэл: Климат? С ним-то как раз все в порядке. Все дело в людях…

Дэниэль: В людях? Ну, где бы ты ни жил, тебе никуда не деться от богохульников, лжецов, сквернословов, клеветников, пьяниц, прелюбодеев, драчунов, транжир, игроков в кости и гордецов. Они повсюду, и ряды их многочисленны.

Сэмюэл: Нет-нет, речь не о них. Все дело в ведьмах… эти злобные старухи меня пугают.

Дэниэль: Почему? Ты считаешь, что тебя заколдовали?

Сэмюэл: Нет, я уверен, что никакой злой дух не может причинить мне серьезного вреда, но я много слышал историй о пострадавших от ведьмовских проделок. Они насылают порчу на людей и изводят скот. Да, представь себе, они не щадят ни взрослых, ни детей! Говорят, что почти в каждом городе или деревне нашего графства живут одна-две ведьмы, а то и больше. Скажу тебе как другу, и, надеюсь, ты мне поверишь: стоит мне выйти со двора, как обязательно встречается мне заяц. И я чувствую, что заяц тот попадается мне неспроста: наверняка он – воплощение ведьмы, которая им обернулась, либо один из ее духов-помощников, которых она на меня насылает. А еще иногда через двор перебегает свирепая ласка. Стоит зайти в амбар, а там сидит злобный серый котище, который мне очень не нравится.

Дэниэль: А раньше никакие ведьмы на тебя порчу не насылали?

Сэмюэл: Вот не знаю, но сдается мне, что кого-то из них я крепко обидел. Есть у нас в городке две-три женщины, которые мне очень не нравятся, особенно одна старуха. Я из кожи вон лезу, чтобы ублажить ее, словно она мне мать родная, всегда откликаюсь на ее просьбы дать ей то или это, но иногда она на меня так глянет… Был у меня хряк – вечером лопал со всем моим стадом из одного корыта, а утром нашли его околевшего и окоченевшего. Еще у моей жены кур пять-шесть недавно погибло. Кое-кто из соседей советует сжечь живьем свинью или курицу[64]. Другие советуют обратиться к знающим людям, пока хуже не стало. Хотелось бы разобраться, как мне поступить?

Дэниэль: А рядом с тобой живут такие знающие, которые могут помочь?

Сэмюэл: Есть один. Обитает он милях в двадцати в местечке Т. Б. и, как говорят, многим помог. Один мой приятель, что живет в двух милях от меня, недавно испытал много горя: у него двое или трое родственников умерло один за другим, потом пали шесть племенных хряков, а он за них немалые деньги выложил, и, наконец, кобыла. Тогда мой приятель отправился к знающему и рассказал, что подозревает одну старуху из его же прихода, будто бы наслала она на весь его дом порчу. Знающий показал ему отражение этой старухи в зеркале[65] и сказал, что у той на службе состоят три или четыре дьяволенка, как он выразился, «мелкие бесы»: один в виде серой кошки, другой – что твоя ласка, а третий – мышь. С их помощью ведьма моему приятелю за что-то мстила. Жалко, что в том городке ничего не сделали, чтобы от них избавиться. Знающий поведал, как поступить и как отвадить мелких бесов. Полгода прошло, и у моего знакомого с тех пор все в порядке. Есть еще одна женщина из знающих – она из деревни Р. Х. в двадцати пяти милях отсюда. У нас в округе о ней всем известно, и каждый день люди идут со своими горестями. У соседа дочка – десять лет ей всего, – вдруг захромала, и спина у нее заболела так сильно, что ни сесть, ни встать. Вот мой сосед и собрался к той женщине. А она ему так прямо и сказала, что девчонку его кто-то заколдовал из односельчан, как, впрочем, мой сосед и подозревал. И еще велела знающая ему идти домой и принести ей какую-нибудь вещь, в которой его дочка проспит всю ночь, и тогда она сможет ему сказать, что делать дальше. Он вернулся, снял со стола салфетку и завязал дочери вокруг шеи. Она в той салфетке всю ночь проспала. Сразу поутру мой сосед опять отправился к знающей, а та, как только на салфетку взглянула, так и подтвердила, что на дочке порча, и дала ему особое снадобье. В тот же день девочка выздоровела и сегодня бегает пуще прежнего. А еще у одного моего соседа жена вдруг начала беспокоиться и тосковать без причины. Пошел он к той же знающей, и она ему открыла глаза на то, что его жену преследует фея. Уж не знаю, что та женщина соседу посоветовала, но его жена тотчас избавилась от своих тревог. Слыхал я, уж не знаю, правда это или нет, что нужно в одежду зашить ближе к телу страницу из Евангелия от Иоанна[66].

Дэниэль: Если рядом с тобой живут такие могущественные знающие мужчины и женщины, откуда твой страх?

Сэмюэл: Ах, друг мой, я, конечно, могу найти время на их посещение, и одни посоветовали мне поехать к знахарю в Т. Б., а другие – к женщине в Р. Х. Но я не знал, кого выбрать, промедлил и теперь боюсь, что на меня напустят порчу или сглазят до того, как я получу защиту. Кое-кто советует побить ведьму до крови и получить от нее признание либо снятие порчи – испугать ее тем, что я отправлю ее на виселицу. Если бы я только знал, как мне лучше поступить…

Дэниэль: Так твоя дилемма заключается в том, что ты пытаешься, образно говоря, погнаться за двумя зайцами?

Сэмюэл: Не могу с тобой не согласиться. Если бы мне подсказали только один образ действий, я бы им и воспользовался. Как хорошо, что я встретил тебя! Прошу, дай мне совет, как лучше поступить. Я полностью доверяю твоей честности, ведь ты не посоветуешь худого.

Дэниэль: Конечно, я постараюсь дать тебе наилучший совет, который, я уверен, тебе поможет, и прослежу, чтобы ты ему последовал, потому что, скорее всего, на тебя и вправду наслали порчу.

Сэмюэл: Ты уверен в этом? Я не чувствую никакой слабости в теле или недуга. Не пугай меня пуще прежнего.

Дэниэль: Вообще-то, я не думаю, что тебя или тело твое заколдовала какая-то старуха-ведьма. Но разум твой явно зачарован Дьяволом, ибо наказал он тебя слепотой и неверием, дабы отвратить тебя от Господа Нашего. Враг рода человеческого добивается, чтобы ты начал почитать его. Так и случится, если обратишься ты за помощью к тем, кто предался нечистому. Весьма прискорбно наблюдать, как Дьявол сбивает с пути истинного тысячи людей каждый день, и они слепо следуют за ним и даже готовы приносить ему жертвы[67].

Сэмюэл: Я не повинуюсь Дьяволу. Почитать его? Да никогда в жизни! Я его ненавижу всем сердцем! Ты думаешь, мы ищем помощи из рук приспешников его? Нет, мы хотим защититься от него самого.

Никогда Дьявол не снизойдет до помощи простым смертным, а только приносит вред и обижает род людской.

Дэниэль: В этих делах важно не то, что мы себе воображаем, а то, чему учит нас слово Божие. Человек думает, что не будет греха обратиться к тем, кого ему советуют, но это не так. Чем дальше он следует по этому пути, тем больше заблуждается, ибо если бы соблюдал он заповеди Господни, разве искал бы он защиту из рук их?

Сэмюэл: Ты считаешь, что ведьм не существует? Что Господь не допустит, чтобы злые люди наносили вред? Или ты думаешь, что знающие помогают Дьяволу? Хотел бы я поспорить с тобой, но не силен в Священных книгах. У нас в деревне живет школьный учитель, который в этих делах разбирается. Он и латынь знает. Зовут его М. Б., и сейчас он как раз направляется ко мне домой. Приглашаю и тебя, более того, настаиваю, чтобы вы с ним встретились и поговорили как ученые люди.

Дэниэль: Я бы с радостью, но сейчас путешествую по одному особому делу, и мне некогда.

Сэмюэл: Умоляю, не отвергай моего приглашения: четыре или пять лишних часов погоды не сделают.

Дэниэль: Ну что ж, следую за тобой.

Сэмюэл: Принимай гостей, женушка! Это мой старый друг.

Жена Сэмюэла:[68] Добро пожаловать! Но ты, муж мой, не на шутку разозлил меня, вновь и вновь испытывая мое терпение, – почему ты не отправился искать защиты от происков гнусной старой карги? Ночью я лишилась еще одной курицы! Оглянись вокруг – другим же удается отвратить беды и колдовство. Слушай, что мне только что рассказал наш ученый сосед М. Б. Матушка Р. всю неделю не могла сбить масло[69]. Она не оставляла своего мужа в покое до тех пор, пока не отправился тот к знающей в Р. Х., а когда вернулся, то по наущению этой женщины раскалил докрасна вертел и погрузил его в масло, говоря определенные слова, которым знающая научила, после чего масло чудесным образом снова начало сбиваться. Я сегодня утром встретила нашу мерзкую колдунью рядом с домом – господи ты боже мой, как она на меня посмотрела! И еще принялась бормотать, пока я шла мимо. Я навострила уши и кое-что услышала. Она сказала: «У тебя муженек – честный человек. Все, что он думает, у него на языке. Так что знаю я, как он хочет мной попользоваться». Мне аж дурно стало от злости – хотелось вцепиться ей в патлы и все лицо расцарапать, но я подумала, что вдруг с ней не совладаю. Похотливая, распутная баба – вот она кто! Жаль, что матушки Р. со мной не было. Умоляю, муженек мой дорогой, отправляйся к знающей и поторопись. После полудня ты уже сможешь до нее добраться.

Сэмюэл: Милая женушка, повремени. Я привел своего старого друга, чтобы кое-что обсудить с М. Б. Мой друг считает, что мы можем совершить роковую ошибку, если последуем советам соседей.

М. Б.: Думается мне, что обсудить сложившееся положение вещей нам нисколько не повредит. Исходя из своих знаний, скажу так: слово Божие прямо указует нам, что ведьмы существуют и должны быть преданы смерти. Многие на собственном опыте столкнулись с их происками. И если есть у кого-то дар отведения колдовских напастей, должны ли мы отказываться от их помощи? Если мы испытываем жажду, почему бы не утолить ее? Если замерзли – почему бы не затопить печь или камин? Вот о чем я искренне печалюсь, так это о том, что сегодня любой может высказаться в защиту колдунов и ведьм, нечестивость коих велика.

Дэниэль: Я не собираюсь защищать ни ведьм, ни колдунов! Я не отрицаю, что они – орудия Дьявола и должны быть преданы смерти. Но, как я уже говорил Сэмюэлю, Дьявол уводит людей от Господа, не только когда насылает порчу через своих последователей, но и когда вводит добрых христиан во искушение приносить жертвы во имя его, подчиняет их тем самым своей злой воле, заставляет впадать в тяжкие грехи и топить души свои в океане заблуждений.

[…]

М. Б.: Если я правильно понял, вы считаете, что ведьмы работают на Дьявола. Вы действительно так думаете? Ответьте мне, ибо такого мнения придерживаются далеко не все[70].

Дэниэль: Из Священного Писания и опыта людского очевидно, что ведьмы служат Дьяволу и они – его проводники. А те, кто пытается доказать обратное, погрязли в суесловии и не могут представить убедительных аргументов.

М. Б.: Я рад, что мы с вами здесь солидарны. Надеюсь, и в других вопросах мы будем единодушны. Скажите, что вы думаете о духах-помощниках, имеющихся, по слухам, у ведьм. У кого-то один такой слуга, а у кого-то несколько. Одни духи похожи на котов и кошек, другие на ласок, жаб или мышей. Ведьмы поят их молоком, кормят цыплятами, а иногда дают пить свою кровь. Стоит кому-то обидеть ведьму, как тотчас посылает она своих помощников поразить тело своего обидчика или извести его скот.

Дэниэль: А вот в этом – ваше главное заблуждение! Сам Дьявол совершает указанные вами злодеяния, а если заставляет людей поверить в мнимую силу ведьм, колдунов и их приспешников, то вводит невежественных в грех неверия в могущество Господа Нашего и прямо толкает их на другие, еще более тяжкие грехи.

М. Б.: Вы ошибаетесь! Сила их вовсе не мнимая. Тому существует много доказательств, включая признания самих ведьм[71]. Только послушайте, чему я был свидетелем. Пять лет назад проживал я в другой деревне, где также обитал один весьма состоятельный человек. И вдруг на его скот нападает падеж: дней за десять пали три коровы; мерин, за которого он отдал десять фунтов, захромал, сам он почувствовал жестокую боль в спине, а его ребенок семи лет от роду умер. Опечаленный сосед послал к знающей в Р. X., и та заявила, что преследует его ведьма или колдун, и еще добавила, что в его деревне живут три ведьмы и один колдун[72], и попросила мужчину подумать, кого из них он подозревает. Сосед указал на одну старуху и пожаловался на нее мировому судье. Старуху привели к судье и допросили. В конце концов, с большим трудом удалось получить от нее признание во всем. Оказалось, что у нее было три духа-прислужника: один из них принял облик кошки по имени Легконожка, другой – жабы по имени Обжора, а третий – ласки по прозвищу Быструшка. Ту Легконожку, как сказала ведьма, некая матушка Барли из В. продала ей лет шестнадцать назад за каравай из печи, пообещав, что кошка будет ей верной прислужницей. Так и случилось! Ведьма постоянно посылала ее с поручениями. Спустя немного времени явились к ведьме ласка и жаба и предложили свои услуги. Кошка убивала коров, ласка – лошадей, а жаба проникала в тела людские. А на моего соседа ведьма наслала всех троих! Ее заключили в тюрьму, где она умерла, не дождавшись суда присяжных. Могу привести еще много таких примеров, но не хочу больше углубляться в эту тему.

Дэниэль: Вы меня не так поняли. Я не оспариваю существования того, о чем вы мне поведали. Но всегда следует помнить: через проявления колдовства Дьявол запугивает и соблазняет невежд, заставляет их поклоняться себе и ведет их к впадению в тяжкий грех заблуждения.

Глава 5

Король Яков I,

«Демонология»

1597

Король Яков I[73] написал свою «Демонологию» в 1597 году и издал ее в Эдинбурге. И хотя ее текст характеризовался некоторыми исследователями как «не отличающийся ни оригинальностью, ни глубиной»[74], это произведение заслуживает внимания не только из-за того, что его автором был правящий монарх. В первую очередь, «Демонология» интересует нас как инструмент продвижения на Британских островах – и, что важнее всего, на английском языке – понимания ведовства и колдовства, характерного для континентальной Европы того времени. Тот факт, что «Демонология» была написана человеком, обладавшим всеми полномочиями для развертывания преследования ведьм в подвластном ему государстве, делает ее весьма ценным документом эпохи. Очевидно, что Яков I прежде всего полемизирует с современными ему приверженцами скептического взгляда на колдовство, в частности, с Реджинальдом Скоттом[75], но при этом августейший автор ставит перед собой несколько уже знакомых нам вопросов и сам же отвечает на них. В первую очередь его интересует, существуют ли на самом деле ведьмы и колдуны, а аргументы в пользу их реальности он строит на цитатах из Библии. Автор также описывает методы и средства дьявольского воздействия через людей, оказавшихся во власти Сатаны, смакует подробности ведьминских шабашей, упоминает о колдовских ритуалах с использованием восковых фигурок и даже рассуждает на тему того, почему большинство подозреваемых в ведовстве и колдовстве – женщины.

При этом Яков I выходит далеко за пределы простого пересказа распространенных в то время на европейском континенте представлений о колдовстве. «Демонология» предоставляет правящему монарху уникальную возможность продемонстрировать широкой аудитории свою твердость и последовательность в областях, относящихся, казалось бы, сугубо к интеллектуальной жизни и религиозному устройству, доказывая притязания правящего монарха не только на суверенную светскую власть, но и на пост главы англиканской церкви. Компетентность и авторитетность во всех областях жизни вполне соответствуют видению Яковом I своей роли правителя – милостивого патриарха для своих подданных[76]. Сатана – первопричина беспорядков и необузданности нравов. Соответственно, умение Якова I раскрыть дьявольские козни и отвратить своих подданных от тлетворного влияния нечистой силы укрепляет его полномочия как правителя. Следует отметить, что та же религиозная и политическая позиция подвигла короля Шотландии не только на написание «Демонологии», но и на заказ перевода Библии, носящего его имя[77], после того, как он занял трон Англии.

Содержание пространного трактата представляет собой диалог между демонологом Эпистемоном[78] и Филоматом[79], высказывающим наиболее распространенные аргументы скептиков того времени, не веривших в ведьм и колдовство. Диалог разделен на три части. В первой описываются маги и некроманты, то есть те представители рода человеческого, которые сознательно просят Сатану выполнить их желания. Во второй части, отрывки из которой воспроизводятся ниже, речь идет о ведовстве и колдовстве. По мнению автора, ведьмы и колдуны отличаются от магов и некромантов тем, что Князь Тьмы действует через первых, но они не имеют «обратной связи» со своим хозяином. В третьей книге описывается мир духов и призраков, которые, по мнению Эпистемона, вполне реальны, а также оборотней, которых этот персонаж считает иллюзией[80].

Современного читателя поражает в трактате столкновение псевдонаучного с воображаемым. Яков I со всей серьезностью (хотя и не без труда) пытается провести границу между тем, что, с его точки зрения, действительно доступно ведьмам и колдунам, и тем, что есть игра заблудшего ума и воображения. Также ему явно не дает покоя следующий вопрос: почему Всевышний позволяет Дьяволу иметь такую власть? В оправдание справедливости Божественного провидения Яков I идет различными путями, начиная с предположения о том, что колдовство – вызов сомневающимся, ниспосланный, дабы вновь воспламенить в них огонь веры, и заканчивая историей Иова как примером способности Сатаны без устали вводить нас в грех и искушать[81], но только с разрешения Бога.

Подтверждения существования колдовства и ведовства в Священном писании, опровержение доводов тех, кто объясняет их проявления игрой воображения и воздействием меланхолии[82]

Филомат: Теперь, поскольку ты полностью просветил меня относительно магии и некромантии, прошу тебя подробнее рассказать о ведовстве и колдовстве[83].

Эпистемон: Тема эта также весьма обширна и у людей на слуху, однако мало найдется истинных ее знатоков, хотя многие и утверждают обратное. Так что с Божьей помощью растолкую я тебе, что смогу.

Филомат: Позволь прервать тебя, пока не начал ты свое повествование, и сделать небольшое отступление. Многие с трудом могут поверить в то, что ведовство существует[84]. Приведу тебе их аргументы, а ты ответь на них, как делал раньше. Во-первых, хотя в Священных книгах можно найти различные примеры колдовства, часть из которых прозвучала ранее из твоих уст, неверующие утверждают, что речь идет о магах и некромантах, а не о колдунах и ведьмах. Мудрецы на службе фараоновой, которые принижали чудеса, творимые Моисеем, были, по их мнению, чародеями, а отнюдь не колдунами. Пифия, к которой обратился Саул за советом, была волшебницей, а не ведьмой[85]. Симон Волхв из Нового Завета[86] – маг и волшебник, как явствует из его имени. Во-вторых, неверующие считают, что проявления ведовства, с которыми люди сталкиваются в обычной жизни, равно как и признания ведьм и колдунов – результат больного воображения, разыгравшегося у безумных женщин или простаков. В-третьих, если у ведьм, как они утверждают, есть сила насылать смерть по своему выбору, то в мире сегодня не осталось бы людей хороших и богобоязненных, ибо никто из них не минул бы этой злой участи.

Эпистемон: Приведенные тобой аргументы я отметаю, ибо первый не находит полного подтверждения в Библии, второй касается лишь необходимости лечения болящих, а третий не выдерживает критики опытом. Теперь отвечу по порядку. Фараоновы мудрецы из Священного писания – действительно маги высшей пробы. Аэндорская волшебница, которую вопрошал Саул, и Симон Волхв также преуспели в волшебстве. Однако ты забыл упомянуть, что, согласно Священным книгам, все волшебники, чародеи, предсказатели, колдуны и ведьмы, которые обращаются к Дьяволу, должны быть уничтожены, а обычай сей запрещен. Кроме того, одна из вещуний, одержимая духом, о которой говорится в Деяниях апостолов и которой апостол велел замолчать, не могла быть никем иным, как ведьмой или чародейкой, если согласен ты с тем простым определением ведовства, которое я дал в самом начале нашего разговора[87]. Дух, говоривший ее устами и принесший немало выгод ее хозяевам, не подчинялся ей, она выступала его орудием перед всеми и оставаясь с ним один на один, и таким образом ее скорее можно было бы причислить к одержимым, но ставшим такими по их собственному согласию и не страдавшим от этой одержимости. Что касается второго твоего аргумента, то скажу лишь, что безумие далеко отстоит от ведовства. Повредившиеся умом находятся под воздействием избытка черной желчи, или меланхолии. Любой доктор скажет тебе, что гумор меланхолии черен, связан с землей и тяжел, потому человек, в чьем теле его с избытком, худеет, бледнеет, ищет одиночества и, наконец, если не излечивается, то впадает в безумие. В то же время многие из осужденных за ведовство, напротив, не чурались людского общества, отличались плотным сложением, ублажали свою плоть и искали удовольствий как законных, так и запрещенных. Из опыта следует, что они всячески противились признавать свою вину, и такие признания почти всегда можно было получить от них лишь под пыткой, в то время как меланхолика всегда легко узнать по бессвязным речам, свободно изливающимся из его уст, в коих он всегда готов подтвердить свою вину неизвестно в чем. Третий твой аргумент, в принципе, не достоин ответа, но я скажу так: если бы Сатана был необуздан, то смог бы он привлечь на свою сторону адептов без числа, дабы истребить все человечество; для того собирает он силы свои и рыскает он «аки лев рыкающий», как говорит апостол Петр, но границы его могущества были положены еще до начала времен, и никогда не сможет он эти границы преодолеть. И, кроме того, численность его последователей и вред, наносимый ими людям и имуществу, не сравнимы с армией истинно верующих и ее благотворной мощью. Позволь теперь познакомить тебя еще с кое-какими моими соображениями и наблюдениями, доказывающими существование ведьм и колдунов.

Доказательства того, что деяния ведьм двояки и обращены либо на них самих, либо на других людей, и это различие кроется как в их ритуалах, так и в способах почитания ими своего хозяина и владыки

Филомат: Ты поведал достаточно о том, как женщины становятся ведьмами. Теперь расскажи о том, что делают они, когда перестают быть ученицами в деле ведовства, ибо слышал я разное о том, что им подвластно. Хотя у ведьм и некромантов один и тот же повелитель, они, как я уже говорил, служат ему по-иному. Разными с чародеями путями движутся ведьмы к нечестивому искусству ведовства и служения Князю Тьмы, будучи его послушными инструментами. Но цель у них одна – прославление тирании Сатаны во вред царству Христову, насколько это в их силах и в силах их хозяина. При этом чародеями и магами чаще всего движет жажда знаний, пусть и нечестивого свойства, хотят они стать знаменитыми, получить признание окружающих. Ведьмы же, напротив, движимы местью, стремлением причинить ущерб определенным людям и их имуществу либо необузданной жаждой благ земных[88]. В то время как маги удовлетворяют потребности своего изощренного ума или стремления к славе в рамках, дозволенных им Господом, ведьмы ведомы лишь своей жадностью или злобой.

Эпистемон: Деяния их можно разделить на те, что направлены на них самих, и те, коими желают они воздействовать на других. И коль скоро поймем мы эту разницу, то тотчас уясним себе границы их возможностей. Если опираться на то, что сами они говорят о себе и своих деяниях, то эти признания совершаются вершителями магических ритуалов с достаточной искренностью, но, как я считаю, не без самообмана. То же можно сказать и о тех действиях, что нацелены на других людей. Как я уже говорил, избегает Дьявол открывать свою нечистую сущность магам и чародеям, и также умело запутывает он в свои сети ведьм и колдунов.

Филомат: Ну что ж, поведай тогда о том, как служат эти нечестивые создания своему повелителю, а затем разберем и их деяния в отношении других людей.

Эпистемон: В том, как почитают слуги Дьявола своего ложного господина, Сатана не гнушается копировать, подобно обезьяне, образцы поклонения Господу Нашему. Взгляни – собирается паства открыто на службы в храмы во славу Господню, а Дьявол также призывает своих поклонников на ритуалы в свою честь, хоть и страшится он делать это открыто. Таинство крещения есть печать Господня, отличающая почитающих Его, а Дьявол метит своих прихвостней своей метой[89], о чем я тебе уже рассказывал. Священнослужитель, посланный Господом, проповедует во время церковной службы, как правильно почитать Его всей душой, в то время как Дьявол на сборище своих приспешников сам учит последних злым делам и порядку поклонения себе. И чем ближе следуют его слуги такому порядку, тем более преуспевают они в нечестивом служении[90]. Кроме того, поскольку Сатана преисполнен порочного желания поглумиться над храмом Господним, то зачастую собирает он своих последователей в непосредственной близости от церкви или часовни, либо даже в освященном приделе. И за счет этих трюков вселяет он в слуг своих безграничную веру в свое могущество. Разве я не прав? Как Господь говорил устами избранных Своих, так и Дьявол вещает через своих жрецов. С незапамятных времен приносились кровавые ранее, а ныне бескровные жертвы Богу, и Сатана также требует жертв себе. В храмах Господних у алтарей служат священники, храмы эти – места для вознесения молитв и пожертвований, а Дьявол стремится их опоганить. Господь отвечает через урим и туммим[91]вопрошающим, а Дьявол учит слуг своих гадать по внутренностям животных, по пению птиц и их полету. Через видения, сны и молитвенный экстаз открывает Господь праведникам будущее или сообщает им волю Свою, а Дьявол сходным образом предупреждает своих приспешников. Любит Господь чистоту, ненавидит порок и наказывает нечистых ослушников, а Дьявол притворяется таким же, требуя чистоты тела от своих жрецов, для того чтобы ввергнуть их впоследствии в еще большую нечестивость. Господь – защитник добродетели и справедливо воздает за распутство, а Дьявол ставит служение добродетели с ног на голову. И что более всего тревожит меня, так это хитрость Сатаны, не жалеющего усилий для того, чтобы ведьмы и колдуны сами прикипали к нему душой и телом. И это еще не все. Как признавались сами ведьмы, Дьявол являлся им в церквах, говорил с ними и даже всходил на амвон. И дабы засвидетельствовать свое благоговение перед ним, должны были они целовать его зад[92]. Хоть и странен этот ритуал, но, возможно, соответствует действительности, ибо – подобно тому, что говорится в описаниях Калькутты, – предстает нечистый в образе козла[93] и требует такого поклонения от всех своих присных. Настолько честолюбив Сатана и жаждет почитания (и эта жажда безусловно приведет к его падению), что тщится повторить он за Господом Нашим то явление Его Моисею, когда Бог отказался повернуться к пророку лицом, дабы не испепелить его сиянием славы Своей. Из нечистых уст Дьявола звучит соответствующее высказывание [текст на греческом]…[94]

Доказательства ведьмовских деяний, обращаемых на других людей. Объяснение того, почему женщины гораздо чаще прибегают к колдовству, чем мужчины, и какие вещи доступны им с помощью их повелителя – Князя Тьмы, а также каков наилучший способ возмещения причиняемого ими ущерба

Филомат: Теперь, поскольку закончил ты излагать свое повествование о деяниях ведьм, направленных на них самих, расскажи мне о том, чем пользуются ведьмы и колдуны, воздействуя на других людей.

Эпистемон: Этим деяниям, направленным вовне, присущи три аспекта, и их всегда нужно учитывать. Во-первых, нужно понять, с кем советуются ведьмы и колдуны, во-вторых, орудием чего они являются, и, в-третьих, какова роль их повелителя, обеспечивающего совершение этих деяний. Что касается первого, то советуются они в тех опоганенных церквах, где проходят их шабаши, со своим хозяином. Каждая из них сообщает Дьяволу, какое зло она задумала и желает ли она приобрести земные блага либо отомстить своему действительному или мнимому обидчику. Поскольку в любом случае цель такого злодеяния богопротивна, Сатана каждому дает свои орудия, а коль скоро речь идет о женских делах, то научает он ведьм, как расчленять мертвые тела и составлять зелья, части для которых он сам может давать обращающимся к нему.

Филомат: Перед тем, как ты продолжишь свой рассказ, позволь спросить тебя кое о чем, что пришло мне на ум ранее. Как объяснишь ты, что на двадцать ведьм женского пола приходится один колдун-мужчина?

Эпистемон: Причина проста – женский пол не зря называют слабым, и посему гораздо легче попадают женщины в тенета, расставляемые Князем Тьмы. Так повелось еще от змея-искусителя и Евы, и Сатана умело пользуется своим преимуществом[95].

Филомат: Что ж, возвращайся к своему рассказу.

Эпистемон: Одних Сатана учит делать фигурки из воска или глины. Если такую фигурку расплавить или обжечь, тот, кого она представляет, начнет чахнуть или сохнуть от болезни[96]. Кое-кому дает Нечистый камни или порошок, чтобы лечить или насылать недуги. А кто-то получает от него рецепт яда, неизвестного врачам и аптекарям (ибо превосходит он любого человека в магических знаниях природных элементов). Ни одно из средств, которым Сатана учит ведьм и колдунов, не может помочь или навредить само по себе (за исключением яда), пока не вдохнет он в него свою злую силу, ибо и здесь пытается Нечистый воспроизвести деяния Господни на свой извращенный манер. Простые вещи в деснице Господа творят чудеса без всякой связи друг с другом, но лишь Его волей. Вспомним, как Христос отверз очи слепого, приложив к ним землю, смешанную со слюной, и никто другой не смог бы заставить того прозреть этими средствами.[97] Так и Дьявол старается своими путями внушить невежественным веру в собственное могущество. Добивается он этого советами своим последователям и теми орудиями, которые он вкладывает в их руки. Житейские мелочи оставляет он женщинам, преуспевшим в своем ведовском ремесле. Скажу так: умеют они привораживать и отвращать мужчин и женщин к предметам страсти или ненависти, и здесь без Дьявола точно не обходится, ибо знает он слабую природу человека и умеет ею пользоваться, а в обмен на исполнение желаний вкладывает он в душу совращенных привязанность к себе[98]. Также женщины эти могут налагать порчу с помощью своего господина. Для Дьявола это дело простое – вспомним, как с Господнего соизволения наслал он недуги на Иова. Давно занимается он своим злым делом и хорошо знает, какие гуморы преобладают в каждом из нас, посему может исподволь разбудить плохое и разрушить здоровье любого из нас, коль будет на то воля Божья[99]. А что касается снятия порчи или исцеления от недуга, то Дьявол вновь тут как тут: утоляя боль, он стремится заманить исцеляемого в свои сети. Ведьмы и колдуны могут насылать порчу на мужчин и женщин, отнимать их здоровье и жизни, расплавляя восковые фигурки[100], как я уже рассказывал тебе, с помощью своего повелителя, ибо Сатана сопрягает тающий воск (сам по себе безвредный) с тем или иным гумором в человеческом теле, и начинается у больного лихорадка, сводит живот, исторгаются жидкости, пища и вода не могут насытить его, и тает он на глазах, подобно восковой фигурке на огне[101]. Будучи искусным в своем злом деле, может он оставлять свою жертву в покое на время, а потом опять приниматься за нее с известным исходом. Также могущественные ведьмы и колдуны в силах вызывать бури на суше и штормы на море, но не по всему миру, а лишь в отдельных местах, если на то будет воля Божия. Легко отличить такие бури от возникающих по естественным причинам, ибо характерны для них внезапность и кратковременность. В этом деле Князь Тьмы также весьма искусен, ибо есть он дух воздуха, способный принимать любые формы и легко перемещаться в этой стихии, как написано в Священных книгах[102]. Также ведьмы и колдуны могут насылать на людей страх и безумие – и в этом вновь получают они помощь своего повелителя, хитро использующего естественные причины душевных недугов. И еще умеют они делать так, чтобы призраки преследовали людей или селились в жилищах, пугая их обитателей, и тому есть много доказательств, следующих из признаний наших ведьм. Кроме того, в их власти превратить человека в одержимого злым духом, что опять же указывает на руку Дьявола, ибо такой дух – посланец его.

Филомат: Но почему Господь допускает применение теми, кто верит в Дьявола, указанных орудий зла, да и вообще существование таких верящих в Нечистого?

Эпистемон: Без сомнения, есть три категории людей, которых Господь позволяет искушать или преследовать. Первые – это те, чьи грехи настолько ужасны, что такое преследование будет им воздаянием.

Вторые – те, кто по лености своей мирятся с грехами, предаются слабостям либо некрепки в вере. Они словно бы спят, и их нужно встряхнуть и разбудить. Третьи же – лучшие из нас, как, например, Иов, и им Господь таким образом посылает испытание, чтобы подтвердили они веру в Него перед всем миром. Ибо во власти Господа прибегать к любым наказаниям, даже самым суровым, будь то болезни или иные бедствия.

Филомат: А кто же тогда защищен от происков Дьявола?

Эпистемон: Ни один человек не может считать себя полностью свободным от них. Еще до начала времен Господь предусмотрел казни и благодетельства для каждого из нас, и свершается так по воле его[103]. Но не следует нам страшиться Дьявола, равно как и его приспешников, умышляющих против нас, ибо каждый день сражаемся мы с Сатаной сотней разных способов. В этом должны мы уподобиться отважному командиру на поле брани, который не убоится ни грома пушек, ни пистолетного выстрела в стремлении победить, хотя исход сражения ему неведом. Должны мы смело следовать по нашей жизненной стезе и повергать Дьявола не свойственным ему оружием страха, а нашей верой, которую доказываем ежедневно и ежечасно.

Филомат: Но тогда ответь мне, не будет ли законным призвать ведьму для того, чтобы сняла она заклятие, наложенное ее товаркой по ремеслу или колдуном?

Эпистемон: Нет и еще раз нет! Вспомни, что Библия говорит о чародействе – не раз и не два приводил я тебе эту аксиому!

Филомат: А как же тогда лечить недуги законным образом?[104]

Эпистемон: Молитвой Господу, возносимой от сердца, изменением своей жизни и привычек, преследованием приспешников Сатаны, чей смертный приговор будет единственным лекарством для болящего. И путь сей не только законный, но и верный. Потому нельзя изгонять Дьявола дьявольскими же средствами, как учит Христос[105]. И коли такое дьявольское средство все же применяется, то может облегчить оно муки больного ненадолго, но в конечном итоге приведет к погибели как тела его, так и души.

Глава 6

Уильям Перкинс,

«Рассуждение о проклятом искусстве ведовства»

1608

Умы не только исповедующих католицизм и схоластов англиканской церкви раннего нового времени были смущены вопросами о природе ведьм и ведовства. Пуританским теологам также было что сказать по этому животрепещущему поводу, и Уильям Перкинс из Кембриджа не составил исключения.

Придерживаясь достаточно умеренных религиозных взглядов, Перкинс получил весьма широкое признание при жизни, срок которой почти полностью совпал с временем правления Елизаветы I. Именно ему принадлежит решающая роль в распространении в пуританских кругах Англии представлений о ведовстве, бытовавших в ту эпоху в континентальной Европе[106]. Суждения Перкинса о колдовстве и в особенности о преследовании ведьм также были весьма популярны в религиозно ориентированных пуританских общинах колонистов Северной Америки. Историк Ларри Грэгг в своей биографии салемского пастора Сэмюэля Пэрриса ссылается на примечание в Записках Массачусетского исторического общества за 1892 год, где говорится о том, что экземпляр «Рассуждения о проклятом искусстве ведовства» Перкинса был предположительно получен Сэмюэлем Пэррисом с некоей дарственной надписью 1 марта 1692 года, то есть накануне признания, сделанного рабыней Пэрриса Титубой[107]. Как явствует из приведенных ниже отрывков, Перкинс недвусмысленно дает понять, что признание, прозвучавшее из уст ведьмы, приобретает особое значение, если она решает обвинить в колдовстве другое лицо. Титуба не только призналась в ведовстве сама, но и назвала ведьмами целый ряд женщин в своей общине, породив уверенность в массовом заговоре поклонников Сатаны, что, в свою очередь, привело к масштабным гонениям с беспрецедентно широким кругом обвинений в адрес жителей Салема, соседних городов и деревень.

Сегодня мы не можем со всей очевидностью утверждать, что Пэррис вовремя ознакомился с руководством Перкинса по борьбе с ведовством, но историческую роль последнего в развязывании «охоты на ведьм» невозможно оспорить. Перкинс особенно настаивал на переводе преследования ведьм в официальную правовую плоскость, с жаром требовал не оставлять проблему ведовства в сфере религии, культуры и этики[108]. Образ мыслей этого пуританского теолога оказал очень существенное влияние на развертывание масштабных гонений на ведьм и колдунов не только в Англии, но и в Северной Америке[109].

Книга Исхода 22:18: «Не оставляй в живых колдунью»[110]

Священная книга приводит один из законов Моисеевых о наказании за колдовство, который должен, по моему скромному мнению, лечь в основу решений наших судов по следующим причинам:

Во-первых, ведовство в наше время стало прегрешением весьма распространенным, затрагивает оно многих – и тех, кто сам проводит магические ритуалы, и тех, кто обращается за помощью к ведьмам и колдунам, желая получить от них исполнения желаний или совета[111].

Во-вторых, многие считают, что любые проявления ведовства – всего лишь иллюзия, наваждение, а ведьмы – лишь женщины, обольщенные Дьяволом. И таково мнение не только людей невежественных, но и мужей ученых, заявляющих о нем во всеуслышание устно и письменно, то есть утверждают такие мнимые авторитеты, что никаких ведьм не существует[112].

Исходя из вышеизложенного, должен я истолковать закон Моисеев как достаточное основание для правовой доктрины противостояния колдовству. И тут необходимо дать четкие ответы на два вопроса: кто такая ведьма и какого наказания она заслуживает[113]. А когда ответы появятся, то придет к нам и понимание закона в его суровости.

По первому вопросу: трудно дать истинное описание ведьмы, ибо существует много различных мнений по этому поводу. Посему для того, чтобы понять, кто такая ведьма, не следует торопиться. Должны мы призадуматься и открыто поговорить о природе ведовства, опираясь на Ветхий и Новый Завет, равно как и собирая опыт людей ученых и богобоязненных.

Три вещи рассмотрю я в этой связи:

Что есть ведовство?

Что лежит в основе ведовских ритуалов?

Сколько видов ведовства существует, и какова разница между ними?

Начнем с ответа на первый вопрос: что есть ведовство? Если следовать написанному в Священных книгах, сущность ведовства такова: оно есть нечестивое, в понимании Господа Нашего, искусство совершения чудес при помощи Дьявола.

Считаю я ведовство искусством, ибо таково мнение многих, и еще по ряду причин, и вот одна из них: подобно тому, как отправление дозволенных и полезных искусств происходит согласно определенным правилам и установлениям, без которых нет их произведений, также и ведовство вырастает из суеверий и полагания на нечистую силу, каковая в нем обычно и воплощается[114].

Если спросите меня, каковы эти правила ведовства и откуда они пошли, с учетом того, что у каждого искусства был основатель, который его открыл и который ему учил, отвечу я так: придумано искусство ведовства самим Сатаной, и открывал он его злонамеренным и безбожным людям в древние времена, превращая их, по истинному суждению Господа, в орудия свои, чтобы передавали они азы того искусства другим из рук в руки[115].

Чтобы понять, как проявляется ведовство, надобно учесть, что Господь Наш – не только Владыка всего сущего как на небе, так и на земле (не исключая и власти над темными силами), но и Повелитель отдельного царства на земле с церковью воинствующей, и царства небесного со святыми и ангелами, воителями Его. Так и у Сатаны есть свое царство, именуемое в Священных книгах царством тьмы, в котором он распоряжается, потому и зовется Князем Тьмы[116], владыкой этого мира[117], правящим в сердцах детей неповиновения.

И как Господь дал законы, по которым живет царство Его, так и от Дьявола исходят установления, которыми держит он своих подданных в подчинении себе и которые по сути своей – не что иное, как извращения в угодной Нечистому манере Божественных законов. И среди таких установлений правила ведовства самые многочисленные и известные. Через них Князь Тьмы собирает свое царство и укрепляет его краеугольный камень – поклонение слуг Дьявола своему владыке. При этом разделяет он приспешников своих, особо благоволя наиболее ревностным, кому доверяет он самые страшные свои тайны, ибо ждет от них верной службы, желания учиться новым способам творить злодейства, направленные на других людей, а также вербовать новых адептов[118].

Если спросите меня, откуда Дьявол берет свои правила, то отвечу так: ранее был он в числе особо приближенных к Богу и исправно нес службу, а после своего падения направил свои знания на коварные умышления против Господа и славы Его. А коль скоро стало Сатане известно, что Господь прямо запретил отправления ведовства, то сделал Нечистый магию столпом царства своего, потому как прямо противоположна она основным законам царства Божия и по духу и букве своей предполагает служение Дьяволу.

Назову и причину, по который Сатана открывается лишь избранным. Не секрет, что в природе человеческой заложено большее доверие к тем учителям, которые подобны ученикам своим, потому выбирает Дьявол ярых последователей своего лжеучения, коих учит сам, а они уже передают эти нечестивые знания доверчивым. Так бесовское ремесло, происходящее от Сатаны, распространяется среди людей и не прерывается.

Нечестивым называю я искусство ведовства для того, чтобы отделить его от искусств правильных и богоугодных, способствующих вящей славе нашей церкви. Богопротивная природа колдовства вновь находит свое отражение в Священных книгах: вспомним, как Саул ослушался Господа и пощадил Агага. И тогда Самуил сказал Саулу, что грех ведовства – такой же грех, как и грех противления и непокорства, грех смертный и первородный[119].

Теперь, когда разобрались мы в целях ведовства и поняли, как чудеса, творимые преуспевшими в нем, отличаются от произведений искусств разрешенных, возникают дальнейшие вопросы.

Почему стремятся люди совершать недозволенные чудеса? По моему мнению, ответ таков: первородный грех как плод искушения Дьяволом наших прародителей стал источником многих других прегрешений. Когда вкусили они запретный плод, то нарушили тем самым все заповеди нравственного закона. И среди других грехов вверг их Сатана в грех недовольства и неудовлетворенности, ибо пожелали они сами быть как боги, то есть лучше того, какими их создал Господь[120]. Люди вынесли тяжелый урок, который не забывается, передаваясь из поколения в поколение, однако полностью грех этот так и не изжит, ибо свойственен он всем тем, кто сотворен из плоти и крови.

Изначальная испорченность, присущая роду человеческому, проявляет себя двояко, становясь первопричиной обращения к ведовству.

Во-первых, от века человеку присуще себялюбие и стремление к лучшей жизни, если прозябает он в бедности, либо к славе и признанию, если считает он себя их достойными. А если не получает он желаемого, то впадает в печаль. Тогда-то и накидывает на него Сатана свои сети, превращает в свое послушное орудие. Каждый из таких уловленных Дьяволом становится знатоком или мастерицей проклятого искусства[121]. А коль скоро во власти Сатаны творить чудеса, то может он вдруг сделать бедного богатым и заработать тем самым доверие и поддержку среди людей.

Слова мои легко подкрепляются примерами: немало найдется тех, которые указанным образом поднялись из ничтожества и достигли высокого положения и благ мира сего. Стоит только взять истории возвышения некоторых Римских Пап, а именно Сильвестра II, Бенедикта VIII, Александра VI, Иоанна XX, Иоанна XXI и прочая, и прочая. Они, чтобы завладеть папским престолом, предавались колдовству и вверяли себя Дьяволу, чтобы через чудеса, творимые Нечистым, достичь высшей церковной власти[122]. Так велика была их жажда славы, что не остановились они перед опасностью погубить свою душу и совесть.

Во-вторых, еще одной движущей силой неудовлетворенности, сидящей глубоко в природе людской, является любопытство. Мало становится человеку данных ему Богом знаний, памятливости, ума и сообразительности. Тогда стремится он постичь те вещи, которые Господь скрывает от него. Тут-то и приходят ему на помощь колдовские ритуалы, что позволяют заглянуть вглубь вещей, прославиться в миру и получить больше выгод, чем если бы пытался он достичь своих целей средствами дозволенными и законными[123].

Хотя процессы над ведьмами продолжались в Англии и в XVII веке, мы с вами переместимся в Северную Америку, чтобы изучить первые случаи преследования за ведовство, имевшие место на этом континенте. В то время большинство судебных дел по обвинениям в колдовстве открывались и рассматривались в пуританских общинах Массачусетса и Коннектикута, но некоторые судебные разбирательства происходили и в других колониях первых английских переселенцев. Обвинения в ведовстве в те годы касались в основном одной-двух подозреваемых, а не большого числа членов общины, но этих случаев во времена первых переселенцев было гораздо больше, чем принято считать. Ведьмы воспринимались как серьезная угроза выживанию колонистов в суровых условиях и нарушали хрупкие социальные связи внутри общин. Немаловажен и тот факт, что закон был полностью на стороне обвинителей. В принципе, потребность в том, чтобы найти в общине того, кто не вписывается в установленные рамки, и отторгнуть такого чужака или инакомыслящего тем или иным образом, весьма характерна для всей концепции освоения территорий во враждебном окружении.

Обращает на себя внимание и то, как особенности экономической жизни и семейного уклада первых переселенцев проявились в процессах над ведьмами: за каждым фунтом не пожелавшего взбиваться масла, за каждой бочкой с прокисшим пивом стояла опасность внезапной нехватки невосполнимых ресурсов, а то и голода. Многие историки отмечают ярко проявившееся различие в подходе к обвиняемым в зависимости от пола во время таких разбирательств – в вину женщин судьи верили легче и охотнее. С одной стороны, это объяснялось сексуальной направленностью обвинений в контексте представлений о телесной слабости и моральной неустойчивости женщин. С другой стороны, ведовство воспринималось как угроза семейной жизни и быту как воплощению гендерного разделения труда – двум основным инструментам экономической защищенности под управлением женщин.

Глава 7

Джоан Райт, Чесапик, Вирджиния

1626

В эпоху первых переселенцев в ведовство верили не только в пуританских общинах Новой Англии[124]. Обращение к магическим ритуалам было неотъемлемой частью всей колониальной жизни, включая поселения Нью-Йорка и Чесапика. Первой англичанкой, оказавшейся на Северо-Американском континенте и обвиненной в ведовстве, сведения о которой (пусть и скудные) сохранились в архивах, стала матушка Джоан Райт из Вирджинии. Райт предстала перед судом, но избежала смертного приговора. Обвинялась же она сразу в нескольких преступлениях: ее подозревали в том, что она вызвала осложнения после родов у одной из колонисток, предрекла кончину нескольких членов общины (не слишком сложная задача в колониальной Вирджинии с высокой смертностью населения) и угрожала заставить молоденькую служанку «танцевать голой». Возможно, Джоан Райт была из числа местных «знающих», потому ее не обвиняли в сделке с Дьяволом, и, по-видимому, к ней часто обращались за советами в случае болезни и в любовных делах[125]. При этом сама мысль о том, что она может заставить девушку-служанку танцевать обнаженной, отражает страх перед женской сексуальностью, столь характерный для раннего Нового времени, когда речь заходит о гендерной принадлежности ведьм и колдунов[126].

На заседание суда, состоявшееся 11 сентября 1626 года, был вызвал лейтенант Джайлз Эллингтон, акционер «Лондонской компании Виргинии»[127], человек в колонии известный и авторитетный. Выступая перед судом, он обвинил в ведовстве Джоан Райт, или, как ее называли колонисты, «матушку Райт». Последняя была женой Роберта Райта, которому в 1624 или 1625 году исполнилось 44 года. Райт был среди тех, кто прибыл на континент на корабле «Лебедь» в 1608 году. В 1625 году он, его жена и двое их детей, рожденных в Вирджинии, проживали в Элизабет-Сити в округе Кекутан[128], но во время описываемого судебного разбирательства переехали в округ Сарри на плантацию некоего Пэрри.

Джайлз Эллингтон, «будучи приведенным к присяге, был допрошен и дал следующие показания: сообщил он, что обратился к матушке Райт, дабы помогла она его жене в родах, но по причине леворукости матушки Райт жена его пожелала видеть подле себя миссис Грей. Свидетель привел означенную особу к своей жене, а на следующий день после того, как супруга его разрешилась от бремени, матушка Райт покинула его дом и высказала недовольство действиями другой повитухи. Вскоре после этого грудь жены мистера Эллингтона сильно раздулась и пребывала в таком воспаленном состоянии в течение месяца или даже пяти недель. К этому времени, как показал под присягой мистер Эллингтон, он заболел сам и находился во власти недуга полных три недели. Также мистер Эллингтон сообщил о том, что его ребенок тяжко занедужил сразу после рождения и проболел месяц. Затем младенцу стало совсем плохо, и, промучившись пять недель, он скончался».

Ребекка Грей была приведена к присяге и показала следующее: «По ее словам, матушка Райт обратилась к данной свидетельнице и заявила, что видит на лбу ее знак, указывающий на то, что означенная свидетельница переживет своего мужа. А еще, как явствует из показаний свидетельницы, матушка Райт как-то обмолвилась ей, что мистер Фелгейт переживет свою жену, и это сбылось, а в другой раз сказала она, что Томас Харрис переживет свою первую жену, с которой он в ту пору был еще только обручен, и это сбылось. И еще указанная свидетельница передала разговор одной из женщин с матушкой Райт. Та женщина пожаловалась, что у нее злой муж, на что матушка Райт ответила: „Не волнуйся, ибо очень скоро ты его похоронишь“, что и случилось».

Томас Джонс (о котором мы еще услышим) был приведен к присяге и показал, что от сержанта Бута услыхал он следующее. Как-то сержант Бут повздорил с матушкой Райт, а затем отправился на охоту. Дичь так и шла ему под выстрел, но никого он застрелить не смог, и прошло много времени, прежде чем ему вновь удалось вернуться с охоты с добычей.

Роберт Райт был приведен к присяге, допрошен и показал, что состоит в браке со своей женой шестнадцать лет и не знает ни о чем, что касалось бы «преступления, в котором ее обвиняют».

Миссис Изабелла Пэрри показала, что в фактории пропала мера дров, и тогда матушка Райт обвинила молодую служанку матушки Йейтс в том, что она эти дрова украла, а матушка Йейтс, в свою очередь, назвала матушку Райт ведьмой, творившей в Кекутане злые дела неоднократно, и при этом ругала матушку Райт на чем свет стоит. А когда спросили у матушки Райт, почему не пожалуется она на тех, кто ее обвиняет, и не очистит имя свое, матушка Райт будто бы ответила: «Господь простит их», и словно бы не придала сказанному о ней значения, однако впоследствии угрожала матушка Райт служанке матушки Йейтс и говорила той, что если не вернет она дрова, то будет прилюдно танцевать голой[129], и на следующий день дрова в фактории нашлись.

Элис Бейли, будучи приведена к присяге, заявила, что она вопрошала матушку Райт, кто кого похоронит раньше – она мужа своего или он ее, на что матушка Райт ответила так: «Я бы тебе рассказала, но меня во всеуслышание обвиняют в непотребных вещах, потому больше я тебе слова не скажу»[130]. Суд признал матушку Райт виновной, но ограничился наложением на нее штрафа в размере 100 фунтов табака.

Глава 8

Джейн Джеймс,

Марблхед, Массачусетс

1646

Джейн Джеймс неоднократно бывала в суде городка Марблхед, но не в качестве обвиняемой в ведовстве, а как истица в делах о клевете. Мы специально процитируем здесь свидетельские показания из одного такого дела, чтобы со страниц архивных записей до вас донеслись голоса людей той эпохи. Обращаясь в суд с исками о клевете, Джеймс защищала себя от подозрений в ведовстве, существовавших на уровне слухов и сплетен, которые могли иметь для нее пагубные последствия. В рыбацких поселениях с тесными связями между всеми обитателями, к которым относился и Марблхед, подозреваемые в колдовстве часто пытались восстановить подмоченную репутацию, привлекая к суду тех, кто распускал о них неприятные и опасные слухи. Однако такие действия были связаны с определенным риском. Если суд приходил к выводу о том, что ответчики по делу о клевете говорят правду, а не распространяют беспочвенные сплетни, истец или истица очень быстро сами могли оказаться на скамье подсудимых по обвинению в ведовстве[131].

Случай Джейн Джеймс показывает, с одной стороны, ключевую роль слухов в формировании или разрушении доброго имени каждого члена компактных общин первых переселенцев, а с другой стороны, свидетельствует о широком распространении в обычной жизни колонистов подозрений в ведовстве, не всегда заканчивавшихся скамьей подсудимых и иными еще более печальными последствиями для обвиняемых. Как явствует из кратких материалов дела, матушка Джеймс выступает активной участницей жаркой словесной и рукопашной схватки с соседом из-за бараньей полутуши, а такое смелое поведение женщин не одобрялось и в некоторых случаях разрушало напрочь их репутацию.

Томас Бо[оторвано] примерно 24 лет от роду свидетельст[оторвано], что Уильям [оторвано] в доме вышеуказанного свидетеля [оторвано] заявил, что [оторвано] «среди лживых шлюх в деревне М[оторвано] и во всей Новой Англии», [оторвано] Джеймс сказала: «Барбер, ты [оторвано], после чего означенный Уильям Барбер вскричал: [оторвано] Джейн, посмотри на себя – ты же одна из них, этих нечестивиц! Убирайся с моего порога, грязная старая сводня, или я с тебя шкуру спущу!», и с этими словами схватил он горящую головню, но не бросил ее в женщину. Означенный свидетель также показал, что видел, как Уильям Барбер схватил переднюю часть бараньей туши, причитавшуюся Джейн Джеймс, и унес ее, прежде толкнув Джейн Джеймс в грудь и заявив, что он имеет те же права на мясо, что и она. С моих слов записано верно и подписано мною собственноручно сего дня, 26-го числа 10-го месяца 1646 года.

Подпись

Томаса Боуэна [в виде креста[133]]

Элизабет, жена Томаса Боуэна, будучи очевидицей указанных событий, подтверждает свидетельские показания своего мужа, в удостоверение чего она скрепила данное свидетельство своей подписью сего дня, 26-го числа 10-го месяца 1646 года.

Подпись

Элизабет Боуэн [в виде креста].

Глава 9

Маргарет Джонс,

Чарльзтаун, Массачусетс

1648

Маргарет Джонс была первой ведьмой, казненной в Массачусетсе. Ее муж Томас также находился под подозрением, но к суду его так и не привлекли. Из материалов дела, собранных Джоном Уинтропом, следует, что Маргарет была «знающей», активно практиковавшей магические ритуалы, и эта черта несколько выбивается из типичного образа ведьмы как женщины, не признающей сложившихся социальных норм, той, кого делают «крайней» в случае бедствий и несчастий[134]. Дело в том, что в английской (а затем и новоанглийской) деревне той эпохи «знающие» играли весомую и освященную сложившимся укладом жизни роль в теневом микрокосме общественных отношений – они предлагали оккультные услуги за плату. В то же время сообщинники их побаивались. Как мы помним, Уильям Перкинс[135] в большей степени осуждал именно «знающих», а не ведьм, насылающих порчу, и колдунов-разрушителей, так как «знающие» вводили истинно верующих в искушение обращения к ним для снятия порчи или заклятия, что подрывало самые устои христианской веры[136].

В этом суде было рассмотрено дело Маргарет Джонс из Чарльзтауна, была она признана виновной в ведовстве и повешена за свои преступления[138]. Были представлены следующие доказательства ее вины: 1. Обладала она даром творить зло одним своим прикосновением, и многие мужчины, женщины и дети, которых она гладила или которых касалась (выражая расположение [неразборчиво], недовольство или иные чувства), после этого глохли, их начинало безудержно рвать, либо страдали они от иных проявлений сильной боли или недуга. 2. Она занималась знахарством, и ее снадобья (по ее собственному признанию) составлялись из безвредных компонентов, будь то анис, лакрица или прочие травы и корни, однако обладали очень сильным, но не всегда полезным действием[139]. 3. Часто говорила она приходящим к ней, что если те не будут использовать ее снадобья, то никогда не излечатся[140], и, действительно, недуги их не отпускали, а раны не заживали, несмотря на усилия всех врачей и хирургов. 4. Некоторые из сделанных ею предсказаний сбывались, а также в ее речах (которые вела она не для всех, а лишь для некоторых, прося сохранять их в тайне) упоминались такие вещи, которые естественным путем узнать ей было никак не возможно[141]. 5. Осмотр ее тела показал, что у нее имеется секретный сосок на срамных частях и выглядит он так, как словно бы недавно кто-то к нему присасывался[142], а когда такой осмотр спустя некоторое время провели еще раз, то увидели, что тот сосок сморщился, но зато появился еще один с другой стороны. 6. Когда находилась она в тюрьме, в помещении, полном дневного света, где сидела на полу, задрав юбку, то увидели на руках ее ребенка, который вдруг убежал от нее в другую комнату и исчез из видимости последовавшего за ним тюремщика. Ранее свидетели показывают, что видели этого ребенка в двух местах, связанных с обвиняемой, а одна из девушек, лицезревших его, почувствовала себя плохо, но была исцелена той же Маргарет, применившей для этой цели некие средства[143]. Поведение обвиняемой на суде было вызывающим, она беспрестанно лгала, бранилась и оскорбляла судью и свидетелей, равно как и не смирилась перед казнью. В тот же день и час, когда ее повесили, великая буря разразилась в Коннектикуте, многие деревья были повалены, и так далее, и тому подобное.

Маргарет Джонс также появляется на страницах труда преподобного Джона Хейла «Попытка постижения природы ведовства», написанного в 1697 году и опубликованного в Бостоне в 1702 году[144]. Хейл был проповедником в Беверли, а его жена вошла в число обвиняемых на салемских процессах. В своем отчете о затронувшей лично его «охоте на ведьм» автор ошибочно именует Маргарет Джонс первой из казненных по обвинению в колдовстве в Новой Англии. Сегодня известно, что ранее в городе Виндзор (штат Коннектикут) в 1647 году была казнена некая Элис Янг, сведений о которой почти не сохранилось[145].

Раздел 5. Первой казненной стала женщина, проживавшая в Чарльзтауне, и случилось это в 1647 или в 1648 году. Она оказалась под подозрением отчасти из-за того, что вступила в перебранку с соседями, после чего с этими соседями и их скотом случились несчастья, а отчасти из-за того, что, когда соседи сжигали предметы, которые они сочли заколдованными, женщина эта подошла к костру и выглядела обеспокоенной[146].

В день ее казни я был вместе с некоторыми ее соседями, которые хотели, чтобы она призналась и покаялась. Но, по их словам, на суде каждый раз твердила она, что невиновна в том преступлении, в котором ее обвиняют. Тогда кто-то из соседей спросил ее, а не насылает ли на нее Господь наказание за другое преступление, а именно за давнюю кражу; и она подтвердила, что однажды украла одну вещь, но то было много лет назад, в том грехе она раскаялась, а Христос в милости Своей ее простил. Что же касается ведовства, то им она никогда не занималась, и продолжала она настаивать на своей невиновности вплоть до самой смерти.

Глава 10

Ральф И Мэри Холл,

Сетокет, Нью-Йорк[147]

1665

В Нью-Йорке обвинений в колдовстве звучало гораздо меньше по сравнению с Новой Англией, что было обусловлено неоднородностью религиозных убеждений его жителей. Колония Новые Нидерланды не смогла привлечь достаточного числа голландских переселенцев, поэтому в XVII веке ее население было гораздо более пестрым по сравнению с преимущественно пуританскими обитателями Новой Англии. Здесь селились выходцы из Голландии и Скандинавии, французские гугеноты, не говоря уже о постоянном притоке черных рабов из Африки. Управление колонией перешло к Англии в 1664 году, что привлекло в Нью-Йорк и его окрестности некоторых жителей Новой Англии[148]. Возможно ли, что такой небольшой сдвиг в национальном составе привел к тому, что уже на следующий год здесь состоялся первый в истории данной колонии суд по обвинению в колдовстве? Живший в XIX веке судья, скопировавший материалы этого судебного процесса и поделившийся своими соображениями, полностью приведенными ниже, отвечает на вопрос положительно и даже берет на себя смелость утверждать, что Ральфу и Мэри Холл повезло – присяжными на суде над ними были, в том числе, выходцы из Голландии. Если бы их судили в Новой Англии, то даже при имевшихся доказательствах они бы не отделались весьма мягким приговором, поскольку многие были казнены в этих по преимуществу пуританских колониях как ведьмы и колдуны по гораздо меньшим основаниям.

Далее приводится точная копия обвинительного заключения [и отчет о судебном процессе по обвинению в колдовстве] «Город Нью-Йорк против Ральфа Холла и его супруги Мэри», состоявшемся в 1665 г. Больше по таким обвинениям судов в колонии не проводилось. Странно читать сегодня этот документ – пережиток варварского века, но весьма поучительно, ибо напоминает он нам о просвещении и цивилизации, которые подарили нам лучший порядок вещей.

На заседании суда присяжных, проводившемся в городе Нью-Йорк 2 октября 1665 года, рассматривалось дело Ральфа Холла и его супруги Мэри, подозреваемых в колдовстве. Далее приводится список присяжных по сему делу: Томас Бейкер из Истхэмптона, старшина присяжных, капитан Джон Симондс из Хэмпстеда, мистер Хелмет из Джамейки, Энтони Уотерс и Томас Варделл из Марч-Пат-Хилла; мистер Николc из Стэнфорда; Бетхазар Д. Хаарт, Джон Гарланд, Якоб Лустер, Антонио Де Милл, Александр Манро и Томас Сирл из Нью-Йорка.

Арестованные были доставлены в зал заседаний суда Алланом Энтони, шерифом Нью-Йорка, и сначала Ральфу Холлу, а затем жене его Мэри было зачитано следующее обвинение:

Констебль и прочие надзирающие за порядком в городе Сеталкотт[150], что к востоку от города Йоркшир на Лонг-Айленде, настоящим сообщают Его Величеству, что означенный Ральф Холл, проживающий в Сеталкотте, в 25-й день декабря, то есть в день Рождества Христова двенадцатью месяцами ранее, в 15-й год правления Его Величества Карла II, милостью Божию короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника веры и прочая, и прочая, а также в течение нескольких последующих дней в разное время при помощи мерзостного и нечестивого искусства, именуемого колдовство и чародейство[151], совершил злонамеренные и преступные деяния в вышеуказанном городе Сеталкотте, что к востоку от города Йоркшир на Лонг-Айленде, в отношении Джорджа Вуда, проживавшего и скончавшегося в том же городе, выразившихся в том, что посредством воздействия означенного мерзостного и нечестивого искусства указанный Джордж Вуд получил опасную и смертельную болезнь, страдал от нее и вскорости по причине означенного воздействия мерзостного и нечестивого искусства умер, в чем и подозревается Ральф Холл.

Кроме того, констебль и прочие надзирающие за порядком в означенном городе сообщают Его Величеству, что через некоторое время после смерти вышеуказанного Джорджа Вуда обвиняемый Ральф Холл несколько раз при помощи своего мерзостного и нечестивого искусства, именуемого колдовство и чародейство, совершил злонамеренные и преступные деяния в вышеуказанном городе Сеталкотте в отношении малолетнего ребенка Энн Роджерс, вдовы вышеуказанного скончавшегося Джорджа Вуда, что указанный младенец получил опасную и смертельную болезнь, страдал от нее и вскорости по причине означенного воздействия мерзостного и нечестивого искусства умер, в чем и подозревается Ральф Холл. Вследствие вышесказанного констебль и прочие надзирающие за порядком заявляют, что вышеуказанный Джордж Вуд, равно как и вышеозначенный младенец, были посредством злонамеренных и преступных деяний убиты обвиняемым Ральфом Холлом в то время и в том месте, которые указаны выше, то есть Ральф Холл совершил преступление, предусмотренное законом, установленным действующими властями.

Такое же обвинение было выдвинуто и оглашено против Мэри, жены Ральфа Холла. После чего было зачитано несколько показаний, обвиняющих арестованных в том преступлении, которое было указано в зачитанных им обвинительных заключениях, но ни один из свидетелей не явился в суд, чтобы лично подтвердить свои показания. После этого секретарь суда вызвал Ральфа Холла, велел ему поднять руку и зачитал следующее: «Ральф Холл, стоишь ты здесь перед нами и обвиняешься в том, что, отринув страх перед лицом Господа, совершил в 25-й день декабря, то есть в день Рождества Христова двенадцатью месяцами ранее, равно как и в другие дни, при помощи своего мерзостного и нечестивого искусства, именуемого колдовство и чародейство, злонамеренные и преступные деяния в отношении Джорджа Вуда и малолетнего ребенка Энн Роджерс, через которые вышеозначенный Джордж Вуд и указанный младенец получили опасную и смертельную болезнь, страдали от нее и вскорости по причине означенного воздействия мерзостного и нечестивого искусства умерли, в чем ты и подозреваешься. Ральф Холл, что имеешь ты сказать суду – виновен ты или не виновен?» Мэри, жена Ральфа Холла, также была вызвана, ей было зачитано обвинение и задан вопрос о том, виновна она или не виновна[152]. И муж, и жена заявили о своей невиновности и вверили правосудие в руки Господа и закона своей страны. Дело было передано на рассмотрение присяжным, которые вынесли следующий вердикт:

«Мы, тщательно изучив дело, порученное нам для рассмотрения, против арестованных, находящихся на скамье подсудимых, и взвесив все представленные в суде доказательства, пришли к выводу о том, что действия, в которых обвиняется женщина, заслуживают подозрения, но весомые доказательства, позволяющие казнить ее, отсутствуют, и в то же время мы не нашли никаких доводов, заслуживающих доверия, подтверждающих вину мужчины».

На основании вердикта присяжных судья вынес следующий приговор: мужчина, отвечая своей свободой и всем своим имуществом, обязуется обеспечить присутствие своей жены на следующем заседании суда, равно как и на последующих заседаниях, сколько их, по мнению суда, потребуется, а также обязуется обеспечить ее надлежащее поведение. После оглашения приговора арестованные были переданы шерифу, и после внесения требуемого залога в соответствии с решением суда они были отпущены.

Заслуживает внимания то, что ни слова на суде в этой колонии не прозвучало о свидетельствах из уст призраков, ставших доказательствами во многих делах о колдовстве, рассматривавшихся в Новой Англии. Коттон Мэзер в своей Magnalia[153] указывает на то, что по поводу обвинений ведьм призраками в Новой Англии было спрошено мнение священников-голландцев и французов, и они дали такое заключение, скрепленное их подписями: «Если не будем верить мы в возможность сотворения ворожбы и колдовства, то отринем Священное писание и выразим несогласие с тем, что принято почти во всем мире, но обвинение в ведовстве, сделанное призраком, не может считаться достаточным доказательством, равно как и вера в то, что Сатана в обличье доброго христианина может наслать порчу на соседа, не согласуется со священной властью над людьми, доступной только Господу, а честное имя, заработанное праведной жизнью, не может быть замарано злыми словами, приходящими из мира духов».

То было первое и последнее обвинение в ведовстве, выдвинутое в Нью-Йорке, и хотя голландцы считаются народом весьма суеверным, суды отказывали в сходных исках, как явствует из истории, а власти города карали за любые попытки публично сеять панику среди населения, в частности, примерно наказали они одного из жителей, возглашавшего «горе городу Ефрема»[154]. Обращу внимание читателя и на то, что дело Холлов рассматривалось не в той части колонии, где преобладали здравомыслящие нидерландские бюргеры, а в восточной части Лонг-Айленда, где селились выходцы из Коннектикута и Массачусетса. Есть все основания полагать, что, если бы присяжные в большинстве своем не были голландцами, последствия для злосчастного Ральфа Холла и его жены могли быть самыми плачевными. Многие были казнены в Новой Англии по обвинениям с еще меньшими доказательствами.

Глава 11

Юнис Коул,

Хэмптон, Массачусетс, а затем Нью-Гэмпшир

1647–1680

Юнис Коул большую часть жизни боролась с обвинениями в колдовстве. Несколько раз ее судили как ведьму и заключали в тюрьму, но казни ей удалось избежать, хотя она и оставалась в Бостонской тюрьме долгое время. Со страниц документов архива суда округа Эссекс встает образ особы сварливой и склочной, но при этом глубоко несчастной после того, как ее жизнь круто изменилась к худшему вслед за кончиной мужа. Возможно, самым ярким эпизодом за десятилетия постоянных подозрений и обвинений в колдовстве стала попытка Юнис Коул в 1673 году заманить к себе девятилетнюю Энн Смит в надежде, что девочка останется жить с ней. Во многих случаях именно отношения ведьм и детей привлекали особое внимание сообщинников: дети разного возраста – от младенцев до подростков – считались жертвами колдовства или объектами зависти ведьм[155]. Жизнь Юнис Коул наглядно демонстрирует, насколько легко в ту эпоху было утратить социальный статус, средства к существованию и репутацию. Печальная и драматическая история Юнис Коул могла восприниматься ее современницами и женщинами следующих поколений как своего рода предупреждение.

Заявление, сделанное под присягой на судебном заседании, состоявшемся в Ипсвиче 28-го числа 7-го месяца 1647 года.

Настоящим мы, приведенные к присяге Уильям Фуллер, Уильям Инглиш и Джек Перкинс, проживающие в Хэмптоне, подаем жалобу на действия Юнис Коул, жены Уильяма Коула, проживающего в Хэмптоне, которая высказывала клеветнические обвинения и оскорбления, а также словом и делом препятствовала констеблю выполнять данное ему поручение, в связи с чем он вынужден был изменить порядок своих действий при выполнении означенного поручения.

Мы свидетельствуем, что Уильям Коул из Хэмптона подстрекал забрать у констебля то имущество, которое последний согласно данному ему судом предписанию изъял у него, а также [неразборчиво] против его жены, которая в то же самое время укусила констебля за руку. Свидетели Уильям Фуллер, Уильям Инглиш и Джек Перкинс, проживающие в Хэмптоне, подтверждают вышесказанное под присягой. Уильям Инглиш также подтверждает, что видел, как вышеозначенный Уильям Коул сбил констебля с ног и забрал у него свиней.

Мы также свидетельствуем, что жена означенного Уильяма Коула из Хэмптона заявила, что в городе действуют воры и что Уильям Фуллер, занимающий должность констебля, ничем от них не отличается. Об этом свидетельствует также жена [Фуллера? – неразборчиво]. Также Джек Перкинс из Хэмптона подтвердил под присягой, что означенная Юнис Коул заявила:

«Точно не скажу, но он [констебль] такой же вор, как и любой из них».

Мы также свидетельствуем, что жена Уильяма Коула из Хэмптона заявила, что в городе Хэмптоне имеются клятвопреступники, и причислила к ним Уильяма Фуллера. Свидетели Уильям Инглиш и Джек Перкинс, проживающие в Хэмптоне, а также Уильям Фуллер подтверждают вышесказанное под присягой.

Показания матушки Мейстон и матушки Палмер, которые, будучи приведенными к присяге, заявили следующее: матушка Коул сообщила им, что уверена – в их городе обитают ведьмы и колдуны, и она точно знает их поименно и где они живут, а также добавила, что тринадцать лет назад она знала кое-кого, на кого наслали порчу, совсем как на ребенка матушки Мейстон, и в том она уверена, так как разговаривала с порченным, который поделился с ней своими подозрениями и превращался из человека в обезьяну точно так, как и ребенок матушки Мейстон, и еще сказала она, что все тринадцать лет молилась и просила Господа указать на ведьму или колдуна, а более ничего, по словам свидетельниц, она не говорила.

Показания записаны со слов свидетельниц, которые под присягой подтвердили их правильность лицам, уполномоченным приводить к присяге в городе Хэмптон, а именно Уильяму Фуллеру и Генри Доу, 8-го числа 2-го месяца 1656 года.

С подлинным верно, Томас Брэдбери[158].

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года, Эдвард Роусон, секретарь суда.

Показания Томаса Филбрика. Свидетель заявил, что матушка Коул сказала следующее: «Если твои телята будут пастись на моем выпасе, пусть они отравятся моей травой, и пусть она встанет им поперек горла», после чего один из телят свидетеля не вернулся домой с выпаса, а другой вернулся, но сдох примерно через неделю.

Показания записаны со слов свидетеля, который под присягой подтвердил их правильность уполномоченному лицу, а именно Томасу Уиггину.

С подлинным верно, Томас Брэдбери.

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года, Эдвард Роусон, секретарь суда.

Указанные свидетельницы показали, что они вели разговор о матушке Коул и ребенке матушки Марстон и в это время внезапно услышали звук, словно кто-то царапает оконные ставни, после чего тотчас вышли из дома, но, никого и ничего не увидев, зашли обратно. Они снова заговорили о матушке Коул и ребенке матушки Марстон, и вновь услышали этот звук. Когда они опять вышли из дома, то не увидели ни того, кто царапал, ни следов когтей, к примеру, кошки или собаки, хотя звук был настолько сильным, что такие следы должны были бы остаться на ставнях. Находились они в то время в доме Томаса Слипера. Более указанные свидетельницы ничего к своим показаниям добавить не могут.

Показания записаны со слов свидетельниц, которые под присягой подтвердили их правильность лицам, уполномоченным приводить к присяге в городе Хэмптон, а именно Уильяму Фуллеру и Генри Доу, 10-го числа 2-го месяца 1656 года.

С подлинным верно, Томас Брэдбери.

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года, Эдвард Роусон, секретарь суда.

Свидетельница показала, что матушка Коул явилась к ней в дом и заявила, что муж свидетельницы пожаловался на означенную свидетельницу Натаниэлю Боултону из-за грубых слов последней, которые были произнесены в частном разговоре между свидетельницей и мужем свидетельницы в собственном доме Коулманов, и матушка Коул повторила эти слова[160] свидетельнице, однако, по уверениям свидетельницы, ни она, ни ее муж никогда этих слов не произносили, в чем она клянется. Томас Коулман также подтвердил, что никому означенных слов не говорил.

Показания даны в суде под присягой Томасу Брэдбери.

С подлинным верно, Томас Брэдбери.

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года, Эдвард Роусон, секретарь суда.

«Когда надобно было мне раздеть Юнис Коул для того, чтобы она получила удары кнутом (по приговору суда в Солсбери), я посмотрел на ее груди, и под одной из них (как мне кажется, под левой) увидел я посиневший висящий отросток, напоминающий сосок, длиной примерно три четверти дюйма[162] и небольшой толщины, что тут же заронило во мне сомнения и опасения (поскольку означенную Юнис Коул подозревали в ведовстве). Тогда запросил я разрешения у суда призвать какую-нибудь женщину, чтобы лучше рассмотрела она этот отросток, и, услышав это, Юнис Коул со всей силой потянула за отросток и оторвала его ногтями, и я ясно увидел, что потекла кровь и еще какая-то жидкость, а мне она сказала, что у нее здесь какая-то болячка. Ион Годдард может засвидетельствовать, что видел он, как яростно она чесалась, чтобы избавиться от отростка».

Показания даны в суде города Садбери под присягой 12-го числа 2-го месяца 1656 года Томасу Брэдбери.

С подлинным верно, Томас Брэдбери.

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года, причем Абрахам Перкинс и Ион Редман[163]подтвердили, что находились рядом в тот момент, когда констебль сорвал с матушки Коул сорочку, и увидели свежую рану, из которой шла кровь[164].

В ходе осмотра, произведенного по распоряжению суда, было обнаружено больное место, откуда текла свежая кровь, при этом никаких старых шрамов или ран на теле Юнис Коул найдено не было, что засвидетельствовал Томас Брэдбери от имени суда.

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года Ричардом Ормсби и заверены Эдвардом Роусоном, секретарем суда, а также засвидетельствовано, что Абрахам Перкинс и Ион Редман подтвердили свои прежние показания о том, что стояли они рядом с Юнис Коул, когда с нее сняли сорочку, и видели, как она оторвала сосок (или нечто иное, бывшее на ее теле) своей рукой, и как свежая кровь потекла из того места.

Свидетель заявил, что примерно за двенадцать месяцев до сего дня его соседи Коулы потеряли корову, а когда он с другими людьми нашел корову и привел ее к дому Коулов, муж и жена Коулы пожелали, чтобы он избавил ее от блох. Когда корова впоследствии пала, Юнис Коул обвинила его в том, что он корову убил, и сказала следующее: «Всем станет ясно, что ты заморил эту корову, ибо справедливый гнев Господень поразит твой скот», после чего свидетель потерял две головы своего скота, а до конца лета сдохла еще одна его корова[165].

Показания даны в суде под присягой Томасу Брэдбери.

Показания даны в суде под присягой 4 сентября 1656 года.

Эдвард Роусон, секретарь суда[166].

Вышеозначенные свидетели заявили, что примерно за полтора года до сего дня они собрались в доме Роберта Дрейка на заседание городского совета совместно с другими его членами. В это же время в означенный дом явилась Юнис Коул и потребовала, чтобы городской совет помог ей, в том числе с дровами. На это члены городского совета сказали ей, что проживает она на своей земле и не вправе требовать помощи города, на что Юнис спросила, почему же тогда они помогают здоровому и крепкому Роберту Дрейку, а ей не помогают в ее нужде, и еще добавила, что кое-кто за такие дела поплатится. Спустя два или три дня, как показали свидетели, означенный Роберт Дрейк потерял корову и овцу при весьма странных обстоятельствах, и один из присутствовавших на том собрании сказал Юнис Коул, что пусть усмотрит она в том руку Господа, коли люди после этого откажутся помогать ей[168]. На что Юнис Коул ответила, что происшествие со скотом Роберта – дело рук Дьявола.

Показания даны в суде 5 сентября 1656 года, Эдвард Роусон, секретарь суда.

Томас Коулман и Джон Редман особо подчеркнули в своих показаниях слова «поплатится за такие дела», прозвучавшие из уст Юнис Коул, в подтверждение чего сделана соответствующая пометка 5 сентября 1656 года, Эдвард Роусон, секретарь суда.

Указанная свидетельница заявила, что она вместе с другими девочками проходила мимо дома матушки Коул, когда та вышла из дома и обратилась к Энн Смит, приглашая ее пожить у себя и еще добавив, что в доме ждет ее один джентльмен, который угостит ее сливами. Также свидетельница показала, что Энн Смит не хотела идти с матушкой Коул, и тогда последняя схватила девочку и попробовала увести с собой, а свидетельница велела матушке Коул отставить девочку в покое, потому что она ей не родня и никем не приходится[170]. В ответ матушка Коул заявила, что она попросит мать девочки отпустить ту пожить с ней, после чего разговор, по словам свидетельницы, был закончен, и больше по делу ей нечего добавить.

Показание дано 12-го числа 8-го месяца 1672 года Сэмюэлу Долтону как лицу, уполномоченному приводить к присяге.