Терновый венец

Аннотация

Новоиспеченный студент-одиночка терпит унижения и избиение в колледже. Крайняя нужда, жизнь с матерью без отца в скромном домике на окраине города еще больше усиливают его чувство ущербности и безысходности.

В определенный момент его переживания достигают «точки невозврата», после чего он решается страшно отомстить всему миру за свои неудачи и обиды, пожертвовав при этом своей жизнью. Но что изменит его отчаянный поступок?

Когда человеку нечего терять, его доброта – первое, чего он лишится в этом жестоком мире, который он теперь называет своим домом.

(Из какой-то старой компьютерной игры)

Вам было мало мерседесов, подонки? Мало ваших золотых цепей, снобы? Мало ваших капиталов? Мало водки и коньяка? Мало ваших гулянок? Всего этого не хватало, чтобы удовлетворить ваши прихоти? У вас было всё… Из-за вас я умираю как Иисус Христос, чтобы стать примером для всех слабых и беззащитных.

Чо Сын Хи

Злодеев носит и благое чрево.

У. Шекспир

Faciam ut mei memineris – сделаю так, чтобы обо мне помнили.

Плавт

Надеюсь в моей смерти будет больше смысла, чем в моей жизни…

Джокер

Эта вымышленная история основана на недавних трагических событиях, которые произошли в американских и русских колледжах. Кровавые бойни, устроенные совсем еще юными безумцами, поражают своим хладнокровием и жестокостью.

Однако, если первое время люди по инерции хоть как-то и пытаются объяснить произошедшее, то очень скоро никто из них даже и не вспомнит о пережитом ужасе. В итоге, безразличие к этой проблеме приводит к новым жертвам.

В этой книге я попытался понять мотивы страшных поступков молодых убийц. Самым же главным для меня было найти ту «точку невозврата», после которой человек решается пойти на спланированное убийство не только других, но и самого себя.

Часть I. Начало

Сентябрь 2003 года

1

В последнее время Максим очень плохо спал. Вот и сегодня, проснувшись вдруг среди ночи, он ворочался с боку на бок, подолгу смотрел то на облупившийся потолок своей маленькой комнаты, то в окно, где сквозь таинственный мрак ночи, скучно горели уличные фонари, но снова уснуть уже не мог.

В этот момент в его душе появилось мерзкое чувство скуки и одновременно тревоги, от которого хотелось даже кричать. От бессонницы свинцовая усталость растекалась по всему его телу, а в голове то и дело мелькали мрачные картинки короткого, но такого страшного сна.

Максим еще помнил свои недавние счастливые сны. В них он видел себя беззаботным студентом, где дома его всегда ждала любимая мама, приготовив его любимые наваристые щи из баранины и квашеной капусты.

Теперь же ему приснился умерший десять лет назад отец. Он зло смотрел на Максима безумными глазами, ругал за что-то и даже бил, чего никогда при жизни своей не делал.

– Ах ты, щенок! Ага, вот тебе… получай, сученок!.. – будто наяву, гремели слова отца, и под градом жестоких ударов Максим просыпался в поту, тяжело дыша.

Максим лениво встал с кровати и тихо походил по комнате, чтоб не будить маму, мирно спящую за тонкой стеной в зале. Успокоившись, Максим поставил стул к окну и, удобно усевшись, посмотрел на сонную улицу.

Изредка сквозь темноту со стороны круглосуточного кабака «Чирик» появлялись, словно тени, черные шатающиеся фигурки пьяных мужиков, а иногда даже и женщин. Грязно ругая кого-то, они останавливались у фонарного столба и, развалившись на старой скамейке, подолгу смотрели бессмысленными взглядами в сторону жалких домиков, в одном из которых, затаившись, и сидел сейчас Максим.

Напротив, через неширокую улицу, мертвым блеском луны освещались густые деревья, скрывавшие за собой огромный овраг. Максим вдруг вспомнил, как в детстве летом он часто спускался в самую его глубь по крутому заросшему склону. Здесь он строил из веток и принесенного картона небольшой «штабик», разжигал костер и мог до позднего вечера сидеть одиноко, глядя на непоседливых птиц и слушая приятный шелест листвы. Тогда овраг не был еще таким широким и глубоким, а теперь через заросли можно было увидеть в его чреве лишь пар, похожий на спустившееся облако, от протекавшего где-то на самом дне ручейка. Вот и теперь, когда Максим стал совсем взрослым, ему захотелось уйти сюда от всех и обойти это притягательное место от начала и до конца. Ярко представляя себе возможные опасные приключения, он даже не заметил, как уже проснулась мама и как она начала готовить завтрак.

Сегодня начиналась учеба Максима в колледже.

2

Интересно получилось: первое сентября в этом году выпало на воскресенье, а потому линейку и начало занятий в электромеханическом колледже перенесли на понедельник. Вот и погода сегодня вдруг резко стала осенней, больше подходящей для учебы и работы, а не для беззаботных уличных прогулок. С утра по оставшемуся еще с вечера прошлого дня безоблачному небу медленно расползлись унылые серые тучи и расплакались противным моросящим дождем, который, монотонно постукивая в окно, теперь только раздражал и лишний раз напоминал Максиму о бессонно проведенной ночи. Впрочем, мама пока еще не замечала появившуюся в последнее время у Максима вялость. Он уже давно научился скрывать свои проблемы, хотя сейчас чувствовал себя особенно изможденным, но, только выйдя из комнаты, сразу сделал вид, что только проснулся, хотя не спал уже больше трех часов.

– Доброе утро, сынок! Я тебе манную кашку сварила, как ты любишь: жиденькую и чуть сладенькую – мама проворно кружилась по маленькой кухне, подготавливая Максиму завтрак. – Как спалось тебе? Ты, должно быть, очень волнуешься? Все-таки это твой первый день в колледже и ты там никого не знаешь. Я очень волнуюсь за тебя: ты же у меня такой застенчивый мальчик.

– Мама, я не мальчик! Справлюсь как-нибудь – неожиданно даже для себя, резко ответил Максим. Бессонница давала о себе знать. К тому же ему было неприятно, что сейчас мама будто читает его беспокойные мысли. Поэтому он старался не смотреть в добрые мамины глаза и лишний раз не отвечать ей, чтобы она не заподозрила что-нибудь неладное.

Максим, конечно же, очень любил маму, но часто не понимал ее порой излишнюю заботу. Больше же всего его угнетало то, что он почему-то не мог довериться ей, высказать все, что было у него на душе, а это очень сильно делало ее чужой. С какого-то времени их отношения стали натянутыми, но, если мама и была все той же ласковой, как и прежде, то Максим был черств,– и ему было стыдно за это.

Мама, Мария Ивановна, работала медсестрой в районной больнице неподалеку от дома. График работы у нее был сложный, но она всегда думала о своем сыне и старалась, несмотря на свою скромную зарплату, чтобы он ни в чем не нуждался. Теперь, когда Максим стал студентом, она была очень благодарна ему за то, что он хорошо сдал вступительные экзамены, и одним из немногих будет учиться бесплатно.

После завтрака и горячего чая с лимоном Максим чувствовал себя совсем обессиленным. В один момент ему даже захотелось плюнуть на эту учебу, лечь на кровать и наконец-то выспаться. «Вот сейчас я точно уснул бы, как мертвый! Я где-то слышал, что человек, который мало спит, становится очень нервным, агрессивным и вообще неадекватным» – подумал он и решил, что уж в следующее воскресенье устроит себе настоящий выходной и будет весь день отсыпаться сразу за всю неделю. Странно, но от этой мысли ему стало гораздо лучше, бодрее.

– Я вчера хорошенько постирала и погладила твои вещи, – и теперь они как новые – продолжала суетиться вокруг Максима мама, доставая из шкафа его брюки, пиджак, белоснежную рубашку и синий галстук.

– Мама, я этот вещи шестой год ношу почти каждый день, на них уже затирки есть, пора новые покупать – намекал Максим маме, но все же ему было приятно одевать чистую, еще пахнущую душистым порошком, хотя и старую одежду.

– Ну, ты же понимаешь, что сейчас мы с тобой не можем себе этого позволить – ничуть не обидевшись на замечание Максима, мама нежно взяла его за руку и подвела к большому шкафному зеркалу. – Вот, посмотри на себя: какой ты красивый и нарядный.

– Мы с тобой такие бедные, что вообще себе ничего позволить не можем. Ладно, мам, я пойду – мельком посмотрев в отражении лишь на свои покрасневшие и уставшие глаза, Максим вырвался в коридор и быстро зашнуровал свои черные начищенные туфли, тоже оставшиеся еще со школы.

– Ведь рано ещё, да и дождик идет. Пережди… – глядя в окно, задумчиво сказала мама, но Максим уже громко хлопнул дверью, бегом спустился в холл и, пройдя небольшой двор, вышел на улицу.

3

Раньше, учась в школе, Максим всегда ходил на уроки пешком. Вот и теперь он уже решил для себя, что на занятия будет добираться своими ногами, хотя колледж был еще дальше от дома, чем школа – в самом центре города.

Максим очень любил эти утренние пешие прогулки. Они упорядочивали и успокаивали его беспокойные мысли. Каждый раз он старался ходить разными путями, даже иногда делая большие круги, лишь бы узнать или увидеть в своем городе что-то новое.

«Да, жаль, что зонтика нет. Пока дойду, промокну до нитки. Как бы не простудиться! – думал Максим, идя вниз по тропинке, блестевшей от вязкой грязи. Обойдя конец широкого оврага, он по косогору спустился сначала к старой улице с небольшими частными домиками, а потом к реке и не спеша пошел по длинной набережной, с которой можно было пройти прямо к колледжу.

Было напряженно тихо. От асфальта, покрытого тут и там прозрачными лужами, приятно пахло свежестью, которая бывает только после долгожданного дождя в знойный летний день. С реки поддувал влажный ветер, принося с собой крики чаек и нежный плеск волн. Изредка проносились невозмутимые велосипедисты, в своих смешных обтягивающих костюмах и шлемах похожие на инопланетян.

Вот уже показалось слева величественное здание колледжа, и в тот момент, когда Максим собирался переходить набережную, словно нарочно, задев край лужи, пронеслась серебристая легковая машина, обрызгав его с ног до головы.

– Мразь! – успел лишь ненавистно выкрикнуть Максим, но его слова, подхваченные ветром, унеслись куда-то в сторону реки. Ему оставалось лишь надеяться, что серенькие пятнышки грязи на его брюках скоро смоются моросящим дождем.

4

Электромеханический колледж, в котором Максиму предстояло учиться три с половиной года, располагался на возвышении в самом центре города. П-образное пятиэтажное здание было окружено большим парком с разросшимися густыми деревьями и уютными беседками. Раньше здесь заседало городское руководство, а потом, после большой перестройки и ремонта, открылся учебный кампус со спортзалом и бассейном. С его окон, со стороны главного входа, как на ладони, была видна широкая лента безмятежной реки. С другой стороны, за кронами могучих сосен, открывалась панорама города, который отсюда был таким маленьким, что казался почти игрушечным. Слева, чуть пониже, располагалось общежитие-пансион для малоимущих и приезжих студентов, а справа в тени елей, но уже за кованым забором пряталась небольшая старая церковь. Весь этот комплекс больше напоминал военный городок или даже тюрьму, если бы не снующие здесь повсюду беспечные студенты.

Повыше церкви, после трех деревянных бараков, в подвале колоритного дома, построенного еще в начале прошлого века, круглосуточно работало большое и недорогое кафе. С началом учебного года здесь начинали собираться студенты, вытесняя работяг и местных алкоголиков. Они много пили, а ближе к вечеру шумной гурьбой вываливались на набережную, крича и громко ругаясь, иногда устраивая жестокие и кровавые драки.

Максим еще не знал об этом, но, с интересом и волнением подходя к колледжу, вдруг вспомнил школу, в которой учился еще несколько месяцев назад. Он очень привык к своему классу, который стал для него почти родным. Тут никогда не было серьезных конфликтов, которые так выматывают и мешают учиться. Все занимались своими делами и никогда не лезли в жизнь друг друга, а, если было тяжело, каждый всегда был готов прийти на помощь. Как же приятно было сейчас вспоминать об этом, но где-то в душе дул холодок от того, что это время уже больше никогда не вернется.

Теперь же ему предстояло привыкать к студенческой жизни, в которой пока больше всего угнетало отсутствие друзей или хотя бы тех, с кем можно просто поговорить о чем-нибудь.

«Ну, если уж совсем не понравится, всегда можно будет уйти, я же теперь не школьник» – утешал себя Максим, подходя к центральному входу, где слева была пристроена небольшая будка охраны.

– Так, стоп! Куда? Студент? Покажи студенческий! – спросил Максима седовласый морщинистый мужичок в характерной черной форме охранника, буравя его строгим вопрошающим взглядом.

– На линейку иду: я первокурсник. Нет у меня еще студенческого – недовольно предупредил Максим и тут же услышал щелчок, оповещавший, что можно беспрепятственно пройти через турникет.

– Что ж ты без зонта ходишь? – лишь недовольно буркнул мужичок, но Максим молча прошел пост и стал спускаться по широкой дороге к самому колледжу. Максиму показалось, что он произвел неприятное впечатление на охранника, но тут же признался себе, что всегда недолюбливал людей этой профессии, а сейчас невольно показал свое презрение, так и не ответив на последний вопрос.

Несмотря на противный дождик, повсюду было много студентов. Кто-то в одиночку стоял в стороне, с беспокойством оглядываясь вокруг, другие, сидя небольшими группами на скамейках под листвой деревьев, что-то обсуждали.

Вот-вот должна была начаться линейка и, будто зная об этом, сквозь серые густые тучи стало неуверенно пробиваться солнце, золотым блеском отражаясь от капель в траве и на листьях деревьев.

Основной вход в колледж был временно перекрыт: здесь стояли преподаватели, а рядом с ними грязные, ворчливые рабочие стучали молотками и что-то пилили у кафедры для выступающих сегодня на празднике. Максим огляделся по сторонам и увидел группы студентов, россыпью стоявших с большими плакатами: «Реклама», «Машиностроение», «Логистика», «Товароведение». Подальше, чуть виднеясь из-за мелькавших туда-сюда голов, Максим заметил черные жирные буквы – «Монтаж электрооборудования» – и стал пробираться туда: это была его будущего специальность.

Плакат держал сильными руками высокий и очень крепкий паренек. Всем своим видом он показывал недовольство выпавшей ему роли «зазывалы». Каждого, кто невольно попадался ему на глаза, он одаривал злым, отталкивающим взглядом.

– Э, ты с «Монтажа» что ли? – надменно спросил он у потерянного Максима, оценивающе оглядев его с ног до головы.

– Да, я группу свою ищу… – но не успел Максим договорить, как его перебил, незаметно появившийся низкорослый брюнет с насмешливыми глазами:

– Тогда наверх иди: к скамейке – там все, а тут не стой-ка – держа руки в карманах черных брюк, бойко приказал он Максиму. Белоснежная приталенная сорочка подчеркивала его стройную фигуру и смуглое лицо. Весь он излучал от себя самоуверенность и наглость.

Максим уже давно заметил за собой, что видя человека первый раз в жизни, он сразу же, почти безошибочно, мог определить: сможет ли ужиться с ним в дальнейшем. Вот и сейчас он почувствовал, что эти двое доставят ему еще много хлопот. Хотя Максим и был мирным человеком, фамильярное отношение незнакомых людей выводило его из себя. Лишь с большим трудом ему удавалось сдерживаться. Поборов свой гнев, он всегда благодарил себя за это, но все-таки не мог до конца избавиться от ощущения слабости и трусости, а не силы в этот момент.

«Интересно, они ко всем так обращаются? Неужели мне предстоит учиться с ними?» – отходя, почти вслух раздраженно спрашивал себя Максим. Чтобы лишний раз не тревожить себя, Максим понадеялся, что эти двое не из его группы, а лишь случайно отобранные для своей роли люди.

– Молодой человек! Вы из группы 11-03? – приятный женский голос вывел Максима из ступора, когда он подходил к скамейке. Невысокая, темненькая девушка с милым, еще смуглым лицом пряталась от проходящего уже дождя под листвой высокой березы и с улыбкой, вопросительно смотрела на него.

– Наверное, не знаю точно – смутившись, ответил Максим и тоже улыбнулся, смотря в ее игривые черные глаза. – Я вообще-то поступил на «Монтаж электрооборудования».

– Ну, тогда вам здесь нужно стоять. Группа-то только одна, а я буду у вас единственной девушкой. Скоро наш куратор подойдет. Жаль, что вас не было на общем собрании в пятницу, вы многого не знаете.

Ее нежный голос завораживал. У Максима даже откуда-то появилась непринужденность, которую раньше он никогда не испытывал в общении со своими одноклассницами. Если с ними он всегда чувствовал себя чем-то обязанным, хотя бы тем, что они вообще с ним разговаривали, то этой, еще не знакомой девушке ему сразу захотелось рассказать все свои тайны.

– Меня кстати Катей зовут. Будем знакомы, да? – она протянула Максиму свою теплую ладонь с наманикюренными пальчиками и снова улыбнулась.

Максим нерешительно пробормотал свое имя и, глядя на эту изящную ручку, замешкался, не зная, что сделать: то ли пожать ее, то ли поцеловать. Заметив смущение Максима, Катя убрала руку и, таинственно хихикнув, стала смотреть вокруг, будто давая знать, что Максим уже совершенно безразличен ей. Она принадлежала к тому типу красивых девушек, которые при первом же знакомстве любят играть в «Близко – Далеко»: то приближаются, подчас едва заметно, подогревая интерес к себе, то отдаляются, как только почувствуют, хоть ненамного, чужую привязанность.

– Лучше было бы не приходить сегодня. Так рано вставать!.. Ради чего? Чтобы послушать эти торжественные речи и приветствия? Нет, уж лучше полежать, поспать в теплой кроватке – капризничала Катя, поеживаясь от холода. Хотя дождь незаметно прошел, тучи расклеились и вовсю сияло солнце, но оно не грело, а с реки теперь поддувал промозглый ветер.

Рядом с Катей молча стояли еще с десяток парней, среди которых было двое, с виду совсем безобидных и даже внешне похожих друга на друга. «Вот с этими-то, думаю, можно будет подружиться» – решил для себя Максим, глядя на их изучающие всё вокруг и настороженные взгляды новичков.

От центра и торца колледжа стали подходить преподаватели, и вся неуемная толпа студентов начала потихоньку организовываться.

– Идёмте, вон наш куратор идет, наконец-то! – позвала Катя, когда из толпы появился светловолосый мужчина средних лет в фасонистом темно-синем костюме с тонким красном галстуком. Остановившись и осмотревшись, он довольно громко выкрикнул: «Группа МЭ-11-03! Подойдите все ко мне!». За ним тут же подошли плакатчик и брюнет, и Максим понял, что его опасения оправдались: ему долгое время предстоит учиться в одной группе с этими двумя выродками, и даже не будучи с ними знакомым, они уже вызывали у него отвращение. Когда около куратора собралась вся группа, куратор достал из черного портфеля синий блокнот и, мельком посмотрев в него, уверенно и строго сказал:

– Значит так! Вроде бы, все здесь, да? Кто не знает еще, и кто не был на прошлом собрании – я куратор вашей группы. Меня зовут Леонид Федорович Петров. Группа у нас небольшая, а значит, познакомимся мы быстро, и все вы будете под моим присмотром. Чуркин Денис?

– Я – как солдат, ответил брюнет.

– Семенова Екатерина?

– Здесь – приятным тонким голоском сказала Катя.

– Жирнов Иван?

– Тут я – словно с одолжением ко всем, объявил «зазывала».

– Чернов Максим?

– Это я – по-школьнически подняв руку, ответил Максим.

– Бычков Стас и Егоров Егор? Это вы, да? – куратор вопросительно посмотрел на стоящих вместе друзей, а они послушно и одновременно закивали.

– Леонид Федорович, может, мы сразу в свою аудиторию пойдем, а? – вмешался жалобным голоском «зазывала» Иван, даже не дав огласить весь список студентов группы. Максим смотрел сейчас на его грубое, уже ощетинившееся лицо и признался себе, что этот человек почему-то очень неприятен ему. Все было противно в нем: непропорционально длинные руки, остриженная «под горшок» голова, новый, но безвкусный серебристый костюм, остроносые черные туфли-лодочки и самое главное – наглость, которой так иногда не хватало самому Максиму. Максим даже вдруг вспомнил известный еще с детства колдовской обряд: он представил Ивана с полным ртом ваты – это, якобы, должно было бы навлечь на него всяческие беды и болезни.

– Нет, сначала мы послушаем речь Викторию Геннадьевну, нашего директора – ответил куратор, с теплотой глядя в сторону центрального входа колледжа, где появилась среднего роста, миловидная, но серьезная женщина в голубом костюме, так подчеркивавшем ее стройную фигуру и ухоженное свежее лицо. Даже далеко от кафедры, где она встала, были видны ее ровные белоснежные зубы, пухлые чувственные губы и блестевший жемчугом от появившегося яркого солнца маникюр.

Она дождалась, когда вся толпа студентов, наконец, сгруппировалась, и из микрофона раздался ее строгий, но приятный голос:

– Дорогие мои друзья! Поздравляю Вас с этим прекрасным праздником – Днем знаний! Теперь все вы – студенты. Каждому из вас предстоит пройти большой путь по освоению выбранной вами профессии. Это сложная, важная и ответственная работа. От того как вы теперь будете относиться к своим обязанностям, будет зависеть вся ваша дальнейшая жизнь. Впрочем, я уверена: все ваши мечты сбудутся, и вы станете отличными специалистами. Ну, а я и все наши замечательные преподаватели обязательно вам в этом поможем.

Порывистый влажный ветер с реки повсюду разносил эти пафосные слова, но внимательно слушали ее лишь первые ряды: только там то и дело хлопали после каждого важного момента речи, а остальные все также смеялись, кричали и громко разговаривали о каких-то пустяках, даже не замечая своего директора и замечаний своих кураторов.

Максим тоже отвлекся и засмотрелся на величественное здание колледжа. Оно чем-то напоминало ему столичную военную академию, где он с детства мечтал учиться. На мгновение ему вдруг ясно, словно наяву, представилось, что он курсант и стоит в ряду таких же, как он, строгих и аккуратных воспитанников и слушает наставления своего командира-начальника. Максим считал, что ему вполне хватило бы знаний и умений, чтобы поступить туда, но он побоялся бросить маму одну и поэтому решил остаться здесь, в своем городе – и учиться в колледже.

– Так, все идем за мной и не отстаем – вывел его из приятных мечтаний голос куратора.

Вскоре незаметно появился юркий фотограф и, сменив директора у кафедры, в микрофон позвал всех делать общую фотографию на площадке у центрального входа.

Максиму и всей его группе в этой суматохе все же удалось разместиться для съемки во втором ряду, на самом видном месте. Максим стоял и смотрел как шумно и суетливо выстраивается сейчас вся эта толпа его новых коллег. Цепляясь взглядом за незнакомые лица, он ощутил себя беззащитным и одиноким. Невольно он мельком посмотрел на Ивана и Дениса и тут же поймал себя на мысли о том, что вдруг появившийся туман в его душе связан с ними. Если бы их не было здесь сейчас, то он, пожалуй, был бы счастлив, что стал студентом этого колледжа. Максиму еще больше захотелось вернуться обратно в школу: лет на семь назад – и он многое бы отдал за это.

В этот момент, когда Максим вспоминал себя счастливым и беззаботным школьником, его и запечатлел фотограф. На большой общей фотографии он стоял крайним слева с задумчиво-грустной улыбкой. Он смотрел не в объектив, а куда-то вверх: в бесконечное лазурное небо, расчистившееся от туч, где невесть откуда появилась вороны, своим горьким карканьем пытавшиеся заглушить громкую музыку и беспорядочный гул студентов.

Сегодня каждый был по-своему счастлив и думал только о будущем, в котором сами собой исполняются все заветные желания, и где нет места плохому. Максим вообще очень любил мечтать, но часто его наивные фантазии натыкались на суровую мрачную реальность, и этого он впадал в затяжную депрессию.

5

Леонид Федорович Петров за свою пятилетнюю работу в электромеханическом колледже стал куратором во второй раз. И, если с первой группой ему не повезло, там учились, как он говорил, «одни идиоты», да и опыта тогда у него было мало, то теперь он решил основательно взяться за свою новую группу и сделать ее образцовой, причем любой ценой. Тем более, накануне вышел приказ директора, по которому куратору группы, которая семестр оканчивала только на «отлично» и без дисциплинарных взысканий, выплачивалась кругленькая премия.

Ему было 37 лет. Десять лет назад он окончил физический факультет местного университета, после пять лет проработал в школе, а потом устроился в колледж преподавателем физики. С виду он производил впечатление аккуратного, строгого и педантичного человека, каким и был на самом деле. У него были холодные глаза, а на свежем и лощеном лице всегда была чуть заметна хитренькая улыбка. Смотря на человека, он словно считывал все его самые потаенные мысли, а потому как бы усмехался ему, наперед зная, что он затевает.

Никто из подопечных Леонида Федоровича, у которых он преподавал физику лишь семестр один раз в неделю, наверное, не смог бы сказать определенно: хорошим или плохим человеком он был. Он вполне доходчиво объяснял свой предмет, но был очень требовательным, а порой даже жестоким. «Это ваши проблемы, они меня не касаются!» – любил повторять он, когда какой-нибудь незадачливый студент, пытался объяснить ему, почему плохо подготовил задание. Впрочем, он всегда старался вести себя сдержанно и не кричать на своих подопечных, но был настойчив, строг и очень требователен.

Надо признать, что Леонид Федорович в душе недолюбливал свою работу, хотя иногда она все же приносила радость и чувство самореализации. С детства он мечтал посвятить себя науке, но не как какой-нибудь учитель, а как ученый, сидящий днями и ночами в своем небольшом уютном кабинете и пишущий заумные книги. Теперь же он был вынужден из года в год разъяснять одно и то же всяким прыщавым балбесам, – и получать за это сущие копейки.

Сегодня Леониду Федоровичу предстояло провести вводную лекцию и ознакомить свою новую группу с правилами внутреннего распорядка колледжа. Поднимаясь со своими подопечными по широкой лестнице на третий этаж, он тщательно обдумывал, как теперь будет выстраивать свой процесс воспитания. Как преподнести себя в этот день: быть покладистым или же жестким? Ведь от первого впечатления очень многое зависит, а потом его уже будет сложно исправить. Хоть он и не считал себя неуверенным человеком, в ситуациях, когда ему приходилось вести себя жестко, он волновался и боялся дать слабину. Он очень не любил эти переживания и беспокоился, чтоб кто-нибудь случайно не заметил в нем напряжения и не сделал трещину в его репутации строгого преподавателя.

На третьем этаже за группой МЭ-11-03 теперь был закреплен специально оборудованный предметный класс. На стенах здесь, почти у самого потолка, висели скучные черно-белые портреты великих ученых, под ними учебные плакаты, разные информационные таблицы и диаграммы. В глубине класса, в одном углу стоял старый шкаф со справочниками и энциклопедиями, а в другом – светился от солнечных лучей белоснежный компьютер.

Максим сразу сел на последнюю, пятую парту у шкафа. Отсюда хорошо было видно всех его новых знакомых, но сейчас он больше наблюдал за куратором, который, избегая смотреть в глаза, расположился за своим столом и строго, словно с экрана телевизора, сообщил:

– Что ж, еще раз хочу вас всех поприветствовать. Один семестр я буду преподавать вам курс физики, но на протяжении всех трех с лишним лет вашей учебы здесь я буду вашим куратором, то есть буду следить за вашим поведением, успеваемостью и исполнением ваших студенческих обязанностей.

Куратор сделал многозначительную паузу, как бы давая время переварить в голове его слова, осмотрел за столом свои щегольские новые туфли и, набравшись уверенности и большей строгости, стараясь теперь уже поймать взгляд каждого, предупредил:

– Моя задача сделать вашу группу образцовой, самой лучшей в колледже. Я обязательно этого добьюсь и потому хочу, чтобы вы сразу уяснили: хоть я и ваш куратор, попечитель и «второй отец», но поблажек я вам давать не буду. От вас же требуется немного: хорошо учиться и исполнять все мои приказы. У каждого из вас будут определенные задачи, которые нужно будет обязательно решать, а иначе мы будем с вами прощаться. Учтите, если кто-то подведет меня, то поверьте, моих возможностей хватит, чтобы любому из вас указать на дверь и отчислить. Очень надеюсь, что до этого у нас не дойдет…

Слушая спокойную и почти угрожающую речь этого человека, который с заметным усилием делал из себя самоуверенного и жесткого наставника, Максим невольно сравнивал его со своими школьными учителями, ставшими теперь для него еще милее и роднее. Сразу же возник светлый образ учительницы истории Клавдии Николаевны, которая с пятого по одиннадцатый класс была еще и его классным руководителем. Максим вспомнил себя совсем маленьким мальчишкой, когда впервые попал в класс к ней. Ее поседевшие волосы, добрые глаза и аккуратный, уютный кабинет истории, где всегда было много цветов, всегда вызывали у Максима умиление, но только сейчас он начал по-настоящему ценить ее любовь и беззаветное служение. Сейчас ему стало страшно от мысли, что теперь это уже стало прошлым, которое уже не вернуть никогда.

Смотря в окно, где игривое солнышко освещало желтеющие листочки на кронах высоких деревьев, Максим представил, как там, за новыми высотками жилых домов, пряталась его старая, добрая школа, а Клавдия Николаевна, в своем кабинете на первом этаже, сегодня снова принимает новых учеников и тоже ностальгирует о своих выпускниках.

«Господи, верни это время назад» – чуть не выкрикнул Максим. Под мерный голос куратора, который продолжал чему-то поучать, Максим, то и дело, зевая, стал засыпать: глаза слезились, ноги тяжелели, а все тело наполняла приятная слабость. Речь куратора звучала уже где-то далеко и скоро стала совсем бессмысленной. «Если так будет продолжаться и дальше, то эта бессонница меня доконает» – последнее, что мелькнуло сознании Максима, и он растворился в сером, очень зыбком и быстроменяющемся сне. Вот Максим, как и хотел, перенесся в свое прошлое: он один сидит в школьном кабинете истории и пишет конспект про восстание Спартака. Вдруг в класс заходит его старый школьный друг Костя, который утонул летом после восьмого класса. Загадочно улыбаясь, он садится рядом с Максимом и начинает безудержно реветь. «Ты что? Взаправду хочешь уйти от нас? Не-е-е-ет! – лицо Кости вдруг странно удлинилось и сузилось, сделалось красновато-темным, глаза стали узкими и весь он стал похож на маленького старичка-китайца. – Ты останешься здесь. Навсегда. С нами. Ты никуда не посмеешь уйти! Там плохо, а здесь хорошо. Это вот тебе – Костя достал откуда-то большую толстую книгу с черным кожаным переплетом и золотыми углами. – Я сейчас уйду, а ты открой ее. Хорошо? – и он громко засмеялся. Он незаметно очутился у двери, повозившись с замком, с жутким скрипом открыл ее, и в класс пробилось золотое свечение. Нет, это был огонь! Языки пламени, поначалу маленькие, неуверенные, быстро росли, смелели и пожирали все вокруг, превращая в черные головешки. Смех Кости превратился в крик, который быстро затих, а сам он исчез. Стало душно. Жарко. Горячо. Максим подвинул к себе книгу, вскрыл замочек на переплете и открыл… Желтый, страшный огонь окутал его, он почувствовал нестерпимую боль, будто бы тысячи острых ножей одномоментно воткнулись в него, а потом раздался мощный взрыв и Максим, громко вскрикнув, проснулся.

Как оказалось, наяву за Максимом давно уже наблюдал куратор. Открыв глаза и придя в себя, Максим увидел его стоящим слева. Слегка покачиваясь назад и вперед, он зло смотрел на Максима и ехидно улыбался.

– Вас, молодой человек, это теперь особенно касается. Это залет! – наклонившись, почти в самое ухо с ненавистью сказал ему куратор. Остальные, увидев испуганное и раскрасневшееся лицо Максима, как по команде, громко засмеялись. Даже милая Катя едва сдерживала свой смех, но заметив на себе взгляд Максима, быстро обернулась.

Больше же злорадствовал Иван. Развалившись на стуле, жуя жвачку и играя ключами, он презрительно посматривал на Максима и своим противным хохотом, кажется, хотел больше всех сейчас унизить его.

Максим, пожалуй, впервые почувствовал стыд такой силы. «Как же так получилось?! Я ведь всегда контролирую себя» – корил он себя и больше всего сейчас хотел провалиться сквозь землю.

– На сегодня наше вводное занятие окончено. Можете все идти – громко объявил куратор, все еще продолжавший стоять возле Максима. – Ну, а вас, молодой человек, я бы попросил подумать над своим поведением и о своем будущем! А теперь пошел вон! – показав пальцем на дверь, с ненавистью приказал куратор Максиму.

Униженный Максим не смог ничего ответить и вышел. Ни на кого не глядя, он спустился на первый этаж и прошел в конец коридора на выход. Уже когда он шел обратно домой, к нему вернулся холодный ум. Как ответственный человек, он все же признавал вину за собой, но не мог отделаться от мысли, что с ним поступили очень жестко, даже жестоко.

– Все это мне определенно не нравится! – повторял он сам себе и вдруг почувствовал, что светлая картинка его будущего стала покрываться черными пятнами и съёживаться, словно снизу ее пытается кто-то поджечь, но она, пока еще плотная, сопротивляется огню и не дает ему разгореться.

6

Катя выросла в полной и вполне благополучной семье инженеров. Ее отец был главным механиком на металлургическом заводе, а мама работала там же технологом.

Катя отучилась в элитной городской гимназии, а после не стала поступать сразу в университет и решила пойти по стопам своих родителей, для начала окончив колледж.

За внешней привлекательностью и простотой этой девушки скрывался сложный характер и очень противоречивое мировоззрение. В детстве и до пятнадцати лет Катя была настоящей оторвой. Родители ей ни в чем не отказывали и скоро поняли, что запустили воспитание своей дочери. Она плохо училась, и все свое свободное время проводила в компании неформалов, готов и прочих сомнительных личностей. В тринадцать лет она уже начала тайком курить и понемногу пить алкоголь, что, впрочем, даже не замечали родители. Лишь ближе к выпускному классу Катя сама осознала, что летит в пропасть, – и ее охватил стыд такой силы, что она в один день решила начать новую жизнь.

Ее спасением стала религия. Случайно оказавшись вместе с мамой на всенощной службе, Катя на себе ощутила, что такое «божественную благодать». Белоснежная Воскресенская церковь с золотыми луковками куполов манила своим уютом, таинственностью и ощущением безопасности от всех невзгод. У самого входа здесь с раннего утра всегда сидели с виду безобидные цыгане и нищие, ненавязчиво просящие милостыню, а также работала церковная лавка, где продавали свечки, литературу и всякую утварь. Казалось, что сама церковь и окружавшие ее миленькие постройки насквозь пропитаны духом прошлого: она неизменно простояла почти пять столетий, вобрав в себя частички тех времен. Это невольно вызывало трепет и связывало с чем-то великим и недосягаемым.

Полумрак, запах воска, шепот прихожан, красота алтаря и иконостаса – всё это так восхитили Катю, что она стала по несколько раз в неделю посещать приход и даже записалась в воскресную школу.

В воскресной школе изучали Библию, молитвы и основы православной культуры. Основными пунктами занятий были: разъяснения о том, как бороться с грехами и как стать достойным исполнителем воли Божьей.

Приходом и школой заведовал протоиерей Савватий: высокий, крепкий и ухоженный мужчина средних лет. Самые сложные вещи он мог объяснить доступно и просто, а любого, кто сомневался в существовании Бога, он логично переубеждал и заставлял верить. Однажды во время проповеди его звучный голос и дар красноречия заставили Катю плакать.

Теперь Катя часто вспоминала наиболее яркие эпизоды своей жизни, где, как ей казалось, она вела себя ужасно и необузданно. Она с горечью понимала, что большую часть своей еще небольшой жизни она истратила на всякую ерунду. Читая молитвы и вглядываясь в тонкие и одухотворенные черты Спасителя на иконах, она ощущала огромную силу где-то внутри себя. Ей казалось, что она может справиться с любыми проблемами, ведь теперь ей всегда незримо помогает Господь. В тоже время ее не покидало откуда-то взявшееся мучительное предчувствие того, что с ней произойдет что-то страшное. Разногласия между ценностями прошлой и новой жизни еще остались в сознании и поведении Кати, а это порой очень мучало ее.

– Странно, но мне почему-то кажется, что у меня нет будущего – сказала она однажды вечером за чаем родителям.– У вас было когда-нибудь такое?

– Нет, ты себя накручиваешь. У тебя все еще впереди – безразлично отвечала ей мама, не видя поводов для беспокойства. Ее родители уже пережили серьезную болезнь своей дочери в детстве: менингит – и после этого любые проблемы с ней казались пустяками.

7

К радости и большому удивлению Максима оставшиеся дни первой учебной недели выдались спокойными. Он даже решил, что слишком преувеличивал свое неприятное впечатление как от одногруппников, так и от куратора. Однако, будучи тонким и интуитивным человеком, Максим все же предчувствовал, что с ним скоро произойдет какая-то неприятность или даже беда. К тому же, рассуждая здраво, он понимал, что куратор не придирается к нему снова только потому, что пока он не собирал группу вместе, да и его предмет будет только на следующей неделе; конфликтов с Денисом и Иваном не было оттого, что шли только общие лекционные занятия, на которых собиралось сразу несколько курсов с аудиторией почти в пятьдесят человек, и в общем потоке он терялся и даже не сталкивался с ними.

Каждый день было не больше двух лекций и, отсидев с короткой переменой три часа, все куда-то разбегались, словно чужие друг другу люди. «Было бы так всегда, чтобы каждый учился самостоятельно, а потом только сдавал экзамены, без контроля и нравоучений этих педагогов» – тешил себя Максим, сидя один на самом последнем ряду в лекционных залах, но не мог прогнать противное ощущение, что на следующей неделе эта приятная свобода может закончиться.

Но вот в субботу, когда закончилась последняя пара, и Максим уже собирался уходить домой, в дверях его догнала Катя, эта миленькая девушка, – и заговорщически спросила, с интересом глядя в глаза:

– Ты слышал, что в последнюю субботу сентября, вечером будет праздник: посвящение в студенты? Ты как? Идешь? Есть два условия: не нудить и принести тысячу рублей. Наши идут все, ждем и тебя!

Максим еще не слышал об этом мероприятии, которое ежегодно проводили в колледже. Хотя он очень не любил вечеринки и дискотеки, замешкавшись, все же решил согласиться, боясь показаться занудой и оттолкнуть от себя эту девушку

– Хорошо, я приду! – с деланным желанием ответил Максим и, невольно глядя теперь на удаляющуюся изящную фигуру Кати, тут же начал упрекать себя в слабости и безволии. «И зачем я согласился? Нужно было сказать, что я занят – и все! Не зря меня в последнее время мучают плохие предчувствия: все это добром не закончится. Хотя неизбежное неизбежно и «заднюю» уже не дашь. Да и что бы она подумала обо мне, если бы я отказался? Интересно, когда это она успела сдружиться со всеми и все узнать?».

Задумавшись, Максим прошел в конец коридора на втором этаже и посмотрел в окно, где по широкой голубой глади реки неспешно, проплывала порожняковая баржа, похожая на большую мокрицу. Лето еще имело свою власть, но осень потихоньку уже принялось раскрашивать природу в свои краски. От ветра желто-красные листочки деревьев разлетались повсюду, устилая темнеющую землю радужной скатертью. Природа напряглась в недоумении, смотря как медленно, но верно увядает ее красота, которая совсем недавно так пленила всех вокруг.

Выйдя из колледжа, Максим с удовольствием вдохнул сладковатый воздух подступающей осени. По-прежнему прогуливаясь после занятий пешком, он старался не думать об учебе и сосредоточиться на чем-нибудь приятном. Иногда он совсем отключал свой разум и просто наблюдал за всем вокруг. Чаще же всего любил смотреть на прохожих: рассматривая лица, вслушиваясь в обрывки разговоров, он невольно сравнивал этих людей с собой: завидовал беспечным и счастливым, но с пониманием ловил мрачные, удрученные взгляды.

Когда Максим уже прошел набережную и вышел к тихой улочке в центре города, он еще издали заметил низкорослого плюгавого мужчину, больше похожего на гнома. Он был одет в мешковатый, поношенный коричневый костюм и того же цвета уродливые, стоптанные туфли. Самое же примечательное в нем было – это совсем лысая голова. Вся она, покрытая шрамами и рубцами, блестела от яркого, но негреющего солнца. Поймав злой, наполненный мощной, гипнотической энергией взгляд этого карлика, Максим почувствовал леденящий душу страх. С трудом заставив себя отвести глаза, Максим попытался сосредоточиться на вывеске магазина, но не смог даже понять, что было там написано, – неведомая и страшная сила снова заставила его вглядеться в глаза этого загадочного человека. Лишь когда он прошел мимо, оставив после себя резкий и неприятный запах пота и алкоголя, Максим пришел в себя. Рубашка взмокла и прилипла к вспотевшей спине. Стало холодно. Мурашки, как маленькие тараканы, быстро разбежались по всему телу. Максим резко оглянулся, но карлика уже не было. Он был как фантом, но эти ледяные глаза, превратившиеся теперь в эфирный образ, теперь навязчиво следили за мыслями Максима.

«Интересно, а я способен на убийство?» – первое, что спросил почему-то у себя Максим, когда уже подходил к дому. Этот вопрос раскаленным ножом воткнулся в его голову и с этого момента уже не давал покоя, требуя честного ответа. Поначалу ему казалось это невозможным, но чем больше он поддавался своим эмоциям и черным мыслям, вдруг без причины появлявшихся откуда-то в его голове, тем скорее приходил к выводу, что, пожалуй, сможет решиться на такой отчаянный поступок, если у него не будет другого выхода.

8

Как назло Максим снова плохо спал. Начиналась неделя семинаров и самостоятельной работы, и хотя в выходные он старался не думать об учебе, время от времени у него все же появлялись приступы непонятного беспокойства. Как неделю назад, в понедельник с утра Максим чувствовал апатию и был совершенно изможденным.

Физкультура была первой парой, и мама, будто зная об этом, после завтрака сделала Максиму заранее подготовленный шикарный подарок: модный спортивный костюм и белоснежные, легкие как пух, кроссовки.

«И все-таки новая одежда хорошо влияет на настроение человека. Не зря же женщины так любят шоппинг!» – подумал Максим, выйдя на крыльцо дома. Представляя сейчас себя со стороны, он решил, что в этих новых шмотках произведет хорошее впечатление на однокурсников и, конечно, прежде всего, на Катю.

Ночная прохлада сменилась приятным утренним теплом. Сложно было представить, что очень скоро эту нежно-зеленую траву и листья – незаметно украдет проказница-осень, а потом её жестокая и скупая сестрица-зима скуёт все льдом и спрячет под белым пушистым одеялом. От этого становилось грустно и все плохое чувствовалось особенно остро, а в светлое будущее даже не верилось.

В спортивном комплексе колледжа, Максим так долго искал мужскую раздевалку среди множества дверей в длинном коридоре, что в итоге чуть не опоздал на пару. В самой раздевалке уже никого не было, а через приоткрытую дверь в зал он заметил, что там кроме его группы, было еще несколько: с других специальностей. Пять девушек, среди них была и Катя, справа отдельно играли с волейбольным мячом, встав в круг. Слева, у баскетбольного кольца, одиннадцать парней, многих из которых Максим видел в первый раз, поочередно бросали баскетбольный мяч в кольцо. Максим почувствовал себя здесь чужим: все вели себя очень непринужденно и о чем-то время от времени переговаривались – в общем будто бы были давно знакомы друг с другом.

Максим не любил спорт, хотя раньше целыми днями напролет играл с дворовыми мальчишками в футбол и в четыре квадрата. Тогда у него была еще и завидная сила, и ловкость, и скорость. Впрочем, если бы он сильно захотел, то быстро привел бы себя в прежнюю форму.

По-военному точно, в 8:30 физрук Петр Николаевич Орлов, невысокий и юркий крепыш средних лет, уже ходил по залу и, громко посвистывая, звал всех на построение:

– Ну же давайте, шевелите своими тощими задницами. Строимся в ряд по росту! – впрочем, несмотря на его командно-высокомерный тон, никто не боялся его: про него уже прошел слух как о добром, нетребовательном и насмешливом человеке.

Построение началось посередине зала. Максим нерешительно вышел из раздевалки и, подбежав к шеренге, остановился в смущении, не зная как вклиниться в уже сформировавшийся ряд.

Его заметили Денис и Иван и быстро о чем-то между собой перешепнулись.

– Ого-го-го, лошара пришел! – выкрикнул Иван и резко кинул в Максима баскетбольный мяч. Максим успел увернуться, и мяч попал ему в плечо, а не в лицо, как того, наверное, хотел этот подлец. Не ответив на это вызывающее хамство, он раздосадованный встал не по росту в конец шеренги, еле сдерживая свою злость. «Нужно было ударить его, а я струсил. Почему в таких ситуациях я всегда веду себя, как тряпка? Если я и дальше буду терпеть и молчать, то меня вообще здесь за человека считать не будут. Какой же я слабак! – с этими мыслями он даже не заметил, как началась перекличка, а Петр Николаевич дошел и до его имени.

– …Чернов Максим, здесь? – в третий раз спросил физрук.

– Я! – громко ответил наконец-то Максим, услышав вопрос тренера сквозь желчь досады в душе.

– Что же вы тормозите, курсант? Не выспались? И почему вы стоите не на своем месте: не по росту? Ну-ка живо встать между третьим и четвертым справа!

Максим быстро перестроился. Теперь он, как назло, стоял между Иваном и Денисом.

– Значит так – невозмутимо продолжил Петр Николаевич. – Сегодня по плану у нас разминка, потом зарядка и баскетбол. Для начала бежим в умеренном темпе вокруг зала, десять кругов. Шевелитесь! Ну, быстрее! Не халтурьте!

«Какой забавный человек! Хоть и ведет он себя как-то грубо и по-хамски, но все же он добрый. Я чувствую его: такой никогда не сделает подлость» – неторопливо, не без удовольствия обегая кругами спортзал, рассуждал Максим и снова восхитился своему умению чувствовать людей.

Он давно столько не бегал и после шестого круга стал выдыхаться. Чтобы отвлечься, он смотрел на остальных, но скоро всем его вниманием снова завладела Катя.

Она бежала плавно и ритмично. В своих облегающих черных шортиках и белом открытом топе она была волнующе красивой и сексуальной. Ее фигура невольно побуждала самые низменные чувства, а покрасневшее личико стало еще милее. Прекрасные черные волосы, налитая грудь колыхались в такт движений ее стройных ножек.

Максим заметил, что не только он с обожанием смотрел на нее: время от времени мельком, скрывая свой интерес, на нее заглядывались и остальные парни, а особенно бегущий впереди Иван. Он, казалось, забыл обо всем и наблюдал за Катей с нескрываемым восхищением, уже, наверняка, представляя ее в роли своей девушки. Это еще больше вызывало у Максима чувство ненависти, но в тоже время и зависти к нему: таких самоуверенных наглецов очень любят красивые девушки.

– Так, придурки! Заканчиваем свою беготню и снова встаем в «лесенку дурачков» – приказал физрук после десятого круга бега. – Построились? Теперь повторяем за мной.

После недолгой, но напряженной зарядки Петр Николаевич разделил всех на две равные команды и разрешил играть до конца пары в баскетбол, а сам ушел в тренерскую комнату.

Максим оказался в одной команде с Денисом, Катей, Егором, незнакомой полной девушкой и двумя ребятами другой группы.

Игра поначалу шла спокойно, и счет был вровень. Максиму долго не доставался мяч. Находясь в защите, он и не стремился играть в нападении, но в какой-то момент удачно поставив блок-шот, мяч оказался в его руках. Даже не думая о передаче, он через свободный «коридор» подбежал к трехочковой зоне. Медлить было нельзя. Остановившись, он уже собрался было сделать бросок, как в этот самый момент получил сильный удар в затылок. В глазах у него потемнело, все вокруг покрылось «шахматной сеткой» и он упал без сознания навзничь.

Максим очнулся в раздевалке на скамейке. Впрочем, никто не обращал на него внимания. Нестерпимо болела голова. Ему сейчас хотелось лишь спокойно лежать, но скамейка была узкая, а свисшая правая рука онемела и заставила его приподняться. Иван, который рядом переодевался в свой деловой костюм, заметил, как Максим пришел в себя.

– Слушай, ты! Почему из-за тебя у нас постоянно возникают проблемы? То ты спишь на парах, то падаешь без причины – после этого замечания все в раздевалке противно рассмеялись. – Ты помнишь, что говорил наш куратор? У нас должна быть самая лучшая группа в колледже! А если ты и дальше будешь так тупить, то учиться с нами не сможешь. Вкурил, лошара?!

Максим слышал его слова сквозь черный туман боли и ненависти, плотно окутавший его раскалывающуюся на части голову. Он больше не мог терпеть столь унизительного, несправедливого и наглого отношения к себе. Сделав титаническое усилие, Максим резко встал и, смотря в глаза Ивану, крикнул в его мерзкое лицо:

– Я убью тебя, ты, гаденыш длинный! – Максим хотел уже со всей силы ударить, как сзади кто-то обхватил его за шею и повалил на холодный плиточный пол. Это был Денис. Он сел на Максима сверху и стал душить. Краем глаза Максим успел заметить, как все остальные с любопытством наблюдали за этой сценой, словно делая ставки: кто же кого, – даже не пытаясь остановить эту экзекуцию. Максим сопротивлялся, как мог, пытался рывком вырваться, но боль в голове сделалась нестерпимой, а последние силы иссякли. Лицо разгорелось и, переставая чувствовать себя, Максим захрипел. Это, видимо, и остановило его мучеников.

– Тебя, чертила, мы перевоспитаем, не сомневайся – рявкнул в дверях Иван Максиму и вместе со всеми быстро исчез.

Перемена закончилась, но в раздевалке и в спортзале никого не было. Зал на одну пару был свободен, а поэтому Максим беспомощно лежал, и никто не мог ему помочь.

Кое-как он медленно приподнялся и, упершись рукой о скамейку, сел на нее, уткнулся затылком в стену, чуть приподнял голову кверху и закрыл глаза. Чтоб отвлечься и расслабиться, он представил себя одиноко сидящим в большой темной комнате с опускающимся впереди черным, как сажа, занавесом. В глазах еще мелькали огоньки, но скоро ему удалось добиться идеальной темноты. Это успокоило его и сбавило боль.

Набравшись сил, он все же встал и прошел в туалет. Умывшись холодной водой, Максим посмотрел в зеркало и увидел свое измученное лицо. Глаза были уставшими, покрасневшими и безжизненными. Глядя теперь на себя со стороны, он только сейчас начинал понимать безнадежность своего положения. Стараясь хоть как-то взбодрить себя, Максим быстро перебрал в своей памяти все немногочисленные, но яркие моменты своей жизни, когда он чувствовал себя счастливым победителем. Если раньше в сложных ситуациях это помогало, то теперь оказалось бесполезным: он чувствовал себя слабым, безвольным и совершенно никчемным человеком и от этого ему стало жутко.

– Нужно чуточку потерпеть. Я что-нибудь обязательно придумаю – как мог, утешал он себя. Пройдя через полупустые коридоры колледжа, он прошел в парк и, посидев на скамейке, решил не идти на остальные занятия, а погулять где-нибудь в городе.

9

Ивану очень нужна была девушка. Так совпало, что, окончив школу, он расстался со своей давней подругой, и с поступлением в колледж решил начать новую жизнь. Впрочем, ему не составляло большого труда найти себе подружку. Его волевое лицо с правильными чертами лица, игривой улыбкой и белоснежными ровными зубами притягивало красивых девушек, как магнит.

Иван смело знакомился с новыми людьми. В школе он участвовал во всех спортивных мероприятиях, а учеба: все эти книжки и тетради – уходили у него на второй план. Он в меру пил и курил, но тщательно следил за собой и ни в чем себе не отказывал, благо у него были обеспеченные родители. В одежде он предпочитал строгий классический стиль, по-модному стригся, уже оканчивал автошколу и на свое совершеннолетие хотел приобрести автомобиль.

Когда Иван познакомился с Катей, то сразу решил сдружиться с ней и в будущем сделать своей девушкой. Ее внешняя простота и природная красота очаровали его, хотя он долго не показывал ей своего восхищения. Первое время он старался всегда быть у ней на виду, помогал по пустякам и скоро понял, что и он симпатичен ей. Иван был очень ревнив, но если его закадычный друг Денис на Катю не претендовал, то на других он был готов кидаться с кулаками, как только замечал в ее сторону чужой интерес и восхищенный взгляд.

Дениса же нельзя было назвать привлекательным, хотя он и сам не считал себя красавцем. Его лицо было грубым и словно высеченным из камня. На щеках и подбородке у него пробивалась неуверенная щетина, которую он редко брил. Он был черноволосым, спортивного телосложения юношей среднего роста, но несколько застенчивым и необщительным, хотя таким же сильным и ловким как Иван. Коротко стриженая голова и смуглая кожа делали его похожим на обрусевшего южанина. Он был как бы дополнением Ивана: вел себя хладнокровно и рассудительно в экстремальных ситуациях и часто удерживал Ивана от необдуманных поступков, за что тот его очень ценил.

Денис тоже очень любил спорт и мало интересовался учебой, считая ее не нужной для дальнейшей жизни. Он был единственным ребенком в семье. Мать умерла, когда он только пошел в школу, а у отца была своя автомастерская в большом гараже неподалеку от дома. Несколько лет назад Денис стал помогать отцу, а после колледжа хотел полностью посвятить себя семейному бизнесу, поэтому у него не было этих надоедливых мыслей о том, кем стать и где работать в будущем.

Иван и Денис жили в одном дворе и дружили с детства. Любимым их занятием – на улице, в школе и во дворе – было задирание слабых. Это же они хотели продолжить в колледже, но в еще большем размахе. В отличие от Максима им удалось сразу влиться в бурную студенческую жизнь, а свои занятия спортом они еще со школьной скамьи привыкли разбавлять изрядными дозами алкоголя.

10

«Этот куратор, наверное, разузнал, что я прогуливаю занятия. А что я ему скажу? Не сознаться же мне, что я тряпка и меня обижают» – переживал Максим и в нервных мыслях сам не понял, как после долгого бесцельного хождения по неприметным серым улочкам оказался в центре города, на главной площади. Здесь в старом трехэтажном здании краеведческого музея работало недорогое, но очень уютное кафе. Еще учась в школе, Максим часто подолгу одиноко сидел здесь и неторопливо пил ванильный капучино, наблюдая за беспечными посетителями или прохожими за окном. В этот момент время останавливалось для него, день как бы растягивался, а все неприятные мысли и чувства чудесным образом уходили куда-то далеко-далеко, хотя это, конечно, была лишь иллюзия. Она моментально бесследно растворялась, стоило лишь только выйти на улицу навстречу этому жестокому и несправедливому миру.

Впервые Максим побывал здесь очень давно, еще с отцом, но с тех пор тут мало что поменялось, а аромат вкусного кофе, свежеиспеченных пышных булочек и нежных пирожных, как в машине времени, возвращал на десяток лет назад. Даже тот столик у окна по-прежнему стоял у окна и, казалось, сохранил их тепло.

Сейчас осенний холодок, фальшивое негреющее солнце, голод и страх заставили Максима вновь посетить это местечко и на какое-то время спрятаться от всех. Денег у него хватило лишь на крепкий черный чай и, встав за свой любимый столик, он стал наслаждаться уютом и покоем. К счастью, и посетителей было немного: впереди за широким столом сидели четыре школьницы средних классов, ели пиццу и эмоционально обсуждали своих учителей и одноклассников, а чуть подальше в углу грустил с виду безобидный мужичок, не отрывая взгляда от кружки с темным пивом. Тихо и ненавязчиво играла неоклассическая легкая мелодия из тех, которая в одну минуту могла заставить вас скучать, а потом сразу же взбодрить.

Допив чай, Максим скомкал пластиковый стаканчик и собрался уходить, как вдруг в дверях встретил Стаса и Егора – этих двух неразлучных друзей, с которыми он еще не успел хорошо познакомиться, а сегодня, в момент его потасовки с Иваном и Денисом, их не было в раздевалке. Хотя у Максима сейчас не было желания общаться с ними, пройти мимо он уже не мог. Впрочем, это ведь был отличный повод узнать их лучше, а заодно и расспросить про колледж со стороны.

– О, привет! Вы тоже сюда? – спросил Максим с деланным удивлением. – Здесь варят отличный кофе.

Два друга неискренне улыбнулись Максиму, но ничего не ответили. Пожалуй, они бы даже прошли мимо, если бы Максим не поприветствовал их. Он прошел вместе с ними к кассе, хотя у него не было денег даже на стакан минералки. Максим настроился больше на разговор со Стасом: он больше располагал к себе и внешне был статным, физически крепким юношей, несколько старше своих лет и был гораздо живее, чем Егор. Хотя Стас и производил впечатление добродушного человека, однако относился к тому типу людей, которые хоть и кажутся безобидными, но при случае могут дать хорошей «сдачи».

Егор же был молчалив, груб, гораздо меньше по комплекции, чем Стас, и как бы дополнял его. Он жадно разглядывал все вокруг, не задерживая ни на чем своего внимания, словно оказался в этом кафе первый раз в жизни.

Они не были родственниками и даже близкими друзьями, как это поначалу думали все, кто их видел впервые. Они познакомились лишь на вступительных экзаменах, и сразу нашли общие интересы. Каждый увлекался компьютерными играми и электроникой, а то, что они оба прошли вступительные экзамены, набрав одинаковое количество баллов, и в итоге оказались в одной группе, вообще казалось им счастливым знаком.

Ни Стас, ни Егор не стремились быть на виду и стать лидерами в колледже. Им лишь хотелось спокойно учиться, что сближало их с Максимом. Однако между ними была большая разница: если Максим был всегда заметно скован, то они вели себя уверенно и несколько развязно, потому что в конфликтных ситуациях могли быстро, не думая, жестко ответить на хамство в свой адрес. Максим приметил в них это ценное качество и почувствовал зависть, что сразу же отдалило его от них.

Стас заказал себе и Егору по стакану капучино и большому куску пиццы, и, видимо, заметив смущение и «голодные» глаза Максима, невозмутимо спросил его:

– Тебе взять? Я плачу – и, не дождавшись ответа, оплатил такой же заказ и Максиму.

Они расположились у того же самого столика, где недавно стоял Максим, и некоторое время молча ели, изредка посматривая друг на друга и на постояльцев.

После довольно долгого и неловкого молчания Стас, первый жадно съевший свою пиццу, вдруг спросил Максима:

– Почему ты пропускаешь занятия? Куратор ведь сожрёт тебя!

– У меня кое-какие семейные проблемы – соврал Максим и тут же понял, что ему не поверили.

– … Ну и как? Нравится вам учеба? – спросил Максим, решив резко сменить тему, чтобы увильнуть от неудобных для него вопросов.

– С учебой-то все хорошо. Ну, пока хорошо – ответил Стас и, отпив кофе, посмаковал его. – Учиться-то нам нравится, но вот эти условия…как в армии, а еще эти двое… Стас посмотрел на Егора, но тот с аппетитом ел и думал о чем-то своем,– и снова обратился к Максиму. – У тебя ведь тоже с ними конфликт, вроде как, да?

– Ага. Не знаю, почему они так невзлюбили меня еще с первой встречи? А у вас с ними, что за тёрки? – с нескрываемым интересом спросил Максим и понял, что невольно выдал себя: именно Денис и Иван были главной причиной его прогулов.

– На прошлой неделе уже после занятий, – глядя куда-то в окно озабоченно начал Стас – я и Егор встретили их на набережной, хотя мне показалось даже, что они специально нас ждали там. Докопались: кто мы, откуда, с кем дружим, кто наши родители и где они работают. В общем, как я понял, они, наверное, хотят деньги с нас вымогать, но после этого случая они к нам больше не подходили.

– А про меня расспрашивали? – еще больше заинтересовался Максим и решил, что, наконец-то, нашел тех, кто теперь близок ему и сможет по-настоящему понять его проблемы.

– Нет, не спрашивали. Они Катей интересовались, особенно этот Иван. Предупредили нас, чтоб мы не засматривались на нее, хотя мы с ней даже толком не знакомы. Девушка она, конечно, красивая, но мне не нравится: есть в ней что-то отталкивающее.

Егор, наконец, допил свой кофе, съел пиццу и вдруг раздраженно сообщил:

– А вот еще: я тут на английском подсказал Стасу ответ на тест, так этот Иван взъелся на меня и спросил: «Чего ты умничаешь?».

Максим был немало удивлен всей этой истории, которая прошла мимо него. Казалось, что это только ему выпала роль мальчика для битья и издевательств и поэтому он еще больше расположился к Егору и Стасу. Ему даже захотелось сделать им что-нибудь хорошее, но с собой у него совсем не было денег. Он на мгновение представил, как они теперь втроем будут противостоять всем атакам в колледже, создав тем самым оппозицию. Как говорят, один в поле не воин, а двое, а тем более трое – это уже целая армия.

– Что же мы будем делать, если эти двое…еще больше станут наглеть? – спросил Максим, невольно сделав акцент на «мы».

– Учиться дальше, а там видно будет – уверенно ответил Егор, несколько ошарашив Максима своей решительностью и уверенностью. – Мы их не боимся и себя в обиду не дадим. А вот почему ты позволяешь так обращаться с тобой?

Максим смутился и не ответил. Казалось бы, вот только он нашел близких себе людей, как они его сразу же оттолкнули, выстроив перед ним незримую стену и вольно-невольно еще раз указав на его роль аутсайдера.

– Ну что ж, нам уже пора – заторопился Егор, а следом за ним и Андрей. Они ушли, не попрощавшись, а Максим через затемненное большое окно кафе увидел, как их силуэты вдали быстро скрылись за углом, растворившись в медленно подступающем сумраке осеннего вечера.

Максиму теперь захотелось до последнего оттягивать остаток этого дня, смакуя каждый момент, проведенный наедине с самим собой. За окном поднимался сильный ветер, который подгонял причудливые фиолетово-серые облака, своим оттенком напоминавшие губы покойников и беспощадно обдирал остатки пожелтевшей листвы – эти последние частички лета, лишний раз напоминавшие о еще недавней счастливой и беззаботной жизни.

– Вот бы повернуть жизнь вспять и исправить все свои ошибки? – с болью в душе мечтал Максим, но чудо не происходило, а время неумолимо шло вперед и, как бы ему ни хотелось, нужно было возвращаться домой. Все же заставив себя покинуть этот островок спокойствия, он, поеживаясь от промозглого ветра, впервые почувствовал страх от завтрашнего дня и вообще будущего, что обычно свойственно, пожалуй, только безнадежно больным и старикам. – Больше всего мне бы хотелось остаться одному в этом чертовом мире! Как же это было бы круто!

11

Так и не набравшись смелости и не желая объясняться за свои вчерашние прогулы, Максим и на следующий день решил не ходить занятия. Чтобы мама не заподозрила неладное, он, как и обычно, все же встал утром, быстро позавтракал, а, выйдя на улицу, неприметно свернул не направо: в сторону колледжа, а налево, где начинался рабочий квартал и территория огромного металлургического завода. Здесь среди серых, грязных и унылых улочек можно было легко затеряться и не переживать, как в центре города, что, встретишь вдруг какого-нибудь знакомца.

Максим долго плутал среди старых полуразвалившихся домиков и двухэтажных бараков, у которых на фасадах от сырости появились ржавые пятна и темно-серая плесень. Дороги и тропинки блестели от грязи и от огромных, никогда не высыхающих луж. Пахло, как в аду: тухлятиной, гарью и серой. Изредка на лавочках попадались компании подвыпивших мужиков, которые, отработав ночную смену, уже с раннего утра начинали пить мутную, красноватого цвета самогонку, сладко покуривать крепкие сигареты, обсуждать работу и грязно ругать начальников. Если бы кому-то этот район и напомнил гетто, то Максим, к своему удивлению, чувствовал себя здесь комфортно.

Пройдя почти до середины квартала, на голубом покосившемся стенде рядом с водоразборной колонкой Максим заметил небольшое, неряшливо приклеенное объявление, которое таинственным образом заставило приглядеться к нему. На глянцевом белом листе, словно с иконы, был изображен молодой светловолосый мужчина, с красивым лицом и легкой улыбочкой, одетый в белую рясу с меховой окантовкой и поднятыми вверх указательным и средним пальцем правой руки. Он приглашал всех желающих на просветительские религиозные курсы, которые проходили в другом конце города в элитном коттеджном поселке.

Если раньше Максим прошел бы мимо, то теперь, к удивлению своему, он вдруг заинтересовался и решил непременно посетить это мероприятие. Сложно было объяснить вдруг возникшее любопытство Максима: было ли оно вызвано страхом, желанием узнать что-то новое или слухами, что на таких собраниях зомбируют людей, заставляя их делать всякие безрассудства. Хотя курсы начались неделю назад, Максим почему-то предположил, что еще не поздно и его обязательно примут.

Он вышел на окраину города к большому ботаническому саду. Через мощеную широкую дорогу, по обе стороны которой росли причудливые деревья и ухоженные кустарники, Максим вышел к коттеджному поселку, где за высокими кирпичными заборами скрывались богатые дома. Ему даже стало неуютно среди этой показной роскоши, но, имея очень полезную привычку доводить свои намерения до конца, он продолжал искать нужный дом.

Было по-особенному тихо и прохожие почти не встречались. Лишь за заборами иногда слышались чьи-то голоса и детский смех, ветер приносил откуда-то аппетитный запах шашлыка, кто-то затапливал баньку. Все здесь было наполнено спокойствием, достатком и счастьем, – что так не хватало Максиму сейчас, – и это вызывало у него чувство зависти, смешанное с обидой.

Курсы должны были скоро начаться и, подходя к нужному адресу, Максим ощутил на себе холодок беспокойства. Вот уже на отшибе улицы показался и сам коттедж, который выделялся от остальных как своим размером, так и площадью придомовой территории, отвоеванной за счет прилегавшего к ней леса. Трехэтажный коттедж был выстроен из добротного белого кирпича и сейчас под лучами солнца сиял, как огромный кусок фосфора. Сквозь плотные красные занавески из витражных окон на первом этаже неохотно пробивался свет, багровый, словно кровь. Даже издали было заметно, что на каждом окне были нарисованы большие черные кресты, а на доске у входа каллиграфически черными буквами выведена какая-то молитва или заклинание. Хотя с виду все это и выглядело жутковато, но еще больше подогревало у Максима желание быть причастным к чему-то загадочному и необычному.

Максим подошел к массивной черной двери высокого забора и нажал кнопку звонка. Заиграла громкая колокольная мелодия, в одно мгновение дверь приоткрылась и показалась невысокая, худенькая женщина, одетая во все черное, как монашка. Ее невозможно было даже хорошо разглядеть: вся она сливалась с мрачными тенями деревьев и кустов, повсюду растущих здесь.

– День добрый, сын мой – ласково поприветствовала она Максима. – Тебе что?

– Здравствуйте. Я видел объявление в городе и хотел бы послушать лекцию.

– Хорошо, проходи – пропустив Максима вперед, тихо сказала женщина. – Сегодня много пришло. На улице-то как хорошо! Бог наш всемогущий, видит и благословляет нашу встречу. А ты не пугайся, говорю же тебе. Здесь все – очень милые и добрые люди. Они не сделают тебе ничего плохого.

Максим прошел вперед, а женщина, все еще оставаясь в дверях, повозилась с замком, перекрестилась и, сделав поклон, быстро и невнятно прошептала что-то, похожее на молитву. Быстро догнав Максима, она заботливо провела его к центральному входу коттеджа и запустила в большой, светлый коридор.