Идеальное прикрытие
Глава 1.
Агата.
Ужасный, отвратительный день… Вот бы приставить к нему дуло пистолета и заставить убраться! Но, вместо того, чтобы поскорее свалить в небытие, он продолжает тянуться. Впитывает окружающие звуки, звон бокалов, протяжные голоса, скрип сидений и шелест страниц меню. Касаюсь подушечками пальцев ледяного бокала с колой и лениво оглядываю до боли знакомую обстановку: за седьмым столиком сидят завсегдатаи бара, за третьим – случайная компания молодых парней, заглянувших в «Ржавый гвоздь» погреться. На сцене танцуют Тося и Аня – стриптизерши местного разлива, между столиков снуют знакомые до тошноты официанты – Саша и Сима. Кажется, я могу закрыть глаза и пройтись по залу, ничего не зацепив. Дубовая барная стойка, сцена с шестами и ярким освещением, музыкальные инструменты в углу зала. Столики, лавки, обитые потертой коричневой кожей, запахи хмеля и коньяка, жареных колбасок и тушеной капусты – я знаю здесь все. Это моя территория. Хотя дело не только в этом… Есть еще моя гребаная способность все замечать.
Глоток ледяной колы обжигает горло, а кожи касается уличная прохлада. Похоже, кто-то пожаловал? Дверь в бар протяжно стонет под давлением сильных мужских рук. Отчего-то сначала я замечаю их. Незнакомец взмахивает крепкой ладонью и показывает на бутылку с золотисто-оранжевой жидкостью. Так-так, виски с колой? Как банально.
Он присаживается на барный стул и любовно касается бокала. Свисающий с потолка светильник обливает мужчину тусклым светом, позволяя мне его разглядеть. Кто он? Откуда в наших краях? Любопытство смешивается с чутьем следака, а в душе сигнально лампой мигает предупреждение: «– Не лезь. Тебе такой не по зубам. Обожжешься… Нет, сгоришь. Не приближайся, уходи. Беги…». Глубоко вздыхаю и отвожу взгляд, стараясь слушать внутренний голос. А, нет… К черту его!
Глотаю колу и поворачиваюсь, продолжая глазеть на незнакомца. Он очень высокий. Широкие плечи облепляет кожаная куртка, а крепкие бедра черные джинсы. Мужчина сидит ко мне вполоборота, так, что я не могу отчетливо видеть его лицо. Может, он урод? Хоть бы так и было… Тогда я выдохну, допью свою колу и отправлюсь домой. А, нет, не урод… Удостовериться в этом мне помогает официант Саша – он подходит к мужчине и предлагает меню. Тот разворачивается, крутанувшись на барном стуле, и выдавливает вежливую улыбку, забирая из рук парня массивную кожаную папку – меню в «Ржавом гвозде» внушительное.
Незнакомец раскрывает злосчастную папку, пока я бесстыдно любуюсь им. Скольжу взглядом по лицу, как больная озабоченная дура… У него ровный нос и аккуратная щетина, темные, почти черные волосы, длинные ровные пальцы… Черт… Надо убираться отсюда. Давай, Агата, расплачивайся и вали домой! Ложись спать и тогда твой отвратительный день закончится.
Очевидно, незнакомец чувствует на себе мой взгляд… Я знаю, как люди реагируют на него… Он прожигает насквозь и ранит почти ощутимо. Не верите? Очень зря… Потому что так и есть. И я ничего не могу с этим поделать…
Мужчина поднимает голову, замечая, что я на него смотрю. Прищуривается, пытаясь разглядеть меня в полумраке бара и едва уловимо кивает. Он меня зовет? Серьезно?
Неловко поднимаюсь и подхожу ближе, оставляя недопитый бокал на столике.
– Привет, ты одна? – спрашивает он, демонстративно захлопывая меню.
Откладывает его в сторону и отпивает виски.
– Одна, – отвечаю твердо. Усаживаюсь за соседний барный стул, продолжая цепляться глазами за мелочи, имеющие к незнакомцу отношение. На столе возле его бокала покоятся ключи от мотоцикла и кожаное толстое портмоне. Богач? Мажор, случайно забредший в наше захолустье? Пожалуй, для мажора он староват…
– Я… Неважно. Пусть мое имя останется неизвестным, но ты можешь назвать свое. Тебе заказать выпивку? – любезно спрашивает он.
– Я не пью, спасибо. Хотя… Давай кофе.
– Кофе? Окей, капучино или американо? И ты не назвала своего имени.
– А я не хочу его называть. И мы же все равно больше не увидимся. Мне капучино.
– Хорошо, незнакомка, будь по-твоему, – улыбается он, обнажая крепкие белые зубы.
Мне бы убежать, да подальше… Потому что сердце предательски ноет, а живот наполняется тяжестью. А из головы, как по волшебству, улетучиваются мысли.
– Часто здесь бываешь? – спрашивает мужчина.
– Частенько. А ты приезжий? Откуда прибыл? – прищуриваюсь, скашивая взгляд на ключи.
– Секрет. Не хочу об этом… Теперь я здесь, это главное. И что такая девушка делает в «Ржавом гвозде»? Ищет приключений на свою симпатичную задницу? – красавчик снова улыбается.
Я вправду произвожу впечатление беззащитной девушки? Он серьезно? Или пытается неуклюже меня склеить?
– Просто… Люблю этот бар.
Минуты утекают, словно песок сквозь пальцы… Еще каких-то полчаса назад я мечтала, чтобы день иссяк, растворился в ночи и погряз в небытие, а сейчас… Смотрю на мужчину, понимая лишь одно – я желаю, чтобы мой день закончился с ним… Мне просто нужно сбросить пар, вот и все… Ничего личного.
– Держи кофе, незнакомка, – незнакомец протягивает мне чашку.
Делаю ожигающий глоток и выпаливаю необдуманно:
– Не хочешь подняться в номер?
– В номер? Ты разве из этих? – он кивает в сторону стоящих возле сцены девушек в ярких костюмах.
– Нет? Ну ладно… Предложение действует одну минуту. Валера, дай мне ключи от седьмого номера! – окрикиваю бармена, чистящего кофемашину.
– Держи, Агата! Ты на ночь остаёшься или… – он переводит взгляд на мужчину. – Сори, потом разберемся. По факту… Ну или…
– Заткись уже, – шиплю простаку Валерке.
– Значит, Агата? Интересно… – давит улыбку красавчик, сгребая со стола ключи и портмоне. Оглядывает меня, как кобылу на базаре и небрежно бросает бармену купюру. Встает с барного стула, возвышаясь надо мной, как гора.
– Я должна это понимать, как…
– Просто иди. Агата, – перекатывает он мое имя. – Если не передумала, конечно.
На ватных ногах ступаю к лестнице, чувствуя мужские шаги за спиной. Оборачиваюсь, замечая, что незнакомец прихрамывает.
– Свалился со своего мотоцикла, красавчик? – не сдерживаюсь я.
– А ты глазастая, незнакомка, – улыбается, обнажая белые зубы.
Вижу, как они блестят в полумраке. Да и глаза… Большие и темные, они словно всасывают меня в бездну. Спешно отворачиваюсь и зябко ежусь от неприятного, охватившего меня чувства опасности. Дрожащими руками вставляю ключ в замочную скважину и отворяю дверь. Почти вваливаюсь в темноту маленького номера, цепляясь за остатки разума. Может, стоит развернуться и бежать пока не поздно?
– Давай не будем включать свет? – хрипло шепчет мужчина, ступая в номер и закрывая дверь. Вот и все, Агата… Назад пути нет…
Застываю посередине комнаты, гадая, что делать дальше? Я позвала его в номер… И что теперь? Он рывком стаскивает куртку и бросает ее на пол. Подходит ближе, забирая из моих рук ключи и рюкзак.
– Не робей, Агата, – воздух вибрирует от его хриплого шепота.
Незнакомец прижимает меня к груди и шумно вдыхает воздух. Зарывается носом в мои волосы и осторожно тянет за рукава куртки. Не успеваю я опомниться, его горячие губы накрывают мои… Я ведь не собиралась целовать его… Только не его – случайного незнакомца…
– Я… Я не…
– Расслабься, кошка.
Мужчина раскрывает мои губы языком и ворует дыхание. Бесстыдно исследует мой рот и гладит плечи. Ласкает губы, слегка их покусывает, побуждая меня ответить. Черт, я ведь не делаю так… Никогда не делала до встречи с ним. А теперь плавлюсь как свечной воск в случайных мужских объятиях. Обнимаю его за шею и подаюсь вперед, позволяя ему покусывать мои губы и мять груди. Черт… Я ведь совсем забыла про шрамы… Не хочу их показывать, но как сказать об этом?
Незнакомец отрывается от меня и бросает короткий взгляд на диван, стоящий возле стены. Порывисто снимает футболку, открывая моему взору крепкое мускулистое тело, и касается моей ладони.
– Идем, дикарка. Тебе понравится.
Кровь ревет в висках от возбуждения и чувства опасности… Кто он такой? Я ведь даже имени его не знаю… Делаю неуверенный шаг навстречу, а через секунду оказываюсь на его бедрах. Царапаю гладкую мужскую кожу и вдыхаю запах, который мне так нравится… Ментол, лимон, можжевельник, горький кофе, немного дорогого табака и виски… Незнакомец не знает о моей особенности… И никогда не узнает…
– Погоди, Агата, – шепчет он мне в самое ухо. – Хочу тебя раздеть.
– Я… Я не хотела бы раздеваться полностью, – отвечаю сипло.
– Я тоже, – мне кажется, или в его словах звучат нотки облегчения.
Он спускает джинсы вместе с боксерами и ждет, пока разденусь я. Вернее, сниму с себя то, что считаю нужным. Дрожащими пальцами поддеваю молнию джинсов и стягиваю одну штанину, пялясь на покачивающийся перед глазами крепкий член.
– И вторую снимай, красотка, – ухмыляется он, лапая меня взглядом. Отчего-то, в свете уличного освещения из окна, он кажется сверкающим. Почти люминесцентным.
– Обойдешься, – бурчу я, садясь на мужчину верхом.
– Погоди, Агата, – он вынимает из кармана джинсов квадратик из фольги и вкладывает в мою ладонь. Часто дышит и облизывает губы, предвкушая удовольствие.
Под его пристальным взглядом рву упаковку и касаюсь напряженной, сочащейся головки. Раскатываю латекс по толстому стволу, чувствуя, как бугрятся под кожей напряженные вены. Не знаю, в какой момент мне становится все равно…Ничего ведь не может быть хуже моей растерзанной потерянной жизни. Так что я пытаюсь сохранить? Видимость приличия? Или достоинства, в которое он не поверил.
Мне все равно… Плевать, что он подумает… Посмеется над нелепой дикаркой, сидящей на нем в одной штанине, растрепанной, красной, стонущей…
Раскрываю губы и сама его целую… Широко развожу ноги, позволяя мужчине войти. Ласкаю его рот, пью дыхание, как будто задохнусь без него… Глажу широкие мощные плечи, царапаю шею и скачу на нем, как обезумевшая развратница. Незнакомец крепко сжимает мои бедра и толкается навстречу. Незаметно расстегивает пуговки моей рубашки и освобождает груди. Перекатывает соски между пальцами, подталкивая меня к пропасти блаженства… По спине катятся обжигающие капли пота, в глазах темнеет. Все равно, мне все равно, что он подумает… Я словно превращаюсь в болезненно-чувствительный нерв… Дрожу, как в лихорадке, пока он ласкает мои груди языком, сминает их в шероховатых ладонях и стискивает мои бедра.
– Давай же, кошка, – его горячее дыхание пенит кровь и лишает меня остатков контроля.
Кричу, чувствуя, как по телу прокатываются волны оргазма. Впиваюсь ногтями в его плечи и бессильно обрушиваюсь на крепкую грудь. Задыхаюсь от стыда и блаженства, слыша, как в кармане куртки некстати звонит мой телефон. Я должна ответить! И я ждала этого звонка весь вечер. А незнакомец, он…
– Погоди, незнакомка, – мужчина не позволяет мне встать. Берет свое, возвращая подаренное мне блаженство. Трахает меня быстро и грубовато, словно не желая, чтобы я лишала ответа звонящего.
Он стонет и пульсирует внутри меня, когда звонок обрывается. Отпускает, позволяя мне встать… Неуклюже слезаю с него и прыгаю в одной штанине к валяющейся на полу куртке. Так я и знала, это Змей…
– Да, Павел Эдуардович, – отвечаю, не глядя на незнакомца. – Простите, я не слышала, звук был выключен и я…
– Слушай меня, Римская. Ничего у меня не вышло. Тебя переводят в отдел «Д». Мне очень жаль. Я сделал все, что мог. Завтра к восьми утра подъезжай на Полтавскую.
– Черт… Как же так? – почти всхлипываю, натягивая нижнее белье и штаны.
– Приезжай, я подумаю, что можно сделать.
Завершаю звонок и молча одеваюсь. Подхватываю куртку и рюкзак, бросая невидящий взгляд на мужчину. Он продолжает восседать на диване, очевидно, ожидая продолжения.
– Пока, я пошла.
– Постой, Агата. Останься до утра, – он порывисто поднимается с дивана и подходит ближе. Слишком близко… Так, что я чувствую тепло его тела…
– Не могу, извини. И… Мы же не планировали друг с другом видеться? И… знакомиться тоже.
– Нет, не планировали.
– Тогда прощай, красавчик, – набрасываю на плечи рюкзак и выхожу из номера.
Глава 2.
Агата.
Стискиваю зубы и решительно шагаю по темному коридору. Киваю на прощание любопытному бармену, бросаю на стойку смятую купюру и толкаю входную дверь, мгновенно окунаясь в ночную прохладу. Апрельский ветер шевелит пряди и остужает пылающие щеки. Внешне я кажусь уравновешенной и спокойной, а внутри… Сердце щемит от чувства вины… Я же самая настоящая дрянь… Продажная девка, разменявшая большое и светлое чувство на ночь с прекрасным незнакомцем. Он ведь вправду оказался прекрасным… А я сразу это поняла… Учуяла, как зверь… Увы, с некоторых пор со мной это частенько случается. Ноги дрожат от пережитого удовольствия, а руки не слушаются. Нашариваю в кармане рюкзака ключи от машины и сажусь на водительское сидение. Запускаю двигатель старенькой «хонды» и кладу голову на руль, пытаясь отдышаться. Бросаю осторожный взгляд в окно номера в надежде разглядеть незнакомца, но ничего, кроме темноты не вижу… Скорее всего, он ушел. Получил свое от странной дикарки или кошки, как он меня прозвал, и свалил восвояси. Похоже, шикарный Харлей, припаркованный возле входа – его… Все-таки, мажор… Хоть и выглядит гораздо старше своих лет. Ну да ладно… Плевать на него и его мнение обо мне… Больше я его не увижу. Никогда.
Мчусь по ночному городу, испытывая странную, граничащую с безумством тоску… Мне жаль своего прошлого – наполненного смыслом, работой, друзьями и тем, кто погиб по моей вине… Крепко сжимаю руль и съезжаю с трассы в слабо освещенный переулок. Паркуюсь возле монументального дома сталинской постройки и выхожу из машины, на ходу поднимая воротник кожаной куртки.
Я пахну им – классным незнакомцем… Кажется, он вобрал в себя все, существующие на планете мужские достоинства. И все равно я испугалась оставаться до утра… Не захотела вязнуть в нем, как в болоте. Вот так, Агата… Просрала ты страстную ночь.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и вхожу в пустую квартиру. Погружаюсь в тоскливую тишину прихожей и вдыхаю запах своего жилища.
Кот Доминик трется о мои колени и противно мяукает. Сбрасываю куртку, разуваюсь и спешно ухожу в душ, оставляя Ники без своего внимания.
– Потом, малыш, ладно? Маме надо отмыться от этого… От ароматного красавчика.
– Мя-у-у-у, – словно отвечает кот.
– Дай мне пять минут. А потом… спать…
Просыпаюсь от пронзительной трели будильника. Сонно поднимаюсь с кровати и бреду в кухню. Насыпаю Доминику корм и ухожу в ванную. Может, стоить наложить макияж? Комиссия посмотрит и откажется от поспешного решения переводить меня в проклятый отдел «Д»? Что за чушь я мелю? Ну, правда… Если Змею не удалось меня вытащить, то все…
Выхожу из душевой кабины и приближаю лицо к зеркалу: синие глаза, светлые, слегка вьющиеся волосы до плеч, тени под глазами выдают усталость и бессонницу…
Гладкая, без изъянов кожа – недаром подруга Юлька, работающая косметологом, говорит, что я не представляю для нее интереса как модель. Быстро сушу волосы и все-таки намазываю под глаза тональный крем. Пускай… Во всяком случае Змей не подумает, что я пропускаю лечение у психотерапевта и вовремя принимаю таблетки… Ага, вовремя… Когда вспомню о надоедливо шуршащем в кармане блистере.
Дождевые капли монотонно стучат по подоконнику, когда я, погладив на прощание Ники, выскакиваю на улицу. Натягиваю воротник черной шерстяной водолазки до самого подбородка и ступаю по лужам к машине.
Как ни стараюсь я успеть к назначенному времени, все равно опаздываю. Криво паркуюсь и бегу к административному зданию следственного комитета на Полтавской. Дергаю входную дверь и торопливо иду по коридору к кабинету начальника – Змиенко Павла Эдуардовича.
– Можно? – выпаливаю, рывком открывая дверь. Захлебываюсь изумлением, потому что картинка, представшая перед глазами, не может быть настоящей… Так не бывает…
Возле стола Змея, запустив ладони в карманы темно-синих джинсов, стоит незнакомец… Нет, такого не может быть… Это все мои галлюцинации, точно! Зажмуриваюсь и взмахиваю ослабевшей ладонью, стремясь прогнать наваждение.
– Здравствуйте, Агата Васильевна, – протягивает Павел Эдуардович. – Опоздали? Впрочем, не важно…
Он приближает лицо к циферблату наручных часов и прищуривается. Хмурит лоб и привычно кривит губы.
– Д-да… Дождь, пробки и все дела, – шепчу хрипло, стараясь не смотреть на пялящегося на меня красавчика.
– Знакомьтесь, это Сергей Корсаков, новый следователь отдела «Д».
– Что? И он в отдел «Д»? – выпаливаю, с трудом усмиряя бешеное сердцебиение.
– Очень приятно, Агата… Васильевна, – красавчик протягивает мне руку, подойдя ближе. – Значит, с вами нам придется побороться за место?
– За какое место? – бесцветно протягиваю я. – За место в отделе «Д»? Так забирайте его, я и бороться не стану.
– Погоди, Агата. Вы на испытательном сроке. Сергей Юрьевич будет руководить отделом вместе с тобой. Там зеленые все… Стажеры и неумехи, обосравшиеся в деле.
– Как и я? Или Сергей Юрьевич тоже… Как бы это сказать… – вскидываю на красавчика гневный взгляд, не решаясь произнести правду при Змее.
– Тоже, не волнуйся.
– …тесь! – обрываю я. – Не волнуйтесь. И Агата Васильевна.
Господи, это не сон… И галлюцинации здесь не при чем. Мы будем вместе работать. Я и незнакомец, с кем провела ночь. Надо было проверить его документы, прежде чем прыгать в койку.
– Простите, товарищ…
– Капитан юстиции, – отвечаю хрипло. – Павел Эдуардович, покажите мое рабочее место. Если уж ничего у вас не вышло, то я…
– Не переживай, Агата. Покопаетесь с бумажками, может, что-то и раскроете. Ты бога благодари, что не лишилась погон. У тебя еще суд впереди и…
– Павел Эдуардович, зачем вы говорите все это при посторонних? Я же, я…
– Да ладно тебе, – хлопает меня по плечу Змей. – Можно подумать, никто не знает, за что попадают в отдел «Д». Уж не за заслуги точно.
Перевожу взгляд на Сергея, замечая в его взгляде что-то похожее на смятение или досаду. Ну что же, красавчик, придется тебя терпеть… И сделать все, чтобы поскорее вернуть должность и былую славу.
– Где рабочее место? – со входом произношу я. – Надеюсь не в подвале?
– Рабочее место у вас находится в старом здании архива МВД, расположенном на проезде Коммунаров, – чинно протягивает Змей.
– Вы серьезно? Это же… Это…
– Жопа мира, знаю. Что поделаешь, Агата, пока так… Скажи старику спасибо и за это. Поезжайте, ребята. Разделите полномочия между собой. Вас встретит подполковник Мышкин. Покажет кабинет и познакомит с сотрудниками.
– Что? Этот упырь? Не мучьте меня, Павел Эдуардович. Что угодно, только не Мышкин.
– Отставить, капитан. Повторяю, Римская: скажи спасибо, что не лишилась погон. А теперь вон отсюда, у меня планерка через пять минут. Идите.
Змей покряхтывает и плюхается в кресло. Молча киваю, встретив его укоризненный взгляд, и выхожу из кабинета, слыша, как Сергей следует за мной. Только бы он не заговорил о вчерашнем, только бы…
– Агата! – окрикивает он меня. Настигает и легко сжимает локоть, пытаясь развернуть.
– Чего тебе? Не знаешь, где находится проезд Коммунаров? Забей в навигаторе и…
– Я хотел обсудить вчерашнее, – решительно произносит он.
– А нечего обсуждать, незнакомец. Давай забудем об этом? Ты же не хотел со мной знакомиться. Даже имени не назвал, а вон как вышло… Забудь, правда.
– Как мы будем вместе работать? И о чем говорил Змей? Где ты напортачила?
– Я же тебя не пытаю, Сергей Юрьевич, товарищ майор юстиции, или как там тебя.
– Так точно. Договорились, Агата… Васильевна. Поедем тогда? Ты на колесах? – произносит он, прихрамывая рядом.
– А ты на своем модном мотоцикле? – язвительно произношу я. – На улице дождь и…
– Нет, сегодня я на машине. Вот она, – Сергей взмахивает рукой в сторону шикарного черного джипа, покоящегося на парковке.
Теперь понятно, за что он попал в позорный отдел! За взятки, вот за что.
Глава 3.
Агата.
Блестящий автомобиль Корсакова совершает крутой разворот и растворяется в утреннем промозглом тумане. Усилием воли отрываю взгляд от удаляющейся тачки и запускаю двигатель своей малышки. Я уничтожу эту выскочку! Сейчас приеду на место и запрошу по нему базу. Уверена, таким, как Корсаков нет места в наших рядах. Его сослали в наш город не просто так…
– Ничего, красавчик, ты еще не знаешь, какой может быть Римская. Я тебе покажу… Руководить он будет! Посмотрим.
Двор возле архива МВД портит лишь огромный черный джип Корсакова. Когда-то я здесь училась… Приезжала в библиотеку и дышала смолистым ароматом елей и лип – их и сейчас здесь в избытке.
– А вот и наша звезда пожаловала, – хмыкает начальник отдела «Д», полковник юстиции Федор Мышкин.
– Доброе утро, Федор Михайлович, – недовольно отвечаю я. – Идемте? Или будем стоять в коридоре? – бросаю косой взгляд на Корсакова.
– Ну идем, только, чур, не жаловаться, Римская, – протягивает он.
Длинные коридоры заканчиваются тупиком. В неприметной стене виднеется низкая дверь, ведущая в подвал. Помещение больше смахивает на патолого-анатомическое отделение: стены в голубой кафельной плитке, обшарпанный линолеум на полу, в центре комнаты шесть письменных столов… И каталожные шкафы, заполненные коробками. А в них нераскрытые дела…
– Принимайте начальство, салаги, – громко произносит Мышкин.
Из-за шкафа выглядывает чья-то голова, потом еще одна… Боже, до чего ты, Римская, докатилась… Ты же хороший опер? Была…
– Вот это Агата Васильевна Римская, капитан юстиции, возглавляла отдел по особо тяжким преступлениям, – не без гордости протягивает Мышкин, взмахивая ладонью в мою сторону. – А этот грозный мужик – майор Корсаков. Служил в горячих точках, занимался экономическими преступлениями. Командирован из Санкт-Петербурга в наш городок.
Ха! Так он салага? Уверена, Сергей ничего не смыслит в настоящем следствии.
– Я… Пышкин, – мямлит худенький, невысокий паренек. Лейтенант юстиции, отбываю наказание, если можно так сказать, – чешет он светлый затылок.
– Я Пирогов, – басит второй, покрепче. Прищуривает карие глаза и пялится на нас с Корсаковым.
– Прямо кулинария в деле, – ухмыляется Корсаков. – А Гречкина, случайно, нет? Или Пшеницына?
– А как вы догадались? – блеет Пышкин. – Гречкин сейчас подойдет. Вернее, он Гречка.
Корсакова, похоже, все это забавляет? А я… Сердце наполняется жгучей тоской по прежним временам. Как там мои ребята? Мой светлый уютный кабинет, надбавки к зарплате? Моя прошлая успешная жизнь? Все растворилось в небытие, осталась лишь унылая реальность с кабинетом, похожим на секционную морга…
– Показывайте, где мой стол? – потирает руки Корсаков. – Федор Михалыч, каков фронт работы?
– А вот это правильно! Римская, сделай лицо попроще. Вон там у окна стол Агаты, там светлее и… В общем, уютнее. Вы можете занять во-он тот столик у дверей.
– Хорошо, – охотно соглашается Сергей.
– Ваша задача – расследование дел прошлых лет. Нераскрытых, но и не отправленных в архив. Висяков, одним словом. Начинаете со свежих, двух-трех летней давности.
– Окей, Пышкин найди мне папку с такими делами, – команду я, отодвигая стул и усаживаясь за «уютный» стол. Завтра принесу сюда горшок с цветком… Хотя нет, он завянет.
– А мы уже, Агата Васильевна! – оживляется Пышкин. – Меня Витя зовут. Виктор Петрович.
– Заметано. Что отобрали?
– Убийство Степана Астахова, исчезновение Лидии Красновой, грабежи всякие…
– Нет, Пышкин, давайте преступления средней тяжести оставим на потом. Так, товарищ полковник? – включается Корсаков.
А он тот еще подлиза. Ну-ну, посмотрим на него в деле.
– Берем исчезновение и убийство. Тело нашли?
– А я откуда знаю? – стонет Мышкин. – Разбирайтесь тут сами, Римская. Корсаков главный, ты ему помогаешь. Ты думаешь, я помню все наши висяки? Будь они неладны…
Мышкин вынимает из нагрудного кармана мятый клетчатый платок и стирает испарину с лысой головы.
– Вон на том стеллаже десять коробок, в каждой из них куча папок. Начинайте работу с них, остальное… Пусть стажеры тренируются или вот… Пирогов, что-то он заскучал.
– А я чего? Я ничего… Сейчас Гречка придет, мы готовы к работе, – бубнит он.
– Давайте мне дело Лидии Красновой. Корсаков занимается убийством, – по привычке командую я. Осекаюсь, взглянув на Сергея. Господи, как же забыть нашу ночь? Он ведь… Он… «Он принял тебя за разгульную девку, Агата. Так что занимайся работой, а о красавчике не думай», – кричит внутренний голос.
– Я привык работать на воздухе. Агата Васильевна, вы не желаете проехаться? – поднимается с места Корсаков.
– Пошел я, удачного дня, – спешно покидает наше унылое логово Мышкин.
– Зачем это? Мне надо изучить дело…
– Съездим к родителям исчезнувшей Лидии Красновой, а потом опросим свидетелей по делу убиенного Астахова. Берите папки, жду вас на улице.
Корсаков важно вручает мне папки с делами и выходит следом за Мышкиным… Ехать с ним в одной машине? О, боги… Я не смогу…
– Я… Э… Я лучше в своей, – кричу ему вслед.
– Не глупите, обговорим детали дела в дороге. Нужно экономить время, товарищ капитан.
Глава 4.
Агата.
В его машине потрясающе пахнет. Мягкой телячьей кожей, свежей елью, лимоном, а ещё его запахом – раздражающим и до боли знакомым. Прижимаю дурацкие папки к груди, словно они мне родные. И смотреть на него не хочу… Какого черта я беспрекословно послушалась красавчика и села вперёд?
– А ты, оказывается, покладистая, кошка, – хрипло шепчет он, поворачиваясь ко мне.
Улыбается, обнажая ровные белые зубы, и прищуривается, лениво скользя по мне карим взглядом. А его руки… Черт бы их побрал! Под кожей напряженных запястий, крепко сжимающих руль, гуляют вены. И это… завораживающее зрелище.
– Я села вперёд, чтобы говорить о делах, – бросаю, отворачиваясь в окно.
– Даю сто очков, что ты уже мокрая, кошка.
Ну все… Этот самодовольный мудак довёл меня до ручки! Рывком тянусь к кобуре на поясе и выхватываю пистолет. Щелкаю затвором и направляю оружие на Корсакова.
– Не кошка, а Агата Васильевна, капитан юстиции! Ты понял, урод?
Знал бы он, что я пережила… Пренебрежение, сквозящее во взгляде Сергея, вынимает из души застарелые воспоминания. Они стряхивают временную пыль, как мертвецы, и впиваются в сердце гнилыми зубами. Травят ядом, лишая рассудка… Мне становится нестерпимо больно… Пистолет в судорожно сжатых пальцах тяжелеет, превращаясь в пудовую гирю.
Корсаков тормозит так резко, что визжат шины. Резко вынимает оружие из моих рук, бросает его на заднее сиденье, а потом хватает меня за плечи и что есть силы встряхивает.
– Дура! Тебе мало отдела «Д»? Ты чокнутая психопатка, Римская! Тебя не поймёшь. Вчера ты скакала на мне, как…
– Заткнись, Корсаков. Вчера я не знала, что мы будем вместе работать. Я не сплю с коллегами, это мой принцип и я…
Руки дрожат, а к лицу приливает кровь… Агата, что с тобой? Возьми себя в руки, дыши… Ты дисциплинированный и хладнокровный человек. Ты…
– Дыши, Агата Васильевна, капитан юстиции. Дыши, а не то у тебя припадок случится, – взволнованно протягивает Сергей. – Мне ещё твоего трупа в машине не хватает. Успокойся, давай, ладно?
– Отвали, мудак, – сиплю я и отворачиваюсь в окно.
– Я могу ехать, ко… Агата? Пистолет валяется на заднем сидении, но… Может, у тебя за пазухой есть нож?
– Я смотрю ты очень остроумный, Корсаков? Посмотрим, какой ты в деле. Что-то я сомневаюсь в твоей компетенции… Ты хоть знаешь, что такое расследование?
– Представь себе, Римская.
От меня не укрывается пробежавшая по его лицу тень. Корсаков крепко сжимает руль и устремляет взгляд на дорогу. Молчит остаток пути, а перед поворотом к дому родителей пропавшей девушки, спрашивает:
– Ты успела там что-то прочитать? Важное.
– Так бы сразу… – открываю папку и листаю страницы. – Она пропала в мае, ушла из дома и не вернулась. Была одета в трикотажные чёрные легинсы и джинсовую куртку. По словам родителей, наркотики не употребляла, хорошо училась. Странно это все…
– Что?
– Никаких улик. Показания свидетелей не дали результатов. И вообще я не верю я в качественный допрос. Родители могут многого не знать о детях, но сверстники… У неё же были подруги?
– Протоколы допросов приложены? Кстати, парень у неё был?
– В материалах дела нет информации. Не может человек пропасть бесследно. Камеры, отслеживание телефона… – перебираю страницы, не находя нужной информации. – Дело вёл Серебров. Ох, теперь понятно… Его в прошлом году поперли из органов, видимо, было за что.
– Римская, ты слишком эмоциональна, – обрывает меня Корсаков. – Я понимаю, что ты очарована мной, но…
– Корсаков, я не бываю очарована. Никем и никогда, – серьезно отвечаю я. – И я уже забыла… Ты меня не впечатлил. Давай работать.
Сергей паркуется во дворе элитной многоэтажки. Внимательно осматривает территорию, цепляя взглядом важные детали: КПП или пункт охраны на въезде, дворника с металлической тележкой, размещённые по периметру камеры.
– С ними тоже надо будет поговорить, – многозначительно произносит Корсаков.
– Ты умнее, чем я думала.
– У меня фотографическая память. На тебе разговор с родителями, а я осмотрю ее комнату. Конечно, если она сохранилась… Когда девчонка пропала?
– Три года назад.
В домофон отвечает женщина, очевидно, мама Лидии. Удивляется, заслышав короткое объяснение Корсакова о цели визита. На пятом этаже всего две квартиры и обе принадлежат семье Красновых. Странно, что в материалах дела нет протоколов допроса соседей. Возможно, они где-то затерялись? Никогда не поверю, что следователь их не допрашивал.
Ключ в замке проворачивается, открывая взору невысокую женщину с малышом на руках.
– Здравствуйте, а вы разминулись, – шепчет она упавшим голосом. Заплаканная, бледная, она являет удручающее зрелище.
– Не понял, – поднимает бровь Сергей. – С кем разминулись? Мы возобновили расследование дела об исчезновении Лидии.
– Сегодня нашли ее труп. Мой муж поехал на опознание, – всхлипывает она. – Если поторопитесь, успеете. Труп нашли на берегу реки, восточное побережье, там, где детский лагерь «Домовенок».
– Спасибо. По коням, Римская.
– Мы же из отдела «Д», – произношу тихо, словно речь идет о чем-то постыдном.
– Это наше дело, Агата… Васильевна, – парирует Корсаков. – Едем и все. Никто нас не посмеет выгнать.
Глава 5.
Агата.
– Меня не отпускает странная мысль, Римская, – протягивает Сергей, крепче сжимая руль. Мимо тянутся груженые КАМАзы, взвивая облака грязной влажной пыли. Крупные дождевые капли падают на лобовое стекло и тотчас отбрасываются проворными «дворниками». Знал бы Корсаков сколько мыслей в моей голове?
– Ты молчишь, Агата? Ты меня, вообще, слышишь? Или думаешь о том, кто ждет меня дома? Она шикарна, Агата… Очень меня любит, ценит, а смотрит как… Ты бы видела!
– И как ее зовут? – едва сдерживая смех, спрашиваю я.
– Варна, – любовно протягивает Корсаков. – Ты уже ревнуешь?
– К псине? Нет.
– А с чего ты решила, что…
– Кроме запаха новой машины здесь есть еще парочка ароматов – туалетная вода с нотками грейпфрута, свежей ели, лимона и… Едва ощутимый запах собаки. Так что, Корсаков, тебе меня не провести. Кстати, какой она породы?
– Никакой, – бурчит Сергей. – Не понимаю, как ты учуяла? Я возил Варну на заднем сидении четыре дня назад. У тебя нюх, как у собаки, Римская? – шутя, спрашивает он.
Да, именно так… Обостренное зрение, осязание, нюх и прочие достоинства – только верхушка моих качеств, отличающих меня от нормального человека…
– Вроде того. Ты бы мог брать ее на место происшествия. Хочешь, замолвлю словечко перед Мышкиным?
– Еще чего. Приехали, Римская. Сосредоточься на деле.
– Кстати, ты не сказал, о чем думаешь?
– Почему мать девочки осталась дома? Родила нового малыша и забыла о пропавшем ребенке? Как-то все это странно…
– Я думала о том же, не поверишь!
Колеса машины утопают во влажной земле. Корсаков паркуется возле оградительной ленты и вынимает из кармана бахилы. Молча протягивает мне пару, по привычке цепляя взглядом окружающие предметы. Возле ямы стоит наскоро сооруженная палатка судебного медика и криминалиста. Их фигуры, одетые в грязно-серые целлофановые накидки, мелькают неподалеку. Здесь же уныло прохаживается дежурный следователь и парнишка с огромным доберманом – судя по всему, именно он нашел тело. А возле берега, запустив ладони в карманы брюк, стоит мужчина. Его высокая худощавая фигура походит на склоненную к воде иву – руки болтаются, голова устало опускается к земле. Отец, без слов понимаю я… Убитый горем отец, потерявший надежду. Она всегда лучше такой правды…
– Майор Корсаков, капитан Римская, – сухо бросает Сергей, когда мы подходим ближе.
– Вы кто такие? – презрительно протягивает дежурный следак. Выплевывает изо рта зубочистку и тянется в карман за удостоверением. – Я следователь Евгений Снегирь, из отдела по особо тяжким.
– Мы из отдела «Д», подчиняемся полковнику Мышкину. И это дело наше.
– Ваше? А почему отдел «Д»? Дебилы, что ли? – туповато улыбается Снегирь.
– Нет, отдел «Д» означает достойные, ясно. Кто обнаружил тело? Лейтенант, доложите по форме, – твердо произносит Корсаков.
– Эй ты! – Снегирь взмахивает ладонью, подзывая парня. – Парнишка обнаружил, вернее, его собака. Вы эту псину видите? Последние две недели шли дожди, в десяти километрах отсюда разрушилась дамба, берег затопило. Вот ее рука и вылезла…
– Сергей… Юрьевич, давайте осмотрим тело, пока его не забрали? – предлагаю я.
– Хорошо, капитан. Со свидетелями потом побеседуем.
Ноги вязнут в подтаявшей апрельской жиже. С реки дует холодный ветер, нагло забираясь под куртку и оставляя на коже ледяные поцелуи. Не помню, чтобы весной в наших краях было так холодно…
Она лежит на большом черном куске целлофана. Кости облепляют остатки почерневшей плоти и обрывки одежды, возле тела лежит смартфон в розовом чехле и студенческий билет.
– Привет, Сидор, – здороваюсь с судебным медиком и сажусь на корточки. – Что скажешь?
– Здорова, Римская, какими судьбами? – погладив длинный седой ус, произносит Сидоренко.
– Неважно. Рассказывай. Это мой коллега, майор Корсаков, – киваю в сторону Сергея.
– Девушку опознал отец. При ней обнаружен студенческий билет и телефон, вещи принадлежали Красновой Лидии Алексеевне.
– Ну и что. Отец опознал тело?
– Да, когда Лидия пропала, на ней были черные легинсы и джинсовая куртка.
– Корсаков, поговори с отцом, а я осмотрю тело.
Цепляю на лицо медицинскую маску и склоняюсь к трупу. На бедрах виднеются остатки подкожной жировой клетчатки, кости кажутся широкими, ступни большими. Интересно, какой она была? На фотографии Лидия показалась мне миниатюрной…
– Сидор, что ты можешь сказать о комплекции трупа?
– Высокая девушка, лет двадцать, размер ступни не меньше сорокового, рост приблизительно метр семьдесят пять или выше. Отец ее опознал, Римская, так что… Засунь свои подозрения подальше.
– А почему сумки или рюкзака при ней нет? Телефон и студенческий она в руках несла, что ли?
– Да, так бывает. И что?
– Девушка была полной, как ты думаешь?
– Хм… Думаю, нормального телосложения или слегка упитанной. Тело пролежало в земле три года, сама понимаешь… Но клетчатка на бедрах осталась, выходит, бедра и задница были зачетные.
Какие же мы с Корсаковым идиоты… Правильно, Снегирь обозвал нас дебилами… Как можно было не осмотреть комнату девушки? Ее фотографии, личные вещи, одежду, обувь…
– Причина смерти какая?
– Внешних повреждений нет. Очевидно, ее задушили. Подробнее расскажу после вскрытия.
– Я могу поехать с тобой? Хочу поучаствовать.
– Валяй, Римская.
Поднимаюсь с колен, завидев идущих навстречу Корсакова и Краснова…
Глава 6.
Агата.
Моя сущность мгновенно реагирует на приближение незнакомца. Чувства обостряются, как у дикого зверя, а рот наполняется слюной. С каждым пройденным шагом я узнаю его все больше… Ему даже говорить ничего не нужно.
Высокий, худощавый мужчина любит дорогую одежду – на нем стильные джинсы популярного бренда, туфли и куртка из мягкой кожи. Ему по душе восточные ароматы с нотками цитрусовых. Левша – замечаю, что сообщение Краснов печатает левой рукой, а часы носит на правой. Немного прихрамывает на правую ногу, прямо как Корсаков. Посещает боксерский клуб или ему подобный – костяшки на пальцах немного сбиты и обработаны «зеленкой».
– Здравствуйте, я отец Лиды, – вздыхает он, опуская взгляд.
– Доброго дня. Я капитан юстиции Агата Римская. Вы опознали дочь? Это, без сомнений, она? Я понимаю, что видеть собственного ребенка в таком виде…
– Признаться честно, я ее отчим. Таня осталась с малышами дома, незачем ей все это безобразие видеть… Таня – это мама Лидочки. Но я воспитывал девочку с десяти лет, так что… Я ей как отец.
– Интересно… То есть мать Лиды так вам доверяет? Она на все сто уверена, что вы справитесь с опознанием? – в моем голосе звучат неприкрытые нотки недоверия.
– Да, у нас счастливый брак.
– Простите, как вас…
– Филатов Константин Игоревич, – сдержанно произносит он. Значит, никакой он не Краснов…
– Значит, Лидия носила фамилию отца? И отчество тоже?
– Да, все верно. Таня решила, что так будет лучше. Какое-то время Лидочка общалась со своим родным папой, а потом он умер… Танюшка родила мне близнецов, они, безусловно, носят мое отчество и фамилию. У вас еще какие-то вопросы?
– А вы торопитесь? – всматриваюсь в лицо Филатова, пытаясь понять причину своего недоверия. В нем идеально все – аккуратная бородка, очки в тонкой позолоченной оправе, тщательно выглаженная сорочка.
– У меня семинар. Я профессор, Агата Васильевна, преподаю студентам мировую экономику.
– Очень интересно. А где училась Лида?
– В том же университете, но на другом факультете. Найдите ее убийцу, прошу вас… Если нужны деньги, вы только скажите, вы… – дрожащим шепотом протягивает Филатов.
– До свидания, Константин Игоревич. Мы с коллегой вам позвоним.
Все это время Корсаков наблюдает за мной… Прожигает взглядом, подобным рентгеновскому лучу, и переминается с ноги на ногу… Дразнит меня одним фактом своего присутствия! Надо что-то с этим делать, потому что я не могу находиться с ним рядом… Защищаюсь, стремясь выглядеть в его глазах дерзкой и смелой, грублю, шарахаюсь, как от прокаженного, а внутри плавлюсь от желания…
Нам нельзя быть вместе… Нельзя вместе работать и еще сотня «нельзя»… И, вообще, я ничего не знаю о нем… Достаточно того, что он обо всем забыл. Вычеркнул меня из памяти, сосредоточившись на общем деле.
– О чем думаешь, Римская? – подходит он ближе. Провожает Филатова взглядом и возвращает внимание к работающим в палатке экспертам. – Тебе тоже все это кажется странным?
– Можешь считать меня циничной сукой, Корсаков, но я рада, что нам не придется просиживать штаны в кабинете. Вернее, в помещении, что они для нас выделили. У нас убийство. Как думаешь, Мышкину позволят расследовать дело или оставят его за… ними? – кошусь на скучающего Снегиря.
– Они уже открестились от него, Римская. Это классический висяк. Три года прошло, три года! Снегирь плясать готов от радости. Давай разделимся. Ты куда поедешь?
– В морг. А ты поезжай домой к Лиде, осмотри ее комнату. Я не уверена, что это ее труп. Помнишь фотографию Лиды? Она худенькая на вид, а эта девушка…
– Давай, звони, как закончишь. Это я настоял, чтобы ты поехала со мной, мне и отвечать. Довезу тебя до машины.
– Заметано, Корсаков.
Дождь усиливается, небо затягивают серые тучи, а по поверхности реки расползаются грязные круги. Санитары сворачивают палатку и грузят тело на носилки. Снегирь подходит ко мне и не без гордости произносит:
– Будешь мне должна, Римская. Скажите спасибо, что вам дают нормально поработать – отдел «Д»… Это же надо такое придумать? Дело ваше. Расследуйте. Парнишка с собакой тоже твой.
– Я тебе поклониться в ноги должна, Снегирь? Скажи прямо – ты просто не хочешь работать. Кому нужен висяк? Я права?
– Поехал я. Протокол осмотра заберешь у Сидора.
Записываю номер телефона парнишки и отпускаю его. Ноги вязнут в грязи, ткань джинсов вбирает в себя холодную дождевую воду, но я ничего, кроме эйфории не ощущаю… Снова чувствую себя живой, а не тем унылым говном, кем я была совсем недавно.
***
Над металлическим столом секционной мигают желто-голубые лампы. Воздух дрожит от духоты и звуков грозы за окном. Полнится запахами ржавчины, моющих средств, пыли и… мертвого тела. Пожалуй, его сейчас больше всего… Но еще больше здесь мольбы о пощаде… Мне хочется заткнуть уши, чтобы не слышать ее крики, но они звучат в голове так громко, что хочется зажмуриться.
– Агата, тебе плохо? Можешь уйти, я потом протокол отправлю, – протягивает Сидор, ковыряясь в органах девчонки. – Хорошо сохранилась. Труп поместили в двойной целлофановый мешок, кстати, на мешке сохранился логотип.
– Нет, Сидор, мне не плохо. Мне очень хорошо, я ведь работаю…
– Гляди, Агата, какие бедра. Она была большая. Даже органы частично сохранились. А это еще что? – прищуривается Сидор, углубляя разрез. – Матка не сохранилась, но там…
– Вскрывай быстрее. Может, беременность? Не понимаю, три года прошло…
– Хорошие условия хранения. Преступник знал об особенностях почвы на берегу – там сплошной песчаник и гравий. Если бы не потоп, она бы еще лет пять в таком виде пролежала. Агата, это фрагмент ручки, смотри, – Сидор поддевает крохотный кусок ткани и показывает мне. – Девушка была беременна.
– Сидор, бери все на анализы, жду результаты завтра. Или сегодня…
– Уймись, Римская, не рви себя. Вспомни, какой ты была совсем недавно? Езжай домой, обмозгуй все, переночуй с этим. Три года она лежала… Пролежит еще один день.
Прощаюсь с Сидором и умываюсь в мрачном туалете «анатомички». Поднимаю глаза к зеркалу и смотрю на свое отражение… Держись, Агата, не рви себя, не распускай свою жизнь на тонкие нити…
– Черт… От кого Лида могла быть беременной? – вынимаю телефон из кармана и набираю номер Корсакова. – Корсаков, она была беременной. Лида была…
– Погоди, Агата. Я сомневаюсь, что наш труп – это Лида, – чуть слышно произносит он.
– Почему ты так решил? Отец утверждал, что это она.
– Не она это. Интуиция меня редко подводит. Ты освободилась? Мне приехать?
– Конечно, Корсаков. Нам надо теперь разгадать, где Лида? И кто эта незнакомка, лежащая на столе у Сидора.
Глава 7.
Агата.
Быстро прощаюсь с Сидором и шагаю по темному коридору к выходу. Жмурюсь от весеннего солнца, пробивающегося сквозь толщу серых туч, и прячусь под козырек, ожидая Корсакова. Дождь поутих, а вот мой пыл… Он согревает меня изнутри, как факел… Я ничего не чувствую – влажной, прилипшей к телу одежды, голода, скручивающего желудок спазмом, усталости, недомогания… Ничего. Наверное, я ненормальная? Хотя, почему «наверное»? Я не от мира сего – увлеченная, погруженная в работу городская сумасшедшая. У меня нет интересов, любимого человека, хобби или летнего отпуска… Нет ничего, что радует простых смертных. Такие особы, как я радуются убийству больше чем рождению – тогда у них есть работа. Есть кого ловить…
Прохладный ветер кусает щеки и забирается под воротник куртки. Зябко потираю ладошки, завидев крутую тачку Корсакова, резво въехавшую во двор. Нужно вести себя подобающим образом… Во что бы то ни стало… Если Корсаков заподозрит мою невменяемость, мне конец! Он найдет повод, чтобы выжить меня из отдела… А пусть выживает! Кому нужен отдел «Д»?
Стискивая зубы от внезапно нахлынувших мыслей, дергаю ручку и вваливаюсь в салон.
– Как ты, Римская? Выглядишь не очень… – прищуривает Корсаков. Благоухающий благополучный красавчик – что он знает о страданиях? О чувстве вины, обвинениях коллег, проклятиях? Что бы там ни говорил Мышкин – я не верю, что Сергей воевал. Надо бы пробить его по базе… Наверняка, все его регалии купленные.
– Я всегда так выгляжу, – цежу сквозь зубы. – Ты меня просто вчера не разглядел. Было темно и… Неважно. Рассказывай, что узнал?
– Ты сначала. Что на вскрытии. Этот… Как его? Сидор измерил рост трупа и прочие физические показатели?
– Да, – вжимаюсь в кожаное кресло и начинаю мелко-мелко дрожать. Уж не знаю, что на меня так действует – близость Корсакова или влажная холодная одежда? А, может, запредельный азарт пенит кровь? – Девушка крупная, не менее ста семидесяти пяти сантиметров ростом, размер ступни сороковой, размер одежды… Здесь сложнее, все-таки три года прошло, но Сидор настаивает, что она была полной. Группа крови вторая, резус-фактор положительный.
– Все, как у нашей Лиды… Я осмотрел ее комнату. Ничего особенного – обычная девичья комната в розовых тонах. Рост соответствует, размер обуви тоже, а вот вес… На фотографиях Лида кажется стройной, даже тощей. Килограмм пятьдесят по виду, не больше.
– А какие ты фотки смотрел? Может, они старые? – потираю плечи, наблюдая, как красивые жилистые руки Корсакова тянутся к датчику температуры.
– Нет, фотографии сделаны незадолго до исчезновения. Кто же эта незнакомка? Они одного роста, возраста, даже группа крови совпадает. Может, сестра? Римская, ты не заболела? Ты дрожишь как осиновый лист. Иди-ка, сюда…
Не успеваю ахнуть, как Сергей притягивает меня к груди и приближается к ледяным губам. Пытаюсь оттолкнуть его, но не могу… Тону в черной бездне его глаз, вдыхаю запах, от которого у меня еще вчера снесло крышу, и позволяю Корсакову коснуться губ. Послушно подаюсь вперед и отвечаю на поцелуй… Дуреха ты, Римская, набитая глупая дура. Всасываю его нижнюю губу и толкаюсь языком, встречаясь с его напором. Зарываюсь пальцами в его густых волосах на затылке, глажу щетинистую щеку… У меня кружится голова и пылает лицо, темнеет в глазах, шумит в ушах. Тело становится ватным и невесомым…
– Все, Римская, ты в норме, – безэмоционально отвечает Корсаков, отпуская меня. – Ну вот, щеки теплые, губы розовые.
– Ты… Ты с ума сошел? – хрипло выдыхаю я.
– Мы коллеги, Римская. Ты сама сказала, что не спишь там, где работаешь.
– Сказала. Ты всех сотрудниц так согреваешь? Ты точно дебил, Корсаков…
Не хочу, чтобы Сергей видел меня такой… Я возбуждена и беззащитна, а еще я мокрая… Как слабая мартовская кошка. Тьфу!
– Я завтра же напишу заявление о переводе, – выдавливаю хрипло и кладу дрожащую ладонь на рукоятку двери.
– Не дури, Агата. У нас появился шанс вернуться в нормальную жизнь. Неужели, ты пожертвуешь им ради…
Вид у меня жалкий, знаю… Корсаков сейчас так на меня смотрит, словами не передать…
– Тогда, зачем?
– Хочу поспорить, Римская. Спорим, ты первая попросишь о продолжении? Даю сто процентов, у тебя мокрые трусы.
– Не попрошу, Корсаков. Какими бы они ни были… мокрыми. У меня нет проблем с сексом. Знаешь, что я делаю в «Ржавом гвозде»? Снимаю мужиков на одну ночь. Ничего незначащий секс и… все. Мне не нужны отношения, семья, чувства… Острый, быстрый секс. Яркий, одноразовый и… Я забываю о них, и о тебе… Если бы не работа, я и тебя забыла.
Цежу сквозь зубы, злясь на себя за собственную ложь. Я слишком чувствительна к чужим запахам, чтобы так поступать. Но Корсакову не обязательно знать об этом…
– Так что, Агата? Мне ведь тоже отношения не нужны. Я старый холостяк, живу с Варной.
– Твоя тачка на кону, если продуешь.
– То есть ты наивно думаешь, что о сексе попрошу я? – ухмыляется нахал.
– Да, попросишь. И у тебя тоже сейчас крепко стоит, между прочим.
Тянусь к джинсам Корсакова и кладу ладонь на его пах. Стоит, еще как…
– Так нечестно, Римская. А что ты мне дашь, если я проиграю?
– Я уволюсь. Ты станешь начальником отдела «Д» и сделаешь его элитным подразделением.
– По рукам. А сейчас поедем, чего-нибудь съедим? И поговорим о работе, наконец? А то у тебя одни глупости на уме.
Глава 8.
Агата.
У меня вправду одни глупости на уме… Я с трудом прихожу в норму. Внутри кипит котел из эмоций: раздражение, досада, гнев, возбуждение… Как ему удается все время обводить меня вокруг пальца? Кто он, этот Корсаков? Как может он бороться со мной? Это ведь не удавалось никому… И дело не в моей неотразимости, я другой человек, стала другим после страшного происшествия.
Когда мне было пятнадцать лет, умер отец. Мы сажали картошку на дачном участке, болтали и обсуждали мальчишек из моего класса. День клонился к вечеру, а ясное небо заполнили дождевые тучи. Они наливались черным и медленно-медленно ползли, втягивая в себя, как в бездну все, что попадалось на пути. Воздух дрожал от скопившегося напряжения. Становилось трудно дышать, кружилась голова и хотелось пить. Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, задыхаюсь… Хватаю воздух широко раскрытым ртом, как наяву слыша раскаты грома и чувствуя аромат озона, вбивающийся в ноздри…
– Агатушка, давай заканчивать, солнышко, – предложил тогда папа. – Мама будет волноваться.
– Папуль, нам еще рядок остался. Давай закончим все. Ты что, дождя испугался? – весело произнесла я.
– Что-то у меня голова кружится. И темнеет в глазах… – происнес папа, роняя лопату.
У папы случился обширный инфаркт – я узнала об этом потом, после вскрытия. А тогда он просто упал на землю и тихонько стонал, хватал воздух ртом и морщился от боли. Крупные дождевые капли срывались с неба, ветви старых тополей качались от ветра, небо расчерчивала молния, когда я бежала по грунтовой дорожке и звала на помощь. Я кричала, молила о помощи, но разве кто-то осмелится выйти в такую погоду? Я слышала лишь звук своих шагов и собственный крик, эхом отражающийся от стен домов и стареньких заборов.
Казалось, с каждым моим воплем, небеса расползались. Клубились, как живые и смотрели на меня, всасывая в воронку тьмы… Молния сверкала ярче, гром истошно гремел, отвечая на мои стенания… Меня никто не слышал, кроме них…
– Помогите! Мой папа упал, у него что-то с сердцем! Пожалуйста!
Запыхавшись, я стала под молодую иву возле пруда. Зябко терла плечи и смахивала с лица дождевые капли. Одежда тяжелела от воды, кожа покрывалась мурашками. Я плакала и не понимала, как помочь отцу? Никого не было рядом – ни людей, ни проезжающих машин…
– Помогите-е! – крикнула я ослабевшим голосом.
А потом увидела ее… Она вспыхнула в небе, как яркая звездочка, разгорелась до размеров блюдца и поползла прямо на меня. Тогда мне казалось, что это галлюцинация, а не молния… Тело впитало в себя электрический ток. Меня трясло, выворачивало наизнанку, сжигало изнутри… Я никогда не испытывала такой сильной боли…
Очнулась я через три дня. Папулю успели похоронить к тому времени, а я так и не поняла, что произошло?
– Тебя ударила молния, Агата. Врачи сначала подумали, что ты умерла, дочка, – плакала мама, а я с трудом сдерживала рвотные позывы – у медбрата жутко воняли носки.
Да-да, именно после этого со мной начали происходить странности: я перестала стареть и обзавелась звериным чутьем – осязанием, обонянием, острым зрением… Наверное, природа подумала, что я прошу от нее даров и наградила меня? А я просто молила о помощи… Мне ничего другого не нужно было…
– О чем задумалась, мелкая? – произносит Корсаков, паркуясь возле злачной забегаловки неподалеку от нашего офиса.
– О том, какой ты, Корсаков жмот. Почему мы приехали сюда? Это же… Это бомжатник.
– Ничего и не бомжатник. Машина твоя в двух шагах отсюда. Нам же надо на работу вернуться или как? Какие у вас правила?
– Почему ты назвал меня мелкой? – прищуриваюсь, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Он большой… Везде… Красивый, высокий, породистый мужик. Если бы я не знала, как его зовут, подумала, что Сергей – чеченец, грузин или турок – есть в нем что-то восточное.
– Не поверишь, я думал, что тебе восемнадцать. Тебя выдали сиськи, Римская. По ним я понял, что тебе… Гораздо больше.
Корсаков толкает дверь кафешки. Пропускает меня, позволяя выбрать место. Шагаю к столику возле окна, морщась от запаха сгоревшего мясо, витающего в воздухе.
– То есть ты считаешь, у восемнадцатилетних не бывает больших сисек? Я смотрю, ты с женщинами не очень, Корсаков. И это неудивительно, ты же… Ты ведешь себя, как придурок.
– У тебя глаза не девчонки, Агата. В них мудрость и опыт. Про сиськи я пошутил, забей. Так сколько тебе?
– А тебе?
– Тридцать три.
– Двадцать девять.
– Выглядишь на восемнадцать. Что ты с собой делаешь? Наверное, косметология или…
«Мощный удар молнией. Обследование в республиканском детском центре, ежегодные обследования в самых крупных научных центрах страны. Муки от того, что ты не такая, как все… Страшные сны, видения, обостренное чувство опасности… ».
– Да, у меня подруга косметолог. Я все время к ней хожу. Я же говорила, что частенько снимаю мужиков в баре, для этого нужно хорошо выглядеть. А это еще кто?
– Наш Гречка. Он был со мной, я его позвал поговорить о работе. А ты расстроилась? Хотела побыть со мной наедине, понимаю.
– Пошел ты, Корсаков. Привет, Гречка, что нарыл?
Коллега оживляется и неуклюже садится за стол. Вынимает свежие снимки и раскладывает на столешнице.
– Спасибо Сергею Юрьевичу, позвал с собой. Это же надо, отдел «Д» и такое дело! Я сфотографировал личные вещи и комнату Лидии. А ее мама дала мне ее фотоальбом и ноутбук. Надо будет подключить программистов и его вскрыть.
– Показывай фотографии.
Глава 9.
Агата.
Меня до ужаса бесит Корсаков… Он даже ест красиво. Ну не может в человеке все быть таким привлекательным – сильные ровные пальцы, широкие плечи, глубокие умные глаза, завораживающий голос… Ему надо было стать актером, а не следаком. Пока Гречка чавкает, уплетая харчо, я украдкой наблюдаю за Сергеем. Вздыхаю грустно, понимая, что так продолжаться не может… Я не могу сосредоточиться на деле, все время думаю о нем… И это злит… Мне нельзя быть уязвимой. Только не сейчас, когда решается моя судьба.
– Агата, невкусно? – спрашивает меня Сергей. – Здесь самый лучший харчо в мире.
– А ты много путешествовал? Ты же невыездной, Корсаков. Проделись с товарищами историями из жизни. Расскажи, где работал? И… Надо бы нам собраться и обмыть твое назначение в отдел «Д», – неожиданно предлагаю я.
– Сейчас не время, Римская. Нужно дело раскрыть. Гречка, рассказывай. Вернее, ешь на здоровье и рассказывай, что тебе показалось странным?
– А чего ты тему переводишь? – прищуриваюсь я. – Ты же сам был в квартире Красновых.
– Ее отчим носит фамилию Филатов.
– Без сопливых знаем.
– Ешь, Агата. Давайте я закажу вам чаю? Римская, или ты будешь капучино?
Щеки мгновенно вспыхивают при его упоминании бара, а в мыслях вертятся воспоминания: как жадно я его целовала, обдавала ароматом кофе и втягивала его запах, приятный до мурашек…
– Чай. И пирожное, раз уж ты такой щедрый.
Корсаков расплачивается наличными – новеньким пятитысячными купюрами. Откуда у него деньги? Откуда дорогой шикарный автомобиль?
Видит бог, я не хотела открывать базу и проверять Корсакова, но… Любопытно свербит внутри, как клещ! Как только приеду домой, проверю этого фрукта.
Официант приносит шоколадное пирожное. Непринужденно отламываю кусочек и пью чай, делая вид, что ничего не происходит. Гречка заканчивает поглощать пищу и, стряхивая со стола крошки хлеба, раскладывает фотографии.
– Лида входила в состав группы чирлидинга. Знаете, это спорт такой, вроде как поддержка и…
– Значит, она не могла быть полной, – произношу я.
– Могла. В чир спорте есть девушки, которые поддерживают других спортсменок. Но я согласен, Римская, Лида не выглядит на фотографиях упитанной, – отвечает Корсаков. – При этом ее мама утверждает, что дочка значительно прибавила в весе перед исчезновением.
– Как это – значительно? С сорока килограмм до пятидесяти? Странные они какие-то… Пожалуй, мне придется вызвать ее на допрос или самой приехать к ним домой.
– Лучше к ним, – включается Гречка. – У нее двойняшки. Не работает, машины нет, чтобы везде ездить.
– А муж – красавчик-профессор… Корсаков, вы взяли у матери генетический материал для сравнения с трупом?
– Обижаешь, Римская. В первую очередь.
– А родители ничего не знали о беременности дочери?
– Нет. Оба кивали как болванчики и утверждали, что у Лиды не было парня.
Оставляю материалы дела себе. Теперь мне точно не уснуть… Так и буду шататься по квартире, гладить Доминика за ухом и пялиться в экран ноутбука. Гадать, почему мама Лиды что-то недоговаривает, а отчим упрямо делает вид, что девушка, найденная на берегу – его падчерица.
Увеличиваю предметы на фотографиях, представляя Лиду живой. Какая у нее была улыбка? В реальной жизни, а не на фотографии? С кем она дружила, кого любила? Отмечаю планы на завтра: поеду в университет, где она училась и всех допрошу. Уверена, у такой привлекательной девушки должен быть парень! Кресло поскрипывает под моей тяжестью, когда я нетерпеливо кручусь на нем, приближая лицо к экрану. Ни черта на этих фотках не видно. И кто меня дернул поручить осмотр дома потерпевшей Корсакову? Завтра и туда наведаюсь, пусть ее родители думают о нас что хотят!
Роняю бумаги, опрокидываю миску с кошачьим кормом, когда бреду из кухни в комнату… Не могу собрать себя – расколовшуюся на кусочки Агату Римскую, очарованную встречей с красавчиком. Можно подумать, в моей жизни не было мужиков! Было… Даже больше, чем мне хотелось.
– Черт бы тебя побрал, Корсаков! Кто ты?
Возвращаюсь в кухню и медленно подбираю шарики корма в миску. Я все-таки попросила Янку Скрипкину мне помочь… Не смогла влезть в базу и попросила ее… Малодушие, непорядочность, чрезмерное любопытство? Да, возможно, но у меня неспокойно на душе… Интуиция никогда меня не подводила, значит, у Корсакова рыльце в пушку. Весь такой из себя положительный, щедрый, благородный – и у нас, в отделе «Д»!
Яна звонит, когда последний шарик оказывается на своем месте. Мчусь к вибрирующему телефону и отвечаю взволнованно:
– Да, Ян!
– Извини, что так поздно, – устало протягивает она. – Ничем не могу порадовать. Доступ к делу Сергея Корсакова возможен только по запросу Генеральной прокуратуры. Агата, он из «секретки», не иначе. Темная лошадка, только почему у вас, не понимаю?
– И я не понимаю. Значит, разведка? Какие у тебя мысли на этот счет?
– Там ничего нет, кроме даты рождения.
– Какого числа он родился? – хрипло бормочу я.
– Пятнадцатого мая. А тебе-то зачем? Держись от таких подальше, Агуша, мой тебе совет.
– Я начальник отдела, должна все знать, – вру я.
Надо запомнить… И не забыть поздравить. Значит, Корсакову скоро тридцать четыре?
Глава 10.
Агата.
Я почти не спала… Вертелась, как принцесса на горошине, и думала… Мышкин сказал, что Корсаков приехал из Питера. Нужно непременно выяснить, что такого знает каждый коренной петербуржец? На чем он может проколоться? Вскакиваю с постели и, пошатываясь в темноте, бреду к ноутбуку. Попробую написать университетской подруге Жанне. Она переехала с мужем в Санкт-Петербург и жила там лет пять, а сейчас проживает в Сорренто. Скорее всего, у них уже утро, подруга должна ответить.
Доминик трется о мои ноги и непонимающе мяукает. За окном клубится кромешная тьма, как и в моей растерянной одураченной душе… Впервые я не чувствую человека… Вот, Гречка, например. Я взглянула на него, когда парень вошел в злополучное кафе, и все поняла. Костя живет с мамой, девушки нет, робкий, любит слушать классическую музыку, имеет проблемы со здоровьем – его подбородок и рука подрагивали во время разговора. В армии не служил.
Но когда я смотрю на Корсакова, ничего не понимаю… Ну да, запах его собаки я случайно учуяла. Он как закрытая книга. Засекреченная…
«– Привет, Римская. Спроси своего мистера Х о секрете памятника Барклая-де-Толли. Дело в его правой руке. Скульптор не любил героя и… В общем, приглядись внимательно. Тебе не кажется, что он держит в руке мужское достоинство, скрытое под плащом? Несомненно, экскурсоводы о таком не говорят, это известно лишь коренному населению».
Вот и ответ… Благодаря подруге, я смогу проверить Корсакова. Посмотрим, что он скажет?
– Мау… – противно кричит Доминик, увлекая меня в комнату.
Пора тебе, Римская, спать… Завтра трудный день – разговор с университетскими друзьями Лиды и повторная беседа с ее родителями. Сдался тебе этот Корсаков?
Проваливаюсь в сон, а просыпаюсь от настойчивого звонка в домофон. Я не жду гостей… Кто это может быть? Мама? Она так рано не приходит. Сестренка Розочка тем более…
– Кто там? – сиплю в динамик.
– Открывай, Римская. У меня горячий капучино и булочки из пекарни, – отвечает незваный гость голосом Корсакова.
О боже. Мне это снится… Наверное, галлюцинации снова вселились в мою голову и терзают разум?
– Агата, ты не проснулась? Открывай. Не бойся, я адрес спросил у Мышкина, нам работать надо, а ты меня держишь на улице. Эх ты…
Жму дрожащими пальцами на кнопку домофона и впускаю Сергея. Оставляю входную дверь приоткрытой и мчусь в ванную. Становлюсь под душ и намыливаю волосы шампунем. Плевать на гостя – пусть привыкает к моему характеру и прочим странностям.
Корсаков внимательно смотрит в окно, запустив ладони в карманы черных джинсов. Его куртка из мягкой кожи покоится на моем стуле. Он резко оборачивается, когда я на цыпочках вхожу в кухню. Прищуривается, словно пригвождая меня к стене взглядом. Так и есть… Я себя именно так чувствую – жалкой беззащитной букашкой. А еще голой… Плотнее запахиваю на груди банный халат и подхожу ближе.
– Ну ты даешь, Римская? Почему волосы не высушила? Там холодно.
– Хотела поздороваться. А то… Невежливо, – хриплю я, опуская взгляд. Немытые полы, пыль на полках… Без сомнений, Корсаков уже оценил мои умения, как хозяйки.
– Да брось ты, Агата. Ты не из тех, кто следует условностям. Давай кофе пить. Надеюсь, ты не сидишь на диетах, как все эти… расфуфыренные дуры? Меня тошнит от слова ЗОЖ.
– Пока не сижу, Корсаков. Природа наградила меня быстрым обменом веществ, если это изменится, придется держать аппетит в узде и садится на диету. Больше ты ничего не хочешь узнать?
– Хочу, – сглатывает он и подходит ближе. Опирается ладонями о столешницу, заключая меня в кольцо из рук, и шепчет в самое ухо: – Когда ты сдашься, Агата? Когда скажешь, что хочешь меня больше всего на свете?
– Никогда. Я скорее сдохну, – выдыхаю я, захлебываясь словами и его запахом. – Ты прав, Корсаков. Я не следую условностям и я… Не такая, как все. Особенная, другая женщина. Твои дешевые подкаты на меня не действуют. Так что…
Глубоко вдыхаю его запах – чистоты, геля для душа с морскими нотками, крепкого натурального кофе, выкуренной с утра сигареты…
– Римская, я пошутил. Почему ты выглядишь уставшей? Не спала всю ночь? Думала обо мне?
Корсаков чертовски проницателен… Он тоже не такой простак, каким хочет казаться. Кофе, обеды в столовой, милые улыбочки…
– Сергей, а долго ты служил в Питере? Как тебе этот город? – отхлебывая кофе, спрашиваю я.
Корсаков откусывает теплую булочку, облизывает губы, испачканные сахарной пудрой, и отвечает:
– Это мой родной город, Римская. Но я служил в разных местах… Был контрактником в Сирии, работал на частную военную компанию. Много воды утекло…
Непринужденный, спокойный, он сбивает меня с толку. Слишком расслабленный и подготовленный к расспросам.
– А правду говорят, что у памятника Барклая-де-Толли есть секрет? Где он, кстати, находится?
– Ты решила меня проверить, Римская? Зря… Я чист как стекло или попка младенца. Все просто – памятник стоит на Казанской площади у Невского проспекта. Рядом установлен памятник Кутузову. А в правой руке Михаила Богдановича – часть плаща, в которой спрятано… Ничего там нет, кроме плаща, но некоторые ограниченные люди нафантазировали себе другое. Ну… Ты поняла о чем я?
– Поняла. Я успела рассмотреть памятник.
– Глупостями не занимайся, Римская. Доедай и иди сушить волосы. Сейчас поедем в университет к Лиде. Я добился встречи с деканом факультета и старостой курса, где она училась.
– Как тебе это удалось, Корсаков? – прокашлявшись, произношу я.
– Я работаю, а не страдаю фигней.
– Почему ты в отделе «Д»?
– Меня списали из-за ранения. Если ты заметила, я хромаю.
– И все?
– Да. Других причин нет.
Черта с два ты такой чистенький, Корсаков! Я сегодня же свяжусь со своим товарищем из секретки и проверю его еще раз.
Глава 11.
Агата.
– С деканом буду говорить я, – уверенно произносит Корсаков, паркуясь на площадке возле университета.
– Почему это? Я тебе… – задыхаюсь возмущением, но Сергей прерывает мою реплику.
– Она одинокая женщина, не очень симпатичная. А я, как ты успела заметить, мужчина хоть куда. Одна моя улыбка, комплимент, пристальный страстный взгляд и…
– Ты позёр и болтун, Корсаков, – вспыхиваю я. – Но… Пожалуй, ты прав. Мне очень интересно посмотреть на вашу беседу, – выдавливаю ехидную улыбочку.
– А ты поговоришь со старостой курса. Он – копия Людмилы Васильевны, но в мужском обличии – прыщавый, сутулый, невысокий очкарик. Ты должна его очаровать. Почему ты так скучно одеваешься, Римская?
– Во-первых, посмотри на себя! Джинсы и чёрная водолазка. О-очень стильный наряд, ничего не скажешь. А, во-вторых, как я должна одеваться на место происшествия? В платье и туфли на шпильке?
– Все, Агата, брейк. Мне просто нравится, когда ты злишься. У тебя блестят глаза и краснеют щеки, припухают губы, как во время… Хм… Неважно. Идём?
– Идем, – прячу пылающие щеки и отвожу взгляд. Сглатываю эмоции, прикидываясь, что мне все равно… На деле же я хочу орать…
Возле старинного здания университета толпятся студенты. Воздух полнится запахами сигаретного дыма, кофе из ближайшего ларька, жареных пирожков, туалетной воды и подгоревшего мусора из урны… Морщу нос и щурюсь от весеннего, непривычно яркого солнца. Скоро станет совсем жарко, тогда Корсакову представится возможность увидеть меня в платье… Но это не точно.
– Агата, ты просто молчи, ладно? – улыбается он, стаскивая с плеч кожаную куртку.
Под ней трикотажная майка с длинными рукавами, красиво облегающая его широченные плечи.
– Ладно, напарник.
– Как ты меня назвала? – хмурится он.
– А что не так?
– Мне нравится, спасибо. Это… Это признак доверия, Римская. Обещаю тебя не подвести.
Сергей счастливо улыбается, даря моему сердцу кратковременный покой. Может, зря я себя накручиваю?
Людмила Васильевна Аникеева встречает нас в приемной. «Декан психологического факультета» – на монументальной двери ее кабинета поблескивает вывеска. Вычурно, старомодно, мрачно – так выглядит ее обитель и она сама.
Квадратная, низкорослая, с короткой стрижкой выбеленных кудряшек, она кажется именно такой, как охарактеризовал ее Корсаков. А брови домиком и грустный взгляд лишь добавляют образу достоверности.
– Присаживайтесь, молодые люди. Кофе? – грудным голосом протягивает она. – Простите, молодой человек, что-то не так? Куда вы смотрите? – она краснеет и одёргивает блузку.
– Давно не встречал такого сочетания стиля, ума и привлекательности, – елейно отвечает Сергей. – Вам безумно идёт цвет чайной розы. Он освежает, подчёркивая природную красоту вашей кожи. А серая юбка подходит под глаза. Гармония, вот что вы источаете. Пожалуй, декан психологического факультета должен быть именно таким.
– Вы не поверите, но гармония с самим собой – тема моей научной работы. Я ведь доктор психологических наук, изучала психологию семейных отношений, зависимостей, людей, перенесших насилие и…
– Муж, вероятно, носит вас на руках, – с придыханием произносит Корсаков.
Я со скучающим видом оглядываю кабинет. Молчу, пока Корсаков завоевывает доверие старой продажной сучки.
– У меня его нет, – вздыхает она. – Сапожник без сапог, если можно так выразиться.
– Значит, у меня есть шанс на свидание?
Что?! Он сейчас серьезно или… Людочка краснеет и противно охает:
– Вы меня засмущали, Сергей. Вы такой молодой, а я…
– Вам сорок, не больше. А мне тридцать четыре. Вы же психолог, Людмила Васильевна, должны знать, что предрассудки живут в голове.
Ну и прочее бла-бла… Болтун, позер и пижон. Неужели, Корсаков и на такое пойдет? Отчего-то при мысли, что Сергей может целовать кого-то другого, щемит в груди… А горло заполняется горечью…
– Сергей Юрьевич, нас ждет староста курса, – прерываю приторно-сладкую беседу.
– Да, Людмила Васильевна, я вам позвоню. Сходим куда-нибудь, пообедаем. Я и забыл, что мы с коллегой пришли по делу – так вы меня обаяли. Что вы знаете о Лиде Красновой?
– Лидочка, она… Хорошая девочка, училась замечательно, состояла в театральном кружке нашего университета и в группе поддержки. Староста вам может фотографии показать.
– А парень у нее был? – включаюсь в беседу я.
– Лидочка была красивой, безусловно, ребята обращали на нее внимание. Она в последнее время встречалась со Степой Астаховым. Его тоже недавно убили… Позже, чем Лидочка пропала… Господи, двое студентов с одного факультета и такая беда, – всплескивает руками Людок.
– Погодите, Степан Астахов был знаком с Лидой? Насколько нам известно, убийца парня до сих пор не найден, – хмурится Корсаков.
– Его родители говорили, что да… Так и не нашли. И, главное, за что убивать парня? Хороший, красивый, вежливый, воспитанный… О таком мечтала любая девчонка, но выбрал он Лидочку.
– Странно, что ее родители не в курсе об отношениях дочери со Степаном, – качает головой Корсаков.
– Они расстались незадолго до ее исчезновения. Какая-то кошка между ними пробежала.
– В женском обличии, скорее всего, – сухо добавляю я. – Идемте, Сергей Юрьевич, староста нас уже заждался. Спасибо, Людмила Васильевна.
Корсаков медленно поднимается с места, демонстрируя Людочке высокий рост и ширину плеч, обдавая ароматом дорогого парфюма маленький старомодный кабинетик.
– Ох… так мне выбирать место для обеда? – лепечет она, вскидывая любовный взгляд на «самца».
– Я сам позвоню, – немного изменившимся тоном произносит Сергей.
Двери за нами закрываются, и Корсаков произносит почти шепотом:
– Слушай, а наши убийства не серия?
– Нет, я уверена. Убийца знал лично Лиду и Степана. Тут личный мотив. Идем, посмотрим фотографии ребят из группы поддержки. Вон наша аудитория. А вот и староста – Игорь Бухаров. Теперь ты посмотришь, на что способна я, как опытная соблазнительница.
– Хм… Однажды я уже это видел. Ты прямо предложила мне секс и все, Римская.
Глава 12.
Агата.
Не понимаю, почему я теряюсь в его присутствии? Мозги отключаются или превращаются в кашу, язык прилипает к небу, а дыхание сбивается в горле. Мне одновременно хочется задушить Корсакова, врезать ему пощечину и поцеловать со всеми вытекающими… И, да… Мне было неприятно наблюдать за перекошенным личиком Людмилы Васильны, испепеляющей Корсакова взглядом. Я ревную его, черт подери… Наверняка вчера он проводил время с другой залетевшей на огонёк красоткой? Целовал ее, как меня, гладил плечи и сжимал бедра… Не могу я так… Едва терплю его присутствие, но и отпустить не могу…
– Римская, ты бы видела свое лицо со стороны, – хмыкает он, когда мы подходим ближе.
Игорь Бухаров скромно переминается возле массивной двери в лекционный зал. Прижимает к груди какие-то папки и тянет Корсакову руку для приветствия.
– Добрый день, идемте? – взмахивает он рукой. – Лекция через полчаса, зал пока свободен. Какие вы… Интересные. Признаться честно, я никогда не видел таких красивых людей. Вы как… Мстители, вот кто!
– А у вас обаятельная улыбка, – произношу, обнажая зубы. – Уверена, когда вы улыбаетесь, девчонки тают.
– Это вы меня так задобрить пытаетесь? – хмурится Игорь. – Зачем, не понимаю? Я знаю, какой я. И вижу, какая вы, Агата Васильевна, кажется?
Игорь медленно опускается в кресло первого ряда. Раскрывает тяжелый фотоальбом и, не дожидаясь моего ответа, тычет пальцем в людей на фото.
– Простите, что вы хотите нам показать? – спрашиваю я, уловив ехидную улыбочку Корсакова.
– Лиду и ее подруг. Вернее, не подруг, девушка особо ни с кем не дружила.
– Скажите, а после исчезновения Лиды вас допрашивали? И ее друзей, знакомых? Лиду искали? – спрашивает Корсаков, усаживаясь рядом.
– Конечно. Еще как искали, только она без следа исчезла. Какое-то время телефон Лиды определялся возле реки. Следователь все время спрашивал, любила ли она там гулять? Да откуда я-то знаю… – обреченно добавляет Игорь.
– Показывайте фотографии, – произношу я, садясь справа от старосты.
– Все ребята уже окончили университет, вы же понимаете? Кто-то уехал, кто-то умер, как, например, Степан Астахов.
Игорь раскрывает альбом, демонстрируя фото улыбающихся людей… В центре хрупкая высокая Лида, возле нее рыжая, в крупных веснушках девчонка, с другой стороны – высокая, полная девушка с русыми волосами. Сзади группы чир-поддержки несколько крепких парней из футбольной команды.
– Как зовут рыженькую?
– Лиза Селезнева. А с другой стороны Дженнифер Джонсон, это студентка по обмену, она уехала на следующий день после исчезновения Лиды. Я бы сказал, они дружили.
– Скажите, а Лида была полной? Ее родители сказали, что в последние месяцы перед исчезновением девушка сильно располнела, – уточняю я.
– Нет, вы что. Разве что с сорока килограмм до пятидесяти. Она была тощей, как стиральная доска, уж простите…
Мы с Корсаковым переглядываемся, понимая друг друга без слов. В могиле на берегу точно не Лида, тогда кто?
– Кроме Дженнифер в группе поддержки были полные девушки?
– Конечно. Кому-то ведь надо держать других? Полных было достаточно. Лиза Селезнева похудела перед исчезновением Лиды. Уж не знаю, что случилось, говорили, она увлекалась наркотиками, – понизив голос, добавляет Игорь. – Они собирались в лофте на Железнодорожном переулке. Знаете кирпичное здание, похожее на старинный завод?
– Конечно, на въезде в город, – оживляюсь я. – Не знала, что там кто-то есть. Я всегда думала, что это обычная заброшка.
Корсаков поджимает губы и бросает на меня снисходительный взгляд. Растирает переносицу и добавляет:
– Лида встречалась со Степаном. Не знаете, что у них произошло?
– Вы думаете, если я староста, должен все обо всех знать? – кисло протягивает Бухаров. – Он красавчиком был, за ним многие девчонки волочились… Кто его знает, что там случилось?
– Спасибо, Игорь, – поднимаюсь с места, забирая из рук старосты фотографии. – Нам нужен список всех ее одногруппников. И их фотографии, если можно.
– Я все сделал. Фотографии, адреса и телефоны. Вот, держите, – Игорь вынимает из папки документ в файле и протягивает мне. – Некоторые из них уехали домой, кто-то…