Дочь лучшего друга. Мое порочное искушение
1
Софи.
Мне хочется улыбаться. Глупо и широко. А еще снова и снова вдыхать аромат кориандра, сандала и табака. «Эгоист». Этот запах впитался в ткань его белоснежной рубашки, за ворот которой я так упрямо цепляюсь. И в кожу его тоже впитался.
И в меня.
Впитался насквозь.
Я наощупь нахожу грубые губы. Целую. Кусаю.
Нутро плавится от порочных желаний. Нежную кожу лица щиплет от колкой, грубой щетины.
Да! Да! Это он! Он мой мужчина! Я это инстинктами чувствую! Какая логика?! Какие доводы здравого смысла?! Пошли они к чертовой матери, когда есть то самое животное, изнуряющее чувство внутри.
Чувство жажды по человеку.
И мне его хочется пить голодно, ненасытно.
Его влажный язык проникает в мой рот. Скользит по зубам. Заставляет губы дрожать.
Его влажный язык…
Стоп…
Его влажный язык…
Слишком влажный.
И на грудь что-то так сильно давит.
Я хмурюсь, стараясь утихомирить жгучее, прожорливое чувство внизу живота – погоди. Что-то не так.
Поцелуй становится совсем не таким, каким быть обязан у двух, горящих друг другом, людей.
Я жалобно хмурюсь, ведь мое «сознательное» уже взяло верх над «бессознательным». Дало сигнал к пробуждению.
– Ба-ани-и-ис! – дую губы, обидевшись на него. Ссаживаю с себя атакующего щенка.
Но двухмесячный настойчивый бигль со свисающими ушами и неумелым желанием меня облизать, так просто не намерен сдаваться. До последнего тянет мокрый длинный язык.
– Ну ты и… Блин, такой сон не дал досмотреть, – ворчливо переворачиваюсь на другой бок.
А Бани в это время, весело виляя хвостом, перемахивает через меня и снова принимается признаваться в любви телячьими ласками.
– Ладно, ладно, – зажмуриваюсь сильнее, – еще пару минут, хорошо? – Кладу руки под голову, – сейчас мы доцелуемся только… БЛИН! А который час?!
Подскакиваю на мягкой кровати немного пружиня. Хватаюсь за телефон.
– Епрст, Банис! – беру щенка на руки, целуя его. – Ты моя умница! Спасибо, что разбудил!
Настойчивой трели будильника я, как обычно, не слышала.
– Знаю, знаю, с тобой надо погулять, чтобы ты сделал свои делишки, – тараторю сварливо, натягивая длинное вечернее платье. Оно еще со вчерашнего дня ждет своего звездного часа, одиноко вися на дверце гардеробного шкафа. – Но я жутко опаздываю, родной! – извиняюсь перед своим подопечным. – Я кому-нибудь позвоню. Улю попрошу с тобой погулять, хорошо? Ты ведь не обидишься, правда?
Наспех сыплю Банису корм. Наливаю в миску свежей воды, вчерашнюю этот господин пить просто отказывается. Несусь чистить зубы. Споласкиваю лицо холодной водой и подкрашиваю ресницы.
Вот же растяпа. Умудриться проспать в такой важный день!
Уже в такси пытаюсь уложить волосы, доводя внешний вид до приемлемого человеческого.
– Где ты была?! Ты что, проспала?! – набрасывается на меня Ингрид, стоит только переступить порог галереи.
– Ой, мамочки, – прикладываю руку к дребезжащему сердцу. В галерее рабочие носятся как муравьишки – трудяги. Туда-сюда на спинах огромные картины таскают. – Эту на южную стену! – отдает Ингрид указы. – Так, через час уже открываемся, – она придирчиво глядит на меня. Волосы поправляет. Губы поджимает с долей справедливого скептицизма. – Соня. Ну Со-оня. Такой важный день. Твоя первая выставка в родном городе.
– В следующий раз вообще спать не буду ложиться, чтоб не проспать! – совершенно искренне ее уверяю.
Больше, чем я сама сейчас ругаю себя, не способен никто. Взывать к моей совести бесполезно – она вообще еще не проснулась.
– Ладно, – заминает девушка тему. – Это все потом. Скажи мне, – почти насильно мое тело разворачивают к центральной стене. – Я решила ее в самый центр. Ты не против?
По моей спине растягивается вереница мурашек.
«Она» – это картина. Мой «Поцелуй»
Картина, где сконцентрированы все эмоции к одному единственному мужчине.
Холодеют ладошки.
С тех пор как полотно появилось на свет, я старалась на него не смотреть. Просто отдала его Ингрид.
На картине мужчина и женщина.
Нет. Не я и Он. Просто абстрактная пара. Их губы соприкасаются. Взгляды плавятся. Тела тянутся навстречу друг другу, будто поддаваясь магнитам, вшитым в грудины.
Они бесстрашно несут свои души в самое жерло, не боясь оставить вместо себя горстку жалкого пепла.
– Я думала… – выдыхаю, – Ингрид, я считала, что ее вообще здесь не будет. Ну, или повесить ее во второй зал… Хотя бы…
Слышу, как она закатывает глаза.
– Милая, ты поехала крышей? Эта картина – твой бриллиант! Какие тона! Какая экспрессия! Сколько страсти! Эмоций! Нет, ты просто не можешь прятать ее от своих поклонников! Они возненавидят тебя.
Разглаживаю пальцами переносицу. Поднимаю вверх руки.
– Ладно, окей. – Все равно никто меня и Его на этом полотне не узнает.
Это же просто… картина. Искусство. Кому есть дело до того, что я чувствовала, пока писала ее?
– Ты заработаешь на ней состояние, – обнимает меня Ингрид за плечи.
И мне хочется привычно ответить: «Да кому это нужно?»
Но я себя останавливаю.
Нужно.
Чуть меньше года назад Ингрид совершенно случайно попала в клуб «Небеса». Со мной она связалась уже на следующий день, и попросила показать ей остальные работы.
Потом рассказала, что живет и работает в Венгрии, и предложила сотрудничество.
Ингрид продюсер, и, учитывая, сколько выставок она смогла мне организовать за последние месяцы – довольно успешный.
Мы успели открыться в лучшей галерее Берлина, съездили в Прагу, произвели фурор в Лондоне, и покорили всех критиков в искушенном искусством Париже.
Так что, да. Все-таки нужно.
У меня появилось много фанатов, а работы раскупаются с космической скоростью… Но я, кажется, до сих пор до конца этого даже не осознаю…
Часом позднее я придирчиво окидывала свое отражение в зеркальной стене.
Изумрудное платье.
Под цвет Его глаз.
Резко втягиваю воздух ноздрями от таких мыслей, и с силой отщелкиваю на запястье резинку. Делаю так каждый раз, когда думаю о чем-то, о чем не должна.
– Всё, всё, всё, милая, – торопливо хлопает Ингрид в ладоши, – потом на себя полюбуешься. Вечером. Когда в кармане будет еще пара заработанных миллионов. Я даю звонок. – Она подходит чуть ближе, и проникновенно обнимает меня. Наш ритуал перед каждым открытием. – Открываемся, дорогая.
– Ну? – с чувством глубочайшего триумфа, рисуется Ингрид, – что я тебе говорила?
Она застает меня в зале с бокалом шампанского в подрагивающей руке. Надо сказать, что такого ажиотажа я немного не ожидала. Здесь чуть ли не весь город собрался.
Нет, Улька, конечно, говорила, что я теперь местная знаменитость. Но я думала она, как обычно, преувеличивает. Да и самой оценить возможности не было. В город я возвращалась набегами, на пару дней, в перерывах между выставками по миру.
– Ее купили, да? – боязливо закусываю губу.
Пытаюсь распознать свои ощущения. Сомневаться, что полотно с поцелуем и правда приобретут, было бы глупо. У Ингрид глаз на такие вещи наметан.
Но я… Я будто видеть эту картину не хотела. И в то же время, не хотела ее отдавать.
Неправильно это… Будто вручить постороннему человеку частичку себя…
Ингрид достает телефон из сверкающей сумочки, и набирает на калькуляторе семизначную сумму.
Изумленно округляю глаза, а девушка лишь покачивает темными волосами, преисполненная чувством собственной важности. Гасит экран мобильника.
– Кто молодец? – играет бровями, – я молодец. Я и сама не думала, что так быстро заберут. Все-таки ценник заломила неслабый. Но-о… – заманчиво улыбается, – кажется, твои фанаты далеко не бедные люди, – с еврейским акцентом провозглашает.
Напряженно смеюсь.
В душе копошится что-то неясное. Что-то, что я сама еще не могу разобрать.
– Ладно, – с горящим взглядом, Ингрид выхватывает в толпе очередного известного критика, – развлекайся, – бросает мне, и скрывается среди гостей галереи.
Я тихо пробираюсь к картине.
Встаю напротив нее. Скольжу грустным взглядом по табличке «Продано» внизу полотна.
Сильнее сжимаю в пальцах ножку бокала.
Покупатель будет любоваться на эту картину, гадая кто эти мужчина и женщина. А может, мечтая хоть раз испытать те же жгущие чувства. Или придаваться воспоминаниям о своей безвозвратной любви…
Но я ее уже никогда не увижу.
Медленно прикрываю глаза, в миллионный раз транслируя в сознание мантру: «Пора отпустить. Он не любит тебя. А ты не любишь его. Эта была просто похоть. Запретная страсть. Маленький грязный секрет».
Но, почему-то от «просто похоти» так сильно ноет порой слева под ребрами.
И думаю я об этом секрете слишком уж часто. На запястье красный след от ударов резинкой вообще не проходит…
И в это платье влюбилась лишь из-за цвета, который так напоминает…
Щелк! Распахиваю глаза.
Привычка бить себя по запястью, наработанная длинными месяцами, как панацея спасает.
Я трясу головой, будто сбрасывая оцепенение. Цепляю на губы вежливую улыбку. Посылаю картине прощальный взгляд напоследок, и уже собираюсь вернуться к гостям, когда слышу за спиной короткое, но такое ласкающее:
– Софи…
Раз. И мир, наполненный живыми людьми начал меркнуть. Снова сузился до одного человека.
Я оборачиваюсь.
Вуаль вернулась.
А под ней – только Он…
Губы раскрываются сами собой, судорожно втягивая глотки кислорода. Ноги слабеют. Перед глазами дрожит наполненная людьми галерея.
И Он.
Данис.
Данис Асадов.
Миллиардер, разбивший мне сердце, и лучший друг папы…
Мужчина, которому я подарила невинность.
Человек, чье имя отпечаталась в моем сознании перманентно. Тут не поможет никакая резинка…
– Данис, – вуалируя рваный вдох, сорвавшийся с губ, говорю.
Улыбаюсь, въедаясь голодным взглядом в него.
Данис по-прежнему высок, красив, невероятно обаятелен, и все так же недосягаем.
Сколько бы я ни пыталась обмануть себя в прошлом, реальность неутешительна – он никогда не воспримет меня, как равную. Для него я так и останусь крошкой Софи. Умницей – дочкой лучшего друга.
– Здравствуй, – дергая уголком губ произносит.
За последние 10 месяцев эти губы снились мне ни много ни мало, всего лишь раза 304. Ну это навскидку… Примерно.
Я скольжу взглядом по небрежной укладке, по красивой щетине. По изумрудному взгляду, так похожему на цвет шелка моего платья.
– Здравствуй… – шепчу.
Мы молчим, глядя друг другу в глаза. Минуту. А может быть, вечность.
С ним время идет совершенно иначе.
Дан первым нарушает молчание. Сжимая в руке стакан виски, делает шаг навстречу ко мне.
Парализованное дыхание еще больше отказывается мне подчиняться. Кислород в тело практически не поступает.
Но Дан не спешит ко мне прикоснуться. Всего лишь рядом встает. Слишком, черт побери. Слишком близко.
И устремляет взгляд на картину.
И я смотрю на нее. И вижу нас с ним.
Все внутри дребезжит от мысли, что Дан может вдруг догадаться о героях этого полотна.
Узнать в них себя. Узнать нас.
Мы не спешим расспрашивать друг друга о чем-то, как старые знакомые, которые давно не общались.
Не улыбаемся друг другу натужено.
Просто смотрим на полотно.
Пока наши плечи соприкасаются.
Я на миг прикрываю ресницы, и только тогда делаю первые вдохи. Заранее знаю, что нос начнут щекотать ноты сандала и табака, а сознание будоражить оттенки той самой ночи…
– Красиво, – через паузу подает голос Дан.
Вскидываю взгляд на него.
– Спасибо, – произношу одними губами, слега улыбаясь. Сложно выдавать нормы приличия, когда внутри землетрясение по девятибалльной шкале.
Еще какое-то время мы продолжаем молча смотреть на картину.
Каждый думает о своем.
Или… Дан думает о чем-то своем, а я пытаюсь просто не растерять разбежавшиеся трусливыми зайцами в разные стороны мысли.
– Как ты, Софи? – неожиданно повернувшись, интересуется Дан.
Я теряюсь. Но только на миг. Делаю глоток щекочущего шампанского, чтобы выиграть время.
Я представляла себе эту встречу ни много ни мало… Навскидку – раза 304…
– Все хорошо, – банально, но ведь так все и есть. – А ты? Решил остаться здесь жить?
Он молчит. Лишь слегка улыбается.
– Ты очень… – спотыкается на полуслове, оставляя мой вопрос без ответа. – Талантлива. – Заканчивает, а мне до рези в глазах интересно, что он заменил этим словом.
– Спасибо, – снова облизываю пересохшие губы, а Данис пристально наблюдает за движениями моего языка.
Мы стоим рядом. По моим венам несется электрический ток.
Дан резко оборачивается к полотну. И, не прикрываясь больше нормой приличий, прямо задает свой вопрос:
– Это мы?
Обезоруживает меня. Раскрывает.
Я нервно смеюсь.
– Что? Нет, это просто… Просто… Просто картина. Искусство.
Неожиданно впускаю в мысли догадку. «Твои фанаты далеко не бедные люди». Смотрю на него ошарашено.
– Это… ты, Дан? Ты купил эту картину?!
На лице мужчины ни дергается ни единого мускула. Совершенно спокойно он говорит твердое:
– Нет.
Нет. Нет, это не он. Ты идиотка, Софи? Зачем Данису покупать эту картину, да еще и за такие баснословные деньги? Он сам когда-то признался, что не ценитель искусства. Так что вряд ли расщедрился бы на бесполезную, по его мнению, вещь.
Это только ты раза 304 (примерно) прокручивала в голове ваши общие воспоминания. Даже собаку в его честь назвала. Одну букву всего изменила. Никто же не догадается, правда?
А он… Он плевал на то, что вас связывало. Для него ты была одной из… Из десятков, а может, и сотен.
Не совершай ту же ошибку. Эти грабли и так уже набили на твоем лбу непреходящую шишку. Скоро пробьют там дыру.
– Жаль, что это не мы, – легко, то ли в шутку, то ли в серьез, продолжает говорить Дан, – иначе точно купил бы.
И пока я молча на него пялюсь, беззаботно бьет стаканом о мой бокал. Стекло раздается пронзающим «Дзын-нь», а у меня все внутри холодеет.
«Иначе точно купил бы…»
И что это значит?!
Как понимать эту туманную фразу?!
Может, стоит швырнуть ему в лицо прямо сейчас счет за психолога, который обогатился, пока пытался помочь мне не думать о моей «просто похоти»?! И которому это, к слову, так и не удалось!
Да он даже близко не представляет, что я пережила, после того, как он захлопнул дверь того номера! Даже близко не представляет…!
Иначе… Иначе не допустил бы этих полунамеков, вселяющих в меня веру, что еще что-то возможно…
Я часто дышу, пока наблюдаю за ним.
А уже через миг на мою талию ложатся мужские ладони.
И я бы многое отдала, чтобы это были руки Асадова. Но Дан стоит неподвижно. Лишь холодным взглядом скользит мне за спину, разглядывая того, чьи руки меня обнимают.
В щеку прилетает короткий отрывистый поцелуй.
– Привет, любимая.
Я отмираю. Сдержанно улыбаюсь.
– Привет… – отрывисто отзываюсь, – Дан, – перебарывая себя, говорю, – познакомься, это мой жених.
2
Софи.
– Янош Грос, – протягивает Ян Данису руку.
Отчего-то в моем горле образуется ком. Пытаюсь его проглотить, пока наблюдаю, как мужские ладони соприкасаются в крепком рукопожатии.
Рука Даниса сверху ложится.
– Данис Асадов. – Представляется он.
Мне будто бы стыдно должно быть за то, что я позволила себе идти дальше.
Не зациклилась (Ха-ха, не зациклилась?) на наших с ним больных и неправильных отношениях. Которые и отношениями то можно назвать лишь под ударной дозой наивности.
Мужчины задерживают рукопожатие на секунду дольше, чем того требуют нормы приличия.
В этом Дан виноват. Он пристально смотрит в глаза моему жениху, будто пытаясь считать его мысли.
И только после этого отпускает, переводя бездонные зеленые изумруды своего взгляда на мои пальцы.
Находит кольцо с большим сверкающим бриллиантом.
Нет. В его глазах нет вопросов. Нет огорчения.
Там нет вообще ничего. Они же, к чертям, не читаемы.
О чем ты, Софи? Это ведь Данис. С чего вдруг ему огорчаться твоим отношениям?
Коротко и безучастно мне улыбается.
– Поздравляю с открытием, – предпочитая проигнорировать факт моей помолвки, произносит Асадов. Еще раз поднимает выше бокал, как бы чокаясь.
И, не прощаясь, уходит.
Я смотрю в его спину, пока Дан окончательно не теряется среди посетителей.
Мысленно благодарю за то, что пришел.
А еще говорю искреннее «спасибо» за то, что однажды помог моему творчеству прорасти до масштабов искусства.
Неловко обнимаю его, может быть…
Признаюсь, что скучала.
В общем, делаю ровно все то, что делала в своей голове уже раза 304 (Ну вы поняли. Конечно, навскидку.)
Но и в этот раз – мысленно.
– Это был кто? – голос Яноша с легким акцентом будто за шкирку вытаскивает меня на поверхность реальности. Заставляет снова дышать.
Я вздрагиваю, тут же к нему прижимаясь. Понимаю, что жениха Дану представила. А вот жениху Дана просто забыла.
– Это хороший друг папы! – говорю торопливо. Надеюсь, Ян не заметил оплошности. С моей стороны это было верхом бестактности. – Я сегодня так сильно нервничаю…
– Ничего, малышка, – Янош обнимает меня, оглядывая гостей. – Кажется, все проходит отлично.
Я соглашаюсь.
С Яном меня познакомила Ингрид. Он тоже из Венгрии. Ее одноклассник. Ингрид посчитала, что мы отлично друг другу подходим.
Конечно, так все и вышло. Это же Ингрид.
Я перемещаю пальцы в ладонь жениха, чувствуя как кольцо врезается в кожу.
Это неправильно. Неправильно, что я до сих пор думаю о другом.
Я ведь Яна люблю. Мы идеально друг другу подходим. Лучше просто придумать нельзя.
В 29 он уже построил собственный бизнес, владеет крупным золотодобывающим производством. Он красивый, умный, высокий.
И лишь отдаленно напоминает мне Даниса лет десять назад.
Янош уверенный, добрый, надежный! Мой золотой мальчик! И относится ко мне как к принцессе!
Наши отношения развивались стремительно. Через неделю знакомства я уже в его объятиях просыпалась, а через три месяца – Янош надевал мне на палец кольцо.
– Твой отец еще не пришел? – интересуется Ян, заставляя меня спохватиться.
Мысли в голове буквально за хвосты приходится вылавливать, и обратно заталкивать. Куда побежали?
– Должен был, – растерянно озираюсь. – Может, задерживается…
– Кажется, я видел его машину у входа.
– Правда? Тогда странно, что он до сих пор меня не нашел…
Но, стоило мне только произнести эти слова, как папа появился словно из-под земли.
Родные покатые плечи, обтянутые тканью делового костюма, чуть выше – полностью поседевшая голова. Мне все еще непривычно видеть его таким… Постаревшим.
И каждый раз в груди что-то колет и пружиной сжимается.
– Папуля, – я тепло его обнимаю, – я так рада видеть тебя.
– Ну-у, – ворчливо отстраняет меня от себя, – всего-то день не виделись.
Это правда. Вчера мы ужинали вместе. А за неделю до этого, когда мы с Яношем прилетели, состоялось их официальное знакомство.
Папа Яна одобрил. Был очень рад нашей помолвке. И вообще, казалось, был за меня искренне счастлив.
– Ну что, удалец? – отец шутливо похлопал Яноша по плечу. – Смотри, какую звездочку себе отхватил, а?
– Сам своему счастью не верю, – засмеялся Ян. – Тут сегодня просто аншлаг.
– И не говори-ка, сынок, – с гордостью покачав головой, отозвался отец. – И это все к моей дочке пришли. А я всегда знал, что у нее большое будущее.
– Ну вы меня засмущали… – тихо вставила я.
Но мужчины на мои слова не обращали никакого внимания. Продолжали хвалить полотна на стенах, и, специально громче чем следует, говорили, что свою популярность я получила абсолютно заслуженно.
Отец побыл с нами недолго. Увидев старых знакомых в толпе, предпочел удалиться, обняв меня напоследок.
– Пап, завтра сходишь… со мной…? – осторожно ему прошептала.
Опустил взгляд на секунду теряясь. Знаю, что ему дается это не просто.
– Конечно, – согласился, предпочитая не показывать слабость.
– Тогда я утром заеду?
– Заезжай, родная. Буду ждать. Пашке позвоню. Может, с нами поедет. Хоть там все вместе побудем. Теперь…
Папа ушел, а я отвернулась, быстро смахивая слезы рукой.
Теперь только там мы и сможем все вместе побыть.
– Я поднимусь? – Янош заглушил двигатель, паркуя машину возле моей старой квартиры.
Арендовать новую, пока я в разъездах, было невыгодно. И в конце концов отец настоял, чтобы я отказалась от этой глупой затеи.
Да и наши с папой разногласия потеряли уже всякий смысл, после того, что случилось.
Так что я перевезла вещи обратно.
Зато оказалось, что моя солнечная Улька живет буквально в паре домов. Теперь мы не просто подруги, но еще и соседи.
– Я немного устала, – признаюсь откровенно, сжимая его теплую руку. – Но, если ты хочешь, конечно.
Ян по-свойски притягивает меня ближе к себе. Целует в висок. Запах вдыхает.
Он часто так делает. А у меня в такие моменты внутри теплота.
Посидеть вот так с ним минутку, посмотреть в вечернюю темноту за лобовым.
И на душе сразу спокойно. Вся тревога уходит.
– Я тобой горжусь, Соня.
Улыбаюсь смущенно. Опускаю глаза.
– Ладно, беги отдыхать, малышка. Ты права, я тоже не совсем хорошо себя чувствую. Наверное, последствия перелета.
– Акклиматизация? – щурюсь шутливо.
– Может быть, – неопределенно дергает головой. – Высплюсь и буду как баклажан!
– Как огурец, Ян, – смеюсь я задорно.
Янош легкий. Мне с ним тепло и приятно. Мы не ссоримся и не скандалим. Между нами все ровно. Спокойно. Всегда.
В мыслях не было даже крохотного сомнения, когда я говорила ему свое «да».
Но почему-то мои бесстыжие глаза весь сегодняшний вечер искали в толпе спину Асадова…
3
Софи.
– Привет, мам… – храбрюсь. Но голос все же ломается, съезжая в дребезжащие ноты. – Мы вот с папой к тебе…
Отец стоит сзади. Сжимает мое плечо.
Ничего не говорит. Только вздыхает.
Сажусь на скамейку, оглядывая кованую белую оградку и ровный газон. И фото мамы на памятнике.
Мамы не стало через месяц, после того, как они вернулись из Германии. Я лишь потом узнала, для чего они вообще туда ездили. Отец рассказал. Про то, что болезнь обнаружили поздно. Что от химии мама категорически отказалась. Вполне в ее стиле. «Лучше умереть счастливой, чем жить в мучениях» – сказала однажды.
Жаль, что я узнала обо всем слишком поздно. Когда уже любая терапия была бы бессильна.
Может быть, узнай я хоть чуточку раньше… Смогла бы ее уговорить, упросить попробовать всё… Лишь бы…
Может быть…
Но время назад не вернешь.
Поначалу на отца очень злилась. Как он мог не сказать?! Как он от нас с братом мог такое скрывать? А потом не до обид уже стало.
Папа буквально себя потерял. Посерел. Постарел. Когда мамы не стало – два раза за месяц в больнице с сердцем лежал.
Мне тогда нужно было на первую выставку уезжать. Но я готова была все отменить, лишь бы ему стало лучше. Он сам меня уговорил. Настоял.
Именно тогда произнес слова, которые я больше всего хотела услышать:
– Родители уйдут. Рано или поздно. Но главное, чтобы вы жили дальше. Судьбу свою строили. И счастливы были. Это единственное, что вы нам с мамой должны.
Я расплакалась, как пятиклассница, прикрывая руками лицо и громко хлюпая носом. Как же я ждала этих слов от отца. Всю свою жизнь. Но сказаны они были в такое темное время.
Дождалась, пока папу выпишут. И на свой страх и риск покинула город.
Когда пару дней выдавалось свободных – сразу билеты брала и летела домой его навестить.
Но отец сильный мужчина. Несмотря на такую потерю, продолжил жить дальше. Без былого азарта в глазах. Без прежней радости в голосе. Кажется, его даже бизнес уже особо не интересует… Но он старается. Вижу. Старается делать вид, что все хорошо.
– Жаль Пашка не смог с нами поехать, – сокрушался отец, когда мы шли по аккуратной дорожке от кладбища.
– Жаль, – подтвердила. – Но у него же все хорошо? – брата с тех пор, как вернулась, видела мельком.
– Сам удивляюсь, – откровенничает папа со мной, беря под руку. – С тех пор, как мамы не стало, он так… Изменился. За голову что-ли взялся. Повзрослел. Днями и ночами в офисе пропадает.
– А твоей гостиницей все еще занимается Данис? – уточняю, и сама не пойму зачем это делаю.
Слышала, что Асадов до сих пор ведет основные дела. Наверное, папе и правда непросто, раз он попросил друга продолжить.
– Данис там редко бывает. У него и своих забот выше крыши. В основном уже все на Пашке. Дана я попросил контролировать. Так, как-то, спокойнее…
Я киваю, подходя ближе к машине.
– Я праздновать не буду, – говорю папе тихо. – Но вечером посидим немного в кафе с Яном и Улей. Ты тоже приходи, если хочешь. И Пашку бери. Я буду вам рада.
Папа смотрит в смятении. Вижу, что не знает, как отказать. Для него сейчас любые радостные события – ножом по сердцу. Потому что с мамой разделить их не может.
– Пашке передам, конечно, – трясет головой. – Но сам не приду, извини уж старика. Да и что мне там с молодежью делать, – улыбается виновато.
Внутри роется доля смятений.
Может, ну его? Отменить все, пока не поздно еще? Сколько у меня их еще будет, этих дней рождения?
Но вспоминаю уговоры Ули, и не решаюсь рубить с горяча. Хотя настроения праздновать нет никакого.
Подхожу к отцу ближе и обнимаю его:
– Я не обижаюсь, – говорю тихо-тихо, – но все равно буду ждать. Па, я тебя очень люблю.
Отец тоже меня обнимает. Голову немного склоняет, упираясь лбом в мой. Глаза прикрывает.
Так мы и стоим пару долгих минут.
Делим безутешную скорбь.
– С днем рождения, маленькая, – поздравляет отец еще раз напоследок. – Ты уж прости, что без вечеринок в этом году.
Киваю. Я все понимаю. Все понимаю.
Машу рукой, пока его большой черный джип не скрывается за поворотом, и сама держу курс по направлению к дому.
4
Софи.
В «Укроп» я прихожу первая, хотя искренне полагала, что все уже собрались. Хмуро гляжу на часы. Половина девятого.
Имениннице опоздать на полчаса еще позволительно, а вот гостям…
Приветливая официантка провожает меня за нужный столик и приносит меню.
– Я жду друзей, – отзываюсь смущенно, – закажу, когда они подойдут.
Добродушно кивает, но по своей инициативе приносит бокал шампанского и пирожное. С праздником поздравляет. Вероятно, когда Янош бронировал столик, предупредил.
Так и сижу одна, с наполовину выпитым бокалом шампанского и нетронутой сладкой нугой на блюдце, еще двадцать минут.
Оглядываюсь по сторонам. За соседним столиком влюбленная пара. Милуются, что-то шепчут друг другу. Чуть подальше большая компания девочек. Тоже косятся на меня.
Чувствую себя еще более глупо.
– Извините, а столик на восемь был забронирован? – ловлю все ту же официантку.
Она сбегает, чтобы все уточнить. Но подтверждает, когда возвращается.
Долго копошусь в сумке, чтобы отыскать телефон. Часы отбивают начало десятого. Вижу четыре пропущенных от Ули и сообщение Яноша. Сначала читаю его:
«Малышка, я так виноват. Но мне еще хуже. Температура. Все болит адски. Пришлось ехать в больницу. Повеселись там с подругой за нас обоих. Прости. Я тебя очень люблю. Твой Баклажан»
И уже почти нажимаю кнопку дозвона, чтобы справиться о его самочувствии, и, может, привести какие лекарства, как мобильник раздается очередным звонком от подруги.
– Сонька, блин, только не обижайся! Я умоляю! – начинает причитать Уля в трубку, – напарница ногу сломала, а подменить некому. Меня вызвали. Я уже как только съехать не пыталась, вообще ни в какую. Обиделась, да…?
– Уль, – улыбаюсь устало. И жестом прошу счет у официантки. – Это же работа. На что обижаться?
– Уф-ф! – выдыхает та облегченно. – В следующий раз мы с тобой так оторвемся! Клянусь всем, чем хочешь! Надо только выходного дождаться! А вообще, норм даже, да? Будет у тебя с твоим принцем романтик сегодня!
– Мхм, – подтверждаю.
Еще пару минут Уля что-то беззаботно лепечет, а потом сообщает, что уже добралась до отеля, и приступает к работе.
Счет мне не приносят, сообщая, что угощение – подарок от заведения. Плачу за него чаевыми, и быстро подобрав сумочку, спешу убраться отсюда. За это время на меня там разве что самый ленивый с любопытством не покосился.
Пашке звоню по дороге. Брат скомкано поздравляет, но сообщает что по уши занят работой.
Зависаю над сенсорной кнопкой, чтоб набрать номер Яна. А потом убираю мобильник в карман.
Просто тихо и немного устало иду еще пару кварталов до дома.
Мне одиноко и горько с утра.
Не хватает мамули, и привычного папиного сильного взгляда.
И Пашку, и Улю, и даже Яноша я понимаю, и осуждать не берусь.
Но сейчас, прямо вот в этот момент, мне хочется немного тепла и заботы. Может быть, я неисправимая эгоистка. Может быть, инфантильная дура, и не ценю то, что есть.
Но в данный момент сил противиться этому зудящему чувству внутри просто нет.
Я думаю, что нужно на ночь выгулять Баниса, чтобы он не напрудил на коврик в прихожей. Что завтра на свет появится очередная картина, больная и грустная, в серо-синих тонах, где я изображу этот день.
Где-то фоном, на уровне подсознания, изумрудный взгляд продолжает мелькать…
Вот бы можно было мысли о ком-то просто выключить. Или стереть себе память. Уверена, многие люди бы хорошо заплатили, додумайся ученые как избавить их от локальных воспоминаний.
И я гадаю, согласилась ли бы на добровольную амнезию? Просто проснуться и понять, что Его не было никогда. Что под сердцем уже не болит. Что душу не тянет тоской.
Это все… каково?
Щелк. Пальцы сами собой оттягивают на запястье резинку.
Иду по тротуару, беспечно болтая сумкой в руке. Смотрю на темные кроны деревьев, свисающих над аллеей.
А когда поворачиваю за угол дома, где скрыт мой подъезд, сумка падет прямо на землю.
Я растерянно ее поднимаю, не сводя глаз с черной глянцевой Ауди, припаркованной у меня под окнами. Кусая губы, читаю ее номера. Сомнений не остается, но я продолжаю стоять в тени дома, и понятия не имею, почему так боюсь выходить.
Он здесь. Данис здесь. Прямо сейчас. Его машина возле моего дома. Не просто же так? Он приехал ко мне? Или здесь живет еще кто-то знакомый?
Может, он нашел себе новую девушку, и мы с ней соседки?
А может, просто проезжал мимо, и…
И что, Софи? Решил остановиться, чтобы шнурки завязать?
Я взмахиваю волосами, смотря прямо перед собой. Делю шаг чуть быстрее, и не глядя на черный автомобиль, прохожу мимо него.
Слышу, как открывается дверца.
– Софи… – говорит Дан, и в его голосе я читаю улыбку.
Оборачиваюсь. Удивленно гляжу:
– Данис? А что ты тут делаешь? – он ведь не видел, как я робела в тени минуту назад?
Асадов огибает машину. Опирается бедрами о капот. Улыбается, как всегда, слишком самоуверенно. Подхожу к нему ближе.
И только в этот момент Дан распахивает пассажирскую дверцу.
Там, на сиденьи, лежит роскошный букет белых роз. Аромат от них тут же проникает в мое обоняние. Оседает в рассудке, позволяя свыкнуться с мыслью: «Дан хочет подарить мне цветы». Шокирующей мыслью, надо заметить.
– Это…? – смотрю на букет, потом на него.
– С днем рождения, крошка Софи, – вот так, запросто, говорит, будто между нами и не было десяти месяцев. А еще будто не было того вечера в номере.
Но, черт побери, как же приятно, что хоть один человек сегодня смог выделить время меня навестить и даже букет цветов подарить…
Для приличия, пару минут я мысленно воюю с собой. Одна часть говорит отказаться от подношений и гордо вздернув нос, укрыться в квартире. Вторая уже растекается в блаженной благодарной улыбке.
Второй я сегодня склонна доверять больше, несмотря на ее безрассудство.
Асадов поднимает букет, но дверь машины не закрывает. Приглашает меня.
Я сажусь. Через мгновение он передает букет мне, а сам приземляется на водительское.
Убавляет громкость магнитолы в авто. Смотрит искоса, не спуская с губ полуулыбку.
– С днем рождения, – повторяется.
– Ты уже поздравил, – отзываюсь смеясь.
Ныряю лицом в ароматный букет и втягиваю запах ноздрями. Голову кружит, а та, первая моя часть, воет белугой.
Но это всего лишь букет! – осаждаю ее. – Я ведь ничего плохого не делаю! Разве мы теперь не можем просто общаться?
Но «просто общение», «просто букет» и «просто страсть, которую стоит забыть» совсем не вяжутся в моей голове с тем взглядом, который сейчас транслирует Данис…
5
Софи.
– Выглядишь хорошо, – замечает Асадов.
Смотрю на него, искусав изнутри все щеки.
– Спасибо, – шепчу, и снова ныряю носом в цветы. Неловко все как-то. – А ты, как всегда, не стареешь, – пытаюсь неуклюже шутить.
– Софи, – он тормозит после произнесенного имени, и это заставляет занервничать. Щурит пронзительные глаза. – Ты прости. За то, что между нами случилось тогда.
Я на инстинктах делаю вдохи. Глубокие, ненасытные. Будто еще чуть-чуть и доступ к кислороду мне окончательно перекроют.
– Не за что извиняться, – кладу букет на колени, но лучше б держала. Теперь неосознанно заламываю пальцы рук, и Дан это видит. Видит, как нервничаю. А я не хочу, чтоб он видел. – Было и было, – пожимаю плечом. – Подумаешь. Все уже в прошлом давно, – улыбаюсь, и, по-моему, выходит даже естественно.
Немного оторопев от моей безмятежности, Асадов кладет руку на руль. Смотрит прямо перед собой.
– И по поводу твоей мамы…
– Не надо, – выдыхаю я резко.
Не сейчас. Не в этот момент.
Почему-то мне кажется, что именно здесь и сейчас я способна расплакаться, если мы начнем о ней говорить.
Дан помедлил немного, но все же продолжил:
– Я не хотел от тебя что-то скрывать. Наверное, стоило рассказать. Но твой отец попросил не делать этого.
Отвернулась к окну, пряча глаза.
– Я бы могла все исправить, Дан.
Я бы могла ее уговорить на лечение, если бы знала.
Но мне никто ничего не сказал.
Никто.
Даже Данис.
Он помедлил с ответом. Но блуждал по мне взглядом. Я это ощущала, даже не видя. То плечо обожжет хлесткой плетью, то кожу бедра в том месте, где платье выше положенного приподнялось.
Это всё его взгляды. Короткие. Почти мимолётные. Он, наверное, думает, что незаметные.
Но ни на одного мужчину на этой планете я больше не способна так реагировать.
Не способна чувствовать кого-то еще, даже не прикасаясь.
– Наверное, сейчас я бы поступил по-другому, – откровенно признается Асадов, – но тогда я считал, что делаю правильно, не говоря тебе ничего.
Я сглатываю тягучий ком в горле. Слезы уже собрались в уголках глаз, грозясь испортить первый за вечер приятный момент.
Поворачиваюсь, ловя его взгляд.
Улыбаюсь истерично немного.
– Я же сказала. Не надо.
Не спешит улыбнуться в ответ. Смотрит серьезно, будто пытаясь впитать каждую из эмоций, которую замечает во мне.
– Мне пора, если честно, – натянуто признаюсь.
– Проводить? – Отзывается запросто, и это царапает. Не предлагает еще посидеть. Не огорчается от того, что я собираюсь уйти.
Значит, и правда приезжал извиниться?
А на что я надеялась?
Что он кинется в ноги и начнет клясться в любви? Конечно же, нет.
А, даже если и начал бы, я бы остановила сама. У меня Янош есть. Я его ценю и люблю. И не собираюсь рушить наши идеальные отношения из-за призраков прошлого, вдруг представших передо мной воплоти.
– Не надо провожать, – ерзаю на сиденьи, – мне… пора.
– Беги, Софи, – по-доброму говорит. Скользит взглядом по моим рукам, обнимающим огромный букет. Останавливает его на кольце. – Не поздравил с помолвкой, – замечает слегка отстраненно. Снова смотрит в глаза: – Я рад за тебя. Надеюсь, ты будешь счастлива.
Ну отчего?! Отчего эти простые, непритязательные пожелания счастья так меня ранят?!
Почему мне так сильно хочется, чтобы ему было хоть немножко не все равно?!
И со злости, мне хочется закричать, что я буду! Обязательно буду! И счастлива! И любима! И что у нас будет самая лучшая свадьба! А потом я рожу Яношу кучу детей! И мы будем самой крепкой семьей на всем белом свете! Будем всем друг с другом делиться, а по выходным смотреть Нетфликс в одинаковых пижамах!
И мы никогда! Никогда не будем делать больно друг другу! И он меня будет ценить! И любить! И на других даже не вздумает посмотреть! И про запас у него не будет припрятана Ханна-Лана-Монтана или еще какая-нибудь супер модель!
Но, вместо этого, я почему-то начинаю оправдываться…
– У меня там… собака… Погулять нужно с ним, – негромко произношу. Ощущение, будто я обязана ему сейчас объяснить, что не к жениху так спешу. А всего лишь к щенку.
Дан отстраненно кивает. Кажется, ему на это совершенно плевать.
– В общем, – прикусываю язык. – Спасибо за цветы еще раз. Но мне правда пора.
Я не жду, пока он попрощается. Лишь скольжу взглядом по плечу, обтянутому тканью темного пиджака. По уголку белоснежной рубашки. По подбородку.
А выше посмотреть не решаюсь.
Посмотреть выше – это значит зайти на небезопасную глубину.
И опять подвергнуть себя риску утонуть в глубине его глаз.
Уже, когда почти выхожу из машины, Асадов меня окликает. Приходится нагнуться, заглядывая в салон через опущенное стекло.
– Ты одна собралась гулять в такое время? – Интересуется он.
– Да, но… – я трясу головой, озираясь по сторонам. – Да ладно, я каждый день в это время выгуливаю его. Ничего, – безмятежно улыбаюсь и сказать больше нечего.
Наш диалог полностью себя исчерпал.
Я киваю ему напоследок. И скрываюсь в подъезде.
Достаю лучшую вазу для роз. Ставлю их на кухонный остров. По центру.
Треплю Баниса по макушке, беря его на руки, пока издалека наблюдаю, как восхитительно выглядит этот букет.
Бани старательно вылизывает мою щеку и шею, давая понять как скучал.
– Вот так значит любят, да? – Прижимаю его к себе крепче. – Ты прав, дружок. Ты прав.
И решительно вынимаю из вазы цветы, отправляя их прямиком в мусорное ведро.
Не раздумывая, отправляюсь на улицу, нацепив Банису поводок, который он совершенно не любит.
Мы гуляем по темной аллее, и Бану конечно же хочется наматывать круги именно возле разбитого фонаря, в том месте, где темнее всего.
Ежусь немного от вечерней прохлады. Оглядываясь по сторонам, замечаю, как черная Ауди все еще тут…
Он не уехал. Просто перепарковался на противоположной от моего дома стороне.
Смотрю удивленно. А машина дружелюбно мигает мне фарами, мол «все окей, я просто постою тут немного».
Отворачиваюсь, пряча улыбку. Через пятнадцать минут заканчиваю прогулку, ни разу не посмотрев больше в сторону Ауди. Но каждую секундочку ощущая, что этим вечером я под надежной защитой.
Вернувшись домой, слышу, как авто уезжает, как только в моих окнах загорается свет.
Вынимаю из ведра розы. И, извинившись перед цветами, ставлю обратно.
В самую лучшую вазу.
6
Софи.
– Как ты? – я жалобно выпячиваю нижнюю губу, заглядывая в светло-голубые глаза Яноша. Сейчас они покрылись красной сосудистой сеткой и стали гораздо тусклее обычного.
Он распахивает дверь съемной квартиры, в которой остановился, и жестом приглашает меня пройти внутрь. Паркую Баниса на коврике в прихожей. Затем снимаю с него поводок и отпускаю исследовать эти хоромы.
Здесь я была всего пару раз, и то мельком. Обычно мы проводим вечера у меня. Там все же более обуючено, чем в голых безжизненных стенах арендованного жилья. Но на совместную жизнь мы с женихом договорились лишь после свадьбы.
Оба хотим, чтоб все было правильно.
– Горло, – поясняет Ян, морщась и обхватывая шею рукой.
Деловито киваю, осматривая больного на предмет иных признаков ОРЗ. И принимаюсь за распаковку пакета. Выгружаю на кухонный стол спреи, сиропы, таблетки. Гору фруктов и четыре коробки свежего сока. Это все я купила только что, по дороге.
Понятия не имею, как дотащила. Но сделать это было просто необходимо. Так я чувствую себя менее виноватой за то, что вчера позволила себе всю ночь напролет думать о другом человеке и любоваться на букет, подаренный им…
– Просторно здесь, – отмечаю все прелести съемной квартиры. На кухне большое видовое окно, смотрящее прямо на море. В квартире много воздуха и пространства. Да и в целом интерьер довольно приятный. – Вот умеешь ты, – подшучиваю над ним, пока Янош через силу пьет сладкий сироп. – Даже арендованное жилье на несколько недель, и то со вкусом подобрал.
– Это не я, – отзывается, подходя ближе и обнимая меня со спины, – это агент.
– М-м-м. А я уже было решила, что у тебя идеальный вкус.
– Так он идеальный, – жених нежно убирает мои волосы с шеи и оставляет на коже дорожку из поцелуев. – Иначе, я бы не выбрал самую красивую девушку в мире.
Я глупо хихикаю, уворачиваясь от нежностей.
– Ты же болеешь! У тебя постельный режим!
– О-очень постельный, – рычит Янош, подхватывая меня и обездвиживая. Несет на кровать, а я брыкаюсь и хохочу.
Но в спальне настроение резко меняется, становясь интимным и будоражащим. Мы долго целуемся, по пути снимая друг с друга одежду. Его домашние брюки и поло мне легко поддаются. А вот мое летнее платье с тысячей мелких пуговок предпочитает держать оборону. В конце концов Янош психует и просто стаскивает его через голову.
«А Асадов бы разорвал» – безбожно проносится у меня в голове и я столбенею с задранными руками, пока Ян возится с платьем.
Какого… дьявола?!
Нет. Мысли о Данисе в моей голове вовсе не редкие гости.
Но ведь ЭТО уже никуда не годится. Я начала сравнивать с ним жениха, чего раньше старалась категорически не допускать.
Что дальше то будет? Заведу их имена в два столбца и буду собирать плюсы и минусы?
Стиснув зубы, принимаюсь хлестать себя по запястью резинкой. Янош наконец заканчивает воевать с моим платьем и удивленно наблюдает за действием.
– Что ты делаешь?
Поперхнувшись, понимаю, что не всем подобные телодвижения ясны и понятны.
– Остужаюсь, – нервно смеюсь. – Слишком… – обмахиваю щеки рукой, – завелась слишком сильно.
Одна бровь жениха с удивлением ползет вверх. Но он предпочитает не комментировать. Приникает губами к ложбинке на моем декольте. Кусает и тянет ткань кружевного тонкого бюста.
«Асадов бы все это сорвал, к чертовой матери» – бунтует противный тоненький голосок в моей голове.
А ну, цыц! Дезертир! Я Яна люблю! Что еще за Асадов?! И слышать про него не хочу!
«Слышать, может, и не хочешь. А вот его самого очень даже хочешь. И намного больше, чем любимого жениха…»
Я разочарованно делаю губами «П-ф-ф»
Янош отрывается от поцелуев, и поднимает глаза на меня.
– Что случилось? Тебе не нравится?
Кусаю губу. Бегаю взглядом. А потом сама набрасываюсь на парня, садясь на него сверху, словно наездница.
– О-у, – играет бровями.
Но мне уже не до игр. Мне просто необходимо немедленно заняться с ним сексом, чтобы доказать противному голосу в голове, что своего жениха я хочу! Еще как!
Торопливо сдвигая перешеек трусов, беру его член, раскатываю по нему латекс, и вставляю сама. Такое поведение для меня не типично, поэтому Янош немного теряется.
Сдергиваю с себя бюст, отшвырнув его в сторону. Выгибаю спину, совершая движения. Кладу свои ладони в ладони любимого.
Мы подаемся навстречу друг другу синхронно, словно давно разучили движения. Никакой неловкости или заминок.
Янош наблюдает, как вздымается и падает моя грудь. Иногда приподнимается, чтобы впиться губами в соски. Иногда разрывает наш контакт рук, чтобы переместить их на бедра.
Но чаще всего мы смотрим друг другу в глаза.
Я делаю так с самого нашего первого раза. Мне важно смотреть Яну в глаза, потому что если я свои закрываю…
Если я свои закрываю…
Яркие картинки из прошлого тут же начинают вспыхивать в голове, как кадры из киноленты.
Его сильные руки на моих бедрах. Его голодные поцелуи. Дан брал меня сзади. Жадно и ненасытно. Будто глотал кислород, находясь под водой.
А я впитывала любимый запах сандала и табака. Отдавалась ему целиком, без остатка, подарив всю себя.
Наш секс был особенный, сколько бы Дан не пытался это скрывать, я видела, как затронула его самое глубокие струны. Как мы играли на чувствах друг друга взахлеб.
Как страстно друг друга желали.
И я все еще помню, с каким неистовым упоением он насаживал меня на своей член снова и снова в том гостиничном номере…
Психую сама на себя, и тут же распахиваю глаза, возвращаясь в реальность.
7
Софи.
Останавливаю движения.
– Что-то не так? – заботливо интересуется Ян.
– Ничего… Нет… Давай… Давай попробуем… сзади?
Жених смотрит на меня с подозрением, будто мысли мои способен подслушать. И я краснею до кончиков ногтей на ногах.
– Что? – Свожу жалобно брови. – Разве мы не должны вносить разнообразие?
Удивительно, какую игру затеяло мое подсознание.
Точно зная, что именно мне необходимо, чтобы достигнуть разрядки, оно готово на многое. Даже меня пытается обмануть, приговаривая, что «в этом нет ничего такого…»
Подобная поза для нас непривычна, но Ян не отказывает.
– Нет, нет, – верчу головой, когда он пытается уложить меня на кровать.
Смотрит с вопросом.
Я поднимаюсь на ноги, и тяну его руку. Совершенно серьезно заглядываю в глаза.
Встаю возле стенки. Наши тела близко, плотно прижаты друг к другу. Я чувствую, как член жениха упирается мне чуть ниже пупка.
Разворачиваюсь, оттопыривая для него ягодицы.
Янош проводит рукой. Не говорит ничего. И за это я ему благодарна. Какие-нибудь нелепые комментарии, типа «М-м-м, ты хочешь вот так?» были бы сейчас совсем неуместны.
Входит в меня после долгих прелюдий, исследовав пальцами лоно.
Но, когда входит… Теряюсь.
Теряюсь в запретных желаниях. В порочных эмоциях. В воспоминаниях, о которых не должна сейчас думать…
«Дан… Дан… Дан…» – синхронно стучит в моей голове в ритм сердца и шлепков голых тел друг о друга.
Янош финиширует первым, содрогаясь конвульсией, но знает, что я до сих пор не получила то, что хотела.
Зажимает у стенки, не позволяя мне двинуться с места. Одну руку кладет на возбужденную грудь, вторую перемещает на клитор. Водит пальцами. Но слишком нежно и ласково.
Я хватаю его за запястье, чуть тормозя. Кладу свои пальцы сверху и довожу дело до конца, наконец позволив телу выплеснуть волны энергии.
– Любимая… – шепчет Янош в запале, когда мы оба тяжело, часто дышим.
В моей голове противный тоненький голос продолжает что-то пищать.
«Ну и что? Ну и что, что мне приходится время от времени подсказывать жениху, как правильно с моим телом следует обращаться? Это же совершенно нормально! Никто мое тело лучше меня знать не может!» – мысленно шиплю я в ответ.
Но он обрывает меня коротким и нерушим:
«Не может? Уверена…?»
Я кладу голову на его грудь, водя пальцем по коже.
– Что думаешь? Может, стоит расширить список гостей? Места еще есть.
Янош часто моргает, пытаясь не провалиться в дремоту. Сцеживает зевок.
– Не знаю, заяц, – чмокает меня в макушку. – Если для тебя это важно. У меня все, кого пригласил, точно будут. Родители уже через пару дней приедут сюда.
Я рассеянно понимаю, что до нашей свадьбы осталось не так много времени. Странно, что я совсем не испытываю никакого мандража. Невеста ведь должна волноваться?
– А ты переживаешь? – весело заглядываю ему в глаза, но… уныло хмыкаю, заметив, что Янош уснул.
Встаю с кровати, и босая, на цыпочках передвигаюсь по спальне, выискивая белье.
Когда одеваюсь, исчезаю на кухне. Это совершенно нормально, что он сейчас спит. Он болеет. Ему нужен реальный постельный режим.
Но почему-то на душе так тоскливо.
Будто меня снова бросили, получив то, что хотели…
Растираю запястье после очередного удара, и наливаю себе кружку крепкого кофе. С недавних пор я стала пить его только крепким, без добавок и сахара.
Так любил он.
Щелк.
Я параноик.
– Бан, – уныло тяну, когда пес плетется на кухню. Видно, тоже вздремнул, а я его разбудила. Сегодня в этой квартире просто сонное царство… – Пойдем погуляем? – услышав знакомое слово, он дружелюбно принялся намахивать спиралькой-хвостом.
Под «прогулкой» я имела в виду поход в самый роскошный свадебный бутик города… Ведь выбор платья я умудрилась оттянуть до последнего. Но Банису знать об этом вовсе обязательно. Мальчики обычно не в восторге от шоппинга.
Уля сегодня работает, поэтому я набрала Ингрид, узнать не сможет ли девушка составить мне приятную компанию и стать соратником в таком сложном деле.
Та, на мое удивление, согласилась, отложив дела в галерее, и уже через полчаса мы встретились в центре.
8
Софи.
– Матерь божья, сними ты эти ужасные очки, – сетует Ингрид, тыкая пальцем в стильные мужские Рей Баны на моем носу. – Они же даже не унисекс. И вообще не подходят тебе.
– Да? А мне нравятся! – смеюсь я задорно, и с гордостью их поправляю.
Никто ведь не знает, что эти очки я стащила у Даниса в наш «идеальный» единственный день.
Теперь это мой любимый аксессуар. Но Ингрид их невзлюбила. Может, не зря?
– Так, так… – она многозначительно потирает ладони, когда мы заходим в бутик. И даже руки слегка разминает, будто собирается с кем-то бороться. Кто знает, может и придется вступить в схватку с другими невестами за «то самое» платье.
Но в бутике оказывается на редкость не людно. Царит приятная атмосфера спокойствия и необходимой прохлады.
– Здесь можете отдохнуть. Вот тут у нас новая коллекция. Шампанского? – услужливо предлагает милашка консультант. Забирает у меня из рук Баниса и усаживает его в отдельное кресло. – Я присмотрю за ним, пока вы будете примерять, – оповещает меня.
– Вы ему нравитесь, – замечаю, как Бан довольно виляет хвостом. Ну еще бы. Ему такой сервис точно пришелся по вкусу.
– О.МОЙ.БОГ! – открывает Ингрид рот, когда я примерно в сотый раз покидаю примерочную. Были и простые «Ого» и «Вау» и даже «Великолепно». Но вот такого восторга в глазах еще не было.
Я неуверенно шлепаю к подиуму, чтобы рассмотреть себя в зеркале.
Подруга подскакивает на ноги, отложив бокал в сторону. Принимается хлопотать, поправляя складки на юбке.
– Это оно? Оно? Ну Соня, скажи, что тебе нравится! Оно же… – прикладывает ладошку к груди. – Тебе так идет!
Внутри что-то живо трепещет.
Смотрю на себя в этом платье, и ощущаю тот самый мандраж, которого еще пару часов назад не было и в помине.
– Оно… – тихо произношу.
Глаза вдруг начинают слезиться.
Ингрид умиляется замечая. А я радуюсь, что она приняла это за слезы восторга.
Нет. Платье прекрасное. И правда «то самое». Роскошный атласный корсет без бретелек. Пышная юбка, делающая из меня фарфоровую статуэтку. Шелковая лента на талии.
Но я… Я будто этому платью не подхожу.
Я будто вообще ни одному платью не подхожу. Не подхожу роли невесты.
Я чувствую себя грязной, после того, что сделала утром.
Я не должна была думать о Нем, когда занималась любовью со своим женихом.
Я не должна была вчера брать цветы и тем более садиться в машину.
Я не должна даже резинку эту носить и тешить ненормальные наклонности причинять себе боль. Похоже, мой психолог был слегка не в себе, когда посоветовал это.
– О-оу, – с упоением вертит меня в разные стороны Ингрид, получше разглядывая. – Куколка, ты такая красивая.
Даже Бан ей поддакивает, радостно тявкая.
– Ин, – нерешительно заглядываю подруге в глаза. – Мы ведь с Яношем не торопимся, правда?
– Торопитесь? Да ты что?! Более гармоничной пары я в жизни не видела! Вы же так друг другу подходите! Вы как две детальки одного целого!
Я слушаю ее, старательно кивая после каждого слова.
Вот именно. Вот именно!
Мы друг другу подходим. Мы как детальки.
К чему эти сомнения, Соф?
– Я просто думаю, – до последнего пытаюсь оправдать свой мандраж. – Папа сейчас абсолютно не в форме. Конечно, он не имеет ничего против свадьбы. И даже за. Но, может… Стоило подождать? Еще ведь и года не прошло, как мамы не стало…
Рассеянно наблюдаю за Ингрид, пока она продолжает все что-то поправлять на этом чертовом платье.
– Ну брось, – беззаботно отмахивается. – Здесь слишком странные традиции. Не нужно… Ой… – она медленно вскидывает глаза и замирает.
А затем обнимает меня.
– Прости, милая. Конечно же, это совершенно нормально, что ты грустишь по своей матери. Я не имела в виду, что тебе не стоит этого делать. Просто… Хотела сказать, что твоя жизнь продолжается. Уверена, твоя мама была бы очень рада, что ты хочешь быть счастливой и выйти за любимого человека.
– Ты думаешь, я все делаю правильно…?
– Конечно. Конечно, моя алмазная девочка, – подтрунивает Ингрид. Так она начала меня называть, когда я ей впервые показала работы. «Ты алмаз, София. Пока еще не ограненный. Но мы над этим будем работать».
Не знаю, что послужило причиной. Быть может то, что Ингрид старше меня и в ней я больше вижу наставницу, чем подругу. А может, мне просто очень сильно хотелось сейчас это почувствовать.
Но, стоя там, посреди бутика в неудобном платье, и обнимая ее, я вдруг подумала, что мама обняла бы меня сейчас точно так же. И даже на секундочку я смогла представить ее вместо Ингрид.
9
Софи.
Платье куплено. С моего счета списана круглая сумма. Напротив последнего пункта подготовки к самому важному дню можно смело ставить зеленую галочку.
Но смута внутри до сих пор не дает мне покоя.
По дороге домой, я захожу в летнее кафе, занимаю место под навесом, и, усадив рядом Баниса, заказываю бокал дорогого вина и десерт.
Сейчас моя жизнь в корне отличается от той, что была еще год назад. Я уже не могу позволить себе веселиться бездумно, или тратить время впустую. Я всегда занята. У меня всегда куча дел. Много работы.
Но сегодня мне хочется хоть на мгновение представить, что этого нет.
Что мне вновь 18. Что мама жива, а на днях отец закатит очередную грандиозную вечеринку в нашем особняке. Что ближайшие мои месяцы не расписаны выставками, а в перерывах между ними я не сдаю экзамены в универе, закрывая хвосты.
Сегодня я вновь беззаботная крошка Софи. Эгоистичная и немного дурная. Та, которая может позволить себе поцеловать лучшего друга отца.
Поэтому терпкое вино я пью с наслаждением, смакуя каждый глоток и любуясь на закатное солнце, которое вот-вот спрячет бока за горизонтом в конце этой дороги.
– Соня? – слышу, как меня окликает знакомый девичий голос.
Вздрагиваю, выныривая из глубины своих мыслей, и оборачиваюсь. Бан, пригретый на солнышке, тоже подрывается, озираясь по сторонам.
– Нина! – радостно, но немного растерянно восклицаю.
Ох, как же много все-таки изменилось с тех пор, когда мы с ней близко общались…
Я поднимаюсь со стула, обнимая подругу. Она только пришла и разместилась за соседним столом.
– Ты одна? – я киваю на свой столик. – Давай ко мне? Поболтаем.
Но Нина неуверенно мнется.
– Я Марту жду, – признается она.
И мы обе смолкаем.
С Мартой у меня отношения достаточно напряженные, а всему виной…
– Соня…? – тихо разносится за спиной, и я, тут же налепив на губы самую дружественную улыбку, поворачиваюсь к Марте лицом.
Обнимаю ее, и, ради вежливости, она не отстраняется, и даже обнимает в ответ.
– Девочки, я носик припудрить, – тут же ретируется Нино, подхватывая сумочку и галопом несясь в туалет. Тактичности не занимать. Понимает, что нам с Мартой нужно поговорить.
– Присядешь? – приглашаю подругу за столик. – На пару минут. Я хочу тебе все объяснить.
Марта раздумывает, но не дольше секунды. Решительно тряхнув головой, садится на стул.
Я виновато ей улыбаюсь.
– Ну… – нерешительно начинаю. – Как ты?
Поднимает взгляд, подернутый туманом не доброй иронии.
– Ладно, ты права, – понимаю этот посыл без объяснений. – Я тебя понимаю… Теперь понимаю. – Я вешаю голову, с тяжестью осознавая, какую боль приходилось испытывать Марте в то время, когда единственная подруга не смогла даже минутки найти, чтобы ей позвонить. Так я была занята своим разбитым сердцем… Глаза щиплет, а нос закладывает в момент.
Порывом, я хватаю девушку за руку. Сжимаю ладошку.
– Марта, милая, ты прости. Я должна была раньше это сказать! Мне жаль! Очень жаль! Понимаю, что ни одни слова сейчас уже ничего не исправят. Но, я ведь тогда просто не знала. А, если бы знала… А потом ты даже на звонки не отвечала уже…
– Я была немного занята, – усмехается Марта, но в этой усмешке столько печали… – Маму хоронила.
Внутри меня все переворачивается от этих слов. Чувствую, как лицо кривится спазмами. Зажмуриваюсь, выдавливая влагу, которая делает картинку мира размытой.
– Марта… – шепчу.
– Да ладно, – отмахивается она, – Кто старое помянет. Правда же? Я ведь тебе тоже даже не позвонила, когда твоя мама… – Мы обе даже дышать перестали, глядя друг другу в глаза. – Но мне… – она разочарованно покачала головой. – Мне просто не до этого было. Ты уж прости. Без Нины вон вообще не знаю, как бы все это пережила.
Я впитываю каждое ее слово, часто кивая.
– Вы сдружились, да?
– Мхм, – подтверждает.
Я пыталась ей дозвониться тогда. После той ночи. И даже домой приезжала, но никто не открыл. Да и какая бы из меня была моральная помощь, когда я сама после ночи в гостинице себя по кускам собирала. А потом все так закрутилось… Болезнь мамы. Ингрид и выставки.
Нина тоже перестала звонить.
А у меня… То ли времени не хватало набрать ее номер. То ли совести.
Улыбаюсь Марте, утирая мокрые щеки.
– Я так рада, что у тебя все в порядке сейчас.
На эмоциях обнимаю ее. Так мы сидим, пока не возвращается Нина.
– О, мир налажен? Можно снимать каску? – шутит она. Мы все немного неловко смеемся, а потом я, подхватив Баниса, перемещаюсь за соседний столик.
– Девочки, – свожу брови на переносице и только сейчас понимаю, как же мне их не хватало. – Мне столько вам нужно всего рассказать…
10
Софи.
– Помогите! Спасите! Что же выделаете?! Ироды! – истошно воплю, истерично брыкаясь.
Но мое тело плотно прижато двумя широкими мужскими плечами, а на голове какой-то мешок!
А еще мы едем куда-то!
Нет, нет. Я не попала в другую реальность. Просто все в моей жизни складывалось слишком уж хорошо! А я не ценила! Вот боженька и послал мне кару небесную!
– Клянусь, клянусь, – шепчу лихорадочно, даже не понимая, что говорю это вслух. – Я буду любить своего жениха, и больше никогда не посмотрю на другого. И работу свою я обожаю. Ну ты же знаешь. Пусть меня отпустят. Пусть только отпустят. Клянусь всем, чем хочешь… Хочешь, я буду в церковь теперь каждую неделю ходить? А на благотворительность я и так много даю. Ты хочешь больше? – пытаюсь торговаться с невидимым собеседником.
Слышу, как музыка в машине в это время стихает. А с обеих сторон от меня раздаются еле сдерживаемые смешки.
– Да как вы смеете потешаться?! – воплю возмущенно.
– Коль, может, скажем? У девчонки щас будет инфаркт. Нам такие спецэффекты вроде бы не заказывали, – произносит низкий мужской баритон, обладатель которого находится справа.
– Ну блин. Тогда и сюрприза не будет. А это обязательное условие, – раздумывает вслух «левый».
– Сюрприза?! Какого, к чертям собачим, сюрприза?! Вы похитили меня средь бела дня! Да я…! Да вы…! – от возмущения я почти задыхаюсь. Ну кто так делает, вообще? Какие-то похитители у меня несуразные. Нет бы, подкараулить, пока я Банисом ночью гуляю, к примеру. Но воровать человека по пути в магазин за молоком – это уже перебор!
– Ладно, – картинно вздыхает баритон, – не волнуйтесь вы так. Нам вас заказали.
Я громко истерично стону.
– Нет, нет, нет. У меня есть деньги! Сколько они вам заплатили?! Я дам больше, только отпустите!
Старательно верчу головой, пытаясь сквозь мешковину увидеть хоть что-то.
– Да не в том смысле заказали, – гогочет мужчина в ответ. Аккуратно приподнимает мешок, а я пугливо оглядываюсь, сдувая с лица прилипшие пряди волос.
Мужчина тянется в нагрудный карман пиджака, а у меня от ужаса глаза выходят за пределы орбит. Он сейчас пушку достанет и прикончит меня прямо тут?
Но габаритный амбал достает красненькое удостоверение. Открывает его, водя у меня перед носом.
– Все должно было быть натурально, но что-то вы слишком нервная. Да и ребята, походу, перестарались… – он посылает красноречивый взгляд водителю. Это он меня в мешок одевал и в машину заталкивал!
Я щурюсь, стараясь разглядеть, что за инстанция числится в корочке. Это у кого же есть полномочия приличных девушек красть?!
– Праздничное агентство «33 удовольствия»…? – читаю с неверием. – Вы издеваетесь? – Рычу, поочередно окидывая взглядом бессовестных мужиков. – Руки мне развяжите! Немедленно!
– Не положено… Надо доставить вас так, будто это было реальное похищение.
– Кому доставить?! – от злости я почти подпрыгиваю на сидении машины, будто оно припекает. – Кто этот бред заказал?! Всё! Я отказываюсь! Остановите машину!
– Так девушка и заказала, – глупо пожимает плечами амбал. – Я уж не знаю кто она вам. Имя у нее еще такое интересное… – он щелкает пальцами, припоминая. – А, и разговаривает с акцентом.
– И-и-ингрид… – тяну я, обреченно роняя голову на спинку сиденья.
– Да, да! Точно! – радуется амбал. Идиот.
– Выпустите меня… – стону успокаиваясь. Слава богу, что это не настоящее похищение.
Но, дьявол, как Ингрид в голову такое взбрело?! И главное, зачем оно туда ей взбрело?!
– Извините, нам деньги заплатили. Мы выполняем, – беззаботно лыбится мужчина, и сдвигает мешок на прежнее место, лишая обзора.
Смиренно сижу весь остаток пути, и только агрессивно и очень злобно дышу. Пусть слышат, что я все равно не в восторге от их компании тут!
– Ну вот, приехали. Выходим, выходим, – ведут меня под руки. – Так, тут ступенька. Вы осторожней. Ножку поднимаем. Ага, – а когда меня заводят в какое-то помещение, амбал тихо умоляюще шепчет: – Вы уж, пожалуйста, удивление изобразите. А то, мало ли, заказчик деньги обратно попросит.
Мой мысленный фейспалм перебивает любые другие эмоции.
Слышу, как бугаи уходят. Но мешок с меня никто снимать не спешит. В помещении прохладно. Какие-то звуки и тихая приятная музыка.
Ну Ингрид. Я тебе устрою…
Резко раздаются звуки хлопушек. В это же время музыка врубается на полную громкость. Кто-то сзади меня сдергивает мешок и освобождает запястья.
– Сюрпри-и-и-из! – недружным хором выкрикивают девчонки.
Часто моргаю.
Меня привезли в «Небеса». Это заведение я не способна перепутать с другим, потому что была тут тысячу раз. Когда-то владелец этого клуба купил мою картину, и взял ее за основу своего интерьера. Теперь в каждом уголке модного клуба есть частичка меня. И я лично принимала участие в создании интерьера.
– Ингрид! – я хмуро смотрю на нее, не обращая внимания на радостные лица девчонок. Тут и Марта с Нино, Уля, и еще пара – тройка моих старых знакомых.
И сама виновница торжества, ой, то есть, моего похищения, стоит прямо передо мной и самодовольно хлопает своими ладошками.
– Что?! – шлепает глазами она.
– Какого черта мне мешок на голову нацепили и в машину засунули?! Что это все такое, вообще?!
– Твой девичник… – часто моргает она. – А, кстати, да. Что это был за мешок?
– Это я у тебя хотела спросить! – я упираю руки в бока. – Ты зачем заказала мое похищение?!
– Похищение? – она невинно оглядывается по сторонам, будто ищет у остальных подтверждение, что ей не послышалось. – Но я не заказывала похищение. Я заказала твою доставку. Таинственную и очень деликатную. Мальчики наверное меня неправильно поняли…
О-о-о.
Я закрываю руками глаза.
– «Мальчики» наверное тебя неправильно поняли, потому что ты опять все напутала?! – рычу на нее, но уже без прежней агрессии. У Ингрид такое бывает, она слишком плохо знает язык, чтобы достоверно доносить информацию. Как-то раз Ингрид попросила рабочего в галерее убить картину, вместо того, чтобы попросить ее убрать. – Ладно, – вскидываю ладони вверх. – Черт! Нет, Ингрид! Не ладно! Я чуть в штаны не наложила, твою ж мать!
Девчонки хохочут, а Ингрид краснеет, закусывая губу.
– Ну ничего, – пищит она неестественным тоном. – Мы бы тут нашли во что тебя переодеть.
Мыслеобраз явно остался непонят.
Мы еще с секунду смотрим друг другу в глаза, а потом у меня тоже вырывается в хохот. Мне в руки всовывают бокал. Заставляют осушить прямо до дна. На шею вешают мишуру, а на голову цепляют ободок с мини – короной. Усаживают за столик рядом со сценой.
– Спешл фо ю, детка, – подмигивает мне Ингрид, плюхаясь рядом. И кивает на сцену. Подиум покрывается белым дымком.
– О, нет, – в отрицании верчу головой. – Только не говори, что ты заказала мне стриптизеров.
Но та лишь задорно играет бровями.
Ой, мамочки. Во что она меня вляпала?
11
Софи.
Крепкие поджарые парни выходят на сцену, стреляя глазами.
Краснею, а потом и вовсе зажмуриваюсь.
Девочки начинают улюлюкать так пошло, будто мужчин первый раз в жизни увидели. Шикаю на них. Посылаю Ингрид красноречивые взгляды.
– Ну ты ханжа! – обвиняет в ответ и заставляет выпить еще бокал.
Смиренно пью, ничего не поделаешь – на меня напирают.
– Это последние деньки твоей свободной жизни, моя девочка! – пьяненько обнимает меня. – Отрывайся по полной! Потом будет нельзя! – машет пальчиком мне перед носом.
Стриптизеры тем временем вытворяют на сцене акробатические пируэты.
Я делаю вид, что разглядываю их костюмы пожарных. Но взгляд то и дело спускается на внушительные бугорки на ширинках и на гладкие мышцы пресса.
А прессов тут сразу восемь! И все, как один, хороши! Аж глаза разбегаются!
Ну а что? Я же все-таки девушка! Хочется поглазеть! Тем более, что в перспективе я всю жизнь должна буду смотреть на пресс Яноша. Я ведь «один раз и навсегда» собираюсь.
Нет, пресс у Яноша тоже хорош. Он себя в форме держит. Но эти ребята…
А еще лучше пресс Даниса… Ай! Щелк по запястью.
Парни начинают расстегивать брюки, а я ерзаю на стуле неловко. Поправляю ободочек с короной. То и дело кошусь на девчонок. Им все по вкусу!
Перед глазами начинает мелькать карусель из пошлых мужских серебристых стринг… Раз стринги… Два стринги… Три, пять. И вот, кажется, что их уже вовсе не 8, а целых 16…
Первый раз вижу мужчин в стрингах.
Оказывается, их задницы тоже неплохо к подобному приспособлены.
Один из стриптизеров спрыгивает со сцены, приземляется аккурат рядом со мной. Вжимаюсь в спинку стула, боясь даже дышать. Смотрю на него исподлобья.
Но парень во всю улыбается, оголяя ряд белоснежных зубов. Подхватывает мой стул. ВМЕСТЕ СО МНОЙ! И ставит на сцену!
Я пищу, часто дышу. То ли от смущения, то ли от страха.
Но уже через мгновение стриптизеры начинают водить вокруг меня хоровод! И перед моими глазами оказывается то самое место! Восемь тех самых мест!
Ой, голова закружилась…
Остановив дикий танец, трое из них пристроились сзади. Теперь с полной отдачей трутся о мою спину. Еще двое упали мне в ноги, гладя голени и ступни в туфлях. Остальные по бокам. А последний встал напротив меня, еще чуть-чуть и усядется на колени!
Но парень крепко стоит на ногах, и лишь пугает внушительными размерами. Хватает меня за запястья, заставляя водрузить ладошки прямо на его голый зад!
Сос! Сос! Я еще никогда в жизни не была так растеряна!
Но парни оказались профи, и дело свое выполняют без сучка и задоринки. Двигаются синхронно, не обращая на мою панику никакого внимания.
В какой-то момент все они начинают имитировать секс, интенсивно и резко шевеля бедрами. Понятия не имею, как не падаю в обморок от волны жгучего тестостерона, восьмикратно помноженной на горячих парней…
Отработав меня по полной программе, освобождают. Усаживают обратно за столик, переключаясь на девочек. Те крайне довольны. Суют им деньги в серебристые стринги, и пританцовывают, хватая все от момента.
Я выдыхаю. Пью бокал за бокалом, пока потрясение от увиденного не отпускает меня окончательно…
– Ну нет, больше никогда… – бормочу себе под нос, косясь на невозмутимую Ингрид.
Время индивидуальной аренды клуба подходит к концу, но мы решаем остаться. Общее настроение – боевое и праздничное. Хочется самой взобраться на сцену и тоже соблазнить кого-нибудь пошлыми танцами.
Какой это по счету бокал?
Эй! Где там мои стриптизеры!? Ку-ку, мальчики, куда же вы спрятались? Я даже шею вытягиваю, глупо хихикая, и пытаюсь заглянуть немного за сцену.
Но горячие парни давно уже покинули клуб, и сюда начали подтягиваться первые посетители. Спустя двадцать минут помещение заполонили разговоры, смех и громкая музыка.
– Вот это народу у меня на девичнике, – весело присвистываю, а девчонки хохочут.
Мы переселяемся в вип, чтобы не толкаться в толпе, и заказываем еще бутылку шампанского. Седьмую… Восьмую по счету?
– Мне надо… – я щурюсь, потому что перед глазами все тихонько плывет и двоится, – я схожу в туалет, – толкаю Нину и Марту. – Пойдете?
Но девочки не хотят, и я шествую туда в одиночестве. Старательно держусь за перила, когда спускаюсь на первый этаж. Переставляю ноги в туфлях (черт меня дернул их надеть в магазин), упрямо преодолеваю препятствие за препятствием, пока не получаю удар в плечо от какого-то невежливого мужлана.
Распахиваю глаза, подворачивая каблук. Ступеньки последние, но если я сейчас упаду, то растянусь на паркетном полу!
Однако, координация сегодня мне не соратник. Она испарилась вместе с трезвым рассудком.
Поэтому я задорно лечу вперед, пытаясь ухватиться за воздух. Зажмуриваюсь. Пищу. И уже представляю, как на собственной свадьбе иду под венец с разбитым лицом…
Но приземляюсь прямо в объятия крепкого тела.
Я понимаю это не сразу.
Сначала в ноздри бьет аромат сандала и табака.
Потом мои ягодицы чувствуют его руки.
А через миг все внутри заполняется энергетикой, которую я не способна перепутать ни с чем.
«Ну вот. Опять» – снова проносится в мыслях.
Падать в его сильные руки – это, похоже, традиция. Ритуал, который перед свадьбой я обязана была провернуть еще хоть разок…
12
Софи.
Пальцы дрожат, и я неосознанно изо всех сил сжимаю ими ткань на плечах пиджака.
И мне так не хочется открывать глаза и снова оказываться в реальности. Реальности, где Он может стать миражом.
Я, как в том сне, тяну сладкую негу из ощущений, которые собираются где-то внизу живота. Там концентрируется обжигающий комок оголенных эмоций. А потом они электротоком проносятся по моим венам. Достигают своего апогея, когда над моим ухом разносится хриплое:
– Софи…
Это он! Это он!
Я улыбаюсь, как дура, вдыхая запах его одежды, кожи, парфюма. Стой, Дан. Дай еще чуть-чуть подышать, прежде, чем я извинюсь, а ты отпустишь меня. И мы разойдемся в разные стороны, сделав вид, что ничего не случилось.
Но глаза открыть все же приходится. В следующий раз он повторяет мое имя гораздо настойчивей. Наверное, побоялся, что я тут уснула, сладко устроившись у него на предплечье.
– Данис, – голос, как обычно при виде него, дребезжит хрустальными нотками.
Мы смотрим друг другу в глаза, и мне кажется, что он улыбается. Но в полумраке ночного клуба сложно достоверно распознать отражаемые эмоции.
Асадов все же отпускает меня. Отстраняет, придерживая за руку. Желает убедиться, что я стою на ногах.
– Я не пьяная, – в оправдание верчу головой, – просто тот бугай меня толкнул. Вот я и… – развожу руки в сторону.
– Ничего, – легко отзывается он, продолжая смотреть. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Закусываю губу.
– Выглядишь уставшей, – поясняет Асадов.
Ох, как мне хочется броситься ему в этот момент на шею. Поцеловать! Закричать!
Да! Да! Я устала! Безумно устала делать вид, что ты в моей жизни лишь эпизод! Устала таить в себе ворох чувств и эмоций! Устала строить картинку идеальной жизни с идеальным женихом, когда думаю по ночам о тебе!
Но я этого не делаю.
Убеждаю себя, что эти мысли хмельные. А завтра, когда я проснусь, я вновь буду любить и обожать своего жениха. Своего идеального жениха!
– Я в порядке, – отступаю на шаг. – Со мной все хорошо. У меня здесь девичник.
При упоминании торжества, Дан поднимает голову вверх. Оглядывает девчонок. Я тоже смотрю в зону вип, и вижу, как Ингрид поедает Асадова взглядом.
У-у-у, хищница! Того и гляди, когти выпустит!
– Ты не проводишь меня подышать? – Хватаю его под руку, и тащу за собой.
Ох уж мне эта ревность. Я ведь и прав на него не имею. Но, если Ингрид решит с Данисом познакомиться (а она это может. Да запросто!) и, хуже того, начнет при мне с ним флиртовать, я же, просто-напросто, двинусь.
Так что лучше развести амплитуды этих боеголовок в разные стороны, чтобы они ни в коем случае не пересеклись, не дай бог. Никогда.
Дан удивляется напору с моей стороны, но идет. Туалет мы минуем, я и забыла, что мне туда нужно.
Оказываемся на улице, и отходим чуть дальше от толпы собравшегося возле входа народа.
Дан достает сигарету. Подкуривает. Продолжает смотреть на меня.
А я в это время наблюдаю, как его губы касаются сигаретного фильтра, и во рту слюна собирается.
Невозможно описать те эмоции, что я ощущаю, когда нахожусь рядом с ним. Это что-то неосязаемое, волшебное, мистическое, потустороннее даже.
Я просто ощущаю его частью себя.
И, если представить, что Даниса не существует, то и части меня тоже не существует. Большой, и очень важной части…
– А мне, – я провожу языком по пересохшим губам. – Можно мне тоже? – Киваю на пачку сигарет, торчащую из кармана его пиджака.
Не раздумывая, он качает головой в отрицании. На лице нет улыбки, а взгляд остается серьезен.
– Почему? – Удивляюсь невинно.
– Тебя кто угодно может травить этой дрянью. Но я этого делать не буду, – отзывается скупо, не спеша бросаться в подробности.
Что это? Такая своеобразная забота с его стороны? Ну не пожадничал же он мне одной сигареты, ведь правда?
Но моя настойчивость не знает границ… Решив мне отказать, он раззадорил интерес еще больше.
Поэтому я делаю решительный шаг, оказываясь к ним лицом к лицу. Часто дышу, опускаю взгляд ниже, на макушку пачки.
Вскидываю руку, пытаюсь выудить ее из кармана, но Дан перехватывает меня за запястье.
Я замираю. Дыхание перестает даваться легко и привычно. Камнем в легких повисает волнение.
Этот момент ощущается слишком интимным. И плевать я хотела, что ничего «такого» Данис не делает. Просто останавливает меня.
Я вскидываю глаза, позволяя себе захлебнуться в изумрудных всполохах в глубине темных глаз. Зрачки Асадова расширяются, и через миг цвета глаз уже разглядеть невозможно. Они становятся черными.
Данис медленно отводит мою руку в сторону, но пальцы с запястья не убирает. Не отрывая пристальных глаз, тушит сигаретный окурок. А потом проводит пальцами мне по щеке.
И я тлею от этих прикосновений, так окурок под его дорогими ботинками…
– Какая же ты еще маленькая, крошка Софи… – произносит, а мне кажется, что он хочет сказать совершенно другое.
13
Софи.
Трусь щекой о его ладонь, словно кошка, скучающая по хозяину. Его пальцы пахнут сигаретами. Никогда табачный запах еще не вызывал у меня столько приятных ассоциаций.
– Ты пьяная, – говорит сладко. По-доброму.
И я киваю, а сама думаю, что сейчас мне наплевать. Пусть хоть последней алкоголичкой считает, главное, чтобы руку не убирал.
Но он убрал.
А мне пришлось открыть глаза, чтобы снова очутиться в реальности, и понять – я и Данис Асадов никогда не пресечемся.
Такие, как он, просто не созданы для таких, как я.
Таким как он интересны, наверное, взрослые успешные женщины. Они способны будут его зацепить.
А я маленькая и глупая. До сих пор готовая верить в любовь. Даже после того, как он поступил.
Ведь на таких «не клюют». Такие мужчин не цепляют. Таких трахают, а потом молча выходят из номера, унося с собой разбитое сердце и осколки души.
– Софи, поедем, – он кивает в сторону автомобиля, убирая руки в карман. – Отвезу тебя домой.
Я с грустью смотрю на дверь клуба.
А потом вновь на него.
Да. Я хочу. Поехать с ним. А потом попросить проводить до квартиры.
Но оба мы знаем, что поездка закончится просто поездкой. И ничего между нами не будет. Ни я не позволю. Ни он.
И в каком бы тумане не блуждал сейчас мозг, я все еще здраво осознаю – у меня есть мой Янош. Я ни за что его не предам. Ни за что не смогу так поступить.
– Соня?! – раздается возмущенный голос жениха у меня за спиной. И в первое мгновение мне кажется, что начались слуховые галлюцинации. Ну откуда Янош должен здесь взяться?
Однако, и Асадов внимательно смотрит мне за плечо. Только тогда понимаю, что не послышалось.
Подбираюсь в момент. Выпрямляю спину, но растерянное выражение на лице скрыть все же, не удается.
Я медленно поворачиваюсь. Смотрю, как Янош покидает такси, но водителя не отпускает. Подходит к нам ближе.
– Соня, что здесь происходит? – смотрит на меня строго, как отец иногда – когда я шкодила мелкая.
Прочищаю горло покашливанием.
– Ян, это… Данис, помнишь? Я…
– Я помню, – обрывает жених. Голос простуженный, сиплый. – Почему мне звонила Ингрид и сказала, что ты на ногах не стоишь? Это правда? Что ты вообще делаешь в клубе?
Я робею от его натиска. И мне безумно неприятно, что все это происходит при Данисе. Оборачиваюсь к Асадову. Он смотрит на меня безучастно. Не собирается вмешиваться, и сказать, например, что со мной все хорошо, и я не такая пьяная, как подумал жених.