Русалочьи песни
Русалочьи песни
Пролог
1.
В избе было жарко и тускло – всего одна лучина1 горела в светеце, и все молодицы, словно заколдованные, смотрели на её отражение2. До чего же дивно! Заряна тоже глядела на воду – та дрожала от малейшего движения, словно была живой и тоже вслушивалась в девичьи шепотки.
Они собрались у ведуньи целой толпой – все хотели погадать на женихов за несколько седмиц до Купалы. Некоторые уже знали ответы и пришли взглянуть, другие, наоборот, вертели головой по сторонам, смотря то на свисающие охапки трав, то на отвары возле окна. Наверняка целебные.
– Ну, чего рты раскрыли? – хмыкнули Стешка. – Изба как изба. Лучше подходите к столу, хватит толпиться.
Стешка была вдвое старше их всех. Она только-только начинала седеть, но глаза… О, таких колючих и одновременно тёплых глаз Заряна ещё не встречала. Ведунья всегда бурчала, ругалась, иногда кричала, но постоянно оказывалась неподалёку, стоило случиться чему.
Стешку обвиняли в краже молока, подмене детей и засухе, что плясала на полях и губила всё зерно, но к ней же бежали за советом, отваром, разговором по душам, её просили принимать роды и осматривать матерей.
Заряна подошла к столу вместе с остальными. Среди засушенных трав стояла миска с зерном. На ней-то Стешка и собиралась гадать, предсказывая девицам будущее. Ведунья осмотрела их, усмехнулась и спросила:
– Ну, кто первый?
Молодицы вытолкнули из толпы Славену, а сами с хихиканьем и любопытством начали глазеть.
– Мне бы на жениха, – потупилась та, тряхнув косой.
Стешка закрыла глаза, опустила руку в миску и начала перемешивать зерно. Заряна замерла в нетерпении. И страшно, и интересно! Аж захотелось облизнуть сухие губы, но она не решилась – вдруг отвлечёт ведунью?
– Будет тебе жених. Скрепят вас перед чурами3 после Купалы, и уедешь в его дом, – забормотала Стешка.
Славена аж зарумянилась от радости и чуть не подпрыгнула. Заряна и представить не могла, как ей было легко. Видно, что тяжесть с плеч спала. Ведунья закончила гадание и кивнула девице.
Дальше всё потекло по-старому: каждая молодица подходила к столу, задавала вопрос и ждала. Кого-то Стешка несказанно порадовала, кто-то выбежал в сени, хлюпая носом, кто-то нахмурился. Если одним становилось спокойнее, то другим – наоборот – ещё страшнее. Наверное, поэтому многие отказались идти к Стешке. Не хотели знать ни хорошего, ни плохого, чтобы сердце не трепетало лишний раз.
Прошло целых две лучины. Девок в избе становилось всё меньше. Уже не было душно и тесно – наоборот, дышалось свободнее, несмотря на обилие трав. Зверобой, мятлик, полынь, мята, ромашка и что-то ещё. Смесь запахов могла вскружить голову, но Заряна не поддавалась. Она не просто так пришла к ведунье.
– О, – Стешка взглянула на неё, – никак из рода Ольховичей?
Заряна кивнула. Да, Ольховичи дружили с ведуньей, считая, что в трудный миг она непременно поможет. В конце концов, к кому ещё обращаться, если не к чарам и богам? Только ворожба могла спасти от большой беды.
– Я хочу узнать, когда закончится засуха, – Заряна прикусила нижнюю губу.
Стешка нахмурилась, но кивнула и начала мешать зерно. Долго-долго, словно боги не хотели давать ответ на этот вопрос. Заряна сжала вспотевшие пальцы и мысленно взмолилась, прося Перуна и Мокошь-матушку смиловаться.
– Надо же, – цокнула языком Стешка. – Уйдёт засуха вместе с Купалой, выйдет Перун погулять по небу вместе с Хорсом.
– Слава богам! – счастливо выдохнула Заряна и отошла в сторону. – Спасибо!
Какое счастье! Всевидящий Хорс не спалит их урожай, не обречёт их на голодную зиму! Всё будет хорошо – осталось дождаться Купалы. Заряне не терпелось принести добрую весть в дом, и она побежала через сени к выходу. Там её ждал Вятко, переминаясь с ноги на ногу.
– Две лучины прошло! – недовольно воскликнул он. – Что сказала хоть?
– Будут ливни после Купалы, – улыбнулась Заряна. – Хорошо как, братец!
– После Купалы так после Купалы, – пожал плечами Вятко. – То-то ты вся светишься, словно Хорс поцеловал.
– Тьфу на тебя! – смутилась она. – Скажешь тоже!
Вместе они пошли домой. Ольховичи жили неподалёку – надо было пройти через небольшой луг, сделать два поворота, проходя мимо Полесских – и вот они, родные ворота.
Заряна то и дело подпрыгивала от радости и поправляла каштановую косу. Теперь можно и на ярмарку поехать, обменять молоко на ленты и добротную ткань. Эх, как славно и легко! Не то, что с утра, когда отец хмурился и говорил, что надо беречь каждую крошку, потому как после Комоедицы4 солнце жгло по-страшному.
Как же хорошо! И лето, и дожди. Поскорее бы Купала!…
2.
Ольховичи жили как все: ругались, когда слышали от соседей, что княжич отправился на полюдье5, но принимали его со всеми почестями и отдавали шкуры, зерно и ткани. Иногда ещё добавляли мёд.
Так было и в начале весны. Молодой княжич приехал вместе с боярином, собрал дань со всех родов и оставил их в покое. А потом, когда снег растаял и пригрело солнце, землю начало сушить. Вятко не понимал, где они ошиблись, но видел, как зерно не восходило – лишь редкие ростки появлялись спустя несколько седмиц. Эдак им придётся голодать. Лето ещё как-нибудь переживут, а вот осень и зиму…
Впрочем, Стешка никогда не ошибалась. Вятко помнил, как ведунья спасала их девок от дурного сглаза и принимала роды. Её гадания всегда сбывались, даже худшие. Если сказала, что после Купалы польют дожди – значит, и впрямь польют.
Сбоку переливалось озеро. Серебристо-небесное, журчащее, оно манило поближе, глядело, словно живое. Нет, не сама вода – то ли русалки, то ли девы-лебеди. Вятко чувствовал на себе их взгляды и понимал: хотят заманить. Дочери Водяного часто кружили у водоёмов или смотрели сквозь синюю пелену на людей. Иногда – с интересом, иногда – с жаждой. Они хотели жгучей крови, чтобы хоть немного согреться.
– Идём, – нахмурилась Заряна. – Здесь лучше не останавливаться.
Вятко кивнул и пошёл за сестрой. Эх, если бы можно было обменять озёрную воду на тёплый хлеб, он бы первым начал замешивать тесто. Но нежить этим не прокормишь, а приносить человеческие жертвы никому не хотелось, да и нельзя было, разве что – утопленника.
Когда озеро осталось за спиной, Вятко вспомнил, что ещё на той седмице они вместе с Полесскими нашли у луга могилу утопленника. Копали вместе, а потом бросили полусгнившее тело в звонкую воду с криками и напевами. Это должно было помочь, но дождь так и не пошёл.
А меж тем до Купалы оставался месяц. Солнце беспощадно жгло траву. Листья на деревьях желтели и опадали. Лишь яблони держались. Вятко задумался: можно ли прожить на одних яблоках? Если да, то чем платить княжичу следующей весной? Они не смогут скопить зерна и щедро отблагодарить богов во время лова. Да, всё верно: за засухой пойдёт неудачная охота, гнев богов и…
– Да, – вздохнул Вятко, убирая засаленные пряди со лба, – поскорее бы Купала.
3.
Никакой воды с тех пор, как растаял снег, а в последний месяц и вовсе было тяжко. Поэтому Ольгерд, глава рода Ольховичей, пришёл в капище. Он хотел узнать у волхвов, за что боги послали им такое наказание и чем провинился их род. С собой Ольгерд принёс дары – бусы для Мокоши, несколько стрел для Перуна, хлеб, молоко, яйца и мясо – для остальных. Никого не обделил – обошёл всех по кругу и оставил у каждого кумира6 ценные вещи.
Волхвы сперва мешали в чашах травяные отвары, приговаривая заклятье, затем вылили одну чашу в костёр и быстро-быстро начали молиться. Кажется, за спиной промелькнула звериная тень. Ольгерд обернулся, но увидел лишь пламя перед ликом Перуна. Оно вспыхнуло. Один из волхвов ахнул и заговорил:
– Вы брали слишком много у воды и земли. Земле нужна любовь, воде – жертва.
– Мы уже бросали утопленника, – растерянно ответил Ольгерд.
– Не мертвец, – хитро усмехнулся волхв. В глазах его тоже горело. – Не мертвец, нет. И не безликая Купавка7. Отдай Водяному в жёны девку, Ольгерд Ольхович, – и пойдут дожди. Выдай замуж на Купалу и задобри воду.
– Да как же это, – пробормотал он, – живую – и в воду…
– Иначе быть засухе аж до зимы, – пожал плечами волхв. – Так сказал Перун.
Ольгерд кивнул и побрёл обратно. Злиться на богов в капище – всё равно что вредить себе. Он думал о засыхающих полях, о полюдье, о своём роде. Что с ним станет, если все умрут от голода? А если Ольгерд выберет одну девку и принесёт в жертву? Тогда пойдут дожди и никто не пострадает. Но мысль об этом ужасала.
Да, когда-то их прапрадеды топили и жгли девок по праздникам, думая, что молодицы усмирят гнев богов. Дурной, глупый способ! Всегда можно было откупиться едой, шкурами, каменьями, да и той же Купавкой!
Не нравилось это Ольгерду. Не принимал он ответ богов сердцем, но знал – как вернётся, сразу соберёт всех и заставит девок тянуть соломки. Та, что вытянет короткую, и станет невестой Водяного, как бы жестоко это ни было.
I
. Вечер перед Купалой
поутру да на Купалу красна девица гадала, за венком венок плела да любимого ждала, хоть русалки ей вещали: «он не сдержит обещаний, не пройдёт воды, огня, растворится среди дня…»
Из авторского стихотворения.
1.
Купала. Праздник, который ждали с нетерпением – и ради веселья, и потому, что после него непременно пойдут дожди. Теперь-то Заряна знала: не могут не пойти. Как только её отдадут замуж за Водяного и отправят на дно озера, засуха закончится.
Месяц назад их отец ходил в капище и вернулся хмурый. Он созвал всех девок, что были в тереме, и приказал им тянуть соломинку. Среди охапки длинных спряталась одна короткая. Её-то Заряна и вытянула. Отец злился, затем хватался за голову. Чуть позже он смирился, как и остальные Ольховичи. Полесские предлагали подменить Заряну другой девкой, больной и худой (такую не жалко), но Ольгерд отказался, мол, если дурить богов, то станет хуже.
За окном гомонили девки, собирая травы. Каждая хотела сплести венок покраше – и чтобы был пахучим донельзя. Молодицы махали лентами, охапками цветов и звонко хохотали. Да, завтра они будут плескаться в озере с самого утра, есть вишню и землянику горстями, варить ячменную кашу и украшать Купайлу8.
Ох, это было любимое дело для Заряны – обвешивать лентами пахучее деревце, прикасаться к клейким листочкам, прося богов о чем-нибудь, а затем защищать Купайлу вместе с остальными девками от Полесских парней – те накидывались толпой и с хохотом утаскивали каждую.
На закате они водили хороводы вокруг Купайлы, которые превращались в дикую пляску. А когда в небе оставались последние всполохи Хорса, деревце топили в озере под песни. Вот только завтра вместе с деревцем на дно уйдёт и Заряна.
Она прикусила нижнюю губу и посмотрела на подвенечную рубаху. Пришлось делать на скорую руку, поэтому вышивка вышла кривой, а рукава были пришиты грубо. Словно ножом поработали.
А с улицы несло пьянящим запахом мёда и трав. Готовились – варили снадобья и отвары из ягод, от которых голова шла кругом. Чтобы плясать и не думать. Заряна надеялась выпить огромную кружку прежде, чем отправиться к жениху. Ах, её ведь даже перед чурами не обвенчают – просто отправят в воду и будут вспоминать, как нежить.
– Переживаешь? – послышался голос Вятко.
Брат был единственной опорой. Он не прятался от Заряны, не трясся от её вида так, словно перед ним находилась русалка – наоборот: Вятко не унывал, шутил, приносил ей цветы, нитки бус и раз за разом повторял, что найдёт способ вытащить её со дна озера.
– Да чего уж там, – махнула рукой Заряна. – Я своё отпереживала уже.
Она смирилась, пусть не сразу. Поначалу, когда услышала про слова волхва – побежала к Стешке. Нахмуренная ведунья рассказала ей правду – что увидела тогда озёрное дно, Водяного и её, Заряну Ольховну, в его владениях, а ещё – ливни.
Стешка могла бы сказать сразу, но решила выждать. Она не могла спасти Заряну. Конечно, за ней никто не следил – скорее обходили другой дорогой и относились, как к… мёртвой. Ушедшей.
– Всё будет хорошо, сестрица, – Вятко подошёл, встал рядом и провёл ладонью по её голове. – Я не дам тебя в обиду.
– Всё уже решено, – Заряна горько усмехнулась. – Если ты меня спасёшь, то засуха продолжится.
– Я смогу, – брат поцеловал её в лоб. – Просто верь мне.
Как же потеплело на сердце! Хотелось, чтобы у Вятко всё получилось, но Заряна сомневалась. Что сможет человек против богов? Ведь и у отца ничего не получилось, а он ходил в капище ещё раз, приносил дары, спрашивал. Бесполезно. Один и тот же ответ.