Три сестры: Вера

Размер шрифта: 13

Женские истории

В квартире было чисто, светло и тихо. Павел бросил сумку с вещами в коридоре, огромную коробку с игрушечной железной дорогой аккуратно прислонил к стене, разулся и прошел по комнатам. Квартиранты, съезжая, навели идеальный порядок. Можно договариваться с риелтором: еще только собираясь в родной город, Павел решил, что квартиру надо продавать. Жилье в Питере у него, слава богу, имеется – не трехкомнатная, правда, как эта, квартира, а крохотная однокомнатная, зато рядом с метро. А то, что маленькая, это пустяки – сколько ему, одному, места надо? Жениться он в ближайшие сто лет не собирается, хотя дам, желающих разделить его комфортное одиночество, более чем достаточно. Похоже, они просто не понимали: еще молодой, успешный, обеспеченный – и никак в руки не дается? Наверное, просто не встретил еще женщину, которая затронет его сердце… и никому невдомек, что как раз ее, ту единственную, он встретил давным-давно, много лет назад. И с тех пор пытается забыть, да не получается никак.

А от этой трешки больше головной боли, чем прибыли, так что съехали квартиранты, и слава богу! При жильцах продавать как-то неудобно было, а теперь… если цену не задирать, так, может, вопрос еще до отъезда решится. Телефончик риелтора приличного тоже имеется – какая-то из бывших пассий Володьки. Как он утверждает, барышня шустрая и вполне достойная доверия. Надо позвонить ей и договориться о встрече, только, разумеется, не сегодня. Потому что сегодня… сегодня Вера.

Всегда и в первую очередь она. Павел специально подгадывал так, чтобы приехать в субботу, когда и Сергей дома, и мальчишки, вся семья в сборе. Конечно, на правах старого приятеля можно заявиться в любое время, но если они с Верой окажутся вдруг наедине, наверное, обоим будет немного неловко. Павел, конечно, давно научился скрывать свои чувства и много лет является всего лишь старым другом дома, не больше, но Вера-то все равно знает… не может не знать.

Так что самое подходящее время – это в субботу, часика в два, как раз к семейному обеду! Осталось только привести себя в порядок, разобрать вещи – и с подарками наперевес вперед!

Много времени выполнение плана не заняло: душ и бритье – двадцать минут, разбор вещей – пять минут… На самом деле он просто достал из сумки свежую рубашку и бутылку виски, купленную для Сергея… На то, чтобы одеться и причесаться – еще три минуты. Накинув ветровку, Павел спустился во двор и сел в машину. Все-таки правильно, что не стал он связываться с поездами-самолетами, а добрался своим ходом. С личным транспортом оно всегда удобнее. Да один взгляд на железную дорогу, которую он привез в подарок сыновьям Веры и Сергея, сразу отбивает желание лезть в автобус. Еще помнут в толкучке, порвут, испортят… лучше уж так, хотя почти два дня из Питера добирался, зато сейчас на своем «лендкрузере», привычном и удобном.

Может, позвонить Сереге, сказать, чтобы ждали в гости? Павел достал телефон, покрутил в руках. Да, по-хорошему надо бы, но уж очень хочется сделать друзьям сюрприз. Серега полезет обниматься, пацаны повиснут на шее, а Вера… Вера радостно взвизгнет, всплеснет руками и даже поцелует. В щеку, конечно, по-братски, но ведь ему, Павлу, много и не надо. А если предупредить, то такой непосредственной реакции уже не будет. Да, сюрпризом – это гораздо лучше. Зато Володьке позвонить стоит, пусть тоже подгребает! И будут посиделки на всю ночь, как раньше, в молодые годы! Павел ухмыльнулся и нашел номер Володьки. Честно прождал десяток длинных гудков и сбросил звонок. Ну и ладно, значит, Володьку выловим попозже.

Павел неторопливо тронулся с места, зевнул и выехал со двора. Надо еще по дороге цветочков Вере купить, она розы любит, белые. И торт – много крема, безе и орехов, она с детства такие обожает. Даже странно – готовит Вера фантастически вкусно, особенно ей удаются пирожки и блинчики, а вот торты, именно такие, из безе, не получаются никак. Павел снова зевнул и потряс головой.

Может, правильнее было бы отдохнуть сегодня, отоспаться, но… Вера. Черт, до чего же жестокая, несправедливая и откровенно подлая штука жизнь! Сколько лет они уже дружат? Почти тридцать? Скажи кому – не поверят, Павлу ведь самому недавно только тридцать четыре стукнуло. Получается, почти всю жизнь – с тех пор, как их семьи въехали в новостройку, одну из последних, выстроенных уже не существующим сейчас заводом, одни из последних, что получили квартиру бесплатно от рассыпающегося на глазах государства. В садики они, наверное, ходили разные, а вот в школе, в первом классе «Б», чуть ли не первого же сентября, сошлись Сергей, Володька и он, Павел. И Вера к ним прибилась очень быстро. Она тогда совсем мелкая была, худенькая – только глаза и смешные хвостики с пестрыми резинками. И все старалась держаться поближе: хоть и мальчишки, но со своего же двора, не обидят. А при необходимости и заступятся. Они и не обижали, и заступались, и вообще, быстро привыкли, что эта пигалица все время рядом крутится. Тем более девчонкой Вера была веселой, не капризной, не писклявой, слово держать умела, по деревьям лазила, как белка, и всегда давала списывать домашку. Потом, классе в четвертом, их даже дразнили: «Три мушкетера и Верка-Д’Артаньян».

Ну, как дразнили – пытались. Но ребята восприняли это как комплимент и даже гордились, когда слышали что-то такое в свой адрес.

Наверное, он влюбился в Веру еще тогда, когда она была для них всего лишь мелким глазастым Д’Артаньяном, просто по малолетству и глупости не понимал этого. Она улыбалась, делилась бутербродами, а главное – всегда была рядом. А однажды, уже в девятом классе, Павел поймал взгляд Веры, полный безграничной нежности и безграничного же доверия… Вот только взгляд этот был обращен на Сергея.

Это был тяжелый год. Павел даже думал перевестись в другую школу – к тому времени родители поменяли их двухкомнатную с доплатой на трехкомнатную: не слишком далеко, но в школу теперь приходилось ездить на автобусе. Хотел попробовать забыть Веру, сделать вид, что и вовсе ничего не было, начать новую жизнь, но стоило представить, что в этой его новой жизни не будет ее улыбки, ее блестящих глаз, ее смешных пушистых хвостиков, что день за днем рядом с ним будет множество людей, но не будет Веры… что хуже – видеть ее рядом с Сергеем или не видеть вообще? Оказалось, что без Веры хуже. Жить рядом с ней было тяжело, мучительно, больно, но без нее не получалось жить совсем. Тем более оставалась слабая надежда, что Серега – первый парень в школе, по которому сохли не только почти все девчонки в их классе, но и в параллельных, не обратит внимания на восторженные взгляды подружки, а найдет себе какую-нибудь крутую красавицу-модель и женится на ней. Вера, конечно, расстроится, но ведь он, Павел, будет рядом, он ее утешит, поддержит, объяснит, что именно она, а не супермодели всякие, самая красивая, самая лучшая девушка во вселенной! И чем черт не шутит, Вера посмотрит на него так же, как сейчас смотрит на Серегу, и он, Павел, наконец наберется смелости и скажет ей… Увы, ничего такого не случилось.

Сергей вполне благосклонно воспринял восторженную преданность Веры, и как-то незаметно и естественно она из их общей подруги сначала стала девушкой Сергея, потом его невестой и сразу после окончания школы и женой.

На свадьбе Володя и Павел впервые напились. Разумеется, выпивать им приходилось и раньше – нормальные же парни, не тепличные какие растеньица, – но вот так, в хлам, в дрова, в лоскуты – впервые. Володька надрался от радости за ближайших друзей, а Павел – от безнадеги, полной и беспросветной. Тогда ему казалось, что жизнь закончилась, что все происходящее вокруг не имеет никакого значения, и нет у него больше никаких желаний, никаких интересов, никаких мыслей… Вот только родители все время суетились рядом, чего-то требовали, о чем-то договаривались, дергали, не давая возможности предаться печали в тишине и спокойствии. Ему показалось, что проще будет выполнить то, чего от него хотят, тогда родители отстанут, и он сможет сосредоточиться на своем горе. Что? Надо готовиться к экзаменам в университет? Хорошо, хорошо, видите, я готовлюсь. Старательно, да, очень старательно, видите, даже гулять не хожу, даже с друзьями сто лет не виделся, вот как старательно готовлюсь. Что? Надо ехать в Питер? А зачем? Ах, университет в Питере… и там тетя Катя, можно жить у нее, а не в общежитии, понятно. Только чем наш-то университет плох? И про общагу вопрос не встает, дома можно жить. Хотя…

В девятом классе он не захотел отказаться от Веры, теперь о его желаниях и вопрос не стоял. Потому что Вера, влюбленная в Сергея, и Вера – жена Сергея, это абсолютно разные ситуации. Она уже не свободная девушка, а жена, жена его друга, жена, жена, жена… и на этом все должно закончиться. Нужно отойти в сторону, перевернуть страницу, что там еще говорят в таких случаях? Закончен бал, погасли свечи… и когда у нас поезд на Питер?

Поступление в ЛГУ тогда казалось единственным спасением. Тетя Катя выгородила ему стеллажами уголок в проходной гостиной, и он занимался как проклятый, не поднимая головы, день и ночь. Экзамены сдавал, как в бреду, не особо осознавая, что, собственно, происходит. Но месяцы упорных занятий дали результат: определения и формулы в нужные моменты всплывали в голове, а задачи решались словно сами собой. Позже, изучая списки, вывешенные в просторном холле, Павел удивился количеству двоек и еще больше удивился тому, что прошел на бюджетное отделение. Не поверил, сходил в деканат, где над ним посмеялись и заверили: все так и есть, он может считать себя студентом. Павел позвонил родителям, выслушал сдержанную похвалу отца и восторженное аханье матери, пообещал не расслабляться и побрел домой. По дороге накупил мороженого разных сортов – сам он к мороженому был равнодушен, но тетя Катя из всех видов сладостей предпочитала именно мороженое, а хотелось сделать приятное именно ей. Она здорово помогла ему в это нелегкое время, помогла ненавязчивой заботой, тактичным невмешательством, и Павлу хотелось устроить тетке маленький праздник. Впрочем, праздник не особо получился. То есть мороженому она, конечно, обрадовалась и съела сразу три порции. Павел еле-еле осилил одну и завалился спать. Ночью у него поднялась температура. Три дня тетя Катя хлопотала, отпаивая его чаем с малиной, молоком с вареным луком и прочими домашними средствами, искренне считая, что это просто «отходняк» после экзаменов. На четвертый день, когда она уже готова была сдаться и вызвать врача, Павел проснулся совершенно здоровым, с ясной головой и очень голодным. Тетя Катя облегченно выдохнула, перекрестилась и позвонила сестре, между делом сообщив, что «мальчик» немного прихворнул, но сейчас уже все нормально, и предложила страждущему чашку свеженького нежирного куриного бульона. Бульон Павел выпил в два глотка, закусил тонким ломтиком подсушенного хлеба и попросил жареной картошки. И яичницу с колбасой. Или хотя бы макарон, лучше по-флотски. Осторожная тетка пообещала все это приготовить завтра, и даже посулила пельмени, если сегодня Павлуша, как положено выздоравливающему, ограничится легкими питательными блюдами. И принесла еще одну чашку бульона.

После болезни Павел как-то успокоился. Любовь к Вере не прошла, но постепенно он научился с этим жить. Да, есть он, есть Вера и есть Сергей, его лучший друг и муж его любимой женщины. Ну вот такая сложилась ситуация, что ж теперь? В конце концов, для него главное, чтобы Вера была счастлива. А если для счастья ей нужен Серега – значит, так тому и быть. А он сам, Павел, должен пока учиться, чтобы найти потом хорошо оплачиваемую работу, чтобы стать самостоятельным обеспеченным человеком… и если вдруг Вере с Сергеем когда-нибудь потребуется его помощь… в общем, он был согласен на скромную роль друга семьи.

Возможно, когда-нибудь он встретит женщину, которая вытеснит из его сердца Веру, женщину, с которой он захочет провести всю оставшуюся жизнь, но пока в это верилось слабо. Не монах же он, а здоровый молодой мужчина! Но пока ни одна из тех, с кем Павел изредка закручивал легкие необременительные отношения, не стоила не то что Вериного мизинца – даже взмаха ее ресниц! Ох, Вера, Вера. И за какие грехи Господь наказал его этим горьким счастьем?

Дом Карташовых стоял почти в пригороде, на территории дачного поселка. Точнее, бывшего дачного. За последние тридцать лет почти все участки поменяли хозяев, и на месте деревянных развалюшек за солидными заборами стояли двух- и трехэтажные коттеджи, а разбитая грунтовка превратилась в достаточно гладкую асфальтированную дорогу. Павел припарковался в удобном «кармане», вышел и достал из машины коробку с железной дорогой, сунул бутылку виски в карман ветровки, прихватил купленные по дороге букет роз и торт.

Калитка в этом доме никогда не запиралась. Павел попробовал нажать на ручку локтем – с полными руками это было очень неудобно – и удивился, что она не поддалась. Странно. Неужели ему так не повезло, и Вера с Сергеем куда-то по субботнему делу отправились, да еще и мальчишек с собой прихватили? Обидно. Главное, вполне ведь мог позвонить, узнать, дома ли они, но очень уж хотелось сюрприз сделать! Дотянуться до звонка было еще неудобнее, но Павел все-таки извернулся и сумел нажать на большую черную клавишу. Сделал он это больше для очистки совести, ясно же, что дома никого нет, но почти сразу после длинной переливчатой трели из динамика домофона донесся женский голос:

– Вы к кому?

Павел растерялся. Даже с учетом того, что техника немного искажает звук, это была не Вера – голос был совершенно незнаком.

– Э-э-э… – Он поправил сползающую громоздкую коробку с железной дорогой. – Это дом Карташовых? Мне бы Сергея… я его приятель, Павел.

– Павел! – непонятно чему обрадовалась женщина. – Заходите, мы очень рады!

«Кто это, интересно, мы“?» – мелькнуло в голове, но тут замок щелкнул, и Павел открыл калитку. Прошел по короткой, выложенной пестрой плиткой дорожке, а когда поднялся на крыльцо, распахнулась дверь в дом, и Павел увидел невысокую изящную женщину. На мгновение он замер, разглядывая ее. Молодая, лет двадцать, не больше. И очень красивая, просто безупречно. Безупречное лицо, безупречная фигура, безупречное явно весьма недешевое платье и безупречные лакированные туфельки на безупречных ножках! Такой красавицей только любоваться и любоваться, но… но это не Вера!

– Павел! – Женщина расцвела совершенно очаровательной улыбкой. – Конечно, вы Павел, я вас сразу узнала! Сережа показывал мне ваши фотографии! Да проходите же. – Она с грацией нимфы отступила в просторный коридор. Оглянулась и крикнула: – Сережа! Сережа, иди сюда скорее! Смотри, кто пришел!

Не очень хорошо понимая, что происходит, Павел сделал шаг вперед, а женщина, продолжая улыбаться, протянула руки к букету:

– Это мне? Как мило!

Она ловко выдернула розы из его руки и, оглянувшись, снова позвала:

– Сережа!

– На кого там надо так срочно смотреть, – знакомо забасил Сергей, появляясь в коридоре. – Пашка! Вот здорово! – Он широко раскинул руки и пошел вперед с явным намерением обнять друга.

Павел поставил торт на удобно подвернувшийся столик, опустил коробку с железной дорогой на пол и неуверенно шагнул навстречу. Серега выглядел хорошо. Очень хорошо – похудел, подтянулся, стрижка… В мужских прическах Павел не особо разбирался, это Володька вечно то ирокез поднимет, то хвост отрастит, то дредами вдруг обзаведется. Но это Володька, ему всегда чем чуднее, тем лучше. А Сергей консерватор, и вдруг у него на голове такое… такое, явно элитное и остромодное… нет, ему идет, смотрится мужик круто, ничего не скажешь, но… но непривычно. И одет странно. Серега обычно ходил дома в тренировочном костюме или, если жарко, в шортах и футболке. А тут, пожалуйста, франт, в рубашке поло и светлых полотняных брюках! Да он ли это вообще, Сережка, старый друг, или его подменили?

– Пашка! – Сергей сжал его в объятиях так, что Павел охнул.

– Ребра мне переломаешь, медведь! Откормила тебя Верка…

Объятия сразу ослабли, Сергей опустил руки и неловко отступил.

– А где она, кстати? И что… – Павел убедился, что красотка исчезла из зоны видимости, но на всякий случай понизил голос до шепота: – Что за дамочка у тебя тут двери открывает? Для домработницы слишком хороша.

– Ты это… ты давай, раздевайся, проходи, что мы тут на пороге топчемся?

Павел достал из кармана бутылку виски, сунул ее Сергею в руки, снял ветровку и последовал за другом. Вошел в гостиную и остановился, растерянно оглядываясь. Комната, в которой он был много раз, которую хорошо помнил, кардинально изменилась. На окнах не было тюлевых занавесок, вместо них – широкие вертикальные жалюзи: очень красивые, приятных, переходящих друг в друга, пастельных тонов, но эти жалюзи гармонировали бы скорее с красоткой, разгуливающей по квартире на каблучках, а не с Верой. И на потолке вместо небольшой люстрочки с хрустальными подвесками пара светодиодных плафонов. Красивые, ничего не скажешь, и экономные, но Вере так нравилась та люстра… И чистота в комнате, просто идеальный порядок, каждая безделушка на своем месте, ни пылинки, ни книжки брошенной, ни карандаша, ни игрушки…

– Подожди, Серега. – Он оглянулся на оставленную в коридоре коробку с железной дорогой. – А пацаны где?

– Да тут такое дело, – Сергей потупился, – как тебе объяснить… у меня тут перемены в жизни…

– Мальчики, что вы в дверях остановились? – Женщина вошла в комнату, все так же сияя улыбкой. – Кстати, Павел, давайте познакомимся, мы ведь теперь не чужие люди. Меня зовут Полли.

– Полли? – не понял Павел. Точнее, на имя красотки ему было наплевать, он не понял, что эта женщина делает в квартире Сергея и Веры. Но она решила, что речь идет как раз об имени, и немного смущенно (смущение, кстати, ей очень шло) развела руками:

– Вам, как Сережиному другу, я открою страшную тайну: родители назвали меня Полиной, в честь какой-то бабки. Да и простонародные имена тогда как раз в моду вошли. Разумеется, я, как могла, сопротивлялась, даже в садике требовала, чтобы меня называли Полли. А когда паспорт получала, совершенно официально поменяла имя. Так что всегда и везде я Полли, и только Полли. А теперь прошу к столу. Сережа, проводи Павла в столовую, а я на минуточку на кухню. – Она снова сверкнула улыбкой и выскользнула из комнаты.

– Полли? – Павел повернулся к Сергею: – В каком смысле Полли? А люстры нет – он ткнул пальцем в потолок, – это тоже Полли? И где Вера наконец? И пацаны?

– Ну что ты сразу, – поморщился приятель. – Вера… Вера ушла от меня еще осенью. И Вовку с Павликом забрала, вот так.

Павел оторопел:

– Вера? Ушла? Так не бывает.

– Я тоже сначала не поверил, – усмехнулся Сергей. – Думал, побузит и вернется. А вышло… слушай, что ты стоишь столбом, – он ткнул Павла в плечо так, что тот пошатнулся, – пойдем в столовую. Поллинька сейчас нам стол накроет, посидим, поговорим… сто лет ведь не виделись.

– Меньше года, – качнул головой Павел. – А у тебя тут действительно такие перемены… столовая-то откуда взялась?

– А это Поллинька перепланировку сделала! Детская комната освободилась, так Полли там дверь переставила ближе к кухне – не сама, конечно, она только придумала, как надо сделать, а я уже рабочих нанял… но очень удобно и красиво получилось. Вот пойдем, сам посмотришь!

– Здесь, как я понимаю, тоже она поработала?

– Конечно! Вот видишь, даже ты сразу разницу заметил? Мне сначала казалось, что жалюзи – это как-то не очень, а сейчас привык, и мне очень нравится. Красиво, правда? И чистота идеальная – Поллинька беспорядка не терпит.

– Чистота, это верно. – Павел снова огляделся. – Хочешь сказать, это твоя… Полли старается? – Было сложно выговорить это имя, еще сложнее – представить себе нарядную нимфу с тряпкой и пылесосом.

– Ну, не сама, конечно, уборкой у нас домработница занимается. Но Поллинька за всем следит, организовывает… ты же понимаешь, само собой ничего не делается. Да пойдем уже!

Сергей вытолкал наконец Павла из гостиной и довел до столовой.

– Смотри! Правда, красиво?

– Красиво, – вынужден был согласиться Павел. – Обои тоже поменяли?

– Да что обои! Поллинька тут все переделала! И гарнитур шикарный нашла, смотри: тут не только стул и стулья, еще горка есть! И посуда вся новая, и скатерть на столе!

– Да, скатерть… – Павел посмотрел на белоснежную ткань с каким-то едва заметным – белое на белом – рисунком. Вера стол скатертью никогда не накрывала, и Павлу было не очень понятно, зачем это вообще нужно. На такую скатерть и локти-то положить боязно – тут же помнется или запачкается. – И тарелки тоже.

Тарелки действительно были новые, чисто белые, почему-то квадратные и стояли, как в ресторане – большая тарелка, на ней тарелочка поменьше… Вера никогда не заморачивалась, ставила по одной. И тарелки ей всегда нравились пестрые, в цветочек.

– А то! – явно загордился Сергей. – Поллинька очень тонко чувствует стиль!

– Сережа, хватит меня хвалить. – Смех Полли, незаметно появившейся из кухни, звенел серебряным колокольчиком. – Павел, присаживайтесь, где вам удобнее. Я тут на скорую руку вам накрыла закусить.

– Ничего себе, на скорую руку! – искренне удивился Павел. Только сейчас он обратил внимание не на тарелки, не на скатерть, а на стол в целом. А стол этот был накрыт так, что не во всяком ресторане увидишь. – Когда вы успели?

– Вы же не думаете, что это я все сама готовила? – снова засмеялась она. – Слава богу, мы хоть и в провинции живем, но доставка и у нас работает хорошо. Ладно, мальчики, не буду вам мешать, общайтесь. Сережа, у меня запись в салоне, вернусь не скоро. Павел, приятно было познакомиться! До свидания!

– Приятно, – эхом откликнулся Павел. – До свидания…

Снова простучали каблучки, хлопнула входная дверь. Павел перевел растерянный взгляд на Сергея.

Тот выразительно щелкнул по бутылке виски, которую так и держал в руке:

– Ну что? По маленькой за встречу?

– Не, – заторможенно отказался Павел. – Я за рулем. Ты мне лучше расскажи… объясни толком: как могло случиться, что Вера ушла, и почему у тебя в доме какая-то Полли обстановку меняет.

– Ну почему какая-то? – немного обиделся Сергей. – Она очень даже вполне… или ты завидуешь?

– Чему?

– Как это «чему»? Ты слепой? Ты ее грудь видел? А ножки? Разве можно сравнить… – Он осекся и неловко кашлянул. – В общем, Пол-линька – это женщина моей мечты. И я с ней счастлив.

– Ничего не понимаю. То есть ты счастлив с этой женщиной-мечтой, это ясно, но как же Вера… слушай, а как Володька на твой фортель отреагировал?

– Как! Ты что, Володьку не знаешь? Увидел Полли, рассыпался в комплиментах, восхитился, позавидовал мне, потом обозвал скотиной, дал в морду и ушел. Больше я его не видел. Так что только двое нас теперь, ты да я. А Володька меня из друзей вычеркнул.

– Ясно. Вера, как я понял, тоже теперь не считается.

– Да что ты пристал ко мне: Вера да Вера! Нашел святую великомученицу! Думаешь, мне с ней легко было? Это ты на нее всю жизнь телячьими глазами смотрел, а она… да она даже порядка в доме навести не могла! Посмотри, как у меня сейчас, и вспомни, как было!

– Конечно, если без детей и при домработнице, да еще еду из ресторана заказывать…

– А Вере тоже никто не запрещал из ресторана заказывать!

– Да она же только для тебя все делала, о тебе заботилась, о тебе и…

– Заботилась! Курица она, твоя Вера, и забота у нее была куриная! Вот Поллинька действительно заботится, посмотри на меня! Как я одет, как я выгляжу? Между прочим, я фитнесом занялся, три раза в неделю в зал хожу, Поллинька меня записала. А как питаюсь? Посмотри на стол – все здоровое питание! Морепродукты, брокколи, органическое мясо, шпинат, соя… а Вера мне беляши на масле жарила! Это же вреднее вредного!

– Но ты же любишь беляши?!

Сергей перестал размахивать руками, ссутулился и притих:

– Если честно… знаешь, вот по беляшам Веркиным я скучаю немного.

– Только по беляшам?

– Ну, Пашка, ты что, не мужик, что ли? Разве можно этих двух женщин сравнивать? Ну вот поставь рядом Полли и Верку – это же… это же, как балерина и доярка! Нет, если честно, про Веру я даже не вспоминаю.

– Вообще-то я не ее имел в виду, а Вовку с Павликом. Сыновья все-таки.

– А чего мне по ним скучать? Вера же нормальная баба, она наше общение не ограничивает, когда хочу, тогда с мальчишками и встречаюсь. Ну, если время есть, конечно.

– Понятно. А поскольку ты человек занятой…

– Вот только не надо мне на совесть давить! Да, я не так часто с ними вижусь, но не тебе меня осуждать. А то, понимаешь, повадились губы кривить, такой я отец, не такой! Вы с Володькой сначала своих детей заведите, хотя бы до десяти – двенадцати лет, как у меня, дорастите, а уж потом учите, как идеальным папашей быть. А я на вас посмотрю.

– Да я же не об этом, Серега, – тоскливо сказал Павел. – Я о том, что вы же с Верой шестнадцать лет прожили, и вот так, вдруг, какая-то совершенно посторонняя баба… вот я чего не понимаю!

– Ну, Полли не просто баба, согласись. Скажи честно, неужели у тебя, на нее глядя, ничего не шевельнулось?

– Честно? Она, конечно, эффектная дамочка, но… не знаю, не мое это.

– Это у тебя от комплекса неполноценности, – самодовольно хохотнул Сергей. – Ты всегда красивых женщин побаивался. А я в первую же минуту, как Полли увидел, просто решил, что она моей будет. Даже говорить не буду, чего мне это стоило, но… мы ведь несколько лет, так сказать, встречались.

– То есть что, ты давно от Веры уйти хотел?

– Нет, конечно, зачем мне это? Меня, в принципе, все устраивало. Поллинька, правда, намекала, что ей тоже надо жизнь свою устраивать. И мы почти расстались. Поверишь, мне реально так плохо было… но семью рушить я не собирался. Я же сказал, это не я Веру бросил, это она от меня ушла, я так и не понял, почему. Знаешь, даже обидно. Наверное, она про Полли догадывалась, но молчала же, ни разу меня ни словечком не упрекнула, значит, ее тоже все устраивало. А что? Я ее никогда не обижал, в деньгах не ограничивал, дом – полная чаша, что еще нужно? А когда Поллинька сказала… ну, в общем, она меня практически бросила. У меня настроение, сам понимаешь, паршивое, ничего не хотелось… а Вера меня растормошила как-то, в Таиланд вытащила – мы там с ней классную неделю провели. Главное, только вдвоем, мальчишек она к сестре пристроила, к Надьке. И меня даже отпускать начало. Потом, когда вернулись уже, знаешь, странно так: вот вроде и муторно на душе, а посмотрю на пацанов, на Веру… она даже похорошела, помолодела как-то. Вовка, оказывается, научился в шахматы играть – салажонок, конечно, но пару раз меня чуть не обыграл. А Павлик рисует хорошо. Вера его даже пробовала в кружок художественный отдать, но он сбежал оттуда. Его там заставляли всякие кувшины-яблоки рисовать, а Павлик монстриков любит: скелеты с крыльями, привидения зубастые… мне понравилось. У меня даже один рисунок остался, я его на работу взял, там и лежит у меня в столе. А все, что дома было, Вера выгребла и увезла. Вот зачем она это сделала?

– Зачем рисунки забрала?

– Да вообще, зачем ушла? Ведь все так хорошо было… А уж когда Поллинька меня бросать передумала, так и вовсе прекрасно! И вдруг возвращаюсь я домой, а там пусто!

– Откуда возвращаешься?

– Ну… от Полли. А что такого? Раньше же Вера на это внимания не обращала.

– Дебил ты, Серега. У тебя такая семья была, у единственного из нас, и ты все профукал. Ради какой-то Полли профукал!

– Это ты просто завидуешь.

– Конечно, есть чему завидовать, не поспоришь. Ладно, что я тут с тобой… Где Вера-то сейчас живет?

– К матери ушла, куда ж ей еще с пацанами? У Надьки и без них тесно, у Любы вообще однушка съемная. А у Софьи Николаевны хоть комната свободная есть.

– Представляю, как теперь матушка ей мозг чайной ложкой выедает. Софья Николаевна… брр.

– А это ее выбор, – насупился Сергей. – Верку из дома никто не гнал, она сама так решила. Ну и пусть теперь живет с дорогой мамочкой, а мне, сам видишь, совсем неплохо. Свято место пусто не бывает.

– Да уж, вижу, как у тебя тут не пусто. Ладно, Серега, посидели, поговорили – и хватит. С тобой я все понял, теперь поеду к Вере. Не знаю, как ты, а я по пацанам соскучился.

– Вот, опять ты! Можно подумать, я не соскучился!

– Не понял. Это я их почти год не видел, а тебе-то чего скучать? Сам сказал, что Вера не препятствует.

– Она не препятствует, но с ними же гулять надо – в кино там, кафешку сходить и вообще… Вовке в тире стрелять нравится, и Павлик за ним тянется. Я в каникулы зимние сходил с ними в цирк, знаешь, во сколько мне это обошлось?

– Не понял. Ты вроде не бедствуешь – на домработницу и на морепродукты из ресторана тебе, по крайней мере, хватает.

– А ты мои деньги не считай. Помнишь, твой же батя говорил: «По доходам и расходы»? У меня доход хороший, но и расходы соответствующие. Поллинька к определенному уровню жизни привыкла, и я ей его обеспечиваю.

– Да мне, в общем, наплевать, – Павел поднялся из-за стола, – и на доходы твои, и на расходы, и на Полли с ее привычками. И на тебя тоже. Ну, что сидишь, встань, что ли. Не видишь, гость уходит?

– Хамло ты, Пашка, а не гость. – Сергей неторопливо поднялся. – Я думал, хоть ты у меня остался, думал, ты меня поймешь… а вы с Володькой, оказалось, друзья только до первой бабы.

– Нет, Серега. В чем другом я, может, тебя и понял бы, но как ты мог Веру на Полли променять, этого я никогда не пойму! И еще знаешь что?

– Что?

– Володька все правильно сделал.

Павел коротко, без замаха, но весьма чувствительно впечатал кулак в скулу Сергея. Тот слегка покачнулся, взмахнув руками, но устоял на ногах. А Павел, уже не глядя на старого бывшего друга, подхватил в коридоре ветровку, коробку с железной дорогой и вышел.

Сергей подошел к зеркалу, потер ладонью красное пятно на щеке. Поморщился и выдохнул:

– Ну и дурак!

Софья Николаевна Холодова была женщиной неприятной. Для всех у нее находилось злое слово, неприятное пожелание или гадкий намек. Даже странно, как при таком характере у нее выросли три вполне нормальные дочери – наверное, гены рано умершего отца поспособствовали. Дочери сбегали из дома, едва достигнув совершеннолетия. Вера и Надя вышли замуж, а младшая, Люба, переехала на съемную квартиру. Иняз окончила заочно, потому что работала в двух местах, не брезгуя и разовыми подработками, жила на пределе, но сумела обеспечить себе независимость от матери. И осталась пожилая женщина одна в трехкомнатной квартире. Надо сказать, что такое положение ее вполне устраивало. Она жила как королева, требовала от дочерей регулярной материальной помощи и с упоением жаловалась всем знакомым на неблагодарность «девочек, которым она всю себя отдала». Возвращение под родной кров старшей дочери, да еще не одной, а с сыновьями, ее вовсе не порадовало. Выделив Вере и мальчишкам меньшую спальню, Софья Николаевна была уверена, что сделала более чем достаточно. И соответственно, имеет право установить жесткие правила для нежеланных квартирантов. А именно квартирантами неожиданно для себя оказались Вера и ее дети. Софья Николаевна категорически запретила им заходить в ее комнату, да и пребывание на кухне или в гостиной больше необходимого времени тоже не поощрялось. Кроме того, любящая мать поинтересовалась в Интернете уровнем цен на съем комнат и вывела некое среднее арифметическое, благородно не став требовать самой высокой ставки. Правда, все коммунальные услуги тоже должна была оплачивать Вера.

– Все равно вас трое, четвертый человек в счете и незаметен будет, – небрежно сообщила Софья Николаевна дочери, вручая ей пачку квитанций.

То, что оплатить пришлось и задолженность за четыре предыдущих месяца, матушка не сочла чем-то важным, требующим дополнительного обсуждения. Она хотела было установить и «правило общего стола», не участвуя, естественно, в покупке продуктов и приготовлении еды, но скромные возможности Веры ее категорически не удовлетворили. Постные супчики, каши и тушеные овощи Софью Николаевну интересовали мало, а на деликатесы у Веры не было денег. Поэтому Софья Николаевна решила, что оптимальным вариантом будет раздельное питание, тем более что второй, маленький холодильник на кухне имелся. Впрочем, это не мешало ей снимать пробу, когда Вера готовила что-нибудь достойное внимания, например, пекла пирожки с яблоками. Пирожки с яблоками Софья Николаевна любила.

Веру вовсе не радовала необходимость сидеть на шее у матери, тем более что расплачиваться за это пришлось не только деньгами – вся домашняя работа тоже немедленно легла на нее. Софью Николаевну мало интересовало, что дочь только что пришла с работы, что она устала, что плохо себя чувствует, что надо бы и детям уделить внимание, хотя бы уроки проверить… Стоило Вере переступить порог, как мать вываливала на нее целый список претензий, которые требовали немедленного удовлетворения. Кроме того, жизнь в родном доме проходила под непрерывный аккомпанемент обвинений, поучений и ценных указаний – не особенно стесняясь в выражениях, Софья Николаевна излагала Вере свой взгляд на то, кто виноват в ее семейных проблемах, и на то, как эти проблемы следовало решать. Основной мыслью нотаций было: если уж бестолковая дочь сделала такую глупость, что вышла замуж за человека, в которого влюблена до безумия, да еще и детей ему нарожала, то надо было терпеть все выверты супруга и сохранять семью. Тем более ничего такого, выходящего за рамки, зять, по ее мнению, не совершил. Не пил, не бил, денег не лишал, чего ж тебе, дуре, еще надо? Ну, погулял муж на стороне, так что же? Чай, весь не сотрется, и тебе хватит. Тем более Сергей хоть и не особо скрывал свои романы, но семью бросать не собирался, а это же самое главное! Пусть мужик по чужим лужайкам пасется, лишь бы домой возвращался. И вообще – столько лет дочь позволяла мужу гулять, ни разу не то что не поскандалила, даже шепотом не намекнула, что ей такое не по душе, так с чего вдруг теперь раскапризничалась?

И было совершенно невозможно объяснить матери, почему Вера не могла больше жить по-прежнему. Собственно, не только с матерью она не могла поделиться, сестрам, хотя они сразу, не рассуждая, поддержали ее, она тоже ничего не рассказала. Потому что не рассказывают о таком даже самым близким людям. Тем более в двух словах не скажешь, а если пытаться объяснить все подробно, то получится долго, неловко и просто стыдно.

Потому что мама права: она сама во всем виновата. Нельзя в мужа влюбляться, как она в Сергея, до полной потери себя, если хочешь, чтобы был в семье лад и счастье на долгие годы. А у нее – сколько у нее было того безоблачного счастья? Два года? Год? Или того меньше? Когда Вера стала понимать, что не только срочными делами объясняются поздние возвращения мужа домой и его частые командировки, подозрительно совпадающие с выходными и с праздниками? Понимать, что на самом деле все гораздо проще, грубее и некрасивее?

Вера всегда знала, что такой, как у нее, не дающей дышать, застилающей взгляд любви у Сергея нет, и женился он, скорее, по привычке и для удобства. А что? Жена всегда рядом, жена всегда готова помочь, у жены не бывает плохого настроения, у жены нет своих проблем, всегда и везде жена думает в первую очередь о нем, о Сергее, а сама уж – как придется. И она ведь действительно все эти годы жила по принципу: «Сереже должно быть удобно!»

После школы пошла работать на хлебозавод, потому что Сереже надо было окончить университет, а ей зачем учиться? Обойдется, хватит ей и школьной программы. Домашние дела, разумеется, все на ней – не Сереже ведь стирать-убирать-готовить, надо же понимать, сколько сил у него забирает учеба! Правда, учился он действительно не для галочки, совмещая с работой в студенческом конструкторском бюро, чуть-чуть не с красным дипломом окончил университет, удачно прошел стажировку в совместной российско-немецкой фирме, работу ему там же предложили вполне приличную, с завидной зарплатой. Там он поднабрался опыта, оброс полезными связями, и Вера искренне гордилась им, его умом, талантом и, не в последнюю очередь, умением ладить с людьми. Сергей, несмотря на быстрый карьерный взлет, не стал объектом зависти и злословия, его ценило начальство, уважали коллеги-мужчины и восхищались коллеги-женщины… как потом выяснилось, восхищались довольно активно. А она, Вера, оказалась классической дурой. Сергей крутил романы, не особо скрываясь, не утруждая себя сочинением правдоподобных объяснений, вел себя как муж в старом анекдоте: «Милая, ты у меня такая умная, придумай сама, почему я ночевать не пришел!»

И она придумывала. Для себя, для матери, для сестер, для друзей – делала круглые глаза и очень естественно удивлялась:

– О чем вы? Ну и что, что его машину видели в полночь у ресторана? Это был деловой ужин. Подумаешь, за столиком он сидел с шикарной блондинкой – значит, это было нужно по работе…

Нет, конечно, первое время она плакала потихоньку и даже собиралась устроить любимому мужу скандал и потребовать – да-да, именно так, потребовать… в конце концов, она его жена, мать его сыновей и имеет право на то, чтобы… вот, собственно, на что именно она имеет право, Вера так и не сообразила. Не было у нее в семье никаких прав. Точнее, было право любить мужа, заботиться о нем, готовить ему любимые блюда, обеспечивать ему все удобства… ах да, еще она имела право заниматься с детьми, следить, чтобы они не мешали папе и вообще как можно меньше показывались ему на глаза, но при этом папу любили и беспрекословно слушались. Попробовать устроить скандал можно было, но как это будет выглядеть и чем закончится? Посоветоваться было не с кем: ни сестры, ни тем более подруги для этого не годились, Вера скорее язык бы себе откусила, чем стала обсуждать с ними измены мужа, а мама… ну, что скажет мама, и так было ясно. В результате Вера стиснула зубы, ослепла, оглохла и полностью перестала интересоваться, где муж проводит время. Главное, что он есть, что всегда возвращается домой, к жене и детям, а все остальное – не существенно. Тем более Сергей вовсе не был к ней совсем равнодушен, да и постоянных любовниц не заводил, ограничивался мимолетными увлечениями.

Гениальный Пушкин сказал: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Вера снова и снова повторяла эти слова и сумела уговорить себя, что все, в общем-то, нормально, что многие женщины живут еще хуже, что кому-то и вовсе не удается выйти замуж, что не нужно требовать от жизни слишком многого, нужно уметь обходиться и малыми ее дарами… И действительно, постепенно все наладилось. Когда ничего не ждешь, то и не разочаровываешься, когда ни о чем не мечтаешь, то не обманываешься, а когда ничего нет, то ничего и не теряешь.

Потом Сергей решил, что хватит работать на чужого зарубежного дядю, пора выходить в свободное плавание и заняться собственной фирмой. Вера даже не пискнула ничего против, хотя только-только выдохнула: хорошая стабильная зарплата наконец-то позволила жить, не считая копеечки от зарплаты до зарплаты. Впрочем, опасения ее были напрасны: муж оказался бизнесменом разумным, осторожным и удачливым – доходы семьи заметно выросли. Если несколько лет назад вклад Веры в семейный бюджет был основным, то теперь вся зарплата оставалась ей «на булавки». Сергей посмеивался, потом начал намекать, что работающая, да не просто работающая, а вот так с утра до вечера «пашущая у станка» жена ему не по статусу. Послушная Вера оставила работу. Она опасалась, что заскучает от безделья, но какая там скука! Забота о детях и обустройство недавно купленного коттеджа были полностью на ней. Кроме того, Вера серьезно занялась собой – до тридцати можно обходиться и природными данными, а после – природе надо помогать. Так что – маленький тренажерный зал в подвале, два раза в неделю фитнес-центр плюс абонемент в бассейн, пока мальчишки были на тренировке, она старательно бултыхалась на соседней дорожке. Салон красоты опять же – без фанатизма, но посетить хотя бы раз в месяц. Это обязательная программа. Слегка располневшая Вера довольно быстро согнала лишний вес, привела в порядок немного проблемную кожу, подобрала прическу и в результате стала выглядеть лет на десять моложе. Сергей относился ко всему этому со снисходительным одобрением и отчета за потраченные деньги не требовал. На протокольных мероприятиях, куда желательно было являться с супругой, посматривал на жену с удовлетворением – в компании провинциальных светских дам она выглядела вполне достойно.

Жизнь шла своим чередом. Вера была занята обыденными хлопотами, добрый Сергей позволял о себе заботиться и регулярно заворачивал налево, чего Вера упрямо не замечала. А потом появилась Полли.

Откуда она взялась, где они с Сергеем познакомились, Вера не знала. Собственно, она вообще ничего не знала. Просто однажды Сергей пришел домой, даже не очень поздно – дети еще не спали, и у него были такие глаза… Вера потом пыталась хотя бы себе самой объяснить, что она почувствовала. Не смогла. Сергей рассеянно потрепал мальчишек по головам, заглянул в тетрадь по математике с какой-то особо хитрым способом решенной задачей, которую предъявил гордый Володя, похвалил Павлика за рисунок, на котором был изображен кит-полосатик, больше похожий на головастика-переростка, поцеловал Веру в щеку, не отказался от ужина, потом посмотрел телевизор – нормальный вечер уставшего бизнесмена в кругу семьи. Но Вера понимала, что и жену и сыновей он не воспринимает как что-то реальное. И ужин у него проскочил как-то мимо – хотя Сергей всегда любил вкусно покушать и придавал большое значение тому, что перед ним на столе, на этот раз он, наверное, не смог бы сказать, что, собственно, съел. Да и что там шло по телевизору все время, пока он сидел перед экраном, Сергей тоже вряд ли видел. Он был не здесь, не с ними, не с женой и детьми. И наверное, впервые за все время замужней жизни Вере стало страшно. Но что делать она не знала. Просто не представляла себе. Господи, какое это, оказывается, было счастье, когда Сережа просто крутил романы направо и налево, легкие, необременительные отношения, не продолжающиеся дольше недели и не затрагивающие ни ум, ни сердце! И она, дура, еще переживала, скандалить хотела из-за таких пустяков! А настоящая беда, оказывается, вот она пришла. И что делать, совершенно непонятно, и совета попросить не у кого… да и невозможно. Вера поступила как обычно: зажмурилась и замерла, снова превратилась в слепоглухонемого бесчувственного робота. Но и робот прекрасно понимал: жена, дети, дом – все это больше не имеет значения для Сергея, они ему не нужны. И если он еще возвращается, то только по привычке, только потому, что ему говорят: «Иди домой». А если ему однажды скажут: «Останься»?

Обыденные домашние заботы не давали расслабиться – Вера не могла просто забиться в уголок в самой дальней комнате их большого уютного дома, свернуться клубочком и тихо плакать, хотя именно этого ей хотелось больше всего. Но надо было заниматься детьми, хозяйством, да и про себя не забывать. За прошедшие годы она неплохо научилась притворяться, «держать улыбочку», сейчас же стала просто виртуозом. Даже мать и сестры не догадывались, что творится у нее на душе, разве что Люба иногда посматривала на нее с сомнением, но с вопросами не лезла. Творческая натура, младшенькая была самой чуткой из сестер, но и самой деликатной. Да еще сыновья… Ничего ведь, в сущности, не изменилось для них, но мальчишки все время неуверенно жались к Вере. Ладно, Павлик, тот всегда был ласковым котенком, но даже Володя, который уже почувствовал себя взрослым и с некоторым раздражением стал уворачиваться от объятий и поцелуев, сам потянулся к матери. Особенно нежничать с ним, тискать так же, как младшего, Вера не рисковала, но пару минут молча постоять, обнявшись, словно поддерживая друг друга, стало ежедневным ритуалом.

Хуже всего было по вечерам. Сыновья укладывались спать, а Веру снова накрывала волна мучительного страха. Она смотрела на часы: придет? Или та, неизвестная женщина именно сегодня скажет ее мужу: «Останься»…

Сергей приходил. И робот-Вера хлопотала вокруг него, а колючая пружина в груди скручивалась все туже и туже. Как ни странно, оказалось, что жить можно и так. Больно, горько, безрадостно, но «есть ведь женщины, которым еще хуже приходится», повторяла она себе. У нее, у Веры, по крайней мере, нет материальных проблем – Сергей по-прежнему деньги давал, не считая и не требуя отчета. А главное – это их прекрасные сыновья, умненькие, здоровые и послушные мальчики. Даже Володя, несмотря на подростковый трудный возраст, особых хлопот не доставлял. Возможно, чувствовал, что маме и без того плохо.

Безрадостно прошло лето, наступил сентябрь. Мир, как известно, не без добрых людей, нашлись и доброхоты, рассказавшие о женщине, с которой встречался Сергей. Полли. Вера, разумеется, от этих разговоров с привычной небрежностью отмахнулась, но от самой Полли так просто не отмахнешься.

И что, спрашивается, теперь делать? Ждать и надеяться, что все обойдется, что, как и раньше, через некоторое время эта Полли надоест Сергею? Надоест, и что тогда? Он сменит ее на Китти? А Китти на Роксану, а Роксану на Зухру? Ну что ж, справлялась Вера с этим раньше, справится и сейчас. Она стала настоящим экспертом в этой области – сколько их уже было, этих барышень-бабочек, и все они исчезли, а она, Вера, по-прежнему рядом с Сергеем. По-прежнему хозяйка его дома, его жена и мать его детей. И никакая Полли этого изменить не сможет. Значит, стратегия самая простая и привычная – спокойная и невозмутимая доброжелательность. Мужчина должен быть уверен, что дома его ждут не скандалы и разборки, а уют, забота и нежность любящей жены. Тогда он от любой, даже самой суперсексуальной любовницы непременно будет возвращаться к родному очагу.

Вот только, боже, как же это сложно – встречать любимого мужа после поздних «деловых встреч», утомленного, пропахшего чужими духами, и оставаться нежным и заботливым слепоглухонемым роботом… Иногда Вере даже начало казаться, что ее любовь к мужу потускнела, словно темная облачная тень незаметно наползла на солнце. Конечно, Сережа по-прежнему оставался самым главным человеком, единственным мужчиной в ее жизни, но… но разве не мог бы он быть хоть капельку более чутким, более любящим, более заботливым отцом и мужем? Неужели это так сложно – расщедриться на улыбку, на комплимент, да просто на вечер, проведенный с женой и сыновьями? Мальчишки ведь уже забывать стали, как отец выглядит, хоть фотокарточку показывай! А Полли все не исчезала, наоборот, казалось, Сергей привязывался к ней все сильнее и сильнее…

Неизвестно, сколько Вера выдержала бы эту пытку – неделю, месяц, а может быть, годы… а что, живут же так, между небом и землей, некоторые женщины всю жизнь. Но, как ни тяжело было Вере, отважиться на решительные действия она не могла. Полли оказалась более смелой, а может, просто не могла так бездарно тратить время. Ведь как бы Вере ни было тяжело, статус жены и хозяйки дома был при ней, а Полли, хотя Сергей практически все время проводил у нее, оставалась всего лишь любовницей. Вера так и не узнала, что там произошло – то ли Полли потребовала, чтобы он развелся и женился на ней, то ли нашла себе более перспективного потенциального мужа, то ли Сергей просто надоел и она выгнала его, – но однажды он вернулся домой несчастный, опустошенный, признающий свою вину, исполненный раскаяния и желания эту вину искупить.

Вера сначала ничего не поняла и даже немного испугалась, а потом – потом едва не задохнулась от счастья. Сергей целовал ей руки, объяснялся в любви, клялся, что больше никогда ни на одну женщину даже краешком глаза не взглянет, потому что ни одна даже самая раскрасавица-принцесса не стоит ноготка на мизинчике Веры…

И была ночь, когда она не только слушала о его любви и восхищении, а ощущала их каждой клеточкой своего тела, чудесная, волшебная ночь! А утром, едва поднявшись с постели, Сергей развил бешеную деятельность. Он за полчаса раскидал все рабочие вопросы, еще за час нашел какие-то горящие путевки в Таиланд, договорился с Надей, что та на неделю заберет мальчишек, помог собрать чемоданы… ну, как помог?

«Документы взяла? Купальник? Ну, и платьице какое-нибудь. А ночная рубашка тебе и не понадобится, будь уверена!»

И в полдень они уже вылетели в страну-сказку, страну-лето!

Это была удивительная, потрясающая неделя. Полная солнца, моря и любви. Сначала Вера даже назвала ее про себя вторым медовым месяцем, но потом поняла: нет, лучше, гораздо лучше. Когда они были настоящими молодоженами, между ними не было и половины той нежности и той страсти. И ночная рубашка Вере действительно не понадобилась.

А потом было возвращение домой. И счастливые, требующие подарков мальчишки (про подарки и про сувениры для родных Вера вспомнила уже в аэропорту при отлете. К счастью, там был достаточный выбор ракушек, магнитов и прочей мелочи), прыгающие вокруг загорелых родителей, довольная Надя и последняя ночь такого счастливого, такого короткого отпуска. Кто же знал, что эта ночь действительно окажется последней!

Утром Сергей, расцеловав жену и детей, отправился на работу, пообещав вернуться к шести и заказав на ужин отбивные, а Вера, проводив мальчишек в школу, занялась привычными домашними делами. Вечером, когда отбивные уже жарились на сковороде, муж позвонил, предупредил коротко, что накопилось слишком много дел, поэтому он задерживается, вернется поздно, так что, в общем… не договорив, он неловко отключился. И Веру тоже словно выключили. Отбивные не сгорели только потому, что на кухню очень удачно забежал Павлик. Хорошо, что ужин она успела приготовить, и мальчишки что-то – она не интересовалась, что именно, поели. Вера сидела в своей комнате, уставившись невидящим взглядом в экран выключенного телевизора, понимая, что надо что-то делать, и не в состоянии даже пошевелиться. А потом Сергей пришел. Пахнущий чужими такими знакомыми духами, и смущенно-виновато отводящий взгляд.

– Ну, Вер, ну так получилось. Ничего же страшного, ты ведь понимаешь, что это для меня ничего не значит.

Она так и не смогла ничего ответить: голос пропал, да и не знала она, что сказать. Сидела каменной бабой, которых кочевники в свое время расставляли по степи, и единственное, что понимала, – все кончено.

Все. Кончено. Второй раз она этого не выдержит. Да и не будет второго раза, ведь снова в ту же реку не войдешь. Когда она, тогда еще молодая, глупая и безумно влюбленная, впервые поняла, что у мужа могут появиться другие женщины, это было больно, горько, но с этим можно смириться, потому что Вера просто не знала, как может быть по-другому. Теперь же, после этой необыкновенной, счастливой недели, снова превратиться в простое бытовое удобство… Вера вздрогнула, посмотрела сухими воспаленными глазами на часы – половина третьего ночи. Поднялась медленно, со скрипом – почему-то болели все суставы, хотя ничем подобным она никогда не страдала. Надо собрать вещи, свои и мальчишек. Господи, им ведь надо будет как-то объяснить, а как?! Дорогие мальчики, я больше не могу терпеть постоянные измены вашего отца, поэтому мы уходим от него? Ладно, об этом можно подумать чуть позже, главное, что есть куда уйти. Мама, конечно, не обрадуется, но в трехкомнатной квартире уж как-нибудь место найдется. Вещи, вещи… даже странно, она ведь состоятельная женщина, почему у нее так мало вещей? Все вполне умещается в один большой чемодан. У мальчишек гораздо больше, одних учебников куча, и все это надо как-то упаковать. Хорошо, что у них ноутбуки, а не большие стационарные компьютеры, вот с ними действительно сложно было бы.

К шести часам утра все, что она собиралась забрать с собой, было загружено в машину, а Вера, так и не сомкнувшая глаз, заварила себе чашку крепкого кофе. По-хорошему надо было бы позавтракать, но даже думать об этом было тошно. Она все-таки сделала себе бутерброд с маслом и медом и не столько съела, сколько запихнула его в себя. Потом занялась завтраком для мальчишек. Подняла их, покормила, сама выпила еще чашку кофе. Потом оделась, еще раз проверила сумочку – не забыла ли что-то важное – и заглянула в спальню. Сергей вольно раскинулся на просторной, с высоким ортопедическим матрасом кровати, ему явно снилось что-то приятное. Интересно, заметит он, когда проснется, что подушка рядом не смята? Впрочем, нет, неинтересно.

Вера привычно поторопила сыновей, усадила их в машину и повезла в гимназию. Зевающий, не выспавшийся Павлик ничего не заметил, а Володя встревоженно посмотрел на нее:

– Мам, ты чего сегодня какая-то странная? Голова болит?

– Болит, – слабо улыбнулась она. – Ничего страшного, провожу вас и лягу, посплю еще. Кстати, есть предложение: сегодня я заберу вас после уроков и мы устроим небольшой разгуляй!

– Круто! – Сонные глазки Павлика сразу открылись. – В батутный центр пойдем? И в кафе?

– Запросто, – согласилась Вера. И перевела взгляд на старшего: – А ты? В тир?

Он молча кивнул, продолжая смотреть на нее с сомнением.

– Значит, договорились! – Вера постаралась улыбнуться как можно жизнерадостнее. Судя по тому, что Володя немного расслабился, у нее получилось.

Вовка с Павликом выскочили из машины и почти сразу смешались с толпой спешащих на уроки школьников, а Вера еще некоторое время не трогалась с места. Накатила неожиданная слабость, руки задрожали, в глазах потемнело, даже дышать удавалось с трудом. Мелькнула мысль, что не хватало ей сейчас только какого-нибудь дурацкого инфаркта или инсульта… хотя, может, это и было бы самым лучшим выходом? Сейчас, когда из-за невыносимой душевной боли боль физическая кажется лишь легким неудобством, и умирать совсем не страшно… вот только мальчишек жалко, плохо им будет без нее.

Вера зажмурилась на мгновение, тряхнула головой, напряглась и сумела сделать глубокий вдох. Все. Эта страница ее жизни перевернута, тема закрыта и… и теперь придется решать другие проблемы, не менее серьезные. Черт, почему она не послушала Надьку, когда та предлагала ей пойти на курсы бухгалтеров?! А теперь только на хлебозавод возвращаться. Наверное, там еще остались знакомые, да и зарплата должна быть более-менее приличной. М-да, зарплата… отвыкла ты, Вера Степановна, денежки считать, а придется вспоминать, каково это. Ну что ж, значит, вспомним. В конце концов, голова, руки, ноги на месте, значит, проживем.

Мама ожидаемо возвращению старшей дочери под отчий кров не обрадовалась. Софья Николаевна не просто не скрывала, что считает Веру не понимающей своего счастья неблагодарной идиоткой, она не пожалела времени и сил, чтобы донести свое мнение. Вера не спорила, молча раскладывая вещи по полкам маленького шкафа в спальне, которую раньше занимали они с сестрами, а теперь ей предстояло делить с мальчиками, и поглядывала на телефон. Не спит же Сергей до сих пор? Неужели ему неинтересно, куда это с утра пораньше подевалась безропотная жена, почему не подала ему завтрак? А может, действительно неинтересно? Может, он вообще не заметил ее отсутствия?

Нет, не мог не заметить! Ведь, кроме завтрака, не была приготовлена свежая рубашка, не вычищены туфли… господи, ведь даже стиральную машину забыла разгрузить, она так всю ночь и простояла! Теперь надо прополоскать еще раз… Вера дернулась, словно собиралась бежать домой, потом замерла, уронив руки. Да пусть оно там хоть вовсе прокиснет, это белье, и плесенью покроется!

– Ты меня не слушаешь? – недовольно осведомилась Софья Николаевна.

– Слушаю, мама. Ты совершенно права, но к Сереже я не вернусь.

– Глупости. На что ты собираешься жить? У тебя двое сыновей, ты помнишь об этом?

– Помню, конечно. Кстати, о мальчиках, я обещала их из школы забрать и погулять немного. Так что мне пора бежать. Вечером поговорим, но мы вернемся часов в семь, не раньше.

– Да уж не сомневайся, поговорим. Я тебе далеко не все высказала.

Разумеется, вечером возвращения Веры с мальчиками вместе с матерью ждали и сестры – Софья Николаевна первым делом позвонила Наде и Любе и сообщила шокирующие новости. Вера загнала Вовку и Павлика в комнату и велела делать уроки. Мальчики были крайне недовольны. Мало того что после веселой прогулки их привезли не домой, а к бабушке, которая, вопреки обычным представлениям, особой нежности к внукам не испытывала и они платили ей той же монетой, но им еще предстояло остаться здесь ночевать, всем троим в одной комнате! Когда мальчишкам велели не тратить время на пустые разговоры, а заняться домашними заданиями, они пискнули было что-то насчет отсутствия необходимых учебников, но Вера широким жестом указала на книжные полки, где уже разместила всю необходимую литературу. До Павлика и Володи дошло, что они, похоже, могут застрять в этом доме надолго, и парни совсем растерялись. А Вера пригрозила, что проверит у обоих каждую буковку, и отправилась в гостиную, где за накрытым к чаю столом уже готово было начаться «заседание семейного трибунала». Она нервничала, но не из-за того, что могут сказать мать и сестры – примерно представляла, что услышит. Да что там, если бы в подобной ситуации оказалась не она сама, а любая из ее знакомых… все мы умные, когда чужие проблемы решаем. Из-за сыновей, да, тут она немного напрягалась, но тем не менее верила, что сможет все объяснить им. Да, с мальчишками она договорится, хотя это и будет непросто. А вот Сергей… Вера не понимала, что происходит. Точнее, она не понимала, почему ничего не происходит. В конце концов, они не месяц прожили вместе, не год, а шестнадцать лет! Почти половину жизни вместе, двое сыновей, и что? Любимый муж даже не посчитал нужным позвонить, поинтересоваться, куда, собственно, она с детьми подевалась. Это как?

Впрочем, сестры немного отвлекли ее от этих переживаний. Софья Николаевна, вопреки ожиданиям, больше молчала (наверное, приберегала аргументы для сольного выступления), предоставляя право высказаться младшим дочерям. И они воспользовались этой возможностью сполна. Разумеется, Надя с Любой тоже знали о постоянных изменах Сергея и, в отличие от Софьи Николаевны, относившейся к этому мелкому, по ее мнению, недостатку зятя с благородным спокойствием, всегда этим очень возмущались. Каждая в своем стиле, разумеется: Люба, у которой большая, но не слишком удачная любовь состояла из череды коротких периодов совместной жизни, измен, счастливых примирений и скандальных уходов, скорее тихо сочувствовала, а Надя, муж которой, кажется, даже не подозревал о существовании в мире других женщин, кроме обожаемой супруги, шумно требовала от Веры энергичных действий. Она была уверена, что, если бы старшая сестра встретила пару раз своего благоверного после любовных похождений со сковородкой в руке, тот быстро понял бы, как надо жену любить.

Сейчас же они в первую очередь желали понять, что случилось. Ведь если столько лет Вера терпела, то сейчас что изменилось? Да еще вот так, вдруг? Ведь в последнее время, наоборот, все стало налаживаться, ведь о чем-то они договорились, если так радостно рванули в Таиланд? Или именно там что-то произошло? А что?

Вера объяснять что-либо отказалась. «Я с ним жить больше не могу и не буду. Все, ноу комменте». Это было просто невозможно рассказать, пусть даже самым родным людям, о том счастье, легком и радужном, словно мыльные пузыри, которое переполняло ее последнее время, о мечтах, о планах на будущее, и так же невозможно рассказать, как легко, походя, это счастье, эти мечты и это будущее были уничтожены, полопались, как те самые мыльные пузыри, оставив после себя только грязные влажные разводы. Впрочем, если Надя искренне ничего не понимала, то Люба, похоже, догадывалась. И чувствовала, что помочь сестре в этой ситуации она не сможет. Ну разве что денег немного подкинуть на первое время.

Так она, кстати, и сделала. Уже в коридоре, собираясь выйти следом за Надей, Люба сунула старшей сестре в карман несколько сложенных бумажек, пробормотав:

– Тебе теперь пригодится.

– Спасибо. – Вера на мгновение сжала ее пальцы.

– Да чего там. Я бы тебя к себе позвала, но здесь у вас хоть своя комната будет. Хотя, если мать совсем достанет, бросай все и перебирайся ко мне. Как-нибудь уместимся.

– Спасибо, – повторила Вера.

Софья Николаевна, пробормотав что-то невнятное, но явно нелестное о неблагодарных дочерях, удалилась в свою комнату. Вера убрала посуду, привычно протерла пол на кухне, огляделась по сторонам – что-нибудь еще надо сделать? Ах да, мальчишкам завтрак! Или уж завтра утром, что-нибудь простенькое? Готовка – дело не бесшумное, там стукнешь, тут звякнешь, не хочется сегодня выслушивать еще претензии матери, что ей спать не дают. С другой стороны, не лучше будет, если разбудить ее возней на кухне в шесть утра.

Сергей позвонил в начале первого.

– Верка, ты где?! – возмущенно спросил он. – Почему тебя дома нет? И вообще, как с утра пропала…

– Ты что, только что пришел? – перебила она.

– Ну… да. А что такого? У меня была деловая встреча, я устал как собака, возвращаюсь домой, а тебя нет! Я, между прочим, есть хочу!

– Я ушла от тебя. – Вера изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал.

– В каком смысле «ушла»? Куда?

– Пока к маме. Сережа, я больше не могу жить с тобой. Я не могу… – Она все-таки не сдержалась и всхлипнула. – Я знаю, ты снова был у той женщины.

– Вер, ты с ума сошла? Что вдруг среди ночи за наезды? При чем здесь какие-то женщины?

– Не какие-то, а вполне конкретные. Я ушла еще утром, а ты это заметил только сейчас. Потому что ты был у Полли, так ведь?

– Ну… – У него хватило совести смутиться. – Вер, ты же понимаешь, это ничего не значит! Ну, Полли, и что? Я же верный муж, я дома, а вот ты неизвестно где! Кончай дурить, возвращайся! У меня завтра важная встреча с партнерами, мне нужно документы просмотреть, а я тут тебя уговариваю! Приготовь мне рубашку, ту, голландскую, и проверь синий костюм. Там нижняя пуговица на пиджаке на одной нитке висела, ты ее пришила? Вера? Алло, Вера, ты слышишь меня?

– Не слышу, – зло ответила Вера и нажала на кнопку.

Пуговицу к костюму она давно пришила, и голландская рубашка, чистая и отглаженная, висела на плечиках в шкафу, но сообщать об этом мужу Вера не собиралась. Захочет, сам найдет, не маленький. Она еще немного посидела, глядя на телефон, – вот сейчас он снова зазвонит, вот сейчас… Телефон молчал.

То есть что? То есть это и все? Вся его реакция? Он действительно считает, что она немедленно, распустив косы по ветру, бросится домой? Вера вытерла ладонью слезы и снова уставилась на телефон. Через полчаса она поняла, что звонка не будет. Скорее всего, Сергей уверен, что ее неожиданный бунт закончится ничем – позлится, попсихует, посидит денек-другой у мамы, а потом вернется, никуда не денется. Но сама Вера уже знала, что это окончательно, это навсегда. Потому что Сергей ничего не понял. Потому что он назвал себя верным мужем, хотя даже не пытался скрыть существование Полли. А главное, потому, что он спросил о синем костюме и голландской рубашке, но даже не вспомнил о сыновьях.

* * *

Сергей не позвонил и на следующий день. Впрочем, у Веры не было времени переживать по этому поводу. Прежде всего надо было устроиться на работу. Она пошла по старому адресу, на хлебозавод. Точнее, того предприятия уже не существовало, теперь это было ООО «Пекарня», но пекарня эта была в том же помещении, и даже знакомые среди работников нашлись. Приняли ее быстро и без проблем – у печи стоять охотников мало, так что работники всегда нужны. Больше времени заняло оформление санитарной книжки в ближайшей поликлинике, но до конца рабочего дня Вера успела все сделать, и уже завтра можно было выходить в утреннюю смену. Потом пошли домашние дела – мать не могла не пустить ее с детьми к себе, но условия поставила довольно жесткие. Вера должна была ежедневно убирать во всей квартире – за чистотой Софья Николаевна всегда следила весьма придирчиво. Кроме того, разумеется, стирка, глажка, закупить продукты, приготовить… А еще поговорить с сыновьями, как-то объяснить им происходящее, стараясь не травмировать хрупкую детскую психику… кто бы подсказал, как это вообще можно сделать?!

На следующий день Вера уже не ждала звонка от мужа. На работу ей надо было к семи часам, поэтому она, даже не пытаясь привлечь бабушку, включила мальчишкам будильник и строго проинструктировала Вовку как старшего: чем завтракать и когда выходить в школу. И чтобы зубы почистить не забыли. И чтобы после завтрака на кухне обязательно за собой убрали. И вот их одежда, на стуле, приготовлена. И после школы сразу домой. И… И… И…

Сыновьям это все, естественно, не нравилось. Из путаных невнятных объяснений мамы они не могли понять: почему нужно жить у бабушки, которая недовольно морщится каждый раз, когда они попадаются ей на глаза? У них ведь есть прекрасный дом, в котором у каждого отдельная спальня, с отдельной удобной кроватью и отдельным компьютерным столом. И ходить по этому дому они могут где хотят и когда хотят. И тем более было совершенно непонятно, с чего вдруг маме вздумалось идти на какую-то работу, да еще в такую несусветную рань! И вообще они папу уже три дня не видели. Почему? Вера на эти вопросы ответить даже не пыталась. Просила только потерпеть немного и обещала, что скоро все наладится. Вот совсем скоро-скоро, еще только несколько дней, и она со всем разберется, и тогда уже…

Увы, лучше бы она собралась с силами и сразу поговорила с сыновьями откровенно и честно, потому что в результате все получилось намного хуже. Володя и Павлик тихо взбунтовались и после школы отправились домой. Мама же сказала – домой, вот они и послушались. Ведь их дом – совсем не тот, где живет бабушка, у них есть свой дом, где они много лет живут с родителями, с папой и с мамой. Вот туда, в этот дом они и вернулись после школы. Конечно, папа в это время всегда был на работе, а теперь и мама тоже, но ничего страшного, у Володи, как у старшего, был ключ, так что никаких проблем братья не ожидали. Наоборот, они предвкушали: пока родители вернутся, они на несколько часов станут полными хозяевами! Компьютеры, конечно, пока остались у бабушки, но телефоны-то с собой, да и телевизор тоже штука неплохая!

Но когда Володя открыл дверь, оказалось, что папа вовсе не на работе. Собственно, он и раньше, хоть и не часто, приезжал домой пообедать, но тогда его кормила мама, а тут – с кухни вышла какая-то красивая, но совершенно незнакомая женщина и заулыбалась:

– Ой, это твои сыновья? Какие милые мальчики! Сережа, ну познакомь же меня с ними!

И папа, как-то неловко указывая пальцем, быстро сказал:

– Старший, Володя, младший, Павлик. Мальчики, а это, – теперь он повернулся к женщине, – это Полли.

И Полли снова разулыбалась и сказала, что они пришли как раз вовремя, сейчас все будут обедать, и на обед сегодня очень вкусный японский суп мисосиру и салат с рукколой. Мальчики пошли было на кухню, но оказалось, что обедать они будут в комнате за большим столом, который Полли накрыла белой кружевной скатертью. Где только взяла такую? Нет, красиво, конечно, но как-то странно и непривычно. Никто даже не вспомнил, что надо помыть руки, так что мальчишки так и сели за стол с грязными руками. Суп оказался действительно вкусным, а салат ни Володе, ни Павлику не понравился – трава и трава, что там есть-то?

Разговор тоже не получился. Полли только щурилась на всех, улыбалась и жевала свою рукколу, а папа хоть и спросил, как дела в школе, но было видно, что ему совсем не интересно. Поэтому Вовка ответил коротко: «Нормально», а Павлик и вовсе промолчал, только плечами пожал.

А потом папа встал и сказал:

– Ну что, парни, мне на работу пора. Давайте я вас по дороге заброшу.

Теперь все стало понятно, и зря мама боялась нормально все объяснить. Они же не маленькие, знают, что случается и такое: живут люди вместе, живут, а потом расходятся. Да что там, у них в школе у половины ребят родители в разводе, обычное дело! И дети, как правило, остаются с мамой, а рядом с папой вдруг возникает такая вот красивая улыбчивая тетка, и родной дом уже не родной, туда теперь можно прийти разве что в гости, ненадолго… Мальчишки покорно пошли в машину. И домой – в смысле домой к бабушке, они опоздали совсем ненамного, бабушка даже не заметила, что они задержались.

– Ты есть хочешь? – немного дрожащим голосом спросил брата Вовка. – Мама сказала, что борщ на плите оставит.

Они снова не вспомнили, что перед едой надо помыть руки, и поели борща – Вовка щедро налил каждому по три половника, не то что эти крохотные порции японского супа. Впрочем, японцы – они же мелкие, может, им и таких достаточно. То, что после еды на кухне надо убрать, иначе бабушка будет недовольна, Володя помнил. Так что мальчики и посуду помыли, и стол протерли, и даже плиту – на всякий случай. А потом спрятались в своей комнате.

Когда Вера пришла с работы, они уже сделали уроки – Вовка, неожиданно почувствовавший себя совсем взрослым, настоял, а потом еще и проверил тетрадки младшего брата.

– Что случилось? – Она сразу заметила, что обычно жизнерадостные мальчишки выглядят непривычно подавленными. – В школе проблемы?

– Не, в школе все нормально, – неохотно ответил Вовка, а Павлик неожиданно расплакался.

– Да что такое?! – Вера подхватила младшего сына на руки, посадила, как маленького, себе на колени и обняла одной рукой. Второй обхватила за плечи старшего и тоже притянула к себе. – Кто вас обидел?

Вовка молча уткнулся ей в плечо, а Павлик всхлипнул:

– Мы дома были… а там тетка какая-то… и папа ничего не сказал, просто привез нас сюда…

– А что за тетка? – Вера еще слабо надеялась, что это было случайное совпадение – мало ли по каким причинам в доме могла появиться незнакомая детям женщина. Например, с работы, или из поликлиники… а что, если Сергей заболел и вызвал врача? Иначе с чего бы ему среди дня дома сидеть? Господи, она тут обижается, что муж не звонит, а ему, может быть, плохо, он, может там, чуть ли не умирает… – Папа как себя чувствует? Он здоров? Как он выглядит?

– Нормально он выглядит. – Вовка вывернулся из-под ее руки и отошел в сторону. Павлик, наоборот, прижался к матери еще теснее. – Довольный, улыбается. А она… мы не знаем. Сказал, что ее Полли зовут.

– Ах вот как! Полли, – медленно повторила Вера.

Когда она уходила из дома, то думала, что хуже уже быть не может. А оказывается… мало того, что Сергей не стал просить прощения и умолять вернуться домой, не попытался встретиться и даже не позвонил, так он еще и привел в их дом любовницу и вполне доволен, у него все прекрасно! Но странно… ей, Вере, после такого взвыть бы от горя, от отчаяния, головой бы о стены биться, а она ничего. Сидит, гладит Павлика по вздрагивающей спинке и даже слез на глазах нет. Все чувства, что умерли три дня назад, теперь похоронены окончательно.

– И папа что-нибудь сказал?

– Ничего. Они обедом нас покормили. – Вовка презрительно скривил губы. – Что там за обед, какой-то жидкий суп с водорослями и трава! Мам, твой борщ гораздо вкуснее!

– Мы думали, тебя подождем. – Павлик поднял голову и шмыгнул носом. – Ты придешь, и все будет, как раньше… А папа сказал: «Давайте, я вас отвезу». Мам, он даже не думал, что мы останемся. Он нас больше не любит?

– Ну что ты, птенчик. – Вера нежно погладила его по встрепанным волосам. – Конечно, он вас любит – как папа может своих детей не любить? Так не бывает. Просто у нас с папой сейчас не самый простой период, у него голова другим занята.

– Этой Полли? – снова подал голос Вовка. – Мам, она красивая, конечно, но зачем она ему? Ты гораздо лучше!

– Спасибо, милый. Если честно, я тоже так думаю. Давайте дадим папе время самому во всем разобраться.

– А пока он будет разбираться, мы будем жить здесь, у бабушки? – Глаза Павлика снова налились слезами. – Я не хочу!

– Что делать, родной. Придется привыкать, что наша жизнь немного изменится. Мне теперь придется работать, да и денег у нас будет теперь намного меньше… ничего, прорвемся. Мы же вместе, и я вас ужасно люблю.

– Мы тебя тоже любим, – серьезно кивнул Вовка. – Мы справимся.

А Павлик, опустив голову, пробормотал:

– Не хочу я никуда прорываться. Я домой хочу.

Павел только в машине вспомнил про торт, который так и остался стоять на столике в коридоре. Черт, он так старательно его выбирал, так хотел порадовать Веру… а теперь Полли этот торт, скорее всего, на помойку отправит! Она же наверняка из тех ненормальных, что не употребляют сладкого, берегут фигуру! Ну и ладно, пускай выкидывает, просто надо заехать сейчас в кондитерскую и взять еще один. И цветы купить, букет-то тоже Полли себе захапала.

Наконец Павел подъехал к дому, где до замужества жила Вера. Очень хотелось увидеть ее и пацанов, но что, если Софья Николаевна тоже дома? А она, скорее всего, дома – пенсионерка, куда ей ходить? Не то чтобы он боялся вредную тетку, просто никогда не знал, как себя с ней вести. Отвечать на неприкрытое хамство таким же хамством? Но изящно говорить гадости Павел никогда не умел, а сказать попросту: «Закрой рот, старая дура» как-то неловко. Все-таки пожилая женщина, тем более мать Веры.

Давным-давно Володька, пообщавшись с Софьей Николаевной, задумчиво сказал:

– Я раньше не мог понять, когда в сказке у какой-нибудь злыдни, когда она говорила, изо рта жабы падали. Как это? А теперь представляю. Веркина мамаша как раз из таких. Такое ощущение, что, даже когда она молчит, с нее жабы сыплются.

После этого они, не сговариваясь, стали называть мать Веры Жабой Николаевной. От Веры они это нелестное прозвище скрывали, но наверняка кто-нибудь да не удержался, ляпнул так, что она услышала. Впрочем, Вера делала вид, что ни о чем подобном даже не подозревает.

Только Сергей как-то умел не обращать внимания на постоянную язвительность тещи, весело похохатывать в ответ на ее шпильки и восхищаться ее остротами. Впрочем, и Софья Николаевна относилась к нему гораздо более снисходительно, чем к собственной дочери.

Павел посидел немного в машине, собираясь с духом и уговаривая себя, что, даже если Жаба Николаевна дома, с ней совершенно не обязательно разговаривать. Раньше ему удавалось достаточно быстро отделаться от нее, сохраняя непроницаемо вежливое выражение лица и реагируя на ядовитые высказывания неопределенным хмыканьем. Значит, и сейчас сумеет. В любом случае не отказываться же из-за какой-то старой карги от встречи с Верой и мальчишками.

Он подошел к подъезду, неловко, едва не уронив букет, нажал на кнопки домофона. Один длинный гудок, второй… и, наконец, детский голос:

– Кто там?

– Э-э-э… это Володя или Павлик?

– Володя. А вы кто?

– Это дядя Паша из Питера. Помнишь меня?

– Дядя Паша! – обрадовался мальчишка. – Конечно, помню, заходите!

Замок щелкнул, и, уже заходя в подъезд, Павел услышал:

– Мама, дядя Паша приехал!

Когда Павел взбежал на второй этаж, Вера уже стояла в открытых дверях, а за ее спиной приплясывали мальчишки.

– Паша! – Вера бросилась ему на шею. – Как я рада тебя видеть! Проходи же, проходи! – Она, схватив его за рукав, потащила в гостиную. Только там, отступив на шаг, отпустила и всплеснула руками: – Господи, когда ты приехал? Надолго?

– Здравствуй, здравствуй, – смущенно кивал он, – ну, я как обычно, приехал сегодня, думаю, недели на три, отпуск у меня… вот, кстати, цветочки тебе.

– Розы! – просияла она, принимая букет. – Белые! Пашка, спасибо!

– Дядя Паша, здравствуйте! Как хорошо, что вы приехали! – добрался до него Вовка.

– Здорово, мужик, здорово. – Павел пожал тонкую ладошку и старательно удивился: – Ух ты! Гантелями, что ли, балуешься? Силен, бродяга…

– Вы же сами мне в прошлом году подарили, – порозовел от удовольствия мальчишка. – И упражнения показали.

– Дядя Паша, ура, дядя Паша! – подпрыгивал рядом Павлик. – А я тоже силен, я тоже с Вовкиными гантелями занимаюсь, вот попробуйте, посмотрите, какие у меня уже мускулы! – Он согнул руки и напряг бицепсы, но не успел Павел отреагировать, как его крестник уже снова стрекотал: – Ой, а это у вас что, торт? Вот здорово! Дядя Паша, а в коробке что, это нам?

– Павлик, веди себя прилично, – одернула его Вера, но Павел примиряюще улыбнулся:

– Да ладно, это ведь действительно им. И торт, – он сунул коробку мальчишке в руки, – он с мороженым, так что поставь в холодильник.

Володя мухой метнулся на кухню и через мгновение вернулся.

– А теперь, мужики, смотрите, что я вам привез. – Павел торжественно протянул коробку с железной дорогой. – Владейте и не деритесь, там обоим добра хватит.

Вера не сдержала короткого смешка. Крестные, Володя и Павел, оба любили делать мальчишкам подарки, но при этом придерживались абсолютно разных принципов. Володя всегда дарил две одинаковые игрушки: «Чтобы пацаны ни в чем друг другу не завидовали». А Павел всегда покупал какую-нибудь большую игру, но одну на двоих: «Чтобы привыкали все вместе делать».

Мальчишки одновременно с двух сторон ухватили коробку и так же одновременно восторженно выдохнули: «Вау»!

– Все, – подмигнул Павел, – мелкие нейтрализованы, и мы с тобой можем спокойно…

– Вера, в чем дело? – раздался недовольный голос у него за спиной.

Павел осекся, повернулся и выругался про себя – он так обрадовался встрече, что совсем забыл про Софью Николаевну.

Из своей комнаты неторопливо и величественно, как испанская каравелла, выплыла мать Веры.

– Я ведь предупредила сразу, что никаких мужчин ты сюда приводить не будешь. Я все понимаю, но у меня не дом свиданий!

– Э-э-э… – поежился Павел, – добрый день, Софья Николаевна.

– Мама, ты что, не узнала, – шагнула вперед Вера. – Это же Паша!

– Паша? – Софья Николаевна внимательно осмотрела его, хотя Павел был уверен, что женщина узнала его в первую же секунду, еще со спины, да и Вера с мальчишками обращались к нему совсем не шепотом. – Действительно. Давно тебя не видела.

– Да как-то так все… – Он неловко развел руками, надеясь, что мысль «и еще бы сто лет не видать!» не слишком четко отражается на его физиономии.

– Бабушка, – позвал Володя, – а можно мы здесь железную дорогу разложим? Дядя Паша привез, вот она.

– Разумеется, нет. – Софья Николаевна даже не взглянула в его сторону. – У вас есть комната, будьте добры устраиваться там.

Мальчишки печально переглянулись и уставились на коробку. В комнате стояла узкая односпальная кровать, складной диван, двустворчатый шкаф, маленький письменный стол и два стула… свободного места на полу почти не оставалось.

– Нормально, пацаны, – подмигнул им Павел. – Эту штуку можно сделать в несколько ярусов, там инструкция есть. Вон, на коробке рисунки разных вариантов. – Вовка, напряги свой инженерный талант!

Продолжить чтение