Мгновения тишины

Глава 1. Звон колокольчика

Аглая прислушивалась к гнетущей тишине. Ночью беззвучие пугало. Она опасалась не услышать ровного дыхания сына. Тишина давила на неё, словно тяжёлый пресс. Безмолвие порождало страх и неуверенность в будущем. В голове всплывали трудные вопросы, которые мучили уже давно. Не зря ли она сражается? А может всё оставить как есть и не омрачать последние дни сына изнурительной борьбой?

Всё началось с нестерпимых болей в костях и суставах. К вечеру обычно поднималась высокая температура. Часто шла кровь из носа. Андрюшка сделался вялым. Он страдал от апатии, прежние увлечения перестали интересовать мальчика. На улице реже раздавался озорной смех Андрюшеньки. Мальчишка не играл в футбол и больше никого не приглашал в гости. Сон его испортился. Диагноз, который определила доктор Лидия Савельева, звучал неутешительно. Острый лейкоз. Зарождаясь, клетки неправильно развивались. Вместо здоровых лейкоцитов появлялись атипичные патогены. Лечение очень дорогое. Денег у Аглаи не нашлось. Из-за регулярных больничных ей пришлось уволиться из кондитерской. Для постоянных заказчиков Глаша пекла торты дома. Живущий в Америке, бывший муж Георгий Смирнов выслал необходимую сумму. Аглая приобрела лекарство, от которого зависело выздоровление сына. С неугасающей надеждой Аглая давала таблетки Андрюшке. Однако дни проходили, но болезнь не отступала. Лекарство заканчивалось, а вместе с ним и время. По ослабшему организму мальчика стремительно распространялись метастазы. Лейкемия накатывала волнами. Иногда становилось хуже, иногда лучше.

– Ты выздоровеешь, – шептала она, чутко наблюдая за его сном. Когда Андрей был младенцем, мать любила смотреть, как он спит. По маленькому детскому личику было понятно, какие грёзы его посетили.

В темноте, царившей в палате, Аглая рассмотрела, как ритмично вздымается грудь мальчика. Глаза шевелились под тонкими веками. Что снится Андрюшеньке? Она осторожно гладила его белоснежную кожу, лишённую волос. Аглая сбилась со счёта, сколько бессонных ночей провела у постели сына. В индивидуальном аду Смирновых круги лучевой терапии, перемежались с кругами таблеток. Мама уже была готова поехать в Сибирь к шаману, если медикаментозное лечение не даст результатов.

В безоблачный день, перед тем как лечь в больницу для проведения химиотерапии, семья Смирновых ненадолго вышла в парк на прогулку. Андрей обрадовался, когда ощутил весенний ветерок. Уже несколько дней лихорадка не беспокоила его. На бледные щёки вернулся румянец. Теперь удовольствие Андрюшке доставляли простые вещи. Первая радуга после майской грозы вызвала у сына искреннее восхищение. Мальчик любовался небесами и, кажется, забыл о недуге. Аглая купила мыльный раствор. В пять лет Андрюша обожал следить за путешествием волшебных пузыриков и нетерпеливо подгонял их.

– Мама, я уже взрослый! – с усмешкой напомнил Андрей. – Мне десять.

– Чей больше! – бросила она вызов и взболтала смесь.

Шар получился огромным. Хрупкая поверхность переливалась разными цветами, будто радуга. Задержав дыхание, Андрей внимательно следил за полётом пузыря. Тёплый ветер уносил его к небосводу. Но мыльный шарик Аглаи оказался легче и летел быстрее. Андреев пузырь, не добравшись до решёток забора, отделявшего территорию парка от автострады, лопнул. Андрей нахмурился. Задорная улыбка, напоминавшая, что он ребёнок, сошла с его лица. За миг мальчишка превратился в старика.

– И жизнь моя кончается, – пробормотал он и рухнул, как подкошенный на лужайку.

Аглая подбежала к нему и встревоженно осмотрела. Нет ли ушибов. Когда ребёнок болен лейкемией, любое падение для него опасно.

– Ты в порядке? – спросила она, пряча малодушие за неуверенной улыбкой. Она не хотела показывать сыну, что боится.

– Всё отлично, мама, – прошептал он и стиснул её похолодевшие пальцы. – Не беспокойся за меня. Скоро всё закончится.

В мальчишеском голосе слышалась безнадёжность. Андрей перевернулся на спину и устремил лукавые глаза в небо, словно там пытался разглядеть грядущее. Он мечтал однажды построить большой особняк, где будут жить мама, папа и кот Феликс. И хотя родители развелись, он верил, что они снова воссоединятся. Андрей так скучал по отцу, что даже держал при себе папин подарок – старинные карманные часы с золочёной цепочкой. И в моменты особенного волнения, радости или печали он крепко сжимал вещицу и чувствовал незримое присутствие отца.

– Да, всё кончится. Мы будем счастливы, – обещала Аглая и легла рядом с ним на молодую траву. Они вдыхали запахи свежести и влажной земли. Аглая легонько дотронулась до руки сына, и он светло улыбнулся. Вдруг она почувствовала удивительное единение с Андреем, будто вновь носила его под сердцем.

Всё окрасилось зелёным. Природа возрождалась. На деревьях распускались листья, поблескивавшие на сияющем солнце. Птицы возвращались с зимовки. Звонкий оживлённый щебет ласкал слух. Погожий день рождал в душе сладостное предвкушение перемен.

– Вот бы очутиться на море, – нарушив тишину, мечтательно произнёс Андрюша.

– Мы обязательно съездим в Крым. Попробуем розовое варенье, пахлаву и токмач, – говорила мама. – Закрой глазки и представь, что ты слышишь шум моря, далёкий гудок теплохода. Солнышко приятно касается твоей кожи.

Сын зажмурился, воображая отдалённый рокот прибоя. Над бурунами кричат чайки. Шесть лет назад на похоронах бабушки мальчик побывал в Отрадном, что раскинулось недалеко от Ялты. Мать оттуда родом. Южные края славятся галечными пляжами и туманной перспективой гор, покрытых буйной зеленью. Вспоминались мамины рассказы о детстве.

***

Внезапно Андрей разлепил веки и стал задыхаться. Бледно-зелёные стены палаты давили на него. Из чёрных широко распахнутых глаз потекли слёзы. Такие приступы случались часто, и Аглая почти привыкла к ним. Настолько, насколько можно привыкнуть к тому, что долгожданный ребёнок, вероятно, умрёт. Но этот припадок не заканчивался, напротив, боль становилась нестерпимой. Андрей согнулся пополам. Испуганная Аглая нажала на тревожную кнопку.

А дальше бег по коридору в палату реанимации. Мать держала его влажную, холодную ладошку.

– Мам, оставь меня, – прошептал Андрей побелевшими губами. Он боялся смотреть в глаза матери, боялся заметить в них слёзы. Ведь это он причина её страданий.

– Не смей так говорить! – воскликнула Аглая, запыхаясь, от быстрой ходьбы. – Мы приехали вместе и уедем вместе.

Он слабо улыбнулся и потерял сознание. Аглая повторяла его имя, которое так много значило для неё. Её ребёнок сейчас на грани жизни. И мать намерена отдать всё, чем владеет, лишь бы мальчик пришёл в себя, и его лицо озарила улыбка.

– Живее, – крикнула доктор Савельева. Взволнованный голос эхом разнёсся по больничному коридору, знававшему немало трагедий.

– Пожалуйста, очнись, – шептала Аглая и плакала.

Наконец, их разделили. Андрею предстояла ожесточённая борьба, в которой он стойко переносил все тяготы. Судьба испытывала Аглаю мучительным ожиданием. Ей оставалось нервно мерить торопливыми шагами холл поликлиники. Опять оглушающая тишина придавила непереносимой тяжестью. Было страшно и тоскливо. Аглая осталась наедине с размышлениями.

– Андрей Смирнов, десять лет, остановка сердца, – чётко отрапортовала Савельева и с тревогой посмотрела на реаниматолога Самойлову.

Выпив две чашки вечернего кофе, Евгения Самойлова чувствовала себя бодрой. Голова соображала ясно. Доктор приступила к искусственному дыханию и непрямому массажу сердца. Сигнал на экране отсутствовал. Воцарилась мертвенная тишина. Евгения не позволит пациенту уйти. В её смену никто не умрёт. Она взялась за электроды дефибриллятора и плотно прижала к худой, бледной груди мальчика.

– Разряд! – скомандовала Евгения.

Электрические импульсы прошлись по тоненькому телу. Андрей дёрнулся, но линия на мониторе прямая. Как же пугало отсутствие сигнала. Евгении хотелось оживить мальчишку. Он ровесник дочери. Любая человеческая жизнь – священный дар. Жизнь ребёнка бесценна, в ней заключено будущее.

– Я не отпущу тебя, – прорычала доктор Самойлова и вновь попросила разряда. – Вернись!

Она дождалась, пока коллеги отойдут от каталки, и приложила электроды дефибриллятора к телу мальчика. Медсестра готовила шприц с адреналином.

– Эй, приди в себя, – беззвучно проронила Евгения. Это не первая клиническая смерть в её практике, но обычно доктор Самойлова всегда выходила победителем из схватки с крылатым ящером. Женя представляла смерть именно такой – ящерицей, покрытой гнилостной чешуёй.