Последний тигр. Тайны Святого Края.

1.

Мэтр Гайус Рибей из Тамани выглядел как типичный волшебник – длинные волосы, борода, правда острижена на столичный манер – коротко. Голова пряталась под красной шапочкой, плотно обхватывающей лоб, остальная её часть лежала складками на макушке. Одет волшебник был в длинные одеяния, яркие, синие, с серебряными звездами на плечах, под дорогим тэвейским бархатом плаща скрывалась золотая шёлковая миза до самых благородных пят. Пяты же мэтра волшебника были обуты в красные сапоги с узкими носами. Даже его лошадь отличалась статью и особым окрасом, сама кобыла была рыжая, а хвост и грива белые, будто мастью её одаривал Святой апостол Лурга. Орис ожидал увидеть с десяток слуг, но волшебника сопровождали всего двое. Справа ехал молодой человек с пером на шапке, судя по зелёному цвету куртки и высокому воротнику рубахи – ученик. Герб на фибуле – серый угорь и птичье крыло – выдавал в нём родственника герцога Ружского. Слева немолодая уже дарья, одетая в мужской костюм. Волосы её были скрыты под черной шапочкой, лишь один светлый локон выбился наружу, и она теребила его, наматывая на палец. Орис слышал немало историй о женщинах, сопровождающих волшебников, но эта дама не походила на сьярию или развязную сурию, стерегущую путников на трактах. Скорее уж она могла бы оказаться богатой вдовой или мэтрессой, ничего бездарного в ней точно не было, голову дарья держала высоко и смотрела грамарду в глаза без всякой скромности.

Орис поклонился, Кастор по традиции коснулся обеими руками груди, там, где под одеяниями угадывались очертания Святой Звезды. Белые не кланялись мирской знати, даже королю, они признавали лишь церковную иерархию – во главе которой стоял Создатель. Даже монсеньоры кардиналы со всей полной своей светской власти, удостоенные права носить белый цвет, кланялись, а экзархи и простые священники – нет.

На глухой лесной дороге, что вела к Серым Топям, ни светские, ни церковные традиции никогда не волновали. Волшебник и его спутники небрежно поклонились в ответ на грамардово приветствие, и на том дань этикету была исчерпана.

– Приветствую вас, дарь Ёльдер, – сказал мэтр Гайус низким голосом и закашлялся. Достав платок, он вытер губы и добавил: – Благодарю, что отозвались на мою просьбу и согласились проделать столь долгий путь по сим плохо проходимым местам. Уверен, что и благодарность герцога не заставит себя ждать.

С этими словами он посмотрел на Кастора и тот еле заметно кивнул в ответ.

С тех пор как Орис вступил в ряды тайного братства Эолифа, главой которого бы монсеньор, кардинал Ангус Клаверн, подобные знаки признательности встречались им постоянно. Их одаривали своей благосклонностью дари всех мастей, начиная от мелких землевладельцев, заканчивая цо-гернами великих герцогов. Именно так Орис получил нового коня, седло, плащ и сапоги. Только куртка на нем оставалась его собственная, пошитая еще в столице, в годы учёбы, он не готов был с ней расстаться из ностальгических соображений.

Но приходило время и платить по счетам, благородные заговорщики то и дело просили монсеньора о разного рода одолжениях, одно из которых и привело Ориса и Кастора в Серые Топи.

– Никаких трудностей, мэтр Рибей, – ответит Орис волшебнику. – Мы были неподалёку и с удовольствием согласились помочь. Не расскажите ли поподробнее, в чем дело? Староста Камбер из Бражьего Рога, что передал нам вашу просьбу, был крайне взволнован и говорил путано.

Путь лежал неблизкий, потому начал волшебник издалека.

Смерть дело обыденное, каждый кто живет – умирает, так повелел Создатель. Живи благочестиво, молись, работай, не пачкай искру души и когда закончится твое время, Создатель встретит тебя у Врат Небесных чертогов. Все знали, что жизнь земная будет вознаграждена на небесах, но никто раньше времени на тот берег не стремился. Хотелось продлить свою жизнь во плоти.

Матери, отцы, святые апостолы, священники, монахи, лекари и травники, испокон веков искали способы лечения хворей и вполне успешно. Случалось, конечно, и какой-нибудь болезни так распространиться, что спасу от неё не было, таким напастям даже давали имена, в основном женские. Костяная Марья, что пожирала твердь человеческую; Хриплая Вероника, что поражала легкие, многие их этих болезней ныне уже научились лечить. Врачебное дело изучали в университетах, мэтры писали трактаты, где разбирали, как болезни поселяются в теле, как их можно избежать и как они передаются. Но были и загадочные случаи, безымянные, с которыми люди раньше не сталкивались, а если и сталкивались, то лечения не нашли и источник напасти не объяснили. Вот такими хворями и занимался мэтр Гайус Рибей, и был он лучшим из известных ныне врачевателей-теоретиков.За свою жизнь он изучил и описал более тридцати разных странных болезней и нашел ответы на многие вопросы.

Его спутница, дарья Симона де Ро, вдовствующая графиня Ситар, пустилась в паломничество вместе с мэтром, потеряв из-за болезни мужа и четырех сыновей. Их унесла загадочная горячка, симптомы которой ранее не были описаны. В погоне за новыми напастями волшебник, его ученик Тайрус и графиня проделали долгий путь, пока в окрестностях Горайя не услышали про странное проклятье, уносящее жизни и опустошающее деревни вокруг Больших и Малых Серых Топей.

Люди говорили, что смерть идёт по пятам за стариком Петельгой, мастером-чучельником, будто обоз, тянет он за собой проклятье, и потому вокруг него люди умирают. Волшебник, как человек ученый, сказкам о проклятьях не верил и собрался в дорогу по следам мастера. Тогда и обратился к нему герцог Алексий Горайский, которому Петельга когда-то служил. Со слов герцога история с проклятием тянется давно, еще с тех времен, когда мастер был молод и набивал тельца мертвых птиц и зверьков сухой соломой и глиной, звался он тогда чучелоделом. Многие, восхищаясь его работой, зазывали Петельгу к себе на службу, набивать подстреленные на охоте трофеи. И не было бы в этой истории ничего особенного, вот только Петельга был слеп от рождения. Еще при старом герцоге молва ходила, мол, слепец то, нечистыми силами балуется, вот Хатт ему и угождает, а тот взамен кровью его алтари окропляет, да порчу на добрых людей наводит.

Говорить говорили, но продолжал мастер служить в лесных угодьях герцога Горайского, и все бы так и продолжалось, если бы вдруг не напала странная хворь на монастырь Пельских Старцев, что укрепились в своём молчании и пребывали в нём денно и нощно. За каких-то тринадцать дней вся обитель вымерла, а вокруг только что и осталось, солью все засыпать, да сжечь посевы и скотину. А после слух пошёл, что Петельга-то в том монастыре вырос, но постриг не принял, а на службу к герцогу пошёл. Дом мастера стоял на отшибе, но местные-то дорогу знали, пробрались в ночи и разворотили всё, даже землю разрыли, а под землёй оказались кости, много костей. Бездари от суеверного ужаса дом подожгли, а огонь взял, да на лес перекинулся. Страшный был пожар. Тех бездарей, кого поймать успели, герцог приказал вздернуть, а мастера Петельгу изгнать. Но чтобы изжить суеверный ужас, этого оказалось мало, и как только новая неведомая хворь появлялась, люди сразу на проклятого мастера пальцем указывали. Тогда то он и ушёл в далекие дали, под сень глухих лесов. Поселился в Топях, где и похлеще его нечисть водилась, но и тут не оставило его проклятье – хворь явилась косить жителей местных деревень. Всё это плохо сказывалось на репутации герцога Горайского, который мастера живым отпустил, вот герцог и обратился к известному волшебнику с просьбой выяснить природу напасти и остановить её. Волшебник же, выслушав герцога, написал монсеньору Клаверну, человеку широких познаний, и попросил выделить ему грамотного человека, чье мнение на местных жителей ко всему прочему повлиять сможет. Одарённый же Создателем грамард, на службе церкви подходил для такого дела как нельзя лучше, несмотря на святую грамоту, выходил Орис из бездарей, потому легче ему было найти с ними общий язык. Магия же Речи Истинной наполняла бездарные сердца благоговением и уважением, оттого ему и кланялись, как благородному дарю. А уж когда оказалось, что в спутниках у грамарда с некоторых пор белоплащник, осенённый Звездой, то никаких сомнений у мэтра Гайуса не осталось. Будто сами неисповедимые пути Создателя вели этих двоих за разлив реки Монастырки, туда, где начинались Серые Топи.

– При таком невезении и в проклятье поверишь, или в силы магические, что преследуют старика, – сказала графиня де Ро. – Скажите, милсдарь Кастор, способна ли некая магическая субстанция изрекаться бездарем?

Сур вздрогнул и в непонимании оглянулся на графиню. Та, усмотрев в его испуге некое религиозное суеверие, свойственное только священникам, поспешила уточнить:

– Я имела в виду, милсдарь, что может ли быть так, что наш мастер владеет магией и просто не знает об этом? В столице я была на нескольких лекциях достопочтенных мэтров, в том числе знаменитых мыслителей, изучающих наследие Матерей и Отцов, и многими из них было сказано, что первые схождения Дара выглядели как болезни, они сопровождались жаром, бредом и иными плотскими неудобствами.

Глядя на то, как сур в растерянности ищет слова для ответа, Орис улыбался. Мэтр волшебник, к удивлению Ориса, тоже прятал улыбку в ямочке за щекой. Графиня же без всякого стеснения и страха продолжала неудобную тему:

– Одержимость достаточно частое явление среди монахов и священников, как и отклонения в работе ума. Замечено, что долгая молитва способна вызвать приступ Вирги, а после проблемы с памятью. Об этом писал еще апостол Антоний Гаэльский в своей Красной книге, за четыре столетия до Знамения.

– Вы, дорогая моя графиня, позабыли как далеко мы от столицы, – улыбнулся волшебник. – В этих лесах ваши слова могут расценить как кощунство или хуже того, принять за ересь. Просвещение не такое скорое, как огонь; чтобы укорениться, ему нужно время.

– Я не стал бы делать поспешные выводы, – наконец нашёлся с ответом Кастор. – За твёрдым знанием всегда стоит долгое наблюдение. Вот доберемся до места, а там поглядим, что за человек этой мастер Петельга. Сплетни же просвещению скорее помеха, нежели опора.

– А вы что думаете, грамард? – спросил его волшебник.

– Ох, мэтр, думаю, что у моего коня подковы уже никуда не годятся, а у меня в животе урчит, – ответил Орис. – Будет ли в той деревушке хороший кузнец и добротная кухарка?

Графиня звонко рассмеялась:

– А ежели не будет, сочтете это дурным предзнаменованием?

—Да что та вышка, на лбу шишка, – загудел мастер-гончар, был он огромен как медведь и волосат. —Я же сам того слепыря у алтаря видел, в трёх косых от него в кустах сидел, пока он молитву читал, аж испариной весь покрылся, да царицыной пыльцой. Сижу и думаю, сейчас призовет он нечистого с того берега, так хана за мной и придёт. Три часа тёрся он возле того алтаря, все то себя за причиндалы трогал, то камушек наглаживал. Тьфу!

– Меньше б ты на его причиндалы глядел, быстрее б домой вернулся, – сказал Марич Клёст, мастер-бригадир. – А так-то выходит, что был он аж за верстовым столбом, когда звонарь-то упал, ну и как его теперь винить?

Был Марич человек не суеверный, для бездаря отличался трезвостью ума и благоразумием. Ходила под ним шайка знатных кашеедов, брат его, Петруш, косматый Гойда, сын его Гамель и жена Савилька. Пока до деревни Верхние Горбаши добирались, прибился к ним Звонарь Журба, тот все время на губной гармошке играл, а потом еще два непокрытых лба, два камыша-пара, рабочие Гус и Неман. Марич с братом никакой работой не гнушались, потому назвались бригадой и в таком виде по деревням поехали. Лето-то было в самом разгаре, а на берегу Малых Топей по утрам еще снег лежал. Из Горбашей чудом успели выбраться, прихватив Никласа с женой Марушкой. когда хворь бражим духом грянула, да по всем окрестностям костьми легла. Солнце мхи нагрело, болота как сковорода, над которой по утрам туман вставал, в голове от того тумана колокола бились, а в лёгких скрипело. Но до Приюта, деревянной церкви Святого Марка на Зеркальном озере, добралась бригада Клёста в целости. Усталые люди облегченно вздохнули и принялись себе камышом матрацы и подушки набивать. В Приюте они собирались переждать лето, здесь и лекарь был, мэтр Кассий, травник из Веленурга и священник, белый, старик Суфин Камаар из Килии и его подспорье, молодой послушник, желающий по возвращению посвятить свою жизнь Создателю, Маркас де Пальер из Северного Велькора. Был в церковном подворье и свой кузнец, невозмутимый мастер Пташка, да матерь Куфья, кухарка. Про старого, проклятого чучельника узнали они позже, когда из болот вода уходить начала, а потом и хворые мимо пошли, на тракт. Судя по звукам, что в ночи доносились, многие не добрались. За деревянным частоколом, да за алтарной Звездой белого священника, полагалось им выдохнуть и расслабиться, но не тут то было. На третью ночь Гамель пропал. Пошёл на правый берег угрей ловить и не вернулся, а на пятый с вышки Звонарь упал, да прямо на заточенные колья частокола. Были то явно происки Хатта и его нечистой силы. Кто б поверил, что такое быть могло при живом-то белом священнике. Потому, когда на старых, почерневших от воды и времени бревенчатых мостках показалась странная компания во главе с волшебником в синей мантии, люди были до того напуганы, что встречать вышли с топорами и баграми, а на церковной башне Маркас в панике звенел во все колокола. Сгладить ситуацию удалось благодаря белому цвету. Пока Кастор дрожащими руками доставал Звезду из-под нескольких слоёв рубах и мантии, Орис успел взмокнуть и ладонь о рукоять топора обжечь. Как слуге Создателя, осенённому бесконечной милостью Его, меч грамарду носить не полагалось, для защиты была у него лишь Речь Истинная, смекалка и природная осторожность, а топор он так, дров для костра нарубить. Как говаривал дед, капли росы – острей косы, росой он именовал слово истинное, изреченное. В апостольских павлах первых людей Матери и Отцы умывали росой, после чего немые обретали дар речи, а слепые снова могли видеть.