Когда рушится мир

Глава первая

158 день катастрофы.

Любомир шел быстрым шагом, чувствуя тяжесть плотно прижавшегося к спине рюкзака. Одежда его выглядела нарочито старой, и даже местами заштопана неровными стежками. Вида она была крайне неопрятного, и ни малейшего интереса у местных вызвать не должна. Ну, подумаешь, рванье и рванье. На голове его надета обычная вязаная шапка, цена которой два пенса в базарный день, и только ботинки выбивались из общей картины. Они были шикарные. Натуральная кожа, толстая рифленая подошва, они закрывали голени почти до колена, и ни одна собака прокусить бы их не смогла. Икры закрывались дополнительными накладками, специально для таких случаев. Да и верхняя одежда, несмотря на крайне непрезентабельный вид, была самой дорогой рваниной на свете. Внутренняя начинка сделана крайне добротно. Длинная куртка оказалась необыкновенно теплой, и при этом могла выдержать выстрел из дробовика в упор. Пулю же вшитые пластины могли только ослабить, и проникающее, скорее всего, было бы обеспечено. Это был компромисс, на который Любомир в свое время согласился. Как согласился и на многое другое.

Месяц назад. Королевство Мерсия.

– Можешь называть меня Мастер, – сказал чернявый человек, перед которым командир полка, в котором служил Любомир, тянулся, как лейтенант-первогодок.

– Перс, – охнул про себя парень. – Имперец, не иначе. Чего ему от меня надо-то?

Перс сидел в кресле командира, вольготно там развалившись. Китель непривычного покроя не имел знаков различия, но разглядеть в нем высокопоставленного военного мог даже слепой. Было в нем что-то такое, властное, жесткое и безапелляционное. Ну, и презрение к окружающим, свойственное высокопоставленным персам и ассирийцам, повелителям мира. Не без этого. Мастер небрежно махнул рукой, и командир полка испарился, не забывая сохранять при этом самое почтительное выражение лица.

– Так точно, – гаркнул Любомир. Мастер поморщился. – Да что за гусь? – удивился про себя Любомир. – Не армейский, что ли? Чего это он морщится?

– Я сразу перейду к делу, – сказал Мастер, листая перед собой тощую папку, – та-а-к, Любомир Билич, словен – лютич, поступил в армию Мерсии[1] солдатом, так… награды… дослужился за десять лет до второго лейтенанта. Все верно?

– Так точно! – снова гаркнул Любомир, сверля перса взглядом. Тот ему решительно не нравился, а потому парень получил легкое удовлетворение от того, как он снова поморщился. – Ну точно, не армейский, – вновь подумал Любомир, – с чего бы ему так кривиться, когда младший по званию перед ним тянется? Особист, что ли?

– Та-а-к, – снова потянул Мастер, – второй лейтенант Билич, давай-ка начистоту. Как ты оцениваешь свои шансы получить звание первого лейтенанта? Мы исходим из того, что ты сумел выслужиться из мяса, сброда из швейцарцев, германцев и словен, которых все так любят нанимать за сущие гроши.

– Вот ведь сука, – подумал Любомир, – ведь по больному бьет. Нет у него никаких шансов. Будет служить, пока не выкинут. Тут рост в чинах только для своих предусмотрен. Но он уверенно гаркнул в ответ, пусть морщится, фраер столичный:

– Усердной службой его величеству надеюсь получить повышение по службе. Приложу все усилия, так сказать. Мыслимые и немыслимые.

– Слушай, тут написано, что ты умный, – спокойно сказал перс, показывая на личное дело. – Зачем ведешь себя, как последний дурак?

– А вы вообще кто? Знаков различия не наблюдаю, – сдерзил Любомир. – Отвечаю по уставу. А в уставе не прописано, что я должен непонятно перед кем душу наизнанку выворачивать.

Любомир сказал это и даже зажмурился. Ведь перед этим типом комполка навытяжку стоял. Что же будет сейчас? Только бы со службы не поперли. Домой ехать ну совсем не хочется. Не на завод же ему идти.

– Законный вопрос, – так же спокойно ответил Мастер. – Но ты больше так не делай, дерзость я не потерплю. Кто я, ты и сам догадался, я же по глазам вижу. Да, ты прав, я из разведки. Есть задание для такого, как ты. Скрывать не буду, задание долгое и опасное, но и награда соответствующая.

Любомир подобрался, превратившись в слух. Неужели шанс?

– Не спрашиваешь ничего, и правда, умен, – с удовлетворением сказал Мастер. – Надо провести в Ингланде от трех до пяти лет. Будешь выполнять мои поручения.

– Там же карантин! – выпучил глаза Любомир. – Прошу прощения, Мастер!

– Там опасно, – пояснил ему перс, – но болезни никакой нет, так что можешь не волноваться.

Любомир ошеломленно молчал. А дети, которых сюда тысячами вывезли? А горы трупов несчастных англов на границе, которые он сам лично видел?

– Если дашь согласие, все узнаешь. У тебя пока допуска нет, – сожалеюще сказал перс. – Давай к делу. К наградам. Ты из этого полка так с одной молнией на рукаве и уйдешь, это я тебе говорю точно. Для таких, как ты, выслужившихся из мяса, это потолок. Но, если пробудешь в командировке три года, получишь вторую молнию, а если пять – малый скипетр на рукав и Бронзовую Звезду с бантом.

– Но, это же… – неприлично пискнул Любомир, – это же…

– Да, это пенсия имперского майора в отставке. И надбавка за орден. Ты на эти деньги у себя в Браниборе[2] будешь жить, и ни в чем себе не отказывать до конца своих дней. Согласен?

Любомир кивнул, даже не спрашивая, а что же он там делать-то должен целых пять лет. Да за майорский скипетр он там что угодно делать будет. Он ведь о таком даже мечтать не смел. Это же из мяса единицам такой шанс дается. О таких счастливчиках в наемных полках легенды ходят. С такими-то деньжищами и родители его как сыр в масле кататься будут. И молодую жену с хорошим приданым взять можно, даром, что ему уже за тридцать будет. Это в Империи майорская пенсия не бог весть какие деньги. А в словенском княжестве это …ух! Он согласен, согласен…

– Ну и хорошо, – Мастер почему-то совершено не удивился. – Завтра бумага придет, ты переводишься в Западное Управление имперской разведки. Я его начальник. Это тебе на всякий случай информация, если ты еще раз мне нахамить вздумаешь. Из армии королевства Мерсия тебя уволят уже завтра. Ты почему еще здесь? Бегом рапорт писать.

Мерсия и Ингланд говорили на одном языке, а потому сложностей не возникало. Туманные острова были небольшими, и на своих стародавних языках говорили только бритты, которых пришлые германцы загнали в горы и далеко на запад, в Уэльс. Чтобы попасть в Ингланд, Любомир просто прошел ночью мимо бронехода, который охранял сухопутную границу. Чип, что был ему вшит, делал его невидимым для машин. Этот же чип служил маячком, по которому его могли отследить в любой момент. Полезная штука, особенно когда в голодной стране тебе доставляют дронами консервы прямо в чистое поле. Один раз даже горячий суп доставили, побаловали второго лейтенанта. Первые сутки прошли спокойно, а вот потом начались неприятности. На него дважды набрасывались оборванные личности с сумасшедшими глазами, которые были вооружены… Как бы это сказать помягче… Дерьмом каким-то они были вооружены. Любомир их даже убивать не стал, просто накостылял по шее и прогнал. Еды он им не дал, на это строжайшее распоряжение было. Нельзя! Его задача – наблюдение, любое вмешательство – исключено. Даже если на его глазах убивать кого-то будут, он просто фиксирует, но не помогает ни одной стороне. Странное распоряжение, но не ему судить. Он солдат. Его дело – выполнять приказы.

Цель была в Кембридже. Нужно найти одного человека и установить плотное наблюдение. Любомир получил две фотографии объекта. ДО и ПОСЛЕ. Как будто два разных человека. На одном фото гордый такой тип со смутно знакомым лицом, а на другом – какой-то мелкий жулик. Но сходство, безусловно, прослеживалось. Это его так местная жизнь укатала. Удивительно даже. Как ему объяснили, никакой эпидемии тут не было, а страна была наказана за измену. Местный король какое-то страшное оружие разработал, да такое, что самому императору мог бы угрожать. Тот, ясное дело, терпеть не стал, и ночью ракетные крейсеры отстрелялись по объектам инфраструктуры несчастного королевства. Жители, которые бросились бежать из страны, встретили на своем пути роботизированные стрелковые комплексы «Великий Хумбан», которые убивали всех подряд при попытке пересечь границу. Те, кто так и не смог поверить в происходящее, остались гнить к сотне шагов от границ, а остальные отхлынули назад и начали беспощадную войну за оставшиеся ресурсы. Власть, что интересно, как-то сразу исчезла, а потому еда пропала в считанные дни. Электричество и вода закончились навсегда в момент ракетных ударов, а потому народ толпами повалил из городов, превратившихся в гигантские мышеловки. Ни воды, ни еды, ни тепла, и при этом смерть подстерегает на каждом углу. Тысячи людей гигантской волной потекли в деревни, где им никто не был рад. Началась бойня. Воевали за каждый дом с запасом дров, за каждую ферму, за удочку, за топор или старый дробовик. В первый месяц всё, что имело в новой жизни хоть какую-то ценность, меняло владельцев по несколько раз.

А вот сейчас шел шестой месяц катастрофы. Любомир шагал по пустынной дороге, вдоль которой объеденные собаками трупы встречались теперь как бы не чаще, чем одуванчики летом. Жуткое зрелище, конечно. Любомир, даром, что военный, первые дни вздрагивал. Но бояться мертвых глупо. Бояться надо живых, и не только людей. Это он понял, когда боковым зрением увидел вереницу собак, самых страшных хищников этих мест. В рукава куртки были вшиты пластины, которые не мог прокусить не один пес. Любомир проверил ход кинжала в ножнах и перевел игломет в кармане на поражение с летальным исходом. Нечего баловать тварей, собак тут несметное количество стало.

Стая во главе с вожаком, явно породистым бойцовским псом, наблюдала издалека. Они присматривались. Еще месяц назад они точно не стали бы бросаться на здорового и сильного самца человека. Тот мог издалека ранить и даже убить несколько сильных псов. Теперь же еды стало куда меньше. Зима уже подошла к концу, и началась ранняя весна. Бывшие хозяева внезапно превратились в пищу, и это открытие далось питомцам не сразу. Только когда их самих люди стали воспринимать как еду, наиболее умные псы сбежали и начали сбиваться в стаи. Всякая собачья мелочь, все эти пудели и болонки, погибли в первую пару недель. Кого не съели хозяева, того порвали другие псы. Огромные декоративные собаки, что служили символом статуса, погибли еще быстрее, они ели слишком много. Выжили средние по размерам, но умные и злые. Падаль вдоль дорог и в городах тоже была источником пищи, но разве она сравнится со свежим мясом?

Вожак наблюдал. Он всегда считал себя неглупым псом, но последние месяцы сделали его гораздо умнее. Он не кидался на добычу, если не был уверен в победе, или в том, что приобретет больше, чем потеряет. Ведь лишившись нескольких сильных бойцов, стая рискует своей территорией. Вожак коротко рыкнул, и самая мелкая собачка стала выписывать круги вокруг человеческого самца, подходя с каждым разом все ближе. Вожак наблюдал, как мелкая никчемная шавка отрабатывает свою долю в добыче. Та сама знала, что нужна только в такие моменты, и рисковала жизнью безропотно. Ведь иначе она никому не нужна, а это верная смерть.

Если человек засуетится, и от него волной пойдет запах страха, стая разорвет его в считанные минуты. Четверо псов вцепятся в конечности, зафиксировав их, а вожак, как самый тяжелый, собьет его на землю в прыжке. А там недалеко и до горла. Люди – не косули, на них нужно охотиться по-другому. Это вожак уяснил очень быстро. Пес – застрельщик сужал круги, злобно скаля мелкие зубенки, и человек вытащил из кармана руку, блеснувшую тусклым металлом. Назад! Рык вожака остановил нарезающего круги пса, который задал стрекача. Не сейчас! Опасно!

Стая рассыпалась, уйдя в густой подлесок, и побежала за человеком, ожидая ошибки с его стороны. Им нужны были считанные секунды, а для этого он должен приблизиться к зарослям, или сесть для того, чтобы справить естественную потребность. Люди в этот момент особенно уязвимы, вожак понял это быстро. Глупая привычка носить на себе множество шкур приводила к тому, что в тот самый момент шкуры нужно снимать, и человек становился совершено беззащитен. Многих они разорвали именно тогда. Но люди тоже поумнели, и уже давно стая не встречала идиота, который при нужде прятался бы в кустах. Стыд уступил место желанию жить. Теперь любой путник присаживался, когда вокруг него была открытая местность на пару сотен шагов во все стороны. Вот так вот все внезапно поменялось.

Вожак принюхался. Человеческий самец молод и силен. Запах старости, слабости и болезни пес знал. Тут его не было. Зато была металлическая штука в руке. Опасно! Он снова рыкнул. Нападать только из засады! В ответ он ощутил шкурой едва слышное ворчание. Охотники были согласны с ним. Не так давно блестящая штука в руке человеческого самца лишила их трех бойцов. Того, конечно, разорвали, но размен оказался слишком дорогим. Щенки из первого помета ПОСЛЕ уже подрастают, и скоро всех ждет жестокая драка за территории. Особенно когда подъедят падаль вдоль дорог. В город им пути нет, там свои стаи, и их зоны куда меньше, ведь там всё еще много еды. Свою территорию надо держать всеми силами, каждый пес это понимал. Свежего хорошего мяса становится меньше с каждым днем, и оно достается все труднее. Люди забились за высокие стены, они научились убивать собак не только из грохочущих палок, но и острыми зубьями, что носили на поясе. Убивали они теперь псов и острым деревом, которое пробивало насквозь. И они тоже охотились на них, это каждый пес знал точно, и боялся. Не только он мог сожрать человека, человек тоже с удовольствием жрал собак. А их шкуры надевал на себя, смущая стаю непривычной смесью запахов.

Псы довели человека до дома с выбитыми окнами. Человек осмотрел его, хмыкнул, и зашел в другой, стоящий рядом. Окружить! – дал негромкую команду вожак. Стая подтвердила понимание. Они с каждым днем становились все умнее и умнее.

Любомир зашел в выбранный дом. Ему там не понравилось, в доме витал запах смерти и тлена. А вот сарай оказался гораздо лучше. Тут было главное – чердак и приставная лестница. Он залез наверх и втянул лестницу к себе. Сарай как сарай, даже странно, что дом на земле не занят. Видно, собаки жизни местным не дают. Он же видел попытки пришлых людей тут обосноваться. Какое-то тряпье лежало в углу пустого дома, одно окно явно пытались заколотить. Но не получилось. Не прожить теперь в одиночку, никак не прожить. Вот и стоит годный дом с надворными постройками пустой. На чердаке было сухо, и лежало сено. Любомир, вспомнив прошлую жизнь, поворошил его, ожидая увидеть стайки мышей. Он не терпел этих мелких тварей, боясь их до дрожи. Крыс – особенно. Странно для деревенского парня, но вот такой он чудной. Грызунов он не обнаружил, пара штук не в счет. Зерна не было, и их не было, ответ на загадку оказался прост. Все, что можно было найти и съесть, давно уже найдено и съедено. И никто не думал о будущем посеве. Как будто завтра никогда не наступит. Хотя, может быть, так оно и есть? Развести огонь на чердаке было нельзя, поэтому придется зарыться в сено. Любомир достал спальник, поужинал и вытащил из рюкзака небольшой прибор размером с ладонь.

– Вот ведь хитрые твари, – присвистнул он, – обложили.

На экране тепловизора были видны красные всполохи, которые перемещались вокруг дома. Некоторые, напротив, оказались неподвижны, и только насыщенный цвет пятна на экране говорил о том, что пес все-таки жив.

– Придется вас все-таки проучить. Не хотите по-хорошему, собаки такие. Ну да ладно, ко мне они не залезут, а утром разберемся.

Любомир настроил датчики движения на зону в десять ярдов и заснул сном праведника.

Утром, позавтракав, он обнаружил, что стая на месте и терпеливо ждет. Причем, несколько псов сторожили выход, приготовившись встретить его сразу, как он выйдет на слепящий утренний свет. Хоть и маленькая, но фора.

Любомир достал металлический шар, повернул его и бросил вниз. Он впервые использовал ультразвуковой отпугиватель, и с любопытством смотрел на результат, который транслировался на экране тепловизора. То, что он там увидел, ему понравилось. Пятна куда-то исчезли с невероятной скоростью. Сорок килогерц, не слышимые человеком, били по ушам собак, как молот, и они ретировались. Он вышел на улицу, отметив коварство резко поумневших псов. Действительно, его на выходе взяли бы врасплох, ведь дверь была ориентирована на восток, и рассветное солнце ударит по глазам, привыкшим к сумраку сарая.

– Ну, пошли дальше, до Кембриджа еще топать и топать, – сказал сам себе Любомир. Ему теперь несколько лет предстояло разговаривать в основном с самим собой, надо привыкать.

Глава вторая

Древний городишко Кеттеринг оставался в стороне, но Любомир все-таки решил зайти туда. Зачем? Да он и сам не понял. Просто он бывал в нем ДО и захотел понять, а как же изменилась там жизнь. До Кембриджа осталось сорок миль, что для него означало три дня прогулочным шагом. Ну, или два дня непрогулочным. Любомир решил не спешить. Во-первых, он укладывался в поставленные сроки, а во-вторых, он должен понять, к чему же ему надо быть готовым. Кембридж все-таки существенно больше, а значит и куда опаснее. Дороги оставались все так же пустынны. Он за все время встретил лишь пару человек, которые резко изменили направление, увидев фигуру явно молодого и сильного мужчины. Любомир сильно удивился бы, если узнал, что людей он встретил куда больше, чем двух. Просто большинство из них лежало в кустах и провожало его дулом ружья, пока он не скрывался из глаз. Тут почему-то перестали любить внезапные встречи на дороге. А нюх на неприятности у выживших был куда лучше, чем у него. Любомир пока и сам не понимал, насколько сильно он тут выделяется. Лицо без признаков голода и пережитого ужаса, аккуратная армейская стрижка, уверенные движения там, где уже давно передвигались только тайком. Да он выглядел инопланетянином, и вызывал бессознательный страх у людей, которые привыкли доверять своей интуиции. И пару раз именно интуиция рекомендовала англам, лежащим в засаде, поберечь заряд картечи для более предсказуемой дичи. Например, для собаки. Ее ведь и съесть можно.

По дороге Любомир встретил несколько обжитых мест, которые больше напоминали крепости, чем фермы, коими были раньше. Он, как кадровый военный, обратил внимание на то, как грамотно навалены кучи бревен, как устроены точки для стрельбы и ловушки. Один раз он чудом избежал волчьей ямы, что располагалась прямо на дороге к такой ферме. Спасла его только цепочка собачьих следов на свежем снегу, который еще не успел растаять. Они почему-то делали крюк прямо посередине дороги. Именно это отсутствие логики в увиденном и сохранило Любомиру жизнь. Иначе лететь бы ему вниз, прямо на гостеприимно наточенные колья. Любомир подошел к ферме, кожей чувствуя внимательный и недружелюбный взгляд. Он решительно постучал в ворота.

– Чего надо? – немедленно раздался недовольный голос. – Проваливай!

– Да мне бы заночевать, – попросил Любомир, – а я завтра уйду.

– В Кеттеринге есть пятизвездочный отель, рекомендую заночевать там. У нас не слишком роскошно для вашего величества, – голос стал глумливым.

– Я заплачу, – сказал Любомир.

– Парень, проваливай, не вводи в грех, – в голосе появились стальные нотки. – Патронов мало, уже бы грохнули тебя, такого красивого.

– Красивого? – изумился Любомир. – Да ты что несешь? Спятил с голодухи?

– Слышь, бродяга, ты мне поговори еще. Я последний раз бритую морду уже и забыл, когда видел. Ты откуда такой взялся, а? – голос начал свирепеть. – Вали по-хорошему, иначе выйдем и на вилы тебя поднимем.

– Ну выйди, подними, – лениво ответил ему Любомир. Ему было обидно до слез, надо же так проколоться. Вот что значит армейская привычка. Ведь он неосознанно брился каждое утро, даже не отдавая себе в этом отчета.

– Дураков нет, – отрезал голос, – уже просекли, как ты правый карман лапаешь, ствол у тебя там. Иди-ка ты отсюда, непонятный парень. Иди, пока по-хорошему прошу, а то ведь и патрона не пожалею.

– Ну ладно, – пожал плечами Любомир. Он повернулся, и пошел прочь, но получил в спину удар, который чуть не сбил его с ног. Самодельное копье не смогло пробить вшитую в куртку стальную пластину, но бросок был очень силен.

– Ну вот, я же говорил, странный ты человек, – голос излучал удовлетворение. – Теперь на тебя патрона почти не жалко. Если делаешь шаг в сторону ворот, я проверю, как твоя рванина выстрел из армейского карабина держит. Я уже начинаю думать, что пулю на тебя все-таки стоит потратить. Считаю до трех.

– Да ухожу уже, – сплюнул Любомир и припустил быстрым шагом прочь от негостеприимного дома, чувствуя затылком прицел ружья, что смотрел ему вслед. Волосы на голове встали дыбом, и это было самое мерзкое ощущение, что Любомир испытывал в своей жизни.

Отойдя на милю, он раскрыл рюкзак и, вытащив любимую бритву, остервенело растоптал ее ногой. Хрупкое изделие, служившее ему многие годы верой и правдой, умерло с обиженным хрустом.

– Вот ведь я дурак набитый, – клял Любомир себя почем зря. – Тут люди с голоду умирают, а я иду такой чистенький, уверенный, как на прогулке. Спиной повернулся, и тут же прилетело. Ох, нужно срочно привыкать к местной жизни. Ведь может и не повезти так больше. Вдруг у следующих ребят патронов побольше будет. Ведь сразу грохнут, как пить дать.

Любомир только что понял, что он так и не увидел жителя фермы. Или жителей. И он даже не понял, откуда прилетело тяжелое копье, что должно было проткнуть его насквозь. Он, как кадровый военный, да еще и из разведроты, наделал столько ошибок, что теперь кусал губы от стыда. Его какой-то штатский как мальчишку сделал. Он ведь жив только по счастливой случайности остался. У тех ребят, может, патронов и вовсе не было. Потому и разошлись без стрельбы. А ведь все могло совершенно по-другому закончиться. Ох, и дурак он, все-таки. Срочно нужно приходить в себя, иначе так и до Кембриджа не дойти. А ведь ему в этих, ни разу не тепличных условиях, пять лет чалиться. Да, нелегко майорские нашивки и Звезда достанутся. А, с другой стороны, кто говорил, что будет легко? Никто! Значит, подбираем сопли, делаем выводы и идем дальше, в город. С местной деревенской жизнью он уже, считай, познакомился.

Кеттеринг встретил его мертвыми глазницами выбитых витрин, пустыми улицами и вездесущими стаями собак, что провожали его долгим внимательным взглядом. Судя по всему, он попал им на заметку. Псы были умны, и движение руки в направлении правого кармана приводило к тому, что они скрывались за ближайшей выбитой дверью, и наблюдали за ним рывками, периодически показываясь оттуда и вновь прячась. Люди тоже наблюдали, но Любомир это понял только потому, что в нем стало пробуждаться какое-то новое умение, к обычным органам чувств не относящееся. Иначе с чего бы парню смотреть в неровно заколоченное окно, где и в помине не наблюдалось признаков движения. Ответ оказался прост. Над домом вился дымок, и именно поэтому он смотрел на это окно, выделяя его из всех прочих. Но это он осознал потом, когда уже точно знал, откуда именно за ним наблюдают.

Сказать, что город был грязен, это не сказать ничего. Его несколько месяцев сознательно уничтожали и не делали ни малейшей попытки убрать хоть как-то. Любомир помнил небольшой ухоженный городишко, небогатый, но опрятный и чистенький, как бывает чистым небогатый дом. Тот, где живут аккуратные, но не слишком состоятельные люди. Теперь, если пользоваться той же аналогией, это был дом, где беспробудно пила и буянила целая банда пациентов ближайшего дурдома.

Острые зубы выбитых стекол еще торчали кое-где, но, в основном, и этой слабенькой защиты лишились ограбленные дочиста магазины. Теперь стекло лежало на загаженной мостовой, неприятно хрустя под рифленой подошвой армейских ботинок. А магазины стояли, как бы укоризненно напоминая о других, куда лучших временах. О тех, когда молочник ставил под дверь бутыль и забирал деньги в конце месяца. Неужели это было на самом деле? Или все это только снилось? Любомир уже и сам склонялся ко второму варианту, ведь он видел так мало целых стекол и совсем не видел дверей, что не были взломаны. Все выглядело так, будто в город ворвался враг, который ненавидел именно Кеттеринг, ненавидел люто и искренне. Иначе произошедшие перемены было не объяснить. Каждый пятый дом имел следы огня, черной копотью над окнами показывая, где именно языки пламени вырвались на волю. Почему случились пожары? Неужели ко всем несчастьям нужно было еще и поджигать свои жилища? Любомир этого решительно не мог понять.

Людей он иногда видел. Они, как и прежде, держали дистанцию, особенно женщины, которые передвигались стайками. Некоторые и вовсе, при виде его, скрывались в ближайшем проулке. Они явно не привыкли ждать ничего хорошего от рослых плечистых парней с уверенными лицами. Его считывали моментально, как выпускник старшей школы читал текст из детского букваря. С одного взгляда всю страницу целиком. Он был виден местным ясно, как на ладони. Сытый вид теперь внушал не просто страх, он внушал ужас. Как можно нагулять такую харю в городе, где еды нет уже так давно, что уже и убивать за нее почти перестали? Не людоед ли, что вышел на охоту, этот парень? Или сектант? Непонятно, что хуже.

Любомир шел по городку, ощущая кожей выстрелы взглядов, что били в него каждые несколько минут. Но, зачастую, он не мог даже понять, кто стреляет и откуда. Просто ощущал, и все. И еще он понял одну странную вещь. Собаки и люди тут жили в какой-то странной гармонии. Они как будто неохотно признавали право друг друга на существование. Но вот на Любомира это право не распространялось, потому что он был чужаком. Это второй лейтенант понимал по тому, как, то одна, то другая псина вела его, словно агент наружки, упорно делая вид, что он ей совершенно не интересен. А на следующем перекрестке его подхватывал уже другой пес, который вел себя точно так же. Прочих людей он лениво огибал по дуге, но агрессии не выказывал, как будто соблюдая какую-то давнюю договоренность.

На небольшой площади Любомир внезапно остановился, как вкопанный. Поперек улицы, куда он хотел пройти, расположился десяток собак, которые внимательно смотрели прямо на него. Они стояли, слегка приподняв верхнюю губу и обнажив клыки. Негромкое рычание Любомир скорее ощутил, чем услышал. Туда идти нельзя, таков был посыл. Он свернул направо, на соседнюю улицу, и тут же заскочил в дверь небольшого, некогда кокетливого особнячка. Собственно, это был единственный путь. Либо вперед, на ту улицу, либо направо, либо назад. Но он не сомневался, что сзади идет точно такая же стая, что встретила его здесь. Ему все это не нравилось, сильно не нравилось. Он заклинил дверь деревянным дрыном, что валялся тут же, видимо, именно для этих целей, и поднялся наверх. Новое чувство, что стало просыпаться в нем, било в набат. Любомир только сейчас понял, что он обливается потом, а сердце колотится, как ненормальное. Да что с ним такое? Внезапное озарение заставило его сбросить рюкзак и достать тепловизор. Любомир чуть увеличил чувствительность в ущерб качеству картинки, но уже все стало ясно. Если бы он не зашел в эту дверь, то это для него стало бы концом командировки. Его тупо и примитивно загнали в засаду, где ждал еще десяток псов. Только десяток этот прятался за выбитыми витринами двух следующих домов, которые он прекрасно видел теперь из окна своего убежища. Любомир привалился к стене, выравнивая дыхание. Вот тут как сейчас! Однако! Выследили и загнали, как оленя. Прямо в засаду, на узкую улочку, где псу достаточно одного прыжка, чтобы повиснуть на руке. Он не успел бы даже достать игломет, с тяжеленной-то собакой на руке.

– Надо учиться! – сказал он себе. – Учись второй лейтенант, майором станешь. И на имперскую пенсию будешь жить припеваючи!

Он оборвал себя. Тут его подзаборные шавки чуть не сожрали, а он уже о пенсии думает. Размечтался! А это что??? Тепловизор явно показывал присутствие живого тела в том же здании, где сейчас находился Любомир. И это тело это было полностью неподвижным, что вызывало настороженность. Не сидит ли кто в засаде? Только не собака, посерьезней хищник, двуногий.

Любомир пошел по дому, держа тепловизор в одной руке, а игломет в другой. Переставил на пятиминутный паралич, пока достаточно. Убивать без причины не хотелось. Если понадобится, с парализованным человеком можно все что угодно сделать. Судя по картинке, до человека оставалось ярдов десять. Любомир спрятал тепловизор в рюкзак, и положил его у стены, стараясь не шуметь. Делал он это скорее рефлекторно, практического смысла это не имело вовсе. Человек прекрасно знал о его присутствии.

– Ладно, выходи! Я знаю, что ты тут! – громко крикнул Любомир. – Не трону, обещаю!

Ответа, естественно, не было. Как никого не было и в комнатах, заставленных некогда весьма недешевой мебелью. Любомир прошел вперед-назад, стараясь не удаляться от рюкзака. Судя по картинке тепловизора, источник излучения находился буквально в паре шагов, но он его не видел, и все тут.

– Да где же ты? Вот напасть! Выходи, говорю! Хуже будет!

Угрозы тоже не возымели действия, и лейтенант уже начал думать, что это пятно на экране ему почудилось. Красивые резные панели, украшавшие стены, привлекли его внимание. Любомир аккуратно постучал в одну из них и сказал:

– Тук-тук! Вот ты где! Выходи!

Панель отъехала вбок, и небольшая юркая фигурка с немыслимой скоростью метнулась к выходу. Любомир, будучи отменным стрелком, едва успел среагировать. Игла прилетела беглецу в ногу, и он через пять шагов грохнулся на спину, сверля ненавидящим взглядом приближающегося парня. Мальчишка лет шестнадцати, изможденный донельзя, изрядно пованивал. Судя по всему, это был естественный запах нынешних горожан, ведь вода закончилась тут сразу и навсегда.

– Чего убегал? – лениво спросил Любомир. – Я же сказал, что не трону.

Тот молчал, и по-прежнему сверлил словена взглядом. Любомир не выдержал.

– Слушай, парень, это армейский игломет. Я мог тебя убить, но вместо этого парализовал на пять минут. Говорить ты можешь, препарат блокирует только спинной мозг и его нервные окончания. Если будешь молчать, то сброшу вниз, там стая собак ждет. Говорить будешь?

– Кто ты такой? – выплюнул пацан. – Что тебе надо? Я тебя не трогал.

– Не трогал, – согласился Любомир, обыскивая мальчишку. – Но мог и тронуть. А я этого ужасно не люблю. Вот какой ножик у тебя. О, и заточка еще есть. И шило зачем-то. Видишь, какой ты опасный парень.

– Это мой дом, я тут живу. Ты чего сюда приперся? Тебе пустых домов мало? – мальчишка был сама любезность.

– Да я сюда случайно зашел, – примирительно сказал Любомир. – Меня собаки загнали.

– А, – протянул пацан, – это они могут. Ты чужак, поэтому тебя и вели. У них несколько мест есть, для засады очень удобных. Туда только такие, как ты, и ходят. Местные на эти улицы в жизни не сунутся.

– А вас почему не трогают? – полюбопытствовал лейтенант.

– Трогают, и еще как, – пожал плечами парень. – Но в последнюю очередь, они наш запах знают. Каждого, кто еще в городе остался. Так-то обычно стараемся расходиться, но если они сильно голодные, то лучше переждать где-нибудь. Тогда выходить опасно.

– А как ты узнаешь, что опасно? – изумился Любомир.

– Да они не так смотреть начинают, зубы иначе скалят, не как обычно. В общем, это нельзя объяснить, это чувствовать надо. Поживешь с ними рядом, поймешь.

– А почему они вас не сожрали еще? – удивленно спросил Любомир.

– Так мы же их тоже убивать можем, – удивился паренек. – И они об этом знают, они же умные. Тут поначалу так и было. Ад кромешный. Мы собак убивали налево и направо, а они нас. Ну и жрали друг друга, конечно же. Еда ведь и вовсе исчезла. А потом вроде потише стало. Ты пса не трогаешь, а он тебя. Как-то само собой получилось. Старика вот на улице сразу разорвут, или раненого, или чужака, такого как ты. А мы вроде ничего, живем…

– С ума сойти! – покрутил в изумлении головой Любомир.

– Да кто ты такой? – вновь спросил мальчишка. – Морда сытая, щетина ни о чем, голова стриженная, про собак ничего не знаешь. Игломет у тебя модный, тут такого ни у кого нет. Тут и к двухстволкам-то мало у кого патроны остались. Даже снарядить старые гильзы нечем. А если к армейским ружьям патроны есть, так это прямо целый князь, а не человек. Любая баба его, только пальцем помани.

– Тебе не надо знать, кто я, – со значением произнес Любомир, матерясь про себя последними словами. Он сыпался просто на каждом шагу. – Ты у меня еще имеешь шанс из окна полететь, прямо к твоим собачкам ненаглядным. Знаешь, что с тобой будет?

– Сожрут! – паренек нервно сглотнул. – Раненых и больных они сразу рвут. Они законная добыча. Это все знают. Хочешь умереть быстро, заболей и выйди на улицу.

Парень ощутимо занервничал и попытался пошевелиться. Паралич отходил, но пока медленно. Шансов убежать не было.

– Не советую, – сказал ему Любомир. – Еще иглу влеплю, на час паралича. Дверь открою настежь и уйду. И тут уже, как тебе повезет. Не будешь дурить? Мне тебя убивать, в общем-то, без надобности. Поговорим и разойдемся.

– Ну, говори, – резонно заявил парнишка.

– Зовут как? – спросил лейтенант. Он, все-таки, от греха подальше стянул ему пластиковыми хомутами кисти и стопы.

– Зигги, – коротко ответил пацан.

– Как ты выживаешь тут, чем питаешься? Тут же еды быть не может.

– А тебе зачем? Еда моя нужна? Да хрен тебе! – зло ответил Зигги.

– Да жри ты ее сам, – ответил Любомир. Он демонстративно достал банку тушенки, вскрыл и начал с аппетитом есть, игнорируя молящие глаза мальчишки. Тот явно давился слюной, но молчал. Лейтенант доел банку, закинул ее в угол и уставился на пацана, который чуть не потерял сознание от давно забытого запаха.

– Ты продовольственный склад занычил, что ли? – выдавил из себя Зигги. – Понятно теперь, почему ты гладкий такой, как будто ДО. Сука! Ненавижу! Сколько людей из-за тебя с голоду умерло!

– Где взял тушняк, тебя не касается. Если расскажешь мне все, что хочу знать, дам тебе такую же банку. Клянусь!

– А что ты хочешь знать? – спросил его Зигги. – Цена серьезная. Тут и за меньшее убивают.

– Да с самого начала рассказывай, все, что вспомнишь.

Глава третья

1 день катастрофы.

– Зигфрид, мальчик мой, иди завтракать! – звонкий мелодичный голос мамы Зигги услышал даже у себя в спальне. Вставать было лень, но школу-то никто не отменял. Выпускной класс, как-никак, расслабляться нельзя. Ночью был какой-то грохот, но он снова крепко уснул, подумав, что это гроза. Хотя, гроза осенью…

Протирая глаза, Зигги спустился вниз по лестнице, привычно постукивая по резным панелям на стенах. Дом строил еще прапрадед, он был красивым, но таким старым! Одни эти дубовые панели чего стоят.

Зигги спустился в столовую и сел за стол. Мама выглядела непривычно хмурой и задумчивой. Отца вызвали в часть, и он все еще не вернулся. Военная служба, она такая. Даже в законный отпуск могут выдернуть на службу. Завтрак оказался странно скудным, и Зигги выразил свое удивление недовольной гримасой.

– Мальчик мой, во всем городе нет света и воды, – растерянно сказала мама. – На электростанции случился пожар, и никто ничего не может понять. Ты съешь пока бутерброд. Надеюсь, все починят, и я смогу приготовить обед к твоему возвращению.

Зигги наскоро забросил в себя бутерброды и выскочил из дома. На улице было непривычно много народу. И если раньше в это время люди шли в сторону работы, выражая озабоченность своими серьезными физиономиями, то теперь движение выглядело хаотичным, а на лицах читалось выражение крайней растерянности. Около продуктовых магазинов толпились люди, что было крайне странно для этого времени, уж слишком рано.

Зигги, раскрыв рот, вертел головой по сторонам. Ничего подобного он еще не видел. Так мальчишка дошел до самой школы, где его ждал сюрприз. Света не было и тут, и половины учителей не было тоже. И даже господин директор, которого ученики боялись как огня, ходил по коридорам с потерянным видом, как будто что-то знал, но боялся сказать.

Уроки все не начинались, и это было впервые на памяти детей. Наконец, господин директор лично зашел в их класс и произнес дрогнувшим голосом:

– Дети, сегодня занятий не будет. Вы можете идти домой. Ждите сообщений.

Школьники веселой стайкой высыпали из школы, обсуждая счастливый поворот судьбы. Ну, надо же, с занятий отпустили. Кто-то пошел гулять, а Зигги пошел прямо домой, ему жутко не понравилось то, что он увидел по дороге. В воздухе витало какое-то непривычное напряжение. Маленький городок, в котором всегда все было тихо и спокойно, буквально бурлил. Слухи один нелепее другого передавались из уст в уста. Мэр тоже ничего не знал. Он растерянно разводил пухлыми ручками, обещал во всем разобраться и все решить. И вообще, пусть все идут по домам, скоро его величество выступит с заявлением. Кого-то это успокаивало, но таких оказалось совсем немного. Слишком уж странным все это выглядело. Зигги зашел домой, где за столом сидел бледный осунувшийся отец, голова которого была перевязана бинтом.

– Папа, что с тобой? – спросил Зигги и внезапно брякнул: – А нас с занятий отпустили!

– Садись, Зигфрид, – сказал отец. – И слушай. Твое детство закончилось, и школа закончилась. И прежняя жизнь закончилась тоже. Переодевайся как в поход, мы уезжаем. Немедленно.

– Папа, что случилось? И что у тебя с головой?

– Случилась война, и мы ее уже проиграли. А с головой у меня рана. Я ответил на твои вопросы? Чтобы через три минуты был в машине. Мама уже спускается.

Зигги бегом забежал к себе в комнату и начал переодеваться. Тон отца не оставлял ни малейших сомнений. Он надел утепленный комбинезон, тяжелые ботинки и куртку с капюшоном. Подумав, надел пояс, в кармашках которого лежало огниво, зажигалка, лупа и прочая мелочь. Отец же сказал, что одеваться как в поход, значит, пояс нужен. Он застегнул молнию и спустился вниз, прыгая через ступеньку.

Машина уже стояла внизу, а папа и мама сидели на передних сидениях и явно нервничали. Улицы были запружены народом, и выбраться из города оказалось непросто. Минут через двадцать они все-таки выбрались на загородную дорогу, где ехало подозрительно много машин, которые тянулись на север, к границе с Лотианом. Тут всего-то час езды, рукой подать. Королевство-то было совсем небольшим. На самом крупном из Туманных островов разместилась россыпь мелких государств. На юге был Кент, населенный потомками ютов, и Корнуолл, где жили потомки древнего племени, так и не поддавшегося свирепым захватчикам. На западе – Мерсия, населенная родственными саксами. Еще дальше на запад – Уэльс, где жили потомки бриттов, отстоявших свою независимость. На севере располагалась Скоттия и Лотиан, где обитали потомки некогда свирепых пиктов. Поэтому королевство Ингланд, занимающее восток острова, было маленьким, и за час-другой из него можно доехать в соседнюю страну, благо и границ-то никаких не имелось.

– Слушайте меня внимательно, – короткими, рублеными фразами говорил отец. – Времени очень мало. Наш король совершил страшную ошибку, и теперь император решил нас покарать. Армии больше нет, света, воды и денег нет тоже. Что тут сейчас начнется, я даже боюсь себе представить. Если мы не сможем уйти, или кто-то из нас погибнет, то запомните, код от сейфа – мой день рождения, я его изменил сегодня. В подвале я зарыл ящики с консервами. Я их вытащил из горящего склада в своей части. Они не на полках, они зарыты в землю. Найдете. В сейфе есть пистолет и патроны. Их немного. Еще там лежат деньги, их нужно потратить сразу, и только на продукты. Все это я оставил на случай, если вы не сможете уйти.

– Вы? – вскинулась мама. – А ты? Разве ты нас бросишь?

– У меня присяга, дорогая. Я и так ее почти нарушил. Но два часа отлучки не считаются дезертирством. Я вывезу вас и вернусь. Вы мне дороже, чем наш чокнутый король, но на измену я не пойду. Вы все запомнили?

Семья согласно кивнула головой. Они ничего не поняли, но все запомнили крепко. И они вообще не осознали пока всего ужаса происходящего. Впрочем, это самое осознание пришло быстро. Дорогу перегораживал непривычного вида бронеход, который вещал механическим баритоном:

– Дамы и господа! Объявлен карантин. Вы не можете покинуть территорию королевства Ингланд. Рекомендуем вернуться домой. При неподчинении и попытке нарушить границу будет открыт огонь на поражение. Благодарю за понимание!

– Приближение на пятьдесят ярдов будет считаться актом агрессии! Я вынужден буду открыть огонь! Рекомендую вернуться домой!

– Маленькие дети могут пройти. Просьба подойти на расстояние пятьдесят ярдов для идентификации.

Все это напоминало какую-то дурную шутку, но лежащие в пыли тела, раскинувшие руки, говорили о том, что ничем смешным тут даже не пахнет. Зигги никогда еще не видел мертвых людей, за исключением похорон дедушки.

– Зигфрид, иди! – бросил отец. – Мы найдем тебя.

– Я никуда его не отпущу, – взвизгнула мама. – Он один никуда не пойдет!

– Тогда он тут погибнет, – сказал отец. Он не добавил «вместе с нами», но это читалось настолько отчетливо, что мама замолчала и захлопала накрашенными глазами, которые стали наливаться слезами.

– Иди! – прикрикнул отец. – И жди нас с мамой, мы обязательно тебя найдем.

Зигги на подгибающихся ногах пошел к жуткой машине, старательно отворачиваясь от трупов. Тот выдал надоевшую речевку:

– Дамы и господа! Объявлен карантин. Вы не можете покинуть территорию королевства Ингланд. Рекомендуем вернуться домой. При неподчинении и попытке нарушить границу будет открыт огонь на поражение. Благодарю за понимание!

– Я еще учусь в школе! – крикнул Зигги.

– Маленькие дети могут пройти. Просьба подойти на расстояние пятьдесят ярдов для идентификации. – Машина помолчала и выдала: – Идентификация не пройдена, рекомендую вернуться домой.

Зигги подумал, что ослышался. Он же школьник, такого не может быть. Он несмело сделал шаг вперед.

– Приближение на пятьдесят ярдов будет считаться актом агрессии! Я вынужден буду открыть огонь! Рекомендую вернуться домой!

Бронеход повернул ствол пулемета в его сторону, и Зигги вдруг понял, что с ним не шутят. В паху внезапно стало мокро и горячо, и он отпрыгнул назад.

– Благодарю за понимание, – сказал механический голос, и машина явно потеряла к нему интерес.

– Зигфрид, в машину, быстро! – услышал он крик отца, который доносился словно через ватные затычки в ушах. Мальчик соображал очень плохо, он впервые в жизни был в прямом смысле в шаге от смерти. На ватных ногах он дошел до отцовского автомобиля и буквально упал внутрь.

– Уезжаем, – бросил отец. – Я знаю проселочную дорогу.

Он сдал назад и развернул машину с натужным визгом колес. Они поехали назад, а отец вглядывался куда-то вбок, ища съезд. Зигги колотило. Он стучал зубами, вспоминая немолодую полную женщину, что лежала на земле с выражением необычайного изумления на лице. Наверное, она удивлялась тому, что между ее бровей зияло аккуратное пулевое отверстие. Бронеход не тратил много патронов.

– Да, вот она, – папа резко вывернул руль, и они помчали по проселку, подскакивая на кочках.

– Не гони так, – взвизгнула мама. – Ты разобьешь подвеску!

– Берта, – с напряжением в голосе сказал ей папа, – это сейчас наименьшая из наших проблем. Просто поверь. Ага, нам сюда!

Ни слева, ни справа не было видно бронеходов с дурацкими антеннами, торчащими в разные стороны. Зато в небе парил беспилотник, который казался снизу маленькой безобидной птичкой. Видимо, это он передал сигнал, и соседний бронеход, стоявший в полутора милях отсюда, повернул башню и плюнул из большого калибра. Но ни папа, ни мама об этом не знали. Да и как они могли узнать? И беспилотника они тоже не видели. Просто внезапно они ощутили удар…

Вспышка! Боль! Темнота!

Зигги очнулся и почувствовал, что голова немного болела, а к горлу подступила тошнота. Он не знал, сколько так пролежал. Часы! Судя по ним, совсем недолго. Руки и ноги не болят, это хорошо. Запах гари! Машина лежала на боку, и мальчик кое-как вылез через разбитое боковое окно. И вовремя. Мама и папа были мертвы, в этом не могло быть ошибки. Сложно выжить, когда рулевая колонка пробила грудь, как у папы, или когда шея почти перерублена куском лобового стекла, как у мамы. Машина весело полыхала, и секунд через тридцать сдетонировал бензобак. Зигги упал на спину и замер. В небе летала маленькая птичка, в которой отчетливо определялся летательный аппарат.

– Вот кто по нам шарахнул, – отстраненно подумал мальчик. – Мама! Папа!

И он зарыдал, размазывая слезы по чумазому лицу. Только сейчас до него дошло, что родителей больше нет. Небольшого роста щуплый мальчишка, который и на свои шестнадцать выглядел с трудом, остался один на всем белом свете. Он просидел так несколько часов, тупо глядя на почерневшую груду металла и обгоревшие тела родителей. Он не знал, что делать, и просто побрел назад, снова выйдя к той же дороге, по которой они пытались уехать из страны. К его счастью, тогда все только начиналось, и жители еще не потеряли присущего этому народу дружелюбия. На попутке он попал назад, в родной город. Те люди, в машине, только что высадили на границе четырнадцатилетнюю дочь, и не смогли отказать щуплому мальчишке, которому сегодня не повезло.

12 день катастрофы

Следующие дни прошли как в тумане. В городе наступил хаос, который усиливался с каждым днем. Магазины в соседних домах были разгромлены, и Зигги, видя на улице пьяные толпы мародеров и бесконечные драки, вздрагивал от ужаса каждую ночь. Идти к знакомым он не хотел, он вообще боялся выходить из дома. Сейф, спрятанный за откидной дубовой панелью, он открыл сразу же, и нашел там пистолет, три коробки патронов и отцовский кинжал, который тот надевал к парадной форме раз в год, в день рождения Его Величества. Кинжал был хоть и декоративный, но вполне неплохой, с хорошим металлом и удобной рукоятью. Отец делал его на заказ. Он любил оружие, ему претила бутафория. Консервы оказались в подвале, как и сказал папа, и Зигги выкопал несколько банок, тщательно затоптав это место и забросав всяким хламом. Как и говорилось, дом был очень старым, но четыре поколения его семьи так и не удосужились выложить пол камнем. Так и жили.

Толстую дубовую дверь начали пробовать на прочность уже через неделю. Сначала несмело, а потом уже открыто начали выламывать коробку небольшим ломиком. Зигги такого насмотрелся в окно за эти дни, что никаких иллюзий уже не испытывал. Мальчику пришлось быстро повзрослеть. По крайней мере, труп соседа, лежавший под окном его спальни, уже перестал пугать его до дрожи. Он его просто пугал, а вот дрожь почти прошла.

Как стрелять из пистолета, Зигги знал. Отец давал ему пальнуть пару раз. Он дослал патрон и сел на лестницу, держа пистолет двумя руками. Вспоминая потом этот момент, он поражался собственной глупости. Сделай он так хотя бы через месяц, все прошло бы совсем иначе. Дверь ломали уверенно, по-хозяйски. Так, как будто кто-то забыл ключи от сарая, и решил сломать хлипкую деревяшку, сколоченную из горбыля. Со столетним дубом пришлось повозиться, но это была всего лишь дверь. В ней с громким треском что-то лопнуло, и она широко распахнулась.

– Чего уставился, пацан. Еду давай, пока не накостыляли! – громила, заросший щетиной, разил перегаром за несколько шагов. Зигги напрягся. Было довольно темно, и налетчики видели лишь его силуэт.

– Ну! – хлестнул по нервам голос грабителя. Второй, чуть пожиже телосложением, стоял сзади и даже пританцовывал от нетерпения.

Зигги не видел смысла отвечать. Он был весьма неглуп, и эту ситуацию предвидел еще дня три назад. И он прокручивал ее в голове не менее сотни раз. Зигфрид просто поднял пистолет двумя руками и пальнул в сторону бандитов. Только он совершил ошибку. Вместо того, чтобы зажмурить левый глаз, он от страха закрыл оба. Тем не менее, промахнуться с пяти шагов у него не получилось, и громила упал с простреленной грудью, из которой со свистящим хрипом полезла кровавая пена.

– Су…сучёнок…, – засипел он, синея на глазах. Второй застыл и уставился в зрачок пистолета, побледнев, как полотно.

– Ты это… парень… не дури, – сказал, облизывая пересохшие губы. – Я уже ухожу, вот руки, я безоружен. Видишь? Я ухожу, – он отступал назад, завороженно глядя на оружие в руке мальчишки.

Он так бы и ушел, но споткнулся о ломик, который выпал из рук мертвеца и укатился на крыльцо. Резкое движение испугало Зигги, и он выстрелил еще раз, пробив налетчику бедро.

– А, гаденыш! – заорал тот. – Тварь! Ногу мне прострелил! Убью!

Это была ошибка с его стороны. Настало то время, когда слова стали золотом, и за них приходилось отвечать. Зигги стоял бледный, как тот, кого он только что убил. Но он был спокоен. Даже руки почти не дрожали.

– Ты меня не убьешь, сволочь. И не ограбишь. И никого больше не ограбишь.

Он прищурил глаз, поднял двумя руками пистолет и разнес голову незадачливому бандиту. Он сел на крыльцо, потому что ноги подломились. Его затошнило, но ел он давно, еще утром, и мучительные спазмы выдавили изо рта только горечь. Так он просидел недолго, а потом кое-как вытащил из дома труп первого из налетчиков. Тот был слишком тяжел, и щуплый парень потратил порядочно времени, чтобы освободить проход. Старинная дверь, верой и правдой служившая четырем поколениям его семьи, была испорчена безвозвратно. Зигги не пришло в голову ничего умнее, чем подоткнуть ее изнутри деревянным брусом, что он нашел в подвале. Тем самым, который он так неаккуратно поставил на место, перед тем, как в дом зашел Любомир. Это была его единственная ошибка, и она могла стать роковой. До этого полезная привычка запирать дверь в пустеющем на глазах городе не раз спасала ему жизнь.

С этого момента в нем что-то переломилось, и Зигги начал выбираться на улицу. Он оттащил трупы от своего дома, справедливо полагая, что они начнут скоро разлагаться. Приличный и хорошо воспитанный мальчик немало шокировал этим своих респектабельных соседей, что жили напротив. Пока еще жили. Они были очень респектабельны, даже слишком, и одно это делало их полностью нежизнеспособными в том новом мире, в который обрушил Ингланд его неразумный король.

Через четыре месяца после катастрофы.

Зигги выжил. Он сам не понял, как, но он выжил. Консервы, закопанные отцом в подвале, он теперь ел только тогда, когда был близок к голодной смерти. Что же он ел? Да все просто. Голубей, кошек и собак он ел. Зигфрид как-то быстро преодолел этот барьер, и, пользуясь тем, что был худым, легким и жилистым, освоил соседние крыши, установив там примитивные ловушки из ящика, подпертого палкой. Приманкой был корм для их попугая, который хранился дома. Два месяца Зигги прожил на голубиной диете. Впрочем, попугая он съел тоже, голод не тетка. Да и для корма нашлось куда лучшее применение. Там, где крыши оказались скатными, охотиться не получалось никак. Ящик не поставишь, и к птице незаметно не подберешься. Они тоже как будто стали умнее, и на плоские кровли теперь почти не садились. Потом голуби пропали. Во-первых, им нечего стало тут есть, а во-вторых, на них теперь охотились все, кому не лень, включая быстро одичавших котов. Поймать или убить такую тварь стало почти невозможно. Зигги удалось это совершенно случайно, в первые недели, когда кошки тоже проходили свой отбор, и он смог перебить одной из них задние лапы, метнув тяжелую палку. Больше ему удача так не улыбалась. Коты ушли на крыши, охотиться на птиц, а потом почти исчезли, потому что воробьи и голуби покинули негостеприимный город. Зато расплодились собаки. Уцелевшие в бойне первых недель псы сбились в стаи и принесли первый приплод. На улицах начался настоящий ад. Суки, которые ощенились все, как по заказу, стали невероятно агрессивны. И это помимо того, что домашние пёсики превратились в охотников на двуногую дичь. Зигги пару недель вообще не рисковал выходить на улицы, проводя время на крышах. И именно оттуда он увидел, как озверевшие от голода люди расправляются с псами-одиночками. Те еще не выработали свою тактику охоты, и рождали ее в муках, платя за ошибки своими жизнями. На улицу мог выйти человек с левым предплечьем, замотанным тряпками, под которые были подложены две доски. Он злил собаку, а когда та кидалась на него, подставлял ей предплечье для укуса, и бил ножом в бок. Через пару недель собаки на этот фокус ловиться перестали. Люди в ответ начали выпускать одного, как приманку, замотанного в десяток слоев тряпья, и когда собаки кидались на него, выскакивали из засады и били тех топорами, ножами и появившимися внезапно копьями. Зигги тоже удалось убить несколько молодых собак подобным способом, и он протянул еще какое-то время.

Вскоре собаки поумнели. Город был разбит на территории стай, и охотиться псы стали куда изощрённее. Они научились ждать неподвижно многими часами, научились обездвиживать жертву и гнать ее в засаду. И именно тогда произошло это…

Зигги вышел из дома, ведь ему нужна не только еда, но и дрова. Было холодно, и мальчишка благословлял предков за то, что на кухне осталась в целости и сохранности старинная печь. Трижды за это время он отстоял свое жилище от желающих потеснить его. Два раза отстреливался, один раз отбился отцовским кинжалом. Патроны стали на вес золота. Мама не узнала бы своего мальчика, который каждое утро прилежно завтракал овсяной кашей и весело бежал в школу. Зигги превратился в зверька. Жилистого, резкого и злого. Он шел по улице, привычно сканируя окрестности. Вроде чисто. Но свернув за угол, Зигги столкнулся нос к носу с псом, которого видел на улицах множество раз. Он уже начал узнавать собак в лицо, ведь они различались не меньше, чем люди. Кинжал оказался в руке быстрее, чем Зигги успел подумать, и он выставил вперед обмотанное тряпьем предплечье. Пес застыл, обдумывая ситуацию. Верхняя губа поднялась, обнажая клыки, но общий тон негромкого рычания был скорее примирительным. Зигфрид как будто услышал: если ты не нападешь, то и я не нападу тоже. Он посмотрел в глаза псу и сделал шаг назад и бок. Пес все понял верно и потрусил мимо. С тех пор жизнь стала полегче. Собаки убивали чужаков, старых и больных, а люди охотились на псов, не входивших в стаи, или изгнанных оттуда. Пес, забежавший на чужую территорию, тоже считался законной добычей. Все эти отношения выстраивались по большей части на уровне интуиции, и превратились в довольно стройную систему, которая переставала работать, когда голод начинал перевешивать. Тогда охотились все и на всех. И это тоже стало правилами игры. Но, в целом, стало попроще, ведь какая-то жизнь есть даже в жерле вулкана, что уж говорить о небольшом городе. А вот с едой стало совсем плохо. И именно тогда Зигги впервые попробовал человечину. У него просто не осталось выхода: консервы, что закопал в подвале отец, почти закончились.

Глава четвертая

– Забавно тут у вас, – протянул Любомир и осекся. Он снова прокололся, как пацан.

– У нас? – глаза Зигги сузились. – Да ты откуда взялся? Ты же не из англов, как я сразу не понял! И рожа другая, и говор чуть отличается. Ну, и зачем ты сюда приперся? Тебе в твоей сытенькой стране не сиделось? Развлечься захотел, сволочь?

– Не заводись, парень, – примирительно сказал Любомир. – Я твой тушняк отдам, как договаривались, а потом уйду.

– Скажи только, каким путем пойдешь, уж сделай милость, – зло бросил ему Зигги.

– А тебе зачем? – нехорошо прищурился Любомир.

– Ботинки у тебя уж больно хорошие, хочу первым к твоему трупу успеть, – сказал ему мальчишка, честно глядя в глаза.

– А с чего ты взял, что ты их с меня снимешь? – изумился Любомир.

– Да ты же из города не сможешь выйти, – убежденно сказал мальчишка. – Тебя либо собаки, либо люди кончат. Ты что, погулять сюда пришел? Да в городе четыре сотни людей осталось, и половина из них про тебя уже знает. Ты же чужак. Сытый, сильный чужак. Как будто ДО, понял? У тебя же на роже написано, что знаешь, где еду взять. Я такую круглую харю уже и забыл, когда видел. Побоялись сразу тебя грохнуть, потому что боец ты. Да и не ожидали такой наглости. А раз ты сюда дошел, значит ствол в кармане. А с патронами тут туго. Тебя уже ждут. Как только из двери выйдешь, то либо в спину ударят, либо кирпич на голову уронят. Разденут, запытают, чтобы про еду вызнать, а потом сожрут. Слушай, гладкая морда, может ты ботинки тут сразу оставишь? За гостеприимство, а? Ну, и остальную еду тоже. Поверь, тебе она уже без надобности, а мне пригодится.

Любомир молча отошел от парня, и достал тепловизор. Плохо дело, отстраненно подумал он. Пацан прав. Около дома колыхались размытые тени, которые были куда крупнее, чем собаки, которых он видел раньше. Те, как раз, уже ушли почти все, оставив наблюдателя. Вот он! Крутится шагах в тридцати от крыльца.

– Убедился? – насмешливо спросил Зигги. – Ну, разувайся, чего вылупился!

– Не наглей, пацан, – хмуро ответил Любомир. – Меня не так просто взять, поверь.

– Ну, значит, тебя непросто возьмут, – уверил его Зигги. – Ты знаешь, как голова работать начинает, когда жрать хочется? Ты, морда, по-настоящему голодным-то хоть раз в жизни был? Знаешь, что это такое, когда от голода живот к спине присыхает? Ты когда-нибудь старый ботинок варил? А?

– Ну, не варил, – нахмурился Любомир. – А ты что-то предложить хочешь?

– Я тебя из города могу вывести. Две банки тушенки! – отрезал Зигги. – Кстати, мою гони. А то я никуда тебя не выведу, от голода сдохну раньше.

– На! – бросил ему банку Любомир, и срезал с рук хомуты.

Тот на диво быстро вскрыл тушенку и опорожнил ее за считанные секунды. Везде, где долез палец или язык, банка была вычищена до блеска. Зигги откинулся на стену и закрыл в блаженстве глаза.

– Вот оно, счастье-то! – сказал он негромко. – Даже в сон потянуло. Да, есть еще предложение. Я могу тебя до места довести, и там помочь обустроиться. Ты же как ребенок тут. Тебя даже слепой и хромой завалит.

– Меня? – искренне изумился Любомир. Он был о себе куда лучшего мнения.

– Тебя, конечно! – убежденно заявил Зигги. – Могут в узкую улочку заманить, а потом пацаненка подослать, их тут несколько штук осталось. Он тебе ногу подрежет и убежит. И что? Ты стрелять ему в спину станешь? А пока будешь хромать в укрытие, тебя просто кирпичами из окон закидают. Ну, заценил свои шансы? Я тебе до утра такие истории могу рассказывать. Тут первые пару месяцев такие гуси, как ты ходили. Здоровые, пьяные, харчи у всех отжали и королями себя чувствовали. Всех баб в городе поимели. Просто, за еду. Знаешь, сколько их в живых осталось? Ни-ко-го!

– Продолжай, – заинтересованно сказал Любомир.

– Кого во сне зарезали, кого подранили и собакам скормили, – вспоминал с затуманенным взором Зигги. – Знаешь, кто остался? Те, кто никому не верит, ни одной живой душе. Потому что любой предаст, чтобы лишний день прожить, пока ты подыхаешь. А ты вот сюда пришел и думаешь, что очень сильный, потому что ствол на кармане носишь. Да тебе через пару дней этот ствол в задницу засунут. Ты же спать привык не как мы, вполглаза. Вот во сне тебя и прикончат. Спать-то тебе все равно надо, хоть ты и самый здоровый в этом городе.

Мальчишка был прав, Любомир это уже понял. А еще он точно знал, что был не первым, кого забросили в Ингланд. Связь с ними пропала почти сразу. Теперь вот он понял, почему. Он взвесил те вводные, что были им получены от Мастера, и присел на корточки рядом с мальчишкой.

– Зигги – это Зигфрид, верно?

– Ну, – лениво ответил тот, накрытый истомой блаженной сытости.

– Зигфрид, – спросил Любомир, – я предлагаю тебе работу.

– Чё? – уставился парень на Любомира, приоткрыв один глаз.

– Работу тебе предлагаю, – терпеливо ответил тот.

– Что платишь? – деловито спросил Зигги.

– Кормлю, – коротко бросил лейтенант.

– И вытаскиваешь потом из этой жопы, – начал торг Зигги.

– Хрен тебе, – жестом показал Любомир. – И ты не задаешь вопросов. Вообще. Только делаешь то, что я тебе говорю.

– Договорились, – быстро ответил Зигфрид. – Когда начинаем?

– Да уже начали, – развел руками Любомир. – Ты же ведь пожрал. Будешь звать меня Вольф.

– Да посрать, как тебя звать. Вольф, так Вольф. Кормить не забывай только. Если ты меня нанял уже, то пустые банки в рюкзак прячь, их отсюда вытащить надо. Это я тебе за сегодня первый раз жизнь спасаю.

– Почему это? – удивился Любомир. – И на хрена я буду грязные банки в свои вещи класть?

– Ну, ты сам подумай, когда в этом городе последний раз такую еду видели? Да если она и есть у кого, а она есть, поверь, то пустую банку на два ярда в землю закапывают. Если ее найдут, то любого на ремни порежут, чтобы узнать, где остальное. Так, что один-ноль. В мою пользу, естественно. Хотя нет, два-ноль, я же про засаду у дома еще тебе сказал.

Из города они выбирались очень хитро. Сначала поднялись на крышу, а потом, переходя с дома на дом, дошли до конца квартала. Здания здесь стояли вплотную, как и везде в центре. В предпоследнем доме Зигги уверенно спустился на этаж вниз, зашел в какую-то квартиру, и через два балкона перелез в соседнее здание, где они спустились на первый этаж по разрушенной деревянной лестнице. Там уже парни и вышли на улицу. Зигги вышел первым, осмотрелся и дал сигнал на выход Любомиру. Фактически, они оказались в двухстах ярдах от дома Зигги на параллельной улице. Парень был ловок, как куница, и Любомир, с его немалой массой, изрядно взмок. Способ избавиться от слежки оказался весьма непрост.

– А ты думал, – самодовольно сказал Зигги, словно прочитав его мысли, – я этим путем два раза от верной смерти ушел. О нем никто не знает, ты вот теперь. Теперь так. Идешь два квартала прямо, я иду сзади, шагах в двадцати. Ни с кем не разговаривать! Ни с кем, запомни! Ты же сейчас, как факел ночью. Тебя все видят. Через два квартала я тебя обгоняю, а ты идешь за мной. Ты все понял?

– Все так серьезно? – спросил Любомир.

– А сейчас и увидим, – просто сказал Зигги. – Может, я и ошибаюсь. Еще раз говорю, ни с кем не разговаривать и никого к себе не подпускать. Иначе ты труп, да и я тоже, все равно слухи пойдут. Пошел! Стой! Руку в правый карман суй, и не вынимай. При любом кипеше гаси наглухо. Хоть человека, хоть пса. Теперь иди!

Любомир пошел по бульвару, где были вырублены все деревья, не веря ни одному слову из того, что сказал ему Зигги. Да чушь какая-то! Он по джунглям ползал, в Южной Америке воевал два года (они там все время воюют), что же, он два квартала по захолустному городку не пройдет? Голова Любомира вращалась, как у филина, вокруг не было никого, и только ветерок гонял по мостовой непонятно как оказавшийся тут клок старой газеты. Не иначе, из дома улетел, где его приготовили на растопку. Разбитые витрины чередовались со взломанными дверями, брошенные машины были покрыты толстым слоем грязи, и, по большей части, сожжены. Любомир, разглядывая красоты города, даже ушел в воспоминания, потому что он бывал на этой улице, и сохранил ее в памяти совсем другой, ухоженной и чистой.

Из воспоминаний его вывел хлопок выстрела. Любомир резко обернулся и увидел Зигги с пистолетом в руке, и оборванца, который подошел к лейтенанту сзади, держа в руке заточку, перемотанную в области рукояти.

– Три-ноль. И с тебя патрон. У меня осталось всего четыре, – серьезно сказал мальчишка. – Теперь ходу. А, демоны, замри! Ствол вниз!

Из проулков, и даже из некоторых домов, высыпало полтора десятка собак, которые остановились, увидев металл в руках у парней. Зигги сделал шаг вперед, принимая на себя бремя переговоров. Он посмотрел в глаза вожаку, показал рукой на труп, потом на пса и произнес:

– Добыча моя, я отдаю тебе. – И он сделал шаг назад. – Теперь ходу, но не быстро. Если побежим, разорвут. Надо идти обычным шагом. Они нас сейчас уважают.

– Кто уважает? – глаза Любомира по размеру напоминали чайные блюдца. – Ты что несешь, парень? Ты что, с собакой сейчас разговаривал?

– С собакой, – подтвердил Зигги. – Разговаривал. И я не в первый раз уже это делаю, кстати. Я этого пса хорошо знаю, и отказываться от этого не намерен. Знаешь почему?

– Почему? – тупо спросил Любомир.

– Потому что это работает! Понимаешь? Если бы не работало, то не разговаривал бы. Они два пистолета увидели и тело, которое им отдали, и нападать на тебя не стали. Потому что ты убить нескольких мог, а им это не нужно. Они не готовы при наличии еды жизнями рисковать. Ты их не считай глупыми. Они поумнее многих людей будут.

– С ума сойти! – совершенно искренне сказал Любомир.

– Теперь смотри, – продолжил Зигги. – Мы сейчас из центра в рабочий район зайдем. Там людей чуть больше живет, там до воды ближе. По улицам не пойдем, убьют.

– Да как же я до твоего дома без приключений дошел-то? – удивленно спросил Любомир.

– Так никто же не думал, что какой-то придурок сюда, как к себе домой, заявится, – терпеливо пояснил Зигги. – Удивил ты людей. Наглостью своей и тупостью удивил. Дойти-то ты дошел, но выпускать-то тебя отсюда никто не собирается. Теперь о тебе все знают, и нас срисовали уже и ждут. А еще, они теперь знают, что у нас есть стволы, и думают, как же нас с тобой подранить и на ленты распустить, чтобы про твои заныканные харчи вызнать. Причем подранить хотят тебя, я этой чести не удостоюсь. Меня убьют сразу.

– Ну ладно, веди, – сказал совершенно сбитый с толку Любомир. Он понял, что приспосабливаться к этой жизни нужно будет долго, и что без этого щуплого мальчишки он этого сделать просто не сможет. Они перелезли через забор, потом обогнули какое-то трехэтажное здание с выбитыми окнами.

– Школа моя, – доверительно сказал Зигги. – Я тут каждый камень знаю. Сейчас вон в ту дыру, и через сад. Запомни! Там вообще ни души быть не должно. Если увидишь кого, то это по нашу душу. Гаси сразу.

Любомир кивнул. Они шли через голые кусты, как и положено в самом конце зимы. Хорошо, подумал Любомир. Была бы зеленка, засаду было бы куда проще организовать. Пацан – золото. В разведку бы ему. Заметив краем глаза шевеление, он незаметно, зайдя за очередной куст, вытащил игломет и выстрелил туда, где засек движение. Шум от выстрела был минимальным, игломет порох не использовал. Имперская разработка. Тут, на Островах, такого и не видел никто.

– Ты чего? – удивился Зигги.

– Проверить надо, – сказал Любомир. – О, три-один.

За кустом лежал еще один оборванец с точкой от иглы в шее. Изможденный бедолага с ввалившимися щеками смотрел в небо стекленеющим взглядом.

– А ты не безнадежен, – присвистнул Зигги. – Кровь ему пусти, быстро! Пока теплый!

– На хрена? – удивился Любомир.

– След от твоей машинки уж больно приметный, – сказал мальчишка. – Пусть собаки тут приберут. Не хочу, чтобы за нами полстраны гонялось. Хочу жить в тишине, в тепле и регулярно жрать. Желательно, тушенку.

– Больше никаких желаний нет? – спросил с подколкой Любомир.

– Свалить отсюда хочу! – сказал Зигги. – Ты знаешь, как?

– Не знаю, – честно ответил Любомир. – Поначалу удавалось кое-кому, но эти возможности уже перекрыты. Это все, что мне известно. Я точно не смогу тебе помочь.

– Тогда с желаниями у меня всё, – признался мальчишка. – Я даже представить себе больше ничего не могу, что в этой жизни можно еще хотеть. Это просто верхний предел моих мечтаний.

– Негусто, – пошутил Любомир.

– А ты поживи тут с мое, – уверил его Зигги, – сразу очень густо будет. Уходим отсюда. Этот тип сигнал должен был подать, он нападать не стал бы. Значит, время у нас еще есть.

Они прошли сад насквозь, потом прошли узкую улочку и нырнули во двор заброшенного дома.

– Тут проходной подъезд, – сказал Зигги. – Но мы не выходим. Поднимаемся на второй этаж и из окон смотрим. Тут обзор хороший. Квартира налево на втором этаже. Там окна заколочены, и щели есть. С улицы не увидят. Ты на эту сторону, я – на ту. Минут десять, потом идем. Что-то неспокойно мне, не к добру это.

Любомир молча кивнул. Обстрелянный солдат верил в предчувствия. Он поступил точно так, как сказал ему Зигги. Минут через пять он увидел три тени, которые явно прочесывали город. По улочке шли точно такие же оборванцы, как и те, которых они уже убили сегодня. Они настороженно крутили головами и сжимали в руках охотничьи ружья.

– Ох, и вояки, – хмыкнул Любомир. – Даже убивать жалко.

И он с неохотой переставил игломет на смертельное поражение. Ну не виноваты эти бедолаги, что тут оказались. Ну, не лежит душа убивать их, и все тут. Может, обойдется. Следующие четверть часа пролетели в тишине.

– Уходим, – деловито заявил Зигфрид.

Любомир вышел из дома, следуя шагах в пяти от мальчишки. Он настороженно оглядывался, подозрительно косясь на каждую открытую дверь или окно. Он изрядно струхнул, но боялся сам себе признаться в этом. Город, на каждом углу которого его ждала смерть, пугал Любомира не на шутку. Его опасности были непривычны, и он чувствовал себя, как десять лет назад, когда из учебки попал с батальоном такого же мяса в бойню на Огненной Земле.

Они прошли несколько кварталов многоэтажных домов, и даже собаки теряли интерес, когда видели блеск металла в руке. Они вышли в бедный пригород, где стояли небольшие домишки.

– Сюда! – Зигги показал дыру в заборе и полез туда сам.

Любомир наклонился, дыра была маловата для его габаритов, и полез в какой-то запущенный двор…

Боль! Темнота!

Он очнулся от того, что его били по щекам. Любомир понял, что ему все-таки прилетело, и после той дыры в заборе он ничего не помнил. Открывать глаза он тоже не спешил, пару пощечин точно выдержит, чай, не девочка. Руки и ноги были стянуты накрепко, он проверил, и уже тогда стоном дал понять, что очнулся. Солнце било прямо в глаза, что вызвало просто вспышку адской боли в голове. Прилетело, видимо, прямо по ней.

– Очнулся, красавец! – с удовлетворением сказал худой, как щепка, мужик с сероватым лицом. Фирменный запах местных жителей Любомир унюхал еще до того, как открыл глаза. Неужели, и от него скоро будет разить так же?

– Ну, рассказывай, откуда ты такой красивый и в таких хороших ботинках к нам прибыл.

Любомир скосил глаза и увидел, что худой щеголял в трофейной обуви, и эта обувь была его собственная, Любомира. Что ж, это хотя бы объясняло, почему мерзнут ноги.

– Откуда надо, оттуда и прибыл, – ответил Любомир. – С какой целью интересуешься? Тушняк забрал с ботинками? Забрал. Что тебе еще надо? Больше нет ничего.

Любомир немного обострил беседу сразу же, играть в слова желания не было вовсе. Настроение было препаскуднейшее. Но тот про игломет ничего не сказал. И это было странно.

– Смотри, пацанчик, не ошибись, – сказал худой. – Ты решил в героя поиграть? Так ты попутал. Тут в эти игры никто играть с тобой не будет. Ты умрешь в любом случае, и сейчас вопрос лишь в том, быстро это будет или медленно.

– А потом сожрешь? – полюбопытствовал лейтенант.

– Соображаешь, – усмехнулся худой. – Этот мелкий хорек тебя уже просветить успел? Так это он тебя и продал, кстати. Удивлен?

Любомир был удивлен. Еще как удивлен. Он же по местным меркам царское предложение сделал. Хотя, все сходится. Зигги его в эту дыру и завел.

– Не удивляйся! – ухмыльнулся худой, оскалив гнилые редкие зубы. – Не мы такие, жизнь такая. Не всем же благородными танами быть. Я вот на железнодорожной станции обходчиком был. А парни мои, которых ты укокошил, на заводе вкалывали.

Парни? – удивился про себя Любомир. – Я же одного убил.

Опять странность. Но вслух он ничего не сказал.

– Ну, рассказывай, что ли? – лениво сказал худой. – Я же тебе начну сейчас ногти пассатижами срывать, ты плакать будешь, а я этого ужасно не люблю.

– Что тебе рассказывать? – выплюнул Любомир.

– Где еда? – придвинулся худой к нему, обдав вонью нечищеных больных зубов. – Как ты такой сытый остался, когда мир в преисподнюю рухнул? Говори, сука, или пытать начну.

– Склад армейский занычил, – признался Любомир. – Когда ракета прилетела, я в карауле был. Один и остался из своего взвода. А харчи в целости были, я их оттащил и прикопал. Так и выжил.

– Похоже! – протянул худой. – Звание?

– Капрал. Из «мяса».

– Еще больше похоже, – удовлетворенно сказал худой. – На англа ты не больно то тянешь. Откуда будешь, солдатик?

– Словен, – коротко ответил Любомир.

– Точно, – щелкнул пальцами враг. – Не врешь! Ты понимаешь, что еду придется отдать?

– А ты понимаешь, – в тон ему ответил Любомир, – что хрен я тебе ее отдам, если гарантий не получу, что жив останусь? Да таких, чтобы я поверил.

– Законно, – ответил ему худой. – Я подумаю над этим. Ты мне, если склад отдашь, в жопу не впился. Иди, куда хочешь. Хотя, за ребят я бы тебя порезал и псам скормил. Но еда все равно дороже.

Скрипнула дверь, и худой удивленно оглянулся.

– Ты? – удивленно спросил он. – Я же тебе…

Он упал после звука, в котором Любомир не без удивления узнал выстрел игломета.

– Ну, что разлегся? – сварливо спросил Зигги. – Ботинки с него снимай, и ходу.

– Что это было? – сдерживая ярость, спросил Любомир. – Тебе, говнюк, жить надоело?

Два часа назад.

Зигги шел по бульвару за амбалом, который только что его нанял. Он был вроде бы и серьезный малый, но олух редкостный. Кто же так по улицам ходит? Вывести его из города было не так-то просто, банды с окраин не выпустили бы их ни за что на свете. Собственно, приемлемый вариант оставался только один, и он полностью отрезал Зигфриду возможность для возвращения домой. Но новый знакомый показался ему хорошим вариантом, поэтому ради этого стоило бросить в топку парочку знакомых старых.

– Пс-ст, – прошипел худой мужик с сероватым лицом, обращая на себя внимание. – Ты пасешь?

– Я, – быстро ответил Зигги. – Приведу в то место, за школой. Ну, ты понял. Половина барахла моя. И ляжка.

– Заметано, – сказал худой. – Там впереди не наш, с заточкой. Его можешь валить.

И они разбежались, потратив на разговор не более пяти секунд. Дальше все было уже понятно. Зигги пролез в дыру и позвал с собой Любомира. Там-то новый знакомый и получил по голове от двух парней, что зарядили ему по затылку битой, обмотанной тряпками. Убивать его не планировали.

Зигги подошел к телу и снял рюкзак.

– Половина моя, – сказал он, отбросив в его сторону. – Делите.

Двое оборвышей бросились вскрывать рюкзак, не заметив, как Зигги метнулся к правому карману, вытащив оттуда игломет. Налетчики, получив по выстрелу, упали, глядя на мальчишку стекленеющими глазами. Тот вытащил кинжал из-за пояса Любомира и сказал:

– Простите, парни… – и пырнул каждого ножом.

Потом он отошел, критически посмотрел на получившуюся картину и вложил кинжал в руку Любомира.

– Так, – удовлетворенно сказал он. – Теперь идем за Альфи.

Худой мужик с серым лицом, который и был этим самым Альфи, находился в двух минутах ходьбы.

– Альфи! Там тот бугай твоих подрезал! Быстрее, пока он в отключке. Я его сзади камнем приложил.

– Ну, а дальше ты и сам понял, – закончил рассказ Зигги. – Они тебя сами утащили оттуда, а я подождал, когда все бойцы уйдут на промысел. Операция же закончилась, на базе всего трое осталось. Я их из твоего игломета уложил, и теперь путь чистый! Ну, я молодец?

– Сука ты, а не молодец! – с чувством сказал Любомир. – Ты раньше рассказать не мог?

– А ты что, согласился бы? – ярко-голубые глаза Зигфрида излучали невинность, непонимание и нешуточную обиду.

Глава пятая

Они шли третий день. Зигфрид за последние месяцы не выходил из города ни разу, и удивленно крутил головой по сторонам. Он ездил в Кембридж с папой на машине не раз, и превращение ферм и деревенских домов в настоящие крепости стали для него новостью. Впрочем, он не был сильно удивлен.

Они ночевали в заброшенных сараях. В домах ночевать было невозможно, там все еще лежали трупы умерших хозяев. Даже деревенские жители не были застрахованы от грабежа обезумевших от голода горожан.

Кембридж показался к вечеру, и Зигги остановил Любомира.

– Слушай, не пойдем туда в ночь. Боязно мне. Столица сильно больше, чем наш городишко, значит, там и куда опасней. Давай-ка укрытие поищем. Мы туда зачем идем-то вообще? Там жопа еще большая, чем в нашем захолустье.

– Человечек один нужен, – подумав, ответил Любомир. – Только фото есть.

– Нормально, – протянул Зигги. – Есть все необходимое, чтобы быстро сдохнуть. Твоя сытая харя, моя сытая харя… Это я сейчас мечту свою озвучил! Непонятный чел, которого мы должны по всему городу искать с фоткой в руке. Нас через два дня срисует вся местная гопота, а через три начнут пытать, чтобы вызнать, откуда мы такие приперлись, и где берем харчишки. А потом нас сожрут. Эй, Вольф, или как там тебя, я ничего не пропустил? Хотя, какой ты к херам Вольф, ты же словен, я сам слышал.

– Ну и что предлагаешь? – хмуро спросил его Любомир. Армейский офицер и сам уж понял, что разведчик из него так себе. Прокол за проколом.

– Базу надо искать для начала, а потом осмотреться. База нам нужна точно, с хорошим обзором и несколькими выходами. Вроде моего дома. И морду твою приметную как-то спрятать нужно. Хотя, я и не представляю, как. Может, ты меньше жрать будешь, а? – с надеждой спросил Зигги.

– Я даже не знаю, – сказал Любомир. – Думаешь, поможет?

– Не поможет, – задумчиво ответил Зигги. – Ты все равно крупный очень, тут такие все давно уже передохли. Им же еды куда больше нужно. Ты вон за раз съедаешь, как я раньше за неделю. Я и срать то ходил два раза в месяц, просто нечем было. А что за тип-то, покажешь? Я так понимаю, что шустрить больше мне придется.

Любомир не мог не признать справедливость его слов. Действительно, ушлый пацан справился бы с этой работой куда лучше. И он с неохотой достал фотографии. Сначала дал ту, где клиент был лысый, и с затравленным взглядом.

– Рожа, как рожа, – пожал плечами Зигги. – Тут таких, как грязи. А еще есть?

И Любомир показал другую фотографию, где тот же человек выглядел совершенно по-другому. Его окружала аура богатства и самодовольства. Зигги взглянул на фото и охнул. На него даже смотреть было страшно, так перекосилось его лицо.

– Ты что, его знаешь, что ли? – удивился Любомир.

– Да у нас в стране есть только один дебил, который Его Величество в лицо не знает. Это ты! – Зигги уставил грязный палец на Любомира. – Колись, давай, кто ты такой? Кстати, пять-ноль. Тот труп в саду не считается, он нам не угрожал.

– Почему это пять-ноль? – набычился Любомир. – Это когда ты мне успел жизнь спасти?

– Да только что, – потешался Зигги. – Ну, представь, ты подваливаешь к местному и тычешь ему фотку: А, скажите, любезный, у меня в этом городе до всех этих печальных событий проживал любимый дядюшка. Не поможете ли найти? Я вам за помощь банку тушенки дам. Ты же так хотел сделать? Ну что, ощутил масштаб надвигающейся на тебя жопы?

Любомир хмуро кивнул. Он ощутил. Более идиотской ситуации и представить было невозможно. Показать на улице фото короля и предложить местным за его поиски еду. Да его через час в мелкую стружку порежут, чтобы узнать, как он в страну попал, и как потом выбираться планировал. Даже про еду забудут спросить.

– Колись, давай, – насмешливо сказал Зигги. – Ты оттуда? Тебя послали этого пидора гнойного спасти?

– Нет, только наблюдение установить, – неохотно ответил Любомир.

– И все? – удивленно спросил Зигги.

– И все! – подтвердил Любомир. – Таков приказ.

– Что же тебе пообещали, бедолага, что ты на такой тухляк подписался? – сочувственно спросил мальчишка.

– Заветную мечту исполнить, – честно ответил Любомир.

– Надеюсь, оно того стоит, – сказал ему Зигги. – А ты как наблюдать-то за ним собрался?

– Камеры слежения должен был установить, – пояснил Любомир.

– Да что же ты сразу не сказал, родной? – расцвел в улыбке Зигги.

Базу для себя они нашли довольно быстро. Точнее, ее нашел Зигги. Какой-то мебельный цех на отшибе имел, помимо глухого забора и здания с запутанной планировкой, еще и большой подвал с кучей помещений, который вызвал у мальчищки восторженный вопль.

– Это будет основная база, – с горящими глазами сказал он.

– А что, будет еще неосновная? – поинтересовался Любомир.

– Ты сюда на сколько заехал? – задал встречный вопрос Зигги.

– На пять лет, – неохотно ответил ему лейтенант.

– Неслабо попал, – присвистнул тот, – тогда еще парочка запасных схронов нужна. Таких, чтобы не знал никто. И там нычку с едой нужно будет сделать. Нас отсюда, скорее всего, когда-нибудь выкурят, придется прятаться.

– Интересно, почему в таком хорошем месте не живет никто? – задумчиво сказал Любомир.

Ответ, впрочем, нашелся быстро, и он изрядно пованивал. Бывшие хозяева этого места были выложены в рядок с проломленными головами, а их трупы были объедены собаками.

– Ты гляди, даже жрать не стали, – удивился Зигги. – Да тут не то еда завелась? Хотя нет, трупы старые. Наверное, тогда еще человечиной брезговали. Надо ключи поискать!

– Где поискать? – тупо спросил Любомир.

– У этих в карманах поискать, – терпеливо пояснил Зигги, показывая пальцем на разлагающиеся трупы. – Тут двери железные есть, и на них замки нетронутые. Если ключи найдем, то это же прямо подарок судьбы.

– Я не стану в этом ковыряться, – сказал побледневший Любомир.

– Ничего, это пройдет, – сочувственно сказал ему Зигги. – За пять лет привыкнешь. Если доживешь, конечно.

Мастер был в приподнятом настроении. Пятый по счету агент добрался до Кембриджа и организовал себе неплохое убежище. Он активировал маяк, по сигналу которого ночью пошли дроны с оборудованием, боеприпасами и едой. Это был успех! Нужно срочно доложить Сиятельному. Надо же, армейский дуболом справился там, где завалились профессиональные разведчики. Никто такого не ожидал. Его вербовка была, по сути, жестом отчаяния. Да что же там такое происходит, в этой проклятой светлым Богом стране?