ЧОП «ЗАРЯ»

А вы знаете себя? Точно ли вы – это вы? А этот мир ваш? Может, вас подменили в роддоме? Или чокнутая бабушка-колдунья спрятала вас в далеком мире без магии, чтобы вы не повторили судьбу отца – отступника, из-за которого погибла почти вся ваша настоящая семья?

Я считал себя вполне обычным человеком, которому всего лишь чуточку не хватает везения, пока не очутился в мире магии, где правят одаренные, и только отряды Императорского ордена охотников сдерживают нашествие монстров и прочей нечисти.

ГЛАВА 1

 «Лох не мамонт, он не вымрет», – хмуро думал я.

Зубы уже стучали от холода, а подходящего клиента все не было. Вроде правильно все рассчитал – крупный бизнес-центр, время ланча, а ни одного одинокого балбеса на крылечке. Не работают они здесь что ли, раз не едят? Тогда хотя бы уж курили.

Схему я подглядел у арбатских узбеков. У тех, которые якобы дворники, но на самом деле давным-давно подмяли под себя цыган и всех тамошних попрошаек, артистов и художников. Но схема рабочая, главное – клиента подловить.

Я не узбек. И ростом повыше, и стройнее, и волосы светлые, прическа, опять же, модная: с выбритыми висками; да и втирать, что по-русски ни бум-бум, тоже не могу. Поэтому схему пришлось чутка доработать, соорудить себе жиденькую бороденку, свисающую до кадыка, надеть простецкую вязаную шапочку, да черный халат под куртку поддеть, чтобы рясу изображал.

Я мельком взглянул на свое отражение в стеклянном боку бизнес-центра – этакий деревенский дьячок, потерявшийся в большом городе. Хотел подмигнуть, но заметил у себя за спиной темное пятно, будто плотный рой черных мух кружит над головой. Резко обернулся, но ничего не разглядел, только дрожь пробрала так, что захотелось плотнее запахнуть куртку. Опять посмотрел в отражение – ничего. Может показалось или блик какой-то от проехавшей машины сверкнул.

Опа, есть клиент!

На крылечко бизнес-центра вышел какой-то тип с прикидом а-ля крутой воротила бизнеса. Короткое пальтишко, модная рубашка цвета детской неожиданности, брючки в клеточку, на ногах остроносые туфельки не по погоде – даже не мажор, а так, щегол из разряда «казаться, а не быть».

Прям то, что узбеки прописали! Работаем!

В одной руке у меня потухший кнопочный телефон, во второй горстка монет, одна из которых огромная: пять сантиметров в диаметре и весом под сотню граммов. Я подошел почти вплотную и безо всяких там аккуратных «а не могли бы вы», на которое так и просится ответить «нет», пошел в атаку:

– Молодой человек, помогите мне, пожалуйста.

Парень отлип от телефона и покосился на меня, пока не понимая, чего ждать.

– Что? Это вы мне?

– Еще раз прошу прощения, у меня очки разбились, – с этими словами я провел рукавом по лбу, типа смахивая муть перед глазами, и протянул к нему руку с монетами, выдвинув самую крупную. – Вот здесь можете прочитать? А то с моим «минус пять» все буквы расплываются.

Щегол не отказал и взял в руки монету, запуская первый акт схемы. По лицу пробежала тень удивления от веса, глазки забегали, считывая подтертые символы.

– Та-а-ак… два рубля, год тысяча семьсот двадцать второй, – сказал он и перевернул монету. – А здесь… всероссийский император самодержец Петр. Вот, держите.

– Спасибо, выручили, – но я не торопился забирать монету. Пусть посмотрит, подержит, покрутит. Там все как надо: и Петр симпотный в профиль, и короны на обратной стороне, и состарено грамотно. Уж не знаю, из чего их льет часовщик дядя Боря в своей мастерской, что прямо напротив ломбарда, но на серебро очень похоже.

– Еще одна маленькая просьба. Можете глянуть в интернете, сколько она будет стоить? Смогу я ее хотя бы за тысячу рублей продать? Я не ел со вчерашнего вечера, а путь еще долгий.

Я кивнул на смартфон, который он убрал в карман пальто. Помахал перед ним своим кнопочным старьем, показывая, что у меня не только интернета в нем нет, но и вообще заряда. И, будто извиняясь, развел руками.

– Да, давайте, посмотрю, – вздохнул парень, отдал мне монету и стал водить пальцем по экрану смартфона.

Вот он – первый момент истины.

Он сейчас вводит в поисковой строке: «2 рубля 1722 года цена» и…

Если в «Гугле», то первое, что он видит – это суммы от шестиста до восьмиста пятидесяти тысяч рублей. Если в Яндексе, то там первая ссылка вообще выдает лям восемьсот за среднюю цену. Главное, чтобы дальше не листал, а то на «Авито» уже полно такой же хрени, как он сейчас в руках держит, по двести рублей.

Глазки перескочили на монетку и обратно на экран, щегол задумался – есть контакт!

В голове его идет борьба – ищет подвох. Сейчас чутка углубится, чтобы понять, что на настоящий сайт попал, аукционного или монетного двора, а не фишинговой подделки, и наступит время для второго момента истины.

– Есть там что? – промямлил я самым обреченным голосом, на который был способен. – Может, за тыщенку хотя бы смогу продать?

– Эм-м, сочувствую друг! Какая-то шляпа, ценности нет почти.

Парень даже скривился для вида, будто какашку собачью на асфальте обсуждаем. Речь его поменялась, и он из вежливого офисного сотрудника превратился в гопника из своего родного замкадья, даже по сторонам невзначай обернулся.

– Похоже, что максимум пятихатка. На макдак-то хватит. Могу взять как сувенир, чтобы ты с голоду-то не помер.

Собственно – клиент готов.

Наживку заглотил, можно подсекать. И кто здесь еще кого кинуть хочет, а? Вот кто-то скажет, что я мошенник. Возможно. Но кинуть-то меня хочет он. И кинет, и потом еще будет радостный ходить, что простака развел. До тех пор, пока не поймет, как оно на самом деле. Посмотрел бы я, как эти «добрые» кидалы потом заявление в полицию пишут…

Ладно, а теперь крутим дальше.

– Ой, вы очень добры! Спасибо, конечно, но это, наверное, грех – таким торговать, – с сомнением сказал я и спрятал руку в карман, не забыв позвенеть монетами, напоминая, что у меня есть разные. – Я же ее в храме нашел, когда на работах был в Сергиевом Посаде. Мы с братьями Ильинскую церковь восстанавливали. Только я тогда отдать не успел сразу, а потом меня в Соловецкий монастырь перевели. Вот только денег на поезд нет, долго добираться приходится.

Щегла можно было читать, как открытую книгу. Старый храм, реконструкция, древний клад – огоньком желания, который разгорался в его глазах, уже вполне можно было согреться.

– Отец, брат, как правильно-то тебя назвать? – завелся парень, даже под руку меня взял. – Короче, дружище, давай я тебе денег на билет подкину, чтобы ты быстрее добрался, а ты мне монету, пойдет?

Ага, нашел лоха! Конечно, не пойдет!

Мне нужен билет, трехразовое питание, переночевать где-то, пока поезд жду, прикупить сувениры московские и так далее и тому подобное. Здесь уже главное – не переборщить. Максимальная сумма у него на руках должна быть, чтобы максимум потребовался бы поход до ближайшего банкомата. А то некоторые распаляются, бегут у коллег занимать, а там уже могут и сорваться.

С теми, кто выглядит побогаче, мне еще Настя помогает работать – в момент, когда я уже почти соглашаюсь, случайно проходит мимо, еще случайней слышит наш разговор, а также совершенно внезапно разбирается в нумизматике и предлагает перекупить. У клиента вообще башню сносит и думалка выключается.

Хотя когда Настя в образе, у меня тоже выключается. Стоило представить ее – и сразу сбился, пока деньги считал.

Но сегодня я один, а Настя где-то мотается по делам.

Мы с ней вместе учились в школе. Я был новеньким после очередного скандального переезда, а она девочкой-оторвой, звездой класса. Я думал, что это я весь из себя такой дерзкий, но она меня поразила, переиграла и очаровала.

Вот только все так быстро произошло, и не успел я собраться и правильно среагировать, как уже профукал какой-то важный момент и оказался во френдзоне. И с каждым разом, как в трясину, все глубже и глубже проваливался в эту самую френджопу.

Мы не потерялись после школы, хотя я и в армейку сгонял, и по стране меня помотало, кучу дел переделал – искал себя в этом мире. Но что-то пока не справился. Не задерживался на одном месте дольше полугода. Вроде и интересно сначала, и выходит даже что-то, а потом нет-нет, да понимаешь, что не твое.

Между мной и Настей все было уже так перекручено, что действительно проще было оставаться друзьями. Сначала она подтянула меня в свою тусовку, потом я влез в кредиты, чтобы инкогнито задонатить ей на операцию, когда у нее были проблемы после перелома. Знал, как важно для нее продолжать танцевать, а также то, что она не возьмет денег просто так. Потом она вообще связалась с этим жупелом, своим партнером по танцам. Короче, пофиг.

Я, кстати, не злодей. Честных людей не обманываю. Обычно.

Кручусь просто, как придется. Халтура с монетами реально только для тех, кто сам обмануть ближнего хочет. А так-то мы честным трудом зарабатываем, пусть и неблагородным, как всегда говорила моя бабуля.

Мы с Настей – уличные попрошайки. Дети улицы, мать его так. Только мы не из тех, кто якобы сирый, убогий, бухой и без билета на поезд, а скорее как на лучших улицах старой Европы, где на щедрость туристов рассчитывают певцы, музыканты, художники, танцоры. Я как раз из них. Брейк-данс, шаффл, всевозможные импровизации – моя основная специализация.

Улица – наша сцена, наш зрительный зал и наша касса.

С Настей я увижусь на Арбате. Не сегодня, так завтра будем сезон закрывать. Надо постараться заработать побольше денег, пока морозы не вдарили. Монету я сейчас загнал неплохо – карман почти на тридцатку потяжелел. Так, что спасибо узбекам за идею!

Я огляделся. Убедившись, что лошара за мной не гонится, пересек засаженный деревьями двор и юркнул к подъезду. Ввел код домофона, прислушался, что никто не спускается, и быстро переоделся. Шапку, бороду, халат и потрепанную куртку упаковал в рюкзак, а из-под толстовки вынул свой привычный легкий пуховичок, который до этого изображал небольшое пузико. Нацепил бейсболку, еще раз убедился, что никого нет и, пройдя подъезд насквозь, вышел через запасной выход. Прогулочным шагом почесал к старому Арбату, в лавку дяди Бори.

Пару домов не успел дойти до цели, как на дороге, откуда не возьмись, нарисовались три типа в форменной одежде дворников, в светоотражающих жилетах с логотипом местной ЖКХ и ломами в руках. Встали так, что мимо я точно не пройду. Не страшно, но как-то подозрительно. Я остановился, нахмурился и полез в рюкзак, делая вид, что я что-то ищу, но никак не могу найти. Потом хлопнул себя по лбу, развернулся и сделал несколько шагов в обратную сторону.

Но уже через пару метров остановился – из-за угла появилось еще четверо и, расплываясь в улыбках, пошли в мою сторону.

– Танцора, брат, пастой, – развел руки в шутливом приветствии предводитель четверки, тощий житель Средней Азии, больше похожий на уголовника. Растягивая и коверкая слова, прокричал: – Не торопися, тебя Иван Улугбекович на разговор просит.

– Бахрам, – прищурился я, пытаясь вспомнить, правильно ли назвал имя одного из полубоссов местной мигрантской мафии, – спасибо за приглашение, но давайте завтра. Сейчас правда некогда.

– Зачем такой занятой? – покачал головой он и, демонстративно хрустнув шейными позвонками, закинул лом себе на плечо. – Здоровье беречь надо! Пойдема, а?

И мы пошли. Я хоть и был выше каждого почти на голову, но все-таки их семеро, и, по сути, я на их территории. Хотя фиг уже поймешь, кто тут главный. Когда-то были бандиты, потом бандиты стали бизнесменами, потом совсем освоились и отошли от дел, передав бизнес детям. Новые русские бандиты – хотя и не новые, и не особо русские, и вроде как не бандиты – бесили жутко, но, скрипя зубами, приходилось терпеть.

Ивану Улукбековичу (еще лет пять назад он был мажористым школьником Ванькой) мы платили за охрану. Чтобы, во-первых, не трогали менты, а во-вторых – всякая пьяная шелупонь, ищущая на улицах приключений на свои жопы. А таких было много: то панки перепьют возле стены Цоя и начинают музыкантов цеплять, то футбольные фанаты к девчонкам пристанут и художника за не тот цвет краски отмудохают, то сектанты какие-нибудь прилипнут, то цыгане на чужую территорию забредут – короче, весело.

Непонятно, что ему от меня надо. Мы вроде не косячили и заработком делились вовремя. Но на всякий случай я незаметно вынул телескопическую дубинку из рюкзака и перепрятал ее в рукав.

Бахрам пытался поддерживать разговор, причмокивал на проходящих мимо женщин, улыбался, и уверенно подталкивал меня в нужную сторону, отсекая от людей. Это уже было плохо. Мы шли не на площадь, где у нас устроена танцплощадка, а все дальше и дальше забирались вглубь дворов. Остановились, дойдя до неприметной вывески с надписью: «Чайхона», куда мне совершенно не хотелось заходить.

Старая дверь со скрипом открылась, и меня хоть и мягко, но настойчиво втолкнули внутрь.

Я оказался в полумраке грязной забегаловки. Четыре стола, за одним из которых сидел молодой парень, вполне себе славянской наружности, и курил кальян, а за соседними сидели три мигранта. Один в костюме (вероятно, водитель), а остальные в кожаных куртках – по сравнению с мелкой ордой в спецовках у меня за спиной они смотрелись нелепо, но жутковато.

Качки в кожанках перехватили меня, как эстафетную палочку, и, встав по бокам, подвели поближе к столику босса. Бахрам что-то пробалакал по-своему и, пустив в душную комнату поток прохладного воздуха, ушел на улицу.

Пауза затягивалась. Иван, сынок Угулбека, продолжал курить и с прищуром разглядывал меня, будто ждал, что я начну первым. Я же крутил головой, прикидывая, куда прорываться.

– Танцор, тебя вроде Матвей зовут? – спросил босс, выдохнув длинную струю дыма, цокая языком и пытаясь сделать колечки.

– Именно так, – я кивнул. – Я чем-то могу помочь?

– Можешь, Матюша, можешь. – Парень всячески старался придать себе грозный вид, копируя Дона Корлеоне, как минимум. – Но для начала ответь мне на один вопрос. Тебе что, плохо здесь? Мы что, плохо вас защищаем? Или тебя плохо воспитали родители? Ты зачем залез на территорию Бахрама? Мутки его копируешь, клиентов отбираешь? А?

– Я, вообще-то, сирота. И это пять.

– Чего пять?

– Пять вопросов, на какой отвечать-то?

– Ты мозги мне не долби, – подскочил босс, дернув шланг кальяна так, что тот зашатался на столе. – Ты попал, собака! Парни, держи его!

Обступившие меня кожанки подцепили меня за руки и чуть приподняли так, чтобы я только на цыпочках мог дотянуться до грязного пола.

– Короче, – Иван уселся обратно. – Слушай сюда, щенок. Раз ты такой дерзкий, я продам тебя цыганам. Сделают из тебя инвалида, и будешь у метро на дощечке с колесиками отрабатывать. Ха-ха, как говорится, плохому танцору и ноги мешают, да?

– Иван Угулбекович, здесь какое-то недоразумение, – сказал я и поерзал, проверяя, насколько крепко меня держат. – Разрешите я сделаю один звонок, и мы, может, как-то иначе все порешаем?

Босс растянул губы в мерзком подобии улыбки, но кивнул. Сначала мне, мол дешево ты не отделаешься, а потом своим бойцам, чтобы отпустили одну руку. В угрозы я поверил наполовину. Если реально отдадут цыганам, то там не только без ног, но и без всего остального можно остаться, и будет какая-нибудь Гюльчатай меня овощем с коряво написанной табличкой катать. Но что в самом деле отдаст, все-таки не поверил – он просто торговался.

Я достал телефон левой рукой, сделал вид, что задумался, кому звонить. Потом улыбнулся, набрал службу точного времени и, когда в трубке послышался голос, поплотнее прижал динамик к уху и затараторил:

– Мое почтение! Да, мы здесь с вашим сыном сейчас общаемся. – Я говорил достаточно громко, чтобы окружающие меня услышали, и оценивал реакцию. – Да, все сделал, как вы и говорили. Реакция? Охо-хо, достойная! Да, убедителен. Суров, но справедлив. Отличного сына воспитали. Трубку передать? Ага, сейчас…

Я оторвал от уха трубку, где уже давно была тишина, и оглядел собравшихся в зале. Все замерли. Иван смотрел на меня, прищурив один глаз. Скорее всего, он мне не верил, но как же ему, должно быть, хотелось, чтобы это было правдой! Я пожал плечами, изобразив пантомиму: я как бы не знаю, но тебя просят к телефону, и протянул руку в его сторону. А потом потянулся вперед, освобождаясь из тисков. Почувствовав слабину, выдернул руку, злобно посмотрев в глаза братку, типа еще припомню, и сделал два шага к столику.

Терять-то уже нечего.

Надо просто вырваться из «Чайхоны» и валить. Мне не привыкать, схема давно отработана. Сорвать куш или ввязаться в движуху и вовремя отступить. Так и живем!

Как только босс начал подниматься навстречу телефону, я ударил. Долбанул аккурат по краю стола, толкая его вперед. И главное – роняя кальян так, чтобы угли полетели в сторону курильщика. Не дожидаясь матерного вскрика, на лету распахнул телескопическую дубинку и ударил ближайшего охранника по коленке. Развернулся, подныривая под летящий кулак, и влепил по ноге второму, выбивая коленную чашечку и ему.

Замахнулся на водителя, пытавшегося выбраться из-за стола и, не прощаясь с боссом, выбил входную дверь плечом, припечатав спешащего на шум Бахрама. На бегу запнулся об него (хотя, может, и специально пнул) и ломанулся мимо куривших дворников. На мою удачу, вид у них был охреневший. Фору дадут.

За спиной раздались крики. Сначала мат босса вперемежку с угрозами, потом визг Бахрама и топот десятка тяжелых ботинок по асфальту.

Оглянулся – пипец, будто орда несется, размахивая ломами и метлами!

Бежать, бежать, бежать!

Я выскочил на Арбат. Зацепил каких-то панков, наяривавших на гитаре «Перемен требуют наши сердца». Врезался в толстого иностранца и перевернул мольберт знакомого карикатуриста, раскидав баллончики с краской.

Впереди заметил свою группу. Парни уже расстелили фанеру, разминались и настраивали музыку. Разглядел Настю, танцующую с закрытыми глазами.

Отбросил мысль бежать к ним, чтобы не втягивать в разборки, резко свернул в переулок. А оттуда – в следующий. Перебежал улочку, юркнул в узкий проход, перескочил через школьный забор, стараясь оторваться.

Но погоня только расширялась. Как снежный ком, орда обрастала все новыми участниками. Какой-то дрищ цепанул меня метлой и тут же в плечо прилетел острый конец лома. Спину словно током прошибло, заскрипел порванный пуховик, но удар только прибавил мне скорости.

Под визг тормозов и истошный гудок клаксона я выскочил на Гоголевский бульвар, растолкал стоящих на светофоре прохожих и налетел на чей-то капот. Отмахнулся, что цел, и помчался в сторону Арбатской. Добежал до Знаменки, но повернуть не смог – там уже встречали ордынцы, оттеснив меня вниз в сторону Большого Каменного моста. И, как назло, ни одного мента! Гайцы – и те смотрят в другую сторону! А сзади уже опять слышны крики воинства Бахрама.

Сориентировавшись, я побежал по Знаменке, планируя разогнаться по прямой до Моховой, а потом махнуть до библиотеки со входами сразу в три метро, где был шанс потеряться в толпе и умчать на поезде.

Я уже несся мимо Дома Пашкова, оббежав по газону экскурсовода и стайку туристов, как меня сбили с ног. Мелкий гаденыш хоть и пыхтел, обливаясь потом, но догнал, метнув мне в спину черенок от лопаты. Я покатился кубарем, налетел на ограждение и впечатался лбом в фонарный столб.

Черт, больно же! Кепка частично смягчила удар, но все равно в глазах брызнули искры, а сквозь гул в ушах послышался испуганный вопль женщины-экскурсовода, вроде даже свисток и кряканье мигалки. Я попытался проморгаться, глядя на старую громадину архитектурного памятника, но колонны устроили хоровод, то растягиваясь, то шатаясь. А с крыши здания в нашу сторону неслась странная черная туча.

Какая-то сердобольная женщина пробовала меня поднять, спрашивая по-английски, все ли у меня в порядке. А я не мог отвести взгляд от летящих по воздуху темных искрящихся комочков. Неужели заработал сотрясение и словил первые глюки? Или это всего лишь птицы или насекомые, а воображение рисует не пойми какую ересь? Внутри все вопило об опасности. На границе зрения мялся Бахрам, не решаясь устраивать разборки в толпе, но страшно было не из-за него.

Что-то иррациональное, на границе паники и адреналина, скреблось по позвоночнику. Я утер рукавом пот, протер глаза. Черная туча приближалась, толкая перед собой поток морозного ветра. Но вроде все-таки не глюк – в толпе раздались удивленные возгласы, завизжала женщина, а кто-то высказал очень адекватную мысль: «Да ну его нахер, скорее валим отсюда».

Я начал подниматься. Сначала на четвереньках, потом, как пьяный, пошел на взлет, не разбирая дороги. Почувствовал теплую кровь на щеке, стекающую из пульсирующего виска, снова протер глаза, но все вокруг было как в тумане.

В голове только одна мысль – бежать! Бежать от черной тучи, от того холода, что несет в себе этот рой непонятных сгустков.

Я оперся на горячий капот затормозившего передо мной автомобиля и, не реагируя на мат водителя, поковылял дальше. Остановился, пропуская еще одну тачку, перекатился через капот следующей. И видя, что черное облако пролетело мимо разбегающихся туристов и несется прямо за мной, поддал скорости.

Наэлектризованное гудящее нечто гнало меня до самой набережной.

Я потом так и не понял, как мне пришла в голову эта идея с Москвой-рекой, да еще в ноябре. Может, в памяти всплыл образ Винни Пуха с его побегом от пчел, или это был кот из мультика про Тома и Джерри, а может, Шарик из Простоквашино? Не помню, в голове в тот момент все перемешалось.

Черные кляксы почти догнали меня. То вились вокруг, то залетали вперед, кружась над головой. Я отмахивался, лупил по воздуху дубинкой, но только обжигался при столкновении с искрами.

В панике я не придумал ничего умнее, чем вскочить на парапет и сигануть в воду. Солдатиком взорвал толщу воды, схватил шок от лютого холода и моментально стал погружаться под тяжестью промокшей одежды.

План не сработал.

Вода вокруг начала светиться от погрузившегося за мной роя. Сгустки сцеплялись в единое целое, стягивались вокруг меня и тянули на дно, будто я не просто тонул, а еще и в водорослях запутался. Чувствуя, что уже нет не только сил, но и воздуха, я отчаянно задергался, стараясь хоть как-то выбраться из черного вязкого плена.

Но тело парализовало судорогой. Губы разомкнулись, и я начал глотать тухлую воду со вкусом машинного масла. Черная пленка сомкнулась перед глазами, и я отключился…

Боли не было. Возможно, я летел, как во сне. А, может, меня разобрали на миллионы маленьких молекул, на какую-то человекоподобную пыль, свободно парящую под солнечными лучами. Но потом запылесосили обратно, собрав в бесформенный сгусток энергии, который начал снова трансформироваться в человеческую тушку.

Я закашлялся, выплевывая вязкую жидкость, потом заорал, чуть не выворачивая себя наизнанку, и открыл глаза.

– Что со мной? Где я? – пытаясь сфокусировать зрение, спрашивал я.

Я не понимал, что происходит, но видел, как какие-то тени окружают меня со всех сторон.

– Все в порядке, лежи, не вставай, – послышался теплый мужской голос. – Ты наконец дома…

ГЛАВА 2

Осознание происходящего приходило урывками.

В промежутке хоть какой-то ясности я разглядел несколько фигур, стоявших по кругу – люди в темных балахонах с глубокими капюшонами. Черные затухающие сгустки втягивались под эти капюшоны в провалы на месте лиц.

Потом меня накрыла волна забвения с проносящимися перед взором картинками из минувшей жизни. «Дома» – это где? В Ясенево? Я переехал туда несколько лет назад с бабушкой, а потом жил один, когда деменция доконала ее, и она пропала без вести.

Найти ее – единственного родного мне человека, я так и не смог. А узбекам я тогда не соврал – родителей и правда не было. Ну, то есть лет до восьми были, но погибли в какой-то аварии. Бабушка не любила об этом говорить, тянула меня в одиночку, хмурилась на все мои косяки и залеты, а потом молча собирала вещи, и мы меняли город и школу. Пока не осели в Ясенево, так что да – вполне себе дом.

Когда зрение опять прояснилось и я смог вынырнуть из вязкой сонной трясины, то понял, что лежу на каком-то постаменте, а рядом, буквально в метре от меня, на такой же тумбе лежит старик. Мертвый старик, но с такой довольной застывшей лыбой, с таким умиротворением на сморщенном бородатом лице, что можно было смело утверждать: этот мир он покинул очень счастливым.

Между нами стоял мужчина, тоже с сединой в бороде, и тоже довольный. Даже несмотря на то, что вместо правой кисти у него из-под рукава торчал сдвоенный крюк. Это он говорил со мной. Трындел без остановки, что я дома и что все получилось.

– Отдыхайте, Матвей Александрович, не беспокойтесь! Мы вас в дом перенесем, – в его голосе я слышал заботу. Перестав сопротивляться слабости, отключился под продолжающееся мерное бормотание: – Неужели получилось? Как жаль, что барин не дождался, не пережил…

Пробуждение было необычным – уже и не припомню такого состояния. Выспался, отдохнул, ничего не болит, нигде не затекло, отходняка и похмелья нет, в школу или на пары не опаздываю. Потянулся на довольно удобном матрасе и покрутил головой. Обнаружил, что лежу на железной, скрипящей пружинами, старой кровати.

Кованая спинка с завитками и цветочками сильно потускнела, на ней собралась пыль, а в левом верхнем углу ярко блестела на солнце тонкая паутина. Огромная подушка, в которой голова утонула почти целиком, пахла увядшими травами – что-то луговое с примесью земли.

Стены измазаны побелкой, деревянное окно с растрескавшейся рамой, под потолком вьется змейкой проводка, прямо как в старых подъездах на Арбате – два черных переплетенных провода. Ведут к центру потолка, с которого свисает одинокая лампочка.

Комната оказалась небольшой, метров десять квадратных. Помимо кровати, на которой я поскрипывал пружинами, у стены стоял комод, накрытый кружевной скатеркой ручной работы. На комоде стояли белые фигурки, издалека похожие на слоников. Приглядевшись, я понял, что либо это очень хреново сделанные слоники, либо таких уродцев в нашем мире я не встречал.

Над комодом висело несколько старых фотографий, будто из начала прошлого века. Бородатый мужик стоял, положив ладонь на спинку стула, на котором сидела женщина, а вокруг них (четверо)детей. Рядом с семейным снимком – отдельные портреты. Но разглядеть детали не получилось, я видел лишь замыленные от старости и потерявшие резкость силуэты.

Я встал с кровати, прошелся до двери. Там стоял стул, на котором лежала одежда. Штаны, рубашка и куртка, похожая на джинсовую, а на полу – грубые ботинки. Все с виду новое, но фасон и стиль очень напомнил форму работяг того же времени, что и на фото.

Одевшись, я подошел к окну, в надежде увидеть хоть какие-то знакомые виды. Вид открывался примерно со второго этажа и довольно скудный: яблоневый сад с лысыми тропинками, разбегающимися среди всего этого великолепия, колодец и покосившийся старый сарай. М-да, это точно не Ясенево. Если только Царицыно – там вроде есть какой-то парк оформленный под старину. Хотя все равно сомнительно, что река могла меня туда вынести.

Моих вещей нигде не было. Документы, телефон, банковские карты и самое главное – телескопическая палочка-выручалочка – все как в воду кануло. Хотя, может, и не «как»…

Дверь поддалась легко, лишь едва скрипнули петли. Я вышел в коридор, увидел несколько дверей и лестницу вниз. С первого этажа доносился шум, будто кто-то готовит – бряцнула посуда, зашипело горящее масло.

Заглянув еще в одну комнату с незапертой дверью, я спустился в просторный холл, пытаясь определить, откуда еще доносятся звуки, помимо кухни. Я слышал шаги и приглушенные разговоры.

Все вокруг было странным. Старым и странным. Что-то подобное я еще в школе на последнем звонке видел, когда нас культурно вывозили в Захарово – смотреть, как Пушкин провел детство. Потемневшая мебель, часы с кукушкой, клетка с какой-то мелкой молчаливой пичугой, латунная мелочевка на комодах, не хватало только таблички: «Сто лет назад здесь жил и работал великий Сам».

– Молодой барин проснулся? – За спиной раздалось тихое покашливание, и уже знакомый голос произнес: – У вас, наверное, много вопросов?

– Да, черт возьми!

Я обернулся и осекся, увидев, что у бородатого не только руки нет, но и вместо ноги торчит стальной костыль.

Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти, крепкий, жилистый. Если бы не крюк с костылем, можно было сказать, что он прекрасно сохранился. Спина прямая, будто и вместо позвоночника что-то стальное встроено. Аккуратная стрижка, короткая борода, в которой проглядывала неровная белая нитка шрама. Похож на военного, даже на ветерана, который через многое прошел.

Он выдержал паузу, дав мне возможность его рассмотреть, а потом сухо сказал:

– Спрашивайте…

– Где я? – Я обвел руками дом и краем глаза заметил, как за окном пробежала какая-то девушка. – И что произошло? И какого хрена я вообще тут делаю? И какой, в жопу, я барин? И кто вы такой?

– Мое имя Захар, я управляющий поместья. А вы дома… – и тут он щелкнул крюком, останавливая мой порыв высказать все, что я думаю об этом доме. – Если быть точными, то мы с вами сейчас находимся в одном из загородных имений, принадлежащих семье Гордеевых. Вашей семье. Это охотничий домик вашего деда в Тобольской губернии.

– Пф-р – фыркнул я, – в первый раз слышу эту фамилию. Вы либо меня с кем-то перепутали, либо это какой-то розыгрыш.

– Ошибка исключена, расчеты Гордея Ивановича выверены годами… – Захар засуетился, очень натурально изобразив налет неуверенности, будто действительно допустил возможность ошибки.

– Стопэ! А ты хорош, – улыбнулся я и стал глазеть по углам под потолком. – В каком театре играете? А? А где камеры? Это прикол, да? Развод? Квест в реальности или иммерсивное шоу? Что у вас тут за схема?

– Простите, но я не понимаю, о чем вы, – проговорил Захар и на всякий случай отступил от меня на шаг. – Но признаю, что вам может быть сложно принять тот факт, что в нашей Вселенной есть разные миры, некоторые ученые называют их измерениями. И вы не в себе, учитывая, что вас как раз вернули из чужого мира домой.

– Самому не смешно?

Я вперился в его глаза, пытаясь разглядеть намек хоть на какую-нибудь хитринку, а заодно и себя ущипнул, а то вдруг все это странный сон, в котором, однако, боль пришла настоящая.

– Ладно. И как же я, по-вашему, оказался в чужом мире, откуда меня пришлось возвращать?

– В этом как раз нет ничего удивительного. Ваша бабка по материнской линии, кхм-кхм… – Захар дважды кашлянул в кулак. И либо я совсем поехал кукухой, либо за кашлем спряталось эмоционально окрашенное: «старая сука»! Захар тут же принес извинения: – Прошу прощения. Восемнадцать лет назад Мария Георгиевна, руководствуясь только ей известными причинами, выкрала вас из нашего мира и спрятала в вашем.

Я поднял указательный палец, мол, а теперь давайте помолчим, пока я думаю. Бабушку мою действительно звали Маша, хотя отчество другое. До тех пор, пока не начались проблемы с деменцией, она действительно была крута. Участковые у нее по струнке ходили, даже когда меня сдавать притаскивали. Гопота у подъезда ее всегда уважала. Другие бабки побаивались и шептались за спиной, и действительно сукой как-то назвали, но не старой, а стальной. И это звучало даже уважительно.

Восемнадцать лет назад я как раз стал сиротой. Как это произошло, помню плохо, что до этого было – тоже, лишь какие-то обрывки и смутные образы… Считай, жизнь-то началась с момента, как мы с бабушкой вдвоем остались.

Я поймал себя на мысли, что начинаю допускать, будто Захар правду сказал. Вспомнил погружение под воду и жалящие черные сгустки – аж передернуло! До такого в квестах и «ютюб»-пранках еще не додумались. Да и вокруг все было более чем реально, что исключало сон или наркотики.

– А что с родителями?

– Мне очень жаль, но они погибли.

– Как?

– Страшный несчастный случай, одномоментно унесший множество жизней, – вздохнул Захар, постукивая своим костылем. – Гордей Иванович оставил вам свои дневники, вы сможете ознакомиться с деталями его расследования.

– Ну, допустим… – медленно проговорил я, хотя еще не решил, что в итоге готов допустить. – А где, собственно, мой дед, который Гордей Иванович?

– К сожалению, он не пережил заклинание возврата, – погрустнел Захар, а я опять не заметил ничего подозрительного. Либо он мастерски играл, либо дед действительно был ему дорог. – Но не вините себя, Гордей знал, на что шел, когда соглашался на ритуал. Вернуть наследника рода было важнее.

– А где тело? Я могу хотя бы попрощаться?

– По условиям сделки, тело забрали, – голос Захара задрожал. – Это входило в цену.

Хрень какая-то. Но Захар не стал развивать тему про моего деда. Я мысленно повторил, привыкая к звучанию слова. Интересно. Никакого деда я не помнил. Ни мужа бабушки, ни по отцовской линии. Перед глазами промелькнул профиль старика, который лежал на соседней тумбе со счастливой улыбкой на мертвом лице. Магический ритуал с лихими расценками? Ну да, ну да. Что же это еще могло быть?

– Так. И что? Получается, я наследник какого-то богатого и знатного рода? —развел руками я, одновременно выражая сомнение и показывая на стены дома.

– В прошлом – да, – почесал крюком затылок Захар. – Но после смерти ваших родителей и вашего исчезновения все сильно изменилось. Род не смог защищать свои земли, а ваш дед все состояние потратил на поиски ответов и ваше возвращение.

Видно было, что Захару тяжело было подбирать слова. Ему было больно, грустно, тоскливо, и он явно сдерживался, чтобы не материться. Я не стал его торопить, просто молчал и слушал.

– Московское имение в залоге у банка, – делая паузы и вздыхая, Захар крюком загибал пальцы на здоровой руке. – Родовое гнездо уже пять лет как скрыто в тумане, а без вашего отца у нас не хватило сил его защитить. Войска же Ордена до сих пор не могут преодолеть Урал, чтобы вернуть губернию. Почти все, что было ценного, уже продано, а люди разбежались.

– М-да, вот тебе и заводы-пароходы, – теперь уже я почесал затылок. – И что? Ничего нет вообще?

– Остался этот охотничий домик, десятка два рабочих с семьями… Моторка еще осталась. Гордей запретил ее продавать, подарок хотел вам сделать. Оружия родового нет – все отдано за долги, – докладывал управляющий. После короткой заминки он ловко подтянул стоящий у стены стул крюком, со вздохом сел и начал массировать ногу. – Простите, не могу долго стоять. Я буквально минутку передохну и покажу вам здесь все.

Я дал ему все десять, пока мерил шагами гостиную, разглядывая фотографии на стенах. Если это все развод, то подготовка у них была на запредельной высоте. Я нашел себя на фото – ну или мальчонку очень сильно похожего на меня из фотоальбома с выпуска из начальной школы. Нашел молодых родителей, опять же, если верить тем фотографиям, что изредка показывала бабушка. А еще деда, только сильно моложе.

Странностей на фотографиях было много. От одежды (а это была какая-то ядреная смесь моды дореволюционной России, Дикого Запада и вполне себе современных джинсов и толстовок) и до других участников фоторепортажей. Этакое селфи на охоте, вот только трофеи все были неизвестной мне породы. Я бы даже сказал, неизвестной в моем мире породы. Какая-то обезьяна напоминала горгулью, ту, что памятник на некоторых старых домах. А вот остальные поверженные тушки, рядом с которыми позировали дед с отцом, вызывали одновременно страх и отвращение.

– Это что за хрень? – я указал на самую большую фотку, где лежало скелетообразное чучело из веток и корней деревьев.

– Это деймос, – скрипнув стулом, управляющий поднялся и подошел ко мне. – Слабенький. Я помню эту охоту, одна из первых вашего отца. Пойдемте, я все вам расскажу и покажу.

Охренеть, слабенький? Эта тварь, на минуточку, в кадр еле влезла, а там семь человек в полный рост в ряд стоят. Но уточнять я ничего не стал, а потом и вовсе превратился в одно большое ухо, чтобы впитать всю ту ерунду, что мне заливал управляющий, и попытаться ее осознать.

Захар мало понимал в том, как устроена Вселенная и в чем различия между нашими мирами. Знал только, что попасть туда и тем более обратно практически нереально. Единицы обладают этим тайным знанием, и тем сильнее он удивлялся, что бабке это удалось. При ее упоминании он опять закашлялся.

Из тех крошек знания, которых сам Захар нахватался от деда, я уже сделал выводы, что это какая-то параллельная реальность. И причем она такая не одна.

Как минимум три мира фигурировало в рассказах управляющего. Этакий бутерброд, в центре которого я находился сейчас.

Сверху, ну или снизу, тут смотря с какой стороны повернуть бутерброд, находился мир, полный магии, хаоса и разных сверхъестественных тварей – научные обоснования Захара не особо интересовали, поэтому он объяснял так, как ему его дед в детстве рассказывал.

А где-то еще находился мой старый мир без магии, с моим Арбатом, Настей и узбеками. А между этими крайностями, как водится, срединный мир, где хватало всякого.

И если вкратце, то в этот срединный мир постоянно лезла скверна, а вместе с ней и всевозможные твари из верхнего. Как именно лезли, Захар не знал. Монстров делили на два основных типа: деймосы – твари, которые приходили с туманом; и фобосы – духи и призраки, которые, напитавшись негативной энергией, болью и страданием, могли сразу сформироваться в этом мире.

Но вместе с тварями из верхнего мира текла и сила, что могла им противостоять. Так здесь появилась магия и люди, способные ее использовать. Таких людей называли одаренными, а способности передавались из поколения в поколение. Что и сформировало здесь понятие аристократических родов, которые на заре своего появления не только валили монстров, но и делили территорию, создав местное дворянство.

Здесь тоже была Россия, точнее Российская Империя с самым настоящим Императором. Были дворянские дружины, охранявшие свою территорию, а также свободные охотники, даже церковный орден, чтобы за всем этим следить, а еще дружины, артели, рейтинги и влияние…

В какой-то момент информации стало слишком много, а мастером логики и структуры Захар не был. Но зато, как я понял, он был крутым охотником, пока какая-то тварь из тумана не уменьшила ему количество конечностей.

Пока он вешал мне лапшу на уши, я осознал, что в самом деле страшно проголодался. Если все, что он несет – легенда розыгрыша, то и пофиг, а если все это правда и мне тут жить, то успею разобраться.

Кормили просто, но сытно и вкусно. Пшенная каша, пироги и чай с медом из пузатого самовара – что-то подобное вполне вписывалось в мои ожидания от этого места. Удивили скорее столовые приборы – деревянные ложки. На мой шутливый вопрос, где фамильное серебро, Захар на полном серьезе ответил, что все перелили в пули.

Потом началась экскурсия, в рамках которой Захар пытался донести, что и у нашего рода (дома) был свой отряд по борьбе с демоническими отродьями. И ключевое слово здесь – был. Очень крутой во времена его молодости и пока был жив мой отец. Слабенький, но все еще дерзкий, пока был жив дед. И теперь (на этом моменте он чуть слезу не пустил) моя задача, как наследника, возродить отряд и вернуть ему былую славу.

Пока обошли первый этаж, встретили ещё несколько жителей усадьбы – пожилую кухарку и крепкого мужика, таскавшего в дом дрова. Столовая, кухня, чулан и комнатушка для прислуги – ну такое себе, не хоромы.

На втором этаже располагалось несколько спален, включая ту, где я проснулся, и кабинет деда. Первое, что бросалось в глаза – это светлые пятна на стенах и темные на полу, показывающие, что совсем недавно здесь стояла или висела какая-то мебель. На каждый мой незаданный вопрос Захар кивал, бормоча себе под нос либо «продали», либо «в залоге».

А вот кабинет внушал уважение.

Хотя и здесь хватало пустующих мест. В углу стоял широкий оружейный шкаф, в лучшие времена вмещавший с десяток винтовок. Сейчас же там было только две: охотничья одностволка с погнутым стволом и что-то совсем древнее, похожее на мушкет с обновленной ствольной коробкой. То есть уже не «кремень с порохом и пули шомполом через дуло», а «откинул затвор, вставил пулю с гильзой, закрыл, выстрелил».

Стена за шкафом вся была в крючках и полочках, на которых сейчас лежала только пыль.

– Многое пришлось заложить, – в очередной раз вздохнул Захар, усаживаясь на стул, а потом заметил мой взгляд. – Джонсон уже не починить, только если ствол менять, а вот «крынка» рабочая, приклад только расщепило.

– Ну-да, ну-да, расщепило, – покачал головой я.

Я решил уже не удивляться и тем более не спрашивать, что за желтые клыки торчат из треснутой деревяшки.

Противоположная стена напоминала доску детектива-любителя. Стоял массивный стол из темного дерева, а над ним во все стороны расходились бумажки с заметками, фотографии и газетные вырезки. В некоторых местах на толстые спицы, торчащие из стены, были насажены довольно толстые пачки бумаги. А между некоторыми спицами детективный дед натянул красные нити. И почти все они вели в центр, к слабо шевелящейся на сквозняке старой газетной заметке.

Первая полоса «Столичного вестника», пространная статья за авторством некоего Д. Рихтера. Вместо фото – рисунок раскуроченного взрывом и пожаром склада. Броский заголовок: «Предательство Ордена. Погибло двадцать одаренных». И фотография моего отца.

Я обернулся на Захара, но тот лишь покачал головой и кивнул на стол. В ворохе каких-то чертежей, отчетных ведомостей и смятых бумажек лежала толстая тетрадь. Черный кожаный переплет, потертый и лоснящийся от частого использования. На боку два ремешка, втиснутых в медные замки с какими-то символами, похожими на руны.

Видимо, это и был тот самый дневник деда, который должен был мне все объяснить. Я понадеялся, что для начала Захар объяснит, как его открыть.

Но он не успел. Снизу раздались торопливые шаги, кто-то бежал, перепрыгивая через ступеньки, и уже через мгновение в дверном проеме появился запыхавшийся пацан лет четырнадцати и с ходу завопил:

– Дядька Захар, в Авдеевке пискуны сработали! Кажись, выброс будет! А там Анька рожает и Трофим лежачий, не успеют тикануть, – скороговоркой выдал парень и только потом заметил меня и перекрестился: – Благословен род, барин, помогите…

– Митька, беги за Гидеоном, поднимай Колуна и Вилы, я сейчас соберусь, – покачал головой Захар. – А барину рано, не готов он еще.

– Захар, я тоже поеду, – твердо сказал я, помогая ему подняться. – Если все это не развод, то чем раньше, тем лучше. Куда идти?

ГЛАВА 3

Захар спорить не стал, как и отказываться от помощи на лестнице. Высвободился уже только на улице и довольно бодро поскакал на своем костыле.

Если время в наших мирах было одинаковым, то ноябрь здесь оказался на порядок приятней. То ли бабье лето, то ли золотая осень – всегда их путал. Как бы там ни было, бархатный сезон здесь явно затянулся. На деревьях шумела листва, солнце слепило глаза и, как говорится, «ощущается как шестнадцать градусов».

Как ни крути, обычная старая деревенская дача. Участок не особо большой. В одном углу баня с сараем и уличный туалет и здоровый сарай в другом. Я бы назвал его гаражом, этак машины на три. Единственное, что не вписывалось – высокие чугунные столбы с коваными фонарями, расставленные по периметру участка. На мой взгляд, не рационально, так как ни на дорожки, ни на входные двери свет не падал.

В полумраке открытых гаражных ворот проглядывал неожиданно знакомый силуэт – «буханка» или УАЗ какой-то там. Темно-зеленого цвета, на лобовом стекле трещина, несколько вмятин, а на боку блеклая эмблема с надписью: ЧОП «ЗАРЯ».

Вот тебе и «моторка» по-ихнему. В глаза бросились дополнительные латунные фонари, напоминающие газовые ручные фонари прошлого века. За лобовым стеклом с зеркала свисала связка чеснока, четки и массивный крест.

Подойдя к водительской двери, я споткнулся о чей-то сапог, который шустренько скрылся под днищем автомобиля. А за спиной раздался крик управляющего:

– Гидеон! – Захар изображал однорукий рупор и, вдыхая полной грудью, орал: – Где эта пьянь? Кто видел Гидеона?

К Захару подтянулись двое работяг. Обычные с виду деревенские мужики, у одного в руках был топор, у второго – вилы с укороченным черенком. Видимо, те самые Колун и Вилы, за которыми побежал пацан. На меня работяги лишь покосились, а когда заметили, что я их разглядываю, уважительно кивнули. Я помахал рукой и пальцем показал под капот «буханки».

Гидеоном оказался пожилой помятый мужик, и, судя по грязному белому воротничку, он имел какое-то отношение к церкви. Возможно, не к православной, хотя вытащили его в обнимку с библией и бутылкой самогона. Подняли, встряхнули и отобрали бухло.

– Гидеон, твою мать! – Захар аж покраснел: то ли от злости, то ли от стыда передо мной. – Ты! Ты! Какого хрена? Ты когда успел-то? Э-эх, кто моторку-то поведет, деймонова ты отрыжка?

– Ну так, Гордея надо было помянуть, ик! – Гидеон повернул голову на меня и прищурился. – О! О-о-о-о-о! Значит, получилось-таки! Дай я тебя поцелую, ик, и благословлю…

– Захар, а нам этот… ммм, батюшка точно нужен? Давай я поведу, это же… – открыв кабину, я осекся. – А где рычаги? И педали? Что это за камень на месте коробки передач?

– Это не камень, это сердце движителя, – пояснил Захар и махнул работягам в сторону колодца. – Моторка из того мира. Когда вас первый раз вытащить пытались, то промахнулись. А потом Гордей все переделал, чтобы здесь могло работать. Не переживайте, научитесь. А Гидеона мы сейчас быстро приведем в чувство, выберите оружие себе пока. Там на верстаке, за моторкой.

Нормально они промахнулись. То-то я думаю знакомое название чоповское – сосед в такой работал. И, если даты сопоставить, то помню, как машину служебную у него угнали. А он до всех пацанов докопался, а до меня – особенно, потому что парковал под нашим окном. Я похлопал уазик по кузову и улыбнулся. Ну здравствуй, моя «буханка-попаданка»! Сработаемся!

На верстаке, над ним и даже рядом с ним нашелся только один вид оружия – крепкие деревянные колья. Небось осиновые, к гадалке не ходи. Я взял два. Один потолще и покороче, чтобы орудовать им на манер бейсбольной биты, а второй почти полтора метра – сгодится в роли копья.

Узнать бы еще, с чем придется столкнуться. Тем тушкам, что попадались на фото, эти колья что слону удочка. Но мужики, а с ними и умытый святоша, у которого вообще оружия не было, выглядели вполне спокойно и уверенно.

Мокрый Гидеон забрался на водительское сиденье, и «буханка» с рычанием мощного спорткара выкатилась из гаража. Ни ремней безопасности, ни кондея, никаких прочих удобств, только петля, на манер автобусной, под потолком, чесночный дух вперемежку с перегаром, да у заднего выхода к полу привинтили деревянный ящик, а рядом с ним стояли две небольших канистры.

Мне досталось место в салоне, на жесткой деревянной лавке напротив работяг. Несмотря на грозный вид, ни одаренными, ни охотниками они не были – просто мужики из той самой Авдеевки подрабатывали в усадьбе деда.

Захар познакомил нас и провел небольшой инструктаж. Упростил его до минимума: «На рожон не лезем, с ума не сходим, прикрываем молодого барина». Про «не лезть» мне повторили дополнительно и велели держаться рядом с Гидеоном. На мой взгляд, Колун с Вилами выглядели посерьезней, но я лишь кивнул, не отрывая взгляд от лесной дороги.

Гидеон, несмотря на свое состояние, вел быстро, но аккуратно. Крепко обхватил мерцающий камень и медленно шевелил пальцами, когда машина притормаживала или набирала скорость. Грунтовая дорога петляла по лесу, периодически открывая вид на небольшие полянки. Довольно часто попадались следы пожара: не так чтобы стеной пламя прошло, а локальные пятна, как от дурных туристических стоянок.

Мы проскочили мимо нескольких домов, на первый взгляд заброшенных, хотя кое-где вился дымок из труб. В остальном лес шел сплошняком, наш обычный смешанный лес средней полосы России. Дубы, березки, сосны и осины, много орешника – в голове пронеслось: я узнал, что у меня есть огромная семья, бла-бла-бла… Ага, это все мое родное…

Я понял, что действительно родное. Все вокруг, сама ситуация, сосредоточенные суровые мужики передо мной, взволнованный Захар, который спорил с водителем, чесночный запах, смешанный с машинным маслом, даже странная осиновая бита в моих руках – все это казалось таким привычным и родным, будто я действительно дома.

На перекрестке заметили удаляющуюся машину. Старичок «Форд» годов этак тридцатых того мира, откуда я только недавно выпилился. Но шел бодро, блестел новеньким хромированным бампером, а по звуку так вообще там под капотом электромотор. Надо будет разобраться с местным автопромом. Фиг знает, куда здесь свернули технологии, когда магия появилась.

Гидеон посигналил и притормозил, раздумывая вслух, не свернуть ли в погоню, но Захар покачал головой и легонько подтолкнул его под руку, мол, забей, ехать надо.

– Граф Кузьмин, – показывая на удаляющуюся тачку, управляющий повернулся ко мне. – Сосед. Захаживал иногда к Гордею на рюмочку да посплетничать.

– Да, мразота он, – негромко сказал Гидеон. – По-любому знает, гнида, что в Авдеевке беда, да и нас видел. Мог бы и помочь.

Дальше ехали молча. Я пытался узнать, что нас ждет, и Захар стал накидывать варианты. Вот только для меня это в лучшем случае были слова из сказок и фэнтези. Криптид, стржига, токолош, гуль, Енисейский дьявол – и прочая ересь, от которой бледнел Колун, а Вилы покрылся испариной и до хруста в костяшках сжал свой боевой «трезубец».

Авдеевка открылась внезапно. Мы выехали на пригорок и уткнулись в перекошенный грузовик, у которого два старика пытались поменять колесо. Вокруг под цепким взглядом розовощекой девчонки-пионерки плотной массой сгрудился филиал местного детского сада. Нет, галстука у нее не было, зато был тот самый взгляд – быстрее, выше, сильнее и полная решимость охранять мелюзгу от любой угрозы.

Колун разглядел своих пацанов и, получив молчаливое согласие Захара, остался помогать с колесом, а наш поредевший отряд двинулся дальше.

С пригорка открылся неплохой вид – деревня была как на ладони. Дорога, идя чуть наискосок, делила ее на две части и упиралась в небольшую церквушку. Я насчитал около двадцати домов с одной стороны и три десятка с другой. Похоже, все, кроме детей, сейчас собрались в церкви, навалили вокруг нее заграждений: куски забора, перевернутые телеги – и теперь жались поближе к двери, над котором светил чугунный фонарь. В один в один как те, что были в усадьбе, только крупнее, и пламя его было каким-то неестественным. Во-первых, белого цвета, а во-вторых, оно не дрожало на ветру, хотя он периодически задувал довольно сильно.

На пороге церкви стоял священник в привычном для меня образе, не то что Гидеон – ряса, борода, крест на пузе. В руках у него дымилось кадило, которым он махал в сторону леса. Я перегнулся через сиденье, схватив Захара за плечо, и уставился туда, куда смотрел священник.

Туман. Широкое грязно-серое пятно с зелеными переливами очень медленно выползало из леса.

– Млять, зеленка, – сплюнул в окошко Гидеон. – Захар, не говнись, отдай флягу, а? На сухую слишком нервно будет.

– И когда это ты, интересно, высохнуть успел? —недовольно крякнул управляющий, но все-таки полез за пазуху. – Рули к Марушкиной кузне, огородами пройдем, может, успеем еще.

Сначала Захар вытащил очень короткий обрез двустволки, прям огрызок, а потом уже небольшую стальную флягу, которая тут же исчезла в руке Гидеона. Он ловко скрутил крышку большим пальцем, выдохнул и опустошил фляжку. Даже последние капли стряхнул на высунутый язык.

– Бр-р-р! Что по патронам?

– Плохо, осталось всего три штуки, – сказав это, Захар покосился на меня. – С серебром только один и два зажигательных. Ну и обычных полпачки, но толку от них все равно мало.

– Хреново, – вздохнул священник, а потом вдруг резко дал по тормозам.

«Буханка» встала как вкопанная на самой границе с туманом. Разреженная серая муть, как рассветная дымка на реке, поднялась на уровень лобового стекла и начала обволакивать машину по бокам. Меня вмяло в жесткую спинку, а сзади еще и навалился сосед, чуть не продырявив меня вилами. Но возмутиться я не успел.

– Пацан, – Гидеон развернулся ко мне и протянул руку. – Держи, это огневик. Я Гордею обещал, что сохраню для тебя. Эта отца твоего.

Я взял в руки стальной прямоугольник, очень сильно напоминавший зажигалку «Зиппо». Только не блестящий новодел с картинками, а добротную, увесистую и явно раритетную вещицу. Потемневшее от старости серебро, гравировка по кругу: на основании крест, окруженный выпуклыми черепами, на крышке какие-то крючковатые символы, то ли руны, то ли что-то староцерковное. Несмотря на неровную поверхность, в руку легла как родная, будто песочный мячик-антистресс сжал.

Я легонько подтолкнул крышку, и со щелчком, как у классического ZIPPO, зажигалка открылась. Внутри тоже все стандартное: обгоревший фитиль в стальной перфорированной защите, крупное колесико над кремнем.

В нос ударил горький, но приятный запах из детства – полынь. Бабушка ее везде развешивала, говорила, что от злых духов убережет. И бутылочка абсента у нас дома всегда была припрятана.

Я захлопнул крышку и повертел зажигалку в руках. Там, где обычно выбивают логотип ZIPPO, красовалось незнакомое мне клеймо в виде двух треугольников. А сбоку, на всю высоту тянулась надпись: «FIAT IUSTITIA, RUAT CAELUM». Я посмотрел на Гидеона.

– Это что?

– Да свершится справедливость, даже если небеса упадут, – пренебрежительно ответил водитель, а Захар с Вилами перекрестились.

– Да я не про надпись, я про зажигалку?

– Зажигалка? – нахмурился Гидеон. – Эка ты извернул. Это же огневик.

– И что делать с ним?

– Как что? – Он пожал плечами. – Жечь, конечно. Только зазря смолу не переводи, это последняя.

– Приготовьтесь, – вклинился Захар, – они уже рядом.

– Держитесь все! – крикнул водитель и дал по газам.

Чем больше нас обволакивал туман, тем сильнее мне хотелось верить, что это все развод и спецэффекты. Но я уже не верил.

То, что я чувствовал сейчас, не могло быть создано никакой технологией. Ни дым-машины на концертах, ни пенные вечеринки в клубах, ни рассветы на реке, ни метель под яркими фарами дальнего света – в моей прошлой жизни не было ничего, с чем я мог бы сравнивать эту жуть, которая обжигает мурашками по всему телу. Но кроме страха было что-то еще. Любопытство? Адреналиновый приход? Не как прыжок с парашютом, а наоборот, как дайвинг. Свободное погружение к затонувшему кораблю со щекотливой мыслью, что где-то рядом плавает акула.

Пелена поглотила «буханку» полностью и уже начала проникать внутрь. Я не понимал, как Гидеон ориентировался и делал ли он это вообще, или просто крутил рулем то влево, то вправо. Периодически мимо бокового окна уже совсем впритык медленно проползал то кусок бревенчатой стены, то перевернутый горшок на заборе. Что-то хрустело под колесами, «буханку» пошатывало, как на волнах. Стоит сказать спасибо Гидеону за то, что, мы ни во что не врезались!

Черным комком в лобовое стекло влетела ворона, и сползла, оставляя за собой кровавый подтек. Гидеон сквозь зубы помянул черта, а Захар в очередной раз перекрестился.

Не успели дворники стереть кровь, как от нас отскочило что-то более крупное. Я успел разглядеть желтые зубы, розовый язык и клочья слипшейся шерсти. По лобовому стеклу побежала сетка трещин, а «буханка» чихнула и заглохла.

– Выходим, надо ликвидировать источник, – почему-то шепотом сказал Захар. – Не лезьте вперед Гидеона, но и не отставайте. Кучно идти надо.

Пока я раздумывал, хочу ли я выбираться в эту мутную стремную пелену и можно ли в ней вообще дышать без противогаза, Вилы уже распахнул боковую дверь и с противным чавкающим звуком исчез в тумане. Я подошел, покрепче сжал осиновый кол и втянул носом воздух, пытаясь понять, чем пахнет заползающий внутрь салона туман.

А потом чуть заикой не стал, когда с той стороны вылетел крюк Захара, ткнул меня под ребра и, зацепившись за ремень, выволок наружу.

В последний момент, когда я пролетал над ступенькой, меня кто-то поймал и, шепча: «Тихо-тихо», – придержал и выровнял.

Пришлось вспомнить, что надо дышать. Я потихоньку начал втягивать окружающий туман через нос. И ничего не произошло: ни щекотки, ни разъедающей слизистую кислоты, только подванивало чем-то тухлым. А еще, чем дольше я находился внутри тумана, тем больше расширялась зона видимости.

Силуэты моих напарников постепенно обретали форму, появился просвет с косым забором и грубо сколоченной лавкой. Картинка постепенно приобретала резкость. Эффекта, правда, хватало метра на два, может, на три, а дальше дымка уплотнялась, уходя в молоко.

Первым шел священник. Я не сразу понял, что у него в руках. Пришлось догонять, чтобы разглядеть черную книгу с крестом на корешке. Справа, почти вплотную, за ним крался Вилы с вилами наперевес. Слева – я, а замыкал Захар с обрезом, положенным поверх крюка.

В паре метров от «буханки» лежало небольшое тело, похожее на собачье после автомобильной аварии, и сейчас скорее напоминавшее груду грязных тряпок, края которых шевелились на ветру. Тварь была еще жива. Вывернутые наружу сломанные кости чуть подрагивали, будто собака все еще пыталась встать. А может, это был волк. Морда у него была вытянутая, волчья. Или какой-то местный мутант – в его глазах затухал потусторонний зеленый огонек, кожа вроде была гладкая, почти лысая, а клыки длиннее и кривые, как у аллигатора.

Вокруг уродливого тела в размокшей глине растеклась темная кровавая лужа. Хлюпая сапогами, Вилы под контролем Гидеона, подошел к подранку и с коротким взмахом всадил все четыре зуба в тушку. Выдернул, крутанул вилы на девяносто градусов и ударил еще дважды.

После чего вмешался Гидеон. Достал из кармана небольшие кузнечные щипцы, воткнул их в пасть зверю и, слегка расшатав, выдернул самый большой клык. Повторил операцию и бросил два зуба в мешочек, протянутый Захаром.

Шикнул на меня, привлекая внимание, и, изобразив что-то в духе: «учись, студент», поднял руку с зажигалкой, похожей на мою, только золотой. Щелкнул крышкой, запалив высокий (сантиметра на три) огонек ярко-фиолетового цвета, и поднес к телу мутанта.

Вспыхнуло, будто угли в мангале под качественным розжигом. Плотное лиловое пламя взметнулось выше Гидеона и стало медленно опадать. Над трупом закрутился легкий смерч с яркими алыми всполохами, похожими на маленькие разряды молнии. В нос ударил запах полыни, что-то скрипуче прогудело в ушах.

Через несколько секунд пламя совсем спало, но прежде чем погаснуть, разделилось на три части и разлетелось между святошей, Захаром и мной. Будто лучик фонарика просветил. Ударил в грудь, проник под одежду, потом под кожу и растворился где-то у меня в солнечном сплетении или желудке.

По крайней мере, я так это ощутил. Как глоток ледяного пива в жаркий день. Внизу живота растеклось что-то прохладное, свежее и очень приятное. Вместе с этим ударило и в голову, будто я энергетика долбанул. Напряжение отпустило, адреналиновый страх сменился уверенностью и, неожиданно, азартом. Плечи распрямились, и мне даже показалось, будто я подрос на пару сантиметров, как в высоту, так и в объеме бицепсов. Увесистый осиновый кол показался легким и каким-то игрушечным.

Я посмотрел на мужиков. Захара чуть потряхивало, а Гидеон, наоборот, выпрямился, хрустнул шеей и улыбнулся. С него даже похмелье слетело. Только обделенный светом Вилы стоял какой-то грустный и поникший.

Хер знает, что это было, но мне понравилось. Забористая, однако, штука, дайте две.

Возможно, я сказал это вслух или очень громко подумал, но Вселенная услышала. И, как обычно, все не так поняла.

На границе молочной пелены стали вспыхивать зеленые глаза. Одна пара, две… четыре. Низко идут, не больше метра в холке. Но в этом мире, похоже, на мелочь не размениваются – где-то дальше в тумане зажглась еще одна пара глаз, уже на другой высоте. И я очень понадеялся, что это она просто залезла на крышу дома.

ГЛАВА 4

– Это баргесты из начальных деймосов! – Гидеон пошире расставил ноги, закрепляясь в липкой грязи. – Я их задержу, а вы прикрывайте и бейте. Матвей, бей их в грудину, надо сердце поразить.

– А, ну да, осиновый же кол…

– Ты как вообще?

– Норм, я в деле.

Крутанул, будто бейсбольную биту, кол в руке, и решил, что готов. Приход от поглощенного света еще действовал, а может, это гены пробуждались, но страха не было. Я действительно был готов ко всему. Мысли о реалити-шоу, разводе или инсценировке куда-то пропали, а вместо них пришло спокойствие.

Осиновый кол в сердце? Да легко! Шишек в жопу напихать, как в том старом анекдоте? Да пожалуйста! Я все равно не представляю, где у них сердце. У этих тварей зубов столько, что кажется, будто это не звери, а ходячие челюсти.

Давайте, твари, подходите по одному, буду на вас анатомию изучать!

Мне начинал нравиться этот мир – простой и понятный. Перед тобой зло, а в руках бита. Вспомнить бы еще, что там рекомендуют делать в случае нападения животных. Или мифы бы из памяти выудить – баргесты в старом мире, насколько я помню, тоже были. У англичан…

Но вспомнить мне не дали. Гидеон стал крутиться от одной твари к другой и, как в фильмах с припадочными экзорцистами, затянул какое-то протяжное песнопение на непонятном языке. Скорее всего, латынь. Я слышал отдельные слова, типа: верде, драко, лукс, дукс, сатана… но в остальном этот церковный речитатив от меня ускользал. А вот собачек аж приплюснуло. Они выгнули спины, прижав морды к земле. Скалились и рычали, пуская зеленые слюни, но вперед не шли.

Первым из нас среагировал Вилы. Подскочил к ближайшей и ударом снизу вверх подцепил ее на вилы. Прокрутил над головой и впечатал в землю в метре от меня, обдав грязными брызгами. Тварь вырывалась, но он держал крепко, подставив под мой удар ее грудину и не давая перевернуться.

Я сделал шаг вперед, уверенно произнес единственное, что пришло в голову: «Аминь», прицелился и со всей дури вогнал кол в выпирающие ребра монстра. Даже перестарался чутка и упал на колени, вслед за колом. Хрустнула кость, послышался скрежет, когда кол зацепил вилы и воткнулся в землю. Баргест дернулся, взвизгнул и затих.

Голос священника дрогнул – может, слова в песне закончились, а может, горло пересохло – и на пару секунд к монстрам вернулась способность двигаться. Справа мелькнул черный комок с оскаленной пастью, прыгнул в мою сторону. И в это же мгновение раздался выстрел. Сотни горящих частичек вылетели из обреза Захара, поглотив прыгнувшую собаку прямо в воздухе. До меня тварь не долетела, дымящимся обмылком рухнула в грязь, где ее тут же припечатали вилами.

Пока я поднялся и наконец вытащил застрявший кол, добивать было уже некого. Гидеон раскидал сразу двоих, орудуя серебряным крестом, из ножки которого торчало длинное лезвие. Весь покрытый грязью, кровью и зелеными ошметками, он стоял, оперевшись на колени, и пытался продышаться.

Не успел.

Из тумана выскочила очередная тварь – та самая, что должна была сидеть на крыше. Вот только крыша ей была не нужна. Тварь была метра полтора в высоту! Пасть такая, что можно арбузы, как орешки щелкать! В один прыжок она оказалась рядом с нами. Второму прыжку совсем чуть-чуть подправил траекторию новый выстрел Захара, но это ничего не изменило. Тварь сбила с ног Гидеона, вытолкнув его из зоны видимости. На рану от зажигательного патрона она даже не обратила внимания, хотя часть задницы и хвост обуглились и светились красными точками горелой плоти. Оттуда шел дым и, смешиваясь с туманом, делал и без того резкие движения смазанными и нечеткими.

Пока я все это осознавал, монстр успел расправиться с Вилами – мужику пропороли плечо и разодрали фуфайку на спине, когда он с воплями попытался убежать. На дороге остались только мы с Захаром.

Управляющий ковырялся с обрезом, пытаясь его перезарядить, и тварь решила, что я сейчас опасней. Зарычала, брызгая зеленой слюной, и бросилась на меня.

По рецепту вилочного друга я рванул в обратную сторону. Не хуже монстра, в три или четыре прыжка добежал до «буханки» и вскарабкался на крышу. Присел, развернулся и уставился в огромные черные глаза.

Баргест стоял на задних лапах, а передними упирался в лобовуху и тянулся ко мне. Морда оказалась аккурат на одном уровне со мной. Пустые провалы глаз, наполненные зеленым призрачным огнем, внимательно изучали меня. Правая лапа, как кошачья, скребла по крыше, стараясь сгрести меня вниз.

Получив осиновым колом по лапе, тварь что-то смекнула и вдруг исчезла. Но лишь для того, чтобы появиться с боковой стороны «буханки». Сначала раздался удар, скрипнул прогнутый металл, и машину качнуло. А потом морда и когтистые лапы появились опять, буквально в полуметре от меня.

Баргест больше не пытался меня достать и стал просто давить на «буханку». Уазик скрипел и шатался. Я чуть не свалился, распластавшись на крыше и стараясь отползти подальше от баргеста.

В тумане послышался новый речитатив Гидеона: сначала тихо, потом громче, а затем прозвучал громкий и резкий свист, на который тварь повернула голову. Я не стал мешкать, перекатился по крыше и ткнул колом ей в глаз, сразу же пытаясь отползти. Псина зарычала, рванулась в мою сторону. Успела зацепить меня лапой за ботинок и потащила к себе.

Священник опять свистнул. Вместе со свистом раздался грохот выстрела, и куда-то по задним лапам баргесту прилетела серебряная вспышка. И вот тогда тварь проняло. Рык сменился на жалобный вой, но даже через этот вой я отчетливо слышал шипение, будто кислота что-то разъедает, и запах, как от открытой крышки старой помойки.

Баргест продолжал тянуть меня вниз, оседая всем телом. И когда я уже навис над краем крыши, то смог извернуться и выставить перед собой осиновый кол.

Мы упали вместе. Вместо лапы у монстра уже был грубый обрубок, края которой светились серебряным цветом, шипели и пузырились. Она пыталась встать, но никак не могла перевернуться со спины.

Я высвободил драный ботинок и откатился немного вбок со стороны раненого глаза. Понял, что она не видит меня. И тогда воткнул кол ровно под собачий локоть. Стал отползать и ногой вбил его глубже, а потом еще один раз. Остановился только когда увидел Гидеона, проткнувшего баргеста еще одним колом.

– Малой, ты как? – Гидеон устало прислонился к помятому боку «буханки». – Вставай, надо разрыв закрыть, пока новые не вылезли. Трофеи потом соберем.

– Сжечь ее не надо?

– Надо, но сначала разлом, – сказал священник, протянул мне руку и рывком поднял на ноги. – Слабоват ты, будто и не внук Гордея.

Разрыв, как местные называли дыру в пространстве, из которой шел туман и лезли монстры, нашел Захар. Прямо в сарае той самой Марушкиной кузни, к которой мы ехали изначально. Небольшой, примерно метр в диаметре, неровный круг едва заметно мерцал, как бензиновая пленка на луже. Только стоял он вертикально прямо по центру помещения.

– Маленький еще, – довольно сказал Захар, – вовремя успели.

– А как та тварь тут пролезла?

По моим прикидкам баргест здесь даже лежа не протиснулся бы.

– Здесь уже отожраться успела. Не умничай, блин, жги давай, – подтолкнул меня Гидеон. – Пока расширяться не начало.

Я подошел ближе и вгляделся в радужные круги. Вроде прозрачные, и бревна за ними видны, а приглядишься – и будто проваливаешься, и видишь какие-то неровные силуэты и мечущиеся тени. Ладно, со своим коронным «аминь», я щелкнул зажигалкой и аккуратно поднес пламя к краю разрыва.

Сначала ничего не происходило, только радужные круги брызнули врассыпную, подальше от огня зажигалки. Сама пленка уплотнилась, тени за ней сжались, превращаясь в нечто, похожее на когтистую лапу. Чернота стала увеличиваться, приближаясь, а потом пленка выгнулась, будто кто-то изнутри пытается ее прорвать.

Я почувствовал, как у меня по щеке стекает капелька пота. Кожа стала зудеть, но почесаться я не мог. Боялся отдернуть руку с зажигалкой и ни за что на свете не хотел выбрасывать осиновый кол из другой руки. Покосился на Гидеона, но он совершенно спокойно насвистывал какой-то веселый мотивчик и даже не смотрел на меня. Священник уже где-то раздобыл бутыль местного самогона и как раз наполнял свою флягу.

И в этот момент полыхнуло!

Пленка разрыва вспыхнула, как промасленная бумажка. Подпрыгивая и трескаясь, огонек побежал во все стороны, запахло полынью, черная тень исчезла. Мне даже показалось, что кто-то разочарованно вздохнул, когда остатки разрыва упали на пол горской черного пепла.

И вокруг стало как-то светлее. Как запотевшее окно в ванной, когда на него дуешь феном снизу, туманная дымка стала таять на глазах, возвращая миру привычные краски.

– Янтарь подбери и пойдем трофеи собирать, – велел Гидеон спрятал полную флягу за пазуху и, довольный, приложился к бутылке.

– Че подобрать? – Я окинул взглядом сарай. Я был бы не против урвать себе что-нибудь полезное. Если мы в кузне, может, хоть нож найду?

– А, бесье племя, забываю, что ты считай пришлый! – Гидеон подошел к горстке пепла и аккуратно размазал его носком сапога по полу. – Вон смотри, маленький камушек, похожий на застывшую смолу. Его надо в орден сдать, чтобы награду за закрытие разрыва получить.

Я подобрал маленький камушек, действительно похожий на янтарь, внутри которого застыло миниатюрное черное пятнышко.

– Много дадут?

– Копейки! С трофеев и то больше получим, но зато баллы в рейтинг пойдут, – священник посмотрел на меня и вздохнул, видя разгорающийся интерес в моих глазах и желание задать еще кучу вопросов. – Походу разберешься, короче.

– Ладно, а скажи, что это ты пел там и почему это тварей тормозило? И что за свет в нас попал, почему с него прет так?

– Парень, я половины не понимаю из того, что ты говоришь, – прищурился Гидеон и сделал еще один глоток. – У одаренных есть способности и сила, которую можно получить после изгнания монстра. Я словесник, могу определенными словами воздействовать на окружающих.

– Типа барда, как в играх? – перебил его я и тут же пожалел об этом, натолкнувшись на взгляд с очень невысокой оценкой моих умственных способностей. – Ладно, прости. Другой вопрос. Раз я смог получить кусочек света, значит, я тоже одаренный? И значит, у меня есть способности?

– Одаренный, точно. Как и все в твоей семье, – смягчился Гидеон. – Ты инициацию пропустил, поэтому непонятно насчет способностей. Может, в деда пошел, может, в отца, а может, вообще что-то новое получил по материнской линии.

Гидеон пошел на улицу и довольно тихо пробормотал: «Лучше бы не в отца».

Развить тему и задать другие вопросы, которых был вагон и маленькая тележка, у меня пока не получилось. Не до того было.

Туман спал, открыв последствия – разломанные дома, разорванные тела местных, на которых отъелся баргест, тушки монстров, убитых нами. Стали возвращаться люди, охать, ахать и разбирать пострадавшее имущество. Рыдали женщины над трупами.

И у нас пошла, видимо, стандартная рабочая рутина после закрытия разлома.

Священник, как заправский мясник, ловко орудовал щипцами и кривым ножом, похожим на маленький серп. Вырывал клыки, копошился во внутренностях, вырезая какие-то ингредиенты. С самого здорового баргеста содрал кусок неповрежденной шкуры, весь изгваздался. Видно было, что устал как от сбора трофеев, так и от пустой бутылки самогона.

Захар пытался подлатать раненую руку нашего вилочника, но быстро сдался, передав мужика на руки деревенскому священнику. Пообщался со старостой, а теперь ходил вокруг «буханки», охая и оценивая повреждения.

А я просто отходил. Уселся на лавке и лыбился как дурачок, подставив лицо вернувшемуся солнышку. Пытался осознать все, что произошло, и тупо переваривал новую информацию и ту силу, которая пришла после изгнания всех мертвых баргестов.

От самого крупного я словил такой приход, какой мог бы сравнить с первым сексом. Электрощекотка по всему телу, сдвиг сознания, чувство могущества и открывшийся безграничный океан возможностей, который стал вдруг тебе по колено.

Вот только никаких суперспособностей я в себе не нашел. Взглядом испепелить никого не смог, силой мысли «буханка» не сдвинулась, хотя я пыжился так, что глаза на лоб лезли. Попрыгал, но суть левитации не ухватил. Подкрался к уже пьяному Гидеону, рассчитывая на невидимость, но опять натолкнулся на взгляд пусть уже осоловевший, но четко говорящий, что обо мне думают.

Короче, перепробовал все, что в голову придет, но ничего не сработало. Только рана от когтей на ноге чуть ли не моментально затянулась и выглядела так, будто ей уже несколько дней. Захар сказал, что регенерация – это естественно для одаренных, как и увеличенная продолжительность жизни.

Одаренные, другие измерения, отец, дед, сила – обрывки информации крутились в голове, создавая все новые и новые вопросы. Хотел бы я узнать свою семью. Хотел бы понять, почему бабушка так поступила. Пыталась защитить? От кого? Почему? Что вообще мне делать в этом мире?

Ответов у меня не было. Поэтому я решил для начала разобраться со своим наследством и попытаться понять, что случилось с отцом. Явно с момента его гибели все и закрутилось.

Домой мы поехали втроем. Уже прилично поддавший святоша, ворчливый и недовольный Захар и я, все еще пребывающий в своих раздумьях. Блаженно пялился в окошко, наслаждаясь сельскими видами. Глаз радовался осеннему пейзажу безо всяких московских рекламных вывесок и часто уродливых многоэтажек.

А воздух… М-м-м, мне казалось, что им можно питаться, как нежнейшим пудингом, до того он был плотный, насыщенный, даже сладкий. Мне казалось, я чувствую, как кислород сквозняком пробегал через легкие, впитывался в кровь и, добираясь до мозга, выветривал оттуда все сомнения.

И только я решил, что здесь меня ждет интересная насыщенная жизнь, как очередной глубокий вдох вызвал першение в горле. Либо мы въехали в какую-то зону, либо ветер откуда-то принес запах гари. Я заметил столб дыма за деревьями, и чем ближе мы к нему ехали, тем сильнее пахло горелым.

– Гидеон, мать твою, притопи, —заерзал на сиденье Захар, вытягивая шею в сторону дыма. – Это у нас горит!

Гидеон втопил. Вцепился в руль, отрываясь, только чтобы протереть глаза. Фыркал и тряс головой, пытаясь сбросить хмель и не завалить нас на повороте. «Буханке» нормально досталось от баргеста, и хоть завелась почти сразу и шла бодро, но ее все время кренило в правую сторону. Захар, прямой, как палка, смотрел вперед и бормотал какую-то молитву.

Стоило въехать на территорию усадьбы, Гидеон с Захаром сразу же бросились помогать местным. Горел главный дом. Мой дом.

Часть второго этажа была охвачена пламенем, огонь вырывался из окон, облизывал кровлю, но ни вниз, ни в сторону почему-то не шел. Немногочисленные домочадцы – кухарка, старый сторож, Митька и еще несколько мужчин и женщин, которых я раньше не видел – суетились перед домом, поливая водой стены первого этажа. До второго если и долетало, то только брызги из каждого пятого ведра.Управляющий перехватил спешащего мимо сторожа с ведром.

– Как? Что произошло?

– Из леса прилетело, – выдохнул мужик и рухнул на землю от усталости. – Прицельно по окнам били. Сначала молния дважды, а как защита упала, огненный шар прилетел.

– Ограда цела? – Захар чуть пригнулся и стал озираться по сторонам.

– Да, Митька проверил. Это не захват, просто долбанули и отступили.

– Кто?

– Не ведаю, а Митька даже следов не нашел.

– Захар, что мне делать? – Я подхватил с земли ковшик, зачерпнул воды из ведра и протянул сторожу.

– Тушить будем. Огонь дальше не пройдет, защиту только в кабинете пробили, в других комнатах должна выдержать. Но попробовать спасти хоть что-то из вещей Гордея нужно.

До меня не сразу дошло, что сказал управляющий. Какая-то очередная магия, которая выполняет роль несгораемых перегородок. Какие нападавшие со стихийной магией – молния, фаербол… Но потом и меня как громом прошибло – кабинет, вещи Гордея! А это материалы расследования и главное – дневник с инструкцией для меня.

Я вылил на себя ведро ледяной воды и рванул в дом.

За спиной что-то закричал Гидеон, активируя свою магию словесника. По крайней мере, я на это понадеялся. Вдруг есть какое-то заклинание «огнеупоротости»?

Но, кажется, такого заклинания не было – передо мной чудесным образом расступался дым, позволяя дышать нормально, это да. Но от жара магия не спасала. В кабинет деда я даже заглянуть не смог – в комнате бушевал огонь, раскаленных, пышущих жаром стен даже касаться было страшно. Единственное, что сдерживало огонь – это оранжевая пульсирующая паутина на бревенчатых стенах, за которую пламя не могло пробраться.

Пока не могло. Самые тонкие из паутинок начали с треском лопаться, в некоторых местах рвались целые звенья и там сразу же вырывались языки пламени.

Я закашлялся, понимая, что этот крематорий нельзя выпускать наружу. Отпрянул и, споткнувшись, кубарем полетел по лестнице. Поднялся, тряхнул ушибленной головой и, прихрамывая, побежал за ведрами.

ГЛАВА 5

Перед рассветом меня все-таки сморило, и я завалился спать в «буханке». Грязный, липкий, весь какой-то подкопченный с опаленными волосами, я криво улыбнулся в погнутое боковое зеркало и откинулся на пассажирском сиденье.

Гидеон храпел, лежа на полу в салоне. Захар – вот уж действительно, железный человек! – все еще скрипел своим крюком, продолжая вытаскивать горелый мусор и мокрые обломки. Мы не спасли кабинет и две ближайшие комнаты. Частично провалилась крыша, а лестница вместе с первым этажом кисла в лужах грязной воды.

Сил не было, даже чтобы закрутить ручку стеклоподъемника. Но, может, это и к лучшему. Холодный воздух хоть как-то охлаждал перегретую голову.

Мозг отказывался спать, никак не мог остановиться. Горшочек все варил и варил, пытаясь переварить то, что произошло. Потерю документов и дневника деда. Допрос всех домашних и поиски следов на территории усадьбы.

И опять каждый новый ответ только порождал новые вопросы. Был шанс, что дневник кто-то выкрал. Но при таком раскладе, по словам Захара, это должен был быть кто-то из своих. Тот, кто мог пройти через охранные заклинания.

Кроме тех, кто был сейчас на территории, таких было немного. Мужики из Авдеевки, тамошний староста с кузнецом, еще парочка старост из других окружных сел, городской торговец, сосед Кузьмин и еще парочка чиновников да друзей деда, которым были рады в поместье без приглашения. Но если им были рады, то зачем все это?

В остальном выходило так, что с запада, где уже через сотню метров от ограды начинался лес, подошли неизвестные. Как минимум два стихийных мага. Тут уже Гидеон потом объяснил, что наиболее распространенные способности у одаренных – это управление стихией. Огонь, вода, земля и воздух, но так, чтобы оба у одного, все-таки не бывает. А значит, это были пиромант и воздушник.

Получается, что кто-то очень не хотел, чтобы я докопался до причин смерти родителей. И что это значит? Правильно, значит, докопаться надо обязательно! Не только чтобы понять, что произошло с папой и мамой, и очистить имя отца, но и заставить ответить тех, кто в этом виноват. Вот только… как это сделать?

От раздумий меня отвлек топот. Мимо меня пробежал заспанный сторож, шепотом выкрикивая имя управляющего. Хороший, кстати, мужик – под шестьдесят ему уже, зубов передних нет, нос кривой переломанный, кусок уха кто-то отгрыз, Лукой зовут. Бывший ветеран. К сожалению, как и Захар, очень сильно бывший. Все какая-то старая дедова гвардия вокруг. Но, как я уже успел понять, до сих пор преданная дому, а теперь и мне.

– Матвей, ты спишь? – Захар тихонько постучал по лобовому стеклу.

– Нет, что случилось? – зевнул я. Хотел протереть глаза, но посмотрел на чернющие руки и отказался от этой идеи.

– У нас гости, а отказать мы не можем. Буди Гидеона.

Разбудить я никого не успел, по двору скользнуло два ярких луча, ослепив меня через лобовое «буханки». По старой памяти захотелось мигнуть дальним в ответ, чтобы вырубили, но вместо этого я просто пожелал им жадного гайца на обратной дороге. Если тут такое, конечно, есть.

Я все же долбанул кулаком по кузову и позвал священника, когда выбрался наружу. А потом стало уже не до спящего пьянчуги.

Во дворе, ярко светя фарами, стояли три черных тонированных машины. Вроде старых мерседесов – очень похожих на те, что водил Штирлиц. Только на радиаторе не трехлучевая звезда и не фигурка оленя, а полноразмерная стальная летучая мышь. Судя по тому, как жадно сглотнул Захар, не сводя с нее глаз, возможно, даже серебряная.

К местному автопрому я и так еще не привык, но дальше мои шаблоны стали рваться уже даже не с треском, а со свистом.

Первыми из машин стали выходить девушки.

Две почти близняшки – то ли азиатки, то ли «самурайки», у каждой кобура висит на бедре. Тяжелые с виду ботинки, черные карго-штаны, зауженные книзу. Выше голая полоска с пупком среди кубиков пресса. Сверху короткие майки с аккуратными разгрузками. Длинные черные волосы, лица скрыты полумасками с нарисованными летучими мышами. Помимо внушительных револьверных рукоятей в кобуре, из вооружения – сдвоенные клинки за спиной.

Я аж залюбовался – секс, спорт, показная агрессия вкупе с ехидной улыбкой. Короче, девочки на стиле. При этом я почувствовал какое-то напряжение вокруг них. Они буквально светились внутренним светом, как неоном в ночном клубе. Причем разных оттенков – от лилового до оранжевого. Либо у меня уже глюки из-за бессонной ночи, либо я узнал что-то новое об окружающем мире.

Следом вылезло несколько амбалов, одетых плюс-минус так же, но такого волнующего эффекта они на меня не произвели. Да, я видел, что парни крутые, и свечение тоже было, но такое, еле-еле. Не глядя на нас с Захаром, парни быстро рассредоточились по периметру и встали к нам спиной.

Одна из девчонок подошла ко второй машине, открыла дверь и слегка поклонилась в ожидании. Я же мельком взглянул на Захара. И с удивлением обнаружил, что вокруг него тоже есть аура, но слишком бледная по сравнению с гостями. Да, встревожен, да напряжен, но сигналов, что надо срочно валить, он не подавал. Что же, посмотрим, кто к нам пожаловал.

Сначала появилась нога, обутая в лакированную черную туфлю. Начищенная до такого блеска, что фара пустила солнечного зайчика бегать по стене подгоревшего дома. За ногой последовало и все остальное тело – брюки, костюм-тройка, светлый галстук в горошек и пижонский треугольник алого носового платка, торчащего из кармашка. Ауры я не заметил, но и без нее сразу стало понятно, кто здесь самый опасный.

Зализанные волосы, гладковыбритый квадратный подбородок, короткие бакенбарды, очки в серебряной оправе – он выглядел настолько инородным на нашем дворе, насколько все в нем говорило, что передо мной лютый садист. Я заметил маленькое пятнышко подсохшей крови на его белоснежной манжете.

И опять сверился с Захаром. Черт, да ему в покер надо играть с таким непробиваемым лицом! Хрен поймешь, о чем думает.

Опасный улыбнулся Захару, а потом посмотрел на меня.

– Здравствуй, Матвей, – улыбнулся он. – Лейла, Тори, приглушите свои ауры. Он все равно не оценит вашу крутость, зато вы ему все ощущения сбили. Прости, Матвей, они не специально. Просто сделай несколько глубоких вдохов да поморгай, должно отпустить.

– С кем имею честь? – сморозил я какую-то фигню, посчитав, что здесь так принято. Не нравился он мне и этот его показной дружелюбный тон – тоже.

– Мне жаль, что наше знакомство происходит в столь печальное время. Сначала Гордей, потом это… – Он обвел рукой участок и задержался на следах пожара. – Прими мои соболезнования.

– Так что вам надо? – мысленно пересчитав его охрану, я решил пока не выеживаться и потому говорил вежливо. – Спасибо, но все же…

– Подожди, – оборвал меня он. – Еще хочу поздравить тебя с возвращением.

– Как видите, не все так радостно.

Я махнул рукой на дом.

– Ладно, хватит любезностей, – голос Опасного изменился, приторная улыбка исчезла и повеяло холодом. – Теперь обсудим твой долг и как ты его будешь отдавать.

– Хрень какая-то. Что у вас здесь за порядки? Только приехал и сразу должен, – Я обернулся на Захара, ища поддержки или каких-то объяснений, но тот лишь потупил глаза.

– Зато долг был у Гордея, и когда мы с ним виделись в последний раз, он убеждал меня, что отдашь все ты.

– А договор есть? График платежей, процентная ставка? Все то, что там обычно маленьким шрифтом пишут?

Я нес первое попавшееся в голову, стараясь оценить, что это вообще и что делать.

– Договор, говоришь? – с этими словами Опасный вернулся к машине и открыл багажник. Посмотрел на меня, пожал плечами и снял пиджак. Бросил его в багажник, а взамен достал плоскогубцы. – Судя по чумазой роже, с регенерацией ты уже познакомился. А теперь посмотрим, вырастут ли новые зубы.

Мужик подвернул рукава рубашки и кивнул своим телохранительницам, указывая на меня. Я даже испугаться не успел, как обе телочки на скорости, не уступающей мощному спортбайку, метнулись ко мне, заломали руки и согнули буквой «Г». А та, что справа, еще и схватила меня за челюсть, стянув мои губы, будто я уточка какая-то.

Где-то на подкорке еще билась мысль, что это все часть развода. Какая-то самая идиотская на свете схема, как развести меня на деньги. А может, это все-таки сон. Из тех жутких снов, которые преследовали меня перед каждым походом к зубному. Терять зубы, да и любые другие свои «запчасти» я не собирался. Но по спине уже пробежал первый липкий отголосок страха, когда я понял, что не могу двигаться.

Руки не слушались, по ногам от тех мест, где ко мне прикасались азиатки, циркулировал легкий холодок. Хотя от них самих, наоборот, веяло жаром – я прям чувствовал горячее дыхание на шее.

Опасный уже был совсем рядом. Пара шагов, и он сможет дотянуться. А у меня какая-то каша в голове – зачем-то вспомнил, что есть пять стадий принятия неизбежного, так вот мне показалось, что они у меня прямо сразу все вместе. Этакий свихнувшийся светофор, который зачем-то притащили в ночной клуб.

Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Отрицание, что все происходящее реально. Гнев, что не пойми кто (пусть и симпатичный) крутит мне нервы, а какой-то урод сейчас пропишет мне поход к стоматологу. Депрессия, что этот мир оказался не так уж хорош. И принятие того факта, что если я останусь жив, то найду их всех, и им пиз…

– Опа-на, а что здесь происходит, ик? – Гидеон прервал поток моих мыслей, выбрался из «буханки» и, прикрывая глаза от света фар, качнулся в нашем направлении. – Здорово, Дантист, че-то ты рано.

– Гидеон, не лезь, – к моему удивлению, довольно спокойно ответил Опасный. – Ты знаешь, что мы в своем праве. Гордей при тебе контракт подписывал.

– Да знаю, – Гидеон махнул рукой. – Но, может, отпустишь пацана? Уверен, он проникся, да, а косяк это мой – не успели еще все объяснить.

– Гидеон, ты меня ни с кем не перепутал? – в голосе Дантиста опять проклюнулась сталь. – У нас здесь что, лавка щедрости и любви к ближнему? Или ты думаешь, что если когда-то помог нашей семье, то тебе всю жизнь будут все прощать?

Гидеон не ответил. Только икнул, пошатнулся, и плотнее запахнулся в пиджак.

– Мля, какие же вы убогие, даже бить вас не хочется, – вздохнул Опасный и витиевато махнул рукой, чтобы меня отпустили. – Короче. За тупость к долгу прибавляем десять тысяч. По доброте душевной, чтобы дом успели отремонтировать, чтобы не полное дерьмо у вас потом отбирать, крайний срок первой выплаты сдвигаю на месяц. Итого двести десять тысяч рублей, чтобы равными долями вернули через год. Все понятно?

– Предельно, – опять икнул Гидеон, – и доступно, как жопа деймоса.

От такого ответа Дантист скривился и посмотрел на меня. Я же сначала перевел взгляд на Захара и онемевшими губами вопросительно промямлил, много ли это. На что управляющий также губами произнес что-то в духе: «доуя».

Смысл, в принципе, был понятен, вряд ли в этом мире это слово означает что-то другое. Надо будет разобраться с ценами и понять, в чем это «доуя» мерить. В московской жизни двести тонн были вполне подъемны, поэтому я молча кивнул.

– Ну вот и чудненько, – прокомментировал Дантист. К нему вернулся его приторный игривый вид. – И еще один момент. Иногда нужно будет выполнять кое-какие мои поручения. Связь будем держать через Лейлу и Тори. И да, не советую пытаться свалить или кинуть нас, это понятно?

Я снова кивнул. А потом поймал на себе взгляды Лейлы и Тори. Демонстративно покосился и улыбнулся. Зачем? Не знаю, но спасибо им за дополнительную мотивацию разобраться с этим миром и вырастить в себе ту силу, которая сильно поменяет наши позиции при следующей встрече.

Не дожидаясь, пока гости загрузятся и свалят, я вернулся в «буханку», откинулся на спинку и моментально вырубился.

– Матвей, просыпайся, завтрак готов, —услышал я голос управляющего, запустившего в салон холодный воздух, но глаза открывать не стал. Дверь снова скрипнула.

Несмотря на адский холод на улице, в «буханке» почему-то было тепло. Тепло шло от того самого странного камня, которым управлял Гидеон. Он тоже ночевал в машине, продолжая громко храпеть и распространять по салону запах перегара. Может, холод и лучше, на сквозняке хоть воздух чистый.

– Матвей, вижу, что не спишь уже, – не унимался Захар, – поднимай Гидеона и дуйте в город.

– Город? – зевнул я. – А сколько времени?

– Поздно уже, почти девять, – осуждающе проворчал Захар, – Город у нас тут, может, и небольшой, но все необходимое есть. И отделение Ордена, чтобы за Авдеевку отчитаться и трофеи сдать, и магазины, чтобы купить все необходимое для ремонта. Я тут список составил.

Пока добудились Гидеона, пока перекусили (хлеб, вареные яйца, теплое молоко – все подгон из Авдеевки), обсудили ночных гостей.

Оказалось, дед не сам забрал меня домой, а при помощи очень нехороших (по мнению Захара, который трижды перекрестился во время разговора) одаренных людей. Таких, которых не признает ни церковь, ни Орден, ни светская власть. Дед прибег к помощи изгоев, отступников, адептов темного проявления силы, которых с горем пополам ловит инквизиция.

При этом дед вышел на них не напрямую, понадобились посредники. Речь шла о представителях рода Нечаевых – это была сильная, но непопулярная в высоком обществе из-за своих связей в криминале семья. Захар мастерски старался не вешать ярлыки и быть максимально нейтральным в суждениях, но у меня уже какой-то спецфильтр включился.

Получалось, что Нечаевы – это местная губернская мафия, провинциальная даже, но от этого не менее опасная и злая. За глаза их обычно именовали «томскими зубодерами». А я имел честь познакомиться с одним из главарей, младшим сыном семейства по прозвищу Дантист.

Действия Гордея управляющий не одобрял, но при этом признавал, что других возможностей выйти на отступников и получить нужную сумму на оплату моего возвращения у деда не было. Почти все уже было заложено, а заработать такую сумму, истребляя деймосов, отряд уже был не в состоянии. А потом Гордей заболел и времени совсем не осталось.

Слушать было интересно. Я так и не понял, сколько нужно денег, но зубодралы меня не пугали. Томская губерния хоть и большая, но это не вся страна. Плюс, как говорится, на каждого дантиста найдется свой уролог.

А вот про деда было важно узнать два момента. Он либо поехал кукухой на старости лет, либо считал, что я справлюсь и с обычными долгами, и с преступным счетчиком, да еще и с тайной отца разберусь. То есть верил, что я смогу стать сильным, что какие-то способности рода передались мне. Проблема была в том, что я их пока не ощущал. Даже стрессовая ситуация на приеме у стоматолога чудесным образом не включила во мне какую-то суперкнопку. В общем, надо копать и в этом направлении.

И второе, пусть так себе утешение, но чувство вины за смерть деда меня отпустило. Все же не геройски он погиб в обмен на мою жизнь, а, понимая, что осталось недолго, замутил какую-то хитрую многоходовочку. Эх, как же все-таки обидно, что пропал его дневник!

– Матвей, денег немного, поэтому давай строго по списку, – продолжал гундеть Захар. – И главное, сразу же, как сдадите трофеи, забери деньги у Гидеона, а то пропьет.

– Хорошо, что-то еще я должен знать? Судебные приставы? Военкомат? Безумная невеста, с которой меня обручили в детстве? Никто меня не ищет? Проблем откуда еще ждать?

– Да, вроде нет, – задумался управляющий и поскреб лоб крюком. – Такого мне не ведомо. Но спасибо, что напомнили. Надо посылку одну забрать с почты. Гордей ее давно ждал, но не успел. Квиток сейчас принесу.

ГЛАВА 6

Всю дорогу Гидеон молчал и хмурился, хмурился и молчал. Или обиделся на Захара, или не нашел чем опохмелиться. На вопросы отвечать отказался. И хоть как-то ожил, только когда проезжали мимо одной из безымянных деревень со стоящим на обочине священником. Ожил, только чтобы пробурчать что-то матерное и трижды плюнуть в окно. Демонстративно, но хорошо хоть не всерьез.

Что-то не так у него с церковью, как я понял. Ожидаемо, что этот вопрос он проигнорировал, лишь ускорил дребезжащую «буханку». Я пожал плечами и присмотрелся к нему новым взглядом – у него тоже была аура. Фонило сильнее, чем от Захара, но до азиаток он не дотягивал.

Совет Дантиста работал: вздохнуть, моргнуть, настроиться – и вуаля! Начинаешь замечать в человеке внутреннюю силу, потом как бы отпускаешь, аура вокруг человека исчезает, а силуэт больше не «блюрит».

За окном потянулись поля – ровное однотонное полотно, от которого начало клонить в сон. Спасала только отработка навыка определения силы. С первого раза получилось, конечно, не очень, да и картинка с Гидеона передавалась немного рваная. В голове побледнее, в груди поярче. Это можно было списать на похмелье, типа душа горит, но я чувствовал, что непрост Гидеон, очень непрост.

Через пару часов я стал уже почти на автомате включать и выключать внутреннее зрение, и так увлекся тренировкой, что не заметил, как мы въехали в город.

– Матвей, ты особо не распространяйся, что из другого мира, – не глядя на меня, сказал Гидеон. – Здесь для многих другой мир только один: тот, откуда лезут деймосы. И открывать порталы – верный путь в отступники, а потом на костер инквизиции.

– Окей, о дивный новый мир, – вздохнул я. – Ну а если кто спросит, кто я и где был?

– Свидетельство о рождении твое сохранилось, паспорт новый сделаем. И надо будет сертификацию у инквизиторов пройти, это даже важнее.

Гидеон притормозил, пропуская груженую дровами телегу, и добавил:

– Те, кто в курсе дел твоей семьи, думают, что тебя Гордей спрятал за границей.

– Гидеон, а что с отцом случилось, по-твоему?

– Хочу верить, что подставили, но дар у него опасный был, – снова вздохнул священник. – И не с таким, бывало, контроль теряли.

– А ты детали знаешь?

– Не было меня там, – чересчур резко ответил священник. – Убил он всех. Вообще всех и себя. Даже духов не осталось, чтобы допросить.

– И что бы ты делал на моем месте?

– Ищи способ вернуться домой, здесь тебя затравят или судьбу отца повторишь. Знал я твою бабку, кем-кем, а дурой она никогда не была, что бы там Гордей про нее ни думал.

– М-да… – Не на такой совет я, конечно, рассчитывал, но уже хоть что-то.

– Не спи, приехали. Держись меня и никуда не лезь, это понятно?

Я кивнул. И то скорее на автомате, потому что все мое внимание переключилось на город, к которому мы подъехали. Пройдя по задворкам от импровизированной парковки, мы вышли на широкую мощеную улицу, и я немного подвис. Не стесняясь, разинул рот и стал вертеть головой.

Город Белый Яр – небольшой и свободный, с точки зрения дворянства. Российская глубинка как она есть (тысяч пять постоянного населения). И, в принципе, даже сейчас такое можно найти в моем «московском» мире. Я, по крайней мере, подобное наблюдал в современном Звенигороде.

Дома в один-два этажа с мансардой, бледные, розовые или голубые краски, куча белой лепнины в виде арок, наличников или фальшивых колонн – в том мире, такое называют «историческая часть города». А в этом мире это и есть город.

Людей на улицах было не особо много. Женщины в юбках, тонких осенних тулупчиках и шляпках прогуливались и глазели на витрины, какие-то работяги собирали строительные леса, кто-то мыл витрину, а кто-то просто курил в ожидании покупателей. На лошадях проехал патруль местных стражей порядка: белые кителя, сабли на боку, у одного была кобура под револьвер.

Одежда на всех довольно старомодная, но видно, что крепкая и качественная. По моим прикидкам, в «московском» мире так могли одеваться в прошлом веке, как и в двадцатом году, так и пятидесятом.

Машины такие же: от аналогов первых фордов до парочки горбатых запорожцев – наш уазик по сравнению с местными казался вершиной футурологического дизайна. Хотя интерес вызвал только у стайки мелких пацанов, играющих монетками в чику.

У меня глаза разбегались от обилия рекламных вывесок с дополнительным твердым знаком на конце и странным написанием буквы «Е»: «Трактиръ», «Молочная торговля Акмолинскихъ фермъ», «Телеграфъ», «Кладовая галантерейных товаров», «Кожевенная торговля», «Табакъ», мануфактура такая и сякая, большинство с инициалами и фамилиями.

Вывески плюс-минус были однотипные – черные буквы на белом фоне. Вместо красочных вырвиглаз рекламных щитов – огромные окна и витрины, продающие товар, так сказать, лицом. У меня глаза разбегались, прям даже мандраж какой-то охватил, будто я малой совсем и первый раз в магазин игрушек попал.

Ноги заплелись, не давая нормальной команды мозгу, куда податься в первую очередь. Я чувствовал себя героем мема с Траволтой, не понимающим, что же выбрать. Слева, меня привлекал большой двухэтажный особняк с длинной вывеской: «Ружейная фабрика и торговля И.Ф. ПЕТРОВА», но через дорогу манила «Лавка магических редкостей мадам Дюпонд».

Спас меня Гидеон, грубо подтолкнув меня совсем в другую сторону. К высокому каменному забору с надписью: «Российский Императорский Орден борьбы с нечистью и прочей тварью. Белоярское отделение».

– Не спи, малой, – Гидеон со вздохом, в котором отчетливо послышался стон, прошел мимо витрины с пузатыми бутылками, – деньги сначала нужно получить.

– Блин, классно тут все! – Я, как маленький, стал скакать и галдеть вокруг смурного Гидеона, похоже, раздражая его еще больше: – И оружейка! Класс! Магазин магии, настоящий? Ты там бывал? О, а это что? Казино? Арена? Здесь, что бои какие-то проходят? Крутяк! Кофейня? Булочками пахнет! Гидеон, дай денег, кушать хочется, а это не запах, это натуральный гастрономический оргазм! Кстати, а бордель здесь есть?

– Сплюнь, нет у нас борделей, – резко остановился священник. – Запрещено под страхом смерти.

– Какие вы, однако, нравственные, – покачал головой я и выразительно посмотрел на двух пышечек возле булочной с очень приятными на вид формами.

– Нормальные мы, – Гидеон проследил за моим взглядом и слегка покраснел. – Грех притягивает фобосов, а блудницы для них как будто медом намазаны.

Пока мы шли к зданию Ордена, Гидеон все же снизошел до некоторых объяснений. Белый Яр считался свободным городом и не находился под защитой какого-то определенного рода. Не было в округе ничего ценного – ни рудников, где добывали ингредиенты для смолы, ни каких-либо важных заводов-пароходов. Земля была неплохая, много рек и лесов, а соответственно, рыбы и зверя. Много деревень и хуторов, разбросанных на большие расстояния.

Люди жили хорошо, не голодали, исправно платили налоги, но этого было мало, чтобы заинтересовать род, который бы смог потянуть защиту такой большой территории. В итоге губернию охраняло государство в лице Ордена.

Когда-то очень давно Орден основали первые боевые монахи: Пересвет и Ослябя. Штаб-квартиру устроили на Соловках, на территории Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря. В разное время там была и школа для одаренных, и тюрьма для отступников, и лаборатории для изучения деймосов.

С этого времени прошло уже лет шестьсот. Законы и кодекс Ордена видоизменялись, в том числе и под воздействием соседей, где за подобное отвечал Ватикан. Отсюда и странный наряд Гидеона – священники Ордена хоть и были церковными людьми, но с обычными попами в местных церквях ничего общего не имели, служб не вели и грехов не отпускали.

Сейчас Орден стал выполнять роль гильдии охотников. Как частных наемников, так и отрядов родов. Сертифицировал одаренных и следил, чтобы они держали себя в руках. Не превышали и не переходили на темную сторону.

Орден выдавал задания на борьбу с разрывами в свободных землях и обеспечивал подмогу наемниками, когда родовые отряды не справлялись. А еще поднимал и координировал вообще всех, когда император объявлял Крестовые походы против прорывов в интересах всей страны.

Мы прошли во двор орденского филиала, и на меня снизошло какое-то странное спокойствие, даже безразличие. Примерно в этот момент я осознал, что тупо уже не могу удивляться тому, что вдруг попал в курилку заднего двора Мосфильма и голливудского склада реквизита.

Перед глазами рябило ассорти всех тех образов, о которых я мечтал, будучи мальчишкой.

На входе стояло несколько пузатых броневиков с логотипом фирмы «Остин», как будто из фильма про Первую Мировую. Рядом с ними группа викингов-байкеров – пять здоровенных мужиков длинными волосами. Бороды в косичках, кожаные жилеты с эмблемой перевернутого молота на спинах. Руки, шеи – все, что не скрыто под одеждой, было полностью забито татуировками в виде рун и орнамента. Неподалеку стояла пирамида с оружием – мечи, копья, топоры.

– Это Номады, – шепнул мне Гидеон и махнул одному из них рукой. – Неплохой отряд, Гордей работал с ними иногда.

Я хотел ответить: да, мол, мощные, но потом посмотрел в другую сторону двора и увидел живого медведя. Не циркового мишку, который может педали крутить на велосипеде, а трехметровую дуру из экспозиции «Вымершие виды ледникового периода». Только живую. Медведя кормил косматый мужик, не сильно уступающий зверю в размерах.

– Это пришлые из Тобольской губернии, – опять шепнул Гидеон. – Род Медведевых. Давно присматриваются, пробуют свои силы, чтобы на эту губернию права заявить.

– Ну да, очевидно же, что не Кошкины, – усмехнулся я, но Гидеон, похоже, меня не понял.

– И хорошо, что не Кошкины, с теми лучше не встречаться, – священник сплюнул себе под ноги. – Звери, а не люди.

Гидеон знал здесь почти всех. Либо махал рукой, либо просто кивал, шепча мне краткие характеристики. Стальные псы, староверы, Тогурские, Братство огня – лишь малая часть, кого я запомнил.

В какой-то момент вспомнились разборки на районе: скины, готы, панки с неформалами – вот только там это все были некие субкультуры, а здесь это была реальная жизнь и парни реальные, а цепи, шипы и стальные носки на ботинках – не модная атрибутика, а вполне себе рабочие инструменты, вдовесок к которым прилагались мечи, топоры и магические способности.

Огнестрел тоже встречался – в основном двустволки, винтовки со скользящим затвором и револьверы. Практически ничего многозарядного, даже на броневиках были не пулеметы, а что-то однозарядное, просто большого калибра.

На мое недоумение, где автоматы и пулеметы, Гидеон ответил уклончиво. Мол, увидишь, сколько стоит серебряный или магический патрон, такие тупые вопросы задавать перестанешь. И когда мы вошли внутрь, я действительно перестал их задавать. Смысла не было – шепотом ничего не услышишь, а громко говорить – так рядом непременно будут чьи-то уши. Большое помещение, разделенное на два зала, напоминало здание ипподрома или букмекерской конторы.

В первом зале была стойка регистрации, за которой на всю стену висела карта Российской империи. Империя была сильно больше, чем та, которую я совсем недавно покинул. По карте как-то сильно много мы влево прихватили. Финляндии не увидел, Польша нашими цветами закрашена, дальше только Австро-Венгрия и Германия, а снизу Кашгария, Монголия и Маньчжурия, и никакого Китая.

Помимо разноцветных губерний, на карте остались и черные места, причем довольно крупные. Самое большое черное пятно, подписанное как Енисейская губерния, не просто делило страну пополам, но выгрызло огроменный кусок из карты. Слева, в мозаике из мелких кусочков, где даже названия губерний не помещалось, тоже были черные пятнышки. Там, где Волга впадала в Каспийское море, в районе Новгорода и где-то под Воронежем на Доне. Складывалось впечатление, что к рекам у разрывов какое-то особое влечение.

Я хотел спросить у Гидеона насчет черных пятен, но он, покивав каким-то бойцам, сидящим на лавке у противоположной стены, потащил меня в следующий зал. Там было шумно и больше народа попроще и помоложе: ни брони, ни оружия, только цепкие взгляды, напомнившие мне спекулянтов с Арбата.

С одной стороны комнаты было несколько закрытых дверей с одинаковыми табличками «Служебное помещение» и четыре окошка касс за решетками, одна с вывеской «Прием» и три с надписью «Выдача».

В углу у окна стояли несколько столов со старыми телефонными аппаратами, такие, что надо было крутить ручку, кричать в одну воронку, а слушать из другой. Возле каждого телефона дежурил местный аналог офисного клерка в форменной кепке, подтяжках и длинных черных манжетах на руках. Когда один из аппаратов зазвонил, паренек выслушал, что-то уточнил, записывая, а потом понес бумажку своим коллегам, стоявшим возле стены.

А я в очередной раз присвистнул. Черную стену превратили в огромное информационное табло, где мелком были исписаны десятки строк и столбцов. Получивший бумажку клерк, ловко подхватил стремянку, которая на колесиках скользила вдоль стены. Забрался наверх и прокатился примерно до середины, а потом мелком зачеркнул текст в одной из ячеек и рядом написал: «Сестры Кравец». Со стороны ресепшена раздался звонкий удар в колокол и послышались вялые аплодисменты.

Не успел колокол утихнуть, как уже новый клерк карабкался по лестнице, зажав в зубах бумажку. И найдя свободный участок стены, аккуратно вывел: «Степановка / 3ч / РЖх2 / Ф4 / 7т / 500».

На секунду в обоих залах стало тихо. Стоящие рядом со мной мужики опустили глаза и всячески делали вид, что доска с символами их не интересует вообще ни разу. Хотя еще минуту назад они не сводили с нее взгляд.

Опять зазвонил телефон, и уже новый клерк побежал к стене. Появилась новая запись: «Ягодное / 30м / РО / Д6х5 / 200». И тут же народ ожил, люди загомонили, а некоторые наперегонки ломанулись к окошкам касс.

– Это что такое было сейчас? – Спросил я, протиснувшись поближе к Гидеону.

– Это наряды на заказы, для экономии места просто символами записывают, – Гидеон прищурился и показал на стену. – Вон, смотри. Все на самом деле просто. Село Ягодное, оно недалече, верст сорок отсюда. Там большое село, телефонная линия там есть. Так вот, тридцать минут назад там появился разрыв оранжевого уровня, тоже не самый сложный и на данный момент уже вылезло пять деймосов шестого уровня. Это, м-м-м, слегка покруче, чем наш баргест был. И в награду за закрытие дают двести рублей.

– А народ зачем в кассу ломанулся?

– Ну так заказ взять, чтобы награду потом получить и баллы в рейтинг.

– А без заказа нельзя что ли?

– Можно, ежели случайно или на месте оказаться, как мы в Авдеевке. Тут по-разному бывает, охотники не враги друг другу, но конкуренция присутствует. Разберешься еще.

– Так, это ясно, – поскреб затылок я, заодно вспомнив, что было бы неплохо помыться нормально. – А с предыдущим что не так? Почему никто не ломанулся?

– Да, зассали просто, – Гидеон хмыкнул. – Смотри. Там Степановка – село бедное, на реке стоит. Скорее всего, туман прямо с воды пришел. Три часа уже прошло, своей звонилки у них нет, пацана небось к соседям гоняли. Разлом там слабее – желтый, но зато их два. И главное – смотри на букву «эф», это значит, что там фобос, а четверка – это уровень. И четверка – это уже прилично. И смотри на букву «тэ» – это трупы, и их уже семеро.

– Зато награда уже пятьсот рублей, верно? – уточнил я. Мысленно я уже пытался прикинуть, сколько заданий нужно выполнить, чтобы долг Дантисту отдать и пока математика мне не нравилась.

– Это верно, но с фобосами сложнее. Их обычное оружие не берет. Или смолой, или магией, и то не всякой. Здесь, – Гидеон со значением покрутил пальцем, – много сильных бойцов. Точнее, на улице, прям здесь-то в основном мужичье на побегушках, только заказы берут. А вот там тот же медведь будет баргестов пачками, как котят рвать. Там и маги есть, но встреча с фобосом – это всегда лотерея. Четвертый уровень – это уже не просто призрак, этот может уже и в сознание залезть и тело обрести.

– Хм, а какой уровень самый сложный?

– Первый, но это редкость, – Гидеон кивнул в сторону карты. – Такие вон в Енисейской губернии сидят, оттого и вернуть ее уже сорок лет не можем.

– А ты с ним справишься своими молитвами, хотя бы с четвертым?

– Бывало раньше вместе с Гордеем, – вздохнул священник. – Но, говорю же, лотерея. Пошли уже трофеи Авдеевские сдавать.

ГЛАВА 7

Пока мы хлопали глазами, у кассы на прием образовалась очередь. Они здесь три к одному – и я понадеялся, это не потому, что из рейдов только треть возвращается. А только потому, что заказ важнее получить быстрее, а на сдачу и подождать не страшно.

Перед нами оказались два белобрысых парня, этакие рязанские молодцы с голубыми глазами и румяными щеками. Выглядели уставшими и побитыми, но довольными. Вели себя добродушно, но цепко сканировали зал, не забывая коситься на вонючий мешок под ногами.

Воняло жутко! А когда очередь двинулась, и парень подтолкнул мешок ногой, у меня аж слезы брызнули, будто по морде получил тухлой рыбой, завернутой в обгаженную жабами тину. А святоше хоть бы хны, молча переступил через сопливый коричневый подтек на полу и даже уважительно кивнул парням.

К счастью, на кассе их обслужили очень быстро. Они сдавали просто трофеи, а разрыв либо закрывали не сами, либо просто отловили какую-то убежавшую жуть. Гидеон сказал, что такое бывает – туман может рассеяться, а твари никуда не денутся.

С нами так быстро не получилось.

Говорил Гидеон, я же по инструкции должен был только кивать и улыбаться. С той стороны решетки с совершенно безразличным видом сидел подсушенный, но крепкий дед с пиратской повязкой вместо левого глаза. Ему шло, будь мы действительно на Мосфильме, я бы легко отдал ему роль старого контрабандиста, а то и начальника сопротивления. Я было попробовал прощупать его ауру, но еще не успев вдохнуть, наткнулся на ясный и пронзительный взгляд голубого глаза.

– Привет, Гидеон, у вас новенький что ли? – неожиданно молодым голосом спросил дед.

– Ага, принесла нелегкая! – Гидеон хлопнул меня по плечу. – Внук Гордея вернулся.

– Понятно, то-то я смотрю, рожа знакомая и хитрая. У инквизиторов были уже?

– Нет еще, сперва рекрутом оформим, и потом уже на поклон пойдем. Запишешь его? К нам, в ЧОП «Заря».

– Ох, и чудное у вас название, что хоть значит-то этот ваш ЧОП?

– Честные одухотворенные праведники, – не моргнув глазом выдал Гидеон, а мне стало интересно, реально ли он так думает, но я промолчал.

– Хитро, хех. Сделаем, конечно. Цену ты знаешь, – сказал кассир, взял с полки какую-то бумажку, что-то там чиркнул. – И у вашей Зари взносы просрочены, оплатить надо.