Романтик

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0064-7541-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РИМ ЮСУПОВ
РОМАНТИК

(поэма)

АННОТАЦИЯ

Поэма «Романтик» – поэтическая дань автора английскому поэту-романтику, сыгравшему выдающуюся роль в общественной и литературной жизни Европы, чьё влияние на мировую литературу неоспоримо. Весьма популярным был он и в России, Его ценили и А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов и многие другие поэты. В поэме раскрыта вся его романтическая эпопея, все его счастливые и драматические моменты жизни, его порывы к свободе и бескорыстное участие в освободительной борьбе итальянцев против австрийских завоевателей и греческих патриотов против турок.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В сегодняшнее время, в век расцвета технических побед, при качественном улучшении жизни и достижении цивилизации наиболее высших ступеней в своём развитии, трудно себе представить, жизнь, наполненную романтикой, в которой полностью, весь, всеми клетками своего организма человек был бы слит с природой, со свободой стихии и непосредственно чувствовал бы, ту необъяснимую вольность своего существования, о которой сегодня можно лишь мечтать.

А ведь были когда-то времена, в чьих пределах, люди, презирая страх, назло всем ждущим их бедам, несчастьям, уверенно шли вперёд, туда, где, во всяком случае, их ожидало что-то новое, ещё не постигнутое ими, может не очень радостное, а наоборот, но захватывающее душу, щемящее сердце и дающее то неземное, неописуемое ощущение, постигнув которое, они не то чтобы стали выше других, а просто слились бы с бессмертием.

Реальная жизнь заставляет нас подчиняться своим законам. Ради даже жалкого существования мы должны ежедневно работать, добывая насущный хлеб. А для того, чтобы пользоваться ещё и благами цивилизации, вообще нужно трудиться день ночь. При этом времени едва хватит на труд и сон, а о своём интеллектуальном развитии и думать нечего. Тем более нечего и говорить о творческом развитии, о занятии тем делом, которое тебе близко, без которого ты не можешь жить. У каждого человека это разное: одни всецело готовы отдаться науке, другие литературе, поэзии. У каждого из людей свои интересы.

В настоящее время всё понятно. Всё поставлено на свои места. И все места давным-давно, заняты, и никто из образовавшихся сообществ, из своих кругов, аристократических, артистических или писательских, или ещё каких-либо, просто так, не пропустят в свой круг других, инородных, по их разумению, лиц, хотя быть может и не менее талантливых. И этим, непризнанным гениям остаётся лишь остаться в неизвестности, оставив всё, что успели создать, для других, которые, впоследствии присвоив эти труды, вышли бы в гении.

А впрочем, были и другие. Они уходили из страны, в которой жили, в другие земли и города, не оставляя никому своих творений и продолжали свою деятельность добиваясь больших высот.

Вся жизнь их была посвящена свободе, они и сами были поистине свободны и жили независимо ни от кого. Дух романтизма веял над ними.

Вот поистине прекрасная жизнь, которой можно позавидовать. Ведь все мы, всегда, в любое время и во всём зависим от жизненных обстоятельств и каждый из живущих людей прекрасно это понимает.

А те люди, которые жили в давно прошедших веках, и обладали великим талантом, и могли каким-то образом, находить средства для своего существования, эти люди познавшие свободу и одухотворённые ею, несмотря на все трудности и горести, выпавшими на их долю, были самыми яркими людьми, и сумели оставить человечеству бесценное богатство своей души, свои великие открытия. К нашей радости, их достаточно в разных областях, в разных направлениях науки и искусства. Но меня влечёт одно из направлений, которое было подхвачено людьми наиболее сильными духом, это романтизм, которого так не хватает в наши дни.

А людей, преданных романтизму, я знаю очень много. Но из всех выбираю Байрона, хотя и понимаю, что не все были бы согласны со мной, потому что каждый из просвещённых людей, которых в нашем веке более чем достаточно, могли бы мне указать на иных романтиков прошлых столетий достойных славы не менее Байрона.

1 января 2004 г.

Глава первая (пролог)

О, ЭРА РОМАНТИКОВ, ГДЕ ТЫ?

О, эра романтиков, где ты,
В каких золотых временах
Осталась? Какие поэты
Тебя воспевали в стихах?
Кто верил тебе без оглядки
И страстно всем сердцем любил?
Кто жизнь свою всю без остатка
Тебе лишь одной посвятил,
Оставив и дом, и Отчизну,
Родных и друзей и врагов,
Отдавшись свободе капризной,
Подвластной призыву ветров,
С дней юных спеша в неизвестность.
Забыв навсегда про покой,
И самую звонкую песню
Тебе, посвящая одной?
Кто шёл по нехоженым тропам,
Над бедами громко смеясь,
Которые за поворотом,
У скал, поджидали, таясь,
Чтоб в бездну глубокую сбросить,
Мечты и надежды разбить?
Но ветер все беды уносит
Героя, спеша сохранить.
Прочь демонов злых прогоняет,
Чтоб мог он спокойнее жить.
Но многие не понимают
Как трудно романтиком быть.
Он словно изгнанник, скитаясь,
Что ищет, не знает и сам,
Природой земли восхищаясь,
Идёт по чужим городам.
В чужие тревоги вникает,
Стараясь любого понять.
Он страждущим всем помогает,
Готовый, им сердце отдать.
Сочувствуя каждому, хочет,
Облегчить он участь людей,
И каждому счастье пророчит,
Но горя так много везде,
Что трудно одним своим сердцем
Отверженных всех, обогреть.
Куда же романтику деться
От бед их, ему бы успеть
В иные, не близкие страны,
Где также и горе, и боль,
Печалью невидимой ранят,
Живую, святую любовь,
Ту самую, что не исчезла,
Оставшись при сердце, хотя
О счастье мечтать бесполезно.
И мчится романтик, летя
Куда-то, не ведая страха,
Не чувствуя болей в груди.
Ведь жизнь, что тревогами пахнет,
Пока что ещё впереди.
Там новые земли и страны
И люди эмоций иных,
Которые слишком уж странно
Глядят на пришельцев чужих.
Они, как и все, любопытны,
При этом, совсем не скромны,
Возможно, не все даже сыты
И всё-таки очень умны.
Я их как себя понимаю
И хочется мне им сказать:
«Я вашим надеждам внимаю.
Пусть бог Вам пошлёт благодать.
Вы многое можете, верю.
И хочется жить Вам смеясь.
Вы счастливы в чём-то наверно,
Но счастье, увы, лишь на час.
Суровые трудные будни
Опять воцарятся и жизнь
Покажется горестной людям
И счастье покатится вниз.
И всё-таки, верьте тому, что
Вернётся оно к вам опять,
Спеша обогреть, потому что
Нельзя бесконечно страдать».
Такие же мысли, и даже,
Покруче, романтик имел,
Спеша в край далёкий отважно,
За тридевять новых земель.
Оставив Отчизну, в которой,
В богатстве и славе бы жил,
Не зная страданий и горя.
Увы, он покой не любил.
Был слишком он смелым и гордым,
Насилия, зла не терпел,
И веря в судьбу свою твёрдо,
Наметил прекрасную цель —
Достичь первозданной свободы,
И жить, не завися от всех,
Послушный, законам природы,
И веря в грядущий успех
Таланта, который струился
Словами из сердца его.
Не зря он поэтом родился
И жил, не страшась никого.
Никто из живущих, с ним рядом,
Ни в чём, никогда укорить
Не смел его в жизни – за правду
Мог мыслью, он, душу пронзить
Любого, который вдруг гадко
Хотел бы его оскорбить.
Любые чужие нападки
Он первым старался отбить.
Романтиком может не первым,
Но лучшим из многих он был,
Всем сердцем в дни светлые веря
Свободой поэт дорожил.
Той сладкой, как запах черешни…
Хотя восторгались все им,
Но вовсе он не был безгрешным,
Но вовсе он не был святым.
И даже был круче и твёрже,
Чем каждый из смертных, хотя
Романтик добрее быть должен,
Но жить не умел он шутя.
Характер его, то несносен,
То, очень капризен порой.
И тут возникают вопросы:
А нужен ли этот герой?
Бросающий вызов пророкам
И бога почти не боясь,
Блуждающий в годах далёких?
Но жизнь не прервала с ним связь.
Ведь время романтиков снова
Встаёт перед нами. Опять
Я тайной тех лет околдован.
И хочется зову их внять.
Забудет ли память народов
События прошлых времён,
В которых, святая свобода,
Прервала свой сладостный сон
И призраком светлым восстала
Над миром, над теми людьми,
Которым так недоставало
Её первозданной любви.
Ведь с древности людям живущим
В громадных просторах земли
Была, словно воздух, присуща
Свобода. Но не сберегли
Они этот лучший подарок
Природы, кого-то страшась,
Боясь, и решили недаром
Жить вместе, крепя эту связь.
Неплохо жить вместе, друг другу
Во всём, помогая всегда,
Единым и замкнутым кругом,
Куда не проникнет беда.
Ведь все заодно они, вместе
И враг им не страшен и зверь.
И даже унылые песни
Так сладостно петь им теперь.
Шли годы и ширились братства.
С захватом же новых земель
Создали они государство,
Наметив великую цель —
Иные народы и страны
Себе навсегда подчинить.
Свободу свою, как ни странно,
Они не смогли сохранить.
Во всём, друг от друга завися.
Померкла свобода тех дней.
И всё-таки, яркие мысли
Ещё не погасли о ней.
Легко ли всё время зависеть
От воли капризной, чужой?
Цари, не терпя компромиссов,
Вставали над каждой судьбой.
Никто не посмел бы перечить
Ни в чём, никогда королям.
Но славой герой лишь отмечен.
Лишь в море легко кораблям.
Лишь в море свобода царила
Даря всем великий простор.
И каждому сердцу дарила,
И дарит оно до сих пор,
Реальную радость той воли,
Которую сердце так ждёт.
И я был когда-то доволен
Увидев морской горизонт.
В высокие волны ныряя
Плыл долго, забыв обо всём,
Воде свою жизнь доверяя,
И словно бы был вознесён
Над жизнью, в иные пространства,
В прекрасный неведомый рай,
Спеша с тем, что было, расстаться.
Покинув любимый свой край,
Где жить было очень не просто,
Завися от всех и всегда.
Но к морю приехал я в гости.
Морская, красивая даль
Хранила таинства иные.
Хотелось бы сердцем им внять.
Но тайны его неземные
Не смог я, увы, разгадать.
Хотя и не стоит наверно
Беспечно спешить в глубь морей,
И всё-таки хочется верить
В удачу морских кораблей.
Не зря же спешили фрегаты
Куда-то, скользя по волнам.
Не зря европейцы когда-то
Открыли Америку нам.
Романтики всех океанов,
Крутые герои земли,
Величественные капитаны
Достичь своей цели смогли.
Хотя их манили иные
Богатые земли, сам бог
Повёл их в края золотые,
От бурь океанских сберёг.
А как бесновался порою,
Великий, седой океан,
Стремясь преградить путь героям
Из дальних неведомых стран,
Которых, не видел он раньше,
В просторах своих никогда.
Но плыли всё дальше и дальше
Фрегаты в манящую даль.
И вдруг острова показались
Зелёные, как изумруд.
Матросы от счастья смеялись,
А их предводитель Колумб
Улыбкою лишь озарился.
Он верил в удачу свою,
Не зря же в путь долгий пустился,
Доверив себя кораблю.
Молясь за него неустанно,
Чтоб выдержав натиск всех волн,
В иные заморские страны
Фрегаты свои он привёл.
И вот оно чудо свершилось
Доплыли до новых земель.
Глаза у Колумба светились.
Но он как другие не смел
Кричать и смеяться, был гордым,
И невозмутимым Колумб.
Держась на ногах своих твёрдо
И крепко, как кряжистый дуб,
Был сдержанным он и суровым,
Хотя пошутить был не прочь.
Любил справедливость, готовый,
Любому матросу помочь.
Но если закон презирая
Вдруг к бунту матрос призывал,
Колумб, все последствия зная,
В трюм мрачный его закрывал,
Чтоб там он в оковах железных
Одумался и попросил
Прощения, или же бездна
Морей охладит его пыл.
Колумб, открыватель великий
Неведомых новых земель,
Он, в тайны земные проникнуть
Познать их когда-то сумел.
Ему благодарна Европа.
Не зря возвеличен он так.
Для старого света картофель
Открыл он, томат и табак
И эти растения дали
Такие плоды, что поздней
Без них уже не представляли
Как жить, большинство из людей.
Картофель – великое чудо
Он после пшеницы – второй.
Томат тоже нравится людям.
Табак же продукт он иной.
Не каждый привычен наверно
Дым едкий табачный глотать.
Колумб был, конечно же, первый
Кто начал к нему привыкать.
С индейцами он трубку мира
Не часто, но всё же курил.
Их танцы их резвые игры
И песни их слушать любил.
Он жизнь воспринял их, надеясь
Найти с ними общий язык.
Приняв их природную смелость
К обычаям странным привык.
Сочувствовал им, понимая
Отсталость развития, но
Суть жизни их, воспринимая,
Помочь им не мог всё равно.
Служа королям той Европы
Чья власть была слишком сильна.
Кому же представьте охота
Лежать под ногами слона.
Уж лучше быть рядом, не каясь,
Прислуживать тем королям.
Так думал Колумб, не терзаясь,
Плывя к ним вновь сквозь океан.
Везя им, в наполненных трюмах
Диковинки новой земли.
Европа, восторженно, шумно,
Встречала его корабли.
В них золота было немало —
Колумб королям их дарил.
Хотя и служил королям он,
Но всё же романтиком был.
Не все люди ярко так жили
В даль, рвясь, не боясь, ничего.
Морские просторы манили
Великой свободой его.
Да, жизнь не идиллия, люди,
За лучшую долю борясь,
Спешить в дали новые будут,
Найти своё счастье, стремясь.
Уйдут за моря, океаны,
Изгнав из сердец своих страх.
Их в даль поведут Магелланы
На быстрых своих кораблях,
Чтоб все океаны земные
Моря все, чтоб избороздить.
Чтоб земли увидеть иные,
На всех островах, чтоб побыть.
Чтоб все чудеса, тайны света
Увидеть, принять, разгадать,
Отдавшись свободе, как ветер.
Но ветру людей не понять.
Зачем люди мчатся куда-то.
Не всем в жизни счастье дано.
И тонут порою фрегаты,
И падают долго на дно
Ревущего зло океана,
Который, добычей гордясь,
Ревёт и грохочет, как пьяный.
Грешна его злобная страсть.
Он, снова разверзнув пучину,
Готов поглотить корабли.
Наверно лишь смелым и сильным
Их ангелы вдруг помогли,
Сочувствуя им, понимая,
Что сила их воли крепка.
Но люди об этом не зная,
От бурь злых очнувшись слегка,
Свой путь продолжали надеясь,
Что цели достигнут они.
За эту великую смелость
И были вознаграждены.

Глава вторая (продолжение пролога)

НО ЕСТЬ РОМАНТИКИ ИНЫЕ

Сквозь горы, через океаны
И беспокойные моря
Вёл путь романтиков упрямых
К их цели, яркой, как заря,
К познанию иных явлений
Других земель, других широт,
Чтоб отрекаясь от сомнений
Достичь неведомых высот.
Синели сказочные дали,
Которым не было конца,
Хотя порой и пропадали
Во мгле, но рвались к ним сердца
Людей на подвиги готовых.
Как и Колумба, чтит весь мир,
Героя смелого, Дежнёва,
Открывшему для всех, Сибирь.
Из Северного океана
Он вдоль Америки проплыл.
И доказал, что водной гранью
Пролив две суши разделил.
Но не один он, их немало
Первопроходцев казаков.
Они когда-то открывали
Сибирь, простор её лесов,
Тайги великое пространство
Моря и реки… нет, не мог
Чужим и диким оставаться
Для многих Дальний тот Восток.
Не зря романтики России
Вдруг устремились в те края,
Чья даль, украшенная синью,
Стремилась к сказочным морям.
Через леса, тайгу и горы
Землепроходцы шли вперёд
И продвигались вдаль упорно
Сквозь дождь и грязь, сквозь снег и лёд.
Туда, где всех их ожидала
Свобода новых, славных дней,
И было золота немало —
Пушнины, дорогих камней…
Любить и чувствовать нам надо
Романтиков родной земли.
Они, пройдя сквозь все преграды,
Открыть нам многое смогли.
Своей мечте, отдавшись, смело
Достигли сказочных высот
И доказать сумели делом,
Что не напрасно шли вперёд.
И даже в грозный час старались
Не отступать, ведь трусость грех.
Но нелегко им всем достались
Победа, слава, и успех.
Ах, сколько в этом мире было
Героев смелых! В наши дни
О многих просто позабыли.
Молчат в забвении они.
В каких-то книгах запылённых,
В архивах мрачных, лишь следы
Их яркой жизни, отдалённой
От нас, как счастье от беды.
К ним нужно чаще прикасаться
Чтоб яркий подвиг не забыть.
А ведь какое это счастье,
Подобно им свободно жить,
Спеша в неведомые страны.
И я хочу, когда-нибудь,
Рукой коснуться океана
Преодолев нелёгкий путь.
Но есть романтики иные,
Они привыкли открывать
И познавать сердца чужие,
И чувства им свои внушать.
Звать их то к радости, то к грусти,
То к чистоте святой любви,
Чаруя сладостью искусства.
Спеша извлечь из головы
Те мысли яркие, в которых,
Вся жизнь прошедшая жива…
Чтоб мысль любая, словно порох
Взрываясь, сбросила слова
И разбудила спящий разум,
Спеша к прекрасному успеть,
И чтоб душа, поверив в праздник,
Не захотела улететь
В ту синь небесную, откуда
Вернуться трудно было б ей.
И чтоб смоги поверить люди,
Что жизнь их станет веселей.
Не знаю почему, но верю
Я в искренность их пылких чувств,
В их страсть души, не зря наверно
Они прогнать спешили грусть
Из сердца и души, желая
Впитать в себя суть красоты.
Любовь их светлая, живая
Дарила яркие мечты,
Зовя к прекрасному, стараясь,
Желания осуществить.
Не перед кем не притворяясь
Они спешили ярко жить,
Ловя мгновение любое
Бегущей жизни, торопясь
Насытиться святой любовью,
Чтоб не прервалась с жизнью связь.
Чтоб всё, что с ними было рядом,
Что окружало их, дразня
Своею прелестью нарядной,
Забыть которую нельзя,
Успевшую запечатлеться
В сознании их навсегда,
Они могли оставить в сердце,
Вновь торопясь в любую даль.
Спеша в неведомые страны
Навстречу к счастью и беде,
Чтоб пересечь глухие грани
Законов, чуждых для людей.
Не обязательно конечно
Спешить в глухую даль, туда,
Где будешь славой ты отмечен,
Или исчезнешь навсегда.
И в странах, близких мне, я знаю,
Такие гении цвели,
Смысл романтизма познавая
Они к свободе нас вели.
Внушая доброе, святое
И счастья чувствуя прилив,
Почти не ведая покоя,
О жизни собственной забыв.
Они не зря нам обещали
В реальной жизни благ земных,
Зовя, в неведомые дали.
Чисты, прекрасны цели их.
Призывы их воспринимая,
Поверив мудрым их словам,
Их мыслям искренно внимаю.
Они оставили всем нам
Ту страсть, разбуженного сердца
Любовью пылкой навсегда,
Которой так легко согреться.
И в этой страсти нет вреда.
Хотя горит она порою
Огнём, готовым опалить
Любую душу, я не скрою,
Что эта страсть мешает жить.
От нужных дел нас отвлекает,
А ночью не даёт уснуть,
И, как и прежде, призывает
Куда-то в дальний, трудный путь.
И всё же верю ей я, видя
Её таинственную суть,
Которую нельзя предвидеть,
Хотя порой мне недосуг
Страстям и чувствам отдаваться
Всё, потеряв и позабыв,
Во имя призрачного счастья.
Но счастлив я, пока я жив.
И в этой жизни, несомненно
Ещё отдамся я страстям.
Я и в сегодняшнее время
Спешу куда-то неспроста.
Но, речь сегодня о далёких,
Святых и древних временах,
О людях разумом высоких,
Сердца чьи, не тревожит страх.
В чьих мыслях солнечные искры
Сверкают ярко золотясь.
В дне каждом жизнь их повторится
Поддерживая с нами связь.
Немало было их, мы знаем
По именам почти что всех,
С древнейших лет несущих знамя
Свободы, сладкой словно грех
И обольстительной, как сказка,
Любви, которая дана
Нам в этой жизни не напрасно.
В ней сердца страсть и хмель вина.
Но не бывает без свободы
Любви той яркой и живой,
Которая легко и гордо
Идёт с поднятой головой,
Любые сплетни презирая,
Любую, отвергая ложь.
К такой любви я призываю,
Сегодняшнюю молодёжь
Ведь я и сам романтик, много
Успел дорог переменить.
Но вёл себя довольно строго,
Хотя хотелось ярко жить.
И я, как все свободы жаждал,
Но отвергал авантюризм,
Который лихостью отважной,
Питал собою романтизм.
И всё ж люблю я тех, в которых
Черпал и мужество, и страсть,
Готовых, время переспорить,
Чтоб получить святую власть
Над жизнью и судьбой, стараясь
Быть верным радужной мечте,
От зла и рабства избавляясь,
Спеша от них к той высоте,
Откуда словно на ладони
Вдруг мир откроется для них,
Просторный, чудный, незнакомый,
И радостью наполнит их.
И чувства светлые рождаясь
Разбудят в душах их восторг,
И можно жить, уже не каясь —
Исполнен жизни высший долг.
И цель достигнута и больше
Не надо в даль уже спешить,
Забыть всё то, что было в прошлом,
В ином краю счастливо жить.
Увы! Надолго ли такое
Блаженство счастья и любви,
Ведь жить, не ведая покоя
Заложено у них в крови.
И успокоившись немного
Бурь новых грозных не страшась,
Опять неведомой дорогой
Уйдут романтики, спеша
К иным явлениям природы,
Реальной радостью признав,
Лишь ощущение свободы,
Чтоб вновь, над временем скользя,
Вперёд куда-то торопиться.
Не зря, конечно же, сказал
Поэт: «Покой нам только снится».
Он лучше всех об этом знал.
И прав был, впрочем, не спасала
Та истина людей от бед.
Хотя покоя было мало,
Но оставлял он в прошлом след.
В забвенье вечное стекали
Дней, промелькнувших искры, вновь
Их время медленно смывало.
Закон природы был суров,
Любому в жизни отмеряя
Свой срок, не каждый успевал
Найти, надежде доверяя,
Ту суть, которую искал.
Но те, которые стремились
Найти, увидеть и принять
Судьбы божественную милость,
Любви святую благодать,
Подобно ангелам, спешили
В простор неведомых широт.
Они романтиками были.
Их дух в любом из нас живёт.
Как солнца свет, не угасая
В сердцах пылает он не зря,
От равнодушия спасая,
Мечты прекрасные даря.
От грустных мыслей отвлекая
Любую боль, спеша прогнать,
Чтоб в тайны жизни проникая
Смогли мы суть её принять.
Я не напрасно восторгаюсь
И мужеством, и страстью их.
Душой, испытывая, зависть
Хочу похожим быть на них.
Хотя, конечно, понимаю
Что времена уже не те,
Чтобы призывам их внимая
Спешить к восторженной мечте.
В реальной нашей трудной жизни
И бед немало и потерь.
Но наполняет оптимизмом
Неповторимый их пример,
Который учит быть достойным,
Своей судьбы и жить терпя.
И пусть несчастья, словно волны
В злой шторм, судьбой моей вертя,
Набросившись внезапно, жаждут
Любовь и счастье растерзать,
Но я беру пример с отважных
Людей, сумевших доказать,
Что жизнь движение сквозь беды,
И что достигнет счастья тот,
Кто рвётся вдаль, спеша к победе
И чьих-то милостей не ждёт.
Нам трудно этот мир представить
Без тех романтиков, чья жизнь,
Достойная любви и славы,
Хранит, как капли ярких брызг,
Их мыслей ценность, даже время
Не захотело зачеркнуть
Живую страсть стихотворений.
Нелёгок был поэтов путь.
Романтики страстей высоких,
Горячих чувств, как солнца жар.
Из дней недавних и далёких
Они оставили нам в дар
И свет любви неугасимый
И сердца пылкого восторг.
И я всегда душою с ними
В любых из множества дорог.
Романтики и слов, и мыслей
Они старались ярко жить
От чьей-то воли не завися,
Спасая мир от зла и лжи.
Немало было их, но знают
Об этих гениях не все,
Хотя по-прежнему пылают
Их мысли, рассыпая свет.
Зовя куда-то, оживляя
Людей, чья жизнь как тусклый сон,
Их пробуждаться заставляя,
Ведя сквозь мглу глухих времен
К дням новым, странным, непонятным,
Но шумным, радостным, живым,
В которых чувствовать приятно
Себя, как прежде, молодым,
Ловя мгновение любое
Любого солнечного дня,
Чтоб жить, наполнившись любовью,
Чтоб сердце радостью звеня,
Дарило страстные порывы
И чувства нежные свои.
К дням новым, ярким и счастливым
Не зря спешим как прежде мы.
Не зря романтики поэты
Зовут нас в сказочную даль,
В которой, синева рассвета,
Прочь гонит грустную печаль
И слёзы звёзд стирает с неба
Путь, солнцу очищая вновь.
А ветер, что планете предан,
Все тучи разогнать готов,
Чтоб день был светлым непременно,
Чтоб раздавались голоса
Людей, и чтобы снова время
Расщедрилось на чудеса.
Нам от романтиков остались
Их гениальные труды.
Их мысли разума касаясь
Спешат отвлечь нас от беды,
От горя, от любой печали
И неожиданных тревог,
Зовя в неведомые дали.
И я конечно бы не смог
Жить, зова их не замечая,
Не наполняясь страстью их.
Они всегда меня встречали,
Как не встречали бы, чужих,
Поскольку был всем сердцем предан
Я благородной их мечте,
И шёл, спеша за ними следом
К непокорённой высоте.
Учителя мои, Вас много,
Увы, не всех боготворя,
Иду проторенной дорогой,
Возможно даже, что и зря.
Ведь в наше время трудно очень
Дойти до сказочных высот.
Но сердце, словно птица, хочет
Продолжить начатый полёт
В святую даль, куда сквозь годы
Зовут, нарушив сладкий сон,
Воспламенённые свободой,
Романтики былых времён.
Идеи чьи, во мне остались
И их нельзя перечеркнуть.
Хвала тебе, поэт НОВАЛИС,
Познавший истинную суть,
Полярности вещей, философ
Приемлющий идеализм.
Воспринимал не очень просто
Ты, существующую жизнь.
С природою, мечтая слиться
Интуитивно веря ей,
Не зря хотел ты поселиться
Как мыслей всплеск, в сердцах людей.
Кружок романтиков возглавив,
Ты звал своих учеников
Познать ту правду, что по праву
Была б жемчужиной веков,
Отдав себя на службу людям,
Чтоб их от грозных бед спасти.
Но почему-то очень трудно
Понять к чему стремился ты.
Мой ВАЛЬТЕР СКОТТ, волшебник слова,
Не ты ль романтики певец,
Герой на подвиги готовый
Во имя любящих сердец.
Не зря ты искренне старался
Дух рыцарства вновь оживить
И не напрасно опасался,
Что трудно станет людям жить
Без добрых чувств, без благородства,
Без дружбы, без святой любви.
Твой романтизм иного свойства,
И рыцари твои правы,
Своих любимых защищая,
Оберегая от врагов
Свой край, всем людям обещая
Свою поддержку и любовь.
Романтик ЛАМАРТИН, ты тоже
Сентиментальностью своей
Успел задеть неосторожно
Сердца чувствительных людей.
Но бесприютной и бесплотной,
Туманной мысль твоя была,
Вдаль, уходя по диким тропам
Вслед за собой не позвала.
Ещё романтика я знаю
Он гений Франции – ГЮГО.
Люблю, ценю и уважаю
За дух высокий я его.
Как справедливости искатель
Он и душой, и сердцем чист.
Поэт, философ, и писатель
И драматург, и публицист.
В своих творениях великих
Он воспевал простой народ,
Который, к трудностям привыкнув,
Спешил к мечте своей вперёд.
Стремясь к той истинной свободе
В которой равенство – закон.
Гюго сочувствовал народу
И видел правду жизни в нём.
Свой труд народу посвящая
Поэт к любви всех призывал.
Романтик он. Меня прельщает
Его высокий идеал.
Поэт английский ШЕЛЛИ, тоже
Был гениальным. И сейчас
Своими мыслями тревожа,
Зовёт, в святые дали нас,
И наполняет оптимизмом.
Недаром он известен нам,
Как представитель романтизма.
К его волнующим стихам
Хочу, как прежде прикасаться
Умом и сердцем и душой.
Читать их, истинное счастье.
В них тайну грусти я нашёл.
Познал те истинные чувства
И страсти, чья благая суть
И есть явление искусства.
Они подсказывали путь
В иную даль, что с солнцем слита
Чьи дни торжественно тихи.
Таили множество открытий
Его прелестные стихи.
Самозабвенно воспевая
Свободу, веря в гуманизм,
Он жил, другим передавая
Свою любовь и веру в жизнь.
Его фантазией богатой
Мир очарован до сих пор,
Он торопился жить не тратя
Слова на праздный разговор.
Вся жизнь его прошла в дороге,
Всю жизнь он что-нибудь искал.
Он мало жил, но очень много
Поэм прекрасных написал.
И ЭДГАР ПО, романтик странный,
Открывший миру символизм,
Спешил прорваться к нам сквозь грани
Туманных грёз, спасая жизнь.
Ещё романтиков я знаю,
Жан Поль, Вордсворт, Шатобриан
Милы мне. Книги их читая
Я иногда бываю пьян
От их решительных суждений,
От мыслей страстных и хмельных.
Любой из них, конечно, гений
И оскудел бы мир без них
Мне и МИЦКЕВИЧ дорог очень,
Свободы пламенный певец,
Он Польше светлый день пророчил.
Мечтал – когда же, наконец
Его страна освободится
От ига царского. Когда
Народ восстанет и решится
Оковы сбросить навсегда.
Был смелым он, зовя к свободе
И жизнь свою ей посвятил.
Любим он собственным народом
За то, что сам его любил.
Ну, а про ЛЕРМОНТОВА, разве
Не вспомню я, он идеал
Моей души как грустный праздник
Который вдруг очаровал
Моё чувствительное сердце,
Открыв ей странную любовь
Воспринял я почти что с детства
Живую боль его стихов,
Всегда пленительных и чудных,
Печаль чья, тихая как сон,
Спешила предсказать всем людям
Явление иных времён.
И предсказание свершилось.
Был прав, поэт романтик мой.
Звезда, которая светилась
Над ним, сияет надо мной.
Я в этой книге перечислить
Не всех романтиков смогу,
Хотя их солнечные мысли
Как прежде в сердце берегу.
Отбросив все свои сомненья,
Храня в груди своей любовь,
Вновь тороплюсь я к вам, сквозь время
Романтики любых веков.
Быть вместе с вами, это счастье,
Пока ещё я буду жить
Всегда к вам буду возвращаться.
Я не смогу вас позабыть.
Мир изучали с интересом
Романтики далёких лет.
Их мысли – яркий свет прогресса
Смогли оставить добрый след
В живущих людях, развивая
В них твёрдый дух. Их мысль могла,
Прорваться как стрела живая
В ту даль, где вновь скопилась мгла,
Чтобы опять рассеять тучи
И свет желанный возвратить,
Чтоб интереснее и лучше
И радостнее стало жить.
По быстрым дням своих столетий,
Неудержимо в даль скользя,
Они спешили счастье встретить,
Мечтой сердца свои дразня.
Шли в даль романтики отважно
Не опуская головы.
Ах, сколько было их и каждый,
Достоин, счастья и любви.
Они мечтали, чтобы вольно
Жил на планете человек
И был судьбой своей доволен,
Среди лесов, полей и рек.
Не зря романтик, словно солнце,
Готов любого обогреть,
На крик любой он отзовётся,
Лишь только б вовремя успеть.
Романтиков и в наше время
Немало видел я таких.
Святых, не знающих сомнений,
Сердцами чистых, золотых.
Но я хочу воспеть поэта
Иного времени, того
Кто жил свободно, словно ветер
И не боялся никого.
Спеша из сладкого покоя,
В мир бурь, штормов и сильных гроз,
Чьи чувства быстрою рекою,
Стекали в мир прекрасных грёз.
Чья страсть, пролившись к нам сквозь годы,
Подобна, вспыхнувшей звезде.
Он жил, борясь, зовя к свободе,
К любви и счастью всех людей,
Чтоб изменился мир, в котором,
Хрупка и трепетна любовь.
Чтобы изгнать из жизни горе,
Страх и печаль, и грусть, и боль.
Чтоб оживить сердца и души…
Не мог он, Байрон, на земле
Жить, как иные, равнодушно,
Подобно дремлющей змее.
Там у морей, в краях далёких
Среди долин и горных скал,
Почти у самого Востока,
Он справедливости искал.
Там Греция ждала поэта,
Под солнцем золотым искрясь,
Шумя морями, но об этом,
Ещё продолжу я рассказ.
Итак, кого ещё припомнить
Мне из романтиков? Зачем?
Ведь я надеюсь, что знакомы
Они почти, что людям всем.
С далёких, давних пор, известны.
Хотя не всех легко понять,
Но их великое наследство
Таит святую благодать,
Бальзамом в души проливаясь.
Я к их творениям ревнив
И светлую, питаю, зависть,
Приемля сладостный порыв
Страстей, то нежных, то туманных,
То пылких, пламенных, живых.
Хотя порою это пламя
И обжигало души их.
Но жизнь романтиков кипела,
Мелькали звёзды, словно дни
И я хотел бы жить так смело,
Легко и вольно, как они.

Глава третья

О, ЭТОТ МИР! ТАМ ЛЕС ШЕРВУДА

Зря, тратить время, не желая,
В такую даль я тороплюсь,
Чья явь былая не скрывает
Чужую страсть, чужую грусть.
В тот мир, в котором появился
Романтик, гордый мой, на свет.
В тот день, в котором очутился
Из тьмы явившийся поэт.
О, этот мир! Там лес Шервуда,
Долина рядом у ручья,
Лесное озеро, как чудо,
Где птицы весело кричат
Весной, мелькая и играя
Друг с другом в небе и в воде.
О, этот край, обитель рая,
Там ночь бледна и ярок день.
Край, чьи деревья вековые
Хранят немало дивных тайн,
Где травы, словно бы живые
Любовно тянутся к цветам.
Край, где когда-то был основан
Ньюстед, красивый монастырь.
Был прост аббатов быт суровый
И свят, но изменился мир.
Три века жили в ней монахи
Любя и бога, и людей,
Не ведая ни зла, ни страха,
Но новый век привёл к беде.
Король, восьмой по счёту Генрих,
Великой Англии решил
Изгнать монахов, ради денег
Он их имущества лишил.
Джон Байрону продал он Ньюстед.
Граф переделал в замок свой
Тот монастырь довольно быстро
И жить стал со своей семьёй.
И в замке этом продолжался
Из века в век их графский род.
Один из них так постарался,
Что принял знатный титул – Лорд.
Он пэром признан был за то, что
Достойно королю служил.
Хотя все знают, что не очень
Уравновешенным он был.
Высокий титул по наследству
Передавался с тех времён,
Как родовое их поместье —
Таков был Англии закон.
И всё же мало было счастья
У Байронов, беднел их род,
И беды к ним являлись часто.
Не зря шептал простой народ:
«Монахи не дадут спокойно
Жить в бывшем их монастыре».
И, правда, было нелегко, им.
Судьба, привыкшая к игре,
Бросала то в огонь, то в воду,
И воинов, и моряков
Из рода Байронов, но гордо
Шли в даль они из тьмы веков,
Беднее с каждым новым годом.
И род их чах, и, наконец
От всех богатств, вдруг стал свободным
Героя нашего отец.
Джон Байрон, мот, большой повеса,
Который, так безумно, жил
Не представлял бы интереса,
Но он отцом поэта был.
Служа военным капитаном
Джон вдруг отставки попросил,
Поскольку был любовью ранен —
Он леди Конэйерс полюбил.
Они во Францию умчались
От кредиторов и долгов,
По городам её скитались.
Была прекрасна их любовь,
Но трудной, денег не хватало,
Ведь Джон всегда их тратил зря.
И счастья им недоставало.
И меркла их любви заря.
Не очень Байрон был к ней честен.
Но вскоре леди родила
Дочурку, Августа прелестной,
Красивой девочкой была.
Но в тот же год из-за болезни
Вдруг леди Конэйерс умерла.
Коснулось Байрона возмездье
За грешные его дела.
Но горевал совсем недолго
Неисправимый ловелас
И встретив в Бате, Кэтрин Гордон,
От нищеты себя вновь спас.
Из рода Гайтов, смелой, гордой,
Решительной она была,
Не зря гордилась древним родом,
Начало чьё от короля.
Но Гайтов род был кем-то проклят —
Один погиб, убит другой.
Видать за страшные пороки
Они наказаны судьбой.
Хотя ещё не прекратился
Тот род, но ждал его конец —
В канале Бата утопился
Джордж Гордон Гайт, её отец.
И вот лишь Кэтрин и осталась
Из рода древнего и ей
Наследство славное досталось.
Тут Байрон встретился вдруг с ней.
Был капитан красив собою,
Не глуп в суждениях, и всё ж,
Он жил не только лишь любовью.
Но он настолько был хорош
Что Кэтрин сразу же влюбилась.
А он, её богатства чтя,
Дарил любовь свою, как милость,
Привыкший жить легко, шутя
Хотя была и толстовата
И низковата Кэтрин, Джон
Решил жениться на богатой.
Любил жить, тратя деньги, он.
Но очень скоро всё богатство
Растаяло, как лёд весной.
Любовь, что обещала счастье,
Лишь разорение несло.
От всех долгов и кредиторов
Пришлось во Францию бежать.
Жить трудно стало Кэтрин, вскоре
Настало время ей рожать.
Уехать в Англию решилась.
А муж? Остался в Дувре он.
Настало время и свершилось —
Родился Джордж Гордон Байрон, *
Век восемнадцатый кончался.
Считаясь веком золотым.
Он убедить людей старался,
Что жизнь должна гордиться им.
И прав был, многие поэты
Его чарующих времён,
Стихи, наполненные светом.
Смогли оставить нам. Но в нём
И злые силы не дремали.
Не утихала боль людей.
Они друг с другом воевали
Во имя призрачных идей.
А если более реально —
За земли и богатства. Им
Всегда чего-то не хватало.
Нет, не был век тот золотым.
И всё же жизнь и в нём сияла,
Сверкала, призывая в даль.
И в нём Любовь торжествовала.
Но Джордж ещё не понимал
Его таинственных явлений,
Его загадочную суть.
Он лишь вступил в святое время,
Лишь начал жизненный свой путь.
А жизнь была нелёгкой, быстро
Их разорить успел отец.
И в Абердин переселиться
Решила Кэтрин, наконец.
В Шотландию в тот край суровый
Где легче было бы ей жить.
Она была уже готова
Шального мужа позабыть.
Но не могла, любила очень,
Хотя страдала от него.
А он ей голову морочил
Манили деньги лишь его.
Как и отец, был Джордж красивым
Но он с рождения хромал,
И с детских лет, себя счастливым
И полноценным не считал.
Хотя и был Джордж развит очень,
Отзывчив и весьма умён,

Родился Джордж Гордон Байрон, * – 22.01.1788г.

Но сам не знал, чего он хочет,
Какая страсть таилась в нём,
Какие силы, злость…. Однажды,
Когда ещё он крошкой был,
За платье грязное, отважась,
Его вдруг кто-то укорил.
Он тут же разорвал то платье,
Словно волчонок, озверев
Так забурлила в нём внезапно
Кровь Гайтов, породив злой гнев.
Он видел с детских лет лишь ссоры
Отца и матери, чья жизнь
Была как будто бы укором
Любви, в ней было много лжи.
Среди упрёков, громких жалоб
И злобных выкриков он рос.
Ребёнку счастья не хватало.
Познать ему не довелось
Любви отцовской, материнской.
Им было некогда. А сын
Хотя и находился близко,
Был иногда невыносим.
Была сестра ещё, но где-то
В ином, чужом ему роду.
Но Джордж не зря стремился к свету
Скользя по жизни, как по льду
Отец жил с матерью недолго,
И деньги им не помогли.
И вновь он в дальнюю дорогу
Собрался, в край чужой земли.
Во Франции любвеобильной
Гулял он, весело кутил
И исчерпав мужские силы,
Став нищим, жизнь свою сгубил.
А может, было, всё иначе
Никто не знает, но Кэтрин
О нём рыдала громко плача.
Страдал, конечно же, и сын.
Ведь Джордж, он всё же восхищался
Своим отцом, в чьей красоте
Он, несомненно, повторялся,
Таким же был, но вместе с тем
Умней, наверное, возможно
Впитал в себя из двух родов
Всё лучшее, хотя он тоже
На сумасбродства был готов.
Страной туманной и суровой
Была Шотландия и в ней
Рос Байрон, с детских лет готовый
Проникнуть в тайны новых дней.
Там по ночам всегда бродили
Ночные призраки людей.
Они как будто бы хранили
Все тайны прошлого в себе.
Конечно, мальчика пугали
Те приведения, они
С ним встречи с давних пор искали,
Стучась в окно из чёрной тьмы.
А может это просто ветер
Стучался в окна, или дождь.
Но призраков боялся встретить
Во тьме ночной малютка Джордж.
Такие страхи закаляли
Почти все детские сердца.
Пяти лет не было, отдали
Учиться в школу сорванца.
Был прост его учитель Бодси.
Учил молитвы он читать
И на наивные вопросы
Не собирался отвечать.
Тогда для Байрона наняли
Из колледжа учителей,
Которые, ему внушали,
Любовь и к богу, и к земле.
Их Кальвинистское ученье
Смущало Джорджа, он не знал
Для радостей или мучений
Бог жизнь ему предназначал.
Он избранный или, за то, что
Всегда грешили предки всласть,
Избрать его бог не захочет
И душу дьяволу отдаст.
То был он добр, то очень кроток,
То зол и гневен, словно чёрт.
Не мог расти он беззаботно
Беспечно, торопясь вперёд.
В то время Франция бурлила
Сметая с трона королей.
Та революция страшила
Монархов, делая их, злей.
Но люди, те, что, победнее,
Считали, что во всём правы,
Поднявшиеся за идеи,
Свободы, равенства, любви.
И Байрон в годы те, всем сердцем
Был за народ, и для него
Сомнений не было, но детство
Ещё не кончилось его.
Ещё был мал он, чтоб уехать
Во Францию. Учился он.
И делал первые успехи
Своим, проснувшимся умом.
Любил историю Джордж, много
Книг интересных прочитал.
А иногда он очень долго
О чём-то радостном мечтал.

Глава четвёртая

ЛЮБИЛ ШОТЛАНДИЮ ОН

Его учёба продолжалась
В Абердинской средней школе
Старинной школа та считалась
И ею Байрон был доволен.
Здесь сразу стал он выделяться
Как самый смелый среди всех.
Хромой, но так умел он драться
Что обречён, был на успех.
Играл прекрасно на бильярде,
Любил о чём-то рассказать.
Всегда, все дети были рады
С ним пообщаться, поиграть.
Уже в то время он стремился
Познать таинственный Восток.
В Шотландии он приобщился
К романтике, лишь здесь он смог
Понять величие прекрасной
Мечты, зовущей к красоте.
И он стремился не напрасно,
К своей невидимой мечте.
Любил Шотландию он, горы
Те, что в тумане голубом
Искрились, закрывая море
И пробуждали счастье в нём
От приобщения к природе.
Лишь здесь он, чувства не тая,
Всем сердцем чувствовал свободу,
Святую радость бытия.
Любуясь красотой долины
И гордым пиком Логногар,
Чья белоснежная вершина
Как будто бога светлый дар.
Бродил он между водопадов,
Среди причудливых тех скал,
Которым сердце было радо.
Он в них как будто бы искал
Следы своих великих предков,
Чей род достойно продолжал.
В шотландской шапке он и с пледом,
Себя героем, ощущал.
Здесь первой детскою любовью
И страстью был охвачен он.
И был надолго очарован
И красотой был побеждён.
Так в девять лет познал он счастье —
Быть рядом с милым существом.
И трудно было разобраться
Какие чувства зрели в нём.
Девчонку с карими глазами
Хотел он видеть, вот и всё.
Что к ней влекло его, не знал он.
Была любовь та, словно сон.
Но Джордж не очень-то старался
Преподнести свою любовь,
Так хромоты своей стеснялся,
Что провалиться был готов.
Переживал он и терзался.
Боролось с робостью в нём страсть,
Себя он сдерживать старался,
Но иногда мог в ярость впасть.
Так он при матери однажды
Ножом себя ударил в грудь.
Мать не успела вырвать даже
Тот нож, пронзил её испуг.
Мать этот случай растревожил,
Был сына гнев, как предков след.
Рос Джордж злопамятным, возможно
Забытый вспомнил инцидент.
Когда ему минуло десять
Прекрасных, чистых, детских лет,
В которых жил он с интересом,
Скончался в Ньюстеде вдруг дед,
Носивший славный титул лорда.
Теперь Джордж Байрон лордом стал
Шестым. Звучало это гордо.
Хотя и был ещё он мал,
Но понимал, что был возвышен
Судьбой – не каждый лордом был.
И не был этот титул лишним,
Джордж славой предков дорожил,
Ещё не ведая, не зная,
Что ждёт его в грядущих днях.
А жизнь, то добрая, то злая
Внушала и любовь, и страх.
И, наконец, в свои владенья
Приехал новый, юный лорд.
Здесь, в замке Ньюстед, без сомненья
Он своё счастье обретёт,
И в нём любовь проснётся к предкам.
Опишет позже он в стихах
Их героизм, хотя нередко
Жизнь проходила и в грехах.
Не мог быть к предкам равнодушным,
И, безразличным наш герой.
Но Ньюстед был полуразрушен,
Хотя и высился горой.
Ремонт потребовал бы денег,
Немалых и решила мать
Снять домик, в славном Ноттигене,
Чтоб жизнь как прежде продолжать.
В Ньюстеде Джорджем был посажен
Дуб – в землю жёлудь он зарыл,
Чтоб рос он и людей однажды,
Своею мощью удивил.
У короля смогла добиться
Мать пенсии приличной, ей,
Вдруг захотелось жить в столице,
Где было лучше, веселей.
Был отдан Байрон в школу Генны,
Начитанным мальчишка был,
Стихи рассказывал отменно
И библию читать любил.
И постепенно перемены
Коснулись Байрона, хотя
Желал он выглядеть надменно,
Как лорд, но он ещё дитя.
Его волнуют тайны жизни,
Любви и грусти. Иногда
Бывает он весьма капризным,
Но в этом нет ещё вреда.
Он слишком вспыльчив по натуре,
А мать и вовсе не проста.
Джордж словно ангел белокурый
Пригож, а мать низка, толста.
Зато могла с любым поспорить,
Переорать, перекричать.
Сын, став свидетелем позора,
Не мог любить родную мать.
Хотя душа его стремилась,
К любви и к нежности, увы,
На ласку грубость не сменилась.
Сын рос, не чувствуя любви,
И мать родную не целуя.
Но с детских лет своих познал
Любовь иную, неземную,
Как самый чистый идеал.
Он был влюблён в свою кузину.
Та Маргарет была нежна,
Чиста, светла, неотразима,
Как снег, как русская княжна.
Всю жизнь свою хранил он в сердце
Большие чёрные глаза,
Ресницы длинные. Так в детства,
Любовь впервые он познал.
И в жизни больше не встречалось
Такое чудо красоты.
И сердце полное печали
Напрасно верило в мечты.
И всё же Джордж ещё был молод —
Ему тринадцать с лишним лет.
Забыл он смерть отца, а горя,
Другого не было и нет.
А к стычкам с матерью привык он.
Хотя и злился, но терпел
Её упрёки, вопли, крики,
И с ней ругаться не хотел.
Когда же в Харроу – Скул, в школу
Его отдали, загрустил.
Позднее Байрон был доволен,
Что в ней учился он и жил.
Но самых с первых дней старался
Быть независимым от всех.
Характером он выделялся,
Упрямым, твёрдым, как орех.
Хотя хромал, не поддавался
Он унижению, всегда
В любой игре к победе рвался
И помощи чужой не ждал.
Был, смел, решителен, гордился
Собой и титулом своим.
Достаточно легко учился
И многие дружили с ним.
Он в дружбе был для всех порукой,
Спеша любого защитить
И, необдуманно, поступки
Любые мог он совершить.
На диком жеребце беспечно
Скакал, во весь опор гоня.
А ведь себя мог изувечить
Слетев нечаянно с коня.
И плавал долго он, порою
Не видя берега почти.
Такого славного героя
Не смели недруги не чтить.
Ну, а друзья всегда старались
Быть рядом, верили в него.
Он жил ни в чём не повторяясь,
Не обижая никого.
Жил, радуясь сиянью солнца
Спеша к мечте своей успеть.
Но вызывала беспокойство
В нём неминуемая смерть.
Когда же он узнал о смерти
Прекрасной Маргарет, сестры,
Красивой, пятнадцатилетней,
В нём боли были так остры,
Что он не знал, как жить, что делать.
Не мог представить он тогда,
Как нежное, святое тело
Зарыли в землю навсегда.
Ту красоту, что вся светилась,
Как ангел, в сны его спеша.
В нём сердце странно, чутко билось
И тихо плакала душа,
Наполнившись великой грустью
От мыслей горьких и сухих.
И горечь сладостного чувства
Рождали первые стихи.
Джордж в дни каникул постарался
Вернуться в древний замок свой.
Он не напрасно видно рвался
В Ньюстед, ведь он спешил домой,
В гнездо своих великих предков,
Тех гордых рыцарей, чей дух
Витал над Ньюстедом. Нередко
Он повторял их клятвы вслух.
И их мечтами наполняясь,
Всем сердцем рвался в страны те,
В которых, ангелам на зависть,
Все преклонялись красоте,
Цветению великой жизни,
Свободе яркой и хмельной.
Но предан был своей Отчизне
В те годы Байрон, мой герой.
Поэтому любил всем сердцем
Он Ньюстед, родовой очаг,
Оставленный ему в наследство,
Как лорду, ради светских благ.
Был юн ещё он, лишь позднее
Отвергнет роскошь и уют.
Но в дни те, не было роднее,
Чем Ньюстед, сказочный приют.
Среди почти пустых развалин,
Но гордых, словно память дням,
Достойных самой яркой славы
Вместе с печалью пополам.
Здесь ветер буйствовал, как прежде
Над крытыми дворами, злясь,
Спеша перечеркнуть надежды,
Поддерживая с прошлым связь.
В садах во всю торжествовали
Чертополох с цикадой, роз,
Увы, осталось очень мало
И было жалко их до слёз.
А в окна церкви залетали
Мышей летучих стаи, их
Мгла помещений привлекала
Полуразрушенных, пустых.
Джордж в парке дуб нашёл, который
Шесть лет назад он посадил.
Дуб вырос, ствол его и корни
Окрепли. Счастлив Байрон был.
И жизнь свою он с этим дубом
Связал навеки, с тех времён
Всегда они нужны друг другу —
И эта мысль осталась в нём.
Ещё он в озере купался
И плавал очень далеко,
В воде резвился и плескался
И чувствовал себя легко.
Среди ликующей природы,
В безмолвии полей, лесов
Он сердцем чувствовал свободу
И принимал её любовь.
А рядом с Ньюстед, по соседству,
Очарованием тех мест
Считалось Энсли, то поместье,
В котором чудо жизни есть,
Чьё имя Мэри Чаворт. Нежной
Красивой Мэри та была.
И в сердце Байрона надежда
Цветком весенним расцвела.
Рассчитывая на взаимность
Он каждый день к ней приходил.
Любовью, вспыхнувшей в нём сильно
Во сне и наяву Джордж жил.
И ничего не замечая,
Лишь на неё одну глядел.
Коснувшись рук её случайно
Он от восторга обомлел.
Но Мэри старше на два года
Джордж, он, мальчишка перед ней.
Джек Мастерс, граф, наездник гордый,
Охотник, приглянулся ей.
Он смелый, стройный и красивый
Был частым гостем, а она
Уже кольцо его носила
И с ним была обручена.
А Байрон зря любил, страдая,
Переживая и грустя,
Взаимности не ожидая,
Наивных, странных дум дитя.
Дней ярких хрупкие мгновенья
Рассыпались, как пыль и прах.
И сердце, в трепетном волненье
Забившись, ощутило страх.
И вот он прочь бежит из Энсли
И из Ньюстеда тоже прочь.
Из мира, где вчера был весел
Бежит, проваливаясь в ночь.
Любовь, что виделась прекрасной,
Вдруг стала тягостной до слёз.
Мечты рождённые напрасно
Сгорели словно искры звёзд.
Джордж снова в школе. Здесь, с друзьями
Ему гораздо веселей.
Он здесь всегда, всё время занят.
Среди беспечных школьных дней
Любая грусть спешит исчезнуть
И боль любая и печаль.
Вчера страдал он бесполезно,
Сегодня прошлого не жаль.
Здесь сердце горечей не знало.
Здесь был он резвым озорным.
Его ценили, признавали,
Любили и считались с ним.
Поэтом он считался в школе,
Стихи по праздникам читал.
И был в те дни собой доволен,
Иного счастья не искал.
Хотя нет-нет, да вспоминалась
Ему несчастная любовь,
Что грустной темой оставалась
Для не написанных стихов.
Любовь, в которой обманулся
Сгорела как письмо в костре.
В те годы страстно потянулся,
Джордж к Августе, к своей сестре
И стал писать ей часто письма,
Как брат, приблизиться стремясь,
Даря ей чувства, думы, мысли,
Своими тайнами делясь.
И получая письма эти
Старалась Августа понять
Характер юного поэта —
Любил он чувствами играть.
Был очень страстным, безнадёжно
Влюблялся. Смел. Умён. Речист.
Но в действиях не осторожен,
Зато душой и сердцем чист.
А время незаметно мчалось
Раскручивая дальше жизнь.
Учёба школьная кончалась.
Пять лет так быстро пронеслись,
Что жалко было расставаться
Со школой и с друзьями, здесь
Сумел почувствовать он счастье,
И к тайнам жизни интерес.
Успел понять, познать немало.
Полезным был любой урок.
Его душа протестовала
Разлуке, но всему свой срок.
Со школой грустно он прощался
И с детством собственным своим.
С друзьями добрым быть старался,
Чтобы запомниться таким.
Не с кем перед разлукой Байрон
Зря ссориться, не захотел.
И вёл себя довольно странно
Как будто бы не углядел,
Как быстро детство пролетело.
Прошло. Промчалось. Пронеслось.
К какой теперь стремиться цели,
Куда идти? – возник вопрос.
Мы все из детства уходили
Легко, как будто невзначай
Из дней, в которых ярко жили.
Никто из нас не замечал,
Что детство кончилось, не знали
Не чувствовали мы сердцем грань,
Ту, за которой оставляли,
Всё то, что нужно было нам:
Беспечность, простоту, наивность,
Святую робость, красоту,
И тела хрупкого невинность,
Души незримой чистоту,
И то, о чём не вспомнишь сразу,
Хотя оно дороже всех.
Но лучше всех иных соблазнов
Всегда был звонкий, детский смех.

Глава пятая

АХ, ЮНОСТЬ ЯРКИХ ЛЕТ!

Святое детство оставляя
Мы забывали грусть и боль.
И юность пылкая, живая
Встречала нас, даря любовь.
И новой страстью награждая,
Шутила весело смеясь,
Неслышно, тихо зарождая
Мечты неведомые в нас.
Но и она была беспечной.
Ах, юность, ярких светлых лет,
Любой из нас тобой был встречен
Любой из нас познал твой свет.
Лишь ты, о юность, и бываешь
Светлее всех и ярче всех,
Лишь ты нам радости желаешь
Пророча в будущем успех.
Лишь ты сумеешь вдруг направить
К великой цели душу ту,
Которая, стремится к славе,
Поверив, в светлую мечту.
О, юность многие надежды
Осуществить сумела ты.
Не зря же и сейчас как прежде
Живут во мне твои мечты.
Вот также незаметно сразу
Вдруг в юность Байрон перешёл,
Он не был никому обязан,
И вдаль куда-то гордо шёл.
Жизнь продолжалась, да и юность
Уже ждала его. И вот
Переживая и волнуясь
Он к ней вплотную подойдёт
И что-то скажет, но об этом
И сам не будет вспоминать.
Его с улыбкой юность встретит
И будет нежно обнимать.
Была сильней иных желаний
В нём жажда к знаниям в те дни
И просыпалась в нём живая,
Любовь к явленьям новизны.

Он знал, что стать поэтом сможет,
Когда смысл истины поймёт.
Образование продолжить,
Решил он, в Кембридже, в тот год.
Ему всего семнадцать было,
Но он не думал о годах,
В нём силы юные бурлили,
И сердце отвергало страх.
«Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь» —
Был Пушкин прав в словах нестрогих
Запечатлев святую суть.
Не каждый что-нибудь, окончив,
Сумеет жизни смысл понять.
Был русский гений в мыслях точен
И прост, ведь лучше не сказать.
Да, кстати, Пушкинские годы
С Байронскими переплелись.
Был Байрон старше и свободней,
У Пушкина иная жизнь.
Но оба рвались к той свободе,
Которую не описать.
Во имя правды жили оба,
Пытаясь жизни смысл понять.
Хотелось Байрону учиться,
Но Кембридж – университет,
В те времена не мог гордиться
Тем, что сиял в нём знаний свет.
Здесь каждый как хотел, учился,
Любой студент свободным был,
И тот, кто искренне ленился
И тот, кто слишком праздно жил.
По вечерам здесь пили вина,
Играли в карты по ночам.
Но Байрон не всегда взаимно
На дружбу дружбой отвечал.
Он презирал иных студентов,
В них ни таланта, ни любви,
Ни благородства и при этом
Считалось, что они правы,
В своих суждениях банальных,
И в сплетнях светских, в шутках злых.
Считалось, что, оригинальны
Они в суждениях своих.
Но Байрон вовсе к ним не рвался.
Он педантизм их презирал
И жить по-своему старался,
Хотя ещё не понимал
Куда спешить, куда стремиться.
Он не был к странствиям готов,
И всё ж, волнующие мысли,
Врывались в мир его стихов,
Зовя в неведомые страны,
Чтоб тайны новые познать.
Но он учился, было рано
Ещё Отчизну покидать.
Экстравагантно одеваясь,
Как денди, Байрон по утрам
Скакал на лошади стараясь,
Привлечь к себе красивых дам,
Наездниц славных, совершавших
Прогулки утренней порой.
Ведь стал уже намного старше,
В те дни учёбы мой герой.
Прогулку конную окончив,
Шёл с другом Лонгом он к реке.
Любил купаться Байрон очень,
Ныряя в глубину, в песке
Он находил яйцо, монету,
На берег клад свой выносил.
Не проходили зря дни летом —
Он набирался свежих сил
И (что приятно очень было)
За лето сильно похудел.
И это Джорджа удивило,
Давно он стройным быть хотел.
И лишний вес возненавидев
Бороться с ним не забывал,
Ел мало, много бегал, прыгал,
Купался, плавал и нырял.
В те дни писал стихи он чаще,
Хотя и не предполагал,
Что стал поэтом настоящим,
Но страстно, искренно писал.
И всё ж расходовал немало
На жизнь свою, наш юный лорд.
Аристократу не пристало
Жить скромно, нет, наоборот,
Из-за понятий странных, чуждых
Нелепо, щедро Байрон жил.
Бросая деньги, где не нужно
Он ценность жизни позабыл.
Учиться бросил. Стал боксёрством
Он заниматься, фехтовал.
С каким-то яростным упорством
Победы спорта постигал.
И с каждым днём худел стараясь
Такую форму обрести,
Чтоб стать красивым всем на зависть,
Осуществив свои мечты.
Конечно же, не только в этом
Была мечта поэта, нет —
В часы весеннего рассвета
Ждал чуда яркого поэт.
В нём думы тайные рождаясь
Сулили радость среди мглы.
Он торопился вдаль, стараясь,
Познать, принять любовь земли.
В часы досуга, забываясь
Стихам он отдавался весь,
Во имя Музы, вновь стараясь,
Спешил проникнуть в мир чудес.
Писал о юности, о жизни,
О славе предков, о любви,
Забыв ненужные капризы,
Не признавая слух молвы.
Не слушая, противных сплетен,
Не веря пафосным речам
Людей, которые как дети
Порой восторженно кричат,
О счастье, о свободе, словно
Познали их святую суть,
В те дни, когда народ готовый,
К лишениям, ценил лишь труд.
Но знал ли юный лорд об этом.
Нет, он не знал как жил народ.
И всё ж тревожило поэта,
Всё то, чем мир земли живёт.
Он написал стихов немало,
И, в общем, были неплохи,
Его, для сердца плод желанный,
Одушевлённые стихи.
И вот издал свою он книгу
«В часы досуга», с той поры
Поэтом признан был, увидев
Себя с божественной горы
Той, что Парнасом называлась.
Не всем подвластна та гора.
Поэты многие старались,
Взойти к ней, но старались зря.
Лишь только гений сердцем чистый,
И одарённый божеством
Мог в этом рае поселиться,
На том Парнасе не пустом.
Там с древних лет торжествовала
Сафо – царица рифм и слов.
Она Платона восхищала
Мелодией своих стихов,
В которых страсть души бурлила,
Не признающая преград…
Певцы любви с ней рядом были —
Коринна, Мелеагр, Паллад.
Анакреон, Алкей и Ивик…
Плоды их сладостных стихов,
Вкусивший, станет вновь счастливым,
И возродит в себе любовь.
Там на Парнасе правит всеми
Гомер – поэтов первый царь,
Нам « Илиаду» с «Одиссеем»
Оставив как бессмертный дар.
Катулл, Тибулл, Гораций, с ними
Пропорций, к подвигам зовя
Стихами дивными своими,
Героев всех благославя,
Простор, для их деяний видя,
Манили в сказочную даль.
И среди них поэт Овидий
Вторым царём поэтов стал.
Сумев великим вдохновеньем,
Пронзая мглу и глубь веков,
Преодолеть святое время,
Чтоб сохранить свою любовь.
Поэтов много там, влюблённых
В жизнь, сохранивших с нами связь.
Он с каждым годом оживлённей,
Шумней становится Парнас.
Туда и Байрон наш стремился
Почуяв вдохновенья жар.
Поздней там Пушкин воцарится
Поэзии российской царь.
И много там поэтов славных
И каждый музой окрылён.
Нет на земле пока им равных,
Но… Слышу крик… Родился он.
Где неизвестно, кто неясно,
В каком краю, в какой стране,
Но он родился не напрасно
Во имя счастья на земле.
Играя звёздными огнями,
К дню новому спешил рассвет.
Но жить одними лишь стихами
Не сможет ни один поэт.
Жизнь отвлекает и тревожит
Ведь в ней так много разных дел.
И Байрон юный наш, он тоже
При жизни многое хотел.
И пылкой дружбе отдавался,
Ценил друзей прекрасных он,
Но в жарких спорах оставался
Всегда при мнении своём.
Был Мэтьюс друг его, писатель
И остроумный эрудит
Студентом, как и он, и кстати
Они решили вместе жить
Там в Кембридже, чтоб заниматься
Вдвоём науками, с тех пор
Беседовали очень часто.
Серьёзным был их разговор.
У Байрона вторым был другом
Хобхауз, здравый человек.
Скрон Дэвис, третий в этом круге.
Ну, а четвёртый сам поэт.
И крепла дружба их живая.
Никто предательства не ждал.
В то время всем помочь желая
Джордж щедро деньги раздавал.
И сам, без денег оставаясь,
Стал занимать и долг возрос.
Жизнь осложнялась заставляя
Страдать, но не терпел он слёз.
А тут статья о нём вдруг вышла
В журнале «Эдинбург ревью»
О том, что он так скверно пишет,
Как будто косит зря траву.
Что рифмоплётствуя напрасно
На всех наводит скуку он.
Несправедливостью ужасной
Поэт наш был ошеломлён.
Но он решил проблему просто —
Назло врагам всем промолчал.
Ведь сам поэт известный Вордсворт
В те дни его стихи признал.
А время шло в разгаре лета
Закончил наконец-то он
Учёбу в университете,
Свой Кембридж, получив диплом.
И вот теперь уже свободный
От всех условностей, опять
Въезжает в замок свой он гордо,
Чтоб дело предков продолжать.
Но Ньюстед весь почти запущен
Полуразрушен, мрачен, пуст.
Хотя здесь Байрону и лучше
Чем где-нибудь и всё же грусть
Терзает юного поэта.
Стихам он предаётся вновь,
Боясь, случайно даже встретить,
Свою несчастную любовь.
Он всё же с Мэри повстречался.
Любовь в нём вспыхнула опять.
Но он, конечно же, держался
Стараясь сердцу доказать,
Что всё прошло, угасли страсти
Былых, прекрасных, светлых дней,
В которых, он любил напрасно.
Но сердце билось всё сильней
Фальшь слов его, не признавая,
Тревожа Байрона, и он
Любовь в душе своей, скрывая,
Молчал, сгорали страсти в нём.
И он не знал в те дни что делать
И еле сдерживал себя,
В стихах лишь признавая, смело,
Что слишком зла его судьба,
Что дни его тусклы, унылы,
Что он несчастен, видит бог.
А Мэри с мужем, с дочкой милой
Жила, не ведая тревог.
Джордж, как занозу вырывая,
Любовь из сердца, звал друзей,
Как бы на помощь призывая,
В свой Ньюстед – родовой музей.
И вот они к нему явились
Хобхауз с Мэтьюсом. Втроём
Друзья резвились, веселились,
И оживляли старый дом.
Своим веселием невинным
Весь замок разбудить стремясь,
Опустошая погреб винный,
Танцуя, радуясь, смеясь.
Садовник как-то обнаружил
Скелет монаха давних лет,
В саду, копаясь, Байрон тут же,
Как романтический поэт,
Из черепа монаха кубок
Решил создать, и ювелир
Отшлифовал тот череп грубый,
Чтоб удивить тем кубком мир.
И Байрон написал об этом:
«Чем быть приютом для червей,
Сок винограда сладкий, светлый,
Храни для радости моей».
Так радуясь, торжествовали,
Прощаясь, с юностью друзья.
Звала их жизнь, в иные дали,
Мечтой таинственной дразня.
И Байрон, взрослым став, увидев,
Явь жизни Родины своей,
Любя её, и ненавидя
Всё то, что было чуждо ей,
Что пользы ей не приносило,
Всю подлость, желчь и злость людей
Великих, гордых и всесильных,
Жить, не желая в их среде
И их законы презирая,
Стремясь к свободе с детских лет,
Решил, судьбой своей играя,
Покинуть край, в котором нет
Ни счастья, ни любви, ни правды.
Живя в плену унылых дней,
Уже давно расстаться жаждал
Он с грустной Родиной своей.

Глава шестая

ВСЕГДА СПЕШИЛИ ЛЮДИ В ДАЛИ

Всегда спешили люди, в дали
Волшебных, сказочных пространств,
Чтоб позабыть свои печали
И утолить святую страсть
Сердец, стремящихся к свободе,
Душ, вечно рвущихся в полёт,
Чтоб слившись с жизнью и с природой
Достичь невидимых высот,
И ощутить собою радость
Той воли истинной, чей смысл
В том, чтобы зло не повторялось,
В том, чтоб прекрасней стала жизнь.
Чтоб не завидовать чему-то,
Чтоб быть уверенным в себе.
И всё же люди почему-то,
Покорны, собственной судьбе.
Боясь чего-то, ждут возмездья.
Но среди них ведь кто-то смог
Героем став, свершить над бездной,
Последний может быть, прыжок,
Удаче искренне отдавшись,
Не пряча от судьбы глаза.
Такие рыцари и раньше
Встречались. Их забыть нельзя.
Не все, из множества живущих,
Сейчас сумеют повторить
Такие подвиги, ведь лучше
Спокойно, тихо, мирно жить.
Есть, спать, покоем наслаждаться,
Любить, цвести, торжествовать
И принимая это счастье,
Себе волнений не желать.
Но есть другие люди, рвутся
Куда-то в даль времён иных.
Их думы, мысли, страсти, чувства,
Как капли сгустков золотых.
Им трудно жить среди рутины
Бесцветной жизни грустных дней
Туманных, мглистых, тусклых, длинных,
В плену искусственных огней.
В тех серых, тихих днях, в которых
Любая радостная мысль,
Всегда реальности покорна,
И птицей не взлетает в высь.
В которых нет такого счастья,
Чтоб вольно чувствовать себя,
Где невозможно продолжаться
Сияя, радуясь, любя.
Где мир отдавшись чьим-то мыслям,
Как будто тихо угасал.
Джордж не напрасно торопился
В иной простор, в иную даль.
Спеша от грустных дум отвлечься
Пускается в далёкий путь
Лорд Байрон, наш поэт беспечный,
Хотя его нигде не ждут.
Но ветер так свободой дразнит,
Что за неё ты всё отдашь.
Джордж не один, с ним друг Хобхауз
И камердинер с ним и паж.
Путь выбран и корабль тоже.
Повёл в Испанию их путь.
Корабль, мчась неосторожно
Все волны принимал на грудь,
И разрезая их всё дальше
Куда-то в море уходил.
И Байрон всё, что было раньше
С ним в жизни, словно позабыл.
Глядя на гладь морских просторов
Мечту в себе Джордж воскресил,
Чуждаясь лишних разговоров
С людьми, с которыми он плыл.
Резвились перед ним дельфины
Своей игривостью дразня
Да так, что захотелось с ними
Поплавать, но, увы, нельзя —
Корабль, словно ветер мчится,
Не стоит тратить время зря.
А в небесах морские птицы,
Свободе, радуясь, парят,
И стаи быстрых рыб летучих
То вверх, то в воду вновь спешат.
В стихии моря им не скучно.
И тает Байрона душа
От свежести морского ветра,
Бескрайности морских равнин.
Он рад до самого рассвета
Мечтать на палубе один.
Что ждёт его, какие страны
Сумеют в нём воспламенить
Любовь, которой, как ни странно,
Он в прошлом был, почти убит?
Где сможет он восстановиться,
Воскреснуть, снова обретя
Простые, радостные мысли,
Чтоб жить беспечно, как дитя,
И мир, и жизнь воспринимая
Свободно, радостно, легко,
Чтобы душа его живая,
Не уносилась далеко
В святые дали, оставляя
В том одиночестве, чья боль
Страдать, терзаться заставляет
Того, кто борется с судьбой?
Не знал он, а корабль мчался.

Продолжить чтение