Братья 2. За закрытой дверью

© Ада Цинова, 2024

ISBN 978-5-0064-7781-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Знаю, что еще рано, даже не открыв глаза. Мои внутренние часы бьют тревогу: так рано вставать опасно для моей психики. Только после девяти, иначе достанется всем, достанется нервная, крикливая Мира с эмоциональными качелями и истерическими припадками.

Конечно, появление ребенка внесло коррективы в режим сна. Бывало, что и в пять подъем, бывало, что и за всю ночь поспишь жалкий час. Каково ощущать себя выжатым чайным пакетиком, я вряд ли когда-нибудь забуду. Все же возможностью насладиться полноценным сном я пользуюсь по максимуму. Наконец-то нашему сыночку исполнилось два года и он научился спать всю ночь беспробудно.

Сейчас часов семь, Мишутка еще спит, спит в своей кроватке, спит в отдельной комнате. Ему достались мои совиные гены, поэтому он будет спать еще часа два. Я тоже буду, но сначала пожелаю хорошего дня человеку, который успел осуществить фокус исчезновения из нашего брачного ложа.

В кружевной ночнушке с голой спиной и огромными разрезами на бедрах спускаюсь по лестнице. Это уже не тот черный необычный дом Димы. С рождением Миши мы переехали в двухэтажный коттедж просторнее и светлее. Холодный белый минимализм разбавило многоуровневое освещение и темная палитра. Молочно-шоколадный дом оказался воплощением уюта. Здесь мне хорошо, и не только из-за того, что это я подобрала жалюзи и кресла. В доме живут люди, поэтому в нем тепло. На каждом углу игрушки, моя косметика и футболки Димы.

Вот настоящие крошки на столешнице, вот криво поставленный на плиту чайник, а вот и мой муж в солнечной дорожке у окна очень по-настоящему натягивает носок, покачивается, матерится, оставляя отпечатки пальцев на панорамном окне.

Мартовский пейзаж – так себе. Снега нет, зеленого газончика тоже. Все же вид сегодня потрясающий. Я успела к рассвету, который обычно благополучно пропускаю, валяясь в постели. Невинное небо буквально пожирают язычки оранжевого пламени. Горит все. Горят облака, горит небо, горят и мои глаза, отражая адское пламя.

– Какое ослепительное сегодня солнышко. Ты только посмотри… – говорю я.

Теперь Дима замечает меня и улыбается одним уголком губы, рассматривая мою ночнушку, хотя, скорее, то, что под ней.

– Лучше посмотрю на другое солнышко, еще такое сонное.

Похоже, путешествия во времени все же существуют. Всего одна фраза отбрасывает на три года назад. На мои голые плечи прилетает шелковый халат, комната расширяется в геометрической прогрессии, за окном вырастают серебристые небоскребы. Глаза не темные, а светлые, улыбка не пошлая, а умиленная. Андрей ответил также.

Мне сложно дышать, я опускаю глаза. Возвращение в реальность происходит быстро, проглатываю железяку в горле и выдавливаю улыбку. По прищуренным глазам Димы понимаю, что он не поверит в нервный тик.

– И что, блять, уже не так?

– Все хорошо. Правда.

– Я же вижу, что нет. Это уже было, да? Он сказал также? Захотел смотреть на другое солнышко? – восторгу Димы нет предела.

– Дима…

– Ну ответь. Я угадал?

Не нравится мне его насмешливый тон и заискрившиеся глаза. Жить во вранье с недавних пор тоже.

– Да, – выдавливаю я. – Но это же неважно. Это прошлое, важно только настоящее, наше настоящее.

Пока пытаюсь предугадать дальнейший ход неприятного разговора, Дима приближается вплотную и пускает обе руки в разрезы ночнушки. Сжимая ягодицы, он наклоняется и целует меня. Поцелуй настолько страстный, кажется, что его языку ужасно тесно в моем рту. Рывок – он берет меня на руки, продолжая надавливать на попу. Не остается ничего, кроме как обхватить его ногами и вцепиться в плечи.

– У тебя же сегодня встреча, к которой готовился месяц. Не опоздаешь? – спрашиваю я.

– Да вообще похуй. Подождут. Хочу тебя безумно.

Словно в подтверждение своим словам, Дима усаживает меня на обеденный стол, а не идет к дивану в гостиной. Мокрые поцелуи в шею бьются током. Спихиваю ремень с джинсов Димы и все чаще двигаю рукой. Дима спускает тонкие шлейки с моих плеч, оголяет грудь, но полностью меня раздевать не хочет. Растирая и выкручивая соски, он добивается не только моих стонов, но и яростного встречного движения. Прикушенная губа и пару таких отчаянных рывков, что я давлюсь собственным криком.

Напор у Димы всегда заоблачный, в этот раз он даже вдохнуть мне не дает. Каждое новое движение глубже и чаще предыдущего. Уже нет ни поцелуев, ни прикосновений к эрогенным зонам, есть только накал безумства. Давно уже не сижу: он полностью вдавил меня в стол и, сжав попу до онемения, проверяет мое самообладание. Чтобы не орать, сама закрываю себе рот ладонью, в следующую же секунду прикусываю ее. Казалось, что вызвать ощущения сильнее невозможно, у него же получается, при чем без стимуляции клитора. Оргазм после десяти минут дикого секса без возможности даже пошевелиться. Не чувствую я боли в спине, вдавленной в стол, и на ограниченное дыхание из-за тяжести на себе плевать. Мой оргазм ничего не меняет. Дима словно пытает меня, усиливая то, что уже и так выворачивает наизнанку. Минута, две. Не удивлюсь, что упивается моими содроганиями он еще дольше, чем процессом доведения до них.

Когда могу сделать полноценный вдох, сначала даже не верю в это. Я дышу, чувство завершенности вызывает тупую улыбку. В этот раз страшное расслабление не только в области гениталий. Мне кажется, что я вся стала крохотным комочком счастья. Не представляю, как хоть пальцем пошевелю, не то что спущусь со стола. Обожаю Диму за непредсказуемость и способность совершать невозможное. Хочу выдавить хоть пару слов о том, как мне сейчас хорошо, но Дима говорит первым:

– Ну что, тем утром выебал Андрей свое солнышко?

В этот раз глаза Димы не искрятся, а в голосе звенит та искренняя ненависть, которую он приправлял насмешкой.

– Серьезно, блять? Думал об Андрее, трахая меня?

– Зайка, не ревнуй, – лыбится Дима. – Я же знаю, что ты думаешь о нем чаще моего.

Где-то нахожу силы сесть и натянуть шлейки ночнушки. Злится сейчас не один Дима. Все приятные чувства испаряются, теперь мне хочется плюнуть ему в лицо.

– Во время секса я о нем не думала ни разу! Да, он был частью моей жизни! Воспоминания не выбросить из головы, порой они всплывают! Да, черт побери, у меня есть прошлое! Ничего, блять, что у тебя был десяток женщин, а у меня всего один мужчина?

– Зато какой! – вскидывает указательный палец Дима. – Миллионер, мистер совершенство, определенно, лучший из двух братьев. Так что, Мира, какой был финал? Выебал или нет?

– Не выебал! – плююсь ядом и спрыгиваю со стола.

– М-м-м, – усмехается Дима и подходит. – Ладно, я поехал. Хорошего дня, солнышко.

Дима не только выговаривает слово «солнышко» хуже, чем «шлюха», еще и пару раз хлопает мне по щеке. Не сильно, но и не игриво. Автоматически поджимаю губы и впиваюсь ногтями в свои ладони. Прямо сейчас приятное тепло внутри переворачивается, превращаясь в колючий холод. Хлопок двери вызывает дрожь.

Что я чувствую? Оскорбление? Обиду? Злость? Может быть, но они смешались так, что их не идентифицировать. Точно могу сказать, что чувствую натяжение. Натягиваются не только мои нервы, но и наши отношения.

В этот раз проваливаюсь в прошлое добровольно. Помню, как сидела на коленках Андрея и он гладил меня, помню, как рассказал про приглашение Димы. И все-таки, что хуже? Остаться одной в роскоши и одиночестве, чувствовать отчужденность мужа, быть для него всегда на втором месте? А может стать его навязчивой идеей, интересовать настолько сильно, что вызывать не только страсть, но и одержимость? Тогда меня душила тоска, сейчас по щекам бьет горечь. Не знаю, что лучше, если в чем и уверена, так в том, что тот день стал началом. В гостях у Димы рухнул образ Андрея, как безгрешного и идеального мужчины. Оказалось, что он тоже может быть грубым и несправедливым, что Андрей человек, а не безупречный манекен. Рядом с исказившимся образом вырос и другой, преднамеренно испорченный, этим и притягательный. Мне было интересно раскрашивать его. Порой я искреннее верила, что Дима прекрасный человек. Все же контур остается прежним, какой яркой краской его не наполни.

Глава 2

Спать уже не хочется, делаю кофе и усаживаюсь у окна. Рассвет догорел, остался лишь розоватый дымок. Паршивое чувство пренебрежения на фоне физиологического расслабления бесит еще сильнее. Хочу, чтобы было плохо. Сидеть бы и грустить, думать о том, что мой муж обошелся со мной отвратно, а тут это чертово послевкусие от удовольствия.

Теперь хотя бы придумывать тысячу бесполезных занятий не нужно. Когда ты мама, скучать некогда. Собрав игрушки и загрузив стирку, иду готовить завтрак. Раз встала сегодня рано, будет потрясающая творожная запеканка со свежими ягодами. Безмерно рада, что не торчу с утра до ночи на кухне и не убираю дом по полдня. Доход Димы позволяет пользоваться услугами клининговой компании и заказывать готовую еду. Ежедневно готовлю только ребенку, а для всех под настроение. Даже когда используешь чудеса технологий, в большом доме тебя постоянно отвлекает много дел. Особенно, когда твоему ребенку два года и он активно изучает свойства предметов. И стены у нас были обрисованы моими помадами, и землей из вазонов приправлен ковер.

Как ответственная мать, я погрузилась в тему развития и воспитания детей с головой. Теперь я знаю кучу лайфхаков, как справиться с маленьким чертенком, а также как развивается психика детей на разных возрастных этапах. Увы, обширные знания не сравнимы с бокалом вина после трудного дня или походом в спа. Продолжительные истерики Миши часто выводят из себя, я и голос могу повысить, и усугубить ситуацию несвоевременным запретом. Никто не идеален, особенно после непрерывного пребывания с ребенком в течение двух лет. Няни у нас не было никогда.

Оставить ребенка незнакомому человеку я не могу, мои родители живут в другой стране, а со своими родственниками Дима не то что не общается, у них давняя вражда. Зато Мише повезло с папой. Диме я доверяю больше, чем себе, он умеет все. Мне кажется, что с сыном у него особая связь. Миша всегда выберет носиться с ним по дому, а не рисовать со мной, они без ума друг от друга.

О том, что Дима станет потрясающим отцом, я догадалась еще во время беременности. Он не только наглаживал мой необъятный живот, он готовился к появлению малыша наравне со мной. С самого первого дня носил Мишутку на ручках, менял подгузники, а в выходные ходил с ним на двухчасовые прогулки, чтобы я могла выспаться. Дима задаривает сыночка игрушками, серьезно говорит с ним о жизни с младенчества, у них свои игры и даже секреты от меня. Да, Дима стал идеальным отцом, но стал ли он идеальным мужем?

Здесь сложнее. После рождения Миши идиллия притупилась. Знаю, что возникновение ссор на почве появления ребенка не новость. Многие ссорятся, когда пытаются перестроить жизнь, добавив в нее новое и постоянное значение. Недосып, нервозность, переживания за ребенка и страх неизвестности. Хоть мы и орали друг на друга, ссоры не вернулись к прошлой точке с психологическим и физическим насилием. Со временем стало проще. Привыкли к ребенку, привыкли и к новым ролям.

Даже не помню, было ли что-то вроде того, что произошло утром. Я была уверена, что Дима привык к положению вещей и отбросил прошлое также, как сделала я. Может, я и ошиблась. Что-то мне подсказывает, что если спрошу в лоб, то он не ответит. Вариантов всего два: или он до сих пор не простил мне того, что я обрекла его на роль любовника, или он боится потерять меня прямо сейчас.

Мишутка просыпается, и мы завтракаем на залитой солнечным светом кухне. Красивее ребенка в своей жизни я не видела. Хотя, наверно, каждая мама считает своего малыша лучшим. У Мишутки мои серые глаза с огромными ресницами, до сих пор пухлые щечки и золотистые кудряшки.

– Приятного аппетита. Сегодня у нас творожная запеканка. Что скажешь? Вкусно?

Кое-как впихнув в рот огромный кусок, Миша выговаривает четкое:

– Да.

– Очень рада, что тебе понравилось. А посмотри, какие красивые ягодки. Знаешь, как называются? Давай их назовем.

Он знает уже достаточно много слов и говорит отлично для своих двух годиков и двух месяцев. Говорит не просто слова, а фразы, и может попросить то, что хочет. Успехи Мишутки – это и мои успехи. Общаюсь я с ним с утра и до ночи, читаю и играю во все подряд.

– Кубика, – говорит Мишутка и хлопает в ладошки, когда я ему киваю.

– Точно, клубника. А это?

– Эника.

– Ежевика! Какой ты молодец. Знаешь, что, Мишутка? Я встала сегодня с первыми лучами солнышка, напилась кофе и предлагаю тебе отправиться на утреннюю прогулку в лес. Ягодки еще не выросли, а вот цветочек, может, и найдем. Что скажешь? Пойдем гулять в лес?

– Падем!

Он готов уже прямо сейчас бежать собираться, но я уговариваю еще немного покушать. В нашем районе отличный лесопарк. Как-никак это Германия и дорожки просто идеально вымерены. Мне кажется, в этом городе даже деревья растут до определенной высоты. Лес облагорожен максимально: выстриженная травка, ни листочка на дороге, всегда чистые урны. Даже детские веревочные городки, засыпанные мягким покрытием, словно не про детей, а про педантичных и скучных взрослых.

Если бы над этим парком работала я, он был бы похож на настоящий лес, дикий, пахучий и таинственный. Детская площадка была бы яркой и безобразной, переплетением всего, что только можно. Попал на нее – и глаза бы разбегались. Я бы добавила жизни, уж слишком картиночным здесь все выглядит.

С тех пор, как научился бегать, в коляске Мишутка ездить не любит. Опять бежит по дорожке, не замечая ни умиленных пенсионеров, ни парочки подростков. Порой он врезается в людей и я тараторю зазубренное: «Entschuldigen Sie bitte». Извиняют, и мы идем дальше. Да, вести ребенка за ручку проще, тогда он не измажет новый костюмчик, не принесет неудобства прохожим, самой будет спокойнее. Все зависит от приоритетов. Мне проще извиняться за него и дать свободу выбора, позволить исследовать мир и собирать собственные ранки.

День проходит молниеносно. Обед, сон Мишутки, который я просто лежу с музыкой в наушниках, игры, игры, книжки. Стоит ключу повернуться в скважине, как Миша бросает свои машинки и бежит в коридор. Иду вслед за ним, слыша хохот и не только детский. Это любимый момент сына. Весь день он ждет, когда папа вернется домой, подбросит его, а потом поймает и будет щекотать.

– Это у кого щеки, как у настоящего хомяка? – продолжает дурачиться Дима.

Мишутка не может отвечать, потому что заходится хохотом.

– Неужели ты хомячок? Не хомячок? А кто же ты тогда?

– Миха, – свое имя Миша произносит как-то так.

– Ах точно, это же Миша, мой самый любимый сынок. А давай-ка посмотрим, что папа принес. Вот огромный пакет, что же там лежит?

Пока Мишутка пытается донести две апельсинки до кухни, мы с Димой встречаемся взглядами. Как ни стараюсь, не замечаю в нем утренней агрессии. Может, это была разовая акция ревности? Что если не акцентировать внимание? Просто забыть плохое?

– Приготовим ужин вместе? – спрашиваю я.

– Конечно.

Благодаря приятной компании я и научилась неплохо готовить. Раньше на готовку не хотелось тратить время, потому что кормить было особо некого, кроме того, перспектива провести час у плиты меня совсем не радовала. Теперь у нас есть семейное развлечение: готовить вместе. Оказалось, что это может быть не просто сносно, а весело и даже страстно.

Громкая музыка специальной подборки для жарких танцев, запах жаренного мяса, разжигающий аппетит. У каждого посильная задача: Дима рубит зелень, я готовлю заправку, а Мишутка играет с разноцветными кусочками овощей. Пусть абсолютно все кухонные тумбы будут заставлены грязной посудой, пусть в волосах Мишутки окажется базилик, а на полу паприка. Зато какие неподдельные эмоции и отличное семейное времяпрепровождения!

Песни знаю наизусть, поэтому пою в лопатку, которой переворачиваю мясо и пританцовываю. Мишутка хохочет с меня, веселю его еще сильнее, подхватывая на руки. После активных танцев с сыном наступает этап не менее активных танцев с мужем. Время идет, а взгляд Димы не меняется, за него я готова прощать абсолютно все. Он смотрит на меня так, словно прямо сейчас утащит в постель. К взгляду добавляются и танцевальные движения. Напевая ту же чокнутую песню, он кружит меня за руку и хватает за бедра. Мы выступаем в ярчайшем дуэте. Наш взаимный пожар ничуть не погас за годы.

В такие моменты я уверена, что счастлива. Любимый мужчина рядом, ребенок, возможность баловаться и устраивать ночной клуб на кухне. Настоящие эмоции и обожание в его глазах. Все отлично. Мы усаживаемся пробовать совместные кулинарные шедевры, потом я убираю поверхности, Диме достается грязная посуда. Даже уборка не портит семейный флер. Вечером у Димы веселые игры с сыном, я же очень весело за ними наблюдаю. Все отлично. Читаю Мишутке сказку на ночь, Дима приходит пожелать ему спокойной ночи, спрашивает не открыть ли бутылочку красного. Пить не хочу, иду в душ. Все отлично.

Но если все настолько отлично, почему выйдя из душа чувствую, словно меня ударили кулаком в лицо? Напряжение нарастает постепенно. Сейчас, когда осталась одна, отлично его чувствую. Растет, растет и перерастает в хорошо знакомое чувство страха. Не знаю, чего боюсь, вернее, боюсь того, чего еще не знаю.

Глава 3

Комплект черного дорого белья с плотным бюстгальтером способен вызвать самодовольную улыбку. Смотрю на себя в зеркало, раздумывая о том, что же окажется на нем. Мне нравится сочетание крайне женственного белья с многочисленными татуировками, особенно хорошо смотрятся похабные девочки на ногах. У меня появилось еще два новых рисунка: медвежонок на ребрах слева и птица-феникс на пояснице. Медвежонок, конечно же, мой любимый Мишутка – самое удивительное событие в моей жизни. Феникс – книга, которую смогла издать без чьей-либо помощи. Именно она помогла мне воскреснуть, когда вся жизнь казалась серым пеплом.

Черные брюки палаццо, полупрозрачная блузка с округлыми рукавами и огромным бантом на груди. Шпильки теперь ношу редко. Когда рядом маленький ребенок, щекотать нервишки каблуками не хочется. Сегодня настроение вкусить женственности по полной, поэтому будут и ботильоны на каблуках-иголочках, и длинные стрелки, и бордовая помада. Подкрученные кончики волос почти касаются плеч, длинные черные сережки-метелки тоже. Набрасываю угольно-черное пальто на плечи и беру излишне современную сумку с бензиновыми разводами. Так классический образ становится странным. Мне нравится.

Захожу в гостиную, которая стала гоночной трассой, и какое-то время любуюсь тем, как задорно Дима веселит Мишутку. По делам я разъезжаю не так часто, как Дима, поэтому для меня это целое событие.

– Мишутка, мама скоро приедет. Я тебя очень люблю, – обнимаю сыночка и прижимаюсь щекой к его щечке вместо поцелуя, чтобы не вымазать в помаду.

– Подогреешь ему супчик, а в кроватку не забудь положить именно рыжего медвежонка, – улыбаюсь Диме.

– Как-нибудь справимся. Вы точно собрались на деловую встречу? Цвет вашей помады меня, откровенно сказать, смущает.

– Бордовая помада исключительно для любовников? – шепчу на ухо Диме.

– Накрасишь также губы, когда детки лягут спать, а взрослые лягут не спать?

– Ладно, – смеюсь я. – Пока.

– Пока и удачи.

– Спасибо, но тебе она понадобится больше.

Активно машу Мишутке, а Диме отправляю воздушный поцелуй. Машина у нас только одна, и я точно знаю, что Дима не светится от счастья, когда за рулем я. Несмотря на то, что я стала водить гораздо аккуратнее, он тяжело переносит мои личные вылазки.

Быть красивой, быть за рулем, быть наедине с собой. Люблю каждый пункт отдельно, когда же они складываются, настроение зашкаливает. Включаю музыку и напеваю припевы любимых песен. Еду я в юридическую контору к специалисту по вопросам авторского права. К счастью, я нашла юриста, который знает русский, и обсуждение обещает не застрять в языковом барьере.

Если бы в моей новой жизни был только муж, ребенок и домашние обязанности, я бы сошла с ума. Еще у меня есть книги. Я не забросила писать, правда за два года не написала ничего настолько цепляющего, чтобы захотелось выпустить. Самая личная из всех, книга о себе, своих ошибках и своих чувствах до сих пор остается в моей жизни. Хоть она и не стала бестселлером, я впервые начала получать ощутимые денежные выплаты. Конечно, мой доход – это одна сотая от дохода Димы, все же для меня важно иметь хотя бы немного собственных денег.

Изучая перспективы и возможности издательства, проживая в Германии, я нашла специалиста, который предложил выгодное соглашение. Сегодня мне предстоит подписать документы, касающиеся авторского права, а также уточнить детали перевода книги на немецкий. Мужчина вполне адекватный и умеет доносить сложную информацию простыми словами. Обедаем и обсуждаем детали всего часа два, теперь имею полную картину и целый список планов. Перевод книги поможет ей появиться на полках настоящих немецких магазинов. В перспективе я смогу увеличить доход до двух-трех тысяч евро, это значительно больше того, что имею сейчас.

Есть всего одна загвоздка: хороший перевод стоит недешево. Для Димы это смешная сумма. Мы в месяц на еду тратим больше, только я не буду просить у него. Мне важно двигаться отдельно, радоваться личным победам, печалиться своим поражениям. Больше я не допущу прежней ошибки. Теперь моя самореализация будет моей. Нужной суммы у меня нет, но я смогу ее накопить за пару месяцев.

Полная надежд и мечтаний, приезжаю домой. Судя по всему, Мишутка еще спит. Дима сидит в кресле с ноутбуком в руках, наверно, работает. Как только замечает меня, закрывает ноутбук и смотрит так… Мне хочется опустить глаза. Первый порыв мне совершенно не нравится, поэтому смотрю в ответ еще более нахально.

– Как дела? – кривляется он.

– Нормально.

– Юрист мужик?

– Какая разница?

– Настолько непосильный вопрос?

– Мужик, что дальше? – скрещиваю руки на груди.

– Да ничего. Охуенная блузочка.

Автоматически перевожу взгляд на полупрозрачную блузку и шумно вздыхаю.

– Спасибо, – язвлю я.

– Я, блять, не понимаю, ты делаешь это специально, чтобы меня позлить?

– Тебе и повод для этого не нужен. Цепляешься уже к мелочам!

– К мелочам? Моя жена хочет, чтобы ее глазами раздевали другие мужики. Хотя нет, она упростила им задачу и раздевается самостоятельно. Чего тебе, блять, не хватает? Муж недостаточно часто трахает или на сторонку поглядываешь по привычке?

Снова игривая насмешка, снова в глазах абсолютная противоположность – злость. Злится? Почему-то не злюсь в ответ. В этот раз работает не машина времени, а машина памяти. Слишком хорошо в голове прорисовывается цепочка боли Димы. Он не простил меня и видит реальность искаженной.

– Дима, это просто одежда. Я не выгляжу вульгарно. Низ очень строгий, поэтому верх полупрозрачный, но груди ведь не видно. Тем более спереди огромный бант, он закрывает почти весь бюстгальтер.

– Думаешь, я идиот? Сегодня ты продемонстрировала какому-то незнакомому херу все свои татушки. Уверен, он все время сидел и представлял очертания твоих сосков. Номер попросил?

– Серьезно? Конечно нет! У нас была деловая встреча!

– Деловая встреча, на которую вырядилась, как шлюха.

– Мне нравится моя одежда и мой стиль. Тебе раньше тоже нравилось, как я выглядела.

– А теперь не нравится, – лыбится Дима.

– Что ж, твои проблемы.

Когда просыпается Мишутка, играю с ним я. На прогулку идем все вместе, Дима вроде ведет себя адекватно. Мы больше не говорим о моей блузке и его ревности. Веселимся с сыном, ужинаем, дальше ритуал укладывания Мишутки спать. Плохие эмоции уходят, оставив только еле уловимый осадок.

Почему-то чувствую вину. Не за блузку, а за прошлое. Мне кажется, что если постараюсь, то остановлю крохотную трещинку, что пробежала между нами. Я хочу все исправить, хочу, чтобы Дима чувствовал, как сильно я его люблю, и перестал во мне сомневаться. Прозрачное эротическое белье, бордовые губы. Его глаза заинтересованно приподнимаются над крышкой ноутбука. Пока он определяется с реакцией, я подползаю ближе и отбираю его ноутбук. Теперь он на тумбочке, а на кровати я. Устраиваюсь между его ног и сразу нахожу работу своим ярким губам. Хоть и на затылок Дима надавливает не слишком нежно, я всеми силами стараюсь продолжать эффективные движения, а не отвлекаться на помехи.

Белье с себя снимаю сама и поднимаюсь выше. Теперь моя помада и на губах Димы, и на его шее, даже плечах. Страстные поцелуи с покусываниями, его крепкие сжатия груди и попы. Пока стремительно увеличиваю темп, он прижимает меня к себе и впивается губами в шею. Покалывания ни капли не игривые.

– Что ты делаешь? Будут засосы, – кое-как отворачиваюсь я.

В этот же момент он отпихивает меня за шею от себя и, приподнявшись, точно также целует в грудь.

– Дима, я так не хочу, – пытаюсь оттолкнуть его голову.

– Пусть будут, мне нравится.

Резким движением он переворачивает меня на спину и двигается так, что вдавливаю голову в подушку. Грудь продолжает гореть от не самых ласковых поцелуев, Дима продолжает держать нечеловеческий темп. Быстро, жестко, страстно. Хоть он грубовато касается моего лица и раздвигает ноги до боли в связках, мне хорошо. Оргазм яркий, до золотистых звездочек в глазах. Видимо, Дима ловит мои звездочки и собирается добавить своих. Умножить собственное удовольствие он хочет удушением. Вот только не сильную ладонь я чувствую на шее, а предплечье. Никакой последовательности, плавности. Глухая боль в шее и ни шанса на вдох.

Чувство страха рядом с пульсирующим удовольствием. Пытаюсь сбросить руку Димы с шеи, он же продолжает давить. Представляю, как исказилось мое лицо. Чтобы узнать, как исказилось его, и представлять не нужно. Он на вершине сексуального удовольствия, пока я прилагаю все усилия, чтобы просто вдохнуть.

Вдох. Отползаю вбок и тру шею. Пару раз кашляю, пытаюсь выдавить хоть звук. Сначала он получается сдавленным, потом нормальным. Все хорошо, я дышу, уже не кашляю. Все хорошо, только страх остался где-то там, в сдавленном горле.

– Мне так не нравится. Одно дело, когда душишь притворно, только пальцами ради антуража. А другое так. Не делай так больше.

– Не буду, – говорит Дима и добавляет: – Если будешь хорошей девочкой.

Лампочка самообладания перегорает, я даже страх умудряюсь сглотнуть.

– Наказываешь меня сексом? Совсем охуел?!

– Если бы наказывал сексом, то не прикасался бы к тебе месяц. Я наказываю тебя во время секса, – ухмылка Димы только обостряет ситуацию.

Если бы было возможно расцарапать лицо взглядом, я бы это сделала. Сижу голая в измятой кровати и смотрю, как преспокойно мой муж берет ноутбук, усаживается за стол, чтобы продолжить работу. Горечь в горле – предвестник слез. Если и расплачусь, то точно не при нем, все же я хочу понять то, что вряд ли смогу.

– Что для тебя секс? – мой голос звучит безучастно.

– Еще один способ иметь тебя.

– В каком смысле иметь?

– Во всех.

Взгляд Димы буравит во мне скважину отвращения. Теперь я точно знаю, что не расплачусь. Ищу ночнушку, смываю косметику и ложусь в постель, словно ничего не случилось.

– Завтра везешь Мишу на прививку? – невзначай спрашивает Дима.

– Да, – поддерживаю его манеру.

– Спроси заодно у врача, в каком возрасте у детей волосы приобретают постоянный цвет. У него слишком светлые кудри, когда у обоих родителей волосы темные.

– Какая к черту разница, какого цвета у него волосы? Я уже говорила, что у меня в детстве были темно-русые, потемнели только в школе.

– Мира, спроси у врача. Это же несложно, зайка.

Тушу свет и отворачиваюсь к стене. Все это происходит не в первый раз. Не в первый раз Диму раздражают светлые волосы Мишутки, потому что этот оттенок ближе к цвету волос Андрея, чем его. Не в первый раз он считает, что имеет право оставлять следы на моем теле. Вот только в этот раз я не буду считать, что заслуживаю этого. Что бы я не заставила пережить Диму, как бы не была виновата перед ним в прошлом, мое настоящее будет другим. Не буду полотном для выплеска его злости, в этот раз я поделюсь собственной.

Глава 4

Специально просыпаюсь раньше. Настолько раньше, что даже будильник Димы еще не звенел. Хочет играть без правил? Манипулировать постелью? В таком случае я предпочитаю быть активной участницей, а не игрушкой для секса. Быстро стягиваю со спящего Димы боксеры и усаживаюсь сверху. Пока он открывает глаза и пытается вникнуть в происходящее, пихаю его утреннюю эрекцию в себя и надавливаю на его шею.

Нравится ему контроль, нравится чувствовать себя всесильным и выбирать для меня наказания? А удушения и впившиеся в плечи ногти понравятся? Активное доминирование это не мое. Могу поиграть во властную женщину, но гораздо больше мне нравится, когда ведет Дима. Сегодня исключение. Такой он меня не знает, да я и сама не знаю, если честно. Вместо поцелуев – укусы, при чем пересекающие грань игр. Мне нравится оставлять вмятины от зубов на его каменных мышцах. Воспользовавшись лубрикантом, сразу поднимаю бедра так высоко и часто, что дыхание шумит хуже смерча. Не отвожу взгляд ни на секунду, меня даже заводят поджатые губы Димы.

Он сильнее меня в разы, легко бы смог отпихнуть или отобрать инициативу. Дима выбрал тактику выжидания. Хочет посмотреть, как далеко я готова зайти в своей мести? В доказательство своих решительных намерений выпрямляю спину и, запустив руку назад, сжимаю его мошонку.

– Уверена, что хочешь продолжить? – щурит глаза Дима. – Я же выебу тебя так, что ходить не сможешь.

В этот момент мне плевать на его угрозы, я чувствую поднимающуюся волну и собираюсь получить удовольствие от происходящего. Дима все еще ждет. Хочет посмотреть, как я буду выгибать спину? Мне плевать, чего он хочет. За секунды до сокращение мышц вдавливаю обе ладони прямо Диме в лицо. Это грубое движение лишает его не только возможности видеть, как мне хорошо, но и усложняет дыхание. Опускаю бедра максимально низко и часто-часто выдыхаю.

– Ну что, кончила? – спрашивает Дима, убрав мои ладони с лица.

– Да.

– А я нет. Продолжай.

– Твои проблемы.

Грациозно спрыгиваю с него и дарю наглую улыбочку.

– Мои проблемы? Ну я их тогда и решу.

Внезапно возникшая из-за спины сила валит меня на кровать. Пытаюсь ползти, перевернуться, но все попытки только усугубляют положение. Весом своего тела Дима буквально вдавливает меня в матрас. Одна его рука сжимается на моей шее, вторая сжимает ягодицы.

– Пусти! Отвали от меня! – визжу я.

Уровень стискивания шеи повышается, визжать уже не могу. Неприятный слизкий звук из его рта, и догадка впивается в мое сознание. Кое-как разжав пару его пальцев, получается выдавить:

– Не смей, блять!

– Зайка, ты же сама захотела поиграть.

Знаю, что не вырвусь, но продолжаю крутиться до последнего. Диме плевать, он и в столь сложном положении находит нужное отверстие. В моем случае анальный секс требует основательной подготовки. Если так сразу, как показывают в порно, мне неприятно и даже больно. Подобное мы практикуем, только когда страсти зашкаливают, не чаще раза в полгода. Для этого мне нужно возбуждение, граничащее с оргазмом, приятные стимуляции пальцами или маленькими пробками.

Я не возбуждена ни капли, хочу сбежать, боюсь того, что будет. Того, что уже есть. От боли стискиваю зубы и зажмуриваю глаза. Разве это возможно? Видимо, да. Снова и снова, снова и снова. Все внутри съеживается, пытается вытолкнуть его из себя, но не выходит. Каждое новое движение болезненнее предыдущего, ситуацию усугубляют и мои повороты в поисках лазейки спастись. Лучше не шевелиться, просто замереть и ждать. Сжимаю подушку так, что мой маникюр протыкает наволочку. Из горла вырывается судорожный звук, но не стон, а всхлип.

Я чувствую не только теплые слезы на всем лице, я чувствую его пальцы то во рту, то на шее, чувствую, как трение все усиливается и как жжет анальное отверстие. Возбужденные мужские стоны на ухо, мои всхлипы. В этот момент вся жизнь кажется бессмысленной. Если я не управляю своим телом, чем я тогда вообще могу управлять?

Диме мало раздавить меня, видимо, он хочет, чтобы я запомнила этот урок надолго, весь день думала о своей ошибке тягаться с ним, чтобы я даже сесть не смогла. От новых рывков не откупиться слезами – я кричу. Предпочла бы молча сносить унижения, но этот уровень боли непереносим. Влажная ладонь затыкает мне рот. Да, такой крик способен разбудить ребенка. Решение удачное. Секс становится все жестче, а вот крика моего не слышно, только приглушенный жалостливый вой. Сколько еще? Неужели недостаточно? Внезапно его пальцы приподнимаются вверх. Теперь Дима сжимает и нос, не оставив ни единой возможности вдохнуть.

Когда задыхаешься и испытываешь боль, можешь оценить чувство беспомощности во всех красках. У меня мутнеет в голове, я реально верю в то, что могу умереть. Вдох. Не думаю о том, что жива, не радуюсь хорошей концовке. Скрутившись и обняв коленки, продолжаю беззвучно плакать, изредка хватая воздух ртом. Мне проще закрыть глаза, чем видеть его. Слышу, как открывает шкаф, как звенит пряжка ремня и шелестят документы. Сердце сжимается, когда слышу и плач Мишутки. Неужели я его разбудила своим криком?

– Я поехал, к ребенку подойди.

Открываю глаза, только когда слышу хлопок двери. Пытаюсь нащупать ночнушку, не выходит из положения лежа, приходится сесть. Столь обыденное действие ускоряет скорость падения слезинок. Одеваюсь и переставляю ноги по направлению к детской. Порой приходится искать опору в стенах. Мне все еще так больно, что губы непроизвольно дрожат.

Перед тем, как войти к Мишутке, вытираю слезы рукавами халата и вдавливаю в лицо судорожную улыбку. В этот момент чувствую себя марионеткой, уголки губ которой растянули с помощью ниточек против ее воли.

– Все хорошо, Мишутка. Все хорошо, еще рано. Давай поспим еще пару часиков, что скажешь?

Обнимаю сыночка, даю водички и снова укладываю. Мишутка уже не плачет, он обнимает своего любимого рыжего медвежонка Рыжика и утыкается личиком в одеялко. В кресло-качели садится по объективным физиологическим причинам не хочу. Сидя на корточках у его кроватки, пою колыбельную, проглатывая всхлипы в зачатках. Слезы также мелодично затапливают воротник.

Глава 5

Детская клиника, где наблюдается Мишутка, одна из лучших в городе. Ежегодное посещение стоит c машинку средненькой паршивости. Дима сам предложил это дорогое удовольствие, считая, что никаких денег на здоровье ребенка не жалко.

Уровень предоставляемых услуг мне более чем нравится. Все врачи компетентны и доброжелательны, а главное умеют ладить с детьми. Каким-то чудом им удается уговаривать не самого послушного пациента, еще и на немецком, которого Мишутка, как истинный сын своей матери, знает плохо. К каждому визиту педиатра мне приходится штурмовать интернет и вбивать в переводчик целые абзацы. Языковой барьер не шутка, когда дело касается здоровья ребенка.

Как ответственная мама, прихожу с распечатанными вопросами и прошу мне писать на них ответы в переводчике. Вообще мой немецкий не настолько ужасен, на бытовом плане я вполне вывожу. Медицинские и анатомические термины я, увы, еще не выучила, поэтому справляюсь, как получается. Да, за четыре года можно было выучить язык в совершенстве, у меня же мотивация отсутствует напрочь. Все внутри сопротивляется, может, потому что я так и не привыкла к этой стране.

Миловидная брюнетка дает памятку о побочных симптомах прививки. Прекрасно, дома обязательно переведу. Мой героический малыш уже не ревет, и мое материнское сердце перестает кровоточить. О чем о чем, а о страшной фантомной боли, как уникальной характеристике материнства, меня не предупреждал никто. Болит за детей, как оказалось, в десятки раз сильнее, чем за себя.

Веселая медсестра быстро завлекает Мишутку игрой. Она предлагает ему детский набор доктора. Мишутка в полном восторге, когда делает игрушечную прививку этой доброй женщине. Не хочу спешить, выдергивать ребенка и тащить домой. Пусть поиграет, хорошие эмоции скрасят болезненность этого дня, больница не будет казаться пыточной.

Пока сыночек играет, открываю медицинскую карту Мишутки. Похожие ощущения чувствуешь, когда листаешь альбом с фотографиями. Только эти чувства тяжелее и приправлены горечью. Вспоминать болезни своего ребенка не просто не приятно, а больно. У Мишутки был только конъюнктивит и ОРВИ, но мне этого хватило, чтобы и в панику впасть, и плакать, глядя, как ему плохо.

Начало карточки. Вес – три сто, рост – пятьдесят один. В этот момент улыбаюсь так искренне, как только возможно. Мишутка родился маленьким, зато уже через месяц перегнал своих сверстников. Сейчас он высокий ребенок, иногда даже одежда по возрасту мала. Здесь и выписка из роддома, и мои анализы. Все, разумеется, на немецком, лишь картинки и цифры помогают понять, о чем идет речь. Цифры. Одна, вторая, третья. Все они из разных анализов, но на одном развороте.

Горло стягивает колючей проволокой до того, как понимаю, в чем дело. Вчитываюсь, перепроверяю и вскакиваю с дивана с видом человека, которого заживо сварили в кипятке. Пихаю анализы под нос врачу абсолютно бесцеремонно и тычу пальцем в цифры.

– Как может быть у ребенка четвертая группа, если у обоих родителей вторая? Как, черт побери? Да, я хреново знала биологию, но генетику любила! Не понимаешь? Черт! Zwei, zwei und vier! Все равно нет? Да блять!

У меня телефон падает на стол к врачихе раза три, пока вбиваю в переводчик свой вопрос. Тетка качает головой, повторяя слово эквивалентное русскому «невозможно». Много чего говорит эта ошарашенная женщина, слишком много терминов для моего восполненного мозга. Рявкаю ей «спасибо за помощь» и отхожу в угол кабинета. Смотрю на сына и вижу то, чего раньше не замечала. Может, запрещала замечать, а может, сейчас выдумываю. Прямо сейчас рушится все, что я знала, все, что у меня есть. Невозможно? В моем случае и невозможное возможно. Я даже не вижу, как номер набираю. Лишь услышав гудки в трубке, понимаю, что звоню.

– Мира? Привет, как ты? Что-то случилось?

В голосе Андрея тревога, она зашкаливает. Это приятная тревога, даже нотки радости проскакивают. Рад меня услышать?

– Андрей, кто отец моего сына? – звенит льдом мой голос.

Слышу выдох и молчание. Мне этого достаточно, чтобы зажать рот ладонью и уставиться на Мишутку, словно увидела собственного сына впервые.

– Мира, мы можем встретиться и поговорить? Ты же все еще живешь во Франкфурте? – его вина злит меня еще сильнее, чем радость.

– Я не хочу с тобой ни встречаться, ни разговаривать. Андрей, ответь мне на один сраный вопрос! Кто, черт бы тебя побрал, отец моего сына?

– Я не знаю.

– Ты же сдал анализ, получил результат! Какого хрена ты не знаешь?!

– Мира, прошу тебя, давай встретимся и обо всем поговорим. Я не отниму много времени, всего десять минут. Прости, я виноват перед тобой. Умоляю, дай мне шанс все объяснить.

– Только если будешь иметь при себе правду.

– Конечно. Сейчас ты свободна? Можем увидеться?

– Через час. Я напишу адрес.

Кладу трубку до того, как Андрей скажет еще хоть слово. Теперь второй номер.

– Приветик, моя обожаемая женушка, – чуть не поет Дима.

– Мне нужно съездить по делу на час. Могу привезти Мишутку к тебе в офис?

– Что за дело? Это связано с больницей? С ним все в порядке?

– Да, просто забыла документы, которые нужны для заключения контракта. Они вносят пару новых положений. Предупреждали взять свидетельство о рождении ребенка, а я не взяла.

– Блять, Мира. Ну вези, конечно. Ему есть сейчас надо, да?

– Да, я заеду, куплю ему готовый обед. Покормишь, и я заберу его до тихого часа.

– Окей.

Суматоха получается ужасная. Такси, фудкорт, такси, офис Димы. Все мысли путаются, их затягивает тошнотворным страхом. Небольшой темный офис Димы, его кабинет. Мишутка, как обычно, в восторге, что оказался у папы на ручках.

– Здесь все, что ему нужно. Есть игрушки и книжки, я постараюсь поскорее, – оставляю сумку в кресле. – Пока, солнышко, мама скоро приедет.

Целую Мишутку в щечку и хочу отойти, как вижу надутые губы Димы. Почти всегда, когда ухожу, целую на прощанье обоих.

– А папочке поцелуйчик?

Смотрю на него, как на кусок дерьма, а он мне улыбается. Так Дима улыбается, когда дарит цветы или предлагает массаж. Концентрация презрения к нему достигает пика, меня сейчас или вырвет, или разорвет на части.

К сожалению, в этот же момент на меня смотрит и Мишутка. Он удивляется, переводя глазки от мамы к папе. Почему это мама не хочет поцеловать папу? Дима не просто кривляется, играя в примерного муженька, он манипулирует мной, используя ребенка. Я бы предпочла влепить ему пощечину, а не целовать. Наклоняюсь и, борясь с отвращением, дарю мимолетный поцелуй.

Глава 6

Закрыв дверь с обратной стороны, автоматически вытираю губы тыльной стороной ладони. Такси. Кафе не слишком далеко и не слишком близко от работы Димы. Андрей уже ждет меня, его сложно не заметить: слишком качественный костюм для этого заведения.

– Привет, Мира, ты прекрасно выглядишь, – улыбается Андрей, вставая, чтобы отодвинуть для меня стул.

Останавливаю его взглядом и сажусь сама. Слишком самонадеянно: неприятные ощущения все еще заставляют ерзать на стуле.

– Можно сразу к сути вопроса?

– Разумеется, – опускает взгляд Андрей.

– Что ты сделал? Дал взятку, чтобы подделали анализы?

– Да. Я не знаю результат, потому что в любом случае результат был бы один: подтверждающий отцовство Димы.

– И зачем ты это сделал?

– Ты хотела, чтобы ребенок был от него.

– Какая разница, чего я хотела?!

– Для меня принципиальная. Так было бы проще всем, а главное тебе. Мира, разве ты не этого хотела? Ты смогла быть с Димой, спокойно растить с ним ребенком без сомнений и сложностей. Мне казалось, что это лучший вариант.

– Думаешь, ложь может быть лучшим вариантом? Я имела право знать, кто отец моего сына, имела право на правду!

– Полностью согласен. Прости, я не должен был решать за тебя. Был уверен, что так упрощу сложную ситуацию, в итоге только обострил. Разумеется, ты имеешь право на правду, она здесь, – Андрей протягивает конверт. – Это настоящий результат. Я так и не смог открыть. Он твой, Мира.

– Нет, твой. Открывай и читай.

Откинувшись на спинку кресла, смотрю на растерявшегося Андрея с вызовом. Победив самого себя, он вскрывает конверт и выпрямляет лист.

– Андрей Сутин. Вероятность отцовства девяноста девять и девять…

Андрей смолкает не то от личного шока, не то от моей странной реакции. Из меня вырывается громкий неопределенный звук, похожий и на смех, и на всхлипы. Запрокидываю голову и смотрю на белый потолок с корявыми люстрами. Первое ощущение: досада, она колет в позвоночник, но быстро проходит. Вместе с ней исчезает все. Шок образует воронку, куда засасывают абсолютно все эмоции.

– Ну такая у нас правда, – улыбаюсь Андрею в лицо. – Поздравляю, папаша.

Мой сарказм заставляет Андрея приткнуть взгляд в листок.

– Мира, как ты догадалась?

– Группа крови. Случайно нашла анализы. У Миши четвертая, ее не может быть, когда у обои родителей вторая. У тебя четвертая?

– Да.

– Без понятия, что делать дальше. Новости дерьмовые, без обид. Все равно предпочитаю знать суровую правду, а не жить во лжи.

– Еще раз прости, это моя вина.

Нам приносят кофе, который заказал Андрей. Кофе никто не пьет. Андрей смотрит на меня, я смотрю в пустоту. Даже злость уже в смертоносной воронке, и я улыбаюсь уже иначе.

– Ну что скажешь после детального изучения моего лица? – спрашиваю я.

– Я бы определенно сделал выбор в пользу комплиментов, но что-то мне подсказывает, что слышать их от меня, ты не расположена, – улыбается Андрей. – В таком случае могу сказать, что твоя новая книга потрясающая.

Андрею удается перенаправить воронку, теперь меня забрасывает кучей неопределимых эмоций. Искривив все лицо, выдавливаю:

– Ты читал мою книгу?

– Да, хотел попытаться понять тебя.

– Нет, Андрей, сейчас без шуток. Ты реально это прочитал?

– Да, – чуть не смеется Андрей.

– Ну нет, – уговариваю я его. – К моей великой радости, Дима не прочитал ни строчки, а ты читал ту самую книгу? Какой кошмар. Андрей, мне стыдно. Можешь себе такое представить? Почти никогда не бывает, а сейчас капец, как стыдно.

Действительно чувствую пекущую неловкость в груди и животе. Я прекрасно знаю, что написано в моей книге, а знать, что и Андрей знает, как оказалось, неожиданно тяжело. Пока я справляюсь с душевными метаниями, Андрей улыбается светлейшей улыбкой на свете.

– Но почему? – спрашивает он. – Ты написала о себе, написала поразительно и пронзительно.

– Потому что там есть ты. Разве тебе понравилось читать о себе?

– Здесь нужно другое слово. Не «понравилось», а «нужно». Мне это было нужно. Только прочитав тебя, смог понять. Знаю, что не слышал тебя, не замечал того, что происходило прямо на моих глазах, происходило с тобой. Это все правда. Я не был идеальным мужем и, по сути, не сделал никакого реального шага навстречу. Мои привычки, моя работа, все моя жизнь остались прежними, мне было удобно. Да, я был счастлив, ведь ты была рядом, но неудивительно, что ты не была. Ради меня ты изменила всю свою жизнь. Все вокруг было непривычным, многое тебе не нравилось, и даже меня не было рядом, чтобы поддержать. Я совершил много ошибок и все разрушил. Прости, Мира, мне правда жаль.

С каждым новым словом Андрея вихрь набирает оборот. Неловкости уже нет, теперь мне горько и сложно дышать. Я не готова слышать признание вины Андрея, когда до сих пор чувствую подобную перед ним. Не могу говорить, не могу смотреть на него. Что-то скользкое переворачивается внутри и мешает думать.

– Ладно, не будем о плохом. Мира, расскажи лучше, как ты?

– Да что здесь рассказывать? Я все еще сижу дома с ребенком. С Мишуткой не заскучаешь, дни пролетают мигом. Продолжаю писать, наконец-то начала получать заработок со своих книг. В целом ничего интересного, но меня все устраивает.

– Ты большая молодец, я очень горжусь тобой. Совмещать дом, ребенка, любимое занятие, должно быть, сложно.

– Могло бы быть хуже, я ведь одна.

– Да, конечно, – Андрей улыбается уже иначе, а после паузы добавляет: – Сколько уже Мише? Два?

– Два года и два месяца.

Его вопросом и моим ответом сдувает всю непринужденность разговора. Больное место каждого. Ребенок. Не хочу сейчас думать о всех проблемах, поэтому делаю глоток кофе. Мое мизерное действие рассеивает напряжение, которым пропитало все пространство.

– А что расскажешь о себе? – спрашиваю я. – Кольца на руке не наблюдаю, значит не женился?

– Нет и не планирую.

– Почему же? Избранница недостаточно хороша?

– Нет никакой избранницы, – он неожиданно искренне смотрит мне в глаза.

– Но кто-то же наверняка был за эти три года.

– Серьезных отношений не было, только секс.

Челюсть опускается автоматически. Андрей ассоциируется у меня с чем угодно, только не со случайными половыми связями. Не было девушки, но был секс? Пока борюсь с диссонансом, Андрей добавляет, при чем безэмоционально:

– За деньги можно купить многое. Как оказалась, подобные развлечения не для меня. После секса за деньги становилось еще хуже. Одиночество лучше, чем видимость близости.

– А кроме личной жизни? У тебя точно должно быть что-то интересное.

– Ничего интересного, увы, нет, – пожимает плечами Андрей. – Есть работа, много работы, новые филиалы по всему земному шару. Сейчас совсем другой уровень дохода.

– Еще больше? – показательно округляю губы. – Куда тебе еще больше? Андрей, у тебя уже капитал больше, чем бюджет маленькой страны, да?

Андрей смеется, а я продолжаю играть вселенское удивление.

– Нет, я серьезно. Что ты задумал? Хочешь обвалить биржи? Создать новый мировой кризис или разорить корпорацию «Google»? Смешно тебе? Ну смейся, смейся. Ты же понимаешь, что уже не вписываешься в среднестатистические заведения для среднестатистических людей? Каждому в этом зале глаз колешь! Знаешь, сколько официанток пробежало вокруг нашего столика и по скольку раз? Хоть они и не знают, что твой костюм из эксклюзивной коллекции «Brioni», цены на которую начинаются с десятков, а не тысяч евро, все они чувствуют, что ты из другого мира. Быть настолько богатым попросту неприлично!

Андрей уже не смеется, только странно улыбается и смотрит на меня так, что заставляет заткнуться. Раньше он не умел так смотреть, мне даже становится страшно, что он сможет разгадать. Андрей не умел замечать даже очевидного, разве он сможет нащупать то, на что даже я не могу решиться?

– Мира, я хочу спросить… Ты счастлива?

Оказывается, научился. Прислонив язык к низу верхних зубов, хочу выдавить логичный ответ, но не могу. Не ожидала от правильного и хорошего Андрея ножа в спину. Это больно. Больно услышать собственный внутренний вопрос в реальной звуковой оболочке.

– Не лучшее время, чтобы говорить о счастье, – увожу взгляд к окну. – Новости не из простых, да и вообще период в жизни…

Как же жалко. Мне тошно от себя самой. Ненавижу все вокруг: и Андрея с его прицеленными вопросами, и эту ситуацию с отцовством. Ненавижу свою нерешительность и ненавижу Диму.

– Не знаю! – срываюсь я. – Да, блять, опять ни хера не знаю!

– Мира, прости, что расстроил. Мне не стоило… И вообще это моя вина, этот тест на отцовство, ложь…

– Дело не только в тебе, просто хреновый день. Может, даже самый хреновый в моей жизни.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Может ли Андрей мне помочь? Могу ли я себе помочь? Черт, зачем он так участливо смотрит? Зачем эта прикушенная губа и тянущаяся к моим пальцам ладонь. Хочет поддержать? Пожалеть?

– Нет, – говорю я и ухожу.

Не прощаюсь и не оборачиваюсь, пусть лучше считает конченной сукой, чем жалеет. Сколько раз за нашу беседу я подумала о том, что Андрей скорее умер бы, чем поступил бы со мной, как Дима? Эта мысль была единым фоном для всего общения. С момента, как мы с Димой стали жить вместе, я не сравнивала их. За все отношения ни разу. Я не думала об Андрее, мысленно не ставила на место Димы. Теперь все изменилось.

Может, мне и нужна была поддержка Андрея, да не может, а точно. Я должна была сказать еще хоть что-то, чтобы страх и боль перестали меня жевать изнутри. Я не смогла. Было всего два варианта: сказать всю правду или сказать «нет». Дальше последовали слезы, я решила оставить их себе.

Глава 7

Весь следующий день все валится из рук. Пачкаюсь, разбиваю посуду, роняю десяток яиц на пол и даже на ребенка срываюсь. Мои нервы натянуты до предела, чувствую, что скоро они разорвутся. Когда раздражение уходит на второй план, бросаю все дела, усаживаюсь рядышком с Мишуткой и глажу его по головке. Я говорю ему, как сильно его люблю и что он лучший малыш на свете.

Неужели он и правда похож на Андрея? Может, Дима все это время чувствовал подвох, поэтому скрупулезно изучал лицо сына, поэтому и во мне искал изъян? Все так сложно, что голова вскипает. Не хочу ни о чем думать, решать, что делать дальше. Буду играть с Мишуткой и искренне улыбаться, когда он прибежит меня обнять.

Увы, ребенок ложится спать, а взрослый, которого я даже видеть не хочу, со мной разговаривает. Разумеется, Дима не извиняется. На этот раз я знаю правила игры. Пока я буду терпеть, он будет позволять себе все. Вчера жестокий насильник, сегодня мой веселый муж. Какая роль ждет завтра? Прекрасно понимаю, что так нельзя, но не могу начать выстраивать границы. Мне проще закрыться и односложно отвечать на его обычные вопросы. Не чувствую опоры, уверенности и сил, чтобы дать отпор, поэтому автоматически ухожу в защиту.

Мое тело умнее мозга, который выстраивает целый ряд из приятных воспоминаний, связанных с Димой. Его случайные касания вызывают дрожь и желание отойти. Пока не представляю, как снова займусь с ним сексом. Застреваю в ванной на час, потом захожу к спящему Мишутке в надежде, что Дима к моему появлению заснет.