Седьмая Луна

Глава 1

– «Магия призвана поддерживать Равновесие мира…» – повторил задумчиво Альдред.

Шаг за шагом кружил он, всматриваясь в лицо бедняжки. Словно волк, что ищет слабое место и ждёт удобного момента для атаки. Недалеко от истины.

– Это цитата из Дюжины Столпов. Слышала, наверно?

Строка из священных писаний стала догматом Инквизиции. Без его упоминания не обходится ни одна профилактическая беседа с магами. Так и сейчас.

Девка не отвечала. На ней не было лица. Пустые глаза уставились в одну точку.

Ничего страшного. Таких, как она, Альдред расколол немало. Это его работа – и вполне обыденная.

Инквизитор хмыкнул, заложил руки за спину. Чуть сгорбившись, продолжил обход. Он дал ей время поразмыслить над церковным законом. И снова тишина.

Зарёванная, та лишь пускала пузыри носом и жевала губы, думая о своём. Бедняжка стояла на стёртых коленях. Из-под струпов подтекала сукровица. Гранитный пол плющил кости, доставляя боль. До онемения. Спина скривилась и напоминала знак вопроса.

Альдред остановился, притопнув. Гул разошёлся по залу.

Чародейка вздрогнула и округлила рот в испуге. Инквизитор сделал шаг навстречу.

На лице – ни единой эмоции. Взгляды их пересеклись. Он наклонился к магичке и строго потребовал:

–… Так выполни свой долг.

Бесполезно. Волшебница засопела и отвела глаза. Ушей Альдреда коснулся жалобный скулёж.

У себя в голове он прокручивал разговор, состоявшийся накануне с ментором…

– Верховный ещё не сообщил, кто мне достанется?

– Тебе повезло, что я в экзаменационной комиссии! – смеясь, отвечала та. – Можешь не волноваться, трудно не будет.

Открыто никто такое не обсуждает. Они заперлись в кабинете, строго тет-а-тет. От греха подальше.

– Кто это?

– Девчонка. Новичок ещё совсем. Её в Круг привезли всего пару дней назад. Из деревеньки где-то у чёрта на рогах.

– И как она умудрилась попасться? – призадумался Альдред.

– А, мамонька у неё набожная оказалась. Даже слишком. Настучала в приход, что её дитятко видит осознанные сны… Ну, это полбеды. Хуже всего, у девчонки жилы горят мистическим зелёным огнём.

– Весело, – отозвался тот, слегка напрягшись.

Задача перед ним вырисовывалась все интереснее.

Ментор не осуждала. Они оба знали, чем чревато возиться с магами этой ветви.

– Рано переживать. Говорят, у страха глаза велики. Она не опасна. А твоё дело малое. В общем, с визитом долго миротворцы ждать себя не заставили. Девка ветками замахала. Наших это не впечатлило.

– Больно надо разбираться с тонкой душевной организацией! – отозвался Альдред и усмехнулся, скрестив руки на груди.

– Ну да. Её просто скрутили и отправили к нам. – Наставница уселась на краешек стола и хлопнула себя по ляжкам. Основные сведения она выложила.

– Есть на неё досье?

– Пока пишется. Хотя, казалось бы, не о чем…

– Заселили её уже в общежитие? – осведомился воспитанник.

Она причмокнула губами и сказала:

– Нет. У неё даже своей оранжевой хламиды нет, о чем ты! Рано пока.

– Может, швее и не придётся заморачиваться. – Альдред шутил, и как всегда – черно. Хотя на сей раз ему стоило бы держать рот на замке.

– Какой ты добрый у меня! – осуждающе бросила наставница. – Так не пойдёт!

– Знаю-знаю, – увещевал её Альдред, вскидывая вверх предплечья. Спорить со старшей бесполезно. – Где она сейчас?

– В карцере на нижних уровнях, где ж ещё. Помаринуется, пока не понадобится.

Через это проходил каждый маг. Камера-одиночка. Кромешная тьма, а в ней – только крысы, вши да постельные клопы. Неволей всхлипнешь, зарыдаешь…

Деревенской с трудом верилось, что жизнь так резко изменилась. Это ещё что – её заложила собственная мать! Чародейка надеялась, что просто спит.

У неё из головы не выходило сказанное матерью. Абсурд…

«Так будет лучше для всех, Эдени!» – заявила старушка тогда. Нагло, прямо в лицо зарёванной дочери. Матушка была искренне уверена в собственной правоте.

На деле всё обстояло куда прозаичнее: она просто боялась магов. Даже больше, чем зловещих демонов или чудищ из лесных чащоб. Каково же было её удивление, что у неё родилась одна из «меченных» старыми богами.

Богами, которых никогда не существовало.

Со столь тяжким грузом на душе Эдени предстала перед Альдредом.

«Занимательно», – думал тот, как только его полностью ввели в курс дела. Тогда на его губах заиграла плотоядная, властная улыбка. Чистый азарт – и ни капельки пристрастия.

Как если бы кошке бросили тряпичную мышку поиграть.

Обычно ему доверяли дела попроще. Он карал еретиков, надзирал за Кругом и укрощал строптивых.

А иногда – работал с теми, кто напал на инквизиторов, которых к ним приставили. Такие ребята – материал уже отработанный. Поэтому разговор обычно складывается короткий: пришёл, увидел, умертвил. А дальше их просто вычёркивают.

Они находились в Рунном Зале, на одном из последних этажей. Здесь Эдени должна доказать свою пользу человечеству, или сгинуть навеки.

Альдреду девчушка напоминала привидение. Всему виной зловещая, холодная лазурь жаровен, полных метеоритного угля. Горит он вечно и потому стоит целое состояние.

Ужас мёртвой хваткой вцепился в глотку Эдени. Ещё никогда её судьба не зависела от самой только девушки. Беспрецедентная, давящая ответственность.

В глубине души магичка злилась: если бы не мать, ничего бы не было.

Её ждала процедура, которую проходят все в Круге без исключения. Маги находятся на содержании Церкви, поэтому обязаны вносить свою лепту в благоденствие общества. Самое малое – поделиться заклинанием.

Крестьянка не могла избавиться от ощущения, будто её унижают и насилуют, принуждая к невозможному. По крайней мере, для неё. Эдени гуляла в Серости осознанно лишь раз!

Девке некуда деваться было. Фантомной пылью вокруг неё начертали четыре причудливые символа. Они и сейчас мерцали на полу кислотным пурпуром.

Внутри круга находились только чародейка и стенд с развёрнутым пергаментом. На нём она должна была начертать заклинание в виде руны. Тогда им сможет воспользоваться любой умелый смертный.

Любой, кто готов щедро заплатить.

В круг Эдени легко вошла. А вот выйти самостоятельно она не сможет. Метнуть оттуда заклятие в других – тем более. В ней нет необходимой силы, чтобы противостоять рунописцу, который создал этот барьер. Итак, теперь она могла навредить лишь себе.

Крестьянка злобно поглядывала то на Альдреда, то на остальных кураторов парой санов повыше. Она помнила о присутствии миротворцев, грозных в постоянной немоте. Их чародейка боялась, как огня, поэтому старалась вообще не смотреть в их сторону.

– Ты же знаешь, это неизбежно, – строго напоминал ей Альдред.

– Я, й-а-а, – заблеяла Эдени. Дышала она сбивчиво, и тряслась, как лист на ветру. – Я не могу… Н-ничего не выйдет. Со-с-о-жалею…

«Ответ неверный».

Постепенно терпение подходило к концу. У инквизитора начали чесаться руки. Он готов был забить чародейку до полусмерти ногами, лишь бы получить от неё заклинание. Такая работа. Его останавливали только строгие правила, которые преподала наставница.

– Насилие – крайняя мера. Помни об этом, если хочешь прыгнуть выше репрессора. До тех пор, пока маг не ушёл совсем в отказ, не стоит применять грубую силу. Мягкую – сколько угодно. Тем кураторы и отличаются от других отделов.

Альдред не обрадовался тому, что услышал тогда. Ментор прыснула смехом и поспешила добавить многозначительно:

– Но это не значит, что магов нельзя провоцировать. Всё хорошо, что идёт впрок.

«Обвести вокруг пальца? Это можно устроить», – заключил репрессор, наблюдая за Эдени сейчас.

Инквизитор поглядел на бедняжку сверху-вниз, всем своим видом выказывая напускное презрение. Он выпрямился и отвернулся, разыгрывая миниатюру. Эдени показалось, Альдред закипает от гнева. Внезапно мучитель опять развернулся и выпалил:

–Что значит «я не могу»?! Эдени!..

В глазах его горел огонь. Он всплеснул руками. Лицедейство чистой воды.

Чародейка вздрогнула от страха, но отозвалась на своё имя, будто собачонка. Карие глазки следовали за инквизитором. Её озадачило и даже немного тронуло, что к ней обратились вот так, на равных. В первый раз в этом проклятом Круге!

Девка навострила уши. Она и подумать не могла, что Альдред всего-навсего пускает ей пыль в глаза. Его риторика – лишь очередной инквизиторский трюк, хитрый в своей простоте.

Следовало подготовить почву. А собирать плоды стоило после.

– Посуди сама, – продолжал репрессор. – Если бы ты не была сновидицей, ты бы осознала себя в Серости?.. Ты бы смогла блуждать между её слоями? А помнила бы свои похождения от и до?

Крестьянка замялась. Её застали врасплох. Инквизитору неоткуда было знать, что испытала Эдени по ту сторону.

В родной деревушке дрязги и разбирательства часто венчало пресловутое рукоприкладство. Поэтому ей и в голову не пришло, что Альдред берёт её в оборот и диктует свои правила игры. Ведь в сельской местности люди легко читаемы. Они и честнее. На лесоповале и в полях нет места фокусам и интригам.

Волшебница протяжно замычала и неуверенно выдавила из себя заветное…

– Нет…

Магичка до сих пор не прочувствовала опасность, которую нёс в себе Альдред. Она вообще не привыкла видеть угрозу в парнях. Тем более, в таких молоденьких. Даже если у них с пояса свисает причудливый кинжал с подозрительно длинной рукоятью.

Она считала, если оружие так и не пустили в ход, не о чем беспокоиться. Это была её ошибка. Понятия чародейка не имела, как общаются кураторы, какие насильственные методы используют.

– Это онейромантия чистой воды, – заявил он. – Значит, ты – маг. Не так ли, Эдени?

Альдред обрабатывал её умело, со вкусом и опытом.

Та вцепилась тонюсенькими пальцами в засаленную мешковатую юбку. Подсознательно девка понимала, к чему клонит репрессор. Боязнь совершить ошибку овладела её телом. Эдени выжимало, как тряпку. Пот лился ручьями. Она утирала его грязным рукавом поношенной сорочки.

От неё требовали ответа по существу. Теперь даже самой волшебнице соврать казалось глупым: она уже попалась.

Чаровница собрала всю волю в кулак и мышиным голоском пролепетала:

– Да. Видимо, да…

– Вот поэтому ты здесь…

Разведя руки в стороны, инквизитор окинул Рунный Зал.

–… в Янтарной Башне. Здесь ты находишься в безопасности. Янтарная отделка не пропускает в Круг демонов с той стороны. Так что Злу не удастся тебе заморочить голову. Можно спать спокойно. Это особенно важно для тебя, Эдени, ведь ты онейромант. Уход в Серость – основа твоего дара. То, что тебя отличает от других магов.

– Н-ну да, это так, – не стала спорить волшебница: слишком уж очевидно.

Ей было невдомёк, в чём заключался смысл всех этих увещеваний.

Постепенно Эдени наполняло спокойствие. Она даже начала врать сама себе, что в Круге её ждёт жизнь, а не существование. Первые дни в янтарном карцере – не больше, чем временные неудобства.

– Об этом я говорю. – Альдред улыбнулся ей с фальшивой теплотой.

Сновидица поджала губы. Ей показалось, будто инквизитор подбивает к ней клинья. Она почувствовала неловкость. Обычно с деревенскими парнями с таких улыбочек все и начиналось. А заканчивалось – валянием на сеновале.

Может, и этому она понравилась? Может, он хочет её защитить? От таких мыслей к ней неволей закрался жар в чресла.

Впрочем, Эдени просто начала видеть то, что хотела видеть. Только бы умалить боль, которая отравила ей душу.

Альдред вдруг начал ни с того, ни с сего:

– Можешь поверить мне на слово, Эдени. Твоя мама очень тебя любит. Она сделала всё возможное, чтобы ты была и оставалась хорошим человеком.

На миг та напряглась, но после опомнилась: в Янтарной Башне о ней знают всё.

– Ты думаешь, тебе удалось бы развивать свои способности дома? У тебя не было никого, кто наставил бы на правильный путь. Я имею ввиду, никого, кроме демонов…

Репрессор нагло улыбнулся Эдени. Заглянул прямо в глаза со значением.

Его намёк сработал мгновенно. Чаровница снова испытала животный страх. Она вспоминала хтонических причудливых тварей, которые не поддаются описанию сельским языком. Чудовища выплывали из туманов Серости. Девка видела их мимолётом, сразу старалась убежать прочь. При виде них она ненароком замочила наяву ночнушку…

Крестьянка состояла в приходе при деревне. Она была наслышана об исчадиях Серости до того, как встретилась с ними лично.

Священник сказал чистую правду. Бестии обещали Эдени немало даров, только бы её душа потеснилась в девичьем теле. Вытеснить хозяйку из плоти со временем искусителю бы не составило труда.

Она часто задышала, невольно воспроизводя в голове сладострастный шёпот. Некто или нечто пыталось её соблазнить всем, чего ей так не хватало в жизни:

– Власть, богатство, внеземная красота. Мужчины всех цветов, всех возрастов, всех кошельков и всех чинов – всех, каких только пожелаешь! Контроль над умами людей. Тебе одной – и больше никому. Просто доверься мне, деточка…

Или же это сейчас демон шептал ей на ухо свою сладкую ложь?

Контингент Круга разношёрстен. К каждому магу нужен свой подход. Поэтому Рунный Зал не обшит янтарём.

Для Серости всякий чародей здесь, как на ладони. Лёгкая добыча…

Вопрос репрессора мгновенно стал риторическим. Эдени могла не отвечать. У неё и так на лице было всё написано.

– Так-то, – бросил ей Альдред. – Ты нуждаешься в Равновесии, а Равновесие нуждается в тебе. И в твоём редком даре. Именно поэтому нам так необходимо согласие…

– Н-но… – протянула чародейка и закусила нижнюю губу.

Инквизитору удалось частично убедить её. Они точно не были врагами – скорее союзники или около того. Только крестьянке это не прибавило уверенности в себе.

– Скажи, Эдени, ты любишь свою маму?.. Также сильно, как и она тебя?

Чародейка сощурилась. Она спрашивала себя, причём тут её престарелая матушка. В свете последних событий девчонка и сама усомнилась в истине, которую с возрастом озвучивала всё реже.

Мать предала дочь. Не «по-людски» это. Её признание в сокрытии мага-вольнодумца и потенциальной одержимой втоптало онейромантку в землю.

Сладкие речи репрессора и ореол сострадания вкупе с рассудительностью, которая не присуща молодым парням, сделали своё дело. Она взглянула на свою жизнь под иным углом. Вспомнила всё хорошее, что разделяла её семья. Эдени не хотелось, чтоб овечье смирение матери ставило крест на их узах. Даже если больше они друг друга не увидят.

– Д-да, я люблю её, – немного помолчав, прошептала чародейка. – Очень сильно…

«Как это мило», – посчитал Альдред.

Репрессор даже немного позавидовал магичке. Своей матери он никогда не видел. Хотя это и к лучшему, подозревал инквизитор.

– Ты ведь хочешь, чтобы она спокойно прожила свою жизнь? Чтобы она не беспокоилась ни о чём? И уж тем более о своей дочке? Чтобы она могла только радоваться за тебя?

Альдред вновь осадил её вопросами, пытаясь полностью подчинить своей воле.

– Да! – без сомнения заявила крестьянка.

В её взгляде пёс Инквизиции уследил мимолётный блеск решимости. То, что надо. На такую копну вопросов невозможно ответить иначе.

«Прелесть».

– Тогда тебе нужно начертать руну. Сделай первый шаг на пути к саморазвитию. Покажи себя. Хотя бы ради мамы, – безмятежным голосом подытожил Альдред.

В голове волшебницы промелькнула шальная мысль. Чем этот парнишка отличается от демонов, которые пытались её принудить к сотрудничеству?

– Как Вы не понимаете?.. – сокрушалась Эдени. От согласия её отделяло всего ничего. – Я не знаю, как управлять силой. Откуда мне знать, как я попала Туда?.. Это вышло случайно. Слу-чай-но!..

– А на что тебе я, Эдени? – наигранно удивился Альдред.

Его тембр голоса при этом разливался мёдом.

Инквизитор заговорщически улыбнулся, чуть наклонив голову набок. Сущий бес.

Магичка осеклась, поражённая отзывчивостью Альдреда. Репрессор сказал мягко:

– Я помогу. Даю тебе слово…

Тогда-то волшебница ощутила незримую ауру, что исходила от инквизитора. Необычайно сильная. Как у мага, сказала бы она, если бы видела кого-то из них ранее.

Одно сновидица могла сказать наверняка: кровь по её венам забежала быстрее, будто по наитию. Что за чувство?..

Ритуал Начертания неизбежен. Либо Эдени справится, либо её песенка уже спета.

Девка сглотнула и неуверенно пробормотала:

– Я попробую…

– Ну вот! – Альдред ухмыльнулся. – Совсем другой разговор.

– Что я должна делать?..

– Возьми.

Он достал из кармана серый пузырёк из матового стекла, заполненный до горлышка непонятной вязкой жижей, и протянул Эдени. Чаровница помнила о барьере, который окружал её, и дрожащей рукой потянулась за бутылочкой.

Как ни странно, девка не подорвалась на месте: рука Альдреда очутилась внутри круга. Едва ощутив сосуд в руке, она принялась изучать его. Никаких этикеток или отметок не было.

Тем временем репрессор отошёл подальше: ей было нужно больше личного пространства, пусть и мнимого.

– Что это такое? – озадачилась крестьянка.

Глава 2

– Нектар, – спокойно пояснил инквизитор.

Сколько в этом слове смыслов! Обмана, алчности, силы, вожделения, блаженства…

…и боли.

– Нек… тар? – не поняла Эдени.

Альдред скривил губы еле заметно. «Я вроде как не нанимался в ходячие энциклопедии». Ему вечно приходилось втолковывать что-то чародеям.

Постарался рассказать о сложном просто:

– Зелье такое. Оно повысит уровень эфира в твоей крови. Стимулятор Эффекта Материи. Твоё тело вырабатывает энергию самостоятельно, хоть и медленно. А нектар позволит быстро восполнить её запас.

На губах Альдреда заиграла улыбка. Демонически лукавая.

– Сдаётся мне, это снадобье не будет лишним.

– Его все маги пьют? – В глазах Эдени сияло детское любопытство. – И сновидцы, и элементалисты, и… кто там ещё…

Репрессор кивнул ей бойко.

– Была ни была, – пробормотала волшебница и не без труда откупорила бутылёк.

Она усомнилась на миг, не хотят ли её отравить. Понюхала содержимое. Нос не воротило от смрада. Наоборот, запах присутствовал и даже манил её своей изысканной, винной тонкостью.

Наблюдая за ней, Альдред поджал губы, лишь бы не захохотать.

«Дурёха. Качественнейшие яды не смердят. Либо благоухают, либо вообще без запаха», – рассуждал он про себя. Уж кто-кто, а он был посвящён в тонкости оружейного арсенала инквизиции.

Чародейка вздохнула и немножко отхлебнула, будто крепкого грушевого бренди.

Варево по густоте напоминало то ли монастырское пиво, то ли цветочный мёд. А до кленового сиропа не дотягивало всего ничего.

Алкоголя в жидкости кот наплакал. Она замычала от удовольствия, распробовав подозрительное снадобье.

– Сладкое! – с восхищением поделилась Эдени. Глаза её округлились – и даже горели. Но не тем огнём, который бы хотел видеть репрессор Флэй.

Было бы, с чем сравнивать. Вряд ли она пробовала леденцовый тростниковый сахар.

– В нектар добавляют вино, апельсиновые корки, ещё мёд, – открыл ей правду Альдред. – В основном, липовый.

– Так вкусно… Только зачем? – размышляла вслух магичка.

Репрессор погонял воздух во рту и сказал:

– Я всех тонкостей не знаю. Знаю только, что сладкое очень бодрит. Мгновенно. И даже поднимает настроение. К тому же, мёд маскирует горечь трав, которые и составляют основу нектара. А ещё зелье так сохраняется дольше.

– Вот как… Любопытно. Мы варенье так закатываем в деревне, – болтала крестьянка в попытке разрядить обстановку. В первую очередь, для себя. Она продолжала пить. – Целый год может простоять на антресоли – и хоть бы хны.

– Понимаю, – протянул инквизитор, лукаво улыбаясь.

«С мёдом я не соврал. А вот трав там никаких нету. Об остальных ингредиентах ей вообще необязательно знать. Сблюёт ещё», – с омерзением рассуждал про себя Альдред.

Он покосил глаза на остальных инквизиторов, которые оценивали его работу.

– Мне нравится, – отозвалась Эдени, довольная, как дитя, получившее заветную конфетку. Положила опустевший пузырёк рядом с собой, как только вкрутила обратно пробку. – Что дальше?

– Ну и как ощущения?

Крестьянка лишь рассмеялась. Она заметно повеселела. Только вот смех её казался донельзя вымученным. Из волшебницы как будто вытягивали его.

Скрывать истинный настрой не умела – хоть тресни.

«Ты только посмотри, как приободрилась. Тогда начнём», – подытожил репрессор.

– По твоим жилам течёт эфир. Постарайся сконцентрировать энергию в своих пальцах… и голове, – заговорил он. – Добейся безмятежности. Постарайся вызвать у себя сон наяву. Для начала.

В этом и заключается основа. Эфир – ничто, пока не преобразуется в Материю. Лишь тогда он приобретает ценность.

– Это как? – Эдени округлила глаза.

– Чего не знаю, того не знаю. – Альдред беспечно пожал плечами, нагло улыбаясь. – Ты же сновидец, а не я… Я лишь даю советы.

Волшебница вздохнула горько.

– Попробуем…

Её потуги могли затянуться. Говорят, один такой неудачник просидел целый день в попытках раскрыть потенциал. Он и язычка пламени материализовать не сумел, зато седалище надорвал, пока пыжился. Оставалось надеяться, что Эдени не подведёт.

Альдред отошёл и достал из кармана дарёные часы на цепочке. Он призадумался:

«Подыхаю с голоду. Интересно, останется обед, когда закончим, или пехтура опять всё сметёт?..»

Награда стоила ожиданий. К девятнадцати годам Альдред уже добился немалого успеха в отделе кураторов. И сейчас он взбирался по иерархической лестнице.

Отчасти – потому что хотел сам. Но в целом, за неимением выбора. Его толкали вперёд, и сопротивляться импульсу было, как минимум, неразумно. Детали, препоны – всё это вторично.

Время показало, что у него есть необходимые таланты для освоения новой ступени. Работа с крестьянкой должна была доказать комиссии, что он достоин перейти от тупикового сана репрессора в кураторы-практики. Так повысится его статус в глазах скептиков. Что более важно, парнишку перестанут опекать и контролировать.

А это в его случае ценнее всего прочего!

Комиссия оставалась довольна его мягким подходом к Эдени. Хотя по их каменным лицам и не скажешь. Наставница тоже присутствовала. Когда они с Альдредом переглянулись, она кивнула ему, давая понять: всё в порядке, продолжай.

Мягкая сила убеждения – вот, чего ждут от кандидата. Без неё невозможно обуздать ораву враждебных магов. Даром что язык силы, язык боли есть самые понятные.

Власть над умами узников Башни – то, на чем зиждется порядок в Круге.

«Не одной сталью едины», – поговаривал Верховный Куратор. С хитрецой, с гордостью.

И ведь не врал. В противном случае, Альдред бы застрял в среде живодёров-репрессоров. Или, на худой конец, подался бы в миротворцы: там постоянно требуется свежее мясо. Текучка соответствующая.

Вот только таскать на своём горбу пуды металла – удовольствие сомнительное. Да и в среде непритязательных умов парень и сам бы начал угасать.

Оттуда обычно не подымаются. Флэй же и без того занимал один из низших ярусов пирамиды власти. В стане инквизиторов ему ещё расти и расти.

Следующие десять минут собравшиеся скучали, наблюдая за потугами онейроманта. Вида не подавали: им надлежало сохранять внешнюю невозмутимость, как бы ни хотелось закидать новенькую тухлыми яйцами.

Тоска – да и только.

Эдени всё надрывалась, пыхтела и шипела, пробуя войти в Серость осознанно. Её вены так и не загорелись. Только зря перевели нектар.

Альдреду стало ясно: мягкой силы недостаточно. Девке не хватает самоконтроля и ощущения собственного тела, чтобы Ритуал сдвинулся с мёртвой точки.

Наконец волшебнице надоело. Она опустила руки, выдохнула и нерешительно выдавила из себя:

– Я не могу… – А затем добавила уже громче, в отчаянии: – Бесполезно!..

– Пробуй снова, – безразлично отвечал инквизитор.

Обед – полноценный обед – и так пропустил тут с ней.

– Да не выходит! Я пытаюсь, честно! Ну без толку же! – завывала она, как вдруг оторопела и начала бредить.

Помолчала с секунду и разразилась:

– Может, я и не маг вовсе?.. М-м-может, дело в другом?.. Не мучайте меня, прошу Вас, отпустите домой! Я там нужнее! Это какая-то ошибка!..

– Инквизиция не ошибается, – строго сказал репрессор, скрестив руки на груди.

Слова эти давно стали аксиомой. И смех, и грех.

Эдени поникла под тяжестью его взгляда. Она не могла вынести холодной синевы водянисто-голубых глаз.

Только сейчас она увидела его настоящего: Альдред просто втёрся к ней в доверие и использовал её. Маска его слетела так легко.

Чародейка не пережила обмана и заплакала снова.

Горько, навзрыд.

– Как дитё малое, – пробормотал репрессор и полез во внутренний карман плаща.

Его эта мышиная возня порядком вымотала.

Жалкая сновидица надоела ему. При любых других обстоятельствах инквизитор испытал бы детский задор от того, что задумал сделать. Но не сейчас, когда претерпевал жгучее раздражение.

Больше Альдред не намерен был распинаться перед онейромантом. Он достал кожаную перчатку, подшитую к медному браслету, что напоминал костяную руку. Совершенно буднично, непринужденно.

Вдел в неё пальцы, сжал в кулак и разжал. Ничего из этого Эдени не видела: глаза ей залили слёзы. Репрессор знал, как разбудить в ней чары. Только девке это не понравится.

– Ничего личного, – впопыхах бросил магичке Альдред. Как бы извиняясь.

Инквизитор направил надетый браслет на рунный барьер. Перчатка-манипулятив прямо воздействовала на магическую энергию круга, сделав силовое поле зримым. Оно было лиловое и полупрозрачное.

Рука пришла в движение. Вся кисть крутилась и вертелась, пальцы крючились и разгибались. А между тем внутри круга происходил сущий ад.

Чародейку впечатало в силовое поле, по телу её пробежал ток. Она взвизгнула так, будто живьём жгли на костре. В зависимости от движений руки Эдени бросало от стенки к стенке, на пол, а по границам барьера бегали маленькие молнии.

Тело магички тряслось в припадке. Альдред не спешил прекращать экзекуцию. Он с энтузиазмом и азартом любовался её страданиями. Неволей губы его изогнулись в кривой полуулыбке: пробивало на смех, еле сдерживался. Не менее жалкое зрелище всё-таки, её боль выглядит глупо. К её душераздирающим крикам репрессор оставался глух: за время службы уже успел привыкнуть.

Мысленно Альдред отстранился, обособился от чужих страданий. За живого человека волшебницу он не считал, а вопли для него – просто шум.

Так, всего лишь податливая кукла. Вещь. Ресурсоемкая, обезличенная единица.

Инквизитор уверенно вдавил голову Эдени в барьер и держал, зная, что так сновидица не умрёт. Немножко прокоптится кожа, но в целом – ничего непоправимого.

Перчатка-манипулятив предоставляла ему щепотку власти над девушкой, и Альдреду это даже нравилось. Можно подумать, происходящее – просто игра.

Он тщательно следил за состоянием крестьянки. Вскоре его пытки оправдали себя: жилы её действительно загорелись изумрудным огнём.

Да! Вот оно.

Вот, ради чего всё это было. Цель оправдывает средства.

Чуть слепя, свет покатил изо рта и глаз волшебницы.

Магическая натура постоянно мечется между разрушением и созиданием. И вот она отозвалась на угрозу извне. Этого достаточно. Перебарщивать бессмысленно. Альдред расслабил руку и снял перчатку, засунул её обратно в карман.

Эдени отлипла от барьера и сгорбилась, тяжело дыша. Из-под юбки у неё натекла лужа: расслабило мочевой пузырь, это повлекло за собой внеплановое опорожнение.

Потянуло тонко аммиаком. Этот запах… Так воняли скопища местных магов.

Бедолаги ютятся в мелких общажных комнатушках, будто заключенные в шумайском зиндане. Они буквально стоят на головах друг друга, источая концентрированный смрад. Его слышно даже в коридорах.

Выглядела бедняжка неважно. Волосы встали дыбом, их раскидало в разные стороны.

Она до сих пор вопила, а свет всё лился из её головы. Инквизитору удалось пробудить в ней сновидца. Мага, болтающегося между Равновесным Миром и Серостью, где обитают присные демоны.

Вскоре девка смолкла. Она жадно вбирала в себя воздух. Посмотрела на Альдреда.

За потоками энергии было не видать её глаз. Репрессор понимал: крестьянка ненавидит его всем своим естеством. Всего целиком и по отдельности.

Его чёрный кураторский плащ с подкладкой из тончайших металлических лесок для защиты от магии. Ангельские глаза, полные лукавства. Черты лица почти идеальной симметрии, которые поначалу показались ей прекрасными. Короткие и жёсткие, как щётка, неестественно седые волосы, торчавшие вверх. Трупную бледноту кожи.

Ненависть жгла ей кожу, не находя вменяемого выхода наружу.

Как, ну как она могла подумать, что он красив, что он ей друг?..

– Так-то лучше, – довольно отметил репрессор. – Больше болтали.

Иногда надо просто поднажать, как показывала профессиональная практика.

– Мудак! – рявкнула на него Эдени, насколько позволял сорванный голос.

На её выпад Альдред лишь усмехнулся украдкой. Снисходительно. Глядя сверху-вниз.

Его всегда забавляло, когда маги, с которыми он работал, срывались. Беспомощные существа. А ведь для кого-то подобные слова были последними: за агонией их ждала смерть от кровопотери или травматического шока.

Комиссия тихо отметила его невозмутимость, сочтя за достоинство.

Репрессор покачал головой неодобрительно, а затем сказал угрюмо:

– Вот ты и зарядилась. Делай, что говорят, и покончим с этим. У тебя еще есть шанс показать, что ты чего-то стоишь. Прислони руку к пергаменту. Создай заклинание. Какое хочешь, как хочешь. Тогда свободна. Я устал слушать твоё нытьё. И я не собираюсь целый день тут с тобой нянчиться.

– Я тебе это припомню! – прошипела ощерившаяся крестьянка.

Ещё бы девчонка имела вообще понятие, о чем толковала!

Она чувствовала себя униженной, как никогда ранее. И кем?..

Инквизиторам не понравилась откровенность Альдреда: это противоречило кодексу. Но вмешиваться не стали: гнев может помочь Эдени создать мощное заклинание. Соответственно – дорогое. Но это в лучшем случае.

На месте репрессора они и сами не стали бы церемониться, достаточно селянке было отпустить угрозу в их сторону.

– Все вы так говорите. – Альдред отмахнулся от неё, как от мухи.

Не шутил и не врал, говоря строго на опыте.

Онейромант покорилась. Кряхтя, она поползла на четвереньках к стенду. Ладонь распласталась по поверхности пергамента, плотно прилипнув к ней из-за пота.

Спустя какое-то время из уст сновидицы полились жуткие стихи, декламируемые дребезжащим голосом.

До сих пор остаётся загадкой, из каких глубин Серости берут свои заклинания такие, как Эдени. Среди всех ветвей мало какие маги вообще наговаривают на пергамент чары. Даже среди онейромантов. И далеко не всем кудесникам под силу изъять их после.

У сновидцев никогда не получается одной и той же руны. Мощь, заключённую в ней, можно использовать лишь раз. Одно хорошо – как правило, она всегда колоссальна. Ведь неспроста демоны считают онейромантов лакомым кусочком.

Лишь Свет и Тьма знают, через какие кошмары продиралась Эдени. Она без конца мешала, на первый взгляд, несовместимые стихи на языке демонов:

Яррак чоктар илым дэст цукван!

Сыктир ван шак чоджу гидар!

Малкар омнибак сэрты джасэ!

Алькаф усын илып жыртыб бан!

Это то немногое, что Альдред сумел различить. И был не уверен, что расслышал верно. Чтение продолжалось ещё с минуту, прежде чем под ладонью засиял пергамент.

Инквизитор улыбнулся: руна почти готова! Радость его быстро сменила смесь ужаса и отвращения. Он ожидал чего угодно, только не этого.

Крестьянка продолжала декламацию, как вдруг с её век сорвались кровавые слёзы. Жирные капли падали на гранитные плиты.

Медленно. Кап… Кап. Кап.

Следом потекло из ноздрей и ушей. Тонкими алыми змейками.

Чтение прерывалось кровохарканием. Но та, давясь, продолжала, будто сама не своя. Самозабвенно и даже яростнее, чем раньше.

Онейромант едва ли замечала это, войдя в изумрудный транс.

Ничего подобного Альдред раньше не видел. И не припоминал, чтоб со сновидцами приключалось кровоизлияние в мозг.

Гадая, что делать, и что будет, продолжал наблюдать. Пробовал своим умом дойти до истины. Терялся в догадках. Предполагал худшее.

Ясно одно: вмешиваться пока рано. Экзамен легко провалить. Малейший шаг в сторону чреват фиаско.

Сияние под ладонью погасло. Это могло означать только одно: заклинание готово. Эдени же, утопая в зелёном эфире, не сумела отпустить волну. Мерцая, она завопила снова. Комиссия дёрнулась от неожиданности.

Боль. Агония. Она поднималась из самого чрева, из грудной клетки, прожигая плоть насквозь. Невыносимо…

Девка свалилась под стенд и забилась в конвульсиях. В приступе пнула пустой пузырёк за пределы круга. Тот, бренча, медленно покатился к ногам латников. Но бряцанье стекла не могло подавить громкость её стенаний.

Животные крики и судороги по всему телу отозвались холодком в затылке Альдреда.

На своём недолгом веку репрессор повидал немало смертей. И к немалой доле приложил руку сам. Они давно перестали трогать его. Былое чувство ужаса вернулось к нему. Как в первый раз. Так нежданно…

По-настоящему, осмысленно, кошмарно.

Что было несвойственно Альдреду, из него наружу рвалось прозаичное человеческое сочувствие. Он сам запер его в закромах души ради своего же блага. Инквизитор округлил глаза, следя за Эдени. Для него оставалось загадкой, как человек может так кричать от боли. Совесть его молчала, было просто… не по себе.

Некоторое время Альдред стоял, как вкопанный. После – опомнился. Он собирался кинуться к чародейке, помочь ей как-нибудь. Однако ментор, с ним поравнявшись, выставила перед репрессором руку, не пуская вперёд.

Они переглянулись. Наставница покачала головой, мол, не встревай. Репрессор только дров наломает. Кто-то вроде него – так тем более.

Альдред подчинился. Он считал, та лучше знает.

Было непонятно, что вызывает страдания Эдени. Тем временем к ней возвращался контроль над собственным телом. По крайней мере, так со стороны казалось.

Её скрюченные пальцы потянулись к лицу. Она раскрыла рот – настолько широко, что при судорогах вывихнула челюсть, давя на горло костями сверху-вниз. Крики отныне звучали утробно.

Вопли доносились до живых и здравствующих с другой стороны.

Из Серости.

Словно ей не хватало воздуха, бессознательно сновидица начала царапать ногтями лоб и щёки, нанося себе новые, уже поверхностные раны. Иной раз она цепляла склеру глаз, кровя их.

В один момент спина её неестественно выгнулась. Ни за что в жизни она сама бы не сумела в здравом уме пойти на такое. Её будто выворачивало наизнанку.

Что-то потустороннее. Прямо изнутри.

Позвонки хрустнули. Мученица потухла, замолчала и обмякла.

Готова.

Флэй замер. Он непроизвольно задержал дыхание, заворожённый смертью Эдени. Такое довелось ему узреть впервые. Репрессор будто забыл, как дышать.

А когда опомнился, стал жадно, как в последний раз, грести ртом воздух. На язык лёг терпкий, неестественный привкус озона – отголосок всякого Ритуала Начертания.

Между тем наставница поглядела на пергамент. Онейромант погибла, но оставила после себя какое-никакое заклятие. И скорее всего, крайне мощное: изумрудная руна сияла, распластавшись во всю ширь полотна.

Хоть на что-то сгодилась.

Репрессор не знал, как быть. Он потерялся в рое мыслей, напиравших одна на другую. Сложно было сосредоточиться на чём-то одном. Лишь когда ментор коснулась его плеча, Альдред пришёл в себя.

Это касание ни с чем не спутаешь. Можно сказать, он знал каждую клеточку кожи на её ладонях. И мог распознать через несколько слоев одежды даже.

Инквизитор выпрямился и поглядел на неё.

– Ты справился, – заявила она, довольная проделанной работой. Немногословная и хладнокровная, как и всегда, когда речь шла о долге перед Равновесием.

– Я? – Альдред осёкся.

Уши его заложило – настолько громко кричала Эдени. А может, это давление так скакнуло от вспышки стресса? Эхо всё ещё разносилось в голове.

– Вы знаете, что делать! – бросила миротворцам наставница. – Скальп и сердце!

Латники скривились в поклоне, слушаясь главную надзирательницу Башни. Они направились к сундуку, чтобы достать необходимые инструменты для вскрытия: не с палашами ведь труп обрабатывать. Хирургия – дело тонкое.

Даже если за дело берутся грубые амбалы.

Один из них надумал вытащить девку за ноги из рунического круга. Заблаговременно, из лучших побуждений. Тело Эдени было податливое, как мешок с конским навозом.

Только потянул, его окликнули. Он пошёл к остальным и ненароком подтёр руну сапогом. Шаркнул так шаркнул…

Даже после смерти маг может принести пользу. Волосы накапливают в себе эфир – вот, почему многие отпускают шевелюру подлиннее и бороду, если есть возможность. В сердечных клапанах эта самая энергия и вырабатывается.

Всё это нужно высушить и перемолоть в порошок. Развести с мёдом в разбавленном вине, приправить особо пахучими специями и апельсиновыми корками, чтоб не возникло и намёка на людоедскую подоплёку. Смешать до однородной субстанции – вот и весь рецепт нектара.

На самом деле, псевдонектара. В Равновесном Мире давно истощились Недра, где когда-либо натыкались на чистый минерал. Если и находят новые, горсточка нектарита стоит целое состояние. Вот, почему на него Церковь установила жесточайшую монополию. Подчас и золото дешевле в пересчёте.

Так или иначе, останки Эдени подвергнут сожжению, как и прочие трупы. Вопреки пересудам злоязыких зевак, своих псов Инквизиция человечиной не потчует.

– Ритуал Начертания окончен, – объявила наставница сухо.

Кураторы уже были на полпути, чтобы покинуть Рунный Зал.

Наставница и сама намеревалась пойти в столовую. Вот так просто. Как ни в чём не бывало.

Репрессор не дал. Он вцепился в её рукав. Уразумев, что ему сказали, Альдред попросту не поверил своим ушам.

– Что такое? – спросила та с лёгким налётом недовольства.

– Как это я справился? Она же умерла! И как?.. – бесновался новоявленный куратор-практик, держа себя совсем не профессионально. Растерялся, бедняга.

– Тише, тщ-щ. – Наставница приставила к своим губам указательный палец. – Альдред…

На воспитанника подействовал её призыв, и он стал успокаиваться. Послушное дитя.

– Давай по порядку, – предложила она. – Проверка прошла хорошо. Ты сделал всё, чтобы выполнить поставленную задачу. Так или иначе. Ты не дал волю эмоциям в неподходящий момент. Конечно, тебе ещё есть, чему поучиться, но комиссия одобрит твою кандидатуру. Я это гарантирую.

Всё было схвачено с самого начала. Флэй посчитал именно так. Мысль пришлась не по вкусу, оставляя после себя горечь во рту.

– А что… с ней? – Альдред слегка качнул головой в сторону переломанного трупа.

– Да, девчонка сдохла, – безразлично отвечала наставница. – Но твоей вины в её смерти нет. И умерла она не напрасно…

Покровительница указала на тускло светящийся пергамент.

– Заклинание мы получили. Архиепископ останется доволен и обязательно помолится за душу Эдени. Хотя… вряд ли ей сейчас это будет впрок.

Она хмыкнула.

– Сновидица не справилась со своей силой? – задался вопросом тот.

– И да, и нет. Боюсь, что она слишком открыто вела себя на той стороне. Зря. Серость опасна, ты же знаешь. Очевидно, кто-то позарился на её душу. Пока она собирала заклинание, демон легко мог прибрать её себе. Стоит отдать бедняжке должное: за жизнь она цеплялась до последнего…

Наставница ущипнула воспитанника за подбородок, широко улыбнулась ему и произнесла несколько артистично:

– Хорошая работа, Альдред Флэй. Добро пожаловать в практики.

Тот усмехнулся, когда она ему игриво подмигнула. Её одобрение действует не хуже самого качественного обезболивающего.

Альдред выдохнул. Что ж, плевать. К чему эти треволнения?

К чему эти треволнения, когда ментор довольна им, а он – получил желаемое?

Он был не в силах представить, что именно произошло в Серости. Но в глубине души понимал: теперь он куратор, и ему не раз придётся столкнуться с чем-то подобным. И всё же, в мыслях он молил Свет с Тьмой, чтоб такое происходило как можно реже.

Наивные надежды. Мир инквизиторов серый, он полон ужаса.

Полон боли – своей и чужой.

Из размышлений его вырвал чужой голос, преисполненный тревоги:

– Сестра Кайя!

Ментор машинально повернулась лицом к миротворцам. Следом за ней – Альдред.

Оставшийся куратор из комиссии судорожно указывал на сновидицу.

Латники хватались за пики с палашами, спеша к ней. Тело Эдени стало слабо подёргиваться. Изо рта песком сыпался хрип.

Под кожей трупа что-то шевелилось…

Глава 3

Сестра Кайя выставила открытую ладонь вперёд. Миротворцы тут же остановились: в Рунном Зале не осталось санов выше, чем она.

Инквизиторы уставились на оживший труп крестьянки. Они только по стонам догадывались, насколько та страдает. Если, конечно, она – всё ещё она.

Под кожей восставшего мертвеца туда-сюда носились шишки. Они напоминали неведомых паразитов из баек про страны Экватора. Изначально мелкие, похожие на жировики, волдыри облепили конечности трупа. Затем стали усиленно собираться воедино, образуя выпирающие красноватые опухоли.

Туловище Эдени под одеждой распухало и пульсировало. Биомасса, ещё не созревшая превратиться в нечто жизнеспособное.

По коже беззвучно шли первые разрывы. Альдред заметил трещины на поверхности: это раздувающаяся плоть просилась наружу. Ноздри щипала вонь от груды сырого мяса. Ощущалась и некая другая нотка, но определить, что это, он не сумел.

То ли сера, то ли жжёный уголь, то ли невесть, что.

Кураторы и миротворцы понятия не имели, какие изменения претерпевает покойница. Им оставалось только гадать.

Другое дело, наставница. Своим умом она уже осознала, к чему всё идёт. Однако должна была убедиться наверняка. Не опуская руки, она приговаривала время от времени, словно дрессировщик львам:

– Стоять на месте!..

Альдред подозревал неладное. Он стиснул зубы от омерзения. Ему было тошно наблюдать за метаморфозом селянки. Ничего подобного бывший репрессор не учинял над магами сам: фантазии не хватало, да и не мог чисто физически.

Внутренности прижались друг к другу, боязливо и плотно. Их взаимное давление вызывало резкие спазмы у него в животе и пояснице.

Он предпочёл бы не видеть этот леденящий кошмар. Уж лучше убраться отсюда подобру-поздорову как можно скорее. Но почему-то не мог оторвать глаз.

Его не покидало чувство, будто он где-то уже встречал нечто подобное. Давным-давно, ещё до вербовки в Инквизицию. Ассоциации прокладывались чётко.

Всхлипы и стоны бедняжки переросли в протяжный вой. Звук ударился об запылённые стены Рунного Зала. Одновременно с этим кожа трупа лопнула окончательно. Взору явилось бурое мясо с обнажёнными зеленоватыми сухожилиями. До сих пор оставалось неясно, что за лихо рвётся из внутренностей сновидицы.

Овцы стоят и смотрят. Волки – действуют.

У одного из кураторов не выдержали нервы. Возомнив себя героем, он выхватил палаш и с рявканьем бросился к студенистой биомассе. За ним следом устремился миротворец, вооружённый щитом и мечом.

Может, ещё не поздно ликвидировать угрозу в зародыше?

– Не нужно! – оторопев, крикнула им наставница. Было поздно.

Что толку распинаться перед безумцами?

Парочка даже не успела произвести удара. Дрожащая плоть разверзлась, выпуская наружу тончайшие сегментированные ленты, напоминавшие свиных цепней. Целая дюжина, если не больше. Они оплели инквизиторов, начали сдавливать конечности, будто змеи, лезли в рот и глаза. Бедолаги не успели и пикнуть.

Руки с ногами выворачивало в разные стороны, будто у кукол на шарнирах. Позвонки их хрустели. Груда мяса тянула жертв на себя, не то впитывая несчастных, не то приращивая их тела к себе. Вместе с оружием, доспехами и одеждой. Без разбору. Ушей касался пронзительный визг твари, который перерубало её же раскатистое шипение.

За миротворцем и куратором хотели броситься другие инквизиторы. Их боевой задор упал тут же. Наоборот, они начали пятиться назад.

Адекватность возобладала над толпой – или страх просто-напросто?

Ментор заметила перемену в их настроении. Совсем не так должны были вести себя бойцы, столкнувшись с непознанным. Им следует слушаться, подчиняться. Так выживут.

Она оставалась непреклонна и сказала строго:

– Я приказываю. Стоять. На месте!

Оставшиеся псы Церкви всё же послушались, нерешительно отводя взор. Альдред же оставался, где и стоял. Его хорошо выдрессировали.

Он жадно смотрел и слушал, что происходит.

Рост мышц за счёт присвоенной плоти мужчин только ускорялся. Руки и ноги поглощённых инквизиторов кочевали по студенистому холму, пока не занимали свои параллельные места, уподобляясь паучьим лапам. Или, скорее, лошадиным копытам?.. Единственное, заметил практик, стали конечности гораздо длиннее и мускулистее.

Одежда Эдени давно треснула по швам и теперь повисла кровавыми лохмотьями на вздымающемся теле. Прямо из мышц торчали раскуроченные латы миротворца и эфесы клинков. Едва ли разодранная ткань прикрывала ужас, в который обратились онейромантка и инквизиторы.

Из живота сновидицы показалось обезображенное лицо куратора. А из её плеча – уже латника. Вернее, часть от носа до рта. Его губы задрожали, потом отлипли друг от друга. С них покатился хрип.

Мерзость…

У Альдреда по спине побежали мурашки. Ему не хотелось повторять их судьбу.

Первый бедолага раскрыл глаза, налитые кровью, и закричал. Альдред почувствовал, как внутри у него жизненные жидкости забурлили разом. Как если бы ужас являл собой пресловутую химическую реакцию.

Он посчитал, что у куратора сохранилась часть сознания, и был прав. Очевидно, инквизитору не нравилось в новом теле. Приращенный чёрный плащ не переставал надрывать голос.

– О Свет и Тьма… – прошептал непроизвольно воспитанник.

Эдени тоже не осталась без преобразований. Голову её крутило из стороны в сторону, как мячик. Руки безвольно болтались плетьми. Кожа приобрела землисто-серый оттенок. Шея чуть удлинилась и изогнулась, напоминая утиную.

Лицо несчастной переболтало в непропорциональную, асимметричную, неясную мазню. Она выглядела, как не до конца взбитый яичный желток. От прежнего облика девки ничего не осталось.

Подсознательно Альдред сопоставил то, что услышал от ментора, с увиденным. Он укоренился в осознании: Эдени, равно как и двух инквизиторов, больше нет. По крайней мере, в привычном человеческом понимании.

Это чудовище предстало перед ними – да не простое. Не от мира сего. Явившее свой мерзкий, искажённый облик из глубин мироздания. Оно заместило собой пойманную крестьянку, обрело более близкую себе форму за счёт неё и двух инквизиторов. На выходе псы Церкви встречали уже гигантское паукообразное нечто.

Скороспелый, бездумный, кривой облик. Метаморфозам быть и далее. При условии, что чудище выберется на свободу.

Здесь и сейчас монстра стоило считать новорожденным.

Тварь заклекотала. Из паучьего туловища торчал голый торс волшебницы. Она развела руки в стороны. А прямо под ней разверзлась пасть. Хелицеры застучали друг об друга. С них капала густая слизь – не то слюна, не то яд.

Арахнид опёрся на приращенные конечности, служившие лапами, и поднялся в самое удобное для себя положение. В нём остолбеневшие инквизиторы насчитали целых полтора человеческих роста.

Его аляповатые конечности заканчивались длиннющими пальцами с шишковидными суставами. Причем дистальные фаланги медленно переходили в загнутые когти. Тварь представляла прямую и понятную угрозу ревнителям веры.

Представляла бы, не преграждай магический барьер ей путь наружу.

На языке у Альдреда вертелась догадка. Поверхностно, и всё же лучше некуда она описала бы это причудливое чудище. Выразить вслух мысль тот не успел.

Ментор перегнала воспитанника на считанные доли секунды:

– Она одержима!

Все оставшиеся у инквизиторов сомнения отпали сами собой. Открытие не сулило им ничего хорошего.

Согласно монашеским трактатам, одержимостью называют слияние человека с демоном из Серости. По большей части, этим страдают маги. Но есть и исключения.

Давая клятву на своей душе, чародеи во многом выигрывают. Они не просто получают ещё один источник эфира от своего тёмного попутчика. Им открываются невероятные, ранее недоступные силы. Покровители из Серости бывают крайне щедры.

Элементалисты осваивают магию на стыке двух сочетающихся ветвей в обход наследственности. Либо вовсе обособленные искусства вроде псионики, трансмутации, чудотворства. Принцип работает и в обратную сторону.

Отсюда вытекает нескончаемая охота Инквизиции, давно устоявшаяся в веках. С шабашами ведьм, гексерами, таинственными культами, друидами, языческими таинствами и иже с ними.

Зачастую маги-отступники – апостаты – забывают цену за помощь извне. А некоторые просто пренебрегают ей, чересчур увлечённые исполнением своих желаний.

Так или иначе, конец их ждёт один и тот же. Постепенно они становятся делириками, оторванными от реальности. Со временем тёмный попутчик замещает использованного чародея. Демон без особого труда, целиком просачивается в Равновесный Мир, куда живее, прекраснее и заманчивее Серости.

Правила везде одни, и они просты. Тот, кто пошёл навстречу, однажды явится собрать урожай. И чтобы что-то получить, надо что-то отдать.

Вот, что произошло с крестьянкой. Однако здесь потустороннее нечто не церемонилось вообще. Своё демон забрал мигом.

Как только горе-онейромант зашла в чужую обитель, сущность погналась за ней тут же. Бросилась, будто мотылёк, поманенный светом лун.

– Брат Руфус, – спокойно позвала куратора сестра Кайя. – Ступай за персекуторами! Без них не обойдёмся.

Тот не произнёс ни слова. Лишь кивнул: от всей души радовался, что ему не придётся участвовать в ликвидации мерзостного перевёртыша. Он засеменил к выходу, спеша скрыться с глаз долой.

Паучиха загоготала тремя ртами, хелицеры тут же разошлись в стороны, давая пасти исторгнуть сипение. Гудение, сопутствующее демоническому смеху, осыпало мурашками кожу слышавших.

Нечисть чувствовала исходивший от Руфуса тонкий запашок страха и безнаказанно ударила по барьеру лапой на прощание.

Это действительно подстегнуло трусливого куратора. Он исчез, сверкая пятками.

Демон резко одёрнул обожжённую лапу и приставил к пасти. Эфирный ожог заработал на ровном месте. Подул на пальцы, как настоящий человек, пусть и отрывисто. И маги, и обитатели Серости одинаково испытывают боль, прикасаясь к руническому барьеру.

Наблюдая за арахнидом, Альдред поймал себя на отвращении. Зрелище шло наперекор его картине Равновесного Мира. Монстр не может себя так вести. Не может!

Альдред провожал счастливчика взглядом. Сердце сжало сожаление. Хотел бы он быть на его месте. Для новоиспечённого практика день длился уже слишком долго.

Как ни крути, он понимал, что должен оставаться подле наставницы. Что бы ни случилось. Это залог выживания их обоих.

В один момент положение вещей перевернулось с ног на голову. Причем каждый инквизитор как будто упустил это из виду. Едва Руфус выпорхнул из Рунного Зала, ворота за ним под действием печати захлопнулись тут же. Одновременно с тем, как тварь выместила агрессию на барьере.

Меры безопасности в Янтарной Башне пришли в исполнение. Хоть и с запозданием. Даже магия дает осечку.

Открыть створки изнутри не представлялось возможным. Ни человеку, ни чудищу, ни магу. Все, кто остался внутри, были обречены дожидаться, пока не явится подмога. Пока она не взломает печать и не возьмется за монстра.

"Блестяще!" – подумал Альдред.

По группе миротворцев пошел нервный шёпот. Им не пришелся по душе сам факт оставаться с этой тварью.

– Что же это получается? Мы остались тут, с ней? Просто стоять и смотреть? Ждать? – ворчали бойцы.

– Меня больше интересует, заперта тварь с нами, либо это мы – с ней, – многозначительно проронил кто-то из них.

– Но почему они вообще закрылись? Барьер ведь создает купол вокруг одержимой. Это какая-то ошибка? – правильно задумался куратор поодаль от Флэя с ментором.

Стало не по себе еще больше.

– А нам что делать? – поинтересовался Альдред. – Тем более, теперь…

– Ждём, – тут же ответила сестра Кайя.

– В смысле?! – насупился тот.

– Пусть персекуторы с ней возятся – это по их части. А пока они идут, нам надо проследить, чтоб эта мразь никуда не улизнула, – пояснила ментор.

Выглядела она спокойно. До безрассудства спокойно.

– Что? Она может сбежать?..

Он вздрогнул, ощутив на себе взгляд косых карих глаз и хитрую ухмылку. Вполне человеческая мимика чудовища вводила в ступор. Паучиха плотоядно оскалилась, открывая щербатый рот. Она беспрестанно следила за парнишкой.

Куратор смекнул: демон пользовался воспоминаниями Эдени, прекрасно понимая, о чём толкуют между собой инквизиторы.

Должно быть, на Альдреда у твари имелись особые виды…

– Бояться нечего, – уверяла наставница. – Барьер должен сдержать существо.

У Альдреда возникло дурное предчувствие. Он вспомнил о том, как один миротворец копошился с трупом сновидицы. Тогда, естественно, куратор не придал этому никакого значения.

Но сейчас… Когда створки захлопнулись по колдовскому умыслу…

Всё бы ничего, будь Эдени мертвее мёртвого. Только вот всё с точностью да наоборот!

Он посмотрел на руны. У него тут же стрельнуло в сердце: целостность круга нарушена! Клятый дуболом в латах смёл часть фантомной пыли!

Демона заинтересовало, почему инквизитор так сокрушается. Может быть, есть существенные причины?

Арахнид посмотрел туда же и глумливо захихикал. Догадался, ты погляди!

– У нас проблемы… – проронил тот, чувствуя, как душа уходит в пятки.

– Ты о чём? – не поняла ментор и глянула на Альдреда через плечо.

Он замешкался и не успел озвучить наблюдение. Арахнид припал к полу лапами. Рисковал – и сильно, да только выбора не имел как такового.

Раз – и в один присест выпрыгнул за пределы рунического круга. Там, где возникло слабое место. В прыжке по телу паучихи прошёл мощный заряд тока.

Все три голоса слились в надрывном рёве. Увы, ломаный барьер не сумел оградить оставшихся инквизиторов от монстра.

Чудище обрушилось на гранит. Оно кряхтело от жгучих сокращений в мышцах. Не так уж и высока цена свободы. Главное, арахнид готов рвать и метать. На дрожащих лапах он поднялся опять.

Сказать, что ментор опешила, значит не сказать ничего. Наставница быстро пришла в себя. Обстановка резко накалилась, не предвещая ничего хорошего. Высвободив из ножен горский палаш, она крикнула остальным:

– К оружию!

Им всего-то нужно продержаться, пока не прибудут персекуторы…

Плёвое дело! Ведь так?..

Миротворцы медленно подбирались к паучихе. Они выставили вперёд клинки с копьями, держа безопасную дистанцию. Торс каждого прикрывал каплевидный рогатый щит. Альдред видел, как им страшно: всё же латникам привычнее резать магов.

Оно и понятно. Избиение младенцев – это одно. Копошение в ногах великана – другое.

Тварь играючи перебирала конечностями. Попутно вытащила прямо из плоти меч и палаш приращенных инквизиторов. Лязг и чавканье доводило особо впечатлительных до тремора рук. На пол пролилась тёмная пенящаяся кровь, напоминавшая свекольный сок.

Двое оставшихся чёрных плащей стянули с поясов знаменитые хлысты из драконьей жилы, не имея под рукой ничего лучше. Решили обойти тварь с флангов.

Арахнид целенаправленно семенил к Альдреду. Вот, кого демон хотел уничтожить в первую очередь. Ради крестьянки, что так любезно потеснилась в этом теле.

По коленям пробежала дрожь. Мышечная память взяла верх над Альдредом. Он последовал примеру ментора и снял с пояса свой клинок. Правда, им в хелицерах паучихи можно было разве что поковыряться. Во всяком случае, пока что.

Новоиспечённый куратор надеялся, что не даст слабины. Он патологически боялся подвести ментора, не уследить, позволить, чтобы она пострадала.

Альдред никогда раньше не бился с демонами. Но ради них с сестрой Кайей был готов принять вызов судьбы.

– Сгинь, демоново отродье! – властно велела паучихе та. На полном серьёзе. – Убирайся туда, откуда явилось!

Естественно, одержимая не придала призыву ни малейшего значения. Она только пробормотала что-то на языке Серости с презрением.

В инквизиторах чудовище не видело никакой угрозы. И Альдреда пугало это больше всего. Он подозревал, что демон разумнее, чем может показаться.

Воспитанник подался чуть назад, выставляя перед собой диковинный кинжал. На это паучиха ответила снисходительной улыбкой.

Тварь медленно надвигалась на Альдреда и сестру Кайю, готовя клинки. Она заносила над головой меч миротворца. Ментор приняла чужие правила игры, готовясь нанести удар. Хотела отрубить руку монстру, как вдруг один куратор не стерпел. Видать, хотел выслужиться перед заместительницей Верховного.

Практик пустил в ход хлыст. Драконья жила с крюком на конце, утыканная отравленными стальными иглами, обвилась вокруг тонкого запястья. Инквизитор потянул его резко на себя, разбрызгивая фиолетовую жижу из ранок на руке паучихи.

Арахнид зашелестел хелицерами от боли. Всё тело закаменело на миг от ярости. Онейромантка выгнулась, открывая костлявую грудь.

Сестра Кайя не решилась на выпад: безмятежные годы кураторства дали о себе знать. Наставница была уже не так быстра, чтоб разделаться с монстром в два счёта.

Чудовище задаром не теряло время. Сразу сообразило, что Альдреда ему так быстро не настичь. В следующий миг паучиха потянула горе-куратора на себя.

Тот чудом не выпрыгнул из сапог. Его подняло над землей. Он полетел навстречу твари. Пронзительный вопль нёсся за ним от одного конца зала до другого. И было поздно отпускать рукоять хлыста…

Тварь немного отпрянула, метая куратора в коллегу. Тот еле успел увернуться. Посмышленее оказался, раз не стал и пытаться поймать бедолагу.

При ударе об стену голова инквизитора тут же раскололась, как орех. А жижи – сколько сока в арбузе. По камню поползла кровь и ошмётки черепной коробки. Практик распластался по плоскости челюстями вниз. Отлипая, с хлопком рухнул на пол.

Его товарищ стиснул зубы. Он одновременно скорбел и корил мертвеца за чрезмерную самонадеянность.

Альдред оторопел. Смерть пса Церкви повергла его в ступор. Он отказывался верить, что застал подобное зрелище не в миру, полном самых разных чудищ, а здесь. В Янтарной Башне, куда, казалось, демонам путь заказан.

Сестру Кайю тоже раздосадовала смерть подчинённого. Его она знала лично. Ментор скривила губы и кивнула миротворцу, выглянувшему из-за тыла паучихи. Поодиночке тварь их с лёгкостью одолеет. Значит, нужно действовать сообща.

Латник понял, к чему клонит наставница Альдреда. Копьё с чавканьем пронзило щетинистое брюхо монстра.

Когда арахнид изогнулся, пронзительно вереща, ментор тут же подалась вперёд. Разворачиваясь на месте, она полоснула палашом по плоскому животу сновидицы. Клинок прошёл через жир и мышцы, будто нож сквозь сливочное масло. Альдред мог бы повторить её приём, но не решился, помня интерес демона.

Не давая себя сцапать, наставница отскочила неуклюже назад, к воспитаннику. Паучиха понапрасну дёрнулась, и из рваной раны выглянула чёрная связка девичьих кишок. Приращенные инквизиторы взвыли от боли.

В воздухе изогнулась драконья жила. Крюк оцарапал спину одержимой, вошёл глубже и разодрал ей лопатку, прежде чем вынырнуть. За ними поспешали другие инквизиторы, вдохновлённые командной работой.

Копьё латника застряло в паучьем брюхе. Он изо всех сил пытался вытащить его – безуспешно. Воин замешкался. Арахнид взбесилась и понеслась вперёд, заставляя Альдреда и ментора убраться подальше. В суете древко переломилось.

Паучиха молниеносно развернулась к обезоруженному миротворцу. Пока тот мельтешил в попытке достать из ножен палаш, хелицеры разошлись в стороны. Из паучьей пасти вылетел сгусток синеватой жижи. Латнику она прилетела в голову, целиком облепив топфхельм. В разные стороны полетели брызги.

Субстанция просочилась через прорези для глаз и перфорированные участки шлема. Миротворец затрепыхался, испуская вопль. Стало ясно: арахнид оплевал его кислотой. Она разъедала даже металл, который кусками опадал вместе с мясом под ноги инквизитора. Демон проявил своего рода милосердие, махом срубив ему голову.

Та рухнула за спину латника. Сам он пал следом.

Арахнид крутился на месте, шипя и рыча в диссонансе голосов. Онейромантка бросала взгляд с одного инквизитора на другого, угрожающе водя клинками из стороны в сторону. Миротворцев только разозлила ужасная гибель товарища. Остервенев, они разом бросились на чудовище. Кричали яростно, опьянённые боевым задором.

Клинки пустились в бешеный пляс.

Глава 4

Порубить паучиху на кусочки оказалось не так просто. Слишком уж юркая тварь попалась. И до жути умная. Едва один миротворец подбирался чересчур близко, арахнид лягал его лапой, отбрасывая в сторону.

Всё равно, что лошадь брыкнулась. Проходило немало времени, прежде чем латник опомнится и попробует встать – в своих-то тяжелющих доспехах!

Поэтому инквизиторы избрали иной подход. Им требовалось рассеять внимание арахнида. Те, кому удавалось увернуться от лап и клинков, наседали. Другие падали с лязгом, но сразу укатывались на безопасное расстояние. Затем – пробовали снова.

Кураторы в своих тонюсеньких плащах им были не подмога. Терпеливо ждали, когда свершится чудо человеческой борьбы с потусторонним.

Латники кололи одержимую копьями, сменяясь по диагонали. Били в те места, где по идее, должны были находиться внутренние органы.

Старались не попадаться под кислотные плевки. Получалось у них с переменным успехом: щит за щитом разъедало. И тем сложнее становилось фехтовать с монстром.

Ощутимого вреда тварь не получила. Порезы, оставленные палашами, плевались фиолетовой кровью, слегка сковывали движения. Но демон зверел только сильнее.

Срубить паучихе буйную голову не представлялось возможным: слишком высоко посажена. Когда инквизиторы пытались её достать копьями, та сразу вставала на дыбы. Бесновалась похлеще необъезженного коня, отмахиваясь от людишек, словно от назойливой мошкары.

Куратор с хлыстом ещё мог внести кое-как свою лепту. Хлестал одержимую, но задержать не решался, помня о судьбе товарища. Соответственно, и держался подальше. А паралитический яд её будто вообще не брал.

Альдред полагал, что кроме декапитации иного способа покончить с арахнидом попросту нет. И ведь был недалек от истины. Сестра Кайя будто чувствовала его настрой и потому строго наказала:

– Не встревай. Это не наша работа.

Он послушался. Как всегда.

Инквизиторы кричали:

– Осторожно!

– Бей ещё!

– Заходи! Сбоку заходи!

– Да не работает!

– Без толку!

– Вы бредите? Тут баллиста нужна!..

– Где подмога?..

Кровь арахнида, как из дыр в пивном бочонке, всё хлестала, заливая гранитные плиты…

Липкая, жирная, пузырящаяся кровь.

Один миротворец утомился без конца полосовать брюхо паучихи. Ясно уже было, что пользы от этого с мизинец. Латник отчаялся на рискованный трюк.

Для начала он зашёл к арахниду сзади. Подпрыгнул, выждав момент, и залез на брюшко. С горем пополам стал целенаправленно ползти навстречу оголенному торсу непосредственно Эдени. Палаш оставался в его руке лишь чудом.

Инквизитор собирался схватить онейромантку сзади за волосы и отпилить ей голову. Остальные ослабили напор, отвлекаясь на его безрассудство.

На мгновение, самое важное для их товарища.

Монстр только этого и ждал. Он, ловко перебирая лапами, стал кружиться. Альдред видел перед собой не арахнида, но лютый смерч. Паучиха прыгала, скакала и брыкалась, напоминая взбешённого быка.

Естественно, миротворец удержаться на чудовище не сумел. Он слетел с него. По Рунному Залу пронёсся вопль. Крик резаной свиньи.

Бойцы в ужасе стали отходить назад. Латы, как назло, сковывали движения. Всё же годились они только для отражения прямых попаданий магией. Для борьбы со звероподобными монстрами Церковь содержала совсем другой отдел.

– Назад! Назад!..

Здесь нужно быть ловчее и вооружиться потяжелее.

Латники разбежались кто куда, словно тараканы от света лучины. Они, сами того не ведая, расчистили для арахнида место. Площадку для экзекуции над предприимчивым инквизитором.

Тот отползал в надежде добраться до оброненного копья. Паучиха зашипела в предвкушении, судорожно шевеля хелицерами, с которых капал яд. Арахнид в мгновение ока покрыл расстояние до миротворца, нависнув над ним, как чёрная туча.

В следующий миг стало ясно: бойца уже не спасти. Одержимая взревела и начала топтаться по нему лапами. С каждым ударом латы миротворца плющились, а кости – ломались: тварь весила не меньше гиппопотама. Он кричал – первые пару мгновений – и вдруг стих.

Никто не решался подойти. Никто и не подумал бы его спасти, отвоевать у чудища страдальческое тело напрасного героя.

Дальше паучиха начала трепать его и таскать из стороны в сторону, бить об пол. С такой силой, что по граниту пошли трещины, а на плитах остались вмятины. Наконец лапа опустилась ему на шлем, легко сминая. Металл впечатало в голову несчастного. Да так, что из прорезей для глаз потекла тонкими струйками кровь. Альдред поморщился.

Арахнид ещё немного потоптался по трупу инквизитора. Под ним лежал уже комок из брони, одежды и мяса. Паучиха схватила его передними лапами и напоследок швырнула с разворота в сторону Альдреда и сестры Кайи. Чтоб не скучали.

– Берегись! – крикнула ментор, уходя вправо.

Альдред кувыркнулся влево. Шар из останков миротворца с лязгом отпрыгнул от стены. Прокатившись обратно ещё немного, остановился между наставницей и воспитанником.

Тот старался не смотреть на кровоточащее месиво. Он крикнул ментору в сердцах:

– Да куда подевались эти персекуторы?!

– Просто не спешат, – отвечала та, угрюмо обходя сплющенный труп стороной. Она посмотрела на него, кривя губы. – Кто бы знал, что барьер нарушен…

В словах сестры Кайи Альдред уловил укоризну. А направлена она была на убитого миротворца. Именно он не уследил за целостностью рун, за что и поплатился в конце концов. Старался, быть может, загладить вину, – да бестолку.

Куратор-практик опустил голову и погонял воздух во рту, вздыхая. Мысли не давали рассудку покоя. Нервы будто воспалились.

Ему стало ещё больше не по себе, чем даже после смерти Эдени. Ведь если б не проявленная халатность, никчёмных смертей удалось бы избежать.

Уже имеющихся трупов ему хватило сполна. Злость начала медленно подтачивать его внутреннее я. Парень больше не мог стоять в стороне.

Будто прочитав, как открытую книгу, что гложет Альдреда, сестра Кайя сдалась и бросила ему:

– Идём со мной.

Просто потому, что от группу миротворцев остались щепки.

Тот пересилил последний внутренний страх и поравнялся с ментором. Вместе, держа оружие наготове, они осторожно направились к арахниду.

Между тем инквизиторы продолжали осаждать одержимую. Рисковали распластаться кровавым пятном по полу, но отвлекали его. А практик всё хлестал и хлестал паучиху, пытаясь зацепиться за шею. Так, он сумел бы потянуть тварь чуть на себя, заставить её наклониться. И тогда, быть может, миротворец отрубит ей голову, обломив цепь смертей.

Задумка оказалась далека от идеала: инквизиторы гибли один за другим. Тварь топтала, рубила и резала их, заплёвывала кислотой, впивалась в них хелицерами и жалом.

Одержимая оказалась достаточно умна, чтобы разгадать немой замысел противника. Чувствуя собственное превосходство, паучиха заверещала и поскакала прямо на практика. С каждой секундой она набирала всё большую скорость.

Последний миротворец, вставший у неё на пути, бросился наутёк. По пути он выронил ненароком бесполезные щит и копьё. Трусость пересилила в нём долг. Он встретил свой конец под лапами бесновавшейся твари.

Куратор тут же смекнул: ему не жить.

– Свет и Тьма! – проскулил он. Отказывался верить, что скоро умрёт.

Помощи ждать было не от кого. Практик предпринял никчёмную попытку бежать. В одиночку ничего он не мог противопоставить такой груде мяса.

Демон тут же настиг его в один бойкий прыжок.

Приземляясь, монстр опустил на него лапу. Приложенная сила перебила инквизитору позвонки. Самого его пригвоздило к полу. Бедолага захрипел, загребая пыль ладонями.

На достигнутом одержимая не остановилась. Передними лапами она взяла его за поясницу и плечи. Приложила усилие и легко разорвала бедолагу надвое.

Тот вскрикнул, но тут же сник, отдав душу на суд Света и Тьмы.

Нечто подобное могло ждать и ментора с воспитанником, если бы те с лету поперли на рожон.

Играясь, тварь успела войти во вкус. На миг паучиха даже позабыла про сестру Кайю и его воспитанника. Хотя смерть последнего бывшая хозяйка тела яро желала.

А тем временем дуэт в черных плащах спешил напомнить о себе.

– Пошли! – бросила воспитаннику ментор.

Он кивнул, поняв затею наставницы, и ринулся вслед за ней на демона.

Сестра Кайя, уходя рывком вбок, нанесла отчаянный удар по лапе арахнида. Этого оказалось достаточно, чтобы отделить кисть руки от конечности. То же самое провернул и Альдред, но с другого фланга. В воздухе за инквизиторами, падая, мчался кровавый шлейф.

Тварь сообразила, что произошло. Да только чересчур поздно: держать своё туловище ей стало гораздо труднее.

Одержимая не собиралась так просто сдаваться людишкам. В ход пошли клинки. Кураторы приняли бой, фехтуя с виртуозом из Серости. Сталь пела, клинки дребезжали, гнулись и оттого содрогались.

Паучиха изрядно суетилась, неспособная грамотно распределить внимание между соперниками. Шаг за шагом инквизиторы наступали на неё, одерживая верх.

Безжалостнее всего атаки проводила сестра Кайя. Она полностью отдавалась бою, как в блистательные годы юности. В сравнении с ней даже демон из Серости выглядел блекло. Последний взмах порушил оборону арахнида. Из цепкой лапы одержимой выпал кураторский палаш.

И всё же, рано было трубить победу. Паучиха не растерялась и, едва потеряв оружие, потянула руку к наставнице. Тонкие девичьи пальчики сомкнулись на шее ментора. Монстр легко поднял её над землёй. Как пушинку. Сестра Кайя заболтала ногами, не находя под ступнями пола. Одержимая душила её. Казалось, тело вот-вот оторвётся от головы.

Ком подступил к горлу. Грудь Альдреда пронизал пожар тревоги. Он отставил оружие в сторону и произвёл усиленный выпад. Клинок легко вошёл под ребро арахнида, взрезая лёгкое. Его выходка не на шутку разозлила монстра.

Одно хорошо: паучиха так и не успела загубить наставницу. Все три рта вскрикнули в унисон. Арахнид небрежно отбросил сестру Кайю в сторону и стал наседать уже на Альдреда, попутно вынимая из себя миротворческий щит.

Наставница рухнула на пол и со скрипом пролетела ещё шагов пять назад. Она зашевелилась не сразу. Перед глазами у неё плыла явь, мерцали цветастые пятна. Голова кружилась. Шея ныла, и дышать до сих пор было больно. Ментор закашлялась, подавившись до кучи слюной.

Отныне сестра Кайя не могла помочь Альдреду в бою. Он остался один.

Злоба – лишь она, с новой силой распаляясь, последовала за ним шаг в шаг.

Воспитанник резво отпрянул, уворачиваясь от меча. Одержимая верещала, производя удар за ударом. Паучиха знала, рано или поздно Альдред оступится. И уж тогда она размажет его по полу.

Сейчас лучшим другом практика стала дистанция. Он испытывал страх перед арахнидом, но это чувство померкло, уступая инстинкту самосохранения. Ещё никогда в своей жизни Альдред не соображал так быстро.

Инквизитор отпрыгивал от одержимой зигзагами, попутно продумывая свои дальнейшие шаги. Паучиха рвала и метала, обрушивая на него то меч, то щит. Впредь причудливый кинжал никак не участвовал в бою. Поэтому Альдред решил пойти на хитрость.

Он оттопырил ползунок механизма, что выступал из гарды, и потянул кинжал за навершие. Рукоять лязгнула, резко обернулась продолговатым древком, а сам клинок – затейливым копьём. Вот теперь, в разложенном состоянии, оружие служило обладателю серьёзным подспорьем. Только арахнид не придал ему и малейшего значения.

Это копьё не являлось табельным оружием куратора. Другое дело – персекуторов. Альдреду его подарила сестра Кайя в знак их привязанности. Более того, ментор даже учила его в свободное время, как надо грамотно пользоваться разработкой инженеров Церкви.

Свой шанс упускать Альдред был не намерен.

Паучиха надвигалась на него. Практик собрал в кулак всю волю и произвёл хлёсткий выпад. Наконечник пронзил сердце арахнида, высекая стон.

Ловко. Да толку?

Тварь от этого и не думала подыхать, лишь замедлилась, одаривая форой. Оно и к лучшему. Каждая секунда для Альдреда представляла особую важность.

Инквизитор выдернул копьё и взялся обеими руками за конец древка. Одна легла у самого края сверху, вторая – снизу, чуть дальше от него. Как заправский циркач, практик стал вращать и подталкивать копьё вперёд, будто шест.

Наконечник в миг заменил собой с десяток ножей. Остриё оставляло резаные раны на теле одержимой. Некогда землисто-серое полуобнажённое туловище заливало фиолетовой кровью, покрывая целиком. Пара ударов пришлась на шею, оставив после себя надрезы на сухожилиях. Из ярёмной вены, шипя, забрызгал фонтан.

Сколько же крови в этой туше?..

Попутно с этим Альдред постепенно отходил назад. Но долго продолжаться так не могло, и демон, испытывая реальную боль, пошёл в контрнаступление. Паучиха отмахнулась от копья щитом, и куратор удержал его в руках лишь чудом.

Краем глаза Альдред заметил, как в свете метеоритного угля блеснул меч. Он успел среагировать, выставляя перед собой копьё с упреждением, а сам – опустился вниз на согнутых коленях. Наконечник прошёлся по запястью бестии, нарушая траекторию удара.

Вереща, арахнид клонился вперёд. Он хотел было взмахнуть мечом, рубануть по спине инквизитора. Шестое чувство не подвело практика, и тот бросился вперёд.

С успехом произведя кувырок, Альдред весь перепачкался в крови товарищей, но не придал этому значения и повернулся лицом к твари. Та уже разгонялась, идя на таран.

Казалось, на него надвигается лавина.

Одержимая выставила перед собой миротворческий щит, сверху на него положила клинок меча. Остриё смотрело точь-в-точь на куратора. В следующий же миг арахнид сорвался с места. Что делать, практик долго не думал.

Встал в полный рост и во всю прыть бросился навстречу демону. Его сапоги шлёпали по луже, натёкшей из-под трупов братьев по вере. Очень скользко…

Плеск зародил у Альдреда занятную идею. Не добегая до паучихи, он подогнул колено в подкате. Как раз вовремя: над его головой пролетел кислотный плевок.

Капелек две-три попало на плащ и за воротник. Едкая субстанция, не жалеет ни кожу, ни металл. Этого Альдред и вовсе не почувствовал: и без того всё его тело зажгло от кипевшей крови.

Паучиха не успела сцапать назойливого практика. Поднимая багровые брызги, он подкатился под брюхо арахнида. Копьё держал наготове.

Сейчас.

Удар! Наконечник с чавканьем вошёл в брюхо арахнида, увязая в плоти. Альдред крепко сжал металлическое древко, только сильнее распарывая покровы. Вместе с тем нос начала резать вонь от внутренностей демона. Его словно искупало в бассейне с отходами за скотобойней. Остриё вошло так глубоко, что одержимая взревела, а по приращенным лапам прокатился гудящий спазм.

Инквизитор уже вынырнул из-под паучихи, когда её конечности разошлись в разные стороны, а сама она распласталась на полу. Стан, где смыкались руки и ноги арахнида, повредило копьё. Потуги встать у демона успехом не увенчались. Он только загребал и расплёскивал кровь, пронзительно вереща. Упорства ему было не занимать.

Ещё немного, и Рунный Зал совсем затопит.

Альдред и сам чувствовал себя неважнецки. Несмотря на физическую подготовку в учебке, к столь интенсивным столкновениям он не готовился. Куратор, целиком извалявшийся в крови демона и людей, встал на четвереньки, поставил копьё и, опираясь на него, поднялся в полный рост. Жалобно скрипели суставы.

Мышцы его с непривычки растянулись. Адски ныли. Он только сделал шаг вперёд, как вдруг оступился на ровном месте и чуть не поскользнулся.

Проклятье!

Сгорбившись, тяжело задышал. Былая прыткость сошла на нет. Руки и ноги точно сковал цемент.

У твари дела шли ещё хуже. Хоть это радовало.

Туловище одержимой металось из стороны в сторону. Сама она орала, как потерпевшая. Альдред наблюдал страшное: пара задних лап её отсыхала, отмирая и крошась. Едва это случилось, остальные зашевелились куда бодрее.

Неужели?..

Практик выругался еле слышно, осознав, что происходит. Паучиха пожирала сама себя, восстанавливая целостную связь между конечностями. Руки куратора вспотели от мысли, что песенка его почти спета. В голову закралась крамольная мысль: здесь, в Рунном Зале, он и умрёт.

Демон остервенело цеплялся за будущее в Равновесном Мире и упорством вот-вот был должен одержать верх. А персекуторов как не было, так и нет.

Инквизитор не без труда выпрямился. Тугие руки плотно обхватили копьё. Паучиха отбросила щит, ставший балластом. Титаническим усилием приподнялась на оставшихся ногах и медленно повернулась лицом к псу Церкви.

У Альдреда если и остались какие-то силы, лишь на один удар. Одержимая не оставляла ему права на ошибку. Малейший просчёт – и он труп, в то время как арахнид легко мог восстановиться через приращение погибших.

Риск и его тела касался. Это жутко.

Практик, шатаясь, выставил перед собой копьё и стал ждать. Пот заливал глаза, больно щипая их. Впредь Альдред ориентировался больше на слух. Демон взвизгнул и неуклюже, будто боком, бросился ему навстречу.

Внимание инквизитора привлекло мельтешение за паучихой.

Он судорожно моргал, пока зрение в полной мере не вернулось к нему, и округлил глаза, увидев сестру Кайю.

Ментор слегка оправилась после падения. Альдред заметил, как она подобрала с пола копьё миротворца. Наставница занесла его и подалась вперёд, бросая паучихе вдогонку. Больше ноги её не держали, и сестра Кайя упала, растянувшись на полу.

Застонала, затихая совсем.

Копьё попало точно в цель, перебивая позвонки чудища. Наконечник пробуравил себе путь наружу и показался из груди паучихи. Арахнид заплясал на лапах, по-прежнему несясь в сторону Альдреда. Меч выпал из его руки.

Страж Равновесия напрягся всем телом, выжидая. Демона слегка развернуло от ранения, но практик успел произвести точный выпад. Он ударил тварь в горло. А в следующий момент они столкнулись. Альдред крепко обхватил древко и стал вести копьё в сторону. Так они и рухнули на пол.

Альдред больно ударился головой при падении. В ушах стоял звон. Покупаться на приступ тошноты инквизитор не стал. Его надо перебороть, здесь и сейчас это – ничто.

Он самозабвенно упёрся ногами в тушу паучихи, намереваясь выдернуть из неё оружие. Получилось.

Арахнид ещё был жив, но прежней свирепости в его вялых поползновениях не ощущалось. Уязвимость и бессилие так и шептали Альдреду, чтоб он добил тварь. Вопреки рвотным позывам и боли в затылке инквизитор в три захода встал на ноги, спотыкаясь.

Он обхватил древко обеими руками, ведя наконечник копья из стороны в сторону, и неуклюже подобрался к паучихе. Повис над ней мечом рока. Та скрючилась на полу. Приращенные конечности её вывихнуло и переломало. Теперь-то демон точно не встанет.

Подойдя чуть ли не впритык, Альдред заглянул в обезображенное лицо Эдени. В нём он не узнавал девку, которую ненароком отправил в Серость умирать. Лишь демона.

Только вот он вёл себя в точности как человек. Тварь корчилась от боли, смотря будто сквозь него. В карих глазах не осталось ни капли сознательности. Они попросту остекленели.

Монстр умирал, и это было очевидно. Ждать, пока он издохнет, Альдред не стал. Он раскачал копьё и вонзил его точно в лоб одержимой, пробив череп насквозь. Аж с хрустом. Паучиха дёрнулась и обмякла, хрипя. Мертва. Рывком практик вытащил оружие.

Выбило кровавый шлейф, сорвавшийся с наконечника.

Куратор и не заметил, как пальцы его разжались. Копьё с бряцаньем рухнуло на пол, заплясало и упало, вертясь влево-вправо у его ног.

В этот момент Альдред не чувствовал триумфа, не мнил себя победителем, даже несмотря на то, что вышел из неравной схватки без единой царапины. Он испытал облегчение, но блеклое и неказистое: внутри него клубилась пустота.

Чуть поодаль валялась его наставница. Её колени ходили ходуном, будто маятник. Она просто смотрела вверх и дышала, отдыхая после бойни. Воспитанник понимал её, как никто другой. Столько людей пало из-за маленькой оплошности. Хотя бы они живы…

Тяжело дыша, инквизитор запрокинул голову. Слуха коснулся грохот, с которым отворяли ворота Рунного Зала. Внутрь забежали персекуторы. Самое время. Молодцы.

Что-то говорили, но слова их звучали, будто из-под воды, обращённые в нечленораздельный гул.

Альдред и не старался вслушиваться. Ему было всё равно.

Глава 5

Вот и настал день панихиды. Пришлось отстоять службу.

Альдред не любил мессы: и без того вкладывается в Равновесие. Но не прийти не мог.

«Кем я тогда буду? Эти парни полегли, чтоб я жил! Надо проводить их в последний путь. Приличия ради», – считал он, озираясь на мнение лишь сестры Кайи. Другие волновали мало.

Заупокойный обряд проходил под сводами главного городского собора. Храм Святого Аремиля – гигант из серого камня.

В округе это единственный дом таинств таких размеров. Один купол всего, но в здании могло собраться под тысячу человек!

Строение появилось ещё до Пяти Лун. Так давно, что помнят лишь Свет и Тьма. Церковь Равновесия бережно относится к своему достоянию. Поэтому храм постоянно реставрировали.

Альдред заходил сюда нечасто. Инквизиторы обязаны молиться, обращаясь к Свету и Тьме. Но для этого им вполне хватало часовни при Янтарной Башне.

В Город приходили по случаю религиозных праздников, либо аутодафе. Тогда надевали капироты и устраивали факельные шествия. Ритуалы – вещь обязательная.

Бытует мнение, что публичное сожжение еретиков укрепляет единство Инквизиции, укрощая при этом строптивые умы зрителей-мирян. В идеале – и только.

Именно на похороны Альдред явился в первый раз. Поэтому всё для него здесь было в новинку. Певчие декламировали псалмы на балконе поодаль. Голоса проносились над головами паствы и уходили вверх, под купол.

Туда, где художники изобразили сцены из древности, когда мир стал Равновесным.

Фрески приковывали взор. Наталкивали на размышления о вечном. О времени, которое давно прошло, но здесь – как будто наслаивалось на нынешний день.

Альдред поднял глаза на сюжеты прошлого.

Там Свет и Тьма снизошли к людям с новой истиной. Смертные приняли единственно верную религию, сбросив оковы языческих заблуждений.

Ангелы с белыми и чёрными крыльями вились над священной горой Мидал, строя контрастный оплот Равновесия. Божественный дворец, куда поднимется не каждый.

Чуть поодаль, у алтаря стояло две статуи.

Одна – прекрасная и стройная дева в вуали. На ней было лёгкое платье с глубоким декольте. Руки распростёрты. Само человеколюбие, само благоденствие. На губах застыла милостивая улыбка. Это образ Света.

В народе её называли Светлейшей. Она положила начало Церкви Равновесия.

Сбоку от неё, опираясь руками на меч, стоял дюжий и рослый мужчина в тунике. Короткостриженый, с курчавой бородой. Он глядел строго, будто бы видя паству насквозь. Судья всем живущим.

Это очеловеченная Тьма. Покровитель Инквизиции, которого звали Темнейший.

Богиня-Мать и Бог-Отец. Очень – очень – грубо говоря.

Их союз, как брак мужа и жены, дал новое начало. Новую жизнь в напряженном танцевальном дуэте Хаоса и Порядка.

Хор молил Равновесие о милости к душам тех, кто его защищал ценой жизни. По собору гулял терпкий запах благовоний, вводя в лёгкий транс.

Некоторые идейные инквизиторы действительно чувствовали единение со Светом и Тьмой. Они покачивались, точно устремляясь душой к подножию далёкого Мидала.

Это вызывало у Альдреда опасения. У него в голове не укладывалась такая самоотдача религии. Не из того племени был, чтоб воспринимать веру всерьёз.

Для него она в первую очередь являлась образом жизни, который избрал он постольку-поскольку. Работа есть работа, и не более того.

«В трезвом уме подобное блаженство мне не светит. Я себя хорошо знаю».

И тем не менее, совокупность пения, благовоний, статуй и росписей вселяло в Альдреда едва уловимое чувство внеземного.

Атмосфера прямо располагала к тому.

«Потому что работает. Так задумано».

Он стоял в первых рядах. Позадни – под восемьдесят инквизиторов. Здесь собрались те, кто лично знал усопших. Друзья, сослуживцы, учителя.

Альдреду казалось, ему в этом кругу не место.

«Я их даже не знал. Никого из них. Ни руки не жал, ни слова не сказал. Они ушли, а я остался».

Воля случая куда сильнее внутренних пониманий о правильном.

Тянулось время медленно, точно дёготь с ковша. И куратор убивал его, думая о чем угодно, кроме самой мессы.

Сестра Кайя не явилась. После инцидента её в срочном порядке отправили в лазарет.

Насколько слышал Флэй, у неё сместился один из шейных позвонков. Плюс образовалась пара гематом. Все эти дни она проходила лечение.

Воспитанник её так и не посетил. На то были веские причины.

Бойню пережили только он да ментор. И раз уж последняя оказалась недееспособна, по допросам таскали его.

Даже спокойно к новой работе приступить не давали!

Бюрократия обретала нешуточные обороты. В канцелярии точно хотели плешь проесть. Они раз за разом звали Альдреда, спрашивали одно и то же, слыша всегда одно и то же.

– Как одержимая вырвалась из барьера? Вы что, где-то превысили свои полномочия, брат Альдред? – нудили следователи.

– Вы же не думали, что в Инквизиции все работает, как часы? – Спустя несколько сеансов замученный практик ушёл в пассивную агрессию.

– Говорите по существу. Мы не в детском саду.

Канцеляры мерно записывали показания, затем сверяли их с уже данными, а после задавали вопросы с подковыркой.

– Насколько близко вы подошли к барьеру, когда одержимая забилась в конвульсиях?

«Ой, ля…»

– Стоял на месте. В ступоре. Не каждый день видишь, как мага выворачивает наизнанку.

Им был нужен виноватый. Беспроигрышный козёл отпущения.

Альдреда это не на шутку злило. Упрямый, как баран, им он втолковывал всё, что знал.

– Зря тратите своё время, мужики. И моё до кучи. Если кто виновен, уже помер. А с мертвых спрос маленький.

В конце концов, от него канцеляры отстали. Как понял практик, показания передали Верховным. Те должны были с ними ознакомиться, приложить комментарии, а после – передать пакет документов прямиком в главное ведомство Священного Города.

Чиновникам следовало доработать правила безопасности во время Ритуала Начертания. Но Альдред почему-то сомневался, что головы посетит годная мысль. Да и не перестанут инквизиторы на местах смотреть по ситуации.

«Люди умирали, умирают и будут умирать. Это Инквизиция».

К ним выполз архиепископ Габен – тучный и слегка горбатый. Если б не борода до груди, все бы увидели, насколько у него заплыло жиром лицо.

Священник нарядился в белую мантию, расшитую золотыми нитями. С кабаньей шеи свисал символ веры того же металла – весы, олицетворяющие баланс мира. Залысину укрывал высокий клобук. В руке он держал позолоченный посох с канделябром.

«Вот он, цвет Церкви…»

Поросячьи глазки забегали по первым рядам инквизиторов. Альдред стоял, обхватив одной рукой запястье другой. Смотрел на него. Всеми правдами и неправдами старался выглядеть серьёзным. Стоял чернее тучи.

Габен остановил взгляд на практике.

Напрасно. Рот сановника дёрнулся. Не пришлись ему по душе глаза Флэя. Мертвенно-холодные, обжигающие морозом почерневшей души.

Куратор напрягал его самим присутствием. Поколебавшись, архиепископ побрел дальше.

Хор уже прекратил песнопения. Заговорил отец Габен:

– Братья и сестры, сегодня мы собрались, чтобы проводить усопших на Свет и Тьму. Не лейте слёзы долго, пусть улыбки озарят лица. Ибо сии мужи верой и правдой поддерживали Равновесие, поддерживали Власть Людей. На свете нет благороднее дела, чем дело Церкви…

Сюр! Губы Альдреда скривились.

Уж кого-кого, но эту свинью праведником не назвать.

Пороки превратили Габена в развалину.

Слухи значат не больше, чем базарный шум. Но в них Флэй охотно верил. Ибо знал, как власть развращает человеческую натуру.

Габен с ними надолго.

Доносы приходили. Самые разные. Но все бумаги терялись в канцелярских папках.

Церковный закон был не писан архиепископу. Закон светский – тоже: феодала вполне устраивал заморский ставленник. С рук земного владыки тот кормился, готовый всегда замолвить словечко перед папской курией. Нерушимый союз – чудовищный и порочный.

Естественно, в среде инквизиторов его не любили. Но и воздать по заслугам не могли. А может, не хотели.

Жирный архиепископ – случай не единичный.

Альдред подозревал, смерть Габена, в сущности, ничего не изменит. Придёт новый – и быть может, ещё хуже прежнего. Поэтому монстра в рясе рассудят лишь Свет и Тьма.

Правда, запоздало.

– Пока клир замаливает грехи смертных и наставляет на путь истинный, вы стережете Порядок в извечной борьбе за Равновесие. Без вас Власть Людей канула бы в небытие, и Хаос одержал бы верх. Вы есть соль земли!

Голословные речи вызывали у Флэя горький смех. Альдред подавлял его чудом. Даже если Габен верил в сказанное, это утопия. Практик давно понял, что Инквизиция – просто меньшее зло. Но все еще зло.

Доля Порядка в океане вселенского Хаоса.

– Потому путь ваш по жизни особенно труден, – продолжал священник.

«Еретики. Маги. Чудовища. Демоническое отродье… Да, у Инквизиции много врагов».

– Свет и Тьма не оставят вас в смерти. Вас ждет блаженство, о котором в миру вы не могли и помыслить.

Альдред хмыкнул украдкой. Рядом стоявший глянул на него и покачал головой, но дальше дело не зашло.

Какая чушь!

Габен представлял инквизиторов чуть ли не святыми во плоти. Отнюдь.

«По-настоящему идейных людей здесь кот наплакал, – сразу предупредила сестра Кайя, вербуя мальчишку. – Вовсе не фанатики составляют костяк Инквизиции. Пришедшие из религиозных соображений праведники – случай единичный».

Для особых подразделений из приютов обычно везут сирот. Растят и учат с младых ногтей, чтобы на выходе получить машину для убийства. Благо, Церковь не скупится.

Многие рекруты и есть всем грешникам грешники, решившие очиститься, прежде чем пасть перед Светом и Тьмой. Именно из-за индульгенций и обещанной неги в посмертии.

«Но кто скажет наверняка, что ждёт нас на том берегу?»

Прочие осуществляли свои людоедские наклонности в рамках церковного закона. Инквизиторы обладают «лицензией» на насилие и убийство. Особенно сейчас, когда магов развелось пруд пруди, а оголодавшие чудища выходят к деревням из безлюдных краёв.

Некоторых просто сослали родные, чтоб глаза не мозолили. Сыновей дворян – вторых, третьих и дальше по списку – валом.

Преступники выбирают службу вместо смертной казни, просто откладывая неизбежное: они не думают о том, что повешение или обезглавливание – это искомое милосердие. Просто растягивают свою агонию зазря.

Немало в корпусе и глупцов, пришедших из корысти. Они надеются дожить до увольнения и ухватить обещанное жалование.

Инквизиторам платят щедро, только не всякий увидит эти деньги. Другое дело – калеки, более не пригодные к службе.

Разменять здоровье на состояние, Альдред считал, сомнительно. Никакое золото не покроет лишений. Это обман, причем – самообман.

А в среднем, набирают любое отребье. Практически с улицы. Всё потому, что инквизиторы дохнут, как мухи. Бойня в Рунном Зале служит подтверждением.

Альдред принадлежал к особой категории. Жизнь загнала его в тупик, хотя ничего никому и никогда дурного он не сделал. Именно первый.

На распутье у него не осталось тех, ради кого бы он жил или умер. Никому Альдред не был нужен. Возвращаться некуда.

Он был никто, и звали его никак.

Всегда есть, куда опускаться. Но пополнять ряды сирых и убогих не собирался. Продавать себя и будущие поколения мелкопоместным дворяшкам тем более не хотел.

Зато на горизонте сестра Кайя появилась. Вербовка стала единственной достойной перспективой. Компенсацией за собачьи годы жизни.

Тогда было плевать, выживет он или погибнет на службе.

Деньги мало интересовали: ни гроша до этого не заработал и не знал, на что бы потратил. А пропуск прямиком к ногам Светлейшей Альдред расценивал не более, чем приятное дополнение.

Сейчас всё обстояло иначе. Достаточно было столкнуться с настоящей бедой. В голову закрались сомнения. Опасное мыслепреступление. Благо, стекали его думы в пропасть повседневности, затираясь, теряясь на заднем фоне в суете.

Хочешь жить – рот свой держи на замке. Меньше думай, больше делай.

– Души павших дожидаются у врат Мидала, – возвещал архиепископ. – Склонимся же в молчании, чтобы они вошли, а Свет и Тьма проявили к ним благосклонность.

Габен уронил голову на грудь. Вслед за ним – все прочие. И Альдред тоже.

Легко и непринужденно. Происходящее не трогало его: просто правила обряда.

Он руководствовался древней поговоркой: когда будешь в Циме, поступай, как цимлянин.

Молчание установилось на минуту-полторы. Затем клирик поднял голову и прошёл к столу, с которого взял пергамент.

В храме даже при свете сотен свечей царил полумрак. Архиепископ прищурился, изучая написанное, отлип и заговорил:

– О, Свет и Тьма! Впустите души грешные в свой Дворец. Дайте нам знак, что за доля ждёт ваших верных рабов!

Начинался внеземной суд. Инквизиторы устремили взор к глазам статуй.

Кто-то – с надеждой, ведь на кону стояло будущее близких. Другие – из любопытства.

Альдред замер, ощутив небывалый интерес. Он слышал о том, что должно произойти, но никогда сам не видел воочию…

– Гвидо Манчини. Верный слуга Власти Людей. Он проливал кровь за свободу нашей земли. Куратор-практик, до самой смерти поддерживал Равновесие. Достоин ли он рая в ногах Светлейшей? Примет ли его к себе Темнейший? Канет ли он в небытие, не оправдав надежд, возложенных Светом и Тьмой?

Сквозь каменную вуаль загорелись небесно-голубым светом глаза девы. Она принимала куратора. Позволяла гулять под сенью олив и вишен в краю вечной весны. Свой долг он полностью исполнил. Его боль и горе кончались тут.

«Неужели?..»

Альдред непроизвольно открыл рот. Впечатляет. Скептикам могло показаться, будто огоньки зажигает кто-то внутри статуй. Либо же это магический трюк.

Вовсе нет. Чудо – вот, что это.

Свет и Тьма не молчали, когда речь заходила о «подвисших» душах. Окромя пропащих, разумеется. Даже цельные мелкие статуи в захолустной церквушке на отшибе мира – и те наполняла благодать.

– Пусть будет вечная жизнь полна радости, да не заскучает он по бренности, да не нарушит он заповедей рая, да не прогонят его из цветущих кущ, – подытожил архиепископ, словно наговаривал заклинание.

Глаза Светлейшей погасли. Служители собора подошли к гробу, гдн лежал забальзамированный и омытый покойник. Его накрыли крышкой и понесли во двор.

Псы Церкви провожали его взглядом. Они ясно видели: их души уже спасены, однажды и им улыбнётся Свет.

Как и рассчитывало духовенство, панихиды воодушевляли воинов не жалеть себя в тягостном служении. Никому не улыбаются вечные страдания в забвении. Тем более, после чудовищных мук в Равновесном Мире.

Габен следом назвал ещё несколько имён – одного куратора и нескольких миротворцев. Их всех приняла Светлейшая. И этих вынесли из собора.

Затем толстяк добрался до последнего латника.

Паучиха настолько обезобразила его, что показать остальным было бы неэтично. Альдред не знал, в гробу ли останки, правда ли груду мяса и металла сумели утрамбовать.

Тот самый миротворец, из-за кого произошло столько смертей.

Габен его назвал:

– Витторио Каттанело. Клятвопреступник, насильник и убийца невинных, искупивший свою вину вступлением в Инквизицию. Сержант миротворческого отдела, остановивший немало отступников во имя Равновесия…

Прихожане смолчали. Было непринято шептаться. Да и сами не без греха. Среди них таились личности гораздо хуже.

Прозвучали все три вопроса к Свету и Тьме. Статуи долго оставались в безмолвии.

Альдред подозревал, судьба погибшего заинтересовала Противоположности. Архиепископ не спешил с вердиктом.

Глаза Темнейшего загорелись красным огнём. Это могло означать одно: до райских кущ покойный не дорос. Однако и его будущее нельзя назвать совсем уж мрачным.

Тьма брала его к себе в Чистилище. Так, спустя сколько-то лет нерадивая душа возвратится в Равновесный Мир, чтобы воплотиться опять. До следующего суда.

В зависимости от того, как она проведёт новую жизнь, и будет вынесено окончательное решение. Не будь Витторио Каттанело инквизитором, его бы уже ждало забвение.

– Да будет его доля легка, да не оступится он на пути сквозь Тьму, да переосмыслит он содеянное зло, да оправдает он Власть Людей в новой жизни, – заключил Габен, согласно правилам. – Ждём тебя на этой стороне.

Кто-то позади вздохнул с грустью. Надеялся на лучшую участь мертвеца.

Оставалось непонятным, за что отправили миротворца в Чистилище. Либо в миру вёл себя непростительно, либо уже на службе так подвёл товарищей.

Людским умом Свет и Тьму не понять.

Очень часто Они игнорировали: простых смертных щадили не так. И если не горели глаза вообще, значит, человеческую душу отправляли в Серость.

Что с ними происходило дальше, никто не мог сказать. Возможно, шли на корм демонам. А может, просто блуждали в тумане Вечность.

Альдред не знал, но допускал, что преданные Забвению рано или поздно сами становились демонами.

На такие мысли его наталкивала декламация по окончанию суда:

«Да будет нам уроком твоя судьба, да познаешь ты ужас в Забвении, да не найдёшь ты в тумане покоя, да не укрепишься ты в содеянных грехах, да не уподобишься мучителям, да не будет тебе дороги назад. Тебя не ждут обратно».

Жестоко. Но другого отношения к паршивым овцам ждать не приходилось. Они родились в Равновесном Мире, покусились на его совершенство и поплатились.

Не на этом свете, так на том.

Последний гроб унесли прочь. Габен призывал собравшихся проследовать на прилегающую территорию. Альдред присоединился к ним.

Столпотворение раздражало Флэя. Личные границы сузились до точки.

Пришлось терпеть.

Вскоре они собрались полукругом у места, заготовленного под костёр. Уже вырыли глубокие ямы под гробы, засыпали древесный уголь. Щедро полили маслом и дали пропитаться. Затем набросали хвороста, выставили колотые дрова.

И только потом положили гробы. Архиепископ встал у самого края ямы посередке. Заунывным голосом прочел молитву за упокой.

Не душ – тел. Ибо с ними вопрос также должен быть решён.

Староцерковный язык Альдред учил, но многие слова выпали из восприятия.

Тем не менее, он старательно вслушивался, находя некоторые противоречия в словах.

Да. Свет и Тьма любят людей, которым вверили власть над Равновесным Миром. Но Они же поступали с ними по своей справедливости.

Так, несмотря на своё право, люди оставались заложниками неоднозначности.

Парадоксами полна земля. И каждый случай следует рассматривать индивидуально. Если, конечно, это не идёт наперекор закону, будь он церковный или светский.

– Во блаженном успении вечный покой подажде усопшим раб Вашим… – Архиепископ перечислил имена покойных. – Воздайте им справедливость.

Хор трижды пропел в унисон, взывая:

– О Свет и Тьма!

Затем смолкли. Осталась одна девушка. Её сопрано нежно разносился по округе, уходя в рощицу неподалёку.

Альдред не понимал ни слова. Он вообще считал её песнь обыкновенным набором нот. И всё же, находил голос по-настоящему красивым.

Служители Церкви зажигали факелы и бросали в ямы с гробами. Угли вспыхивали, огонь пожирал хворост. В нос ударил запах костра. Инквизиторы опустили головы. Кто-то молился под нос, кто-то – в уме. Альдред просто смотрел.

Он ещё не оправился от бойни. Гадал, как ему это удалось.

Как они выжили, а эти парни – погибли.

Ему не давала покоя мысль, что это неправильно. Эдакая ошибка выжившего. И только наставница сумела бы вправить ему мозги.

«Из праха поднялись, во прах и опустимся», – поговаривают адепты Равновесия.

Могилы – языческий пережиток прошлого. Теперь люди сжигают всякий человеческий труп. Свято место пусто не бывает, а пустые оболочки – тем более.

Через мертвецов демоны проникают в мир живых. Говорят, именно так появились первые монстры, когда Лун было всего четыре. Тогда многие закрепились, расплодились. Может, и сейчас дела обстоят так. Никто не скажет точно.

Ведь Свет и Тьма – сущности не из разговорчивых.

Одно ясно наверняка: инцидент в Башне склоняет верить.

Кладбища, конечно, остались. В Городе их полно. Стоят со времён до Равновесия. Их не трогают, лишь бы лиха не будить, просто обходят стороной.

И правильно делают, считал Альдред. Он бы тоже не покусился на них.

Со временем огонь перекинулся на гробы. Жадный, всепоглощающий, он добрался до тел. Вонь поднялась над землёй.

И всё одно, инквизиторы должны были стоять. Они сложили ладони друг к другу крест на крест – и молили:

– Свет – да озарит меня. Тьма – да укроет меня.

Альдред присоединился к ним не сразу, наблюдая, как огонь ломает дощатые гробы, испепеляет волосы и поедает почерневших покойников.

Он прикрыл глаза и повторил:

– Свет – да озарит меня. Тьма – да укроет меня.

Когда от костров остался тлен, прихожане разошлись. Им не положено бродить по Городу зазря. Однако Янтарную Башню все они возвращались своим ходом.

Альдред задержался у собора. Сел на лавочку под буком и сгорбился, смотря под ноги. Вернуться назад хотелось бы со свежей головой.

В стенах Круга особо не поразмышляешь, тогда как среди деревьев практик чувствовал столь необходимое умиротворение.

Пока проходила панихида, солнце скрылось за горизонтом, и наступил поздний вечер. Ни звёзд, ни Лун над головой было не видать. Чёрные тучи обещали пролить дождь. В Городе постепенно зажигали огни.

Мимо проходила троица сослуживцев. Они облачились в сутаны, как и он. Поэтому понять, из каких те отделов, было нельзя.

– Слыхали, что в доках произошло прошлой ночью?

– Это ты про налёт, что ли? – отозвался второй. – Персекуторы рассказывали, было дело. Я вроде как даже слышал взрыв. Но Свет и Тьма его разбери…

– Контрабандистов они накрыли. С Экватора вроде. Перевозили нектар, – сообщал третий. – Аж пять баррелей! Вот это удача!

– Там ещё, кажись, накрыли гнездо отступников. Сволота какая – совсем близко к нам, прям в Городе окопались. Не знаю, правда, поймали они кого, нет?

– И что с нектаром будут делать? Продадут? Или нашим «апельсинам» оставят? – задумался тот.

– Оставят поди трошки. С чистяком-то мы получим гораздо мощнее заклинания. Но всё равно большую часть распределят между всеми Кругами. Таковы правила. Хотя… понтифик может отозвать всё в хранилище.

– Соли нектара белые. А эти вообще-то чёрные. Может, их сначала следует изучить?

– Чёрные? Бредятина какая-то… Не знаю, сейчас по всему Равновесному Миру собираются разрабатывать шахты, искать нектар. Может, снимут в конце концов ограничения. Чем это обернётся, я в душе не…

– Вот вы разгалделись, – бросил им первый обиженно. – Я не про это, если что. Про контрабанду уже последний пёс знает…

«Последний пёс» не знал, но слушал внимательно.

–… Я вам про каравеллу. Ну эта, «Сирокко», или как её… В общем, вануэзские торгаши вернулись. У них, говорят, на корабле полный абзац…

В чём тот заключался, Альдред не успел узнать. Их голоса затихли вдали. Он вздохнул, откинулся на спинку лавки и взглянул на чёрные тучи. Дул ветер, и было видно, как те несутся с моря, накрывая Город целиком.

Альдред снова переживал бойню в Рунном Зале. Его не отпускало. Он вспоминал все моменты, когда его жизнь или жизнь сестры Кайи висели на волоске. Искренне удивлялся, как сумел поступить правильно. Представлял, где мог поднажать и не допустить случившегося. Бездарное дело, но душа настойчиво требовала размышлений.

Но тут их пресекло на корню.

– О, вот ты где. – Ложась бальзамом на сердце, раздался знакомый голос.

Глава 6

– Чего сидишь, Альдред? – Наставница улыбнулась ему, чуть поджимая губы.

Он взглянул на неё. Выглядела ментор бледнее обычного. Стало понятно, от своей травмы не оправилась окончательно. Его удивило, что ей дали выбраться в Город, учитывая состояние здоровья.

Воспитанник хорошо знал сестру Кайю, подозревая: никого эта женщина особо не спрашивала. Захотела – и пошла. Медикам и руководству оставалось только понять и простить.

Альдред бегло окинул ментора взглядом. Она была одета в гражданское: строгое и обтягивающее чёрное платье из сукна, кружевное белоснежное жабо, из-под рукавов выглядывает атласная рубашка, просторная юбка до щиколоток, на ногах – замшевые сапожки да чулки.

Красота. Ей очень идёт.

Всё-таки странно. Не по уставу, как минимум. И ведь умудрилась же скинуть с себя больничную пижаму. Ничему из этого Альдред не придал особого значения.

Сестра Кайя смотрела на него с едва заметной полуулыбкой, как идеал женской красоты с модерновых картин в ателье прогрессивных художников. И он таял в её томных глазах, как снег в первую капель.

Подобно воспитаннику, наставница мало походила на местных. Оба они издалека. Альдред – из иноземцев, которые в своё время обосновались в скалистой глуши посередь полуострова. У сестры Кайи происхождение поинтереснее: она из горцев, что живут кантонами на севере. Маленькая страна заснеженных пиков, душистых лугов и кристально чистых озер. Суровый и беспросветно нищий край, откуда выходят именитые ремесленники, первоклассные наёмники.

По ней и не скажешь. Русые волосы, оформленные в аккуратное каре. Тонкие и узкие губы. Маленькая голова – чисто зрительно. И это при больших и выразительных глазах цвета свежескошенной травы. Маленький нос чуть картошкой слегка задран.

Несмотря на то, что ей было уже за тридцать, она сохранила детские черты лица и мимику кошки. Кто её лично не знал, никогда бы не подумал, что эта особа – прирождённый убийца и умелый манипулятор.

Когда они встретились впервые, Альдред был ещё юн. Она пришла в его жизнь, как роковая женщина в обличии спасительницы. Сестре Кайе было достаточно поманить его пальчиком, и мальчик пошёл за ней.

Будто бродячая псина, сманенная аппетитной косточкой.

Он дулся, не спеша вступать в разговор. Отвёл глаза. Ему не хотелось вот так с порога выливать на Кайю всю ту грязь, что отравляла его разум.

– Да вот… Присел отдохнуть. Всё равно позднее назначенного часа в Башню я бы не пришёл, – пространно бубнил он, пожимая плечами.

– Я тебя обыскалась, – посетовала она. Садиться рядом не спешила. – Думала, ты или уже ушёл, или вообще в Круге остался…

– Но я здесь. – Альдред вскинул подбородок. Он взглянул на неё обеспокоенно: – А вы чего подскочили? Уже выписали из лазарета?

Наставница хихикнула. Воспитанник никак не мог разгадать, как она могла держаться так беспечно, имея за плечами богатый боевой опыт в миру и в Инквизиции. Одна-единственная бойня в Рунном Зале втоптала его в землю. Похоже, время действительно лечит, и время делает людей крепче.

Слаб и податлив он, как раскалённый металл. Остуженный, станет крепче.

– Лежать на койке смерти подобно, – рассуждала она бодро. – Я подумала, почему бы не выбраться, не размяться, заодно бы почтила память братьев по оружию.

– Панихида уже закончилась, – констатировал Альдред как бы невзначай.

– Да уж понятно, припозднилась. Как всё прошло?

– Ну, в точности так, как преподносят рекрутам, – допускал тот. – Светлейшая приняла всех, кроме одного. Бедолагу отправил в Чистилище Темнейший.

– А-а! – Сестру Кайю осенило. – Сержанта Каттанело?

– Именно.

Ментор призадумалась.

– Не так уж и плохо. Он действительно спас свою душу, раз стал инквизитором.

– Если я правильно помню, всем новобранцам обещают пропуск в рай…

– Всё верно. Только для этого надо усердно трудиться, помнишь? Витторио Каттанело в миру сильно набедокурил. У него было два пути – к нам или на плаху. Такие, как он, умирать не спешат. Даже у подобных Каттанело есть возможность отличиться и замлеть в объятиях Света. Он не дожал где-то. И получилось, что получилось…

Альдред опустил голову.

– Ты не переживай так. Мы заключены между Светом и Тьмой. Они всё видят. Не каждому дано в миру заслужить кущи Светлейшей. Многие отправятся в Чистилище ввиду несовершенства, затем попробуют снова. Каттанело только лишь сравнял шансы. Может, в следующей жизни он станет монахом и разорвёт цепь перерождений…

– Что насчёт нас?

– За себя не беспокойся. Ты поступил в Инквизицию с чистой душой. Твои грехи в миру – детский лепет в сравнении даже с моими. А что касается меня… Мне и Чистилища вполне хватит. Жить в Равновесном Мире – это интересно. Столько судеб испытать… За будущее воплощение не буду судить, но я бы рождалась опять и опять. В рай лично я совсем не спешу…

Её воспитанник сгорбился, опустил подбородок и задумчиво опёр на руки, сцепленные в замок.

И всё-таки удивительно, как церковный закон пронизывает Равновесие мира. Деяния Инквизиции – это благо. Примерно то же самое, что происходит в миру, – грех и повод отправить человеческие души в Серость. Это называют преступлением.

Подмена понятий или просто серая мораль? Сам черт ногу сломит.

Альдред ненароком обеспечил своё будущее в вечности, пускай не задумывался о том всерьез. Пускай не жил ремеслом своим так, как другие.

Позиция сестры Кайи возмущала его, и на то у него имелась куча причин. Ему казалось, она несколько оторвана от яви, позабыв за годы службы, какие вызовы бросала ей судьба в миру.

Жить и жить. Снова, снова, снова и снова. Это безумие. Ибо кроет за собой страдания из раза в раз.

Иерархическая пирамида, наказанная Светом и Тьмой, сделала наставницу той, кто она есть. Пусть так. На её месте Альдред разорвал бы эту порочную цепь для себя. На этом же воплощении. В отличие от неё он помнил, что ему пришлось пережить. Ещё одной такой доли он принять не хотел.

Куратор попросту не понимал: сестра Кайя – истинная соль земли. Почище даже инквизиторов, что бы ни говорил архиепископ Габен.

Своё мнение практик решил придержать. Ментор – не та, кому бы он стал перечить. Ибо знал, что ей обязан всем, что имеет. Без неё у него не было будущего.

Так он считал. Но каждый обманывается по-своему.

Молчание установилось на минуту-две. Его нарушила сестра Кайя:

– Холодает уже. Да и дождь скоро начнётся.

– Да. Надо вернуться в Башню. Вы и так ослабли. Будет очень некрасиво, если Вы заболеете… и без того, – промямлил Альдред.

Наставница снисходительно улыбнулась ему, подавая руку. Милый мальчик, думала она: ведёт себя, как сказочный принц на белом коне. Такого ей Свет с Тьмой ещё не посылали. Сам Альдред не считал себя таким. Просто был признателен ей за всё и чувствовал неотвратимую привязанность.

Альдред неуверенно взял руку. У сестры Кайи ладони были шероховатые: не счесть часов, сколько она провела, фехтуя и воюя под столькими знамёнами помимо церковного. Зато тыльная сторона оставалась бархатной и очень мягкой.

Ментор ещё источала чарующий девичий жар. Он замлел.

Кайя приложила усилие и потянула его, помогая встать. Затем тронула мальчишку за предплечье, стала щупать, заглядывая прямо в глаза. Альдред легко дался, как самый верный пёс, позволяющий хозяину любые манипуляции.

– Я бы тоже не хотела, чтоб ты захворал. Видно же, ты будто на иголках, – елейным голоском говорила наставница. Она не переставала трогать его мышцы сквозь ткань, чувствуя напряжение. – Пойдём ко мне в кабинет. У меня есть к тебе разговор. Нам нужно всё обсудить не позднее отбоя.

Практик приподнял бровь от удивления.

– Разговор?

Можно подумать, сейчас их кто-то мог подслушать!

– Я так и сказала. Но обо всём по порядку…

Они поравнялись и мерным шагом, будто двое робких влюблённых на прогулке, ушли с прилегающей к собору территории. Прочь от кисло-сладкого запаха горелой плоти. Подальше от заунывного пения служителей храма. Туда, где не слыхать колоколов.

Город сиял самоцветом во тьме позднего вечера. Вторая фаза дня знаменовала совершенно другую жизнь горожан.

Бесчисленные чиновники уже разъехались по поместьям, ремесленники и торговцы – свернули лавочки. Студенты разбежались по общежитиям да по тематическим клубам и собраниям. На смену мерному труду пришла праздность.

С ипподрома, унаследованного от былых хозяев Города, то и дело доносились восхищённые возгласы толпы. Везде сновали работяги, думая, куда бы приткнуться. Сомнительные личности выглядывали в толпе простофиль.

По улицам повсеместно гулял слабый запах дурмана из курилен в подвалах и на цокольных этажах. Отовсюду и ниоткуда: пока не подойдёшь в упор, не поймёшь, где устроили притон пропащие люди.

Градоправитель утроил стражу. О том, кто пал жертвой преступления, станет известно поутру – хорошо, если уже завтра.

То и дело в окрестных каналах проплывет заколотый конкурент или несговорчивый судья. Под заборами лежат забитые до смерти пьянчуги. В закутках валяются удушенные шлюхи с панели – самые дешевые и оттого беззащитные. Тесня крыс, из катакомб выходят нищие, заходят – полоумные сектанты. За заколоченными ставнями заброшенных домов гниют уголовники, над которыми учинила расправу враждебная банда. В лесополосе собаки-людоеды раздирают случайного прохожего. А маньяк, прозванный Учёным, устраивает внеплановую трепанацию новому плотскому интересу.

Но всё это происходит где-то на изнанке Города. Глазам инквизиторов открывались только смех и веселье, присущее ночной жизни здесь.

Тут и там из корчем, гостиных дворов и захудалых пивнушек слышатся весёлые песни забулдыг, свара, потасовки, скрежет битого стекла. Так простолюдины зализывают раны после трудового дня.

Из борделей и переулков наружу рвались громкие, сладострастные стоны падших женщин, которым их работа давно перестала приносить былое низменное удовольствие. Все развлекались, как могли. Но большинство – просто прохаживалось по светлым улочкам после сытного ужина под чётким надзором стражи.

От всего этого буйства красок Инквизиция держалась обособленно. До тех пор, пока в событиях не найдут магический или потусторонний след.

Вот, как жил Город с наступлением темноты. Быть может, жил Он так и до того, как в Мире установилось Равновесие.

Сестра Кайя видела: Альдреда что-то гложет. Заложив руки за спину, он шёл чуть согбенно. И при этом – не обращая внимание на суматоху вокруг. Она сама ломала руки, пытаясь угадать. Наконец ментор спросила прямо:

– Как ты себя чувствуешь, Альдред?

Тот не сразу ответил:

– У меня из головы не выходит онейромантка. Заваруха в Рунном Зале. Я раз за разом возвращаюсь туда. Переживаю эту историю, меняю составные части. Прокручиваю один сценарий, потом второй – и так до бесконечности.

– А в чём проблема?

Воспитанник цокнул языком.

– Всё указывало на то, что мы должны умереть. Персекуторы не появлялись. Другие гибли один за другим. Если бы я замешкался… Если б… мы бы с Вами уже не разговаривали просто-напросто. Вы тоже чуть не погибли. А если бы Вас не стало, я бы… наверное, и сам плюнул на свою жизнь тогда.

– Альдред… – Она тронула его за плечо. – Ну что ты такое говоришь?

– Этот инцидент родился на ровном месте. И я без конца размышляю, как этого можно было избежать. Что, если бы я не давил на девчонку? Если бы я заметил, что руну стёрло? Может, парни были бы живы…

– Ты винишь себя? Почему?

– Я и раньше видел смерть людей. Я видел, как в гробах привозят в Круг миротворцев, персекуторов и иже с ними. Видел, что от них остаётся в налётах и после спецопераций. Но ведь… они ко мне особого отношения не имели. В Рунном Зале всё было по-другому. Я не сразу понял, что чувствовал. Это было… единение. И каждая смерть отзывалась в моей душе, как своя. На месте любого из них мог быть я. Или Вы…

Он глянул на неё украдкой. Лишь на миг. Затем продолжил:

– Подобное я испытывал только один раз за всю жизнь. Возможно, какая-то старая рана открылась. Я не знаю. Просто подозреваю…

– И какие выводы ты делаешь из всего этого? – спросила сестра Кайя. Мягко, но требовательно. Как раньше, когда она была его самым первым учителем в Башне.

– На самом деле, я не знаю, что и думать. Просто мне кажется, что тогда случилась какая-то несправедливость. Или все должны были погибнуть, или я в том числе, или выжить все. Тогда и вопросов бы не возникло… Аргх! Мне в голову лезет всякий бред!

Под конец он не сдержал эмоций и повысил голос. Он и сам всё видел, просто тыкался носом в незапертую дверь, думая, что та на замке.

– Я извиняюсь, – добавил практик уже тихо.

– Всё в порядке, Альдред, – понимающе увещевала его наставница. – Просто пойми, что такие размышления тебя ни к чему не приведут…

– Знаю, – вставил он своё слово поперёк. Ментор его простила, как и всегда.

– Смерть всю дорогу идёт рука об руку с жизнью. От колыбели до могилы. И совершенно неважно, кто были тебе погибшие. Уж я-то знаю, мне ты можешь поверить. Со смертью всегда была на «ты». Инквизиция – это не столько про священный долг и бла-бла-бла, сколько про высокие риски и соответствующую смертность.

– Так Вы меня и наставляли. В учебке говорили то же самое.

– Оно так и есть! Люди умирают, и это нужно принять. И не только в Инквизиции. Даже сейчас кто-то испускает последний вздох. Умирает не своей смертью. Мы с тобой тоже не будем жить вечно. По крайней мере, на этой стороне.

Наставница рассмеялась.

– О мёртвых ты не беспокойся – это значит взять на себя слишком много. Для этого есть Свет и Тьма. Пока живой, думай о себе, сам не плошай и в случае чего будь готов проститься с жизнью. Когда примиришься с этим осознанием, тебе станет гораздо легче. Пожалуйста, поверь мне…

– Сам я умереть не боюсь. Хотя мне же есть, что терять. И райские кущи погоды не сделают. Я прошу прощения за длинный язык, но это так. Просто… Сестра Кайя, в первую очередь я беспокоюсь о Вас.

Ментор испустила тяжкий вздох, глядя на него.

– За меня тревожиться тоже ни к чему тебе. Сколько раз смерть чуть было не загребла меня, столько же раз я ускользнула от неё. Ты сейчас можешь заметить, мол, каждый новый раз может стать последним, и я соглашусь. Но это Хаос. Обратная сторона Порядка. Необходимый противовес для баланса. Всё это воссоздаёт жизнь вокруг нас.

– Быть может, Вы правы. Но я ничегошеньки не могу с собой поделать. Да и, честно сказать, мне это ненужно от слова «совсем».

Наставница остановилась. Альдред сделал то же самое.

Она заглянула ему в глаза, взяла за руки украдкой. В миру она сохраняла свою женскую милосердную природу, тогда как на службе отбрасывала подальше, становясь безукоризненным инквизитором. Поразительный человек. Альдред считал, она – пример для подражания. Увы, недосягаемый.

– Пойми же. Всё это в порядке вещей, ведь мы люди. Ты беспокоишься за меня, я – за тебя. Там, в Рунном Зале не было ни минуты, когда я бы позабыла про тебя. Но мы просто люди. Рок сильнее нас. И если мы можем его миновать, это хорошо. Ведь если нет, пускай. Так тому и быть. На «нет» и суда нет.

Альдред жевал губы, не зная, что и ответить.

– Ты инквизитор. И ты подаёшь в Круге большие надежды. Не только для меня. Уж теперь-то точно. Альдред, у тебя ещё всё впереди. Я не пропаду. И ты не пропадёшь. Я научила тебя всему, что знаю сама. Ты не пропадёшь, если будешь помнить мои слова.

Хитиновый покров, за которым пряталась душа воспитанника, вдруг треснул. Голос ментора действовал на него, как благословение Светлейшей на истинно верующих.

Да что там, она была его Светом. И как бы глубоко не закрались в его сердце сомнения и противоречия, Альдред искренне хотел ей довериться. Только ей одной. Ибо он знал, сестра Кайя – единственная, кто останется в этом мире неравнодушна к его судьбе. С высоты его колокольни другого практик попросту не видел.

Она сделала его.

И он готов был и на сей раз довериться своей духовной наставнице:

– Так точно, сестра Кайя. – Альдред кивнул и улыбнулся ей. Правда, взгляд свой укрыл.

Ментор мягко похлопала его по щеке и сказала:

– Впереди у тебя немало испытаний, Альдред, ведь ты взбираешься вверх по карьерной лестнице. Практик – не последний сан, который ты получишь. Поэтому будь сильным.

С этими словами разговор их оборвался. Они покинули оживлённые улицы Города и по мостовым направились в сторону Янтарной Башни.

Глава 7

Дорога в Круг вела их через реликтовый сосновый лес, ограждавший Инквизицию от мирской суеты. За сотни лет никто так и не покусился пустить эти деревья на дрова. Здесь стоял бодрящий запах северной свежести, дарованный хвоей, – такой причудливый и неродной в южных краях. Начала накрапывать морось.

Постепенно дорога уходила вверх, на обособленные от береговой линии известняковые скалы, на которые наталкивались шумные воды моря. Там простирался своего рода город в Городе.

Чудесное место, кто бы спорил. Если забыть, сколько душ было загублено в этих стенах по обе стороны баррикад.

Раздался гром. Близилась первая в этом году гроза.

Из темноты бора сестра Кайя и Альдред вышли к воротам Круга. Привратники, узнав заместительницу Верховного Куратора, кивнули ей. Тот случай, когда репутация избавляет от лишних вопросов. Когда черные плащи прошли под аркой, ворота стали закрывать. Они были последними, кого ждали обратно.

Среди инквизиторов не было тех, кто удумал бы дезертировать во время проведения официальных мероприятий. Их отпускали безоружными, в сутанах. В таких одеждах больше никто не ходит – лишь служители Церкви. В толпе они как белые вороны.

Более того, служащих отправляли в открытый мир без всяких средств к существованию. Инквизиторы без задней мысли возвращались туда, где им обещан кров, горячее питание, жалование и защита.

Если же кому-то хватало ума сбежать, их ловили вскоре, зная, откуда кто поступил, и куда кто может пойти. По обыкновению, такие проблемы доставляли рекруты из самого Города. Но их мало. Чем дальше от дома, тем меньше желания бежать. Золотое правило, о котором не забывали. С каждым разбирались в индивидуальном порядке. Особенно буйных крысобои устраняли на месте.

А в случае нападения на служащих со стороны горожан к ним применяли соответствующие меры наказания. Официальные власти смотрели на это спустя рукава, позволяя суд вне их юрисдикции. Феодал не отнимал у крысобоев работу.

На глазах других инквизиторов ментор и его воспитанник не вели себя так вызывающе. Просто шли рядом – и даже не как друзья, а просто братья по оружию и вере. Благопристойно, чтоб никто лишнего не подумал.

Направлялись они прямиком в Янтарную Башню.

Кураторы оставили за собой каменные бараки миротворцев, где те ютились. У дверей стояли толпы бойцов, дымя трубками с набитым табаком. Очередной день позади, провожали его по-свойски.

Далее – ристалища, небольшой ипподром и конюшни, которыми заведовал отдел миротворцев. Оттуда тихо доносилось ржание беспокойных коней.

Следом Альдред и Кайя прошли мимо училища, где кураторы постигают необходимые науки. Обогнули корпуса общежития – там обитало подавляющее большинство местного корпуса. В окнах ещё горел свет, раз отбой не трубили.

Поодаль расположилось ведомство. Здесь заседали крысобои да канцеляры, если, конечно, была не их смена внизу. Работали денно и нощно. Главным образом, занимались всякого рода бумажной волокитой, а также вели архив. Пыточные находились под Янтарной Башней, и по долгу службы они спускались туда.

Возле складов в окружении иссохших дубов затерялся кубический донжон юстициаров. Его прозвали в народе Зверинцем.

От остального мира его отделял глубокий и широкий ров, полный воды. Мост был опущен. Цепи зловеще звенели. Из его глубин доносился чей-то пронзительный вопль. Эти инквизиторы жили совсем не так, как прочие.

Содержались прямо там. В условиях, о которых говорить не принято. Изолятор есть изолятор. Для такого отношения имелись вполне понятные причины.

Из алхимического института и лаборатории, с которой тот соединялся надземным переходом, выходило подрастающее поколение естествоиспытателей. Они собрались в стайку, чем напоминали гусей. Даже галдели также, обсуждая зелья с мутантами. Было поздно, и кроме этих энтузиастов без дела вокруг ходило мало служивых.

Без особого интереса, но Альдред в силу привычки смотрел проходившим мимо в лица. Как же всё-таки мало людей он знал, держась по поступлению сюда особняком.

Прежде чем двигаться дальше, кураторы дали им пройти. Рядом с Флэем и ментором в спешке прошли персекуторы в сутанах. Они торопились в сторону своей крепости, которую отвели им одним. Она находилась на крайней скале. Жили они там же.

Мало-помалу корпус отходил ко сну. Внезапно сверкнула молния, небеса испустили раскатистый рык, а на землю, как из ведра, полился дождь. Как раз вовремя.

– Быстрее! – крикнула наставница. На улице никого уже не осталось. Растворился народ в мгновение ока.

Сестра Кайя и Альдред вошли внутрь Янтарной Башни. Они взмокли. Волосы их собрали массу воды. Ментор и воспитанник смеялись: непогода бывает очень к месту, бывает забавной и даже… очаровательной.

То тут, то там стояли миротворцы, у которых началось ночное дежурство. Магов запечатали по экранирующим комнатам, где те и свечки магией зажечь не сумели бы. Так что проблем от них ждать не приходилось.

Из холла, где полыхал метеоритный уголь, кураторы попали на лестницу. Вдоль стен зажгли свечи. Меняли их слуги, нанятые со стороны.

Пролёт за пролётом инквизиторы поднимались – до этажа, отведённого под кабинеты высших сановников. Проходили один за другим. Никто из Верховных не засиделся за рабочим местом. Стало быть, вполне обычный день.

– Все уже разошлись. Это хорошо, – отметила сестра Кайя.

Альдред сразу смекнул, чему так обрадовалась наставница. Однако он и не подозревал, что его ждёт сегодня.

Кабинет ментора находился в дальнем углу восточного крыла. Рядом с помещением, которое занимал Верховный Куратор. Она достала ключ и отворила дверь. Механизмы в скважине захрустели сухо.

– Заходи, присаживайся, – сказала она, шмыгая носом.

«Всё-таки замёрзла», – понял Альдред, чувствуя искреннее сожаление. Эмпатии ему хватало, но только для тех, на кого не было плевать.

Сюда, к сестре Кайе, он захаживал редко. В последнее время уж точно. И всегда – строго по особым случаям. Как понимал воспитанник, нынче – один из таких. Каждый раз для него это было своего рода экскурсией в музей.

На стене висела потёртая карта Аштума, нарисованная на пергаменте. Масштаб Альдред не знал, но создатели сумели изобразить на ней оба материка, все известные им острова. Ледник, за которым должен был находиться Северный полюс. Что ему особенно нравилось, по морским краям и неизведанным уголкам они нанесли всякого рода тварь: чудовищ большой воды и песиголовцев.

Забавно. Даже если там никто такой не жил.

Большой мир делился на равновесную половину мира и языческую, на Экваторе и за ним. Десятки стран слева, в одной из которых жили они, да несколько условных справа. Туда совались разве что вануэзцы и иже с ними – отважные мореходы, жаждущие наживы.

Альдред и сам бы хотел попасть в те края. Только вот инквизиторам нечего там делать. Путь заказан.

Каменные стены в кабинете были увешаны картинами. Но те остались тут от прежних владельцев. Занимала этот пост сестра Кайя всего несколько лет. Они ей нравились, так что стаскивать всё местным эстетам из руководства не стала.

Для Альдреда наибольший интерес представляла голова мглистой виверны, из которой набили чучело. Трофей. Ментор его заработала в первые годы службы персекутором. Ещё до того, как стала ищейкой-одиночкой.

Шкафы здесь ломились от множества книг. Альдред прошёлся мимо, разглядывая названия. Кайю учили читать ещё в детстве. Редкая удача. Тем более, в её краях.

Она интересовалась историей, географией, математикой, научными трактатами об антропологии, церковными памфлетами, трудами о демонологии, даже про алхимию почитывала иной раз. Широкий кругозор – ни дать, ни взять.

Многое из этого Кайя давала почитать воспитаннику, прививая ему вкус. Художественной литературы у неё почти не имелось. А то, что было, представляло собой дешёвые куртуазные романы. Это её маленькая отдушина. Кто бы мог подумать?

Дорога к гостевому креслу вела Альдреда вдоль стендов с именным оружием сестры Кайи. Арсенал составляли общепринятые образцы вооружения и экспериментальные модели. Персекуторам вечно скидывают всё самое интересное.

Скимитары – наподобие тех, которые носят чернокожие работорговцы Невольничьего Берега. Шамширы, чей прототип широко распространён в Стране Специй. Дао родом из края Тысячи Городов. Кусаригама и саи с Золотого Архипелага. Все сделано здесь, руками местных умельцев по украденным чертежам, из инквизиторского сплава.

Особую любовь сестра Кайя питала к новшествам. Алебарда, чьё навершие представляло собой клевец. Трезубец с одной стороны, с другой – шестопёр. Причудливые веера из ножей. Двуствольные пистолеты с разветвлением порохового хода и колесцовым замком. Список можно было продолжать и дальше.

Всё это добро оставалось у ментора до тех пор, пока она служит в Священной Инквизиции. Его отдавали в дар за прекрасно выполненную работу – своего рода вторая премия. Эту коллекцию она собирала годами.

Наконец Альдред приземлился в кресло и откинулся на спинку, дожидаясь. Вёл себя напряженно, как бы ни пытался расслабиться. Его преследовало дурное предчувствие. Тем временем сестра Кайя достала два бокала. Вскрыла красное полусладкое вино и разлила остатки по ним. Затем – смешала с водой, чтоб сбить крепость.

Один бокал подала воспитаннику, другой – принялась пить сама. Она опёрлась на краешек стола, болтала вино и изредка попивала. Альдред чуть отхлебнул и поставил на тумбу рядом с креслом. Он прочистил горло и спросил:

– Так о чём же Вы хотели поговорить, сестра Кайя?

– Вот я и думаю. – Она всматривалась в разбавленное вино, катавшееся в бокале. – Тема, понимаешь ли, комплексная.

– Ну, я весь внимание. – Альдред хлопнул себя по коленям.

Ментор отпила ещё немного и начала:

– За те дни, что я провалялась, произошло очень многое. Ты не в курсе, раз тебя мариновали канцеляры, но это факт. В общем, есть у меня две новости. По классике – хорошая и плохая. С какой начать?

Альдред замешкался, и инициативу переняла наставница:

– Тогда с хорошей. Я тоже рассказала, что произошло в Рунном Зале тогда. Только персекуторам. В частности, отметила твои заслуги. Их это заинтриговало. В конце концов, наша история дошла до ушей их Верховного.

Известие смутило воспитанника.

– Я не пойму…

– Просто… ты молодец, Альдред, – Сестра Кайя развела руками. – Считай, ты в одиночку разделался с монструозной одержимой. Не всякий инквизитор на это способен. Даже из числа персекуторов. Тянет на сан ищейки, будь ты в том отделе…

Это абсурд! Удачное стечение обстоятельств, не более того! Всем своим естеством Флэй протестовал, оспаривал саму идею выставлять ситуацию в подобном свете.

– Не в одиночку, – парировал Альдред. Но всё без толку.

– Конечно, стоит учитывать совместные усилия всех, кто был там. В том числе и мои, быть может… Но ведь в конце концов ты остался с демоном один на один – и победил его. Понимаешь? Это дорогого стоит. И говорит о многом.

– И у меня было ваше раздвижное копьё. Без него я был бы труп.

Вялый аргумент. Прокрутив его у себя в голове повторно, парень и сам это понял.

– Оружие бесполезно в руках неумёхи. Персекуторы, конечно, были в бешенстве, что я тебе его дала тайком. Устав претит – и все дела. Но ведь результат себя оправдал. Надо понимать! Важно другое.

– Сестра Кайя, к чему Вы клоните?

Она вздохнула.

– У тебя намечается повышение, Альдред. И я сейчас не про сан куратора.

Заявление прошло без фанфар. Ему тот оказался… не то что бы сильно рад.

Не зная, что ответить, воспитанник опустил глаза и всё мусолил губами язык. Был на нервах, особо даже не скрывая.

– Верховные из отделов персекуторов и кураторов поговорили. Петефи не против, чтоб ты перешёл под руководство Модрича. У них как раз требуется ещё один клинок в молодой отряд. И для тебя это путь наверх. Поэтому, если спросишь меня, ты просто обязан им воспользоваться. Копьё можешь оставить себе. Всяко интереснее палаша.

– Что Вы такое говорите, сестра Кайя! – возмутился воспитанник. – Меня всю жизнь учили быть куратором. Я тюремный надзиратель, а не головорез. А эту одержимую сам до конца не понимаю, как сумел убить. Вокруг этого и крутятся все мои головняки!

– Давно уже за тобой тянется эта робость, Альдред, – захихикала ментор. Казалось наигранным. – Ты ведь не всегда боялся открываться чему-то новому. Помнишь? Раньше в тебе был дух авантюризма. Ещё тогда увидела его в твоих глазах. Поэтому я и взяла тебя с собой. Ты был готов изменить свою жизнь. Что с тобой стало, мой мальчик?

Альдред промолчал. Она была права. Но против дурного предчувствия переть практик не спешил: казалось, ничего хорошего не ждёт его в крепости персекуторов.

– Ты всегда бесился, когда кто-то пытался упрекнуть тебя, будто без меня ты ничего не можешь. Якобы я тебя излишне опекаю, контролирую, веду везде за ручку. Прям как маленького. Ты из-за этого закрылся в себе – больше, чем инквизитору нужно.

Голос её сквозил печалью. Она как будто чувствовала себя виноватой. Удивительно.

– А я лишь подталкивала, чтобы ты рос, и плевать, что говорят остальные, – оправдывалась Кайя. – Не для того я достала тебя на Свет, чтоб ты остался гулять в стажёрах. До какого-нибудь нелепого несчастного случая.