После всего

Глава 1

Ту дату… то время я запомнил навсегда. Был понедельник, четвёртое марта, девять часов утра, а за окном две тысячи тридцатый год. Каждое из моих повседневных действий тем утром отпечаталось в моей памяти, поскольку уже на следующий день мне, как и всем людям, было не суждено радоваться простым бытовым делам. Прошлой ночью я перебрал на вечеринке и вернулся на квартиру около четырёх утра. Я мог возвращаться во сколько захочу, с родителями мне повезло: отец и мать были военными и работали в ФСО. Отец в звании майора, мама в звании лейтенанта. Оба были ужасно занятыми, но при деньгах. Мы могли позволить себе несколько квартир на юге, точнее у нас было три квартиры, одну из которых мы сдавали, во второй жили мои родители, а в третьей я. Год назад, когда отец всё-таки настоял на том, чтобы я пошёл по его стопам и поступил в военное училище, они с мамой и купили мне эту квартиру. Дед и бабка по отцовской линии умерли, когда я был маленьким. По материнской линии была жива только бабушка, я даже не помнил, сколько лет ей было, что-то около семидесяти пяти или семидесяти семи. Трудно помнить о человеке все подробности, когда видишься с ним раз в пятилетку. Бабушка жила далеко от нас – на Сахалине. Перелёт из Сочи занимал в среднем одиннадцать-двенадцать часов – это без учёта пересадок, а свободного времени у родителей в связи с работой мало, не было никакого смысла летать туда только на выходные. Они и в отпуска-то не каждый год ходили. В силу своего возраста бабушка сама не летала к нам вот уже лет десять. Почему они не предлагали ей переехать – для меня оставалось загадкой. Мама в основном созванивалась с бабушкой по видеосвязи.

В то похмельное утро мне снился какой-то странный сон: чистое поле, шеренги солдат с мушкетами, среди которых были и те, кто подавал сигналы барабанным боем. Затем всё обрывками: земля, грязь, крики… выстрелы из мушкетов и пушек. Это было не в первый раз, такие сны посещали меня с некоторой периодичностью, примерно пять-шесть раз в год. Иногда я был простым наблюдателем в этих сновидениях, а иногда полноценным участником событий. Я не придавал им особого значения, ведь в конце концов сны – это просто сны. Когда я приоткрыл глаза, на настенных часах было почти девять. Понимая, что проспал занятия, решил не ехать в училище вообще. С одним делом на сегодня было покончено, осталось решить ещё два: сходить в туалет и попить воды. Туалет был в приоритете. Справив нужду, я открыл кран с холодной водой, умывшись, вытерся полотенцем и немного пришёл в себя, затем наполнил кружку и жадными глотками за считанные секунды всё выпил. Перед тем, как чистить зубы, направился на кухню, включил электрический чайник. Хотелось просто крепкого чёрного чая с лимоном. За окном стояло прекрасное прохладное, но солнечное мартовское утро. На градуснике по ту сторону стекла показывало шесть градусов. Воробьи на дереве снова что-то не поделили между собой и громко чирикали, гоняя друг друга и нервируя мою похмельную голову. Снизу, устроившись под солнышком, на них лениво посматривал соседский раскормленный рыжий кот Потап. Снег в нашем городе нечастое явление, бывает так, что может всё замести на три-четыре дня, но чаще всего погода ограничивается лишь мокрым снегом с дождём. Зима и в том году была тёплая, и так три года подряд. Уже в конце февраля под окнами начинает цвести алыча. Многие люди, чтобы посмотреть на снег, едут отдыхать в горы, до них из города добираться всего-то часа три на автомобиле с учётом пробок. У нас на юге жизнь шла своим чередом, трудно было осознать, что война с соседним государством идёт уже дольше года и с каждой неделей ситуация только обостряется, вовлекая всё больше стран в конфликт. Тем утром у меня была лишь одна мысль – отоспаться. Именно этим я и планировал заняться сразу же после чаепития, а точнее, после борьбы с сушняком. Телефон, лежавший на кухонном столе, вернул меня в реальность, когда кружка чая была уже наполовину выпита. Звонок от отца… сначала я не хотел брать трубку. Возможно, кто-то рассказал ему, что я прогуливаю занятия в училище. Но какое-то странное чувство всё-таки заставило меня ответить на звонок.

– Да, пап, привет.

– Коля, ты где, на занятиях?!

Голос у него был обеспокоенным. Тогда я сразу же подумал, что ему рассказали о моём прогуле. Не то чтобы у папы было время следить за моей посещаемостью, но если тот узнавал о моих прогулах или незачётах, то был мною крайне недоволен. Нравоучения обычно длились по полчаса, преимущественно по телефону. Опережая события, я сам решил во всём признаться.

– Пап, я дома. Прости, проспал. Плохо себя чувствую.

– Хорошо, сиди дома, никуда не выходи. Я сейчас приеду!

– Приедешь?! Зачем это?

– Коля, сиди дома, жди! Буду минут через двадцать. Соберись пока, оденься потеплее.

Я не хотел учиться на военного, мне совсем не хотелось работать в ФСО, как мои родители, или в ФСБ, МВД, да в принципе в любой силовой сфере, напрямую связанной с государством. Я никогда не разделял мнение своих родителей о стране и правительстве. Тогда в силу своего возраста я ещё мало что понимал, но мне казалось, что всё было иначе, чем внушали нашим гражданам. По радио, телевизору и интернету чуть ли не круглые сутки говорили, что наша страна – это жертва агрессии со стороны Запада. Но я ведь прекрасно помню, как всё начиналось.

Это мы были первыми, наша армия напала на соседнее государство. Выживший из ума семидесятивосьмилетний президент Виктор Полуднев спустя полгода горячей военной фазы аннексировал часть чужих территорий в надежде поднять свой рейтинг перед очередными перевыборами себя любимого. Мне в моём возрасте казалось именно так: всё просто, как связать две нити, как посчитать 2×2. К сожалению, так не казалось подавляющему большинству жителей нашей страны, ведь они жили одним днём и слушали то, что им говорят из телевизора. А по телевизору говорили, что весь мир ополчился против нас… и люди в это верили.

Уж лучше бы в тот день отец отчитал меня за прогул, уж лучше бы я послушал его нравоучения. Училище и вечеринки, друзья и знакомые, одногруппники – всё перестало иметь смысл в тот день. Неважно кем я хотел или не хотел стать, моё будущее, как и будущее восьми миллиардов людей, было перечёркнуто. Я сидел за столом и недоумевал: зачем отцу приезжать ко мне, да ещё в такую рань? Неужто всё дело в моём прогуле, неужто это была последняя капля его терпения? Если подумать, то не так уж и часто я прогуливал занятия в последний месяц, максимум раз в неделю. Какая-то подозрительная, пугающая тишина воцарилась в квартире. Я сидел на кухне, постукивая пальцами по столу, уставившись на недопитый чай, который уже остыл. Мучаясь от похмелья, встал из-за стола и направился в комнату. Открыв шкафчик с аптечкой и не найдя нужных таблеток от головной боли, взял по одной таблетке аспирина и парацетамола. Вернувшись на кухню, запил их остывшим чаем. Птицы за окном улетели, словно предчувствовали что-то нехорошее. Даже кот Потап встал со своего места и направился в подъезд. Такой тишины я ещё не слышал нигде и никогда. Только стрелки на настенных часах монотонно тикали, напоминая о том, что отец должен приехать с минуты на минуту.

Он приехал раньше, чем говорил. Прошло около пятнадцати минут, когда папа открыл дверь своим ключом и чуть ли не вбежал в квартиру. Передо мной был всё тот же самый человек, которого я знал все свои семнадцать лет: высокий и неплохо сложенный для своих пятидесяти мужчина с полностью седой головой и гладковыбритым лицом, на котором отчётливо читалось волнение, словно вот-вот должно произойти что-то ужасное. Даже не поздоровавшись, он прокричал:

– Давай, скорее! Бери паспорт! Возьми тёплые вещи!

– Что случилось, зачем паспорт? – удивился я, ожидая совсем другого разговора.

– Я тебе по дороге всё объясню! Скорее, говорю, паспорт ищи! Где он у тебя?

– К чему такая срочность?

– Не надо вопросов, Коля, слушай меня!

– Хорошо, понял, только не кричи.

– Куртки тёплые возьми. Что у тебя с водой, будет пару бутылок?!

– Ты пить хочешь? В холодильнике маленькая бутылка с минералкой лежит… или можешь из крана набрать.

Он пошёл на кухню, открыл холодильник, достал бутылку. Я вернулся из прихожей с паспортом в кармане и двумя пуховиками в руках.

– Всё, молодец, погнали! – скомандовал отец.

– Так куда мы?

– Дуй вниз, жди меня у машины.

Так и не получив ни одного ответа на свои вопросы, я послушался папу и стал спускаться по лестнице. В подъезде на втором этаже баба Надя приоткрыла дверь и впустила в квартиру протяжно мяукающего Потапа. Мы обменялись с ней добрым утром. Отец настиг меня у выхода из подъезда. Снаружи нас ждал его чёрный Land Rover.

– Коля, ну чего ты медлишь?! Я же сказал живее!

Он открыл двери автомобиля, выхватил из моих рук пуховики и бросил их на заднее кресло вместе с минералкой.

– Всё, садись, поехали.

Стоило ему завести двигатель, как тут же раздался вой сирены.

– Почему сирена работает? Мы куда-то на учения едем?

– Нет, Коля, это не учения. Это по-настоящему.

– В каком смысле?

– Это война, Коля.

– Война уже давно идёт, но она же не здесь, она – там.

– Теперь и здесь! Пристегнись, ехать будем быстро! – скомандовал он и сильнее вдавил педаль газа.

Мне всё казалось как-то не по-настоящему. Такого просто не могло быть. Я думал, что такая паника со стороны отца была ни к чему. Но он, обычно спокойный и рассудительный, был не похож сам на себя.

– Пап, да наверняка просто учения, как в прошлом году…

– Коля… не учения, я тебе говорю, смотри, – указал он пальцем в небо через лобовое стекло.

С десяток ракет летели над нашим гордом, навстречу им ещё пять-шесть. В небе прогремели взрывы. Я не сразу понял, что произошло, нужно было время для осознания увиденного… тот солнечный день становился всё более мрачным.

– Отлично, ПВО работает, – со вздохом произнёс отец.

Меня пробило на мелкую дрожь. Сидя на переднем кресле, я мотал головой и смотрел по сторонам. Люди на улицах, вместо того, чтобы бежать или паниковать, просто в оцепенении стояли и смотрели в небо, не понимая, что происходит. В обратную сторону уже образовалась пробка. Водители автомобилей, пассажиры автобусов – все как один смотрели в небо сквозь стёкла машин: кто-то указывал пальцем, кто-то крестился, кто-то хватался рукой за рот, но не было ни одного человека, который бы не смотрел наверх. Они слышали сирену, они видели ракеты и взрывы, но, как и я, не могли во всё это поверить. Будто бы всё наше общество оцепенело, замерло на какое-то время в ожидании… в ожидании непонятно чего. Но уже через несколько секунд, после того, как на землю стали падать обломки ракет, оцепенение сменилось паникой. Люди бросились врассыпную. Инстинкт самосохранения диктовал убегать и прятаться, неважно куда, главное больше не стоять на месте.

– Пап… пап, а как же мама?!

– Я заеду за ней. Тебя отвезу, потом за ней.

– А куда мы?

– Туда, где безопасно.

– Это где же?!

– Тут рядом, убежище есть… надёжное.

– Что ещё за убежище?

– Бункер. Так, всё приехали, давай скорее выходи.

– Куда? Куда идти?

– Коля, без лишних вопросов, за мной!

Мы остановились у здания Зимнего театра, построенного ещё в сталинские времена. Папа достал с заднего кресла оба пуховика, один накинул на меня, второй дал мне в руки, минералку засунул в карман. В тот день театр показался мне не таким, как обычно, а чем-то особенным, величественным. Колонны сооружения, словно стены неприступной крепости, вздымались вверх. Но мы не побежали к главному входу, вместо этого обошли театр с торца и спустились в подвал. Там нас встретило трое человек – все в военной форме с автоматами Калашникова наперевес.

– Степан, почему так долго?! – обратился к отцу один из военных.

– Ты возмущения свои оставь при себе, понял?! Как смогли, так и приехали, – огрызнулся отец и тут же обратился ко мне. – Коль, иди с ними. Это Алексей, они тебя до бункера доведут.

– Постой, а ты же за мамой сейчас?

– Да, я за ней заеду и сразу же сюда, к вам. Всё будет хорошо.

Отец обнял меня так крепко, как никогда ещё не обнимал, затем не произнося ни слова, развернулся и побежал к выходу. К моим глазам начали подступать слёзы, с трудом, но я их сдерживал, чтобы не стыдиться перед военными. Затем мы прошли по длинному, метров пятьдесят, коридору. Воняло сыростью, на стенах разрослась плесень. Было мрачно, создавалось впечатление, что меня ведут в какую-то тюрьму. По всей протяжённости коридора примерно пять-шесть ламп. Чтобы лучше видеть дорогу, военные включили карманные фонари.

– Так, всё, спускаемся, – обратился ко мне Алексей и указал на длинную винтовую лестницу.

Не зная, что ответить, я просто кивнул ему.

– Так, Коль, погоди, – остановил он меня и обратился к двум другим, что нас сопровождали. – Мужики, вы давайте назад на точку. Полчаса лимит времени.

– Полчаса… хватит ли? – спросил один из военных.

– Вполне. Выполняйте!

Позже я узнал, что многие, кто был в курсе возможной катастрофы, подготовились заранее и спустились в бункер со вчерашнего вечера, но отец до последнего не верил, что подобное может произойти. Как потом стало известно, в основном здесь собрались сотрудники спецслужб и их родственники.

Мы спустились вниз по винтовой лестнице, я не знал какая там глубина, но точно больше десяти метров, судя по виткам – их я насчитал ровно десять. Далее был ещё один коридор, на этот раз более длинный и широкий, да и освещён был лучше, однако воняло там всё той же сыростью, что и в предыдущем коридоре. Я хаотично разбирал свои мысли, не разговаривая с военными, они, в свою очередь, тоже ничего мне не говорили. В тот момент все мои мысли были о родителях. Я переживал за отца и мать, ведь тот военный сказал полчаса… а что потом, они закроют вход и никого не впустят? Даже если и так, полчаса должно хватить, папа с мамой должны успеть. Наконец мы остановились у широкой, почти во всю стену, стальной двери. Она действительно была огромной: шириной метра три и высотой примерно столько же. Один из военных нажал на стене кнопку и, посмотрев в камеру под потолком, помахал рукой, затем мы отошли на несколько метров. Дверь открыли изнутри, её толщина внушала надёжность: словно это не бункер, а банковское хранилище с золотыми слитками, как в кино. Помещение хорошо освещено, людей внутри было так много, словно это московское метро в час пик. Огромный, с высоченными потолками, примерно с половину футбольного поля зал. Десятки столов и скамеек, на которых сидели испуганные люди совершенно разных возрастов. Я видел, как и детей, которым можно дать лет по десять-двенадцать, так и стариков внешне под шестьдесят, последних, правда было немного. Люди сидели на скамейках и обнимались друг с другом, те же, кому обнять было некого, просто смотрели в одну точку, либо, наоборот, озирались по сторонам, словно взглядом искали кого-то в толпе. Некоторые уставились в телефоны, скорее всего, просто играли в игры, вряд ли на такой глубине ловила сеть.

– Всё, Коль. Садись тут, жди, – обратился ко мне военный, указав на свободное место на одной из скамеек. – Пойду назад, к выходу.

Я присел, держа в руках пуховик, крепко обнял его. Достав из кармана сотовый, проверил уровень сигнала – сеть здесь не ловила, как я и предполагал. Телефон был заряжен на шестьдесят пять процентов, но я всё равно решил включить режим экономии энергии. В бункере стоял гул: люди плакали, разговаривали, кто-то смеялся, а кто-то пел песни. Создавалось впечатление, что в тот момент здесь собрались всевозможные человеческие эмоции. Я же был просто в шоке, осознав свою беспомощность, мне просто хотелось поскорее увидеть маму и папу, кого-нибудь из друзей или даже бывших девушек, хоть одно знакомое лицо. Чуть позднее я попытался поговорить с некоторыми людьми, чтобы лучше понять ситуацию. Во рту пересыхало, достав минералку, я открыл крышку и сделал пару глотков. В таком состоянии даже и не заметил, что полчаса уже прошло. Толстая стальная дверь вновь открылась, зашли военные, в их сопровождении было ещё несколько человек. Люди повставали со своих мест, направившись к выходу, я последовал за ними в надежде встретить родителей. В такой толпе и при такой суете сложно было разглядеть вновь прибывших, я пытался расталкивать людей, чтобы увидеть отца и мать. Меня тоже толкали в спину, начиналась давка. С трудом я протиснулся вперёд, но мать и отца среди вновь прибывших… так и не увидел. Паника усилилась не только у меня. Некоторые люди стали кричать и возмущаться, требовать привести их родственников. Чтобы утихомирить толпу, военные сделали несколько выстрелов в воздух, с потолка над ними посыпалась бетонная крошка. Большинство людей испугались и тут же притихли, пятясь назад. Одна женщина никак не унималась, вцепившись в форму военного, трясла его, требуя привести своего мужа. Военный оттолкнул женщину, та упала на бетонный пол, после чего к ней подбежали ещё двое человек и прицельно, чуть ли не в упор, произвели несколько выстрелов. Я смотрел на происходящее и в то мгновение не мог поверить, что всё на самом деле, руки и ноги бросило в мелкую дрожь. Только лишь в тот момент я осознал, что всё серьезнее некуда, даже ракеты в небе не произвели такого эффекта, как шок от первого убийства, которое я увидел в своей жизни. Сердце просто ушло в пятки. Женщина лежала больше не дёргаясь и не крича. Военные подняли труп и куда-то унесли, на полу остались следы крови. По толпе прокатилась волна ужаса: всё больше людей стали плакать, я скрылся в толпе и сильнее сжал руками пуховик, проронив на него несколько слезинок.

Столько людей тем днём было вырвано из своей обыденной жизни, столько судеб было загублено. Обезумевший диктатор к концу своего правления был так одержим историями о Второй мировой войне, о нацистах и большевиках, что сам возжелал свою маленькую победоносную войну, не понимая, во что она может перерасти. Ища врага в соседних странах, чтобы укрепить свою значимость перед внутренней аудиторией, Виктор Полуднев и его окружение поставили на кон всё, развязав войну, которая переросла в Третью мировую. Войну, в которой победителей быть не могло. Я пытался сохранять трезвость ума настолько, насколько это было возможным. Позже, общаясь с людьми в бункере, я удивлялся тому, что многие из них всё равно поддерживали безумную политику нашего правительства – таких людей мне хотелось лично выгнать из бункера. Отец и мать так и не пришли, надежда окончательно покинула меня, когда дверь убежища захлопнулась, мне было 17 лет. Один год я успел отучиться в военной академии. И всё, что я умел в этой жизни – это обращаться с оружием и гранатами, да и то не очень хорошо. Возможно, это могло бы когда-нибудь пригодиться. Неизвестно, что ждало нас дальше. Я думал, как и многие, надеялся, что через несколько дней нас выпустят и всё обойдётся. Под дулами автоматов нас пересчитали, проверили паспорта и записали данные в какие-то анкеты, затем выдали по бутылке воды и немного сухого пайка, показали где находятся туалеты. На первый взгляд всё было устроено не так уж и плохо: двадцать кабинок, по десять на мужчин и женщин. Как и ожидалось, в женском туалете скопилась очередь. Был понедельник, четвёртое марта, две тысячи тридцатого года. Но мы не вышли ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю…

Глава 2

Я уже ничего не понимал, столько событий за такой короткий срок. Время словно остановилось, замерло в этом безумном моменте. По ощущениям можно было сказать, что я совсем не чувствовал разницу: прошёл один час или несколько. За всё это время был слышен гул и взрывы, доносящиеся откуда-то с поверхности, стены трясло, в некоторых местах с потолка сыпался какой-то песок вперемешку с кусочками земли и бетонной крошкой. Освещение пропадало на несколько секунд, потом восстанавливалось. Всё хаотично, я даже не мог погрузиться в себя, переживая за родителей… задаваясь мыслями, что с ними, что там на поверхности, я вновь приходил в себя под крики людей, окружающих меня, под ту панику, которая всех охватила. Гнетущую атмосферу прервала группа военных, вошедшая в главный зал. Они встали в одну шеренгу. Серди военных было даже две женщины, уставившись на нас, держа в руках автоматы Калашникова, они выглядели не менее сурово, чем мужчины. Для меня в тот момент не было разницы, кто передо мной стоит. Я просто боялся, боялся, как и все, задаваясь вопросами: зачем они так построились?! Что они будут с нами делать, неужели расстреляют?! Убьют?! Но зачем… зачем тогда нас спасать или же это было вовсе не спасением?! Хоть люди и были напуганы, но не все из них оказались робкого десятка. Из толпы в адрес военных стали раздаваться крики.

– Что дальше?! Чего молчите?!

– Что там наверху?! Нас бомбят, да?!

– Когда мы сможем выйти?!

– Скажите уже что-нибудь!

– Сколько нам тут ещё сидеть?!

– Где мои родственники?! Вы обещали их привести!

– Что, козлы, так и будете стоять и молчать?!

– Откройте дверь, я свалю отсюда на хер!

В военных полетело несколько бутылок с водой, которые они же до этого раздавали. Солдаты сразу наставили дула автоматов на людей, а Алексей сделал несколько выстрелов в воздух. Видимо, он был у них главным. Народ в большинстве своём оробел и приутих. Но некоторые всё же не могли замолчать, пытаясь получить хоть какие-нибудь ответы.

– Вы что, уроды, тоже нас замочить хотите?!

– Та баба одна была, а нас много!

– Точно, всех не положите!

– Пожалуйста, очень вас прошу, успокойтесь! – откуда-то сверху раздался голос, пронёсшийся эхом по стенам зала.

Все подняли головы. Метрах в пяти-шести над военными был небольшой балкончик, на котором стоял немолодой мужчина, одетый в однотонную серую робу. Перед ним на стойке был установлен микрофон, а по обеим сторонам от него расположены две огромные колонки.

– Пожалуйста, потерпите немного, – продолжил мужчина. – Сейчас я всё вам объясню.

Почти все успокоились. Лишь единичные, уже более робкие выкрики звучали в толпе.

– Это ещё кто?!

– Так это же Андрей, я видел его пару раз у нашего руководства!

– И я тоже, в кабинете у полковника, совсем недавно он там сидел!

Снова прозвучало несколько выстрелов, наконец-то толпа окончательно успокоилась. Все ждали, что им скажут.

Мужчина на балкончике снял микрофон со стойки и подошёл ближе к краю.

– Спасибо! Я продолжу! Меня зовут Андрей Петрович Иванцовский, мне пятьдесят три года, и я смотритель этого убежища. Смотритель – это главный человек, который отвечает за всё. Простыми словами: смотритель – это кто-то вроде мэра или губернатора в бункере. Вы все знаете, что наша страна уже более года находится в горячей стадии войны. К большому сожалению, действительность такова, что война перешла на новый уровень.

Люди снова начали сыпать вопросами.

– На какой ещё уровень?!

– Куда ещё больше?!

– Сколько нам тут сидеть?!

– Приведут ли остальных?!

– Дайте мне сказать! – прокричал мужчина с балкона.

Военные несколько раз выстрелили в пол, всего в паре метров от толпы, пока люди вновь не замолчали.

– Я не смогу вам всё объяснить, если вы будете каждый раз меня перебивать! То, что произошло с женщиной, может случиться с каждым из вас, поэтому предлагаю не накалять ситуацию, чтобы не пришлось использовать радикальные меры!

Пробираясь сквозь толпу, вперёд вышел мужчина и, жестикулируя руками, стал кричать:

– Да иди ты на хер! Я капитан ФСБ, я тебе радикальные меры покажу, когда выйдем отсюда!

Один из военных поднял голову, посмотрел на Иванцовского, стоящего на балконе, тот ему кивнул. Тут же военный несколько раз выстрелил в буйного капитана ФСБ. Мужчина замертво упал. Люди заплакали, в ужасе закричали и попятились назад. Двое военных быстро подбежали и унесли труп в том же направлении, куда до этого оттаскивали тело убитой ими женщины. Я прекрасно понимал, что лучше не перебивать того мужика на балконе, лучше выслушать всё, что он скажет. Похоже, что после второго убийства остальные тоже это поняли.

– Сожалею, что пришлось так поступить. Но иначе вы не понимали. Прошу не перебивать меня, и я уверен, что на большую часть ваших вопросов смогу дать ответы. Чтобы сохранить порядок в бункере, охрана может лишить жизни любого человека. Не имеет значения сколько вам лет, какого вы пола, какая у вас была занимаемая должность и в каком звании вы состоите. Нам нужен порядок! Мы оказались в безвыходном положении. И теперь этот бункер – это наш дом. Практически все здесь являются сотрудниками силовых государственных органов или же родственниками сотрудников. Вы счастливчики, остальным повезло меньше. Мы готовились к этому дню ещё за месяц, но даже мы не могли представить, что всё обернётся худшим образом для вас и для нас!

Один человек в толпе робко поднял руку.

– Я вижу, что вы тянете руку, и наверняка у вас есть вопрос. Но позвольте, все вопросы потом, я продолжу. Это убежище рассчитано на двести человек, при таком количестве людей запасов топлива, еды, воды и прочих ресурсов может хватить на пять лет! Вас пересчитали и записали. Всего, включая меня и охрану, сейчас в убежище находится девяносто пять мужчин и семьдесят шесть женщин, считая детей и стариков. Несовершеннолетних двадцать пять человек. Стариков от шестидесяти до шестидесяти пяти лет – двадцать человек. Минус двое нарушителей порядка: мужчина и женщина. Бункер довольно большой и здесь много технических помещений. Начало бункера – это главный зал, в котором мы сейчас находимся – прям под Зимним театром, далее через связную сеть помещений и тоннелей можно пройти под Курортным проспектом до бывшего здания ФСБ, под которым расположено ещё несколько жилых и производственных помещений.

– Почему бывшего?! – вдруг не удержался и выкрикнул мужчина из толпы.

– Точно, почему бывшего?! Я только в пятницу там работал! – поддержал его ещё один.

– Справедливый вопрос, – ответил Андрей. – Я как раз об этом собирался рассказать. Ребята, прошу вас, выкатывайте панель.

Двое военных выкатили в зал высокую подставку, на которой была закреплена большая телевизионная панель. Буквально за пару минут они её подключили.

– Посмотрите внимательно, – сказал Иванцовский. – Всё, что вы увидите на экране – правда. Это ужасные кадры, но они помогут вам до конца осознать, что же всё-таки произошло несколько часов назад.

Видео длилось лишь полуминуты, я не считал, может быть, пятнадцать-двадцать секунд. Но кадры, что были нам показаны, эти кадры… в это просто невозможно было поверить. Люди были в ступоре, все просто стояли и молчали, пытались переварить у себя в голове эти несколько секунд, в которые они с широко раскрытыми глазами наблюдали за ядерным взрывом на экране телевизионной панели. Гнетущая тишина воцарившаяся после просмотра видео, наконец-то прервалась, в адрес смотрителя посыпались первые вопросы.

– И что это вы нам показали?

– Наверняка какой-то мультик, видеомонтаж с графикой!

– Там же Адлер вдалеке на видео. Хотите сказать, что на него сбросили ядерную бомбу?!

– Зачем вам это? Заперли нас тут, показываете всякую чепуху…

– Это не чепуха! – резко оборвал смотритель. – То, что вы видели – это реальность! Я уже сказал, что нам нужен порядок. У вас будет возможность покинуть это помещение, когда вы дослушаете меня до конца!

– А если мы не хотим тебя слушать?!

– Да, просто выпустите нас отсюда!

– Вам что, мало двоих смертей? – сжимая микрофон в руке, раздражённо спросил смотритель. – Любой, кто не будет слушать, кто будет перебивать, когда я говорю, тут же будет убит на месте. Ваша задача просто выслушать меня, а затем уже принять решение: покидать бункер или остаться. Если вам так непонятно, тогда попробуем иначе!

Иванцовский посмотрел на военного и кивнул в его сторону. Без лишних вопросов Алексей быстрым шагом подошёл к толпе и выдернул из неё девочку… совсем ещё ребёнка, на вид не старше двенадцати лет. Та от испуга стала кричать и дёргаться, но военный силой прижал её к себе, вытащил из кобуры пистолет и приставил к голове девочки. Вперёд выбежала её мать, умоляя отпустить ребёнка. Из шеренги вышел ещё один военный, резкими выпадами он нанёс несколько ударов женщине в живот и лицо, та упала, потеряв сознание. Девочка разрыдалась ещё сильнее, продолжая звать маму. Обстановка накалялась, но я по-прежнему не понимал, что я должен чувствовать, как должен себя вести. Я был в растерянности, как и большинство людей вокруг меня. Кто-то боялся, кто-то злился. Кто-то выкрикивал из толпы, но не решался нападать на военных.

– Что же вы делаете, уроды?!

– Отпустите её!

– Ребёнок-то тут при чём?!

– Её жизнь в ваших руках! – заявил смотритель. – Если вы дослушаете меня до конца, Алексей отпустит девочку, если нет – тогда он убьёт её.

Спустя пару минут препираний, люди наконец-то угомонились, согласившись выслушать смотрителя. Мать девочки очнулась, Алексей ослабил хватку, ребёнок тут же бросился в объятия матери.

– Мудрое решение! – сказал Иванцовский. – Этим решением вы спасли девочку и её мать. Видео, что вам показали – это не монтаж, не кадры из фильмов или видеоигр – это наша реальность. Прежнего мира больше нет. Ядерная война – вот, что стало с миром. Верить мне или нет – право каждого из вас. Сегодня все, кто не поверит, будут вольны покинуть наше убежище. Эти кадры были сняты с квадрокоптера. У нас была установлена коммуникация со штабом, но с момента взрыва связь с поверхностью пропала. Есть все основания полагать, что на побережье упало несколько подобных боеголовок. Сколько точно, мы не знаем. Почему город подвергся ядерным ударам – мы тоже не можем утверждать со стопроцентной уверенностью. Скорее всего, это были ответные меры. Изначально армия НАТО планировала отрезать всё побережье к выходам Чёрного моря: от Адлера и до Новороссийска. Похоже не всё пошло по их плану. Мы не знаем, чья сторона запустила ракеты первой. Судя по данным, которые успели к нам поступить, характеру взрыва и траектории ракеты, можно сделать предварительные выводы. Запуск был произведён из акватории Средиземного моря близ берегов Турции. Судя по всему, мы имели дело с модернизированной ядерной боеголовкой W76–1 с боевым блоком Mk-4a. Мощность только лишь одной боеголовки составляет сто килотонн. Подобная смерть доставляется американской трёхступенчатой баллистической ракетой четвёртого поколения, под названием «Трайдент 2». Среди военных более известная как «Трезубец». Эти ракеты запускаются с атомных подводных ракетоносцев. И теперь самое главное: связь со штабом и поверхностью, как я уже говорил, потеряна, вполне вероятно, что над нами сейчас лишь выжженная земля. Возможно, там нет ничего, кроме руин и пожаров после бомбёжек. Возможно, там нет ничего, кроме радиации и смерти. Мы будем жить здесь! Все ваши родственники, друзья, семьи и близкие, которые не успели укрыться под землёй – все они, скорее всего, погибли. В текущей обстановке, если где-то была выпущена хоть одна ракета-носитель с ядерным боезарядом, то с вероятностью в девяносто девять процентов – это начало ядерной войны. Прежнего мира больше нет! Пережидать придётся долго. Если тот взрыв, что мы видели был не единственным, если ядерные боеголовки упали и на центр города, то выходить на поверхность – это всё равно, что пустить пулю себе в висок! Три года! Именно столько мы будем пережидать прежде, чем снарядим и отправим первые отряды на поверхность. В убежище всего десять костюмов полной химзащиты, но от такого фона, какой предполагается сейчас, они не спасут, должно пройти время. Наша с вами задача – выжить! И ради того, чтобы выжить, мы будем сохранять порядок любыми способами, даже самыми радикальными! Если после всего услышанного вы мне не верите и хотите покинуть бункер, мы не будем никого останавливать. Мы откроем дверь лишь единожды, но обратно уже не впустим! До поверхности вас провожать никто не будет. У вас есть полчаса для принятия решения. Всех, кто решит покинуть убежище, я попрошу собраться возле выхода. Все, кто решит остаться, будут подробно проинструктированы, как нам дальше жить. Мы должны были пересидеть здесь лишь несколько дней, но всё сложилось иначе. Большинство из вас является сотрудниками силовых структур и должны понимать всю серьёзность ситуации, а не вести себя, как дети! Ваша жизнь только в ваших руках, думайте и решайте, как вам поступить: остаться или уйти. Время пошло!

Что я должен был сделать в тот момент? Стоило ли мне покинуть убежище и отправиться на поиски родителей? Стоило ли мне рискнуть и выбраться на поверхность? Кто я такой? Не военный и не боец, а всего лишь семнадцатилетний подросток. Может быть, там всё совсем не так, как сказал этот Иванцовский? Может быть, всё обошлось? Я стоял и смотрел в одну точку, крепко сжав кулаки, пока люди вокруг суетились, пытаясь решить, покидать им убежище или нет. Когда я обернулся, то увидел, как у выхода уже собралась небольшая группа людей. Слова смотрителя внушали доверие. Но всё-таки же оставался шанс, что родители выжили и где-то спрятались. Может быть, есть ещё бункеры? Зная отца, он наверняка что-то придумал. А если нет? Был бы смысл в моих действиях, выйдя я на поверхность и при этом не найдя своих родителей? Если они погибли, если бы я их не нашёл… если бы я сам погиб, покинув это место?

– У вас осталось десять минут! – смотритель вернул меня к реальности.

Прижав к груди пуховик, неуверенно я направился в сторону выхода. Возможно мне стоило бы объединиться с этой группой людей, вместе будет легче. Первое место, где нужно было искать родителей – это их работа, наверняка там есть какое-то убежище. Я тяжело вздохнул и ускорил свой шаг в сторону выхода. Мне казалось, что я поступаю правильно. Если умру, тогда хотя бы не буду чувствовать вину за то, что даже не попытался найти… спасти родителей. Кто-то резко дёрнул меня за руку, заставив остановиться на полпути к выходу.

– Коля, ты куда собрался?

Я обернулся, увидев перед собой Алексея. Он крепко держал мою руку, а его лицо не выдавало совершенно никаких эмоций: ни улыбки, ни печали, ни волнения. Солдат был словно робот, и вся моя уверенность в правильности своих действий внезапно куда-то пропала. Кое-как я попытался объяснить ему своё решение.

– Как… куда? Я с ними, к выходу, – неуверенно указал пальцем на группу людей у двери бункера.

– Ты остаёшься, – холодно произнёс Алексей.

– В смысле? Смотритель же сказал, что мы можем уйти, если хотим.

– Ты остаёшься, – повторил Алексей, не отпуская мою руку.

– Нет, я ухожу. Мне нужно найти родителей.

– Никуда ты не пойдёшь, – Алексей сжал пальцы на моей руке.

– Отпустите, больно же! – не выдержал я, выронив из рук пуховик.

– Твой отец был мне хорошим другом. Я обещал ему присмотреть за тобой.

– В каком смысле?

– В очень простом: чтобы ты не принимал глупых решений и не сдох.

– Мне всё равно, что вы там обещали. Я ухожу на поиски.

– Пойдём-ка, отойдём.

Я пытался сопротивляться, но даже сам понимал, что делаю это довольно неуверенно, неубедительно. Алексей, не ослабляя хватки, вывел меня из общего зала в соседнее помещение. Освещение там было очень тусклым, я даже ничего не успел толком рассмотреть, как тут же получил удар под дых и согнулся от боли. Пытаясь понять, что произошло, сделал пару шагов назад и получил кулаком по лицу. Удар пришёлся прямо по правой скуле. Дышать стало тяжело, на глазах проступили слёзы. Я пошатнулся, моей уверенности и след простыл.

– Малой, ты свою дурь выбрось из головы, – сказал Алексей. – Не понимаешь по-хорошему, так я и по-плохому могу. Те придурки, что у выхода собрались, скорее всего, сдохнут, едва выйдя на поверхность. Ты тоже хочешь сдохнуть? Вот так, ни за что?

– Я… я ни за что? Я родителей хочу найти.

– Забудь о них, ты всё равно ничего не изменишь. Тут только два варианта: они либо умерли, либо нет, если успели укрыться. От тебя тут вообще ничего не зависит! Ты никто и звать тебя никак.

– Вдруг они выжили и им помощь нужна…

– Коля, послушай меня, – сказал Алексей присев на корточки. – Ты остаёшься. На этом разговор окончен. Твой отец был мне хорошим другом, я уже говорил. Так вот, в знак нашей с ним дружбы, по его же просьбе, я тебя не выпущу отсюда. Мы выйдем все вместе, когда придёт время. Продолжишь настаивать на своём, я тебя так отпизжу, что на тебе места живого не останется, понял меня?!

Последние слова звучали слишком убедительно. В тот момент я даже не понимал, что страшнее: выйти на поверхность или же находиться в этой комнатке с Алексеем. Я потерял всякую волю к сопротивлению, вместе с ней и дар речи.

– Ты понял меня?! – сердито переспросил Алексей.

– Д-да, понял, – тихо ответил я, уставившись в пол.

– Всё, отдыхай, – равнодушно сказал он и ушёл.

Я опустился на пол, к горлу подкатывал ком, скула жутко болела. Я готов был расплакаться сию же секунду по любой из причин: от обиды, от боли, от безысходности, от бездействия, от понимания, что родителей больше не увижу. Даже небольшой огонёк надежды, теплящийся где-то глубоко в душе, после разговора с этим человеком, угас. Наконец я дал волю эмоциям и разрыдался, стараясь сдерживать свой голос. Один под землёй, на холодном полу, в тусклом свете, в каком-то непонятном помещении. Мама… папа… мама… папа… как вы там?

Глава 3

В тот день убежище покинуло десять мужчин и восемь женщин, среди которых было двое детей. Мать с девочкой, которую Алексей брал в заложники, чтобы толпа выслушала смотрителя, тоже ушли. Что удивительно – ни один из стариков не присоединился к группе. Неужели им было что терять? Видимо, чем старше человек, тем он сильнее цепляется за отведённые ему годы, тем более, если в прошлом был силовиком или чекистом. Подавляющее большинство решило принять реальность такой, какой её описал смотритель убежища – Андрей Иванцовский. Люди заметно поутихли, самые громкие покинули убежище в той группе, больше никто не перебивал, все покорно молчали, обречённо дожидаясь, что нам скажут. Здесь, под землёй, теперь был наш дом на ближайшие годы. Как только дверь бункера закрылась, солдаты окружили оставшихся людей спереди и сзади. Смотритель снова взял микрофон в руки и обратился к народу.

– Я рад, что большинство из вас решили остаться. Значит вы мне доверяете, и я постараюсь оправдать ваше доверие. Вместе с военными я буду присматривать за вами и следить за порядком. Отныне все мы соседи. Нет больше военных и гражданских, с этих пор есть охранники и рабочие. Все мы оказались в одной лодке, и наша задача выжить, помогать друг другу как минимум до тех пор, пока не настанет момент для выхода на поверхность. Убежище покинули восемнадцать человек, двое были убиты за нарушение порядка – это значит, что сейчас здесь находится сто пятьдесят один человек, из которых женщин шестьдесят семь человек, мужчин восемьдесят четыре человека. Подсчёты проводили в спешке, поэтому они могут быть неточными. Каждый месяц будет пересчёт людей в этом зале. Это главный зал для важных собраний, здесь будут висеть объявления о разного рода мероприятиях, проводимых в убежище. Сто пятьдесят один человек – это идеальное количество людей с учётом того, что бункер рассчитан на двести человек, а провести нам здесь придётся минимум три года! Оглянитесь назад, над дверью убежища вы увидите цифровую панель. С этой минуты мы активируем всю важную информацию, которая будет выводиться на панель. Как можете заметить, числа на ней меняются каждые пять секунд. Поочерёдно панель показывает текущее время: (16:05) и дату (04.03.30). Затем вы можете наблюдать цифру один – это день недели – понедельник, соответственно всего семь цифр. Панель так же показывает температуру воздуха внутри убежища – сейчас восемнадцать градусов. К сожалению, датчики с поверхности не функционируют, мы не можем знать, какая там температура. Далее вы видите цифру сто пятьдесят один – это общее количество людей, включая меня, охрану и вас. Цифра будет корректироваться, если кто-то умрёт или же родится. И, наконец, последняя цифра на панели – это количество дней, проведённых здесь. Когда количество дней будет приближаться к тысяче, мы начнём готовить первую экспедицию на поверхность. Я понимаю, что у вас остаётся много вопросов. Уверяю, что постепенно вы получите ответы на все свои вопросы. Первое собрание состоится здесь, в главном зале через два дня в шестнадцать часов, мы будем закреплять работу за каждым из вас. Пока что у вас есть эти два дня на обустройство, санузлы вы уже видели. Вам покажут общий зал с койками для сна и столовую. Время приёма пищи индивидуальное и будет варьироваться в зависимости от вашей работы. Сегодня вы будете доедать сухой паёк, который вам раздали. Через два часа каждому выдадут по литровой бутылке воды – это до завтра. Доступ к производственным помещениям будет только у охраны и у сотрудников, которые будут работать в этих самых помещениях. Да, женщина, я вижу, что вы всё время тянете руку, спрашивайте уже.

– Простите, а мы что, все здесь будем работать? Что за работа?

– Конечно, – продолжил смотритель. – Чтобы выжить, нам всем нужно будет работать и поддерживать порядок. Ни один человек не будет бездельничать, если при этом у него не выходной. Дети и старики тоже будут работать на общее благо, конечно, им будут поручаться более лёгкие виды работ в сравнении с остальными. Выходные будут тоже плавающими: иногда один на неделе, иногда два, у сменных сотрудников всё иначе. Не переживайте, вы быстро адаптируетесь. Всё, пожалуйста, опустите ваши руки, хватит на сегодня вопросов, придержите их до следующего собрания.

Иванцовский посмотрел на военных, стоящих позади толпы, и подозвал их рукой. Группа людей в зелёном пикселе, с автоматами на ремнях, вышла вперёд, солдаты построились возле своих коллег.

– Как я уже сказал, нет больше военных и гражданских, есть люди: работники и охранники убежища, которые будут следить за порядком. Вы уже успели заметить, что среди охранников есть и две женщины. Нам неважно, какого пола человек, если он хорошо умеет выполнять свою работу. Охрана будет не только следить за порядком, но и работать в некоторых жизненно важных производственных помещениях. Сейчас перед вами двадцать два человека: двадцать мужчин и две женщины. Для оптимального поддержания порядка нам нужно двадцать пять человек. И я спрашиваю у вас: кто держал в руках оружие?

Примерно треть присутствующих подняли руки. Немудрено, ведь здесь собрались сотрудники МВД, ФСО, ФСБ и прочие силовики. Не знаю почему, но я тоже поднял руку, словно на автомате, хотя мог этого не делать. Разговор с Алексеем всё ещё крутился в голове, а скула не переставала ныть. Свой пуховик я увидел за спиной у одной женщины, которая тщетно пыталась скрыть его, словно это какое-то сокровище.

– Хорошо, – продолжил смотритель. – Теперь я прошу опустить руки всех, кто не держал оружие в последний месяц.

Количество рук заметно поредело, я не опускал свою, уставившись на женщину с моим пуховиком за спиной. Нет, это же всего лишь пуховик, тут миру пришёл конец, да насрать мне на этот пуховик… но это же мой пуховик! Какого чёрта она присвоила его себе?!

– Замечательно, – смотритель подошёл к краю балкона. – Теперь я попрошу оставить поднятыми руки только тех, кто на прошлой неделе держал оружие и стрелял из него.

Если так подумать, то на прошлой неделе у нас были стрельбы, так что я подхожу. Чёрт, эта тётка с моим пуховиком всё не давала мне покоя! Может быть, стоит подойти и сказать ей, что это моя куртка, потребовать её вернуть? Хотя пусть сперва договорит смотритель, перебивать его – это не лучшее решение.

– Прошу всех, кто не опустил руки, выйти вперёд.

Как же она меня бесит. Что же со мной происходит? Это всего лишь зимняя куртка, а я так злюсь.

– Молодой человек, выходите, – сказал смотритель.

Я опомнился, стоя с поднятой вверх рукой, придя в себя, заметил, что люди вокруг расступились.

– Да-да, вы, выходите, – смотритель обратился ко мне.

Я опустил руку и неуверенно вышел вперёд.

– Четыре человека, отлично, – продолжил Иванцовский. – Лучше пусть будет больше, чем меньше. Поймите меня правильно. Нам не нужны люди, которые не держали в руках оружие несколько месяцев, нам нужны те, кому не нужно будет вспоминать, как собирается и разбирается автомат. Конечно, в таких случаях говорят, что руки всё помнят, но тем не менее, у нас ещё много работы и на каждую специализацию лучше брать наиболее подходящих людей. Вас четверых я попрошу пройти с охраной в отдельное помещение, там вы будете жить, там вас будут обучать. Алексей – начальник охраны вам всё подробно расскажет. Всех остальных в сопровождении пяти охранников проведут в спальный зал. Отдохните немного, займите койки и обустройтесь, затем вам покажут столовую и выдадут обещанную воду. На этом у меня сегодня всё. Желаю всем вам не падать духом.

Пятеро охранников из группы начали выводить людей из общего зала. Я и ещё трое человек остались там же, где и стояли. Я посмотрел на них, все были молодыми, явно до тридцати лет, но что я делал среди них? Семнадцатилетний подросток. Может быть, мне стоило опустить свою руку? Всё не выходила из головы эта тётка с моим пуховиком, которая уже слилась с толпой и потерялась из виду.

– Малой, чего встал как вкопанный? – обратился ко мне Алексей.

– Может, мне стоит с ними? – робко спросил я.

– Хватит на них пялиться. Пойдём, нам в другое место.

– А-а-а… можно мне подумать?

– Нас и так набирается. Давай определяйся: с ними идёшь или с нами?

Я ещё раз бросил взгляд на удаляющуюся из зала толпу, потом на ребят, что стояли рядом со мной, затем на охрану, которая осталась в зале. Одна из двух женщин, с плетёными по бокам головы тугими русыми косами, однобоко улыбнувшись, мельком взглянула на меня.

– Я с вами, – робко произнёс я.

– Всё, пойдём тогда, – Алексей цокнул языком и повернулся ко мне спиной. Все последовали за ним.

Нас отвели в другой зал, гораздо менее просторный, чем тот, в котором мы слушали смотрителя. Экскурсию нам провели сразу же. В зале было установлено пятнадцать двухуровневых коек, возле каждой койки по две тумбочки с замком. В углу зала располагался широкий металлический шкаф, в котором хранили оружие и патроны. Ключи были только у Алексея и у двух самых доверенных ему лиц. Алексей без остановки показывал и рассказывал нам, что к чему, не давая даже вставить и слова, задать хотя бы пару вопросов. Всё это время позади нас сопровождали ещё двое человек из охраны. Алексей говорил так, словно мы были уже с ними, а не с теми людьми, которых увели из главного зала, словно нас уже приняли безо всяких испытаний и тестов. Он рассказал нам, что охранникам полагается только один выходной на неделе, который будет скользящим. График всегда составлялся на месяц вперёд и согласовывался с Артёмом, который был главным бюрократом среди всей охраны. Никто в первый месяц не собирался нам выдавать оружие. Мы должны были дежурить без него. Из экипировки для начала только униформа – такой же военный пиксель, как у остальных, и берцы. Форма была мне немного велика, но выбирать особо не из чего, пришлось взять, что давали, хотя бы обувь пришлась по размеру.

На первый месяц дежурства нам собирались выдать ножи и рации. Позже я узнал, что рации были только у охраны, смотрителя и у айтишников. Самым главным преимуществом охраны был отдельный санузел – две кабинки за углом казармы, без разделения на мужские и женские. Мы могли пользоваться как общим туалетом, так и своим. В первое время самым сложным было ориентироваться в помещениях и коридорах. На стенах были карты и указатели, но даже с их помощью не всегда можно было прийти туда, куда собирался.

Во время экскурсии Алексей периодически бросал на меня косые взгляды. Мне казалось, что я не понравился ему с самого начала. Неужели они с отцом были настолько хорошими друзьями, раз самый главный из военных пообещал присмотреть за мной? После завершения экскурсии нас вывели из казармы, если её вообще можно было так назвать. По узкому коридору след в след мы шли за Алексеем, сами не зная куда, пока наконец не остановились у единственной двери. За дверью находился крематорий. Одна печь на весь бункер, вытяжка которой выходила на поверхность, вентиляция работала. Возле печи лежало два трупа: те самые мужчина и женщина, которых убили за нарушение порядка. Охранники взяли нас в полукольцо, обступив с обеих сторон. Те две женщины тоже были среди них. Одна высокая, с плетёными по бокам головы косами, и вторая заметно ниже ростом, с короткой стрижкой и тёмными волосами, сохраняя спокойствие, просто молча смотрели на Алексея и слушали, что он говорит. На какое-то время я словно выпал из реальности. Всё вокруг казалось дурным сном, голос Алексея на фоне превращался в какой-то бессвязный шум. Должно быть, слишком много сил было потрачено сегодня, слишком много потрясений. Мой разум словно отключался, пытаясь провалиться в сон, чтобы перезапустить меня. В чувство привела протянутая рука Алексея, в которой тот что-то держал. Я едва покачал головой, сфокусировался и понял, что он протягивает мне пистолет. Несколько охранников тут же наставили на меня автоматы.

– В общем, как я уже сказал, здесь будет ваше боевое крещение. Ты – первый, Коля. Бери, не робей. Только без глупостей! Обещание обещанием, но порядок в бункере должен быть. Ты понимаешь, о чём я?

Не понимая, что он хочет, я лишь уставился на пистолет в его руке.

– Бери, говорю! Чего смотришь?!

Я взял пистолет в руки. Держать оружие и стрелять из него для меня было обычным делом, только такую пушку я раньше ещё не видел. Тяжёлый, но в руке лежал удобно. Пистолет стоял на предохранителе, а к дулу был прикручен глушитель.

– Теперь стреляй, – скомандовал Алексей, указав на трупы перед печью.

– В каком смысле? По трупам, что ли? – удивился я.

– Можешь и по охране, если хочешь, чтобы тебя грохнули. Но я рекомендую всё же по трупам. С предохранителя снять не забудь.

– Зачем это? Они же и так мёртвые.

– Это ваше боевое крещение! Вы должны суметь выстрелить по людям в случае чего. Думаете, смотритель просто так устроил тот детский сад с подниманием и опусканием рук?! Нам необходимо было посмотреть, сколько людей умеет пользоваться оружием. И потенциально опасных держать возле себя. Так что не хер сыпать вопросами. Дело простое: стреляете по трупам, проходите боевое крещение, после этого мы сжигаем тела в печи, я знакомлю вас со всей охраной. Получаете воду, немного еды – и пиздуем спать. День был тяжёлый, я устал. Делайте, что вам говорят, и проблем не будет.

Какое-то странное чувство не давало мне покоя, словно что-то пронизывало изнутри, я ощущал лёгкий холодок, целясь в эти бездыханные тела. Было такое ощущение, словно я раньше стрелял в людей, и не в мёртвых, а в живых. Будто бы выполняя какое-то рутинное дело, словно передо мной не тела людей, которые ещё несколько часов назад были живы, а мишени на стрельбище, я произвёл несколько выстрелов и вышел из ступора.

– Нормально, сойдёт, – сказал Алексей. – Теперь следующий, передавай пистолет.

Я поставил оружие на предохранитель и протянул его парню по правую руку от меня. Заметно было, что тот волновался, глаза его бегали из стороны в сторону, словно ища выход из помещения. Я понимал, что выхода у нас было только два: либо через дверь, ведущую в эту комнату, если будем слушать Алексея, либо через печь крематория. Парень растерянно посмотрел на меня, внешне он был старше лет на пять-шесть, но волнение в его глазах играло, как должно было играть у семнадцатилетнего подростка. Парень ещё раз взглянул на меня, я лишь молча кивнул ему.

Через четверть часа мы все вышли из комнаты крематория… живыми. Я был готов отключиться сию же секунду. Оставалось потерпеть ещё немного. После знакомства с остальными охранниками нам выдали воду и дополнительно по упаковке хлебцев. За каждым закрепили койко-место и закрывающуюся на замок тумбочку, предварительно раздав ключи. Этот день был закончен. Не прошло и десяти минут, как я отключился.

Глава 4

Некоторые производственные помещения блокировались таким образом, что попасть туда могли либо люди, работающие в этих помещениях, либо охрана. Доступ осуществлялся через СКУД-карты. Лишь у охраны был доступ к девяноста процентам помещений. У остальных же жителей убежища – простых рабочих, доступ был сильно ограничен: они допускались к своим рабочим местам, разумеется, в общий санузел, главный зал, столовую и ещё в пару-тройку не критически важных помещений. Стопроцентный доступ был только у смотрителя, Алексея и ещё двух человек из охраны, которым Алексей доверял больше, чем всем остальным. Хотя, общаясь с ним, мне казалось, что он не доверял вообще никому, даже смотрителю.

Первые недели я удивлялся, как в современной России можно было построить такое убежище. Точнее, не построить, а так модернизировать. Подземный бункер с развитой сетью из тоннелей и помещений ещё с советских времён, но вот всем остальным: от техники, животных и продуктов и до систем жизнеобеспечения, его напичкали только в последние годы перед катастрофой. Зачем и для чего или для кого был так усовершенствован подобный бункер? Неужто для нас – простых работников и родственников сотрудников силовых структур? На мои вопросы никто не давал внятных ответов, но имея доступ к большей части помещений, под присмотром других охранников я и ещё трое ребят продолжали знакомиться с инфраструктурой бункера. Видя объёмы убежища, я предполагал, что оно, скорее всего, предназначалось для первых лиц государства, ну или, по крайней мере, было одним из таких убежищ.

В теплицы отправили работать детей и стариков. По словам смотрителя – это была самая лёгкая работа. Под искусственным освещением в теплицах выращивали картофель, морковь, капусту, огурцы, помидоры, листья салата и болгарский перец. На отдельной зоне в двадцать квадратов выращивали траву, которую затем сушили и добавляли в корма для животных. В соседнем помещении держали скотину и птицу: куры, с дюжину коров и два десятка свиней. За стеной помещения был расположен склад с кормами и сеном. К работе с животными допускали только взрослых мужчин и женщин, никаких детей и стариков. За систему подачи, вентиляции и фильтрации воздуха отвечал IT-отдел из трёх человек. Система была автоматизирована и всё, что требовалось от сотрудников – это в основном наблюдать. У IT-отдела хватало и других забот, нагрузка для трёх человек на целый бункер мне казалась большой, хотя я в этом ничего и не понимал. В отдельном помещении было установлено два дизель-генератора. Работали они поочередно: по одному месяцу. Их обслуживанием занимались мы – охрана. При переключении с одного генератора на другой нужно было сначала остановить работу первого. Свет пропадал во всём бункере, поэтому предварительно мы связывались с IT-отделом, те, в свою очередь, заранее отключали оборудование и все важные системы, которые зависели от подачи электроэнергии. Для общей безопасности на время отключения света всех людей собирали в главном зале под присмотром охраны с автоматами и фонариками. Через две минуты запускали второй дизель-генератор и планомерно подавали электричество в разные части бункера. Генераторы работали по одному месяцу, чтобы избежать износа, без них не было бы электричества, а без электричества такое количество людей не просидело бы здесь и пары месяцев. За помещением с дизель-генераторами находился склад с топливом для них. Доступ туда осуществлялся по СКУД-картам, подходили только карты охраны и смотрителя. Даже у айтишников были ограниченные права, хотя что-то мне подсказывало, что сделать себе доступ ко всем помещениям им не составило бы особого труда. На складе с топливом хранилось двадцать цистерн и пятьдесят канистр. Смотритель заявлял, что при умеренном расходе таких объёмов должно хватить на пять лет, но я в этом сильно сомневался. Для сброса мусора существовало отдельное помещение с ямой диаметром около трёх метров и глубиной до пятнадцати метров. Глубину никто не проверял, всё со слов смотрителя. Большую часть мусора сбрасывали в эту самую яму. В помещении работала вытяжка, воняло там не меньше, чем в туалетах, поэтому входная металлическая дверь плотно закрывалась и блокировалась, отпереть её могли только сотрудники охраны и смотритель при помощи своих карт, либо же айтишники дистанционно. Мусор собирали у входа в помещение с ямой и сбрасывали обычно два раза в сутки: в восемь утра и в девять вечера. Не завидовал я тем, кому поручали эту работу, уж и не знаю, где хуже: в туалетах или в помещении с ямой. Весь лёгкий мусор, вроде тканей, картона и всевозможных бумажных отходов, сжигался в печи крематория, затем всё что оставалось, высыпали в пакеты или вёдра и относили в яму. Иногда этим правилом пренебрегали. Ситуация была непростая: с одной стороны, бумажные отходы были более габаритными, с другой же стороны, нужно было беречь газовые баллоны, которых в крематории было не так уж и много. На кухне же повара готовили пищу преимущественно на электрических конфорках.

На большинстве объектов мы дежурили по двое, будь то склады с провиантом, комната с генераторами или же теплицы и помещение со скотиной. Стычки с обычными работниками бывали, но не частые. Порой охране было достаточно приложить недовольных бунтарей прикладом или парой ударов по лицу, как те тут же успокаивались и шли выполнять свою работу на общее благо. Больше никого не расстреливали, всё пытались решать более гуманными способами. Собрания проводили в главном зале минимум два раза в месяц.

Столовая была излюбленным местом, но вмещала за один раз не более пятидесяти человек. Поэтому, как и говорил смотритель, у работников из разных отделов время приёма пищи было индивидуальным, только охранники и айтишники могли есть не по расписанию. Когда один из нас уходил в столовую, второй оставался дежурить на объекте. На столовую приходилось больше всего работников, а именно двенадцать человек. И охранников здесь было трое – следили, чтобы никто не воровал еду. Едой нас не сильно баловали, но готов поспорить, окажись мы на поверхности, всё было бы ещё хуже. Консервы, яйца, овощи из теплиц, супы, макароны и крупы – всё это основной повседневный рацион. Один-два раза в месяц на обед выдавали куриное мясо, а двоих свиней забили только через пару месяцев. Пили в основном воду, иногда молоко и чай, в очень редких случаях из запасов раз в две-три недели выдавали кофе. Иванцовский лично планировал рацион на месяц и передавал список выдаваемых продуктов работникам кухни.

За системы видеонаблюдения тоже отвечали сотрудники из айти, за которыми присматривала охрана. Камер было немного – всего двадцать штук, одна из которых сломалась уже через месяц. На самых нижних этажах бункера находилось водохранилище. Сложная система с подачей и фильтрацией воды, устройство работы которой я так и не понял до конца. За всё опять же отвечали трое айтишников и лично Иванцовский. В убежище была даже горячая вода, но её берегли. Котельная работала на угле и находилась в соседнем с водохранилищем помещении. Вентиляция от неё выводилась в крематорий, далее по смежной трубе на поверхность. Мощностей котельной не хватало для того, чтобы бесперебойно обеспечивать весь бункер горячей водой, но что-то мне подсказывало, что смотритель просто берёг уголь. Каждый житель убежища мылся строго по карточкам: раз в десять дней по пять-семь минут. Охранники и айтишники могли мыться раз в неделю и до десяти минут. Трое бюрократов, которых приставили работать в душевых, всех записывали и в конце каждого месяца предоставляли отчёты лично Иванцовскому. Что касается прачечной, то ситуация была более сложной, чем со всем остальным. Обычно все стирали свою одежду вручную и под холодной водой. Изредка, не чаще, чем раз в месяц, жителю убежища могли выдать немного порошка и дать постирать свою одежду в одной из шести машинок-автоматов. Это правило распространялось даже на нас и айтишников. Иванцовский утверждал, что стирального порошка в убежище немного, да и всего шесть машинок на такую толпу надо было беречь. Перед стиркой мы снимали робу и надевали свою обычную одежду, в которой пришли сюда в день катастрофы. На одном из собраний смотритель заявлял, что новую одежду будут выдавать раз в полгода. Я был на складе с одеждой, её там действительно было немного. Думаю, тех комплектов, что там хранились, хватило бы на сотню человек, чтобы менять одежду не чаще, чем раз в три-четыре месяца. На второй неделе пребывания в бункере всем жителям раздали по комплекту серой робы, в которой ходил и сам смотритель, лишь только охрана всегда носила военный пиксель. В убежище был даже медпункт с запасами лекарств. Среди людей нашлось двое врачей, которых и пристроили туда работать. Самым большим неудобством для обычных работников были туалеты: сколько бы их не чистили, было всегда грязно и воняло. Для такого количества человек кабинок было слишком мало, и порой собирались очереди, особенно в женские туалеты. Бывали даже моменты, когда некоторые люди не сдерживались и справляли нужду прямо на пол. В таком случае охрана заставляла человека самостоятельно убирать за собой. Нам – охране, с туалетами повезло больше: две отдельные кабинки на двадцать шесть человек. Впрочем, сколько их не мой, воняло там всегда так же, как и в общих туалетах. Канализация по выделенным трубам уходила куда-то глубоко в землю. В туалетном помещении были посменные дежурства. Работа была тяжёлая, и чтобы не нагружать одних и тех же людей, туда назначали поочерёдно сотрудников с разных объектов, они обычно меняли друг друга каждые два-три дня. Бездельников действительно не было. Как нам и сказали в самый первый день – для выживания тут работали все на общее благо.

Андрей Иванцовский – смотритель убежища, лично обучал работе многих жителей. Он знал здесь всё. С каждой неделей, проведённой под землёй, я всё больше убеждался в том, что этот бункер не предназначался для нас. Кабинет Иванцовского всегда охраняло по двое человек, я никогда не был внутри, не видел, что он там делает. Охранники заявляли, что эта обычная комната и не на что там смотреть. Инстинкт самосохранения был выше, чем чувство любопытства, поэтому я никогда не проверял, что находится за дверью смотрителя. Его личность была для меня тайной, покрытой мраком. Охранники, у которых я интересовался насчёт Иванцовского, говорили мне, что мало осведомлены об его личности. Некоторые поговаривали, что тот якобы готовил это убежище специально для Виктора Полуднева, военных и персонала, которые должны были его обслуживать. Я предполагал, что для обычных смертных бункер слишком хорошо оборудован. С расспросами о смотрителе пару раз обращался к Алексею, на что тот заявлял, что не моего ума это дело и чтобы я не совал нос, куда не стоит.

За свою работу каждый житель убежища получал зарплату. Самыми простыми видами поощрения были дополнительные пайки, консервы и что-то простое из еды. Но самыми желанными оставались талоны, которые по своей сути являлись обычными карточками: зелёного, жёлтого и красного цвета. Дело в том, что наряду с обычным складом, на котором хранилась еда, был склад с особыми товарами. Эти товары можно было приобрести в двух лавках, которые выставляли по субботам и воскресеньям в главном зале у входа. На роли продавцов назначалось по одному жителю убежища, обычно взрослые мужчины либо старики, к ним приставляли охрану. Покупка товаров проводилась посредством их обмена на талоны. После закрытия лавок все талоны под отчётность передавались смотрителю. Цены варьировались от одного до трёх талонов определённого цвета. Так, например, менее значимыми считались зелёные талоны, потом жёлтые, красные же были самыми ценными. За зелёные талоны можно было купить дополнительные пайки и консервы, немного чая или молока. Паёк стоил три зелёных талона, чай и молоко – два талона, банка консервированной рыбы, тушёнки или сгущёнки – один талон. За жёлтые талоны можно было приобрести кофе, шоколад, иногда сало, специи, орехи и мёд. Красные талоны, наиболее редкие и ценные, предполагали собой возможность не только получения товаров высокой ценности, но и определённые услуги. К примеру, за два красных талона можно было вне очереди получить порошок и постирать свою одежду в машинке-автомате, за один красный талон можно было помыться вне очереди. Если же кому-то удавалось насобирать три красных талона, тогда их можно было обменять в лавке на бутылку алкоголя и взять дополнительный выходной. Из алкоголя выбор был не шибко большой: водка, вино, джин и виски, но многие не могли себе позволить даже такого. Средства индивидуальной гигиены: зубная паста, гель для душа, шампунь, даже обычное мыло – ценились очень высоко, поскольку выдавали их в малых количествах. Поэтому бытовая химия стоила, как правило, от трёх жёлтых карточек. Такие редкие товары, как упаковка женских прокладок или тампоны – стоили обычно одну красную карточку. Большинство женщин были вынуждены подкладывать бинты, марлевые и обычные тряпки, которые потом застирывали до дыр в холодной воде. Я никогда не был на складе со всеми этими редкими товарами, обычную охрану туда не допускали. Доступ был только у смотрителя, Алексея и двух его людей, которых обычно и приставляли охранять лавки по выходным дням. Жители убежища сами выбирали, как получать награду за свою работу: кто-то выбирал увеличенный рацион и брал продуктами, кто-то брал талонами-карточками. Зарплаты не были равноценными. Работники в теплицах и на ферме обычно получали зелёные карточки, в более редких случаях жёлтые – по две-три в месяц. Работники душевых и прачечной получали пару зелёных и пару жёлтых карточек. Охране и айтишникам в конце месяца обычно выдавали по две зелёных, две жёлтых и одной красной карточке. Но никем не воспрещалось самостоятельно менять карточки на товары или же на карточки других цветов. Например, три зелёных карточки иногда меняли на одну жёлтую, три жёлтых на одну красную и так далее. Были и перекупщики-спекулянты, которые просили за одну красную карточку три жёлтых и три зелёных. Находились люди, которые были согласны даже на такой обмен, обычно – это парочки или супруги. Мужчина и женщина скидывались несколькими зелёными и жёлтыми карточками для того, чтобы приобрести хотя бы одну красную и с её помощью получить доступ к одной из десяти комнат уединений.

Никто не отменял человеческие инстинкты, один из которых инстинкт к размножению. Если бы люди коллективно начинали предаваться плотским утехам в любом месте убежища: от основного зала до кухни, общего спального зала, туалетных комнат и прочих не предусмотренных для этого мест, то начался бы хаос. Для того и существовало десять комнат, по восемь квадратных метров каждая, отделённых друг от друга средней толщины стенами. Нуждающимся смотритель выдавал доступ в одну из комнат один-два раза в месяц. Если же паре нужно было больше – то один час пребывания в такой комнате можно было приобрести за красную карточку. Жителей, которых охрана ловила за занятием сексом не в отведённом для этого месте, обычно штрафовали на две зелёные карточки – по одной с каждого. Если же карточек у них не было, тогда паре урезали паёк на одну неделю.

Дни рождения обычно каждый отмечал в той компании людей, с которой общался. Не было чего-то изысканного, на столе находилось обычно то, что человек мог накопить заранее или приобрести по талонам. Дарили же обычно эти самые талоны, как универсальное средство обмена в бункере. Иванцовский на одном из собраний сказал, что всем бункером мы будем отмечать только два праздника: Новый год и год со дня катастрофы – дату, когда мы все тут оказались, смогли сплотиться и выжить. Смотритель понимал, что людям была нужна хоть какая-то отдушина, какие-нибудь развлечения помимо двух праздников в году. Поэтому со второго месяца в главном зале по субботам были разрешены азартные игры. В связи с этим многие пытались брать выходные именно по субботам. Речь шла в большей степени о карточных играх: от банального дурака и до Блэкджека. Ставки были разными: иногда продуктовые товары, но чаще всего играли на талоны. Во время проведения игр в зале дежурило по восемь охранников. Бунтарей и шулеров быстро осаждали, выгоняя из зала. Для тех, кто хотел чего-то поспокойнее – существовал читальный зал с сотнями книг, мест вот правда было немного. Назначенный смотрителем библиотекарь запрещал выносить книги из зала, и если хотелось почитать, приходилось читать там на месте. Было и два складных стола для пинг-понга, полсотни настольных игр, в которые иногда тоже играли на талоны.

Глава 5

Форт на холме казался неприступной крепостью. Зубчатые деревянные стены были усеяны десятками лучников, с тыльных сторон высокие башни, на каждой с дюжину арбалетчиков. Сколько солдат было за стенами, оставалось только гадать. Мы понимали, что гарнизон, да и весь форт в целом, просто так не сдастся, они не сложат оружие и флаги и не пойдут на переговоры. Значит всё зависело от нас. Сегодня форт падёт, над ним будет возвышаться наше знамя! Тишина была такой оглушающей, словно вот-вот грянет гром. Но не слышно ни грома, ни дождя, лишь только сильный ветер гонял тучи по небу. Мы все стояли в ожидании приказа, сжимая оружие запотевшими ладонями, сглатывая слюну и хмуря брови, не отводили взглядов от стен форта. Очередной резкий порыв ветра накрыл поле, прозвучал сигнал. Первыми начали двигать осадные башни и таран под прикрытием десятков щитов. С тыльных сторон начались обстрелы из катапульт и требушетов. Конница оставалась на месте, её время ещё не пришло, нужно было пробить стены. Вслед за осадными башнями мы начали наступление. Нас встретил дождь из стрел, стеной обрушившийся с небес. Одна угодила мне в ногу, вторая в грудь. От невыносимой боли я тут же упал на землю. Крича во весь голос, на форт побежали солдаты. Я уже не мог подняться, чувствовал, что теряю сознание. Последнее, что я видел – это река вдалеке и зеленеющая весенняя трава.

– Проснись, воин…

– Проснись…

– Ещё ничего не кончено…

Я очнулся, лёжа на втором ярусе кровати и чуть ли не падая с неё, спрыгнул вниз.

– Коля, блин, ты чего? – обратился ко мне Костя, лежавший на нижнем ярусе.

– Я… да так.

– Опять кошмары?

– Похоже на то. Который час?

– Я не знаю, в тумбочке часы.

– Ну так посмотри. Нам же заступать скоро!

– Ты задрал уже, сам не спишь и другим не даёшь.

Недовольный, он открыл тумбочку и достал часы.

– Пять утра только, ещё есть время, давай спать.

– Не хочется что-то.

– Да ложись ты уже, всё равно смена придёт, разбудят!

С того момента, как я попал в бункер, мои кошмары участились. Как минимум раза три в месяц мне снились какие-то поля сражений, на которых меня почему-то всегда убивали, в большинстве случаев после этого я просыпался. Костя был одним из ребят, которых вместе со мной набрали в охрану из толпы. Тот самый, который всё не решался стрелять по трупам во время нашего боевого крещения.

Я понимал, что уже не усну. Открыв тумбочку, взял из неё зубную пасту и щётку и направился в нашу, отдельную от остальных душевую для охраны. Прошло уже больше трёх месяцев. Умывшись, я быстро пришёл в себя. Холодная вода полностью смыла остатки сна. Я устало взглянул на своё отражение. Белый пушок на лице уже во всю смешивался с чёрной жёсткой щетиной. Я не брился недели три. Не думаю, что в следующем месяце мне перепадёт одноразовый станок и пена для бритья. Скорее всего, придётся покупать за свой счёт. Расстегнув нагрудный карман, я достал все свои талоны. Та-а-а-к, пять зелёных карточек, две жёлтых и одна красная. Негусто, но лучше, чем ничего. Скоро зарплата, да и суббота не за горами, как раз выходной буду, может быть, удастся что-то выиграть. Щётку тоже пора было менять, вся разлезлась, слишком уж сильно я тру зубы. Тюбика зубной пасты должно хватить ещё дней на десять, если выдавливать по чуть-чуть. Чёрт, мне нужны жёлтые карточки! Красную обменивать жалко. Жёлтых у меня только две, может быть, их лучше приберечь… Зелёных зато много, надо будет на них и сыграть либо просто обменять. Я чистил зубы и пытался вспомнить, что ещё мне было нужно из средств гигиены. Шампуня оставалось ещё примерно половина бутылки, голову я мыл раз в три дня, под холодной водой всё же неприятно, до сих пор не могу привыкнуть. С дезодорантом было всё очень плохо. Закончился три дня назад, а стоил аж три жёлтых талона. Жалко было столько тратить на него. Но подмышки уже воняли. В эту субботу хотя бы одежду постираю, похожу в одном из двух пуховиков. Я всё-таки выменял свой пуховик у той женщины на одну жёлтую карточку. Она просила две, тогда я надавил на неё, учитывая то, что это изначально и был мой пуховик, а я всё-таки охранник, а не обычный рабочий. Сейчас я думал, что вообще не стоило давать ей жёлтый талон, нужно было просто забрать своё.

Я всё ещё тосковал по родителям и друзьям, по всей той жизни, которую оставил наверху. Иногда после смены, лёжа в кровати, не сдерживался и тихо плакал, понимая, что они, скорее всего, погибли, как и все, кто был на поверхности в тот день. Время шло, я остался сам по себе и быстро взрослел. В убежище не любили слабых людей, были строги к тем, кто на что-то жаловался, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как принять тот факт, что я теперь один… и жить с этим дальше.

В тот день моя смена должна была начаться в восемь утра. В убежище было неважно, день сейчас или ночь, всё равно дневного света никто не видел. Я пришёл на объект раньше. На часах было без четверти семь. За прошедшие месяцы я уже успел подежурить в главном зале, у продовольственного склада и склада с медикаментами, у комнаты с топливом и генераторами, в теплицах, туалетах и даже разок у входа в апартаменты смотрителя. В зале айтишников я был раз пятнадцать-двадцать, уже сбился со счёта. Достав из кармана электронный пропуск, я приложил его к датчику на двери объекта, на котором должен был заступить в дежурство. Внутри всё, как и раньше: три панели управления с кнопочками и рычажками, два металлических шкафа-стойки с серверами и коммутаторами, длинный стол, под которым несколько системных блоков, на столе с десяток мониторов и ещё столько же экранов, встроенных в стену. Меня лениво поприветствовал полусонный Жека.

– Коля, привет… не спится же тебе, – лениво зевнул он.

Жека – бывший айтишник из МВД, успевший там проработать всего пару лет. Всем своим видом он больше походил на программиста из фильмов девяностых: два зуба на верхней челюсти выступали вперёд, на носу чуть сползшие очки, а длинные светлые волосы подвязаны в косичку. Мытьё головы в убежище было хлопотным делом, поэтому здесь многие заплетали свои волосы в косы, хвостики или дреды, чтобы реже мыть голову. Те, кому повезло больше, стриглись машинкой чуть ли не под ноль. Я не мог позволить себе приобрести машинку для стрижки аж за три красных талона – это была непозволительная роскошь. На собраниях уже неоднократно поднимали вопрос о том, чтобы открыть хоть какое-то подобие парикмахерской, где люди могли бы стричься за зелёные или жёлтые талоны. Иванцовский обещал подумать над этим, но пока так ничего и не надумал.

Боря и Стас – двое из охраны, видимо дремавшие на диванчике до моего появления, потирая глаза, взглянули на меня.

– Колян, ты чего так рано припёрся? – спросил Боря.

– Да мне не спится что-то. Что у вас тут, всё нормально?

– Да, всё путём, – ответил Стас.

Боря встал с дивана, потянулся, похрустел позвонком, протяжно зевнув, сказал:

– Ну что, мы тогда пойдём?

– Да, конечно, идите, – ответил я.

– А сегодня с тобой кто заступает? – поинтересовался Стас.

– Вроде бы Зоя должна.

– Везунчик, со мной её редко ставят.

– Ну, бывай, спокойной смены, – Боря похлопал меня по плечу и вышел из комнаты.

Стас, вяло покачиваясь, побрёл вслед за ним.

– Эх, Зоя, да не в мою смену… уходить уже через час, – тоскливо произнёс Жека.

– И ты туда же?

– Ну а что, дежурить с ней одно удовольствие. Общительная и такая… такая сочная. Грудь на вид двушечка, хотя не уверен, увидеть бы без формы…

– Жек, перестань.

– Эти две плетёные косы…

– Прекрати, ну…

– И форма так ей идёт, хорошо прям сидит.

– Да закройся ты уже!

– Свят-свят, reset. Ты чего, Колян? У тебя что, встал уже от одной только мысли?

– Ну и дурень же ты, Жек, – вздохнув, я уселся на диван. – Зоя наш друг, она же пацанка.

Жека развернул стул, закинул ногу на ногу и продолжил свои рассуждения.

– Вот именно, Колян, пацанка. А такие всегда были самыми вкусными, самыми желанными. С ними и общаться интересно, и в постели они огонь.

– Услышала бы это Зоя, стукнула бы тебя хорошенько.

– Мал ты ещё, Коля, мал. Ничего не понимаешь. Сколько там тебе, семнадцать только?

– Уже восемнадцать скоро.

– Ну вот, твои ли годы. До такой, как Зоя, тебе ещё дорасти надо.

– Ты так рассуждаешь, словно тебе лет сорок.

– Да нет, просто объяснить тебе пытаюсь. Мне двадцать пять, и до войны я что-то да понимал в женщинах, разбирался.

– Зоя – охранник, как и я. Это она со мной, тобой и Костяном дружелюбна, потому что мы друзья, а с остальными, сам прекрасно знаешь, как она себя ведёт.

– Ну да, тем не менее, женщина самый сок. Вроде бы моя ровесница, да?

– Да, по-моему, ей тоже двадцать пять.

– А как там вторая, которая с вами, короткостриженая, всё имя её забываю.

– Таня, что ли?

– Ага, она! Тоже вроде ничего. Волосы на голове ей бы подлиннее.

– Да ей так удобно просто, чтобы голову под холодной водой реже мыть. Её Алексей машинкой бреет под двоечку или троечку.

– Ей в принципе идёт. Сколько ей?

– Я уж и не вспомню, нам возраст говорили, когда знакомили всех, вроде бы двадцать семь.

– Эх, её бы я тоже оприходовал.

– Жек, ты коня своего придержи. Таня вроде с Алексеем спит, и ещё с кем-то из охраны.

– Ты серьёзно, что ли?!

– Лично не видел, но слухи ходят.

– Тьфу, вот шалава.

– Жека, сходи уже подрочи да успокойся.

– Нет, ну я серьёзно. А ты что, не хотел бы Зою или Таню… или лучше обеих сразу?

– Я стараюсь о таком не думать.

– Да и хрен с ними. Любую бабу в бункере? Скажешь «нет»? Не обманывай сам себя. У тебя после того, как мы сюда попали, было-то с кем-нибудь вообще? В приватные комнаты ходил?

– Здесь ничего такого не было. До бункера были две девушки, короткие отношения до полугода.

– Скотина ты, Коля. У меня до бункера дольше года ни с кем не было, и тут сижу, всему бункеру помогаю выживать, а Иванцовский даже бабой не может обеспечить.

– С чего это он должен тебя обеспечивать бабой?

– Эх, ты… Коля-Коля. Кофе будешь?

– А что, есть?!

– Да тут припас немного в тумбочке. Угощайся, для тебя не жалко.

– Ну, если не жалко, то буду, спасибо.

– Вот тогда сам и готовь себе и мне по одной. Шкаф открывай. Электрическая турка на верхней полке, бутылка с водой в самом низу. А вот и кофеёк.

Жека протянул мне маленький прозрачный пакетик с кофе.

– Ты только весь не засыпай, растягивать надо, – добавил он. – Тут ещё раза на три–четыре хватит.

– А сахар есть?

– Какие вы все ненасытные в охране. Вам только палец дай, вы и всю руку оттяпаете.

– Жек, ну серьёзно. Нет сахара что ли? Я бы свой взял, если бы знал, что ты кофе предложишь.

– Да успокойся ты, шучу я. Всё есть. Там же на верхней полке. В глубине покопайся.

Меньше чем через десять минут мы уже вдыхали аромат свежезаваренного кофе. Это было… прекрасно! Просто удивительно, как можно радоваться таким мелочам жизни, как кофе, потеряв всё.

– Так вот, я что хотел сказать, – оживился Жека.

– Что? Кстати, а ты почему один сегодня?

– Так бывает. Федя и Макс вчера выходные решили взять, так что я один дежурил. Оба сегодня меня сменяют, так что с ними будешь тут куковать. Так… ты меня отвлёк.

– От чего?

– Я тебе вообще про другое хотел сказать.

– Ну давай, говори уже.

– Вот мы – айтишники, нас всего трое. Без нас бункеру кирдык, согласен же?

– Ну, в какой-то степени…

– Что значит «в какой-то степени»? Это же очевидный факт. Мы – самое главное звено в этом убежище.

– Жек, мне кажется, что ты принижаешь значимость всех остальных.

– Ну хорошо, ещё Иванцовский. Без него нам бы тоже трудно пришлось.

– Помимо вас и смотрителя есть ещё много важных и нужных людей.

– Ну, и кто, например? Ты на себя намекаешь, на охрану?

– А даже если и так?

– Ой, бездельниками были, бездельниками и остаётесь. Ну что вы там делаете, дизелёк перезапускаете, да и за порядком следите.

– Вот именно, Жек, за порядком. Уже три месяца прошло, и никого не убили. Если за порядком не следить, тут будет хаос и анархия.

– Ну не знаю… во всяком случае, благодаря мне, Феде и Максу, тут вообще всё функционирует. А без большинства: всяких там бюрократов, огородников и скотоводов – вообще можно обойтись.

– Не слишком ли ты надменно рассуждаешь для человека, которого взяли в айтишники из толпы?

– Колян, да тебя самого в охрану-то из толпы взяли! Разница между нами в том, что ты заменим, а я нет. Нам больше привилегий полагается. Вот ты, например, курицу или яйца когда последний раз ел?

– Примерно неделю назад.

– А я уже дней десять не жрал ни курицы, ни яиц. Не хочу на это свои талоны тратить, пусть даже зелёные.

– Ладно, хорош уже трепаться на эту тему, давай лучше о чём-нибудь другом.

– Что, нечего возразить, потому и тему решил поменять?

– Нет, просто не люблю с тобой спорить, ты упёртый, как баран.

Несмотря на всю его надменность, с Жекой трудно было не согласиться. Изначально в убежище было всего два айтишника: Фёдор и Максим. Они лично знакомы с Иванцовским, но никогда о нём особо не распространялись. Собственно, сам смотритель и назначил их, не думая, что всё может настолько затянуться. И лишь спустя несколько недель, среди людей решили провести опрос. Всего лишь один человек – Жека, оказался тем, кто во всём этом более-менее разбирался. За прошедшие месяцы я успел обзавестись друзьями, без них здесь просто нельзя. Жека был из Краснодара, но работал в Сочи, снимал квартиру. В день падения бомб родители остались на поверхности в его родном городе. Костя родом тоже из краевой столицы, был старше меня на пять лет и только закончил военное училище. Благодаря связям родителей ему предложили место работы в Сочи, проработать он тут успел не дольше, чем я учился. Зоя вообще была из Новосибирска, имея военную специальность, работала в ФСО Сочи дольше года. Хотела чуть подкопить денег, продать квартиру в родном городе и переехать на юг, заодно перевезти сюда свою маму, но всё сложилось иначе. Из нашей четвёрки местным оказался только я. Но все мы были в одинаковом положении: потеряли своих родственников, друзей, дорогих нам людей. Однако здесь – под землёй, каждый из нас понимал – нужно двигаться дальше. Если падать духом – ничего хорошего из этого не выйдет. В такой ситуации люди взрослеют очень быстро: не по годам, а по месяцам… и без друзей здесь никак не обойтись. Конечно, я общался со многими по работе, как со своим начальником – Алексеем, так и с остальными охранниками и рабочими. Но, пожалуй, самыми близкими людьми для меня за последние три месяца стали Жека, Костя и Зоя. Именно с этими тремя я предпочитал проводить своё свободное время, которого в бункере было не так уж и много. С Костей мы поладили почти сразу же после боевого крещения. С Жекой я познакомился примерно спустя месяц, когда попал на дежурство в IT-отдел на его смену. С Зоей начал общаться недели через три. Когда я впервые увидел её среди других охранников, она показалась мне суровым и не подходящим для общения человеком, но вышло всё наоборот. Наше первое совместное дежурство было у склада с провизией. Мы сперва просто поздоровались, но потом она проявила инициативу: похлопав по плечу, спросила, как мне работается в охране, рассказала подробности о некоторых наших коллегах, затем стала расспрашивать обо мне. Наверное, живя своей прежней обычной жизнью, я бы никогда не подумал, что так можно ценить людей, с которым знаком всего лишь несколько месяцев.

Было полвосьмого утра, когда дверь в IT-отдел открылась. Протяжно зевнув, в помещение вошла Зоя. Выглядела так же, как и всегда: одетая в военный пиксель, такой же, как и на мне, на её плече болтался автомат на ремне, две плетёные косы по бокам головы и совершенно никакого макияжа. Но тем утром, после разговора с Жекой, я стал как-то иначе смотреть на Зою; больше, как на женщину, чем на друга. Если до этого я подмечал в основном лишь её незаурядное поведение и две плетёные косы, то тем утром… тем утром я всматривался в её лицо, периодически отводя глаза, чтобы не пересечься с ней взглядом. Её открытая улыбка привлекала моё внимание, идеальный прямой и ровный нос, небольшая родинка между правым глазом и виском. Зоя направлялась к нам, а время будто бы замедлило свой ход, я старался не смотреть ей в глаза, перевёл взгляд с её лица на тело, вспоминая слова Жеки. Нет! Думая, что добром это не закончится, я гнал прочь такие мысли из своей головы.

– Привет, пацаны, чего скучаете? – съязвила она.

– Привет, – поздоровался я, отводя взгляд.

– Здаров, – ответил Жека. – Да ничего и не скучаем, вот кофе только что допили. А ты будешь?

– Что это у вас тут с утра, аттракцион неслыханной щедрости?

– Ну, не хочешь, как хочешь, моё дело предложить.

– Женечка, ты за других-то не решай, – нахмурилась Зоя. – Конечно буду, давай.

– Вон, тогда пусть Колян и приготовит, мне уж собираться пора.

– Куда это тебе пора? Твои не пришли ещё, так что сиди давай, работай, – возмутилась Зоя и отвесила Жеке лёгкий подзатыльник.

– Ай, ты это… руки-то свои не распускай. Айтишников беречь надо, нас трое всего.

– Ничего, не пропадём. – Зоя, толкнув меня в плечо, плюхнулась на диван. – Коля, ты чего сегодня какой-то необщительный?

– Да я просто… малость не выспался, кошмары опять.

– Кошмары? Ты серьёзно? По-моему, худший кошмар, который с нами произошёл – так это этот бункер.

– Видимо, да-а-а…

– Не знаю, что тебе там снится, а я так устаю от всего этого дерьма, что сплю, как слон. Ты, кстати, жрать во сколько пойдёшь?

– Да я как-то ещё не думал, обычно же в час хожу.

– Ну супер, я тогда в двенадцать в столовую пойду.

– Блин, да помолчите вы уже, ничего не слышу за вашим трёпом! – возмутился Жека, который по рации пытался связаться со своими коллегами.

– Ой, не пизди, работай давай, – ответила ему Зоя.

– Приём, Федя, Макс, приём. Ну где вы там?! Приём?

– Приём, Жек, уже в пути. Минут десять посиди ещё, скоро сменим.

– Давайте скорее, меня в сон уже рубит, даже кофе не помогает.

– Давай не нуди, уже идём.

– Хорошо, отбой.

– Отбой.

– Эх, – тяжело вздохнул Жека и повернулся к нам. – Уж лучше бы я был охранником, чем айтишником.

– Ой, да ладно тебе ныть, у тебя хорошо получается, – подметила Зоя, растянувшись на диване.

– Ты всё равно в этом ничего не понимаешь, чтобы так говорить, – возмутился Жека.

– Ладно, забей, подбодрить тебя просто хотела. Так, ну и что там с кофе?! Коля, я сегодня кофе дождусь или нет?!

– А, да, сейчас сварю, минутку.

Глава 6

Так уж сложилось, что моё совершеннолетие выпало на субботу. Никогда бы не подумал, что мне придётся отмечать его здесь, под землёй, без родителей и друзей из прошлой мирной жизни. В тот день пришлось изрядно потратиться, я собирал талоны, чтобы была возможность приобрести еду и накрыть на стол. Коллеги из охраны поздравили меня, скинувшись по одной зелёной карточке, на них я и прикупил продуктов, достал из запасов наполовину полную бутылку джина, чтобы не обижать военных.

Посиделки были неформальными и продлились всего пару часов, к тому же многие из охраны были на дежурстве, большую часть нетронутых продуктов я оставил для них на столе. Отмечать мне хотелось в своей компании. Пришлось тратить многое из того, что я откладывал заранее: банки с консервами и яйца, орехи и уже затвердевшую плитку шоколада. Главным козырем была лежавшая под замком в тумбочке и ждущая своего часа бутылка водки, приобретённая мною за красные талоны около месяца назад. Кроме этого, пришлось раскошелиться на местечко в комнате уединений, которую мы собирались использовать не по назначению, а просто для застолья, чтобы на нас не бросали косые взгляды люди не из нашей компании. У меня и Кости был выходной, в то время как Зоя и Жека должны были присоединиться к нам только после своей смены, примерно в полдевятого вечера. Костя ещё днём подарил мне две жёлтых и две зелёных карточки. Зоя с Жекой сказали, что принесут подарки после смены, вечером. Поскольку была суббота, мы с Костяном решили попытать удачу и направились в главный зал, где в этот день играли в азартные игры. Мне всегда казалось, что чувство меры мне знакомо, кроме тех случаев, когда я напивался на вечеринках ещё до падения бомб, поэтому, посоветовавшись с Костей, мы решили выбрать Блэкджек. Колоды были несвежими, но у заядлых игроманов талоны заканчивались быстро и, как правило, карты они не запоминали. В тот день дела за игрой у нас шли не лучшим образом, нам явно не везло и чуть менее, чем за час, мы умудрились проиграть пять зелёных карточек и три жёлтых. Выиграть тоже получилось: одну жёлтую карточку и три зелёных. Итого я был в минусе на два жёлтых и два зелёных талона. Красных карточек у меня было немного, играть на них я не решался, но и жёлтые заканчивались, нам хотелось прикупить ещё чего-нибудь к столу. Что-то внутри меня подсказывало: пора остановиться, но Костя убеждал в обратном.

– Колян, давай добирай.

– Уверен, может лучше не стоит?

– Стоит, а то просрём, добирай.

– Мужики, ну вы играть будете или трепаться? – возмутился наш оппонент.

– Всё-всё, сейчас, – ответил я и взял карту.

– Ёб твою мать, Костя, перебор! Я же говорил! Олень ты!

– Колян, да кто ж его знал!

– Ненасытный ты, и я – дурак, опять поддался на твои уговоры.

– Коля, у тебя своя голова на плечах, мог бы и не брать карту.

Боря из охраны, наблюдавший за нашей игрой, снисходительно похлопал меня по плечу и отправился к соседнему столу.

– Так, мужики, вы играть ещё будете или нет? – поинтересовался победитель.

– Нет, мы пас, – ответил я и встал из-за стола.

– Огонь! – раздался голос за соседним столиком. – Гони талоны!

Это был Гоша, радовался своей победе. Скользкий тип, эдакий прихвостень Алексея. Общались мы с ним редко, да и играть с ним я бы никогда не сел. Но видя, как кто-то выигрывает, зависть пробирала. Сегодня же мой день… это я должен был победить, что за несправедливость?! И я, и Костя смотрели на довольного Гошу, пересчитывающего только что выигранные карточки.

– Колян, может, всё-таки ещё попытать удачу? – спросил Костя.

– Тут скорее она нас пытает, чем мы её.

– Ты совсем на мели? Сколько у тебя осталось?

– Сейчас гляну.

Я расстегнул нагрудный карман и достал из него все оставшиеся талоны. Облокотившись на стену, пересчитал карточки в руках и обречённо посмотрел на Костю.

– Так у тебя вроде нормально ещё тут, – подметил он.

– Костян, это все мои деньги, больше нет.

– У меня и того меньше.

– Ну не равняться же мне на тебя. Тут всего пять зелёных, два жёлтых и два красных талона, а зарплату ещё дольше двух недель ждать.

– И что? Ты хочешь сказать, что тебе этого на две недели не хватит?

– Хватит, конечно, просто хочется хоть что-то откладывать.

– Может, на красные попробуем сыграть с кем-нибудь?

– Нет, про красные забудь, даже и не думай!

– Ну а что тогда делать? Жёлтых мало осталось, давай зелёные на жёлтые махнём.

– Да упало мне такое счастье: три к одному менять… нет уж, спасибо.

– Колян, смотри! – оживился Костя, указывая пальцем на один из ближайших к нам столиков.

За игровым столом сидел айтишник Федя, перед которым красовалась бутылка красного вина. Из-за стола как раз, освобождая место, вставал раздосадованный оппонент Феди. Федя же, напротив, был очень доволен, пересчитывая красные карточки.

– Давай попробуем с ним, Колян!

– Нет, на хрен надо, с айтишниками лучше не играть, слишком уж хитрожопые они.

– Да ладно тебе!

– Я серьёзно. А то ты Жеку не знаешь, что ли?

– Ну Жека-то да.

– Ну вот, а этот ещё хуже, оберёт нас до нитки.

– Колян, бутылка вина всё-таки. Восемнадцать лет один раз в жизни бывает. Был бы я на твоём месте – рискнул бы.

– Уже нарисковались сегодня.

– Блин, ну вино же!

– Тебе водки что ли мало?

– Давай хотя бы поговорим с ним, может, у него ещё что-то интересное есть.

– Да подходите уже наконец-то, поговорим! – крикнул Федя, услышав наш спор.

Змей-искуситель поманил нас своей бутылкой вина, тряся ею в руке. Я чувствовал, что это была плохая идея, но Костя верил, что удача нам улыбнётся. Красные талоны я берёг и играть на них сразу же отказался. Тогда Федя предложил мне сыграть на алкоголь. Алкоголь против алкоголя – это справедливая ставка.

– Минутку! – возразил Костя.

– Что не так? – удивился Федя.

– Если мы свою бутылку водки поставим, а ты своё вино – это неравноценно.

– Это ещё почему же? Бутылка на бутылку.

– Водка-то покрепче вина будет.

– Да, но вино вкуснее водки.

– Это смотря чем закусывать. Мы согласны, если ты поставишь две бутылки вина против одной нашей бутылки водки.

– А не жирно ли вам будет, мужики?! – возмутился Федя.

– Нет, вполне нормально, – с усмешкой произнёс Костя.

– У вас эта водка-то хоть есть? Что-то я её не вижу.

– Ещё как есть! Лежит, своего часа ждёт! А у тебя самого-то вторая бутылка вина где? Мы тоже её здесь не видим.

– На работе в сейфе лежит, не переживай.

– А какое вино вообще?

– Это – красное полусладкое, в сейфе красное полусухое, бутылочкам лет по пять уже.

– Звучит неплохо…

– Ну давайте тогда сыграем.

– Так, притормозите! – я наконец-то встрял в их диалог.

– Ты чего, Колян?

– Нам посоветоваться надо, давай отойдём.

– Давайте уже быстрее, либо играйте, либо нет!

– Хорошо, Федь, пару минут.

Мы отошли в сторонку, я тут же отвесил Косте щелбан и набросился на него с осуждениями.

– Ты куда так разогнался? А если проиграем, ты об этом подумал?

– Коля, ты чего себя так настраиваешь? А если выиграем – это аж плюс две бутылки вина! Я две бутылки выторговал. Начнём вином, закончим водкой. Для четверых три таких бутылки самое то будет.

– А если всё-таки проиграем, то вообще без алкоголя останемся. Ты хочешь, чтобы я своё восемнадцатилетие без алкоголя отмечал?

– Эх, Колян… дело, конечно, твоё. Но сам знаешь, кто не рискует – тот не пьёт шампанского, в нашем случае вина.

– Может, лучше водка в руках, чем вино в небе? Ты так не считаешь?

– Мужики, ну вы играете или нет?! – прокричал из-за стола Федя.

– Застолби место, пойду за бутылкой, – сказал я Косте и побежал в сторону казармы.

Через десять минут у нашего стола собралась группа зевак, около десяти человек, из охраны подошли Боря и Юра, чтобы проследить за игрой. Играть на таких ставках в бункере могли позволить себе единицы, а значит, нужно было проследить за тем, что никто не жульничает. Мне снова предстояло сделать сложный выбор: добирать или нет. С одной стороны, комбинация по очкам была неплохой, но Федя всё ещё мог меня обойти… или сгореть в случае перебора. Я сидел и долго думал, брать ли мне ещё одну карту или всё же не стоит.

– Что, Коля, снова трудный выбор? – съязвил Федя.

– Помолчи, не нервируй меня.

– Колян, соберись, – подбодрил Костя.

– Тебе-то легко сказать, не ты играешь. Как думаешь, добирать или не стоит?

– Я не знаю. Подскажу, а потом виноватым останусь. Давай сам решай, как интуиция подсказывает.

Интуиция подсказывала, что нужно взять ещё карту, но опыт говорил об обратном: добирая, у меня чаще всего был перебор. Я было потянулся к колоде, но остановившись, стукнул кулаком по столу и сказал, что мне хватит.

– Уверен? – спросил Федя.

– Да… думаю, что да.

– Ну, как хочешь. А мне вот надо бы добрать.

Мы остались без водки. Мне просто хотелось накинуться на Федю с кулаками, заодно и на Костю, да и вообще на любого, кто попался бы под руку. Костя понимал моё настроение и старался приободрить, но это только раздражало ещё больше. Через четверть часа мы стояли у продуктовой лавки. Я снова достал из кармана остатки карточек и тяжело вздохнул. За прилавком стоял дед Семён. Облокотившись на стойку, он однобоко нам улыбнулся.

– Чего вам, ребята?

– Мы пока что просто смотрим, – ответил я.

Я изучал небольшую полочку с алкоголем, под каждой из бутылок красными полосками был нарисован ценник. В основном всё по три красных талона. Среди бутылочек была и водка, под которой висела бумажка с тремя красными и одной жёлтой полоской.

– А чего это водка три красных и один жёлтый талон, что ли?

– Как видишь, – ответил Семён.

– Всегда же три красных стоила.

– Вопросы не ко мне. Какие цены сказал смотритель выставить, такие и выставили.

– Что-то совсем уж дорого.

– Инфляция, чего уж там.

Я прикусил губу, понимая, что у меня не набиралось даже трёх красных карточек.

– Дед Семён, дай в долг, а? Одного красного талона не хватает, с получки отдам.

– Коля, ты это не у меня спрашивай, к Иванцовскому тогда иди, сам же из охраны, правила знаешь.

– Колян, не доставай деда, – к нам подошёл Боря и толкнул меня в бок. – Проиграл, сам виноват.

В этот же момент к прилавку проскользнул довольный Федя и купил бутылку водки за три красных и один жёлтый талон. Бросив на нас косой взгляд, закинул бутылку в рюкзак и ушёл из зала.

– Ну и мудила же, – сказал Боря. – Одну выиграл, одну купил…

– Мудила – это ещё мягко сказано, – добавил я.

– Ладно, Колян. Не расстраивайся. Не попьёшь – здоровее будешь. С днём рождения! – Боря хлопнул меня по плечу и пошёл следить за очередной игрой в зале.

Всё это время на меня виновато смотрел Костя. Он засунул руку в карман, вытащил одну красную карточку и протянул её мне.

– Колян, если бухло хочешь купить, тогда держи вот. Я добавлю, последняя красная, больше нет.

– Ты серьёзно, что ли? – удивился я. – Красный талон?

– Да, всё-таки я виноват, что настоял на игре. Надо было отказаться.

– Это правда. Ну ты смотри, я ведь не откажусь, возьму. Уверен?

– Да, пожалуй, так хоть рот пополощем.

– Ну что тогда возьмём? Выбор-то невелик. Федя – скотина, единственную водку с прилавка из-под носа увёл.

– Давай вино из принципа? Не выиграли, так хоть купим.

– Может, что-нибудь покрепче?

– Да тут что-то выбор скудный. Дед Семён, а чего алкоголя так мало-то?

– Так разбирают, пока вы тут ворон считаете. Иванцовский в последнее время много не выдаёт, по пять-шесть бутылок на несколько дней. Вот всё, что осталось сегодня.

На полочке стояли три бутылки: светлый ром, красное сладкое вино и портвейн. Ром мне всегда казался мерзким, даже если его разбавлять, а одной бутылкой вина на четверых было не напиться.

– Да была не была, давайте портвейн, – указал я на бутылку протянув три красных талона.

Дело близилось к вечеру. Мы с Костей уже обустроились в одной из комнат уединений и накрыли на стол. Косых взглядов на нас не бросали, когда мы заходили туда вдвоём. В охране знали, что у меня день рождения, да и две небольшие коробки с продуктами, которые мы несли, доказывали, что намечается застолье. Комнаты уединений, действительно, не всегда использовали по назначению. Это было отличным местом, если ты хотел посидеть со своей компанией. Единственным большим минусом были крики, которые могли доноситься сквозь стены из соседних комнатушек. Так было, когда мы отмечали день рождения Жеки. Сегодня я уже проставился перед коллегами, так что моя совесть чиста. В коридоре перед комнатами дежурили Андрей и Толик, я дал им по паре банок с консервами, мы договорились, что в комнате я могу посидеть со своей компанией три часа вместо положенного одного. Каждая комната уединений была оборудована электронными часами. Было очень удобно: посетители могли видеть, сколько времени у них ещё осталось, не пугаясь из-за преждевременного стука в дверь от охраны. Ожидая наших друзей, дверь на засов мы пока ещё не закрывали.

– Эх, тесновато тут для четверых, – вздохнул Костя.

– Ты как в первый раз, честное слово, заседали же уже, привыкай.

– Заседать-то заседали, но привыкнуть – это другое дело.

– Прекращай ныть уже. В тесноте да не в обиде.

– Колян, ну сам посмотри: кровать, столик, тумбочка и всего два стула.

– Ну и чего тебе не хватает?

– Свободы, Коля, свободы, простора, понимаешь? Мы с тобой хоть из охраны, а привилегий мало.

– И ты туда же.

– В каком смысле?

– Да Жека тут несколько недель назад тоже жаловался, мол, благодаря айтишникам мы тут все и выживаем. Говорил, что айтишникам больше привилегий надо.

– Ой, да этот всегда себя выше других ставит.

Дверь со скрипом отворилась, в комнату вошёл возмущённый Жека.

– Коля-я-я-н, твою мать!

– О, лёгок на помине, – подметил Костя.

– Колян, ты что, умудрился водку проиграть? Это правда? – Жека тут же схватил меня за ворот.

Костя встал со стула и попытался его оттащить.

– Да успокойся ты! Да, проиграли мы, виноваты.

– Виноваты – не то слово!

– Я виноват, я Коляна на игру подбил.

– Вы хоть бы ко мне забежали за консультацией, нашли с кем играть…

– А ты вообще откуда знаешь, что мы водку проиграли? – поинтересовался я.

– Да по бункеру уже слухи поползли, что Федя у двоих лохов бутылку выиграл. Я как услышал, у меня аж сердце ёкнуло. Свят-свят, reset, надеялся, что всё-таки не вы, а как расспрашивать начал, понял, что вы.

– Да успокойся ты, вот, портвейн в лавке купили. – Костя указал на бутылку.

– Портвейн на четверых… звучит так себе, не напьёмся.

– А тебе лишь бы нажраться, – упрекнул Костя.

– А почему бы и нет? Совершеннолетие раз в жизни бывает. Нет, ну честно… и на хрена вы с Федей сели играть? Вот хотя бы у меня спросили стоит ли. Могли бы сразу ему бутылку отдать, безо всякой игры.

– Да завались ты уже наконец-то! – послышался голос из-за двери.

– Свят-свят, reset… вы тоже это слышали? – спросил Жека.

– Да, она права, хватит причитать, садись уже и Зою зови, – ответил я.

– Ты на фига её за дверью оставил? – спросил Костя.

– Подарок готовим, – ответил Жека и направился к двери.

– Да какой подарок, скажи ей, пусть заходит, садитесь уже, жрать охота. Вот, мы с Костей всё приготовили.

– Нет, Колян, ты обожди минутку, – возразил Жека и вышел за дверь.

Не прошло и минуты, как тот вернулся со смартфоном в одной руке и бутылкой в другой.

– Ты в МЧС собрался звонить? – усмехнулся Костя.

– Да, если связь поймаешь, скажи им, пусть не приходят, у нас тут и так хорошо, – съязвил я.

– Да дурни вы! Сейчас всё будет, – сказал Жека и поставил бутылку на стол. – Вот это от меня – белое сухое, дорогое зараза, три красных талона! А вот это от Зои. Колян, добро пожаловать в комнату уединений, во взрослую жизнь!

Жека несколько раз тыкнул по смартфону, заиграла музыка Bad To The Bone. В дверях показалась Зоя в своей повседневной форме. Медленно подошла ко мне и стала танцевать, виляя задом.

– Ого, кхэ-кэх-хм! – Костя от удивления закашлял.

У меня перехватило дыхание, такого от Зои я не ожидал. Не помню, сколько это длилось, возможно, от одной до двух минут. В конце она положила одну руку мне на плечо, второй рукой расстегнула свой военный пиксель, под которым была зелёная армейская кофта. Зоя достала из широких внутренних карманов две бутылки красного вина, поставила их на стол и чмокнула меня в лоб. Честно признаться, под конец я немного разочаровался. С моей стороны было наивно полагать, что она стала бы перед всеми раздеваться.

– Всё, хорошего понемногу, с совершеннолетием вас, мужчина. Открывай, наливай!

– Зоя, я тоже такое хочу на свой день рождения! – заявил Костя, хлопая в ладоши.

– Да, теперь всем будешь танцевать, – подхватил я и тоже похлопал в ладоши.

– Да идите в жопу, хватит с вас, – сказала Зоя и уселась на кровать рядом со мной. – Женя, вырубай уже музон.

Жека выключил музыку на смартфоне и примостился на второй свободный стул рядом с Костей.

– В общем, Колян, с праздником тебя. Белое сухое от меня, раз уж вы водку проиграли, и два красных сладких от Зои. Ну и танец был как дополнение.

– Зоя, это ты сама придумала? – спросил я у неё.

– Да прям, вон этот подбил, – указала она пальцем на Жеку.

– Она долго сопротивлялась, но айтишная мудрость и упор на то, что тебе восемнадцать, всё-таки подействовали на неё, – довольно ответил Жека и поправил чуть сползшие с носа очки.

Костя открыл первую бутылку – ту самую, что мы купили в лавке. Жека тем временем принялся осматривать стол и потирать руки.

– Та-а-а-к, что тут у нас? Консервы: тушёнка, сгущёнка, так, это что… бычки, килька, фасоль, кукуруза – настоящий консервный рай просто!

– Так, персики с ананасами мои! – заявила, Зоя, указав на две банки с консервированными фруктами.

– С чего это? – возразил Жека. – Тут всё общее.

– С того, что тут всего их по одной банке. Считайте это «спасибо» за танец.

– Колян, а чего фруктов по одной банке только?

– Да прекратите вы уже, тут всем хватит по чуть-чуть. Дорогие они, по три жёлтых талона за персики и ананасы.

– Да мы шутим, Колян, не сердись, – успокоил Жека.

– Женя, ты вон, всем жаловался, что тебе курицы мало перепадает, так что вот, – Костя достал из рюкзака целую курицу и несколько варёных куриных яиц.

– О-о-о, ну всё, гуляем! – довольный Жека стукнул кулаком по столу.

На разливе был Костя. Мы ещё даже не начинали, но мне казалось, словно мы уже выпили. Попав сюда в тот страшный день, я и подумать не мог, что у меня появятся новые друзья, что я смогу здесь как-то выжить… но оказалось всё иначе. Я чувствовал, как слёзы подступали к глазам, но изо всех сил держался, мне не хотелось, чтобы друзья видели мою реакцию и неправильно всё это восприняли. Эти люди теперь были самыми важными людьми в моей жизни. Я был не одинок, мне хотелось обнять каждого из них.

– Колян, чего завис? – сказал Жека, вернув меня в чувство. – Налито у всех уже!

– Ну что, кто первый тост скажет? – спросил Костя.

– Вон, пусть дама говорит, она у нас тут всего одна, так что первое слово даме, – ответил Жека.

– Это ты тут где даму увидел? – спросила Зоя.

– Перед собой.

– А-а-а, понятно, а то я уж подумала, что ты про Костю так говоришь.

– Да нет, всё-таки не про него.

– Да идите вы в жопу, – возмутился Костя.

– Ладно-ладно, я скажу, – Зоя встала с кровати со стаканом в руке и начала произносить первый тост. – Дорогой Колян…

Откуда-то из-за стены стали доноситься крики.

– Ну вот, все мысли растеряла.

Мы посмеялись над всей нелепостью ситуации. Тогда мне даже показалось, что это немного смутило Зою, но она быстро нашла что сказать.

– Дорогой Колян, в общем, с праздником тебя! Эти стоны из-за стены в твою честь! Расти большой, не болей и не тупи!

– С праздником, Колян, – подхватил Жека.

– Ну, будем, – сказал Костя и стал со всеми чокаться.

Глава 7

Рутинная работа в убежище и повседневные дела размывали время. Лишь редкие посиделки с друзьями были чем-то запоминающимся. Чем дальше, тем сложнее – это ощущал каждый из нас. Некоторых товаров, особенно таких как средства гигиены, становилось всё меньше, цены на них росли, а зарплаты нет. Всё совсем как до войны. Иногда приходилось отказывать себе в приятных мелочах. Тяжелее всего было женщинам. Комнаты уединений всё так же пользовались спросом, даже если от немытого партнёра воняло, люди всё равно не могли усмирить свои инстинкты. Я и другие ребята из охраны всё чаще ловили парочек за занятием сексом в не отведённых для этого местах. Кого-то из нарушителей штрафовали, кого-то Иванцовский лишал части недельного пайка. Я не мог сказать, правильно ли он поступал, но я верил, что для сохранения порядка нужна была железная дисциплина и если есть правила, то нужно их соблюдать. Новый год подкрался незаметно. Было тридцать первое декабря две тысячи тридцатого года, девять часов вечера. Мы с Костей дежурили у входа в помещение с дизель-генераторами. Уже успев принять смену и сделать обход помещения, просто сидели на небольшой деревянной скамеечке у двери и болтали. Вообще, в ту ночь со мной должен был дежурить Юра, но они с Костей решили поменяться. Юре хотелось отпраздновать Новый год с остальными, а Костя не хотел заступать на смену в восемь утра первого января. Разговоры, как и обычно, были обо всём и одновременно ни о чём: о жизни до войны, о мечтах, о сиюминутных желаниях, о страхе, о том, что нам когда-нибудь придётся выйти из этого бункера. Помимо этого, в нас стали прорастать зёрна сомнения. Цены на некоторые товары поднялись, продуктов не становилось больше, но смотритель ни о чём подобном не говорил на собраниях, предпочитал не касаться этой темы, уходя от ответов.

– Как думаешь, запасов действительно хватит на пять лет? – поинтересовался Костя.

– Откуда же мне знать.

– Ты на продуктовом складе чаще меня дежурил.

– Это правда, но там далеко не всё хранится, сам же знаешь: ещё теплицы, ферма, алкоголь Иванцовский вообще в своём кабинете хранит.

– Я думаю, не только алкоголь, там, скорее всего, что-то поинтереснее можно найти. Меня вот внутрь ни разу не впускали.

– Да там Алексей со своими ребятами всем занимается.

– Вот именно. Месяц назад как раз моя смена была на складе, пришли пятеро человек с Алексеем и всю бытовую химию и средства гигиены разложили по коробкам и в несколько заходов перетащили в кабинет к Иванцовскому.

– Костя, ты мне это уже рассказывал.

– Просто как-то подозрительно.

– Чего тут подозрительного? Товары ценные, смотритель просто опасается, чтобы их не украли свои же из охраны.

В коридоре показались Зоя и Жека с двумя полными подносами еды.

– Ну что, пацаны, скучаете?! – крикнула нам Зоя.

– Ну наконец-то. Я уже проголодался! Чего так долго-то? – спросил Костя.

– Не нуди, лучше за стульями сходи, – ответил ему Жека.

Зоя и Женя поставили на столик два широких подноса с едой. Запах был изумительный. Жареная свинина, пюре, свежие овощи, несколько банок с консервами.

– Вижу, Иванцовский всё-таки решил несколько свиней забить? – поинтересовался я, вдыхая аромат.

– Да вроде бы двоих забили, я на ферме давно не дежурила, подробностей не знаю. Но потомство свиньи уже приличное дали, так что не жалко.

– Так, ну что, садимся! – из генераторной вышел Костя и поставил два стула рядом со столиком.

– Ребята, а вы что, на сухую собрались сидеть? Новый год же всё-таки, – упрекнул нас Жека.

– Мы, вообще-то, на дежурстве, – подметил Костя.

– Вы безнадёжные. Ладно, осталось у меня тут немного в запасе, – Жека снял со спины рюкзак, расстегнул молнию и достал уже початую бутылку виски.

На лице Зои засияла улыбка, она крепко обняла Жеку, похлопав его по спине.

– Женя-я-я, ты лучший друг! С айтишниками не пропадёшь!

– А то! – Женя поставил бутылку на столик и довольно улыбнулся.

Честно говоря, Новый год не был каким-то особо запоминающимся событием, если не считать еду на столе. В основном всё, как и всегда. Большая часть людей собралась в главном зале, кто-то в столовой, кто-то снял комнаты для уединений, мы же ютились в коридорчике перед генераторной. Наш разговор с Костей всё не давал мне покоя. Чувство тревоги не покидало. Я видел не все запасы, но на такое количество человек их вряд ли хватило бы на пять лет, может быть, на три года… может, и меньше. В конце концов я всё-таки смог отбросить тревожные мысли и наслаждаться едой и общением. Мы встретили Новый год под землёй так, как могли.

Время будто бы ускорялось. Когда долго находишься в одном и том же месте и выполняешь рутинные задания, то не замечаешь, как проходят дни, затем недели и месяцы. Живя в бункере с другими людьми, я мог понять, как заключённые выдерживают сроки по двадцать лет и более, при этом не сходя с ума. Всё-таки человек – это социальное существо, и главное, чтобы было общение с себе подобными, тогда можно жить даже в замкнутом пространстве. В тот день по своим ощущениям я не мог сказать, что прошёл ровно год и где-то над нами снова наступила весна. Мне казалось, что прошло всего три-четыре месяца. В два часа смотритель должен был выступить с речью в главном зале. Я был выходной, Жека и Костя на сменах, Зоя предупредила меня утром, что посидит в читальном зале библиотеки, туда я и направился. Когда пришёл, обратил внимание, что внутри было немноголюдно, как и в обычные дни. Из зала как раз выходила девочка, передавая книгу библиотекарю, тот всё что-то записывал и вычёркивал ручкой в своём журнале. Поздоровавшись с ним, я вошёл в зал. За дальним столиком сидела Зоя, уставившись в тонкую книжку, даже не заметила, как я подошёл.

– Привет, книжный червь.

Она подняла голову, бросив на меня кроткий взгляд, снова уткнулась в книжку.

– Привет-привет.

Я присел на соседний стульчик.

– Что читаешь?

– Мистику.

– Ужасы какие-то, что ли? Вампиры, вурдалаки?

– Нет, Коля, это другое.

– Ну про что хоть?

– Тебе правда интересно или просто нечем себя занять?

– Ты чего сегодня не в духе? Я же просто поинтересовался.

– Тут про строителей, вырубают лес, а на них проклятие обрушивается. Раньше на месте леса деревня была, где ведьма жила, и всё такое…

– Ну это какой-то прям стандартный сюжет. Может, лучше в какую-нибудь настольную игру поиграем? До собрания ещё есть время.

– Коля, я хочу книжку дочитать, давай потом.

– Уверена?

– Да, иди давай, не отвлекай меня.

Зоя в тот день была как-то холодна на общение, возможно, месячные начались. Разочарованный, я ушёл из библиотеки, навестил Костю, который в тот день дежурил у медицинского кабинета, затем зашёл к Жеке, который дежурил с Максом в айти-зале. Немного пообщался с охранниками и, перекусив в столовой, направился в главный зал, чтобы послушать речь смотрителя. В зале были все, кто не на смене, а некоторые люди даже с разрешения охраны и самого же смотрителя покинули свои рабочие места, чтобы послушать речь. Как и год назад, здесь собралось более сотни человек. Дата была знаковая, важнее Нового года. Никто не понимал, сколько нам ещё находиться под землёй, хватит ли запасов… и многие другие вопросы волновали людей. Иванцовский вышел на балкончик и, взяв в руки микрофон, обратился к людям. Все тут же замолчали, внимательно слушая смотрителя.

– Здравствуйте, друзья… братья и сёстры! Иначе сказать я не могу. За год пребывания здесь мы действительно стали друг другу почти родными. Каждый из нас внёс свой непосильный вклад в общее дело. Мы выжили, мы смогли пережить это ужасное событие и продержаться целый год под землёй! Несомненно, четвёртое марта две тысячи тридцатого года – эта дата стала большой трагедией для всех нас! Но сегодня четвёртое марта две тысячи тридцать первого года! Взгляните на электронное табло над выходом! Мы смогли выжить и сегодняшняя дата – это уже не трагедия, это праздник для всех нас, ура! Да, целый год прошёл, не без потерь, были чрезвычайные происшествия и несчастные случаи, но мы с вами приложили все усилия, чтобы свести такие события к минимуму! Мы все постарались!

Смотритель начал очень бодро. Люди были воодушевлены его речью и хлопали в ладоши, обнимали друг друга, кричали «ура». Пару минут шум в зале не стихал, затем Иванцовский поднял руку вверх, давая понять, чтобы народ поутих, после чего продолжил свою речь.

– Но это ещё не всё, что я хотел вам сказать. Понимаю, что вы хотите знать, как долго нам здесь ещё находиться. Год назад я сказал вам, что связь с поверхностью утеряна, что нам лучше всего отсидеться года три, прежде чем мы снарядим и отправим первую экспедицию на поверхность. Заверяю вас, с того момента ничего не изменилось. Мы продолжим следовать этому плану. Если на Центральный район упала одна, а тем более несколько ядерных боеголовок, то один год – это слишком маленький срок. Там ещё небезопасно. Придёт время, обязательно придёт, когда мы все отсюда выйдем и, что бы ни случилось, начнём новую жизнь. Но пока безопаснее находиться здесь. Сегодня большой праздник для всех нас! Мы не только смогли выжить, но и дать жизнь. У некоторых из вас родились дети в это страшное время, здесь, под землёй, позаботьтесь о них как следует. Сегодня вечером будет большой праздничный ужин, достанется каждому. На днях я распорядился забить трёх свиней и одну корову, куры тоже будут!

По толпе пронеслась волна ликования.

– Вот это да! Поедим от души!

– Обалдеть, даже говядина будет!

– Уж и не помню, когда я в последний раз так ела!

– Смотритель молодец! Таким и должен быть лидер!

– Да, молодец!

– Молодец!

Люди хлопали в ладоши, овации не стихали минут пять. Затем Иванцовский ещё раз поздравил всех с праздником, пожелал хорошего дня и ушёл с балкончика. Люди, которые были в тот день на смене, начали расходиться по своим рабочим местам.

– Ну хоть пожрём нормально.

Я оглянулся, позади меня стояла Зоя.

– А ты что-то не особо рад, – добавила она.

– Почему это? Я рад, конечно… вот только неспокойно мне.

– В каком смысле?

– У нас с Костей несколько месяцев назад, прям перед Новым годом, был разговор насчёт запасов еды и прочего.

– И что тебя беспокоит?

– Ну, ты же сама дежурила на складах, значит, видела коробки с продуктами и товарами. Я сильно сомневаюсь, что этого хватит на пять лет. Особенно с учётом того, что у некоторых уже родились дети.

– Эх, твоя правда. Но не забивай себе голову. Придёт время волноваться – будем волноваться.

– Я просто не могу о таком не думать. К тому же сны опять вернулись.

– Ты про те, в которых тебя убивают?

– Не просто убивают, а убивают на полях сражений. Может, это всё-таки какое-то предостережение? Иногда я слышу голос, такой реальный, словно не во сне, а наяву.

– И что тебе говорит этот голос?

– Называет меня воином, говорит, чтобы я проснулся.

– Ну да, воин во плоти. Колюська, посмотри на себя, ты пацан восемнадцатилетний, – Зоя положила свою руку мне на голову и потрепала волосы. – Хватит уже загоняться, пойдём в настольные игры поиграем, ты же хотел.

Я заметил, с того дня Зоя вела себя как-то странно. Словно её тоже что-то беспокоило. Всё было заметно по её поведению: когда-то весёлая и бесхитростная пацанка теперь всем своим видом излучала обеспокоенность. Она пыталась играть свою роль, быть такой же задорной, как и раньше, словно ничего не произошло, но я понимал, что что-то здесь не так. В течение недели я тщетно пытался разузнать у Зои, всё ли у неё в порядке. Она, как ни в чём ни бывало, говорила, что всё хорошо. Звучало неубедительно. Она явно что-то скрывала. Был только один способ выяснить, в чём дело – следить за ней. Но смены не позволяли этого делать. Мне нужно было больше свободного времени, пришлось подкупить врача за три жёлтых талона. Тот выписал мне справку с освобождением от работы на трое суток, якобы у меня ОРВИ. Справку я отнёс Алексею, тот недовольно цокнул языком и сказал, чтобы я скорее поправлялся, мол, болеть некогда. Болеть в бункере было действительно некогда. Больничные давали редко, в основном матерям с новорожденными, но здесь всё, как и до войны – деньги, а в нашем случае талоны, решали многие проблемы. У меня было всего лишь трое суток, чтобы попытаться разузнать, что скрывала Зоя. Я прикидывал в уме, как мне лучше поступить, и уже заранее жалел о зря потраченных на взятку жёлтых талонах. Не сходил ли я с ума? Вероятно, расскажи я кому-нибудь обо всём этом, мне бы ответили, что у меня параноидальное расстройство. Что ж, возможно всё, но я не успокоюсь, пока не проверю. Слежка в убежище – дело непростое, коридоры между помещениями не такие уж и широкие, не везде были места, за которыми можно спрятаться. С другой же стороны, люди часто шныряли между помещениями, можно было слиться с толпой, этим я и воспользовался.

Первый день результатов не дал. Зоя была на дежурстве возле помещения с теплицами, после смены она поужинала в столовой, зашла в библиотеку, почитала книжку, затем вернулась в казармы и легла спать. На второй день у неё был выходной. Мы завтракали вместе, Зоя подметила, что не сильно я похож на больного, на что я ответил, что уже быстро иду на поправку и после завтрака собираюсь ещё поспать. Но из столовой я не направился в казармы, а пошёл следом за ней, держа дистанцию около двадцати метров, прячась за людьми в коридорах. Один коридор за другим, я хорошо выучил бункер и легко ориентировался. Пройдя ещё пару залов, я начал понимать, куда направлялась Зоя. Она остановилась у развилки, посмотрела по сторонам и, как я и предполагал, свернула в сторону продуктового склада. Что-то не так с продуктами, с запасами или, быть может, она воровала еду с кем-то из охраны? Был только один способ узнать это – проследить до конца. Главной проблемой были дежурные у склада, они легко могли меня заметить, подойди я спереди, но помещение состояло из двух секторов. Таким образом, можно было обойти с тыльной стороны и затаиться недалеко от входа на склад, что я и сделал. Подойдя чуть поближе, смог различить несколько голосов: Зоя разговаривала с Алексеем, было ещё пару человек из охраны, но всех не упомнишь, на таком расстоянии не все слова были разборчивы. Стоя за углом, я тихонько подкрался ещё ближе. Расстояние от меня до входа на склад сократилось до трёх-четырёх метров, ближе нельзя, слишком велик был риск, что меня заметят. Такой дистанции уже хватало для того, чтобы лучше слышать голоса и различать большую часть слов.

– Короче, ребята, идите погуляйте пока, – сказал Алексей.

– А если Иванцовский увидит?

– Да и хер с ним. Так и скажите, что я отпустил на полчасика, сам за складом присмотрю.

– Как-то не хочется ему на глаза попадаться.

– Так не попадайтесь, давайте, шуруйте отсюда. Нам поговорить надо. Что непонятно?! – резко оборвал Алексей.

– Хорошо-хорошо, не кричи так. Тогда через полчаса вернёмся.

Они собирались уходить?! Сердце бешено застучало в груди. Я понимал, что пойди они с тыльной стороны, сразу же заметят меня, я даже не убегу, не спрячусь. Нужно было что-то придумать. Я оказался в идиотской ситуации, зажмурив глаза, прислонился к стене, пытаясь придумать оправдание, почему я торчу тут, а не лечусь в казарме. Но прошло несколько секунд, никто из охраны не показался, тогда, тяжело вздохнув, я понял, что они всё-таки пошли на выход основным маршрутом. Я подкрался ещё на полметра, чтобы лучше расслышать диалог Зои и Алексея.

– Ну так, что думаешь? Время-то на исходе. Приняла решение? В охране и так много людей, справляемся со всем, ничего не изменится, если будет минус один-два человека.

– У меня ещё два дня есть.

– Слышишь, тебе не восемнадцать лет. Не ломай мне тут комедию, сейчас говори: либо да, либо нет.

– Ты же сам мне две недели дал подумать.

– Какая на хрен разница? Ты, должно быть, за всё это время так и не поняла, что быть в охране – это привилегия.

– Смотритель так не думает.

– Смотрителю вообще об этом думать не нужно, у него своих хлопот хватает.

– Если решение нужно принять прямо сейчас, я тогда… всё-таки откажусь.

– Слышишь, сука! – Алексей чем-то стукнул по стене. – Ты меня не зли давай. Не хочешь сама, так я и по-плохому могу.

– Алексей, не надо так, я прошу…

– А как с тобой ещё?! Давай раздевайся.

– Я не буду.

– Будешь, я сказал. Вздумаешь заорать или Иванцовскому рассказать, из туалетов у меня не вылезешь, тебе это понятно?

– Уж лучше туалеты убирать, чем вот так. Вам что там, Тани мало и остальных, кто там у вас?

Раздался громкий шлепок, по звуку было похоже на пощёчину. Сам не осознавая, что делаю, на эмоциях я выбежал из-за угла. Передо мной стояла Зоя с опущенной вниз головой, поглаживала ладонью покрасневшую щёку, взгляд её был потерянным, заметив меня, она резко отвернулась.

– Ты какого хера тут забыл, малой?! – крикнул на меня Алексей.

– Что здесь происходит?

– Ты чего здесь забыл? Вали и лечись, пока есть возможность.

– Я… не понимаю, что случилось?

– Что тебе в моих словах непонятно? Мне тебе, может, по-другому объяснить?! Вали в казарму!

– Я никуда не уйду. Зоя, что происходит, что ему нужно?

Подсознательно я и сам уже знал ответ на этот вопрос, но и уйти, оставив Зою в такой ситуации, не мог. Алексей отошёл от неё, приблизившись ко мне вплотную, схватил рукой за плечо и сильно сжал пальцы, он будто бы знал на какие болевые точки стоит давить. Резкая боль пронзила всю руку, словно её взяли в тиски, я с трудом держался, чтобы не закричать от боли. Всё тем же потерянным взглядом на меня смотрела Зоя. Было отчётливо видно, как к её глазам подступали слёзы, она была готова расплакаться сию же секунду. Что делать? При всём желании, Алексея мне не победить, я тут же вспомнил самый первый день, когда он меня избил. Стало невыносимо страшно, затряслись коленки, во рту пересохло. Спустя целый год, я вдруг вернулся в реальность, понимая где и в какой ситуации нахожусь. Алексей ещё сильнее сжал пальцы, сдавив моё плечо, я уже не мог держаться и всё-таки закричал.

– А-а-а-а!

– Ну что тебе, нормально так?

– А-а-а-а!

– Сам свалишь отсюда или тебе всё-таки помочь?

– Лёша, прекрати, пожалуйста, не надо так! – крикнула Зоя за его спиной.

– Ты вообще завались, я с тобой не закончил, жди!

Нужно было что-то сделать, иначе ничем хорошим ни для Зои, ни для меня это не закончится. Под моим дежурным жилетом висела кобура с пистолетом, магазин был полон патронов. Стрелять я не собирался, нужно было просто достать пистолет, пригрозить Алексею, затем убежать отсюда вместе с Зоей и обо всём доложить Иванцовскому. Но со сжатым правым плечом это не казалось мне простой задачей. Изо всех сил ногой я ударил Алексея, тем самым слегка его оттолкнув, он ослабил хватку, и я тут же упал на пол. Превозмогая боль в плече, уже было собирался расстегнуть кобуру и вытащить пистолет, как за спиной Зои увидел приближающегося к нам смотрителя.

– Алексей! – крикнул Иванцовский, подходя всё ближе.

– Вот сука, – тихо произнёс Алексей, цокнув языком.

– Ты зачем ребят с дежурства отпустил?

– Я сказал им, пусть в столовую идут, пока решил склад осмотреть. Ревизия же скоро.

– Нечего тебе тут смотреть, я ревизию сам буду проводить, как и в прошлом месяце.

– Хорошо, сейчас по рации свяжусь с ними, скажу, чтобы возвращались.

– Погоди связываться… а эти двое что тут делают с тобой?

– Да вон, малому плохо стало, что аж на пол упал, нашёл меня, просит больничный продлить, – Алексей посмотрел на меня и подмигнул.

Я не собирался ему подыгрывать, нужно было рассказать всё, как есть, иначе могло стать ещё хуже. Поднявшись с пола, я уже было начал говорить.

– Вообще-то…

– Ну а Зоя почему тут? Втроём что ли дежурили, я не понимаю. Алексей, что за бардак?

Начальник охраны растерялся, не зная, что ответить, замешкался.

– Да тут такое дело, Андрей Петрович…

– Андрей Петрович, я хочу уйти из охраны, – оборвала Зоя.

– Вот как? – удивился Иванцовский. – А что, собственно, случилось?

– Я понимаю, что подвожу ребят, – продолжила Зоя. – Понимаю, что плохо справляюсь со своими обязанностями, да и вообще людей хватает, вроде бы и так прекрасно справляются.

– Алексей, ну что же это такое? – сказал смотритель. – У тебя сотрудник собирается уходить, а ты мне ничего об этом и не говорил даже.

– Да мы ещё пока ничего не решили, Андрей Петрович. Вот как раз встретились тут, чтобы обсудить.

– А чего тут обсуждать? Если она сама говорит, что не справляется. В охране надёжные люди нужны, не забывай.

– Да, но всё-таки…

– Лёша, давай уже без демагогии. Зоя, ты уверена, что хочешь уйти?

– Да, Андрей Петрович. Не хочу быть обузой для остальных. Может, для меня другая работа найдётся?

– Найтись-то найдётся. В теплицах и на ферме жалуются, что рабочих рук не хватает. Можем тебя туда определить. Половину смен будешь в теплицах, половину на ферме, зарплата меньше будет, сама знаешь. И из казармы придётся в общий зал переехать. Устраивает?

– Да, Андрей Петрович, вполне.

– Хорошо, вечером тогда зайди ко мне, займёмся твоим переводом. Не забудь перед этим свою форму и оружие Алексею сдать. Выдам тебе новый комбинезон.

– Хорошо, Андрей Петрович, я поняла.

– Так, Коля, ты чего тут торчишь? – обратился ко мне Иванцовский. – Тебе если плохо, давай в казарму и лежи. Завтра к вечеру если не полегчает, в медпункт, пусть тебя посмотрят, затем уже с Алексеем решите, что по сменам твоим.

Всю дорогу до казармы мы с Зоей шли молча. Зайдя в помещение, стали в углу, там полушёпотом она мне и рассказала все подробности. В основном всё, как я и предполагал. Алексею и его приближённым уже было мало Тани и ещё нескольких женщин. Начальник охраны положил глаз на Зою, хотел спать с ней за так называемое покровительство: меньше смен, дежурства на хороших объектах, выше зарплата, лучше еда. Зоя оказалась не из тех женщин, которые так продаются. Менее чем через час в казармы пришёл Алексей. После того как Зоя сдала своё оружие и форму, начальник охраны отвёл нас в сторону. Разговор был довольно коротким, всего на пару минут. Мы молча стояли и слушали. Он лишь сказал, чтобы мы обо всём забыли и если информация об инциденте ещё где-нибудь всплывёт, то не позавидует нашей дальнейшей жизни в бункере. Такое предупреждение нам было предельно понятно, мы никому не рассказали, даже Косте с Жекой. Главное было то, что он отстал от Зои. В тот день впервые в своей жизни я пытался кого-то защитить, но не был уверен, что смог бы сделать то же самое, окажись на месте Зои любая другая женщина. Что-то странное со мной происходило, у меня были девушки, были отношения, но ничего подобного раньше я не чувствовал. Мы сидели на небольшой скамеечке в казарме и болтали на разные темы, стараясь как-то отвлечься от всего, что произошло. Затем я проводил Зою в помещение для обычных работников. Уже было собирался прощаться и идти обратно, как она вдруг притянула меня к себе обеими руками, обняла, тихо сказав:

– Коля, спасибо тебе.

Я был немного растерян, лишь обнял её в ответ и погладил по спине. Вдруг понял, что она расплакалась.

– Эй, подруга, ну ты что? Всё же в порядке. Всё хорошо закончилось.

Я пытался её приободрить, но понимал, что плакать она стала ещё сильнее. Так мы простояли какое-то время, затем она отстранилась от меня и начала вытирать руками своё заплаканное лицо.

– Ну, всё нормально, полегче стало? – поинтересовался я.

– Да, всё в порядке, – ответила Зоя и легонько поцеловала меня в губы.

Я тут же остолбенел, не в силах подобрать слова, продолжал стоять на месте и не двигаться.

– Ну чего ты встал, давай уже, иди к себе, – сказала она.

После этих слов я понял, что всё в порядке и моя подруга возвращается в норму. Но сколько бы я себя ни обманывал, считать Зою подругой больше не мог. Новое чувство проснулось во мне, которое становилось тем сильнее, чем чаще я думал о ней.

Глава 8

У Кости и Жеки были подозрения насчёт перевода Зои. Оба думали, что между ней и начальством произошёл конфликт. Особенно не понимал такой выбор Костя, поскольку сам же и работал в охране. Пару недель они пытались вытащить из нас хоть какую-то информацию, но в конечном счёте, не получив никакого иного ответа, кроме простого желания Зои сменить работу, отстали. Хоть я и остался в охране, но положение моё нельзя было назвать завидным. С того инцидента у Алексея был на меня зуб. Всё чаще меня ставили в дежурство у помещения с ямой для мусора и у туалетных комнат. Уж не знаю, что из этого было хуже, спустя столько времени пребывания под землёй, воняло там примерно одинаково. Пару раз я разговаривал с Костей о том, чтобы уйти из охраны, тот меня переубедил. И всё-таки Жека был прав, когда говорил, что в охране работы куда меньше, чем у остальных людей. Главное – это порядок на объектах. Жизнь в бункере становилась тяжелее – это ощущали все. Цены на товары поднялись ещё немного, средства гигиены стали выдавать реже, теперь в основном их приходилось приобретать за талоны. Близился мой очередной день рождения, я наконец-то постирал форму и тщательно вымылся под горячей водой, чего не делал почти месяц. Дни рождения Жеки и Зои мы отмечали за столиком в общем зале. Костя же раскошелился на комнату уединений в свой день рождения. Я и в этот раз хотел снять комнату, чтобы не чувствовать за спиной презрительные полуголодные взгляды, а спокойно отметить девятнадцатилетие в своей компании. Наученные горьким опытом, мы с Костей не стали испытывать удачу и играть в азартные игры. Талонов оставалось немного, товаров на них теперь можно было купить куда меньше. Водки в лавке не оказалось. На полке красовались лишь две бутылки красного сладкого вина, на которые мы с Костей и скинулись. Жека принёс ещё одну бутылку красного полусладкого. Зоя подарила мне три зелёных и два жёлтых талона. Нельзя было упрекнуть её в таком скромном подарке, ведь она теперь зарабатывала меньше нас троих. Я был рад тому, что было. Главное, что все мы снова собрались вместе. Стол тоже стал заметно скромнее: две целые курицы, с десяток яиц и несколько банок с консервами. Но три бутылки вина, пусть и на четверых, всё-таки поднимали нам настроение, а периодические стоны за стенами не давали скатиться в уныние.

– Тихо-тихо, народ, – сказала Зоя. – Слышите?

– Мы это уже полчаса слушаем, – ответил Жека.

– Да нет же, с другой стороны.

– Тут за каждой стеной кто-то развлекается, – подметил Костя, жуя куриную ножку.

– Голос такой знакомый, – продолжила Зоя. – Это Танюха, скорее всего.

– А ты прям-таки по голосу можешь распознать, кто стонет? – поинтересовался я.

– Не всех, – ответила Зоя. – Но, пожалуй, Танюху распознать могу. Очень на неё похоже.

– А что, правда, что она там со всей охраной перетрахалась? – спросил Жека.

– Жек, да какая тебе разница, ты жуй, давай, – упрекнул я его.

– Нет, постойте, – возмутился Женя. – Вы трое из охраны… ну хорошо, теперь двое, а я – нет. Мне же интересно, что там у вас происходит, какие правила и обычаи.

– Ха-ха-ха! – рассмеялась Зоя, отпив вина из кружки. – Женя, да какие обычаи?

– Откуда я знаю, какие… я потому и спрашиваю, что просто интересно. Вот ты, например, с кем-то из охраны спала?

– Я-я-я?

– Ну да, ты-ты. Чего уставилась?

– Женя, ты дурак, честное слово, – с презрением ответила Зоя.

– Так я и думал! Уходишь от ответа, – Женя возмущённо шмыгнул носом, указав пальцем на Зою.

– Жек, да прекращай уже, – сказал я ему.

– Ну что вы так серьёзно, честное слово? Тут за каждой стеной кто-то стонет, я просто спросил.

– Жек, сейчас в охране из женщин только Таня осталась, сам знаешь, – сказал Костя. – Она с Алексеем спит, возможно, ещё с кем-то, я подробностей не знаю.

– Да это слухи всё, мне Колян давно об этом говорил.

– Это не слухи, но и подробностей мы не знаем. Лучше о таком не трепаться. Мы с Колей – мелкие сошки в охране, и кто с кем спит – не наше дело.

– Да, но всё-таки…

– Жек, всё, закрыли тему, – резко оборвал его Костя.

– Какие вы всё-таки скучные, уж и поговорить не о чем.

За непринуждёнными разговорами была распита вторая бутылка вина, после чего я достал коробку с настольной игрой из пакета.

– Ну что, сыграем пару партий?

– Ого, ты что… из библиотеки её стырил? – удивился Костя.

– Да какой там, за один жёлтый талон у библиотекаря в аренду взял. Завтра вот вернуть должен.

– Один жёлтый талон! Да он совсем охренел! – закричал Женя.

– Жень, ну сейчас всё дорого, – сказала Зоя. – И не говори, что ты не заметил.

– Да я-то заметил, но всё равно один жёлтый талон за настолку, да и то в аренду.

– Жек, ну хватит уже бубнеть, – успокоил я его. – Давай лучше помогай раскладывать.

Две партии были сыграны и последняя бутылка вина распита. Время пребывания в комнате уединений близилось к концу. Нужно было собираться. Обе партии выиграл Жека.

– Ну ты и задрот, – сказала Зоя.

– Почему сразу задрот? – обижено спросил Женя. – Я просто несколько ходов наперёд продумываю, не то что некоторые.

– Ой, да хватит оправдываться, – ответила ему Зоя, махнув рукой. – Задрот – он и есть задрот.

– Колян, тебе помочь мусор собрать? – спросил у меня Костя.

– Да нет, ребята, спасибо. Вы идите уже, отдыхайте. На смену же завтра, а я тут сам приберусь.

– Ну, как скажешь, мы тогда пошли, – сказал Женя.

– Ещё раз с днём рождения, Колян! – крикнул напоследок Костя и скрылся за дверью.

– С днём рождения, – тихо произнесла Зоя и легонько чмокнула меня в щёку.

Я немного смутился, бросив на неё кроткий взгляд, сказал:

– Спасибо.

Ну вот и всё. Все разошлись. Я остался один с горой мусора на столике и возле него. Нужно было всё собрать и выбросить в яму. Радовало только одно – моё завтрашнее дежурство у продуктового склада, а не у ямы или туалетов. Собрав мусор, я уселся на кровать, тяжело вздохнув, прошёлся взглядом по пустой комнате.

– Сидишь, грустишь?

Я поднял голову, в дверях стояла Зоя.

– Да так, просто, – ответил я ей. – А ты чего к себе не идёшь? На смену же завтра.

– Вообще-то нет, у меня завтра выходной в кои-то веки, – ответила Зоя и закрыла за собой дверь.

– А, ну тогда ладно. Ты помочь пришла?

– Вообще-то нет.

– Так, а что тогда, наоборот, помешать мне хочешь? – пошутил я.

Зоя немного замялась, присела на стульчик, закинув ногу на ногу.

– Вообще-то у меня тут чуть красных талонов залежалось, так что я продлила нам комнату.

– Ты серьёзно, что ли? Зой, зачем так тратиться-то? У нас тут и выпить ничего не осталось. Мне ребят назад позвать на настолку?

– Нет, можем просто посидеть, пообщаться вдвоём. Считай, что это мой бонусный подарок тебе.

– Это как?

– Общение со мной – это всегда подарок, ха-ха-ха, – посмеялась Зоя и стукнула по столу. – Разве ты так не думаешь?

– С тобой не поспоришь.

Я улыбнулся ей, пытаясь держать свои мысли в узде. Уже тогда я понял, к чему всё идёт, но старался об этом не думать. Лучше было не питать себя надеждой, чтобы потом не разочаровываться. Как там говорят? Надежда – это лишь первый шаг на пути к разочарованию? Я лежал на кровати, облокотившись о стену, Зоя подсела рядом и облокотилась на меня. Периодически то за одной, то за другой стеной слышались стоны, но в тот момент нам было всё равно, словно мы были где-то далеко от этого места, уж точно не в бункере под землёй. Я не знал, что из всего этого может получиться, мне не хотелось её обидеть, делая первый шаг в неизвестность. Мы просто так лежали и болтали на разные темы. Одной из таких тем было значение имён. У Зои в Новосибирске жила подруга, которая гадала на картах, увлекалась всякой магией и тайнами имён. Зоя рассказала, что она многое помнила из общения с ней.

– Да, знаешь, я лично как-то не верю во все эти гадания, предсказания и тайны имён.

– Дурак, ты Коля. Это же интересно.

– И что тут такого интересного?

– Вот тебе разве неинтересно знать, что значит твоё имя?

– Ну как-то не особо, но ты можешь рассказать, если хочешь.

– Николай – это имя греческого происхождения. Оно означает «победитель народов».

– Забавно. Я вроде бы никого побеждать не собирался. Единственные люди, кого я побеждал, так это парочки, которые трахались где ни попадя. Под дулом автомата охотно побеждались, некоторые даже талонами откупались, лишь бы я никому не рассказывал.

– Коля, но я серьёзно.

Я был гораздо младше Зои, но тогда мне казалось, что это она ведёт себя как ребёнок. Словно Зоя наконец-то сбросила свою маску и могла быть сама собой.

– Ну хорошо, а твоё имя что означает?

– Зоя – тоже имя греческого происхождения, оно означает «жизнь».

– Слушай, а красиво. Красивое у тебя всё-таки имя. Лаконичное, да и ещё с таким значением, – похвалил я её.

– Спасибо, – ответила Зоя и прижалась ещё сильнее.

– А у Кости тогда какое значение имени? Помнишь, как расшифровывается?

– Да, помню. Константин означает «постоянный» или «стойкий».

– Ну, не совсем похоже на Костю, – подметил я. – Хотя он бывает упрямый, как баран, так что подходит.

Зоя громко рассмеялась.

– Да, это на него похоже. А вот Женя совсем не соответствует своему имени.

– И как же его имя расшифровывается?

– Евгений – означает «благородный».

– Ха-ха-ха, – завёлся я смехом. – Да уж, благородство из него так и прёт.

– Не всем подходят их имена. У меня ещё одна подруга была, которая себе имя и фамилию поменяла.

– Я считаю, какое имя тебе дали родители, с тем и нужно жить, хотя бы из уважения к своим родителям.

– Наверное, ты прав. От тебя так приятно сегодня пахнет. Новый дезодорант или шампунь?

– Да вот наконец-то помылся нормально, а то уже невмоготу было. Кучу жёлтых талонов отвалить пришлось.

– Да, цены что-то совсем уже не по карману. Тоже вчера раскошелилась и помылась.

– Я заметил, тоже приятно пахнешь… да тут я уже не знаю, как дальше нам быть. Иванцовский уходит от вопросов о ценах и товарах, как и Алексей.

– Этот мудак всё так же часто тебя ставит на дежурства у ямы или в туалетах?

– Сейчас чуть пореже, видимо, остыл с того случая. Давно он по тебе сох?

– Ха-ха-ха! Коля, по мне тут полбункера сохнет. Во всяком случае, пока в охране работала, пялились постоянно.

– Да, твоя правда, знала бы ты, как по тебе Жека сохнет. Прям слюни пускал.

– Фу-фу-фу, зачем ты мне про такое говоришь? – скривившись Зоя посмеялась и добавила. – Ну, а ты сам?

– Что я?

– Не сохнешь?

– По тебе, что ли?

– Нет, блять, по Жеке… конечно по мне.

– Ну-у-у… как, – замялся я. – Есть немного.

– Ах вот, значит, как?! – Зоя нахмурила брови, толкнув меня в плечо. – Немного, значит.

– Нет, ну это… как тебе сказать…

– Немного, значит, да?

– На самом деле я не то хотел сказать, если честно, то сильно.

– Что сильно? Коля, ты можешь яснее выражаться?

– Ну, сильно по тебе сохну… похоже на то.

– И давно?

– Ну-у-у, я уж не помню, полгода точно.

– Какой же ты тормоз всё-таки.

– Ну что не так-то? Ты спросила – я ответил.

– Поцелуй уже меня наконец-то тогда. Лучшего момента не будет.

Она была права. Сердце быстро билось в груди, дыхание участилось, я ощущал, как кровь приливала к лицу, даже ладошки немного вспотели. Никогда прежде я так не волновался, предыдущие мои отношения я почему-то воспринимал совершенно спокойно и обыденно, всё было не так, как с Зоей. Я приобнял её и легонько подтянул к себе, Зоя закрыла глаза, и я наконец-то решился. Из томного поцелуй перешёл в страстный. Наши языки продолжали переплетаться, и я уже не в силах был остановить себя, расстегнув комбинезон Зои, начал трогать её грудь, затем опустился ниже. На каждое моё касание она отзывалась стонами и пыталась притянуть меня к себе ещё ближе.

Когда мы закончили, то просто лежали в обнимку, облокотившись на стену, укрытые простынёй. Зоя нежно поглаживала мою руку, вдруг легонько ущипнула.

– Ай!

– А ты не промах, молодец.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я не думала, что всё будет так…

– Как?

– Ну, так активно.

– Изголодался я, никого у меня не было с момента, как в бункер попал. А у тебя?

– И у меня тоже никого.

– Ну, зато теперь мы есть друг у друга.

Услышав это, Зоя сильно прижалась ко мне.

– Ты чего? – удивился я.

– Ничего, просто хорошо здесь с тобой.

– Мне тоже с тобой хорошо.

– Ещё немного времени осталось. Может, повторим?

– Думаешь, нам хватит?

– Нет, конечно, но это лучше, чем ничего. Я смотрю, ты парень опытный. Сколько у тебя девушек до меня было?

– Две. А у тебя парней сколько было?

– О-у, ну это надо посчитать.

– Ты серьёзно, что ли?

– Да, а что тут такого?

– Да так, просто…

– Значит, один, два, три, четыре… – Зоя принялась загибать пальцы.

– Ты куда так разогналась?

– Пять, шесть…

– Эй, может, хватит уже?

– Семь… да, точно, у меня семь мужиков до тебя было.

– Да уж…

– А что такого? Я же старше тебя, так что не удивляйся.

– Да я не удивляюсь, просто неловко: две моих девушки против твоих семерых мужчин.

– Ты так говоришь, словно они у меня все одновременно были.

– Прости, я не это хотел сказать…

– Коля, хватит уже трепаться, время выходит, иди сюда.

Здесь, глубоко под землёй, я наконец-то нашёл свою вторую половинку. Не было никакого смысла это скрывать. Друзья всё равно бы обо всём рано или поздно узнали. Костя поздравил меня, слегка похлопав по плечу, а Жека кусал локти от зависти и всё твердил, что за такое событие я должен проставиться.

Жизнь в бункере продолжалась. Не всегда дела шли хорошо, но благодаря Иванцовскому и охране порядок сохранялся. Были и недовольные, усмирять которых приходилось силой, одному даже прострелили ногу и отвели в медпункт. На третий год нашего пребывания в убежище рождаемость превысила смертность, в бункере жило уже сто девяносто человек, и многие женщины ещё ходили с округлёнными животами. Из охраны уволили Таню после того, как она забеременела, родила двойню, даже не зная, от кого именно. Таня потеряла покровительство Алексея. Её перевели из казарм в общий блок. Смотритель, советуясь с самыми востребованными людьми в бункере, понимал, что такими темпами нам не хватит провизии на запланированные пять лет. Нужно было открывать внешнюю дверь и снаряжать развед-экспедицию на поиски ресурсов и других выживших. Решение напрашивалось само собой, но Иванцовский тянул, чем и вызывал всеобщую обеспокоенность и возмущения. На электронном табло у выхода высвечивалась цифра – девятьсот восемьдесят дней, но смотритель молчал, подготовка к выходу на поверхность так и не начиналась. Иванцовский говорил, что время не пришло, нужно подождать ещё немного. Ежедневный рацион сократился, средства гигиены вообще перестали выдавать, теперь их можно было купить только в лавке за талоны чуть ли не по тройной цене от той, что была три года назад. Про алкоголь можно было забыть: на полочке появлялось максимум пару бутылок в месяц, теперь каждая бутылка стоила пять красных талонов. У нас были свои теплицы, свой скот, но с учётом увеличения населения – все понимали, что надолго этого не хватит. Упаднические настроения время от времени перерастали в панические. Работы у охраны прибавилось, к тому же из строя вышел один дизель-генератор. Иванцовский осматривал его, но всё безрезультатно.

– Ремонту не подлежит, – говорил он. – Таких деталей у нас тут нет.

В охране тоже был разлад. Костя, Боря и Юра говорили остальным, что пора принимать решение самостоятельно, даже вызывались добровольцами для выхода на поверхность. Но Алексей со своими людьми быстро усмирял недовольных в рядах охраны. Я не знал, какую сторону мне стоило принять. Трудно было не согласиться с ребятами и не попытаться хотя бы разведать, что там наверху, прошло уже достаточно времени. Но страх неизвестности был слишком сильный, я не готов вызваться добровольцем. Теперь у меня была Зоя, и я не мог оставить её здесь одну. Недовольство нарастало, я понимал, что ничем хорошим это не кончится. Близился тысячный день, но Иванцовский так и не снарядил экспедицию. Собрание в общем зале было запланировано ровно через неделю. У людей было много вопросов. Все надеялись, что смотритель наконец-то отбросит свои домыслы и начнёт подготовку разведчиков.

Глава 9

Железная дорога тянулась бесконечной сплошной линией: никаких поворотов или развилок. На фоне был однотипный пейзаж из полувыженных лесов, которые время от времени сменялись полями с высохшей травой. Монотонный стук колёс будто бы хотел сказать, что так было, так есть и так будет всегда. Но за этим стуком скрывалось некое беспокойство, словно вот-вот, в следующий момент всё может закончиться. Впереди наконец-то показалась развилка, поезд замедлил ход, люди перевели стрелку, состав перешёл на соседнюю ветку. Пейзаж сменился, теперь по обеим сторонам от колеи можно было наблюдать плотный лес из хвойных деревьев. Ещё какое-то время состав под монотонный стук колёс продолжал движение, пока наконец-то не доехал до высокой стены, по периметру которой были расположены сторожевые вышки. Всё произошло слишком быстро: взрывы, тревога, перестрелка. Перед глазами мелькали люди, бегущие в сторону стены. Вмиг всё стало слишком светло, потом медленно темнело, пока снова не озарялось очередной вспышкой… Огромная машина на восьми парах колёс остановилась посреди базы, всё снова резко потемнело. Крышка защитного цилиндра была сброшена, и через несколько секунд ракету запустили. У меня уже не оставалось сил для того, чтобы дышать. Передо мной было заплаканное лицо Зои. Как бы мне хотелось в тот момент её успокоить, сказать ей что-нибудь хорошее, но не получалось произнести ни единого слова. Она продолжала плакать, кричать, обнимала меня, просила очнуться.

– Вставай, Коля, ну же!

– Коленька, вставай наконец-то! – продолжала она.

Моих сил хватило только на то, чтобы слегка сжать её тёплую руку. Глаза сами закатывались. Всё, чего мне хотелось, так это сказать, что я очень её люблю. Но Зоя не оставляла попыток привести меня в чувство.

– Вставай наконец-то, Коля! Проснись же, ну!

От сильной боли я подскочил с кровати. Щека прям-таки горела, должно быть от пощёчины. Вокруг меня была всё та же самая казарма, что и раньше. Я помотал головой, быстро огляделся по сторонам: часть охранников побежала к шкафчику с оружием. Зоя трясла меня за плечи, пока я наконец-то не пришёл в себя, обратив на неё внимание.

– Коля, быстрее! – кричала она.

– Что такое? Погоди, я только проснулся! Тут сон странный был.

– Опять ты со своими снами! У нас тут беда!

– Какая ещё беда?!

– Колян, хорош уже сидеть! – крикнул мне Стас, накидывая на себя форму.

Все, кто был не на дежурстве, зачем-то экипировались.

– Стас, куда вы?

– Колян, ты что, тревогу не слышишь, что ли?! Совсем спросонья оглох?

– Слышу, а что произошло вообще?

– Бля, Коля, боевая тревога, одевайся и в главный зал, Лёха приказал! ЧП у нас!

Зоя смотрела на меня потерянным взглядом, она была напугана, в какой-то момент мне показалось, что она потеряла дар речи. Я наконец-то собрался с мыслями, положил свои руки ей на плечи и попытался как-то успокоить, хотя сам не понимал, из-за чего именно мне нужно было её успокаивать.

– Так, пока я быстро собираюсь, ты мне обо всём рассказываешь.

– Там Костя… и Женя… и…

– Так, солнце, давай спокойно, без истерик. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Поняла?

– Да, хорошо.

– Ну вот, молодец.

Я чмокнул её в лоб и начал быстро одеваться. К тому моменту из казармы уже выбежали все охранники, у которых должен был быть выходной. Шкаф с оружием был закрыт, а при мне только пистолет. Я выслушал Зою, с трудом поверив во всё, что она сказала, бросился бежать по коридору в сторону главного зала. Зоя побежала следом, стараясь не отставать. Трое из охраны устроили бунт, точнее побег, точнее, я даже не знал, как всё это можно было назвать. Хуже всего, что среди них был Костя, а помогал всем им Женя. Что на них нашло?! Я ещё мог понять, как на такой поступок пошли Юра и Боря. Но Костя с Жекой… зачем? Для чего?

Мы с Зоей вбежали в главный зал. Охрана во главе с Алексеем держала на прицеле пятерых людей, четверо из них были в костюмах химической защиты. По бокам, расступившись, за всем наблюдали зеваки, люди кричали то на охрану, то на бунтарей, стоял гул. У Жеки в руках было четыре противогаза, Боря и Юра держали на прицеле толпу охранников. Я не понимал, на что они рассчитывали: два автомата против двух десятков. За Борей и Юрой стоял Костя, он держал в заложниках Иванцовского, приставив дуло пистолета к его голове.

– Откройте дверь, и мы просто уйдём! – кричал Костя, не отводя пистолет от виска смотрителя.

– Я последний раз повторяю, оружие опустили! – выкрикнул в ответ Алексей.

– Алексей, пусть идут, если так хотят. От нас не убудет! – в разговор встрял Иванцовский.

– А ты вообще заткнись! – резко оборвал его Костя. – Нас всех за лохов тут держали, за баранов!

– Всё так и есть, – сказал Женя. – Мы покопались в кабинете у смотрителя, есть ещё два бункера, но связь с ними была утеряна, я проверил сеть!

– Жека в базе данных покопался в кабинете смотрителя, – кричал Юра. – Там запись была с наружных камер, на ней люди, которых прогнали из бункера в первые дни!

– Они вернулись через несколько дней к двери, значит, всё в порядке, там можно выжить! – закричал Боря. – А ещё несколько человек приходили сюда неделю назад. Они на камеру у входа показали записку, и знаете, что на ней было написано?!

– «Выходите, здесь безопасно» – вот что, – перебил его Жека.

– Это ничего не значит! – вдруг закричал смотритель. – Радиация – это не единственная опасность на поверхности! Люди – вот главная опасность. Откуда нам знать, что они не врут?! Может, это мародёры, рейдеры, да кто угодно!

– Это не имеет значения! Откройте дверь, и мы просто уйдём. С вас не убудет, мы взяли рюкзак консервов и питьевой воды! Просто откройте дверь! – продолжал кричать Костя.

– Костя! – вдруг выкрикнул я, сам того не ожидая.

Он взглянул на меня, и тут же отвёл глаза.

– Костя, опустите оружие, не делайте глупостей! Мы всё обсудим!

– Я и не ожидал, что ты нас поймёшь! – ответил он.

– Ты слишком правильный, потому ты сейчас стоишь с ними, а не с нами, – кричал Женя. – Расскажи мы тебе, ты бы непременно нас сдал!

– Это не так! – возразил я.

– Открыть огонь! – резко скомандовал Алексей.

Я толком не успел ничего понять. Оглушительный шум выстрелов заполнил помещение. Всё произошло за считанные секунды. Шоковое состояние не давало ясно мыслить, не давало понять всю суть произошедшего, время словно застыло в одном моменте. На полу перед большой стальной дверью лежало четыре трупа в изрешечённых костюмах химической защиты и смотритель в продырявленном пулями комбинезоне. Зеваки тут же бросились выбегать из зала, началась паника. В перестрелке со стороны охраны двое погибли и трое были ранены, как потом выяснилось, среди работников не пострадал никто. Хаос и непонимание произошедшего ввели меня в ступор. Я пытался сдвинуться с места, пошевелиться, что-то произнести, но стоял словно вкопанный, пока Зоя не взяла меня за руку. Я посмотрел на неё, было заметно, как к глазам подступают слезы. Я просто крепко её обнял и прижал к себе – это всё, что я мог сделать посреди этого хаоса и безумия. Из зала продолжали выбегать люди, Алексей что-то кричал охране. Всё превратилось в сплошной гул, массу бессвязных звуков. К трупам у двери подбежали охранники, начали тыкать в них автоматами, затем пытаться приподнять… На электронном табло над главным входом высвечивалась цифра – тысяча шестьдесят девять дней.

Алексей взял временное командование на себя и в тот же день велел охране собрать всех людей в главном зале. Я лишь молча подчинился, как и все остальные. Через несколько часов мы снова собрались в зале, где ещё не успела высохнуть кровь. Только тогда я постепенно наконец начал осознавать, что потерял своих друзей. Но не я один, должно быть, Зое было не легче. Стоило взять себя в руки и позаботиться о ней. Мы стояли в толпе людей и ждали, что скажет Алексей. Я приобнял Зою, наверное, это прозвучало нелепо, но мне казалось, что нужно было ей что-то сказать:

– Я с тобой, всё в порядке, я с тобой.

Зоя лишь кивнула мне, прикусив нижнюю губу, и крепко обняла в ответ. Наконец, на балкончике показался Алексей. Напуганным людям не нужно было лишних указаний и объяснений, все тут же замолчали.

– Друзья! – крикнул он. – Друзья, произошла трагедия по вине четверых глупцов! С нашей стороны трое убитых, включая Андрея Петровича, и трое раненых. Раненые сейчас в медпункте, с ними работают оба врача! Ситуация непростая! Бунтари угрожали жизни каждого из нас. Всё сказанное ими мы проверим, даю вам слово. А пока я беру управление бункером на себя.

– Посмотри на этого гада, – тихо прошептала мне Зоя. – Делает такой вид, словно ничего из этого не знал.

– Я тоже думаю, что он был в курсе. Словам ребят больше веры, чем этому козлу.

– С таким наставником мы долго здесь не протянем.

– Друзья, как бы то ни было, – продолжил Алексей. – Я прошу вас не терять веру в положительный исход! В отличие от смотрителя, я сдержу своё слово! Через месяц мы отправим на поверхность троих разведчиков. Это будут подготовленные люди из охраны. Я считаю, первым делом следует переварить всё, что сегодня произошло, смириться с потерями, навести порядок и продолжить работать дальше. Как только всё вернётся на круги своя, мы начнём подготовку разведчиков. Костюмов полной химической защиты было всего десять штук. Четыре костюма в ходе перестрелки пришли в негодность. Нужно быть предусмотрительными и не использовать сразу все, поэтому для начала мы отправим лишь троих человек. Все дальнейшие действия будут зависеть от того, с какой информацией они к нам вернутся. А теперь прошу вас, пожалуйста, возвращайтесь по своим рабочим местам. Через два дня мы снова проведём плановое собрание. Я не смогу быть таким рассудительным руководителем, каким был Андрей Петрович, но сделаю всё, что в моих силах. Всю охрану я попрошу сегодня в восемь вечера на один час оставить свои посты, запереть склады и производственные помещения и явиться в крематорий. Явка для всех обязательна! На этом у меня всё.

Алексей закончил свою речь и ушёл с балкона. Люди начали нехотя расходиться по своим рабочим местам, были и те, у кого оставались вопросы. Охране пришлось поработать больше, чем обычно, чтобы навести порядок. Тогда я уже не понимал, кто я такой среди всех этих людей и на чьей стороне? Я был всё ещё одним из охранников, который должен был следить за соблюдением порядка, или же мне стоило примкнуть к работягам, требующим ответов и конкретных решений? Но от кого их требовать, от Алексея? Это же смешно! Смотрителя с нами больше не было, теперь наш корабль в свободном плавании и единственный, у кого была власть – это начальник охраны. Я проводил Зою до её рабочего места, немного побыл с ней, чтобы успокоить её и успокоиться самому. Сделав вид, что всё хорошо, вернулся в казарму. Я уже не понимал, что хуже: сидеть на кровати и смотреть в пол или быть на объекте и дежурить. Спустя час меня вызвали по рации и сказали прийти на дежурство к генераторной. Людей теперь не хватало. Пусть у меня и был выходной день, я всё равно ещё не мог ясно мыслить, поэтому без промедления пришёл на объект. Там меня уже ждал Миша – один из двух особо приближённых к Алексею охранников. Не очень-то он и разговорчив со всеми остальными. Конечно, мы немного обсудили произошедшее. Я старался не говорить ему всё, о чём думал в тот момент, понимая, что подобные слова быстро могут дойти до Алексея и всё это чревато последствиями.

Без десяти восемь нас вызвали по рации, напомнив о собрании, о котором мы, собственно, и не забывали ни на минуту. Сделав обход по объекту, я и Миша выдвинулись в сторону крематория. Мы были не из первых, кто пришёл на собрание, но и не последними. Народ медленно подтягивался, я молча стоял, смотря на трупы перед собой, которые стащили сюда из общего зала. Это были трупы моих друзей, с которыми я провёл здесь почти три года. Мы вместе пили и ели, играли в азартные игры, шутили, справляли праздники, играли в настольные игры. Теперь всего этого не стало, мои друзья мертвы, их тела передо мной. Бездыханное тело смотрителя также лежало на полу. Этот человек был нашим лидером, он смог сплотить нас, направить, а теперь лежал на полу в крематории, не произнося ни слова. Я не понимал, что мне думать. Что мне чувствовать в этот момент? Как правильно себя вести? Разум всё ещё отказывался верить в то, что произошло. Я был растерян. Они сами нарушили порядок и спровоцировали охрану. Но мне… мне же было неважно даже это. Зачем было их убивать?! Зачем их убили?! Таков ли должен быть порядок на самом деле, правильный ли он в таком случае?! Я просто продолжал смотреть на тела и ни с кем не разговаривал, пока наконец-то не понял, какое чувство должен испытывать. Осознав это, я полностью отдался этому чувству. Гнев лучше отчаяния, гнев мотивирует бороться с несправедливостью. Наконец-то я полностью мог осознать, что ненавижу Алексея. Он заставил меня остаться в этом бункере, он чуть не изнасиловал Зою, он ставил меня на дежурства у вонючей ямы и туалетных комнат чаще, чем других, он отдал приказ стрелять в моих друзей! По его вине убили моих друзей. Я больше не желал быть одним из них. Надо было уходить из охраны. Но у меня всё ещё остался дорогой человек, с которым нужно посоветоваться. Мы договорились встретиться с Зоей в столовой и всё обсудить после собрания. Нужно было в любом случае послушать, что скажет Алексей.

– Так, восемь ноль пять, – начал Алексей. – Опаздываете, коллеги, быстрее, заходим! Время не резиновое, объекты мы надолго оставлять не будем. Все, кто не ранен, в сборе, так что сразу к делу.

– По поводу бункеров и людей за дверью – это правда? – перебил его Стас.

– Все вопросы потом. Сейчас я говорю. Так что молчите и слушайте! То, что есть и другие бункеры – да, об этом я знал и знало ещё несколько человек из охраны. Их имена сейчас я называть не буду. Мы никому не разглашали информацию для общего же блага, чтобы избежать лишних вопросов и волнений. К тому же связь с другими бункерами была утеряна, так что это теперь не имеет значения.

И тут я наконец-то осознал всё сказанное им. Если есть и другие бункеры, то, возможно… возможно, мои родители живы?! Может быть, им удалось спастись, спрятаться под землёй, и они там жили так же, как и мы, все эти три года?!

– А как давно связь с ними была утеряна?! – выкрикнул я.

– Коля, мне кажется, я ясно дал понять, что все вопросы потом.

– Да-а… но я просто…

– Я отвечу на твой вопрос, а потом ты заткнёшься, договорились?

– Да.

– Связь с двумя другими бункерами была утеряна примерно спустя два месяца. Интервал потери связи был небольшой, в несколько дней.

Может быть, выжили, может, родители всё-таки выжили?! Сердце бешено застучало в груди, с каждым стуком придавая сил, внушая надежду на лучшее, усмиряя мой гнев.

– Что касается записей с камер, – продолжил Алексей. – То я их не видел.

Вот же врёт! Точно врёт!

– Наружная камера транслирует и пишет на оборудование в кабинете смотрителя, а не в зале с айтишниками. Иванцовский редко кого туда подпускал. Теперь у нас всего двое специалистов. Один из них завтра останется на дежурстве, второго я привлеку для извлечения информации с сервера в кабинете смотрителя. Но как бы то ни было, даже если всё услышанное правда, даже если люди приходили с табличкой, на которой было написано, что там безопасно, это может быть не так! Иванцовский был прав, когда сказал, что те люди могли быть просто мародёрами или рейдерами, которых подослали. Андрей Петрович был умным человеком, и нельзя пренебрегать его словами.

– Не стоило нам стрелять, не стоило. Можно было поступить иначе, но не так… – удручённо произнёс Тимур.

– Тимур, – обратился к нему Алексей. – И как же нам стоило поступить, как ты думаешь, а?

– Надо было отпустить их, тогда бы никто не пострадал, а смотритель остался жив.

– Да? Ты в этом уверен?! Отпусти мы их, начался бы ещё больший хаос, чем при перестрелке, ещё большая паника! Каждый второй захотел бы выйти из бункера с костюмом или без. Работа всего убежища была бы парализована, тут бы всё на хер встало! Это был уже вопрос выживаемости: пусть уж лучше сдохнет несколько человек, чем умрут все! Ты понял это?

– Я?

– Да, ты-ты! Отвечай!

– Я… понял.

– Чтобы я больше не слышал ни от кого таких тупых высказываний! Своё мнение можете засунуть себе в жопу. Надеюсь, это все поняли, а если кто-то нет, тогда мы побеседуем индивидуально после собрания.

Все молчали. В словах начальника была рациональность. Но я не мог с ним согласиться, ненависть во мне говорила о том, что всё равно нельзя было так поступать. Мы же не роботы, а люди!

– Теперь о главном, – продолжал Алексей. – Тянуть больше нельзя. У народа паника. Надо подготовить экспедицию. Перед этим хочу сказать, что о выходных можете забыть. Теперь нам не хватает людей. Смены будут по восемь часов, на некоторых менее значимых объектах будем дежурить по одному. Я перепишу график завтра. На поверхность пойдёт трое человек. Отправлять туда простых рабочих не имеет никакого смысла. Если снаружи полно мародёров и рейдеров, то наших работяг сразу же грохнут. Нужны разведчики, которые с оружием на «ты», то есть мы – люди из охраны. Каждому помимо костюма химзащиты, будет выдан автомат и два полных магазина, в дополнение полностью заряженный пистолет. Кроме этого, две литровые бутылки воды на человека и по четыре банки консервов на случай непредвиденных обстоятельств, перекусите, если придётся задержаться. На поверхности не разделяться, держаться вместе, что бы не произошло! На всю команду только один дозиметр и одна аптечка. Я покинуть убежище не могу, поскольку теперь всё управление на мне. Добровольцами будете вы. Я не хочу лишней демагогии. Всё решится жребием.

Алексей взял со стола зимнюю шапку.

– В этой шапке талоны. Я подойду к каждому из вас. Не глядя вы просовываете руку и вытягиваете по одному талону. Тот, кто вытянет зелёный – остаётся в бункере. Тот же, кто вытянет красный, будет готовиться к выходу на поверхность. Талоны можете оставить себе. Всё по справедливости. Никаких добровольцев, никаких возражений. Все взрослые люди, пусть жребий определит троих человек, в руках которых будет судьба нашей колонии.

Разные эмоции одна за другой волнами накатывали на меня. Сердце снова бешено застучало. Если жребий укажет на меня? Хорошо это или плохо?! Я наконец-то выберусь на поверхность. Но как же Зоя?! Нет, в таком случае я не хочу оставлять её здесь одну. Теперь, когда смотритель был мёртв, Алексей мог сделать с ней всё, что угодно! А я был уверен, нет, я знал, что он злопамятный. Только бы не красный, только бы не красный! Пожалуйста, только не красный! Я должен был остаться в бункере, чтобы защитить Зою! Вытянув руку из шапки, я покосился и между указательным и большим пальцем увидел талон… зелёного цвета. Не знаю, что бы я делал, если бы всё сложилось иначе.

Оставалось ещё пять человек, но не было нужды продолжать. Все три красных талона уже были вытянуты. Жребий пал на Толика, Андрея и Руслана. Все трое были довольно крепкими мужчинами под сорок лет. Думаю, что на них можно было положиться.

– У нас осталось незавершённое дело, – обратился к нам Алексей. – Я понимаю, что кому-то из вас будет тяжело сжигать трупы бывших коллег, для кого-то, может быть, не просто коллег, а друзей. Да и к Андрею Петровичу каждый из нас относился с уважением… но ничего не поделаешь. Похоронить их негде, оставить просто так мы всё не можем. Нет нужды повторный раз тянуть жребий. Толя, Андрей, Руслан, вы остаётесь со мной. Будем сжигать тела. Миша, ты проследи, чтобы на их объектах ночью был минимум один человек. Остальные расходитесь по своим местам. Все вопросы потом, день был трудный. У меня нет желания разговаривать с каждым отдельно.

Поскольку Миша той ночью был назначен ответственным за обход всех объектов и перераспределение охранников, то возле генераторной я должен был дежурить один. Перед этим я быстро нашёл Зою, вкратце объяснил ей ситуацию. Мы договорились встретиться у генераторной вместо столовой. Зоя должна была подойти к десяти вечера. Эмоции снова застали меня врасплох. Я думал о том, что родители могут быть всё ещё живы, о том, что бы было, вытяни я красный талон, о том… какой я всё-таки эгоист. Там в крематории, в нескольких метрах от меня лежали тела моих друзей, а я стоял и внимательно со всеми остальными слушал человека, который отдал приказ открыть огонь по моим друзьям. Но гнев сразу же приутих, когда информация про другие бункеры подтвердилась, когда Алексей приказал всем тянуть жребий. Что же я за человек такой? Нормально ли было то, что я чувствовал? Как мне нужно было принять тот факт, что мои друзья мертвы? Мне хотелось… мне очень хотелось поплакать, просто разрыдаться, но никак не получалось. Жека… Костя… их больше не было. И я ничего не сделал, чтобы попытаться их спасти. Но мог ли я вообще что-нибудь сделать? Теперь как минимум мы должны были выжить и выбраться отсюда ради себя и ради них. Меня интересовала только Зоя, друзей больше не осталось. Нужно было посоветоваться с ней, уходить ли мне из охраны или же оставаться. Слишком много всего произошло. Я не был уверен, отпустит ли меня Алексей, даже если отпустит, то наверняка поставит работать в туалетных комнатах или придумает что похуже.

Зоя пришла к десяти часам, как мы и договаривались. Я рассказал ей всё, что произошло в крематории. Затем сразу же переключился на своё решение уйти из охраны, больше руководствуясь эмоциями, чем логикой. На моё удивление, Зоя со мной не согласилась.

– Коля, не делай этого.

– Это ещё почему? Я думал, ты меня поддержишь.

– Теперь, когда нет смотрителя, когда готовят экспедицию на поверхность, мы можем только гадать, что будет дальше.

– Я больше не хочу бок о бок работать с этим ублюдком! Я даже жить с ним здесь не хочу.

– Ты себя-то слышишь?

– Прекрасно слышу, не глухой.

– Взял себя в руки быстро!

– Зоя, я ведь серьёзно. Этот гад чуть не изнасиловал тебя, неужели ты забыла? Он отдал приказ стрелять по нашим друзьям! Он виноват в их смерти! С Борей и Юрой мы общались редко, но Костя и Жека были нашими друзьями! Неужели ты готова о них забыть?

Совсем неожиданно для меня Зоя замахнулась и ударила кулаком мне в челюсть. Я даже не успел среагировать. Пару секунд был в ступоре, пытаясь понять, что произошло. Нахмурив брови, сердитым взглядом она смотрела мне прямо в глаза.

– Придурок ты! Как у тебя вообще язык повернулся такое сказать? Костя и Женя для меня были друзьями не меньше, чем для тебя. Если бы ты знал, что у меня на душе! Кошки скребут, сердце разрывается! Душа словно хочет из тела выпрыгнуть и убежать куда подальше отсюда, забиться в какой-нибудь угол!

– Зой, я…

– Нет, Коля, теперь молчи и слушай! Нам всем тяжело, но что мы можем сделать, ты и я? Устроить переворот или убить начальника охраны? Кто встанет на нашу строну? Да ровным счётом никто. Все лояльны Алексею! Я бы сама с удовольствием грохнула его или придушила своими руками, если бы была такая возможность. Но теперь всё стало куда опаснее, чем раньше. Именно поэтому ты должен остаться в охране. У тебя не отнимут оружие и к тому же…

– Я тебя понимаю.

– Не перебивай! К тому же… пословицу знаешь? Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. У нас с тобой больше нет друзей, а вот враги остались.

– Зоя, я всё понял, успокойся, пожалуйста.

– И Женя… и Костя… теперь больше не с нами, их нет.

Не в силах сдерживать свои эмоции, она разрыдалась прям на моих глазах. Я был младше неё и порой вёл себя как ребёнок. Но Зоя была права. В тот момент я осознал её слова. Передо мной стояла не бывшая женщина-пацанка из охраны, а слабая девушка, которую нужно было защитить. Я обнял её, крепко прижав к себе, стал поглаживать по спине, пока она, наконец, не успокоилась. Моя Зоя – единственный человек, ради которого стоило продолжать жить и бороться. В тот момент мне захотелось защитить её всеми силами. Я ещё сильнее прижал Зою к себе, не желая выпускать из своих объятий.