Истории о котопёсах и их хозяевах
© Галина Волкова, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Лихо и Беда
Лешка Беданов рос без отца. Точнее, отец у него был, но, когда Лешке исполнилось четыре года, он погиб.
Служивший в МЧС Беданов Михаил Алексеевич погиб при разборе завалов после землетрясения в одной из азиатских стран. Вместе с ним погиб и Бой, немецкая овчарка, которую Беданов-старший вырастил со щенячьего возраста.
Мать Лешки, Светлана, оставшись вдовой, так и не вышла замуж и растила сына одна.
В четырнадцать лет мальчишка записался в детскую кинологическую секцию при клубе собаководства. Светлана одобрила решение сына, но в душе боялась, что Лешка пойдет по стопам отца и свяжет свою жизнь с опасной профессией. В шестнадцать лет Лешка принес домой щенка немецкой овчарки и долго не мог подобрать ему кличку.
Как-то он вернулся из школы домой и услышал, как мама говорит щенку:
– Ох, лихо ж ты мое, опять чего-то набедокурил, разбойник.
Мальчишка улыбнулся. В детстве, когда он куда-нибудь залезал или приходил с улицы грязным поросенком, мама, вздыхая, произносила те же самые слова.
Лешка зашел в комнату и, смеясь, сказал:
– Вот и кличка появилась. Будет он у нас Лихом.
За два года Лихо вырос в красивого, мощного и дисциплинированного служебного пса. Лешка гордился и своей работой, и талантами собаки.
Подошло время идти в армию, и Лешка написал в военкомате просьбу идти служить вместе с собакой. Втайне от мамы он готовил Лихо к такой службе и надеялся успешно пройти экзамен уже в армии. Их отправили в учебный центр, где три месяца Лешка и Лихо доказывали, что готовы к службе.
После учебки их направили на границу с Таджикистаном. Парочку встретили на заставе душевно, и сразу же за ними закрепилось словосочетание «Лихо и Беда». Так и говорили, когда солдат и собака выходили в патруль: «Лихо и Беда пошли на дело!»
Служба шла своим чередом, пока однажды на одном из очередных ночных патрулирований не случился трагический инцидент. Встреча с нарушителями закончилась перестрелкой, в которой один из бойцов был ранен, второй убит, а Лешка пропал.
Лихо тоже был ранен. Поднятая по тревоге застава прочесала весь участок, но парня не нашли. Целый месяц командование обеих стран вело поиск солдата, но положительного результата не было.
С тяжелой вестью в дом к Светлане пришел офицер из военкомата, он же привел с собой Лихо. Пес оправился от ранения, но заметно прихрамывал на переднюю лапу.
Слушая рассказ офицера, женщина тихонько плакала и поглаживала Лихо по голове, а тот жался к ее ногам, положив голову ей на колени. Военный что-то говорил о надежде, чуде и продолжении поисков, но Светлана не слушала его. Она посмотрела в глаза собаки и сказала:
– Ох, лихо ж вы мое.
С этого дня в парке прохожие каждое утро и вечер видели интересную пару. Женщина средних лет медленно шла по дорожкам, ведя на поводке прихрамывающую немецкую овчарку. Было в них столько спокойствия, благородства и какого-то внутреннего достоинства, что многие оборачивались вслед. Каким-то подсознательным чувством люди ощущали, что этих двоих объединяет не связка «хозяин – собака», а что-то большее.
Женщина отдавала команды тихим голосом и много разговаривала с псом. Пес же не суетился, внимательно слушал хозяйку и никогда не гавкал.
– Лихо, сегодня пирожков напечем с грибами и капустой. Тесто как раз подойдет. Завтра выходной, сходим на речку, поплаваешь.
Прошел год. К Светлане вновь пришли из военкомата. Принесли какие-то продукты, корм для собаки. Объяснили, что, если через год никаких известий о сыне не будет, его можно будет признать умершим.
Женщина спокойно выслушала офицера, поблагодарила за внимание и, странно улыбаясь, закрыла за ним дверь.
– Ты его не слушай, Лихо. Лешка жив, я чувствую.
Однажды в квартиру позвонил незнакомый молодой человек. Светлана растерялась, но Лихо не зарычал, а почему-то завилял хвостом.
– Здравствуйте, Светлана Андреевна. Я Никита Павлов, служил вместе с Бедой… ой, с вашим сыном, – видя замешательство женщины, быстро проговорил парень. – Привет, Лихо, узнал, чертяка, – улыбаясь, добавил он, глядя на пса.
Они проговорили до позднего вечера. Никита рассказывал о службе, Светлана поила его чаем с печеньем, показывала Лешкины детские фото, вспоминала смешные случаи.
Неожиданно Никита замолчал, с лица его сошла улыбка, он как будто собирался с духом.
– Светлана Андреевна, вы только не примите меня за сумасшедшего, – тихо, практически шепотом проговорил парень.
Женщину насторожили его слова:
– Что такое, Никитушка?
– Лешка просил передать вам, что обязательно вернется домой.
Мать ойкнула, прикрыла рот рукой, по щекам полились слезы. Встрепенулся Лихо – пес поднялся с лежанки и подошел к Никите, ткнулся носом в колено и гавкнул.
– Вы только не волнуйтесь. Нет, я не видел Беду и не знаю, где он, но… Лешка приснился мне две недели назад и просил передать вам его слова.
Она плакала, не стесняясь гостя, Лихо лизал ей руку. Никита сидел, не двигаясь, боясь вмешаться в счастье двоих. Он понимал, что сон не может быть гарантией чуда, но не приехать к матери друга не мог, да и просьбу его выполнить обязан был.
Прошел еще один долгий год. И снова по парку гуляла странная парочка. Женщина и собака, прогуливаясь по аллеям, о чем-то говорили и не замечали никого вокруг.
Стояла золотая осень. Солнце пробивалось сквозь поредевшую листву яркими сполохами и освещало лица прохожих, заставляя щуриться.
Они дошли до конца аллеи и повернули обратно. А с другого конца аллеи к ним приближался высокий мужской силуэт. Окутанный солнечной дымкой, он шел, прихрамывая, и шаги его все замедлялись.
Лихо насторожился, остановился и, тоненько заскулив, дернулся вперед. Светлана спустила петлю поводка с руки, и пес, почувствовав свободу, забыв о хромоте, понесся к тому, кого так долго ждал.
Она стояла, безвольно опустив руки, и плакала. А там, вдалеке, стояли, обнявшись, ее Лихо и Беда.
Решение
В каждом дворе найдется два-три одиноких мужичка, любящих, как вездесущие бабушки, посидеть на лавочке, поговорить за жизнь. Их же деятельные фигуры можно встретить возле соседа, копающегося в своем автомобиле.
В нашем дворе в категорию «великих политиков» и «мудрых советчиков» входил дядя Сережа. Дожив до сорока двух лет, он успел похоронить родителей, развестись с женой и остаться в гордом одиночестве.
Было в его жизни два увлечения: рыбалка и лещина. На первую он регулярно выдвигался по выходным, благо речка в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Вторая росла под окном его первого этажа. Осенью дядя Сережа начинал «охоту» на дворовую ребятню, пытавшуюся угоститься созревшими орешками. Его зычный голос раздавался на весь район:
– А ну-ка, пошли отседова! Щас я вас!
Как-то летом хранитель орехов копался на любимой клумбе. Неожиданно к нему подбежал щенок, дворняжка. Худенький, ярко-рыжий, с подведенными черным глазами, он мило скалился и пытался напасть на руку мужичка.
Что-то дрогнуло в душе дяди Сережи при виде нескладного малыша, и он несмело приласкал его. Обрадованный вниманием человека, щенок взвизгнул и стал прыгать вокруг большого хозяина.
– Ну что, мелкий, потерялся? Пойдем, покормлю.
Рыжий постреленок как будто понял сказанное. Он смело побежал за дядей Сережей, но в подъезд зайти побоялся, остался ждать на улице.
Отрезав кусок колбасы, мужчина вернулся и протянул его щенку. Несмотря на малый возраст, пес не схватил подачку, он бережно взял ее передними зубами и мотанулся за угол, чтобы по-быстрому слопать и вернуться за следующей.
Дядя Сережа сразу не взял щенка домой, но и тот не уходил от подъезда. Днем он ждал большого хозяина, лежа под лавкой. Теплые летние ночи проводил, свернувшись в клубочек у самой двери подъезда.
Мужики посмеивались над дядей Сережей. Мол, нашел себе другана али в сторожа определить его собрался. Тот, отмахиваясь от их насмешек, между тем постепенно привязывался к рыжему вихрю. Он даже дал щенку имя. Дядя Сережа назвал его Лисом.
Подросший и осмелевший Лис стал провожать любимого хозяина до двери квартиры, но войти внутрь не решался, хотя мужчина и приглашал его.
Наступила осень. Погода портилась. Жалкий вид Лиса после проливного дождя или первых заморозков заставил дядю Сережу задуматься. Он все-таки решил завести пса в дом.
Сам по натуре свободолюбивый, мужчина не стал резко ограничивать свободу Лиса. Мягко и ненавязчиво мужчина завлекал пса кусочками лакомств, пытаясь растворить недоверие вольного сердца к ограниченному пространству.
Дядя Сережа сам себе удивлялся. Оказалось, что единственный настоящий друг в его жизни появился только сейчас. И он не считает деньги в его кошельке, всегда ему рад, умеет выслушать, никогда не перебивает. Единственное, что он позволил себе, это надеть тоненький ошейник, обозначив домашний статус пса.
Прошло два года. Дядя Сережа и Лис жили душа в душу. Они ходили вместе на рыбалку, сидели на лавочке у подъезда. Но однажды что-то надломилось в душе дяди Сережи, и он стал прикладываться к бутылке.
Лис часто оставался в подъезде, не успев заскочить в квартиру за шатающимся хозяином. В эти моменты он чувствовал себя ответственным за большого друга и страстно оберегал его покой звонким лаем и рычанием на проходивших мимо людей. Особенно яростно Лис бросался на незнакомцев.
Соседи начали выговаривать дяде Сереже, требовали следить за псом, грозились вызвать участкового.
Мирный по натуре, мужчина растерялся. Лис привык к самостоятельным прогулкам, что устраивало и дядю Сережу. В деревне, куда можно было бы передать собаку, у него родни не было. Просто отвезти подальше и бросить друга он не мог. В очередной раз залив в себя водку, мужчина додумался до отчаянного шага: он решил усыпить пса.
Одолжив у кого-то из соседей поводок, дядя Сережа отправился с Лисом в ветеринарную лечебницу. Рыжий хитрец радостно прыгал вокруг хозяина, ему нравилось идти с ним по городу, ведь они так давно не ходили на рыбалку.
А хозяин старался не смотреть в глаза псу и не разговаривать с ним. На подходе к лечебнице они встретили моложавую женщину, несущую на руках шпица.
– Ой, а вы тоже к врачу? – поинтересовалась она у дяди Сережи.
– Ну да, – хмуро ответил он.
– На прививку?
– Нет! – Мужчину раздражала назойливость женщины.
В этот день в ветеринарной лечебнице собралась приличная очередь. Дядя Сережа поневоле оказался рядом с хозяйкой шпица.
Лис, как ни странно, благосклонно отнесся к женщине и ее собаке. Он даже пару раз лизнул ей руку. Мужчина удивленно поднял глаза на женщину, а та в ответ мило улыбнулась и сказала:
– У вас очень ласковая собачка. И ей повезло с хозяином.
Дядя Сережа слушал ее голос, смотрел в глаза, и ему казалось, что мир вокруг замер. Он что-то ответил, она что-то сказала. О чем они проговорили все то время, что ожидали приема, пусть останется их маленькой тайной.
Только вот в тот день Лис получил свою первую прививку, а через несколько недель из подъезда нашего дома выходила счастливая четверка. Ухоженный и приосанившийся Сергей Иванович, милая и добрая Ольга Николаевна и два безумно рыжих пса, довольных жизнью.
Хорошие руки для Боньки
Бонька родилась поздней осенью. Свои первые шаги она сделала под дружное толкание трех сестер и четырех братьев и теплое поглаживание влажного языка матери. Огромный мир входил в ее жизнь семимильными шагами.
Вот только что она открыла глаза и увидела добрый взгляд мамы, а теперь уже носится с братьями и сестрами, рыча и покусывая их. Еще вчера самой вкусной едой было молоко матери, а сегодня она с удовольствием уплетает творог и мясной фарш. Бонька не знала названия еды, она просто наслаждалась ее новым вкусом.
Ряды семейства постепенно редели. Сначала куда-то пропал брат, потом исчезли две сестры.
«Наверное, они пошли погулять и заблудились», – думала Боня.
Потом и ее куда-то понесли. Укутанная в мягкий теплый шарф, Бонька впервые попала на улицу. Высунув любопытную мордочку, она зафыркала и быстро убрала ее обратно. Кто-то злой и холодный схватил ее за нос, да еще и сыпанул чем-то белым и влажным в глаза. Так, спрятавшись в шарфе, она и просидела до того момента, как ее поставили на пол в большой комнате.
Новый дом оглушил и ослепил щенка. Шесть любопытных рук пытались погладить, потискать, потормошить Боню. От страха она описалась.
– Ой, мама-а-а, она лужу сделала! – закричала тоненьким голоском пятилетняя девочка.
– Что ж, я вас предупреждала. Щенки писают и какают где придется, их надо приучать ходить на улице, – сказала всем троим детям мама.
– Мы будем, будем! – дружно ответила вся троица.
Через месяц уверенность детей в желании ухаживать за щенком прошла. Как-то отец в очередной раз наступил в неубранную вовремя кучку и разозлился. Мужчина собрал всех троих детей и сердито начал:
– Я вас предупреждал! Вы не услышали! Собаку придется вернуть!
– Нет, папочка, не надо! – заплакала младшая из детей.
В разговор вмешалась мама. Она попросила мужа не рубить сгоряча, пыталась смягчить ситуацию. Отец семейства немного успокоился, но принял свое решение. Поскольку семья жила в частном доме, он решил сделать будку для щенка и держать его на улице.
Вскоре Боньку перевели в новый дом. Он был небольшим и темным, стоял на очищенной от снега земле. Небольшая оградка, сделанная из проволоки, отделяла его от двора. Внутри домик был обит войлоком, а на полу постелили старую меховую шубу одного из детей.
Боню всунули в круглое отверстие и ушли. Когда хлопнула дверь и голоса стихли, она высунула нос на улицу. На дворе стоял февраль.
Днем дети выходили с ней поиграть, побегать по пушистому снегу, а к вечеру уходили в свой дом. Бонька оставалась одна. Съежившись на своей меховой подстилке, она мечтала о том, когда наступит утро и с ней снова поиграют.
Однажды ударил сильный мороз, и дети не вышли на улицу. Щенку было одиноко и холодно. В домик задувало снег. Боня забралась в самый угол и заснула. Ей снился замечательный сон, в котором все ее любят. А потом она заболела.
Поездка к ветеринару, расходы на лечение, необходимость снова держать щенка дома привели к тому, что в семье поняли: идея завести собаку была большой ошибкой. Ни дети, ни родители не были готовы к содержанию и уходу за животным. Кучки на снегу, оказывается, тоже их не устраивали.
На семейном совете решено было дать объявление в интернете. Вскоре на одном из сайтов появилось такое сообщение: «Щенок, лабрадор, девочка, возраст – пять месяцев. Отдадим в хорошие руки». Что ж, если свои десять кривые, действительно, может, у кого-то найдутся хорошие.
Буквально через два дня им позвонили и сказали, что готовы взять собаку. В тот день Бонька, оклемавшись от болезни, снова сидела возле будки. Она щурилась от зимнего солнца и иногда поглядывала на крыльцо дома, ждала, может, кто-то из детей выйдет с ней поиграть.
Раздался звонок в калитку. Боня встрепенулась, забегала, виляя хвостом. На крыльцо вышел мужчина. Запахнувшись в длинную куртку, он быстро пробежал до калитки и впустил во двор трех человек: мужчину, женщину и мальчика лет одиннадцати.
Проходя мимо будки, мальчик спросил:
– А как ее зовут?
– Боня, – сухо ответил хозяин.
– Мам, я побуду с ней?
Женщина посмотрела на хозяина щенка. Тот кивнул. Мальчишка радостно подбежал к импровизированному вольеру и что-то начал тихо приговаривать щенку, который не менее радостно кинулся к мальчику.
Родители недолго пробыли в доме. Они забрали документы на собаку, о чем-то переговорили с теперь уже бывшими хозяевами, вышли на крыльцо. Мальчишка вопросительно посмотрел на отца.
– Забираем, – улыбнулся тот.
В новый дом Бонька ехала в машине, сидя на заднем сиденье вместе с мальчиком. Она вертелась, пыталась лизнуть и мальчишку, и сидевших на передних сиденьях родителей. Все смеялись и называли ее почему-то егозой.
Новый дом встретил щенка желанным теплом, вкусными запахами и удобной лежанкой…
Наступило лето. Жаркие деньки выгнали людей на пляжи, поближе к речной прохладе. Немного в стороне, по небольшой песчаной косе шла семья из трех человек и собаки. Едва они выбрали место, где можно расположиться, мальчишка скинул одежду и побежал в воду.
– Боня, догоняй! – закричал он на весь берег. И за ним, взлетая лапами и ушами, понесся упитанный палевый лабрадор, на морде которого сияла широкая улыбка.
Байки от хозяйки
Байки у костра, посиделки на кухне, воспоминания о ярких моментах и курьезных ситуациях в жизни за праздничным столом – всем знакомы такие задушевные беседы. Особенно приятно делиться веселыми историями. Не менее насыщены байками разговоры между собачниками и кошатниками. Хочу поделиться с вами некоторыми из них.
Дорогие мои читатели! Позволю себе небольшое отступление. Я предлагаю вам небольшие юмористические зарисовки и хочу, чтобы вы, прочитав их, улыбнулись и посмеялись. Зная, как вы искренне сопереживаете бедам животных и радуетесь благополучному исходу, спешу заверить вас, что ни один герой нижеописанных историй сильно не пострадал и благополучно выздоровел!
Арна и шоколадные пряники
В нашей веселой компании собачников догиня Арна считалась самой благовоспитанной и спокойной. Вышагивая своими длинными лапами, как страус, это черное чудо наводило страх на прохожих. Ну любила она тыкнуться своей огромной башкой кому-нибудь под руку – тоже мне, аристократка.
Однажды, выйдя на прогулку, мы никак не могли дождаться хозяина с Арной. Обычно пунктуальные, на этот раз они опаздывали… или задерживались – королевских кровей все же.
Минут через тридцать мы увидели странную парочку. Впереди шел Сергей, а за ним, понурив голову и шаркая лапами, плелась Арна. Когда они подошли ближе, мы с ужасом заметили, что у собаки слезятся глаза, морда и тело в красных прыщах.
Естественно, посыпались вопросы. И вот что нам рассказали:
– Я ж на кондитерской фабрике работаю, товар развожу. Девчонки иногда подкидывают мне некондицию. Вчера три килограмма пряников шоколадных отсыпали. Ну, я домой заехал, мешок кинул и ушел. Вечером прихожу – нет пряников. Подумал, может жена пересыпала куда, но та и не знает ничего про пряники. Поругала только, что мешки в прихожей разбрасывают. Мы, конечно, поискали пряники, только зря. Вот эта благородная морда сожрала все три килограмма, а результат на лице, точнее, на вот этой благородной морде! Попил, называется, чайку с пряниками.
Смех стоял на всю нашу поляну.
Альма и спелые яблоки
Хозяева Альмы утверждали, что она московский эрдельтерьер. Абсолютно лохматая, но при этом кучерявая и с рыжими подпалинами, она действительно чем-то напоминала эрделя, но было в ней что-то и от бобтейла.
Впрочем, дело не в породе. У собачников есть такая поговорка: «Порода входит через рот». Полностью с ней согласна, но в случае с Альмой можно сказать, что она родилась не эрдельтерьером, а каким-то грызуном.
В тот год был обильный урожай яблок. Хозяева Альмы привезли от родителей пакет яблок. Разбирать решили вечером, а чтобы фрукты не запотели, высыпали их в тазик и поставили на кухне. Сторожить урожай оставили Альму, а сами поехали в гости.
Вернувшись, они обнаружили собаку в прихожей. Альма лежала на боку со слегка раздутым животом и кряхтела. Взглянув на тазик, в котором валялись части яблок, они побежали с собакой на улицу. Точнее, понесли ее туда, потому что идти сама она отказалась, ссылаясь на тяжесть в пузе.
Загажена была ближайшая клумба, потом – полянка за домом, затем – дорожка между домами.
Апофеозом истории стала фраза хозяина:
– Ладно хоть яблоки спелые, а то ведь могла дизентерию подхватить.
Что-то солененького захотелось
Первой собакой в нашем доме стала эрделька Гера (сокращение от Геральдина, не путать с Германом). Не знаю почему, но эта англичанка с обширной родословной категорически отказывалась от овсянки, однако с удовольствием ела клубнику, соленые огурцы, арбузы. Но главным деликатесом для нее была таранка к пиву, которую мы ей, естественно, не давали.
Однажды мы с друзьями, детьми и собаками поехали на природу. Один из мужиков был у нас любителем рыбалки, он взял с собой удочку. Живем мы не на Волге, поэтому речка, где остановились, была небольшой и неглубокой. Соответственно, рыба в ней водилась такая же небольшая.
Мой десятилетний сын попросил дядю Жору научить его рыбачить. За шесть часов, что мы провели на лоне природы, его добычей стали шесть пескарей и три карася. Пошептавшись, мужики в составе моего мужа, сына и дяди Жоры решили сделать из улова таранку. Бывалый рыбак описал им процесс засолки, и дома они претворили его в жизнь.
Так у нас на балконе появилась веревка, на которую с помощью скрепок развесили засоленную рыбу. Они накрыли ее марлей, чтобы мухи не садились, и каждый день с деловым видом проверяли состояние будущего лакомства. А что вы хотите, для мужиков затараненная рыба еще какое лакомство.
Где-то через четыре дня, в очередной раз помяв тельца и заглянув под жабры, муж и сын решили, что еще денька два, и рыба готова. На следующий день после их последней проверки наступил выходной, на который мы запланировали семейный выход в парк и цирк.
Вернувшись с прогулки, сын решил проверить таранку. Он вышел на балкон и…
– Па-а-а-а-ап! – Мой ребенок орал так, что я метнулась к нему быстрей, чем тот, кого он звал.
Честно скажу, сдержать улыбку стоило больших трудов, у ребенка ведь горе. На веревочке болтались головки рыбок, на полу валялась марля и немного чешуи, а хитрая морда Герки пряталась за ногами мужа.
По причине сильных переживаний сына мы созвали большой семейный совет. Собаке вынесли строгий выговор с обещанием не давать клубники. Папа пообещал сыну в ближайшее воскресенье большую рыбалку и перевесил веревку для будущей таранки повыше.
Маме поручили следить за виновницей грабежа и прикрывать балконную дверь, когда все, кроме собаки, уходят из дома. Мои доводы о пока что отсутствующей на балконе таранке были встречены двумя суровыми взглядами, обещавшими мне все кары небесные.
«Ой» для Смита
Джек-рассел Смит, как та птица Говорун, отличался умом и сообразительностью. Забавные трюки, которым обучил его хозяин, вызывали восторг у местной детворы и становились предметом зависти собачников. Хозяин Смита, 25-летний Сергей, работал в фитнес-клубе, увлекался туризмом и обладал приличным, но своеобразным чувством юмора.
Команды, под которые собака выполняла трюки, звучали неожиданно и оригинально. Так, например, на «дядю Васю» Смит ложился на пол, раскидывал лапы и вертел головой.
«Ой», как говорил Сережа, служило командой для приноса тапочек.
Когда кто-то поинтересовался у Сергея столь необычным подходом к дрессуре, тот рассказал следующее:
– Да я не специально, просто у Смита такое восприятие. Честно. Он как-то завалился на полу и лапы раскинул. Я ему сказал, что он похож на дядю Васю, местного алкаша.
С тапочками вообще смешная история. Когда встаю с кровати, сразу в них не попадаю. Пол холодный, коврика возле кровати нет, вот я и ойкаю. Как-то оставил тапки возле дивана, утром ойкнул и попросил Смита принести тапочки, показав на них рукой. Через какое-то время ситуация повторилась, и Смит принес мне тапок сразу после произнесенного «ой».
В один прекрасный летний день Сережа и Смит пошли на дикий пляж. Немного позагорав, парень решил проверить воду. За ним поспешил и Смит. Хозяин подошел к берегу, волна лизнула его ноги, он ойкнул.
Пес метнулся в сторону. Через минуту возле ног Сережи лежало пять сланцев, стоял улыбающийся Смит, а соседи по пляжу, у которых пес позаимствовал тапочки, чтобы согреть ноги хозяина, давясь смехом, высказывали свое шуточное возмущение.
Неваляшка для Сашки
Проснувшись, Наташа не сразу поняла, где находится, а когда вспомнила, сладко потянулась и вздохнула с облегчением. Развод с Максимом дался ей непросто, и не в плане душевных переживаний, а чисто с материальной стороны.
Бывший муж повел себя, как свинья, которой незазорно есть все подряд. Вспомнив, как Макс прибежал к ней типа мириться, выхватил из бара подарочную бутылку коньяка, обозвал дрянью и смылся, Наташка, обалдевшая от такого поступка, сначала тихонько захихикала, а потом засмеялась во весь голос. Пять лет она прожила с человеком, который оказался не только мелочным, но и мстительным.
«Почему мы в молодости мечтаем о принцах и романтике, а замуж выходим за того, кто вроде ничего, да и пора уже?» – размышляла она, щурясь от нахального солнца, бьющего в окошко.
На дачу она сбежала в будний день, выпросив у начальства три дня отгулов. Ей нужно было отойти от всех перипетий развода и побыть наедине с собой.
Встав, надев сарафан, Наташа вышла на крохотную веранду и глубоко вдохнула в себя дачную тишину.
– Доброе утро, соседушка! – раздался слева мужской голос, заставивший женщину вздрогнуть.
Повернув голову, она увидела соседа по даче, голова которого возвышалась над невысоким забором.
– Доброе утро, Вячеслав Андреевич! – улыбнувшись, ответила Наташа.
– А я к вам с просьбой. Мне нужна помощь в одном очень светлом и благородном деле. И это никак не связано с делами огородными, – быстро проговорил сосед.
– Вот как. И чем же я могу вам помочь? – поинтересовалась Наташа, приближаясь к забору.
– Понимаете, сегодня у нас с Сашей памятная дата. Я приготовил для нее сюрприз. Она должна подъехать двенадцатичасовой электричкой. Я бы хотел оставить сюрприз у вас, чтобы она сразу его не увидела, – объяснил Вячеслав Андреевич.
– А что же это за сюприз, что его нельзя припрятать в доме? – удивленно поинтересовалась Наташа.
– О, сейчас. Можно мне зайти к вам?
– Да, конечно.
Через несколько минут сосед стоял у калитки с переноской для животных. Внутри сидел маленький, явно породистый щенок.
– Какой миленький. А что это за порода?
– Цвергшнауцер! – с каким-то душевным подъемом и гордостью сказал мужчина.
– Я должна подержать его у себя?
– Да.
– Ну, приносите его ближе к двенадцати, покараулю.
– Наташенька, простите, но уже почти двенадцать. Знаете, я сначала хотел спрятать его где-нибудь на огороде, но он скулил и тявкал. А потом увидел вас, и вот… – виновато промолвил сосед.
Стараясь не показать мужчине своего удивления по поводу собственного столь долгого сна, Наташа снова улыбнулась и, согласившись приютить на время забавного песика, протянула руку к переноске.
– Прошу прощения, но у меня к вам будет еще одна просьба. Вы не уходите далеко. Когда я встречу Сашеньку, мы пройдем в дом, через несколько минут вы услышите песню. Ну, там будут такие слова: «Для меня нет тебя прекрасней!». Вот как услышите их, так и заходите к нам с собачкой, хорошо?
– Хорошо.
Мужчина сердечно поблагодарил Наташу и поторопился к себе.
«Хм, я, кажется, завидую Александре Петровне. Пожилые ведь люди, ему явно за шестьдесят, да и ей не намного меньше, а такие трепетные отношения», – подумала она.
Где-то через сорок минут, играя со щенком на веранде, Наташа услышала, как пришла соседка, еще через пятнадцать минут зазвучала песня. Она засунула малыша в переноску и направилась к соседям. Войдя в калитку, она увидела танцующую на дорожке пару.
– А вот и сюрприз, Сашенька! Проходите, проходите, Наташа, – жестом пригласил Вячеслав Андреевич девушку.
Когда она подошла к хозяевам, мужчина забрал у нее переноску и, открыв дверцу, достал щенка.
– Неваляшка, – как-то тихо и почти плача промолвила Александра Петровна.
Женщина взяла щенка на руки, посмотрела ему в глаза, поцеловала в мордочку и таким же тихим голосом сказала:
– Ну, здравствуй, Неваляшка.
Наташа удивленно переводила взгляд с мужчины на женщину, не понимая сути трогательного момента. Вячеслав Андреевич, заметив ее смятение, вдруг предложил:
– А знаете, Наташенька, коль уж вы стали моей невольной соучастницей в этом мероприятии, осмелюсь вас пригласить за наш праздничный стол.
– Да, да, конечно, – очнулась Александра Петровна и повторила приглашение мужа.
Они сели за стол, при этом женщина так и не выпустила щенка из рук.
– Пока Сашенька знакомится с Неваляшкой, я, пожалуй, расскажу вам историю, предшествующую всему этому действу. В семидесятых годах прошлого века я служил в ГСВГ. Вам это ни о чем не говорит, но так тогда называлась группа советских войск в Германии. За месяц до дембеля мы с друзьями стали готовиться к отъезду. В коротких набегах на местные магазины солдаты покупали в них жвачку, переводные картинки с красивыми девушками и разные другие диковинки. А я вдруг вспомнил, как Саша, с которой мы познакомились буквально за три месяца до моего ухода в армию, жалела, что родители не разрешали ей завести собачку.
Александра Петровна, прислушивавшаяся к разговору, неожиданно хихикнула и подмигнула Наташе, потом обратилась к мужу:
– Слава, я не жалела, я огорчалась.
– И твое огорчение очень огорчало меня. Так вот, я кое-что увидел, потом вспомнил и решил. Рядом с нашей частью держал маленький магазинчик Отто Мант. У них в семье была собака, девочка породы цвергшнауцер. Я таких в Союзе не видел.
И как раз за два месяца до нашего дембеля у нее появились щенки. Не буду расписывать вам, какими изощренными путями мне пришлось побегать, кому поклониться, кого упросить, но в день отъезда из части у меня в руках была переноска со щенком от Кути и всеми положенными документами.
– Ой, а давай теперь я продолжу, – вновь вступила в разговор Александра Петровна, поглаживая щенка, который уснул у нее на руках.
– Да, конечно, Сашенька.
– Все мои подружки говорили мне, какая я счастливая. Вот приедет твой Славка, навезет тебе жвачек, переводок. Не забудь поделиться. Это сейчас все звучит смешно и глупо, а тогда жвачка и переводки были для нас чем-то запредельно экзотическим и дорогим.
Я слушала их, но особой радости от предполагаемых подарков не испытывала, я просто ждала любимого. Окольными путями узнала дату его приезда, но он, разбойник, не пришел ко мне в тот же день. Заявился через неделю с букетом роз и переноской.
– И вот, представьте, Наташенька. Появляюсь я в доме Сашеньки, стою перед ее родителями и говорю следующее: «Я прошу руки вашей дочери, а в качестве серьезности моих намерений вот это кольцо».
– Он открыл дверцу переноски, а на ошейнике Неваляшки висело на ниточке колечко, – сказала Александра Петровна. И столько радости, любви и восхищения было в ее словах, что Наташе показалось, будто она видит ту давнюю сцену наяву.
– Вот только родители Саши, обрадовавшись моему предложению, категорически отказались оставить Неваляшку у себя в доме. Мы с Сашей посмотрели друг на друга, а на следующий день сняли квартиру, куда и ушли с Неваляшкой, – немного грустно добавил сосед.
– А почему Неваляшка? – спросила Наташа, чтобы разрядить обстановку.
– А, это… – засмеялся Вячеслав Андреевич. – Да все просто. Когда собачка была у меня дома, я играл с ней и все время пытался завалить ее на бок, а она не давалась, быстро подхватывалась и рычала на меня. Младший брат как-то увидел и сказал, что это не собака, а неваляшка. Сегодня исполняется сорок пять лет с того дня, как мы сняли квартиру и заселились в нее с Неваляшкой.
– А подруги так и не поняли, чему я радовалась, ведь ни жвачки, ни переводок мой солдат мне не привез, – звонко рассмеялась его супруга.
– После первой Неваляшки Саша долго не хотела никакой собаки, потом настали неспокойные времена в стране, потом пошли маленькие внуки. Теперь, когда жизнь стала поспокойнее, да и Саша заскучала, я решил, что вторая Неваляшка будет нелишней в нашем доме.
Наташа сидела за праздничным столом, смотрела на двух пожилых людей, светящихся солнечной любовью, и понимала, что настоящая романтика – это не принц на белом мерседесе.
Что такое солнечная любовь, спросите вы? Это такая любовь, которая согревает, освещает, новому жизнь дает, не гаснет миллиарды лет и не требует ничего в оплату, просто светит.
Помоги мне
Судьба плетет кружева дорог по своим схемам, невидимым для глаз человека. И идем мы по ним то ровно, то спотыкаясь. Никогда не знаешь, что ждет тебя за следующим поворотом. Сегодня ты счастлив, богат, здоров, а завтра…
Катюша вышла из кабинета врача со счастливой улыбкой на лице. Сначала она хотела сразу же позвонить Костику, но потом решила сделать ему сюрприз.
Пробежавшись по магазинам, она пришла домой и приступила к готовке ужина. Когда муж пришел с работы и, поцеловав ее, прошел в зал, его ждал красиво накрытый стол с нехитрой, но любимой едой.
– По какому поводу такая красота? – удивленно спросил Костя.
– Мой руки, переодевайся, жду, – развернула Катюшка супруга и, хитро улыбаясь, присела за стол.
Быстро справившись с вечерними процедурами, Костя вернулся в зал и присоединился к жене.
– У нас будет мальчик, – не смогла сдержаться Катюшка…
Встретившись в детдоме, эти двое сразу же понравились друг другу. Они так и прошли парой через все препятствия, выпустились, получили квартиры, обменяли их на двушку, поженились…
Сегодня их молодая семья точно узнала, что скоро она увеличится на одного маленького человечка мужского пола. Счастливые и веселые, они легли спать, но долго не могли уснуть, ведя разговоры о будущем.
Утром они вышли из подъезда, взялись за руки и пошагали к автобусной остановке. Это был их обычный ритуал. Сначала Костя провожал Катю до ее остановки, потом переходил дорогу и садился в свой автобус.
На остановке собралось достаточно народа, поэтому они не пошли в середину, остановились у края. В ожидании Катюшкиного транспорта муж развернул ее от дороги, обнял, прикрывая от ветра, и что-то шептал на ушко.
Внезапно из переулка, визжа резиной, выскочила легковушка. Машину резко занесло, потом развернуло, и она на скорости понеслась к остановке. Костя обернулся, оттолкнул Катю и был снесен неуправляемым автомобилем. Падая, Катюшка наблюдала, как Костя летит на стойку навеса, падает и замирает сломанной куклой…
Похоронить мужа она не смогла, ее забрали в больницу, где она потеряла ребенка и желание жить.
Горе каждый из нас переживает по-своему. Хорошо, если рядом есть те, кто поддержит, поможет, убережет. А если таковых не наблюдается? Кто-то уходит в себя, кому-то удается отыскать внутренние резервы, а кто-то просто спивается.
Вот так за три месяца потерявшая веру в справедливость бытия милая и добрая Катюшка превратилась в сбрендившую Катьку. В маленьком городке, где все всё друг о друге знают, так и не нашлось ни единого человека, кто бы согрел ее душу в тяжелую минуту правильными словами. Зато нашлись те, кто налил рюмочку, потом – стаканчик.
С работы ее уволили, все ценное из дома она сама уволила, как-то незаметно отошли и те, кто пил за ее счет. Вслед ей летели обидные слова. Теперь бабушки у подъезда не говорили ей: «Здравствуй, Катюша!»
– Вон Катька опять шатается, ищет, с кем выпить. Тьфу, шалава! – слышала она от них.
На улице стояла осень, та осень, когда моросит мелкий противный дождь, задувает ветер, а небо давит серым камнем туч.
Где-то раздобыв опохмелку, пьяненькая Катька брела по улице в сторону гаражей. Старые рваные джинсы, стоптанные кроссовки, растянутая футболка и тонкая ветровка болтались на ней неприглядными тряпками. Мокрые волосы липли к лицу, по которому стекали капли дождя и пьяные слезы.
Заметив широкую щель между гаражами, девушка забилась в нее и, не устояв на ногах, сползла по стенке на землю. Поджав ноги, Катюха обняла колени руками и разрыдалась. Ей было холодно, тоскливо и больно.
Неожиданно что-то легонько толкнулось ей в бедро. Девушка склонила голову и увидела котенка. Он тыкался ей в ногу и тихонько скрипел, пытаясь мяукнуть. Она протянула руку и погладила малыша, тот поднял мордашку, и Катя увидела, что один глаз у него заплыл, а на боку рана.
– Плохо тебе, серенький? – шмыгнув носом, спросила девушка. – И мне плохо, ох как плохо.
Катя взяла котенка в руки и поднесла к лицу. Две истерзанные души смотрели друг другу в глаза, а в них морем слез плескалась одна на двоих просьба: «Помоги мне».
Медленно поднявшись на ноги, Катюха засунула дрожащее тельце под ветровку и, слегка пошатываясь, зашагала домой. Впервые за три месяца мысли ее крутились не вокруг случившейся с ней беды. Она думала о том, чем покормить котенка, как показать его ветеринару, где взять деньги на корм.
Войдя в квартиру, девушка опустила котенка, сбросила с себя мокрую одежду и, вновь подхватив его, пошла в ванную. Она стояла под душем, держа котенка на руках и смывая с обоих грязь. И вместе с серыми потоками воды уходила из ее жизни душевная мука. Теперь ей было ради кого жить.
Приведя себя в относительный порядок, Катя отыскала в шкафу старенькую, но чистую одежду. В маленькой шкатулке, спрятанной глубоко на антресоли, она хранила свадебное кольцо.
– Прости меня, Костя, – прошептала она, прихватила паспорт и, поцеловав колечко, вышла из дома.
В ломбарде ей дали за кольцо невеликую сумму, но ее хватило на пачку чая, дешевое печенье и корм для котенка. Затем она забежала в аптеку, взяла стрептоцид, марганцовку и зеленку. В той, прошлой жизни она работала медсестрой и про первую помощь знала не понаслышке.
Вернувшись домой, Катя увидела, что котенок, свернувшись клубочком, спит в старом кресле. Дышал он неровно, но без хрипов. Сбросив куртку, она отнесла продукты на кухню и вернулась в зал. Присев перед креслом, девушка погладила пушистика и спросила:
– Намаялся, бедненький? Кто ж ты у нас будешь, мальчик или девочка?
Приподняв малыша, она рассмотрела его достоинства и, прижав его к груди, сказала:
– Вот я тебя и нашла, Надежда моя!
Прошло несколько месяцев. Кате удалось устроиться санитаркой, но главврач больницы обещал, что скоро переведет ее в медсестры. Надежда подросла и превратилась в симпатичную серую кошечку с зелеными глазами.
Как-то вечером, возвращаясь с работы, девушка прошла мимо бабушек у подъезда.
– Здравствуй, Катюша! – хором поздоровались они с ней.
Девушка ответила им, но не остановилась, быстро скрывшись за дверью.
– Хорошая она, светлая.
– Да уж, совсем молодая, а хлебнула горя по полной, – привычно судачили вездесущие бабульки.
Где же вы были со своим сочувствием, когда светлая и добрая Катюшка падала в яму?
А Катюшка спешила к самому родному и близкому ей существу, которое тоже пережило немало, но вместе они сумели выползти из той темной бездны, в которую их столкнула судьба.
Терапия по имени Тошка
Говорят, клин клином вышибают. Экстремально, но кому-то ведь помогает. А бывает и так, что этот самый клин сам находится. И как тут не поверить в чудо?
Никитка рос спокойным и послушным ребенком. Родители не могли нарадоваться на него. Хвалили мальчика и воспитатели в детском саду. Смышленый и внимательный, он легко постигал нехитрые детсадовские науки. Особенные успехи проявлялись у него в рисовании и лепке.
– У Никиты явные творческие задатки, – говорила родителям Тамара Ивановна, воспитательница мальчика.
Лето перед первым классом родители решили провести с сыном на море. Это была их первая поездка. Бюджет семьи был скромным. Летний отдых традиционно проходил у Никитки в деревне у бабушки. Поездку к морю организовывали общими усилиями: что-то скопили родители, что-то дали бабушка с дедушкой.
Анапа встретила семью Новиковых ярким солнцем, шумным многоголосьем отдыхающих и освежающим морским бризом. Впечатления от морского курорта перекрыли маленькую комнатку в частном секторе и ее удаленность от моря. Все были счастливы. Никитка с удовольствием плескался в море, собирал ракушки и катался с родителями на водных аттракционах.
Беда случилась за два дня до отъезда. Семья отправилась погулять по городку, сфотографироваться на память. Незаметно для себя они углубились в частный сектор, вышли на окраину. У одного из домов Никитка заметил красивую бабочку, севшую на цветок, вылезший из-за ограды. Пока мама с папой что-то там фотографировали, мальчишка тихонечко стал подходить к цветку, чтобы поймать бабочку. Он протянул руку и…
Огромный черный пес неожиданно появился с той стороны ограды и злобно рявкнул на ребенка.
Никитка шлепнулся на попу и громко вскрикнул. Родители подбежали к малышу, подняли, стали успокаивать.
– Ну что ты, Никит, он же за оградой и уже не лает, видишь, уходит, – успокаивал его папа, а мама отряхивала одежду.
В кулачке у Никиты был зажат бутон цветка. Когда ему разжали руку, на цветке лежала бабочка со смятыми крыльями. Мальчишка вдруг перестал плакать, икнул и замолчал.
Вернувшись в дом, где они снимали комнатку, мама попробовала накормить сына купленным по дороге пирожком, но он молча отказался. Видя, что ребенок все еще в стрессе, она решила уложить его спать. Мальчишка отвернулся к стенке, свернулся калачиком на маленьком диванчке и, тяжело, по-старчески вздохнув, притих.
– Сильно его прибило, – выходя с мамой в сад, озабоченно сказал папа.
– Да. Боюсь, как бы он совсем не ушел в себя, – поддержала его тревогу мама.
Вечером, когда родители затеяли сбор вещей, готовясь к завтрашнему отъезду, Никита встал с дивана и подошелл к отцу.
– П-п-папа, я п-п-писать хочу, – сказал он ему.
Взрослые переглянулись между собой, у мамы в глазах стояли слезы.
– Да, конечно, сын, пошли. – Отец взял мальчика за руку и вышел с ним в сад.
Вернувшись домой, родители показали ребенка невропатологу, побывали на приеме у детского психолога, посетили логопеда. Не обнаружив у ребенка физиологических нарушений, врачи отнесли заикание к психологической проблеме.
Бабушка, узнав об этом, потребовала везти внука в деревню, к местной знахарке. И этим шансом родители не пренебрегли. Только вот не помогли шептания и окуривания народной лекарки.
Более того, в поездке в деревню вскрылась еще одна проблема. Когда к ним бросился Мартын, пес бабушки, Никита замер в ступоре и вновь заикал. Мальчишка, знавший собаку с детства, часто игравший с ним, не протянул к нему руки и не улыбнулся.
Потрясенные, они вернулись в город и вновь пошли по врачам. Хотели даже пропустить первый класс, но психолог посоветовала не делать этого.
Удивительно, но сам Никитка не сильно переживал из-за заикания. Он быстро подружился с ребятами из класса. В силу своего миролюбивого нрава и какой-то взрослой рассудительности мальчишка вызывал уважение у сверстников, и никто из них не позволял себе насмехаться над его дефектом речи.
А любящая мама не сдавалась, она искала способы решения проблемы, молилась Богу и тихонечко плакала по ночам.
Приближался Новый год. Праздничное настроение ясно ощущалось и по убранству улиц, и по елочным игрушкам на прилавках магазинов. Готовилась к празднику и семья Новиковых.
Наступило 31 декабря. Сияющая огнями гирлянд елка, уставленный блюдами стол, нарядная одежда и, конечно же, подарки под елкой. Когда пробило двенадцать, каждый из семьи Новиковых загадал желание. У папы с мамой оно было одно на двоих, и стоит ли говорить, что это было за желание. А вот Никитка, несколько раз слышавший всхлипыванье мамы, попросил у Деда Мороза, чтобы мама не плакала по ночам.
Зимние каникулы порадовали ребятню пушистым снегом и скромными морозами. Никита катался с друзьями с горки, играл в снежки, лепил снеговиков.
– М-м-мам, я н-н-на горку, – крикнул он из прихожей, схватил ледянку и убежал на улицу.
– Целый день в снегу валяется, как бы не простыл, – посетовала мама.
– Да ладно, пусть веселится, – с улыбкой сказал папа.
Не прошло и получаса, как в дверь забарабанили ногами. Вскочив с кресла, отец пошел посмотреть, кто там такой наглый. Едва он приоткрыл дверь, в нее протиснулся Никита. Весь в снегу, он был без шапки и ледянки. Отец поглядел на сына и заметил, что тот прижимает шапку к груди, а в ней явно кто-то есть.
– Вот! – Мальчишка протянул руки к папе, а из шапки высунулась забавная щенячья мордочка, лохматая и мокрая. – Я его из с-с-сугроба выкоп-п-ал, он т-т-там б-б-барахтался, – сообщил ребенок.
– Ну, показывай, чего ты там выкопал, – попросил отец.
Никитка опустил щенка на пол, помог ему выбраться из шапки и посмотрел на отца. Щенок немедленно сделал лужу, отряхнулся, замочив ноги отцу, и, деловито ковыляя, отправился прямо на кухню.
– Хм, а он ведь не уличный, явно в доме жил, где обед подают, точно знает, – заметил отец.
Отец и сын проводили мелкого взглядом, посмотрели друг на друга и засмеялись. На шум вышла и мама. Она оглядела своих мужчин, потом посмотрела на лужу на полу, затем заглянула на кухню.
Только сердце любящей матери может оценить ситуацию так, как надо. Женщина еще раз взглянула на сына и мужа, а потом сказала:
– Так, один отправляется в магазин за собачьим кормом, второй раздевается, умывается и идет пить чай.
Раздав задания, она пошла в ванную, взяла тряпку и вытерла пол.
Щенка назвали Тошкой. Был он довольно упитанным, пушистым и безумно рыжим. До конца каникул Никитка забыл об улице, он играл с Тошкой, убирал за ним, а вечерами брал его к себе в постель и о чем-то шептался. Так они и засыпали, сопя друг другу в лицо.
Понимая, что щенок мог потеряться, родители мальчика все-таки дали объявление о его находке, но никто так и не позвонил им, не пришел за малышом.
Прошел месяц. Утром, собираясь в школу, Никита спросил у мамы:
– Мамуль, а папа точно придет пораньше? Тошке поводок надо купить, я с ним гулять буду, а то все дома и дома.
Женщина медленно повернулась к сыну, выронила из руки полотенце, присела на стул и тихо ответила:
– Конечно, вы же договорились.
Дверь за ребенком захлопнулась, а она все продолжала сидеть, боясь глубоко вздохнуть и спугнуть счастье, которое нежной волной разлилось по душе.
«Терапия по имени Тошка», – подумала она и улыбнулась сквозь слезы.
Урок милосердия
Придя с работы, она переоделась, сварганила ужин, затарилась большой чашкой чая и взяла ноутбук. Быстро пробежавшись по соцсетям, ответила на приветствия и решила посмотреть какой-нибудь фильм.
Поиски картины привели к очередным размышлениям о собственной жизни и судьбе, которые вылились в подведение итогов.
Разговор с самой собой по душам давался с трудом, ведь мы всегда склонны оправдывать наши решения и поступки обстоятельствами, действиями других людей, случайностью. Единицы из нас готовы к жесткой самокритике.
Елена допила чай, оторвалась от ноута и подошла к зеркалу. Нет, ей не надо было оценивать свою внешность, тут все в порядке. В свои тридцать пять стройная брюнетка с пронзительно-серыми глазами и ухоженным телом выглядела достойно.
Неплохо все сложилось и в материальном плане. Работа учителем английского языка и классным руководителем 8 «А» в престижном лицее города, зарплата, позволяющая раз в год смотаться за границу. Трехкомнатная квартира, доставшаяся от дедушки, машина, взятая в кредит, уже почти выплаченный.
Она смотрела и пыталась заглянуть себе в душу. Что с ней не так, почему рядом нет того, кто восхищался бы ее фигурой, умом, да просто глазами. Кому важно было бы ее мнение, кого она хотела бы видеть рядом всегда. Не случилось, не повезло, не тех выбирала, сама виновата?
Вздохнув, не найдя ответа, она отошла от зеркала, закрыла ноут и… расплакалась по-бабьи, навзрыд, с хлюпаньем и размазыванием соплей по лицу.
Выходной пролетел быстро. Утром в понедельник из подъезда дома вышла стильно одетая женщина, села в машину и поехала на работу.
А на работе ждало объявление в учительской, сообщавшее о внеочередном собрании всех педагогов. Директор озвучила рекомендацию РОНО об улучшении работы с детьми в плане воспитания в них милосердия к братьям нашим меньшим и попросила коллег подумать и предоставить свои идеи по этой теме.
Лене почему-то сразу вспомнилась Светка Власова, подруга и одноклассница, создавшая приют для собак. Она не стала сразу озвучивать свою идею, решила немного подумать, созвониться с подругой, поговорить со своими учениками.
Света идею поддержала, но попросила не привозить сразу много детей. Для первого визита Лена выбрала троих ребят, в семьях которых были собаки. Директор дала добро, взяв с Елены слово, что она обеспечит безопасность детей.
Занявшись организацией поездки, Лена попросила ребят взять какие-нибудь вкусняшки для питомцев приюта. Сама же закупила два больших мешка корма, несколько подстилок, какие-то витамины, игрушки и ошейники с поводками.
В воскресенье она заложила все покупки в багажник и поехала собирать ребят по домам. Каково же было ее удивление, когда она увидела, как двое мальчишек и девочка вышли из подъездов с большими пакетами, загруженными различными собачьими прибамбасами.
Таким вот шумным табором с массой подарков они и подъехали к воротам приюта.
Встречать гостей вышла сама Света и парень-волонтер. Он помог с разгрузкой пакетов и сразу унес мешки с кормом. Собаки встретили их многоголосым лаем: кто-то радостно повизгивал, кто-то осторожно бухал, некоторые просто шумно сопели, высунув мордашки между прутьями вольеров.
На въезде Лена заметила еще одну машину и спросила у Светы:
– У вас еще кто-то в гостях?
– Лучше. Один мужчина выбирает себе щенка. Боюсь спугнуть, оставила его с нашим пополнением, пусть присмотрится.
– Понятно. Ну а для нас какая программа?
– Твои ведь все знакомы с собаками. Выберу самых ласковых и дам ребятам их выгулять немного. Ты, насколько я помню, собак любишь на расстоянии, так что тебе не предлагаю.
– Свет, но мне ж надо пример подавать, – нерешительно проговорила Лена.
– Лен, а вдруг опозоришься перед учениками? – хитро прищурившись, посмотрела на нее Света.
– А что тогда?
– А вон иди-ка лучше щенков посмотри с мужчиной, – улыбнувшись, посоветовала ей Власова, – а мы с Андреем присмотрим за ребятишками.
Лена посмотрела в сторону, куда махнула рукой Света, и увидела возле дальнего вольера мужчину, сидевшего перед ним на корточках.
Первые дни октября баловали сухой солнечной погодой. Нельзя сказать, что ароматы, витавшие над вольерами, радовали своей свежестью, но хотя бы дорога не печалила лужами и вязкой грязью. Лена медленно двинулась в указанном направлении.
Подойдя поближе, она с интересом присмотрелась к мужчине. А тот ее не замечал, он смотрел на щенков и явно с одним из них разговаривал. Мелкие суетились возле ограды, пытались просунуть голову и лизнуть руку мужчины.
– Добрый день! Выбираете себе щенка? – решила она заговорить с гостем.
– Добрый! – ответил тот, посмотрев на Лену снизу вверх. Потом он поднялся и, указывая на одного из щенков, сказал:
– Вот этого хочу.
– Страшненький, – невольно вырвалось у Лены.
Мужчина оглянулся на слова Лены и посмотрел на нее с явным неодобрением.
«Вот дура! Ляпнула гадость и стою, лупаю глазами, эстетка чертова», – с досадой на себя подумала женщина.
– Думаете, оригинальная внешность – это страшно?
Он смотрел на нее карими глазами, в которых играла смешинка. Высокий, слегка худощавый, в темной ветровке, сером свитере и потертых джинсах.
Мужчина выглядел просто и даже где-то неопрятно, учитывая возраст ветровки и капли грязи на джинсах, но от взгляда женщины не утаились и аккуратно подстриженные волосы, и ухоженность рук, и чистый воротничок голубой рубашки, выглядывавший из-под свитера.
– А вы тоже за щенком?
Неожиданный вопрос застал Лену врасплох. С ней явно что-то происходило, потому что она вдруг снова ляпнула:
– Да!
– Что ж, выбирайте… – Мужчина немного сдвинулся в сторону, давая собеседнице больший обзор на щенков.
Лена подошла поближе к решетке и, внутренне еще не понимая, зачем ей это надо, стала смотреть на щенят. Она наблюдала за снующими туда-сюда пушистыми и не очень комочками и сама не заметила, как присела на корточки.
Один из щенков ринулся к ней и гавкнул, второй протиснул лапы в дырку между прутьями и, высунув язык, часто задышал. От них пахло псиной, шерстка была мокрой и торчала иголками, лапки загрязнились, а слюни текли по мордочкам.
Она не отшатнулась и не скривилась, ее взгляд блуждал по вольеру. Вдруг он остановился на совершенно черном щенке, настороженно стоявшем в дальнем углу и забавно шевелившем ушками.
– Я назову ее Кляксой, – услышала она голос мужчины.
Тут к ним подошла хозяйка приюта.
– Ну что, Александр Николаевич, выбрали? – спросила она мужчину.
– Да, Светлана, вот ту девочку, белую, с кляксой на лбу, – весело сказал он.
– Отлично, сейчас я вам ее подам.
Света вошла в вольер, щенки бросились к ее ногам, стали подпрыгивать, стараясь достать до рук. Осторожно перешагивая через юркие создания, она взяла на руки выбранного щенка и передала его мужчине.
– Ну что, страшненькая, поедем домой, будем делать из тебя красавицу. – Счастливо улыбаясь, мужчина вновь обратился к Светлане: – Надо оформить какие-то документы?
– Да, я отдам вам паспорт по прививкам, напишу справку. Пойдемте.
– Подождите, – остановила их Лена, – Света, дай мне вон того, черного, в углу который.
– Лена? – вопросительно посмотрела на нее подруга.
– Что? Я назову его Красавчик, и, уверяю, ты не пожалеешь, но обещай отвечать на мои звонки в любое время суток!
Света рассмеялась, улыбнулась Лена, хихикнул и Александр Николаевич.
Дети удивились и обрадовались, увидев свою учительницу со щенком на руках. Вот вам и урок милосердия.
Прошло два месяца. За это время Лена научилась вставать в пять утра, убирать лужи и кучки, плюнула на съеденные розовые тапки, изучила все закоулки в ближайшем парке и завела знакомства с местными собачниками.
Зима вступала в свои права, прикрыв почерневшую от осенних дождей землю чистым первым снежком.
– Красотуля, мы идем на большую прогулку, – обрадовала она щенка, тиская его в руках.
Красавчик здорово подрос, окреп. Он сохранил свою осторожность, но теперь она распространялась только на чужаков. В его сердце жила только она, та, что ласкала его, подолгу разговаривала с ним по вечерам и защищала от всех напастей.
Они поехали в лесок, что рос недалеко от города. Там была оборудована площадка для занятий с собаками.
Лена решила вывести Красавчика в большой свет. Место ей посоветовала Света, сказав, что там ей помогут с дрессировкой собаки. Она же сообщила лучшее время и день для посещения площадки.
Добрались быстро. Взяв Красавчика на поводок, прихватив пакетик с вкусняшками, Лена зашла на площадку и замерла. Возле небольшой горки стоял мужчина, а у его ног весело прыгала Клякса. Он тоже заметил женщину и приветливо махнул ей рукой.
Час пролетел незаметно. Они вместе вышли с площадки, подошли к машинам.
– Может, обменяемся телефонами? – предложил Александр.
– Да, конечно, – не задумываясь, ответила Лена.
Глядя на то, как они смотрели друг на друга, как счастливы были их собаки, есть у меня подозрения, что скоро Клякса и Красавчик будут жить вместе.
Украсть Ральфа
Свадьба шумела, пела, пила. Молодые улыбались, принимали подарки, целовались под крики «Горько!». Здесь и сейчас Рома и Катя были счастливы. Единственные дети у своих родителей, они входили в семейную жизнь влюбленными и вполне обеспеченными людьми: квартира, машина, хорошая сумма на карте.
Первый год совместной жизни не обошелся без ссор. Потом как-то притерлись, что-то сгладили, чему-то научились. На следующий отмечали Катино 25-летие. И все бы хорошо, но дед девушки, всегда не приветствовавший манеру воспитания внучки родителями, преподнес неожиданный подарок.
Дед жил за городом. Три года назад умерла его жена, бабушка Кати, он отказался переезжать в город к детям, остался на хозяйстве.
В детстве Катю часто отправляли в деревню, к дедушке с бабушкой. Бывало и так, что на все лето. Так детство девочки разделялось на два периода. Первый – дома, с бесконечной любовью родителей, горой игрушек, красивыми нарядами и исполнением всех желаний.
Второй – у деда, с минимумом игрушек, шортами и футболками, походами на рыбалку, копанием в огороде, разговорами за жизнь и… бесконечной любовью дедушки и бабушки.
Дед зашел в дом на середине праздника, когда гости наелись, напились, натанцевались и разбились на мелкие группки, что-то между собой обсуждая. Открыв дверь, Рома так и остался стоять за нею с ошарашенным видом. В прихожую вошел дед, ведя на поводке трехмесячного самоеда.
Прибежавшая на звонок Катя завизжала от восторга, напугала щенка, схватила его на руки и обняла деда.
– Задушишь, Искорка, – приглушенно сказал дед.
– Деда, это мне? – отпустив мужчину, спросила Катя.
– Тебе, тебе. Пришло время, внуча. Теперь ты, я думаю, можешь заиметь собаку. – И он строго посмотрел на Романа.
Тот, продолжая оставаться в ступоре, только махнул два раза головой в знак согласия.
Катя действительно всегда мечтала о собаке, но мама, педантично следившая за чистотой в доме, была категорически против. Девочка обожала Рыську, овчарку, жившую у дедушки. Потом Рыська умерла, появился Каштан, замечательный сеттер. Он уже старый, до сих пор живет с дедом. И вот этот белый пушистый живчик стал лучшим подарком в ее жизни.
Все иначе было для Романа. Мальчишка рос неизбалованным, но обласканным. Однако животных в его доме не было никогда, с собаками он практически не общался, так только, видел во дворе, но не более того.
Не было у него и мечты завести четвероного друга. Подарок деда Кати удивил парня и озадачил, но он любил жену и понимал, что сказанные дедом слова прозвучали как приказ.
Щенка назвали Ральфом. Этот маленький белый бесенок обладал жизнерадостным характером, любопытным нравом и хитрющими мозгами. Всего лишь за месяц он влюбил в себя Ромку, превратил Катю в заботливую маму и стал бы хозяином положения, если бы не дед.
Заехав как-то к внучке, тот оценил обстановку, все понял про щенка и, посадив перед собой ребят, популярно объяснил, как воспитывать этого миленького, красивенького, такого пушистенького кобеля.
Ребята вняли наставлениям деда и, продолжая любить Ральфа, занялись его воспитанием.
Прошел год. По заснеженным аллеям парка прогуливалась пара. Они шли взявшись за руки и о чем-то весело беседовали. Впереди бежал красавец самоед. Он иногда оглядывался на хозяев, подбегал, чтоб ткнуться носом в подставленную руку, и снова отбегал.
Прошел еще год. И снова парк, аллея, снег, супружеская пара и белый пес…
На четвертый год совместной жизни между Ромой и Катей пробежала собака. И это был не Ральф. Можно гадать на кофейной гуще, выдвигать версии, собирать сплетни, но только он и она знают, что заставило лопнуть струну на арфе любви.
Катя собрала свои вещи, забрала Ральфа и уехала к деду. Тот, увидев внучку на пороге, не стал ни о чем спрашивать, только вздохнул тяжело и повел в дом.
Жизнь пошла дальше. Прошло два месяца. Роман не пытался вернуть жену, Катя не ждала его. Видимо, то, что привело к разрыву, накапливалось, и, когда все емкости терпения переполнились, не осталось причин и аргументов, чтобы снова быть вместе.
Весна звенела капелью, оглушала пением птиц и слепила глаза веселым солнцем. Катя гуляла с Ральфом в ближнем лесочке. Она отпустила его с поводка, и пес, обрадовавшись свободе, стал носиться среди деревьев. Он отбегал довольно далеко, но стоило Кате похлопать в ладоши, тут же возвращался. В очередной раз умчавшись в глубь леса, Ральф не вернулся на хлопки. Катя заволновалась. Она звала пса, бегала среди деревьев, но Ральфа нигде не было.
Прибежав к деду, Катя расплакалась и рассказала, что потеряла собаку.
– Подожди тревожиться. Это собака. Нагуляется и придет. Может, собаку другую учуял или какую мышь поднял, увлекся. Опомнится и прибежит. Дорогу он знает, – успокаивал ее дед.
Спустя три дня Кате пришло сообщение от Ромы. Он просил ее не беспокоиться, скинул фото Ральфа и закончил сообщение словами «Ральф мой!».
Возмущенная Катя, успокоившись, что с Ральфом все в порядке, решила вернуть собаку. Во-первых, это ее подарок. Во-вторых, это подлое воровство. В-третьих, она и так ему все оставила – и квартиру, и машину.
К внучке подошел дед:
– Чего пыхтим, Искорка?
– Вот… – Катя протянула деду телефон, показывая сообщение от Романа.
– Я без очков, читай, – попросил он.
Катя огласила послание мужа.
– Да-а-а, многое я видел в своей жизни. Люди расставались, делили квартиру, пилили машину, пересчитывали чашки-ложки, но чтобы собаку воровать… – прогудел дед. – Надеюсь, ты не собираешься уподобиться ему?
– Честно? Соблазн есть, но ты же не одобришь, – шмыгнув носом, сказала Катя.
– Э-э, ты давай-ка сопли не развози. Подавай на развод, чего все тянешь. Вижу же, нет у тебя желания сходиться. А к заявлению о разводе иск на раздел имущества пиши.
– Хорошо, так и сделаю.
Наступил день суда. Пожилой мировой судья, внешне похожий на дедушку Ленина, задавал положенные вопросы, предлагал примирение. Все его действия не вызывали у ребят никаких чувств. Они отвечали спокойно, без эмоций. Видно было, что между этими двумя не осталось ни тепла, ни понимания.
– Екатерина Витальевна, в исковом заявлении на раздел имущества вы указали собаку породы самоед по кличке Ральф. Это ваше главное требование?
– Да!
Роман встрепенулся, зло посмотрел на Катю. Судья с удивлением отметил это и обратился к мужчине:
– Роман Александрович, вы согласны удовлетворить требование Екатерины Витальевны?
– Нет! Ральф останется со мной!
– Истец, вы заявили о двух свидетелях. Я предлагаю выслушать их, – продолжил судья и попросил секретаря пригласить свидетелей.
В кабинет вошли друзья супругов. Представив свидетелей, судья провел опрос. Оба подтвердили, что собака была подарена Кате.
– По закону, имущество, полученное одним из супругов в подарок, не подлежит разделу. Ответчик, вы обязаны вернуть собаку истцу.
Бывшие супруги выходили из кабинета судьи с разным настроением: Катя – со счастливой улыбкой, Роман – с жестким взглядом и шипением.
– Да-а-а, сколько разводов провел, а вот такое, чтобы в заявлении о разделе имущества значилась только собака, первый раз вижу, – резюмировал завершенное дело судья.
– Любовь – она такая, к жене прошла, а к собаке только укрепилась. Жизнь и не на такие сюрпризы способна, – констатировала секретарь.
Одиночество
Что такое одиночество? Почему кто-то его панически боится, кому-то в нем комфортно, а кто-то ищет способы избавиться от него?
Маша с детства любила возиться с малышней. Девочка не только играла с детьми младше нее, она вытирала им носы, отмывала руки и поправляла одежду. Следила за ними, не давая упасть или пораниться. Так она и выросла с любовью к детям, так получилось и в ее жизни, что она стала многодетной мамой.
Удачный ранний брак, в котором Маша была счастлива. Муж оказался хватким до дела, построил свой бизнес, и семья жила в достатке.
Первым на свет появился Никита, потом – Димка, через два года родилась Катя, за ней – двойняшки Лешка и Оля. Дела у мужа шли хорошо, и вскоре семья переехала в загородный двухэтажный дом.
Любовь и уважение между родителями служили живым примером для детей. В доме всегда было шумно и весело. Взаимопомощь не входила в обязательный курс воспитания, она, опять же на примере родителей, рождалась сама собой.
Дети росли и выросли. Сначала уехал учиться в столицу Никита, да так там и остался. Потом Димка выбрал военную стезю и поехал туда, куда приказали. В 19 лет вышла замуж Катя и отправилась за мужем в Казань. Двойняшки выбрали специальность врача: Димка выучился на стоматолога, Оля стала гинекологом. И они тоже упорхнули из родного гнезда.
Маша и Слава остались одни в большом доме, но скучать им было некогда. Супруг мотался по делам бизнеса, Маша занималась домом и двором.
Она никогда не брала себе помощников. С детства приучая детей к труду, мудрая не по годам женщина смогла так выстроить обязанности всех членов семьи, что им не нужны были ни кухарки, ни горничные, ни садовники. Да и жили они не на Рублевке, а в обычном российском городе.
Наступило лето. Супруги готовились к празднованию пятидесятилетия Славы. Гостей планировалось много, должны были приехать и дети.
Славка, чмокнув Машу в щеку, отправился с дядей Колей проверить рачевни, поставленные с вечера в укромном месте Мороки, местной речки. Он еще за неделю договорился с самым известным в поселке ловцом раков. Муж планировал посидеть с друзьями под пивко с раками.
Дядя Коля подъехал на своем мотоцикле с коляской, посигналил Славе. С ними поехал и Никита, а вот Димка не смог вырваться из части, у них были учения. Оля и Катя помогали маме с готовкой блюд для праздничного стола.
Время шло, стали подъезжать первые гости, а Славки все не было. Потом прибежал запыхавшийся Сережка, сын соседки, и сообщил, что дядя Слава с дядей Колей и Никитой перевернулись, не доехав до места.
Тут у Маши зазвонил мобильник.
– Мам, мы тут немного в аварию попали. Я уже скорую вызвал, – проговорил в трубку Никита.
Голос у него был хриплым, в нем слышались тревожные нотки.
– Никита, все живы? – спросила Маша.
– Да, – ответил сын…
Славу не довезли до больницы. Скорая приехала поздно, рана оказалась тяжелой или это судьба, но пятидесятилетний юбилей мужа Маша встречала в черном платке…
Похороны, кладбище, стук комьев земли о крышку гроба, люди, люди, люди, поминки. Все слилось в одну размытую картину, центром которой было спокойное лицо мужа в гробу.
Маша отказалась ехать к кому-то из детей. Она осталась в их большом доме, таком красивом и таком пустом.
Прошло два года. Дети старались поддерживать мать, навещали ее, как только выдавалось свободное время.
Маша внешне пережила горе. Она что-то делала, куда-то ходила, но по вечерам, когда поселок обволакивала тишина, а дом погружался в сумерки, женщина часто сидела в любимом кресле мужа и тихонечко плакала. Вот оно и пришло, это проклятое одиночество.
Никита взял бизнес отца на себя, Маше сын оплачивал дом, переводил определенную сумму на карту. Женщине не требовалось много денег, она была благодарна сыну, но категорически отказывалась продавать дом. Здесь была вся ее жизнь.
Как-то вечером Маша решила прогуляться к реке. Конец августа радовал теплой погодой и прощальными яркими красками поздних сортов цветов в палисадниках соседских домов. У берега реки она остановилась, да так и стояла, вглядываясь вдаль.
В кустах послышался какой-то шорох. Маша отвлеклась от созерцания природы и посмотрела в сторону кустов. Через минуту из зарослей появился сонный щенок. Он посмотрел на Машу, потянулся, пописал и, виляя хвостиком, подбежал к ногам женщины.
Присев, она погладила щенка, тот в ответ лизнул ее руку. Продолжая поглаживать малыша, женщина задумалась о том, что в их доме жили и хомячки, и рыбки, и декоративные крысы, и волнистые попугайчики, вот только собак и кошек не было никогда.
К ним во двор забредали соседские кошки, приезжали гости со своими собачками, но ни дети, ни она с мужем не испытывали особого желания завести кого-нибудь из них. Почему так происходило, ответа у Маши не было.
Сейчас же, поглаживая пушистого кроху, она вдруг поняла, что хочет, чтобы он жил в ее доме. Взяв щенка на руки, Маша быстро зашагала к дому. Это было начало.
Из всех детей только Никита часто навещал мать. Он приезжал в отчий дом раз-два в месяц, привозил какие-то деликатесы, оставался на полдня и уезжал.
На появившегося в доме щенка сын отреагировал положительно. Порадовался, что у матери появился объект заботы. Когда он приехал в следующий раз, встретился с симпатичным котенком, весело носившимся по лестнице. Потом был еще котенок, затем две собаки, снова котята…
Никиту тревожило увеличивающееся число животных в доме, но надо отдать должное матери: Маша заботилась о них, как когда-то о детях. Все кошки и собаки были ухожены, показаны ветеринару, вылечены. Все котята приучены к туалету, для щенков была выделена отдельная комната, где Маша сама убирала.
Единственное, что смущало сына, – жалобы соседей. Мама категорически отказывалась сажать собак на цепь. Кошки тоже гуляли сами по себе. И если к кошкам больших претензий не было, то вот собаки создавали определенные неудобства. Свободно разгуливавшие по двору, они не представляли опасности для соседей, но если какая-то из них умудрялась выскочить за ворота, это вызывало оправданное возмущение людей.
– Мам, давай для собак большой вольер построим, – как-то предложил Никита Маше.
– Да, надо бы, – согласилась мать.
Проблему удалось решить, соседи успокоились. Потом у Кати родился сын, Димка обрадовал бабушку внучкой, подрастал сын и у Никиты.
Дети росли. Естественными стали поездки к бабушке за город. Однако поцарапанные руки, покусанные ноги, кошачья шерсть на одежде раздражали и невесток, и дочерей. Они пытались поговорить с Машей, просили уменьшить поголовье питомцев, но та была непреклонна.
Особенно возмущалась Катя. Она жила в Казани. Привозила сына издалека, оставляла надолго. Ребенок, привыкший быть в окружении животных, требовал от родителей завести собачку или кошечку.
Катя пыталась объясниться с мамой. Маша выслушивала, соглашалась, но ничего не менялось. Более того, животные прибавлялись. То пораненный щенок, то попавшая под машину кошка.
Понимая недовольство детей, Маша решила поговорить с ними начистоту. В очередной завоз внуков она собрала детей в беседке и сказала:
– Я не выжила из ума и не страдаю блажью. Каждое из этих животных достойно счастливого детства, хорошей жизни и теплой старости. Вот вы приехали на день и снова вернулись в свою жизнь. Внуки побыли месяц – и туда же. А я здесь одна осенью, зимой, весной. Так что, мне сидеть у окна и мечтать о лете? Одиночество не по мне, оно меня убивает. Да, я нашла вот такой способ борьбы с ним.
Маша говорила спокойно и размеренно. Стоя, она смотрела на своих детей, а они все ниже опускали головы и боялись посмотреть ей в глаза.
– Я не выбирала одиночество, так сложилась жизнь. И когда Майка вылезла ко мне из кустов, я поняла, что нужна ей. А она нужна мне. Прости, Никит, если доставляю тебе лишние хлопоты. Оля, не сердись, что не всегда успеваю приглядеть за Дашкой, она ж егоза такая, то котенка схватит и венок из цветочков на него надеть старается, то щенка купаться тащит, отсюда и царапины. Кать, купи ты уже Ванечке собаку. Он ведь не просто с ними играется, он их дрессирует, помогает вычесывать, следит за тем, чтоб не дрались. И это в шесть лет.
Маша вздохнула, присела на лавочку и замолчала. Рыжая кошка, проникнув в беседку, запрыгнула к хозяйке на колени, потопталась и улеглась, свернувшись в жирный бублик. Черно-белый кот вальяжно прошествовал между ног сидящих, подошел к Маше и, прикрыв собой ее ступни, мелодично заурчал.
И тут встал Никита.
– Мамуль, это ты прости нас. И составь список, чего надо, я все закуплю и привезу.
– А Ванька уже выбрал. Того, беленького с черным пятнышком на хвосте, – добавила Катя.
Так что же такое одиночество? Может быть, оно приходит не тогда, когда ты остаешься один, а тогда, когда у тебя нет желания о ком-то заботиться? А может быть, собаки и кошки и даны нам, чтобы мы не чувствовали одиночества?
Заводье
(цикл рассказов)
Трое в лодке
На бескрайних просторах России огромное количество деревень, в которых доживают свой век одинокие старики и старухи. Не желая бросать свои дома, где родились и выросли, они довольствуются малым и не ропщут. Часто их жизнь скрашивают домашние питомцы – кошки и собаки.
Заводье когда-то входило в состав крупного и богатого колхоза. Шли годы, ситуация в стране менялась, сельское хозяйство приходило в упадок. Молодежь стремилась в город, а те, кто отдал земле всю свою жизнь, цеплялись за остатки былого и не хотели верить, что так, как раньше, уже не будет.
К середине 2000-х годов в Заводье осталось двенадцать крепких домов, в которых вечерами еще горел свет, а утром шел дым из трубы.
Анна Васильевна, которую за зычный голос и активную жизненную позицию все в деревне называли Шумихой, проснулась рано и занялась привычными делами. Выглянув в окно, старушка вздохнула и подумала: «Опять льет. Что ж за март такой: ни те снега, ни те солнца, токма дождь, идтить его, эх!»
Накинув на плечи старый шерстяной платок, она вышла на крыльцо, вгляделась в утренние сумерки и прокричала:
– Машка-а-а, опять по кобелям бегала, зараза. Иди домой, хватит под поленницей высиживать!
Из-под навеса с дровами выскочила небольшая белая собачонка и, отчаянно виляя хвостом, проскользнула мимо длинной юбки хозяйки в дом.
– Куда, грязнуля, дай хоть лапы вытру! – гаркнула Шумиха и закашлялась.
Когда-то зычный голос давал сбои, и женщина досадно поморщилась. Вытерев старым полотенцем лапы собаки, она слегка шлепнула ее по заду и отворила дверь в хату. Машка кинулась к миске с едой, а хозяйка пошла ставить чайник.
В соседнем с Шумихой доме жил Федор Никитич. В бывшем колхозе он заведовал автопарком, потом вышел на пенсию. Жена померла, сыновья уехали в город, а он остался. У него тоже было свое прозвище.
В деревне ведь как, несмотря на должности, каждому приклеивают не то кличку, не то псевдоним, да всегда емкий и узнаваемый. Вот и Федора Никитича по-свойски звали Мохнатым за густые и широкие брови. Они ж и правда нависали над глазами, как ива над рекой.
Крик Шумихи разбудил соседа. Кряхтя и охая не от немощи, а для облегчения процесса вставания, Федор Никитич прошлепал босыми ногами до ведра с холодной водой и, зачерпнув ковшиком, с наслаждением выпил живительной влаги. Глянул на свернувшегося клубком у шкафа Бурана и подмигнул псу:
– Ну что, опять перед Машкой выплясывал? Ох, кастрирую я тебя. Вон, деревня почти пустая стоит, один ты поголовье повышаешь.
Коричневый с рыжими подпалинами пес сладко зевнул и укоризненно глянул на хозяина.
– Погляди мне, погляди. Ишь, тоже мне, первый парень на деревне.
А деревня тем временем потихоньку просыпалась. Загорелся свет в дальней избе Мартынихи, хлопнула дверь в доме Валерьяныча, послышался надрывный кашель Лешки Сглаза.
Дождь, ливший всю ночь, постепенно затихал. Сделав свои домашние дела, обитатели Заводья потянулись к дому Светланы Николаевны, бывшей фельдшерицы.
Только для государства она бывшая, а вот для жителей деревни что ни на есть нынешняя и действующая. Живя дружной коммуной, старики раз в неделю собирались у нее, чтобы обсудить дела текущие и поделиться насущными проблемами.
Рассевшись по давно уже распределенным местам, двенадцать могикан деревни затеяли неспешный разговор.
– Март на воду щедр ныне, как бы Снежка не забаловала, – озабоченно высказался Валентин Сергеевич.
Бывший военный, он поселился в Заводье лет двадцать назад, купив у дочери помершей Василисы небольшой домик.
– Если Снежка разгуляется, нам туго придется. Надо заранее меры принимать, – поддержал его Лешка Сглаз.
– Федор Никитич, лодка ваша как, в порядке? – спросила Мохнатого Светлана Николаевна.
– Дак с Митричем вытянули по осени, высушили, подконопатили, укрыли. Проверить нужно, конечно, но, думаю, все там в ажуре, готова к приему пассажиров, – весело подмигнув Шумихе, отчитался дед.
Паводки в Заводье случались редко. Снежка огибала деревню по дальнему радиусу и даже в сильное половодье затапливала только часть огородов, не доходя до домов. Однако старики понимали, что лодка Никитича – это единственный транспорт, который поможет им в случае чего.
Закончив собрание традиционным чаепитием, обитатели разбрелись по домам…
Вода поднялась во вторую неделю апреля. Сил у нее хватило только на пологие подходы к реке и часть огородов. Ближе к обеду Шумиха собралась в гости к Валерьянычу. Старик приболел, и коммунары по очереди посещали его, приносили еду, вели разговоры.
Во дворе она была атакована Машкой. Собака лаяла не как обычно, было в ее лае что-то тревожное, просительное. Анна Васильевна хорошо знала свою любимицу и не стала отмахиваться от наскакивающей Машки, спросила:
– Ну, чего тебе, оглашенная?
Машка метнулась в огород. Хозяйка пошла за ней. Выйдя на открытое пространство, она услышала незнакомый лай, потом взглянула на реку и охнула. По всему Заводью прокатился ее истошный крик:
– Ники-и-и-итич!
Возившийся во дворе Федор, кряхтя разогнув спину, зашагал к дому Шумихи. Уже подходя к стоявшей почти у кромки воды женщине, он понял, что происходит.
По реке медленно плыла лодка, с борта которой лаял здоровый черный пес. Весел не было, зато хорошо был виден человек, неловко завалившийся на банку.
– Беги за Митричем да Лешку со Светкой зови, – гаркнул Мохнатый на Шумиху.
Та сорвалась с места и быстро, как могла, зашагала в деревню. Никитич повернул к своей лодке, стоявшей на приколе метрах в ста от огорода Шумихи. Он следил за движением лодки с собакой и понимал, что придется догонять.
Когда к берегу вышел Митрич, лодка почти скрылась из виду, но старики не отчаивались. Они споро спихнули свою лодку на воду и в четыре весла пошли за пропажей.
К тому времени, когда они, зацепив беглянку, вернулись к деревне, на берегу их ждали все, кто не болел. В руках Светланы Николаевны был тревожный чемоданчик, кто-то держал одеяло, и несколько пар глаз подслеповато и с тревогой всматривались в приближающуюся спарку лодок.
– Вот, принимай болезных, Николавна, – натужно дыша, сказал Митрич.
Черный кобель спрыгнул на землю и, тоненько повизгивая, стал крутиться среди людей.
Осмотрев пассажира, Светлана Николаевна констатировала потерю сознания и велела мужикам нести его к ней в дом. Кто-то сбегал за тележкой, и импровизированная скорая помощь повезла больного в не менее импровизированную больницу.
Однако одним больным прием не ограничился. В лодке в большой корзине лежала беременная кошка. Она стонала, тужилась, но разродиться не могла. Корзинку подхватил Лешка Сглаз и пошел в том же направлении, что и мужики с тележкой.
Во дворе Светланы Николаевны, тихо переговариваясь, стояли жители Заводья, а в доме старая фельдшерица и Мартыниха колдовали над больными.
– Это ж Петрович с Малой Вихры. Чего это он в город на лодке поперся? – удивлялся Митрич.
– Так же ж, думаю, шо за-ради кошки пошел, – выдвинул мудрое предположение Лешка.
Спустя два часа до Заводья добрались врачи, вызванные по телефону фельдшерицей. Пришедшего в себя Петровича забрали в город, а благополучно разродившаяся кошка и черный кобель остались в доме Светланы Николаевны.
Вечером у нее собрались коммунары. Сидя за большим столом, попивая чай с приготовленными Мартынихой пирожками, они бурно обсуждали события дня.
– Эх, походу, возрождается наша деревня-то! – оптимистично воскликнул Никитич.
– С чего ты взял, старый? – ошарашенно глядя на выжившего из ума соседа, удивилась Шумиха.
– У тебя голос прорезался, сирена ты наша. Давно я не слышал твоего громоподобного крика, – хитро усмехнулся тот.
– Ага, – поддержала его Светлана Николаевна, – и я лет двадцать роды уже не принимала, а тут сподобилась. Сразу четырех деток приняла. Вон мамку сосут и в ус не дуют.
Громкий смех заполнил дом фельдшерицы, вырвался через форточки на улицу и поплыл над деревней, освещенной красными огнями заката. А на крыльце с чувством исполненного долга спокойно лежали черный кобель и белая Машка. Им было хорошо здесь и сейчас, рядом с людьми, которые, может, и одряхлели телом, но живы душой и милостивы сердцем.
Новый год в Заводье
Зима в Заводье пришла снежная, с метелями да буранами. Под толстым белым покрывалом скрылись не только тропинки между домами, но и главная деревенская дорога.
Кое-как добравшись до дома Светланы Николаевны, старики собрались на совет. Пришли не все. Валерьяныч вновь слег с ногами, у Мартынихи обострился хронический бронхит, у сестры Шуры совсем с головой плохо, а Михаил Валентинович еще по осени жаловался на сердце.
После семидесяти болячки уже не подкрадываются, они маршируют дружными отрядами, подтягивая новые силы. Скрипнет нога, а за ней рука подниматься отказывается. Собьется сердце с ритма, а там и слабость в теле появляется, и голова кружится, и в глазах мураши скачут.
Хорошо летом. Выйдешь на солнышко, погреешься, на огороде повозишься, калитку подправишь, у речки постоишь – глядишь, и полегчало.
Зимой холодно. Дороги то снегом, то льдом покроет. Для старческих ног беда, вот и сидят старики по домам, на улицу носа не кажут, только за дровами выходят да ночные вазы выносят.
Раз в две недели пробивается к ним на своем модернизированном уазике Серега, внук Мартынихи. Привозит хлеб, булки, мясо всякое. Газеты и журналы коммунарам доставляет. Крупой, макаронами, консервами да сладостями еще с осени все запаслись. Овощи в подполе хранятся, своя консервация в избытке.
Одно плохо – поговорить порой не с кем. Разве что с собакой или кошкой, и то не у всех они есть.
Однако ж не могут старики-коммунары даже в такую вот заметь прожить без приключений.
– Эка закрутило. Пока до тебя добрался, Светлан Николавна, два раза по самые не балуй провалился, – пожаловался Федор Никитич.
– Ой, да чему там баловаться-то. Вот кабы ты по самые бровя в сугробе утонул, вот тогда бы я опечалилась. В них же вся красота твоя, – съязвила по-доброму Шумиха.
Валентин Сергеевич усмехнулся, скромно хихикнула Светлана Николаевна, а несдержанный на эмоции Лешка Сглаз от души расхохотался. В тепле да среди людей не хотелось им жаловаться да стонать. Так, перешучиваясь, они и начали совет.
– Если снова метель, тяжело будет нам к болезным нашим пробиваться. Надо думать, чего делать, – уже серьезно сказал Валентин Сергеевич.
Самый молодой из обитателей деревни, он и ходил последние три недели по занедужившим соседям. Проведовал, лекарства доставлял, что Светлана Николаевна передавала, кое-чего из продуктов приносил, да и так, для поддержки захаживал.
– Ладно хоть электричество не рвет, телевизоры три программы ловят, да приемники вещают, а то б совсем одичали, – со вздохом проговорил Митрич.
Тут на стол запрыгнул упитанный котяра. Рыжий, как солнышко на заре, он вальяжно прошелся по всему столу, спрыгнул на колени к Светлане Николаевне и заурчал.
– Вот же ж ты котяру откормила, Николаевна. Прям Баюн сказочный, не идет, а плывет, не мурлычет, а поет, – прокомментировала выход кота Шумиха.
И действительно, Барон был на редкость красив и мощен. Он достался фельдшерице в качестве презента от спасенных Петровича и кошки.
Тем временем Лешка Сглаз оглядел собравшихся, почесал за ухом, прокашлялся и провозгласил:
– Товарищи! На повестке дня у нас один, но очень важный вопрос – празднование Нового года!
Удивительно, но старики вдруг подобрались, со скрипом выпрямили спины и дружно посмотрели на оратора.
– Кхм, ну, я это, чтоб приступали к обсуждению, – засмущавшись, сказал Лешка.
Все расслабились, но к обсуждению приступили. В результате короткого диспута решили, как всегда, встречать Новый год в доме Мохнатого. Он у него большой, добротный, да и телевизор у него поновее.
– За елкой пойдут Валентин Сергеевич и Митрич, как самые крепкие из мужской части коммуны. Болезных на санях привезут. Бабы, значица, за меню отвечают, мужики – по напиткам и хозяйству: воды там, дров принести, стол поставить, диваны сдвинуть.
За три дня до Нового года природа сжалилась над Заводьем. Метель еще ночью закончилась, мороз спал маленько, солнышко выглянуло. Митрич и Валентин Сергеевич решили идти за елкой. Предупредив Мохнатого, они пошли собираться.
За ними увязались Буран Мохнатого и Вилюй Мартынихи. Здоровые кобели рады были прогулке, они, как и их хозяева, засиделись в домах. По сугробам да в метель не сильно-то побегаешь. Да и за стариками пригляд нужен, в коммуне ж живут.
Экипировавшись валенками с калошами, теплыми пуховиками, толстыми рукавицами, топориком, небольшой лопаткой и бухтой шпагата, мужики тронулись к лесу.
Идти по нечищеной дороге тяжеловато, но солнышко, благое дело и хорошее настроение помогали им. Да и в поле, что перед лесом лежало, таких сугробов не было. Ветер гонял снег, не давая ему собраться, так что проваливались они неглубоко.
Собаки от радости громко взлаивали, валялись в снегу, шли по нему прыжками. Добравшись до кромки леса, мужики остановились.
– Влево забирай, Митрич. Я по осени сюда за лапником ходил, приметил две симпатичных елочки, – подсказал Валентин Сергеевич.
Мужики пробрались через опушенные снегом кустики вглубь, прошли еще немного, и Валентин Сергеевич показал рукой на заснеженную елку метра полтора высотой. Стряхнув снег и откопав снизу ствол, они споро подрубили его и оттащили елку к полю.
– Слышь, Сергеич, я тут Елене Мартыновне обещал маленькую елочку принести. У нее ж третьего января день рождения, захотела вот свежего лесного духа в доме, – смущаясь, сказал Митрич.
– О как! Вы меня сердечно удивляете, Николай Дмитриевич. Обычно мужчины женщинам цветы дарят, а вы оригинальничаете, елочку из леса любезной Елене Мартыновне преподнести желаете, – витиевато подшучивая, высказался Валентин Сергеевич. – Ладно, ладно, не смущайтесь, пойдемте, выберем презент.
– Умеешь ты загнуть, Сергеич. И откуда у военного такие интелехентские замашки? – не остался в долгу Митрич.
Однако, пошутковав, они вновь пошли в лес. Мелкой хвойной поросли было достаточно. Мужики быстро выбрали елочку попушистее, срубили ее и двинулись обратно.
На краю поля они спеленали обе елки шпагатом. Остановились передохнуть. Тут Вилюй подпрыгнул и ткнул Митрича лапами. Не ожидавший толчка Митрич пошатнулся и, взмахнув рукой, ударил в плечо Сергеича.
Тот, стоявший одной ногой на небольшой кочке, не успел среагировать, стал заваливаться и ухватил Митрича за рукав пуховика. Упали они дружно и так же дружно закричали от боли.
Немного придя в себя, мужики оценили ситуацию и сделали следующие выводы: оба повредили руки, только Митрич – левую, а Сергеич – правую. Определить точно, перелом или вывих, они не могли, но боль не отпускала.
– Значит, так. Давай шпагат, фиксировать будем, – деловито распорядился Сергеич.
Мужики, сидя в снегу, помогая друг другу и морщась от болезненных ощущений, подвесили руки на шпагат.
О том, чтобы самостоятельно выбраться из снега и дотащить елки до деревни, речи не шло. Они понимали, что силы у них уже не те, да и устали изрядно, и боль досаждала.
– Слышь, Буран, иди к хозяину, веди его сюда, – подозвав к себе пса и глядя ему в глаза, попросил Митрич.
Пес лизнул его в лицо, легонько взвыл и помчался в деревню. Вилюй улегся передними лапами на большую елку и изображал из себя грозного охранника.
Мужики подтянулись друг к другу, сели спина к спине, и каждый задумался о чем-то своем, баюкая пострадавшую руку.
– Митрич, я вот что подумал, – кривясь от боли, заговорил Сергеич. – Светлане Николаевне нас лечить придется. Может, ей тоже маленькую елочку подарить?
– А как же цветы? – удивленно дернулся Митрич, и когда до обоих дошла комичность ситуации, мужики разразились заливистым, с проскальзывающей хрипотцой смехом.
Мохнатый гонял чаи, когда в дверь поскребся Буран. Открыв псу, тот увидел, что он не бежит в дом, а носится между калиткой и крыльцом.
– Поня-а-атно, – протянул он, – наши туристы в беде.
Быстро собравшись, Федор Никитич пошел за собакой… Подходя к месту, где на снегу лежали спеленутые елки и сидели два мужика, он услышал громкий смех.
Приблизившись к пострадавшим, Никитич сказал:
– Че ржете, охламоны?
Те, посмотрев на соседа, заржали сильней. Давясь смехом, Митрич спросил у Никитича:
– Вот, Федор, знаю я, что давно тебе Шура нравится. Может, ты ей елочку на Новый год подаришь? Там еще остались две, пушистенькие такие. – И, не сдержавшись, вновь засмеялся. Сергеич его поддержал.
– Малахольные, ей-богу, – проворчал Мохнатый и стал деловито помогать им встать…
Новый год встречали кто сидя, кто лежа. Елка сверкала игрушками и огнями гирлянды. Рыжий кот устроился на спинке кресла. Машка вертелась у ног Шумихи, выпрашивая колбаску. Буран с Вилюем улеглись у дивана. Они смотрели на стариков и думали о том, что за ними нужен глаз да глаз. Ну куда они без них?
Демография по-заводьевски
Лето на селе – жаркая пора во всех смыслах. В Заводье, где на двенадцать домов двенадцать престарелых жителей, летние месяцы превращаются в коллективный подвиг.
Внимания требуют огород и сад, дом подлатать, калитку подправить, в лес «сбегать» по грибы да ягоды, кости старые погреть да успеть запасы на зиму сделать. И это в условиях, когда из двенадцати коммунаров только семеро вполне еще крепки и духом и телом.
Удивительно, как разные по сути, но единые по духу люди, забыв былые распри, так построили свой быт, что не берут их ни годы, ни равнодушие властей, ни забывчивость детей и внуков.
И на огородах у них все растет, и дорожки ухоженны, и перекошенного забора не встретишь. Правда, все это относится к тем дворам, где еще есть живая душа. Остальные-то стоят заброшенные, заросшие.
Если посмотреть на Заводье с высоты птичьего полета, то увидишь побитую жизнью змею. Голова у нее развалинами бывшего сельского клуба лежит на широкой грунтовой дороге. Тело изъедено провалами опустевших домов, хвост завернут вправо, и на его кончике стоит дом Шуры и Нюры.
Вот про них, про двух сестер-«молодок», на двоих которым сто сорок три года, и пойдет речь в очередной истории про заводьевскую коммуну.
Летняя пятница в Заводье – день, когда Валентин Сергеевич собирает заказы, заводит своего трудягу «кабанчика» и отправляется в райцентр. Официально это транспортное средство называется «Муравей», но коммунары прозвали его «кабанчиком» за характерное «хрюканье», которое он издает, когда заводится.
Потребности стариков невелики, да и заказы разнообразием не отличаются. Собрав деньги и записки, бывший военный завел «кабанчика» и уехал.
Вернулся Сергеич часа в четыре. Остановившись возле дома Мохнатого, он посигналил. К «кабанчику» потянулись сельчане. Не спеша разбирая пакеты, они получали от Сергеича сдачу, если она имелась, и пояснения по покупкам. Последними к дому Мохнатого подошли Митрич и Шура.
В прицепе осталось три пакета: один небольшой белый и два огромных, заполненных под завязку черных.
Сергеич протянул Митричу белый, а на Шуру посмотрел с сомнением. Миниатюрная женщина семидесяти лет, одетая в веселый голубой халатик в белую ромашку, и сама выглядела как прекрасный луговой цветок.
Голову ее окружали седые волнистые волосы, оформленные в короткую стрижку. Они слегка вздымались на ветру, создавая светящийся на солнце ореол. Ножки, обутые в светло-зеленые мокасины, скромно выглядывали из-под халатика. На лице застыла растерянная улыбка, собравшая лучики морщин возле глаз.
И пусть будет стыдно тому, кто сумел бы назвать эту женщину старухой.
– Шурочка, милая, но зачем же вы ножки-то били? Я б вам все к дому подвез, – приветливо улыбаясь женщине, сказал Валентин Сергеевич.
Митрич, уже собравшийся уходить со своим грузом, приостановился и подозрительно посмотрел на Шуру. Тем временем Сергеич откинул борт прицепа, подстелил кусок картона и протянул руку Шуре:
– Давайте-ка, усаживайтесь, я вас с комфортом довезу.
На крыльцо вышел Никитич, заинтересованный происходящим.
– Ой, Валентин Сергеевич, да я донесу, чего уж там, – смущенно ответила Шура.
– Не обижайте меня, Шурочка, – нарочито обидчиво проговорил бывший военный и, слегка поднатужившись, поднял Шурочку и усадил на край прицепа.
– Вы только держитесь покрепче, а я медленно поеду.
Федор Никитич вышел за калитку и подошел к впавшему в ступор Митричу.
– Чего это они? – сурово спросил он соседа.
– Да я и сам не понял. Вот стою, думаю. День рождения у Нюры через месяц. Стало быть, рановато еще продуктами закупаться. Родственников у них нет, приезжать в гости некому. А пакеты-то тяжелые, Сергеич сам сказал, что неподъемные, – почесав затылок, озвучил свой немудреный анализ Митрич.
– Какие пакеты? – непонимающе спросил Никитич.
– Да ну тя, Мохнатый. Я ж говорю, большие, черныя, они одни в «кабанчике» остались, – отмахнулся от него Митрич и зашагал к своему дому.
Федор Никитич, тайно симпатизирующий Шурочке, встревожился, но потом пожал плечами и пошел заниматься делами.
В следующую пятницу ситуация повторилась. Только теперь Сергеич сразу поехал до дома Шуры, но коммунары уже заприметили два тяжелых черных пакета.
Не на шутку взволновавшись, Мохнатый пошел к Светлане Николаевне. Удивительным образом у ее порога оказался и дотошливый Митрич. Посмотрев друг на друга, мужики решительно постучались в дом фельдшерицы.
Увидев на пороге двух мужиков с озадаченно-серьезными лицами, женщина тоже заволновалась.
– Что случилось, с кем? – быстро спросила она, намереваясь бежать в дом за тревожным чемоданчиком.
– Да погоди ты, Светлан Николавна, нихто не заболел, мы по другому делу, – остановил ее Митрич.
– Тьфу, напугали, гады, – облегченно выдохнула та, – проходите уже.
Выслушав рассказ мужиков, Светлана Николаевна спросила:
– Ну а я-то что должна сделать?
– Так сходила бы ты до Шуры с Нюрой. Может, узнаешь чего. Странно все выглядит. Они ж как воробушки питаются, да и огородом сильно не заморачиваются. Нюра, сама знаешь, давно уж на мир с улыбкой из окна смотрит, из дому не выходит, а Шуре одной тяжело и за ней, и за огородом ходить, – с явной заботой и жалостью сказал Никитич.
– Хм, а вы у Сергеича не спрашивали, чего он там покупал для Шуры?
– Не-е-ет, – замотали головами оба мужика.
Троица сельских детективов быстрым шагом направилась к дому водителя «кабанчика». Тот как раз успешно отвез пакеты Шурочке и ставил свое транспортное средство под навес.
– Спрашивать буду я, – шикнула на мужиков Светлана Николаевна.
– Валентин Сергеевич, у меня тут к вам небольшой вопрос появился, – мило улыбнувшись, начала она допрос.
Бывший военный, которому нравилась фельдшерица, сначала растерялся, но быстро собрался и ответил:
– Спрашивайте, Светлана Николаевна.
– Мне тут Митрич с Никитичем о тяжелых пакетах для Шурочки рассказали. Вы не могли бы сказать, что покупали для нее? Понимаете, это не просто любопытство. Нюра – моя подопечная, да и Шура мне небезразлична. В общем, возникшие странности настораживают нас, – не стала она заходить издалека и спросила в лоб.
– Ну, Шура не просила меня держать в секрете ее закупки. Да и нет там ничего необычного. Впрочем, если только количество. Пять банок тушенки, три килограмма овсянки, пять банок рыбных консервов, килограмм сухого молока. Ну, это помимо того, что обычно она заказывала, – честно ответил Сергеич.
– Вот как. Значит, так, я пошла на разведку, а вы тут сидите и ждите. Вдруг чего понадобится, – велела мужикам фельдшерица и пошагала к дому Шуры.
Вернулась она часа через полтора. Все три мужика сидели смирно на лавке возле дома и что-то тихо обсуждали. Увидев Светлану Николаевну, они замолчали и уставились на нее, ожидая результатов разведки.
Устало присев рядом с ними, женщина вздохнула и начала свой рассказ с неожиданного вопроса:
– Федор Никитич, а ты ж будку для Бурана сам делал?
– А то. По всем правилам, и утеплил, к стене поставил, чтоб не задувало. Да он, гад, разбаловался, больше дома отлеживается, – удивившись вопросу, как на духу доложил Мохнатый.
– А ты с чего об этом интересуешься? – подозревая подвох, поинтересовался Митрич.
– А с того, что наша блаженная Шурочка две недели назад подобрала на дороге к старой заимке беременную собаку. Там же поляна земляничная знатная, вот она по ягоды и пошла. А там Найдена, это она так собаку назвала. Пожалела, привела, позавчера она ей двух пацанов и девку из подола выложила, – почему-то тихо засмеявшись, доложила Светлана Николаевна.
– Ешкина балалайка! Это ж и вона как, вот же ей Нюрки мало, да и как вот… – Возмущенный Митрич потерял красноречие и выражался на пределе своих эмоций.
– Д-а-а-а-а, – озадаченно протянул Никитич.
– Подождите, мы ведь только в апреле тему эту обсуждали. Договорились же, что больше никаких приплодов и найденышей. И возраст у нас, и с финансами негусто. Куда нам живность-то заводить? Решено же было – ни-ни. Анна Валентиновна даже Машку стерилизовать решилась, – констатировал Сергеич.
– А как ты представляешь – худющую да беременную бросить? – укоризненно спросила его Николаевна.
– Ну, это да, но все же…
– Вот что я вам скажу, мужики. Шура говорит, что, услышав Найду, Нюра впревые за два года из дому вышла и с крыльца спустилась. Так что Шура ни за что эту собаку не выгонит и вам не даст. И щенков топить не будет. Она мне категорически заявила, да еще и ножкой притопнула. Так что готовьтесь, холостяки, стать папашами, – снова хихикнула фельдшерица.
Представив воздушную Шурочку в гневе, да еще ножкой топающую, мужики в унисон покачали головами, а Митрич спросил:
– Никитич, у тебя там доски за сараем лежат. Одолжишь?
– Надоть померить. На четыре будки точно не хватит, – ответил тот.
– У меня тоже есть. Тот год санузел подправлял, осталось малость, – добавил Сергеич.
Вечером к Шуре заявилась целая делегация. Испуганная женщина встала грудью перед калиткой и насупилась.
– Давай, Шурочка, показывай потомство, выбирать будем, – по-доброму усмехаясь, сказал ей Митрич.
– Ой, так они ж махонькие еще, слепые, – прижав руки к груди, воскликнула Шура, расцветая чудесной улыбкой.
Прошедшие во двор Митрич, Сергеич и Мартыниха что-то стали говорить про будки и пол щенят, а Светлана Николаевна и Валентин Сергеевич присели на лавку у забора.
– Вот вам, Светлана Николаевна, и демография по-заводьевски. Не только молодежь появляется, но и старики душой молодеют.
Гости Заводья
Мы расстались с нашими коммунарами в момент, когда благодаря Шурочке в собачьем коллективе Заводья произошло пополнение. С тех пор прошло три недели. Однако нынешнее лето решило не останавливаться на сюрпризах. Впрочем, давайте по порядку…
Новые будки, на совесть сколоченные мужиками, стояли во дворах Мартынихи, Митрича и Семена Сергеевича. О последнем стоит сказать отдельно.
Бывший заведующий библиотекой жил вдовцом. За любовь к мушкетерским романам Семен Сергеевич носил прозвище Дюма и очень этим гордился. Был он человеком рассудительным, основательным и немножечко занудным.
В свои семьдесят два выглядел молодцом, носил брюки со стрелками и только светлые рубашки. Дом свой содержал в чистоте и порядке, но вот огородом практически не занимался.
Единственная дочь Дюма, Маша, давно перебралась в город, окончила педагогический институт и, проработав года три в начальных классах, перешла воспитателем в детдом. Лет через десять она стала директором детдома.
Неделю назад дочь позвонила отцу и поделилась возникшей у нее идеей. Сегодня дед Семен ждал ее приезда, чтобы обсудить план со всеми коммунарами.
В ожидании дочери Семен Сергеевич вышел из дома и присел на лавочку возле калитки. Постепенно к нему подтянулись и ближние соседи. Первым был Митрич.
– Дочу ждешь?
– Да.
– Понятно. А я тебе знашь че скажу? Нравится мне ее идея, вот только сдюжим ли? Давно ить я этим делом не занимался. – Почесав подбородок, Митрич тоже присел на лавочку.
– Да мы тут при чем? На первых ролях наши женщины будут, а мы как слуги при дворянах: принеси, подай.
На горизонте показалась Мартыниха. Слегка переваливаясь, она шустро двигалась к мужикам. Широкая туника и короткие обтягивающие лосины мало скрывали ее дородное тело.
Это ведь раньше старушки ходили в длинных юбках, несуразных кофтах и платках, сегодня таких мало где встретишь. Вот и у Мартынихи на голове красовалась красная бейсболка, лихо задвинутая козырьком назад.
– Глянь, какая мадама к нам бежит. Телеса трясутся, рубаха развевается, а голова как маков цвет горит, – весело молвил Митрич.
– Ты б поосторожней с характеристиками, а то ведь у Клавдии Петровны рука тяжелая, да и половник большой имеется. Звезданет – небо в Париже увидишь, – ответил на его иронию Дюма.
– Че расселись? Машка когда приезжает? Митрич, мне бы еще красочки желтой немного, – не переводя духа от быстрой ходьбы, высказалась Мартыниха.
– Клавдия, вот скажи ты мне: кто тебя надоумил будку ромашками разрисовать? И потом, что Вилюй на это скажет. У него ведь хоромы скромныя, серыя, обшарпанныя, – растягивая окончания, подначил Клаву Митрич.
– А чего меня надоумливать, я сама с мозгами. Моей Ромашечке нужен красивый дом. А я и Вилюю красоту наведу, еще не решила, чего ему изобразить, – гордо выставив одну ногу вперед и немного задрав подбородок, ответила ему женщина.
Для Семена художественные изыски соседки стали новостью, поэтому на его лице нетрудно было заметить выражение крайнего удивления и интереса. Шарики в его голове завертелись, картинки нарисовались, и, неожиданно для соседей, он вдруг сказал:
– Тогда мне нужна белая и голубая краска.
Митрич подпрыгнул на лавке, развернулся лицом к Семену и спросил:
– Зачем?
– Нарисую на будке Атоса плащ мушкетеров.
– Вот так, значит, да? Ла-а-адно, раз пошла такая пьянка, будет у меня Сом, а на будке дно морское нарисую, вот, – закинув ногу на ногу и облокотившись на забор, утвердительно кивнув головой, закончил свою мысль Митрич.
Теперь на него в четыре глаза уставились Дюма и Мартыниха.
Тем временем к теплой компании будущих хозяев щенят Найдены присоединились Лешка Сглаз, Светлана Николаевна и Валентин Сергеевич. От своего дома ковылял Валерьяныч, а в дальнем конце улицы показалась Шурочка. Не хватало только Шумихи, Мохнатого и Педагога.
Окружив сидящих на лавке, сельчане поздоровались, и Лешка Сглаз спросил:
– Чей-то вы замерли, как сфинксы?
– Они мою мысль переваривают, – ответил Митрич.
– Ценная мысль? – вновь спросил Лешка.
– У-у-у, художественно выразительная, – закатив глаза, молвил Митрич.
С другого конца села показалась легковая машина. Все обернулись.
– Никак Маша едет, – предположила Светлана Николаевна.
Семен Сергеевич очнулся и громко произнес:
– Так, ну-ка расступились, дайте дочу встретить.
Поднявшись с лавки, он решительно раздвинул руками Лешку и уже стоявшего рядом с ним Валерьяныча.
Машина остановилась. Из нее вышли Маша и ее муж Анатолий. Они дружно поздоровались с коммунарами, обнялись с Семеном Сергеевичем. Пока они здоровкались, подоспели Шумиха, Мохнатый и Педагог.
– Хорошо, что вы уже собрались, – сказала Маша. – Толя, разгружай багажник. Клавдия Петровна, Федор Никитич, Иван Валерьянович, Анна Васильевна, тут ваши гостинцы передали.
Названные подошли поближе к багажнику. Анатолий выудил пакеты с их именами, записанными на бумажках, и передал гостинцы старикам. Оставшиеся пакеты он понес в дом тестя.
– Машенька, мы решили тут разговаривать. Лето жаркое, в доме душновато всем будет, вон под яблоню пойдем, там и побеседуем, – предложила Светлана Николаевна.
Яблоня у Дюма знатная вымахала. Раскидистая, высокая, штрифель с нее по осени ведрами собирали.
– Толя, захвати там стулья да табуретки, – крикнула Маша мужу, уже выходившему на крыльцо.
Сидячие места отдали женщинам и Валерьянычу, он со своими больными ногами недолго бы простоял.
Маша одернула футболку, встала перед сельчанами и засмущалась. Это в городе она солидная женщина в деловом костюме и со стильной прической. Сейчас перед стариками стояла их Машунька в тонких спортивных брюках, белой футболке и с коротким хвостиком.
– Вот ведь вроде начальница, а перед вами робею.
Между коммунарами прошелестел легкий смех.
– Да ты не тушуйся, Машуха, говори как есть, авось не съедим, – подбодрил ее в своей манере Лешка Сглаз.
– И то правда, чего застеснялась-то? Мы ж тебя вот такейной помним, – опустив руку ниже табуретки, зычно выдала Шумиха.
– Кхм. Я папе вкратце рассказала о том, чего хочу. Вот, приехала подробности поведать. Два месяца назад в наш детдом поступило трое ребятишек, все погодки, два брата и сестра, девяти, десяти и одиннадцати лет. Говорят, их родители решили сразу отстреляться, народили деток одного за другим. Жили хорошо, весело. Детки ухоженные, умненькие. Только вот беда к ним нагрянула… – Маша замолчала, а в глазах у нее застыли слезинки, постояли немного и покатились по щекам крупными каплями.
Мартыниха резко подхватилась с табуретки, подскочила к женщине, обняла:
– Маш, да ты чего, ты это, не надо так, давай, рассказывай, – приговаривала она, поглаживая дочку Семена по спине.
– У них собака была, ощениться должна была, да что-то пошло не так. Родители повезли ее к ветеринару, детей дома оставили. У них дом, кстати, недалеко от Заводья, в Павловке… В общем, ливень в тот день был, машину занесло, погибли все… Вру, не все, одного щенка мамка, видно от удара, родить успела, или сам выскочил, а может, судьба такая ему, выжить…
Маша говорила медленно, как будто вспоминая подробности. На самом деле рассказ о детях давался ей трудно, видно было, что она не на шутку переживала за них.
– Кутенок этот, несмотря на трагическую ситуацию, под счастливой звездой родился. Сначала его водитель, остановившийся из-за аварии, пожалел, в ветеринарку отвез, денег оставил, попросил выходить. Потом медсестра домой взяла и на лапки поставила. А у ребят родня только дальняя, да и та не захотела на себя такое бремя брать. Определили их к нам. Два месяца прошло, а они никак от шока не отойдут, держатся вместе, ни с кем из детей не контактируют, все исполняют на автомате.
Им кто-то про щенка рассказал. Видимо, нянечки наши трепались, а кто-то из детей подслушал. Не знаю… Они за воспитательницей ходить стали, просить, чтобы им разрешили щенка в детдом взять. Ко мне в кабинет все трое пришли, то же самое попросили. А куда мне его брать, у нас ведь даже живого уголка не положено. Один аквариум и стоит.
Маша снова замолчала. Перед ней сидели люди, которые знают, что такое остаться одному. Пережившие многие катаклизмы, ощутившие на себе горечь потерь, но сохранившие веру в лучшее. Им не требовалось долгих пояснений.
На некоторое время под яблоней воцарилась тишина. Кто-то тихонечко вздыхал, кто-то, положив руки на колени, смотрел в землю, кто-то, облокотившись на забор, наоборот, глядел куда-то вдаль.
Маша ждала. Подсознательно она боялась, что старики, и так сталкивающиеся с различными проблемами, не примут ее просьбы. Собственно, решение, которое она нашла, может выйти боком и ей, но женщина устала бороться с бюрократическими вывертами, ей не очень нравилось подгонять всех под один шаблон.
Когда она вникла в проблему этой троицы, ей почему-то сразу подумалось о Заводье. Вспомнилось детство, когда она могла забежать во двор Никитича, чтобы не мчаться к своему дому, и легко попросить молочка или булочки. И ей вынесут целую кружку молока, и батон вареньем намажут, и на крыльцо усадят, и скажут, чтоб не частила, пила и ела с удовольствием, а не на бегу. А еще ей вспомнилось, как у калитки стояла Шумиха с большой миской первой клубники в руках и кричала на все село:
– Вовка-а-а! Ягоду возьми!
И, услышав ее, к калитке вихрем неслись и Вовка, и Наташка, и Машка. Они усаживались прямо тут, на пышной траве у забора, и лопали мытую клубнику за обе щеки. Потом дружно кричали спасибо матери Вовки, ставили миску за калитку и мчались по своим делам.
В Заводье не было чужих детей и внуков, все были свои, родные оглоеды, хулиганы, умницы и «Вот такие!» ребята.
– Вы не думайте, с ними воспитатель будет. Вы только решите, где их поселить, ну и чем занять. Я не знаю, но мне кажется, что им… Я ж была в Павловке, но там не то, там города больше, люди за заборами. А у нас, у нас… – Маша сама не понимала, почему слезы льются из глаз, почему сердце не стучит, а бьется.
– Опять! Маш, да хватит уже капать себе и нам на нервы. Мы ж это, не против. Мы о другом задумались – о том, что беда, зараза, ни малых ни старых не щадит, – вздохнув, высказалась Мартыниха.
– Да обговорили они уже все, доча. Поселим у Никитича, у него дом большой. Мартыниха меню составила. – Дюма хитро подмигнул соседке. – Валентин будку уже собирает. Мы, как те пионеры, всегда готовы.
– Ой, я ж вам не сказала. Я и продукты привезу, и одежду сменную для ребят, и туалетные принадлежности, – торопливо стала перечислять Маша.
– Да погоди ты, не части. Ты вот что скажи: щенок-то мальчик али девочка? – деловито осведомился Митрич.
– Девочка, – удивленная вопросом, ответила Маша.
– Ясно, а имя у нее есть?
– Нет еще.
– Жаль. Вдруг у нас краски такой не окажется или картина не получится? – почесал макушку Митрич.
– Какие краски, какая картина? – спросила, ничего не понимая, Маша.
– Да ну их, Маш, не слушай. И краску найдем, и картину придумаем, – утверждающе сказала Мартыниха.
Выпав из реальности, дочь Семена Сергеевича растерянно поглядывала на стариков. Закралась у нее бредовая мысль о том, что не все в порядке с разумом коммунаров, но нет, вот же они, вполне вменяемые.
Похихикивание Митрича, улыбка на лице отца и уже откровенный смех Мартынихи совсем сбили ее с толку.
Ситуацию спасла Светлана Николаевна:
– Маша, ты когда планируешь деток привезти?
– А, что? Так это, в следующее воскресенье, – ответила женщина.
– Ну вот и ладушки. А пока давай подробнее о каждом, – попросил ее рассудительный Никитич.
Разговаривали они долго, вопросов было много…
Прошла неделя. Наступило воскресенье. В одиннадцать утра в Заводье въехал детдомовский микроавтобус. Коммунары снова собрались возле дома Дюма.
Первой вышла Маша, за ней появился мальчик лет одиннадцати с переноской для животных в руке. За ними из машины выпрыгнули девочка и мальчик, потом появилась женщина лет тридцати. Водитель, высадив пассажиров, сдал немного назад.
Они стояли напротив друг друга. Одиннадцать коммунаров и три настороженных ребенка, уцепившихся друг за друга. Из переноски доносилось звонкое повизгивание.
Маша уже хотела представить их, но тут вперед вышел Лешка Сглаз. Сухонький старичок небольшого роста, одетый в зеленые шорты и желтую футболку, приподнял ладонь над бровями, посмотрел на ребят живыми карими глазами и обратился к старшему:
– Здравствуй, старшой. Меня Лексей Никифорович зовут, но ты не заморачивайся, можешь просто дед Леша звать. А тебя?
– Ваня, – тихо ответил мальчик.
– Иван, значица. А скажи мне, Иван, как вы щенка назвали?
Дети посмотрели друг на друга, потом Ваня повернулся к деду и, как-то изменившись в лице, совсем тихо сказал:
– Никак еще.
– Ясно. Тогда пошли за мной на экскурсию.
Махнув ребятам и строго взглянув на коммунаров и Машу, Лешка Сглаз повел детей во двор к Семену Сергеевичу.
– Вот, – показал он на голубую с белым крестом будку, – это для Атоса. Про мушкетеров знает кто-нить чего?
Ваня кивнул головой, младшие тоже закивали.
– Пошли дальше, – потянул их за собой дед и привел во двор к Мартынихе.
– Тута у нас Ромашка жить будет, а енто Вилюю дворец расписали.
Перед детьми стояли две будки: одна – слева от крыльца, вторая – справа. Зеленая в белую ромашку была понятна, а вот вторая, раскрашенная в бело-черную полоску, вызвала интерес.
– Дед Леш, а почему у Вилюя будка в полоску? – спросил Ваня.
– А это не у Вилюя, это у его хозяйки настроение менялось, вот она и намалевала. Ладно, пошли дальше, нечего собаку смущать, вишь, стыдно ему за такое непотребство.
Мальчишки улыбнулись, девочка хихикнула.
Огромная морда сома, выглядывающая из водорослей, на будке во дворе Митрича пробила детей на смех. Нет, они не хохотали, они просто хмыкали все трое и с каким-то хитрым умыслом поглядывали на щенка в переноске.
Лешка Сглаз заметил переглядывания и тихонько вздохнул: что-то будет. Следующий двор был его.
– Вот, – указал он рукой на сверкающую ошкуренным гладким деревом новую будку, – дом для вашего щенка. Ну а я, значица, хозяин двора и дома.
Ваня поставил переноску на дорожку, открыл дверцу. Черный с рыжими подпалинами щенок весело выскочил из тесного домика и деловито описал травку.
– Вот же пискля, не успела в дом войти, уже территорию пометила, – беззлобно ворча, сказал дед.
Дети снова улыбнулись.
– Ну и как звать будем енту разбойницу? – спросил дед, наблюдая, как щенок деловито исследует двор.
– Белка, – сказала девочка.
– А тебя как звать? – повернувшись к ребенку, спросил дед Лешка.
– Ната, – немного смутившись, ответила девочка.
Лешка Сглаз знал, как зовут детей, но, когда он увидел, как они смотрят на чужих им стариков, понял, что нельзя с ними с высоты возраста фамильярничать.
Он, может, и слова-то такого никогда не употреблял, просто интуитивно почувствовал, что сейчас надо этим трем опаленным бедой душам. Потому и вышел вперед и повел их по деревне.
– Хм, Ната, а ты орехи рисовать умеешь?
– Не пробовала.
– Вот и я не пробовал. Значит, будем вместе придумывать, – констатировал дед.
Потом он посмотрел на среднего мальчишку, спросил, как его зовут, и сказал:
– Слушай сюда, тезка. Вон, видишь, наши стоят под яблоней? Беги к ним, спроси Митрича. Скажи, что нам краска нужна коричневая, зеленая, белая, ну и желтую тоже пусть дают. Понял?
Мальчишка махнул головой и, сорвавшись с места, вприпрыжку побежал к коммунарам.
Оставшиеся у яблони коммунары и Маша обсуждали бытовые мелочи. Машину с водителем, воспитательницей и Никитичем отправили на разгрузку к дому Никитича.
Подбежавший к ним мальчишка остановился возле Маши, тронул ее за руку и спросил:
– Мне Митрич нужен…
Услышав просьбу ребенка, Митрич подошел к нему:
– Ну, я Митрич. Чиво случилося?
– Дед Леша сказал, что нам нужна краска: коричневая, зеленая, белая, желтая, – быстро выпалил Леша.
– Это ж че вы там рисовать надумали? Как собаку-то нарекли?
– Белка, орехи, – ответил мальчик.
Митрич обернулся к коммунарам, развел руки в сторону и молвил:
– Вот такие ромашишечки!
Засмеялись все, кроме Маши. Она не понимала, что происходит, причем здесь краски и орехи. А происходило обыкновенное чудо. Мудрые старики смогли достучаться до закрывшихся миру маленьких сердец, отогрели их не правильными словами и жалостью в голосе, а заботой о таком же маленьком, но совсем беззащитном существе.
Будем жить
Три недели душевных откровений, неожиданных открытий и забавных приключений подошли к концу. Завтра коммунары ждали приезда Маши.
Ждали директора детдома и Ваня с Наташей и Лешей. Загорелые, румяные, окрепшие, с ссадинами на коленках и царапинами на руках, они сидели на крыльце Митрича и, оглядываясь по сторонам, заговорщицки о чем-то шептались.
– Баб Шуре ветки у сирени подпилить, Валерьянычу дорожку в огород почистить, опять заросла, – по-взрослому покачав головой, шептал Ваня. – У Шумихи в калитке петли смазать, деду Леше надо воды в бочку натаскать.
Младшие деловито кивали в ответ.
– Леш, ты масленку у Никитича взял?
– Ага, сказал, что велик скрипит.
– Ясно. Ножовку я у Валентин Сергеевича одолжил, правда, он не знает, но ничего, мы по-быстрому до баб Шуры, и я положу на место.
В это же самое время Мартыниха довязывала рукав свитера для Наты. Митрич с Никитичем шарились по огородам, собирая с веток яблоки и груши. Шумиха складывала в просторную сумку банки с вареньем и консервацией. Дюма, Валентин Сергеевич и Светлана Николаевна упаковывали книги, купленные для ребят еще неделю назад.
Лешка Сглаз дежурил в яслях. Столкнувшись с безудержным любопытством, потрясающей скоростью передвижения и способностью засыпать в самых неожиданных местах, коммунары единогласным решением посадили новобранцев в собачьей шкуре за забор.
Во дворе деда мужики соорудили приличный загон, окружив его невысоким заборчиком. Утром владельцы щенков приносили своих сорванцов в ясли. Дежурили по очереди. Дед сидел на складном стульчике и наблюдал за возней щенят. Белка, Ромашка, Атос и Сом играли в свои щенячьи игры, а Сглаз присматривался к ним и вслух комментировал:
– Это ж кто у нас такой толстопузый? О, Ромашка. Закормила тебя Мартыниха, вона попа какая, аж заносит на поворотах.
Немного поерзав на стуле и достав из кармана яблоко и складной нож, дед стал отрезать от фрукта дольки и вкушать дар природы. Вдруг он замер, не дотянув отрезанную дольку до рта, и смачно выругался:
– О, едрить его колено. Или я сумневаюся, или мне кажется, но у нас назревает проблема. Надоть к Валерьянычу сгонять.
Немного поскрипев, он поднялся и поспешил к дому соседа.
Тем временем юные тимуровцы-разведчики бегали от дома к дому, подлавливая моменты, когда хозяина там не будет. Вот и сейчас Ната заметила шагающего в конец деревни Сглаза и со всех ног побежала к Ване.
Валерьяныч встретил Лешку Сглаза на крыльце, где маявшийся ногами лесник устроил себе лечебные процедуры. Сидя на лавочке, он опустил ноги в небольшую бадейку, наполненную каким-то отваром, и укрыл их старым пледом.
– Здорово, Валерьяныч! – попривествовал его Сглаз.
– И тебе не хворать, Леша, – ответил ему лесник.
– Долго еще сидеть будешь?
– А что надо?
– Хм, надо посмотреть на кое-кого.
– Леш, я на девушек давно не заглядываюсь.
– Да ну тя. Там ить не токма девушки, тама и вьюноши.
– Куда это ты меня приглашаешь? – подозрительно прищурившись, спросил лесник.
– Ты это, заканчивай процедуры, и пойдем. Дело сурьезное.
– Вот же катастрофа ходячая. – Валерьяныч кряхтя вытащил ноги, обтер полотенцем, надел стоящие рядом тапочки. – Куда идти-то?
– До меня пойдем, – мялся в нетерпении Лешка Сглаз.
Валерьяныч слил воду из бадейки под крыльцо, отнес посуду в дом, переобулся и, незлобно ворча и слегка прихрамывая, пошел за беспокойным дедом.
Во дворе Лешка подвел друга к яслям:
– Гляди!
Бывший лесник сначала просто смотрел на игры щенят, потом подошел поближе, вгляделся пристальнее, задумался.
– Да-а-а, знатно Найдена подгуляла.
– Надоть еще у пионеров наших спросить, чего-то сразу не додумались. А что это за порода у Белкиной мамки была? – потерев подбородок, поинтересовался Сглаз, глядя на пузатую, черную с рыжими подпалинами Белку, явно превышающую своих товарищей габаритами.
Валерьяныч посмотрел на него удивленно, потом присмотрелся к Белке, потом снова на Лешку…
Прощание с ребятами вышло сумбурное, сентиментальное, плаксивое и задушевное. С Машей договорились о всех каникулах, ребятне насовали полные сумки-корзинки домашних заготовок, спелых фруктов и свежей выпечки. Усадили всех в машину, помахали руками, думали расходиться, но Лешка с Валерьянычем остановили.
– Тут дело у нас такое, – начал Лешка Сглаз.
– Да не дело, а событие, а точнее, проблема. И вообще весело будет жить, – усмехаясь, дополнил его Валерьяныч.
– Да не тяните уже, глагольте, чего накопали, – прикрикнула на них Мартыниха, все еще вытирая слезы.
– В общем, так. В наших яслях обнаружились три полуволчонка и одна ротвейлер, – молвил Валерьяныч.
– От еж, так и знал, что жизнь в Заводье бьет ключом, и все по башке! – констатировал бесспорный факт Митрич.
– А я всегда знала, что моя Ромашка с характером, – внесла свою лепту в осмысление ситуации Мартыниха.
Прошел год. По заранее оговоренным обязательствам Маша привезла детей на летние каникулы. Когда они подъехали к дому отца директора, их встречали жители Заводья и собаки. И было тех собак много, и были среди них четыре рослых молодняка, отличавшихся настороженным поведением и серьезными взглядами.
Все четверо дружно потянули носами, вильнули хвостами и, признав своих, кинулись обниматься, сбив с ног и Ваньку, и Лешку. Наташа успела присесть, и Белка просто вылизала ей все лицо.
– Принимайте гостей надолго, – засмеялась Маша.
– Так заждались уже. И комнаты готовы, и пирогов напекли, и…
Шумиха не успела договорить, Митрич бесцеремонно перебил ее.
– Так, ребята, давайте, вещички свои хватайте, да на постой пойдем, – деловито пригласил он желанных гостей.
Ребята весело подхватили свои рюкзачки и пошагали за Митричем. За ними деловито отправилась вся четверка молодняка. Четвероногие старожилы Заводья разбежались по своим делам.
– Смотри-ка, как привязанные, – удивленно прокоментировала Маша.
– Эт наш спецназ. Сопровождают во избежание, – сказал Лешка Сглаз.
– Какой спецназ? – снова удивившись, спросила Маша.
– О-о-о, ты ж не знашь ничего. Тут две недели назад двое пришлых нарисовались. Молодые, наглые, решили у стариков поживиться. К Мохнатому сунулись, а там молодняк наш в гости к Бурану прискакал. Мы их иногда выгуливаем так, чтоб территорию знали, и вообще… Короче, прихватили энтих голубчиков, хорошо так прихватили. Мы в полицию их сдали, а они, оказывается, в розыске уже. В Кошкино они отметились, Сергеевну ограбили. Потом в Веснянку заглянули, там тоже у кого-то деньги сперли, пока хозяйка на огороде возилась.
– Агась, – поддержал Лешку Валерьяныч, – мы ж эту банду цельный год по науке воспитывали. Вот они по науке и взяли их в полон, – засмеялся лесник, довольный проделанной работой.
– Нет, ну с вами точно не соскучишься, – улыбнулась в ответ Маша.
Заводье: едем к ветеринару
Кому-то может показаться, что Заводье – это сказочный уголок, придуманный моей виляющей фантазией. Кто-то скажет, что такие отношения между людьми совсем не характерны для нашего высокотехнологичного XXI века. С другой стороны, а давно ли вы бывали в таких заброшенных деревушках, где несколько стариков доживают свой век?
Много повидавшие в жизни, они, оставшись на родной земле, где каждый клочок, каждое деревце, каждая дощечка в заборе соседа знакомы, понятны и дороги, давно расставили приоритеты и живут теми ценностями, которые должны быть важны для каждого правильного человека.
Ладно, оставим философские размышления на минуты перед сном и заглянем в нашу любимую сказочную деревню.
А там идут активные разговоры и сборы. На одном из советов у Светланы Николаевны Валерьяныч разродился идеей вакцинации собачьего молодняка. Лесник объяснил свою мысль тем, что собаки у них породистые, умные, но безбашенные в силу своей молодости. Лес рядом, там дикий зверь, бешенство, то, се, вот. Значит, требуется обезопасить заводьевский спецназ от всяких там болячек и зараз.
Сказано – сделано. Но не в случае с Заводьем. Ехать решили все, и дети тоже. Они еще гостили у стариков, идею поддержали, а еще предложили расширить программу. Что тут началось…
На Машу, дочь Семена, и Сережу, внука Мартынихи, возложили обязанность по поиску габаритного транспорта, в который должны были вместиться… шесть, нет, восемь… Ладно, кто самый здоровый, тот и поедет. Ну и четыре собаки. Особым поручением стала покупка ошейников и поводков.
– Намордники нужны? – спросил селян Сережа, когда приехал по срочному вызову бабки.
– Да зачем? Мы их морды руками подержим, – отмахнулся от Сережиного вопроса Митрич.
Как понимаете, все приготовления имели и финансовую сторону вопроса. Тут уж, что называется, по сусекам поскребли, по банкам пошарили, родственников поднапрягли. Насобирали, в общем.
Маша сходила в ветеринарную клинику, договорилась о визите на пятницу, объяснила ситуацию, вот только не предупредила, что заявятся к ним люди интересные, оригинальные, себе на уме и со своими шуточками-прибауточками. И про породу собак не сказала, типа потом сюрприз будет.