Измена. В его власти

Пролог

– Мирон? Ты что тут делаешь? – с удивлением смотрю на мужа и не понимаю, что он здесь забыл.

Он ведь сам от меня отказался. Сам заставил подписать документы о разводе, ведь у него есть беременная любовница. Разве они не должны переделывать детскую, ведь у меня совершенно нет вкуса, и комната смотрится убожеской, или как там говорила эта Агата.

– Приехал за тобой, – оттолкнувшись от капота машины, идет ко мне походкой хозяина жизни. – Малыш, пора прекращать эти бегалки. По и ладно. Пора возвращаться домой, – и выбившуюся из прически прядку на палец наматывает.

Раньше мне это нравилось, а сейчас раздражает, ведь так он делал не только мне, но и ей.

– Ты сейчас серьезно? Куда ты предлагаешь мне вернуться? Туда, где твоя любовница делает ремонт в детской, потому что у меня ужасный вкус? Ты не в себе. Уходи, я не хочу слушать этот бред, – отмахиваюсь от него, хочу обойти, но муж упрямо преграждает путь, хватает за плечи, в желании остановить.

Только во мне все кипит от злости и непонимания. Но ему на это все равно. Он смотрит на меня так снисходительно, что душу наизнанку выворачивает. Так смотрят на неразумных детей, которые считают себя умнее взрослых. И вот, чтобы доказать свою взрослую правоту, родители дают малышу ошибиться, а потом награждают вот таким вот красноречивым взглядом.

Но я не ребенок. Третьей никогда не буду. Мне нужен мой муж, мой мужчина. Он меня променял. И как бы мне не хотелось вернуться в теплый мирок, под его крылышко, ведь хорошего между нами было куда больше, чем плохого, мне некуда вернуться.

– Ее больше нет. Агаты больше не будет в нашей жизни, – совершенно спокойно говорит, а во мне все обрывается. – Не устраивай истерику на пустом месте. Оступился. С кем не бывает? Какой бы еще мужик не оступился, если бы его жена не могла забеременеть три раза с ЭКО?

– Ты еще меня обвиняешь в этом? От меня ничего не зави… Подожди. Ты сказал три раза. Но у нас было четыре ЭКО. Ты, что.

– Да, я знаю, малыш. У нас все получилось. И поверь, тебе лучше не знать, как я на тебя сейчас зол. Эту радостную новость я должен был узнать от тебя. От тебя, понимаешь? А не случайно увидев письмо из клиники, где расписана инструкция на первый триместр, что, как и когда принимать, делать и так далее. Я не буду спрашивать почему ты решила скрыть от меня ребенка.

– Да правда, почему? Мы же в разводе. Все. Уходи, Мирон, – скидываю с плеч его руки, но не на долго.

И шага сделать не успеваю, как он клещом в меня впивается и толкает к машине.

– Нет никакого развода. Ясно тебе? Я порвал те документы. И ребенка у меня ни от кого, кроме тебя не будет. Мы семья. Точка. Забудь про это недоразумение.

– Недоразумение?

– Да. И сейчас ты молча идешь к подруге, и собираешь вещи. Хотя, нет, лучше это сделаю я, а ты пока посидишь в машине. А то настропалит эта мегера против меня. Итак уже настропалила, что горя хапну, чувствую. Сиди смирно и жди. Мы семья, Алёна. Ничто и никто это не изменит.

Я даже пикнуть не успеваю, как бывший муж, а может, и не бывший, заталкивает меня в машину, пока я в шоке, и скрывается за дверью подъезда.

Глава 1

Алёна

– Ну, что же вы, Алёна Андреевна, мы ведь с вами не в первый раз делаем ЭКО. Задержались вы с визитом. Не хорошо. Как маленькую, вас вызваниваю, – недовольно говорит Светлана Леонидовна, заполняя бумаги.

Чувствую себя нашкодившим ребенком, но как объяснить женщине, что в четвертый раз услышать, что эмбрион не прижился, страшно? Каждый раз одно и то же. Две недели радостного ожидания, ложные признаки наступления беременности, а потом оглушающие слова: «Попытка не удалась. Не отчаивайтесь. Не у всех пар получается с первого раза».

Я очень устала слышать эти слова и начинать все по новой. Поэтому и не пошла на прием две недели назад в положенную дату. Снова ложная симптоматика, как мне казалось, ложная, тяготила душу.

– Я уже думала вашему мужу, звонить несмотря на вашу просьбу.

Да, после первых двух попыток я попросила не тревожить Мирона. Лучше самой ему сказать в пятницу вечером, чем слышать упреки, что после звонка врача, он не может нормально работать. За выходные он обычно успевает свое горе от неудачной попытки утопить с друзьями. Не со мной.

Я переживаю это в одиночестве. И честно, думала, что пора подумать об усыновлении. Мы мучали друг друга безуспешными попытками ЭКО. Даже отдалились друг от друга, ведь для мужа это как удар ниже пояса, что жена ходит в клинику, в то время, как у его друзей уже планы на второго ребенка.

Но почему-то Мир думает, что больно только ему, ведь я прячу от него свои слезы и переживания, стараюсь быть сильной и говорю ему, что значит рано, придет наше время.

И, кажется, кто-то там наверху услышал мои молитвы, потому что на календаре не появился очередной красный флаг. Выждала время и наконец-то сама позвонила врачу, чтобы назначить дату приема.

– Простите, я перестала надеяться, но кажется в этот раз все получилось, – с надеждой говорю ей, и она наконец отрывает взгляд от бумаг.

– Да? – с удивлением говорит, чем вызывает мое недоумение, но стараюсь прогнать дурное предчувствие, резанувшее душу. – Ну, проходите, сейчас посмотрим.

Пока репродуктолог заканчивает заполнять бумаги, я забираюсь на кресло, от которого уже потряхивает мелкой дрожью и жду ее, надеясь на положительный результат. И через десять минут, когда осмотр закончен, а врач с характерным звуком снимает перчатки, говорит самые долгожданные слова в жизни, мне кажется, что выпадаю из реальности.

– Да, шанс беременности велик. Сейчас сдадите анализы и через пару часов мы будем точно уверены, что все получилось. Одевайтесь. Надо же.

Последние слова она произносит себе под нос, но я все равно цепляюсь за них. Неужели даже она не верила в успешность процедуры? Тогда это чудо! Самое настоящее чудо.

Выйдя из-за ширмы, забираю бумаги, сдаю кровь и жду результатов. Все равно взяла на работе день без содержания. Голова с утра чумная от предвкушения радостной новости. Вот муж обрадуется, когда покажу ему заключение под нос.

Теперь он сможет хвастаться пинками сына в моем животе, когда малыш начнет реагировать на его голос. Потом первыми словами, шагами. Наша жизнь наконец заиграет яркими красками. Теми, какими мы хотим уже пять лет брака.

С трудом дожидаюсь результатов анализов, и когда они подтверждают беременность, я счастливая и с новыми наставлениями выхожу из клиники, и забежав в кондитерскую за тортиком, возвращаюсь домой. У меня даже в кончиках пальцев покалывает от нетерпения поделиться счастьем с любимым человеком вот прямо сейчас, по телефону. Но нельзя. Хочу видеть его глаза, когда услышит. Хочу на себе ощутить его радость.

Ловко паркуюсь у дома и поднимаюсь по лестнице на восьмой этаж, потому что сегодня лифт на ремонте до пяти вечера. И пес с ним. Я парю по воздуху, потому что сегодня самый счастливый день в моей жизни. Даже бабуль у подъезда нет, которые обычно умудряются задеть едкими словечками. Все на моей стороне.

Открываю дверь да так и застываю на мгновение. Чемодан? Прохожу в квартиру, закрывая за собой дверь и замечаю чужие женские туфли на высокой шпильке. Не понимаю ничего. Что происходит? А потом до слуха долетают голоса, один из которых узнаю безошибочно, а второй мне смутно знаком.

– Ну, пупсик, мне не нравится Герман. Это не модно, – женский голосок полон капризов, которые так ненавидит муж, но почему-то сейчас я слышу его грудной смех.

Так он смеется, когда ему искренне что-то нравится и умиляет.

– Ахаха… А как тогда? Твои иностранные еще хуже. Не Тимофей же предлагаю. Павел или Александр Миронович тогда давай, – муж предлагает женщине имена, а мне в грудь словно что-то острое вонзили.

Дышать становится трудно. Пытаюсь оттянуть и без того глубокий вырез платья, чтобы прогнать чувство удушья, но не помогает. Меня обдает волной жара, пульс стучит в ушах от понимания, эти двое сейчас выбирают имя ребенку.

ИХ ребенку.

Ноги сами несут меня к спальне, откуда раздаются голоса. Любовники продолжают свой разговор, медленно разрушая мой мир, мою жизнь. А счастье ведь было так близко.

– Тогда уж лучше Денис. Хотя бы дерзко звучит, – открываю дверь и застываю на месте.

Мирон нежно гладит голый, слегка округлый женский животик. Они смотрят на меня без страха. Они меня ждали. Им совершенно плевать, что я застала их обнаженными в супружеской спальне. В НАШЕЙ с Мироном спальне.

В глазах коллеги мужа, которая давала мне советы, как сохранить любовь на былом уровне на каждом корпоративе, чтобы его никто не увел, читается триумф.

«Ну, что, съела? Я же говорила, уведут, если будешь такой, какой он хочет. Теперь он мой, а ты – никто»

Вот что в ее глазах. Муж целует ее в щеку и шепчет что-то на ушко, отчего на ее лице расцветает еще более самодовольная улыба.

– Ты вовремя, Алён, – с легким пренебрежением говорит муж, поднимаясь с постели и не стесняясь собственной наготы, выволакивает меня в коридор, больно схватив за плечо.

Я плетусь за ним, не веря в происходящее. Нет. Я просто уснула на светофоре и мне снится самый страшный кошмар. Это нереально. Этого просто не может быть.

– Вот. Подписывай на каждой странице, – остановившись около комода в прихожей, дает в руки бумаги и ручку.

Перед глазами все плывет. Смотрю на листы, и ничего не вижу. Руки дрожат, потому что мне страшно от происходящего. Сегодня ведь самый счастливый день в нашей жизни. За что, Господи?

– Мирон… – шепчу, потому что на большее не способна.

– Что, Мирон? Подписывай говорю, – сам кладет бумаги на комод и, впихнув ручку в мои пальцы, подносит руку к нужному месту.

– Что это?

– Это документы на развод, Алён. Все, надоело. У меня есть семья, а пустоцвет, позорящий мое имя, мне не нужен.

– Мирон, но я… но мы ведь, – на глаза наворачиваются слезы и голос дрожит.

Мне бы дать ему пощечину со всей силы, так, чтобы ладошка загорелась. Крикнуть, какой он негодяй и подлец. Но вместо этого, смотрю на того, с кем мы клялись друг другу в вечной любви, быть вместе и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, и понимаю, он все для себя решил.

– Ставь подписи и убирайся отсюда, Алён. Не трепи мне нервы. Вот уже где мне твои жалостливые глазки и истерики на пустом месте, – показывает ладонью поперек шеи, и слезы все же текут из глаз.

Вот что для него наша семья – мои истерики.

– Машину можешь себе оставить. Все. Давай без слез и соплей. Будь взрослой и умной девочкой. Уйди гордо.

– Милый, а как тебе Давид? Нашему сыну должно подойти. Давид Миронович Ластов, – из спальни, укутанная в легкое одеяло, выходит женщина.

– Агат, котенок, иди в кровать. Сейчас выберем. Я только хлам выброшу из жизни и вернусь, – говорит он ей, окончательно втаптывая меня в грязь.

Я хлам, наш малыш тоже. Ненавижу. Если не хотел, зачем согласился на очередное ЭКО? У Агаты уже вон какой животик, мог бы давно честно сказать, что другую завел. Но нет, сам же толкал меня на очередную процедуру. А теперь я пустоцвет и хлам.

– Алёна, вы поторопитесь, пожалуйста, – елейным голосом тянет русоволосая девушка с модным каре. – Мы еще за кроваткой сегодня хотели съездить. И детскую надо переделать успеть, а то какая-то безвкусица у вас тут. Тоска накатывает, а малышу это вредно, милый, – последнее говорит уже не мне, но я понимаю, куда она метила.

И попала точно в цель. Девушка прошлась по мне танком и гордится этим. Ничего, отольются ей мои слезы еще. Впечатываю в грудь мужа коробку с тортом, который чудом удержали задеревеневшие пальцы и ставлю размашистую подпись в нужных местах.

– Подавитесь и будьте счастливы. Ненавижу тебя, Мирон. Трус и подлец, такой же, как и твоя девка. Вы друг друга стоите. Совет да любовь! – отшвырнув ручку, выплевываю в его сторону, вместе со всей злостью и обидой.

Можно устроить истерику, закатить громкий скандал, привлекая внимание соседей, но стоит ли? Саму себя позорить? Таких, как Мир, ничего не прошибет, и даже хорошо, что он не знает о малыше. Пусть живет со своей алчной куклой, а мы с малышом будем счастливы вдвоем.

Толкаю, теперь уже бывшего мужа в грудь, и, схватив большой чемодан, выхожу из квартиры. Вот сейчас я жалею, что лифт не работает. Больше нет той легкости в ногах, их словно в свинец окунули. С трудом спускаюсь на пару этажей, пересекаясь с молодым соседом, который помогает мне спустить чемодан, за что я ему безмерно благодарна.

Вот так рушатся пять лет брака, три из которых мы делаем ЭКО.

Сажусь в машину и еду куда глаза глядят, на немыслимом автомате. Просто кручу руль и жму на педали. В какой-то момент паркуюсь у небольшого уютного ресторанчика, в которым мы любили иногда бывать. Горько усмехаюсь, ведь именно здесь мы вскрыли конверт с результатами анализов и узнали о нашей несовместимости. В тот день закончились наши счастливые денечки, и почему-то мозг привел мня сегодня в ту же самую точку.

Надо было тогда остановиться, расстаться и искать счастье с другими. Но ведь Мир сам сказал, что мы справимся, и это не повод рушить семью, ведь наши чувства куда важнее. Не знаю, врал он тогда, или уже умело притворялся, ведь ему тогда предложили должность начальника экономической дирекции. А туда вход был негласно строго для семейных людей, и, в отличие от конкурента, у мужа была семья, пусть и без детей.

Я уже ни в чем не уверена. Ни в семье, ни в любви, ни в счастье. Ни в чем.

Машинально заказываю мятный чай и корзинку сахарных печенек, чтобы подсластить горечь от пережитого, и утопаю в собственных мыслях вновь. Прокручиваю в голове все с того злополучного дня и не понимаю, как могла просмотреть, что семьи больше нет.

На работе муж не задерживался больше и чаще чем обычно, в командировки не мотался вообще, на выходных его не вызывали. Может, и не так давно у него все закрутилось с этой Агатой? Нет, Алёна, не смей его оправдывать! Он, как трус, пошел налево искать утешение с другой девкой, вместо того, чтобы поддерживать тебя, быть тем самым сильным плечом по жизни.

Это мне надо выкинуть мусор из жизни. Мне, не ему. И как же хочется, чтобы во мне жила маленькая девочка, ведь с ней будет проще.

– Так вот ты какая, Алёнушка, – напротив садится мужчина, пугающий одним своим видом, но что-то привлекательное есть в его опасности. – Ну, здравствуй, воровка.

Глава 2

Радмир

– В смысле, вы использовали мой материал? – не ору, тихо спрашиваю у заведующей отделением репрудоктологии.

Но мужчина верно понимает мой тон. В его глазах так и читается: «Лучше бы орал». И он совершенно прав. Когда я в тихом бешенстве, головы летят в немыслимом количестве. Каждый причастный к афере поплатится за то, что решил сыграть со мной в грязные игры.

Послушал Зарину на свою голову, поумилялся на карапуза Дамира. Ашш. Тридцать третий год, пора подумать о наследниках. Ну-ну. Задумался. Выбрал сурогатное материнство, и, не найдя за полгода нормальную кандидатку, от которой меня не воротит, решил свернуть лавочку и изъять материал. Угу.

Сюрприз.

Изымать нечего! Эти остолопы использовали все до последнего головастика, чтобы какая-то дура сейчас носилась по городу со счастливой улыбочкой. А может, даже ожидая, когда я приду за своим наследником, и это все тщательно спланированная афера.

Ох, лучше бы это я ошибся. Если это спланировано с целью наживы, мне будет плевать на все, на аборт пойдет. В ту же секунду, как увижу.

– Это ошибка какая-то. Мы сделали все, чтобы ваш материал никто не тронул, но, возможно, кто-то из новеньких что-то напутал. Мы все исправим, – блеет заведующий, и мне становится тошно от его голоса.

Ошибся, будь добр нести ответ за это. Это твое отделение, твой механизм, и, если хоть один винтик выходит из строя, его надо менять, а не носиться, делая ремонт.

– Как исправишь? В обратном направлении ЭКО сделаешь?

– Н-нет. Но мы… Мы найдем девушку. Ребенка не будет. Не волнуйтесь. Мы все уладим. Предложим той семье компенсацию. Еще ЭКО им сделаем за свой счет. Да и вообще не факт, что эмбрион прижился.

От его слов меня корёжит. Одно дело – самому так думать, а другое дело, когда этот боров таким образом распоряжается чьей-то судьбой, когда еще я не решил, что делать с женщиной. Если хоть немного нормальная, родить, возможно, дам, заберу ребенка, а она пусть как хочет дальше живет.

Но это буду решать я! Я! А не вот эта туша.

– Документы. Мне нужны все документы на ту, кому подселили моего ребенка. У вас полчаса, – постукиваю пальцами по столу, чем довожу его до полуобморочного состояния. – Если передо мной не появится нужная папка, я всю клинику по кирпичику разберу. Ясно?

И смотрю прямо в его глаза. Он нервно сглатывает и вылетает из собственного кабинета.

Устало откидываюсь на спинку кожаного стула и думаю, на кой леший я вообще решил равняться на других в плане ребенка? Вон, Амир пока не спешит делать ребенка со своей фиктивной невестушкой. Собачатся только, выясняют отношения. Тихая-то она тихая у него, но как вожжа под хвост попадет, так сразу забывает, что у них все было четко оговорено.

А я решил пойти еще более интересным путем. Ребенок от сурмамы, а не от той, что не будет хотя бы бесить.

Зарина: «Ну, что, все получилось?»

Смахиваю сообщение и блокирую телефон. Боится за свой косяк. Сама же клинику и нашла, а тут такая оказия. Могу ведь и с нее спросить, если под руку попадется. Но я так от этого устал, что сам не знаю, кого и какое наказание ждет. Еще и в делах проблемы. Как же не вовремя все это.

– Вот, вот, – запыхавшись, заведующий влетает в кабинет, размахивая папкой. – Вот ее карточка. Мы не знаем, как так получилось. Сотрудница в отпуске за границей. Не можем прямо сейчас вызвать. Она даже телефон не берет. Вот.

Протягивает мне документы, и я сразу цепляюсь за фотографию девушки. Молодая, блондинка, не в моем вкусе. И эта девка стала матерью моего ребенка? Вот же…

Ладно.

Фотографирую первую страницу и скидываю своему безопаснику. Можно было бы и Дамиру, но Хасанов начнет задавать лишние вопросы.

– Документы на сотрудников сбросьте на эту почту, – и бросаю ему свою визитку. – И молитесь, чтобы эти двое были не в сговоре и была допущена ошибка. В противном случае.

А что будет – недоговариваю. Самое страшное наказание для таких людей – неизвестность. Такой трясущийся боров сам себя изведет до моего вмешательства.

Выхожу из клиники с тяжелым сердцем. Сделал ребеночка максимально подконтрольным способом, блин. Лучше бы девку какую выловил и в доме запер, пока не родит. Вернее было бы. Сажусь в машину и жду. День итак насмарку, никуда не хочу. Надо клушу скорее найти с ангельской внешностью и милым именем Алёна.

Не знаю сколько сижу в салоне, листая ее медицинскую карту, вернее ее копию. Мне кажется, запомнил все до запятой, что там написано корявым почерком, но, когда на телефон приходит сообщение, вздрагиваю.

Рашид Фахаров: «Геолокация. Объект в движении»

Ну, что же, Алёна Андреевна, пора познакомиться и забрать моего ребенка себе, а вы с муженьком пытайтесь дальше.

Алёна

– Готова? – спрашивает, а у меня в голове происходит замыкание.

О чем говорит этот человек? Какая воровка? Даже головой кручу по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то, к кому он мог обратиться, но не нахожу. Почти весь ресторан пустует, что неудивительно, ведь в обед мало кто придет в подобное заведение.

– Простите, это вы мне? – осторожно уточняю у него, потому что от брюнета с зелеными глазами веет опасностью.

Широкие скулы, прямой нос с легкой кривинкой, словно ему его ломали, острый взгляд, широкие плечи и литые мышцы, которые не скрывает даже костюм. Интересный мужчина, и почему-то я рассматриваю его с интересом, хотя должна бояться, ведь в целом он напоминает бандита.

– Ты видишь здесь еще кого-то?

– Н-нет, – заикаясь, отвечаю ему, потому что тон, которым он со мной разговаривает, не предвещает ничего хорошего.

– Не включай дурочку, Алёна. Сколько и кому ты заплатила, чтобы украсть у меня ребенка? – даже подается вперед, чем пугает.

– Вы не в себе. Совсем с ума сошли? Какого ребенка? Какое похищение? Проспитесь лучше. Не желаю это слушать, – хватаю сумочку, что лежит рядом на мягком диванчике, и зависаю от резкого удара по столу.

– Сидеть! – басит так, что половина ресторана вздрагивает, а от его стука чашка с чаем звякает на блюдце.

Надо же, я и не заметила, когда мне его принесли. Вот это ушла в свои мысли.

– Еще раз. Кому и сколько ты заплатила, чтобы тебе подсадили моего ребенка?

Смотрю на него с выпученными глазами и думаю, мог ли такой дядька сбежать из психушки? По одежде – нет, но по поведению – да. От мужчины веет властью, силой, деньгами. И поэтому смешно слышать подобный вопрос.

– Вы бредите, или перепутали меня с кем-то. Я с вами не знакома. Пожалуйста, не пугайте меня и отпустите. Тут же понятно все. Вы просто обознались. Ничего страшного, с кем не бывает, – под конец мой голос потухает, потому что человек напротив уверен в своих обвинениях.

Ему не нужны никакие другие Алёны. Он пришел к конкретной. Но почему я? Мы с мужем использовали собственные материалы. Готовились долгое время, сдавали все. Мы были категорически против, чтобы ребенок был не наш.

– Значит так, девочка. Советую быстро поумнеть. Не знаю, что за аферу ты решила провернуть, причастен ли к этому твой муж, но у вас ничего не выйдет. Не того человека жертвой своих афер решила сделать. Сейчас ты поднимешь свою пятую точку, и пойдешь со мной. Через восемь месяцев родишь и свободна, – и отмахивается от меня, как от надоедливой мухи.

Что он только что сказал? У него белая горячка, мания преследования и тараканы отжигают дикие танцы, а я своего выстраданного малыша должна отдать проходимцу? Да не будет этого никогда.

Инстинктивно прикрываю еще плоский животик руками, готовая рвать глотку большому и сильному мужику, и неважно, что я, как ребенок, рядом с ним. Я будущая мамочка, а это еще хуже кошки в бешенстве. Тормоза слетают, предохранители горят. Никому и никогда не отдам моего малыша.

– Да идите вы к черту, псих с замашками тирана-самодура! – резко встаю, разливая чай, брызги которого попадают на дорогой костюм сумасшедшего. – Это мой ребенок, и какой-то левый тип не смеет заявлять на него права, когда не участвовал в зачатии. Ясно вам? Приблизитесь ко мне, я на вас заявлю и вас посадят, – кричу, смотря прямо в его глаза.

И только сейчас понимаю, что сотворила. Я психу бросила вызов. Он же меня сейчас в узелок скрутит и глазом не моргнет. Мамочки. Бежать. Бежать надо. Срочно.

И если я сейчас обливаюсь потом от страха, коленки дрожат, то мужчина напротив явно чувствует себя хозяином жизни. Так настроение жужжащая мошка только портит. К нам подбегает официантка, вытирает стол от чая, пока псих лениво стряхивает с пиджака капли.

Не слышу этих двоих. Мне страшно. Такое напускное спокойствие собеседника пугает намного сильнее, если бы он орал на меня благим русским, ну, вы поняли, чем. Бежать надо, пока он занят, но ноги к полу приросли, пошевелиться не могу.

– Сядь, – едва девушка отходит от столика, как он отдает команду, и меня словно подкашивает.

Плюхаюсь на обивку дивана и с ужасом жду, что сейчас будет. Пробегаюсь по нему взглядом, оценивая финансовую состоятельность, и понимаю, что он очень богат. И это вводит в еще больший ступор. Зачем ему мой малыш? Какую игру он затеял?

– Чего вы от меня хотите? – стараюсь говорить ровно, но голос все равно предательски дрожит.

Ухмылка в его глазах убивает. Нет. Он явно псих. Маньяк.

– Я хочу своего ребенка. Уже сказал. Я не люблю повторять дважды, Алёна. Но да ладно, спишем на то, что ты блондинка, вы все недалекие, – он совсем, что ли? – М-да, материал, конечно, моему сыну достался. Посмотрим, стоит ли вообще сохранять, – и пальцами постукивает.

Знаете, вот как делают, один за другим, очередью такой.

Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре.

И после третьего круга мои тормоза резко пропадают. Что он там сказал?

– Вы кто такой? Вершитель судеб? Появились тут, весь из себя важный, хвост распушили, еще и угрожаете, что на аборт пошлете.

– Какая догадливая. Не все потеряно, оказывается, – усмехается, снова постукивая по столу, на этот раз уже одним пальцем, чем нервирует меня еще больше.

– Знаете, что? Можете тут глумиться сколько хотите, поливать меня грязью, поднимать свою самооценку за счет того, что с заведомо слабым противником связались.

– Ты мне не противник. Ты в моей власти. Как Я скажу, ТАК и будет, – не повышает голос, все ровно и спокойно, в то время как меня штормит.

Внутри проснулся режим мамочки, которая уничтожит любого за свое дитя. Не прогнусь, не сдамся. Тем более, он вообще никто. Проходимец, сумасшедший.

– Да мне все равно, слышите? Это мой ребенок. Мой. Вы к нему никакого отношения не имеете. Пришли тут, покушаетесь на чужое, то отнять, то убить грозитесь. Вы. Нам. Никто! – прикрываю живот ладошками, потому что страшно, как бы не кричала, не храбрилась.

Если он захочет, то скрутит и повезет на аборт. Мне не спрятаться от него, не сбежать. И сейчас я его злю, хотя стоило бы включить женскую мудрость и смекалку, пустить пыль в глаза и улизнуть. Но сложно себя контролировать, когда угрожают жизни твоего ребенка.

– Кто. Папочка, у которого никто не спросил, хочет ли он им становиться. И сейчас ты, девочка, своим ядовитым язычком делаешь все, чтобы я принял решение не в твою пользу. Но! Мне даже интересно, что ты скажешь, когда придет ДНК-тест, подтверждающий мое отцовство. А пока, беги. Будет даже забавно.

– Что?

Говорит, и я понимаю, он настроен серьезно. Он знает, чем козыряет. И отпускает неспроста. Чего он добивается.

Глава 3

Радмир

– И ты ее реально отпустил? – Рэм усмехнулся, усаживаясь в кресло напротив.

– Отпустил, – киваю словам друга.

– Я чего-то не догоняю, да? Или ты от Дамира заразился? Тот вроде тоже своей дал в первую встречу сбежать.

Хм, а вот с новым другом я параллель и не провел. У меня свой интерес. Эта Алена чем-то меня зацепила. Не дерзостью и глупыми нападками в мою сторону, не вызовом, который попыталась бросить прямо в лицо. Нет. Она зацепила искренностью и тем, что не побоялась пойти против более сильного противника ради того, кто даже не родился.

Мне казалось, что, если бы продолжил разговор, девчонка бы кинулась на меня за ребенка. И вот за это мое сознание зацепилось. Именно этого мне и не хватало, когда я искал суррогатную мать. Что может передать ребенку вот такая вот девка, ищущая денег? Да, я циник.

Можете кидать в меня тапками, говорить, что такие женщины могут помогать отчаявшимся парам, или быть в отчаянном положении, нуждаясь в деньгах. Но. Для меня это не поводы отдавать своего ребенка другим. Сколько должно быть в женщине цинизма, даже если весь материал от чужой пары, носит-то его она, живет с ним она, чтобы забыть о крошке?

Мне этого не понять.

Я своего от любой девки бы не оставил. Если никакая, ветреная, значит потеряется из нашей с ребенком жизней. А вот эта девчонка. Другая, что ли. Но пока не понимаю, умело играет, или реально не замешана в афере. Судя по тому, каким взглядом она смотрела на меня, сидя за рулем дешевенькой машинки, пока я давал своим команду вести ее до места остановки.

Она, как тот олененок, выпучила голубые глазищи, и не знала, что ей делать. Страх я научился чувствовать давно, иначе сдох бы в какой-нибудь канаве, лет …дцать назад. Да и не только страх. В моем мире не выжить, если не умеешь определять, кто перед тобой.

Милая блондинка, голубые глаза, наивный взгляд. Она была растеряна, и не только из-за моего появления. Поэтому сложно понять, что скрывают ее колючки. План раскрыли раньше, или ее подставили.

– Рад? – голос друга вырывает из собственных мыслей.

Да, углубился я что-то в рассуждения. Давно такого не было, чтобы мысли крутились вокруг одной бабы больше нескольких секунд. А тут добрую половину дня все только о ней. О блондиночке с характером и милым вздернутым носиком.

– Да, Рэм. Мне нужно, чтобы она показала себя. Хочу услышать своими ушами, что происходит. А для этого она должна убежать, почувствовать мнимую свободу. Мне нужна ее правда, понимаешь?

Друг смотрит на меня, как на умалишенного, и, если мне еще хоть кто-то это скажет вслух, я ему поверю и даже соглашусь. Потому что да, я сумасшедший. Когда дело доходит до моего ребенка, я превращаюсь в зверя, потому что однажды я его уже потерял.

Телефон пиликает сообщением, и я понимаю, что время пришло.

– Сейчас все сам услышишь. Попалась, девочка.

Алёна

– Так, ещё раз. Твой долбосвинтус заделал ребёнка на стороне и заставляет развестись? – Лизка смотрит на меня, выпучив глаза, и ничего не понимает.

Похоже, ей, как всегда, нужно все самой повторить, чтобы шок прошёл. Жаль, мне эта техника не помогает.

– Выдра тебя опустила. А потом ещё и какой-то тип бандитской наружности сказал, что ребёнок его? Я ничего не упустила?

– Нет, – киваю головой, желая подтвердить слова жестами, сама не знаю зачем. – Ничего не упустила.

Обнимаю пузатую трубку обеими руками, желая согреть заледеневшие от страха пальцы. Ничего не выходит. Дикий страх съедает меня изнутри, мешая хоть немного осмыслить произошедшее. Слушая подругу, все кажется каким-то театром абсурда.

Особенно этот незнакомец, который несмотря на пугающий внешний вид, чем-то привлёк моё внимание. Да. Мне хотелось сбежать, спрятаться на необитаемом острове, лишь бы он не нашёл и не забрал моего малыша, или чего похуже не сделал.

А он может. Почему-то я в это верю. Скажи мне это муж, отмахнулась бы, ведь у него мнение меняется слишком часто и зависит от ситуации. Но этот зеленоглазый не такой. Уверена, он точно слов на ветер не бросает и за каждое отвечает.

– М-да, вот вам и приветики-фигалетики, – устало вздыхает, и я понимаю, не в состоянии она думать, как, впрочем, и я. – Ладно, с мужем – это мелочи. Послал, ну, и скатертью дорога. Пусть живёт долго и счастливо. Мы тебе другого найдём. А вот что с этим типом делать?

– Если бы я знала, Лиз, – встаю и иду к окну.

Погода испортилась, даже мелкий дождик накрапывает. Знаете, такой, типа измороси. И зонт лень открыть, и отсыреешь насквозь. Опираюсь на подоконник и продолжаю.

– Он был настолько уверен в своих словах, что просто ужас. Но ведь это просто невозможно. И в тоже время… не знаю я. И отпустил он меня странно. Как будто поиграть решил. Вон. Даже псы его цепные стоят внизу.

Лизка видела это сопровождение в окно, когда я подъезжала к дому. Даже с порога спросила, куда я влипла.

– Уверенность уверенностью, но где доказательства, что тебе его головастиков подсадили? Я предлагаю наехать на клинику. Они же даже данные твои психу слили. А если он маньяк? Или. О Господи. А если они специально это сделали? Может, он аферист, и они в сговоре? Сейчас струсят с тебя по полной.

Смеюсь с её слов, потому что такому мужчине не нужны подобные аферы. Он выше этого. Чувствую.

– В понедельник прикроешь меня? Завтра мне ничего не скажут, буду устраивать разнос в понедельник, когда все на выходе. Я должна знать правду, чтобы понимать…

Но договорить не успеваю. Телефон на столе начинает звонить, и когда я вижу от кого вызов, глаза округляются от удивления.

На дисплее светится "Муж"

– Кто там? – спрашивает Лизка, и я показываю ей экран. – Что ему надо? Уже назад попроситься решил?

– Не знаю, – телефон в руках продолжает звонить, а мне страшно принять вызов.

Не улеглось ничего. Незнакомец еще больше навел беспокойство внутри. И снова муж. Вернее, бывший муж.

– Ответь. Посмеемся, что уж. На громкую только поставь, чтобы я ему рога ослиные обломала, – и рукой машет в сторону гаджета. – Давай-давай.

Мне бы хоть чуточку ее уверенности. Мне страшно услышать ее голос на фоне. Страшно, что это она могла набрать мой номер, чтобы уколоть побольнее. Даже живот начинает болеть от пережитого стресса. Но что-то внутри надеется, что дома был розыгрыш. Обидный, жестокий, но розыгрыш. Задеревеневшими от страха пальцами все же принимаю вызов.

– Какого ты так долго отвечаешь? Я что, ждать тебя должен? – возмущенно начинает Мирон, лишая меня призрачной надежды, что все может наладиться.

– Что ты хотел? – тихо спрашиваю у него, вызывая ещё большее раздражение.

Слышу, как Мир тяжело выдыхает, явно считает от одного до десяти. Знаю его фишку, когда злится. Сам успокаивается, а собеседник накручивается до предела, готовый сорваться в любую секунду. Раньше меня поражало это умение выводить людей на искренние, как мне раньше казалось, эмоции. Теперь же меня пугает эта его привычка.

Он же не наружу истинное лицо вынимает, он заставляет людей оступаться из-за переизбытка эмоций.

– Ты ничего не забыла, надеюсь? – спрашивает уже будничным тоном, словно ничего не произошло.

– Не понимаю тебя, – не скрываю своего недоумения, подруга так вообще челюсть на уровне пола ловит.

– Не включай дурочку, Алён. Мне на почту приходят сообщения из клиники, что ты не приходишь на консультации. И сегодня что-то пришло. Даже противно открывать очередное сообщение со счетом и неутешительными заключениями. Избавь меня от этого, – раздражается за считанные секунды и к концу монолога все же срывается на рык.

Хлопаю удивленно глазами. Ему приходит дубляж на почту? Я об этом не знала. Он никогда не говорил об этом. И еще больше не понятно, почему он не написал им давно, чтобы прекратили рассылку? Но спрашиваю у него совершенно другое.

Возможно, вот он, наш шанс на счастье? Ведь эта Агата не от него беременна. Сердцем чувствую. Не может так себя вести та, кто уверена в своих силах. Нет. Она чувствует, что положение шатко, вот и играет так грязно, подбивает на нужные поступки.

А Мирон, он ведь живой человек. Имеет право оступиться, поверить в ложь, ведь так хотел сына. Эта змеюка просто играет на его желаниях и выставляет меня никчемной. Просто давит.

– Так ты не читал сегодняшнее письмо? – надежда так и сквозит в моем голосе, а Лиза хочет схватить телефон, чтобы я молчала.

Но я, как сумасшедшая, хватаюсь за единственную соломинку, что может спасти нас. Я хочу все вернуть, ведь мы были семьей. Хорошей, дружной, любящей. Он просто оступился. Когда он узнает всю правду, то обязательно вернется и все будет, как раньше. Я верю в это.

– Конечно, нет! – смеется в трубку, заставляя сердце предательски сжаться. – Ты пустоцвет, Алён. Зачем мне лишний раз получать этому подтверждение? Я не мазохист. И еще.

– Что? – перебиваю его, а сама душу подкатившие слезы.

– Верни деньги за последнее ЭКО. Все равно неудачное. Клиника обещала, что вернет, если попытка будет неудачной. Давай, не присваивай мои деньги. Мне ничего не прилетело, значит ты решила поступить, как крыса, попросив перевести все тебе.

Не верю собственным ушам. Это не его слова. Не его! Это все она! Настропалила его, настроила против семьи. Хочет растоптать меня. В горле ком, мешающий сделать нормальный вздох. Предательская слеза все же катится по щеке, и я решаюсь использовать единственный шанс, вскрыть самый главный козырь, и будь что будет.

– Нечего возвращать, Мирон.

– Не ври мне, Алёна. Если ты не вернешь всю сумму до копейки, я ведь в клинику пойду и устрою разнос. Стребую свое обратно, а с тобой они уже через суд пусть разбираются, – шипит в трубку, жаля в самое сердце, но я слышу, как эта любовница шепчет ему, какая я плохая.

– Я не вру тебе. Клиника не возвращала деньги никому из нас, потому что…

Глава 4

Радмир

Слушаю разговор девочек, и даже забавно становится. Вы посмотрите, как возмущается, что такой нехороший я, ей угрожает и ребенка забрать грозится. И заберу, дорогая. Просто условия предложу достойные. Заслужила своей невиновностью.

Но и планы менять не собираюсь из-за какой-то девицы, что нагло навязала мне судьба. Она же, как ослица. Остается только надеяться, что моему сыну не передастся эта глупость.

– Забавная девочка. Уверен, что не хочешь себе оставить? Вроде и не пустышка, – с усмешкой говорит Рэм, пригубив напиток.

– Ты сейчас так пошутил? Ты ее не видел просто. Там же ветром сдувает, только что подержаться в нужных местах есть за что. И то, так себе, – лукавлю, потому, что фигура, должен признаться, у Алёны очень даже.

И это несомненный плюс. А вот то, что я это оцениваю, несомненный минус. Надо будет потом вытравить медовый голосок и запах ванили из головы, до добра не доведет.

– Тогда не против будешь, если я к девочке загляну, как родит? По твоим словам, все в моем вкусе, – говорит, а сам в глаза внимательно смотрит, делая очередной глоток. – Чего цветочку пропадать. Если еще и смазливая, может сделаю выгодное предложение. Мужика быстро своего забудет.

– Совсем ошалел? – с грохотом ставлю бокал на столик по правую руку, с гневом смотря на Рэма.

– Да тише ты, тише. Чего так завелся, раз не заинтересовала тебя девка? Хоть себе не ври.

Хочу ему ответить, но тут до слуха доносится возмущенный мужской голос. Не понял, что там мужик делает? Пишу сообщение своим бойцам, те утверждают, что в квартире чисто, только девчонки. Так, уже легче. Слушаю внимательно, что говорит этот му… мужик.

Кулаки непроизвольно сжимаются от гнева, и не только у меня.

– Ты пустоцвет, Алён. Зачем мне лишний раз получать этому подтверждение? Я не мазохист. И еще.

Ах, ты, гнилая душонка. Видел я вашу карту. Мало того, что змеюку на груди пригрел и рогами оброс, так еще и мать моего ребенка доводишь. Да, мужика ты выбрала себе не очень, Алёна. Это же так, жалкое подобие. Не зря природа позаботилась, чтобы такое не размножалось.

Кто из вас еще пустоцвет?

– Верни деньги за последнее ЭКО. Все равно неудачное. Клиника обещала, что вернет, если попытка будет неудачной. Давай, не присваивай мои деньги. Мне ничего не прилетело, значит ты решила поступить, как крыса, попросив перевести все тебе.

Вот это финт. М-да, надо вспомнить ценник и самому ему деньги отдать. Вот только потратит он их на врачей другого направления, потому что ни одна вошь не смеет таким тоном говорить с той, кто вынашивает наследника Эрмирханова. Пожалеешь, что решился требовать деньги назад у хрупкой девушки, которую променял на какую-то тварину.

Еще и угрожаешь? Ох, мужик, даже интересно посмотреть на тебя. Вживую. И пару приветов передать.

И тут я понимаю, что меня смущает ее заминка. Она плачет там, что ли?

– Я не вру тебе, – голос дрожит, а мы с Рэмом переглядываемся.

Что она собралась сказать ему? Вообще с ума сошла, что ли? Ох, девочка, нарываешься. Не то чтобы мне страшно было. Возню не хочу устраивать. Муж твой – самый настоящий трус, с ним даже напрягаться не придется. От ужаса сам с радаров исчезнет.

– Клиника не возвращала деньги никому из нас, потому что…

– Потому что ты редкостный козел, а деньги не увидите. Пусть твоя любовница поумерит аппетиты. Считай, это отступные за сломанную жизнь, – ехидно отвечает подруга, и, явно сбросив вызов, начинает отчитывать Алёну. – Так, ты с ума сошла? – Зачем ты сбросила вызов? Ты понимаешь, что это был мой единственный шанс сказать, что мы станем родителями? Он мог бы вернуться в семью, – а вот и слезы пошли.

У меня все внутри затапливает черной злобой, хочется придушить эту безмозглую курицу. В семью! Нет у вас семьи. Есть он, его рога и ты с моим ребенком в животе! Стакан в руке рассыпается, раня руку, но мне сейчас плевать. Эта пустоголовая блондинка в душу плюнула своим упрямством.

– Так, я это выключу от греха, – Рэм выключает программу, но поздно.

Я услышал достаточно, чтобы переиграть все сценарии в своей голове, и выбрать единственный, достойный этой горе-беременной.

– А ведь я хотел по-другому, – стряхиваю с руки остатки жидкости и осколки стекла, рычу не хуже хищника.

– Рад? Не пори горячку. Лучше подумай, как быть с Зариной, – не вовремя он напоминает о ней, очень, потому что я совершенно о ней забыл, как о ненужном винтике в механизме.

– Для нее ничего не меняется. Хочет быть рядом, будет молчать и примет любое мое решение. Иначе, – и посылаю другу весьма однозначный взгляд, на который он реагирует неодобрением.

Плевать. Я взрослый мужчина, способный принимать решения и нести ответ за каждое из них.

– Пойду я, пока не договорились. Мой совет, подумай еще раз. Она в шоке, сделай скидку на это. Ты же умный мужик. До встречи.

Отставив бокал на столик и похлопав меня по плечу, выходит из кабинета, сталкиваясь в дверях с той, что почему-то сейчас раздражает.

– Ой, – фирменное удивление, пропитанное фальшью, сложно перепутать. – Рэм, уже уходишь?

Друг даже не отвечает ей, чем заслуживает привычную ухмылку в свой адрес, и уходит, пока женщина, цокая каблуками, подходит ко мне, обвивая шею руками со спины, и, целуя в шею, ладошками продолжает двигаться к уровню кожаного ремня.

– Привет. Ты злой. Я виновата перед тобой. Я готова искупить свою вину, – мурлычет на ушко, чем раздражает.

Не настроен я на эти фальшивые игры.

– Ну, так искупай, – и дергаю ее за руку, отчего она заплетается в ногах и приземляется весьма неграциозно, между моих разведенных ног. – Наполную, и только пикни.

Зарина понимает все без лишних уточнений, ловко справляется с ремнем и делает то, что у нее получается лучше всего. Не останавливаю ее. Она знает, как надо, даже скучно, что предугадываю, что и когда, а главное, как она сделает.

Все как обычно, но впервые чувствую себя не очень, хотя по телу и прошло облегчение. Вот только в финале я видел не шатенку, заглядывающую мне в глаза своими блестящими от удовольствия карими блюдцами, а блондинку со вздернутым носиком.

Так бурно еще не было. Черт. Да чтоб тебе, Алёна, было хорошо.

Но не будет. Потому что ребенка у тебя не будет. Влипла, зараза такая.

– Продолжим здесь? – игриво поднимается ко мне Зарина, и я хватаю ее за густую шевелюру, оттягивая голову назад.

Глава 5

Мирон

– Может, сделаешь уже хоть что-нибудь?!

В очередной раз Агата истерически вопит, отчего у меня начинает раскалываться голова. Второй день уже истерит. Достала. И где та тихая ласковая кошечка, с которой я уже больше полугода?

– Ты хоть понимаешь, что нам эти деньги не лишние? Я коляску и пеленальный столик присмотрела только на сто семьдесят тысяч. И это только зимняя комплектация! Какого лешего ты ее жалеешь?

– Агата, прекрати, – цежу сквозь зубы, надевая футболку.

Еще думаю, какого она ко мне в штаны полезла чуть ли не с порога сразу после пробежки. Обычно же просит сначала душ принять. А тут не поморщилась даже. А вот оно что. Задобрила, чтобы теперь по новой начать выедать мозг чайной ложечкой.

– Что прекрати? Ты ее любишь больше, чем нас, раз не хочешь требовать с нее эти деньги!

Опять двадцать пять. Да, я передумал, блин, и четко это утром сказал. Что теперь? Итак оставил только машину, хотя деньги у нас были общие. К чести Алёны, она с меня почему-то ничего не требовала, хотя минимум сорок процентов отбить могла.

Но уже искренне жалею, что сказал это Агате. Лучше бы пару схем провернул и сам себе денег кинул. Меньше вони было бы.

– Зачем я вообще решилась сказать тебе про беременность? Знала бы, что так будет, сделала аборт и все, – кричит в запале злости и кидает в меня подушкой.

Ну, все, достала. Подбегаю к фурии и перехватываю руки, которыми она пытается меня ударить. Это у всех беременных так гормоны голову отключают, или мне так повезло? Почему-то уверен, что нет, и Алёнка бы была само спокойствие.

– Хватит! – едва ощутимо встряхиваю, боясь навредить ребенку, отчего Агата ошарашено смотрит на меня. – Что ты хочешь от меня? Что? Денег? Будут! Все?

– Я хочу, чтобы ее уволили с работы! Эта овца ни на что сама не способна. Ты все ей дал, абсолютно! За что ей такие блага? Не за что. Пусть машиной подавится, пока. Подачка для ее уровня. Никчемного, – кидает с пренебрежением, еще и слезы пускает.

Ненавижу этот прием, и она прекрасно об этом знает. Не выношу я слезы до глубины души, хочется сразу все сделать, лишь бы от меня отстали с этим. Играем в гляделки. Она губками начинает подрагивать, я же дышу полной грудью, пытаясь подавить ярость, сжигающую изнутри.

– Успокойся и прекрати истерику, – толкаю ее на диван.

Ничего, нормально с ней все будет, он мягкий.

– Знаешь, что, дорогая моя Агата? А не много ли ты хочешь? Я с тобой, с ребенком, выгнал из дома жену без ничего, только потому что ты такая лапушка была. А теперь я сильно сомневаюсь в правильности своего решения. Резко у тебя токсикоз начался и перепады настроения на фоне гормонов. Вот стоило только Алёне документы подписать.

Вижу, как начинают бегать ее глазки. Не нравится ей мой тон, хочет возразить, но чувствует, что может напороться на неприятности. Снова фальшь. Очередная за последние дни. Почему с Алёной такого не было?

– Подумай хорошенько, Агата, что тебе нужнее. Семья, или пинок под зад, – разворачиваюсь и ухожу прочь, пока не натворил ничего похуже.

– Куда ты? – шепчет рыдающим голосом, выскочив за мной в коридор.

– Проветрюсь перед сном, – обувшись, беру ключи и телефон.

– К ней? Я не отдам своего сына! Ясно тебе? Я не дура, мы не женаты, тебя не будет в графе отец!

Кричит в спину, а я с грохотом захлопываю дверь. В коридоре явно упала рамочка, жена всегда жаловалась, что там хрупкое крепление, а Агата повесила на него рамку раза в два больше. Черт, осколки ведь. Нет, пусть сама убирает, не сахарная.

Вылетаю на прохладный вечерний воздух и иду вдоль современной многоэтажки. Что вообще происходит? Кажется, я поторопился с новой женщиной. С Алёной я отдыхал дома, пока мы не столкнулись с ЭКО. Нет. Все правильно. Ничего у нас не выходило.

Сейчас просто период сложный, нужно переждать. Вот и все. Но домой не хочется. Сильно. Впервые за долгое время. С женой такое было только в дни результатов ЭКО. Так, хватит вспоминать прошлое. Мне с настоящим надо что-то делать.

Агата не Алёна, у нее ребенка не забрать, я для нее лакомый кусок, и она будет шантажировать до последнего, ведь знает, КАК я хочу сына.

– Черт, – достаю телефон и набираю Сервинова. Начальник жены берет трубку с третьего гудка.

– Да, Мирон, давно не слышались, – голос старого товарища веселый, вот у кого все хорошо всегда.

– Можем увидеться как-нибудь. Но сейчас я к тебе по делу, Вить.

– Ого, выкладывай.

Он говорит с легкостью, а у меня ком к горлу подступил. Поступаю, как шакал какой-то. Но если не сделаю этого, сына мне не видать.

– Алёнку мою уволить надо. Любыми способами, – говорю, а самому тошно становится, и думаю, как хорошо было всего несколько месяцев назад, когда в моей жизни была только жена.

И если бы не сын, все бы отдал, чтобы вернуть те времена.

– Даже по статье можно, если будет брыкаться, – даю карт-бланш другу, чтобы уж наверняка.

Глава 6

Алёна

Вот что называется пришла без записи. Это вам не районная поликлиника, где можно хотя бы по живой очереди на прием попасть. Здесь еще придется выпрашивать попасть на прием. Только я выпрашивать не буду. Вот будет сейчас хоть пятиминутное окошко, сразу залечу в кабинет. Мне только в глаза Торсуновой посмотреть и увидеть в них ответ на один единственный вопрос.

Чей малыш во мне?

Мы все выходные ходили насупленные друг на друга с Лизой. Да, я глупая женщина, боящаяся одинокого будущего. Как мне с малышом в одиночку? Это же дико сложно. А на той стороне неизвестно чей ребенок еще у Мирона. Он ведь бывает слеп в своих желаниях, а Агата не самая порядочная женщина, раз прыгнула в постель к женатому и допустила беременность.

Но подруга упорно продолжала утверждать, что я со всем и без мужика справлюсь, всем на зло, и первое время мы могли бы с маленьким пожить у нее, она бы помогала. Только это на словах все так легко, а она вообще по характеру вольная птичка, ей все не почем. Я другая.

В итоге договорились дождаться ответа врача и тогда уже решать, что делать.

Дверь кабинета открывается. Доктор, как всегда, лично провожает из кабинета, чтобы позвать следующего, либо попросить небольшой перерыв.

– Да. Завтра сдадите анализы и придете через неделю на прием, – говорит сдержанным, но улыбчивым голосом Торсунова, и из кабинета выходит пара, явно старше нас с Мироном.

Они прощаются, благодарят женщину, а она меняется в лице, увидев меня. Ее лицо искажает раздражение. Она даже напрягается всем телом, поддаваясь вперед.

– Алёна Андреевна, вы вовремя, пройдите в кабинет, – слышу, как за спиной начинает тихо бурчать следующая пара, но это волнует меня сейчас меньше всего.

Она меня ждала? Если так, то получается, незнакомец… Нет. Не буду раньше времени вешать нос. Возможно, ей просто позвонил муж и начал требовать деньги за ЭКО, и теперь она хочет высказать все мне лично, без лишних свидетелей. Да, так и есть.

Я просто накручиваю себя раньше времени. Прохожу в кабинет, сажусь на стульчик для посетителей, жду, когда Светлана Леонидовна займет свое место, но она ходит из стороны в сторону, явно собираясь с мыслями. Точно Мирон нахамил, вот она и не знает, как спросить, все ли у нас хорошо, и не отразится ли ссора на беременности, которая чудом произошла.

– Алена Андреевна, вам необходимо срочно лечь в клинику, – остановившись около своего стула, резко тараторит женщина.

– Простите, – даже головой машу из стороны в сторону, киваю, не понимая ее слов. – Зачем? Со мной все хорошо ведь, – от волнения даже заикаться начинаю, а ладошки неприятно потеют. – Я не собиралась ложиться. Скорее, с вопросом пришла на счет крошки.

– Подождите с вопросами. Боюсь, мое требование обсуждается. Понимаете, у нас произошла ошибка, и, вместо материалов вашего мужа, были использован другой.

Она говорит, а у меня холодок по коже проходится, а вдоль позвоночника прокатывается капелька пота. Меня в жар бросает, кажется, что все тело пылает и красное сейчас.

– Так вот, настоящий отец устроил нам самый настоящий скандал. Вам придется лечь в клинику. Господин Эрмирханов принял решение относительно вашей беременности, и боюсь, что его решение обсуждению не подлежит. Позвоните мужу. Ой, Алёна Андреевна, что же вы так. Вам нервничать нельзя. Вот, выпейте.

Врач спешно подает стакан с прохладной водой мне в руки, а мне на все плевать. Нужно бежать. Не позволю никому забрать мою крошку. Особенно какому-то наглому красавчику, возомнившему себя хозяином жизни. Никакого аборта не будет! Главное – придумать, как отсюда сбежать.

– Сейчас, подождите, я санитаров позову, и сразу в палату поедем, – и набирает по внутреннему телефону кого-то. – Да что же это такое. Вечно занято. Минуточку подождите. Сейчас.

И Торсунова выходит из кабинета.

Нужно бежать. Срочно. Плевать на эту помощь. Для меня главное – малыша сохранить. Не будет же этот тип по городу меня отлавливать и силком тащить в клинику. Да даже если и поймает, не дамся.

На пошатывающихся ногах подхожу и выглядываю в коридор. Сердце стучит, как у загнанной птички, и готово вот-вот вырваться из груди. Осматриваюсь, никого из врачей не замечаю, выхожу из кабинета под удивленные взгляды пары. Да, вот такая я, сбегаю. Лучше Торсунову потом отвлеките, чтобы не гналась за мной.

Быстрым шагом спешу к выходу, но не к парадному, а к запасному. Не хватало еще в центральном холле с ней столкнуться. Тогда плакало мое спасение.

– Все хорошо будет, малыш. Мама тебя никому не даст в обиду, – поглаживая живот, шепчу, убегая прочь из больницы.

На парковке никого, поэтому спокойно сажусь в машину и уезжаю, но, увы, незамеченной скрыться не удается. Псы, которые сторожили меня у дома, и которые, как я надеялась, не поехали за мной утром, никуда не делись. Бандитскую машину сложно не заметить среди обычных легковушек.

Черт, обложил гад такой. За тонированными стеклами не видно водителей, но по незаведенному мотору понятно лишь одно: маленькая фора у меня есть. И неважно, что это обман. Здесь они меня нашли, значит достанут и в другом месте. Вопрос лишь во времени.

На нервах еду на работу на автопилоте. Не понимаю, что вообще происходит вокруг, не замечаю ничего. Я словно сомнамбула. И очень хочется проснуться. Остановившись около офиса, еще пару минут сижу в машине, пытаясь хоть немного прийти в себя, но не получается.

Этот незнакомец, Эрмирханов, нагло решил распоряжаться мной, но я не вещь. Надо будет обязательно зайти к нашему юристу на разговор тет-а-тет. Да, точно. Именно так и сделаю.

Решительно выхожу из машины и поднимаюсь на нужный этаж в наш шумный аквариум, как я люблю называть ужасно неудобный для меня open space с огромным аквариумом по центру. Прохожу к своему месту, и тут же ко мне подкатывается Лизка.

– Фух, ты вовремя. Витька Петькович сегодня очень жаждет тебя увидеть. Прямо злющий. Уже дважды спрашивал, – удивленно смотрю на нее, потому что не понимаю, с чего у старого друга за интерес ко мне.

Может, посочувствовать разрыву хочет? Не надо мне жалости.

– Не говорил, что хотел?

– Не, но срочно требует к себе. Если что, ты за бумагой ходила, и блузку от кофе застирывала, – шепчет, чтобы лишние уши не услышали.

Киваю ей и встаю с рабочего места. Кабинет Вити находится в отдалении, и, к счастью, у него именно кабинет, а не вот такое огромное поле, перенаселенное офисными сотрудниками. Дважды стучу по двери и вхожу в кабинет, предвещая поток жалости к себе, от которого заранее мутит, но делать нечего.

– Вить, привет, ты поговорить хотел? – спрашиваю, закрыв за собой белую дверь. – Не понимаю тебя, – Витя недовольно поджимает губы, и я тут же исправляюсь. – Вас, Виктор Петрович.

– Алёна Андреевна, ваши личные отношения с мужем меня касаться не должны, но он мой друг, я ему должен.

Витя говорит странные вещи, и я не понимаю, к чему он клонит, что хочет сказать. В голове вакуум. Неужели он узнал о разводе и хочет сказать, что, если это отразится на работе, то он меня уволит?

Но ведь это глупо: поднимать эту тему. Я никогда не пользовалась блатом. Он ведь сам меня позвал, никто не просил брать меня на работу.

– Я не понимаю, к чему этот разговор, – решаюсь спросить, потому что не выдержу повисшего напряжения.

– Вы уволены, Алёна Андреевна. Приказ уже готов. Можете забрать трудовую в отделе кадров.

– Ты серьёзно? – плевать мне на субординацию. Он с ума сошел? – Это месть такая?

– Я не понимаю, о чем вы. Мне не нужно, чтобы рабочее зависело от личных. Ваши проблемы, а что-то делать должен я? Нет, простите. Это было ошибкой, взять тебя в штат. Но он просил, потому что у тебя не было опыта. Я пошёл на уступки. Видимо, зря.

– Но ты не можешь меня уволить, – шепчу, потому что голос осип моментально.

Старый друг усмехается, ещё и бровь вскидывает, а-ля «Это почему это не могу? Очень даже могу». Хочется крикнуть ему в лицо за это, какой подлец. Такой же, как Мирон. Жалит в самое сердце, не забывая демонстрировать все тридцать два отдельных.

– Потрудитесь назвать хоть одну причину, почему я не могу это сделать? – сцепив руки в замок, кладет их на стол, ещё и вперёд подаётся в надежде запугать.

– Я беременна, а беременных нельзя увольнять, – на удивление, произношу чётко и громко.

Витя смотрит на меня с выпученными глаза и явно пытается осмыслить услышанное. Да, вот так. Я тоже умею показывать зубки и знаю свои права. Мне с малышом нужно на что-то жить, а беременную меня никуда не возьмут, поэтому я буду бороться за место до конца.

Сейчас мне даже не больно от того, как низко опустился муж в моих глазах. Но мне его искренне жаль. Не верю я, что сам до этого догадался. Это все она! Она его заставила!

– Алёна, это же чудо! Я рад за вас! Но решение не поменяю. Он ведь заботится о тебе, глупая. Ты что. Не смей ему противиться. Мир за вас теперь горы свернёт!

– Стой! – с трудом понимаю, что он хочет сказать. – Поздравляешь?

– Ну, не соболезнования приносить же? Дай обниму! – ещё и встаёт, разведя руки в стороны. – Какие вы молодцы, что не бросили пытаться. Теперь заживете, – говорит с мечтательной улыбкой на губах, чем окончательно добивает.

– Постой. Ты не в курсе? – Витя застывает, ожидая продолжение. – Он заставил меня подписать документы о разводе.

Глава 7

Алёна

Старый друг смотрит на меня, как на умалишенную, а мне абсолютно все равно, что он сейчас думает. Мне бы смириться с тем, что муж, хоть и бывший, но все же опустился до такой низости, потому что я отказалась переводить деньги, которых у меня и нет.

– Так, подожди, но тогда я тебя, тем более, уволю! Ты хоть понимаешь, какая нагрузка на организм? У нас куча проектов на носу, через месяц все начнут зашиваться, а вы итак не могли ребенка заделать. Теперь я его понимаю. С твоей-то упертостью и максимализмом тоже ведь будешь перегружаться.

– Вить, мне нужна работа. Ты меня сейчас не услышал? Мы развелись.

– Да услышал я, смешная шутка. На выходные с Иришкой заедем, поздравим вас, а то по телефону неудобно. Все, иди, Ален. Собирай вещи, броди по магазинам. Но так и быть, сделаю сейчас распоряжение выдать тебе зарплату твою, как за два года. Считай, подарок мой вам на рождение.

– Вить, мне не нужна зарплата за два года, мне мое место нужно. Я не шучу! – еще ножкой хочется топнуть, как маленькая.

– Слушай, Алён. Не люблю такие шутки. Вот позвонит мне Мирон сегодня и скажет оставлять тебя, значит оставлю. Нет, значит завтра получишь зарплату за полтора года. А пока иди и собирай вещи. Мне некогда твои истерики слушать.

Сев в кресло, отмахнулся от меня. За что мне это все? Он ведь реально упертый, как тот осел, еще и мелочный. Полгода отобрал в деньгах. Я могу кричать до посинения, грозить трудовой инспекцией, но ведь не поможет. Выживет.

Вылетаю из кабинета и мчусь к своему рабочему месту. Слезы застилают глаза, в горле предательский ком. Хочется рвать на себе вещи, разодрать грудь, потому что жарко, до паники в голове, от нахлынувшей несправедливости. Вот так, два более сильных мужчины разрушили мою жизнь, все перечеркнули.

– Ален, что случилось? – увидев мое состояние, начала Лиза, но мне не до разговоров.

Мотаю головой из стороны в сторону и хватаю сумку. Если хоть слово скажу, разрыдаюсь. Буду наматывать сопли на кулак, при всем офисе под всеобщие смешки, ведь каждый знает, что я «блатная». А так хочется рухнуть на далекий от удобства стул, спрятать лицо в ладонях и дать волю чувствам.

Мне ведь вообще ничего не заплатят. Витя по-любому Миру позвонит, и тут он уже поверит в развод. Мужскую дружбу никто не отменял. Плакали любые выплаты. А все из-за этой гадины Агаты. Мужа забрала, еще и работы лишила. Господи, как же мне хочется посмотреть ей в глаза и спросить: «Ну, что, теперь довольна?», не забыв при этом истошно крикнуть.

– Вечером, Лиз. Не сейчас, – полным боли и слез голосом, выдавливаю из себя хоть что-то, и бегу к лифтам.

Нет, я все же наведаюсь сейчас к мужу. Хочу посмотреть в его наглые глаза. Заламываю руки, пока спускаюсь вниз, костерю все подряд: медленный лифт, толпу людей, что зашла на разных этажах в разгар рабочего дня, холодный пронизывающий ветер, который еще полчаса назад был теплым. Все.

Меня трясет от обиды и несправедливости. Лучше бы я попыталась успокоиться в кофейне, потому что в таком состоянии не заметила, как меня окружили два амбала, и, взяв под мышки, понесли к черному монстру.

– Не трогайте меня. Пустите, – вырываюсь, дергаю ногами, делаю жалкие попытки пнуть здоровяков, но все тщетно.

Нет. Пожалуйста. Только не это. Задняя дверь машины открывается, и меня запихивают внутрь.

Жестко приземляюсь на сиденье, упираюсь спиной в чье-то плечо. И мне не составляет труда догадаться в чье.

Нервно сглатываю, поворачиваюсь к тому, кто посмел ворваться в мою жизнь и внести свою лепту в общий театр абсурда. Вдоль позвоночника пробегает холодок, потому что этот незнакомец пугает своим молчанием и спокойствием, в то время, как мне совсем не спокойно. Сейчас у меня последнюю причину жить отнимут. Ненавижу.

– Не надо, – отползаю от мужчины, упираясь в дверь спиной.

– Добрый день. Воспитанные люди сначала здороваются, Алёна, – цокнув, начинает недовольно кивать головой.

Молчу, потому что день не добрый, и здоровья ему желать я не хочу. Мне бы сбежать, спрятаться где-то в глуши, чтобы не нашел, не отобрал сокровище. Закрываю живот руками, потому что кажется, что, если этот тип захочет, он и взглядом препарирует.

– Понятно, манер никаких.

Мужчина вскидывает руку и лениво постукивает по окну. Буквально через несколько мгновений в машине нас уже трое.

– Поехали, – отдает команду, и машина начинает сыто урчать, трогаясь с места. – Нехорошо ты поступила утром, дорогая, Алёна. Ты в курсе, что мне нельзя перечить? – и поворачивается ко мне, одаривая красноречивым взглядом.

Смотрю в эти зеленые глаза, которые в темноте салона кажутся темными, как сама бездна, и не могу и слова сказать. Горло, словно рука невидимая, сдавила и душит, не давая и звука издать. Хлопаю ресничками, облизываю вмиг пересохшие губы и не знаю, что делать. Мне нужно уговорить его оставить меня в покое, убедить, что ничего не буду требовать, ведь врач все подтвердила. Но зато потом, когда мы проведем экспертизу ДНК… Вдруг он все же ошибся.

– Мне не нужны ваши деньги. Если малыш ваш, мы вас не побеспокоим. Оставьте нас, прошу, – все же удается вымолвить несколько коротких фраз, но чувство такое, словно я новогоднюю речь президента сказала.

Человек напротив усмехается, смотрит на меня, как на глупого ребенка, и явно хочет по головушке несмышленую погладить.

– Ты еще сомневаешься, даже когда получила подтверждение в клинике? Смирись, Алёна, теперь мы будем играть по моим правилам, потому что ребенок в тебе – мой наследник.

И тянет руку, накрывая мои ладошки своей огромной ручищей, а меня словно кипятком обдает, и я пытаюсь оттолкнуть его. Не хочу, чтобы касался, но в тоге он все равно кладет ладонь на живот в собственническом жесте.

– Ты не имела права убегать. Сейчас мы поедем туда, и ты спокойно ляжешь.

– Нет!

Кричу, откидывая его руку на чистых инстинктах и адреналине. Никто не тронет меня. Никто не заставит избавиться от крошки. Никто и никогда!

– Я не буду делать аборт! Ни за что, – голос дрожит, мне плевать что речь не твердая, все равно не дамся. – Если малыш вам не нужен, это не значит, что он не нужен мне. Мы уедем. Слышите? Уедем так далеко, что вы никогда нас не увидите. Я что угодно готова подписать, только сжальтесь над нами. Ребенок – единственное, что есть в моей жизни, и я не позволю вам его убить. Он мой, только мой.

Отчаянно умоляю, слезы градом текут из глаз, и мне плевать, что сейчас под глазами черные разводы туши. Только крошка внутри важна. Больше ничего. Мужчина смотрит на меня дико и зло, словно я сейчас ему нож в сердце воткнула, а потом по салону гремит его бас.

– Машину останови и выйди, – недовольно цедит сквозь зубы.

Водитель незамедлительно выполняет приказ. Паркуется у какой-то обочины под недовольные сигналы других машин и покидает салон, оставляя меня наедине со зверем.

– Ну-ка, повтори, что сейчас сказала.

Нервно сглатываю, что не остается без внимания мужчины. Он, как хищник, следит за каждым моим жестом, впитывает его в себя, чтобы… не знаю зачем он это делает. Но мне становится страшнее с каждой секундой, и когда водительская дверь тихо захлопывается, меня начинает трусить еще больше, даже вздрагиваю.

– Ну, – повторяет с нажимом, нависая надо мной грозовой тучей.

– Я не буду делать аборт. Оставьте нас, – заикаюсь.

Мне страшно. В нос ударяет дикий мужской аромат. Не могу сообразить, чем пахнет этот монстр в человеческом обличье, но понимаю, что мне нравится. Я с ума сошла.

– Тебе в клинике сказали, что будет аборт? – цедит сквозь зубы, а во мне что-то щелкает.

– Светлана Леонидовна настаивала на срочной госпитализации. Сказала, что вы все решили. Что мне оставалось делать? – смотрю в его зеленые глаза и словно попадаю в их плен.

– То есть, ты сама решила, что я собираюсь убить своего ребенка? – киваю.

Мужчина бурчит ругательства себе под нос и отстраняется, явно сдерживаясь, чтобы не тронуть меня. Подтягиваю коленки к груди, крепче обхватываю ноги руками. Буду пинаться в случае чего, и мне все равно, что босоножки испачкают кожаный салон.

– За что моему сыну такой набор генов. Ты же тупая, как курица, – гремит его голос на весь салон.

Снова вздрагиваю, и он реагирует на это.

– Никакого аборта не будет. Никаких побегов с моим сыном. Ты ляжешь в клинику на обследование. После таких забегов не факт, что все нормально. После выписки переезжаешь ко мне, и только попробуй пикнуть что-то против. Это мой сын, и ты к нему не имеешь никакого отношения, кроме донорской яйцеклетки самого низшего качества.

Меня передергивает от его слов. Я донор? Он совсем с ума сошел. Я могу быть сколько угодно тихой, спокойной и уравновешенной женщиной, но, когда речь касается малыша, я буду бороться за него до последнего. За эти дни я уже все распланировала на ближайшие годы. Пускай примерно, но у меня есть план жизни. А это ненормальный говорит, что я только донор?

– Вы его не получите. Слышите? Это мой ребенок. Это вы случайный донор. Вы. Не я, – хочу кричать, но не получатся.

Пищу, как мышонок, потому что горло свело. Все тело будто не мое. Неужели все из-за страха? Да, из-за него. У меня нет другого объяснения.

– Вам не стыдно отнимать ребенка у матери? У той, что отчаянно пыталась забеременеть, и едва случилось чудо, рушите ее мир. Сжальтесь над нами. Вам проще. Найдете себе ту, что родит, а мы уедем. Умоляю вас.

Смотрю на него жалобным взглядом, не помогает. Монстр непреклонен. Только злю его своими жалкими уговорами. Но что мне тогда делать? Он сильнее меня. Во всех смыслах сильнее. Что бы я не сделала, он всегда будет на шаг впереди.

Ему нужен этот ребенок. Ему важен этот малыш. И он его не отдаст.

– Слушай меня внимательно, Алёна, и запоминай. Через восемь месяцев ты родишь МОЕГО сына. До того дня будешь делать все, что я велю.

Кривлю носик, потому что становится противно от того, с какой легкостью он решает мою судьбу.

– И не кривись. Будешь хорошей девочкой, сможешь хотя бы попрощаться с сыном, прежде чем исчезнешь из нашей с ним жизни навсегда. Если же будешь плохой, даже первого крика его не услышишь. Уснешь со схватками, проснешься уже в одиночестве. Я позабочусь. Все поняла?

Глава 8

Алёна

– Погоди, а зачем ты его разозлила, зная, что ребенок и его тоже? – с яблоком в руках, Лиза застыла, глядя на меня.

Вчера, после того, как это монстр по имени Радмир привез меня в клинику и заточил, как принцессу в замке, я только и делала, что проводила время с врачами, и забыла попросить подругу привезти мне вещи. В итоге она смогла примчаться только сегодня вечером, чтобы не вызывать ни у кого на работе лишних вопросов.

– А что мне оставалось делать? Он сказал, что заберет у меня ребенка, Лиз. Мне надо было смолчать и сказать, что хорошо, забирай, мне малыш не нужен? – смотрю на нее удивленно, расправив домашнее платье.

Не понимаю реакцию подруги. Да, когда он начал на меня давить. Шантажировать ребенком, я сорвалась. Мне было больно от его слов. Душу, словно наизнанку вывернули, а сердце вырвали из груди. Никто не отберет у меня крошку. Пусть хоть Земля с орбиты сойдет. Не отдам. Мое.

А этот, ух как хочется нехорошим словом его назвать, а то и не одним, мужик решил поиграть во властителя мира, в вершителя судеб. Не люблю таких людей от кончиков волос до кончиков пальцев. Я правда хотела промолчать, силилась из последних сил, но его последние слова выбили из колеи окончательно.

– Не слышу положительного ответа, Алена. Хочешь, чтобы я сразу выбрал вариант «по-плохому»? А я думал, ты все же хочешь быть с малышом. Что же. Теперь все понятно. Просто время тянешь, чтобы цену получше выбить за сына. Отлично. Называй. Прямо здесь и сейчас.

Меня тогда такой яростью накрыло дикой, что словами не передать. Просто все предохранители слетели, и я кинулась на него, словно дикая кошка. Начала бить его ладошками, по рукам, груди, куда придется, и плакала отчаянно, потому что меня изнутри потрошили в тот момент хлесткими фразами.

– Ненавижу вас. Ненавижу. Да я лучше умру, чем вы возьмете ребенка на руки. Мерзавец.

Но мне не дали и минуты, чтобы выпустить гнев наружу. Радмир скрутил меня за считанные секунды, как котеночка, и прижал к себе, пока я брыкалась. В его объятиях было тепло, чувствовалась дикая, огромная сила. Рядом с таким мужчиной ничего бы не было страшно. Но его сила меня разрушает. Не созидает ничего.

– Прекрати, – шипел прямо на ушко, опаляя его теплым дыханием, от которого мурашки по коже пробежались. – Будь умницей, Алена. И тогда не придется умирать.

Не знаю, что он хотел этим сказать, но смысла бороться с ним не было. В такой позе мы ехали до самой больницы. Видимо, мужчина опасался, что я могу снова начать брыкаться. Но мне уже было все равно. Внутри что-то надломилось.

Как я могла его не разозлить, если мне самой было больно? Если мне нужно было защитить свое? Не понимаю я подругу. Он меня довел до ручки, я вообще могла от стресса малыша потерять. Меня вчера грозились вообще к кровати привязать и на снотворном продержать. Утрирую, конечно, очень близко к этому было. Не хочу вспоминать.

После такого я его никогда не прощу.

– Ален. Я тебе сейчас кое-что скажу. Пообещай выслушать меня и подумать над моими словами. Хорошо?

Положив яблоко в корзинку к другим фруктам, Лиза подошла ко мне и утянула на диванчик. Вот что значит палата для богачей, тут, как в номере отеля.

– Ты меня пугаешь, – настораживаюсь от ее тона. Слишком осторожный он.

– Не стоит. Тебе о ребенке стоит сейчас думать и перестать стрессовать, – и поглаживает мои руки, успокаивая. – Не воюй ты с этим Радмиром. Лучше приручи зверя и сделай все, чтобы жить с ним и с малышом.

– Ты с ума сошла?

Кричу на нее, вскакивая с диванчика, потому что не могу поверить в подобное предложение от НЕЕ.

– Предлагаешь мне в попу его целовать сейчас, на цыпочках бегать и преданно в глаза заглядывать, чтобы потом быть непонятно кем, лишь бы с ребенком?

Меня накрывает диким отчаянием. Как она может так со мной поступать, так вероломно предавать?

– Алён, да услышь ты меня, – пытается что-то еще сказать, но я ее не хочу ее слушать. Хочу забыть всё, что она сказала, стереть из памяти тот момент, потому что это очень больно, когда предают близкие люди.

– Не хочу. Не хочу, Лиз! Кем я буду? Просто девкой, которая по команде будет все для него делать, даже ноги раздвигать. Я так не смогу. Ты же знаешь это, – голос дрожит, слезы непроизвольно катятся из глаз.

– Ален, ты перегибаешь. Я предлагаю тебе стать его женщиной. Чтобы он был твоим мужчиной, полюбил тебя. Такие мужики не за свое любого порвут. А у тебя ребенок его в животе. Прояви ты мудрость женскую и засунь гордость куда подальше. Стерпится, слюбится. Не урод же он, в конце концов.

Да, не урод. Не красавчик с глянцевых журналов, с холеной мордахой. Нет, скорее грубый, жесткий, волевой. В нем мужская красота, от которой, уверена, у многих коленки подгибаются и сердечко в сладком предвкушении трепещет, когда он на них смотрит горящим взглядом. Но это не значит, что я такая, что могу просто взять и полюбить того, кто столько зла мне причинил, столько запугивал и обижал.

– Я не отдам ему своего ребенка. Он только мой. И мудрой не хочу быть! Это жестоко, как ты не понимаешь, – падаю на кровать, поджимая колени к груди. – Влюблять его, сродни убийству себя. Мне от одной мысли противно. Каким человеком я стану после этого? Продажной девкой, и не важна причина. Я себя уважать перестану, Лиз.

Уже не кричу, больше нет сил.

– Потерять себя, чтобы быть с ребенком… Чему его такая мать научит? Пресмыкаться, подстраиваться под обстоятельства?

Сжимаюсь все сильнее. Какая я жалкая сейчас. Ничего не могу. Букашка против тигра. Раненый олененок, за которым гонятся, у которого нет сил. Только и остается, что сдаться на съедение. Вот только цена у этого «сдаться» слишком высока. Я не могу ее заплатить.

– Алён, просто послушай меня. Точнее, дослушай до конца. Можешь не соглашаться со мной. Просто постарайся услышать.

Подруга садится на кровать рядом со мной и поглаживает по спине, стараясь успокоить.

– Он тебе симпатичен, папашка этот.

Я даже распрямляюсь немного, возмутиться хочу, привстать пытаюсь, но Лиза не дает мне этого сделать. Удерживает, лежа на постели.

– Не говори сейчас ничего. Выслушай. Что ты сделала, когда я тебе сказала приручить его. Ты начала возмущаться, что не такая, а не то, что он урод, что смотреть на него невозможно. Значит, в глубине души он тебе приятен. Не обманывай себя. Просто подумай, что тебе важнее, играть на публику, отстаивая честь и достоинство, или сделать все, чтобы быть счастливой? В твоих руках огромный козырь, пользуйся им. Только по-умному, а не как сейчас. Я счастья тебе хочу, и мужика хорошего. Подумай. Я завтра тебе чего-нибудь вкусненького принесу.

Лиза встает и, взяв сумки, уходит, но у самой двери все же тормозит, и говорит последнее.

– Я люблю тебя, Алёнка, и все сделаю, чтобы ты была счастлива. Отдыхай.

И столько всего в этих словах было. Обещания, заботы, предостережения. К чему бы это? Спросить не успеваю, она уходит, а мне ничего не остается, кроме как думать над ее словами.

Но вместо этого я открываю приложение в телефоне и начинаю размещать объявления о поиске работы, просматриваю свободные вакансии. Не знаю сколько времени проходит, пока я выбираю наиболее подходящие вакансии, отправляю резюме потенциальным работодателям, утаивая факт беременности.

Я ведь могла еще не знать, срок маленький. Была у нас в офисе одна девушка, вообще до трех месяцев не поняла, что скоро станет мамочкой.

Открываю очередное объявление, ка на дисплее высвечивается входящий звонок. С радостью принимаю вызов, надеясь, что кому-то интересна моя кандидатура.

– Как устроилась, Алёнушка? – из динамика слышится знакомый голос, и все мое радушное расположение испаряется.

Смотрю на цветочки, которые принесли днем, и корзинку экзотических фруктов, и отвечаю тому, кто хочет отнять моего малыша.

– Добрый вечер, – пытаюсь говорить сдержанно и вежливо, чтобы снова не тыкали мордочкой в хорошие манеры, как шелудивого котенка.

– Чего куксишься? Подруга у тебя была. По душам поговорили, мне косточки явно перемыли. Должна была остыть уже и понять, что я забочусь через тебя о собственном ребенке. Ты вообще в курсе, что стресс вредит малышу?

Уууу, то же мне, заботливый папочка. Включил режим опеки. Раздражает. Все, что его волнует, так это здоровье ребенка, а вот как сделать так, чтобы он таким родился, вообще не думает.

– Я знаю. И поверьте, я очень переживаю за здоровье долгожданного малыша. Но вы…

Начинаю отвечать со всем своим возмущением, но потом осекаюсь, потому что вспоминаю, с кем разговариваю. Перед глазами всплывают те немногочисленные статьи, которые успела полистать в перерывах между поиском работы и размещением объявлений.

Радмир Эрмирханов, владелец крупной логистической компании, сети ресторанов, совладелец сети заправок, и много чего по мелочи. И это в не полные тридцать пять лет. Миллиардер, не страшный, властный и сильный. Царь жизни. Он на вершине пищевой цепочки.

И это только официальные заработки. Попалось мне несколько статей, где его подозревают в связях с криминальным миром. И вот это пугает больше всего. Если это так, то он достанет меня везде. И если богатый мужик просто может забрать ребенка и уничтожить жизнь, то криминальный элемент может сделать куда более страшные вещи на память, после того, как получит малыша.

– Ну, что замолчала? – слышу усмешку на том конце трубки, а потом что-то с характерным стуком ставят на стол.

– Нет, ничего, – хочу отвертеться, но, судя по недовольному вздоху, мне это не удастся.

– Говори, – уже откровенно зло рычит в мою сторону. – Не заставляй меня силой из тебя это доставать.

Неужели он не понимает сам, что вот такое поведение доводит меня до ручки, заставляет нервничать и вредить ребенку?

Шмыгаю носом, так обидно стало. Он такой большой и сильный, мог бы быть настоящим защитником, а что в реальности? Только ранит.

– Ты ревешь там, что ли? Прекрати немедленно!

Даже по столу или чему-то кулаком стучит с такой силой, что даже, находясь далеко от него, вздрагиваю.

– Вы меня пугаете, – голос дрожит от слез, получается жалобный писк, вместо желанного крика. – Зачем вы пугаете меня постоянно? Зачем кричите? Я боюсь вас, мне страшно за себя, за малыша. Вы ужасный человек. Мне не нужны ваши фрукты и цветы, дежурные звонки. У меня…

Захлебываюсь словами. Не знаю, понимает ли он хоть слово, но сейчас во мне словно инстинкт самосохранения отключили. Дергаю тигра за усы, желая, чтобы нас с малышом оставили в покое.

– Рот закрой. Меньше раздражай меня, и все у тебя будет в ажуре, – шумно набираю в легкие воздух, чтобы возразить, но не успеваю. – Не смей сейчас ничего возражать, девочка, иначе клянусь жизнью собственного сына, после родов ты крупно об этом пожалеешь.