365-й час по Гринвичу

Эту книгу фантастики я посвящаю Всевышнему,

который дал мне столь восхитительный дар…

НООСФЕРА. ПО ТУ СТОРОНУ МЕЛАНХОЛИИ

Этот рассказ я посвящаю потрясающему преподавателю зарубежной литературы Гвоздеву Алексею Борисовичу, который, читая всего одну лекцию в неделю в Московском международном университете, дал мне столько знаний, что я с лёгкостью смог поступить в магистратуру МГУ на бюджет…

В 50-х годах XXI-го века развитие новых технологий шло вперёд семимильными шагами и учёным удалось отыскать Ноосферу.

Так называемое информационное поле Земли, это хранилище всех человеческих мыслей, сокровенных чувств, желаний, идей, изобретений, музыкальных произведений, написанных картин и созданных скульптур…

В общем, всего того, что когда-либо существовало, существует или будет существовать на Земле до скончания мира.

Одни путники, заходящие в Ноосферу, ищут в ней дорогостоящие коммерческие тайны, другие – уникальные таланты, а третьи – пытаются вернуть собственные счастливые воспоминания.

Алекс, молодой человек тридцати пяти лет, высокий, худощавый, со светлыми вьющимися волосами, решил подключиться к Ноосфере только с одной целью – заработать, и заработать как можно больше.

В ней он появился в зале, где проходил изумительный концерт гения музыкального мира. Музыка, исходящая откуда-то сверху, ритмично отбивала в теле Путника сладостную дрожь, а от сверкающего роскошного убранства этого зала у него в глазах появилась сильная резь.

Алекс сделал несколько шагов по золотой лестнице, идущей в просторный концертный зал.

Поднявшись наверх, он увидел множество музыкальных инструментов: трубы весело общались с флейтами, скрипки, альты и виолончели обнимались со смычками, а барабаны целовались с собственными палочками.

Перешёптывание и хихиканье музыкальных инструментов заглушали разливающиеся по всему залу разноцветные волны звука: нежно-фиолетовые, дымчато-серые и алмазно-голубые. Алекс вспомнил свою возлюбленную красавицу Эльзу и со страхом осознал, что он только что охладел к ней и влюбился в нечто более чистое и совершенное – в изумительную музыку.

Ибо на огромной сцене выступал Вольфганг Амадей Моцарт, играя одно из собственных произведений на полупрозрачном фортепиано. Он заметил изумлённого Алекса и подозвал его к себе неторопливым жестом.

– Ты когда-нибудь играл на фортепиано? – строго спросил Моцарт, повернув голову к незнакомцу.

Даже во время разговора пальцы великого австрийского композитора не переставали двигаться и ткать восхитительное музыкальное полотно, повисшее над величественным концертным залом. Моцарт обращался к Путнику на немецком, но Алекс всё понимал, так как в Ноосфере языкового барьера не существовало.

Алекс мог видеть, как дрожат от волнения и нетерпения звуки, в ожидании того момента, когда настанет их черёд услужить великому композитору.

– На фортепиано – никогда. – произнёс молодой человек.

– Отлично. В этом случае мне не придётся переучивать тебя и вычищать все ошибки. Наверняка ты нахватался бы их от бездарных учителей. – сказал Моцарт, улыбнувшись и встав со стула.

Как только он перестал играть, чудесная мелодия смолкла, а музыкальное полотно померкло и растворилось в воздухе. Фортепиано взвыло от одиночества и горько заплакало, поскольку оно не могло жить без пианиста, как влюблённое девичье сердце не может вынести долгую разлуку с возлюбленным.

– Я могу занять ваше место?.. – робко спросил Алекс.

– Конечно. Живые и должны занимать места ушедших в небытие… – улыбнулся гений.

– Благодарю вас.

– Теперь начинай играть.

– А как?

– Пожалуйста, впредь без глупых вопросов! – разразился недобрым смехом Моцарт, погрозив собеседнику пальцем. – Просто играй и ни о чём не думай!

Первая попытка приобщиться к искусству провалилась после четырёх аккордов, поскольку Алекс с размаху ударил по клавишам и они согнулись пополам, обнажив острые края, разрезав его пальцы, от чего он громко вскрикнул.

– Почему ты остановился? – разозлился Моцарт, уже начавший терять терпение. – Сейчас же продолжай играть!

– Я не могу!

– Это не оправдание. Играй!

Сквозь слёзы Алекс начал исполнять простенькую мелодию из трёх нот, пока острые края клавиш нещадно терзали его человеческую плоть. Фортепиано огрызалось и не желало подпускать к себе незнакомого ей музыканта. Но самым ужасным для Путника была не боль, а искорёженный грохот, издаваемый клавишами под жёстким напором его изрезанных пальцев.

– У меня ничего не получается… – отчаянным голосом пожаловался Алекс. – Что я могу сделать, не имея таланта?

– Да что же это такое… – разочарованно промолвил Моцарт. – Когда у тебя кончатся оправдания? Нет таланта – замени его трудом!

– Тогда сколько времени мне надо играть?

Моцарт посмотрел на потолок концертного зала и нахмурился.

– Думаю, чтобы дорасти до моего уровня – полвека. Но я обучу тебя всего за пять лет! Не бойся, в твоём мире не пройдёт и десяти минут, как я превращу тебя в гения…

Алекса затрясло от мысли о предстоящих мучениях и на его лбу выступил холодный пот. Клавиши не переставали резать его пальцы, в то время, как отвратительные звуки разливались в воздухе, раздражая музыкальные инструменты, занимавшие места в зрительном зале.

– Посмотри: зрители не хотят слушать мою игру. Моя музыка им совершенно не нравится! Видимо они чувствуют, что у меня ничего не получится. Наверное, не быть мне музыкантом… – с грустью в голосе произнёс Алекс.

Моцарт ласково улыбнулся и похлопал горе-музыканта по плечу.

– Да, такое иногда случается. Чтобы покорить их механические сердца, мало научиться просто хорошо играть. Но всё это – второстепенно. Любовь толпы или всё та же земная слава – это всего лишь одно из последствий появления на сцене истинного гения. – рассмеялся Вольфганг. – Я вижу в тебе спрятанный талант, но, чтобы его раскрыть, нужен ключ. Я смогу выковать его для тебя, если ты отдашь музыке всю свою жизнь.

Алекс измученно кивнул и продолжил играть. Когда инструмент напился человеческой крови, то клавиши наконец-то выпрямились и потеряли остроту, признав его, как начинающего пианиста. Но через несколько часов у Путника проснулся голод.

– Прошу прощения, но я проголодался. – обратился Алекс к великому композитору. – Могу ли я взять перерыв на обед?

– Исключено! – решительно отрезал Моцарт, скрестив руки на груди. – Продолжай играть и не теряй темп. Ибо у музыканта нет времени думать о чём-либо, кроме музыки!

В следующее мгновение Моцарт сделал реверанс и перед ним появилась фигура человека.

– Доброе утро, Антонио. – поприветствовал появившегося из ниоткуда гостя великий музыкант.

– День добрый, Вольфганг. Давно не виделись. Я рад видеть тебя в добром здравии. – произнёс Антонио Сальери.

– Мне хотелось бы попросить тебя об одной услуге: не мог бы ты накормить этого человека? Только в этот раз, пожалуйста, попробуй обойтись без яда…

– Хорошо, но только если ты перестанешь шутить о произошедшем случае при каждой нашей встрече, поскольку чувство юмора у тебя отвратительно настолько, насколько завышено самомнение.

Взмахнув платком, Сальери материализовал из воздуха серебряный поднос с различными яствами в виде музыкальных нот, облитых ароматным горячим шоколадом и насильно запихнул в рот Алекса «До», «Ре» и «Ми».

Зубы и дёсны начинающего музыканта смаковали сладкие ноты, растворяющееся на языке и погибающие в ту же секунду.

– Слишком сладко… Совсем не хватает соли. – посетовал Путник, не поворачивая голову в сторону Сальери.

– «Соль»? Она тут есть!

Антонио посыпал «Фа», «Ля» и «Си» «Солью» и положил их на язык Алекса, старательно разжёвывавшего нотные звуки. Молодой человек не испытал чувство сытости, но по неведомой причине ему больше не хотелось вкушать что бы то ни было, кроме настоящей музыки.

Моцарт поблагодарил Сальери, после чего тот откланялся и тут же исчез.

– Насытился?

– Да. А теперь я хочу спать…

Услышав слова Алекса, Моцарт выругался и топнул ногой, проломив часть сцены…

– Хорошо, я разрешаю тебе поспать. Только совсем немного. Но всё это время ты будешь играть, не прерываясь ни на секунду.

– Как играть? – удивился Алекс, от волнения задев несколько клавиш.

– Всё просто: пока твоя голова будет спать, заставь собственные руки играть три простых этюда. Отдыхай, играя. А через восемь часов уже начнётся настоящая учёба. Она будет продолжаться чуть менее пяти лет. Я смогу выковать из тебя музыканта, даже если мне придётся сломать тебе руки…

Алекс с размаху ударил по клавишам и несколько из них разбились вдребезги, после чего фортепиано затрещало и потрескалось.

– Это не повод останавливать обучение. – произнёс Моцарт.

Казалось, что разбитые клавиши инструмента сами лезли на пальцы Путника, желая стать частью его кожи. Когда Алекс сжимал зубы от боли – клавиши извергали низкие звуки. Если он открывал правый глаз, то звучали белые клавиши, а левый – чёрные. А в момент поворота головы рождался проникновенный струнный плач.

Игра не останавливалась ни на минуту. Путнику казалось, что прошла целая вечность… Он уже не помнил ни своих родителей, ни прекрасную возлюбленную, ни свою прежнюю жизнь.

Эти мучения длились пять лет подряд. Но в страданиях жило искусство! Внутри груди Алекса раскалённое красное сердце потеряло свой ритм и двигалось в такт звукам, вырывающимся из души фортепиано. А когда он останавливался, чтобы передохнуть, останавливалось и его сердце, поэтому Алексу надо было играть, чтобы не умереть…

Но мучение не могло продолжаться вечно. Боль не выдержала и против своей воли превратилась в счастье. Сломанные за несколько лет нескончаемой игры пальцы стали жёсткими, будто сталь, а разрывающая на первых порах пространство и время какофония превращалась в сладостно-терпкий аромат, насыщая лёгкие молодого пианиста благоуханием, благодаря чему он уже не представлял себя без инструмента, как человек не может представить себя без тела.

Руки Алекса сами знали, как играть, а его голова понимала, какая мелодия идёт следующей.

В течение бесчисленных дней он экспериментировал с мелодиями, сжимая их в руках и выпрямляя до размеров огромного концертного зала. Он любил музыку, а она отвечала музыканту взаимностью.

Слушатели не могли сдержать восторга, увидев рождение нового гения. Жаль, что, будучи музыкальными инструментами, они не имели возможности произнести ни слова, чтобы рассказать другим о своих чувствах, находящихся внутри их искусственных тел.

Оглушительный поток сокрытых в сердце жалостливых стенаний и слёз радости прорвался сквозь оковы времени, сокрушив их великою силой. Пианист подхватил этот крик одной рукой и вложил его в собственное сердце.

Теперь Алекс воспроизводил настоящую музыку. Он играл так, как не был способен играть ни один человек за всю историю человечества.

Через пять лет с момента прихода начинающего пианиста в концертный зал, Моцарт вдруг улыбнулся и сказал:

– А теперь остановись! Довольно… Ты хорошо потрудился. Молодец!

Алекс не мог понять сути произошедшего, а его глаза судорожно искали инструмент, чтобы продолжить на нём играть. Но когда он осознал, что обучение наконец-то закончилось, его руки дрогнули, а тело издало болезненный стон. Молодой человек заплакал от того, что у него наконец-то всё получилось.

В следующее мгновение, с кровати, с надетым на голову устройством для погружения в Ноосферу, поднялся человек.

– Алекс! Наконец-то ты проснулся! – прошептала девушка, тридцати лет, пухленькая, с длинными, чёрными волосами, припав к груди Алекса.

Она схватила его голову и торопливо обняла её.

– Что происходит? Где я? – недоумевал Алекс.

– Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – продолжала беспокоиться девушка.

«Кажется, её зовут Эльза…» – начал медленно вспоминать Алекс.

Забытые за пять лет воспоминания медленно распутывались, вместе с тем оживляя чувства в груди и наполняя их сладостным воздухом.

– Сколько времени прошло, Эльза?

– Наверное, минут двадцать… Всё это время я от тебя и на шаг не отходила! – похвасталась девушка, поцеловав любимого в губы.

– Погоди, дай мне дух перевести! – отстранился от неё Алекс, напрочь забывший, кем являлась для него эта женщина в его прошлой жизни. Хотя даже без памяти он не переставал чувствовать к ней сильную привязанность.

«Девушка? Жена? Кто она мне?» – спрашивал он сам себя, сильно волнуясь.

– Так ты нашёл что-нибудь ценное в Ноосфере? Быть может тайну какой-нибудь госкорпорации?..

– Нет-нет. Но, кажется, кое-что интересное я всё-таки там добыл… – улыбнулся он.

Эльза сорвалась с места и от радости повалила Алекса на кровать, отчего устройство для погружения в Ноосферу слетело с его головы и упало на пол.

– Как здорово! Не зря же мы потратили наши последние сбережения на эту дорогую штуковину. А ты говорил: «Ничего не получится, лучше поставить деньги на спорт и прочую дребедень…»

В этот миг в его голову возвратилось всё: и их первая встреча в музыкальной школе, которую Алекс потом бросил, и прогулки в ночном парке, и совместная жизнь в дешёвых, плохо пахнущих съёмных квартирах на окраине города.

От радости Эльза начала кривляться и передразнивать своего любимого человека, а Алекс больше не смог сдержать смех. Он прижал к себе свою девушку и обнял её с такой силой, что у неё на секунду перекрыло дыхание. Алекс любил её, ведь она была вместе с ним и в счастливые, и в трудные времена.

Ему стало стыдно, что он забыл её, пока его сознание находилось в Ноосфере. Но между тем оставалось ещё кое-что, что ему предстояло перепроверить…

– Эльза, мне нужно срочно выйти на улицу.

– Тебе нужен свежий воздух?

– Пожалуй, да.

Алекс, пошатываясь от усталости, оделся и вышел из квартиры. На пороге он повернулся к удивлённой Эльзе и напоследок кивнул ей:

– Если этим вечером я не вернусь известным, то найди себе более достойного мужчину.

Не дожидаясь ответа, Алекс поцеловал возлюбленную и ушёл прочь.

Пианист встал на середину заполненной людьми улицы огромного города, задержал дыхание и прислушался. Сквозь гвалт, крики и шум он услышал, как в сотканном из бетона и железа здании играло чьё-то пианино.

В тот день выпускники одного из музыкальных училищ собрались в доме своего товарища, соревнуясь в мастерстве. Небольшая комната была наполнена пивными банками, похотливыми анекдотами и сигаретным дымом.

Недо-музыканты время от времени играли на пианино изнеженными пальцами, громко смеялись во время исполнения произведений и без конца нахваливали собственную игру.

Алекс постучал в дверь.

Её открыл худенький молодой человек, на вид лет 20-ти, с влажными, взъерошенными волосами, одетый в тёмно-синий костюм и белую рубашку.

– Тебе чего надо? – спросил он Алекса, стоявшего на пороге.

– Я услышал снаружи, как вы исполняли эту композицию. Вполне достойно. Особенно для того, кто видит пианино первый раз в жизни.

Позвольте…

Алекс потеснил хозяина квартиры, бесцеремонно вошёл в комнату и сел за музыкальный инструмент. Он размял пальцы и нажал на клавиши, засмеявшись в этот момент от счастья.

Хозяин квартиры, окончивший музыкальное училище с отличием, приготовился вышвырнуть незваного гостя за порог. Но когда прозвучали первые ноты, его тело застыло, а рот широко открылся. Он повернулся к ошарашенным товарищам и увидел, что они не могли произнести ни звука. Ибо чем дольше играл Алекс, тем больше стыда появлялось на лицах его первых слушателей. А один из них, от удивления, выпустил из рук пивную банку, и она с грохотом упала на пол.

Сам же творец наслаждался своим произведением. Он словно бы вернулся в ускользнувшее когда-то из его рук мирное детство: на родную улицу, где ему были известны каждая тропинка, каждый кустик, каждое деревце…

«И раскрывается над городом недовольная туча. И улыбается над домами радостное солнце». – рассмеялся Алекс и поцеловал от восторга пианино, не переставая на нём играть.

Пианист ткал музыкальное полотно, невидимое для обычных людей. Оно ложилось мягким, тёплым покрывалом на своих слушателей, закрывая их от сокрытых в груди переживаний, душевных печалей и невыплаканных слёз… И вот, глаза земного творца стали влажными.

«Должно быть, такая музыка звучит в Раю…» – подумал один из слушающих, чьё лицо тут же скорчилось от унижения и разбитой гордости.

«Сперва Ля минор… – прошептал творец, но его потаённые слова были всеми услышаны сквозь музыку. – Подбавить напряжения… Теперь же диссонанс!»

В следующее мгновение мелодия резко оборвалась, наполнившись до краёв, одновременно, глубокой тоской и великим счастьем. Длинное арпеджио встало под чёрно-красные знамёна, поведя остальные ноты в бой. Закричало стадо озверелых хроматических звуков, ворвавшихся в битву, с синкопами наперевес в виде окровавленных топоров.

Алекс сорвал плоды своих трудов и впился в них зубами – Си мажор… Родной город охватил пожар: горели деревья, пылали здания, сгорали люди, исчезая из разорванной детской памяти.

Звуки рассыпались, подобно перезрелым ягодам винограда. Счастье разбилось вдребезги и незримые осколки разрезали пальцы, а за одно и всё пространство вокруг…

«Слушайте меня и поймите мои чувства! – сорвался пианист, скользя по клавишам правой рукой и касаясь их левой. – Срубить бы эту жизнь и бросить в пылающий огонь!»

Один из музыкантов, рыжеволосый, голубоглазый и небольшого роста молодой человек истерично-глупо рассмеялся. Все его годы обучения в музыкальном училище являли собой жалкую посредственность по сравнению с тем, что он сейчас слышал. «Это невозможно!.. Так играть нельзя!.. Это должно быть запрещено!..» – терзался он.

В отчаянии молодой человек схватился за голову и вырвал из неё клочок волос. Его истошные крики от боли и разочарования бросились в объятия музыки, смешались с ней и стали одним целым с громадным музыкальным полотном, нависшим над всеми в этой комнате.

В доме повис плотный туман, именуемый завистью. Он обвился полупрозрачной лентой вокруг самого гордого из присутствующих, именующего себя гением, и пронзил его сердце острым шипом.

Музыкант-неудачник, темноволосый молодой человек с коротко подстриженными усиками, отошёл в сторону, открыл окно и бросился с седьмого этажа вниз… Но никто не заметил его исчезновения, поскольку завораживающая игра на пианино захватила всё внимание присутствующих в этом доме людей.

«Настало время финала…» – пронзительно пропело пианино.

«Да, пора…» – согласился пианист.

На пике игры он резко отдёрнул руки от клавиш и из ниоткуда появилась тишина, вонзив острый меч музыке в горячее сердце, заглушая её последние вздохи своим беззвучным дыханием.

Пианист закончил играть, но аплодисментов не было. В этот момент на него смотрело двенадцать завистливых глаз, понимающих, что они никогда не смогут сравниться с настоящим талантом: ни в этой жизни, ни в следующей.

Не выдержав напряжения, витающего в воздухе, один из молодых музыкантов закрыл глаза руками и попытался скрыть давившие его слёзы, а, спустя ещё пару секунд, послышались его тихие всхлипы…

В следующее мгновение Алекс повернулся ко всем и, улыбнувшись, произнёс:

– Alles Gute kommt von oben…1

ЦЕНТР УНИЧТОЖЕНИЯ ЛИШНИХ ЛЮДЕЙ

Этот рассказ я посвящаю своей первой учительнице Широбоковой Елене Александровне, которая преподавала в 460-й школе города Москвы.

Её слова обо мне, когда я учился в 1-м классе: "В будущем этот необычный ребёнок станет знаменитым. Я сохраню его стихи и рисунки, чтобы показать их журналистам, которые будут брать у меня интервью…"

Когда население Земли стало превышать двадцать пять миллиардов человек, Объединённое правительство всех стран приняло решение об открытии «Центров регулирования численности населения». В народе их красноречиво прозвали «Центрами уничтожения лишних людей».

Через три с половиной года после масштабных протестов, сопровождаемых погромами разъярённой толпы, сносившей всё на своём пути, «Закон по ограничению перенаселения» отменили, а организаторов этой инициативы публично осудили. Тем не менее за время работы центров в них уничтожили примерно триста миллионов человек, признанных лишними.

Мне, корреспонденту отдела расследований издания «Правда жизни» Григорию Видящему, удалось проникнуть в один из таких центров, находящийся в Германии, уже после отмены этого закона.

Круглые металлические двери, напоминающие вход в главное хранилище Национального центрального банка, ведущие в секретное помещение, где складировали останки, оказались oпечатаны, но мне всё равно удалось туда проникнуть и приоткрыть кровавый занавес.

И сегодня, двадцатого ноября 2045-го года, в столетнюю годовщину начала Нюрнбергского процесса, я хочу вынести на суд своих читателей записи погибших, оставленные ими перед смертью в «Книге жалоб и предложений».

С виду ничем не примечательная книжка лежала на журнальном столике в фойе центра, где «лишние люди» находились в свои последние часы жизни, дожидаясь вызова в комнату для уничтожения.

Боль отправленных на смерть людей огромна – её можно прямо из текста черпать столовыми ложками и глотать, пока не насытишься.

Судя по нажиму пера, первую рану книге красными чернилами нанёс острым золотым «Паркером» мужчина средних лет:

«Я всю жизнь горбатился на эту страну, и меня отправляют подыхать?! Чёртовы чиновники, пребывающие в комфорте, пока мы здесь с ждём смерти.»

Почти вся первая страница исписана бесчисленными оскорблениями и обещаниями выбраться из этого места, найти ответственных и отомстить.

Каждое слово, наполненное ненавистью и неповиновением, похоже на ядовитые ягоды. Стоит положить их в рот, как язык тут же немеет от страха.

Эти записи сделаны теми, кто всего через несколько минут войдёт в белое помещение с голубыми каплевидными отверстиями в стенах, откуда больше никто из них не возвратится…

В их словах видны отчаяние и бессильная ярость. Так преступник на эшафоте посылает проклятия палачу, прежде чем тот отрубит ему голову. Я надеюсь, что им стало легче, когда они выплеснули свою боль на бумагу.

«Меня забрали прямо из дома. В моей квартире сидит взаперти крошечный котёнок. Пожалуйста, заберите его в хорошие руки, иначе он умрёт от голода и жажды. Адрес: г. Берлин, ул. Kaiserin-Augusta-Allee, дом № 81.»

«София! Можешь найти себе другого мужа. Когда наша Николь подрастёт, расскажи ей, пожалуйста, обо мне.»

«Продам гараж! Адрес: г. Хельсинки, ул. Счастливая, строение № 13. Пусть после смерти всё имущество достанется моей жене, Аннике Коскинен.»

«Идиот, мы все тут умрём в течение часа! Кому, блин, нужен твой гараж?»

«Здесь даже заняться любовью негде – тесно и душно среди кучи старых, ворчливых бабок. Как будто я снова очутился в метро в час пик… Ладно, я согласен на смерть! Когда меня уже вызовут?»

На этом моменте я поперхнулся – какой нормальный человек станет шутить в предсмертный час? Но люди с чувством юмора всё же находились, пусть даже это и была их последняя шутка в жизни.

«Девушки, давайте знакомиться. Меня зовут Войцех Ковальский, 38 лет. Очень хороший и весёлый человек. Характер общительный. Не женат. Буду рад познакомиться с девушкой, которая увлекается некрофилией и не побрезгует чмокнуть меня в черепушку…»

«Вообще не смешно!» – холодно написал неизвестный приговорённый.

Но постепенно неудержимый поток шуток перед лицом смерти стал исчезать. Маленький огонёк веселья, несколько минут согревавший смертников, дрогнул и погас, снова оставив людей в темноте.

«Кто-нибудь, пожалуйста, свяжитесь с моей семьёй по тел. +49 303 40 70. Пусть поищут за холодильником, там в стеклянной банке лежит около двухсот тысяч евродолларов.»

«Я слышала, в других центрах уничтожения, ставят к стенке и пускают пулю в затылок. А ещё где-то «лишних людей» сжигают. Ужас… Кстати, терять мне всё равно нечего, поэтому, если пустят газ, я попытаюсь задержать дыхание. Попробуйте и вы, вдруг выживите!»

«Не поможет. Когда ядовитые пары войдут в контакт со слизистой глаз, носовой полости и рта, человек сразу начнёт кашлять и задыхаться, поэтому идея задержать дыхание лишь продлит ваши муки.

Откуда я это знаю? Я – научный сотрудник, отвечавший за проектирование газовой камеры на этом объекте. И я чрезвычайно рад бесценной возможности увидеть работу моей «девочки» из первых рядов.

О, госпожа ирония! Как же зол ваш ядовитый клинок, Дамокловым мечом нависший надо мной! Я столько лет трудился над наиболее гуманным способом остановить перенаселение, дабы наши дети имели достаточно еды и жизненного пространства, а в итоге меня погубит собственное творение…

Радуйтесь, осуждённые на смерть, ведь она наступит через жалкие тридцать секунд после пуска газа! Целых три года я создавал эту газовую камеру специально для вас, ради будущего всего человечества.

Она совершенна. Мучений не будет. Я обещаю.»

Сообщение этого учёного я разобрал с трудом: его несколько раз зачеркнули и продырявили ручкой озверевшие люди.

«Ты хотел обеспечить детей едой и местом? Тогда почему в этой очереди я вижу подростков четырнадцати лет? Или, по-твоему, они тоже бесполезны для общества?»

«Уважаемый директор Центра регулирования численности! Позвольте обратиться к Вам с просьбой вызволить меня, Абрама Цукермана, из этого места. Произошла чудовищная ошибка, поскольку я работаю в Центре выбора ненужных людей, а значит представляю большую ценность для общества. Охранники на выходе меня не выпускают и думают, будто я отношусь к «лишним людям». Прошу помочь мне как можно скорее!»

«Захотел сбежать и спастись в одиночестве? Ну уж нет! Сдохнешь как собака вместе с нами!»

«Как же мне страшно умирать! Я – священник, отправленный на смерть вместе с другими невинными людьми по воле Господа нашего.

Я – простой человек: люблю сладко спать до обеда и разглядывать снимки обнажённых девушек. Но сейчас от страха моё сердце рвётся на части, а коленки дрожат, будто у чёрта от запаха ладана. При звуке каждого имени из списка я вздрагиваю и, прости, Боже, утешаюсь гнилой радостью: вызвали не меня. Мне отчаянно хочется плакать и бежать туда, где можно спрятаться и выжить!

Я вспомнил, как шёл на смерть наш Господь Иисус Христос. По окончанию Тайной вечери он пошёл в Гефсиманский сад, где через несколько часов его схватили стражники.

Зная, что Ему предстоит претерпеть страшные мучения от злых людей, Иисус начал ужасаться и тосковать, после чего сказал ученикам: «Душа Моя скорбит смертельно, побудьте здесь и бодрствуйте». После этого Он пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей и говорил: «Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты».

Читая Библию, я много раз бездумно пролистывал эти строки и только сейчас понял их смысл – а ведь в тот момент Иисус чувствовал такой же страх, как и мы в эту минуту.

Любой из нас здесь, включая меня, слабого и ничтожного труса, пойдёт на всё, дабы спастись. Если бы Иисус призвал на помощь Своего Отца, то муки Его сразу бы закончились: «…или думаешь, что Я не могу воззвать к Отцу Моему, и Он не пошлёт Мне на помощь больше двенадцати легионов ангелов?»

Почему же Иисус остался страдать? Ведь только так Он мог понять людей, которых несправедливо обвинили в преступлении и повели на смерть, а ведь это самое страшное в жизни человека:

«Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»

Почему же Господь отдал Сына Своего? Ведь только так Он мог понять отца, потерявшего единственного ребёнка. А ведь это – страшнее самого страшного.

Вдумайтесь в эти слова: наш Бог страдал. Иисус Христос добровольно, по собственному желанию, разделил смертные муки с теми, кто отрёкся от Него не единожды и не трижды, а сотни тысяч раз! Я вопрошаю: есть ли любовь в мире больше этой?

Возрадуйтесь духом, мои товарищи по несчастью! Тела наши смертны, а души вечны, если мы покоримся воле Господа нашего. Как говорил Фёдор Достоевский на Семёновском плацу, ожидая казни: «Nous serons avec le Christ»2. Аминь.

Пресвитер Пётр.»

Следующая запись будет последней. Читая эти строки, я в бессильной ярости глотаю слёзы, ведь кроме этой жалкой статьи я ничего не могу сделать для своей семьи.

«Скоро я умру. Я люблю жизнь, но мне не страшно её терять в отличие от того, кто сейчас находится рядом со мной. Ведь со мной умрёт и двенадцатилетний сынишка, до боли вцепившийся в мою левую руку. Я слышу, как быстро стучит его маленькое, поражённое страхом, пока ещё горячее и живое сердечко.

Кто знает, каким бы Ваня стал, если бы не такое настоящее… Думаю, высоким и обаятельным юношей, прогуливающим уроки в парке вместе с какой-нибудь красивой девушкой.

В юности мне посчастливилось встретиться с самым хорошим и заботливым человеком в мире. После обмена кольцами он поцеловал меня, затем поднял, словно принцессу.

Я пыталась спрыгнуть на землю, забавно дёргая ногами, а он громко смеялся и крепко прижимал к себе. И все остальные гости на свадьбе тоже смеялись. А я была готова умереть от радости. Я тогда ещё подумала: «Насколько же ты нежный, Гриша…».

Наконец, родился наш Ваня. Я взяла на руки этот маленький, тёплый комочек и дала ему грудь. А когда он начал с довольным видом чмокать, то поняла: вот теперь-то я счастлива. Если бы только спасли сына, но, видимо, наша участь уже предрешена. Прощай, Гриша! Молись о нас Богу. Люблю тебя и Ваню больше всех на свете!.

Карина Видящая.»

В этой книге живут ещё сотни сообщений, исповедей и писем погибших людей, но самое дорогое моему сердцу я уже нашёл. И больше мне нечего добавить.

Корреспондент отдела расследований издания «Правда жизни» – Григорий Видящий.

365-Й ЧАС ПО ГРИНВИЧУ

Родившись в небольшом, но уютном домике на берегу реки Арно возле моста Понте-алле-Грацие, расположенном в итальянском городке Флоренция, я впитал в себя величие готического и романского стилей архитектуры, сладко-терпкие ароматы цветов в садово-парковых ансамблях и Божественный дух эпохи Возрождения.

Приблизительно в возрасте семи лет я осознал, что отличаюсь от других детей и взрослых тем, что могу мгновенно и почти безболезненно распадаться на атомы и путешествовать по всем параллельным мирам нашей необъятной Вселенной.

Почти все образованные люди на Земле знают, что скорость света около трёхсот тысяч километров в секунду. И, действительно, в моменты перемещений между мирами скорость моих атомов, летящих сквозь пространство и время, никогда не обгоняла скорость света и потому не превышала двухсот девяносто восьми тысяч километров в секунду.

– Леонардо, ты проголодался? – заботливо спросила домовладелица Аурелия, приютившая меня несколько часов назад в своём доме после того, как мы случайно столкнулись с ней на улице, и я поведал ей про мою способность перемещаться в параллельные миры.

На красиво обставленной просторной кухне пахло едой и радостью, а тонкий аромат пряностей игриво щекотал мне нос.

Переживая, как бы мой желудок не начал мятеж против мозга из-за недостатка питательных веществ, я взял со стола яблоко и поднёс его ко рту. Аурелия озадаченно посмотрела сначала на фрукт, потом на меня, а затем улыбнулась в лёгком недоумении.

Но сразу же после того, как я сделал укус, на моём лице появилась кислая гримаса ребёнка, впервые ощутившего во рту вкус лимона.

Поперхнувшись, я тут же выплюнул на ладонь вязкую гадость. Мне было непонятно: каким образом кусочек красивого яблока быстро покрылся отвратительной слизью, превратившись в моём вкусоприёмнике в какой-то безвкусный сгусток.

– Mignon, mais stupide, comme un enfant…3 Зачем ты сейчас ешь? Я думала, ты проголодался и хочешь пить… – с недоумением в голосе произнесла Аурелия, разлучив причину и следствие совершенно безумным умозаключением. – Ах, да, я совсем забыла – ты же путешественник из

другой реальности! Не знаю, как у вас, а в нашем мире у еды совсем нет вкуса. Её употребляют лишь раз в неделю для восстановления энергии. А вот воду мы пьём каждый день, и для организма она намного полезнее еды.

– Значит, вы каждый день пьёте сырую воду?

– Почему же сырую? Мы её готовим!

Засучив рукава, Аурелия поставила на стол три стеклянных кувшина с водой разных цветов: зелёную, красную и голубую. А в этот момент

бесцветный газ на плите нарядился в одеяние из огненных лепестков.

Девушка пропустила через водорубку часть воды из первого и второго кувшинов, затем налила её на сковороду и принялась жарить, перемешивая бамбуковой лопаткой и посыпая неизвестными для моего мира пряностями.

– Зелёная – это родниковая вода нашего края. Красная – оазисная, импортная, в обычном магазине такую ни за что не купишь! А голубая – вообще арктическая, её добывают из сердец айсбергов. – похвалилась хозяйка, добавляя в сковороду немного воды из третьего кувшина.

Спустя десять минут Аурелия закончила готовить, налила воду из сковороды в глубокую тарелку и поставила её передо мной со светящейся улыбкой.

Зачерпнув ложкой воду и проглотив её, я обомлел от невероятно родного для моего языка и сердца вкуса! А спустя пару секунд к нему добавились совершенно новые вкусовые грани и полутона этого необычного кулинарного произведения.

– Клянусь всеми «звёздами Мишлена», что это – самое вкусное блюдо из всех, что я когда-либо ел!

– Я рада, что тебе так понравилось!.. – ласково прошептала мне на ухо Аурелия, когда я принялся жадно глотать ложку за ложкой этой восхитительно вкусной воды…

* * *

На следующий день подпорки реальности затрещали под собственным весом и с грохотом рухнули, а я – материализовался в очередной параллельной реальности.

– Через десять минут начнётся ¡Fin de la Historia!4 – закричал невысокий человек, неся с собой кипу исписанных листов бумаги.

– Простите, но я не расслышал: что сейчас начнётся? – спросил я пробегающего мимо мужчину.

– ¡Fin de la Historia! – повторил он и тут же исчез в толпе, оставив меня в глубоком недоумении.

Вокруг меня бежали люди с книгами и рукописями в руках для какой-то важной для них, но непонятной для меня цели.

Увлекаемый могущественной, но безрассудной толпой с горящими глазами, я шёл за ними и, спустя минуту, увидел странную картину: под разодранными трупами книг, сваленными в большую кучу, горел костёр. Языки пламени радостно танцевали на рукописях и печатных изданиях, пожирая страницу за страницей.

Горело всё: громоздкие учебники по высшей математике, книги по квантовой физике, многостраничные философские трактаты, литературные произведения и даже любительский самиздат, несмотря на сырость текста, сгорал как сухие брёвнышки.

– Но ведь «рукописи не горят»! – произнёс я с возмущением в голосе.

– Напротив, прекрасно горят! – кричала толпа.

– Простите, а что такое ¡Fin de la Historia!? – вновь обратился я к одному мужчине, стоящему в толпе.

– А тебе разве родители в детстве не объясняли? Ровно в полночь тридцать первого декабря каждого года всё в мире меняется, начиная от исторических событий и заканчивая законами физики. Ты разве не заметил, что в школе после зимних каникул отечественную и мировую историю учат заново, а учебники по точным наукам появляются в библиотеках постепенно? Это учёные всего мира пишут их на ходу, каждый год изучая изменившиеся законы мироздания.

– Выходит, что у вас нет Теории относительности Эйнштейна?

– Когда-то давно она у нас работала, но потом, увы, перестала… А в этом году мы ввели закон Хокинга о сохранении времени. Он-то и позволил нам упорядочить неразрешимые парадоксы.

– А история у вас тоже переписывается?

– Разумеется. Память людей меняется, а книги быстро устаревают – вот и приходится их сжигать, а потом, по воспоминаниям историков, писать новые.

Спустя пару минут часы пробили полночь и наступило первое января.

Либо из-за вспышки фотонов от случайно взорвавшейся соседней звезды, либо по какой-то другой, неведомой мне причине, люди в этом мире за несколько секунд превратились в жидких существ, наполовину растворившихся в великом энергетическом бульоне. Потеряв человеческий облик, они смешались и с бетонными зданиями, и с живой природой. Кроме этого, из строя вышло несколько критически важных физических законов и биологическая жизнь трансформировалась в необычайно причудливые психофизические формы жизни.

Спустя четверть часа я пришёл к умозаключению, что моё путешествие в этот странный мир подошло к концу. Но стоило мне подумать о моей любимой Италии, как я снова очутился во Флоренции, в

обычном человеческом теле.

* * *

Но однажды я появился в мире, где законы мироздания ещё более странные, чем те, что я встречал ранее, поскольку они словно насмехались над моим невежеством, горделиво сияя бесчисленными гранями значения слова «причудливый».

– Простите, не подскажете: который сейчас час и какой день недели? – спросил я прохожего, поскольку небо в этом мире было затянуто лавандово-розовой дымкой.

– 365-й час по Гринвичу… Через четверть часа будет полдень и начнётся воскресенье. – с недоумением в голосе ответил мне мужчина, одетый в огненно-пурпурный фрак с котелком на голове такого же цвета. – Позвольте полюбопытствовать: вы спустились к нам с нашего спутника «Эгрегора» в поисках дополнительного времени? На других планетах его так не хватает, а у нас – с избытком.

– Да, я родился на спутнике, а здесь оказался впервые. – мгновенно промолвил я, вкусив только что приготовленную сочную ложь. – Если вас не затруднит, вы не могли бы немного рассказать мне об устройстве вашего мира?

– Почему бы и нет… Моя работа торговца сиюминутными счастливыми моментами на сегодня закончена, а посему я совершенно свободен… Неделя у нас состоит из двух дней: в чертов понедельник мы работаем, а в Божье воскресенье – отдыхаем. День у нас длится 365 часов. В году – 30 или 31 день. А бывает ещё високосный год, тогда их всего 29. Но это случается довольно редко: один раз в 40 лет, да и то только тогда, когда мы продаём рекордное количество времени другим планетам.

«Ничего не бывает случайного. Всё имеет первопричину». – подумал я, сделав неосторожный шаг в глубины собственного бессознательного, где хранятся услышанные когда-то мною философские цитаты Фрейда.

– Хотите, я расскажу вам про то, как устроен наш политический строй?! Нашей могучей «Конфедерацией вселенской справедливости» правит Глава «Реформиус», разумно расходующий информацию, время и счастье на благо жителей нашей планеты. А украсть что-либо из «Банка данных», где всё это хранится на серебряных и золотых серверах, он не может потому, что каждые 365 часов его сменяет новый Правитель. В результате этих реформ, принятых в трёхсотом веке после уничтожения Земли во время Третьей мировой войны родилась «Конфедерация вселенской справедливости». И теперь у нас самое процветающее общество во всей Вселенной! – с гордостью прочитал мне очередную лекцию довольный «профессор».

– Как интересно! – произнёс я с восхищением, пожав ему руку.

Но в эту же секунду, от переполняющего меня восторга и волнения, моё тело распалось на атомы и материализовалось в другом, ещё более необычном мире…

* * *

Разумеется, я отдаю себе отчёт в том, что мемуары моих странствий, изложенные на этих страницах, понравятся лишь девяти из десяти моих читателей…

Но, во всяком случае, одно я знаю точно:

Sono il miglior viaggiatore italiano verso mondi paralleli fin dal Rinascimento…5

ЗОЛОТОЙ МИЛЛИАРД

Этот рассказ я посвящаю Трофимовой Светлане Анатольевне, учителю математики 460-й школы города Москвы, моему классному руководителю.

Низкий поклон за доброту и заботу!

В понедельник, в семь часов утра, Джон услышал ненавистный ему звук будильника и проснулся. С тревогой в душе он осознал, что сегодня совсем не хочет идти на работу. От него требовалось немного: доехать до офиса, нажать на компьютере две-три кнопки и написать начальству короткий отчёт. Но делать всё это в сотый раз ему совершенно не хотелось. Поэтому, лёжа в мягкой постели, он лениво потянулся к тумбочке за телефоном.

«Майкл, у меня плохое самочувствие, и сегодня на работу я не приеду». – написал Джон в мессенджере и замер в напряжении, нервно ожидая ответа начальника.

«0k. До завтра». – пришло сообщение от его работодателя Майкла Грегори.

Джон отложил смартфон, перевернулся на другой бок, прижал к телу мягкое одеяло и захрапел.

На следующий день всё повторилось, поскольку Джон всё ещё не хотел идти на работу.

«Сегодня я тоже не смогу приехать. У меня болит живот. Что-то с кишечником. Завтра обязательно приеду». – написал Джон.

Он отложил телефон и на радостях открыл первую банку пива, купленную вчерашним вечером.

Но обмануть начальника во второй раз у него не получилось: Майкл просмотрел сообщение подчинённого и никак на него не ответил.

«Плохой знак». – подумал обеспокоенный симулянт.

Весь оставшийся день он провёл в нервном напряжении, надеясь за этот выходной набраться сил и, наконец-то, выйти в среду на работу.

Наступила среда.

«Простите, но сегодня у меня появились неотложные дела. К сожалению, их никак нельзя передвинуть…» – виновато отчитался перед начальником совестливый работник.

«Сейчас я тебе позвоню!» – пришёл грозный ответ от Майкла.

В этот момент у Джона по спине пробежал холодок, а телефон заревел, как ядерная сирена.

Ответив на звонок, Джон услышал грозный тон начальника.

– Какие это у тебя неотложные дела?! Ты меня за идиота держишь?!

– Майкл, мне жаль… Но завтра я обязательно выйду!

– А почему не сегодня?!

– Мне нужно срочно явиться в суд. Иначе у меня отберут квартиру! – в отчаянии быстро выдумал Джон.

– Вот как… – смягчился поражённый его ответом начальник. – Ладно… Сегодня можешь не приходить. Но завтра никаких отговорок! – сказал начальник и положил трубку.

После их разговора рубашка Джона насквозь промокла от пота, но зато у него появился ещё один выходной.

Наступил четверг. За последние три дня комната Джона пропахла специфичным пивным ароматом, а на полу валялось больше двадцати пустых банок. Он лежал на кровати и разглядывал потолок. Телефон разрывался от бесчисленных звонков разъярённого начальника, но Джон и не думал поднимать трубку.

«Даю себе слово, что завтра я обязательно выйду. – подумал он, прикрыв глаза ладонью. – Как же мне не хочется идти на эту проклятую работу!»

«У меня сегодня умер близкий родственник. Мне нужно ехать на похороны!» – трясущимися руками написал Джон.

«Меня это не волнует! Уже достали твои оправдания! – написал возмущённый шеф. – Если ты не появишься на рабочем месте завтра, то на следующей неделе я подпишу приказ о твоём увольнении! Я тебе всё сказал!»

Джон отложил телефон, до крови прикусил большой палец и лёг спать.

Утреннее солнце осветило его комнату и в окно постучалась пятница.

Чистка зубов, душ, завтрак и завязывание галстука… Ежедневный утренний ритуал сидел у Джона уже в печёнках… Затем служебный автомобиль с бронированными стёклами и личным водителем, везущим его на эту ненавистную работу. Далее невыразительное серое здание и надпись: «Вход только по пропускам». Ну, и, наконец, ужасная мелодия в опускающемся лифте на секретный минус тринадцатый этаж.

– Майкл, я на месте. Какие будут указания? – позвонил Джон начальнику, присев на стул перед пультом управления размером с половину комнаты.

– Хорошо. Выбери на своё усмотрение три любых города с населением больше сотни тысяч человек. Запусти протоколы номер шесть, тринадцать и восемнадцать. И не забудь про отчёт. – спокойно дал ему указания Майкл.

Джон нажал на кнопки и ввёл названия населённых пунктов в трёх разных странах: Токисава, Карташтар и Джайкатан. Нервно вздрогнув, он выбрал первый город и нажал на кнопку №6.

«Началось… – нервно подумал Джон, вглядываясь в огромный экран, показывавший прямую трансляцию с высоты птичьего полёта. – Интересно: как чувствовал себя наш президент, сбрасывая ядерные бомбы на японские города?»

В прибрежной Токисаве проживало чуть более двухсот тысяч человек: мужчины, женщины, пожилые люди и дети.

Сначала местные рыбаки увидели, как всего за несколько минут берег практически полностью высох – уровень воды резко опустился, обнажив неровное ребристо-илистое дно. Затем вода, кормившая рыбацкий город поколениями, пришла обратно, но на сей раз неся с собою смерть. Люди увидели огромную волну высотой в сто метров, идущую на город, и упали на колени, будучи не в силах совладать с жестокой стихией. Самые сообразительные из них попытались убежать, но спасти их это уже не могло.

Цунами ворвалось в город, уничтожая здания с такой лёгкостью, как ребёнок ломает свои нелюбимые игрушки. Дома трещали и лопались от давления огромной массы воды, а мутные грязные волны забирали последние вздохи тонущих в них людей.

На экране пульта управления каждую секунду росли холодные цифры: «Погибло более девятисот человек». Через минуту данные обновились: «Погибло три тысячи». Ещё через пять минут экран показал: «Погибло четырнадцать тысяч». «Итоговая цифра погибших: 27 тысяч 867 человек».

Джон прикусил опухший большой палец левой руки до крови, впившись зубами в кожу, и нажал на следующую кнопку – №13.

Две тектонические плиты на глубине тринадцати километров налезли друг на друга, словно играющие маленькие дети.

В Карташтаре проживало триста тысяч человек. Земля под ногами ничего не подозревающих горожан внезапно затряслась: люстры в домах стали раскачиваться, словно ходики часов. Посуда летела на пол и разбивалась вдребезги. Одни люди бросились поднимать осколки и упавшие вещи, а другие, предчувствуя следующие толчки, выбегали на улицы.

Неожиданно их ноги оторвались от твёрдой поверхности и оказались где-то вверху. Железобетонные гробы в виде многоэтажных зданий пошатнулись и рухнули, похоронив множество мирных жителей под своими обломками.

Вычислительная машина вновь показала холодные цифры: «Погибло более семи тысяч человек». Через минуту данные обновились: «Погибло более пятидесяти тысяч». Ещё через пять минут экран показал: «Погибло более ста тысяч». «Итоговая цифра погибших: 152 тысячи 223 человека». – сухо сообщил электронный экран.

Джон попытался успокоиться, но сделать это у него не получалось. Сердце в груди яростно билось, причиняя ему боль с каждым толчком.

«Это просто работа, только и всего… – убеждал себя Джон, вытащив из тайника баночку пива. – Когда я выпью, мне тут же станет легче. Скоро всё это закончится и я пойду домой. Интересно: какой фильм мне сегодня посмотреть перед сном?»

В течение нескольких минут многонаселённый Карташтар превратился в руины, а десятки тысяч уцелевших людей стояли перед разрушенными домами, не зная, что им теперь делать дальше… Между ними суетились работники спасательных служб, спешащие помочь немногим выжившим.

В это же время пострадавшие, чьи тела сжимали многотонные обломки, кричали от боли и умоляли о помощи. Малую часть из них удалось вызволить из бетонного плена и, со слезами благодарности на глазах, они обнимали рыдающих от счастья родных.

Другим повезло гораздо меньше. Крики десятков тысяч человек, погребённых под железобетонными обломками, никто так и не смог услышать. Их размозжённые или обезвоженные мёртвые тела найдут спустя несколько недель, уже после разбора завалов. И тогда надеющиеся на счастливый исход матери, супруги и дети взвоют от горя…

Пульт управления щёлкнул, напугав Джона – ответственного за природные катаклизмы. Страшное устройство не учитывало раненых или пропавших без вести. Его расчёты всегда были точны – из бетонных гробов на Джона с укором смотрели тысячи молчаливых мертвецов.

«Бог не простит меня за это… Точно не простит… – думал мужчина с пустым выражением лица, пялясь в потолок. – Но ведь мне нужны деньги… Нужно выплачивать ипотеку за дом, кредит за автомобиль, покупать еду, отдавать долги. И многое другое… Тут не до религии или морали… Это – просто моя работа».

Последний город, выбранный для уничтожения – Джайкатан, удачно расположившийся на склоне спящего вулкана. Этим утром его жители радовались яркому солнцу и сочным спелым фруктам, произраставшим из плодородной почвы, насыщенной вулканическими минералами. Через несколько минут этот чудесный день задохнётся в дыме и пепле, превратившись для немногих выживших в самое отвратительное и страшное воспоминание в их жизни…

Джон нажал на кнопку под №18. Лёгкое движение пальца – и каменный гигант пробудился от многовекового сна.

Четыреста тысяч жителей ощутили лёгкое землетрясение. А всего четверо из них, с хорошо развитой интуицией, почувствовали необъяснимый первобытный страх и в тот же час, ведомые шестым чувством и собственными инстинктами, попытались спешно покинуть город.

Вулкан проснулся, издав внутриутробный рёв. Верхушка горы разорвалась от высокого давления, высвободив огромный поток камней и лавы, устремившийся к Джайкатану. Дым и смог мгновенно наполнили улицы города. Люди задыхались и теряли сознание, становясь лёгкой добычей огромного вулкана, пускающего на них красно-оранжевую раскалённую слюну, после чего их ещё живые тела похоронило под тёплым чёрно-серым слоем пепла…

Река расплавленной массы со скоростью три метра в секунду поглощала землю, каменные здания, животных и людей, проглатывая их, как сладкие конфеты. Лава разделилась на два потока, взяв бóльшую часть города в огненное кольцо. Не успевшие убежать люди застыли, будто мраморные статуи, и беспомощно смотрели на приближающуюся к ним смерть.

А Джон находился в безопасности и даже в комфорте. Установленный

в рабочем кабинете кондиционер противостоял нестерпимой июльской жаре: на улице духота, а в помещении приятная свежесть. В это же время на другой стороне планеты в плотном дыме задыхались и умирали люди. Здесь мужчина испытывал прохладу, а там человек поскользнулся и упал в кипящую реку огня, чувствуя в последние секунды жизни, как кожа слезла с его костей.

«Интересно: стоит ли чуток повысить температуру? А то мне немного холодновато стало». – попытался отвлечься Джон.

Вопли умиравших постепенно замолкали.

«Так-так… Опять закончилось пиво. Не достать ли мне новую баночку? – не переставал думать специалист по катастрофам.

Джон прижался к спинке стула, посмотрел в потолок и нервно рассмеялся. Его веселила двойственность этой ситуации: происходили ужасные катастрофы, где люди теряли близких, а он, находясь в безопасности и комфорте, наслаждался баночкой холодного пива…

Джон не просто веселился – он истерично хохотал, задыхаясь от недостатка воздуха. Но слёзы от смеха постепенно переросли в рыдания беспомощного взрослого тридцатилетнего мужчины, «закрывшего глаза» на происходящий перед ним ужас. Он прикрыл лицо ладонями и замолчал. Наступила гробовая тишина, если не считать криков беспомощных людей по ту сторону монитора.

«Выхода нет. Ни для них, ни для меня… – Джон всё ещё не оставлял попыток подкупить собственную совесть. – Допустим, я уйду с работы или пущу себе пулю в лоб… Но тогда Майкл даст указание нашему кадровику найти на моё место кого-нибудь другого… Ничего ведь не изменится, верно?.. Получается так… Тогда зачем мне уходить с этой работы?..»

И вновь компьютерный экран показал холодные цифры: «Погибло более пятидесяти тысяч человек». Через минуту данные обновились: «Погибло более ста тысяч». Ещё через пять минут экран показал: «Погибло более трёхсот тысяч». «Итоговая цифра погибших: 328 тысяч 612 человек». – сообщила Джону бесчувственная электронно-вычислительная машина.

– Знаю… – равнодушно промолвил Джон, смотря несфокусированным взглядом куда-то в пустоту.

От центра города ничего не осталось, кроме сгоревших трупов и сотен несчастных счастливчиков, случайно спасшихся на вершинах обломков зданий.

Ответственный за природные катаклизмы очнулся от забытья, взял телефон и написал начальнику:

Токисава – цунами: 27 тысяч 867 человек.

Карташтар – землетрясение: 152 тысячи 223 человека.

Джайкатан – извержение вулкана: 328 тысяч 612 человек.

Точное количество пропавших без вести и раненых – особого значения не имеет…

Через несколько минут дверь кабинета Джона открылась и перед ним появился Майкл, невысокий пожилой человек с большим пузом и редкими, жидкими волосами.

– Отлично! – начальник похлопал подчинённого по спине и поздравил его с успехами. – Ты хорошо потрудился. Сегодня у тебя круглая цифра: сотня уничтоженных городов – это отличный показатель твоей работоспособности. Премию в сорок тысяч долларов получишь в конце месяца. Если ты перестанешь отлынивать от своей работы, то цены́ тебе не будет!..

– Благодарю. Я могу пойти домой?

– Конечно, можешь. Насчёт жертв не расстраивайся – кто-то ведь должен регулировать население человечества. Земля ведь не резиновая, еды и ресурсов на весь «Золотой миллиард» не хватит. Ты со мной согласен?

– Всё так… – кивнул Джон, желая покинуть это проклятое место как можно скорее.

– Ну, что ж… Жду тебя в понедельник… Начальство повысило план: нужно срочно разрушить ещё пять городов. Но я уверен: ты с этим, как всегда, справишься!

Начальник пожал ему руку и Джон вызвал лифт. Когда двери стального короба за ним закрылись и он тронулся вверх, специалист по катастрофам заплакал, коря себя за остатки совести… «Мерзкий лицемер! – подумал Джон про себя, с яростью вытирая слёзы с лица. – Сейчас-то зачем рыдать? Это же ничего не изменит! Разве не ты убил столько людей этими руками?»

Джон вышел на улицу и тяжело вздохнул.

«Зато… теперь я смогу купить себе еды, – улыбнулся он сквозь слёзы. – Много-много вкусной еды…»

Остаток пятницы уходил в небытие… Корреспонденты новостных программ на всех телеканалах бурно обсуждали и «смаковали» произошедшие в этот день трагедии.

За пятничным вечером быстро пролетели суббота и воскресенье.

А утром в понедельник Джон проснулся и вспомнил обо всех погибших по его вине людях… И потому, желая отсрочить неизбежность, – отправил начальнику привычное сообщение:

«Я сегодня на работу приехать не смогу. У меня ангина…»

ЖИВАЯ КАРТИНА

Посвящаю этот рассказ моему брату Евгению…

Подобно раненому зверю, художник Иоанн Гончар метался по маленькой мастерской, жадно глотая воздух, но никак не мог им насытиться, задыхаясь от отчаяния и бессилия. «Куда же делось моё вдохновение? Будь оно трижды проклято!» – взмолился Творец, блуждающий во тьме собственных мыслей. Спустя ещё минуту он отчаянно разрывал негодные холсты, сотрясая воздух громкими фразами: «Всё бессмысленно!.. Нет ни энергии, ни чувств, ни желания… Всё избито, пóшло, глупо и невыносимо!»

Уже десятый день он не мог начать новую работу, в то время как накопленные средства медленно, но верно уходили на еду, многочисленные счета и аренду мастерской, где он жил. Пройдёт всего неделя, и у него отключат воду и газ, через две недели денег не хватит даже на дешёвую пищу, а спустя три недели придётся покинуть съёмное жильё.

После десяти мучительных дней у Художника уже не осталось ни вдохновения, ни желания, ни даже сил написать хоть какую-нибудь картину и тем самым наполнить отощавший старый кошелёк.

Но как только часы пробили полдень, в окно его небольшой мастерской заглянула Судьба. Она посмотрела на хмурое лицо Живописца, слегка прищурилась и мило улыбнулась.

В следующее мгновение дверь в комнату приоткрылась, и в неё вошла маленькая минутка. Она посмотрела на Художника, посочувствовала отсутствию у него вдохновения и вышла через другую дверь ровно через шестьдесят секунд. За ней в комнату вошла другая минута, но через это же время ей тоже пришлось уйти.

Терзаемый сомнениями, Иоанн наконец-то не выдержал. Застонав, Живописец бросился на кровать, сдерживая желание разорвать собственное горло и покончить со всем этим кошмаром. Затем он уставился в потолок, будто бы в этот момент только он мог его утешить. Спустя пару минут блуждающий взгляд Художника переметнулся на мольберт. Иоанн встал с кровати, зевнул, взял кисточку в руку и закрыл глаза.

«Нет, именно сейчас зрительные нервы будут мне только мешать! – произнёс про себя Живописец. – Всё, что мне нужно, так это выплеснуть ощущения на тело этого белоснежного полотна…»

Первый раз в жизни это не было похоже на обычное рисование: каждое движение кистью соотносилось не только с биением сердца окружающего мира, но и всех других миров, существующих в иной реальности.

Живописец не просто писал картину – он вдыхал в неё саму жизнь, делая её не произведением искусства, а создавая точную копию этого мира.

«Пусть вода станет настоящей жидкостью, а не просто бирюзовой краской на холсте!» – решил Творец, и стало так…

Художник переложил кисточку в левую руку, а правой схватил воздух. Он вырвал его из плоти этого мира и добавил в краски, чтобы пейзаж получился более реалистичным.

Иоанн и сам не мог понять, откуда появились горы: они словно выросли из ниоткуда, стоило кисточке дотронуться до белого холста.

Но самое важное – это его собственные чувства, эмоции, надежды и страхи. Все горькие переживания и сладкие воспоминания отпечатались на холсте, временно ставшем продолжением его израненной Души.

Временами Художник открывал глаза, чтобы сохранить масштаб и добавить мелкие штрихи, но большую часть работы выполняли собственные чувства.

«Глаза мне будут только мешать…» – повторял Творец, проводя связующую нить между нашим миром и совершенно иной реальностью.

И вот к пяти часам вечера картина была полностью готова.

В первой четверти седьмого часа в дверь постучал толстый и неказистый маленький человечек – Альберт Гаэльский. Старый знакомый Иоанна пришёл остаться у него на денёк-другой, потому что его снова из дома выгнала жена. В прошлом Гаэльский был успешным биржевым аналитиком, пока не произошло обесценивание одной из иностранных валют, и теперь он, по собственному признанию, «находился в постоянном поиске работы».

– Как ты себя чувствуешь, мой друг? Слушай, у меня тут такая оказия вышла… В общем, мне нужно перекантоваться в твоей хибарке хотя бы день-два. Это возможно?

– Да, да, конечно… – равнодушно протянул Художник, присев на старенькую кушетку, испачканную давно высохшей жёлтой краской. – Прости, я просто немного устал: целый день писал новую картину…

– А ну-ка, покажи! – попросил Альберт, хотя в искусстве понимал не больше, чем в устройстве поддельных швейцарских часов на его руке.

Но то, что предстало перед его взором, Гаэльский сперва принял за собственные галлюцинации. На картине он увидел не нарисованный, а реальный пейзаж: бурная река неслась прямо на зрителя, сворачивая то вправо, то влево, а в некоторых местах в воде даже плескалась крупная рыба, поднимаемая на поверхность сильным течением.

На одной стороне берега ветер раскачивал густые кроны деревьев, отчего в небо взлетали птицы, а на другом берегу остроконечная гора пронзала медленно проплывающие пушистые облака.

Находясь в состоянии крайнего удивления, Альберт прикоснулся к картине, и свежая краска осталась на пальцах.

Живность в лесу не замечала приближения человека, но он ясно видел каждое животное и разнообразие цветущих растений. Вскоре происходящее напомнило Гаэльскому: он смотрит не на реальный мир, а на его невероятно умело воссозданную копию.

Альберт повернулся к Художнику и с завистью подумал: «Неужели он не понимает, что сотворил? Это ведь «живая картина»! Почему он такой спокойный? Может, потому, что сильно устал?.. Да она же должна стоить миллионы!»

– Ну и как тебе?.. – выдавил из себя измученный Творец. – Я очень старался и потратил на неё все свои эмоции и силы.

– Слушай… А ты уже нашёл покупателя?

– Да она ещё даже не высохла! – засмеялся беззвучным смехом Иоанн. – Но если через несколько дней я не заплачý по счетам, то мне будет худо, так как денег у меня, увы, совсем нет.

– Знаешь, а я ведь могу тебе помочь… Хочешь, одолжу пару сотен? – с притворной доброжелательностью предложил Гаэльский, прекрасно зная, что Иоанн слишком горд, чтобы принять чужие деньги.

– Спасибо, но я как-нибудь сам справлюсь. А вот пожить можешь у меня столько, сколько захочешь. Только я по ночам работаю. Хорошо?

– Да я не об этом!.. – начал раздражаться Альберт. – А давай я прямо сейчас куплю эту картину за семь… Нет, стоп!.. За десять сотен зелёных!..

Услышав эти слова, сердце Художника вздрогнуло от неожиданно свалившегося на него счастья. Он вскочил с места и обнял старого знакомого, радостно смеясь.

Гаэльский быстро вытащил из кармана всё, что у него было, бросил деньги на обшарпанный столик, схватил картину и, повернув обратной стороной, чтобы автор не увидел её подлинного великолепия, поспешно вынес на улицу, даже забыв попрощаться: сейчас его мысли были заняты совершенно другим.

«Выгода!» – вот что в этот момент твердил ему разум.

На следующей неделе Альберт Гаэльский через влиятельных знакомых выставил «Живую картину» на аукционе «Christie’s» за один миллион долларов, но, как только коллекционеры со всей Европы начали торг, её цена быстро достигла десяти миллионов.

За следующие несколько месяцев работа неизвестного художника несколько раз переходила из рук в руки: её перепродавали, дарили, а один раз даже пытались украсть.

Последний из её владельцев, знаменитый российский меценат Алишер Усманов, пожертвовал работу научно-исследовательской лаборатории, заинтересовавшейся этим необычным произведением искусства.

В какой-то момент из угла картины появилась повозка с двумя лошадьми и стариком в льняной рубахе. Нарисованный человек привёл животных к реке на водопой, а сам решил размять уставшие от долгой дороги ноги и неспеша покурить. Оторвав уголок от старой газеты, старик насыпал в неё махорку, затем облизнул краешек бумаги и свернул цигарку.

Несколько учёных, исследовавших в лаборатории картину, с удивлением и восторгом смотрели на мокрые морды лошадей и стекающие с них капли краски.

Спустя пару минут старик бросил в реку недокуренную самодельную папиросу, сел на телегу и тронулся в обратный путь.

Через два дня учёные увидели на картине вооружённый конвой с пушками и снарядными ящиками, желающий переправиться через реку. Группа сильных людей в мундирах соскочила с телеги и начала сооружать из брёвен некое подобие переправы.

Ещё через день этих военных начал преследовать полк солдат, одетых в другую форму. И, когда они уже скрылись из виду, один из учёных предположил: за нарисованными на картине горами развернулись военные действия. Однако национальность солдат определить так и не удалось, поскольку причудливые знаки отличия не были даже отдалённо схожи с земными.

Через неделю на картине появилось несколько людей с топорами. Учёные наблюдали, как нарисованные человечки рубят лес, носят брёвна и строят маленький дом на полянке. После того как рабочие его построили, они принялись возводить мост через реку.

В это время учёные организовали консилиум, чтобы решить: насколько значимо их открытие для научного мира. Высказывались предположения – от случайно открытого портала до шутки инопланетного разума, показывающего человечеству не то прошлые, не то будущие события. Однако в конце бурных дебатов победила третья точка зрения, утверждающая: эта картина изображает параллельный мир, где живут такие же люди, что и мы, но с совершенно другой культурой, мировосприятием и религией.

Учёные решили связаться с автором произведения через первого официально зарегистрированного владельца – Альберта Гаэльского, но застали его в плохом расположении духа. По его словам, автор этой работы, Иоанн Гончар, в какой-то момент бесследно исчез, а его мастерская с тех пор пустует. А о том, каким образом Художнику удалось изобразить на полотне портал в другой мир, Альберт ничего не знал. А затем он и вовсе попросил прекратить разговоры на эту тему и оставить его в покое.

Спустя некоторое время был организован второй симпозиум, и бóльшая часть учёных высказалась за скорейшее открытие дверей в другой мир и установление контакта с неизвестной цивилизацией.

В назначенный день директор научно-исследовательской лаборатории взял большие ножницы и торжественно надрезал полотно, намереваясь с помощью этого жеста наконец-то познакомиться с обитателями иномирья.

Но, как только картина была вспорота, холст тут же издал протяжный звон, как порванная струна, и снова стал совершенно белым, как будто на нём никогда ничего и не было…

ПРОНЗАЯ ВОСПОМИНАНИЯ

Двадцатилетний молодой человек по имени Чарли вот уже минут пятнадцать переминался с ноги на ногу в ожидании запоздавшего автобуса, пока скучающий июльский день от нечего делать сжигал прохожих-бедолаг пристальным огненным взглядом.

Одетый в арендованный дорогой костюм, Чарли чуть ли ни сгорал от томительного волнения, сжимая в запотевших руках стремительно увядавшую от жары алую розу, пока водитель автобуса явно не спешил, а если он и торопился, то делал это настолько медленно, насколько это вообще возможно…

Каждые несколько секунд блуждающий взгляд юноши перебегал с поникшего от жажды цветка на висящие неподалёку от него высокие уличные часы.

Внезапно секундная стрелка на большом слегка выпуклом уличном циферблате замерла на месте, а стекло со смачным хрустом треснуло, из-за чего Чарли вздрогнул и нечаянно оторвал бутон от стебля.

Целую минуту наивный юноша с поникшей головой смотрел опустевшими глазами на испорченный презент, будто бы пытаясь услышать от него ответ на болезненные вопросы: «Что мне теперь делать: отменить встречу, подарить оторванный бутон или же прийти к любимой с пустыми руками?»

– Вот досада, не правда ли, дружище? – раздался за спиной Чарли грубый мужской голос. – Всё свидание насмарку из-за одной жалкой розы! Ничего не поделаешь: значит, не судьба… А, может, оно и к лучшему, ведь однажды ты найдёшь себе девушку получше!

Молодой человек обернулся и увидел неприятного на вид мужчину в старой засаленной белой футболке и дырявых шортах. Казалось, что дрожащая хлопчатобумажная жизнь его одежды могла оборваться в любую секунду…

От незнакомца исходил резкий запах спиртного, а его нахальный самодовольный тон пробуждал в Чарли вполне отчётливое чувство неприязни.

– Я вас услышал, – пробурчал юноша и спешно отвернулся, надеясь здесь и сейчас обрубить на корню неприятный разговор.

– Ты ещё молодой и не понимаешь, насколько бесполезно всё, что ты делаешь: никакие ночные свидания, страстные поцелуи и нежные объятия в постели ни за что не сделают тебя счастливым, лишь раздразнят «призраком» ненастоящей любви… – мерзкий мужчина схватил Чарли за плечо, как старого знакомого. – Не расстанешься с этой девушкой сейчас – будешь жалеть об этом всю жизнь! Я тебе это обещаю…

– Да что вы ко мне пристали?

– Жалко тебя, парниша, только и всего: вся жизнь впереди, а ты с улыбкой на всё лицо выбрасываешь лучшие годы в мусорную корзину! Я сам был таким же глупцом, а теперь посмотри на меня: жалкий безработный после развода. Я даже не могу заплатить алименты…

– А по какой причине вы развелись с женой?

– Да, собственно, всё довольно прозаично: носить кольцо рога мешали!.. – незнакомец в отчаянии рассмеялся, на мгновение окинув взглядом прекрасное далёкое небо. – Двое из трёх детей оказались не моими, а третий глядит на меня с таким презрением, что даже жить не хочется! Я знаю: эта проклятая изменщица специально настроила его против меня, чтобы он родного отца не узнавал… Моя жизнь – превратилась в невыносимое горе: ни единого светлого пятнышка нет на беспробудно чёрном кинополотне!..

– Я сожалею о ваших несчастьях… – не зная, что ответить, выдавил из себя Чарли.

– Ни черта ты не сожалеешь, сопливый лицемер! Я вот что скажу: твоя возлюбленная на самом деле такая же дрянь, как и моя бывшая жена! Ты у неё не первый и уж точно не последний, это я тебе гарантирую… – со злостью в глазах прошипел изрядно выпивший мужчина.

– Если вы скажете ещё одно слово о моей девушке, то я лично выбью вам все зубы! – огрызнулся молодой человек.

– Твою девку зовут Элизабет, верно? Такая невинная с виду, а характером – настоящая стерва и путана! Я и сам не раз проводил с ней жаркие вечера, когда пытался её оплодотворить. Да, другой такой не найти: нежнейшая кожа, пухлые губки, пышная грудь… Я проводил в её обществе ночи на пролёт! А уж как она это любила!..

– Закройте свой лживый рот! Я не собираюсь это терпеть!..

– Думаешь, я лгу? В следующий раз проверь сам: у неё родинка на правом бедре и родимое пятно рядом с левой пяткой! Если увидишь, то знай: ещё до тебя в ней побывал я, наслаждаясь каждым сантиметром её ненасытного тела!

В следующее мгновение Чарли с размаху впечатал кулак в лицо незнакомца, отчего тот пошатнулся и рухнул прямо в грязную лужу.

Не говоря ни слова, молодой человек запрыгнул в подоспевший автобус №13, напоследок пронзив мужчину взглядом, полным презрения и ненависти.

Спустя минуту он сидел в автобусе, не переставая думать в дороге о скорой встрече с любимой Элизабет.

– Не получилось… Но я хотя бы попробовал… – устало прошептал мужчина, потирая ноющую от боли челюсть.

В последнем танце с неба спустились первые снежинки, элегантно

парящие на волнах зимнего ветра. За несколько секунд июль превратился в декабрь и на улице резко похолодало, автобусная остановка вмиг постарела, скамейка потрескалась и покрылась серыми пятнами, а указатель осунулся и наклонился вперёд, словно больной старичок с поржавевшей тростью.

К вытирающему немые слёзы мужчине подоспел господин в чёрном

пальто и шляпе с большим кожаным чемоданом в руках. Передвигался он быстрым шагом, как будто бы куда-то спешил.

– Ваше время закончилось, мистер Чарли.

– Но скажите: почему я не могу раскрыть ему свою настоящую личность? – отчаянным голосом воскликнул разочарованный жизнью бедный человек. – Если бы он знал, что я – это он из будущего, то вмиг поверил бы мне…

– Простите, но такова политика нашей компании: по контракту клиенты могут менять своё прошлое лишь в ограниченных рамках и только при условии, если они не будут раскрывать возможность существования временных перемещений. В противном случае – машину времени изобретут слишком рано, из-за чего наша компания перестанет существовать и потеряет огромную прибыль.

– Я прошу вас: позвольте мне ещё раз изменить своё прошлое! Ведь ещё не поздно…

Герберт Уэллс, агент по путешествиям во времени, на секунду замешкался, но всё же неодобрительно покачал головой.

– Сожалею, но я вынужден отклонить данную просьбу, поскольку Ваше время закончилось и через несколько минут мы отправимся обратно.

– Неужели я не смогу снова отправиться в прошлое?..

Агент по перемещению во времени поправил шляпу, затем перевёл на серебряных квантовых часах стрелки и дату, и, посмотрев в глубокое зимнее небо, произнёс:

«Машина времени есть у каждого из нас:

То, что переносит нас в прошлое – называется воспоминаниями;

а то, что уносит нас в будущее – зовётся мечтами…»6

СЛЁЗЫ ИСЧЕЗАЮТ В ПОЛНОЧЬ

Посвящаю этот рассказ моей сестре Александре…

Сквозь обрывки мгновений я мчался через пространство так, как отчаявшийся человек погружается в сладостную трясину греха.

Сначала я оказался в Париже, через несколько секунд очутился в Милане, затем побывал в центре Солнца, потом на краю Вселенной и, наконец, распался на атомы в горизонте событий, оказавшись поблизости чёрной дыры. Хоть я сам и не человек, а порочный дух, телом я пользуюсь человеческим. Правда, для межзвёздных путешествий оно совершенно не годится.

Когда же покрытые алыми слезами части тела вновь соединились воедино, приняв человеческий облик мужчины с привлекательной внешностью, я решил – мне необходимо немного передохнуть.

Через секунду я появился в маленьком городке на обшарпанной автобусной остановке. Рядом со мной сидела девушка сомнительной красоты.

Лиза, именно так её звали, не на шутку испугалась, пока я несколько секунд задыхался после стремительного путешествия по вселенной. С моего подбородка каждые три секунды срывалось по капле пота, глаза были устремлены в ослепительно прекрасное зимнее небо, а частые и глубокие вдохи заглушали голос ночной тишины.

– С вами всё хорошо? – спросила меня девушка.

– Я в порядке. Меня всего лишь чуть не затянуло за горизонт событий… – попытался я отшутиться чистой правдой.

– Почему-то мне показалось, будто вы возникли прямо из воздуха… – растерянно сказала Лиза, не веря глазам.

– Вам это просто показалось… – улыбнулся я ей в ответ.

В следующее мгновение мне понадобилось сорвать несколько сочных минут с «Древа времени» и быстро восстановить дыхание. И только после этого я повернулся к новой знакомой.

Я пригляделся к ней повнимательней: двадцать три года, интересов и увлечений нет, проводит одинокие вечера за просмотром видео на Youtube, часто сквернословит, много лжёт, но себя считает честной. Любит выпить. Других вредных привычек нет. В детстве любила папу и маму, однако несколько лет назад переехала в другой город и до сих пор притворяется, будто забыла их номер телефона, и только поэтому не может им позвонить. Про таких говорят: дай в рот палец – всю руку откусит.

Вся эта информация сама собой появилась в моей голове, нагло и без приглашения зашла в черепную коробку и развела там полный бардак в виде нескольких сотен ненужных сведений. За несколько секунд я узнал всю её биографию, привычки, совершённые хорошие и плохие поступки, предпочтения в фильмах и даже такие незначительные вещи, как предпочтения в алкоголе.

– В чём смысл твоей жизни? – спросил я, задушив в себе назойливую отдышку, как у сонной нянечки в известном рассказе Чехова7.

– Что, простите?

– Я просто хочу узнать: что такая красивая девушка считает самым важным в этом мире?

Лиза очаровательно улыбнулась, а на её бледных щеках показался робкий румянец. Но спустя секунду он вновь спрятался от безжалостного холода, стегающего тело ледяной плетью.

– Да много чего, если честно… Конечно, жить довольно трудно, но я уверена: в конце концов добьюсь в этой жизни всего сама.

– Но всё же, что может сделать тебя счастливой? Может быть, любовь?

– Пытаешься подкатить ко мне? – в воздухе зазвенел её замороженный смех. – Не стоит, ты не похож на человека с квартирой в центре города и дорогим автомобилем.

– Это правда. Такого у меня действительно нет. Так в чём же для тебя заключается счастье?

– В деньгах, наверное… Придёт богатство – будет и всё остальное.

– Ты уверена в этом?

– По крайней мере, я точно знаю: если бы нашла на дороге чемодан с двадцатью миллионами долларов, то точно не стояла на остановке в ожидании автобуса!

Лиза съёжилась, пытаясь согреть замёрзшие руки почти холодным дыханием. Я понимающе кивнул на её слова, пронзил указательным пальцем воздух, вытащил оттуда новенькие шерстяные перчатки и протянул их девушке, дабы она не обморозила нежные женские пальчики. Глаза Лизы загорелись от восторга.

– Что это было? – с недоумением спросила она.

– Самый обычный фокус… Не бери в голову.

– Кто вы? Фокусник? – с удивлением спросила она.

– Нет. Я – Возлюбленный Вселенной. Вернее, пытаюсь им стать. Видишь ли, когда я в первый раз признался ей в любви, то мне жестоко отказали. Оставив человеческое тело, словно старую одежду, вот уже второе тысячелетие я пытаюсь добиться взаимности от всего Мироздания. Несколько лет назад в галактике «NGC 2525» в семидесяти миллионах световых лет от Земли взорвалась звезда, превратившись в сверхновую. Она была так похожа на румянец на щеках Вселенной после моего удачного комплимента!

– О чём вы говорите?

– О вечном… – Я снова посмотрел на холодное небо, попробовал его на вкус глазами и счёл: оно было прекрасным. – Во мне проснулся забытый восторг и я вышел из тела, дабы стать поглощённым глубиной огромного небосвода, являвшего собой беспросветный чёрный океан. Но стоит мне пройти сквозь пару сотен километров, как моя душа вновь окажется в объятиях Вселенной, к которой я испытываю невинную и чистую любовь. Как долго она будет отказывать моим бесчисленным признаниям, продолжающимся уже долгие века?..

– Что с вами?! – растерялась девушка.

Я вновь взглянул на испуганную Лизу, наслаждаясь её учащённым сердцебиением. Мои человеческие глаза распались: сетчатка растворилась и превратилась в космос, а вместо зрачков на неё смотрели две маленькие голубые звёзды. Мучительно-долгие мгновения падали, как капли слёз рыдающего от горя времени. Но, наконец, я отвернулся от Вселенной. Мне слишком сладостно и горько на неё смотреть…

– Я исполню твоё желание. – прошептал я Лизе.

Когда подошёл автобус под номером «410», моё тело обратилось в пар и растворилось в пространстве – теперь я мог наблюдать за Лизой практически отовсюду. Девушка этого не заметила, ведь я легко испаряюсь из памяти людей.

Поругавшись с наглой старушкой, Лиза победоносно заняла единственное оставшееся свободное место под громогласные аплодисменты алкоголиков и наркоманов, сидящих на задних сидениях автобуса. По приезду ей пришлось ещё пятнадцать минут добираться пешком, дабы очутиться в отвратительно крошечной квартирке.

На старой скрипучей кровати со старым матрацем, из которого торчали ржавые пружины, покоился дорогой кожаный чемодан. «Это не мой!» – с тревогой подумала Лиза. Она не ошиблась: этот чемодан резко отличался от остальных вещей, купленных ею по скидке или найденных на ближайшей мусорке.

Любопытство схватило девушку за руку и увлекло за собой к загадочной находке. Замерев от предвкушения, Лиза нажала на защёлки и осторожно его приоткрыла.

Бесчисленное количество зелёных купюр, выпущенных Федеральной резервной системой США, вырвались из сковывавшего их свободу чемодана и разлетелись по всей комнате. Лиза даже не поняла, что произошло, пока по квартире не расползся давно забытый аромат.

Его ни с чем нельзя было спутать: лёгкий аромат целлюлозы, пропитанный чёрными и зелёными чернилами, вобравший в себя запахи людей, сжимавших от радости эти купюры в руках, и прощавшихся с ними со слезами на глазах.

– «Деньги! Настоящие деньги!» – заплакала от радости Лиза, прижавшая к себе кучу купюр, словно родных детей.

Всего за один вечер она стала счастливой обладательницей целого миллиона долларов! Разумеется, не без моей помощи… Как вы думаете: кто сначала отправился в Милан за чемоданом «Dolce & Gabbana», а затем в главное хранилище Федерального резервного банка Соединенных Штатов Америки?

Оправившись от нахлынувшего на неё счастья, Лиза начала запихивать банкноты в карманы, как бы боясь, будто сейчас в её комнату заявится владелец этих денег и потребует вернуть их обратно.

Когда Лизе стало некуда девать десять тысяч стодолларовых купюр, она стала запихивать их в кладовку, под кровать, даже в шкафчики для обуви – настолько велико было свалившееся на девушку богатство. Справившись с этим нелёгким делом, Лиза села на кровать и впервые за несколько лет активировала мыслительные процессы – до этого момента её мозги, в общем-то, пылились без дела от просмотра клипов и бездарных телесериалов.

«Нет ничего проще, чем разбить собственное счастье из-за глупости или жадности», – совершенно точно заметила девушка, нервно расчёсывая волосы пальцами.

Лиза представила несколько ситуаций: пойти и приумножить найденные деньги в казино или закупиться брендовой одеждой на годы вперёд. Но эти заведомо проигрышные мысли сразу же отправились в топку подсознания, освободив жизненное пространство для более разумных идей.

Покупка престижного автомобиля или более просторной квартиры звучала куда лучше, но Лиза мечтала о гораздо более высокой цели, можно сказать, заветной недостижимой мечте – целый день валяться на диване и не работать, посвящая всё свободное время так называемому «саморазвитию» в виде просмотра романтических кинофильмов и поеданию вкусных роллов.

В следующее мгновение кто-то позвонил в дверной звонок. Раздражённая Лиза выглянула сквозь щёлку входной двери через цепочку. За дверью стояли двое малышей пяти лет в оборванной одежде и старой, изношенной обуви.

– Тётенька, у вас есть что-нибудь покушать? – спросили дети, чуть ли не плача от голода, разрывающего их пустые животики на части.

– Сейчас час ночи, а ночью есть вредно. Нужно внимательнее следить за здоровьем. А интервальное голодание не только модно, но и полезно… – с фальшивой заботой ответила девушка, заперев дверь на несколько замков.

«Так, на чём я остановилась?.. Сейчас мне двадцать три года. Значит, до смерти я проживу ещё семьдесят семь лет. Если посчитать на калькуляторе, то выйдет один миллион рублей в год. То есть, около сотни тысяч в месяц. На золотой унитаз, как у начальника ГИБДД Ставропольского края, мне, конечно же, не хватит, зато я смогу обеспечить себе финансово стабильное будущее на всю оставшуюся жизнь! Но как бы мне хотелось иметь чуть большую сумму…» – мечтательно произнесла Лиза, укутавшись в постели с пачкой стодолларовых банкнот под подушкой.

На следующее утро девушка закричала от восторга и тут же набрала номер начальника на купленном в кредит дешёвом смартфоне – рядом со столиком лежал второй, точно такой же чемодан.

– Здравствуйте, я не выхожу сегодня на работу. Кстати, я увольняюсь. Желаю вам поскорее облысеть и стать активным членом союза импотентов! – взорвала словесную атомную бомбу Лиза и мгновенно сбросила звонок, не дождавшись ответа от разъярённого начальника. – Я всегда хотела это сделать!

Налюбовавшись содержимым второго чемодана, Лиза вышла из квартиры, захватив с собой тысячу долларов. Противно смердящие долги, вызывавшие омерзение, тут же скрылись с лестничной клетки, почуяв чудесный запах денег.

Лиза хорошо помнила, как настойчиво в её дверь стучались коллекторы, а на телефон приходили угрозы: «Я плесну тебе в лицо кислотой, если не заплатишь долг» и «Завтра я приду к твоим родителям вместе с коктейлем Молотова».

Всего десять стодолларовых купюр из чемодана, накачанного десятью тысячами банкнот, избавили Лизу от этого кошмара. Впервые за несколько лет она вышла на улицу с гордо поднятой головой – ей хотелось подойти к первому встречному, счастливо засмеяться и произнести заветные слова: «Я избавилась от долгов!»

Возвращаясь домой, Лиза наткнулась на старушку с цветной брошюрой в руках.

– Простите за беспокойство, но не могли бы вы внести пожертвование в «Фонд защиты инвалидов»? – умоляла пожилая женщина. – Даже сумма в десять рублей была бы для нас ценна!

– Извините, но я неверующая… – незаинтересованно ответила Лиза, не слушая расстроенную старушку. – Как-нибудь потом запишусь в вашу дурацкую секту, просто сейчас я занята.

С этими словами девушка юркнула во входную дверь, разделась и запрыгнула на кровать с твёрдым решением подыскать себе квартиру в более престижном районе. «А то ходят тут всякие, мелочь выпрашивают…» – думала в полудрёме Лиза, прижимая к себе наполненный деньгами кожаный чемодан.

Решив помочь ей с исполнением желания, я просунул под входную дверь чек на ещё один миллион долларов, заодно оставив записку со словами: «Примите эту скромную сумму, но пожертвуйте хотя бы десять процентов на благотворительность!» К моему сожалению, Лиза отбросила листок в сторону, потратив весь день на обналичивание чека в ближайшем банке.

На следующий день она вновь получила очередной миллион, после чего переселилась в шикарные апартаменты, наняла служанку для работы по дому и весь день с блестящими от удовольствия глазами смотрела на то, как та убирается вместо неё. Мысль не тратить деньги попусту испарилась вместе с чувством меры – теперь балом правили жадность, гордыня и лень, хотя последняя на пышное торжество так и не явилась, пожелав вместо этого остаться дома.

Целых двадцать дней Лиза получала по миллиону долларов в день: то деньги окажутся в кровати под одеялом, то в шкафу или же в багажнике её нового спорткара. С деньгами росли и аппетиты моей ненаглядной транжирки: всего за каких-то семь дней Лиза умудрилась купить пять квартир и три дома в России и ещё один за рубежом – в Италии, в том самом Милане.

Через несколько дней я не узнал Лизу: настолько почернела её душа, обвиваемая цепкими лозами богатства. Как будто бы она никогда не жила от одной зарплаты до другой и не обедала у подруг в гостях, спасаясь от пустоты своего холодильника…

Утром следующего дня девушка приказала построить в центре города новую парковку лично для себя и любоваться купленными накануне десятью шикарными автомобилями. Делов-то: снести несколько кривых домов каких-то бедняков, предложив им мизерную сумму на переезд, дать «на лапу» начальнику полиции, дабы все недовольные заткнули рты, и поужинать с мэром города в недавно открытом ею шикарном ресторане…

Я начал уставать от этой рутины, сводящей у меня скулы в ежедневной агонии. Оставив очередной миллион у неё в квартире, я ещё раз позвонил ей по телефону голосом пожилой женщины и слёзно попросил перечислить хотя бы тысячу рублей в детский дом. И ещё раз получил наглый, жестокий, безразличный отказ. Больше я не мог ждать.

Проснувшись следующим утром, Лиза почувствовала странный дискомфорт. Она поднялась с украшенной золотым орнаментом кровати размера «Queen size» и стремглав рухнула на пол из чёрного дерева, чуть не разбив голову.

Окружённая сказочным богатством «бедная Лиза» вновь попыталась встать и снова подвернула ножку. Причина неуклюжести до смешного проста – трудновато с непривычки ходить с четырьмя пальцами на ноге!

Девушка издала страшный вопль, обнаружив потерю мизинца на левой стопе. Прибежавшая на крик служанка ничего не смогла сделать, а полиция и скорая помощь только развели руками – на месте пропажи кожа была идеально гладкой. Оставшийся день Лиза уделила рыданиям, вытирая слёзы стодолларовыми купюрами, когда у неё кончились салфетки.

На следующее утро пробуждённая игривым лучиком солнца Лиза осторожно прикоснулась к стопе, в надежде найти на ней исчезнувший пальчик, но с ужасом осознала – у неё исчез ещё один!

Третий, четвёртый и пятый день продолжили жестокую игру, забирая у богатой девушки по пальцу за каждый полученный ею миллион долларов.

На шестой день я не смог пробраться к Лизе в постель за ещё одним мизинцем на второй ступне, застав её свободной от объятий Морфея с новеньким пистолетом, спрятанным под подушкой. Бедняжка думала, будто сможет сохранить на следующее утро нетронутой свою красоту, если не будет спать!

Я засмеялся, оросив мой раскалённый сухой язык её горячими слезами со вкусом мучительной тревоги. Лиза хотела освободиться от поглощающего её плоть кошмара – она чуть ли не сходила с ума. Но я всё ещё не наигрался со своей драгоценной куклой стоимостью в двадцать миллионов долларов!

В три часа ночи Лиза неожиданно для себя проснулась. Спустившись на кухню, она взяла нож, полностью потеряв контроль над собственным телом. И только после этого девушка разглядела свисающие с потолка

чёрные нити, обвивающие её руки и ноги.

Я потянул за нить – и нож повернулся в свете горящей люстры, сверкнув очаровательной металлической улыбкой.

Лизой и раньше управляли другие люди, пусть и не так буквально: вся эта безвкусная роскошь существовала лишь для того, дабы пустить пыль в глаза безликой толпе. Неужели тебе, Лиза, действительно необходимы десять машин для настоящего счастья? Или думаешь, раз у тебя много денег, ты можешь до конца жизни есть, пить и веселиться? «Безумная! В сию ночь душу твою возьму у тебя, кому же достанутся все твои сокровища?»

В следующее мгновение девушка от ужаса закрыла глаза. Когда они открылись вновь, раздался крик, наполненный отчаянием и бесполезной беспомощностью. Лиза дрожала, словно напуганное темнотой дитя. Она увидела четыре пальца на второй ступне и ничего не могла сделать, дабы избежать неторопливой, неминуемой казни.

К одиннадцатому дню её ноги превратились в два прямых гладких отростка. На них было трудно даже стоять. Лиза попыталась подняться на костылях из слоновой кости, украшенной золотом и драгоценными камнями, и даже прошла три метра перед тем, как с размаху упасть на пол. Она поднималась снова и снова, и падала вновь и вновь…

Затем я забрал у неё большой палец на левой руке. Она даже не поднялась с кровати: девушка лишь повернулась на другой бок, заперев бесполезные слёзы внутри себя, и пожелала себе тихо умереть во сне. Должно быть, до этого момента в груди Лизы теплилась надежда на то, будто все испытания закончатся при потере всех пальцев на ногах, но теперь не осталось даже отчаяния – лишь тоскливая пустота медленно пожирала девушку изнутри.

С её точки зрения потеря пальцев была настоящей трагедией, но действительно ли стоит лить слёзы из-за каких-то там отростков, которыми люди изменяют положение в пространстве окружающих их предметов?

Разве я не должен был взять плату за двадцать миллионов долларов? Некоторые были бы рады расстаться даже с руками, дабы никогда больше не работать… Оглянись: ты живёшь в шикарном особняке, питаешься, как царица Савская, а твои одежды затмевают одеяния царя Соломона! Твоя мечта жить и не работать наконец-то исполнилась.

На шестнадцатый день очередь дошла до правой руки…

Первая попытка суицида. Она была прервана служанкой, вовремя вызвавшей Скорую помощь. Кстати, интересное наблюдение – если для обычных людей машина Скорой помощи приезжает примерно за полчаса, то в её особняке врачи появились спустя три минуты после вызова…

С каждым днём, прожитым в кошмаре, облитая алой кровью душа Лизы становилась всё прекраснее. Когда из её глаз вместе со слезами исчезало желание жить, я уже был готов даже изменить своей возлюбленной Вселенной, лишь бы провести с Лизой хотя бы одну ночь. Ах, как же сладостно страдание людей! «Убей, соврати, обмани, предай – пусть у всех историй будет именно такой конец!»

Двадцать первый день. Больше забирать нечего.

Все заботы о повседневных делах легли на плечи служанки: она включала ей телевизор, общалась со знакомыми от её имени, кормила хозяйку с ложечки и даже сопровождала её в уборную. Целыми днями Лиза молчала, уткнувшись глазами в потолок.

Я очутился в её комнате, появившись прямо из воздуха. Никакой реакции, кроме болезненного блеска усталости в отрешённом взгляде. Её, казалось, больше ничего не могло удивить.

– Я тебя помню… – еле слышно произнесла Лиза равнодушным голосом. – Ты – тот фокусник…

Жестокий смех на моём лице разбудил тишину. Несколько часов назад я вернулся из космоса, где вновь пытался признаться в любви своей возлюбленной Вселенной. В итоге моя сущность обуглилась в лучах только что рождённой звезды, возникшей всего в паре сотен километров от меня – так звучал её решительный отказ.

Я вернулся на Землю, рыдая чёрными горькими слезами. Моё разбитое сердце внутри расплавленной груди горело яростным огнём, распыляя вокруг ненависть и злобу. Больше всего в тот момент мне хотелось искалечить чью-то чужую судьбу, дать другим прочувствовать собственную боль!

– Привет, Лиза. Как тебе миллионы, которые я тебе дарил каждый день? Уже чувствуешь себя счастливой?

– Твоих рук дело? – девушка с горькой улыбкой помахала культяпкой, – всего две недели назад она была правой ладонью.

– Моих. – почтительно ответил я, и с язвительной вежливостью поцеловал её гладкую руку. – Я пришёл принести свои извинения. Признаю, я поступил слишком жестоко по отношению к тебе. Хочешь, я здесь и сейчас верну все твои пальцы?

Девушка пожала плечами, всё так же пронзая меня холодным, мёртвым взглядом. Подобно мне, Лиза горела яростью, но если она гасила пламя хладнокровием, то я только подливал ненависть в огонь, используя её вместо масла.

Я протянул ей стеклянную банку с двадцатью женскими пальчиками. Она взглянула на меня с величайшей ненавистью, на какую только способна женщина.

– И чем, по-твоему, я эту банку возьму?

Логично. Я оставил пальцы возле новенькой инвалидной коляски с литыми хромированными колёсами и мгновенно исчез из этой галактики, оставив ей на прощание ещё один дорогой подарок – она будет помнить его до конца жизни…

– Ну ты и сволочь! – насилу улыбнулась девушка с печалью в голосе. –

А я ведь даже не знаю твоего имени…

Спустя секунду к Лизе прибежала главная служанка с горящими от восторга глазами и радостно ей сообщила:

– Госпожа Елизавета, только что на ваш банковский счёт неизвестный отправитель перевёл целый миллиард долларов!

В это же мгновение сердце Лизы остановилось.

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ ЭКСПРЕСС

Посвящаю эту повесть Марие…

Никто уже точно не может вспомнить, когда впервые появился этот блестящий серебристый поезд с большими овальными окнами, напоминающими иллюминаторы в самолётах.

Он мог возникнуть когда угодно и где угодно: в любой стране мира посреди улицы многомиллионного города, в непроходимых джунглях, в заснеженной Антарктиде или даже в раскалённой пустыне.

Для перемещения в пространстве и времени ему не нужны ни разрешение на прибытие, ни расписание, ни даже рельсы, поскольку они мгновенно появлялись впереди несущегося поезда и так же внезапно исчезали, как только он скрывался из вида…

Об этом сверхъестественном поезде ходило много разных слухов. Верующим людям казалось, что его создал Господь, сатанисты утверждали, что это чудо инженерной мысли – творение дьявола, а атеисты считали, что в данном случае не обошлось без инопланетян.

Каждый пассажир знал, что, войдя в поезд, он, скорее всего, больше не вернётся домой, но, несмотря на это, миллионы людей по всему миру всё равно ждали его неожиданного появления. Ведь только этот таинственный экспресс способен достичь абсолютно любого места во Вселенной. И не имело особого значения: реален ли ваш пункт назначения или нет, придуман ли он знаменитым писателем или же и вовсе является плодом вашей собственной фантазии, ибо для бессмертного машиниста Харона нет ничего невозможного…

Ночное ноябрьское небо 2124-го года, затянутое лилово-фиолетовой хмарью, напоминающей плотный, провисший гобелен, третий день подряд плакало замороженными слезинками…

Менее часа назад, стоя на мосту, я перегнулся через перила и мысленно выбросил последние семь лет жизни в тёмную ледяную полынью. Затем удалил из телефона номер бывшей возлюбленной и отправился на железнодорожный вокзал, чтобы навсегда уехать из этого чужого для меня города, породившего во мне множество бесплодных надежд и бессмысленных стремлений.

Острые снежинки, медленно опускаясь на мои ресницы, таяли и, смешавшись со слезами, падали на нерукотворный белоснежный ковёр, так и не исполнив своего основного предназначения.

Спустя четверть часа, я прошёл сквозь зал ожидания старого, душного вокзала и оказался на одной из его платформ, впитавшей в себя запах машинного масла, тонкий аромат духов и терпкий запах помёта голубей, нашедших под большой стеклянной крышей и кров, и корм.

В следующую секунду у меня резко перехватило дыхание: воздух вокруг задребезжал и как будто разбился на миллионы осколков.

Среди разрозненных кусочков уничтоженного пространства, во мгновение ока, на платформе материализовался поезд, покрытый сверху донизу блестящими серебряными пластинами, похожими на чешую у большого огнедышащего дракона.

Колёсные пары локомотива, объятые голубыми языками пламени, казалось, взывали о помощи: «Спасите наши огненные души!..»

– Молчать! – крикнул стальным голосом вышедший из кабины машиниста мужчина с сединой на висках, вооружённый печальной улыбкой на смуглом уставшем лице.

Глаза загадочного незнакомца скрывала фуражка, частично сползшая на его острый нос. Накричав на рыдающий огонь, он обратился ко мне таким голосом, словно знал меня всю жизнь…

– Куда ты направляешься?

– Разумеется, навстречу моему счастью! – безнадёжно рассмеялся я, с большим трудом попытавшись натянуть на лицо улыбку и раскинув руки в стороны так, как это может сделать лишь отчаявшийся безумец. – Отвези меня туда, где я стану счастливым!..

В то мгновение я ещё не понимал, о чём говорил. Горькое послевкусие выпитой до последней капли ядовитой любви до боли жгло мне язык, а голова, будто скупой еврей-ростовщик, пересчитывала каждую минуту, потраченную мной на эту коварную изменницу, имеющую милую, но расчётливую улыбку и такое же холодное сердце.

Но машиниста мои слова почему-то нисколько не смутили.

– Хорошо. – ответил он. – Мы заедем по дороге туда, где живёт твоё личное счастье! У тебя есть деньги на билет?

– Признаюсь честно: на моём виртуальном счёте не осталось ни единого центуриона!.. Всё до последней монеты из меня вытрясла алчная женщина с привлекательной внешностью, но отвратительной душой…

– Тогда скорее запрыгивай на борт, поскольку мне срочно нужен кочегар! – произнёс незнакомец, свесившись с подножки локомотива и протянув мне жилистую, костлявую руку.

– Мы скоро тронемся в путь, а пока что иди выпей кофе. – сказал мне машинист.

В этот момент на перроне, словно из ниоткуда, появилась разгорячённая толпа и со всех сторон стали доноситься крики:

– Пропустите меня! Мне нужно за час попасть к больной дочери, а она живёт в соседней стране!

– Прошу вас: отправьте меня в загробный мир к жене и детям…

– Можно ли мне попасть в сказку и стать в ней настоящей принцессой? Я заплачу любые деньги!

Но раздражённый машинист перегородил всем дорогу, заслонив меня широкой спиной.

– Расходитесь по домам, если не хотите случайно оказаться под колёсами!.. – промолвил он угрожающим тоном и тут же поднял подножку. – Сейчас мой поезд и так забит под завязку, поэтому мне нужен только кочегар. Прошлый, к сожалению, погиб после неприятного несчастного случая… Итак, в путь! Следующая остановка – Ад!

Пронзительный свист на мгновение разорвал мой слух, как пушечное ядро разрывает мягкую плоть невезучего солдата, случайно оказавшегося у него на пути.

Услышав команду, поезд вздрогнул, изогнулся буквой «Г», опустил нос локомотива вниз и молниеносно устремился к центру Земли, разрывая плоть земной коры.

Увидев в овальных бронированных окнах грубые каменные глыбы, в мой мозг вернулся здравый смысл, а с ним возвратился и страх. Мой вестибулярный аппарат находился в полнейшей прострации: хоть поезд и двигался вертикально вниз, но никаких проблем с координацией в пространстве я почему-то не испытывал. Лишь логика упрямо мне твердила, что если ты стоишь на стене и не падаешь с неё – значит, что-то определённо не так…

Видимо, чтобы избавить мой разум от лишних тревог и дурных мыслей, мой новый начальник всунул мне в руки блестящую серебристую лопату и указал направление к угасающей топке.

Вместо чёрного угля повсюду лежали мешки с цветами: розами, пионами, хризантемами, ландышами и фиалками. Их блаженный аромат, смешавшись с горелым чёрным дымом, пробуждал во мне давно забытые детские воспоминания. Краем глаза я заметил мешок с плотоядными венериными мухоловками. Эти хищные цветы радостно чавкали бедные ромашки, случайно высыпавшиеся на медный пол.

– Что стоишь, раззявив рот? Забрасывай скорее топливо в огонь!

Вздрогнув от властного голоса машиниста, я осторожно зачерпнул лопатой несколько горстей свежих роз и бросил их в топку. Пламя с жадностью набросилось на цветы и принялось поглощать их лепестки один за другим, подобно изголодавшемуся путнику, добравшемуся наконец-то до еды.

Поезд вздрогнул от удовольствия и сделал рывок в глубину, прогрызая себе путь в раскалённом базальте. Из-за стекающих с расплавленного камня сверкающих слёз, мне казалось, что он горько о чём-то плачет.

– Моё детище питается не углём, а человеческими душами, – признался машинист. – Ты не знал, что после смерти человеческие души выглядят, как цветы? Бросай их скорее в печь! И не надо их жалеть!

Все розы сгорели, оставив меня наедине со всё ещё голодной огненной пастью.

Внезапно я услышал рёв тысяч душ, вопящих от непрекращающейся боли, животного страха и отчаянного ужаса, смешанных в единое целое. Периодически к этим звукам присоединялся скрежет металла и стекла. Это ревел его владычество поезд, несущийся прямо в преисподнюю.

Когда топка наполнилась доверху, то машинист позволил мне немного отдохнуть и я отправился в пассажирские вагоны. «Возможно, там я смогу затеряться в толпе или где-нибудь спрятаться, чтобы меня не нашёл этот странный машинист…» – думал я, переходя из вагона в вагон.

Почуяв предсмертный ужас и смрад приближающегося ада, большая часть пассажиров в безумии заметалась по вагонам, пытаясь выбить стёкла и выбраться из намертво запечатанного металлического ящика. И лишь немногие, включая меня, изумлённо глядели на них, не понимая, что происходит.

Наконец мы прибыли в пункт назначения. Это я понял по нечеловеческим крикам, окруживших меня со всех сторон.

– Принимайте очередных грешников! – услышал я голос машиниста у себя за спиной.

Двери со скрипом открылись и сотни внебрачных детей Дантовского ада проникли в поезд.

Рыская по вагонам в поисках мошенников всех мастей, тех, кто запятнан кровью невинно убиенных, и одержимых сребролюбием, демоны выламывали двери и даже разрывали чемоданы, словно озверевшие полицейские во время обыска, выискивая в укромных местах спрятавшихся пассажиров.

Находя нужных им людей, они раскрывали голодные пасти и с жадностью набрасывались на них. Когда же клыки чудовищ проходили сквозь тела грешников, то они их нисколько не повреждали, хотя те всё равно падали бездыханными.

Пока хаос тщательно пережёвывал моё здравомыслие, стоящий позади меня машинист с насмешливой улыбкой наблюдал, как демоны забирают души некоторых его пассажиров, унося с собою и мёртвые тела. Были и те, кого чудовища пощадили, но таких можно пересчитать по пальцам.

– Смотрите, не забудьте в следующем месяце прислать мне десять процентов с сегодняшнего урожая! – обратился машинист к падшим ангелам безо всякого страха. – Если вы обманете меня, как в прошлый раз, то я перееду ваш чёртов ад вместе с вашим лживым владыкой!..

В следующую секунду я почувствовал в груди холод. Этот Некто пронзил меня взглядом, просачиваясь в моё солнечное сплетение, в самую глубину моей души. Обернувшись, я увидел перед собою демона, похожего на юношу с искривлёнными сломанными руками и согнутой шеей. Из его широко открытого рта шёл пар, а глаза сверкнули горящими ярко-оранжевыми огоньками.

В это мгновение мне захотелось сорваться с места и побежать прочь, но моё тело предательски застыло на месте, парализованное разрывающим сердце страхом. Единственное, что крутилось у меня в голове, так это Иисусова молитва. Ещё в далёком детстве мне много раз повторяла её мама: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного…»

– Сыровата пока ещё твоя душа… Без «приправы», в виде какого-нибудь смертного греха, я её даже пробовать не стану… – плюнул мне под ноги демон и тут же пропал.

Наконец, бесово пиршество закончилось. Это я понял по затихшим крикам, мольбам о помощи и обещаниям завтра же исправиться и начать вести праведный образ жизни.

Машинист нашёл меня, полуживого от страха, и протянул мне руку.

– Рад, что тебя не забрали – второго такого кочегара на замену у меня нет, а среди пассажиров почти не осталось мужчин. Одни лишь женщины да дети…

В этот момент его хладнокровное спокойствие вывело меня из себя.

– Зачем мы вообще отправились сюда?! Неужели ты не знал, что на нас здесь нападут?! – воскликнул я с остервенением, чуть не накинувшись на него.

– Не переживай, они забрали только плохих людей с тёмными душами, которых уже никому не спасти: воров, насильников и убийц. А ещё – нерасторопных работников почтовых отделений… – хихикнул машинист. – Ну, а всех тех, кто имеет хоть малейший шанс на попадание в Рай, бесы тронуть не могут… Этих людей я развожу туда, куда только их душа пожелает…

– Но ты взял с этих пассажиров плату, а потом добровольно предоставил их на блюдечке демонам! Это же самый настоящий обман!

– Ничего личного, только бизнес! Я привожу сюда грешников, а за это демоны мне дают долю от поглощённых ими человеческих душ. Их-то я и использую в виде топлива для своего экспресса. Грешники же всё равно рано или поздно отправятся в ад… А я просто «подбросил» этих пассажиров до их конечной остановки…

– А я каким боком здесь оказался?

– Ты же попросил доставить тебя туда, где ты станешь счастливым… Поэтому чтобы до конца поездки я больше жалоб от тебя не слышал! Кстати, забыл представиться… – машинист театрально мне поклонился, сверкнув огненными глазами. – Меня зовут Харон. Я – единоправный владелец единственного во Вселенной пространственно-вневременного поезда, способного отправиться куда угодно.

Только сейчас, на свету мигающей лампы, в тесной душной кабине, куда мы вновь вернулись, я как следует рассмотрел его лицо без фуражки. Инстинктивно я сделал робкий шаг назад, заметив в зрачках Харона горящие огоньки. Всмотревшись в глаза Харона, я мог поклясться, что от них доносился едва слышный треск пылающих дров, замирающий при каждом движении машиниста.

Оттолкнувшись от пространства и времени, поезд возобновил свой ход, проплыв прямо над огромным лавовым озером, приготовленным специально к Великому Суду для миллиардов заблудших душ.

Даже ад, откуда нет спасения и где за секунды сгорает последняя тлеющая надежда, не смог остановить стальной локомотив, окутанный кричащими языками пламени, возникшими после сожжения бесчисленных человеческих душ.

Поезд вырвался из оков земной коры и устремился в небесную твердь.

Все его двери открылись и прохладный свежий воздух вытолкнул изо всех купе адский смрад. Стоило запаху темноты исчезнуть, как мы, уцелевшие пассажиры, впервые за несколько часов пути задышали полной грудью.

Прямо под нами широко раскинулись города, выстроенные грешным человеческим родом, пронизанные бесчисленными асфальтированными дорогами. По появившимся в воздухе рельсам мы неслись вперёд, оставляя позади застывшие от удивления страны.

Ничто на свете не могло остановить этот поезд: с царственным величием локомотив уничтожал даже молекулы кислорода на своём пути, расщепляя их до состояния простейших атомов!

Но в этот момент мы опять «нырнули» вниз.

Вскоре перед нами из-за горизонта появилась огромная по размеру столица крупного государства, но машинист и не думал сбавлять скорость.

– Мы сейчас врежемся в здания! – крикнул я Харону, подбросив в топку из очередного мешка последнюю горсть фиалок.

– Вранье! – с безумной улыбкой прокричал уверенным голосом машинист. – Моему поезду ничего не грозит! Пусть эти здания посторонятся, или мы их похороним! Всем приготовиться: мы проезжаем сквозь город. Будет небольшая тряска!

В ужасе я закрыл глаза, но тут же инстинктивно широко их раскрыл, стоило поверхности под ногами резко подпрыгнуть. На полной скорости поезд продырявил насквозь небоскрёб, насильно проложив себе путь сквозь тонны бетона и стекла. Лучшее творение инженерной мысли XXII века в один миг сложилось пополам и рухнуло, похоронив под собой десятки тысяч несчастных жителей.

Но поезд, оставив после себя груды руин, и не думал останавливаться. Мы вновь и вновь врезались в наполненные людьми здания, прорезая их насквозь. Испуганные и шокированные жители с застывшими лицами глядели, как их «безопасные» бетонные укрытия разваливаются один за другим.

Спустившись чуть ниже, мы оказались над автострадой. Водители, увидевшие приближение огромного поезда, решили разъехаться в разные стороны, напирая и налезая друг на друга, словно испуганные крысы. Всех тех несчастных водителей, кто нас не заметил или не успел отойти с нашего пути, вместе с их дорогими автомобилями зажевали чугунные колёса локомотива.

Поезд набирал скорость. Пулей мы вылетели из города, проделав в нём многокилометровое отверстие.

Я вытер со лба холодный пот и забросил новую порцию цветов: лопата венериных мухоловок мгновенно исчезла в голодной пасти раскалённой прожорливой топки.

– Бойтесь моего «Пространственно-временного экспресса», ибо всякого, кто встанет перед ним на пути, он тут же раздавит, а тех, кто окажется позади него, – превратит в прах! – с неистовым восторгом воскликнул машинист, вдавив рычаг скорости до упора.

Сделав остановку в небольшом городке, подобно бедуинам, зачерпывающим драгоценную воду посреди оазиса, мы набрали новых пассажиров. От желающих отправиться к родственникам в более развитую страну или даже переместиться в иную реальность не было отбоя…

Надрывая горло, каждый человек пытался задать свой вопрос или обратиться с просьбой.

– Скажите: а есть ли мир, в котором нет смерти, голода и нищеты?!

– Возьмите меня! Мне нужно отправиться туда, где нет ни боли, ни страданий!..

– А я хочу попасть в Древний Рим во времена правления Цезаря и стать уважаемым патрицием!

В глазах машиниста яркими огоньками зажёгся жадный азарт.

– Не существует такого места, куда бы я ни смог вас отправить: реальное или вымышленное, прошлое или будущее – для моего меж временного поезда всё это не имеет значения! – ответил он, предчувствуя крупную наживу. – Выкладывайте всё, что у вас есть в кошельке, и мы сейчас же отправимся в путь! Только знайте: вашу личную безопасность я не гарантирую! Кочегар, подбрось-ка пару лопат в топку, иначе эта вневременная сверх пространственная колымага не сдвинется с места!..

Я подчинился и высыпал все оставшиеся ромашки в прожорливую пасть, после чего локомотив взревел, как загнанная лошадь.

– Добрый день, мистер машинист! Скажите: этот поезд и вправду способен отправиться куда угодно? Если это так, то можете ли вы меня подбросить до Рая?

Обернувшись на приятный женский голос, краем глаза я увидел худенькую девушку с серыми глазами и длинными чёрными волосами. Слегка смуглое личико с примесью восточной крови излучало спокойствие и уверенность.

Впечатление об этом нежном существе портила лишь безвкусно подобранная одежда.

– Всё так… – уверенно кивнул Харон. – Даже если пункт назначения давно уничтожен или не существует, то мой поезд всё равно там окажется. Но есть ли у тебя для этого достаточно средств? Поездка на Небеса – дело нелёгкое и, соответственно, недешёвое…

– Значит, я расплачусь натурой! – с невинным выражением лица воскликнула девушка. – Я раньше работала проводницей, уборщицей и кухаркой: в долгу точно не останусь. Мне в Раю только маму повидать, а большего я и не прошу!

Со сдавленным смехом я наблюдал, как в прямом смысле загорелись глаза Харона после её первой фразы, и как они медленно потухли к концу диалога. С таким же энтузиазмом дохлая кошка радуется насыпанному перед ней сухому корму.