Призрак Миноса

Изменчивость судьбы известна,

Но неизвестно, что она

Менять лишь к худшему всё вместо,

Чем улучшать – её игра.

Эзоп

Глава 1

Девушка будто не знала усталости. Ее стройные ноги в зеленых эндромидах[1] тихо бежали по земле, шурша низкими стеблями травы. В сумраке звездной ночи они сливались почти воедино, и издалека могло казаться, что незнакомка буквально порхает над землей. Подол белого хитона[2] лишь усиливал впечатление, вяло покачиваясь в такт движениям. Ткань едва доходила до колен, оставляя добрую часть красивых ног открытыми. И юноша, бежавший следом, не преминул восхититься этим зрелищем. Даже пот на лице и тяжелое дыхание от подъема не испортили момента любования. Девушка обернулась. Тишину теплой ночи прорезал звонкий голос.

– Ну, давай же, Пимен, неужели ты выдохся?

– Я не привык так долго бегать по холмам, – честно признался тот, смахивая испарину.

Девушка засмеялась пуще прежнего:

– Ну да, ты же пастух и привык лежать под деревом, пока твои козочки щиплют травку, – она задорно подмигнула, – ну, давай же. Поймай еще одну козочку! – и припустила дальше.

Юноша притворно застонал, но устремился следом. Вскоре ее точеный силуэт скрылся за вершиной холма. Теперь Пимен видел пред собой лишь небо, усеянное звездами.

– Ох уж эти игры, – ворчал он себе под нос, – неужели девы из ее круга не могут найти развлечений попроще?

Когда Пимен добрался-таки до вершины, он пыхтел как вьючный мул. Серая рубаха без рукавов, опоясанная простым ремнем, взмокла на спине от пота. Девушка стояла и смотрела на спутника. Тонкие губы под прямым носом разошлись в счастливой улыбке. Карие глаза светились в темноте. Дыхание оставалось ровным, будто она не преодолела пару мгновений назад столь нелегкий подъем.

«Нелегкий подъем… да она порхала как бабочка!».

– Фух! – выдохнул Пимен и оперся о колени.

– Сегодня быстрее, чем в прошлый раз, – задорно подметила девушка, – делаешь успехи.

– Ты меня совсем загоняешь, Элпида, – юноша выпрямился.

Ветерок, налетавший с моря, играл его волнистыми волосами цвета угля.

– Днем под деревом отдохнешь, – напомнила та и хмыкнула, – я воспитываю в тебе силу тела и крепость духа!

– Смотри не сломай, – легко подначил Пимен.

– Ну, как же я могу сломать тебя? – наигранно изумилась Элпида, – с кем же я буду гулять по ночам?

– И то верно, – заулыбался он и вплотную приблизился к ней.

Белые складки хитона не могли скрыть от взора красоты ее тела. Руки, свободные от одежды, оставались бледными. Пимен всегда удивлялся, как к Элпиде не липнет загар от жаркого критского солнца.

«Наверное, потому, что гуляет только по ночам… со мной».

– О-о-о, Пимен! – она картинно поморщилась и отступила на шаг назад. – Да от тебя потом несет!

Увидев, как перекосилось с досады лицо юноши, Элпида прыснула со смеху.

– Тебе смешно, да? – буркнул он. – Не моя это была идея бегать по холмам.

– Да не дуйся ты! – сквозь смех, выдавила Элпида. – Хотя… нет-нет! Продолжай! Дуйся! Ты такой смешной, когда дуешься! – и засмеялась громче прежнего.

– Ну да, ну да, – продолжал ворчать Пимен, но обижаться на девушку не получалось.

К тому же он и сам почувствовал неприятный запах. Юноша скосил тоскливый взгляд в сторону моря. В ночи обитель Посейдона казалась большой, будоражущей разум, темной массой. Но при этом манящей своей прохладой. Внизу, в паре стадиев[3], расположилась прибрежная деревушка Кносса[4] и портовая гавань. Она освещалась несколькими факелами, установленными на столбах, да кострами стражи пирса. Блики от огня играли на поверхности воды, словно маня искупаться в этой мрачной прохладе. И Пимен был готов поддаться искушению, только участь топать до берега вовсе не прельщала. Он и так выдохся, карабкаясь по холму.

Заслышав его тихий стон, Элпида спросила:

– Что такое?

– Ты права, – он обернулся к ней, – мне и впрямь не помешает смыть с себя это дерьмо.

– Ф-у-у! – она сморщила носик. – Выбирай выражения, Пимен!

Тот лишь развел руками и ухмыльнулся:

– А чего ты ждала от простого ленивого пастуха? – на слове «ленивый» он сделал ударение, но это лишь раззадорило Элпиду сильнее.

– Учись хорошим манерам! Помнишь, что я говорила про силу духа?

– Угум.

– Это входит в наш учебный план.

– А в наш учебный план входит что-нибудь поприятнее, а? – он вновь шагнул к ней, но Элпида, со смехом, отстранилась.

– Лишь акт вознаграждения за старания, Пимен. А ты от пота еще не отмылся!

Лицо юноши вытянулось, как огурец, чем вызывало новый приступ веселья у девушки.

– Не заставляй меня тащиться к морю, Элпида, пожалуйста!

– А ты придумай что-нибудь, – давясь смехом, проговорила она.

Пимен застонал. Похоже, чтобы получить заветный поцелуй, и вправду придется плестись к морю.

«Это она все нарочно придумала! Ну. ничего, попадется под руку какой-нибудь ручей, спихну ее прям туда! Не ей одной подшучивать над всеми! В своем доме при отце, небось, так себя не ведет… ручей… хм…».

Мысли юноши сделали круг. Теперь участь спускаться к морю уже не казалась такой неотвратимой. Его взор устремился к горизонту. Туда, куда уходила меж высоких холмов грунтовая тропа. Вдали, окутанный одеялом сумрака, виднелся Кносский дворец. Таинственный и безмолвный. Пимен однажды пас коз недалеко от того места и, кажется, припоминал, что видел там большой ручей и даже некое подобие озерца…

– Дворец Миноса, – вслух сказал он.

Элпида прекратила смеяться и с интересом воззрилась на спутника. Ветерок слабо покачивал ее локоны, тонкими нитями спадавшими вдоль щек. Остальные волосы были убраны в пучок на затылке.

– Что?

– Во дворце Миноса есть ручей, – пояснил Пимен, – там и смою с себя это д… кгм… грязь эту.

– О! – оживилась девушка. – Ночная прогулка по Кносскому дворцу! Великолепно! – она подмигнула. – А ты делаешь успехи, Пимен. Мои уроки идут тебе на пользу.

– Ну да, ну да, – снова буркнул тот и нетерпеливо добавил, – так пойдем?

– А заблудиться в Лабиринте не боишься? – лукаво улыбнулась Элпида.

– Вовсе нет! А знаешь почему?

– Удиви меня.

Юноша вновь приблизился к ней. На этот раз та не отстранилась. Пимен нежно коснулся ее локон.

– Со мной же нити Ариадны[5].

– О, ты и вправду делаешь успехи в красноречии! – Элпида выглядела довольной. – А Минотавра не боишься?

– Не боюсь, – юноша гордо выпятил грудь, – его давно убил Тезей.

– Прекрасно! – девушка хлопнула в ладоши. – Ты растопил мое сердечко, Пимен! Клянусь Афродитой, как только омоешь свое тело, получишь награду!

– Так чего тянуть за лямки?! – воскликнул он. – Идем же!

– Идем!

Элпида зазывающе улыбнулась и уже собиралась припустить к тропе, как Пимен, взмолившись, ее остановил:

– Пожалуйста, прошу тебя, только не бегом! Я совсем с тобой исдох уже!

Девушка вновь не смогла сдержать звонкого смеха. В ночной тишине, прерываемой лишь стрекотанием кузнечиков, он звучал особенно громко.

– Так и быть, Пимен, я пойду тебе навстречу!

На устах юноши заиграла улыбка облегчения. Шумно вдохнув и выдохнув, он приободрился, и юная пара неспешно отправилась ко дворцу. Силуэт бывшей обители Миноса молчаливо поджидал незваных гостей, а звезды и луна освещали им путь.

– Ах, – блаженно выдохнула Элпида, когда они вступили на дорогу, – что может быть прекраснее ночных прогулок?

Девушка раскинула руки и, не останавливаясь, повернулась вокруг своей оси. Мелкие камешки захрустели под подошвами. Подол хитона приподнялся чуть выше.

– Холодное пиво под сенью оливы, – подметил юноша, ступая рядом и не в силах оторвать восхищенного взгляда от грации спутницы.

– Пимен! – нарочито нахмурилась та. – Мы же говорили об этом!

– О чем? – состроил невинное удивление тот.

– Пиво – напиток варваров! А ты не варвар! Истинные эллины предпочитают вино!

– Я всего лишь кларот[6], так что мне можно. До дорийца[7] мне далеко.

– Пимен! – на этот раз голос девушки был серьезен.

– Чего?

– Сколько раз мы обсуждали это?

– Что именно?

Девушка всплеснула руками:

– Не важно, кто ты по рождению! Важно, какой ты в душе!

Пимен кисло улыбнулся:

– Чет не уверен, что люди твоего круга разделяют эти взгляды.

– А тебе не все равно?! – Элпида резко остановилась, ее щеки порозовели. – Не все ли равно, что думают другие, Пимен?

Тот промолчал, внимательно разглядывая девушку. В сумраке ночи она казалась ему еще прекрасней. Воплощением Афродиты. Быть может потому, что днем вблизи лицезреть эту красоту не представлялось возможным?

– Главное, что думаю я, Пимен, – хмуро изрекла Элпида, – разве нет?

– Правда, – выдохнул тот и виновато улыбнулся.

Хмурость сошла с лица девушки. На тонкие уста вернулась задорная улыбка:

– Мудрые речи. А я думаю, что ты вполне можешь стать дорийцем. Пусть не по крови, но по духу точно, – она подмигнула, – если, конечно, продолжишь слушаться меня.

– Сдаюсь-сдаюсь, – тихо рассмеялся юноша и поднял руки.

– И даже пока ты кларот, – как ни в чем не бывало, продолжала Элпида, – это не дает тебе права напиваться пивом, аки варвар! Может, ты еще и кожаные штаны на себя наденешь? Фу!

– Я и без них вспотел, как горный козел, – парировал тот.

– Ну вот, – кивнула она и взяла его за руку, – идем, ручей во дворце ждет. И никаких больше разговоров о знатности и пиве. Мне их и днем хватает.

– Даже представить такого не могу, – проворчал Пимен, – как свет знати может надоесть?

– Эх, просто ты никогда не проводил много времени среди шумных приемов.

– Куда уж мне.

Элпида не заметила последней колкости. Или просто не придала ей значения.

Мелкие камешки приятно хрустели у них под ногами. Кносский дворец становился все ближе. Уже можно было различить треснутые стены, поросшие кустарником, и отдельно стоящие деревья. В лунном свете их раскидистые ветви выглядели загадочно и таинственно. Листья тихо шелестели на слабом ветру. В небе кричала ночная птица, а в полях громко стрекотали кузнечики.

– Не обижайся, Пимен, – мило улыбнулась девушка, – но ты и впрямь мало знаешь о высокой жизни.

– На тебя? – вскинул брови юноша. – Ты последняя, на кого я стану держать зла. Но зуб даю, ни за что не поверю в сказки о золотой клетке!

– Пфа! – прыснула Элпида. – И не думала рассказывать подобное! Мне нравится то место, где живу, а родным я отвечаю искренней любовью. Только…

– Только, что?

Улыбка девушки чуть померкла. Она устремила затуманенный взор на дворец.

– Только все эти знатные приемы и церемонии лишают меня сил. После них я чувствую себя так, будто чем-то прогневала Гекату[8], и та ниспослала на меня мормо[9]. Брр! – она подернула плечами, будто от холода. – И так всегда. Я не люблю, когда вокруг много людей. Сильный шум мешает расслышать красивые речи, – Элпида блаженно прикрыла веки, – а вот глас природы не мешает слышать никто… и он так прекрасен!

Она снова раскинула руки и крутанулась вокруг оси. Пимен заворожено следил за грацией ее тела.

– Вот почему я обожаю ночные прогулки по Криту! Они помогают мне восполнить те силы, что съедают приемы и шумный народ. А когда, как не ночью наслаждаться красотами, правда?

– А я-то думал, все ради меня, – буркнул юноша.

Элпида остановилась и залилась смехом:

– И ради тебя, конечно же, Пимен! Мне ведь необходимо кого-то наставлять на путь истинный.

Он нарочито застонал, чем вызвал очередной смешок.

– Как же мне нравится, когда ты дуешься!

«А мне нравишься ты» – подумал Пимен, но вслух сказать не решился.

Да, между ними уже не чувствовалась та стена, что бывает меж людьми разных положений. Но юноша до сих пор ощущал легкую скованность при общении с Элпидой. То ли вызванную ее статусом, то ли красотой… то ли до сих пор не верил, что Афродита могла послать такое счастье жалкому клароту. Девушка же не испытывала и доли смущения, порхала как ночной мотылек. Подол хитона задрался еще выше при очередном вращении…

Юноша так засмотрелся, что не сразу услышал нарочито грозный окрик.

– Пимен! Мы еще не нашли ручей!

Он залился краской и пробубнил:

– Почти пришли.

Элпида поднесла ладони ко рту и испустила смешок.

Они и вправду были почти на месте. В нескольких шагах впереди высилась кирпичная стена. Она уходила вверх и, казалось, доходила до самих звезд. Местами кладка сильно потрескалась и обвалилась. Напротив путников зиял черный проход – прямоугольная арка, ведущая на центральный двор. В ней гудел ветер, и стояла кромешная тьма.

– Не боишься? – подмигнула Элпида.

– Говорил же, что нет.

– Вот и замечательно! Как хранительница нитей Ариадны, – она коснулась своих прядей, – я иду первая.

И, не дожидаясь возможных возражений, шагнула под свод в темноту.

Пимен остался один. Он слышал, как шаги зеленых эндромид гулко отдаются в проходе. На пару мгновений юноша замялся. Он никогда не испытывал страха перед Кносским дворцом, несмотря на мифы и слухи, что всегда вокруг него ходили. Сам он не раз пас коз возле обветшалых и потрепанных стен. И не замечал ничего подозрительного. Но то было днем. Теперь же, стоя перед обителью Миноса в полной темноте и взирая на эту мрачную бездну, Пимен ощутил неприятный холодок на затылке. И то был отнюдь не сквознячок. Эта пустота… эта тьма… будто засасывали в себя. Как тартар.

Пимен опомнился лишь тогда, когда осознал, что не слышит больше шагов Элпиды.

«Боги, что же это я?» – почувствовал он укол совести и решительно шагнул во мрак.

Тьма тут же окутала его плотным одеялом. Непроницаемым, как глубокий погреб. И он не был умиротворяющим и привносящим покой. Юноша почувствовал, будто Кносский дворец разом обрушился на его плечи и готов похоронить под собственной тяжестью.

Пимен не слышал ничего, кроме отзвука осторожных шагов в проходе Лабиринта. Сандалии тихо шаркали по грунту. Юноша вытянул руки вперед, хватая пустоту.

«Почему? Почему я не вижу выход? Должен же видеть! Тут двор же ж недалеко!».

Но вместо долгожданного проема и пучка лунного света, впереди распростерлась тьма. Сердце учащенно забилось в груди. Юноша ощутил, как паника подступает к горлу. Он уже пожалел, что ухватился за эту идею с ручьем. Сейчас с удовольствием бы вернулся назад и искупался в море. Но не может уйти и бросить спутницу.

– Элпида? – осторожно позвал Пимен.

Ответом ему была тишина. Лишь шарканье сандалий по земле, да тьма, казалось, стала только гуще.

– Элпида, слышишь меня?

И снова безмолвие.

Испарина покрыла лоб. Учащенное дыхание слилось со звуком шагов в монотонный гул. Пимен с трудом сдерживался, чтобы не броситься вперед со всех ног. Сердце готово было выскочить из груди. Юноша осязал, как кирпичные своды нависают над ним, словно хотят раздавить… сжимаясь все ближе и ближе… Мурашки поползли по телу. Пимен уже не мог контролировать себя. Шаги ускорились, дыхание сбилось, сердце закололо… Чудилось, как стены приближаются и готовы вот-вот похоронить незваного гостя… Воздуха не хватало…

А затем он увидел…

[1]Эндромиды – высокие кожаные или войлочные сапоги, закрывавшие ногу сзади, а спереди стянутые сложной шнуровкой. Пальцы ног при этом оставались открытыми.

[2]Хитон – мужская и женская одежда у древних греков; подобие рубашки (льняной или шерстяной), чаще без рукавов.

[3]Стадий – единица измерения расстояния в древних системах мер многих народов, введенная впервые в Вавилоне, а затем перешедшая к грекам и получившая свое греческое название, равнялась 178 м.

[4]Кносс – древний город на острове Крит, расположен около современного Ираклиона, на северном берегу, в 4 км от моря, в древности с двумя гаванями. Возможно, нынешний Ираклион был одним из этих гаваней.

[5]Нить Ариадны – клубок нитей, которые дочь царя Миноса Ариадна вручила герою Тезею. С их помощью тот сумел выбраться из Лабиринта и спасти людей, принесенных в жертву Минотавру.

[6]Клароты – категория зависимого населения острова Крит. Клароты были прикреплены к земельному наделу дорийцев, сохраняли некоторые имущественные и семейные привилегии и не являлись частной собственностью господина.

[7]Дорийцы – наряду с ахейцами, ионийцами и эолийцами являлись одним из основных древнегреческих племен. Самые известные государства дорийцев – Спарта, полисы Крита и Аргос.

[8]Геката – богиня Луны, преисподней, всего таинственного, магии и колдовства. Внучка титанов.

[9]Мормо – в греческой мифологии дух-вампир, спутник Гекаты.

Глава 2

Тьма немного рассеялась, а через миг ушла совсем, уступая место сумраку. Пимен с облегчением выдохнул, когда узрел впереди конец прохода. Уже можно было различить широкий центральный двор обители Миноса, залитый серебристым светом луны. Вот на глаза попался пушистый невысокий тамариск[1], росший чуть ли не посредине площади. В сумраке ночи казалось, что плотно растущие ветви сливались воедино и походили на огромный одуванчик, готовый вот-вот зацвести и опылить семенами землю. Несколько рухнувших из кладки кирпичей валялись прямо под ним. Время не щадило никого. Даже Кносский дворец.

Юноша снова выдохнул, вытер испарину со лба. Обернулся через плечо и в изумлении охнул – позади отчетливо виднелся просвет и тропа, уходившая к берегу. Оказывается, длинна прохода была не больше трех оргий[2]! Но как такое возможно?! Еще пару мгновений назад он не видел ровным счетом ничего! Пимен так засмотрелся, что споткнулся о неровность и, едва не рухнув носом в грунт, вылетел на внутренний двор.

Изнутри бывший дом минойцев выглядел куда хуже, нежели снаружи. Обвалившиеся стены. Дыры в потолках и полу. Рухнувшие проходы открывали взору некогда богатое убранство обители царя Крита. Теперь же былое величие скрывалось под многолетним слоем пыли, земли, поросшим кустарником и во мгле ночи. Местами на кирпиче сохранились следы копоти – напоминание о страшном пожаре, случившемся тут уже при дорийцах. С тех пор дворец стоял пустым. А нынешние хозяева Кносса растащили все, до чего смогли дотянуться. Осколки амфор и глиняных сосудов валялись под ногами.

Пимен вздохнул и огляделся. Девушки нигде не было видно.

– Элпида?

Ответа не последовало.

Пимен застонал:

– О-о-о, ну ты же знаешь, я терпеть не могу эти игры!

И снова в ответ тишина.

– Ф-р-р-у-х!

Юноша прошел чуть дальше и остановился возле тамариска. От дерева шел душистый и нежный аромат. Пимен с удовольствием вдохнул его легкими. После вони козьего навоза, этот запах был настоящей усладой для души.

– Элпида! – крикнул он, обернувшись в сторону другого, северного, прохода. – Ну где же ты?!

И вновь ответом была тишина. Развалины дворца в полном безмолвии наблюдали за ним из темноты. Только слабый ветер шумел листьями кустарника.

Пимен поежился. Внутри вновь загорелось необъяснимое чувство тревоги и желание покинуть это место.

– Элпида? – тихо и осторожно позвал он.

Злобный рык раздался над ухом, кто-то сильно толкнул его в спину. Душа Пимена ушла в пятки, а сам он рухнул в пыль посреди двора. Катнулся по земле и с ужасом уставился на ветви тамариска. Теперь те, раскачиваемые ветром, казались огромными и страшными когтями.

– О, боги, что это?! – хрипло выдохнул юноша и тут услышал знакомый смех.

Ветви деревца разошлись, и из-под кроны показалась девушка в зеленых эндромидах.

– А говорил, что не боишься Минотавра, Пимен!

Секунду тот лежал на земле в полном недоумении, выставив руку перед собой и пытаясь унять бешеное сердцебиение. А затем его резко отпустило.

– Элпида, ты чего творишь?! Я ведь в Аид раньше времени попаду из-за твоих шуточек!

Его искреннее возмущение вызвало настоящую бурю хохота. Звонкий девичий смех пронесся по округе, отражаясь от стен Кносского дворца.

– О, да! Я ведь говорила, что обожаю, когда ты дуешься, Пимен!

Тот насупился еще больше, встал и отряхнулся:

– Ничего смешного.

– Теперь тебе точно понадобится ручей!

Юноша поджал губы, скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся. Элпида прекратила смеяться, но в ее глазах продолжал мелькать задорный огонек. Послышался хруст осколков керамики под ногами, девушка подошла к нему и коснулась плеча.

– А если я увеличу твою награду, простишь ли ты меня, недостойную, – на последнем слове она нарочно сделала ударение.

Пимен покосился на нее и почувствовал, как обида стремительно испаряется. Ну не мог он долго обижаться на Элпиду.

– И чего же?

– Ну, – она задорно подмигнула, – например, я могу снять этот просторный хитон…

– Идем к ручью!

Юноша произнес это так быстро и пылко, что вызвал очередной приступ смеха.

Они неспешно начали пересекать внутренний двор. Серебристая луна освещала им путь. Вскоре до них и вправду донеслось тихое журчание ручья. Пимен свернул налево к западной стене и указал на еще один проход – намного меньше, чем тот, что вел внутрь дворца. Свод уходил вниз по наклонной и оканчивался небольшим песчаным берегом. Тусклый свет играл на поверхности маленького озерца. От него веяло легкой прохладой.

Элпида втянула носом воздух и блаженно выдохнула:

– Как же это прекрасно!

– Увум.

Юноша и сам желал искупаться. И не только потому, что хотел получить обещанную награду. При виде переливающейся водной глади, тело стало зудеть и чесаться. Поэтому Пимен решительно шагнул под свод прохода. Однако воспоминания о случившемся в южном коридоре тут же дали о себе знать, слегка подпортив настроение.

– Элпида, – осторожно сказал он, – можно спросить?

– Конечно, Пимен! Я всегда готова тебе ответить, если это, конечно, не что-нибудь дерзкое или кощунственное.

– Нет-нет, – заверил тот.

– Так, что ты хочешь узнать?

– Ну… – на пару секунд замялся он, – когда ты шла по южному проходу, ничего странного не видела?

– Странного? – Пимен заметил, как в сумраке коридора брови спутницы взмыли вверх.

– Ага.

– Ничего особенного я не заметила. А что ты имеешь ввиду?

– Как бы сказать… когда я шел следом, то… в общем… он мне показался чересчур длинным.

– Ты с собой пива не взял, Пимен? – насмешливо поинтересовалась девушка.

– Чего? – тупо уставился он, и только спустя пару секунд сообразил, на что она намекает. – Нет! И я не пьян!

– А, по-моему, очень даже, – хихикнула Элпида, – раз задаешь такие глупые вопросы.

– Ну и ладно, – буркнул юноша, – не будем об этом.

– О, ты снова дуешься, Пимен! Как же я это люблю!

Он застонал, но ничего не ответил, чем вызывал новый всплеск веселья девушки.

«Может, мне и вправду показалось? Надумал себе лишнего…».

Пимен решил не портить эту прекрасную ночь и выбросил из головы случай в проходе, списав на волнение.

Преодолев путь, они оказались на небольшом песчаном берегу за стенами дворца. Маленькое озерце раскинулось между обителью Миноса и высоким холмом. Питал его небольшой холодный ручей, стекавший с вершины неподалеку.

– Настала пора совершить омовение, – поучительным тоном молвила Элпида, стрельнув глазками.

Вот теперь Пимен окончательно позабыл о том, что с ним произошло…

…и произошло ли вообще…

…юноша отстегнул пояс и снял рубаху через голову, оставшись в одной набедренной повязке. Элпида оценивающим взором пробежалась по его худощавому телу, словно скульптор ищет изъяны в своем творении.

– А теперь… – мягко проворковала она, – омой же себя водой.

Пимен не заставил упрашивать дважды и шагнул к кромке, сняв сандалии. Попробовал на ощупь. Вода оказалась прохладной. Не настолько, чтобы сковывать члены, а в самый раз.

– Только будь осторожен.

Юноша обернулся через плечо:

– Не понял.

Элпида хмыкнула:

– Всякое может быть, Пимен. Кто знает, вдруг нерадивые минойцы кидали сюда горшки из отхожих мест? Поранишься еще или того хуже – искупаешься в кое-чем древнем и неприятном.

– У знати, я гляжу, воображение под стать состоянию – богатое, – проворчал он и шагнул в воду по колено.

Элпида сделала вид, что не расслышала и продолжила следить за ним с вялой улыбкой на устах. Ей было неприятно, что Пимен периодически напоминает об их различном положении. Ведь для нее это не имело значения. Вот если бы отец узнал…

«Но он не узнает».

С Пименом она познакомилась чисто случайно. Во время своей очередной ночной прогулки. И если бы не совпадение кто знает, встретились ли бы когда вообще. Не иначе, сама Афродита уготовила такую судьбу. В тот вечер Пимен не досчитался одной козы из стада, выданного на попечение. Поскольку платить за пропажу ему нечем, юноше светили крупные неприятности. Хвала богам, животное быстро отыскалось, не без помощи Элпиды. Как шутила потом девушка, в ту ночь Пимен нашел еще одну козочку…

Глядя на то, как он ныряет в свете луны, она невольно задумалась – что в этом простом пастухе ее больше привлекло? Ведь Пимен совсем не подходит под идеал красоты, что создают скульпторы в далекой Аттике[3]. Быть может, потому, что они так не похожи?

«Противоположности притягиваются».

А быть может из-за того, что Пимен простой и открытый. А ведь это так не свойственно людям ее окружения, где все предпочитают скрывать истинные сущности за масками радушия и лести.

«Никогда не знаешь, что на самом деле у них на умена самом делеНикогда не знаешь, что на самом деле у них на уме».

Пимен был другим. Совсем другим. Всегда говорил так, как есть. Ну и воспылал неподдельным интересом к культуре и светским обычаям, чем привел Элпиду в неописуемый восторг…

Юноша вынырнул и провел ладонями по лицу. Убрал намокшие волосы назад. Те заблестели в серебристом свете луны.

«А ведь и вправду хорошо…» – с наслаждением подумал он, когда почувствовал, как пот и грязь сходят с тела, а кожа начинает дышать.

– Молодец, Пимен, – услышал юноша томный голос, – сам ведь понимаешь, как это прекрасно, правда?

Он обернулся и почувствовал, как кровь закипает в жилах. Элпида стояла на берегу. Полностью обнаженная. Лунный свет играл на ее бледной коже, заставляя отливаться мраморной белизной. Сейчас девушка казалась самой Афродитой, вышедшей из морской пучины. Пимен не сразу заметил, что у него отвисла челюсть. И только звонкий смех Элпиды, прокатившийся по окрестностям, слегка отрезвил голову. Но когда девушка шагнула вперед и плавно погрузилась в воду, на него накатило вновь.

– М-м-м, – блаженно протянула она, – это так прекрасно.

– Угу, – только и смог вымолвить юноша.

Элпида подплыла к нему вплотную и обхватила его шею руками. На правом плече темнело родимое пятно. Девушка приподняла веки, и Пимен увидел в ее глазах знакомый озорной огонек.

– За проявленную храбрость и смекалку, – нарочито торжественно произнесла она, – награждаю тебя заветным поцелуем.

Несмотря на прохладу, юношу бросило в жар. Когда их губы соприкоснулись, у него закружилась голова. Никогда в своей жизни не пробовал на вкус столь сладких уст. Сердце бешено заколотилось в груди, когда он почувствовал, как Элпида прижимается к нему всем телом, а ее правая ладонь опускается ему на пояс.

– Ого, Пимен, – прошептала Элпида, чуть отстраняясь, – кажется, твой фаллос затвердел.

– А ты чего ожидала? – прерывисто дыша, ответил он и потянулся за ней.

Засмеявшись, девушка отплыла на пару локтей[4], чем вызвала неприкрытую гримасу разочарования на лице юноши. Досадное выражение лишь усилило задорный настрой.

– Ты опять дуешься, Пимен!

– А ты снова играешь со мной, Элпида!

– Вовсе нет!

– Как это нет?! Ты обещала не только поцелуй!

Девушка погрозила пальцем:

– И, как подобает благородной даме, я обещание исполнила.

– Чего?! – выпучил глаза Пимен.

– Не «чего», а «что», – поправила она, продолжая улыбаться, – ты увидел мое естество воочию. Разве мало?

Юноша застонал от досады:

– Ты невыносима, Элпида.

– Тогда почему ты проводишь со мною время? – вдруг стала серьезной она.

Вопрос оказался неожиданным. Пимен покраснел и смутился.

– Потому, что нравишься, – пробормотал он.

– Хм, только ли нравлюсь? – на тонких губах вновь заиграла улыбка.

– Не только, – промямлил юноша, смутившись еще больше.

– Пимен, неужели это так сложно сказать? Неужели я зря учила тебя красноречию?

– Не зря, но… все равно сложно.

– Хорошо, – Элпида подмигнула, – раз не хватает смелости на слова, быть может, их хватит на дело?

– Не понял, – искренне изумился тот.

– Найди меня! Закрой глаза и досчитай до ста, если помнишь, как это делается. Сможешь – получишь то, чего желаешь.

– А не обманешь? – тут же оживился Пимен.

– Разве я тебя хоть когда-нибудь обманывала?

Юноша уже хотел сказать, что вот недавно, но вовремя прикусил язык.

– То-то же, – хмыкнула Элпида и, взмахнув руками, поплыла к берегу, – ищи меня в Лабиринте Миноса, будь моим героем. Достойному герою – достойная награда!

– Только не прыгай на меня больше из кустов, ладно? – хмыкнул Пимен и закрыл глаза.

Ответом ему был звонкий девичий смех.

– Один, два, три, – он услышал всплеск воды, и как девушка выходит на берег, – четыре, пять…

– Девяноста восемь, девяноста девять, сто, – Пимен отвел ладони от лица и открыл глаза, – ну, я иду искать!

Он обвел взглядом местность. Маленький пляж был пуст. На желтом песке отчетливо виднелись следы от эндромид и одежды Элпиды. Самой девушки, разумеется, не оказалось.

– Надеюсь, не станет опять выпрыгивать из кустов и пугать до усрачки, – проворчал юноша, взмахнул руками и поплыл к берегу.

Полуразрушенные стены Кносского дворца нависали над ним в полном безмолвии.

Выйдя на берег, Пимен отряхнулся, надел рубаху через голову и прислушался. Где-то позади среди холмов стрекотали кузнечики. В небе ухала сова. В остальном же округа погрузилась в тишину.

– Фух, – выдохнул Пимен и окинул взором руины дворца.

Оставшись один, юноша вновь почувствовал себя неуютно. Эти старые стены будто давили на него, прижимали своей массой. А мрачный проход, ведущий с берега на центральный двор, снова пробудил неприятные воспоминания.

– Да ладно тебе, – вслух сказал Пимен, чтобы отвлечься, – лучше думай о теле прекрасной Афродиты.

Приободрившись, юноша смело шагнул под свод и начал спешный подъем. Сердце невольно ускорило ритм, в душе начало было зреть плохое предчувствие. Пимен бросил опасливый взгляд вверх, но тут же выдохнул. Тьма не сгущалась впереди. Отсюда вполне можно было разглядеть стены внутреннего двора. Юноша сразу почувствовал, как к нему возвращается отличное настроение. Он даже стал тихо насвистывать под нос и перешел на бег трусцой. В два счета преодолел подъем и осмотрелся. Элпиды нигде не было видно.

– Так, – снова вслух начал рассуждать он, – вряд ли прячется в ветвях тамариска, это слишком просто… хм…

Взор Пимена оглядел соседнюю стену, поросшую сорняком, прошелся по треснутой кладке и устремился влево. В паре сотен локтей виднелся северный проход, тонувший в сумраке. По обе стороны высились полуосыпавшиеся колонны со следами копоти на мраморе. Слева с трудом можно было разглядеть широкую лестницу. Часть ее уходила вверх на второй этаж, другая – вниз, теряясь во мраке. Юноша посмотрел под ноги и увидел следы эндромид. Они вели к лестнице, уходившей вниз, и исчезали во тьме.

На губах Пимена заиграла торжествующая ухмылка:

– Ага-а-а, попалась!

В предвкушении прекрасных минут, что он проведет наедине с Элпидой, юноша смело шагнул вперед и остановился в пролете. Широкие ступени растворялись в непроницаемой мгле. Оттуда шел неприятный и затхлый воздух.

– Фух, – выдохнул Пимен и спустился на несколько шагов.

Как только тьма окутала стопы, он замедлил шаг и оперся правой рукой о глиняную стену. Та оказалась шершавой и прохладной.

– Надеюсь, я не навернусь и не сломаю шею, – проворчал юноша, – эх, огня бы…

Он осторожно продолжал спускаться, ведя пальцами по стене. Сандалии тихо шуршали по ступенькам. Пимен ступал очень медленно, боясь оступиться и полететь вниз. И неизвестно еще, сколько пришлось бы падать. Тьма впереди не позволяла разглядеть ровным счетом ничего. Юноша почувствовал, как хорошее настроение помимо воли начинает улетучиваться, ибо в памяти вновь всплыли похождения в северном проходе. Как мрак никак не намеревался рассеиваться… Сердце невольно ускорило ритм, хоть Пимен и приказал себе выкинуть глупости из головы.

«Конечно, здесь будет темно. Это же подвал заброшенного дворца!».

– Элпида, – осторожно позвал он, – нашла, то же мне, где прятаться. Выходи, давай! Я видел твои следы.

Его голос громким эхом отразился от стен. Как будто впереди под землей находился широкий зал.

– Хм, здесь минойцы хранили свое вино?

Тем временем его зов остался без ответа. Девушка молчала.

– Ну хватит тебе уже! Выходи, пока я шею не сломал!

И снова ответом Пимену было лишь эхо собственного голоса.

– Элпида… ах, проклятье!

Сандалия наступила на что-то влажное. Юноша не удержал равновесие и грохнулся копчиком прямо о ребро ступени. Рука проехалась по кладке, оставляя на пальцах легкие царапины.

– О, сатиры лесные, – простонал Пимен и поморщился, – да что ж такое… Элпида! Я дальше не пойду, слышишь?! Выходи, давай!

Он прислушался. Как только эхо утихло, до него из темноты донесся слабый шорох. Как будто кто-то мягко ступал по мраморному полу. Пимен сощурился и до рези в глазах уставился во тьму. Перед взором от напряжения пошли круги… Поэтому он не сразу заметил, как впереди зажглись два янтарных огонька.

– Элпида? – голос юноши внезапно дрогнул. – Элпида это ты?

Шорох повторился. Огоньки стали ближе. Ярче. И чем дольше Пимен смотрел на них, тем хуже ему становилось. Мурашки побежали по спине. Сердце громко забилось в груди. Это были глаза…

– Элпида… – просипел Пимен, поднимаясь на дрожащих ногах.

Тишину разорвал приглушенный звук. Он походил на утробное мычание встревоженного быка.

Тело юноши пробил озноб. Он почувствовал колыхание воздуха.

– Боги, что это?

Когда нечто рвануло к нему, Пимен не выдержал. Развернувшись и спотыкаясь, он побежал наверх. Юноша постоянно падал, обдирая колени и локти об острые углы. Дыхание сбилось, превратившись в хриплый сип. Паника подступила к горлу.

– О, боги, помогите мне!

Он ощущал, как кто-то разрывает тьму за спиной. Слышал утробное мычание, с каждой секундой становившееся все громче.

Впереди забрезжил просвет. Пимен вновь споткнулся, чудом поднялся. Оставалось всего несколько ступеней. Четыре… Три… Две… Последняя…

Тяжело дыша, со стоном, Пимен выбрался наверх, затравленный взор оглядел мрачные руины. В этот миг нечто тяжелое обрушилось на спину и повалило на землю.

– Нет! – в панике закричал он. – Помогите!

Что-то острое сомкнулось на шее. Раздался хруст. Оборвался отчаянный вопль, и юношу окутала тьма.

[1]Тамариск (тамарикс, гребенщик) – род деревьев семейства Тамарисковые, небольшие деревья и кустарники.

[2]Оргия – единица измерения в Древнем Египте и Древней Греции, равная расстоянию между концами средних пальцев раскинутых рук мужчины, равна 1,79 м.

[3]Аттика – Юго-Восточная область Центральной Греции со столицей в городе Афины. Граничит с Беотией, Мегаридой и Пелопоннесом.

[4]Один локоть равен примерно 43 сантиметрам.

А он шагает! И по головам!

А вы безмолвны и в оцепенении.

Как те жрецы пред тенью гробовой,

Восставшей грозно, вопреки велению.

Алкей

Глава 1

Покачивание. Такое легкое. Вялое. Убаюкивающее. Словно заботливая мать малютку нянчит в колыбели. Мягкий плеск волн где-то вдалеке. Сладкая дрема. В этот миг она казалась даже слаще хиосского вина[1] самой лучшей выдержки. А уж когда стала плавно перетекать в сон, в котором из моря появилась обнаженная Афродита…

– Эй, ты!

Нечто грубое и твердое пнуло меня под ребра. Сон с Афродитой мигом улетучился. И вместо созерцания прекрасного тела, сверкающего на солнце от капель морских, пришло ощущение тяжелой головы.

– Эй, я к кому обращаюсь, а?!

Очередной бесцеремонный пинок под ребра разогнал остатки сонливости.

«Что-то тяжелое… неужели деревянная крепида[2]?[2]Что-то тяжелое… неужели деревянная крепида[2]?».

– Господин Флегонт, – раздался тихий и скромный голос, – это… может, не надо?

– Еще как надо! Я не потерплю всякую пьянь и сброд у себя на борту!

– Наверное, это… это вышло случайно… право, не стоит…

– Вот щас мы и узнаем. А ну, вставай, бык безрогий! – очередной пинок под ребра.

«Бык безрогий?!».

Вот этого я стерпеть уже никак не мог. Голова загудела сильнее. С трудом разлепив слезящиеся глаза и издав тихий стон, я поднял веки и недовольно уставился на нарушителей спокойствия.

Первый – полноватый тип с раскрасневшимися от негодования щеками. Судя по всему, именно он и пинал меня своими копытами. Чтобы проверить догадку, я скосил взор вниз. Так и есть – деревянные крепиды на толстых ногах, которые до колен облегал зеленый хитон. Одежду украшали синие узоры в виде волн. Верх туловища скрывался за шерстяной хламидой[3]. Черная борода аккуратно обрамляла мясистое лицо, придавая ему еще более круглый вид. Образ завершала кожаная шапка. Такая же круглая, как и рожа этого типа.

Голова буквально раскалывалась на части, но спустя пару мгновений мне удалось-таки признать в этом разгневанном толстяке хозяина судна.

Второй – скромный юноша. Пожалуй, это описание было бы исчерпывающим. Коротко стриженные темные волосы. Непримечательная рубаха, опоясанная кожаным ремнем. Бегающий взгляд карих глаз. Ну, разве что здоровенные веснушки на лбу привлекали внимание.

Честно признаться, желтый цыпленок меня в сию минуту мало интересовал. Все внимание приковал «разгневанный вепрь».

– Мне послышалось? – хриплым спросонья голосом молвил я.

– Чё?! – рявкнул Флегонт, брызжа слюной.

Я поморщился:

– Значит, не послышалось, – и, со стоном, сел.

Только сейчас заметил, что разлегся на мешке с зерном. Раньше и подумать не мог, что спать на нем будет столь сладко и удобно.

«Ну, на холодном кирпиче всяко хуже… знаю, доводилось».

– Бык безрогий, говоришь? – я цокнул языком. – За такие слова я могу и в нос дать.

– А чё, нет что ли?! – язвительно хмыкнул Флегонт и скрестил руки на груди. – Ведешь себя как бык, а рогов на башке не видно.

– Да в чем дело-то?

– В чем дело?! – взорвался владелец судна и всплеснул руками. – В чем дело?! Он еще спрашивает, в чем дело?! Совсем у пьяни память отшибло!

– Господин Флегонт, ну полно… – промямлил юноша, теребя пальцы.

– Да, – хмыкнул я, – ему точно уже полно, – и многозначительно окинул взглядом фигуру бородача.

Казалось, того сейчас удар хватит. Столь сильно побагровело его лицо. Будто раскаленные угли.

– Ты еще язык свой смеешь распускать?! – вновь брызнул он слюной и так взмахнул руками, что едва не сшиб зеленого юнца.

– Может, скажешь, наконец, чего вдруг прицепился ко мне? – зевнул я и потер виски. – И так голова болит.

– Она заболит у тебя еще больше, когда я потребую плату за порчу имущества!

– Пф! Какого еще имущества?

– Какого?! – задохнулся от ярости Флегонт. – Какого?! А вон – взгляни! – и указал толстым пальцем в левый от меня угол трюма.

Я проследил взором за жестом. Дневного света из маленьких окошек было недостаточно, чтобы развеять сумрак целиком, но кое-что увидеть все же удалось.

– Перегородочка упала? – невинным тоном поинтересовался я.

Вены вздулись на висках Флегонта. Еще немного, и он лопнет от злости.

– Эта перегородочка рухнула на мой товар! – выплюнул он мне прямо в лицо. – Четыре амфоры с вином отправились в дар Посейдону!

– Ну, так хорошо же, – пожал плечами я, – он сохранит нас в пути.

– Деньги мне за них кто вернет?! – взревел Флегонт. – Сатиры?!

Голова от его воплей стала буквально раскалываться.

– Сколько?

– Пятьдесят драхм[4], – тут же ответил он.

– Пятьдесят? – вскинул брови я. – Всегда знал, что вы, торгаши, обдираете людей, как липку. Не зря в Элладе вас не любят.

– Поговори мне тут! – пригрозил кулаком Флегонт. – Сказал пятьдесят, значит пятьдесят.

– Это пойло дороже двадцати пяти не стоит, – отмахнулся я и устроился поудобнее, – не льсти себе, Флегонт. Не нектар богов везешь.

– Тебе-то откуда знать?!

– Ну, я же не просто так вчера перегородку уронил, – я хитро подмигнул, – кстати, похмелиться не будет?

У хозяина судна отвисла челюсть:

– Ты… что… ты что…

– Кстати, – я ткнул пальцем в одну из амфор, – вон в ту меда мало положили. Лучше ее допить, а то вино испортится.

– Да я, – заскрежетал зубами Флегонт, – да я тебя за борт выкину! На корм рыбам пойдешь!

– Ну, попробуй, – я вальяжно потянулся, – но давай лучше уладим дело миром. Тебе же лучше так. За борт, может, ты меня и выкинешь, но попотеть придется. А сколько при этом еще амфор пострадает? – я подмигнул.

Толстяк чуть не задохнулся. Он провел ладонью по груди, будто хотел отстегнуть хламиду. Похоже, страх за очередные разбитые амфоры пересилил желание выбросить меня за борт.

– Миром?! – просипел он. – Миром?! Плати… плати пятьдесят драхм!

– Я дам пятнадцать, – спокойно ответил я.

– Да это грабеж похуже финикийского[5]!

– Кто бы говорил, Флегонт, – лучезарно улыбнулся я, – ты пытаешься втюхать покупателям под видом хорошего вина такое пойло, что и осла стошнит.

– Тебя, я смотрю, не стошнило!

– А я и не такое дерьмо в жизни пробовал.

– Да как ты смее…

– Я заплачу пятнадцать, – прервал я, – и ни оболом больше. Твое вино того не стоит. Ну, и еще я вычту немного за понесенное оскорбление.

– Понесенное оскорбление?! – заскрежетал зубами торговец. – Это какое еще?!

– Бык безрогий, – напомнил я, – ты что, забыл? А еще я не давал права всяким смутным рожам пинать меня под ребра.

Флегонт дернулся вперед, явно намереваясь наброситься на меня с кулаками. Я же оставался совершенно спокоен.

– Осторожней, Флегонт, – снова подмигнул, – не то еще парочка амфор вот-вот отправится в жертву Посейдону.

Хозяин судна пару минут сжимал и разжимал ладони в кулаки да продолжал сверлить меня взглядом, словно вознамерился проделать дырку. Со стороны это выглядело воистину забавно. В конце концов, он грязно ругнулся и спешно покинул трюм.

– Эриманфский вепрь[6], – хмыкнул я и перевел взгляд на юнца.

Тот продолжал стоять рядом и теребить пальцы. Карие глаза испуганно бегали, на лице застыло озабоченное выражение с примесью смущения.

– Что? – хмыкнул я. – У тебя я тоже чего-нибудь разбил?

– Одну амфору, господин, – потупил взор юнец.

Его смущение умиляло.

Я похлопал себя по поясу и с удовлетворением обнаружил, что тугой кошель все еще при мне. Будь иначе, Флегонт не досчитался бы далеко не пяти амфор.

– Что везешь?

– Да… это… обычное вино, господин, фракийское.

– Дам тебе одну драхму за убытки, – я снова потянулся и встал.

Настроение было приподнятым. Бессильная ярость Флегонта неплохо позабавила. Единственное, голова продолжала трещать так, будто по ней обухом топора ударили. Да, винишко у торговца явно не из лучших.

– Драхму?! – охнул юноша. – Но ведь оно того не стоит!

– За честность, – причмокнул я и подтянул чуть спавшие кожаные штаны.

Юноша с изумлением рассматривал эту часть мой одежды. Впрочем, кроме них и сапог, на мне ничего не было.

– Они не из золота, – подметил я.

Он вздрогнул и уставился на меня снизу вверх. Я возвышался на целую голову.

– Что?

– Они не из золота. Или ты штанов никогда не видел?

– Да… то есть… нет… то есть, – засмущался пуще прежнего он, – видел, но… их же только варвары носят… прости, господин.

– В душе я варвар, – вновь хмыкнул я, – в пути в штанах удобней спать. А еще слепни через них не прокусят жопу. Ненавижу, – я сплюнул.

– Понятно…

– Как твое имя?

– Иринеос.

– Ну да, сразу видно[7], – я подмигнул.

Юноша залился краской и потупил взор.

– Вот что, Иринеос, – меня слегка замутило, я достал из кошелька одну драхму и вложил в раскрытую ладонь юнца, – это тебе за амфору, а я… пойду воздухом подышу, увум?

Я буквально чувствовал на себе его изумленный взгляд, пока шел по сумрачному проходу к выходу. Да, не каждый может разжалобить меня на такую неслыханную щедрость.

Снаружи раздавался плеск волн. Судно слегка покачивало. И это совсем мне счастья не прибавило. Теперь к боли присоединилось головокружение. К горлу подступила легкая тошнота. Желание покинуть душный трюм стало лишь сильнее.

«И за это пойло он просит пятьдесят драхм? Совсем торговцы страх потеряли».

Однако вспомнив залитое краской лицо Флегонта, я задорно хмыкнул.

Удачно добрался до лестницы и даже не уронил по пути ни одну из амфор. Шумно вдохнул и начал неспешный подъем. Дерево было сухим и не очень приятным на ощупь.

– Посажу занозу, вычту с Флегонта еще пару драхм, проклятье, сам превращаюсь в дельца, – я хихикнул, – с кем поведешься… пить я тоже начал после общения со скифами[8]… хорошие ребята, и штаны удобные… только жарко в них, как в кузнице Гефеста[9].

Как только оказался наверху, сразу почувствовал себя лучше. Тошнота улеглась, а голова прояснилась. Солнце стояло прямо в зените, заставляя морскую гладь ослепительно сверкать, словно молнии Зевса. Однако жара не ощущалось – свежий ветер морских просторов приятно холодил кожу. И я не преминул вдохнуть полной грудью. На устах расплылась довольная ухмылка. Она стала еще шире, когда я заметил Флегонта и кислое выражение на его физиономии. Торговец примостился на носу судна, спиной к борту и, скрестив руки на груди, окидывал меня взглядом из-под насупленных бровей.

– Хороший день для прогулки, да? – весело бросил я и подмигнул.

Флегонт сплюнул в море и отвернулся, чем еще больше меня позабавил.

Довольный, я подошел к деревянным поручням, обитым кожей, и вальяжно облокотился руками. Запах соленой влаги был куда лучше душного «аромата» трюма.

«Но в трюме есть вино».

Белоснежный парус приятно хлопал над головой, натягиваемый ветром. Помощник Флегонта, загорелый и кучерявый тип, стоял по правую руку от меня и управлял рулевыми веслами. Судя по коже, лоснившейся от пота, делал это уже довольно давно. Его сменщик, такой же загорелый, но бородатый мужик, валялся в тени мачты и тихо посапывал.

«Какое унылое общество… нет, даже в Афинах было веселее. Одно дело со шкатулкой Геронтия чего стоило. Надеюсь, Полидор не наплел мне сказок, и на Крите вправду происходит нечто интересное… давненько я здесь не был».

Я повернул голову влево и окинул взором остров. До него оставалось около пяти стадиев. С виду он ничуть не изменился. Ну, разве что то место, где мы должны были причалить, теперь выглядело запустевшим и унылым.

«Раньше лучше было».

В остальном же без изменений. Горы, холмы… холмы и горы… И пусть вас не вводит в заблуждение свежий морской ветер. Стоит немного зайти вглубь острова, и кузница Гефеста…

…или кожаные штаны…

…уже не станет казаться таким уж жарким местом.

Небольшая гавань Кносса располагалась прямо по курсу. Сам город стоял на возвышенности сразу над ней. От причала вела широкая грунтовая тропа и терялась среди холмов. Я смутно припоминал, куда она ведет…

– Мы почти приплыли.

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся на голос. Засмотревшись на бывшие владения минойцев, не заметил, как ко мне подошел Флегонт. Все так же скрестив руки на груди и насупившись, он хмуро глядел на меня.

– Вижу, не слепой.

– Рад за тебя. Давай деньги.

Я театрально вздохнул, достал из-за пояса кошель и отсчитал двадцать пять драхм. Монеты ярко блеснули в лучах солнца и ссыпались в пухлые руки Флегонта.

– Это не все, – буркнул он.

– Не все? – вскинул брови я. – Что тебе еще нужно?

– Десять драхм за проезд.

– Твое вино точно испортилось, Флегонт, – сочувственно молвил я и похлопал его по плечу. Тот аж зарделся от ярости. – Надышался, видать, парами. За такую сумму я куплю хорошую хламиду. А ты просто попутчика подвозишь.

– Десять драхм, и ни оболом меньше! – рявкнул толстяк.

– Две, – отрезал я, добавил к кучке еще пару монет, убрал кошель и отвернулся.

– Эй, я сказал, десять!

– А я тебя услышал.

До меня донеслись звуки скрипения зубами:

– Ты уже не в трюме, бык безрогий, чтобы я за амфоры переживал! А скинуть тебя за борт проще, чем в море поссать!

– Не гневи Посейдона, – хмыкнул я, – а то мало ли… отсохнет рог, дарующий девам удовольствие. И быком безрогим станешь уже ты.

– Десять драхм или добирайся вплавь!

– Я тебе уже заплатил, – вяло бросил я и отвернулся.

Флегонт запыхтел от гнева:

– Ах ты… ну ладно! Агафон!

Судя по недовольному хрюканью, спящий мужик под мачтой и был Агафоном.

– Господин Флегонт? – хрипло поинтересовался спросонья он.

– Выброси этого нахлебника за борт!

– Как скажешь, господин.

Я обернулся и окинул Агафона взглядом. Довольно крупный, но улыбка идиота на лице явно намекала, что Афина обделила его умом.

Я вальяжно повел плечами:

– Ну, можно и размяться. Давненько не приходилось квасить морды.

Агафон шагнул вперед и замахнулся. Сильно, резко, предсказуемо. Мощный кулак рассек воздух там, где секундой ранее была моя голова. Я ловко поднырнул и тут же врезал ему под дых. Агафон охнул, схватился за живот и осел на палубу, как мешок с зерном.

– Отдохни, старина, тебе еще рулить придется, – хмыкнул я и перевел взор на Флегонта.

Тот смотрел то на меня, то на охающего помощника. Глаза метали молнии. Руки сжимались и разжимались в кулаки.

– Не хочешь искупаться? – я подмигнул. – Нет? Тогда мы в расчете.

Не сказав ни слова, торговец развернулся и, красный, как угли, отправился обратно на нос корабля.

Агафон отполз к мачте и, держась за живот, пытался отдышаться. Улыбки на губах уже не было.

– Не советую пить его вино, – с ухмылкой бросил я, – есть высокая вероятность отправиться к богам.

Мужик поднял на меня изумленный взгляд. Я же, еще раз хмыкнув, отошел к поручням. Скоро настанет пора сходить на берег. Причал Кносса был виден, как на ладони.

[1]Хиосское вино – древнегреческое красное вино с острова Хиос, по мнению многих античных авторов, было одним из лучших (если не лучшим) в Элладе.

[2]Крепида – сандалия, состоявшая из подошвы (кожаной или деревянной) и нескольких ремней, которыми подошва привязывалась к ноге. К подошвам крепид пришивались небольшие бортики, ремни крест-накрест охватывали ногу до щиколотки.

[3]Хламида – у древних греков мужская верхняя одежда, изготавливашаяся из шерстяной ткани. Представляла собой продолговатую мантию, которая накидывалась на шею короткой стороной, застежка укреплялась на груди или на правом плече.

[4]Драхма – денежная единица в древнегреческих полисах. 1 талант = 60 мин = 6000 драхм = 36000 оболов.

[5]Финикийские торговцы считались самыми ушлыми в Средиземноморье.

[6]Эриманфский вепрь – в древнегреческой мифологии огромный кабан, живший на горе Эриманфе и опустошавший окрестности города Псофиды в Аркадии на горе Лампея.

[7]Иринеос – «мирный».

[8]Скифы – древний кочевой ираноязычный народ, существовавший в VIII в. до н.э. —IV в. н.э. в причерноморских степях. Пили неразбавленное вино, что порицалось в Греции.

[9]Гефест – в греческой мифологии бог огня, самый искусный кузнец, покровитель кузнечного ремесла, изобретений, строитель всех зданий на Олимпе, изготовитель молний Зевса.

Глава 2

Пока судно не подошло к одному из причалов, я решил напоследок переговорить с Флегонтом. Не из теплых чувств, конечно же, а с целью сугубо практической. Заметив меня, толстяк еще сильнее насупился и демонстративно отвернулся.

– Чего тебе? – кисло буркнул он.

– Хочу поговорить.

– А вот я – не хочу.

– Да брось, – я нарочито позвенел монетами, – получить пару оболов сверху ты ведь не откажешься? Всего-то надо ответить на парочку вопросов.

Тот покосился на кошель, и я заметил в глазах торговца борьбу двух чувств. Неподдельной неприязни к моей персоне и жажду получить еще немного денег. Как предполагал, сущность торговца победила.

– Пять оболов, – тут же назвал цену он.

Я не стал торговаться:

– Договорились, – достал нужную сумму и протянул половину, – остальное потом.

– Сразу!

– Флегонт, – на моих губах заиграла снисходительная улыбка, – не заставляй меня прикладывать тебя головой о мачту.

Тот поджал губы и отвернулся, уставившись на гавань. В небе кричали чайки, а за бортом приятно плескалась вода. На пристани Кносса копошились люди. Кто-то готовил груз к отправке в город, кто-то седлал коней для путешествия в соседние селения. Местная стража проверяла мешки, собранные для перевозки на другие острова и полисы.

– Ну, – буркнул Флегонт, – чего хотел?

– Ты часто бываешь на Крите?

– Часто, – сухо ответил торговец, явно не намереваясь посвящать в детали своих дел.

– Не слышал ли о чем-нибудь подозрительном?

Толстяк обернулся и вперил в меня взгляд:

– Слышал.

– Так, поведай же, что именно ты слышал?

Флегонт чуть подался вперед:

– Я не только слышал, но и видел.

– Вот как? Ну, рассказывай давай, ибо терпение в мои добродетели не входит.

Торговец презрительно хмыкнул:

– Не думаю, что они у тебя вообще есть.

– Думать не твоя задача, Флегонт, – я похлопал его по плечу, вызвав румянец гнева на щеках, – выкладывай, что ты видел?

– Подозрительного типа, – проскрежетал он, – ходил тут и вынюхивал всякое.

– Хм, и как он выглядел?

– Крепкий, здоровый. Жрет вино амфорами и варварские штаны носит, – толстяк сплюнул на палубу.

Я почувствовал, что закипаю, поэтому шумно вдохнул и выдохнул. Свежий морской воздух помог быстро успокоиться.

«Не время, Тараксиас, не время разбивать людские головы о жесткие поверхности. Хотя понимаю, очень хочется».

– Я ведь говорил, что терпение не входит в мои добродетели, Флегонт? – мои уста подернула зловещая улыбка. – Не испытывай его на прочность.

Тот окинул меня взглядом. Не знаю, чего он испугался больше, моего вида или возможности недополучить остатки денег, но стал чуточку сговорчивей.

– Слышал кое-че. Люди пропадают в округе.

– Бесследно они пропасть не могут, – покачал головой я.

– Че слышал, то и говорю, – огрызнулся Флегонт, – некоторых находят, разодранными в клочья.

– И тебя это не пугает? – хмыкнул я. – Продолжаешь здесь торговать?

– А я по ночам дома сижу и не шляюсь, где попало, – вновь презрительно сплюнул он, – к тому же, надолго остров не посещаю. Есть и другие места, где вино любят, – и, не без издевки, добавил, – причем не задарма!

Я и бровью не повел:

– И кто же мог загрызть несчастных людей?

– Почем я знаю? – грубо ответил Флегонт вопросом на вопрос. – Да и мне все равно.

– Конечно, – хмыкнул я, – ведь они тебе больше не заплатят.

Толстяк насупился и выпалил:

– Собаки дикие, небось, или шакалы.

– Шакалов отродясь на Крите не было.

– А ты-то откуда знаешь?!

Я снисходительно улыбнулся:

– Не первый раз здесь да и путешествовать люблю, о многом наслышан.

– Ну, от меня ты больше не услышишь ничего, – отрезал Флегонт.

– Не уж то больше нечего сказать?

– Нечего. Давай остальные деньги.

Я вздохнул и вручил обещанную часть:

– Немного от тебя пользы, Флегонт.

– Побольше, чем от безрогого быка! – выпалил тот.

Моему, и без того маленькому, терпению пришел конец. Я уже вознамерился хорошенько приложить эту жирную рожу о борт, как вдруг донесся громкий всплеск и властный окрик.

– Прочь с дороги!

Мы обернулись и с удивлением увидели, как с запада приближается диера[1]. Приближается на полной скорости. Флегонт тут же переполошился, да и я как-то не шибко горел желанием потерпеть крушение в двух шагах от берега. Поэтому особо корабль не рассматривали. Единственное, что бросилось в глаза, так это черная лямбда на сером парусе.

«Спартанцы?».

– Поворачивай, бестолочь! – заверещал торговец, подбегая к мачте.

Рулевой тут же начал выполнять приказ и, хвала богам, умудрился разойтись с тараном военного корабля в самый последний момент.

«Не зря все-таки амфоры отправились в дар Посейдону».

Судно торговца сильно качнуло, я чудом устоял на ногах. С борта проплывавшей мимо диеры на нас смотрело несколько пар глаз – и все они выражали недовольство и презрение.

«Ну, точно спартанцы. Кто еще будет смотреть с таким высокомерием на торговую посудину?».

Гребцы прекратили работать веслами. Диера готовилась причалить. Среди людей на корабле я заметил несколько воинов. Оголенные по пояс, в коринфских шлемах и с копьями в руках.

«Любопытно, что эти неучи[2] тут забыли?[2]Любопытно, что эти неучи[2] тут забыли?»

Подумать об этом не удалось. Флегонт уже спешил в мою сторону и брызгал слюной.

– Клянусь трезубцем Посейдона, из-за тебя чуть не потонули!

– Из-за меня?

– Нашел время потрепать языком!

Я ухмыльнулся и вновь похлопал его по плечу:

– Ты за это деньги получил, так что не расстраивайся, – Флегонт позеленел, как водоросли, – к тому же, на кой ляд тогда твоему кормчему глаза на роже? Чтобы за шлюхами подсматривать? Так их тут нет.

Торговец осклабился и чуть покачнулся. На мгновение мне почудилось, что его сейчас удар хватит.

– Будь проклят тот день, когда я связался с тобой!

– Я тоже рад нашему знакомству, – ослепительно улыбнулся я, – кстати, куда вино везешь?

– Не твое дело! – Флегонт обернулся и приказал рулевому грести к соседнему причалу.

– Какая грубость, – покачал я головой, – тебя циклопы воспитывали?

– Убирайся с моего корабля! – заревел он мне прямо в лицо.

– Как только достигнем берега.

Видимо, Флегонт понял, что бесполезно выводить меня из себя подобными нападками. А о «быке безрогом», очевидно, в пылу позабыл. Ну, ему же лучше. В другой раз я мог и не стерпеть.

Простонав сквозь зубы, торговец отошел к поручням и уставился на гавань. Диера уже полностью остановилась. Некоторые спартанцы продолжали коситься на нас презрительными взглядами. Досталось и моим штанам. Но мне было все равно. Пока они не лезут.

Как только судно причалило к соседней пристани, Флегонт рявкнул:

– Агафон! Выгружай! Я хочу, чтобы вино попало на агору[3] к завтрашнему утру!

– О! – воскликнул я. – Так ты привез это пойло для знатных дорийцев, Флегонт? Хочешь отравить местного правителя, отправив его к Аиду?

– Когда ты оставишь меня в покое, наконец?!

– Когда смогу сойти на берег, – хмыкнул я и добавил, – не советую продавать это вино знатным господам.

– Обойдусь без твоих советов, – огрызнулся тот, – Агафон!

– Иду, господин, – пробубнил помощник и, все еще держась за живот, скрылся в трюме.

– Зачем понадобилось столько вина, интересно, – вслух бросил я.

– А тебе какое дело? – Флегонт вновь начал закипать. – Чего ты тут вынюхиваешь, а?

– Скучно мне, вот и развлекаюсь.

– Развлекайся в другом месте!

– Получается, не знаешь? – пропустил мимо ушей его выпад я.

Флегонт насупился:

– Я прибыл на Крит вместе с тобой. Тупой ты баран, откуда мне знать?!

– Бык, – поправил я и подмигнул, – только не безрогий.

Торговец заскрежетал зубами, но ничего не ответил. Тем временем из трюма показался человек. Но не Агафон, а Иринеос. Скромно оглядев палубу и пристань, юноша подошел к нам и, кашлянув в кулак, вопросил:

– Это… можно выгружаться?

– Да, – буркнул Флегонт, – причаливаем.

– Ты тоже поедешь торговать на агору? – поинтересовался я.

– Что ты, господин! – засмущался и покраснел Иринеос. – Мое вино не столь хорошо. Я это… остановлюсь в гавани и попробую продать его местным пастухам да кларотам.

– Стоило тащиться через море ради такого, – угрюмо буркнул я.

Флегонт смачно харкнул, но ничего не ответил.

Иринеос виновато улыбнулся и развел руками:

– Это моя первая поездка за море, господин. Так повелел мне отец. Он сказал, что это – испытание. Справлюсь, и он поручит мне более выгодное дело. А там, быть может, и его сменю в торговых делах.

– Ясно.

Этот разговор мне окончательно наскучил. Я всегда начинал скучать, когда понимал, что собеседники не расскажут больше ничего интересного. Поэтому, зевнув, сразу направился к сходням, как только судно причалило к пирсу. Порт встречал привычным и тихим гвалтом. Все-таки с афинской гаванью в Пиреях это местечко явно не сравнится. Не того пошиба.

Тем не менее меня сразу привлек почетный караул, который выставили прибывшие спартанцы на соседнем причале. Точнее не сам он, а ради кого его поставили. О, там было на что посмотреть. Клянусь волосами Горгоны, то шла сама Афродита!

Черные, как смоль, волосы убраны в пучок на затылке. Две тоненькие пряди спадали по бокам слегка округлого лица. Большие карие глаза. Прямой носик и пухлые губы. Роскошный пурпурный хитон качался при ходьбе, подобно морским волнам, при каждом шаге оголяя изящные бедра.

Я не выдержал и тихо присвистнул.

– На кого это ты вылупился? – услышал я позади гневный шепот Флегонта.

– А тебе какое дело? – ответил вопросом на вопрос я. – Или это дочка твоя? – и презрительно хмыкнул.

– Не моя, – торговец сплюнул на пирс, – а даже б если моя была, тебе все равно ничего б не светило.

– Да ну? – я вскинул брови и проследил за тем, как прекрасная дева зашла на спартанский корабль. – Кто это?

– Амара. Дочь правителя Кносса Аристомена.

– О-у-у, – протянул я и вновь бросил взгляд на соседний причал.

Вслед за прекрасной особой на диеру взошли два лучника в легких линотораксах[4] и с кописами[5] на поясах. Спартанский почетный караул отправился следом.

– И куда эта прекрасная птичка собралась?

– Тараксиас, – зашипел мне на ухо Флегонт, – ты и вправду такой тупой, как безрогий бык?! Мне-то почем знать?! И не смотри ты на нее, словно раздеть пытаешься! На тебя-то мне насрать, а вот получить розгами вместе с тобой вовсе не желаю!

– Так, – резко посерьезнел я и обхватил торговца за плечи, словно закадычного приятеля, – я ведь предупреждал, что так называть меня не следует. А еще я предупреждал, что терпение не мой добродетель.

Флегонт опомниться не успел, как получил сильный удар кулаком в пузо. Он громко хватил ртом воздух. Через миг я пихнул его ногой под ягодицы, и толстяк полетел с причала в море, уже глотая соленую воду.

– Осторожней, господин! – нарочито громко молвил я. – Доски здесь такие скользкие! Насквозь промокли водой и жиром!

Торговец встал по пояс в воде. Складчатая одежда мгновенно пропиталась влагой и теперь висела, будто мешок навоза. Флегонт испепелял меня взглядом, пытался отдышаться и сплевывал мусор, налипший на губах и бороде.

Презрительно ухмыльнувшись, я окинул взором пристань. Местные стражники равнодушно покосились в нашу сторону и быстро потеряли интерес. Большой любви к торговцам они явно не испытывали. Спартанцы же целиком были заняты тем, что готовились к отплытию. Рабочие грузили на диеру тяжелые амфоры и тащили несколько мешков. Наверняка с зерном и прочей провизией. Однако они меня мало интересовали. А та, кто смогла привлечь внимание, уже скрылась на борту.

«Интересно, куда она направилась? Не сидится в родных стенах? Да… в этом мы с ней схожи».

С трудом, но я заставил себя забыть об Амаре и сосредоточиться на цели своего визита. Она виделась не менее занимательной, чем прекрасные бедра дочери правителя Кносса.

Услышав позади чье-то тихое сопение, я обернулся, рассчитывая увидеть Агафона, выгружающего амфоры, но это оказался Иринеос. Щуплый юноша с трудом удерживал в руках сосуд среднего размера. По тому, как сильно напряглось его лицо я понял, что он всеми силами старается не выронить вино. На лбу бедолаги выступила испарина и блестела в лучах жаркого критского солнца. Мне даже стало немного жаль его. Если Иринеос не сумеет выручить достаточно денег за это, пусть и дерьмовое, вино, то обратно в Афины точно может не возвращаться. Отец с него три шкуры спустит и продаст кожевникам, дабы возместить убытки.

Пока наблюдал за отчаянными потугами юнца, в голову пришла озорная мысль, и я не преминул ее озвучить:

– Геройство – удел дураков.

Иринеос вскинул на меня удивленный взгляд. В этот момент его нога споткнулась о сучок, и юный сын афинского торговца полетел носом на пирс, выронив амфору. Раздался громкий треск, дешевое фракийское потекло по доскам алыми ручьями. Юноша поднял голову и обреченно уставился на разбитый сосуд. На свежие ссадины на локтях он даже не обратил внимания.

– Сколько их еще у тебя? – с усмешкой поинтересовался я.

– Еще восемь, господин, – обреченно выдохнул паренек.

– Хм.

Я похлопал по кошельку.

«Еще достаточно…».

Достал восемь драхм и, ступая сандалиями по разлитому вину, подошел к распластавшемуся Иринеосу:

– Плачу за все.

Юноша вздрогнул и ошеломленно воззрился на меня снизу вверх.

– Что, господин? – прохрипел он.

Я покровительственно улыбнулся:

– Плачу за все амфоры.

Иринеос продолжал валяться на причале, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Но, – я загадочно прищурился, – придется отработать.

Он сел и захлопал глазами:

– А… это… а что от меня…

– Потом. Сначала дойдем до местного рынка, если ты, – я демонстративно позвенел монетами, – конечно, не против.

– А… а амфоры кто донесет?

– Пха, – я отмахнулся, – Флегонту оставим. Пусть подавится, – и протянул ему руку.

Все еще ошеломленный, Иринеос ухватился за нее, и я рывком поднял его на ноги. Всучил драхмы.

– Передай своему горе-хозяину, – бросил я Агафону через плечо, тупо наблюдавшему за этой сценой, – что он только что стал богаче на несколько амфор. Надеюсь, это скрасит настроение после купания в море, – и хмыкнул.

Помощник торговца ничего не ответил. Лишь продолжал тупо таращиться на нас.

– Пошли, – бросил я юнцу, потеряв к Агафону и его хозяину всякий интерес.

– А… это… – Иринеос потупил взор, – что от меня потребуется и… надолго, господин?

Я пожал плечами:

– На второй вопрос у меня ответа нет. Я ж не Пифия[6]. Хотя даже в ее пророчествах сатиры копыта сломят, – и сплюнул на доски.

– Ой… это… не кощунствуй, господин, – осторожно возразил Иринеос, покраснев.

– А не то что? – хмыкнул я. – Зевс мне в жопу молнию засадит?

Челюсть юнца отвисла, он во все глаза таращился на меня, не в силах поверить, как у меня язык до сих пор не отсох от подобной дерзости.

Я же лишь снисходительно похлопал его по плечу:

– Лучше думай о вознаграждении за работу. Не такая уж она и пыльная будет.

– Так… это… что придется делать?

– Мне просто нужны лишние руки. Причем такие, в которых я уверен, что они не обчистят мои карманы, словно проклятый Гермес[7].

– А… – захлопал глазами юноша.

– Идем, – я развернулся, – тут больше не на что смотреть, – и бросил взор на спартанскую диеру, – Афродита все равно вернулась в море.

Пока мы сходили по причалу на берег, я словил на себе равнодушный взгляд местных стражников и испепеляющий взор Флегонта. Торговец, весь сырой и злой, как собака, метал в мою сторону глазами молнии. Но меня это не слишком трогало. Толстяк оказался забавным попутчиком, но дальше ждали более увлекательные дела. Во всяком случае, я на это надеялся.

[1]Диера (бирема) – античный гребной военный корабль с двумя рядами весел, который оснащался тараном. Длина биремы составляла 30-38 м, а водоизмещение 60-100 т.

[2]Многие эллины называли спартанцев неучами, считая их безграмотными в сравнении с собой.

[3]Агора – рыночная площадь (торжище) в древнегреческих полисах, являвшихся местом общегражданских (народных) собраний, которые также по месту проведения назывались агорами.

[4]Линоторакс – древнегреческий панцирь из льняной ткани.

[5]Копис – разновидность холодного оружия с лезвием на внутренней части клинка, предназначенное в первую очередь для рубящих ударов.

[6]Пифия – в Древней Греции жрица-прорицательница Дельфийского оракула в храме Аполлона в Дельфах.

[7]Гермес – в древнегреческой мифологии бог торговли и счастливого случая, хитрости и коварства, юношества и красноречия.

Глава 3

Портовый рынок Кносса представлял из себя жалкое зрелище. Во всяком случае, мне он казался таковым. Ни в какое сравнение с гаванью Пирея, и уж тем более с афинской агорой он не шел. Мелкие лавочки, которые способен унести в море мало-мальски свежий ветер, ютились вдоль причала и грунтовой дороги, уходившей на запад и восток. Народу было не слишком много, но гвалт торговцев все равно неприятно бил по ушам. А запах разношерстной рыбы бил уже по носу, заставляя меня морщиться от омерзения. Терпеть не могу рыбу, особенно соленую. А этого добра было здесь навалом. Бочки с солью и морепродуктами стройными рядами виднелись позади прилавков. В основном, рыбой здесь и приторговывали. Были еще продавцы дешевого вина, солонины и грубой ткани. К сожалению, овощами тут не баловали. А я ведь очень люблю бобы…

– Эй, добрый муж! – воскликнул торговец вином, худощавый тип с всклокоченной бородой и оголенный по пояс. – Не желаешь освежиться в столь жаркий день глотком хорошего фракийского?

Я едва сдержался, чтоб не прыснуть со смеху, однако подошел к прилавку и сделал вид, что и вправду заинтересован в его товаре.

– Может быть. Если оно не стухло по пути.

– Обижаешь, добрый муж! Травить покупателей – не моя задача!

«Конечно. Твоя задача ободрать их, как липку».

Я ткнул пальцем в самую маленькую амфору с черным рисунком финиковых пальм.

– Дай-ка взглянуть.

Тот, кряхтя, пододвинул ко мне указанный сосуд. От одного вида, как была запечатана пробка, мне все стало ясно.

«Дерьмо».

Вслух же спросил:

– Как торгуется, хорошо?

– А, – отмахнулся бородач, – на винишко спрос всегда найдется.

– Ну, это точно, – я с задумчивым видом повертел амфору, – а в округе как раньше? Давненько не бывал здесь, а новости интересные я люблю.

– О, собрат по ловле сплетен, а? – хозяин лавки заржал, словно лошадь. Меня чуть не передернуло. – Тоже любишь уши развесить?

– Что-то вроде того, – холодно ответил я.

– Наш славный правитель Аристомен щедрую награду объявил! Сейчас это на устах всех путешественников и искателей приключений себе на задницу. Но звонкие монеты кого угодно могут соблазнить.

– И за что награда? – я посмотрел на него поверх амфоры.

Торговец подался вперед и заговорщически зашептал:

– Люди недавно стали пропадать. Причем только по ночам. Днем все спокойно, как парус в безветренный час.

– Хм, – я нагнулся и сделал вид, что рассматриваю пробку, – без следа пропадают что ли?

– Если бы, – лицо торговца помрачнело, – изодранные в лоскуты. Аж жутко становится. Я теперь загодя до заката лавку закрываю, чтоб успеть домой до темноты. Стража-то не по всем дорогам ночью ходит.

– Интересно, – я побарабанил пальцами по амфоре, – но ведь на Крите хищников нет.

– Да, небось, псины одичавшие, – кашлянул торговец, – ну или… – тут его голос дрогнул, – похуже чего.

– Похуже? – я с любопытством воззрился на его загорелую рожу с красным носом. – Что именно?

– Добрый муж, – развел руками тот, – ну ты же сам говорил, что на Крите не впервой?

– Ну, не впервой.

– Тогда должен знать о дворце Миноса и Лабиринте.

– Намекаешь на Минотавра? – хмыкнул я.

Торговец лишь вновь развел руками:

– Я лишь слухами делюсь, добрый муж. Но некоторые из них слишком уж звучат правдиво.

– Минотавра убил Тезей, – скромно подал голос Иринеос, до этого молча стоявший и жадно ловивший каждое слово.

Я издал презрительный смешок.

– Что? – захлопал глазами юноша. – Тезей великий герой всей Эллады!

– Я уже говорил, что думаю насчет геройства, – я подмигнул, – Тезей не исключение.

На лице Иринеоса промелькнуло выражение такого шока, словно он только что циклопа увидел.

Я же вернулся к разговору с торговцем. Того, казалось, мало интересовало мое отношение к легендарным героям Греции. Его больше привлекал мой кошелек.

– Не знаешь, кто именно пропал?

– Хе, – горько усмехнулся он в бороду, – вижу, добрый муж, тебя заинтересовали эти случаи. Хочешь денюжек подзаработать?

– Возможно, – пожал плечами я.

– А чего б нет? Правитель Аристомен свое слово держит. Ему под боком кровавые загадки не нужны. Особенно накануне важной встречи.

«Важная встреча? Вот, наверное, зачем так много вина свозят на агору…»

– Что еще за важная встреча?

– Скоро в Кносс приедет правитель Гортины. Это соседний город к западу отсюда…

– Знаю, – перебил я.

– О, восхищен твоей осведомленностью, – учтиво поклонился торговец.

– Я бывал здесь раньше, – вновь напомнил я, пожав плечами.

– Славно-славно. Так вот, правитель Гортины приедет решать какие-то важные дела, – он махнул рукой, – хотя, клянусь Дионисом, опять ни о чем не договорятся.

– Это почему же?

Глаза торговца округлились:

– Так ведь всем известно, что Кносс и Гортина – это как кошка с крысой. Никогда не уживутся!

– Хм, – задумчиво хмыкнул я и снова постучал пальцами по амфоре.

– Говорил, что здесь бывал, а таких простых вещей не знаешь, – сказал торговец, в его глазах промелькнуло недоверие.

– Ну, не интересуюсь политикой, – пожал плечами я, – от нее голова болит, как от похмелья.

– О, – хозяин лавки просиял, – вижу знатока в сих вопросах!

– От хорошего вина не откажусь, – улыбнулся я.

– Тогда бери вот это! – ткнул он пальцем в амфору. – Не пожалеешь, чтоб борода моя поседела!

«Да-да, конечно».

– Так, не знаешь кого-нибудь из пропавших?

– Один вроде наемным рабочим со склада подвязывался, – торговец поморщился, но затем улыбнулся, – воняло от него знатно да и манерами был обделен. Зато постоянно покупал у меня вино. Его редко когда трезвым видели. Даже за работой.

– Так быть может он просто в море свалился? – хмыкнул я, тут же вспомнив Флегонта. – Обычный случай.

Хозяин лавки помрачнел:

– Нашли его на обочине к западу отсюда. Изодранного в клочья и всего в крови, б-р-р, – торговца передернуло.

Краем глаза я уловил, как побледнел Иринеос.

– К западу у обочины? А где именно?

Торговец указал пальцем на грунтовую дорогу.

– Пара стадий туда. Там тропа есть, в горы ведет, а напротив бухта маленькая, рыбу еще любят местные на лодках там ловить.

– Надо будет взглянуть, – подмигнул я, – мой кошелек изрядно поистрепался, а тут такой прекрасный случай его пополнить.

– Ну-ну, – хмыкнул в бороду торгаш, – удачи. Я бы тоже не против поднять деньжат, да шкура своя еще дороже.

– Ничего, она у меня толстая. Что-нибудь еще?

– Слышал, пастух одного из дорийцев исчез недавно.

– Что, тоже разорванным нашли?

– Н-е-е-т, – торговец развел руками, – этот словно в тартар провалился.

– Вот, как… – я задумчиво покусал губу, – а где и когда?

– Эт тебе лучше у хозяина его спросить, – пожал плечами он, – с пастухом этим я шибко не пересекался.

– Ясно. Где его найти?

Он снова показал пальцем на дорогу, ведущую на запад:

– Четыре стадия туда. На северо-западе будет виноградник. Большой такой, не пропустишь. Только кого попало туда не пускают.

– Ничего, – улыбнулся я и похлопал по кошельку, – драхмы открывают любые ворота.

– О, сразу видно делового человека, – хрипло засмеялся бородач и потер шершавые руки, – так что насчет амфоры винца?

– В другой раз.

Я чуть не расхохотался на всю гавань, когда увидел, как вытянулось лицо этого типа. Теперь оно напоминало огурец. Очень волосатый, переспелый огурец. С глазками.

– А… э… а… – он аж задохнулся от возмущения.

– За «поглядеть» денег не берут, – я подмигнул, – но, быть может, я еще зайду.

Хорошее настроение хозяина лавки как ветром сдуло. Трясущимися руками он ухватил амфору с вином. В зрачках вспыхнул нехороший огонек. Я видел, что он жаждет опустить глиняный сосуд мне на голову, но внушительные размеры моего тела и присутствие свидетелей остужали пыл.

«Хех, забавно. За сегодняшний день я довел до бешенства уже двух торговцев!».

Окинув его на прощание презрительным взглядом, я кивнул Иринеосу, и тот послушно засеменил следом.

– Это, – осторожно начал он, – а почему ты не отблагодарил его, господин?

– За что? – удивился я.

– За… за сведения.

– А должен был?

– Ну… это… господину Флегонту же дали пару монет, – Иринеос покраснел, – вот я и подумал, что… это… было бы справедливо.

– Пф, зато не практично, – фыркнул я, – Флегонту следовало помочь раскрыть рот, а этого торгаша за язык никто не тянул. Не вижу смысла платить.

– Как бы не удумал чего против тебя со злобы, – с опаской обернулся юнец через плечо.

Я проследил за его взором. Торговец дешевым вином продолжал испепелять нас очами из-под нахмуренных бровей.

– Это уже его проблемы, – я остановился и достал несколько оболов, – так, пора тебе отрабатывать свои деньги. Вот, купи немного еды в дорогу. Если что, я люблю бобы. Попробуй их все-таки найти в этом захолустье. Но мяса тоже можно. Особенно себе возьми. Путь предстоит неблизкий. Шагать по жаре не самое большое удовольствие. Бурдюки с водой тоже не помешают.

Иринеос выпучил на меня глаза:

– Мы пойдем пешком?

Я вскинул брови:

– А что тебя смущает?

– Ну… это… мы могли бы взять лошадь, господин, – неуверенно предложил он.

– Легко считать чужие деньги, – хмыкнул я.

Иринеос залился краской. Это происходило настолько часто, что начинало забавлять.

– Я и не думал о… – начал было он, но я резко перебил.

– Лошадь меня не выдержит. Иди за чем велел.

Крит встречал нас жарким полуденным солнцем. Воздух раскалился настолько, что свежий ветер с моря приносил лишь небольшое облегчение. Дорожная пыль, взбиваемая сапогами и сандалиями, не добавляла настроения. Правда, я шел налегке, вручив основную поклажу Иринеосу. Тот нес тюк с едой и бурдюк с водой, при этом пыхтел, словно мул и обливался потом. Ничего, пусть отрабатывает. Зря я ему платить собираюсь что ли? Тем более мне и самому было неудобно в этих проклятых штанах. Опять все начинало преть. Ну, преимущества варварской одежды это все равно не отменяло. Например, она не позволяла целой туче кровососущих слепней укусить тебя за жопу.

По правую руку раскинулись просторы Эгейского моря. Вода ярко переливалась в свете дня. Поверхность шла рябью, а прибрежный песок с тихим рокотом омывали вялые волны. Слева виднелись высокие холмы. Дальше впереди они становились более пологими. Как раз где-то там, по словам того торгаша, и нашли тело наемного рабочего из гавани. Я не рассчитывал что-либо обнаружить. Стража и толпа зевак наверняка все уже вытоптали. Но для отправной точки очередных приключений вполне себе сгодится.

Чтобы скоротать время, я закинул в рот горсть бобов, которые удалось-таки найти, и начал неспешно нажевывать. Обожаю бобы. Правда те, что купил Иринеос, оказались немного суховатыми, но ничего. Достаточно запить водой. Что я и сделал, смачно отхлебнув из бурдюка на поясе.

– Не устал? – подначил я спутника.

– Нет, – пропыхтел он, – пока нет, господин.

– Замечательно, – я проглотил бобы и убрал бурдюк, – скоро придем на место.

– А у тебя есть оружие, господин? – вдруг поинтересовался юнец.

– Есть.

Тот изумленно осмотрел меня с ног до головы и, не заметив ни клинка, ни кинжала, ошалело выдавил:

– А… это… а где оно?

– Дома оставил.

От меня не укрылось, как Иринеос вздрогнул и чуть не выронил вещи прямо на грунт.

– Но… это… – залепетал он, – что если мы наткнемся на разбойников или… или… того, кто повинен в этих жутких делах?

Я хмыкнул и демонстративно сжал ладони в кулаки:

– Разберусь голыми руками.

– А если их будет много?

– Тактически отступим.

Лицо юнца резко вытянулось:

– Но…

– Помнишь, что я говорил насчет геройства?

– Помню, господин, – прошептал он.

– Н-у-у… вот. Я – не герой.

Иренеос сильно побледнел, его лицо буквально залоснилось от пота, а в глазах я увидел искру сожаления. Юнец уже явно мечтал скорее получить причитавшиеся деньги и вернуться обратно в Аттику.

Мысленно усмехнувшись, я вернулся к созерцанию местности. До участка обочины, где нашли истерзанный труп, оставалось всего ничего.

Холмы стали пологими. От главной дороги на север уходила небольшая тропа и терялась среди возвышенностей. Низкая трава вяло покачивалась под ветерком. Сами водные просторы продолжали переливаться в дневном свете и слепить взор. Тем не менее мне удалось заметить в бухте несколько рыбацких лодок, вышедших на промысел.

«Кажется, то самое место».

Тракт уходил дальше на запад вдоль берега. Путников в сей жаркий час было не слишком много. Несколько пеших кларотов да парочка телег со всевозможной утварью. Иногда я ловил на себе холодный взгляд местных. Точнее, он предназначался моим штанам. Жаль, что взгляд не способен приносить прохладу. В остальном же до нашей «процессии» никому не было дело.

«Вот и славно».

Я остановился на перекрестке двух дорог. Тропа, шедшая в холмы, выглядела унылой и пустынной. Ветер слабо играл моими волосами. В низкой траве завели трель кузнечики. Иринеос остановился чуть поодаль, пытаясь отдышаться.

– Можешь сесть, а то рухнешь еще, – разрешил я и посмотрел под ноги, – все равно здесь уже все затоптали.

Юноша послушался незамедлительно. С искренним облегчением он опустился на землю и уложил поклажу перед собой. Вытер пот с лица, блаженно выдохнул.

Я же присел на корточки и внимательно осмотрел землю. Да, находили тут знатно. На грунте остались следы от крепид. Явно стражников. Трава оказалась примятой, будто на ней лежало нечто тяжелое. Некоторые стебли были сломаны. Причем не только в этом месте, но и чуть поодаль.

«Убийца постарался? Или местные зеваки? Хм…».

Я внимательней всмотрелся в грунт, но ничего толком разглядеть не удалось. Слишком много следов. Уже изрядно все тут истоптали. Но целую горсть засохших бурых пятен я увидел.

«Точно, то самое место… хм…».

Я поднял голову и огляделся.

«Местность открытая… значит, убийца не мог подкрасться незамеченным. Если только не атаковал со спины… Или жертва была вусмерть пьяная. Любопытно-любопытно…».

Проведя пальцами по земле, поднес ладонь к лицу и принюхался. Среди «благоухания» ароматов пыли, козьего навоза и немытых ног я отчетливо уловил приятный запах свежей травы и полевых цветов.

«Кто-то из дорийских стражников надушился что ли? Вот это весело! Или здесь был кто-то еще?».

Громкий стук копыт резко прервал мои размышления. Я вскинул голову и увидел, как по основной дороге с запада приближается всадник. Пронзительный взгляд из-под коринфского шлема сразу заметил мои кожаные штаны. В карих зрачках промелькнул огонек презрения. Белый линоторакс и такого же цвета набедренные щитки ярко сверкали в лучах солнца. Я аж прищурился. На поясе воина блестел отполированный ксифос[1]. Я поднялся, и в этот момент всадник натянул поводья, резко останавливая черного скакуна.

– Ты что тут делаешь, варвар? – грозно поинтересовался воин.

– Встречаешь по одежке, да? – ответил я вопросом на вопрос и скрестил руки на груди. – Надеюсь, проводишь по уму.

– Говорят, сила есть ума не надо, – парировал воин, оценивающе пробежавшись взором по моему телосложению, – так что сомневаюсь.

Я проглотил колкость. Более того. Она меня развеселила. Тем более в речи и манерах бойца не сквозило презрение лично ко мне. Только к штанам.

– Это место преступления, – он намотал поводья на кулак, – нечего тут вынюхивать.

– Нечего, – кивнул я, – если не собираешься получить щедрую награду от правителя.

– Или не пришел, чтобы подчистить за собой следы, – рука всадника скользнула к клинку, – быть может, ты и есть таинственный преступник?

– Настолько таинственный, что решил заняться этим средь бела дня и нацепил варварские штаны, чтобы заделаться еще таинственней, – фыркнул я.

– Хм, – лошадь под воином дернулась, – говоришь убедительно, – рука медленно соскользнула с ксифоса, – еще один искатель приключений?

– И больших денег, – добавил я, улыбнувшись.

С минуту всадник пристально рассматривал меня и моего спутника, продолжавшего сидеть на траве и во все глаза наблюдать за происходящим. Затем взор бойца прояснился. Он немного расслабился.

– Ну, если получится избавить нас от этой головной боли, скажем лишь спасибо.

– Спасибо на хлеб не намажешь.

– А, – отмахнулся воин, – за этим дело не станет. Правитель Аристомен с утра рвет и мечет.

– Вот как? – я подался вперед. – Что произошло?

– Посуди сам, – блики на ксифосе резанули мне глаза, – скоро состоится встреча двух господ. Кносса и Гортины. А тут в округе какая-то тварь шастает.

– Ты тоже думаешь, что это зверь?

Воин покачал головой:

– И человек может быть тварью в душе.

– Разумно.

– Но это не все.

Лошадь вновь нетерпеливо дернулась. Всадник выждал паузу, а затем выдал то, от чего мое сердце невольно забилось быстрее.

– Дочь правителя Аристомена пропала.

[1]Ксифос – прямой обоюдоострый меч, длиной около 60 см. Острие ярко выраженное, лезвие листообразное.

Глава 4

Я аж присвистнул от удивления:

– Ну ничего себе.

– Да, – кивнул воин, – я как раз отвозил донесение к западным границам, чтобы гарнизоны в лагерях были начеку, если вдруг она объявится или заметят что подозрительное.

– А нашедшему столь прекрасную деву полагается вознаграждение? – хитро прищурился я.

– Разумеется, – хмыкнул всадник, – Аристомен не поскупится, дабы вернуть дочь.

– Тогда можно считать, деньги у меня в кармане, – хмыкнул я, – видел ее.

Глаза воина широко раскрылись под коринфским шлемом. Он подался вперед.

– Видел?! Ты?!

– Ну, да.

– Так говори, не телись!

– Не так быстро, – вскинул руку я, – сперва поговорим о награде.

– Это не ко мне, – в голосе воина прорезались нетерпеливые нотки, – а к правителю.

– Значит, пора навестить Аристомена, – невозмутимо пожал плечами я.

Всадник нервно хмыкнул:

– Без обид, но со всякими проходимцами правитель не встречается. А пока ты тут языком треплешь, его дочь в опасности!

Я продолжал сохранять каменное выражение лица.

Видя мою непреклонность, воин простонал:

– Тридцать мин[1] серебра за возвращение дочери Аристомена – такую награду обещал правитель, если она вернется в родной дом. Большего я сказать не могу, – рука всадника скользнула к ксифосу, – а вот язык тебе развязать – вполне.

Я презрительно ухмыльнулся и повел плечами:

– Не думаю, что это будет просто, но… – улыбнулся шире, – сумма награды мне нравится.

– Так не телись же! – цыкнул воин, явно теряя терпение.

– А иногда так хочется, – притворно вздохнул, но накалять обстановку не стал, – ну, ладно, в гавани видел ее.

– Кносской?

– Ага, – подтвердил я и заговорщически добавил, – взошла на диеру неучей.

– Спартанскую что ли? – воин резко выпрямился в седле.

– Ону самую, – довольный, кивнул я, – так что если поторопитесь, сможете перехватить еще до того, как они возьмут курс на Лакедемон[2].

– Ясно, – холодно бросил всадник.

– Я могу идти к Аристомену за наградой?

– Нет.

Теперь настала моя очередь удивляться:

– Нехорошо обманывать людей. Я предоставил ценные сведения, где искать ненаглядную дочку правителя, а взамен ничего?

Я чувствовал, как внутри начинает закипать праведный гнев. Пока что его удавалось сдерживать, но иногда он становился неконтролируемым и затмевал мне взор красной пеленой. Презрительная усмешка, появившаяся на устах всадника, лишь подпитала скрытую ярость.

– Чего это ты ухмыляешься? – я опустил руки и сжал ладони в кулаки.

– Ты на меня не огрызайся, варвар, – фыркнул воин, обхватывая рукоятку ксифоса, – не то хуже будет.

– Хуже будет, если мне не заплатят причитающиеся деньги!

– Пока что тебе их не за что платить.

– Я сказал, куда подевалась дочь Аристомена!

– Сказал, – кивнул воин, продолжая презрительно ухмыляться, – только госпожа Амара взошла на борт спартанской диеры по воле своего отца.

Я опешил:

– Но ты же сам сказал, что его дочь пропала.

– Верно, – кивнул тот, перестав улыбаться, – но у правителя не одна дочь, а две.

– Две?

– Да. И после исчезновения младшей, да этих проклятых убийств, Аристомен решил отправить на время старшую в Спарту. На всякий случай.

Гнев стал постепенно утихать. Мой мозг пытался быстро переварить услышанное от всадника.

– И давно она пропала?

– Несколько дней как, – воин вздохнул, – вообще правителю не позавидуешь. Сначала начались эти странные пропажи людей. Потом по утрам стали находить их истерзанные трупы. Теперь вот дочь исчезла. Люди напуганы. А напуганные клароты хуже работают. Доходы падают. И все это во время прибытия в Кносс главы Гортины, – лошадь фыркнула под всадником, – оно нам надо? Поэтому Аристомен и объявил щедрую награду тому, кто распутает это дерьмо и покончит с убийствами.... И вернет ему дочь.

– Как она пропала?

– Ты меня спрашиваешь? – иронично хмыкнул всадник. – Я не ее телохранитель, чтобы знать подробностей. Говорят, просто поутру не обнаружили в собственных покоях. В доме правителя ее тоже не нашли. Но вечером слуги видели, как она отходит ко сну.

– Хм, – я потер подбородок, обдумывая его слова, – значит надо совершить визит к Аристомену. Заодно засвидетельствовать ему свое почтение.

– Не станет он встречаться с какими-то варварами с обочины, – фыркнул воин, а затем добавил, – без обид.

– По штанам людей не судят, – молвил я.

– Да хоть по голой заднице, – загоготал воин, – суть одна и та же. Незнакомца из низов к правителю не пустят без важного повода. К тому же сейчас двор занят подготовкой к встрече с главой Гортины, – он мечтательно вздохнул, – быть может, теперь-то они договорятся, и военным дрязгам придет конец.

– На смену одним сразу придут новые, – презрительно отмахнулся я, – спартанцы и афиняне уже готовы схватиться за мечи. Такова людская природа – резать друг другу глотки.

Воин по-другому посмотрел на меня. Готов был поклясться волосами Горгоны, но в его глазах промелькнуло уважение.

– Рад, что не я один это понимаю, – молвил он, – что нелегкая доля у простых бойцов.

– Кто сможет помочь мне попасть на прием к Аристомену? – поспешил я перевести тему, дабы не выслушивать нытье о тяготах солдатской жизни.

«Ненавижу нытье, от него голова болит».

– Хочешь стать богатым, как Крез[3], искатель приключений? – улыбнулся всадник, на этот раз без презрения.

– А кто не хочет? – я похлопал по кошельку на поясе.

– Нужен знатный господин, который согласится тебя с собой провести. Или же найди его дочь. Так будет даже лучше.

– А если я найду ее не целой, а по частям?

Тень промелькнула в глазах воина. Улыбка съехала с его лица, превращая то в подобие камня.

– Лучше целой, – тихо сказал он, однако было видно – опасения по поводу судьбы дочери правителя небеспочвенны.

– Как получится, – пожал плечами я.

– Ладно, – всадник встрепенулся и дернул поводья, – мне пора возвращаться. Не верю я, что тебе удастся докопаться до истины, но… удачи, искатель приключений. Пусть Гермес хранит тебя в пути, – и, пришпорив лошадь, поскакал в сторону Кносса.

– Еще чего, – буркнул я вслед, – чтобы он обчистил мои карманы?

Разумеется, он меня не услышал. Вскоре силуэт всадника потонул в облаке поднимаемой пыли, затем стих и цокот копыт. Мы с Иринеосом остались одни. Если не считать стрекочущих кузнечиков в траве да рыбаков в бухте.

– Во дела-а-а, – услышал я протяжный шепот и взглянул на юнца, – что ж здесь происходит, господин?

– А ты как думаешь? – усмехнувшись, ответил я вопросом на вопрос.

– Нечто страшное, – сглотнув, молвил он и, быстро вцепившись руками в тюк, огляделся по сторонам, – раз дочь самого правителя Кносса пропала… а ведь ее охранять были должны…

– Верно подметил, – кивнул я и потер подбородок, – хм, что же мы имеем? По ночам в окрестностях города пропадают люди. Некоторых из них со временем находят, скажем так, не совсем целыми. Будто хищные звери изодрали… но на острове такие не водятся… что еще… Таинственным образом исчезает дочь правителя. Прямо из-под крыши собственного дома. И все это перед визитом знатной особы из соседнего города, с которым у Кносса постоянная грызня…

– И… это… что это значит? – осторожно спросил Иринеос.

Я пожал плечами:

– Совпадения случаются. Как и дерьмо.

– Не понимаю, господин, – засмущался юнец.

– Я тоже. Пока. Но намерен распутать этот клубок. Зря что ли сюда тащился?

– Ты справишься, господин! – лицо Иринеоса просветлело. – Тезей смог найти выход из Лабиринта с помощью нити Ариадны. И ты сможешь!

– Пф, – презрительно фыркнул я, – Тезею не пришлось распутывать клубок. Он шел на всем готовом. Наивный дурак.

У юноши отвисла челюсть. Он сидел и молча хлопал глазами. Ну прям как выброшенная на берег рыба.

– Ладно, – я повел плечами, – нечего прохлаждаться. Начнем с малого. Узнаем, куда мог подеваться местный козопас. Заодно познакомимся с владельцем виноградника. Кто знает, быть может, если я разыщу его пропажу, то он сумеет замолвить перед Аристоменом за меня словечко, и тогда можно будет попасть на прием к самому правителю…

– Думаешь, получится, господин?

– Понятия не имею, – я пожал плечами, – но предпочитаю идти от простого к сложному.

– Почему? – с нескрываемым любопытством поинтересовался Иринеос.

– На сложное сразу мне не хватает мозгов, – угрюмо бросил я, что отчасти было правдой, – ладно, хватит воздух сотрясать. Пора в путь. Навестим дорийца исчезнувшего пастуха.

Юноша тяжко вздохнул, сгрудил нелегкие пожитки и нехотя поднялся, явно в душе предвкушая очередную прогулку в лучах палящего солнца. Пыль под ногами, мухи и слепни над головой – красота да и только.

«Ненавижу слепней» – про себя буркнул я, закинул очередную горсть бобов в рот и обильно запил водой. Так они разбухнут в желудке, и есть захочется еще нескоро.

– Ну, – утерев губы, я убрал бурдюк на пояс и огляделся, – где, как говорил тот торгаш, находится виноградник…

– Там, – кивнул перед собой Иринеос.

– Поразительная точность, – буркнул я, – где именно?

– На северо-востоке, господин.

Я оглядел местность отрешенным взглядом и сдул слепня, пытавшегося сесть мне на нос.

Иринеос непонимающе воззрился на меня:

– Ты не понимаешь, где северо-восток, господин?

– Иногда со мной так бывает, – угрюмо признался я.

– А… – юнец выглядел озадаченным, – это… говорил, что много путешествуешь, господин.

– Вот поэтому много и путешествую, – отрезал я, давая понять, что обсуждать свои слабости желания не имею.

Юноша громко сглотнул и вновь кивнул:

– Прямо по основной дороге и дальше вдоль берега. Виноградник будет на краю бухты рыбаков.

– Отлично. В путь.

Не намереваясь выслушивать возможные возражения, я вступил на дорогу и широким шагом направился в указанном направлении. Позади тут же раздалось громкое пыхтение. Иринеос едва за мной поспевал. Но все же умудрился бросить мне в спину:

– Это… быть может, Гермес тебя так карает за непочтение, господин?

– Обойдусь без покровительства этого пройдохи, – кинул я через плечо, – а тебе плачу не за то, чтобы языком чесал. Не на рынке амфорами торгуешь.

Юнец тут же потупил взор. Наверняка еще краской залился, только от ходьбы его лицо и без того приняло цвет спелого яблока. Я же шаг сбавлять не собирался.

«Поучить любить Гермеса он меня еще тут удумал».

Дорога вела вдоль берега и сворачивала вправо. До поворота мы добрались довольно быстро. С Иринеоса к тому моменту уже семь потов сошло. Посему он с облегчением выдохнул, когда впереди проступили очертания двухэтажной виллы с простенькими дорическими колоннами. Слева, недалеко от входа, возвышалась парочка глиняных амбаров с сеном. Желтоватые стены ярко блестели, отражая солнечные лучи. Возле построек можно было заприметить несколько человек. В одних набедренных повязках и загорелые дочерна, они горбатились на местного землевладельца. Кусты с виноградом начинались дальше, сразу за амбарами.

Я втянул носом воздух:

– Эх, сейчас бы хорошего винца.

– Да, господин, – пропыхтел позади Иринеос.

Я обернулся через плечо и подначил:

– Так помолись Дионису[4]. Быть может, он пошлет тебе амфорку.

Юноша не ответил. Лишь крепче вцепился в вещи трясущимися руками. Кажется, он уже успел пожалеть, что согласился на мое щедрое предложение.

Мы продолжали вышагивать к дому. Слева распростерлась небольшая равнина. Сухую почву, испещренную трещинами, покрывала скудная трава. Дальше вновь начинались холмы. Справа же по-прежнему в свете дня переливалась рыбацкая бухта. Теперь ветерок не дул нам в лицо, усиливая ощущение зноя.

«Надеюсь, дориец даст нам немного передохнуть… хотя вряд ли».

Слева от амбаров, недалеко от дороги, продолжавшей свой путь вдоль берега, виднелся невысокий длинный хлев. Закрытый, с узкими окнами. Похоже в нем и содержалось стадо коз владельца этих земель. Я прислушался, но блеяния не различил. Либо рогатые дрыхли, либо находились на выпасе. Зато что удалось различить, так это запах козьего дерьма.