Под ударами стальных крюков

Пирожки для папы

Эта необычная и одновременно жуткая история произошла или могла произойти не в такие уж и давние времена, лет тридцать тому назад. Ведь как ни крути, всегда и всюду что-нибудь да случается. А потом уже даётся запоздалая оценка тому, против чего мы запоздало протестуем и даже негодуем.

Нельзя сказать, что в небольшом городе под условным названием Жигруши участок по производству бетонных плит и конструкций существовал только для активного строительства дешёвого благоустроенного жилья для «простых» людей и частично «сложных». В основном здесь занимались производством довольно симпатичных ограждений, то есть заборов, состоящих из отдельных секций.

Понятно, что под постоянной заботой чиновников богатые в стране, в отличие от других, усиленно богатеют. По этой простой причине у них возникает не только острое желание, но и потребность ежедневно отгораживаться от народных масс. Причина тривиальна: стремление сохранить всё то, что странным и почти волшебным образом стало их собственностью. Поэтому производство высоких, надёжных и красивых заборов и ныне – неотъемлемая и архиважная часть отечественного производства и оригинально развивающейся экономики.

Двадцатилетняя, довольно милая девушка по имени Селена в лёгком летнем платье фиолетового цвета явилась на этот производственный участок с рюкзаком за плечами, в котором лежали пирожки. Не так много, килограмм семь с половиной. Они были предназначены для её отца и всей, не такой уж многочисленной бригады.

Увидев из кабины мостового крана свою дочь, машинист мощного подъёмного механизма Елисей Кондратьевич Колбугин помахал ей рукой, остановил свой агрегат и начал спускаться по лестнице вниз. Пришло время обеда, и его в сооружённом из бетонных плит бытовом помещении уже ожидали товарищи по работе, бетонщики и формовщики. Да, где-то, рядом в раздумье о бренности жизни бродил и молодой симпатичный мастер участка двадцати двух лет отроду Никон Фёдорович Альпаков.

Быстро, как африканские пеликаны, они плотно пообедают, а потом немного отдохнут. Останется ещё время для того, чтобы сыграть несколько партий в домино, а потом приступить и к ударной работе. Ведь не только Жигруши, но и вся страна в те времена систематически задыхалась от острой и ощутимой нехватки бетонных заборов. Благо, сейчас особого дефицита особо ни в чём не наблюдается, разве только в деньгах.

Но самых уважаемых господ и дам это не коснулось, и такая социально-экономическая обстановка радует народ. Людям строго и наставительно рекомендовали находиться в бодром состоянии духа, и он активно за это проголосовал.

На глазах Селены произошло не предвиденное и ужасное событие. Как только Елисей Кондратьевич спустился вниз, вдруг ожил, заработал мостовой кран. Он начал движение и действие на своё усмотрение. Ни при каких обстоятельствах его, конечно же, нельзя было причислить к коллективу механических представителей искусственного интеллекта, но для начала, на участке, он решил навести свои порядки и правила.

Игриво махнув четырьмя массивными стальными крюками, на металлических тросах, на так называемом «пауке», висящем на основном гаке-крюке, одним ловким движением мостовой кран отделил от тела голову Колбугина, которая подкатилась к ногам Селены и поинтересовалась:

– С чем пирожки, дочка?

– С капустой и картошкой, папа. Ну, так, ты же это…

– Раздай эти замечательные пищевые продукты моим товарищам и воронам. Я их тоже уважаю. Своей маме, Софье Парамоновне, передай от меня горячий и пламенный привет!

Голова закрыла глаза и тяжело вздохнула.

Мастер участка Альпаков, наблюдающий за происходящим, резво схватил Селену за руку и потянул в сторону, подальше от взбесившегося мостового крана. При этом, задыхаясь от волнения, Никон объяснил ей, что найти какую-нибудь канаву или овраг, спрятаться там. Только таким образом можно уцелеть.

Она с надеждой на благоприятный исход и со слезами на глазах задала мастеру прямой и важный вопрос:

– Как ты думаешь, Никон, моего папу можно будет вылечить?

– Наверное, можно, – ответил он. – Но надо срочно обратиться к медикам за рубежом. Они там давно уже научились на место оторванных голов пришивать людям другие части тела. К примеру, задницы. Они даже ими думают.

– Но у нас, в городе, тоже неплохие поликлиники. Если постараться, то, наверное, что-нибудь получится.

– Честно сказать, не знаю, Селена. Ты ведь медицинская сестра, а не я. У меня другая работа, занимаюсь производством бетонных ограждений. Но сейчас нам необходимо где-нибудь спрятаться.

Бытовка, где не так давно отдыхали от трудов бетонщики и формовщики, была основательно разрушена. На деревьях, вместо яблок и груш, висели оторванные руки, ноги и головы. Некоторые из них даже улыбались, но не все. Большинство сохраняло суровое молчание.

Стремительно убегая прочь, Альпаков и Колбугина, всё же обратили внимание на то, что мостовой кран сделался другим, преобразился. Он стал огромным железным великаном, держащим в руках металлические тросы, на которых болтались четыре стальных крюка, стремительно выросшие в двадцать восемь с половиной раз или чуть больше.

С лёгкостью железный исполин раздавил своей массивной ногой автомобиль-миксер, основательно загруженный жидким бетонным раствором. Возмущённый шофёр, невероятным образом пока уцелевший, возмущённо крикнул великану:

– Ты кто такой, пацан?! Рэмбо, что ли?

– Я – Сидоров Трифон Аркадьевич! – исполин ударил себя железным кулаком в грудь. – Мне скучно и тоскливо. Понял, мужик?

– Сходил бы в художественный музей и посмотрел бы на чёрные квадраты и прочие… треугольники! Между прочим, меня зовут Митя.

– Не интересно мы живём, Митя! Мы разучились радоваться жизни.

С этими словами железный Сидоров ударил связкой крюков общительного шофёра, от которого осталась лужа крови и небольшая кучка костей.

Молниеносный бег позволил Селене и Никону удалится от опасного места на определённое расстояние. Им удалось добежать до элитного посёлка очень зажиточных господ и дам, который носил гордое и поэтическое название Попрыгунчик. Но и здесь уже царил хаос абсолютного разрушения. Великан Трифон Аркадьевич не обирался оставлять от беспечального селения камня на камне. Симпатичные четырёхэтажные особняки и даже дворцы и терема превращались в пыль и в мелкий щебень, смешанные с кровью и кусками свежего человеческого мяса.

Прячась от опасности, Альпаков и Колбугина устроились под крутым берегом не очень широкой, но бурной речки Лимпопошка. Снимая с плеч тяжёлый рюкзак, Селена с облегчением заметила:

– Вроде бы, Никон Фёдорович, мы спасли свои жизни.

– Мы, Селена Елисеевна, сберегли самое главное, – он нежно взял её за руку и проникновенно посмотрел в глаза девушки. – Самое основное сберегли.

– Нашу любовь?

– И её тоже. Но мы сохранили главнейшее! Пирожки! Они с нами.

– Но жаль, что папа и его товарищи уже не смогут съесть ни одного.

– Нам больше достанется, – он торопливо раскрыл рюкзак, вытаскивая один из целлофановых пакетов с пирожками. – Мы даже не знаем, сколько дней или долгих лет нас с тобой предстоит скрываться от настойчивого и принципиального Трифона Аркадьевича.

– Может быть, Сидорова в ближайшие дни поразит молния. Он ведь железный. Вроде бы, синоптики пообещали, что уже завтра начнутся грозовые дожди.

– Моя мама, которую зовут Агрипина Карповна, пообещала мне, когда я был ещё ребёнком, что она выйдет замуж за французского графа, но не сделала это. Она, кстати, метеоролог. Так что, лучше уж верить евангелистам или нашим политикам, чем синоптикам. Да и не следует желать зла даже бывшему мостовому крану. Не хорошо это.

– Но ведь он не пощадил моего папу, с которым находился в постоянном контакте. Делали вместе одно дело, важное и полезное, и пели дуэтом задорные патриотические песни.

– Ничего страшного. Следует всех прощать. Мы же не злодеи, а добрые люди. Если в тебя враг стреляет короткими и прицельными очередями из ручного пулемёта, то не забрасывай его гранатами, а предложи ему горсть или даже шоколадных конфет.

– Как, всё-таки, приятно и почётно быть добрым и отзывчивым.

Они с некоторым отчаянием, но с большим аппетитом съели по три пирожка и решили минут десять отдохнуть от приёма пищи.

Селена спросила своего не совсем давнего знакомого, симпатично парня Альпакова, кем был его папа и где он сейчас обитает.

– Мой отец, по имени и отчеству Фёдор Филиппович, был и остался альпинистом, с гордостью ответил мастер участка. – Он теперь бродит в горах Сихотэ-Алиня. Это на самом краю нашей замечательной страны. Питается дикими абрикосами и грибами. Его не так давно видели мамины знакомые в тех местах. Папа сидел на дереве. Они вместе с тамошним дятлом добывали из-под коры личинок и жучков.

– Мне очень приятно, что твой папа живёт интересно и задорно, – улыбнулась Селена, – и ни одному государству не платит налогов.

– Он всегда был смекалистым. По ночам мой папа съедал всю колбасу в холодильнике, и потом полдня мне и маме объяснял, что в нём поселились мыши. Кроме того, обнаглевшие грызуны в тёмное время суток пили водку и закусывали спиртное солёными огурцами.

Не далеко от Никона и Селены слышался шум, грохот и жуткие крики умирающих. Это железный гигант Сидоров получал эстетическое удовольствие и продолжал наводить в городе Жигруши свои порядки. Трифон Аркадьевич оказался не только частично мыслящим, но и неутомимым существом.

Вода в речке забурлила, и прямо из реки на берег вышел высокорослой мужик лет сорока пяти, весь покрытый бурыми водорослями. Самый настоящий водяной, которого привлёк запах пирожков.

– Это ты, папа? – выразила свое удивление и, в какой-то, степени недоумение Селена. – Но как же так? Несоответствие получается.

– Когда же ты, Кондратьевич, успел сменить место работы? – поинтересовался мастер участка Альпаков. – Какие-то невероятные события происходят.

– Чему же тут судорожно изумляться? – сказал водяной. – Без всяких там предварительных рождений я переместился сюда, в нашу речку Лимпомпошка.

– А где все остальные бетонщики и формовщики, – задал вопрос Альпаков, – Пыриков, Мыриков, Чириков, Дыриков, Ныриков, Выриков, Цыриков, Гыриков и бригадир Юферинг

– Им повезло. Их далеко не отправили, – дал некоторые разъяснения бывший машинист мостового крана. – Они остались в нашем мире и даже не за границей. Обитают вместе со мной в нашей речке Лимпопошка.