Невероятная доктор Белль и Повелитель драконов

Глава 1

– Сжечь её! Сжечь дотла!!! – орала толпа бородатых мужиков, потрясая над головами ярко горящими факелами, в их неровном свете хищно сверкнуло серебром холодное оружие.

– Лови ведьму! Не дай ей уйти!

Человеческие голоса, лай собак и лязг металла – вся эта ужасающая какофония толкала меня в спину, заставляя бежать всё быстрее. Я мчалась, не разбирая дороги, сердце громко стучало в ушах, дыхание срывалось, ноги подводили. Ночной густой лес казался бесконечным лабиринтом, ветки немилосердно хлестали по лицу и рукам, каждый сучок стремился зацепиться за одежду, словно желая остановить. Поймать. Не дать уйти. Будто всё вокруг было на их стороне. Массивные стволы деревьев вздымались к небу, туда, где их густо сплетенные кроны создавали непроницаемый полог.

Непроглядная тьма обступала меня, я видела лишь очертания деревьев, поэтому пришлось положиться на интуицию, на некое звериное чутьё. Хотелось ещё раз обернуться, чтобы понять, насколько далеко от меня преследователи, но я, собравшись с силами, продолжала движение вперёд.

Бух. Бух. Бух.

Гулко колотилось в груди.

Вот интересно, если меня поймают и отправят на костёр…, то как быстро сердце не выдержит и остановится?

Хмм… Думаю через пять – десять минут, не больше. Многое ведь зависит от того, какой интенсивности будет огонь. Мучительная смерть, когда сердечная деятельность прекращается из-за ожогового болевого шока, вкупе с острой гипоксией и резкого падения кровяного давления. Если я окажусь в лапах святош, то меня ждёт страшная смерть, впрочем, она никогда не бывает красивой.

С этой мысли я переключилась на другую: предательство Оливии стало для меня ударом! Как ножом в спину. А я ведь рискнула ради её сына всем на свете!

Задумавшись об этом, я не заметила кочку и, естественно, об неё споткнулась – подошвы домашних тряпичных туфелек заскользили по влажной земле, но я успела сохранить равновесие и следующее подобное препятствие просто перепрыгнула, после чего продолжила свой сумасшедший смертельный забег.

Сосредоточилась, яростно ругая себя за посторонние, бесполезные мысли, и помчалась вперёд, уже не поднимая головы, глядя строго под ноги. Сердце гулко стучало, мысли путались, но я не могла позволить себе остановиться. Потому и не сразу заметила, как передо мной, словно по воле злого рока, выросла непроницаемая стена из деревьев и высоких кустов. Резко затормозила, едва не врезавшись в зелёный заслон. С отчаянием в душе я тяжело выдохнула, пытаясь справиться с накатывающим ужасом.

Мой взгляд метался, как загнанный зверь, в поисках хоть малейшей щели, проблеска между плотно сплетёнными ветками. А напряжение всё росло, сжимая грудь – я отчаянно, почти болезненно жаждала найти выход.

И вдруг – вон там! Выход! Не раздумывая ни секунды, рванула вперёд, нырнула в узкий, едва заметный проход и, стиснув зубы, зашагала так быстро, как могла. Через некоторое время тоннель расширился и я снова перешла на бег, стараясь не думать об усталости и вскоре вырвалась на открытое пространство, зеленая стена осталась позади.

– А-а! – заорала я от прострелившей боли – настолько сильно треснулась ногой о булыжник, но тут же захлопнула рот, обрывая крик – нельзя, чтобы преследователи узнали моё местоположение. Не удержав равновесие, беспомощно взмахнула руками и кубарем, молча покатилась вниз. Острые камни больно впивались в открытые участки тела, до крови царапали нежную кожу, рвали тонкую ткань платья. Меня несло стремительно, я не могла ни за что ухватиться, только сцепить зубы и терпеть.

Бах! Смачно приложилась всем телом. Остатки воздуха выбило из груди, мир перед глазами поплыл и я потеряла сознание.

***

Несколько месяцев назад

Операция длилась восемь долгих часов. Я устала так, что буквально засыпала на ходу.

– Операция прошла успешно, – первым делом сказала я родственникам пациента, выйдя к ним в зал ожидания. – Всё будет хорошо.

– Ирина Михайловна, нам вас сам Бог послал, не иначе! Никто другой не брался за нашего сына. Только вы дали согласие. Спасибо вам… – Нина, мама Антона, обхватила мои руки и трепетно сжала. А у меня не было сил даже улыбнуться.

– Да, Ирина Михайловна, нашей благодарности нет предела… – вторил её супруг, невысокого роста мужчина лет пятидесяти.

Я вежливо и максимально быстро с ними простилась, оставив своего помощника беседовать с четой Комаровых, сама же улизнула в ординаторскую. Стоило мне войти в помещение, как все молча вымелись вон, оставив меня одну – мои все знали, если босс после сложной операции, то её лучше не трогать хотя бы первые четверть часа, а на их вопросы я так или иначе отвечу, никуда не денусь.

Благодарно им кивнув, села на диван и вытянула гудящие от усталости ноги.

Прикрыла веки – мне хотелось просто посидеть в тишине комнаты.

В районе сердца вдруг противно заныло, я тихо охнула и прижала правую руку к груди, с силой потёрла, но боль всё не желала утихать, она нарастала, заставляя меня буквально задыхаться от недостатка воздуха.

Последней мыслью было позвать на помощь, но изо рта вырвался едва различимый сип и мир заволокла алая пелена…

– Отец Томас, моя девочка поправится? – встревоженный голос ворвался в моё плывущее сознание, становясь то громче, то превращаясь в невнятное бормотание.

Давление в груди постепенно ослабевало и в итоге сошло на нет, боль разжала свои острые когти, вцепившиеся в моё бедное сердце, позволяя мне наконец-то свободно вдохнуть и беспрепятственно выдохнуть.

– Леди Джульетта, лихорадка сошла на нет, это хороший знак. А всё благодаря проведённому вчера кровопусканию, ваш супруг правильно сделал, согласившись на эту процедуру! Полагаю, теперь леди Изабелла пойдёт на поправку. Сегодня для усиления эффекта, можно было бы добавить клизмы с травяной лечебной настойкой, но я, увы, спешу. Потребно принять роды у молодой герцогини Хэпшир, а ехать далеко, сами понимаете, каждая минута на счету. Так что, простите, кхм-кхм…

Мой слух, наконец-то, полностью восстановился, я приоткрыла глаза и увидела странно одетую женщину напротив высокого мужчины в тёмной рясе с истёртыми краями.

Галлюцинации? Какие объёмные и красочные! Или всё же сон?

Стало вдруг любопытно и я продолжила тихо наблюдать за несуразной парой.

Фигура монаха почти сливалась с тенями в полумраке комнаты, лишь серебряный амулет со змеёй тускло поблескивал в свете свечей. Лекарь не выказывал ни нетерпения, ни жадности – его жилистые руки были степенно сложены на выпирающем животе, а в глубоко посаженных карих глазах читались смирение и усталость после тяжких трудов на ниве целительства.

Незнакомка вынула из многочисленных складок своего платья чёрный увесистый мешочек и протянула мужику, тот привычным движением принял характерно звякнувшее подношение и ловко спрятал, будто и не было.

– Благодарю, леди Элисон. Молитесь денно и нощно. Я вернусь так скоро, как смогу, – слегка поклонился отец Томас, подхватил со стола потёртую временем сумку и, не оборачиваясь, вышел вон, тихо прикрыв за собой дверь.

Я же снова закрыла глаза, голова вдруг закружилась, накатила дикая слабость. А ещё растерянность и страх: что это за игра воображения? Это явно не палата в больнице…

Слуха коснулось шуршание многослойной ткани, и вот та самая незнакомка коснулась ладонью моих волос, ласково погладила и негромко сказала:

– Живи, моя девочка. Белла, просто живи.

Глава 2

Итак, я Ирина Михайловна Шмелёва, главврач хирургического отделения крупной больницы, необъяснимым образом оказалась в теле Изабеллы Элисон, дочери барона Мортимера Элисона и его прекрасной супруги Джульетты.

Как только я смогла себя ощупать, поглядеться в зеркало и убедиться в смене тела, то испытала шок. Ни с чем не сравнимое душевное потрясение. Потому первые дни после этого ошеломляющего открытия я провела в оцепенении, бездумно глядя в одну точку и пытаясь осмыслить случившееся.

Сначала накатило отрицание, затем гнев на судьбу-насмешницу, после чего я пыталась торговаться сама с собой, борясь с глухой тоской по дому, родным и любимейшей работе.

Затем нагрянуло тяжкое смирение. А с принятием новой реальности, я чётко осознала – всё это не бред, не сон, не… и ещё много раз не.

Моя новая мама, леди Джульетта, являла собой воплощение доброты и заботы – и это не могло не радовать. Будь иначе, чисто психологически я бы долго не выдержала. Она часто навещала меня, тихо читая романы о рыцарях и трепетных леди, а я больше молчала, изредка что-то шепча в ответ или просто делая вид, что дремлю. Окружающие меня люди говорили на английском, чертовски сложном, непривычном, но тем не менее, как бы удивительно это ни звучало, я понимала абсолютно каждое слово.

Священник отсутствовал около недели, но вскоре вернулся с неизменным намерением провести очередное кровопускание – процедуру, от которой, вероятно, и скончалась прежняя Белла – либо же настойчиво предлагал поставить клизму. За немалые деньги, разумеется. Лишь благодаря Джульетте он так и не добрался до моего скелетоподобного тела и уходил ни с чем, бормоча слова о том, что Господу виднее, а его устами глаголит именно он.

– Отец Томас, думаю, более нет нужды приходить к Изабелле, она совершенно точно идёт на поправку, – когда лекарь заявился ко мне в опочивальню в очередной раз, графиня не выдержала. – Так что не тратьте на нас своё драгоценное время. Всего вам доброго, – и та-ак строго поглядела в глаза монаха, что тот чуть растерялся, но быстро взял себя в руки и выдал:

– Но ваш супруг велел мне следить за состоянием молодой мисс…

– Мой муж отбыл в столицу. Вернётся не скоро. А потому отныне все решения в его отсутствие, принимаю я, – припечатала хозяйка дома. Эскулапу ничего не оставалось, как ретироваться – он лишь осуждающе нахмурил седые брови и вымелся вон, но сдержался и хлопать дверью не стал.

Я же тихо облегчённо выдохнула: кровопускание в подобном состоянии, в коем я сейчас находилась – последнее, что можно было предложить.

Несмотря на душевный раздрай, я всё же старалась хорошо питаться, понемногу, но часто. Горячий мясной бульон, подсушенный хлеб, разваренную на воде овсяную кашу, овощные пюре. Сама же и составила для себя меню, со мной не стали спорить, сделали, как велела.

Постепенно тело крепло, как и мой дух, а вместе с ними и воля к жизни.

И вот вторая неделя моего пребывания в новом мире и новом теле подошла к концу.

– Белла, доброе утро! – мама вошла в мою опочивальню, на её губах играла привычная ласковая улыбка. Женщина подошла к окну и одёрнула портьеры, впуская в комнату солнечный свет.

Моя комната располагалась в восточной башне замка, где первые солнечные лучи, проникая сквозь узкие стрельчатые окна-бойницы, медленно ползли по каменным стенам, окрашивая их в теплые золотистые тона. В те первые дни, когда отчаяние захлестывало с головой, именно эти рассветные часы возвращали мне душевное равновесие.

Массивная кровать под резным балдахином занимала большую часть пространства. Дубовые столбы, поддерживающие тяжелый темно-синий полог, были украшены искусной резьбой – виноградные лозы переплетались с фигурами мифических существ. Отец заказал эту кровать специально для единственного ребёнка у лучших мастеров Аландрии, когда ей исполнилось четырнадцать.

Всю противоположную стену занимали внушительные сундуки, окованные железом. В них хранились платья девушки, пошитые из тонкой шерсти и шелка, привезенные купцами из далёких земель. Рядом с кроватью, на тумбе, стоял небольшой сундучок для украшений, инкрустированный перламутром и слоновой костью. Подарок матери любимой дочери в день её первого причастия.

Молитвенная скамья у окна, если верить личной служанке, была любимым местом Изабеллы. Здесь она проводила часы за чтением псалтыри, расшитой золотыми буквицами, на стене над ней висел гобелен с изображением цветущего сада – работа монахинь из соседнего аббатства. Местами холодный пол устилали овечьи шкуры: две лежали у камина, и столько же по бокам от моей кровати.

Камин… Самой ценной частью комнаты для меня был именно он. Каждый вечер в нём тихо потрескивали дрова, тепло, идущее от очага, согревало моё вечно зябнущее в этих каменных стенах тело. Подле него (камина) стояло два резных деревянных кресла, куда я пару дней как начала садиться, завернувшись в тёплый плед и слушая, как огонь медленно сжигает поленья. Над камином висел старинный щит рода – тёмный, потускневший от времени, с едва различимым гербом. Он был напоминанием о доблести предков прежней хозяйки тела.

В одной из ниш располагался туалетный столик из полированного дуба с «зеркалом», сделанным из бронзовой, натёртой до блеска, пластины. Рядом стояла скамеечка, где по утрам моя служанка Агнес расчесывала мои волосы костяным гребнем.

По вечерам комнату освещали восковые свечи в бронзовых подсвечниках, их мягкий свет создавал причудливые тени на стенах. В такие моменты мне казалось, что фигуры на гобелене оживали и бабочки вот-вот выпорхнут из своего сада.

Запах лаванды и розмарина, которые служанка раскладывала между простынями, смешивался с ароматом горящего в камине можжевельника.

На стенах висели гобелены. Их нити, сотканные руками женщин рода, показывали сцены охоты и праздников, и каждый раз, когда я смотрела на них, мне казалось, что я погружаюсь в прошлое, будто становлюсь частью неведомого мне чужого прошлого.

– Доброе утро! Мама, – я замялась, собираясь с духом.

– Да, доченька?

– Не знаю, как сказать…

– Как есть, так и говори, – подбодрила она меня.

– В общем, я не помню, кто я есть, – выпалила я, вся сжавшись внутри от напряжения: из меня плохая актриса, но сейчас от разыгрываемой сцены зависит многое. – Я… совсем ничего не помню… – едва слышно договорила, чувствуя, как что-то внутри дрогнуло и безо всякого притворства по щекам покатились настоящие горячие слёзы, долгое время сдерживаемые железной волей.

Глава 3

– Белла… Что ты такое говоришь? – ахнула женщина, всплеснув руками. Она мигом оказалась подле кровати, села рядом со мной и, крепко прижав к себе, стала нашёптывать что-то успокаивающее, нежно поглаживая меня по спине и волосам.

Потихоньку я успокоилась. Давно меня так не накрывало, чтобы с соплями, да размазывая их по лицу, до икоты и опухших глаз и носа. Я редко когда позволяла себе быть слабой, а уж в присутствии по сути совершенно постороннего человека тем паче. Джульетта подала мне чистый платок, с вышитой собственноручно монограммой в уголке. Я промокнула глаза, высморкалась, на что родительница лишь слегка поморщилась, но никак не прокомментировала.

Я же посмотрела на неё пристальнее и сразу же заметила некоторую одутловатость и скованность в движениях. Сегодня графиня Элисон выглядела хуже, чем вчера или даже неделю назад. Тем не менее, измождённый вид не мог скрыть природную утончённую красоту Джульетты: удлинённый овал лица с тонкими чертами, обрамляли золотистые волосы, заплетённые в две длинные косы, перевитые жемчужными нитями. Высокий чистый лоб, брови, словно нарисованные тонкой кистью, изящно изгибались над глазами цвета летнего неба. На припухших щеках, несмотря на искусно наложенную белую пудру, проступали тени усталости, а под глазами залегли тёмные круги. За косметикой явно пытались скрыть какие-то проблемы со здоровьем. Я могла бы назвать множество болезней, под которые подходят эти симптомы: от анемии из-за принятых тут кровопусканий, до проблем с почками. Мне очень хотелось обследовать Джульетту, но я пока не могла себе этого позволить.

Сегодня матушка облачилась в платье небесно-голубого цвета, сшитое из тончайшей шерсти. Длинные рукава, расширяющиеся книзу, были отделаны серебряной тесьмой и подбиты белым шёлком. Талию стягивал пояс из серебряных пластин, украшенных гравировкой и драгоценными камнями – свадебный подарок супруга.

Верхнее платье, распахнутое по бокам, открывало нижнее, из тонкого льна. По подолу шла искусная вышивка, каждый шаг заставлял ткань переливаться, будто воды горного ручья на солнце. Тонкие пальцы украшали кольца – знаки союзов между благородными домами, каждое со своей историей и значением.

Движения графини были исполнены той грации, которую годами прививали ей учителя танцев и этикета: спина прямая, подбородок слегка приподнят – осанка, выдающая благородное происхождение. Она всем своим видом соответствовала положению, уготованному ей рождением и воспитанием. И делала всё, чтобы не показать, как ей больно ходить.

– Я не помню вас, матушка, папеньку, своего детства, своих увлечений. К имени Изабелла едва привыкла.

Женщина не спешила с ответом, но её безмятежное лицо говорило о том, что моё признание не стало для неё откровением. Не успела я выразить своё беспокойство её затянувшимся молчанием, как она заговорила:

– Ощущаешь ли ты в себе силы подняться со мной на крышу, прогуляться по "дозорному пути*"?

Я прислушалась к себе: слабость в теле всё ещё присутствовала, но твёрдо стоять на ногах в течение получаса, без желания присесть, я уже могла.

– Да, вполне, – кивнула я. – Если ненадолго.

Тут в дверь дробно постучали, створка открылась и на пороге показалась Агнес, моя личная служанка, пышнотелая женщина лет тридцати – но тут я могла ошибаться, – время диктовало свои условия и порой совсем молодые выглядели куда старше прожитых лет. В её руках покоился широкий, даже на вид тяжёлый деревянный поднос, уставленный разнообразной посудой.

– Ох! Ты же ещё не завтракала! – всплеснула руками Джульетта и вспорхнула с моей кровати. – Давай помогу одеться.

Я сама, безо всякой поддержки сходила в местный аналог туалета – в отдельную маленькую комнатушку с дыркой в полу, из которой знатно поддувало. И воняло. Затем сама же умылась водой из таза, а вот одеваться уже пришлось с дополнительной помощью, ибо была опасность преждевременно устать: сорочка, нижнее и верхнее платья, какие-то висюльки на волосы, на пояс. Всё вместе оно ощутимо весило.

– Потерпи, милая. Раз уж тебе предстоит выйти из комнаты, ты можешь попасться на глаза обитателям замка. А посему выглядеть должна согласно статусу и положению, – вещала матушка, поправляя складки на ткани то справа, то слева.

На завтрак мне подали несколько ломтей серого, ноздреватого хлеба, тонко нарезанный сыр, варёное мясо, одно яйцо, сваренное вкрутую и овсянку на молоке. В высокий серебряный кубок налили воду, разбавленную красным кислым вином. На десерт я с удовольствием насладилась запечённым в меду яблоком.

Мы вышли из комнаты и неспешно направились по коридору. Стены украшали гобелены с охотничьими сценами, их плотная ткань слегка колыхались от сквозняка, проникающего через узкие окна-бойницы. В тусклом свете, что лился из их узких проёмов, я могла различить потускневшие от времени фрески на сводчатом потолке. Миновав большую залу, где слуги уже убирали после утренней трапезы остатки еды с массивных дубовых столов, свернули в западное крыло замка. Здесь было темнее – свет проникал лишь через редкие окна-щели, прорезанные в толще стен. Под ногами поскрипывала солома, из рассказов Агнесс я знала, что эту подстилку менял кастелян каждую неделю. Вскоре добрались до винтовой узкой лестницы.

По мере того, как мы поднимались выше, холодный воздух становился всё пронзительнее. В редких световых колодцах кружились пылинки, танцующие в узких лучах света. Я придерживалась за шершавую каменную стену – верёвочные перила, натянутые вдоль лестницы, не внушали мне доверия.

На площадке третьего яруса я остановилась перевести дух. Мама терпеливо замерла рядом. Последний пролёт был самым крутым. Каменные ступени стали уже, а потолок опустился так низко, что приходилось пригибать голову. Тяжёлая дубовая дверь, обитая железом, отделяла лестницу от дозорного пути. Её засовы и петли регулярно смазывали, чтобы в случае опасности защитники могли быстро попасть на стены.

Мама потянула на себя тяжёлую створку и на нас тут же налетел мощный порыв ветра. Впереди простирался дозорный путь – широкая площадка, огороженная зубчатым парапетом. Между мерлонами были устроены бойницы для лучников, а в полу виднелись отверстия машикулей – через них на головы осаждающих можно было лить кипящее масло или смолу.

– Это место самое моё любимое в замке. Отсюда открывается просто невероятный вид на город и лес за стеной, – поделилась со мной Джульетта, я же шагнула вперёд, чтобы насладиться захватывающим дух зрелищем.

– Ты потеряла память из-за проснувшегося дара, – тихо произнесла матушка, когда мы отошли подальше от двери, туда, где нас точно не могли подслушать. – В моём роду через поколение рождаются дети с необыкновенными способностями.

Прим. автора:

*В средневековых замках открытая площадка на крыше, огражденная зубчатыми стенами (парапетом), называлась "боевой ход" или "дозорный путь" (walkway или battlements на английском, "chemin de ronde" – на французском).

Эта площадка выполняла несколько важных функций:

Служила местом для дозорных, наблюдавших за окрестностями;Использовалась для обороны замка (через бойницы и между зубцами стреляли лучники);Позволяла быстро перемещаться между башнями замка;В мирное время могла использоваться для прогулок.

Зубчатые стены, огораживающие эту площадку, назывались "мерлоны" (выступающие части) и "кренели" (промежутки между ними). Через кренели защитники замка могли вести стрельбу по противнику, а мерлоны служили им укрытием.

В некоторых замках над боевым ходом могли устраивать навесы для защиты от непогоды, а также делать специальные отверстия в полу (машикули) для защиты подножия стен.

Глава 4

– Мама рассказывала мне о случаях, когда в нашем роду после инициации женщины теряли свои воспоминания. Им приходилось начинать свою жизнь с нуля. Тебя эта участь, увы, тоже не миновала.

От услышанного я замерла, не зная, как реагировать. О чём речь? Инициация? Дар?

– Ты о чём? – я остановилась и взволнованно поглядела на собеседницу.

– Изабелла, ты стала ведьмой, – грустно улыбнувшись, пояснила Джульетта. – Все подумали, что тебя одолела лихорадка, но я знала… Всё знала. Не хотела подпускать к тебе священника, чтобы он ни о чём не догадался. Иначе…

– Иначе?.. – выдохнула я, подозревая, что услышанное мне сильно не понравится.

– Ведьм жгут. Прежде могут крепко избить батогами.

Я с трудом сглотнула вдруг ставшей вязкой слюну.

– Девочка моя! – всполошилась матушка. – На тебе лица нет!

Вместо ответа я медленно прошла вперёд и опустилась на кованую скамью.

– Расскажи, пожалуйста, всё, что мне следует знать.

Графиня понятливо качнула головой и присела рядом. Помолчала.

– Я никакими способностями не обладаю. Но моя матушка, покойная баронесса Ровена МакДуглас, была сильнейшей колдуньей северных земель Эрсландии. Она могла вылечить человека от любой хвори, но также проклясть до смерти. Её страшились. Власть церкви на тех землях слаба, потому матушка не боялась Святой инквизиции. Если бы не роковое коварство её же собственного мужа! Ровена непременно дожила бы до твоего рождения и передала бы тебе все свои знания. Но вышло иначе и вот я замужем за графом соседней страны, а ты отныне в опасности.

Джульетта подбадривающе сжала мою ледяную ладонь и продолжила:

– Главные правила: скрывать свои способности ото всех. Используй силу лишь тогда, когда есть возможность остаться незамеченной. При малейшем риске быть пойманной, забудь о магии и держись в стороне. Не вмешивайся! – Графиня понизила голос ещё немного: – Ближе к тридцати годам в тебе разовьётся редчайшая способность. Ты научишься возвращать умерших с того света.

С каждым её словом мои брови поднимались всё выше, а на последней фразе я и вовсе офиге… обомлела.

– Мама, я не ослышалась?!

– Да, но есть определённые условия, – пояснила Джульетта. – Вернуть оживить человека можно лишь в первые сутки после смерти. Позже ничего не выйдет.

– И-и? – прищурилась я, понимая, что за такое чудо и спросят много.

– Воскресив усопшего, ты отдашь за это пять лет собственной жизни, – припечатала рассказчица. – Потому, прежде чем решиться на столь опрометчивый шаг, все тщательно обдумай. Крепко подумай, Белла.

Я хмуро посмотрела вперёд. Город с кривыми улочками теснился у подножия нашего замка. Почерневшие от времени дома под соломенными крышами, снующие туда-сюда, словно муравьи, люди. Каменная церквушка с приземистой колокольней на центральной площади. За городской стеной раскинулись вспаханные крестьянами поля, там же сверкала широкой лентой синяя река, на её правом берегу виднелась мельница, а по дороге в нашу сторону мчалась группа всадников, оставляя позади себя облако пыли. Обычная пасторальная картина, за которой теперь крылось пугающее непредсказуемостью будущее.

– А как пользоваться своими способностями? – спросила я после недолгого молчания.

– Интуитивно. Дар сам тебя поведёт.

– Мама, ответ более чем расплывчатый, – криво улыбнулась я. – И, если честно, я в себе никаких сверхъестественных сил не ощущаю.

– Ты ещё полностью не оправилась. Как только окрепнешь, так и поймёшь всё, что нужно. Я сама, увы, не ведьма, поэтому мало чем смогу помочь, – грустно улыбнулась она.

– Матушка, у тебя ведь что-то болит? – раз уж тут такие откровенности, то можно спросить о том, что давно меня тревожит.

– Болит, – не стала отрицать она. – Я надеюсь, денно и нощно молюсь Всевышнему, чтобы твой дар проявился как можно быстрее и ты успела мне помочь. С каждым днём терпеть эту муку становится всё сложнее.

– Расскажи подробнее, – попросила я.

– По утрам встаю и будто вся опухла, – начала она. – Потому в последнее время принимаю настойки травницы Ниты, они мне хорошо помогают. Сегодня, правда, я ничего не пила, тошнило с утра так, что думать о еде или питье не могла. Частенько болит голова, хочется спать. Аппетита почти нет, заставляю себя съесть пару кусочков мяса.

– Мама, приляг на скамью, – велела я, внимательно её выслушав.

– Что? Прямо здесь? – округлила прекрасные глаза графиня.

– Идти до моей комнаты далеко. Да и смысл? – развела руками я.

Я внимательно вгляделась в лицо своей первой в этом мире пациентки: характерная бледность кожных покровов, отчётливые тёмные круги под глазами, несильная одутловатость лица, особенно заметная под нижними веками. При надавливании пальцем на отёчные участки оставалась характерная ямка, которая медленно расправлялась – верный признак скопления жидкости в тканях.

Мои руки осторожно прощупали нижнюю часть спины, сначала справа, затем слева. Когда я слегка постучала ребром ладони по пояснице, женщина поморщилась: явная болезненность в проекции почек.

Обследование живота я начала с лёгких круговых движений, проверяя напряжённость мышц. Затем осторожно надавила глубже, особое внимание уделив правому подреберью, пытаясь через переднюю брюшную стенку определить размеры печени. Голени и стопы оказались тоже немного отёчными. Я проверила все доступные лимфатические узлы – они не были увеличены. Пульс прощупывался – частый, напряжённый – ещё один тревожный признак. Приложив ухо к груди Джульетты, различила учащённое сердцебиение.

– Спасибо, матушка, присядь. Могу я тебя ещё кое о чём спросить?

– Да, конечно, – кивнула она, медленно поднимаясь.

– Расскажи, как часто ты ходишь в уборную и какого цвета моча?

– О таком даже отец Томас никогда меня не спрашивал, – тихо рассмеялась графиня.

– Ему нет нужды искать причины, потому как для него существуют лишь два способа лечения, и они сразу ото всех болезней – кровопускание в тандеме с клизмой, – зло фыркнула я.

– Да, тут я с тобой соглашусь. Всё же знаю, что можно помочь хворому и иначе. И чем же тебе понадобились этакие подробности цвета моей мочи?

– Много чем. Поверь мне, – я твёрдо заглянула в её необыкновенные голубые глаза.

Женщина недоверчиво качнула головой, но всё же удовлетворила моё любопытство – порции мочи стали меньше и она помутнела.

Всё складывалось в характерную картину почечного недуга.

– Мам, – прошептала я сокрушённо, – у тебя острый гломерулонефрит.

А эту болезнь надо лечить комплексно, однозначно с антибиотиками. Которых пока не существовало.

И той колдовской силы, что могла бы помочь, я не чувствовала в себе ни капли.

Глава 5

– Что это за хворь такая? – нахмурила тонкие брови Джульетта.

– Болезнь почек. Как часто тебя беспокоит горло?

– Боюсь спросить, откуда ты всё это знаешь, названия такие странные. Бабушка, даже потеряв память, подобным образом никогда не изъяснялась, но людей касалась, наверное, так же, как ты, только что трогала меня, но я точно не помню, – вздохнула мама, поправила подол платья, задумчиво посмотрела мне в глаза и всё же ответила: – Часто. Иногда до слёз, когда даже без страданий сглотнуть невозможно.

– Поня-ятно, – задумчиво протянула я.

Стрептококковая инфекция стала причиной? Без лабораторных исследований мои предположения равны гаданию на кофейной куще.

– Возможно, меня прокляли? – тихо молвила женщина. – У Мортимера уже больше года имеется связь на стороне. Летиция спит и видит, как захватить место хозяйки этих земель.

Было заметно, как сложно даются эти слова Джульетте.

– Я ведь после твоего рождения так и не смогла снова зачать. Отец Томас пускал кровь, делал очистительные клизмы, ставил пиявок. Мной были посещены все аббатства в округе. А потом Мортимер встретил её. Как-то напился и заявил: что я мешаю быть ему счастливым.

Как утешить женщину, находящуюся в отчаянии? Я могла лишь приобнять и молча выслушать.

– Но он слишком любит тебя, Белла. И потому сопротивляется чарам содержанки. Наш брак держится благодаря тебе.

– Почему отец уехал в столицу, когда его ненаглядной дочери было так плохо? – спокойно уточнила я, хотя внутренне негодовала: за время знакомства с Джульеттой я видела от неё только добро, потому сейчас искренне ей сочувствовала и злилась на отца Изабеллы.

– Прибыл гонец и привёз приказ Его Величества. Проигнорировать приказ короля смерти подобно.

– Ясно, – вздохнула я.

– Летицию он взял с собой, – вдруг добавила она, в её голосе было столько тоски, что моё сердце сжалось.

– Погоди, – дошло до меня, – хочешь сказать, что любовница папы живёт здесь, в этом замке?

– Да. В его комнате, – ещё тише, одними губами, ответила матушка.

Когда в сердце такое, то болезнь ждать долго не приходится. Большинство наших недугов из-за душевных переживаний.

– Мам, с этим мы разберёмся. А пока следует заняться твоим здоровьем. И, не забывай, если ты не нужна Мортимеру, то жизненно необходима мне!

– Ой, доченька! – слёзы покатились по бледным щекам, оставляя дорожки на пудре.

Мы сидели, обнявшись и глядя на мир вокруг.

В нашем молчании было так много!

Джульетта делилась со мной наболевшим, я эту боль принимала, и ей становилось пусть чуточку, но легче.

– Итак, – некоторое время спустя заговорила я, – у нас ведь, кроме лекаря-монаха, есть и другие сведущие в целительстве люди? – говорила я бодро и уверенно. Матушка промокнула лицо платком и тут же ответила, настроившись на мой деловитый тон:

– Нита прекрасная травница-знахарка. У неё лечатся те, кто не может себе позволить обратиться к отцу Томасу.

– Отлично! Могу ли я послать за Нитой кого-то из слуг?

– Я распоряжусь. Она живёт в деревне за городом. Кто-нибудь из воинов её привезёт.

– Почему Ниту всё ещё не сожгли? – вопрос вылетел сам собой. – Она ведь отнимает клиентов у священника, – едва слышно фыркнула я.

– Твои предложения стали длиннее, в них добавились странные слова, но я почему-то понимаю их смысл, – удивлённо покачала головой графиня. – Отец Томас с отцом Генри пытались, но ничего у них не вышло. Они вызвали столичного инквизитора, тот проверил Ниту и уехал, не тронув травницу. А дёргать инквизиторов ещё раз опрометчиво, если вызов снова окажется ложным, святые отцы не избегут наказания.

Беседуя, мы встали со скамьи и направились на выход с крыши. Я, если честно, замёрзла несмотря на по-весеннему ласковое солнышко. Мне хотелось поскорее оказаться подле камина и согреться.

Спускаться всегда проще. Подниматься сложнее. Назад в мои покои мы вернулись куда быстрее, нежели достигли "дозорного пути".

Матушка тут же оставила меня одну, сама же ушла отдать распоряжение – привезти травницу в замок и проверить всё ли в её доме идёт своим чередом.

Я устроилась в кресле напротив очага, накинула на плечи шерстяное покрывало и расслабилась. Благодатное тепло очага и тихое потрескивание поленьев успокаивали.

Стрессы и переживания, сквозняки, гуляющие по замку, частые ангины, вероятно, наследственная предрасположенность. Всё вместе вылилось в непростое заболевание – острый гломерулонефрит.

Лечение в таких условиях возможно, но только травками. Потому мне нужна Нита, чтобы понять, чем я располагаю.

Незаметно задремала. Очнулась от тянущей боли во всём теле – затёкшие мышцы реагировали на малейшее движение. Шея одеревенела, плечи свело, а поясница нещадно ныла. Боже, и угораздило же заснуть в эдаком жёстком кресле! Осторожно подалась вперёд, упираясь ладонями в подлокотники. Тело протестующе заныло. Закусив губу, медленно выпрямилась. Кряхтя, будто старушка, я, наконец, встала. Колени предательски дрожали, а в икрах поселились сотни колючих иголочек. Пришлось помедлить, переминаясь на месте, пока неприятные ощущения не отступили.

Хотела было прилечь на кровать, но тут в дверь постучали, створка распахнулась, и в комнату вошла матушка, а следом за ней незнакомая мне женщина.

– Белла, это Нита, – сказала Джульетта, остановившись посреди помещения.

– Леди Изабелла, – травница неуклюже поклонилась. – Доброго дня.

– Добрый день, – кивнула я, стараясь скрыть своё удивление: Ниту я представляла совсем иначе! Думала, что она древняя старуха с горбом и бородавкой на носу. А оказалось, что сельская знахарка молода и полна сил. Я бы дала ей от силы лет сорок. Нита была высокой, крепкого телосложения. Крепкие, загорелые, с мозолями руки. Русые волосы, тщательно убранные под холщовый платок, с выбившимися тёмными прядями у висков.

Травница была одета в старенькое ниже колен чистое платье из некрашеной шерсти. Широкий пояс являлся скорее необходимостью, нежели украшением: он весь был увешан мешочками для трав и потёртыми кожаными чехлами для инструментов. На плечи женщина небрежно набросила полинявший овчинный жилет с обтрепавшимися краями. На шее, на простом шнурке, висел медный амулет с зеленоватым камешком, похожий на малахит грубой обработки.

Широкое добродушное лицо было самым обыкновенным, за исключением глубоких карих глаз: выразительные, опушённые длинными тёмными ресницами, в них светились природный ум и живое любопытство. Я улыбнулась:

– Давайте перекусим?

Джульетта чуть воздухом не поперхнулась: где это видано, чтобы леди делила стол с простолюдинкой?

– Мама, я проголодалась, – сделала глаза полные мольбы.

– Хорошо, – вздохнула матушка. Подошла к стене и потянула за верёвку. На другом конце был привязан колокольчик, который находился в комнате Агнес. Даже если она не у себя, кто-то другой точно услышит.

– А пока ждём мою помощницу, давайте побеседуем? Матушка, прошу, присядь, – я с нежностью взглянула на Джульетту. – Ты целый день провела на ногах, а покой сейчас важнее любых снадобий. И вы, Нита, – я жестом указала знахарке на кресло, – устраивайтесь поближе к теплу. Нам предстоит интересный разговор.