Реквием по Европе

Той Европы, за жизнь в которой я так благодарна судьбе, больше не существует. Не знаю точно, когда не стало этого благословенного места. На смену свободе, равенству и человеческому достоинству пришли цензура нового образца, экономический раскол и ужасающее презрение к человеку, причем произошло это ошеломляюще неожиданно и быстро.

Почему во имя безопасности, а потом и здоровья начали пренебрегать правами человека? Стала ли толчком всеобщая растерянность во время пандемии, или же правовое государство опочило еще раньше, на этапе борьбы с терроризмом? Политзаключенный Джулиан Ассанж дорогую цену заплатил за то, что предал огласке преступления, совершенные (не в последнюю очередь) британцами во имя борьбы с терроризмом. Точной даты я назвать не могу, но с определенного момента тот, кто критиковал чрезмерную страсть Европейского союза к регламентированию, кто требовал упорядочить миграционные процессы, кто понимал защиту окружающей среды шире, чем просто изменение климата, или пренебрегал гендерным паритетом в языке, очень быстро становился изгоем. С весны 2022 г. истерзанная ура-патриотизмом, санкциями и обнищанием Европа сама копает себе могилу.

Живя в переломное время, много раз начиная все с нуля и возвращаясь назад, я написала реквием в прозе по той Европе, в которой выросла, в которой мне были даны все возможности, на благо которой я всю жизнь работала не за страх, а за совесть и… которой больше не существует. Я писала его в Ливане, куда добровольно эмигрировала и откуда осенью 2023 г. перебралась в Россию. Эта книга – очень личная оценка заката всего того, что составляло исконную суть Европы: правовой безопасности и свободы. Их больше нет.

С 2021 по 2022 г. я из политических соображений переезжала дважды за несколько месяцев: сперва из Австрии во Францию, а потом, в июне 2022 г., в Ливан. В горах Ливана, в местности, которая называется Алей, я тем летом и взялась за рукопись. Я рассчитывала начать во Франции новую жизнь, но по распоряжению французских властей была вынуждена уехать. То, что меня выслали, стало настоящим шоком. Если покидая Австрию осенью 2020 г., я успела собраться как следует, то Францию пришлось оставить впопыхах, всего лишь через четыре месяца после того, как в ноябре 2021 г., потратив немало времени, я смогла найти для себя и своих животных дом в деревне близ Авиньона.

Черные списки ломают жизнь

На смену законам пришли списки. Содержание этих списков, в которых фигурирует и мое имя, мне неизвестно. Когда я попыталась открыть во Франции банковский счет, добрая дюжина банков известила меня, что, после консультаций с Парижем, они отказывают мне в праве стать их клиентом. Переговоры с Центральным банком Франции «Banque de France», обязанным найти банк для клиента, от которого все отказываются, не дали результатов. Никаких письменных разъяснений я не получила. Высылали меня из Франции также исключительно по устному распоряжению. Представители разведслужбы побывали у крестьян, сдавших мне дом, и потребовали выставить меня вон, таким образом вынуждая меня покинуть пределы французского государства, при этом им было сказано буквально следующее: «Foutez-la devant la porte. Elle doit quitter le territoire francais» («Выгоните ее. Она должна покинуть французскую территорию»). Бывший однокурсник, с которым мы в 1992 г. вместе учились в Париже, в Национальной школе администрации, кочевал по французским ток-шоу, утверждая, что еще в том самом 1992 г. рекомендовал меня российской разведслужбе КГБ, на которую сам работал во время учебы как советский гражданин. Вероятно, клевета этой весьма сомнительной личности, которой, тем не менее, СМИ глядели в рот, а равным образом и многочисленные угрозы в мою сторону, полученные из Австрии префектурой, послужили главной причиной для действий французских властей.

Во время одного из ток-шоу на BBC в мае 2023 г. мне, основываясь на словах этого типа, сообщили, что я уже в 1992 г. была «за Путина»[1]. Да и это ток-шоу больше походило на допрос. Если кто забыл: Советский Союз тогда развалился, КГБ приказал долго жить, а никому пока не известный Владимир Путин начал работать в команде мэра Санкт-Петербурга. Но причудливая фантазия журналистов BBC не имеет себе равных. Чтобы продемонстрировать всю абсурдность ситуации, можно вспомнить историю, произошедшую со мной летом 2023 г., когда глава небольшого сельского поселения в России сказал мне: «Я прочитал в Википедии, что Вы уже тридцать лет работаете на КГБ. Я сам служил в КГБ, но Вашего имени в нашей базе данных не видел».

Чаще всего в таких случаях я лишь улыбаюсь, но когда в Австрии поднимается очередная волна ненависти в мой адрес, у меня просто опускаются руки. Видно, конца этому не будет даже после моей смерти.

Вследствие постоянно повторявшихся клеветнических нападок весной 2022 г. мне за считанные недели пришлось организовать свой переезд с двумя пони и двумя собаками через Марсель в Ливан. Транспортного сообщения с Россией тогда уже не существовало, взять с собой животных из-за третьего пакета санкций ЕС было невозможно. К тому же Россию в то время занимали собственные проблемы, и понятно, что мой случай не был приоритетным. Тысячи застрявших за границей российских туристов и экспатриантов нужно было доставить домой. Я решила ехать в Ливан, поскольку говорю по-арабски, знаю страну и понимаю, что там происходит.

В Ливане жизнь пришлось обустраивать заново, начиная с налогов и заканчивая машиной. Местное клановое общество хорошо мне знакомо, и было ясно, что в этой стране без государственной власти выжить можно лишь в семье, так как в одиночку с повседневной жизнью там не справиться. Тем не менее справляться пришлось именно в одиночку, в условиях жесточайшего экономического кризиса, полного развала административного управления и мучительных поисков приемлемого жилья. Одновременно влиятельные издания и австрийские политики не покладая рук обвиняли меня в коррумпированности, похищении драгоценностей и государственной измене. Мол, в деревушке на севере страны я якобы даже руковожу русской разведшколой – об этом кричали газеты. Мои ливанские соседи лишь посмеивались, однако немецкоязычная пресса бурлила негодованием. Связавшись с венскими адвокатами, чтобы пресечь поток клеветы, я получила в ответ: «Атмосфера неприязни вокруг Вас настолько сгустилась, что в суд лучше не обращаться, даже если Вы, по всей видимости, и выиграете дело». Стало быть, дело нынче в умонастроениях, а вовсе не в законах. Если нет адвоката, правовой путь для тебя закрыт. Защитник скорее найдется для преступника-педофила, чем для того, кто пришелся не по вкусу коллегии адвокатов. В маленькой Австрии, где, как в деревне, все друг друга знают, никто из избранного круга не станет нарушителем спокойствия, если речь идет о политических или экономических связях. А тех, кто в этот круг не входит, можно по определению обвинять в чем угодно. Это для меня не ново, но все же размах отторжения со стороны общества после моего отъезда из Австрии и связанные с ним правовые последствия меня напугали.

Основы правового государства в Австрии шатки. И причиной тому не только глубокая коррумпированность, которая десятилетиями разъедала политику, СМИ и экономику. Свой вклад вносит и скверная подготовка юристов. По многочисленным полицейским расследованиям и судебным разбирательствам я знаю, как нарушаются процессуальные требования – от вручения повестки до сроков подачи апелляций. На смену административному праву пришел произвол. Что это означает для правового государства, к прискорбию, не ясно даже компетентным юристам. В настоящее время понимание любых последствий нарушения законности отсутствует у многих чиновников, начиная с местных властей и заканчивая федеральными министерствами. Лавина предписаний, таких как запрет на принятие подношений, породила новые подразделения по надзору за их соблюдением. Однако на задний план отступило знание и конституционного права, и основного международного права, и многого другого. Ситуация с законностью в Австрии плачевна, что продемонстрировали противоречивые распоряжения в период пандемии и многое другое. Редактирование федеральных законов постоянно терпит фиаско не только по конституционным, но и по орфографическим причинам, что в дальнейшем затрудняет их применение.

Если прежде центральными в федеральных министерствах были департаменты юстиции, то сейчас их место заняли отделы по связям с общественностью. Упадок австрийской исполнительной власти напоминает мне ситуацию, которую я наблюдала в некоторых арабских странах. Чиновники XXI в. политизированы намного сильнее, чем в прежние времена. В абсолютистской Дунайской монархии, принципами которой были богоизбранность и легитимизм, существовало независимое сословие чиновников, целью которого повсеместно, от Богемии до Боснии, были эффективность и интеграция. В 1990-х гг. мне еще доводилось встречаться на венской площади Балльхаусплатц, цитадели политической власти, с главами департаментов, которым в определенном смысле не был чужд дух йозефинизма, как его понимали в эпоху правления императора-реформатора Иосифа II, с 1780 по 1790 г. Таких людей в административных органах больше нет. С трудностями сейчас сталкивается тот, кто не входит в почти феодальную по сути систему, где смотрят не на то, кто что знает, а на то, кто знает кого. Со мной подобное на протяжении всей моей профессиональной деятельности происходило почти постоянно. Тем более неожиданным для меня стало предложение занять пост независимого министра иностранных дел в федеральном правительстве, сформированном Австрийской народной партией во главе с Себастьяном Курцем и ее партнером по коалиции – Австрийской партией свободы (АПС), возглавляемой Кристианом Штрахе.

Однако поскольку в австрийских умах, не говоря уже о редакциях, слову «независимый» применительно к политике и экономике места нет, меня заклеймили как «правую экстремистку». Когда после выхода АПС из правительства в мае 2019 г. меня вновь принялись восхвалять как независимого министра иностранных дел, государственный радиовещательный канал ORF высказался обо мне так: «Остается лишь член АПС, министр иностранных дел Кнайсль (АПС)». Дело не в том, что журналистам, которые до сих пор называют меня российской пятой колонной, шпионкой, фашисткой, не хватает ума. В гораздо большей степени это типично австрийское стремление навесить на каждого человека ярлык, что, возможно, связано с католическим образом мыслей и очень жестким подавлением протестантской реформации контрреформацией, ведь давнее разделение на «правоверных» и «еретиков» продолжается и по сей день. Ты либо против России и за Украину – либо наоборот, либо против истерии вокруг изменений климата – либо за нее, и так далее. Список параметров истинной веры длинный. Прежде было достаточно просто католического вероисповедания.

Если раньше, чтобы отстоять свои права, нужны были в первую очередь материальные средства, то теперь, кроме достаточной суммы на оплату услуг адвокатов, необходима еще и поддержка общественного мнения. Это я узнала от нескольких юристов, к которым обратилась за помощью. Уделом многих стало полное банкротство, при том что уголовные дела были выиграны в судах всех инстанций. Часто ход процессов определяется мнением прессы. Мне много раз объясняли, что я «на неправильной стороне истории», поскольку не готова осудить Россию и немедленно прервать все контакты с такими российскими институтами, как учреждения высшего образования и пресса.

В июне 2023 г. австрийские дипломаты целую неделю обсуждали, не следует ли лишить меня гражданства, поскольку моя преподавательская деятельность в России может нанести ущерб имиджу Австрии. Бывший декан, руководивший юридическим факультетом в пору моей учебы, двумя руками поддержал это требование. Не нашлось ни одного юриста, чтобы напомнить общественности, как в 1930-е гг. Австрия превратила десятки тысяч своих граждан в апатридов. После 1945 г. были приняты соответствующие международные конвенции, чтобы подобное не повторилось впредь. Дебаты о лишении гражданства не разворачиваются даже в отношении осужденных террористов с двойным гражданством. Несомненно, и в Австрии, и в Германии террористам живется легче, чем гражданам, которые якобы стоят на неправильной стороне истории и потому находятся почти вне закона, то есть беззащитны как во времена, которые предшествовали созданию современного государственного строя в XVII в.

В первобытном родоплеменном обществе человека защищал род, с которым он был связан кровными узами. Буржуазные революции в Европе породили понятие «citoyen» – гражданин со своими правами и обязанностями. Он как индивидуум, независимо от происхождения и сословия, находится под защитой государства и его институтов. Это достижение Нового времени более или менее интенсивно разрушается сейчас во многих западных обществах. По моему опыту, традиционные сообщества имеют больше шансов, поскольку они жизнеспособны и без государства.

В Ливане, вопреки войне и затяжному кризису, больше свободы и безопасности, чем в Европейском союзе. Это многое говорит о настоящем положении в Европе. Некогда в этой самой Европе XVII в., в эпоху религиозных войн и крестьянских восстаний, зародилось современное общество. Его истоками стали скептицизм Баруха Спинозы и умные вопросы Мишеля де Монтеня. Но что осталось ныне от того разума, который был истоком эпохи Просвещения?

Тот, кто задает логичные вопросы «почему», проиграл заранее. Безумие пылает, как пожар. Когда летом 2020 г. меня обвинили в отравлении собак, в том, что формула российского отравляющего вещества нервно-паралитического действия «Новичок» – дело моих рук и что я, таким образом, причастна к отравлению русского блогера Алексея Навального, я поняла, что в центре Европы вновь началась охота на ведьм вплоть до обвинений в отравительстве. Двумя годами позже, с началом СВО на Украине, политические дискуссии свелись к борьбе добра со злом. Во всей Европе, за исключением Венгрии, развернута пропаганда черно-белого мышления. Это больше не Европа договорных отношений и правовых основ. Взрослые люди ведут себя, как строптивые подростки шестидесятых годов.

В восточном обществе можно многое критиковать. Я сознательно прибегаю к старому термину «восточный» вместо «арабский» или «ближневосточный», поскольку есть кое-что, в чем этот регион превосходит Западную Европу. Там есть полутона, поэтому есть консенсус, допускающий сосуществование людей, если уж не получается жить вместе. Европа же, напротив, в последнее время практикует тоталитарное мышление по принципу «свой – чужой». Мерилом всех вещей тут стал русский вопрос. И, к большому удивлению, мне пришлось на собственном опыте испытать, сколь глубока ненависть к России и с какой силой она изливается на все, что хотя бы отдаленно может считаться русским. Как и многое другое, эта ненависть зародилась не в 2022 г., а гораздо раньше. Когда осенью 2019 г. мою книгу для молодежи «Принц Евгений. От безвестности к европейскому признанию» перевели на русский язык, в австрийских газетах появились заголовки «Подозрительные делишки Кнайсль с Кремлем», а комментаторы строили догадки, что же Путин и Кнайсль замышляют в отношении Турции, если уж они сошлись на принце Евгении Савойском, который вошел в историю как победитель турок. Уму непостижимо, сколько злобы вмещает маленькая Австрия[2].

Вскоре стало понятно, что в Европе мне не выжить ни по экономическим причинам, ни чисто по-человечески.

В Ливане, где депутаты, в зависимости от того, к какому политическому клану они принадлежат, получают военную подготовку либо в Израиле, либо на службе у иранских радикалов, есть место для компромисса, который, однако, время от времени нарушается военными столкновениями. Жить и давать жить другим – в этом весь Ливан. Этого главного принципа либерального образа мыслей в Европе более нет.

Начавшись де-факто с Австрии, запрет заниматься своей профессией был вынесен мне во всех странах, входящих в ЕС. Мне запретили заключать контракты, меня исключили из всех организаций, где я с успехом работала многие годы. Анафема – прямой путь к общественной изоляции и финансовому краху. Никакой правовой основы у подобного нет, все это – лишь результат травли в прессе и общественного осуждения. Начинаешь защищаться – делаешься парвеню, изображающим из себя жертву. Такая систематическая травля может довести человека до крайности. Лично я была уже на грани, поскольку не видела другого выхода. Отнюдь не депрессия явилась причиной того, что много бессонных ночей я размышляла, а не лучше ли мне броситься в протекающую неподалеку Рону. Я просто перестала понимать, где и на что я могу жить. Удержало меня лишь то, что я в ответе за своих животных.

Кампании в СМИ губительны, они всегда полны вздорных упреков и клеветы. Удручает, что в твоей собственной стране некому поднять голос в твою защиту. Нет смысла даже в обращении к бывшему главе государства. Столкнувшись с полным извращением законов, я обратилась к бывшему федеральному президенту Хайнцу Фишеру, при котором была министром иностранных дел и которого всегда поддерживала. Он лишь кратко ответил, что помочь ничем не может.

В середине мая 2022 г. я стала первой гражданкой ЕС, попавшей в санкционные списки Европейского парламента. Под санкции подпадало любое сотрудничество с российскими организациями. Австрийские журналисты и политики потирали руки, ожидая конфискации моего имущества. Имущество это – маленький домик, который я приобрела в 2009 г., взяв кредит в 100 000 евро.

Я никогда не знала, в каких списках значится мое имя и, главное, почему. На мою долю выпали лишь последствия в виде расторгнутых договоров и отказа в открытии банковского счета. Я до сих пор ума не приложу, что же я натворила. Европейский парламент говорил о «дестабилизации ЕС» и «дезинформации», которыми я якобы занимаюсь. Мне непонятно, каков состав моего преступления. Обвинения – очевидный результат травли со стороны австрийских журналистов. В отличие от уголовного процесса, где оглашается состав преступления, о том, что ты попал в какие-то списки, в наше время узнаешь по чистой случайности.

Процессы, которые велись над ведьмами в XVII в., представляются мне в исторической перспективе даже более прозрачными. Будучи студенткой юридического факультета, я сдавала экзамен по церковному праву, к которому готовилась с интересом, изучая процессы инквизиции, продолжавшиеся в Центральной Европе до XVIII в. и унесшие жизни десятков тысяч человек, преимущественно женщин.

От теперешней охоты на ведьм в СМИ они отличаются в следующем. Тогда тебя официально вызывали в суд и информировали об обвинении, будь то составление ядов или пляски с дьяволом. В моем случае соответствующий «состав преступления» СМИ обнародовали уже в 2020 г.[3] Пародии на фотографию вальса, который я танцевала с российским президентом Владимиром Путиным на моей свадьбе, с 2018 г. выходили с подписью «Пляска ведьмы с дьяволом». Эти нападки усилились с 24 февраля 2022 г., когда на Украине началась специальная военная операция.

Еще за два года до этой даты, в сентябре 2020 г., я решила покинуть мою родную Австрию и перебраться во Францию. Мне пришлось бросить все, что я заботливо создавала на протяжении всей жизни, потерять многое – маленький деревенский домик, родной кров, репутацию писательницы и преподавателя университета. С 1998 г. я стала независимым автором, публицистом и часто балансировала на краю пропасти, если говорить о финансовой стороне вопроса. В декабре 2017 г. я заняла пост министра иностранных дел Австрии, руководствуясь исключительно желанием служить своей стране. Я понимала, что проще писать книги и комментировать политические события в качестве стороннего наблюдателя, чем приводить в движение бюрократическую машину. Я взяла неделю на размышления. Не принять такой вызов было бы трусостью.

O своем пребывании на посту министра мне никогда не хотелось писать с личных позиций. Упадок дипломатии я во всех подробностях описала в книге «Дипломатия. Власть. История» (Хильдесхайм: Ольмс Ферлаг, 2020)[4]. Однако ввиду систематических преследований и разрушения правового государства в Австрии в частности и в ЕС в целом я решила написать о тогдашних событиях. Так возникла эта книга.

Когда началась откровенная травля, я, хотя и с опозданием, поняла: Гитлер совсем не случайно оказался австрийцем. То же справедливо и в отношении многих преступников из СС и гестапо – в сравнении с небольшим населением Австрии их было непропорционально много на руководящих постах во время Второй мировой войны. И они не прибыли с Сицилии или из Ирландии, они были родом из той самой Центральной Европы, где особая смесь трусости и неискренности веками приносила людям много горя. В 1933 г. Гитлер не появился из ниоткуда, да и одинок он не был. Гитлер и его окружение были частью той самой Дунайской монархии, где подлость и порочность чувствовали себя как дома[5]. В литературе «Прекрасной эпохи» Австрии той поры посвящено много примечательных романов и пьес, более глубоких и честных, чем большинство научных трудов. Врач и писатель Артур Шницлер был, вне всякого сомнения, одаренным лекарем душ. Его современник Зигмунд Фрейд прекрасно это понимал. Фрейд, хотя и дал миру методики лечения, частично позаимствованные у коллег, заслуживающим упоминания литератором не был. Напротив, Шницлер убедительно и тонко описал зияющие глубины венской души. Фрейд и Шницлер жили всего в нескольких километрах друг от друга, но никогда не встречались. Фрейд, возможно ощущая собственную неполноценность, сторонился Шницлера[6].

Меня саму удивляет тот суровый приговор, который я, на пятьдесят девятом году жизни, выношу моей стране и ее народу. Прежде я всегда защищала австрийское общество от упреков в пережитках национал-социализма. Например, учась в Израиле в период, когда Австрией руководил Вальдхайм, я постоянно оправдывала события 1930-х гг., когда жили мои бабушки и дедушки, бедностью и безработицей. Однако, в конце концов, когда во время пандемии среди соседей вновь объявились квартальные надзиратели, строчившие доносы по зову сердца, мне пришлось переосмыслить многие явления как австрийской, так и немецкой общественной жизни. Как тогда, так и теперь это в большей степени проблема умонастроений, а не идеологии. У большинства есть и работа, и пропитание, многие могут позволить себе поехать в отпуск – однако как изменится умонастроение, если все это станет невозможным?

К тому же мы, вне всякого сомнения, живем в эпоху, когда политические взгляды, а вместе с ними и идеология оказываются оттеснены на задний план. Нормативные основы сменились двойной моралью и квазирелигиями. Теперь верховные жрецы сидят в редакциях, решают, кто хороший, а кто плохой, и потому последний подлежит расстрелу.

Травля в СМИ привела к тому, что ко мне стали враждебно относиться даже в деревне и мне пришлось срочно искать место, где можно было бы спокойно жить. Когда на улице и в публичных дебатах тебя обзывают русской свиньей и путинской девкой, жизнь становится невыносимой. Сначала меня уличали «только» в живодерстве и отравлении животных. Далее последовали годы обвинений в коррупции и похищении драгоценностей, дошли даже до соучастия в военных преступлениях и государственной измене. Все эти клеветнические обвинения распространяли и журналисты, и совершенно незнакомые мне люди в новостных чатах, и даже австрийские и немецкие политики, ничуть не опасаясь последствий.

Не считаясь с обычной практикой, я, занимая пост министра иностранных дел, пресекла миллионные выплаты издательствам, чтобы финансировать за счет этих средств внешнеполитические инициативы и выплачивать взносы в международные организации. В дополнение к регулируемым законом дотациям СМИ австрийские редакторы ждут от соответствующих властных структур так называемых правительственных дотаций. Речь тут идет о деньгах, которые министерства, без каких-либо законных оснований, вкладывают в работу со СМИ для получения благоприятных отзывов в прессе. С точки зрения уголовного законодательства такие платежи являются уголовно наказуемой коррупцией. Приняв решение сократить этот «бюджет» на 80 процентов и освещать в прессе только отдельные вопросы деятельности консульств, я столкнулась с сильным противодействием и в министерстве, и в правительстве. Было понятно, что коррупцию в этих выплатах вижу лишь я. Для остальных же, в том числе и для многих юристов, это было обычным делом. В мае 2021 г. я разъяснила конкретные моменты парламентскому комитету по расследованию[7].

Уже в декабре 2017 г. несколько главных редакторов пригрозили мне, что я буду уничтожена, если лишу их миллионных выплат. Я сравнила это с действиями мафии и уплатой отступных. Будучи министром, я нанесла встречный удар, заявив, что подобных выпадов не боюсь. Тогда я не ожидала, что после отставки австрийские журналисты накинутся на меня со звериной злобой.

Я начала свою маленькую одиссею и увезла своих боксеров, пони и кое-какие личные вещи сперва из Австрии во Францию, а потом, сама никак того не ожидая, в ливанские горы, в Алей. Угрозы покончить со мной приходили из Австрии общинным властям и в префектуру. Это было бегство со многими препятствиями, которые мне пришлось преодолеть ради моих животных и ради себя самой.

С осени 2019 г. Ливан находится в ситуации глубокого экономического упадка. Энергоснабжение минимально, люди измучены войнами, кризисом власти и, в довершение всего, последствиями разрушительного взрыва в порту Бейрута летом 2020 г. Учитывая австрийские нападки и запрет на занятие своей профессией во Франции, я приняла решение ехать в Ливан, поскольку давно его знаю. Меня с юности интересовала эта маленькая страна с непростой судьбой. Я говорю по-арабски, что позволяет мне легко ориентироваться в этой местности: я могу понимать не только саму речь, но и контекст разговоров. Я путешествую по Ливану с 1980-х гг., а во время войны неоднократно преподавала в Библосе и Бейруте.

Поросшие кедрами горы Ливана служили убежищем жертвам политических и религиозных преследований во все времена. Со всех сторон сюда стекались и христианские, и мусульманские отступники. В наше время еретиком скорее назовут того, кто не подчинится навязываемому мнению. Если столетия назад папа римский отлучал кого-то от церкви, то отлученный лишался всех прав, любой мог лишить его жизни. В наше время анафеме предают самые что ни на есть либеральные партии и СМИ. Хотя в Ливане почти ничего не работает, мне дышалось там легко. В отличие от Европы.

С тех самых пор как я приехала в Россию, меня не покидает ощущение, что здесь я живу в своего рода «заповедной Европе». Едва ли где-либо еще найдется больше признаков европейской жизни, чем в Санкт-Петербурге.

Я добиралась до России на грузовике и транспортном самолете через Сирию. Прибыв в Санкт-Петербург в сентябре 2023 г., я открыла междисциплинарный центр в Санкт-Петербургском государственном университете. Я благодарна за то, что теперь могу жить в России вместе со своими животными. Мне пока не хватает знания языка, но с такой теплотой меня мало где встречали прежде. Здесь, в «России-матушке», я впервые за много лет снова чувствую себя в безопасности. Та Европа, из которой меня прогнали, осталась далеко-далеко. А эта, в которой я отныне могу жить и работать, напоминает мне о лучших временах другой – «моей» – Европы, в которой я выросла.

Между Дфоуном и Йраном в Ливане, а также в Петрушеве и Санкт-Петербурге в России.

2022–2024

Не уходить с головой ни в прошлое, ни в будущее. Вся соль в том, чтобы жить в настоящем.

Карл Ясперс (философ и врач, 1883–1969)

Европа с давних пор была мечтой. Те, кому довелось жить в арабском мире или на Африканском континенте, кое-что знают об этой иллюзии миллионов. Европа – обетованная земля: там можно сделать карьеру футболиста или просто получить шанс на лучшее будущее. Большинство потенциальных эмигрантов хочет оказаться в Германии, Франции или Скандинавии. Такие же государства, как Болгария или Португалия, не входят в список стран назначения по причине низких социальных выплат. В начале XX в. в Париж, Кембридж и Гейдельберг устремлялись студенты и художники. Хотя неприглядный колониализм и не сдавал своих позиций, Европа все же сохраняла притягательность для будущих борцов за свободу, которые проводили время в политических салонах или посвящали себя нелегальной деятельности. Та Европа гарантировала конституционное государство, республиканизм или безграничную свободу для художника. Они штудировали труды европейских философов, чтобы по возвращении на родину создавать конституции и кодифицировать право. Потом образ Европы поменялся. Из источника вдохновения, отчасти утопического, она превратилась в банальную машину для печатания денег, которая то и дело дает сбой. Это лишает Европу былой притягательности. На волне глобализации последних тридцати лет крупные фирмы перебрались в другие страны, исчезли и их штаб-квартиры. Сейчас в ходу деиндустриализация, поскольку резко возросли цены на электроэнергию как для предприятий, так и для населения. Если тридцать лет назад фирмы переносили свои производства, чтобы наживаться на низких зарплатах к востоку и к югу от Европы, то теперь предприятия перемещаются в Северную Америку, чтобы процветать за счет дешевых энергоносителей и прочих условий. Неплатежеспособность немецкого среднего класса, основы немецкой экономики, усугубляется.

Многие в арабском мире, где мне пришлось налаживать свою жизнь, сейчас смотрят на Европейский союз озабоченно и с сочувствием. Политику антироссийских санкций ЕС не поддерживает ни одно из ведущих ближневосточных государств, от Турции до Израиля и Египта. В Ливане нужда заставила людей научиться жить в условиях нехватки энергоносителей и постоянных отключений электричества. И они задаются вопросом: как же с подобным справятся избалованные европейцы? И в Ираке, и в Сирии из-за военных конфликтов люди вынуждены сами доставать дизельные генераторы, заниматься водоснабжением и вывозом мусора. Спасает только взаимовыручка, будь то в рамках одной семьи или среди жителей одного квартала. Если электричества не будет несколько дней подряд, не приведет ли это к анархии в крупных городах вроде Мюнхена, где более 60 процентов населения – одиночки? Очень даже может быть.

Одна только хроническая неразбериха в европейских аэропортах наглядно демонстрирует, что от Вены до Амстердама нигде нет людей, способных к организации процессов. Не всякую ошибку можно списать на безликую систему. Заняться делом и решить проблему на практике – давнее прошлое. Раздаются жалобы на упадок образования, но в действительности дело в недостатке людей, у которых есть идеи, которые не боятся ответственности и не ждут с нетерпением очередного конца света. В историческом аспекте не так уж нов феномен так называемых борцов за климат, нападающих на общественный транспорт и ратующих за насильственное уничтожение инфраструктуры. Верующие европейцы ни на минуту не перестают ждать Апокалипсиса. Тысячу лет назад предки сегодняшних борцов за климат выстраивались в очереди у церквей, поскольку, согласно предсказаниям, конец света приходился на тысячный год. Он не наступил, и тогда дату рождения Христа, как основу календаря, заново пересчитали и… отложили конец света на семь лет.

Насколько большинство жителей стран ЕС сбито с толку и готово впасть в истерику, стало очевидным во время пандемии, ужаса перед изменением климата и из-за милитаристской эйфории в 2022 г. На разобщенное население всей тяжестью обрушились настоящие трудности. Теперь первоочередные проблемы – вовсе не таблички на туалетах для трансгендеров, не запрещение определенных детских книг вследствие распространяющейся культуры отмены, не политически корректное преподавание всемирной истории и тому подобное, что уже почти тридцать лет искажает понимание по-настоящему важных проблем.

Пятнадцать лет назад вновь остро встал социальный вопрос. После того, как в США разразился экономический и финансовый кризис, как рухнул рынок недвижимости, а многочисленные варианты спасения евро обнаружили свою несостоятельность, люди на так называемой периферии стали беднеть еще стремительней. Почти два поколения страдают от нехватки работы. Спад покупательной способности в условиях галопирующей инфляции поистине драматичен. Когда ты одиноко дрожишь в потемках – тут и конец всем обещаниям, которые европейское социальное государство некогда давало своим гражданам и налогоплательщикам. Выработав в марте 2000 г. Лиссабонскую стратегию, комиссия и главы государств и правительств ЕС заявили, что в 2020 г. ведущая роль в экономике и технологиях будет принадлежать ЕС[8]. Однако ныне ведущая роль принадлежит Китайской Народной Республике.

Неразбериха усиливается, и Европа стоит на краю пропасти, упав в которую она полностью утратит всякое значение. А ведь несколько тысяч лет назад ее история начиналась так романтично: божественный адюльтер на одном из пляжей нынешнего Ливана.

Вначале были миф и похищение

Греческие мифы повествуют о финикийской царевне Европе, вызвавшей страсть в отце богов Зевсе и ставшей одной из его многочисленных возлюбленных. Начинается эта захватывающая история с того, что дочь тирского царя Агенора играет с подругами на морском берегу, когда влюбленный в нее Зевс оборачивается белым быком и ложится у ее ног. Европа гладит покорное животное, увенчивает его цветами и садится на него. Тут бык с юной девой на спине прыгает в море и плывет с украденной жертвой на Крит. Там Зевс вновь принимает свой божественный облик и зачинает с Европой троих детей, одному из которых суждено стать царем Миносом. Отец Европы Агенор отправляет в путь сына Кадма, чтобы тот спас похищенную сестру. Похищение женщин было обычным делом и приводило к войнам не только в древние времена.

По легенде, в поисках сестры Кадм принес в Грецию финикийский алфавит, который придумали в Угарите. То, что началось с насилия, оборачивается культурным прогрессом – так бывает не только в мифах. По крайней мере, одну скульптуру Европы с быком можно увидеть в Доме европейской истории в Брюсселе. На протяжении всего периода истории искусств этот сюжет становился темой сотен полотен и репродукций. Других экспонатов, которые бы отражали европейский дух, трагизм и прежде всего культурную традицию, в музее почти нет. Это очень странный музей с большими амбициями по части общей европейской истории, но результаты их крайне незначительны. Многие деревенские музеи французской провинции могут рассказать на этот счет значительно больше.

Похищенная ближневосточная царевна из сегодняшнего Ливана была призвана стать покровительницей части света. Ее имя в переводе с греческого означает «(женщина) с широко расставленными глазами». С финикийского же это имя можно перевести как «запад», и ассоциируется оно со стороной заката. Воображение не знает границ. У отца всех историков и географов грека Геродота было иное толкование названия этой части света. Первоначально оно относилось только к Пелопоннесу, потом перешло на все земли от Средиземного моря до Черного. Так Европа отграничивалась от Азии и Африки.

Где находится Европа, и кто такие европейцы?

С точки зрения географии границы Европы определить сложно, поскольку в геологическом отношении «Старый Свет» – это всего лишь западная оконечность Евразийского материка. Всем знакомы карты, на которых могущественная Европа находится в центре мира. Насколько искажено такое восприятие, много раз за последние десятилетия наглядно показывали картографы. Однако к европоцентризму приложили руку не только географы. Много веков в мире доминировала европейская демография, потому что эмиграция – по бедности или из авантюризма – стала причиной расцвета колоний и тем самым европейской эры. Окончилась она катастрофой «великой войны» в 1918 г. Затем настала трансатлантическая эра, хотя и в этот период в военном и инновационно-техническом отношении доминировал европейский образ мысли. Достаточно вспомнить многочисленных немецких ученых-эмигрантов как изгнанников, так и бывших национал-социалистов, которые обеспечили США роль лидера технологического прогресса.

А не начинается ли с точки зрения географии данный континент на принадлежащих Португалии Азорских островах или же где-то за британским побережьем? Отрывок одной старой записи переговоров пилотов утверждает обратное: «Мы уже покинули Европу и держим курс на Британские острова». В английском существует четкое разграничение на «The Continent» и все остальное. Выход Лондона из ЕС в 2018 г. (брекзит) стал для международной жизни чем-то вроде конца света в миниатюре. А ведь это – не более чем курьезное примечание на полях новейшей истории.

Было бы преувеличением говорить, что дистанцированность Британии от остальной Европы и наоборот – всего лишь повод поиронизировать, чтобы чем-то заполнить страницы. А идею вступления воюющей Украины в ЕС можно рассматривать только как черный юмор, прежде всего потому что Турция и страны Юго-Восточной Европы уже десятки лет пребывают в статусе кандидатов. Ни один вопрос не вызывает у географов столько споров, как европейский. Достаточно вспомнить о Евровидении и европейских состязаниях по разным видам спорта, в которых принимает участие Израиль, о принадлежности которого к Европе споры ведутся со дня основания государства в 1948 г. Я также помню разговоры летом 2019 г. в Хорватии, которая на тот момент уже несколько лет была членом ЕС. Хорваты объясняли мне, что хотят отправить своих детей в Европу, чтобы у тех было лучшее будущее. Зачастую даже внутри ЕС людям никак не договориться о том, где же находится эта легендарная Европа.

Давным-давно в школе нас учили, что культурное и тем самым географическое пространство Европы создано Римской империей и остается таковым по сегодняшний день. Ура античности с ее высокоразвитыми культурами, группировавшимися вокруг Средиземного моря! По его берегам сидели греки и «квакали, как лягушки в пруду». Говорят, что именно так философ Платон насмехался над отправившимися на чужбину соотечественниками. Если бы не Гибралтарский пролив, Средиземное море вне всякого сомнения было бы прудом, которым владели сначала греки, финикийцы и римляне, а потом норманны и арабы. Средиземное море – мост или же глубокий ров между Севером и Югом: точек зрения здесь столько же, сколько споров и военных конфликтов во имя Средиземного моря.

Это было «наше море», связавшее Восток и Запад торговыми и политическими узами. Меня это восхищает с давних пор, к тому же в Восточном Средиземноморье, в Леванте, я много лет назад нашла свою вторую родину. Во французском есть выражение «patrie spirituelle» («духовная родина») – ее-то часто и пытаются найти за пределами отечества. В Библосе, во время ливанской войны 1980-х гг., я твердо поверила в то, что история никогда не останавливается, и это утешает. Когда вокруг – монолиты и руины, повествующие об истории города на протяжении семи тысячелетий, еще одна война или экономический кризис представляются незначительными. В этом уголке мира я часто чувствовала себя защищенной самой историей. Местным жителям здесь свойственно глубокое ощущение вечности. Каким-то образом это связано с их исконным смирением, но еще больше – с окружающей природой, давшей начало и сельскому хозяйству, и городской жизни. В средиземноморской Европе, где Марсель и Алжир – близнецы-братья, меня всегда посещало вдохновение. Но при всей любви к этим местам нельзя забывать и о мрачных временах переселений и изгнаний: и армян с греками из Турции, и турок из Греции, и многих других народов. В Новое время евреи-сефарды были изгнаны из арабских деревень либо поспешили уехать сами, а ранее основание еврейского государства Израиль в такой же степени осложнило жизнь палестинцев.

Несмотря на раздробленность, религиозные настроения, а в последнее время и демографические проблемы, именно Северная Африка и Восточное Средиземноморье унаследовали культуру той давней Европы. Напротив, Скандинавия, с которой римляне не имели дел, за исключением торговли янтарем, никак не связана с этим культурным пространством. Но какое значение имеет для истории подобная систематизация? Все изменяется. Систематизация полезна при исследовании, но не может объяснить, что же составляет суть истории.

Однако я и сама достаточно часто говорю о «систематизации», если речь заходит об отношениях с арабским миром. Например, указываю, что самоидентификация Европы связана с извечным стремлением отгородиться от неведомого Востока. В определенной степени разделение на «свободный мир» и «жестоких восточных тиранов» началось в античной Греции. Насколько мне известно, начало этому антагонизму положили в V в. до нашей эры войны между греческими полисами и персидской державой. Тут – свободный западный мир, там – жестокая восточная тирания. С тех пор такая расстановка сил постоянно повторяется в мировой политике: в эпоху Великого переселения народов, монгольских завоеваний, Османской империи и так далее вплоть до настоящего времени, когда врагом становится в первую очередь Иран. Однако 17 000 санкций ЕС демонизируют Россию еще сильнее, чем Исламскую Республику. Известные ученые от Лондона до Берлина разделяют подобные предубеждения точно так же, как многие жители западных стран проклинают Россию и чураются всего русского. И началось все это не в 2022 и не в 2014 г., когда отношения с Москвой обострились из-за Украины. Озабоченность радикальной политикой исламистов встраивается в это мифологизированное противостояние точно так же, как внушаемый пропагандой иррациональный страх перед Россией. Еще активнее, чем пару десятков лет назад, «Запад» и прежде всего Европа под эгидой ЕС позиционирует себя как благословенное средоточие свободного мира, великих ценностей и неповторимости. При международных контактах представители этого лучшего мира часто ведут себя как гувернантки, поскольку ЕС достиг высшего мастерства в установлении правил поведения и наказании за проступки санкциями. В какой степени жертвами такого поведения станут граждане и адекватность европейского правопорядка, покажет будущее. Перспективы не радуют, так как ЕС перевернул с ног на голову свои собственные уложения, нарушает договоры и прежде всего подрывает веру в правовое устройство.

С точки зрения современного Востока Европа выглядит не слишком привлекательно. Некоторые с удивлением смотрят на то, что произошло и продолжает происходить между Берлином, Парижем и Лондоном на волне миграций, пандемии, а теперь и конфронтации с Россией. Многим европейским странам еще предстоит испытать то, с чем людям в Бейруте и Багдаде приходилось десятилетиями справляться из-за войн и интервенции Запада: отсутствие энергоснабжения и разрушение инфраструктуры. Разобщенное европейское общество утратило то единство, которое было в послевоенные годы. Традиционные большие семьи сохранились только в среде мигрантов. Зато они обычны для их родных стран, лежащих к востоку и югу от Европы.

О закате Европы

Около ста лет назад, в 1918 г., Освальд Шпенглер опубликовал фундаментальный труд «Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории». Воодушевленный наследием Гёте, он описывает многообразие всемирной истории исходя из взаимозависимости естественных процессов. Автор ссылается на недостаточную изученность истории Индии и Китая, а в первую очередь – на насильственное уничтожение культур Американского континента, чтобы обосновать необходимость глобального рассмотрения истории. Шпенглер пишет о том, насколько тесно связаны возникновение законности и религии с процессами в окружающей среде. И все время получается, что Европа без Востока – ничто.

Европа, как и высокоразвитые восточные культуры, – цивилизация городов. «Не следует забывать, для чего появилось слово „provincia“: это римское государственно-правовое наименование Сицилии, завоевание которой впервые превратило высокоразвитое культурное общество в совершенно бесправное. Сиракузы стали первым настоящим мегаполисом античного мира в то время, когда Рим был еще незначительным городом на периферии»[9].

Французский Прованс, на побережье которого располагаются портовые города Марсель и Ним, был первым регионом, который Юлий Цезарь назвал «nostra provincia». Несомненно, эта область Франции была частью античного мира. Местные языки, провансальский и каталанский, гораздо больше похожи на латынь, чем сложившиеся позже французский и испанский.

До сих пор здесь сохранились самые великолепные к северу от Альп цирки и театры. Автострады проложены вдоль старых дорог, сооруженных римлянами, чтобы связать Иберийский полуостров с Римом. Римское гражданство давало доступ в избранное общество. Военная служба часто становилась мостиком для перехода из мира «варваров» в мир римлян. Физической границей был лимес – укрепленный вал с башнями, возведенный вдоль границы империи. Под его защитой процветала торговля. Не только израильтяне строят стены на оккупированных палестинских территориях. Укрепленную стену почти в 1300 км длиной сооружает вступившая в НАТО Финляндия на границе с Россией. Нет ничего нового под солнцем, как гласит ветхозаветная книга Экклезиаста.

Эпоха Европы и ее городов, постоянно отстраивавшихся после разрухи, – это эпоха крестьянских бунтов, религиозных столкновений, процветания и мировых войн. Того, кто высказывается о будущем Европы скептически, немедленно объявляют «могильщиком Запада» и «культурпессимистом». В 2013 г. я опубликовала книгу «Разобщенный мир. Что осталось от глобализации». Я пишу в ней о деглобализации, уязвимости глобализированных цепочек поставок и ренационализации в ЕС, о том, что то, что подразумевается под брекзитом или балканизацией, не обязательно ограничивается Балканами или Кавказом. События, происходящие с 2020 г. на фоне пандемии и борьбы с ней, равно как и совершенно разладившиеся отношения Брюсселя с Москвой, давно превзошли мои самые мрачные ожидания.

Оценки Шпенглера во многом справедливы. Он ни в коем случае не был пессимистом, но, будучи глубоко понимавшим ситуацию ученым-энциклопедистом, намного больше любил природу и культуру. Он ясно понимал, что будущее определяют технический прогресс и капитализм. К тому же уже в 1920-е гг. Шпенглер предвидел Вторую мировую войну и даже то, как она будет приблизительно протекать. Точно так же он предугадал превращение России в одну из ведущих мировых держав, переход власти к Восточной Азии и политизацию ислама. В 2008 г. историки писали: «В конце концов, сомнительно, что предсказанные Шпенглером итоги приведут к цезаризму. Западный парламентаризм сегодня жизнеспособен и полон сил, а западная идеология свободы почти не знает конкуренции по всей Земле»[10]. Это показывает, насколько можно заблуждаться, даже внимательно читая Шпенглера. Ведь нельзя отрицать, что сейчас привлекательность западной модели значительно снизилась вследствие партийного кризиса, недоверия избирателей, коррумпированности и слабеющего парламентаризма. Прежде всего – безопасность и благосостояние, а уж потом – свобода личности, заявили мне студенты одного из негосударственных университетов США в том самом 2008 г., когда разразился первый крупный финансовый кризис. Мы с ними проводили конференцию по Китаю. Венгерский премьер Виктор Орбан, глава правительства страны, входящей в ЕС, не раз одобрительно отзывался о противоречивом китайском варианте капитализма.

Среди историков у Шпенглера есть последователи, пишущие о конце западной гегемонии по причине доминирования Японии в 1980-е гг. или же из-за войны на Ближнем Востоке. Шпенглера интересовало не столько доминирование, сколько жизнеспособность культуры. Поэтому он, изучая философию культуры, только в некоторых вопросах ориентировался на своего великого наставника Фридриха Ницше, чье внимание привлекали декаданс и упадок культуры.

Тем, кто принимает решения, а в еще большей степени – их подчиненным, не хватает знаний и способностей, чтобы понять глобальные связи, осознать трагизм нашей эпохи и вступить в предметный диалог для принятия новых решений. Кто ныне образован так же, как многие поколения европейцев, говоривших друг с другом на равных? Переписка духовных лидеров с президентами во Франции, например, оборвалась на Жаке Шираке. В одном из интервью Владимир Путин выразил сожаление[11], что личностей масштаба Ширака больше нет. Нет равных партнеров. Преемник Ширака Николя Саркози, хоть и прогуливался на людях с книгами классиков под мышкой, дабы прослыть интеллектуалом, говорил, как босяк. Его военный советник Бернар-Анри Леви, философ-эксперт по всему на свете, был одним из вдохновителей вторжения в Ливию в марте 2011 г.

Последним австрийским канцлером, читавшим книги и писавшим самобытные тексты, был Бруно Крайский, который ушел в отставку в 1983 г. В США, да и не только, бывший актер Рональд Рейган, став президентом, сделался и героем многочисленных анекдотов. Однако Рейган, по крайней мере, смотрел кино и по совету своей помощницы неоднократно пересматривал фильм «Москва слезам не верит» режиссера Владимира Меньшова, который в 1981 г. получил «Оскара» в номинации «Лучший зарубежный фильм». Как судачили в кулуарах, мнение Рейгана о России постепенно начало меняться. Сожалеть по этому поводу можно долго, ведь образованные, а не просто компетентные сотрудники нужны не только в высшем эшелоне, но на всех уровнях власти.

Те, кто оперирует категориями типа «людские ресурсы», а не люди, предпочтут работать с взаимозаменяемыми кадрами, а не с личностями, способными действовать самостоятельно.

Тот, кто знает историю, получил фундаментальное гуманитарное образование и к тому же достаточно недоверчив, тот в наше время чаще всего одинок. Общий язык, духовная близость и общее чувство юмора, круг близких по духу людей, которых ты выбрал сам, – все это встречается в эпоху полной разобщенности еще реже, чем в минувшие века. Высокая дружба, воспетая в античной Элладе и прославленная веймарскими классиками, стала редкостью.

Что осталось от европейской духовной жизни? Есть ли еще достойные примеры и традиции, подобные обучению музыке, или культуре беседы вместо пустых разговоров, или владению иностранным языком, а то и занятию каким-либо видом спорта? В чем заключалось европейское единство?

Европейцы за пределами Европы и колониализм

«Европа» – замечательное слово. В Восточном Средиземноморье оно звучит как обещание. Для ливанца, который эмигрирует, потому что такова традиция, и содержит на свои денежные переводы большую семью, Европа почти всегда – Франция или Германия. О культурных противоречиях и падении уровня жизни даже ливанский средний класс не знает практически ничего. Точно так же дела обстоят и в Северной Африке.

Колонизировать мир начали европейцы, а последствия этого и по сей день ощущаются в жизни всех порабощенных ими народов. Историки вновь и вновь задаются вопросом, как такие маленькие страны – Англия, Португалия, Голландия – смогли присвоить полмира? Это было рискованное многоцелевое предприятие, преследовавшее просветительские, коммерческие – жажда золота и серебра – и прежде всего политические цели. А кроме того, они были одержимы покорением морей.

Историки часто вспоминают легендарное уничтожение китайского военного флота под командованием адмирала Чжэн Хэ, когда при императоре Юнлэ великолепные мощные корабли были затоплены или брошены гнить в ветшающих гаванях. Отвлекся ли Пекин на другие войны, или то было сознательное неприятие Срединной империей всего остального мира? Незадолго до того, как Китай отказался от океанских плаваний, моря стали осваивать немногочисленные мореходы из итальянских городов-государств наподобие Генуи или Венеции или из крохотных стран вроде Португалии и Голландии. Отныне мир принадлежал им. Английский мореплаватель и политик Уолтер Рэли (1552–1618) одним из первых сформулировал новую доктрину: «Кто владеет морем, владеет торговлей, а тот, кто правит мировой торговлей, у того все богатства мира, а следовательно, и весь мир» («…whosoever commands the sea commands the trade, whosoever commands the trade of the world commands the riches of the world, and consequently the world itself»). И речь тут не только о военных кораблях. Контейнеровозы, которые первыми стали использовать европейские и американские фирмы, заложили в 1960-е гг. основу современной глобализации. А теперь они принадлежат китайским компаниям, которые контролируют порядка 90 процентов рынка контейнерных перевозок.

До этого мировую торговлю и центры влияния определяло военно-морское превосходство европейцев. Германия опоздала к началу гонки за ресурсами и включилась в нее лишь с 1870-х гг., но после поражения в 1918 г. была вынуждена снова из нее выйти. Раздробленная Германия, образованная по федеративному принципу, никогда не имела глобального влияния. Мировое лидерство в экспорте – просто цифры, с 1945 г. она не могла конкурировать за идеи с другими действительно влиятельными странами. Из-за отсутствия дипломатических традиций в Германии всегда преобладало провинциальное мышление. Эталоном национальной идентичности стала немецкая марка. Она стала проводником влияния, поскольку марка была параллельной валютой в бывшей Югославии, а после ее распада способствовала поддержанию идентичности, ведь немецкий язык и литература уже давно утратили эту функцию. Германия не была культурной державой, сопоставимой с Францией, и не располагала внушающим восхищение наследием; напротив, после 1945 г. сознание многих немцев рухнуло под бременем истории.

Благодаря колониализму другие страны, например, маленькие соседки Германии Голландия и Бельгия, завоевали уважение во всем мире и уверенно участвовали в решении глобальных политических вопросов; в советах ЕС это чувствуется и сегодня. Немцы эмигрировали или восстанавливали разрушенную родину, такие выдающиеся личности, как Ганс-Дитрих Геншер или Гельмут Шмидт, сидели за одним столом с великими современниками. В остальном же Германия была занята главным образом собой. В условиях коллективного страха перед изменением климата все большую популярность приобретают концепции полного самоограничения. Отгородившись иллюзорным забором из солнечных батарей на крыше, велосипедами и экологически чистыми овощами, миллионы немцев и австрийцев верят, что самообеспечение возможно. Они намеренно не замечают, что киберпространство также требует надежного энергоснабжения и что электрические велосипеды делают из материалов, которые в Германии не производятся. Общества во Франции и Великобритании совершенно иные. Они по-разному относятся к техническим достижениям, например, к атомной энергии. Колониальное наследие играет в этом не меньшую роль, чем многие другие главы истории.

Колониализм стал господствующей в мире формой цивилизации. Термин «цивилизация» используется исключительно в единственном числе, поскольку за покоренными «варварами» не признавалось права ни на человечность, ни на культуру. В некотором смысле скандальное эссе Самюэля Хантингтона, опубликованное летом 1993 г. в специализированном издании «Foreign Affairs» («Иностранные дела») под названием «Столкновение цивилизаций», стало шагом вперед: термин использовался во множественном числе, так как теперь обсуждалось столкновение нескольких равноправных цивилизаций. До этого стандарт миру задавала единственная подлинная европейская цивилизация английских, французских или испанских оккупантов. Термин «Европа» касался исключительно военно-морских и, соответственно, колониальных держав. Таким образом, существовала только одна высшая цивилизация, остальной же мир следовало покорить, его следовало «цивилизовать». Под этим понимались извращаемое долгие годы христианство и новая европейская рациональность.

В Латинской Америке, где началась эта великодержавно-политическая авантюра, первые захватчики считали себя прежде всего стоящими на высшей ступени христианами, получившими законное право подчинять местное население и лишать его чести и достоинства. Волны иммиграции в последующие века превратили европейцев в диаспору перемещенных лиц, которые образовывали зачастую очень сегрегированные сообщества по причине бегства от насилия (например, евреи и политические беженцы 1930-х гг.) или в поисках лучших угодий (в случае с многочисленными немецкими фермерами). Если вы вхожи в круги художественной интеллигенции Чили или Аргентины, вы, вероятно, сталкивались с прекрасно сохранившимся европейским культурным наследием – пианино и комодами, библиотеками и посудой. Мебель совершила нелегкий переезд на новый континент и стала не только утварью, но и напоминанием об утраченной Европе. Музей иммигрантов, который я однажды посетила на юге Чили, произвел на меня глубокое впечатление. Чего только ни брали с собой люди, чтобы начать новую жизнь в пампасах! Они хотели научить своих детей играть на фортепиано, заниматься народными танцами и жить в маленькой Европе. Родной язык тоже сохранялся и передавался по наследству, в отличие от других стран, куда устремлялись потоки эмигрантов, таких как Канада, США или Австралия.

Особый духовный аспект глубинных переплетений истории Латинской Америки и истории европейских стран, родом из которых были переселенцы, отразился в юриспруденции, особенно в международном праве. В Международный суд, входящий в систему Организации Объединенных Наций, регулярно поступали обращения по поводу разрешения территориальных конфликтов между латиноамериканскими государствами. Если вы ищете серьезную литературу по международному праву, рекомендую вам авторов из этих стран, потому что в пору нестроений именно юриспруденция сумела сохранить хрупкую государственную структуру. Я убедилась в этом на примерах Колумбии и Эквадора: с юристами из этих стран я дружу уже несколько десятков лет.

Что касается коренного населения, то социальный и экономический разрыв был и остается значительным. Однако ассимиляция и даже перевоспитание первых иммигрантов после разрушительных столкновений на начальном этапе не проходили по схеме, которую церковные и светские власти разработали на севере континента: там коренное население было либо уничтожено, либо заперто в резервациях. К тому же на севере существовало рабство, с ним американцы расстались с трудом. Для этого потребовалась кровопролитная война.

Просвещение ознаменовало начало переосмысления колониализма и рабства. Одним из первых был философ Мишель де Монтень, основатель критического мышления, скептик по определению. О нем говорят: какое горе, что в Германии не было Монтеня, и какое счастье, что он стоял у истоков французского Нового времени. Это меткое описание глубокого интеллектуального разрыва, который всегда существовал между Германией и Францией. Именно Монтень в своем эссе «Каннибалы» (1580) осудил и заклеймил европейских колонизаторов. Подобная свобода мысли 650 лет спустя никак не вписывается в рамки политкорректного мышления.

Таким образом, европейские державы импортировали сырье и рабов и экспортировали излишки озлобленной молодежи, покидавшей свои страны по политическим или экономическим причинам. Колонии позволяли правительствам европейских стран избавиться от части своего населения, так сказать, упорядоченным способом. Тот, кто вступил в конфликт с законом на родине, делал карьеру за границей, пользуясь своей пассионарностью. В книге «Тестостерон. Политика. Власть» я написала о роли тестостерона в политических потрясениях, основываясь на беспорядках 2011 г. в арабском мире[12]. Опираясь на исследования в области эндокринологии и исторические факты, я объяснила, каким образом уровень тестостерона влияет на поведение человека и его способность правильно оценивать опасность своего участия в таких событиях, как восстание, крестовый поход или война. Юноши хватаются за оружие, а женщины даже в юном возрасте задумываются о возможных последствиях и избегают лишней опасности.

Эти разгневанные молодые люди, безусловно, сыграли свою роль в колониальной истории Европы. «Сорок восьмые», то есть революционеры 1848 г., стали скандально знаменитыми. За поражением общеевропейских буржуазных революций, в которых участвовали также рабочие и крестьяне, последовала массовая эмиграция в Северную Америку. В основном то были революционеры-одиночки, они стали печально известны в США как «сорок восьмые», поскольку использовали свою решительность и боевой опыт в американской Гражданской войне начиная с 1861 г. Избыток разгневанных молодых мужчин в США, стране иммигрантов, превратил Дикий Запад в далеко не самое романтичное место.

С учетом миграционных потоков с юга на север начиная с 1980-х гг. лента истории определенным образом перематывается в обратную сторону. Молодые люди, которым из-за безработицы нечего ждать на родине, ищут свою судьбу в Европе и готовы преодолевать любые препятствия. Миграционный вопрос регулярно раздирает ЕС на части вот уже почти 30 лет. Начиная с так называемого Барселонского процесса в декабре 1995 г. европейские правительства пытались отгородиться от потенциальных иммигрантов. Эти усилия провалились задолго до первого крупного кризиса беженцев в 2015 г. Но насколько перспективна такая Европа, если государство всеобщего благосостояния больше не работает, а свободы, на которые мы уповали, исчезают?

Общество, в котором нет согласия

С 1970-х гг. «банлье», как называют французские пригороды, регулярно «вспыхивают». Особенно ожесточенным было насилие осенью 2005 г., а спустя почти двадцать лет все, и полиция, и молодежь, стали еще более агрессивны. Несмотря на то, что из-за волнений Франция регулярно попадает в заголовки международной прессы, в подобных беспорядках виноваты не только власти. Это глубинное противоречие, которое потрясает французское общество до самых его основ. И все же миграция и интеграция регулируются во Франции лучше, чем в Германии или Австрии.

Франция практикует модель ассимиляции, то есть абсолютной адаптации к республиканской модели жизни. Она работает в случае поколений иммигрантов как с Востока, например, русских и поляков, так и с Запада, например, испанцев и португальцев. Стать французом относительно просто: нужно говорить по-французски и быть приверженным идеалам Республики, таким как четкое разграничение политики и религии (например, запрет на ношение головного платка в общественных местах). В государственных учреждениях или больницах Франции вы никогда не увидите табличек ни на каких языках, кроме французского. Языковой проблемы, которая так затрудняет интеграцию, особенно в Германии и Австрии, во Франции не существует. Иммиграционные центры от Вены до Берлина финансируют переводчиков, тем не менее в венских больницах все объявления продублированы на арабском, турецком и других языках. Коммуникация ущербна уже на языковом уровне, чего нельзя сказать о Франции. Полицейские и участники уличных беспорядков орут друг на друга по-французски, здесь нет той безъязыкости, которая грозит подорвать социальную политику и национальную безопасность в Швеции или Германии.

Большинство иммигрантов во Франции – выходцы из бывших колоний на Африканском континенте, там люди говорят по-французски. Алжир был французской территорией вплоть до 1961 г. Миграция во Францию шла волнами. Важным этапом стала Алжирская война, когда сотни тысяч арабов бежали после обретения страной независимости, например, потому что сотрудничали с французскими властями. Политическая эмиграция поэтов и интеллектуалов в 1970-х и 1980-х гг. все больше превращалась в экономическую миграцию, подпитываемую демографическим давлением и контрабандой в Средиземноморском регионе.

При помощи так называемого Барселонского процесса в 1995 г. Франция, в частности, хотела положить конец неконтролируемой иммиграции и вместе с Италией и Испанией инициировала ряд соглашений об ассоциации между ЕС и странами Южного и Восточного Средиземноморья, чтобы инвестициями удержать людей на родине. Эти программы провалились, а в некоторых случаях даже привели к росту социального неравенства. Арабские беспорядки 2011 г. вызвали новые волны миграции, особенно после того, как бывшие «партнеры» по контролю над путями бегства из Северной Африки, такие как ливийский лидер Муаммар Каддафи, были уничтожены французскими военными из соображений якобы гуманности.

Несмотря на все проблемы, с которыми сталкиваются третье и четвертое поколения иммигрантов, французское государство всеобщего благосостояния дает им возможность социального роста. Уровень государственного образования лучше, чем в немецкоязычных странах, где в городских начальных школах родной язык для более чем 90 процентов детей – не немецкий. Я сама получала высшее образование во Франции и познакомилась с меритократической системой образования и управления, которой в Австрии нет. Продвижение по карьерной лестнице возможно, потому что система по-прежнему основана больше на способностях, чем на знаниях. Австрия и Ливан похожи в том, что касается непрозрачных тендерных процедур и связей между администрацией и определенными влиятельными группировками. Я допускаю такую параллель, поскольку знакома с обеими административными системами.

В абсолютном выражении ситуация во Франции также лучше, чем, например, в Австрии. Доля людей, не родившихся во Франции, уже много лет держится на уровне 10 процентов. В Австрии этот показатель вырос с 13 процентов в 2015-м до более чем 20 процентов на сегодняшний день. Мощная волна иммиграции 2015–2016 гг. затронула Германию, скандинавские страны и Австрию из-за их систем социального обеспечения, а Франция в ту пору страной массовой иммиграции не являлась.

Террористические атаки, особенно в 2013 г. («Батаклан» в Париже) и 2016 г. (Ницца), привели к серьезным потрясениям. Было объявлено чрезвычайное положение, которое продлилось несколько лет. Однако ни терроризм, ни массовые изнасилования, ни нападения с ножом на младенцев в колясках, как, например, в Анси в мае 2023 г., никогда не приводили к восстанию французов против своих новых соотечественников-иммигрантов.

Летом 2023 г. почти по тому же сценарию прокатилась еще одна волна насилия, направленная против учреждений Республики, от школ до муниципальных организаций. Поводом вновь послужила конфронтация между французскими полицейскими и молодыми людьми арабского происхождения. Не в первый и не в последний раз во Франции в течение нескольких дней поджигали автомобили и магазины. Средний возраст арестованных в июне 2023 г. составлял от 13 до 17 лет. Уровень мародерства был близок к тому вандализму, которому неделями предавалась протестующая молодежь осенью 2005 г. Теперь же подобное было устроено новым поколением ожесточенных молодых людей, которых побудили к этому жесткие ковидные органичения и последствия экономического кризиса. Их перспективы еще менее отрадны, чем у демонстрантов двадцать лет назад.

И все же Франция справляется с интеграцией миллионов иммигрантов из своих бывших колоний гораздо лучше, чем Германия, Скандинавия или Австрия, потому что язык, о котором много говорят как о критерии интеграции, во Франции – не главная проблема. В то же время это показывает, что владение языком не решает многих проблем, от которых страдает общество в ЕС.

Швейцарский писатель Макс Фриш сказал в 1965 г., когда произошли первые воссоединения семей: «Мы звали рабочих, а пришли люди». Следующие поколения приживались по-разному. Хотя о Франции говорят больше всего, Германии, Швеции и Австрии придется намного тяжелее из-за того, что происходит с их демографией.

И речь здесь не только об уличном насилии, особенно о нападениях на женщин, так называемых убийствах чести, которые происходят почти еженедельно. Демографические изменения в обществе, о которых часто говорят сторонники неконтролируемой иммиграции, выдавая их за многообразие и культурное обогащение, приводят к социально-политическим сдвигам. После достижения критической массы интеграция утрачивает важность. Начиная с детского сада и заканчивая супермаркетом и медицинским обслуживанием, люди могут существовать изолированно в рамках соответствующей диаспоры и не участвовать в общественной жизни. Как обществу в широком смысле слова сосуществовать с параллельными сообществами? В исключительной ситуации, если, например, рухнет снабжение основными товарами и услугами, все ли добровольно сплотятся в подобных крайне уязвимых обществах? Или же те, кто живет большими семьями, будут иметь преимущество перед множеством одиночек, не обязательно пожилого возраста?

Демография неизменна точно так же, как география. Политические и экономические системы можно легко изменить в течение одного дня. А вот структура населения – совсем иное дело. И демография – одна из многих причин раскола, потому что речь уже давно не о пенсионном обеспечении и необходимости иммиграции. Речь – о сплоченности общества и о том, как оно живет со своим европейским наследием.

За 17 месяцев, проведенных в Ливане, я успела соскучиться по Европе. Для меня Европа – это поход на концерт, прогулка по парку и интересная беседа. Все это я вновь обрела в Санкт-Петербурге, где есть и Париж, и Венеция, и Амстердам, и русское приволье. Это чудо архитектуры и воли к жизни – один из самых красивых мегаполисов Европы. Сколько всего пережил этот город! Самая мрачная глава – это, несомненно, блокада Ленинграда, когда солдаты немецкого вермахта почти на 1000 дней отрезали город от снабжения, и не менее миллиона жителей умерли страшной смертью. Те, кто не умер, выживали, питаясь крысами, а то и человечиной. Это был ад на земле. Один из выживших – 91-летний дирижер Владимир Федосеев, много лет дирижировавший Венским симфоническим оркестром. Но теперь ему это запрещено, так как он продолжает давать концерты в России. Из-за войны на Украине Австрия замалчивает все прошлые преступления против деятелей искусства и просто людей и не стыдится запрещать русских – даже тех, кому много лет назад пришлось заплатить кровью за чужие военные преступления.

За всю свою жизнь в Австрии я лишь однажды видела по телевидению документальную передачу о блокаде Ленинграда; ни в школе, ни после нее я не слышала об этом преступлении гитлеровского вермахта. Иначе дело обстоит с не менее страшными событиями Холокоста или восстания в варшавском гетто. Победа над национал-социализмом преподносилась нам в школе как победа армии США. Роль Советского Союза преуменьшалась, особенно в Австрии, из-за множества личных переживаний во время оккупации союзниками в 1945–1955 гг. У каждой семьи была своя история, передаваемая из поколения в поколение. Я родилась в 1965 г. и выросла на таких рассказах.

Похоже, что европейская история цинично переписывается, на этот раз – в контексте противостояния с Россией. Грозный Восток был для Европы постоянным врагом со времени войн греческих полисов с персами. За несколько недель весной 2022 г. «европейский мирный проект», то есть ЕС, превратился в противоборствующую сторону, в центр так называемых круговых поставок оружия на Украину. Всякий, осмелившийся выступить в защиту дипломатии в атмосфере новой милитаристской истерики, в которую, судя по всему, особенно часто впадают немцы и австрийцы, тут же становился «безродным пацифистом». Европа официально распрощалась с соблюдением договоров, о чем свидетельствует отказ от контрактов на поставки российского сырья, а правительства стран ЕС, за исключением венгерского и словацкого, хором надрываются: «Россию следует разгромить любой ценой!» Таким образом, налицо забвение Европой собственного не столь уж давнего прошлого. «Русский – плохой парень» по определению, все культурные и академические отношения с Россией разорваны ЕС. Многие обстоятельства, которые, возможно, лишь маскировались ради больших объемов торговли на протяжении ряда лет, вновь вышли на свет. Для меня абсолютно неприемлема опрометчивость Запада, прекратившего академическое взаимодействие в любых формах. Даже на самых сложных этапах холодной войны не было разрушено столько, сколько весной 2022 г. На семинар в Петербурге можно пригласить немецких или французских коллег – но не наоборот. Трусость способствует и тому, что подавляющее большинство европейцев молча соглашается с политической «сплошной вырубкой» и не ропщет. Даже профессора в отставке не решаются сотрудничать с российскими коллегами и студентами, опасаясь репрессий в отношении своих семей. Меня восхищает и в то же время пугает то, что за сто лет менталитет не изменился. Все трусливо поддерживают всё, а те, кто бессовестно наживался на клиентах из России, теперь, заботясь о своей репутации, и знать их не хотят.

Как и в эпоху глобализации до 1914 г., оказалось, что тесные торговые отношения не гарантируют длительной политической стабильности. Другими словами, произошло обратное тому, чему нас учили. Ubi commercium, ibi ius – принцип, согласно которому торговля ведет к установлению прав и обязанностей и, следовательно, к миру, отражен в соглашении о создании Всемирной торговой организации (ВТО), вступившем в силу в 1995 г. Созданию ВТО были посвящены многосторонние масштабные конференции, но довольно часто договаривающиеся стороны нарушали выработанные ими же самими нормы, и мир не становился стабильнее, несмотря на интенсивные торговые отношения.

Если несколько десятилетий назад дискуссии по разным вопросам в Европе все еще характеризовались приверженностью нормам и пониманием нюансов, то ныне утвердилось черно-белое мышление, которое противоречит основным принципам конституций. Разрушаются дружеские связи, разваливаются семьи. Это началось не позднее неконтролируемой миграции осенью 2015 г., обострилось с пандемией и превратилось в разделение на добро и зло с началом СВО на Украине в конце февраля 2022 г.

Новое ожесточенное военное столкновение между израильтянами и палестинцами осенью 2023 г. с еще большей очевидностью обнаружило, насколько многие европейские политики позабыли историю. В их понимании конфликт между израильтянами и палестинцами начался 7 октября 2023 г., а не с провозглашения государства Израиль в мае 1948 г. Речь идет не о недостатке исторических знаний, а о принципиально антиисторической позиции европейских руководителей. Незнание исторического контекста не только ухудшает отношения между ЕС и третьими странами, такими как Россия или арабский мир, но и усиливает раскол внутри союза, где практически нет общего языка, кроме согласованных меморандумов. Разброд начался несколько лет назад, когда дискуссии, на которые дипломаты и правительственные чиновники когда-то находили время, превратились в изложение позиций, исключающее любые контакты на персональном уровне. На мой взгляд, упадок дипломатии во многом связан с утратой уважительного общения и хороших манер. Здесь уместно привести высказывание бывшего главы югославского государства Иосипа Броз Тито, переданное его немецким переводчиком: «Самая лучшая дипломатическая школа не заменит правильного воспитания в детстве»[13]. Результат утраты манер проявляется сегодня и в большом, и в малом. Выхолощенное общение свелось к пустым фразам. В конце концов мы вообще окажемся не в состоянии говорить ни на какие темы.

Европа медленно предает саму себя. Экономические кризисы заканчиваются, дефицит энергии можно преодолеть, но за последние два десятилетия Европа утратила суть того, что для меня всегда олицетворяло европейское мышление и образ действий: свободу как основополагающую идею и примат закона.

Это поистине трагедия. Я решила написать реквием, потому что Европа хоронит себя уже довольно долго. Это не будет «pompe funèbre», как когда-то называли помпезные похороны в Вене с ее особыми традициями культуры погребения. Скорее, это будет смерть в рассрочку, которая тянется уже много лет. Европейцы предают европейскую цивилизацию. Это настоящая трагедия, которая не впервые началась с Германии.

Представлять Австрию означает: при жизни быть непонятым и гонимым, после смерти – непризнанным, а в дни юбилеев – удостаиваться полного забвения.

Йозеф Рот

Стефан Цвейг и Йозеф Рот

Уже несколько десятилетий книга «Вчерашний мир. Мемуары европейца» является культовой. В ней венский писатель Стефан Цвейг (1881–1942) описывает жизнь в Дунайской монархии на рубеже позапрошлого и прошлого веков, сопрягая ее с собственной биографией. После самоубийства Цвейга в 1942 г. книга многократно переиздавалась. Не одно поколение с восторгом читало романтизированную историю монархии Габсбургов. В их числе была и я. Впервые я прочла эту книгу, учась в гимназии, а спустя 30 лет перечитала ее снова, но уже другими глазами, не веря безоговорочно всему тому, о чем в ней говорится.

Цвейгу удалось передать картину нравов той Центральной Европы, что выглядела безопасной и надежной, где процветали страховые компании, потому что, казалось, застраховать можно все. Избалованные венцы в этой части Европы видели идеальное интеллектуальное убежище для кабинетных ученых, театральных директоров и любителей искусства. «Мемуары европейца» почитаются панъевропейцами всех мастей. Прославившись вышедшими из-под его пера увлекательными жизнеописаниями и новеллами, Цвейг также был плодовитым политическим эссеистом. Перед Первой мировой войной, которую он встретил с ликованием, как и все салонные вояки, он в своих статьях ратовал за разгром Англии и Франции[14]. Подобно многим немецким националистам, венский буржуа любил империю Гогенцоллернов. Тогда в его произведениях европейского мышления не было еще и в помине.

Несмотря на восхищение его изящным стилем и глубоким знанием человеческой природы, этого интеллектуала следует причислить к многочисленным поджигателям войны 1914 г. Когда разразилась великая катастрофа, ему было уже 32 года и он успел получить фундаментальное гуманитарное образование. Но война против «врагов Германии», будь то Россия или Франция, вдохновляла его в той же степени, что и рьяных юношей по всей Европе. В отличие от них он не лишился жизни или рассудка на поле боя, так как работал в военных архивах. Цвейгу много раз приходилось поступаться принципами, австрийский оппортунизм вписан в историю его жизни жирным шрифтом. К тому же – неприглядные тайны, о которых многие годы ходили сплетни. Его эксгибиционизм и педофильские наклонности[15] получили подтверждение лишь недавно. Однако аномальная сексуальность, которую он удовлетворял в венских парках, похоже, не сказалась на его популярности. Писатель по-прежнему любим нацией и пламенными сторонниками ЕС, а его книги занимают видное место в «rayon germanophone», отделе немецкой литературы парижских книжных магазинов. О Цвейге никто не скажет дурного слова. Талантливый автор скрупулезно исследовал архивы, чтобы научно обосновать свои мысли, был волшебником немецкого языка и жил несколькими жизнями одновременно.

Несмотря на все неприглядные моменты его творчества и биографии, о Цвейге и сегодня говорят с уважением. Если о его жизни снимают фильм, то не упоминают ни о чем недостойном. С европейских экранов на нас глядит изгнанник-пацифист, которому и сегодня аплодируют и которого цитируют. Резко контрастирует с ним венский канцлер Клеменс Меттерних, гораздо более европеец и по духу, и по роду своей деятельности. Но Меттерних и сегодня подвергается остракизму со стороны СМИ. Меттерних и Цвейг – воплощение тех, кому не повезло или, наоборот, повезло с отношением потомков.

Произведения Цвейга по праву включены в обязательную школьную программу, их нужно читать. Однако он не был ни политическим мыслителем, обогнавшим свое время, ни по причине противоречивости характера твердым человеком, каким его считают поклонники. Лживость и двойная мораль Цвейгу гораздо ближе, они и делают его типичным венцем того времени. Коллеги его недолюбливали. Одним из его современников был Артур Шницлер, врач и блестящий писатель, которого Зигмунд Фрейд боялся, понимая, что именно он – истинный знаток человеческой души. А Цвейг находил подходящие оправдания собственным недостаткам у столь же беспринципного Фрейда с его психоанализом. Под его сексуальные отвлечения или развлечения с детьми друг-медик Зигмунд Фрейд подвел научную базу, объясняя их детскими переживаниями писателя. Цвейг был в первую очередь венским декадентом той эпохи, когда декадентская скука на некоторое время стала главной темой литературы. Лишившись в эмиграции венского общества, он был вынужден искать новые ценности. Но его поклонники и прежде всего те, кто систематически цитирует Цвейга в речах о Европе, переоценивают его.

Отчего я долго была благодарной жительницей Европы

Если я начинаю эту главу о прежней Европе с критических замечаний в адрес писателя Цвейга, то происходит это по двум причинам. Во-первых, из-за его часто цитируемой книги «Вчерашний мир». Во-вторых, из-за его коллеги по перу Йозефа Рота (1894–1939), который, в отличие от Цвейга, был вынужден писать, поскольку нуждался в заработке, а не потому что это было его страстью. Проживший трудную жизнь Рот был более цельным человеком, журналистом и писателем, чем избалованный Цвейг. Если первый был любителем выпить, то второй – заядлым курильщиком. Однажды Цвейг попросил коллегу Рота наконец отказаться от алкоголя, а он, Цвейг, отказался бы от табака. Рот, по слухам, ответил: «Я пью не для того, чтобы забыться, а чтобы видеть яснее». Рот, несомненно, видел все, когда в 1933 г. начал издавать журнал для небольшой диаспоры соотечественников в Париже[16]. Монархист, обожавший свою обреченную Австро-Венгрию и Центральную Европу и безошибочно анализировавший ее в умных книгах, прекрасно понимал, что Европа стоит на краю гибели.

В романах «Марш Радецкого» и «Гробница императора» он остроумно и точно показал политические настроения эпохи: «Эта империя должна пасть. Как только наш император закроет глаза, мы распадемся на сотню частей. Балканы станут более могущественными, чем мы. Все народы создадут свои маленькие паршивые государства, и даже евреи провозгласят короля в Палестине. Вена провоняла потом демократов, я не могу больше терпеть на Ринге такого зловония. Рабочие расхаживают с красными флагами, они не хотят больше работать»[17].

В отличие от тех, кто считал, что в самой что ни на есть просвещенной Европе на ведьм больше охотиться не станут, Йозеф Рот поставил точный диагноз, предсказав в этом отношении горькое будущее. После того, как 30 января 1933 г. австрийца Адольфа Гитлера провозгласили рейхсканцлером Германии, львовский еврей понял, что случилось непоправимое, и уехал в Париж, на шесть лет раньше большинства эмигрантов. Судьба избавила его от будущего бесконечного бегства, как гласит название одного из его романов. Рот умер за несколько месяцев до официального начала войны в 1939 г.

В своих романах он с большой симпатией описывает восточноевропейских евреев, культуру их местечек, их набожность и беспросветную жизнь. Рот был благочестивым, любящим человеком и таким же писателем. Он мог бы писать на русском или французском. Однако из любви к немецкому языку, которым мастерски владели еврейские сказители на задворках монархии, он писал на немецком и свои статьи, которыми зарабатывал на жизнь, и свои книги. К тому же этот эмигрант с трагическим мироощущением был отчасти и русским, как отметил в речи на его похоронах Стефан Цвейг[18]