Золотая клетка

© Юй СЫ, текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Иллюстрация на обложке Пельмышка

Оформление форзацев и внутренние иллюстрации ХОСС

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © gorozhinak. HstrongART / Shutterstock.com

Глава 1

Мин Сянь

Удар гонга отбил вторую стражу[1]. Во дворце стояла тишина, и только ноябрьский ветер завывал между резными колоннами и под изогнутыми карнизами.

Фигура в черной накидке быстро поднималась по высоким ступеням, и императорские гвардейцы вдоль лестницы, завидев ее, вытянулись по стойке «смирно», стряхивая сонливость. Дремавший у дверей евнух услышал шаги, поднял глаза и тут же подобострастно опустил их, узнав мужчину.

– Великий советник[2], – произнес евнух, но не получил от него ответа. Черные глаза феникса[3] скользнули по надписи над дверью – «Дворец душевной чистоты» – и слегка прищурились, придавая бледному лицу мужчины несколько злое выражение, но затем на него снова вернулось равнодушие. Волосы мужчины были собраны в аккуратный пучок, перехваченный золотой короной. Он был высок, широк в плечах, обладал военной выправкой, и казалось, что его присутствие угнетает. Поплотнее запахнувшись в накидку, отороченную черным лисьим мехом, он повернулся к дрожащему на осеннем ветру евнуху.

– Ее Величество еще не легла? – спросил он низким голосом.

– Нет, Ваша Светлость, – пролепетал евнух, украдкой глядя в лицо первого министра империи. Тот смотрел на закрытые двери с резными драконами. – Ее Величество собиралась посвятить вечер завершению картины, а потому приказала ее не тревожить… – без утайки продолжил слуга.

Это был пожилой и опытный евнух по имени Чжоу Су. Великий советник снова перевел на него глаза, разглядывая испещренное морщинами лицо евнуха Чжоу и как будто о чем-то задумавшись. Чжоу Су служил еще у прежнего императора, и годы научили его осторожности и тактичности. Он терпеливо ждал, пока великий советник ответит.

Спустя некоторое время, не дождавшись ответа, Чжоу Су все же заговорил, вырывая мужчину из мыслей:

– Прикажете доложить о вашем приходе?

– Нет. Прикажи… – мужчина махнул рукой, а затем оборвал сам себя: – А впрочем, не стоит. Никого не впускать. – И он толкнул двери в стороны, заходя внутрь. Чжоу Су немного помедлил, а затем закрыл за ним створки и снова замер на своем посту. Евнух крепче сжал ручную грелку, которая уже почти остыла.

Великий советник широким шагом зашел в покои и невольно поежился от тепла, пробирающегося под накидку. После холодной осенней ночи жара в комнате казалась удушающей. Шум ветра стих, остался только еле слышный треск угля в жаровне. Он выдохнул и замер, цепляясь пальцами за застежку у горла. В глубине в окружении свечей над столом склонилась молодая девушка. Ее стройная, даже худощавая фигура утопала в расшитом золотом халате с широкими рукавами. Длинные, распущенные черные волосы спадали на плечи и нависали над листом бумаги на столе, практически касаясь поверхности. Черты ее лица были тонкими, изящными и как будто прозрачными, придавая ей болезненности в неровном свете свечей. Губы, словно лишенные крови, были бледными и плотно сжатыми от напряжения. Одной рукой придерживая рукав, девушка медленно выводила кистью что-то на листе бумаги. Великий советник замер, не издавая не звука.

– Шан Юй, чего ты там застыл? – Неожиданно девушка обернулась, и ее чуть раскосые персиковые глаза[4] внимательно уставились на вошедшего.

Великий советник немедленно опустился на одно колено.

– Приветствую Ваше Величество.

– Не надо церемоний, поднимись, мы же наедине, – девушка махнула рукой, отворачиваясь от него и вновь ставя кисть над листом. – Что тебя привело в столь поздний час?

– Вы уже ужинали? – спросил Шан Юй, медленно поднимаясь.

Мин Сянь, императрица Северной Сунь, не ответила, увлеченная своим занятием. Ее кисть плавно заскользила по бумаге, оставляя ровный след. Шан Юй пристально наблюдал за тонким запястьем, которое обнажилось из-под рукава. Наконец он сделал несколько бесшумных шагов вперед, чтобы рассмотреть, что рисовала императрица. На листе тонкой бумаги красными цветками расцвела зимняя слива. Рисунок был почти завершен. Императрица сделала последний штрих и отложила кисть.

– Закончила! – довольно пробормотала она себе под нос, глядя на рисунок. Шан Юй перевел взгляд с листа на лицо императрицы: в обычно равнодушных глазах плескалась тихая радость от завершенного дела, а на губах играла легкая улыбка. Он сжал кулаки, скрытые накидкой. – Нравится? – спросила Мин Сянь, переводя взгляд на своего первого министра.

– Все, что рисует императрица, выходит великолепно, – отозвался Шан Юй сдержанным тоном, беззастенчиво разглядывая лицо девушки. Легкая улыбка уже померкла, и губы вновь сжались в тонкую линию.

– Тогда Мы[5] прикажем наклеить рисунок на шелк и подарим тебе. – Императрица опустила рукава, скрывая тонкие белые запястья, и отошла от стола, потеряв интерес к рисунку.

– Благодарю Ваше Величество за милость. – Шан Юй тут же вновь опустился в поклоне.

Мин Сянь еле слышно вздохнула, глядя на его коленопреклоненную фигуру.

– Нам это ничего не стоит. Поднимись. Ты пришел по какому-то делу?

– Ваш слуга пришел доложить вам, что завтра на утреннем собрании министр Вэй и министр Лю поднимут вопрос о праздновании дня рождения покойного императора, и мне бы хотелось заранее обсудить это дело с Вашим Величеством. – Шан Юй поднял взгляд на императрицу, все еще стоя на одном колене.

Мин Сянь замерла, услышав его слова, выражение ее лица на миг стало растерянным, а уголок рта невольно опустился вниз, но когда Шан Юй посмотрел на нее, ее лицо снова приобрело равнодушное выражение.

– Какие же подробности ты хотел обсудить с Нами? – равнодушно спросила она, проводя кончиками пальцев по краю стола. – Просто скажи Нам, чего хотят Наши драгоценные министры.

– Министр Вэй и министр Лю предложат провести скромную церемонию поминовения, поскольку, как вы знаете… в этот день также родился бывший наследный принц, и устраивать грандиозный обряд было бы не слишком… – Шан Юй глядел на императрицу, когда говорил, и заметил, как пальцы на столешнице, постукивающие по поверхности, замерли.

– Просто организуйте все, как в прошлом году, – прервала его императрица, отворачиваясь. – Это все? Мы устали. Ради такой мелочи тебе не стоило приходить, Мы знаем, что должны сделать. Завтра Мы непременно поддержим министров Вэя и Лю, можешь не переживать. Ступай. – Мин Сянь вяло махнула ему рукой, направляясь во внутренние покои. – Прикажи Чжоу Су войти, когда будешь уходить.

– Доброй ночи, Ваше Величество. – Шан Юй вновь поклонился и стоял так, пока шаги императрицы не затихли. Только после этого он поднялся и медленно, украдкой оглядываясь на дверь во внутренние покои, подошел к картине, оставленной на столе, проводя пальцами по невысохшей краске. Красный отпечаток остался на кончиках пальцев. Растерев краску между ними, он быстрым шагом вышел из императорских покоев.

– Императрица зовет тебя к себе, – сказал он евнуху Чжоу, поплотнее запахиваясь в меховую накидку. – Проследи, чтобы Ее Величество выпила укрепляющий отвар перед сном. И добавь еще одну жаровню, в императорских покоях холодно.

– Великий советник так искренне заботится о Ее Величестве, это счастье для Поднебесной. Прошу прощения, что не смогу проводить великого советника, – Чжоу Су отвесил быстрый поклон и прошмыгнул за дверь, и Шан Юй остался один на ледяном ветру.

Он прищурился, вглядываясь в темноту, а затем направился вниз по ступеням, похожий на большую черную птицу.

Шел пятый год правления нынешней императрицы Северной Сунь, Мин Сянь. У предыдущего императора, Мин Дуаня, было всего два сына и две дочери, пережившие младенчество, и Мин Сянь, Четвертая принцесса, младшая из его детей, никогда не считалась кандидаткой на трон. Ее мать, благородная наложница Вэй, пользовалась большей благосклонностью императора, чем императрица Чжэнь, однако родила лишь двух дочерей, а потому титул наследного принца перешел к старшему сыну императора Мин Сюаню. Мин Сюань, крепкий и сильный мальчик, был очень смышленым ребенком и получил свой титул уже в пять лет. После этого его постоянно окружали учителя, готовя к роли будущего правителя.

Второй сын императора, Мин Синь, с ранних лет увлекался боевыми искусствами и в шестнадцать лет после церемонии совершеннолетия первым делом, чтобы набраться боевого опыта, попросился на границу с Южной Сунь, которая постоянно делала набеги на приграничные города. С тех пор он редко возвращался в столицу Линьань, осев в Сицзине на границе. Император пожаловал ему титул циньвана Цзе[6], назначив защитником границ Северной Сунь, и это всецело соответствовало желаниям Второго принца, поскольку бороться за престол со старшим братом он был не намерен, а дабы не вызывать лишних подозрений, держался подальше от придворных интриг.

Третья принцесса, Мин Сюнь, была любимицей императора и наложницы Вэй, драгоценной жемчужиной империи и образцом «Трех послушаний и четырех добродетелей»[7]. Она прекрасно владела всеми четырьмя изящными искусствами[8], а также великолепно пела и вышивала и при этом интересовалась делами империи и ратовала за народ. Она выучилась езде верхом, стрельбе из лука и частенько сопровождала отца-императора и братьев на охоту.

С детства болезненная и слабая телом Четвертая принцесса ни политикой, ни военным искусством не интересовалась. Она была младше наследного принца на семь лет, Второго принца и Третьей принцессы – на четыре года, но разительно отличалась от них и характером, и амбициями. Получавшая меньше всего внимания императора младшая принцесса росла вольно и свободно, не зная забот. Не обремененная ни политическими интригами, ни семейными проблемами, Мин Сянь посвящала все свое время изящным искусствам, любила каллиграфию, живопись и музыку. Она поддерживала поэтов в столице, щедро одаривала литературные кружки и свела знакомство со многими образованными людьми. В пятнадцать лет она почти не ездила верхом и не умела вышивать, но знала всю древнюю литературу, разбиралась в каллиграфии и втайне мечтала стать известной художницей. О браке она и не помышляла, мечтая лишь о свободе – вырваться из душного дворца и отправиться путешествовать. Конечно, ее мать, благородная наложница Вэй, была изрядно разочарована своей младшей дочерью, но вскоре, поняв, что и император не обращает внимания на Мин Сянь, бросила попытки как-то повлиять на нее и все силы употребила на воспитание ее старшей сестры, которую собиралась удачно выдать замуж и тем укрепить свою власть в столице. Император горячо любил ласковую и заботливую старшую дочь, столь разительно отличающуюся от Мин Сянь, которая вечно пребывала в своих мыслях, и потому тоже очень щепетильно относился к ее будущему браку, не решаясь выдать замуж слишком рано.

Однако на восемнадцатом году правления Мин Дуаня на южной границе разгорелась война. Южная Сунь атаковала заставы, и Второй принц пал в битве, защищая страну от захватчиков. Оглушенный горем император был вынужден заключить военный союз с империей Ци на востоке, подкрепив его браком между принцессой Мин Сюнь и наследным принцем империи Ци. Война закончилась победой союзных войск, но, потеряв сразу двух своих детей, император Мин Дуань сильно сдал. Здоровье его ухудшалось, а наследный принц невольно перенимал все больше и больше полномочий отца.

Мин Сянь тем временем продолжала расти, как дикий цветок, ветром занесенный во дворец. Проводив сестру со свадебным обозом в соседнюю страну и похоронив Второго брата, она погоревала и вернулась к своей прежней тихой жизни, задумывая открыть общество художников в столице. Она и подумать не могла, что в один прекрасный день вся ее жизнь изменится.

На двадцать пятый год правления Мин Дуаня, который к тому времени уже был практически прикован к постели и почти все дела передал Мин Сюаню, когда столица потихоньку готовилась к смене девиза правления[9], при дворе неожиданно разразился величайший скандал.

Мин Сюаня, наследного принца и будущего императора, обвинили в сговоре с Южной Сунь, братоубийстве и коррупции. Старому императору были представлены доносы с границы от подчиненных генерала Мин Синя, переписка наследного принца с императором Южной Сунь, доказательства подкупа ряда старых министров через великого наставника принца с целью поддержки при дворе и прочее, и прочее… Количество грехов наследного принца было настолько огромным, что Мин Дуань приказал немедленно заточить его в тюрьму, а его мать, императрицу Чжэнь, в Холодный дворец[10]. Первого принца лишили титула, а затем и его мать. Множество чиновников сместили со своих мест и казнили. Убитый горем император слег окончательно и на смертном одре передал кабинету министров два золотых свитка со своей последней волей.

Первый гласил:

«Наследный принц, Мин Сюань, совершил непростительное преступление. Будучи Нашим сыном, которому Мы больше всего доверяли, он сговорился с врагами империи, замыслил и осуществил убийство родного брата, довел двор до того, что Мы больше никому не можем доверять. Мин Сюань будет разжалован до простолюдина, и Мы запрещаем хоронить его останки в императорской усыпальнице. Нашу супругу, Чжэнь И, постигнет то же наказание. Мы запрещаем хоронить ее рядом с Нами».

Второй указ императора гласил:

«У Нас остался лишь один ребенок, которому Мы можем доверить империю. Мин Сянь выросла добродетельной и смиренной. Четвертая принцесса умна, проницательна и сильна волей. Мы надеемся, что бремя, которое Мы возлагаем на нее, будет ей по плечу. Четвертая принцесса Мин Сянь Нашей волей провозглашается Нашей преемницей и первой императрицей Северной Сунь».

И Мин Сянь, мирно живущая в своем дворце, никогда не думавшая и даже не мечтавшая о подобном, неожиданно получила в свои руки страну и увидела, как вся прислуга упала на колени.

– Да здравствует императрица! Многие лета новой императрице!

Глава 2

Двор

Мин Сянь восседала на драконьем ложе, глядя из-под опущенных ресниц на придворных внизу. Министр Вэй и министр Лю стояли посреди зала на коленях и при этом не переставали переругиваться с министром Цао.

– Тихо! – устало произнесла императрица, поднимая руку и потирая виски. Чжоу Су тут же подскочил к ней, подавая пиалу чая. Мин Сянь отвела ее рукой. – Дражайшие министры, к чему эти споры? – спросила она, глядя на них сверху вниз.

– Министр Цао предлагает совершенно неприемлемые вещи! Разве можно поставить посмертную табличку простолюдина Мин Сюаня, изменника и преступника, на церемонии поминовения прошлого императора? – Министр Вэй метнул яростный взгляд на министра Цао. Тот мелко дрожал, но продолжал простираться на полу в глубоком поклоне, непреклонный в своем мнении.

– Верно-верно! – загудели придворные.

Шан Юй, стоящий на ступень выше их[11], бросил взгляд на императрицу. Та склонила голову вниз, и из-за рядов жемчужных нитей ее лица было не разглядеть.

– Мы повелеваем устроить ровно такую же церемонию, как и в прошлом году, не стоит делать ничего грандиозного. В конце концов, год был не самый урожайный, и многие крестьяне пострадали от наводнения. В честь дня рождения прошлого императора поставить лотки с рисовой кашей для всех желающих. Министр Цао… – Мин Сянь бросила взгляд на распростертую фигуру, – Мы советуем драгоценному подданному взять перерыв от посещения утренних собраний после церемонии поминовения.

– Утреннее собрание объявляется закрытым! – громко крикнул Чжоу Су, повинуясь взмаху руки императрицы.

– Тысяча лет императрице! Да здравствует императрица! – Чиновники упали на колени, отвешивая поклоны. Мин Сянь поднялась с места и быстрым шагом направилась во внутренние покои. Министр Цао, обливаясь потом, поднялся и с опаской посмотрел на великого советника, не проронившего за все время собрания ни одного слова. Теперь же тот глядел на него в упор. Цао Юань, глава Министерства обрядов, под этим пронзительным взглядом захотел провалиться сквозь землю. Отступая мелкими шажками, он отвесил быстрый поклон и поспешил покинуть зал утренних собраний.

Министры Вэй и Лю проводили его неприязненными взглядами и немедленно принялись перемывать кости бедному Цао Юаню, у которого наверняка от этих разговоров зачесались уши. Верноподданные медленно начали разбредаться, обсуждая утреннее собрание.

– Кто бы мог подумать, что этот Цао Юань выдвинет такое предложение! Всего пять лет, как казнили Первого принца, а он уже думает о том, как его амнистировать! Верх безобразия!

– И не говори, видел ли дражайший Сюй, как хмурилась императрица? Еще и отправила его под домашний арест! Странно лишь… – чиновник украдкой обернулся и наклонился к другому, – что великий советник молчал все время.

– Для него Первый принц всегда будет костью в горле, даже столько лет спустя…

– Тише! – Опасаясь, что их могут услышать не те уши, они заторопились прочь.

Шан Юй медленно покинул зал, прислушиваясь к перешептываниям. Впрочем, они его не трогали, и лицо его, словно посмертная маска, оставалось неподвижным. Черные глаза следили за каждым, в особенности – за министрами Вэй и Лю.

Именно эти двое после казни Первого принца и остальных заговорщиков получили наибольшую власть при дворе. Министр Вэй Шаопу приходился вдовствующей императрице родным старшим братом и властно управлял Министерством доходов, наложив лапу на государственную казну. Имевший самую большую власть после первого министра, Вэй Шаопу, или Цин-гун[12] по титулу, был человеком рациональным и решительным.

Министр Лю Цзиньцин, когда-то вовремя выдавший замуж свою любимую дочь за старшего сына министра Вэя, оказался с ним в одной лодке и не проиграл от этого нисколько. Он служил главой Министерства двора, широкой рукой повышая и продвигая своих людей. Он был трусоват и щепетилен, любил выпить и не любил высовываться. Лю Цзиньцин больше всего ненавидел решать что-то самостоятельно, что прекрасно сочеталось с любовью министра Вэя командовать.

Вдовствующая императрица Вэй, получившая этот титул после того, как ее дочь взошла на престол, из благородной наложницы мигом превратилась в хозяйку Внутреннего дворца, а из-за того, что молодая императрица, по ее словам, слабо разбиралась в политике, не получив должного образования в юности, вдовствующая императрица помогала ей всеми силами. Или, читай между строк, активно вмешивалась в управление государством. Женщиной она была умной, хитрой, недаром из всех наложниц императора именно она заслужила его наибольшую любовь. Теперь же она вкушала плоды своего триумфа.

Эта могучая троица полностью захватила власть в империи, и везде, во всех министерствах были их люди. В Министерстве наказаний сидел Хэ Дайюй, в меру осторожный и жесткий, каковому и полагает заведовать судебными разбирательствами. Возвысившись после громкого расследования преступлений бывшего наследного принца и собрав пачку неопровержимых доказательств и свидетельств, он из простого чиновника третьего ранга превратился в министра наказаний, а его предшественник был казнен по доносу Хэ Дайюя за коррупцию. Подобная безжалостность внушала опасения даже министру Вэю, подмявшему под себя половину придворных чиновников.

Министерство общественных работ никогда не выделялось яркими личностями, а потому тихо-мирно продолжало свою работу, не ввязываясь ни в какие политические интриги. Его главой являлся Фу Пи, престарелый министр, который большую часть времени испрашивал разрешения у императрицы «поправить здоровье дома». Ему было глубоко за семьдесят, и он предпочитал проводить время в компании правнуков больше, нежели в своем Министерстве.

Цао Юань, которого столь беззастенчиво ругали сегодня, обычно не доставлял проблем Цин-гуну при дворе, и никто не мог понять, какая муха его укусила. Обычно тихий и боязливый, он прекрасно справлялся со своей работой, не высовывал голову из своего Министерства, когда не следовало, и приобрел репутацию осторожной мыши.

Главную головную боль для министра Вэя представляло Военное министерство. Мало того что военный министр Шан Цзянь был человеком несговорчивым и по-армейски вспыльчивым, часто вступавшим в перепалки с министром Вэем, так еще и его сын, забравшийся на самый верх, представлял собой словно заледеневшую гору Тай.

Шан Юй, имевший самый высокий пост в Северной Сунь, носил множество титулов – великий советник, чэнсян, Шэн-гун[13] и левый министр[14]. Он отличался тем, что всегда сохранял холодное и невозмутимое выражение лица, был жестким и неуступчивым. В прошлом, при власти покойного императора, он как феникс взлетел по карьерной лестнице, пойдя по чиновничьей тропе, чем изрядно разочаровал своего отца, который хотел сделать из сына могучего защитника государства. Вступив во дворец как капитан императорской гвардии, Шан Юй вскоре заполучил и доверие императора, и власть. Ум и проницательность молодого капитана стражи привлекли Мин Дуаня, и он повысил его до советника, переведя в кабинет министров. Неподкупность, честность в высказывании своего мнения и упрямство Шан Юя вели его на самый верх, пока император не скончался.

После смерти императора Шан Юй решительно занял пост великого советника, буквально выхватив его из-под носа у министра Вэя. Императорская гвардия в его руках, которая охраняла дворец, заставила остальных молча признать его власть. Чиновники не понимали, как министр Вэй допустил подобное, но шушукаться не осмеливались. Отсутствие поддержки при дворе – Шан Юй всегда вел себя высокомерно и ни с кем не сближался – быстро сделало из него своего рода небожителя, совершенно одинокого на утренних аудиенциях, достойного глумливых насмешек за его спиной. Его и боялись, и насмехались над ним, но не смели перечить. Ходили слухи, что даже министр Вэй пошел с ним на тайный сговор, а потому Шан Юй оставался на своем месте, а при дворе воцарился шаткий мир.

Однако вся эта ситуация говорила лишь об одном – у императрицы Мин Сянь, которая никогда не стремилась в политику и не завела полезных знакомств в бытность Четвертой принцессой, не было никакой реальной власти при дворе. Пусть она и сидела на драконьем ложе и смотрела на всех сверху вниз, все решения, которые она принимала, диктовались ей великим советником Шаном и министром Вэем. Даже ее мать, вдовствующая императрица Вэй, имела больше власти в империи, которая лишь формально принадлежала Мин Сянь. Императрица-марионетка, императрица-пустышка – миллионы жителей Поднебесной кланялись ей до земли, но ее собственные чиновники нисколько ее не боялись.

Покинув зал утренних собраний, Мин Сянь не спеша направилась по боковой галерее во дворец вдовствующей императрицы Вэй. Чжоу Су неизменно семенил за ней, не поднимая головы. Свита императрицы состояла всего лишь из нескольких евнухов и служанок, потому что Мин Сянь, привыкнув к жизни всеми забытой Четвертой принцессы, даже став императрицей, так и не полюбила размах и роскошь, с которой та должна жить. Ей полагалось носить роскошные церемониальные одежды на утренних собраниях, но в повседневной жизни она отказывалась от всех украшений, используя лишь одну нефритовую шпильку. Сейчас, уже переодевшись и сняв тяжелый головной убор для утренних собраний, Мин Сянь неторопливо шла навестить матушку.

– Чжоу Су, – негромко произнесла она, и верный слуга тут же сделал шажок вперед, наклоняя голову и поворачиваясь к императрице правым ухом. – Не забудь проследить за Цао Юанем.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – евнух тут же понимающе кивнул, а императрица продолжила свой путь.

Они вышли в сад и пошли по дорожкам мимо стоящих голыми в конце ноября кустов и деревьев. Мин Сянь замерла и с печальной улыбкой посмотрела на унылый пейзаж вокруг – она не любила осень, когда все начинало засыпать и становилось безрадостным. День был сухой, теплый, но она все равно поежилась и глубоко вздохнула от пустоты и отсутствия красок вокруг. Только причудливые камни да редкие вечнозеленые растения наполняли пейзаж красотой.

Ее тихий вздох услышал Чжоу Су. Он покачал головой, отчего его дряблая кожа на шее затряслась, как у индюка. Он знал, что сердце у императрицы нежное, поэтическое, и любое явление природы может ее расстроить.

– Сегодня прохладно, Ваше Величество. Давайте поторопимся к вдовствующей императрице, – сказал он, глядя на застывшую девушку, погруженную в свои мысли.

– Да, – просто отозвалась Мин Сянь, вновь пускаясь в путь. Очень скоро она добралась до дворца своей матушки. Войдя в нагретое жаровнями помещение, она сняла накидку, передавая ее Чжоу Су, а сама прошла в глубину покоев.

Слева от входа на кане[15] сидела красивая женщина. Время будто было не властно над красотой любимой наложницы императора Мин Дуаня Вэй Жуи – лишь тонкий слой пудры покрывал ее узкое лицо, а черные миндалевидные глаза глядели ясно и строго. Ее красота была такой холодной, как будто ничто на свете не могло согреть эти острые черты лица. Мин Сянь была очень на нее похожа.

Она склонилась в поклоне.

– Дочь приветствует матушку, – произнесла она.

– Поднимись, – махнула рукой вдовствующая императрица. – Присядь рядом со мной. – Она указала на соседнее место на кане, отделенное от нее столиком. – А-Цюй[16], как прошло утреннее собрание?

Мин Сянь покорно уселась на кан и приняла от служанки пиалу чая.

– Как обычно, матушка, – спокойно сказала она.

– Я слышала, что министр Цао выступил с предложением перенести посмертную табличку простолюдина Мин Сюаня в императорскую усыпальницу. – Мин Сянь взглянула на вдовствующую императрицу и увидела, как раздулись ее ноздри от гнева. С самого детства эти ноздри раздувались в ее адрес постоянно – матушка вечно гневалась на нее, ведь она была «разочарованием императорского рода». Теперь же она обращалась с ней гораздо лучше, и гнев ее направился на давно покойного бывшего наследного принца.

– Это так, – отозвалась Мин Сянь, осушая пиалу и ставя на столик. Расторопная служанка тут же наполнила ее свежим чаем. Она взглянула на нее из-под опущенных ресниц – это была личная служанка Вэй Жуи, вошедшая с ней во двор, занимавшая ныне должность главы прислуги во Внутреннем дворце – тетушка Ли. Она осторожно коснулась горячего фарфора, не глядя на матушку.

Та выжидающе уставилась на нее, ожидая каких-то подробностей. Впрочем, Мин Сянь не считала, что ей следует о чем-то докладывать – раз матушка уже в курсе, что Цао Юань подал такое прошение, значит, новости долетели до нее со всеми деталями быстрее, чем императрица ходит по дворцу. Не дождавшись от нее больше ни слова, вдовствующая императрица разгладила несуществующие складки на одежде и принялась хаять Цао Юаня за неосмотрительность и преступные намерения.

– Он наверняка замыслил недоброе, А-Цюй. Твое наказание слишком мягкое. Возможно, стоит не только отстранить его от утренних собраний, но и вовсе сослать на север. Все должны видеть твою решимость защищать императорскую власть и честь императорской семьи от преступной крови. Твой отец, покойный император, поступил жестко, но справедливо. Никуда не годится, что всего спустя пять лет с его смерти уже зазвучали разговоры об амнистии для этого простолюдина Мин Сюаня. Хватит с него и того, что покойный император даровал ему легкую смерть и позволил похоронить его под одной фамилией с императорской семьей…

Тонкие пальцы Мин Сянь вцепились в хрупкий нагретый фарфор. Матушка продолжала распинаться, бросая все новые упреки Цао Юаню и предрекая новые ужасы. Наконец она как будто выдохлась и со вздохом приняла из рук тетушки Ли свежий чай. Мин Сянь разжала пальцы, опуская пиалу с нетронутым остывшим чаем на столик. Ее ладонь покраснела от жара.

– Впрочем, ничего страшного пока не случилось. Церемония поминовения покойного императора все равно уже в самом разгаре подготовки, – рассудительно произнесла вдовствующая императрица. – Отправлять Цао Юаня в отставку сейчас действительно неразумно.

– Вы правы, матушка, – смиренно произнесла Мин Сянь, опуская голову. Из-за длинных черных ресниц нельзя было разгадать, какая мысль плещется в глубине ее глаз. Вэй Жуи прожила долгий век, но никогда не могла понять, о чем думает ее младшая дочь. Она протянула руку и ласково взяла ладони императрицы в свои.

– А-Цюй, сейчас холодает, одевайся потеплее. Министр Вэй подарил мне песцовую шкуру. – Она отпустила ее руки и махнула тетушке Ли. – Я хочу отдать ее тебе, прикажи сделать из нее накидку. Зимой ты всегда мерзнешь. Ты должна беречь свое императорское тело.

Мин Сянь подняла глаза и посмотрела на мать. Взгляд холодных глаз той на секунду смягчился, что удивило ее – как будто матушка в самом деле была обеспокоена ее здоровьем.

Поневоле она тоже смягчилась.

– Благодарю матушку-императрицу за заботу.

Прибавление титула заставило глаза Вэй Жуи вспыхнуть искоркой удовольствия. Тетушка Ли принесла свернутую шкуру – императрица запустила пальцы в белоснежный мех. «Красивый был зверь», – подумала она с грустью. Она приказала Чжоу Су отправить песцовую шкуру в императорскую мастерскую. После этого Мин Сянь поднялась с места.

– Уже уходишь? – в голос вдовствующей императрицы вернулась нотка надменности, с которой она говорила со всеми вокруг – подчеркивая свое превосходство, но при этом делая это так тонко, что никто бы не смог обвинить ее в высокомерии. С императрицей она так говорила с детства, и та давно к этому привыкла.

– Да, матушка. Множество докладов ждут меня. – Мин Сянь поклонилась и неспешно направилась на выход, как будто эти доклады ждали совсем не ее.

Вдовствующая императрица некоторое время смотрела ей в спину, а потом тяжело вздохнула.

– Она всегда была странным ребенком, – пожаловалась она тетушке Ли, и та тактично промолчала, зная взрывной нрав своей госпожи. – Кажется, что только с виду проявляет уважение, а кому знать, какие мысли бродят в ее голове? У нее ничего нет, а она все равно не хочет полагаться на свою мать. Знай себе кивает, что ей ни скажи. Мы возвели ее на трон, я и мой брат денно и нощно облегчаем ее бремя и помогаем управлять страной. И Сю-эр[17] тоже. А ей и дела ни до чего нет, знай себе рисует свои проклятые картины.

– Императрица еще молода, – произнесла тетушка Ли, видя, как ухудшается настроение хозяйки.

– И что с того, что молода? – разозлилась та. – В ее годы покойный император уже железной рукой правил Поднебесной. А она? Она совсем не годится для управления, дунет ветер – и она упадет. Каждый способен выступить против ее воли.

– Неужели вы хотите, чтобы императрица взяла власть в свои руки? – осторожно спросила верная служанка.

– Что за ерунду ты болтаешь? – вконец разъярилась вдовствующая императрица, бросая в нее пиалу. Та, пролетев мимо, разбилась о колонну на сотню осколков.

– Ваша служанка виновата, она глупа и ничего не понимает, – тут же отозвалась тетушка Ли. – Я позову прислугу, чтобы убрали осколки, не вставайте пока. – И она засеменила прочь, низко опустив голову.

– В свои руки… – задумчиво произнесла Вэй Жуи, оставшись одна. Она посмотрела на свои изящные пальцы, усыпанные драгоценностями. – Впрочем, хорошо, что она так послушна. Некоторые просто не рождены, чтобы править, а кому-то не дают возможности.

Глава 3

День рождения прежнего императора

Мин Сянь опустилась на колени в своем тяжелом императорском наряде. Множество слоев одежды и головной убор с жемчужными нитями[18] давили на ее плечи и голову. Взяв в обе руки три палочки благовоний, которые ей поднес Чжоу Су, она совершила три поклона перед посмертной табличкой императора.

За ее спиной послышался шорох одежд – все придворные спешили встать на колени, чтобы поклониться вместе с ней покойному императору Мин Дуаню, получившему храмовое имя Тай-цзун – за мирное время его правления.

Закончив с церемониальными поклонами, Мин Сянь попыталась встать на ноги, но из-за тяжести одежд на плечах ей это не сразу удалось. Чжоу Су тут же подскочил, поддерживая ее под локоть. Императрица поднялась и медленно развернулась к чиновникам, все еще отбивающим небесные поклоны. Она отошла в сторону, давая вдовствующей императрице следующей совершить обряд. Та, одетая в темно-синие одежды и корону феникса, прошествовала мимо нее, высоко неся свою красивую голову. Украдкой бросив на нее взгляд, Мин Сянь подумала, что уж ей, должно быть, корона не в тягость.

Чиновники продолжали кланяться. Мин Сянь застыла, как статуя, слева от посмертной таблички, глядя с возвышения на свой двор. Императрица должна надевать корону феникса, но поскольку никогда еще принцесса, к тому же незамужняя, не вставала во главе государства, Министерство обрядов пришло к решению, что она будет носить императорский головной убор с жемчужными подвесками, мешающими разглядеть что-либо впереди. Зато вниз в нем смотреть было удобно.

В первом ряду на коленях стояли Шан Юй с холодным лицом, министры Вэй и Лю, а также все остальные главы шести Министерств. Правила диктовали, чтобы Шан Юй был на полшага впереди всех – его фигура даже на коленях возвышалась над остальными придворными, подобно скале. Мин Сянь на некоторое мгновение задержала на нем глаза, но в этот момент тот поднялся из очередного небесного поклона и уставился на девушку.

Императрица тут же отвела равнодушный взгляд, переключившись на Цао Юаня. Ей больше не нравилось смотреть в глаза Шан Юю. Они были знакомы без малого пятнадцать лет, но с некоторых пор ей казалось, будто его взгляд наполнен испепеляющим пламенем, осуждающим каждый ее шаг.

Министр обрядов Цао был бледен и как будто спал с лица. Он не поднимал взгляда, уткнувшись в землю, – Мин Сянь могла представить, о чем он думал. Его прошение вызвало такую бурю при дворе, и наверняка министр молился, как бы церемония поскорее завершилась, и он сможет вернуться в свою резиденцию, забиться туда, как мышь в угол, и сидеть тихо-тихо. Императрица могла его понять – все, чего ей, стоящей на противном осеннем ветру во всей этой тяжелой одежде, сейчас хотелось, – это вернуться во Дворец душевной чистоты и отдохнуть. Она еле заметно вздохнула, отворачиваясь к посмертной табличке Тай-цзуна и делая вид, что внимательно наблюдает, как вдовствующая императрица кланяется покойному супругу.

«Да ты больше всех рада, что он умер», – подумала она, глядя на ее скорбное выражение лица. Матушка промокнула глаза краешком рукава и отступила, становясь позади нее. Евнух Чжоу еле заметно кивнул императрице, и та принялась спускаться. Теперь им предстояло пережить путь назад – по ужасной, размытой дождями дороге, – и она наконец сможет насладиться тишиной и покоем.

– Придворным дозволяется вернуться в столицу, – громко крикнул Чжоу Су.

Пройдя мимо склонивших голову чиновников, Мин Сянь направилась к выходу из императорской усыпальницы, где была похоронена вся ее семья. По боковой галерее она прошла к пруду.

Она бывала здесь всего несколько раз, но ей нравилась тишина этого места. Императорская усыпальница находилась в пригороде Линьаня на высоком холме. Холм был такой большой, что вместил в себя и пруд, и здания, в которых жили прислуживающие в усыпальнице. Здесь всегда царил покой, и даже слуги ходили бесшумно, словно боясь потревожить мертвых. Некоторое время Мин Сянь стояла на ветру, глядя на покрытую рябью поверхность пруда. Услышав шорох одежд, императрица обернулась и без удивления обнаружила Чжоу Су.

– Вдовствующая императрица передает извинения, что решила уехать первой, – произнес он.

– Хорошо, – отозвалась Мин Сянь удовлетворенно. Ехать с матушкой ей совершенно не хотелось. – А что придворные?

– Почти все они последовали за Ее Благородием, – понимающе кивнул евнух. – Часть императорской гвардии направилась с ней, но капитан Ду ожидает вас.

Капитаном Ду был нынешний глава дворцовой стражи – могучей императорской гвардии. Человек честный и даже суровый, он получил свой пост после повышения Шан Юя и ранее служил под его началом как помощник. Мин Сянь он, пожалуй, нравился, хотя что-то в его взгляде делало его похожим на бывшего начальника и приносило ей дискомфорт. Ду Юнпин происходил из простой семьи, его родители были крестьянами. Собственным талантом он проложил себе путь к должности, и Мин Сянь за это его уважала. Именно она даровала ему звание капитана (не без подсказки великого советника) и поставила во главе гвардии, чем заслужила пару упреков со стороны матушки.

Мин Сянь кивнула в ответ на слова Чжоу Су и снова посмотрела на пруд. Старый евнух украдкой наблюдал за лицом императрицы, которое казалось одновременно и безмятежным, и усталым. Он вздохнул про себя: бремя Мандата Неба состарило эту молодую девушку – она вздыхает почаще самого Чжоу Су!

Императрица стояла на краю пруда, пока окончательно не окоченела. Она приказала приготовить ей чай, а затем направилась в боковой павильон усыпальницы, запретив кому-либо следовать за собой. Здесь лежали циньваны – императорские сыновья и братья. Пройдя мимо древних табличек, она остановилась перед одной, на которой значилось: «Циньван Цзе[19], принц Мин Синь, Мин Шаоцинь[20]». Проведя пальцем по табличке, она опустилась на колени и отвесила глубокий поклон.

– Твоя непочтительная младшая сестра пришла повидаться, – тихо сказала Мин Сянь, поднимая голову.

Чжоу Су, дожидающийся у входа в павильон, нервно переминался с ноги на ногу. Решив уже позвать императрицу (он знал вспыльчивый характер капитана Ду, а тот точно разворчится, что небо уже темнеет), он застыл, увидев ее выходящей.

– Возвращаемся в столицу, – приказала Мин Сянь, смахивая с лица последние остатки печали. Чжоу Су заметил, что уголки глаз императрицы покраснели, но списал это на неровный дневной свет.

– Ваш слуга просит прощения, чай, что вы приказывали заварить, уже остыл, – укоризненно произнес старый евнух. Служанка рядом с ним – из прислуги усыпальницы, – опустив голову, держала в руках поднос.

– Я не буду пить, – отмахнулась девушка. – Отправляемся.

– Императрица возвращается во дворец! – громогласно воскликнул евнух Чжоу, отчего Мин Сянь невольно поморщилась.

Подходя к императорской повозке, она увидела, что капитан Ду, нахмуривший свои всегда опущенные черные брови, о чем-то беседует с Шан Юем. Это удивило ее – она думала, что все придворные давно вернулись в столицу. Скользнув по ним взглядом с толикой досады, она забралась внутрь и почти вслух выдохнула от облегчения – отлично, Чжоу Су уже приказал поставить в повозку маленькую жаровню, и после ноябрьского холода она очутилась в долгожданном тепле. Процессия тронулась – по обе стороны от повозки следовали гвардейцы на лошадях, неустанно просматривающие округу. Императрица отодвинула занавеску, бросая прощальный взгляд на усыпальницу, и невольно столкнулась взглядом с Шан Юем – верхом на коне тот ехал слева от повозки. Его фигура в темных парадных одеждах словно накрывала тенью всю императорскую повозку, а взгляд обжег Мин Сянь, и она тут же опустила занавеску, откидываясь назад. Тяжелый головной убор уперся в спинку сиденья, давая шее отдохнуть. Она устало прикрыла глаза, нежась в тепле, идущем от жаровни, и сама не заметила, как задремала.

Ее разбудили крики и звон мечей. Резко распахнув глаза, она потянулась к занавеске на окне, желая посмотреть, что происходит, но услышала холодный низкий голос.

– Ваше Величество, не высовывайтесь, – это был Шан Юй. Его голос звучал совсем рядом с ней.

– Что происходит? – спросила Мин Сянь.

– На нас напали, примерно дюжина человек, все хорошо вооружены. Очевидно, целью являетесь вы, – великий советник оставался спокойным, словно они обсуждали прогулку, а не покушение. Звон и крики усилились, приближаясь к ним. В свите императора были самые отборные воины гвардии, но, кажется, они не могли сдержать убийц. – Оставайтесь в повозке, – приказным тоном сказал Шан Юй. Императрица все-таки украдкой выглянула, придерживая занавеску кончиками пальцев – рядом с повозкой, спешившись, стоял Шан Юй. В его руке блестел меч.

К нему подлетел человек в черной одежде и маске и занес клинок, атакуя великого советника. Однако тот, выросший в доме военного министра, был отличным воином и прекрасно владел мечом. Завязался бой: Мин Сянь как завороженная наблюдала за смертельным танцем. Она почти не заметила, как в повозку с другой стороны пробралась еще одна черная тень.

– Ай! – совсем не по-императорски воскликнула Мин Сянь в испуге, привлекая внимание Шан Юя. Тот увидел убийцу и бросился в повозку, но, отвернувшись от другого человека в черном, тут же получил скользящий удар мечом по плечу. Стиснув зубы, он отбросил убийцу в сторону и рванул внутрь. Заскрипели колеса – он увидел, как Мин Сянь пытается удержать кинжал, который неминуемо приближался к ее горлу. Но сил в слабом императорском теле для этого было маловато – кинжал опасно блеснул, скользнув по шее Мин Сянь. Тонкая струйка крови побежала по воротнику церемониального наряда.

– Ваше Величество! – взревел Шан Юй, в его глазах появилась жажда крови. Одним резким ударом он пронзил убийцу насквозь, и тот рухнул как подкошенный прямо в объятья Мин Сянь. Бледная как смерть императрица дрожащей рукой попыталась сбросить тело, но то оказалось слишком тяжелым.

Шан Юй схватил мертвеца за шиворот и вышвырнул его из повозки. Он подскочил к императрице, кончиками подрагивающих пальцев коснувшись ее кровоточащей шеи.

– Хвала Небесам, порез неглубокий, – выдохнул он, склоняясь над ней. Мин Сянь моргнула – лицо первого министра сейчас было так близко, что она задержала дыхание. Она перевела взгляд на кровоточащий рукав Шан Юя.

– К-хм, – кашлянула она, – вы ранены, великий советник?

– Пустяки, – Шан Юй осознал свое неподобающее поведение и отдернул пальцы. Тепло его тела покинуло Мин Сянь. – Я…

– Они отступают! – крикнул гвардеец снаружи повозки. Шан Юй будто бы понял, где находится, и на его лицо, омраченное тревогой, вернулась равнодушная маска. Мин Сянь, зажимая шею рукой, тоже приосанилась.

– Императрица! Ваше Величество! – послышался дрожащий голос Чжоу Су. Кажется, тот совсем перепугался. – Вы в порядке? О Небеса, это что, тело убийцы? Ваше Величество! – в панике Чжоу Су отдернул занавеску на входе в повозку, чтобы увидеть стоящего на коленях Шан Юя, зажимающего рукой плечо, и императрицу с окровавленной шеей. – Императрица ранена! – закричал он в ужасе, чем навел еще большую панику в свите.

– Мы в порядке, Чжоу Су, – прочищая горло, хрипло сказала Мин Сянь. – Это великий советник ранен. У Нас просто царапина.

– Великий советник! – Евнух Чжоу засуетился еще больше, огромными глазами глядя на кровь, капавшую с ладони Шан Юя на роскошный ковер в повозке.

Шан Юй резко поднялся, делая шаг к императрице, и та невольно вжалась в стенку повозки.

– Перевяжите рану платком, Ваше Величество, пока мы не доберемся до столицы, – здоровой рукой он достал из рукава чистый шелковый платок и протянул его девушке.

– Ты… – начала говорить она, но Шан Юй уже стремительно покинул повозку. Мин Сянь глупо замерла, сжимая в руке белую ткань. – Чжоу Су, помоги Нам перевязать шею.

– Конечно-конечно, – старый евнух поспешил забраться в повозку, чтобы помочь императрице.

– Доложить обстановку! – послушался зычный голос Шан Юя. Он выслушал доклад, обошел все тела – погибших было немного, и все из числа убийц. Остальные скрылись. Кажется, увидев, что отряд слишком хорошо вооружен, они отступили. Одного удалось схватить живым. Он пытался откусить себе язык, но его быстро связали и сунули кляп в рот. Потемневшими от гнева глазами Шан Юй уставился на невыразительное загорелое лицо.

– Этого в темницу на допрос. Хорошо охраняйте его, не дайте покончить с собой, – приказал он. – Трогаемся. Уже стемнело, а императрица ранена, мы должны как можно скорее доставить ее во дворец.

Капитан Ду, заметивший, как Шан Юй зажимает рану, открыл рот:

– Вы тоже ранены, великий советник.

– Пустяки, царапина. Я сам перевяжу рану, – сказал тот. – Сейчас нет времени. Трогаемся!

– Но… – Ду Юнпин в сомнении посмотрел на пропитавшийся кровью рукав.

– В путь! – прорычал Шан Юй, теряя свое обычное хладнокровие.

– Великий советник. – Шан Юй оглянулся, чтобы увидеть евнуха Чжоу рядом с собой. Тот был бледен, но к нему быстро возвращалась хватка. Он стыдился своей трусости во время нападения и теперь старался всеми силами выслужиться перед императрицей. – Ее Величество приказала, раз вы ранены и не можете ехать верхом, пожаловать в ее повозку.

В вечно холодных глазах Шан Юя мелькнуло удивление. Он на мгновение замер как истукан. Чжоу Су нетерпеливо переступил с ноги на ногу, дожидаясь ответа.

– Повинуюсь воле Ее Величества, – наконец выдохнул Шан Юй. Он отдал последние приказания, а затем направился к повозке. Изнутри на него пахнуло запахом крови. Императрица тем временем уже избавилась от своего головного убора, и теперь ее волосы были собраны только под золотую корону для волос. Она невыразительно взглянула на Шан Юя, который забрался внутрь.

– Садись. – Мин Сянь потеснилась, давая ему место рядом с собой.

– Ваш подданный не смеет, – скромно опустив голову, сказал первый министр.

– Садись, – с нажимом произнесла хмурая Мин Сянь.

Шан Юй, не смея перечить, уселся рядом, придерживая намокший от крови рукав так, чтобы тот не запачкал императрицу. Повозка была тесная, и когда они тронулись в путь, мужчина прижался к стенке.

– Дай посмотреть. – Мин Сянь закатала его рукав, обнажая страшного вида рану на предплечье. – Глубокая, – заметила она, хладнокровно глядя, как крупные капли крови вытекают из раны и исчезают в складках одежды. Затем ей неожиданно подурнело от этого вида, и она вздрогнула. Заметив это, Шан Юй тут же попытался опустить рукав, но императрица не позволила. Она достала платок и, мелко дрожа от подступающей тошноты, принялась неуклюже перевязывать рану. Получалось у нее из ряда вон плохо, и резкими движениями она причиняла мужчине боль, но тот ничего не говорил. Как завороженный, он наблюдал за Мин Сянь, склонившей голову. Ее тонкая шея была аккуратно перевязана его платком, на котором проступили пятна крови, но императрица не обращала на это внимания. Закусив губу, она старательно оборачивала ткань вокруг предплечья подданного, не замечая, как смотрит на нее Шан Юй.

Тот подумал, что готов хоть каждый день получать ранения за императрицу, если все будет кончаться вот так.

– Вот так, – удовлетворенно заявила императрица, отстраняясь и взирая на свое творение. Повязка была кривой, но свою функцию выполняла. – До Линьаня продержишься, – с некоторым сомнением в голосе добавила она.

Шан Юй поглядел на этот кошмар, а затем опустил рукав, скрывая его за плотной тканью.

– Благодарю императрицу за заботу об этом подданном, – сказал он. Мин Сянь подняла глаза – из-за того, что они сидели рядом, Шан Юй возвышался над ней.

Императрица отвела взгляд, прочищая горло.

– Не стоит благодарности. В конце концов, это ты спас меня, – эти слова вылетели изо рта Мин Сянь прежде, чем она успела задуматься. – Нас. Спас Нас[21], – тут же поправилась она.

Шан Юй промолчал. Он отвернулся, глядя в окно, и в повозке воцарилась неловкая тишина. Если бы кто-то сейчас посмел заглянуть в повозку, он бы удивился, увидев на всегда холодном лице великого советника теплую улыбку.

Глава 4

Воспоминания и реальность

Мин Сянь было семь лет, когда она познакомилась с великим советником. Отец Шан Юя служил военным министром еще при покойном императоре. Однажды Шан Цзянь взял с собой на аудиенцию с Его Величеством единственного сына. Мин Сянь в тот день как раз пробралась в кабинет отца-императора за свежей тушью – ведь у Мин Дуаня была лучшая тушь во дворце, которой очень красиво рисовать цветы, и он сквозь пальцы смотрел на увлечения младшей дочери.

Найдя то, что ей нужно, маленькая принцесса направилась к дверям, но, заслышав шаги, в испуге спряталась за ширму и замерла, затаив дыхание. Мин Сянь знала, что без разрешения входить в кабинет императора ей запрещено, поэтому, опасаясь наказания, затаилась. Мин Дуань был в отличном настроении. Он что-то обсуждал со своим военным министром, идя в глубину кабинета, а Шан Цзянь почтительно отвечал ему. Они прошли мимо Мин Сянь, и та выдохнула. Она уже собиралась проскользнуть наружу, но, когда украдкой выглянула из-за ширмы, увидела два больших глаза, уставившихся на нее.

– Ты кто? – требовательно спросил ее мальчик примерно того же возраста, одетый в темно-синий халат. Его маленькое красивое личико с темными глазами было Мин Сянь незнакомо.

– Это ты кто? – прошипела Мин Сянь, опасаясь, что отец-император услышит и поймет, что она опять пробралась без спроса.

– Нет, это ты кто? – не сдавался мальчик, делая решительный шаг к ней.

– Цюйцинь, – растерянно ответила Четвертая принцесса. Еще никогда в жизни никто не обращался с ней столь непочтительно.

– Что ты здесь делаешь? – мальчик сделал к ней еще один шаг, оказываясь вплотную, и схватил девочку за рукав. Мин Сянь прятала за спиной тушь.

Она отпрыгнула и оскалилась.

– Вор! – крикнул незнакомый мальчик, привлекая внимание евнухов у входа.

– Тихо ты! Сам ты вор! Я Четвертая принцесса, дочь императора, я могу делать что захочу, – гордо произнесла она, вытаскивая руку из-за спины и демонстрируя брусок туши. Тот уже подтаял и оставлял чернильные следы на ее маленьких пальцах.

– Правда, что ли? – недоверчиво спросил малыш. – Если ты Четвертая принцесса, зачем тебе воровать тушь?

– Я хотела разрисовать причудливый камень сегодня, но у меня закончилась тушь. У отца-императора лучшая тушь во дворце… – Мин Сянь вдруг захлопнула рот, понимая, что только что сама себя выдала и призналась в краже. – Я не крала. Взяла… Одолжила!

– А-Цюй, что ты здесь делаешь? – словно гром посреди ясного неба прогремел голос отца-императора. Мин Сянь с ненавистью воззрилась на мальчика и тут же спрятала тушь за спину.

– Приветствую отца-императора, – звонко произнесла она. Мин Дуань вышел из внутренних покоев и теперь непонимающе смотрел на свою младшую дочь. – Ваша дочь всего лишь проходила мимо и хотела поздороваться с отцом-императором и пожелать ему хорошего дня.

– Вот как, – протянул Мин Дуань, с высоты своего роста замечая, что Четвертая принцесса что-то прячет за спиной. – Что у тебя в руках?

– Это… – Наказания, казалось, было не избежать, и Мин Сянь запаниковала. Один раз она уже попалась на краже, и после этого ей пришлось простоять целый шичэнь[22] перед императорским дворцом на коленях.

– Четвертая принцесса упала и расшибла палец, когда мы с ней столкнулись по моей неосторожности. – Маленький мальчик, стоящий рядом с ней, неожиданно опустился на колени. – Она боялась, что вид крови испугает Ваше Величество, вот и спрятала руку за спину. Это моя ошибка, молю императора о снисхождении. – И он опустился на пол в глубоком поклоне.

– Шан Цзянь, твой сын так мал, а говорит столь складно. – Император погладил бороду, глядя на маленького мальчика. – Сю-эр, поднимись. Я уверен, что это целиком вина А-Цюй. Она вечно носится, не глядя по сторонам. А-Цюй, немедленно отправляйся к наложнице Вэй, чтобы тебе перевязали рану, иначе может остаться шрам. Сю-эр… – Он остановил взгляд на Шан Юе, который поднялся с колен и смотрел на него чистыми черными глазами. – Шан Цзянь, если ты не против, пусть немного поиграют вместе. Они примерно одного возраста, а во дворце больше нет ровесников А-Цюй, – он вздохнул, глядя на виновато опустившую глаза дочь. Конечно, он понимал, что Шан Юй только что покрывал Четвертую принцессу, но решил, что это может положить начало детской дружбе. Тем более мальчик ему понравился своей твердостью и готовностью защитить принцессу. Половые различия играли мало роли сейчас, когда они еще дети… А в будущем… Впрочем, Сю-эр из прекрасной семьи…

– Конечно, Ваше Величество, – поклонился военный министр. Он кивком показал сыну на Четвертую принцессу, которая уже была на грани того, чтобы разрыдаться от стыда.

Ведь она, разумеется, не хотела играть с этим надменным мальчишкой! Пристыженная и оскорбленная до глубины души неожиданным заступничеством Шан Юя, она тут же побежала прочь, даже не попрощавшись с отцом-императором.

– Ступай за ней, – кивнул император, снова вздыхая. Младшая дочь совершенно не походила на остальных его детей ни выдержкой, ни сообразительностью. Он боялся представить, что из нее вырастет. Глядя на двух удаляющихся детей, он подумал, что, может быть, присутствие такого сдержанного ребенка, как Шан Юй, пойдет на пользу манерам Четвертой принцессы. – Шан Цзянь, – обратился он к министру, – в будущем можешь почаще приводить своего сына поиграть с Четвертой принцессой.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – поклонился Шан Цзянь.

По возвращении во дворец Мин Сянь сразу же устремилась в свои покои, изможденная этим невероятно длинным днем. Услышав шаги за спиной, она обернулась и с удивлением заметила, что Шан Юй следует за ней.

– У великого советника есть к Нам какое-то дело? – холодно спросила она. Все, чего ей хотелось, – это прилечь. – Шан Юй, – смягчилась она, вспоминая, что он пострадал из-за нее, – отправляйся залечивать рану, ее нельзя запускать.

– Ваше Величество, я всего лишь хотел убедиться, что вы в безопасности дойдете до Дворца душевного спокойствия. – Тот поклонился, прожигая ее своим свирепым взглядом.

– Что может с Нами случиться во дворце? – презрительно поднимая брови, спросила Мин Сянь. – Впрочем, если ты не доверяешь императорской гвардии, в которой когда-то служил сам… – она многозначительно замолчала. Она видела, как в полутьме галереи Шан Юй в гневе сжал рукоятку меча. Он был единственным придворным, которому дозволялось проносить оружие в императорский дворец. Мин Сянь отвернулась.

– Тогда я прошу позволения откланяться, Ваше Величество, – после небольшой паузы наконец сказал Шан Юй. Мин Сянь не видела его лица, но предполагала, что он плотно сжимает челюсти.

Императрица махнула рукой:

– Об этом Мы и говорим. Отправляйся в свое поместье. Мы наградим тебя на утреннем собрании за спасение Нашей жизни. Можешь не являться на него по причине ранения.

– Не стоит, Ваше Величество, – отказался Шан Юй. – Это мой долг.

Долг.

– Как пожелаешь.

Мин Сянь еле слышно вздохнула. Больше говорить было не о чем. Девушка направилась в свой дворец, и свита потянулась за ней. Чжоу Су, проходя мимо застывшего как камень великого советника, еле заметно сочувственно покачал головой. Все во дворце знали, что императрица больше похожа на Будду, чем на человека, – она холодна, беспристрастна и всегда спокойна. Казалось, ничто ее не трогает, и она говорит только те слова, которые следует. Ни одного лишнего слова не слетало с этих всегда плотно сжатых тонких губ.

А ведь Чжоу Су еще помнил ту улыбчивую, непоседливую девочку, маленькую Четвертую принцессу, которая подмечала красоту мира с проницательностью мудреца, любила османтусовое печенье и была готова украсть из дворца отца-императора тушь, даже рискуя подвергнуться суровому наказанию – и все ради того, чтобы успеть запечатлеть на бумаге свою фантазию.

Когда императрица наконец оказалась в покоях, она вытянула руки над жаровней, отогревая замерзшие пальцы. Рана на ее шее была со всей тщательностью обработана охающим придворным лекарем, по настоянию Чжоу Су она выпила горячего бульона, переоделась и теперь наконец-то могла побыть в одиночестве. В комнате было темно, свечи погашены, и только тусклый свет жаровни освещал личные покои императрицы. Взглянув на стол, на котором под прессом лежала законченная картина с зимней сливой, она не удержалась от нового вздоха. Она пошевелила пальцами над пылающим жаром и неожиданно услышала тихий стук.

Оглянувшись на дверь, за которой замерли дворцовая стража и служанки, она легкими шагами подошла к окну и открыла его. В комнату тут же забралась черная тень, почтительно опускаясь на одно колено. Лицо человека было скрыто маской.

– Ваше Величество, – свистящим шепотом произнес человек. – У меня для вас послание, – он вытащил из-за пазухи крошечный свернутый листок бумаги.

– Подожди здесь. – Императрица взяла письмо, подходя к жаровне, чтобы разглядеть слова. После этого она направилась к столу, взяла чистый лист бумаги, обмакнула кисть в полузастывшую тушь и размашисто написала ответ. Свернув послание, она передала его ожидающему человеку и закрыла за ним окно. Тень неслышно взобралась на черепичную крышу и исчезла в ночи.

Мин Сянь подошла с письмом, которое все еще держала в руке, к жаровне и бросила его на угли. Некоторое время она смотрела, как огонь без остатка пожирает бумагу, а затем направилась в постель.

Глава 5

Расследование

Еще до того, как поднялось солнце, Чжоу Су уже мягко будил императрицу. Больше всего в жизни Мин Сянь не нравились эти ранние подъемы. Она вставала около пяти утра, чтобы отправиться на утреннее собрание, где выслушивала зевающих стариканов, считающих, что в силу возраста они гораздо умнее и хитрее молодой императрицы, затем ей нужно было идти к матушке, чтобы засвидетельствовать свое почтение, а все последующее время она занималась тем, что читала доклады, подписывала приказы и принимала на аудиенции чиновников. Лишь вечером, когда заходило солнце, она могла заняться тем, к чему лежала душа, – рисованием и каллиграфией.

Зевая, она стояла на месте, раскинув руки в стороны, пока служанки одевали ее в императорские одежды – несколько слоев тяжелых тканей, ложившихся на ее плечи подобно бремени Мандата Неба. После этого она могла наконец чем-то перекусить, а служанки между тем укладывали ее волосы. Мин Сянь не любила всего этого – в свободное от двора время она ходила простоволосой или подвязывала их в небрежный узел, над которым всегда вздыхал Чжоу Су, считавший, что «так не положено».

– Осторожнее, – поморщилась она, когда служанка ненароком задела рану на ее шее, поправляя воротник. Та тут же упала на колени, рассыпаясь в извинениях.

– Аккуратнее! – прикрикнул на прислугу евнух Чжоу, и девушки снова затряслись. Чжоу Су славился своим железным кулаком. Как глава дворцовых слуг, он строго относился как к своим обязанностям, так и к чужим. Учитывая, что подле императрицы не было никого ближе него, он пользовался почти неограниченной властью.

– Отправляемся, – сказала Мин Сянь, бросая на себя мимолетный взгляд в зеркало и тут же равнодушно отворачиваясь. Она знала, что довольно красива, но ей эта красота не нравилась. С забранными волосами она производила впечатление бедного ученого из-за своих ясных глаз, тонких черт лица и бледной кожи. Никак не могущественной императрицы, и она прекрасно это знала. Даже слуги не особо боялись ее.

– Императрица отбывает на утреннее собрание! – громогласно провозгласил Чжоу Су, чем заслужил взгляд из-под опущенных век Мин Сянь. Эта традиция ей тоже не нравилась.

Впрочем, нельзя сказать, что что-то в бытие императрицей приходилось ей по душе. Однако будучи послушной марионеткой, она не имела права голоса. Императрица уселась в паланкин и устало прикрыла глаза. Всю ночь она ворочалась без сна из-за зудящей боли в шее и совершенно не выспалась. К тому же она знала, что сегодня утреннее собрание будет не в меру громким и визгливым – новость о покушении на императрицу уже наверняка дошла до матушки и придворных.

Когда она вышла в зал утренних собраний, чиновники тут же почтительно упали на колени.

– Тысяча лет императрице!

– Поднимитесь, – сказала Мин Сянь с усталостью в голосе, уже зная, что за этим последует. Повязка на ее шее была видна из-за воротника и не могла не привлечь внимание министров.

И точно – в центр зала вышел министр Вэй. На его лице была написана лицемерная тревога.

– Ваше Величество, до вашего подданного дошли слухи, что вчера на обратном пути из императорской усыпальницы на вас было совершено нападение. – Он поклонился, бросая взгляд на ее шею. – Надеюсь, что Ваше Величество не сильно пострадали. Тело дракона[23] священно для государства.

Мин Сянь посмотрела на него из-под жемчужных подвесок, не отмечая в лице дядюшки никакой тревоги за ее «тело дракона». Она невольно перевела взгляд на левую сторону зала, обнаруживая Шан Юя на его привычном месте. Императрица нахмурилась – она надеялась, что тот последует приказу и возьмет выходной. Увидев, что тот смотрит на нее, Мин Сянь отвела взгляд, и ее лицо вновь стало абсолютно равнодушным.

– С Нами все в порядке. – Кончики пальцев императрицы ударили по подлокотнику трона. – Императорскому дядюшке не о чем беспокоиться.

Такое наименование заставило министра Вэя поклониться еще глубже. Хотя тот и правда являлся дядей Мин Сянь, поскольку вдовствующая императрица Вэй не была императрицей при жизни прежнего императора, то и один, и второй титул подарила им императрица Мин Сянь. Потому при дворе, дабы не порождать ненужные слухи о жадности министра Вэя до власти, он «великодушно» попросил не называть его императорским дядюшкой. Однако сейчас Мин Сянь так к нему обратилась, чтобы подчеркнуть благодарность за заботу о ней. Министру Вэю это понравилось.

– Я также слышал, – после некоторой паузы добавил Вэй Шаопу, – что первый министр смог живьем схватить одного из убийц. – Он повернулся к Шан Юю и отвесил ему поклон, складывая руки перед собой. – Спасибо великому советнику за заботу о Ее Величестве и службу государству.

Покровительственный тон дяди заставил Мин Сянь нахмуриться, но из-за жемчужных нитей никто этого не заметил. Ее лицо оставалось скрыто от других, и никто не смог бы угадать, о чем она думает.

– Великий советник спас Нам жизнь, – наконец проговорила она. – За это Мы жалуем великому советнику поместье у горы Сань и двадцать пять цинов[24] земель. А также титул «Опоры государства».

– Ваш подданный лишь выполнял свой долг, – немедленно выступил вперед Шан Юй, преклоняя колени. – Тысяча лет императрице! – И он распростерся на полу в глубоком поклоне.

– Поднимись.

Мин Сянь видела, как Вэй Шаопу скрипнул зубами. Земли около горы Сань были плодородными, а крестьяне – зажиточными. Ранее эти земли принадлежали циньвану Цзе, Второму принцу. Все эти годы они находились в ведении казны, и Мин Сянь прекрасно знала, что дядюшка будет не в восторге от этого решения. Но Шан Юя вознаградили за спасение жизни императрицы, а потому Вэй Шаопу не мог открыто выступить против такой награды. Кроме того, несмотря на подаренные земли, Мин Сянь просто одарила великого советника еще одним цветистым титулом, который ничего не стоил. Власти это ему не прибавляло, и баланс сил при дворе оставался таким же. Оставить же такую заслугу без внимания значило оскорбить самовлюбленного советника.

Мин Сянь практически видела, как эти мысли проносятся в его голове, и затем министр Вэй согласно согнул шею.

– Как продвигается допрос? – спросила императрица, глядя на все еще коленопреклоненного Шан Юя.

– Отвечаю императрице: преступник сначала утверждал, что убийство было спланировано вражеской империей, однако затем под пытками сознался, что заказчик – чиновник при дворе.

В зале утренних собраний разом воцарилась мертвая тишина. Через мгновение она сменилась встревоженными перешептываниями. Все знали, что при дворе императрица не имеет реальной власти и вся сила сосредоточена в руках министров Вэя и Лю, а также великого советника. Тот, кто заказал убийство, поднял руку не только на императрицу-марионетку, но и направил лезвие на самого правого министра!

– Уже известно, кто этот чиновник? – прикрывая глаза, спросила Мин Сянь. Она подперла голову рукой, вся ее фигура выражала крайнюю усталость.

– Пока нет. Преступника тяжело разговорить, – отозвался Шан Юй, – я приношу извинения.

– Министр Хэ, – позвала Мин Сянь. В середину выступил Хэ Дайюй. На вид ему можно было дать лет сорок: темная с проседью бородка, густые брови и глубокая морщина между ними делали его взгляд жестким и немного злым.

– Этот подданный к вашим услугам, – поклонился министр наказаний.

– Приказываю великому советнику передать преступника в Министерство наказаний для допроса и расследования этого дела. Расследование будет поручено Министерству наказаний совместно с Цензоратом[25], – произнесла Мин Сянь, выпрямляясь на троне.

В центр зала вышел верховный цензор Чжао Тай – ему было глубоко за семьдесят, и он пережил двух императоров. Он был дряхлым, хитрым и осторожным лисом. Его седая борода затряслась вместе с его головой, когда он низко поклонился.

– Ваше Величество, этот подданный слишком стар, чтобы расследовать такое преступление самостоятельно, – проскрипел Чжао Тай, украдкой бросая взгляд на министра Вэя. Тот застыл с прямой спиной перед ним и не отреагировал. Зато от Мин Сянь этот взгляд не укрылся.

– Может ли верховный цензор посоветовать ответственного чиновника для этого задания? – спросила Мин Сянь, отлично понимая, что происходит. Слова Шан Юя бросали тень на любого чиновника двора, а потому Чжао Тай, давно вступивший во фракцию министра Вэя, не хотел с тем лишних проблем, да и все это покушение выглядело подозрительно – не дай бог, туда вовлечен кто-то крупный. Чжао Тай, может быть, и был полной развалиной, но ум у него ясный и хитрости ему не занимать.

– Разумеется, Ваше Величество, – с готовностью отозвался Чжао Тай, оборачиваясь и кивая кому-то.

Вперед выступил молодой человек – казалось, что ему нет даже двадцати. У него были блестящие умные глаза, в которых читалась жажда справедливости. «Глупая овца на закланье», – с одного взгляда поняла Мин Сянь.

– Мой помощник, младший цензор Ян, Ян Лэй, – сказал Чжао Тай, и цензор Ян опустился на колени, почтительно кланяясь императрице. – Он хоть и молод, но ум у него цепкий, рука твердая, он прекрасно подойдет на роль ведущего цензора в этом деле.

– Рад служить Вашему Величеству! – громко воскликнул Ян Лэй, простираясь на полу. Мин Сянь вздохнула – расследование еще не начато, а Чжао Тай уже решил его похоронить. Этому Ян Лэю без связей и имени не дадут ничего сделать, у молодости и честолюбия нет никакого шанса против хитрости и власти старых чиновников.

– Прекрасно, – проговорила императрица. – Так тому и быть. Цензор Ян и министр Хэ или же чиновник, которого он назначит вести дело, будут отчитываться великому советнику.

– Слушаюсь, – названные чиновники поклонились Мин Сянь.

– Если у дражайших придворных больше нет докладов, можете идти.

Она поднялась с трона и направилась в боковой зал, не оглядываясь, и Чжоу Су тут же прокричал:

– Утреннее собрание объявляется закрытым.

– Тысяча лет императрице! – прогремели чиновники как один.

Поздним вечером несколько дней спустя в императорский кабинет зашел Чжоу Су и, склонив голову, сообщил Мин Сянь, что великий советник просит аудиенции.

– Пусти его, – приказала та, со вздохом опуская кисть на стол и поправляя рукава. Эти последние несколько дней она получала тонну нравоучений от матушки и министра Вэя, а теперь ей выслушивать еще и Шан Юя. Императрица почувствовала раздражение, увидев высокую фигуру первого министра, преклонившего колено, стоило тому зайти в комнату.

– Приветствую Ваше Величество, – проговорил тот, поднимая на нее взгляд. По всем правилам, никто не смел смотреть на императрицу, пока та не позволит, но… Шан Юй никогда не опускал глаза, говоря с ней. Впрочем, министр Вэй тоже позволял себе подобную дерзость. Мин Сянь могла только привычно подавить свой гнев при виде этих черных глаз, будто пронзающих ее насквозь. Она не имела власти гневаться.

– Поднимись. Что тебя привело? – спросила она, вновь опуская глаза на бумагу перед собой. Шан Юй поднялся на ноги, подходя ближе. Украдкой он бросил взгляд на рисунок на столе императрицы – это было подражание Шэнь Чжоу[26] и его картине «Путник с посохом»: горы, река, изящные стволы деревьев и маленькая, крошечная фигурка путника в широкополой доули[27].

– Вот результаты расследования, проведенного Министерством наказаний и Цензоратом. – Шан Юй достал из рукава свиток и протянул его императрице. Пока та читала доклад, он рассматривал рисунок – Мин Сянь действительно делала невероятные успехи в живописи, ее картина ничем не уступала Шэнь Чжоу.

– Министр Вэй? – изумленно подняла брови Мин Сянь. Шан Юй перевел взгляд на ее удивленное лицо. – Хм-ф, – из груди императрицы вырвался легкий смешок, и великий советник застыл на месте, разглядывая тонкие губы, изогнутые в усмешке. Правда, она тут же пропала. – Доказательства? Это бессмыслица. – Она уронила свиток на стол. – Зачем Нашему дядюшке нападать на Нас? Непохоже, чтобы у него вдруг появилась новая кормушка. – Это самоуничижение вызвало у императрицы еще одну тонкую улыбку, но в этот раз глаза Шан Юя похолодели. В груди он отчетливо ощутил отголосок боли. Мин Сянь же поджала губы, явно сообразив, что слишком разговорилась.

– Доказательств нет, Ваше Величество, – медленно проговорил Шан Юй, рассматривая ее лицо. Их разделял стол, но императрица все равно чувствовала, что взгляд прожигает ее насквозь. Она отвернулась, пряча глаза. – Однако…

– В таком случае продолжайте допрос. Пусть Ян Лэй копает глубже. Пусть опознают остальные тела…

– Ваше Величество, это то, чего вы хотите? – вдруг прервал ее Шан Юй. Мин Сянь подняла на него взгляд. Ей неожиданно стало не по себе. Нацепив привычную маску равнодушия, она запрятала свой страх глубоко подальше.

– Разумеется, – холодно заявила девушка, взирая с презрением на первого министра. У нее неплохо получался этот взгляд – слава матушкиным чертам лица, словно созданным для того, чтобы окатывать других презрением.

– В таком случае я прикажу приложить все усилия, – выговорил Шан Юй, совершенно спокойный перед этой ледяной стеной. Он шел сюда, зная, на что натолкнется, и у него давно не было надежды на другой исход.

Он сделал шаг назад, опуская голову и отвешивая поклон. Глядя на его коленопреклоненную фигуру, Мин Сянь невольно смягчилась.

– Ты… Как твое ранение? – спросила она, держа кисть в руках и не глядя на мужчину.

– Все в порядке, Ваше Величество, спасибо за заботу, – отозвался Шан Юй. Его голос был спокоен, словно его не волновало собственное тело. Мин Сянь почувствовала одновременно и усталость, и досаду. Бросив кисть на стол, она подняла глаза.

– Тогда не смею задерживать, – холодно произнесла она.

Шан Юй поднялся и, вновь поклонившись, покинул кабинет. Порыв холодного воздуха залетел в комнату, когда за ним захлопнулась дверь. Мин Сянь поежилась – от холода ли, или от внезапного чувства одиночества, охватившего ее в темном, пустом кабинете.

Глава 6

Слухи

Отсутствие доказательств и непоколебимое положение министра Вэя при дворе, а также неоспоримая поддержка императрицы сделали свое дело – расследование быстро свернули. Убийца был заключен в камеру смертников и оставлен там гнить. Стопку бумаг с допросами и деталями дела положили на верхнюю полку – и забыли о ней. Императрица лично заявила о том, что подозрения в отношении министра Вэя беспочвенны.

Порез на шее Мин Сянь зажил, и все следы покушения исчезли. Однако некоторое недоверие к амбициям министра Вэя все-таки поселилось при дворе.

– Ваше Величество, по столице начали гулять странные слухи, – перед императрицей на коленях простерся какой-то мелкий чиновник. У него был невысокий ранг, и Мин Сянь даже не помнила его имени.

– Какие? – устало спросила императрица, опираясь локтем о стол. Перед ней громоздилась гора докладов, которые ей необходимо было прочитать.

На улице холодало все быстрее, и девушка, несмотря на зимние одежды и жаровню, ощущала, что замерзла. Она увидела, как чиновник замялся. В кабинете они были одни, но тот медлил.

– Говори!

– Про министра Вэя говорят, что его намерения очевидны так же, как замыслы Сыма Чжао…[28] – произнес чиновник, опуская голову в пол. Он мелко трясся от страха. В его обязанности входило следить за настроениями в народе, но сегодня он как никогда был не рад, что пошел служить именно в это ведомство.

– О, – равнодушно произнесла Мин Сянь, беря в руки следующий доклад. – Мы поняли. Можешь идти.

Чиновник удивленно поднял голову, но казалось, что императрица действительно не злилась.

– В-Ваше Величество, еще говорят, что… – заикаясь, выдавил он. Следующая фраза давалась ему сложнее. Дрожа всем телом, он снова уткнулся лбом в пол. – Говорят, что бывший наследный принц был обвинен несправедливо и Ваше Величество пришли к власти, узурпировав трон с помощью министра Вэя…

Мысленно он помолился предкам, чтобы позаботились о его семье, когда сам он воссоединится с ними на небесах.

– Хм-ф, – услышал он еле слышный смешок и подумал, что ему послышалось. Затем тот исчез за шорохом бумаги.

– Понятно. Ты уже доложил об этом министру Вэю? – спросила императрица, проглядывая доклад перед ней. В нем говорилось о том, что министр Цао Юань ненадежен и не может качественно выполнять свою работу – приготовления к празднику зимнего солнцестояния идут медленно и небрежно, что бросает тень на будущее процветание империи. Донос был от имени чиновника из Министерства обрядов. Мин Сянь подняла глаза.

– Да, Ваше Величество, – еле слышно пробормотал несчастный мужчина перед ней. Мин Сянь даже стало его немного жаль – неужели тот думал, что она разгневается и казнит его из-за слухов? Его скорее стоило казнить за то, что он сначала доложил министру, а потом уже ей – и министр Вэй отправил его к императрице как гонца для передачи своих слов, совершенно не опасаясь, что та может подумать о слухах. Это заставило глаза императрицы потемнеть от невыразимых чувств.

– Хорошо, – кивнула она. – Можешь быть свободен.

Не веря своему счастью, чиновник отбил три поклона и стремглав бросился прочь из императорского кабинета. Мин Сянь уставилась в доклад перед собой, но слова ускользали от ее понимания. В приступе внезапной ярости она швырнула доклад, а затем сжала пальцами виски, спасаясь от головной боли.

– Чжоу Су, – позвала он.

Евнух тут же появился в кабинете, почтительно кланяясь:

– Вы звали меня, Ваше Величество?

– Подай доклад, – попросила императрица. Чжоу Су непонимающе посмотрел на ковер перед столом и увидел валяющийся свиток. – И прикажи… а впрочем, нет. Ничего.

Старый евнух аккуратно положил так разгневавший императрицу доклад на край стола и принялся растирать тушь.

– Ваше Величество, погода холодает, на императорской кухне приготовили замечательный суп из ласточкиных гнезд для вдовствующей императрицы. Она послала вам миску, чтобы подкрепить силы, – мягко произнес он, продолжая вращающие движения.

Императрица неопределенно махнула рукой, что можно было расценить как дозволяющий жест. Обрадованный старый евнух поспешил прочь, чтобы приказать подать суп. Обычно императрица не ела то, что слала ей матушка, однако сейчас, пребывая, видимо, в расстроенных чувствах из-за какого-то чиновника, она дозволила Чжоу Су принести суп. Евнух возвратился со служанкой, которая несла на подносе миску. Чжоу Су аккуратно поставил миску на краешек стола.

– Пожалуйста, съешьте, пока горячее, – вкрадчиво сказал он, глядя на сосредоточенное лицо девушки. Став императрицей, той пришлось спешно учиться всему тому, чему бывшего наследного принца обучали с детства – тонкостям политики, общественным делам, чтению докладов и прочему-прочему-прочему. Список этот бесконечный, а у Мин Сянь даже не было учителя – великого наставника казнили почти одновременно с Первым принцем после признания в заговоре. Неудивительно, что министры Вэй, Лю и Шан получили такую власть при дворе. Теперь молодая императрица была так занята, всеми силами стараясь постичь науку управления страной в кратчайшие сроки, что даже забывала поесть. Ах, если бы ничего этого не произошло… Чжоу Су вздохнул.

Его тихий вздох оторвал Мин Сянь от ее занятия.

– Суп из ласточкиных гнезд? – удивленно спросила она, глядя на миску рядом с собой.

– Верно, Ваше Величество, – улыбнулся Чжоу Су.

Мин Сянь непонимающе уставилась на евнуха. Погруженная в мысли, она совершенно не помнила, что просила принести еды. Однако она покорно взяла миску и в три глотка выпила содержимое. Чжоу Су с пустой посудой поспешил наружу, чтобы не мешать императрице.

Зима семимильными шагами надвигалась на Линьань. Окна во дворце утеплили, в каждом помещении, где любила находиться императрица, теперь стояло по три жаровни, отчего прислуга обливалась потом, а Мин Сянь все равно зябко грела свои длинные пальцы над углями. Голая земля, голые деревья – казалось, весь дворец замер, дожидаясь первого снега. Шли приготовления к празднику зимнего солнцестояния, обещавшему быть в меру скромным.

Рутина затянула Мин Сянь – она практически не выходила наружу, не желая видеть замершую природу. Она тоже ждала снега, кутаясь в меховую накидку. Утренние собрания проходили скучно и быстро, матушка чувствовала себя слегка простывшей, из-за чего императрице было запрещено ее посещать, дабы не заразиться, и Мин Сянь почти все время сидела в кабинете или в личных покоях.

Она просматривала доклады, рисовала и иногда читала древние трактаты при свете свечи. В посланиях трону усилилась критика Цао Юаня – теперь уже не только мелкие чиновники, но и приближенные министра Вэя заговорили о его отставке. Мин Сянь вздыхала: это было ожидаемо. Теперь они все, как стервятники, ждали, когда министр обрядов ошибется, чтобы сбить его с ног и заклевать до смерти. Слова «бывший наследный принц» давно стали проклятьем в империи, и никто из чиновников не осмеливался произнести их вслух, чтобы не остаться у разбитого корыта.

Между тем в столице, как и императрица, ожидавшей первого снега, усиливались слухи про волчьи амбиции министра Вэя. Даже то, что доходило до Мин Сянь, отфильтрованное несколькими людьми, ужасно веселило ее – дошло до того, что люди стали говорить, будто покушение прошло удачно и теперь на троне сидит живой труп, а министр Вэй дергает за ниточки позади нее.

Шан Юй, принесший ей эти сплетни одним холодным днем, удивленно воззрился на императрицу – та действительно смеялась над тем, какой ее изображает народ.

– Кто-то проболтался о том, что на Ваше Величество было совершено покушение, – поджав губы, произнес Шан Юй. По его мнению, повода для смеха здесь нет, однако ему было приятно видеть на всегда равнодушном лице Мин Сянь улыбку. – А также о том, что убийца указал на министра Вэя. Все это привело к тому, что слухи стали бродить по столице, и народ, соответственно, напридумывал лишнее.

– У простого люда тяжелая жизнь, – с неожиданной нежностью проговорила Мин Сянь. – Вот он и выдумывает всякие небылицы. Уже завтра праздник зимнего солнцестояния. По традиции дворец будет раздавать одежду бедным, и во время жертвоприношения многие люди увидят Нас. Слухи развеются сами собой. Не стоит ничего предпринимать.

Видя, что императрица совершенно легкомысленно не тревожится из-за слухов, Шан Юй нахмурился. Одно дело, когда придворные знают, кто на самом деле управляет страной, а совсем другое – когда вся Поднебесная в курсе, что императрица лишь марионетка. Великий советник сжал руки в кулаки, ногти больно врезались в плоть, и это остудило резкие слова, вертевшиеся на его языке.

– Как прикажете, Ваше Величество, – с коротким поклоном Шан Юй покинул кабинет.

– Чжоу Су, – позвала Мин Сянь, у которой неожиданно поднялось настроение. – Мы желаем прогуляться по саду.

Старый евнух засуетился, приказывая подать теплую меховую накидку императрице, а затем они медленным шагом направились из кабинета вокруг дворца. Дворец был огромным, поэтому императоры, наложницы и императрицы всех времен предпочитали передвигаться на паланкинах. Однако Мин Сянь, с детства непоседливая, несмотря на слабое здоровье, любила ходить пешком даже теперь. Полностью погрузившись в свои мысли, она вышагивала по дорожкам в уснувшем зимним сном саду, не замечая ни кланяющихся служанок, ни пугливых евнухов. Полностью уходя в себя, императрица обычно игнорировала все вокруг, замыкаясь в своих мыслях, как в панцире.

Шан Юй, стоящий в полутьме боковой галереи, куда он пришел остудить голову, следил глазами за тонкой фигурой императрицы. Несмотря на свиту из евнухов, служанок и верного Чжоу Су, идущих чуть поодаль, Мин Сянь казалась такой одинокой среди голых ветвей. Она шла, не разбирая дороги, случайно навернув пару кругов по одной и той же дорожке вокруг причудливого камня, и Шан Юй усмехнулся, поднося рукав к губам и пряча в нем улыбку.

Ему вспомнилась похожая сцена. В детстве Цюйцинь славилась тем, что постоянно витала в облаках – она могла прослушать урок великого наставника, который тот по милости императора проводил ей, или, засмотревшись на облака, столкнуться с кем-нибудь в саду. Шан Юй с самого детства часто бывал во дворце, а после разрешения императора стал регулярно навещать Четвертую принцессу. Когда он впервые познакомился с ней, ему показалось, что та глуповата. У нее менялось настроение по сто раз на дню, она была несдержанной и излишне мечтательной. Она могла разрыдаться от перспективы вышивать подушку и запрыгать от радости, что отец-император пригласил во дворец известного каллиграфа на ее день рождения. Казалось, она никогда не слушала, что ей говорят, и вечно искала себе неприятностей. Но затем Шан Юй разглядел в ней мечтательную яростную душу, которой тесно в стенах дворца. В детстве Шан Юю частенько приходилось получать наказание из-за проделок Четвертой принцессы – то она тушь украдет, то напугает служанку резким прыжком из-за угла, то еще где-нибудь набедокурит. Глядя на императрицу, гуляющую по саду, Шан Юю вспомнился как раз один такой случай: в том же саду много лет назад.

Маленькая Цюйцинь, заполучив товарища по играм, быстро взяла его в оборот и теперь постоянно придумывала, чем бы им заняться. Ее детский ум был горазд на самые разные проказы, но больше всего она тяготела к туши и проделкам, связанным с нею. В императорском саду стоял уникальный причудливый камень – он походил на тигра, а потому особенно нравился императору Мин Дуаню, да так, что тот поставил его на самое видное место.

Мин Сянь долго ходила вокруг в задумчивости, пока Шан Юй, присев на корточки, наблюдал за ней и ждал, когда та вынесет вердикт.

– Давай оживим камень, – наконец предложила Четвертая принцесса. Шан Юй, к тому времени уже игравший в их тандеме роль совести, здравомыслия и сдержанности, тут же сказал:

– Зачем?

– Ну как же, посмотри: отцу-императору так нравится этот камень. Если мы… – она подошла к изваянию, – возьмем тушь и нарисуем глаза и усы, тигр будет как настоящий.

– Ваше Высочество предлагает пририсовать змее ноги[29], – рассудительно заметил Шан Юй.

– Да нет же, – возмутилась девочка. – Будет красиво! Отцу-императору непременно понравится.

Понятия о красоте у маленькой принцессы с Шан Юем сильно разнились. Ему самому, выросшему в поместье военного министра, красота представлялась другой – лощеные бока жеребца, острый блеск меча, игра света на броне, персиковые глаза…

– Хорошо, – скрепя сердце согласился Шан Юй, поднимаясь с корточек. Они отправились во дворец наложницы Вэй, чтобы раздобыть тушь и кисти, которых там было в изобилии. В воротах дворца они столкнулись с принцессой Мин Сюнь, старшей сестрой Мин Сянь. Она сурово посмотрела на детей.

– Что это вы задумали? – спросила она, глядя на младшую сестру. Между ними было четыре года разницы, и Третья принцесса уже начинала расцветать, входя в брачный возраст. Ее волосы были красиво подвязаны наверх, а светло-розовый ханьфу оттенял тонкие черты ее лица. Через пару лет Мин Сюнь обещала стать настоящей красавицей. Ее нежный и аккуратный внешний вид так разительно отличался от Мин Сянь с испачканными в туши рукавами, забранными в небрежный пучок волосами и измазанными щеками. Мин Сюнь, прищурившись, смотрела на детей, точно зная, что ее сестра готовится что-то натворить.

– Ничего, старшая сестрица, – тут же отозвалась Мин Сянь, пряча кисти в широких рукавах и с самым честным видом глядя на нее. – Мы всего лишь заходили перекусить сладостей у матушки. Отец-император недавно прислал ей рассыпчатое печенье из лотоса.

Шан Юй молча кивнул, не глядя на Третью принцессу. Мин Сюнь подозрительно посмотрела на них, но, так и не разгадав, что они задумали, прошла внутрь дворца.

– Обязательно попробуй печенье! – крикнула ей вслед Мин Сянь, тут же срываясь с места и весело понесшись прочь. Шан Юй не отставал. Только Четвертая принцесса могла так свободно бегать по дворцу и открыто обманывать родную сестру.

– А что… если… Третья принцесса узнает? – спросил Шан Юй у Мин Сянь, прижимая руку к боку, когда, запыхавшись, оба остановились у арки в сад.

– Ой, да ничего не будет, – отмахнулась та легкомысленно. Она вытянула из рукава кисть и, весело ей помахивая, направилась в сад к горемычному причудливому камню. Заметив, что Шан Юй не следует за ней, она обернулась и широко улыбнулась. – Ну, чего замер? Пойдем!

И Шан Юй тут же устремился вперед, заведомо соглашаясь на любую ее проказу. Конечно, проделка быстро раскрылась, император пришел в ярость, и их наказали. Отец заставил Мин Сянь лично оттирать тушь с камня, отчего та перемазалась с головы до ног, заставив свою матушку охать и ахать. Шан Юю тоже досталось, но дома. Император снисходительно отнесся к нему, зная, что все это придумала Четвертая принцесса, зато военный министр сыну спуску не дал, заставив простоять на доске для стирки целый шичэнь. Но Шан Юй не жалел – да, порой он чувствовал обиду и злость на Мин Сянь, но никогда не жалел, что соглашался на ее идеи.

Шан Юй моргнул, прогоняя картину из прошлого. Мин Сянь уже покинула сад, замерзнув до костей, и теперь спешила обратно в кабинет, чтобы выпить горячего чаю. Великий советник еще некоторое время постоял, глядя на причудливый камень, а затем направился прочь из дворца.

Глава 7

День зимнего солнцестояния

День зимнего солнцестояния прошел в меру тихо. Императрица совершила свое жертвоприношение, народу раздали одежду в дар, а во дворце провели банкет – во имя процветания империи и убывающей луны.

Мин Сянь, уставшая за день от множества ритуалов и крошки в рот не успевшая взять, сидела на возвышении за столом, слушая, как придворные возносят ей хвалу. В каждом их слове ей слышалась насмешка.

Императорский дядюшка, министр Вэй, сидел по правую руку от нее. Он поднял вверх чашу с вином.

– Да здравствует императрица, и да будет процветать народ, – сказал он, кланяясь ей. Мин Сянь, хоть она и не очень любила вино, ничего не оставалось, как выпить с министром. Она видела, как безмятежен и расслаблен Вэй Шаопу – словно по столице и не бродили слухи, которые даже придворных заставили понервничать. Тот факт, что племянница неизменно будет на его стороне, поскольку без него она не имеет никакой власти, делал его надменное, красное от вина лицо еще более довольным. Мин Сянь хотелось уйти с банкета.

Шан Юй, сидевший по левую руку от девушки, нахмурился, глядя на покрасневшее лицо молодой императрицы. Сегодня ее лицо не скрывали подвески, волосы были собраны в изящную прическу с золотыми шпильками, украшенными жемчужинами и кораллами. Она была одета в светло-золотой халат, который делал ее белую кожу еще бледнее в дрожащем свете сотни свечей. Шан Юй уже выступил с тостом в честь праздника и теперь молчаливо пил за своим столиком чашу за чашей, угрюмо поглядывая на императрицу. Поэтому Мин Сянь старалась не обращать внимания на левую сторону зала, от которой шла тяжелая энергия.

– Мы устали и отправляемся в свои покои, но дражайшие министры пусть продолжают пиршество, – наконец произнесла Мин Сянь. – Мы поднимаем эту чашу с вином за драгоценных подданных и народ Поднебесной, – она залпом выпила и поднялась, невольно цепляясь за подлокотник драконьего ложа. Чжоу Су тут же подскочил к ней, аккуратно беря под локоть. Министры поклонились. Шан Юй нахмурился еще сильнее – императрица была пьяна и явно с трудом стояла на ногах, рискуя потерять лицо, но ее черты оставались такими же непроницаемыми, будто каменная маска. Великий советник оглянулся на министров, но никто не обращал на императрицу никакого внимания, только министр Вэй скользнул равнодушным взглядом и вернулся к разговору с министром Лю.

Императрица, поддерживаемая Чжоу Су, скрылась в боковом проходе за ширмой. До чуткого слуха Шан Юя донеслись обрывки тихой беседы верховного цензора с каким-то чиновником.

– Императрица еще молода, конечно, она не может и не должна пить с нами на равных. Несколько чаш вина – и она уже сбежала обратно в свой Дворец душевной чистоты, – Чжао Тай насмешливо ухмыльнулся, пряча усмешку в рукаве и наклоняясь к чиновнику ближе. – Господин Тан, сегодня пьем, пока не упадем, иначе кто поддержит славную традицию в отсутствие императрицы? Помню, какие пиры закатывал покойный император… Быть может, следует наконец поднять вопрос о свадьбе императрицы…

Шан Юй сжал пальцы в кулак и неожиданно с громким стуком опустил его на стол. Придворные удивленно оглянулись на него. Чжао Тай прикрыл нижнюю часть лица широким рукавом, поглаживая седую бороду. Он уставился на великого советника без тени страха.

– Прошу господ простить меня, я тоже вас покину, – сквозь зубы выдавил Шан Юй, поднимаясь. Он резкими шагами прошел к выходу и оказался на холодной улице. Запахнувшись в накидку, поданную евнухом, он уставился на двор, освещенный фонарями. Темное небо казалось низким и зловещим. Желая остудить голову, он направился вдоль широких галерей дворца.

Гвардейцы, завидев его черную высокую фигуру в развевающейся накидке, тут же складывали перед собой руки в приветствии. Служанки и евнухи сначала шарахались от него, явно думая, что он нечистая сила, но затем узнавали и кланялись. Шан Юй знал, что внушает страх одним своим видом, и был совсем не против. Погруженный в мрачные мысли, он переступил через порог какого-то павильона и осознал, что шел, не разбирая дороги, и ноги привели его в самое знакомое место – Дворец душевной чистоты. Он замер у ворот, глядя, как по высоким ступеням поднимается тонкая фигура, поддерживаемая евнухом. За ними следовала свита из слуг, несущих фонари.

Он сделал шаг вперед, желая нагнать фигуру в светлых одеждах, в темноте ночи казавшихся траурными. Мин Сянь покачивалась на ветру, и даже с такого расстояния Шан Юй видел, как покраснело ее лицо. Добравшись до террасы, императрица неожиданно отмахнулась от руки Чжоу и сделала шаг вперед – к каменной ограде.

Шан Юй невольно вышел из тени ворот.

– Чжоу Су, смотри! – прозвенел звонкий голос императрицы. Сейчас она не казалась такой равнодушной и холодной, как когда разговаривала с придворными. – Снег! – Мин Сянь вытянула руку над пустотой, хватая что-то. Шан Юй поднял глаза и увидел, как с неба опускаются белые хлопья первого снега. – Снег, – хихикнула Мин Сянь, пьяно разглядывая свою пустую ладонь.

– продекламировала Мин Сянь, и внезапная грусть охватила ее душу. Она сжала пустую ладонь и прижала к груди, чувствуя острое одиночество. Она посмотрела вниз и вздрогнула – там, глядя вверх, в неярком свете ночи и фонарей стоял Шан Юй, не отрывающий от нее взгляда.

Мин Сянь задрожала всем телом, сжимая тонкие пальцы в кулаки и пряча их в рукавах. Затем она развернулась и быстро направилась внутрь дворца, чуть не упав по пути, когда запуталась в собственных ногах, но Чжоу Су успел ее подхватить. Шан Юй видел, как императрица скрылась во Дворце душевной чистоты, после чего, чувствуя щемящую тоску в груди, отвернулся и пошел прочь, чтобы вернуться в свое холодное поместье. Снег усилился, накрывая его плечи и голову, превращая в подобие сугроба – такого же ледяного, как и чувства в его душе.

Снег продолжал идти всю неделю, укрывая землю и дома белоснежной пеленой. Мин Сянь с легкой улыбкой наблюдала из окна, как резвятся служанки, играя в снежки. Перед утренними собраниями она глядела, как снеговики превращаются в министров, отряхивая снег на террасе перед залом утренних собраний. Вечерами она писала снежные картины. Казалось, что с приходом зимы императрица погрузилась в меланхолию – она, как и раньше, смотрела на склоки при дворе с равнодушием Будды, но если до этого она задавала вопросы, то сейчас, казалось, полностью отстранилась от происходящего, передав все полномочия великому советнику и министру Вэю. Однако многие чиновники заметили, что императрица словно отдалилась не только от двора, но и от Шан Юя, который обыкновенно имел свободный вход во дворец. Теперь без срочной необходимости ему был запрещен вход во Дворец душевной чистоты, а также отзывалось его исключительное право носить меч во дворце.

Чиновники потирали руки, предвкушая падение ненавистного великого советника, но тот принял удар с абсолютно равнодушным выражением лица, словно это касалось кого-то другого. Зато министр Вэй, чей день рождения пришелся как раз на этот период, получил от императрицы щедрые подарки. Чувствуя, что баланс сил при дворе пошатнулся, многие придворные, еще неделю назад опасавшиеся падения правого министра, с радостью отправились на банкет к министру Вэю, но самой императрицы, сославшейся на слабость, там не было. Вдовствующая императрица позже во дворце похвалила Мин Сянь за доброту к императорскому дядюшке и открытую поддержку.

– Мой брат очень переживал, что слухи, гуляющие по Линьаню, встревожат императрицу, – сказала она, перебирая пальцами сандаловые четки – недавний подарок Мин Сянь. – Однако ты прекрасно разобралась с этой ситуацией. К тому же великий советник хоть и доказал свою непоколебимую верность трону, однако… такая власть в его молодом возрасте… Еще и это разрешение покойного императора разгуливать по дворцу с оружием – где это видано? Ты правильно сделала, что осадила его. – Мин Сянь уставилась на лицо матушки, которая смотрела не на нее, а на четки, словно говорила с ними. Снежная погода как нельзя кстати подходила ее холодной красоте – она была одета в теплый светло-голубой ханьфу, отороченный белым песцовым мехом по вороту, который подчеркивал бледность ее кожи. – Только вот… министр Цао… все еще беспокоит меня. – Наконец она подняла глаза на императрицу, сидящую рядом.

– А что с ним, матушка? – безмятежно спросила Мин Сянь.

– То недавнее покушение на тебя, теперь эти слухи. Не кажется ли тебе, что все это связано? – пытливо спросила вдовствующая императрица.

– Цензорат и Министерство наказаний провели совместное расследование, вы наверняка читали отчет. – Она пронзительно посмотрела на мать. Конечно, та не имела права читать доклады императрице, но она не сомневалась, что все послания трону сначала проходят через руки матушки и министра Вэя.

– Как же я могла их читать? – не поддалась на провокацию та, вглядываясь в лицо дочери. – Я знаю лишь то, что рассказала мне ты, А-Цюй. По твоим словам, истинного преступника так и не нашли.

– Верно, матушка. – Мин Сянь тут же опустила глаза, вновь становясь покорной и послушной дочерью. – Вам кажется, что это связано с министром Цао? Однако зачем ему это?

– Как ты, должно быть, знаешь… Министр Цао был во фракции бывшего… во фракции простолюдина Мин Сюаня, когда тот находился у власти. Уж не знаю, почему он остался жив, – должно быть, из-за того, что Министерство обрядов всегда держалось подальше от политических интриг и стояло в стороне от конфликтов.

Ее слова значили лишь то, что Цао Юань был человеком очень осторожным и никогда ни во что не вмешивался. Даже то, что он находился во фракции Мин Сюаня – это не более чем догадки. На деле он никогда не выступал на его стороне во время собраний и в целом занимал довольно отстраненную позицию. Поэтому громкий скандал с бывшим наследным принцем его и не зацепил: ему удалось сохранить не только жизнь, но и должность.

– Мы понимаем, матушка. Мы поручим кому-нибудь приглядеться к нему, – вздохнула Мин Сянь.

– Верно, А-Цюй, нам нельзя допустить второго такого скандала и кровопролития, – удовлетворенно кивнула вдовствующая императрица. – Императорская семья достаточно пережила. Я могу посоветовать тебе человека, если ты не знаешь, кому это поручить…

– Спасибо матушке за помощь, Мы знаем подходящего человека, – сказала императрица, поднимаясь с теплого кана. – Прошу вас следить за своим здоровьем, погода нынче холодная. Мы прикажем доставить вам угля, которым отапливают наши покои.

– Спасибо, – улыбнулась Вэй Жуи, хотя в ее взгляде промелькнуло что-то похожее на замешательство, но она быстро справилась с собой. – Аккуратнее по дороге, – голос ее смягчился мирным разговором, и она даже поднялась, чтобы проводить дочь.

– Конечно, матушка, – сказала Мин Сянь, покидая покои. Стоило ей оказаться на улице, как безмятежное выражение исчезло с ее лица, сменяясь холодным равнодушием. – Чжоу Су, – сказала она, пока тот надевал на нее песцовую накидку.

– Ваш слуга здесь.

– Прикажи пригласить младшего цензора Ян Лэя во дворец на аудиенцию, – сказала она, запахиваясь в мягкий белый мех.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

Мин Сянь сидела за своим столом в кабинете, когда Чжоу Су объявил:

– Младший цензор Ян прибыл по приказанию Ее Величества.

– Впусти, – произнесла Мин Сянь, не отрываясь от докладных записок. Ее глаза уже болели от множества прочтенных текстов. В империи все было относительно спокойно: народ процветал, урожай народился добрый, потому что наводнение в Цзяннане было не таким обширным и не уничтожило все посевы весной. Потому к концу года скучающие министры сосредоточились на междоусобной борьбе за власть. Количество доносов на Цао Юаня увеличилось – Мин Сянь ясно видела за этим твердую руку министра Вэя: тот определенно пожелал избавиться от неугодного чиновника.

Впрочем, сам императорский дядюшка пока хранил молчание: накапливал силу, чтобы затем обрушить на несчастного, и тогда даже Небеса не смогли бы помочь ему. Мин Сянь была хорошо знакома с его методами. Потому и императрица заняла выжидательную позицию, не произнося ни слова в адрес Цао Юаня. Она все равно никого не могла защитить.

На пороге кабинета появился худощавый молодой человек, который тут же упал на колени.

– Ваш подданный Ян Лэй прибыл по приказу императрицы, – проговорил младший цензор, обращаясь к ковру.

– Поднимись, – приказала Мин Сянь, отрываясь от записок. Она уставилась на младшего цензора: сейчас ей представилась возможность получше разглядеть этого молодого чиновника. У него было открытое честное лицо, разительно отличавшее его от хитрого Чжао Тая, и большие распахнутые глаза, словно он всегда напуган. Сейчас они сделались еще больше. – Сколько тебе лет? – спросила неожиданно императрица. Младший цензор удивленно вскинул на нее взгляд, а затем тут же опустил его.

– Двадцать, Ваше Величество, – почтительно проговорил он.

– Как ты попал в Цензорат? – спросила Мин Сянь, вытаскивая из стопки докладов свиток. Конечно, она уже знала о нем все – даже у такой слабой правительницы, как она, есть свои глаза и уши. У нее был Чжоу Су.

– Ваш подданный приходится младшим сыном цыши[31] северного города Чифэнь в уезде У. Я прибыл в столицу на экзамен и стал сюцаем[32]. Верховный цензор когда-то был с инспекцией в Чифэне и там же познакомился с моим отцом. По его рекомендации я попал в Цензорат, – скромно произнес Ян Лэй. Мин Сянь кивнула – все это сходилось с информацией, которую она получила. Единственное, Ян Лэй умолчал о том, что не просто стал сюцаем, а получил первое место на экзамене и сам глава Академии Ханьлинь[33] похвалил его.

– Почтенный Сун Лянь был наповал сражен твоим сочинением, – многозначительно проговорила императрица.

– Господин Сун слишком высокого оценил этого подданного, – Ян Лэй тут же склонил голову еще ниже.

– Хм, – младший цензор услышал тихий смешок.

– У Вашего Величества есть ко мне какое-то дело? – спросил Ян Лэй.

– Мы… хотели бы поручить тебе одно расследование, – проговорила Мин Сянь, бросая ему доклад со своего стола. Тот раскрылся и упал прямо перед младшим цензором. Юноша задрожал, собирая рассыпавшуюся докладную записку.

– Расследование против министра церемоний Цао Юаня? Кража из казны? – Ян Лэй поднял глаза от записки. – И-и-императрица. – Он тут же опустился на колени и склонился в глубоком поклоне. – Этот подданный занимает слишком низкую должность для такого расследования.

– Потому Мы и поручаем его тебе. – Ян Лэй изумленно поднял глаза на императрицу. Лицо той оставалось непроницаемым. – Понимаешь?

Ян Лэй был сообразительным. Конечно, он понимал.

– А… верховный цензор? – спросил он после некоторой паузы.

– Чжао Тай будет предупрежден, что дело поручено тебе. Мы были удовлетворены твоим расследованием покушения и потому хотим доверить тебе это важное дело. Кража из казны – это серьезное преступление, – произнесла императрица с нажимом.

Ян Лэй растерялся. Только что он полагал, что императрица не хочет, чтобы он всерьез расследовал дело, однако следующие ее слова говорили об обратном.

– Ты должен докопаться до сути дела. Отчитываться будешь лично Нам, – произнесла Мин Сянь, махнув рукой. – Не обсуждай детали с Чжао Таем. Можешь сказать ему, что все идет своим чередом.

Ее внезапно начал раздражать Ян Лэй. Она выбрала его, потому что тот показался ей честным и верным закону, а также с совершенным отсутствием связей. Он более чем блестяще закопал дело о покушении и все же слишком боялся верховного цензора. Ни для кого не было секретом, что министр Вэй хотел уничтожить министра Цао и эти обвинения – лишь предлог.

– Этот подданный понял, – младший цензор Ян опустился на колени. – Я сделаю все, что в моих силах.

– Мы рассчитываем на это. Мы даем тебе все полномочия и власть расследовать это дело. – Когда Ян Лэй поднял глаза, он увидел, что императрица уже вновь не обращает на него внимания, закопавшись в бумаги. – Можешь идти, – махнула она рукой, не глядя на него.

Ян Лэй быстро вскочил с колен, направляясь к выходу. В дверях кабинета Мин Сянь окликнула его:

– Если… – она будто замялась, и Ян Лэй выжидательно замер, глядя на красивое лицо императрицы, – если обвинения подтвердятся, доложи сначала Нам.

Ян Лэй кивнул и в смешанных чувствах покинул императорский кабинет. Он чувствовал, как на его плечи только что опустили тяжелую ношу. Он оглянулся на двери, возле которых застыли гвардейцы. Ее Величество… какие цели она преследует? Младший цензор Ян покачал головой и направился прочь: верно говорят, мысли правителей – загадка для подданных.

Стоило Ян Лэю покинуть кабинет, Мин Сянь откинулась на спинку кресла. Интересно, может ли она доверять этому младшему цензору? Может ли она вообще доверять хоть кому-то в этом холодном дворце? В этой стране? Ощущая бездонную усталость и одиночество, молодая императрица помассировала виски, закрывая глаза. Перед ее мысленным взором вспыхнуло знакомое суровое лицо, и она отмахнулась от видения, распахнула глаза и вновь с головой ушла в записки.

Глава 8

Фестиваль Лаба[34]

Мин Сянь оторвала взгляд от доклада перед собой, когда уже почти стемнело. Хоть день и прибавлялся, все еще смеркалось рано.

– Чжоу Су, – позвала он. Верный евнух тут же подошел к ней, шаркая носками по полу.

– Да, Ваше Величество?

– Какой сегодня день? – спросила Мин Сянь в некоторой прострации.

– Отвечаю Вашему Величеству: восьмой день двенадцатого лунного месяца. Сегодня… жители столицы празднуют фестиваль Лаба, – после некоторого замешательства добавил евнух.

– Лаба? – переспросила императрица.

– Да. На улицах столицы кипит ярмарка, – проговорил старый евнух.

– О, – безэмоционально ответила Мин Сянь. Она поднялась из-за стола и сделала пару шагов, чтобы размяться. – Чжоу Су, – неожиданно позвала девушка.

– Да?

– Как думаешь… – Мин Сянь замялась, словно что-то занимало ее мысли. – Мы могли бы тайно покинуть дворец и посмотреть на ярмарку?

– Ваше Величество? – лицо евнуха приобрело озадаченное выражение. – Я боюсь, что…

– Инкогнито, – быстро добавила императрица. Сейчас она походила на маленькую принцессу, выпрашивающую у дворцового евнуха очередной лист драгоценной бумаги. Сердце Чжоу Су смягчилось от воспоминаний.

– Я думаю, это можно устроить, Ваше Величество, – с поклоном ответил Чжоу Су. – Однако ваш старый слуга…

– Мы возьмем с собой Ду Юнпина. Он отличный воин и сможет защитить нас на прогулке. Много людей привлекут внимание, – все звучало так, будто императрица давно продумала план. – Принеси какую-нибудь простую одежду и прикажи позвать капитана Ду в кабинет.

Видя, что императрицу не переспоришь, Чжоу Су покорно кивнул и пошел устраивать все, бормоча себе под нос, что затея совершенно ужасная и Ее Величество зря подвергает себя ненужной опасности. Особенно учитывая недавнее покушение на нее. Не исключено, что убийцы просто затаились и ждут своего часа. Покачивая головой в расстройстве, он отдал приказ приготовить одежду и направился лично разыскать капитана Ду. Чем меньше народу знает о тайном выходе императрицы из дворца, тем лучше.

Капитан Ду оказался в комнате отдыха гвардейцев. Чжоу Су, зайдя в небольшое натопленное помещение, изумленно обнаружил, что тот выпивает вместе с великим советником, и двое, кажется, отлично проводят время.

– Евнух Чжоу, – поприветствовал его кивком головы капитан стражи. – Чем обязан?

– Императрица вызывает вас к себе, – скосив глаза на Шан Юя, безмятежно устроившегося на стуле за столом, сказал евнух.

– По какому вопросу, позвольте узнать? – капитан Ду нахмурился и подошел к евнуху, с сожалением взглянув на чайник с вином и кости, в которые они не доиграли.

– Императрица… кх-м… желает покинуть дворец инкогнито и посмотреть на фестиваль Лаба, – снизив голос, проговорил дворцовый евнух, решив, что Шан Юй не слушает их беседу.

– Вот оно как, – еще больше нахмурился Ду Юнпин. Его мужественное лицо скривилось в гримасе. – В таком случае…

– Я составлю императрице компанию, – внезапно произнес первый министр, поднимаясь на ноги. Он положил капитану руку на плечо. – Юнпин, ты слишком пьян. В таком состоянии ты не сможешь защитить Ее Величество.

– Виноват, – Ду Юнпин предательски икнул.

– Но приказ Ее Величества… – в сомнениях проговорил Чжоу Су, поднимая глаза на великого советника. Черные глаза, казалось, прожигали его насквозь. Трусоватый евнух вздрогнул. – Тогда вы сами передадите это Ее Величеству.

– Этому подданному запрещено входить в императорский кабинет без срочного дела. – На губах Шан Юя появилась уничижительная усмешка. – Мне придется попросить евнуха Чжоу о помощи.

– Что ж. – Чжоу Су понял, что его загнали в ловушку, и, опустив голову, направился обратно ко дворцу. Шан Юй, как тень, неслышно ступал за ним по снегу, кутаясь в свой черный плащ. Зайдя в кабинет, евнух остановился, пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы. Шан Юй осмотрительно остался за дверьми.

– Ваше Величество? – спросил Чжоу Су, поискав глазами. Мин Сянь вышла из-за ширмы, демонстрируя простое мужское светло-голубое ханьфу. Завязав волосы в пучок на голове, она стала походить на сюцая или на молодого господина какой-нибудь ученой семьи.

– Где Ду Юнпин? – спросила она.

– Он… – замялся Чжоу Су. Он знал, по какой причине Шан Юю запретили вход во дворец, и теперь не знал, как начать. – Капитан Ду выпил вина, а потому… сказал, что не сможет добросовестно выполнить свои обязанности. Однако он был вместе с великим советником, и тот… предложил себя на замену. Поскольку великий советник когда-то служил главой дворцовой стражи, ваш слуга думает, что он хорошо подойдет… на эту… – Чжоу Су поднял глаза, чтобы увидеть яростный взгляд Мин Сянь.

– Что? – спросила Мин Сянь, чувствуя, как к горлу подступает досада. Евнух Чжоу затрясся от страха и тут же плюхнулся на колени.

– Этот слуга виноват, я немедленно пошлю назначить капитану Ду наказание и потребую у него самого способного из гвардейцев!

Мин Сянь провела ладонью по лицу, с силой заставляя себя успокоиться.

– Не надо, – бросила она. – Ладно. Где он?

– Памятуя приказ Вашего Величества, он не посмел ступить за порог кабинета, – дрожа всем телом, проговорил Чжоу Су. Вот уж не думал он, что этот обычный вечер принесет ему столько проблем! Почему от великого советника всегда столько хлопот?!

– Позови его. Ему тоже… надо переодеться. Второй комплект телохранителя здесь.

Не желая испытывать судьбу, евнух Чжоу тут же подскочил на ноги и, кряхтя, направился к дверям. Шан Юй стоял столбом, кажется, не сдвинувшись ни на цунь[35] за все это время.

– Великий советник, прошу вас в кабинет, – с поклоном сказал евнух. – Второй комплект одежды находится за ширмой, прошу вас переодеться, и мы немедленно отправляемся.

Шан Юй кивнул и молча прошел мимо него. Он опустился на колено перед Мин Сянь:

– Этот подданный Шан Юй приветствует императрицу.

– Иди… переодевайся, – даже не посмотрев на него, в раздражении сказала девушка, кивая на стопку одежды. – И тебе придется одолжить у капитана Ду меч.

– Да, Ваше Величество. – Не веря в свою удачу, Шан Юй тут же поднялся, отправляясь за ширму. Он облачился в простые темные одежды, подходящие для слуги или телохранителя, и вышел обратно в кабинет.

Мин Сянь окинула его критическим взглядом и тут же отвернулась. Шан Юй совершенно не походил на обычного телохранителя – его мужественное лицо дышало благородством и властностью.

– Отправляемся, – сказала она, направляясь к выходу.

– Ваше Величество. – Неожиданно ей на плечи легла меховая накидка – из черного как ночь меха. Шан Юй отступил, опуская руки. Краткий момент близости заставил его сжать кулаки. – Там очень холодно, если Ваше Величество не брезгует, вы можете воспользоваться моей накидкой, она вполне неприметная.

– Мы… – растерялась императрица, запуская пальцы в черный мех, чтобы накидка не упала с плеч. Она и правда совсем забыла, что на улице зима.

– Я помогу вам застегнуть. – Шан Юй сделал шаг вперед, обхватывая длинными пальцами пряжку на шее императрицы и быстро ее застегивая. Его прохладные пальцы мимолетно коснулись шеи Мин Сянь. После этого, словно боясь, что не сможет отступить, великий советник снова сделал шаг назад и опустил голову. Его горячий взгляд на миг опалил Мин Сянь, заставив ее щеки покраснеть без причины.

Она прочистила горло и в приступе смущенного раздражения дернула за мех.

– Пойдем. – И императрица тут же зашагала из кабинета.

Чжоу Су повел их вдоль стен дворца к воротам для прислуги. Он также предусмотрительно передал пребывающему в прострации Шан Юю меч, одолженный у гвардейцев. Вручил он и мешочек с серебром императрице.

– Будьте осторожнее, Ваше Величество, – тихо проговорил он, выпуская их из дворца. – Я буду ждать вас здесь через два шичэня.

Императрица кивнула и с радостно подпрыгивающим сердцем вышла за стены своей тюрьмы. Шан Юй, не отставая, следовал за ней. Полной грудью вдохнув морозный воздух, Мин Сянь расправила плечи и зашагала по улице.

Довольно быстро они попали в людской водоворот – кругом царила атмосфера праздника. Забыв на миг о том, что на ее плечах лежит ответственность за всю страну, молодая императрица с любопытством ребенка крутила головой по сторонам. Несмотря на снегопад, на улицах стояли прилавки торговцев, продающих разные безделушки и сладости, и, конечно же, кашу Лаба – традиционное блюдо праздника[36].

– Шан Юй. – Мин Сянь резко оглянулась, отрываясь от вида засахаренного боярышника.

– Я здесь, – послышался глубокий голос.

– Мы… – Мин Сянь осеклась, с опаской глядя по сторонам. – Я хочу поесть кашу Лаба.

– Давайте тогда зайдем в какую-нибудь таверну, молодой господин, – предложил Шан Юй. В его глазах, смотрящих на повеселевшую императрицу, плескалась нежность, которая мгновенно заставила Мин Сянь поджать губы.

– Давай. – Девушка отвернулась, взвешивая в руке кошелек с серебром. Судя по всему, евнух Чжоу не поскупился, и она могла купить себе все что душе угодно. Императрица усмехнулась – дворцовый евнух выдает ей деньги на карманные расходы! Она посмотрела на ближайший прилавок, и у нее загорелись глаза. – И еще это купим!

Полчаса спустя руки Шан Юя были заняты многочисленными свертками с покупками императрицы. Как ребенок, дорвавшийся до сладкого, та, не задумываясь, спускала серебро на все, что ей приглянулось, просто переходя от одной лавки к другой. Лавочники, заметив, что молодой господин щедр и сорит деньгами, тут же столпились вокруг него, предлагая пройти к их прилавку.

– А как вам это, молодой господин? Прекрасный засахаренный боярышник!

– А сюда взгляните – есть ли в вашей семье дети? Карамельные фигурки!

– Вертушки! Барабаны!

– Молодой господин, молодой господин, лучшее вино в Линьане! Прошу за мной!

Шан Юй вздохнул. Императрица, совершенно не умеющая торговаться, соглашалась на первую названную торговцами цену.

– Нет, молодой господин, этот человек вас обманывает, карамельный человечек не стоит серебряного слитка, всего пару медных монет, – тихо произнес он, склоняясь над ухом императрицы. Его пьянил слабый запах благовоний, исходивший от Мин Сянь.

– Правда, что ли? – по-детски нахмурив брови, сказала девушка, отдергивая руку с серебром. – Зачем же вы обманываете честных людей?

– М-м-молодой господин, да как же я мог вас обмануть! – тут же воскликнул лавочник, бегая глазами. Увидев холодный взгляд из-за спины Мин Сянь, он задрожал как осиновый лист. – Вам бесплатно!

– Правда? – обрадовалась молодая императрица, улыбаясь.

– Правда-правда! В честь праздника! В виде кого хотите сделать его? – торговец продолжал ловить на себе прожигающий взгляд Шан Юя и потому расточал радушие. Мин Сянь подумала, что это странно, но, обернувшись на своего «телохранителя», не заметила ничего подозрительного – лицо того излучало само добродушие.

– А можно… – задумалась Мин Сянь, глядя на фигуру отрешенного Шан Юя, нагруженного покупками. – Знаете ли вы великого советника? – спросила она, хмыкая.

– О, конечно, молодой господин. Кто ж его не знает! Великий советник ужасно вспыльчив, и говорят, что у него страшно суровое выражение лица и косматые брови. Говорят также, – лавочник понизил голос, будто опасаясь, что великий советник выскочит из-за угла, – что он однажды голыми руками задушил дюжину профессиональных убийц! Он силен и свиреп, как волк! Люди болтают, что он восемь чи[37] ростом, три чи в плечах, а от его взгляда можно умереть от страха.

Шан Юй, отвлекшийся на улицу, изумленно услышал нечто странное и быстро обернулся – императрица смеялась, схватившись за живот! Мин Сянь хохотала так, что на глаза у нее выступили слезы.

– Изобрази мне его! Мой… гм… телохранитель – его большой поклонник, – сказала она лавочнику.

Шан Юй подошел ближе, желая узнать, что произошло, и увидел, как Мин Сянь пытается отдышаться, утирая слезы краем рукава. Вскоре лавочник протянул ей фигурку, походившую на какого-то Чжу Бацзе[38]. Мин Сянь все же всунула ему связку медных монет и под бесчисленные поклоны торговца повернулась к Шан Юю.

– Это тебе, – с хитринкой в глазах сказала она. Шан Юй моргнул, отгоняя воспоминание – именно с таким выражением лица маленькая Четвертая принцесса обычно замышляла какую-нибудь шалость или собиралась пошутить над ним. Он смиренно взял карамельную фигурку и уставился на нее, разглядывая.

– Это?.. – он приподнял брови.

– Это ты, – снова начиная хихикать, сказала Мин Сянь. – Народный герой. – Она похлопала его по плечу и пошла дальше по главной улице, непрерывно посмеиваясь. Шан Юй посмотрел на подарок – чудище совсем не походило на него. Не зная, как расценить слова императрицы, он озадаченно нахмурился и пошел за ней.

– Эм… ваш слуга не понимает, – спросил он, невольно чувствуя дискомфорт. Неужели в глазах императрицы он выглядит вот так?

– Ты когда-нибудь слышал, что говорят о тебе в народе? – вместо ответа спросила его девушка, рассматривая вывески. Она порядком замерзла и теперь желала погреться в тепле какого-нибудь ресторана.

– Ваш слуга не обращает внимания на толки, – отозвался Шан Юй.

– Что ж, Мы… я не удивлена, – поправилась Мин Сянь. – Давай поедим здесь. – Она указала пальцем на вывеску таверны: внутри было многолюдно, а снаружи висели красивые красные фонари.

– Как пожелаете. – Шан Юй все еще держал в руках сахарного человечка и не знал, что с ним делать.

– Если не хочешь, давай мне, – заметив замешательство мужчины, сказала Мин Сянь, вырывая сладость из его рук. Она лизнула карамель и довольно улыбнулась. – Сладко.

– Я не очень люблю сладкое, – как завороженный глядя на ее улыбку, сказал Шан Юй.

Мин Сянь неожиданно смутилась под его взглядом и перестала лизать сладость. Со злости она откусила человечку голову, оставляя только могучее тело. Шан Юй отвел взгляд.

Вдвоем он зашли в ресторан, и прислужник тут же проводил их за свободный столик.

– Чего изволят господа? – спросил он.

– Я хочу кашу Лаба, – заявила Мин Сянь.

– Мне то же самое, – добавил Шан Юй.

– О, вы пришли по адресу! Наш повар готовит лучшую кашу Лаба во всей столице! Видите, сколько людей? – Прислужник горделиво обвел рукой зал. – Все знают, что шифу[39] сегодня готовит кашу, вот и пришли.

– В таком случае поторопись и принеси ее нам. А также ваше лучшее вино и каких-нибудь закусок, – сказала Мин Сянь, пытаясь справиться с застежкой на накидке. Ее заледеневшие пальцы никак не желали помогать.

– Как пожелаете, – радостно воскликнул тот, смекнув, что гости богаты.

На руку Мин Сянь легли холодные пальцы. Они ловко расстегнули застежку и тут же убрались восвояси.

– Спасибо, – несколько раздосадованно поблагодарила императрица, злясь на свою неспособность справиться с такой простой вещью самостоятельно. Прислужник вернулся очень быстро, принеся вино в кувшине и несколько закусок.

– Вашему… молодому господину не стоит много пить, – нахмурился Шан Юй, глядя, как Мин Сянь щедро наливает себе прозрачной жидкости. Та проигнорировала его, опустошая чашу и тут же наливая снова.

– Не будь как Чжоу Су, – отмахнулась Мин Сянь, на этот раз смакуя вино. Спиртное заставило ее замерзшие пальцы потеплеть, а щеки раскраснеться. Шан Юй не мог отрицать, что какой-то положительный эффект вино имеет, поэтому налил и себе.

– Молодого господина что-то гложет? – осторожно спросил Шан Юй. Между ними двумя редко воцарялся мир, и сегодня, несмотря на то что они почти не разговаривали, вечер казался Шан Юю лучшим в жизни. Ему хотелось разделить бремя императрицы, но он знал, что та не позволит. Может быть, вино размягчит ледяного «молодого господина»?

Мин Сянь непонимающе уставилась на него.

– О чем ты? – спросила он.

– Я… – Им принесли две миски каши, и Шан Юю пришлось прерваться. Они принялись за еду – слуга не зря хвалил повара: все восемь драгоценностей были яркими на вкус, а каша не разваренной и очень вкусной. Мин Сянь жмурилась от удовольствия, прихлебывая кашу. Внезапно посреди трапезы она остановилась, глядя на миску.

Казалось, что-то в ее голове щелкнуло – вкус напомнил ей о далеком прошлом. Шан Юй заметил, что лицо императрицы помрачнело – сейчас та, казалось, приоткрыла для него свою душу, и эмоции девушки можно было прочитать на ее лице. Как в детстве.

– Помнишь, мы ели кашу Лаба с Первым и Вторым принцами? – неожиданно спросила императрица, и Шан Юй мигом понял, что расстроило Мин Сянь.

– Конечно, помню, – тихо сказал он. Он знал, что любые воспоминания о прошлом причиняют молодой императрице боль, а потому ему не хотелось портить этот замечательный вечер.

– Здешний повар готовит ничуть не хуже наложницы Шуан, – мягкая улыбка осветила лицо Мин Сянь, погруженной в воспоминания.

– Это правда, – подтвердил Шан Юй, не зная, как сменить тему, но, видимо, воспоминания уже захватили разум императрицы: ее взгляд стал отсутствующим и подернулся дымкой печали. Великому советнику хотелось протянуть ладонь и дотронуться до тонкой белой руки Мин Сянь, чтобы утешить, но он сжал кулаки, зная, что не должен позволять себе подобного. Казалось, сейчас перед ним не могущественная императрица Северной Сунь, не правительница-марионетка, а хрупкая девушка, на чьих плечах лежит слишком тяжелое бремя.

Мин Сянь моргнула, стряхивая с себя меланхолию, и ощущение хрупкости тут же пропало.

– Пора возвращаться, – сказала она, поднимаясь. Шан Юй практически увидел, как захлопнулась дверь ее души, приоткрывшись лишь на мгновение.

– Да, молодой господин, – безропотно произнес великий советник.

Глава 9

Прошлое остается в прошлом

Мин Сянь и Шан Юй возвращались по темным улицам Линьаня, избегая толпы. Руки Шан Юя все еще были заняты свертками, а императрица, казалось, витала мыслями где-то далеко, медленно шагая перед ним с кувшином вина в руках. Периодически она останавливалась и отпивала из него, а затем вновь продолжала свой путь. Снова пошел снег, и ее хрупкие плечи покрылись белыми хлопьями, как и темная макушка. Шан Юй мог только представить, как выглядел он сам.

Мин Сянь чихнула.

– Ваше Величество, поторопимся во дворец, пока вы не простудились, – сказал Шан Юй.

Мин Сянь промолчала, не реагируя. По мере приближения ко дворцу ее плечи, прежде свободно расправленные, вновь начали сгибаться под тяжестью императорской власти. Когда они подошли к воротам дворца, кувшин уже был пуст. Она расслабленно передала его какому-то стражнику, проходя внутрь. Тот вздрогнул от неожиданности, но не посмел ничего сказать, хватая пустой сосуд.

Чжоу Су ждал их под навесом ворот, нервно заламывая руки. Удар гонга уже оповестил столицу о начале первой стражи[40], и комендантский час давно начался. Переживая за безопасность императрицы, он простоял тут без малого целый шичэнь и, увидев ее, почувствовал горячую волну облегчения.

– Ваше Величество! – Он метнулся к императрице, которая походила на ходячий сугроб. За ней следовал не менее заснеженный Шан Юй, сохранявший при этом полную невозмутимость.

– О, Чжоу Су, – будто бы только увидев его, Мин Сянь сфокусировала взгляд на евнухе. – И ты здесь. У Нас для тебя подарок. – Она обернулась к Шан Юю и хихикнула, увидев, во что тот превратился. Сделав шаг к нему, она выудила сверток из рук великого советника. – Это тебе.

Чжоу Су покорно принял подарок, рассыпаясь в благодарностях, но его куда больше беспокоило раскрасневшееся лицо императрицы и ее бегающий взгляд. Когда императрица передала ему сверток, он почувствовал запах вина. Кажется, Ее Величество снова пила. В последнее время это случалось все чаще.

– Великий советник, – несмело начал он, глядя на Шан Юя и собираясь сказать ему, что он может отправляться домой, но вместо этого тот молча отправился за покачивающейся императрицей. Беспокоясь, что Ее Величество потеряет лицо, Чжоу Су повел их темными галереями, однако Мин Сянь совершенно не возражала. Шан Юй неустанно следовал за ними.

– Прикажи подать отрезвляющего супа и чайник чая, – сказал он, когда они достигли Дворца душевного спокойствия. Чжоу Су хотел пройти внутрь личных покоев императрицы, но Шан Юй остановил его у дверей.

– Хорошо, Ваша Светлость, – недовольно сверкнув глазами, произнес евнух. Он с тоской посмотрел внутрь на тонкую фигуру императрицы, проглотил слова о неподобающем поведении, а затем отвернулся, раздавая приказания служанкам. Шан Юй закрыл двери перед их лицами.

Он подошел к императрице, усевшейся в кресло возле стола, и сгрузил туда свертки.

– Ваши покупки, Ваше Величество, – тихо сказал он, не поднимая глаз. Он чувствовал, что императрица смотрит на него и молчит.

В комнате было тепло, даже жарко – предусмотрительный евнух Чжоу, зная, что императрица боится холода, приказал затопить две жаровни еще до их возвращения. Шан Юй наконец поднял глаза, услышав какое-то копошение. Мин Сянь пыталась расстегнуть многострадальную пряжку на накидке, ее лицо раскраснелось от жары и выпитого вина, и на нем блуждало странное выражение.

– Давайте помогу, – сказал Шан Юй, делая шаг вперед. Он опустился на одно колено перед императрицей, ловко расстегивая непослушную застежку. Шан Юй помедлил, не отпуская накидку, и услышал, что девушка задержала дыхание. Атмосфера внезапно стала тяжелой, а в воздухе повисло напряжение, готовясь сокрушить их. Шан Юй поднял взгляд, снизу вверх рассматривая тонкое лицо императрицы – раскрасневшиеся щеки, делавшие ее всегда бледную кожу более живой, тонкие губы, замерзшие на морозе, и темные глаза, глядящие прямо на него – не сквозь него, не мимо, а прямо на него. У великого советника задрожали пальцы, он отпустил накидку, и та тяжелым мехом соскользнула с плеч императрицы, спадая на кресло. Он протянул длинные пальцы, касаясь линии подбородка девушки. Мин Сянь вздрогнула, первым ее желанием было отпрянуть от неожиданного холода ладоней Шан Юя, вторым – бежать прочь, не оглядываясь, но в затуманенной вином голове все эти мысли быстро исчезли, оставляя ее разум пустым, как кувшин, который она недавно выпила. Видя, что императрица замерла, как испуганный зверек, Шан Юй осмелел, проводя пальцами вдоль скул Мин Сянь и беря ее лицо в чашу ладоней. Теплое дыхание обожгло кончики его пальцев.

– Что ты делаешь? – спросила Мин Сянь. Ее голос не был холодным и безжизненным, как обычно, он скорее звучал испуганно.

– Собираюсь поцеловать Ваше Величество, – нагло произнес Шан Юй, который уже не собирался отступать.

– Мы запрещаем тебе. – Мин Сянь, хотя и сидела, почувствовала, как все тело стало ватным, а прохладные ладони на щеках охладили ее вспыхнувшее краской лицо.

Шан Юй тихо хмыкнул, наклоняясь вперед. Его потемневшие глаза смотрели только на императрицу. Холодные с мороза губы накрыли раскрасневшиеся, пахнувшие вином тонкие губы Мин Сянь. Та застыла, широко распахивая глаза, словно не в силах понять, что происходит, и великий советник тут же воспользовался возможностью, углубляя поцелуй – он был нежным настолько, насколько это возможно, словно боялся навредить девушке. Но через несколько секунд от его нежности не осталось и следа – он плотнее прижался к губам Ее Величества, жадно и жарко целуя ее, потому что знал – через мгновение та оттолкнет его, и подобного шанса больше не предвидится.

Мин Сянь сжала дрожащие пальцы в кулаки. Ее разум мгновенно протрезвел от неподобающих действий великого советника, но пока она собиралась с силами, чтобы оттолкнуть его, за дверью послышалось покашливание Чжоу Су.

– Ваше Величество, я принес вам суп от похмелья, – сказал евнух.

Мин Сянь еще шире распахнула глаза и с силой ударила кулаками в грудь мужчины. Тот нехотя отстранился, отпуская ее истерзанные губы, и непроизвольно облизнулся, смакуя привкус вина и сладости.

– Вон! – взревела Мин Сянь, указывая на дверь. Она вскочила на ноги, хватая со стола первую попавшуюся вещь и запуская в великого советника. Тяжелая тушечница ударила Шан Юя по виску и упала на пол. На месте удара тут же выступила кровь, и ее струйка побежала вниз по лицу мужчины. – Пошел прочь!

– Доброй ночи, Ваше Величество, – с легкой улыбкой, напомнившей императрице оскал сытого тигра, Шан Юй почтительно поклонился, не замечая боли. Он дотронулся до раны и, обнаружив кровь, хмыкнул – это приемлемая цена за то, что он получил взамен. Мин Сянь перед ним задрожала, глядя на кровь и тут же сожалея о своей вспыльчивости. Однако великий советник уже быстрым шагом направился прочь, чуть не сбив с ног Чжоу Су, который как раз вносил в покои поднос. Тот в недоумении уставился на разбитый висок великого советника, но не успел что-либо ему сказать, потому что тот сбежал.

– Чт… – начал было говорить Чжоу Су, увидев тушечницу на полу и императрицу, дрожащую то ли от гнева, то ли от других чувств. – Ваше Величество, все ли в порядке? – Он поставил поднос на стол и поднял тушечницу с пола. Императрица все еще стояла, застыв на месте и не двигаясь. Она то сжимала, то разжимала кулаки, ее губы казались опухшими, а в глазах читалась ярость. – Выпейте, пока горячее, – посоветовал он, спеша откланяться и оставить императрицу одну. Кажется, великий советник снова разбудил дракона. Выходя во внешние покои, Чжоу Су закрыл за собой дверь и покачал головой. Он совершенно не представлял, зачем Шан Юй вечно злит Ее Величество, а сегодня, кажется, и вовсе довел ее до полного бешенства. Ни один человек во дворце не осмеливался на подобное, даже учитывая то, что у императрицы не было реальной власти. А Шан Юй… и как он успел за пять минут вывести Ее Величество из себя настолько, что та кинула в него тушечницу? Продолжая качать головой, Чжоу Су направился по своим делам.

Между тем Мин Сянь наконец «отмерзла». В смешанных чувствах она посмотрела на суп на столе и заметила тушечницу – край ее окрасился в красный цвет. В новом порыве ярости Мин Сянь запустила ее куда подальше, чудом не разбив ничего вокруг. Она хотела отправить следом и суп, и вообще разнести тут все к чертям, но вовремя одумалась. Императрице не к лицу такие вспышки ярости. Сжимая кулаки, она сделала несколько кругов по комнате, прежде чем почувствовала, что более-менее успокоилась. Все вино давно выветрилось из ее головы, и теперь она ощущала только пульсирующую боль в висках. Девушка взяла миску с супом и выпила его одним глотком, внезапно почувствовав, как саднит нижняя губа.

– Этот сукин сын еще и укусил меня! – взревела она, в сердцах разбивая миску об пол. Мелкие осколки тонкого фарфора разлетелись во все стороны, а императрица устало опустилась на кресло, прикрывая глаза рукой. – Что мне делать… Что же мне с ним делать… – вся злость ушла, оставив только невыразимую печаль и тяжесть в груди.

Маленькая Цюйцинь была большой непоседой, однако ей никогда не попадало сильно от отца-императора по двум причинам: во-первых, монарх был слишком занят государственными делами и не слишком пристально следил за своим Внутренним дворцом, оставляя решение всевозможных проблем на императрицу Чжэнь; а во-вторых, потому что за спиной у младшей из его детей всегда стояли братья, готовые умолять отца-императора сжалиться и не назначать строгое наказание.

Однажды Четвертая принцесса попыталась ускользнуть из дворца, переодевшись в одежду готового помочь ей чем угодно Шан Юя. Она хотела отправиться посмотреть, как живут простые люди, но детей, конечно же, поймали, и эта весть даже дошла до Мин Дуаня. В тот раз он сильно разгневался и строго наказал их, невзирая на то, что Цюйцинь была девочкой – детей оставили стоять на коленях напротив императорского кабинета, где они медленно превращались в маленькие сугробы. Было начало зимы – простой люд сегодня праздновал фестиваль Лаба, и снег, словно в наказание, плотными хлопьями опускался на дрожащих детей.

Шан Юй переживал наказание с совершенно серьезным лицом, как маленький воин, зато Мин Сянь уже вовсю шмыгала носом, утирая текущие сопли. Ее маленькое раскрасневшееся личико предвещало начало серьезной лихорадки, но отец был неумолим.

Двери ворот во двор императорской резиденции резко распахнулись, и Мин Сянь оглянулась. На пороге стоял юноша лет четырнадцати в темно-красном зимнем ханьфу. У него было красивое мужественное лицо и острый взгляд – сейчас эти глаза феникса быстро нашли во дворе фигурки двух детей и опасно сощурились.

– А-Цюй! – воскликнул он, мигом подлетая к девочке, стоящей на коленях. Его попытались остановить гвардейцы, но подросток в своем возрасте уже был достаточно силен, поскольку проводил все свободное время за тренировками. Оттолкнув метнувшихся ему наперерез стражников, он схватил Мин Сянь за плечи и притянул к себе, сжимая в горячих объятьях.

– Старший бра-а-ат! – уже не сдерживая слез, проревела девочка, утыкаясь лицом в горячую грудь молодого принца.

– Ваше Высочество, прошу вас. Сам император наказал их, вы не можете… – к нему тут же подошел евнух, призывая отпустить ребенка.

Мин Синь злобно зыркнул на него, снимая с плеч плащ и укутывая девочку.

– Разве отец-император не видит, какой снег на улице? Какой холод! А-Цюй слаба здоровьем! – волнуясь, юноша прикоснулся ко лбу младшей сестры и обнаружил, что тот опасно горяч. Мин Сянь продолжала давиться слезами, и те таяли на темно-красном ханьфу.

– Его Величество… – нерешительно начал евнух, у него у самого болело сердце при виде страданий детей. Это был Чжоу Су – моложе, осторожнее. – Ваше Высочество… – продолжил увещевать он.

– Я прошу отца-императора выслушать меня! – Мин Синь тут же грохнулся на колени перед кабинетом императора, отвешивая глубокий поклон. – Отец-император, ваш Второй сын просит у вас за младшую сестру!

– Ваше Высочество! – взвыл Чжоу Су. – Наследный принц уже целый час стоит на коленях в кабинете императора ради Четвертой принцессы, и все без толку.

– Брат тоже здесь? – встрепенулся Мин Синь, поднимая голову. – Тогда я присоединюсь!

Он вскочил на ноги, но стражники тут же схватили его за руки, а Чжоу Су принялся мягко увещевать, что это только разозлит Его Величество. Шан Юй отрешенно наблюдал за всей этой сценой. Он сжал свои маленькие кулачки, дрожа от холода. Он тоже давно замерз, но его отец не пришел просить за него, тогда как за Цюйцинь вступились оба старших брата. Глядя себе под ноги, маленький мальчик с тоской подумал, что иметь старших братьев – это замечательно. Неожиданно ему на плечи опустился край теплой накидки Второго принца. Он поднял глаза, чтобы увидеть рядом с собой заплаканное покрасневшее лицо Мин Сянь.

– Прости, Сюин, это из-за меня тебя наказали. – Девочка шмыгнула носом, пододвигаясь к нему вплотную, накидывая плотную ткань на плечи маленькому Шан Юю. – Двигайся ближе, накидка большая, мы вдвоем укроемся от снега. Она теплая.

Оба ребенка стояли, похожие на воробушков под навесом теплой накидки, пока на них никто не обращал внимания. Шан Юй сжал маленькие пальцы Мин Сянь, ища поддержки.

Вскоре шум стих, потому что двери императорского кабинета наконец-то отворились. На пороге показался высокий юноша. Его лицо нельзя было назвать очень красивым, скорее вполне обычным – нос чуть крупнее нужного, чтобы соответствовать стандартам красоты, губы чуть меньше нужного, мужественный подбородок, густые брови, но между тем его черные глаза смотрели с мудростью и проницательностью, делая из семнадцатилетнего юноши почтенного старца. На нем был светло-желтый ханьфу и золотая корона для волос. Он устало махнул рукавами, привлекая внимание.

– Отец-император разрешил Четвертой принцессе вернуться в резиденцию наложницы Вэй и поразмыслить над своим поведением. Сыну военного министра Шан Сюину также разрешено покинуть императорский дворец, – у него был глубокий голос, и его ласковый взгляд остановился на бедламе внизу. Евнух и стражники тут же упали на колени.

– Брат! – радостно крикнул Мин Синь. Он обладал горячей кровью и нравом. – А-Цюй свободна?

– Да, – проговорил тот, спускаясь по ступеням вниз. По его лицу было видно, что он изможден. – Скорее уходим.

Мин Синь тут же развернулся и посмотрел на двух прижавшихся друг к другу детей.

– А-Цюй, пойдем отсюда поскорее, – сказал он, подходя к ним. Он протянул ей руку, помогая подняться. Мин Сянь не отпускала ладошку Шан Юя, и в итоге они встали вместе.

Мин Сюань, наследный принц, оказался подле них.

– А-Цюй, в этот раз ты правда разгневала отца-императора, – вздохнул он, опуская руку на макушку сестры. Та насупилась, шмыгая носом. – Больше не сбегай из дворца.

– Я всего лишь… я всего лишь!.. – Мин Сянь не могла больше сдерживаться и разрыдалась в голос, утирая слезы свободной рукой. Второй все так же намертво цеплялась за Шан Юя, который казался маленьким Буддой рядом с ней. Мин Сюань бросил на него нечитаемый взгляд, обращая внимание на их сцепленные руки.

– Пойдем, расскажешь, когда согреешься. – Он подтолкнул детей в спину. – Сюин, тебе тоже надо согреться, прежде чем отправляться домой.

– Верно-верно! – подхватил его мысль Мин Синь. Он суетливо достал из-за пазухи ручную грелку и впихнул Шан Юю. – Верно, моя сестренка тебя подговорила, а ты, как обычно, из-за нее влип! Зачем ты потакаешь ей? Еще ни одна ее затея не закончилась хорошо, а сейчас и вовсе так строго наказали! – распекал он мальчика, пока они шли по темным улицам дворца. Шан Юй молчал, не зная, что ответить. – Пойдем к моей матушке. Сегодня же фестиваль Лаба, она уроженка юга и приготовила традиционную кашу Лаба, вы двое как раз согреетесь. – Он посмотрел на старшего брата, прося разрешения. Мин Сюань помедлил с ответом, ведь отец-император наказал Мин Сянь размышлять над своими поступками дома, но, увидев, с какой надеждой на него смотрят эти двое, вздохнул.

– Хорошо, но ненадолго.

– Спасибо, старший брат! – воскликнул Мин Синь, таща за собой Цюйцинь. Шан Юю ничего не оставалось, как последовать за ним.

Под его веселый голос, не смолкающий ни на секунду, они вчетвером быстро добрались до дворца наложницы Шуан.

– Матушка! – воскликнул в изумлении Мин Синь, увидев ее у ворот. Красивая молодая женщина с тонкими чертами лица встревоженно выглядывала наружу. Она не была невероятной красавицей, но родинка в уголке глаза и добрый нрав позволили ей занять прочное место в сердце императора.

– Шао-эр! – воскликнула она. – О Небеса! Что же это такое! – Мать и сын были чрезвычайно похожи друг на друга: оба излишне суетились и переживали из-за всего подряд. – Я узнала, что ты убежал в императорский кабинет, а потом услышала, что А-Цюй наказали, и уже думала пойти за тобой…

– Матушка, вы слишком переживаете, видите, все хорошо кончилось, – Мин Синь ласково взял ее за замерзшие руки. – Первый брат попросил за нее и Сюина. Правда, они так замерзли…

Словно в подтверждение этих слов Шан Юй громко чихнул и тут же закрыл рот рукой, вытирая текущие сопли.

– Ох, что же это, что же! Ин-цзы, немедленно прикажи принести горячего чаю! – обратилась она к служанке. – Мэй-эр, отправь прислугу на кухню, чтобы подогрели каши для Четвертой принцессы и Сюина. И что же вы стоите? Проходите скорее!

Она поспешно пошла внутрь дворца, непрерывно оглядываясь. На ее лице было написано такое искреннее беспокойство, что у Шан Юя потеплело на сердце. Мин Сянь не переставала тереть глаза и шмыгать носом.

– Я, пожалуй, пойду, – тактично напомнил о себе наследный принц. Все-таки его матушка, императрица Чжэнь, и наложница Шуан были какими-никакими соперницами, и ужинать в ее дворце…

– Брат! – подняла на него большие глаза Мин Сянь. – Ты что, вот так уйдешь? – с искренним изумлением ребенка спросила она.

Мин Сюань замешкался. Мин Синь тут же бросился уговаривать его:

– Всего одну миску каши. Моя матушка готовит лучшую кашу Лаба в мире!

– Право, наследный принц, – даже наложница Шуан присоединилась к уговорам. Под тройным давлением наследный принц быстро сдался.

– Хорошо.

Через некоторое время они все вместе сидели в теплой комнате за одним столом. Быстро отогревшись от холода, дети пересмеивались и дразнили друг друга. Наложница Шуан с улыбкой подкладывала им каши, журя Мин Синя за излишнюю горячность.

– А что бы произошло, если бы наследный принц там не оказался? – восклицала она, и ее мягкое сердце замирало от испуга от этой мысли.

– Что вы, матушка, отец-император хоть и грозен в гневе, но любит А-Цюй. Тем более старший брат вступился за нее! – бахвалился заслугами Мин Сюаня Мин Синь, словно они были его собственные. Наследный принц смущенно почесал кончик носа, отводя взгляд. Он заметил, что Шан Юй тихо сидит с краю, не прикасаясь к каше. Мальчик большими глазами следил за беседой и совсем ничего не ел. Он подтолкнул миску к Шан Юю.

– Кушай, пока горячее, – тихо сказал он, пока Мин Синь и наложница Шуан в чем-то друг друга убеждали, не желая уступать.

Сюин поднял глаза на наследного принца, смотрящего на него с теплой улыбкой, и взял миску с кашей в руки.

– Спасибо, – тихо сказал он. Каша была сладкой, как и чувства в его сердце.

Глава 10

Младший цензор

Утреннее собрание следующего дня, казалось, было наполнено каким-то напряжением. Прежде всего потому, что все придворные то и дело замечали яростное выражение лица всегда спокойной и отрешенной императрицы. И яростным оно становилось, когда она смотрела на великого советника, чей висок неизвестным образом оказался разбит. Министр Вэй в предвкушении мысленно потирал руки – кажется, отношения между императрицей и ее правой рукой достигли точки кипения.

Шан Юй то и дело ловил на себе этот взгляд и тут же возвращал его со спокойствием Будды. Это приводило императрицу в еще больший гнев, потому что смотреть на него прямо она не могла и лишь отводила глаза.

– Великий советник, – процедила она ледяным голосом наконец, – неужели у вас нет никаких замечаний касательно доклада о налогах министра Вэя?

Шан Юй тут же сделал шаг вперед, опускаясь на колени.

– Этот подданный не знает, что еще можно добавить, прошу Ваше Величество простить за глупость, – и он опустился на пол, простирая руки.

Воздух в зале сгустился еще сильнее. Даже министр Вэй сглотнул, хотя знал, что его доклад безупречен – он идеально скрыл все недостатки и слишком большие расходные статьи, и императрице в руки попал лишь сильно отредактированный документ, в котором казалось, что все замечательно. Мин Сянь никогда не проявляла интереса к этим докладам, поэтому казной всецело распоряжался ее императорский дядюшка. Он не мог понять, почему царственная племянница неожиданно обрушила свой гнев из-за этого доклада – но не на него, а на Шан Юя.

– Великий советник невнимателен и непочтителен, – сквозь зубы произнесла Мин Сянь, глядя на коленопреклоненную фигуру. Сердце ее на миг кольнуло, но проведя языком по губам и почувствовав жжение, она снова рассвирепела. – Мы приказываем дражайшему советнику провести два дня дома в размышлениях о своей ошибке.

– Подданный повинуется, – спокойно отозвался Шан Юй. Его безмятежность еще сильнее взбесила императрицу – она резко поднялась на ноги и, взмахнув рукавами, направилась в боковую дверь.

– Многие лета императрице! – донеслось ей вслед, когда чиновники спешно попадали на колени.

Когда за императрицей закрылась дверь, Шан Юй медленно поднялся на ноги. К нему, хмурясь, подошел министр Вэй.

– Великий советник, чем вы так прогневали Ее Величество? – Он с притворным сочувствием смотрел на молодого мужчину, но голос его был полон язвительной желчи.

– Был невнимателен и непочтителен, – неожиданно хмыкнул Шан Юй, поправляя рукава, – прошу прощения, министр Вэй, я должен немедленно возвратиться к себе, чтобы поразмыслить над своей ошибкой. – И, не сказав больше ни слова, он направился прочь из зала утренних собраний.

– Высокомерный мальчишка, – услышал он тихое шипение позади, но даже не обернулся. Всем чиновникам показалось, что, несмотря на странное наказание Ее Величества, настроение у великого советника было на редкость превосходное. Легкая улыбка играла на его губах, когда он проходил мимо них, а его шаги были широкими и легкими, словно он и впрямь спешил обратно в свою резиденцию, чтобы исполнить наказание.

Между тем Мин Сянь, сославшись на головную боль (а ее и вправду мучали головные боли из-за выпитого вина), передала матушке извинения, что не сможет навестить ее сегодня. Служанка, вернувшаяся от вдовствующей императрицы, принесла от той корень женьшеня и совет поберечь здоровье.

Когда Мин Сянь, оказавшись во внутренних покоях, увидела аккуратно сложенную дворцовой прислугой черную меховую накидку, один только ее вид мгновенно испортил ей настроение.

– Чжоу Су, – позвала она, прожигая черный мех глазами и мечтая, чтобы накидка провалилась сквозь землю.

– Да, Ваше Величество? – спросил евнух, входя с пиалой свежего чая. – Головные боли усилились?

– Нет, – отмахнулась императрица. – Почему эта накидка еще здесь?

Евнух Чжоу замялся.

– А где она должна быть? – осторожно спросил он, глядя, с какой неприязнью смотрит Мин Сянь на несчастный предмет одежды. Он был в недоумении – разве вчера императрица не пришла в ней? Однако через секунду его поразило воспоминание – эту накидку носил великий советник и, очевидно, это он вчера одолжил ее Мин Сянь. До того, как разозлил последнюю. – Я немедленно прикажу отослать ее хозяину, – торопливо поставив поднос на столик, евнух подошел к накидке, беря ее в руки. Тяжелый мех был приятным на ощупь, нагревшись в натопленной комнате.

– Да, – рассеянно сказала Мин Сянь. – То есть нет, – в дверях она неожиданно остановила евнуха, и тот замер, в недоумении глядя на императрицу. – Оставь. – Девушка устало опустилась в кресло, массируя виски.

– Но, Ваше Величество… – в сомнении протянул евнух, не понимая мотивов поступков императрицы.

– Мы сказали, оставь здесь! – вдруг резко повысила голос Мин Сянь, но затем тут же как будто вся сжалась, закрывая лицо рукой.

– Как пожелаете, Ваше Величество, – мудро отозвался Чжоу Су, кладя сложенную накидку на край стола и забирая поднос. – Слуга удаляется.

– Да, иди, – не открывая лица, сказала она. – Позже отправимся в кабинет, Мы только немного отдохнем.

Чжоу Су покинул личные покои императрицы, оставляя ее одну. Мин Сянь отвела наконец руку от лица, глядя на накидку – ее присутствие притягивало ее взгляд, невольно напоминая о хозяине. Она устало прикрыла глаза: она не хотела о нем помнить. Она не хотела ничего, всего лишь… спокойствия.

Мин Сянь, как обычно, просматривала доклады в кабинете, когда вошел Чжоу Су и с поклоном доложил, что младший цензор Ян просит аудиенции у императрицы.

– Зови, – нахмурилась та, откладывая в сторону бумаги и скрещивая пальцы перед собой. Прошло уже две недели с того момента, как она последний раз видела Ян Лэя, и, поскольку тот не передавал никаких отчетов, поставила крест на его расследовании. В конце концов, чего мог добиться младший цензор без связей и денег? Она отправила его копать под одного из глав шести Министерств, неудивительно, что тот залег на дно.

Она была приятно удивлена вновь увидеть коленопреклоненную фигуру молодого чиновника перед собой.

– Поднимись, – приказала она. Ян Лэй поднял голову и медленно встал. Он казался осунувшимся и похудевшим, а на его лице была написана плохо скрываемая тревога. Мин Сянь невольно заинтересовалась. – Как продвигается расследование? – спросила она.

– Ваш подданный неумел, – повинился Ян Лэй, снова грохаясь на колени. – Он потратил столько времени, но не нашел веских доказательств преступлений министра Цао.

– Вот как. – Императрица равнодушно взяла со стола следующий доклад, снова принимаясь за работу. – Почему же Мы не видели тебя две недели?

– Этот Ян провел независимое расследование: лично опросил всех подчиненных министра Цао и проверил финансовые отчеты.

Ян Лэй достал из рукава свиток и подполз на коленях к императрице. Та протянула руку, беря свиток. Она быстро пробежала по нему глазами, отмечая скрупулезность и трудолюбие младшего цензора – он действительно тщательно изучил все финансовые отчеты Министерства обрядов и даже сунул нос в расходы казны. Мин Сянь прищурилась, глядя на цифры. Она отложила свиток и нахмурилась.

– Что это значит? – спросила она.

– Ваш подданный поистине ничтожен, он не смог найти ничего против министра Цао… кроме одного подозрительного момента.

Мин Сянь замерла, глядя на него с изумлением.

– И что же это?

– Это не связано с обвинениями, но имеет отношение к расходам, Ваше Величество, – быстро принялся объяснять Ян Лэй. Он подскочил на ноги, подходя к императрице и снова раскрывая перед ней свиток. – Видите, вот здесь. – Он ткнул пальцем в один из столбцов.

– И что это? – недоумевала императрица. Она даже несколько опешила от наглости младшего цензора, посмевшего вплотную подойти к ней, но затем перевела взгляд на свиток. – Церемония в честь дня рождения покойного императора? – прочитала она заголовок статьи расходов.

– Верно, Ваше Величество, – как учитель примерному ученику сказал Ян Лэй. – Судя по расходам, в храме усыпальницы императора одновременно с церемонией было заказано две молитвы монахам. Не одна, – он посмотрел на императрицу, тонкие пальцы которой окаменели. – Насколько я помню, министр Цао выступал за то, чтобы поставить поминальную табличку бывш…

– Замолчи! – прервала его Мин Сянь. – Мы поняли, к чему ты клонишь. Нет нужды про это говорить.

– Да, Ваше Величество, – понятливо произнес младший цензор. – Эта строчка затеряна среди других расходов, и сумма небольшая, но Ваше Величество должны понимать, что это может сделать министра Цао мишенью при дворе, если информация раскроется.