За донат

Глава первая. Ерке

Батя помер, и внутри что-то с хрустом надломилось. Вроде оголённого провода, который корнями уходил под землю и отдавал импульсы в каждую веточку, росток и травинку. Но после похорон семья выгорела, и ничего не осталось. Только пустырь, на котором нечего засаживать, да и вряд ли приживётся там хоть что-нибудь.

Мои братья, тёти, дяди – все они живы и здоровы, но существуют где-то на другом склоне, так далеко расположенном от моего собственного. У них свои импульсы, свои побеги, даже дождь льёт свой, пускай мы и существуем под одним небом, питаемся одним солнцем, пускаем корни в одну почву. Но больше нас ничего не связывает. Даже если разместимся за одним столом – между нами пропасть длинней, чем Марианская впадина.

Даже в мире растений есть отбросы, чего уж говорить о мире животных и людей. Хотя лучше быть сорняком, чем никем. Сорняку хотя бы не приходится думать о своём положении.

Съехав на асфальтированную дорогу моста, я подхватываю скейт. Дальше только пешком. Тачки, съезжающие с эстакады, поднимают клубы пыли, которыми я давлюсь вместе с жарким июльским воздухом. Вдали слышен вой клаксонов. Беспрерывно ревут моторы проносящихся водил-понторезов. А я плетусь в наушниках, слушаю новый альбом любимого панк-рок нытика и мечтаю прыгнуть под колёса. Думаю, тогда СМИ выделят мне целую строчку.

В прошлом месяце парочка влюблённых долбаёбов сиганула с крыши, лишь бы их трагедия засветилась в соцсетях. Но их некролог притянут за уши. Не было там никакой трагичной любви, как и не было драмы. Просто придурки мечтали хоть как-то выделиться на фоне остальных, более нерешительных придурков. Ну, в общем, как-то так. Кажется, им даже удалось стать на пол недели звёздами. Но если меня остановят и спросят, как их зовут прямо сейчас – я не отвечу. У меня полно своих геморов, чтобы хранить в памяти имена этих неудачников, как и остальных.

Мимо проносится девчонка на электросамокате. У неё колготы в сетку и спичечные ноги. Я поглядываю на свои собственные рульки. Было бы неплохо начать хотя бы бегать по утрам. Но ещё через секунд десять я на это забиваю и возвращаюсь к воспоминаниям о похоронах.

Отец поделил наследство на четверых. Небольшая часть его собственности достанется мне, как только я достигну совершеннолетия. А пока придётся кантоваться с дядей, его женой и детьми в двушке. Это, конечно, не предел моих мечтаний. Дядя неплохой человек, но его баба та ещё стерва. С ней невозможно сосуществовать на одной территории, если та на ней хозяйничает. И если с присутствием её детей я ещё как-то могу смириться, то нянчить чужих спиногрызов в мои планы не входит.

Мой отец был прогрессивным человеком, хоть и относился с трепетом ко всяким там традициям, но меня воспитывал по-своему. Он давал мне свободу и позволял выбирать, ну, не только мне одной, братьям тоже. Хотя к ним он всегда был более строг.

Электросамокат снова мелькает в кадре. Я краем глаза замечаю уже знакомые колготки в сетку. В этот раз девчонка притормаживает неподалёку и разворачивает огромную махину так, чтобы преградить мне путь. Я перевожу взгляд с худых ног на её лицо. Чужой рот шевелится, и я ещё какое-то время тупо наблюдаю, как эта девка попадает в такт куплетам песни. Она подносит руку к своему уху и стучит по мочке. Думает, мне так интересно, что она там хочет до меня донести? Я непроизвольно поджимаю губы и выдёргиваю один наушник. Тут же меня оглушает грохотом колёс проносящихся машин.

– Прости, – орёт она, обнажая кафельные зубы, и щурится от слепящего солнца за моей спиной. – Не могла проехать мимо. Чувствую, что мы должны познакомиться.

Я окидываю её полным презрения взглядом. Ещё меня девчонки на мосту не снимали. Местная сумасшедшая, что ли? Чуть приглядевшись, я подмечаю не только худые ноги и колготки в сетку. У неё татуха на груди. Это змея, что затягивается точно удавка на шее и ныряет в декольте. Её было чертовски больно бить, верняк.

Батя запрещал мне делать татуировки, поэтому я не могла позволить себе многие хотелки. Выбор пал на голени. Одна из моих подруг отлично орудовала иглой и забила меня от ляжек до щиколоток. С тех пор я никогда не носила юбки. Даже летом.

– Прости, – отвечаю я, пытаясь скопировать чужой подчёркнуто вежливый тон. – Я не знакомлюсь на улице, – и двигаю дальше, планируя пройти мимо.

– А что насчёт судьбы? – настырная деваха отталкивается от асфальта и выкатывается прям перед моим носом. Кажется, что мы одного роста, но если она слезет с самоката, то я определённо буду выше.

Девка весело щурится и заглядывает мне в глаза. Мы играем в гляделки ещё секунд пятнадцать, пока это не начинает меня бесить, и я весьма жёстко даю отпор:

– Отъебись от меня, – и обхожу её, вцепившись в скейт, чтобы в случае чего воспользоваться им. Типичный большой город. Здесь даже днём можно нарваться на неприятности, а с моим хмурым ебальником это как долбануть пиваса в шестнадцать – то есть легче лёгкого.

– Да ладно тебе, – кричит вслед мне неугомонная, – давай познакомимся.

– Только если ты проедешься по автомагистрали, – ору в ответ, задрав средний палец. Я слегка ускоряюсь, чтобы от неё оторваться, но наушник не надеваю. Хочу быть в курсах, если она вдруг снова подкатит ко мне. И она подкатывает. Я даже оборачиваюсь, когда она проносится мимо. К счастью, она просто проносится мимо. На этом ей спасибо. Я совсем не в духе и буду рада кого-нить огреть скейтом, только дай повод. Но всё решается само собой. Ебанутая отъезжает на достаточное расстояние, поднявшись почти до верхней точки подъёма. Затем тормозит. Я прищуриваюсь, пытаясь понять, планирует ли она спуститься обратно. Но она не спускается. Вместо этого она поднимает самокат и перебрасывает его через ограждение. У меня на мгновение притормаживает сердце. Она рехнулась? Я застываю на месте, наблюдая за тем, как она легко перепрыгивает следом за самокатом через отбойник. Затем она посылает мне взгляд. И я замечаю, как её хаер треплет вихревой ветер, что вот-вот затянет эту сучку под колёса. А что если… она сдохнет? Я дёргаюсь с места и резко перехожу на бег, хочу остановить её. Ещё одних похорон по моей вине… я не выдержу. «Нет, не надо, держите её, хоть кто-нибудь», хочется закричать, но из-за скорости воздух выталкивается из лёгких, как пушечное ядро. А она жмёт на кнопку, срываясь на дорогу. Я слышу визг колёс, протяжный рёв гудков.

Влетая в ограждение, я на секунду теряю её фигуру за проносящейся фурой, а затем снова обнаруживаю на другом конце дороги. Самокат взмывает в воздух, на снёсшей его тачке красуется вмятина. Но сумасшедшая жива. Сидит как птенец на жёрдочке, только на тоненьком металлическом листе, вцепившись в него руками и коленными сгибами. И улыбается. Во весь свой долбаный рот. Она видит меня, и я вижу её. Её ладонь взмывает, разрезая разряженный воздух, будто бумажный лист ножницы. Эта дура улыбается, и я тоже начинаю улыбаться.

Какой идиотский поступок… лишённый всякого смысла.

Мальчишеская походка и развязное поведение отличает её от остальных моих знакомых. Даже её прозвище не похоже ни на одно из тех, что мне доводилось слышать.

– Стилаш? – повторяю я, наблюдая за тем, как моя новая знакомая уплетает бургер.

В маке днём огромные толпы и идея «поговорить по душам» как-то не вяжется с её выбором локации. Тем более Стилаш не спешит начать диалог. Перед этим она очень долго выбирает позицию из меню, вдумчиво листает бургеры с рыбой, но в конце концов останавливается на классике: двойном чизбургере с большой колой.

– Заплатишь за меня? – вот что она говорит, после того как на дисплее огромного борда высвечивается требование об оплате её жрачки.

– С фига ли? – вздыхаю я.

– Я чуть не померла из-за тебя, – так она говорит. И я почему-то соглашаюсь, достаю карту и подношу к терминалу.

Стилаш говорит, что в маке всегда разбавляют напитки водой, либо минералкой, в зависимости от настроения менеджера. А ещё добавляют слишком много льда. Ей нравится первозданный вкус оригинальной кока-колы. В этом наши мнения сходятся. Мне не нравятся аналоги, все эти локо-колы, черноголовки, кул-колы, и так далее. Отдалённо они напоминают ту самую колу, которая всем хорошо известна, но это всё ещё жалкая подделка.

Хотя, когда карман тянет лишь мелочь, а колы очень хочется, я всё равно возвращаюсь к аналогам. Наверное, именно на это и рассчитывают производители.

– Ты интроверт, да? – бодро двигая челюстью, спрашивает Стилаш. Все её пальцы в соусе, а из уголка рта торчит кусок помидора, который она быстро всасывает.

– Нет. Просто не люблю людные места, – я пожимаю плечами. Мне плохо в муравейниках. На тело будто налипает слой незримой пыли, грязи и мерзости. После таких вылазок хочется снять с себя кожу и закинуть в стирку с остальными шмотками.

– Мне нравятся людные места, – Стилаш достаёт электронку из кармана и затягивается, так и не прожевав еду. Она горбится и выпускает дым в кулак, чтобы никто из работников не заметил, но облако выходит здравое и, в общем, со скрытностью у Стилаш проблемы. После этого она расправляет плечи, продолжая жевать, и говорить: – В толпе легко затеряться. Можно даже что-нибудь украсть – никто и не заметит. Видишь соль? – она тычет пальцем в стеклянную баночку на столе.

– Вижу.

– Возьми её.

Я протягиваю руку и беру солонку, заглядывая Стилаш в глаза. Она ухмыляется, наконец-то дожевав.

– А теперь спрячь к себе.

– Что?.. – я, конечно, уже догадывалась, что у Стилаш не все винтики сидят на своих местах, но даже не думала, что она предложит нечто подобное.

Раньше я никогда не воровала. Мне это просто не нужно, так я считаю. Воровством занимаются только придурки и те, кого жизнь прижмёт. Как много фильмов об этом снято, где какой-нибудь идиот подбирает кольцо с бриллиантом или проклятую купюру, а затем расплачивается за свою жадность кровью… люди, что ли, идиоты? Никогда не слышали про «карму» и «проклятие»? Короче, для кражи должна быть веская причина – вот что я думаю.

– Слабо? – подхватив стакан колы, Стилаш прикладывается ртом к соломинке. Её глаза блестят, а губы надломлены в ухмылке. Она меня зачем-то испытывает. Очень по-детски, но её пристальный и надменный взгляд в натуре бесит.

Я спокойно прячу солонку в карман своей толстовки, даже не поглядев по сторонам.

– И что теперь? – хмыкаю я, чувствуя себя идиоткой, которую развели на какую-то фигню. – Всех тут расстреляем и вынесем пакеты с мусором?

Стилаш смеётся, не сводя с меня цепкого взгляда. Когда в её стакане заканчивается кола, она сминает стакан и бросает его на стол. Соломинка остаётся у неё во рту. Она её пожёвывает и наматывает на палец, будто жвачку.

– А почему бы и нет? – лыбится Стилаш, – я давно мечтала устроить ограбление. Один раз живём.

Ёбнутая. Ну, точно, ёбнутая. Я гляжу на неё и всё думаю, в какой момент мне придётся применить скейт как биту. Но пока Стилаш не кажется агрессивной, а это единственное, чего я боюсь. Психов в мире достаточно, и, кажется, прямо сейчас один из них сидит со мной за этим столов. Всё моё нутро кричит об этом, но мне всё равно интересно, что будет дальше. Это как совать голову в пасть тигру или плавать с акулами – риски ты осознаёшь, и страх чувствуешь, но остановиться почему-то не можешь.

– Ты же знаешь, что воровство бьёт по кошельку только тех, кто работают, а не владеют заведением? – спрашиваю я.

– Ага, – хмыкает Стилаш, – думаешь, это волнует вора?

– Думаю, да, если у него есть совесть.

– А если нет?

– Значит вор – конченый придурок, которому стоит подлечить голову.

Стилаш выдёргивает соломинку изо рта и проводит перемотанными пластиковой трубкой пальцами по своим губам.

– А что насчёт тех воров, которые грабят банки? Не все из них хотят получить деньги, иногда вору, как некому убийце или террористу, просто хочется стать узнаваемым, засветиться по телику, быть сенсацией, хапнуть нервяка, конечно же.

– В этом нет смысла, – я чувствую, как начинаю раздражаться ещё сильнее, потому что Стилаш слишком самоуверенно ухмыляется. А ещё у неё такой тон, будто она, блядь, профессор, и всё на свете знает. – Если вору хочется засветиться по телику, он не станет вором – это так не работает. Вор человек скрытный, преследующий определённую цель сделать всё тихо и получить максимальную выгоду.

– Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь воровала?

– Нет, но я не тупая и умею анализировать.

– Если ты не учитываешь человеческий фактор, то ты точно тупая.

Моя ладонь сама собой оказывается на ребре скейтборда. Стилаш сцепляет руки в замке. Я слышу, как сотрудница мака истошно кричит третий раз подряд номер заказа, за которым никто не приходит. И всё это…

– Расслабься, – прыскает Стилаш, резко двинув рукой и зачесав свои волосы назад. – Это был спор ради спора. Вообще-то ты отчасти права, я…

– Извинись, – перебиваю её я.

Стилаш поднимает на меня свои тёмные глаза, в которых нечто безумное расходится искрами и сливается в моём отражении, затем она улыбается, но паскудно так.

– Прости, – говорит легко, видимо слова для неё ничего не значат, – ты не тупая. – Только после этого я убираю руку со скейта и расслабляю приподнятые плечи. – Мне в кайф злить людей.

– Я заметила, – отзываюсь как-то резко. – Мне пора…

– А знаешь что? – на сей раз меня перебивает Стилаш. Она вскакивает, грохнув кулаками по столу. – Я решила – ты подходишь! – Так и застывает, нависнув надо мной.

Я задираю башку и выгибаю бровь, готовая встать и свалить отсюда.

– Стрим, – поясняет Стилаш, заметив моё недоверие. – Давай проведём стрим? Ничего сложного в этом нет, даже если ты не знаешь в чём суть. Мой школьный дружок компьютерный гений, в свои семнадцать уже создал анонимную платформу для трансляций, и спустя год забил её разными фишками и ништяками, так что там даже не нужно регистрироваться, чтобы смотреть, писать и… донатить.

Стилаш снова берёт мятую соломинку в рот и ждёт моего решения.

Я закатываю рукав и бросаю взгляд на наручные часы. Последняя пара закончилась тридцать минут назад, а тащиться домой мне абсолютно не хочется. Видеть дядю, его жену, их говнюков, не иметь возможности уединиться даже в собственной комнате, и всё это… всё это, конечно же, куда хуже, чем терпеть выкидоны этой сумасшедшей.

– Ладно, – тихонько отзываюсь я и опускаю рукав. – Давай попробуем.

Глава вторая. Стилаш

– Вот бы батя сдох, – я говорю это своему слушателю в наушнике. На другом конце провода мой дорогой друг, товарищ и «мистер здоровый прибор две тысячи двадцать три» лишь вяло угукает. Федя никогда не относился к моим проблемам с должной серьёзностью. Ему стоит хоть иногда делать вид, что он не такой как все мужики, и что я интересую его не только потому что у меня щель между ног. Хотя, честно говоря, мне всё равно. Я ведь тоже его не люблю. Просто привычки сильнее здравого смысла, а привязанности вообще похожи на лужу клея, из которой, если увязнешь, вырваться сможешь, но от боли ахуеешь.

– Ты заедешь? – наконец-то я слышу Федин вибрирующий голос в наушнике, как будто лает здоровая собака, помесь алабая со швейцарской овчаркой. Но в жизни Федя небольшой, некрасивый, и даже не собака.

– А ты хочешь? – я притормаживаю на светофоре.

– Сама решай.

– Вот засранец, – хмыкаю я. Ноль инициативы в скупых интонациях, в этом весь Фёдор. Фиг поймёшь, ему реально по-барабану или он просто не заинтересован именно во мне. Хотя этот кроссворд я перестала разгадывать уже очень давно. У Фёдора ноль друзей, ноль интереса к жизни и ноль мотивации делать вид, что он хороший парень.

Мы знакомы больше десяти лет. Жили в одном детском доме. Ну, пока отец не откинулся с зоны. Этот гад до последнего не хотел забирать меня из ада. Впрочем, лучше быть в аду, чем с ним.

– Займёшь денег до конца месяца? – я жму на кнопку, и самокат разгоняется. На скорости в пятнадцать километров я пересекаю пешеходный переход и быстро приближаюсь к мосту.

– Я пуст, – отмазывается Федя, но я-то знаю, что это голимый пиздёж. У белобрысого всегда есть заначка на чёрный день. Как и у меня самой. Мы оба это знаем, но о некоторых вещах не говорят вслух.

– Да не гони, – хнычу я, чуть притормаживая, прежде чем двинуть на подъём. – Мне нужен всего косарь.

– У меня нет, – повторяет Федька.

– Врёшь, блин.

– Чё пристала? Нет, говорю.

Мне позарез нужны бабки. До конца месяца неделя, а в кармане одна мелочь. Если я не раздобуду бабла, то придётся снова шляться по клубам и тратить время на уродов, которые не всегда в ладах с головой, и не всегда щедры настолько, насколько это возможно.

– Вонючка. Хочешь, чтоб я снова попрошайничала? – проносясь мимо девчонки, я подмечаю её брендовый бомбер. Клёвый, стоит сказать. А ещё у неё чёлка белая. Типичная столичная соска. Таких тут жопой ешь.

– У тебя ведь много ухажёров, – хмыкает Федя. Этот крекер до сих пор точит на меня зуб за то, что я сосалась с каким-то придурком и даже выложила это в инсте? Вряд ли. Феде ведь на всё плевать, и на меня в том числе.

Я резко жму на газ, и тут же притормаживаю на самой верхней точке моста. С рёвом проносящаяся тачка резко выдувает из моего уха один наушник. Эта штука тут же оказывается под колёсами. Я даже не успеваю дёрнуться, когда аппаратура разлетается на мелкие частички под прессом шин.

– Ай, блин, – досадливо выругавшись, я провожу рукой по лицу и зачёсываю волосы назад. – Непруха.

Только этого не хватало, чтобы омрачить день. Ещё и жара стоит такая, что хоть вешайся. Впрочем, я не сильно расстраиваюсь. Всё равно этот наушник уже давно не пашет.

– Что случилось? – спрашивает Федя, как обычно, этой своей интонацией бездушной машины.

Я оборачиваюсь, бросая взгляд на тёлку, что плетётся со скейтом в руке.

Скейт штука недешёвая. А ещё у неё бомбер брендовый, ну, типа не гуччи, конечно, и не луи витон, но адидас – не паль – судя по виду. Я скоренько прикидываю в голове кое-какие цифры, затем их умножаю, затем прибавляю ровно столько же, а затем делю, потому что со счётом у меня всегда было плоховато.

– Я тебе перезвоню, – говорю я и сбрасываю вызов. Затем разворачиваю самокат от Яндекса и жму на газ, подъезжая к девчонке.

Как только она меня замечает, от концентрации недовольства её лицо превращается в сушёную хурму.

– Салют, – говорю я как можно более доброжелательно, вскинув ладонь. Эта стерва даже не удосуживается вытащить наушники. – Затычки вынь, плиз, потрещим, лады? – я стучу по собственному пустому уху, чтобы хоть как-то склонить её к беседе.

Как только эта стерва всё-таки выдёргивает свои провода, её рот превращается в сплошную полоску.

– Прости, – говорю я, мысленно уже сходив на хрен, на который она меня пошлёт. Но ничего страшного. Я там так часто бываю, что мне пора выдать золотой. – Не могла проехать мимо, – я улыбаюсь. Неважно, что я скажу, главное – развести её. Она хоть и выглядит как дрянь, но её сутулая спина и взгляд в пол выдают в ней лохушку. Мне хорошо знаком такой тип людей. – Чувствую, что мы должны познакомиться.

– Прости, – чутка подумав, отвечает она, и так противно растягивает слова. Хотя голос у этой фифы спокойный и слегка заниженный. А ещё она почти не смотрит мне в глаза. – Я не знакомлюсь на улице, – добавляет девчонка и двигает вперёд, намереваясь меня обойти, но я тут же сдаю назад, а затем вперёд, как бы преградив ей путь.

– А что насчёт судьбы? – скалюсь я, аж скулы болят. Чё она такая упёртая? Я думаю, что это даже забавно. Противящаяся жертва всегда круче безвольной груши для битья. И как только я позволяю себе подумать об этом, эта стерва выплёвывает:

– Отъебись от меня.

Она резко обходит меня со спины и прибавляет шаг.

Вау, думаю я, вот сюрприз. Она хоть и выглядит как дрянь, зачастую, процентов семьдесят таких баб оказываются весьма безобидными. В противовес этому Бог создал милых и очаровательных тварей, чьи поступки резонируют с их нежнейшим внешним видом. Такая вот статистика.

– Да ладно тебе, – выкрикиваю я, заценив её вид сзади. У этой неплохая фигурка, но у меня всё гораздо лучше с бампером, и ноги худые и длинные, так что она мне в подмётки не годится. – Давай познакомимся.

– Только если ты проедешься по автомагистрали, – орёт та и демонстрирует мне свой средний палец даже не оборачиваясь. Я от такого на пару секунд выпадаю. А она реально не фильтрует базар. Крепче вцепившись в ручки самоката, я ухмыляюсь.

Эта тёлка думает, что мне слабо?

Выжав скорость до десятки километров, я проезжаю мимо неё и взбираюсь на самую верхнюю точку, где о бордюр в панике бьются части моего разлетевшегося наушника.

Я притормаживаю и слезаю с самоката. Подхватив ручки, я перекидываю его через отбойник. Мне нравится испытывать удачу. Жду не дождусь дня, когда удача кончится.

Оглянувшись на эту стерву, я ей подмигиваю. Если подохну, у этой тёлки будет куда больше проблем. Уже это греет мне душу.

Я перевожу взгляд на дорогу. Трафик здесь будь здоров, но если резко выжму скорость на максималку, у меня будут шансы. Примерно один к двум. Перебравшись через ограждение, я ставлю ногу на самокат. Воют проносящиеся тачки, кое-кто даже сигналит, когда проносится мимо. Я сжимаю ручки со всей силой, которая есть в моих руках, и ставлю на самокат вторую ногу. Резко вдавив кнопку старта, я срываюсь с места. Сорок метров дороги преодолеваются мной за долю секунды, и я спрыгиваю с самоката, когда тот врезается в отбойник с противоположной стороны дороги. Тут же раздаётся визг колёс и звук удара. Я впиваюсь руками в металлическое ограждение и приземляюсь на него пятой точкой. Взлетевший самокат с грохотом падает на дорогу. Вряд ли его восстановят.

За минуту на трассе образуется пробка, всё встаёт, как будто тут перевернулся самосвал, а не один самокатик.

Я нахожу взглядом опешившую рожу. Стерва переваливается через ограждение по пояс, и на её лице ни следа от той надменности, которую мне довелось видеть. У неё настолько глупый вид, что мне становится смешно. Так что я смеюсь. Эта дура тоже начинает смеяться.

Рыбка в сетке, думаю я, вытирая ободранные ладони о кофту.

– Тут, – говорю я, раскинув руки.

Ерке окидывает снисходительным взглядом площадку.

Чё, опять мне не удалось угодить её завышенным требованиям? Да пофиг. Главное, что эта лохушка в самом деле оказалась безотказной. Для меня это настоящий джекпот. Вероятно, я смогу крутить ей ещё какое-то время, ну, по крайней мере до тех пор, пока мы не разбежимся по домам.

– И что дальше? – она поднимает на меня свои ясные очи. Для казашки у неё слишком светлые глаза, типа как мятная жвачка. Хорошенько пережёванная мятная жвачка.

– Сейчас я запущу стрим, – отвечаю я, достав сотовый. – Только… как бы нам назваться?

– Назваться?..

– Ага, – я быстро щёлкаю по приложению с золотой монетой на сером фоне.

Я плохо помню школьные годы, но я отлично помню Кирилла – пацана, с которым мы неплохо ладили хотя бы потому, что у него была цель. А мне очень нравятся люди, у которых есть цель. Те, что живут лишь для статистики – для меня просто мусор, но даже на мусоре можно найти что-то полезное для себя любимого. Так что иногда приходится иметь дело с мусором, такие дела.

– Парня, который создал эту платформу, зовут Кирилл, – зачем-то решаю поделиться я, хотя Ерке не спрашивала.

– Ясно, – отвечает та.

– Так как мы назовёмся?

– Как хочешь, – Ерке пожимает плечами. Она чем-то отдалённо напоминает мне Федю, хотя у Ерке куда больше заморочек, судя по её несносному характеру.

Пока я настраиваю приложение, она обкатывает доску и крутит простейшие финты. Я молча тыкаю по всем ячейкам и ставлю галочки, соглашаясь на условия платформы и подписывая договор об эксплуатации.

Когда очередь доходит до названия, я просто пишу «сделаем всё за донат». Ёмко, чётко, честно – зачем выдумывать велосипед.

Запустив эфир, я ставлю телефон на край лавки и опускаюсь на корточки перед экраном, полная энтузиазма. Но спустя минут десять энтузиазм гаснет. А ещё через пять минут врубаются первые фонари, и солнце уматывает за горизонт.

– Как успехи? – спрашивает Ерке, и я слышу в её голосе откровенную издёвку.

– Ноль зрителей, – буркаю в ответ.

– Не удивительно, – хмыкает эта стерва. – Ты не медийная личность, и я тоже. Никому нет дела до простых обывателей, вроде нас. Так что забей на эту фигню и займись чем-нибудь нормальным.

– Иди на хер, – огрызаюсь я, продолжая пялиться в экран.

Тут я слышу, как скейт с грохочущим ударом плюхается на землю.

– Что ты сказала?

– Я сказала «иди на хер, сучка», – повторяю по слогам, обернувшись в её сторону. – У тебя со слухом проблемы, да? Мне повторить?

Ерке резко слезает со своего скейта. Я замечаю, как её и без того тонкие губы в очередной раз превращаются в сплошную линию, а челюсть приобретает острые края.

– Повтори, – цедит Ерке.

Я медленно поднимаюсь на ноги. Это была плохая идея с самого начала, она, чёрт возьми, права. Но это не значит, что у неё есть право поливать говном мою идею.

– Иди, – я начинаю говорить, – на, – и Ерке тут же срывается с места. Прежде чем я успеваю договорить, эта гадина подлетает и разворачивается на ходу, а затем её нога взмывает. Я чудом сгибаюсь и отскакиваю от её вертушки. Выпрямившись, я боком подхожу к турникам, а Ерке угрожающе шлёпает за мной и почти не моргает. – Хер, – выплёвываю я. Это буквально сносит ей крышу. Ерке накидывается на меня и тут же хватает за волосы. – Блядь, ёбнутая! – выкрикиваю я, схватившись за её руку и с силой сжимая зубы на чужом запястье. Она начинает орать и отпускает мои волосы.

– Пошла нахуй! – орёт Ерке и снова начинает махать ногами. В какой-то момент я даже теряю равновесие и оказываюсь на земле. Тогда она тоже падает на колени и первый раз заряжает мне кулаком в лицо. Я чувствую вкус крови, что хлещет из моей разбитый губы, и, недолго думая, отвечаю тем, что резко бью Ерке с ноги в живот.

Ерке относит к металлической горке. Эта гадина сгибается и сворачивается в позу эмбриона, скулит секунд пять, а затем поднимается на локтях. Я продолжаю сидеть на земле, пытаясь отдышаться.

– Только, сука, подойди, – холодно произношу я, доставая раскладной нож из кармана. Лёгким движение моей руки бабочка раскрывается, демонстрируя острое жало, которым можно резать не только бумагу. Тогда Ерке резко выдыхает, её брови сходятся у переносицы и рот приоткрывается, как будто она вот-вот начнёт просить прощения. Но этого не происходит. Вместо этого она подскакивает на ноги и нервно отряхивает свои шмотки.

– Остынь, ладно, – говорит она, буксуя назад. – Я просто уйду.

– Вали, – едва ли не шиплю я, направив в её сторону нож. – Давай, лети отсюда, гнида.

Ерке мимолётно поджимает губы, но ничего не отвечает.

Она не поворачивается ко мне спиной, ещё какое-то время просто двигаясь задом. А затем она прибавляет шаг и быстро отворачивается, отдаляясь от меня, но не забывая с опаской поглядывать назад, прежде чем бросить скейт на дорогу и поехать.

Я убираю нож с тяжёлым облегчением, только когда Ерке сворачивает за угол.

– Жесть, – громко выругавшись, я провожу ладонью по всему своему лицу и слизываю кровь с губы. – Дрянь.

Поднявшись на ноги, я плетусь к лавке, чтобы забрать телефон. Но как только я хватаюсь за него, мой взгляд падает на экран, где в правом углу жёлтым светом подкрашены комментарии. А сверху слева светится сумма. Кто-то пишет: «воу, чумовой махач, киски», и ещё кто-то: «это было горячо»; и ещё: «я закинул косарь, сможете подтянуться десять раз?»… и ещё: «классно выглядите, девочки».

А на счёте, тем временем, полтора косаря.

– Бля-я, – шумно выдыхаю я, опускаясь на корточки, и ещё через минуту начинаю ржать.

Жду не дождусь дня, когда удача кончится.

Глава третья. Ерке

Странно это. Как-то всё это очень странно.

Моя жизнь совершенно обычная, и я ничем особо не выделяюсь, честно говоря. Как второстепенный персонаж, который всегда мелькает на фоне, в массовке, без лица и имени. А она, сука, красивая, но отбитая – верняк. И вряд ли мы вообще должны были пересечься, если учитывать всё вышеперечисленное.

– Здорова, – вытащив руку из кармана ветровки, Стилаш посылает мне воздушный поцелуй, от которого я уворачиваюсь как от выстрела. – Ну, ещё бы, – хмыкает эта сумасшедшая, покачивая ногой.

Она сидит на скамье с беззаботным видом в тёмных очках, охотно подставляя морду под солнечный душ. И вроде бы ничего необычного, так? Но…

– Какого фига ты здесь забыла? – спрашиваю я.

Эта придурошная сидит под моим домом. И я даже представить себе не могу, сколько времени она уже так пасёт меня.

– Ах, сколько же… сколько, – поглядывая на своё пустое запястье, Стилаш дует губки. – Сколько, сколько? Нихуя! – а затем резко перестаёт кривляться и расслабляет лицо. – Три часа, – говорит спокойненько так, даже слегка равнодушно, будто у неё биполярка или типа того. – Любишь зависать дома, да? Скучный ты человек, а. По ночам киснешь в четырёх стенах, вместо того, чтобы шастать по подворотням. В яблочко?

И вроде бы ничего такого, просто сумасшедшая три часа что-то высиживает на скамейке под моими окнами. Но сейчас где-то семь утра. Небо за деревьями только-только светлеет. Скоро рассвет. Народ встанет и пойдет по своим делам. А потом откроются пабы. Я намереваюсь в один из них, чтоб скоротать время до второй пары. На первую я никогда не хожу, а дома отоспаться не варик. Да и стакан пива вместо завтрака – всегда поднимает настроение.

– Ты за мной следила? – игнорируя её болтовню, предпочитаю сразу перейти к сути. – Это статья вообще-то.

– Ой, да что ты, – мымра снова надувает губы. Я шумно вздыхаю и, вцепившись в лямки рюкзака, уже собираюсь свалить. Но далеко и надолго не выходит. Стилаш увязывается за мной, продолжая нести чушь: – Если так подумать, статей много. Какая именно грозит мне? Знаешь? Нифига ты не знаешь, вот что я тебе скажу.

Не в силах больше терпеть эту пытку, я резко останавливаюсь посреди дороги и поворачиваюсь к ней лицом. И просто молча смотрю на неё, как учил отец. Да, да, он научил меня не только махать ногами, но и некоторым другим приёмчикам, вроде этого. Он морпех, и многое знал о жизни. По крайней мере, мне так кажется.

– Знаешь, – говорит Стилаш, на которую почему-то взгляд действует абсолютно противоположно. Она не отступает назад, когда я делаю шаг в её сторону, и даже взгляда не отводит. – Вообще-то я правда за тобой следила.

– Ещё бы.

– Но не из плохих побуждений, не подумай.

– Ты мне ножом угрожала.

– Это потому что ты меня в нос ударила, – Стилаш трёт свою переносицу, которая смотрится вполне ничего. – Так что, мир? – и после этого резко протягивает мне руку, из-за чего уже я отступаю назад и внутренне напрягаюсь. – Ой, не очкуй, лады? Я тебя не трону. Но мне кое-что от тебя нужно.

Мы стоим пару мгновений, может, уставившись друг на друга.

– Что? – спрашиваю я заметно позже и сбрасываю с плеча одну лямку. Это нужно для того, чтобы я могла огреть её своим тяжеленным портфелем в случае опасности.

– Стрим.

Я смотрю на Стилаш, как на умалишённую. Сложно сказать, издевается она или говорит серьезно. У неё слишком непредсказуемое лицо и живая мимика. Сейчас она лыбится как сумасшедшая, а уже через секунду может начать хмурить брови. Вся проблема в этом – в том, что я не могу её прочитать. А мне не очень нравится неизвестность. Она заставляет меня беспокоиться, как навязчивая оса, жужжание которой ты слышишь в воздухе, но отследить взглядом не можешь.

– Стрим? – переспрашиваю я фиг знает зачем. Может надеюсь, что мне послышалось, или пытаюсь тянуть время в ожидании какого-нибудь смелого мужика, который мне поможет.

– Ага, – Стилаш подходит ко мне, демонстрируя экран своего телефона. Там запись нашего первого и единственного выхода в сеть на позорно пустой странице. А под видео статистика, и в статистике семьдесят восемь зрителей.

– Нас в тот день посмотрело семьдесят восемь человек, – поясняет Стилаш, – и четверо из них скинули донат.

– Сколько? – я заглядываю ей в глаза.

– Сколько, сколько?.. – ухмыляется эта чокнутая, типа вспоминая и одновременно передразнивая. – Ох, не помню. Да и важно ли это! Ты тогда ушла. Я всё потратила на себя. Но это точно было больше тыщи.

– Больше тыщи…

Никак не могу поверить, что наше шоу оценили в сумму больше тыщи. Мы толком ничего не сделали. Даже почти подрались на камеру.

Судя по всему, Стилаш каким-то хреном считывает мои мысли, поэтому спешит добавить:

– Больше тыщи за наш танец, цыпа. А представь сколько мы получим, если будем сотрудничать? – её, походу, от этой перспективы так и прёт. Стилаш светит своими ровными зубами и даже слегка приспускает очки так, что я могу видеть её карие глаза. – Какие планы на сегодня?

– У меня пары, – отвечаю я и, пресекая её уговоры, сразу добавляю: – мы не будем сотрудничать.

– Почему ты так уверена в этом?

– Ты меня напрягаешь.

– Пятьсот рублей тебя расслабят?

– Мы не станем подружками.

– Значит будем заклятыми дружками.

Такая напористость начинает нервировать. Но как только Стилаш достаёт из кармана мятую купюру, я приковываю к ней свой взгляд. У меня нет проблем с деньгами. Я обута, одета и меня стабильно кормят, даже выделяют скромную сумму на карманные. Но это не значит, что мне не хочется иметь больше. Счастье не в деньгах – так скажет только дурак. Честно говоря, деньги многое решают. С деньгами стать кем-то гораздо проще.

Я неохотно протягиваю ладонь и беру купюру.

– Мы договорились? – загорается Стилаш, когда я сую деньги себе в карман.

Чутка помолчав, я надеваю вторую лямку.

– Нет, – отвечаю, разворачиваюсь и наконец-то перехожу дорогу.

– В смысле нет? – визжит сумасшедшая, продолжая преследовать меня. – Как это нет! Ты же взяла деньги! Ерке! Ерке, это воровство! Статья! Ну Ерке…

Вот надоедливая оса.

Мне не нравятся людные места, но кроме этого, мне не нравятся люди сами по себе. Я не люблю людей за то, что они говорят, делают, думают и смотрят. Люди часто говорят грубости, делают глупости, думают гадости и смотрят так, будто полны крутости, хотя ничего из себя не представляют. И единственный человек, который мне действительно нравился, сейчас похоронен на Калитниковском кладбище. У всех остальных нет ни шанса меня впечатлить.

– Это Кирилл, – бодро болтает Стилаш, представляя меня гривастому пацану в спортивках. – Он гений.

– Да ладно тебе, – Кирилл взмахивает башкой и сдувает с лица чёлку. – Чтоб создать сайт много ума не надо.

– Ещё как надо, Киря.

Какого фига я здесь делаю? В этом здании под снос, где не хватает только мочи и костра, чтобы в полной мере считаться карикатурным бичовником. В такие места я по собственной воле не хожу. Но всё просто. Я ненавижу первые пары, а в паб меня не пустили. Иногда так бывает, когда тебе нет восемнадцати.

– Что это за бомжатник? – спрашиваю я, из-за чего лицо Кирилла вытягивается.

– Эй, аккуратней со словами. Это наше убежище, – отвечает Стилаш и вдруг начинает хихикать. Её мои слова нисколько не задели, судя по всему. – Здесь тусуюсь я, Кирилл, Федька, Ириска, ой, ещё Кит иногда. Не переживай, я тебя со всеми познакомлю!

Не больно-то хотелось, думаю я, а сама ищу взглядом хоть что-то поприличнее, куда бы можно было упасть и доспать такие необходимые два часа. Но Стилаш никак не даёт мне расслабиться. Эта сумасшедшая таскает меня по полупустым комнатам вместе с Кириллом, знакомя с пространством, будто я собираю его арендовать.

– Здесь мы спим, если прижмёт, – Стилаш тычет пальцем в пару матрасов, что валяются на бетонном грязном полу. – Ну, и не только спим, – ухмыляется она.

– Только ты и Кит здесь не только спите, – морщится Кирилл. Я искоса заглядываю ему в лицо. Нельзя игнорировать факт того, что у него смазливая рожа. Сложно сказать точно, сколько ему. Где-то от восемнадцати до тридцати, вроде того. А ещё он выше меня на полголовы и от него приятно пахнет. Когда Кирилл шагает спереди, шлейф его одеколона стелется следом и ударяет прямо мне в ноздри, так что я очень радуюсь, что от него пахнет каким-то эвкалиптом, а не потом.

– Это вроде кухни, – не замедляясь, кидает Стилаш и тычет пальцем в проход без двери. – Но сейчас там нет еды. Надо бы пополнить запасы, да, Киря?

– У тебя есть бабки?

– У меня нет, – улыбается Стилаш, – но у неё есть, – и резко тычет в меня пальцем.

– У меня нет, – хмурюсь я.

– Есть! Я лично тебе давала.

Оса всё-таки кусает. И больно так, куда-то в щеку, из-за чего мой рот непроизвольно открывается от возмущения. Стилаш тут же помогает мне его прикрыть, подцепив пальцем мой подбородок.

– Ладно, я чё-нибудь притащу, – тараторит та и двигает дальше, а я плетусь следом, продолжая офигевать от её природной наглости и изворотливости.

Как только мы доходим до последней комнаты, Кирилл останавливается и начинает свистеть. Этот свист разлетается по всей заброшке. Но я не сразу понимаю, что это не свист в никуда, а вполне осознанный знак кому-то ещё.

Секунд через пятнадцать я замечаю ноги, что свисают со второго этажа. Эти ноги становятся всё длинней, а потом… потом появляется туловище и голова. Я слегка пугаюсь, потому что передо мной образуется парень с голым торсом. Он отпускает руки и сваливается на платформу первого этажа, даже не напрягаясь. Мы встречаемся взглядами, и этот тип подносит указательный палец к своим разбитым губам. У него всё лицо в синяках и ссадинах, будто его и ночью и днём метелили.

Затем этот тип задирает руки, и я снова вижу как со второго этажа свисают ноги. На сей раз женские. Девушка спрыгивает вниз, прямиком в объятия странного парня.

– Я так и знал, что ты здесь! – выкрикивает Кирилл.

– Нафига пугаешь? – спрашивает этот… голый, и ставит девушку на ноги.

– Просили ж тебя не водить сюда кого попало, – продолжает отчитывать его Кирилл. Стилаш в это время подходит ко мне, а на её лице проскальзывает странная улыбка. Я не сразу обращаю внимание на то, как она смотрит на этого избитого чувака. Хотя даже когда мне начинает казаться, что я понимаю – почему она так смотрит, мне, в общем-то, её интерес равнодушен. Я его не разделяю. Как-то так.

– Значит вам можно таскать сюда тёлок, а мне нет? – этот парень кивает головой в мою сторону. Его спутница начинает по-быстрому натягивать на себя футболку и застёгивать джинсы.

– Где ты здесь тёлку увидел, – огрызаюсь я.

– Пока, сладкий, – девчонка притягивает к себе побитого за затылок и смачно целует в губы, а затем на ходу надевает кроссовки и уходит прочь повиливая бёдрами, даже не прибавив шагу. Выглядит она при этом просто потрясно, с честью и достоинством покидая место свидания. Честно говоря, я таких красивых девчонок разве что на билбордах вижу. Затем я перевожу взгляд обратно на её парня. А вот уже он таких эмоций у меня не вызывает: побитый как собака, длиннющий, как шпала, с бритой башкой, будто скинхед, зато весь в татуировках, что особо погоды не делает, когда этот говнюк открывает рот.

– Ты ещё здесь, детка? – проводив взглядом свою подружку, побитый бросает на меня свой снисходительный взгляд. – Бери пример с неё. Сделала дела и пошла. Кстати, с кем из них ты?.. – он водит пальцем от Стилаш к Кириллу. И тут я уже не выдерживаю. Хотя Стилаш, схватившая меня за плечо, точно хочет меня притормозить. Но ей стоило сразу хватать меня за ногу, потому что рефлексы мои как у зверя – то есть плохо контролируемые в диких условиях.

Прежде чем этот тип успевает договорить, я бью с ноги ему прямо в грудь, и этот несчастный сваливается с платформы на землю, до которой ещё лететь полметра.

Сразу после этого Стилаш подбегает к краю и складывает ладони, типа как будто молится.

– Прости, Кит! – Кричит она. – Но ты заслужил! – А затем начинает смеяться, возвращаясь ко мне. – Бежим скорее, а то он и ответить может, – шепчет та, утаскивая меня за собой. – Успокой его, Киря, ладно? – по пути весело бросает Стилаш, на что Кирилл, мило заикнувшись, отвечает:

– Ладно…

И мы просто уходим, будто это реально сойдёт мне с рук. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Глава четвёртая. Стилаш

В дупель пьяный мужик, который со мной здоровается, жутко странный тип в облегающем костюме с перхотью на плечах, что похожа на дорожки волшебной пыли. Я снисходительно ухмыляюсь, а затем вспоминаю, как выкрутасничала под убойной дозой волшебства в прошлом месяце. В горле всё моментально пересыхает от воспоминаний.

Житель одиннадцатого дома долго ищет ключи по карманам, трётся харей о металлическую дверь и что-то булькает себе под нос.

Взрослые не умеют оттягиваться, вот что я думаю, когда натыкаюсь в ночи на подобные кадры. Но этот хотя бы не бузит и не пытается со мной базарить.

Я закидываю ногу на ногу и приспускаю солнцезащитные очки. До рассвета минут тридцать от силы. Я здесь уже часа три, не меньше. Сижу и жду, когда лицо Ерке засияет в проходе, одарив меня трёхэтажным матом, или типа того. Ей будет не в кайф меня увидеть, всяко. Но меня не колышут её загоны. Я здесь по делу. Теряю время с единственной целью – заключить «перемирие», сколотить побольше бабок и кидануть эту стерву, как-то так.

Найти Ерке было несложно. Когда у тебя есть студенческий билет и дружок-хакер, пробить адрес человека сущий пустяк.

Я как раз достаю студенческий Ерке, открываю его и кидаю взгляд на фотку. Она выронила его, когда мы кружили на той детской площадке. Если она настолько невнимательна, поиметь её будет куда проще. Я буквально отожму леденец у младенца.

– Э, ты тут чё, одна?.. – спрашивает своим скрипучим голоском пьяный тип в костюмчике. Секундное прозрение, блеск осознанности в мутном взгляде, и всё, он снова в мясо, пошатывается ко мне, планируя приземлиться на лавку. Я тут же грациозно встаю, когда его тело обмякает на деревянный настил. Этот крекер кряхтит и воет. Я использую очки как ободок и заношу ногу, с силой пнув мужика в бедро. Он бормочет нежные извинения, но я сурова и неумолима:

– Задрал, – и снова пинаю, помогая свалиться с лавки. – Ходячий кусок говна. Лучше б ты сдох.

– Куда-а, ты чё, это… слышишь… – бормочет тело, растёкшись по земле.

Я огибаю лавку и опускаюсь на корточки перед пьяницей. Он прилично одет, хотя харя у него вся опухшая и он явно немолод.

– Ты просто мусор, – схватив мужика за волосы, я задираю его башку и заставляю посмотреть на себя, но чувак в полном ауте, даже глаза закатываются. Тогда я отпускаю его и встаю, брезгливо вытирая руку о свои шмотки.

Ненавижу иметь дело с мусором: всеми этими непонятыми алкашами, полными душевных терзаний, депрессивными тёлками, морящими себя голодом или обжирающимися до треска молнии в штанах, надменными наркошами, считающими себя центром вселенной, борзыми малолетками и южными гангстерами, кошмарящими славян – они все – просто мусор. Жалкое общество жалких упырей, сосущих жизненные соки из достойных человеческих особей. Я ненавижу их всех.

– Алло, да, – здороваясь с диспетчером скорой, я сообщаю тем адрес и добавляю: – Мужику на вид лет сорок. Пьяный в зюзю, орёт, дерётся, пугает людей. Лично меня ударил дважды. Заберите, пожалуйста. Как можно скорей, ага. Прохожий его вырубил. Ага. Не, дышит, вроде, – носком кроссовка я цепляю подбородок мужика. – Но я не разбираюсь. Первую помощь оказывать не умею. Ага, – дёрнув ногой, я сбрасываю чужую голову со своего ботинка. – Спасибо. До свидания.

Через полчаса подъезжает карета скорой помощи. Жилистые санитары быстро оформляют фанфурика в ближайший диспансер и пакуют в задник авто. Один из них задаёт уточняющие вопросы касательно моего самочувствия, но я отшучиваюсь, мол, меня таким не возьмёшь. На предложение проехать до больницы отказываюсь.

В итоге скорая уезжает, оставив меня в блаженном одиночестве. Но чуть позже из подъезда начинают показываться первые жители дома: сонные первоклассники с баулами больше их самих, мамки с навороченными колясками, трясущиеся бабки, парочка молодых и нервных пацанов на отходах. Я уже почти теряю всякую надежду на то, что увижу сегодня Ерке, да и моя хроническая бессонница наконец-то начинает отступать с первыми солнечными лучами – страшно хочется дремать.

Но прежде чем я решаю позволить себе прикрыть глаза, в дверном проёме замечаю именно её. Ерке выходит из подъезда с несчастливым помятым видом. Аж душа радуется, что сегодня она выглядит так хреново.

– Здорова, – я достаю руку из кармана и отправляю заспанной стерве чмок. Та резко отдёргивается в сторону. – Ну, ещё бы, – хмыкаю я и закатываю глаза.

Ерке – тот же мусор, но даже в мусоре можно найти ништяки.

Любое открытое неуважение должно придерживаться чётко определённых рамок. Иногда мне хочется нагрубить прохожему, оскорбить Федю или послать Ерке, но не все люди готовы прощать тебя раз за разом. Хотя бывают такие моменты, когда сдерживаться нет сил, и я позволяю себя лишнего. В такие моменты я благодарю высшие силы за то, что я женщина. Женщине многое сходит с рук, если честно, просто потому что она женщина, якобы третий сорт. И минусов достаточно, но всё же, женщиной быть клёво, и женщины на многое способны. Дело не в физике, не в силе, не в мачизме, не в мускулах. Дело в чуткости и понимании изменчивых потребностей другого человека. Дело в интуитивных движениях к цели без резких движений, в плавной осторожности и снисходительности к тем, кому важно быть лидером, даже если ты их таковыми не считаешь.

Я знаю, как работать с запросами большинства, и мне легко читать чужие потребности. Люди сами идут ко мне, вывернув сокровенные мысли. В такие минуты я благодарю высшие силы за то, что я женщина. Но… есть женщины, которые абсолютно не умеют пользоваться этим даром.

Тут-то всё и происходит, несмотря на мои усилия. Ерке демонстрирует свои приёмы карате на Ките. Говнюк летит с высоты первого этажа за пределы заброшки. Краем глаза я замечаю, как лицо Кирилла вытягивается. На секундочку всё затихает. В любой другой ситуации Кирилл бы первым полез накидывать по шапке тому, кто тронул Кита, его лучшего друга, его единственного лучшего друга. Но прямо сейчас у Кирилла системный сбой. Он парень неплохой, но и нехороший. Бить девчонку – пока что ниже его достоинства. Хотя с таким дружком как Кит Кирилл уже давно должен был опуститься на дно, на дно дна, откуда Кит и пришёл.

Я отпускаю руку Ерке с тяжким вздохом и стремительно приближаюсь к краю. Нужно брать ситуацию в свои руки, а то здесь только мямля и бешеная сучка, которые никак не могут решиться, чтоб продолжить конфликт, и не знают, как им действовать дальше, чтоб его замять. А я – как женщина – всё за всех знаю.

– Прости, Кит! – Выкрикиваю я и заглядываю вниз. Кит приподнимается на локтях и обдаёт меня просто убийственным взглядом. Я замечаю, как на дне его чёрных зрачков растекается калёное железо, которым он способен припечатать к стене даже не касаясь противника. – Но ты заслужил! – Это даже забавно, что в кои-то веки этого хулигана нокаутировал кто-то вроде Ерке. Он настолько не ожидал удара или настолько расслабился в нашем присутствии? Интересно. Я позволяю себе парочку смешков, пока подбираюсь к Ерке. – Бежим скорее, а то он и ответить может, – сгребаю её за локоть и тяну в сторону комнат. – Успокой его, Киря, ладно? – бросаю по пути. Кирилл что-то бормочет, когда мы уже ощутимо отходим.

Все знают, что Кит хорош в драках. Ну, все, кто забивает ему стрелу за территорию или на почве первобытного конфликта. Вот это всё глупое и бестолковое «ты гулял с моей девочкой?» или «мы видели, как ты шлялся среди наших гаражей с арматурой». Кит буквально притягивает неприятности. Но иногда в его жизни всё ровно, конфликты утихают, мудаки отмудоханы, и Кит приводит девочек. В этом он также хорош, как и в махаче, судя по слухам.

– Ты совсем никого не боишься, да? – хихикаю я, заводя Ерке на нашу кухню, где нет ни еды, ни стола, ни стульев, только полупустой гарнитур, пластиковая посуда и брикеты с газировкой.

– А должна? – хмыкает эта безобразница.

Я поворачиваюсь к ней лицом уже с полным стаканом фанты. Это оригинальная фанта, а не какой-то там аналог, самого лучшего первозданного вкуса, жалко тёплая.

– Кто он такой? – вдруг спрашивает Ерке.

– Тот, кому ты втащила? – улыбаюсь я. Ерке вяло кивает.

Её любопытство предсказуемо. Я до сих пор размышляю, как правильно представить ей Кита, и не решит ли теперь Кит представиться лично после того, что случилось. Ерке нужна до поры до времени, пока я могу её использовать, чтобы вести стримы. Если Кит решит запугать её, она может сбежать. Тогда я потеряю внезапно обретённый доход. Нужно припугнуть её первой, но не пережать.

– Это был Кит, – говорю я, смакуя фанту. – И у него не все дома. Видела его рожу? Думаешь, он с такой родился? Не-а.

– Он… типа бандит?

– Типа да.

Я ловлю себя на том, что частично вру ей, чтобы оправдать поведение Кита. Ну капец. Мне просто необходимо её успокоить и избежать подозрений. Врать легко. В нашем кругу принято врать. Из нашей лжи выстроилась целая система. Кит вместе с нами поддерживает всю эту чепуху. Вообще-то всё не настолько плохо. Кит не последний говнюк среди говнюков, иначе бы меня здесь не было.

– Кит сидел в колонии, – бросаю я.

Что, конечно же, ложь. Кит состоял на учёте за мелкие кражи, хулиганство и драки, но до настоящего срока дело не дошло.

– Человека убил, вродь как.

Что, опять же, бредятина. Кит мог отмудохать до беспамятства, мог вмять уши в череп и вот это всё их пацанское, грязное, беспонтовое. Но он не убивал людей. Всё это лишь беспочвенные слухи, которые пускает его бывшее окружение.

– Так что с ним лучше не конфликтовать, – закончив откровенничать, я поднимаю взгляд на Ерке… чёрт. Неужели пережала? – Но если ты больше не будешь с ним пересекаться и провоцировать его, он тебя не тронет. Ты, главное, меня держись. Пока ты со мной тусуешься, никто из них тебя не коснётся. Даю слово, – пытаясь сгладить впечатление, я протягиваю Ерке свой стакан с фантой. Та перенимает его с кислой рожей. Вот брезгливая стерва. Это она ещё не знает, что я последний глоток обратно сплюнула.

Ерке делает небольшой глоток на пробу. Моя улыбка сама собой расцветает на губах.

– Слушай, – в холодных стенах бетонного здания снова звучит сдержанный голос Ерке, – а Кирилл, он?..

– Корифан Кита. Они типа как братья, только неродные. Кирилл умный чувак и не ищет себе на жопу неприятностей, но если назреет конфликт, то Кирилл будет на той же стороне, на которой будет Кит. Они зовут себя «братвой», но по факту Кирилл просто кукла в руках кукловода. Как-то так.

– Ясно, – скупо откликается Ерке. – А почему вы тусуетесь здесь? – и оглядывается по сторонам. – У вас дома нет, что ли?

– Есть, – я передёргиваю плечами. – Мне не нравится мой дом. Там всё не по-домашнему. Стены давят, воздух душит, еда на вкус как собачье дерьмо. Жить не хочется.

Ерке молча поднимает на меня свой взгляд, и я будто бы узнаю в нём до боли знакомые нотки. Вот оно. Ага. Я почувствовала это ещё тогда, на эстакаде. Ерке такая же. Тоже ненавидит свой дом. Эта мысль страшно веселит меня. Я задорно хихикаю. Ерке снова хмурится.

– Что? – спрашивает та. Я трясу башкой, типа ничего, и двигаю в коридор. Слышу шаркающие шаги Ерке за спиной.

– Дай свой телефон, – говорю на ходу.

Ерке не сразу, но всё-таки протягивает мне заблокированную трубу. Я вбиваю цифры и пускаю звонок. Моя мобила вибрирует в кармане. Я сбрасываю вызов и бросаю Ерке телефон обратно.

– Аккуратней! – шипит та, но я пропускаю её замечание мимо ушей.

Когда мы доходим до спальни, я с разбегу плюхаюсь на матрас со спальным мешком сверху. Шквал пыли поднимается в воздух и зависает в пространстве, крохотные частицы переливаются в косых солнечных лучах, будто тысячи распылённых блёсток.

– Кайф, – блаженно выдыхаю я, распластавшись на матрасе. – Я вздремну чуток, лады?

– Ты собираешься спать днём?..

– Ага, – широко зеваю я, – мне пришлось потратить ночь, чтоб подкараулить тебя. Можешь тоже поспать, если хочешь.

– Я не буду спать здесь.

– Брюзга, – усмехаюсь я, подложив локоть себе под голову. Глаза слипаются сами собой. Меня так и тянет в сон. Я чувствую, как расслабляется каждая мышца, как только я прикрываю веки. – Сладеньких, – говорю я, но Ерке молчит. Да и чёрт с ней.

Глава пятая. Ерке

– Сладеньких, – говорит Стилаш, и действительно отворачивается к стене.

Я хочу сказать, что у неё есть выбор, а у меня его нет. Но это привело бы к спору о том, где начинается и где кончается выбор. Да и Стилаш сама предложила завалиться на местный матрас, который, судя по виду, со дня приобретения не стирали, не отбивали, да даже не застилали.

«Мда», – думаю я, глядя по сторонам, – «классно затусили», – и шаркаю по полу, рассматривая бетонные стены, на которых следы от краски из баллончиков смешиваются со следами от мелков, брызгами какого-то жира и царапинами.

Что я здесь делаю? Хочется знать. Но на этот вопрос может ответить только Стилаш, а Стилаш сейчас в лютом отрубе. Я даже с такого расстояния могу слышать её свистящее дыхание, которое с каждой секундой становится всё тише, свидетельствуя о плавном погружении в сон. И я бы рада её разбудить, так сказать, обломать кайф по полной, да только вот… не могу. Иногда так бывает. Может, я просто человек мягкотелый? Может, дофига вежливый. А может и то, и другое.

Так что я с удручающим смирением отодвигаю какую-то газетёнку, провожу ладонью вдоль стола, стряхивая пылюгу, и швартуюсь на деревянный край.

Для меня подобное времяпрепровождение не ново.

Когда отец был ещё жив, и я была помладше, тот часто заваливался подремать днём после ночной смены. Я брала все свои игрушки и забиралась на его кровать. Пока папаня спал, я молча играла в куклы у него в ногах. Иногда он начинал посапывать или кряхтеть, когда я слишком увлекалась своим выдуманным миром. Тогда я ненадолго замирала и молчаливо ждала, когда он снова притихнет. Прямо как сейчас.

Забавно, что подобные чувства во мне всколыхнула именно Стилаш. Хотя у Стилаш с моим отцом ничего общего. Тот никогда не пытался ругаться со мной или спорить, но под конец его жизни я подумала, что, если так пойдёт и дальше, мы вскоре перейдём к этому. Он стал какой-то совсем безумный. Как будто пережил что-то, после чего у него начались сбои в матрице. Он мог часами наворачивать круги у нашего дома не вылезая из тачки, как будто кого-то выслеживал, или как будто кто-то пас его в подъезде. К счастью, он тогда уже не работал и редко выходил из дома. Но если мы всё-таки куда-то выходили, отец начинал вести себя… как придурок. Он мог украсть из магазина незначительную вещь, вроде чужого чека или пачки листовок, о которой даже сотрудники не вспоминают. Он часто оглядывался и казался чрезмерно возбуждённым, постоянно нервничал, от резких звуков вскакивал и задирал кулаки.

В любом случае, я знаю, что отец никогда не пил и не собирался, так что проблема была не в спиртном, как предполагали некоторые наши родственники.

Просто в один из дней у отца в голове что-то перемкнуло, и он превратился в тревожного параноика. Он даже спал с ножом под подушкой. Это пугающее откровение, знать о котором мне не хотелось.

Но родителей ведь не выбирают, верняк? На старости лет мозг может начать подтекать – об этом я знаю лучше остальных.

Врачи наговаривали, предписывали отцу и маразм, и шизофрению, но он выглядел абсолютно здоровым. Жаль, что только выглядел.

Когда я возвращаюсь из размышлений в реальность, то замечаю, что Стилаш больше нет. Нет и кучи матрасов. Сама того не заметив, я, кажется, стою посреди коридора заброшки и просто пялюсь в стену, где жёлтой краской выведено: «we are young». Здесь таких надписей больше, чем крыс, а в крысах я уверена. Но думать о крысах хочется меньше всего. Антисанитария не привлекательна. Это только в фильмах и книгах заброшки смотрятся клёво, а в реальности – от запаха мусора и сырости можно задохнуться, всюду валяются бычки, бутылки, жестяные банки, в которых пепла с горкой, хрустящие осколки под ногами и целый километр пустого бетонного коридора, в котором каждый шорох отражается от стен с дробящим голову гулом. Мне не нравится грязь. По крайней мере настоящая. Если мы говорим о грязи, то я предпочту творчество Высоцкого стихам Тютчева, но если мы говорим о грязи, то я предпочту загнуться в чистом доме с неприятными родственникам, чем делить матрас с незнакомцами в притоне.

Но есть кое-что любопытное в таких местах. Эта как обнаружить росток в куче мусора, или как промыть песок и среди него разглядеть блестящее золото. Так я обнаруживаю его в одной из комнат, широко зевающего на меня, у миски и коробки.

– Какой ты славный, – приветствую шёпотом и я подхожу ближе. Тихонько опускаюсь на корточки рядом и протягиваю ладонь животному. – Тоже тут живёшь?

Котёнок протяжно пищит, обнажая острые молочные зубы. Я непроизвольно улыбаюсь. В его светлых глазах я нахожу своё отражение. Пыль, налипшая на чёрную шерсть, тут же поднимается в воздух, когда кроха начинает шевелиться.

– Мы все сбежали от родителей, – мою улыбку как ветром сдувает. Я резко оборачиваюсь и замечаю в дверном проёме Кирилла, который просто стоит там, как какой-то извращенец, и наблюдает. – Никто не знает, чья это заброшка. Сюда было проведено электричество, но на этом достижения цивилизации заканчивались. Тут постоянно бегают мыши и крысы, птицы перелетаю с лестницы на лестницу и спускаются вниз с потолка. А ещё здесь жила кошка, по крайней мере, одна. Эта кошка понесла котят, но выжил только один. Его-то она и притащила к нам, прежде чем самой исчезнуть. Конечно, с котёнком прибавились новые проблемы, но Кит отнёс мелкого в ветклинику и там ему оказали должный уход. Теперь это его комната, – закончив говорить, Кирилл отлипает от косяка и двигает в мою сторону. Я гусиным шагом отползаю в сторону. Кажется, Кирилл улавливает мой намёк, а потому замирает на достаточном расстоянии и медленно опускается на корты. – Ты меня боишься?

– Это не так, – откликаюсь я, не сводя глаз с Кирилла.

Мы ненадолго замолкаем и просто пялимся друг на друга. Мне хочется знать, о чём он думает. Может он, как и я его, считает меня странной? Может он, как и я его, считает меня симпатичной? Может он вообще меня уже мысленно похоронил?

Стилаш сказала, что Кирилл – бледная тень Кита, и что они кореша по гроб, и что Кирилл везде бегает за Китом, как личный цербер. Но прямо сейчас… лицо Кирилла не выражает ничего. Он абсолютно спокоен, сдержан настолько, что это даже слегка напрягает. Но несмотря на всё это, мне комфортно. Я ненавижу шумных людей. Пока Кирилл молчит, он кажется вполне ничего. Прибавить к этому его смазливую рожу и приятный запах, так вообще крышесносная смесь получится… для каких-нибудь легкомысленных тёлочек.

– Её зовут Ириска, – я непроизвольно опускаю взгляд на чувственные губы Кирилла, которые начинают шевелиться. – Ей где-то три месяца, если не меньше.

– Дурацкое имя, – отвечаю я, снова заглядывая ему в глаза. – Почему Ириска?

– А почему нет? – Кирилл впервые выдаёт что-то отдалённо напоминающее улыбку. – Я хотел назвать её «Ночь», а Стилаш «Чиркаш»…

– Это похоже на неё, – хмыкаю я.

– Ага. Но в итоге Кит вытащил самую короткую палку и назвал её «Ириска».

Я оглядываюсь и задерживаю взгляд на маленьком чудовище, которое медленно подкрадывается ко мне. Ещё спустя секунду Ириска совершает нападение и кидается на мой кроссовок, атакуя шнурки. Завалившись на спину, она начинает играть с верёвочками. Маленькое непоседливое создание. Я протягиваю ладонь и кладу на её розовый животик, местами обросший шерстью, а местами девственно гладкий. Тогда Ириска начинает играть с моей рукой.

– Ты ей нравишься, – говорит Кирилл. – Ириска не любит, когда мы-то её трогаем, а уж если это незнакомцы – так ещё и подрать может. Единственный, к кому Ириска подходит гладиться – Кит. Ты вторая, с кем она взаимодействует по своей прихоти.

– Это всё из-за шнурков, – отвечаю я, пытаясь скрыть факт того, что мне всё-таки льстит эдакая честь. Любому будет приятно узнать, что он особенный. – Кстати, – я решаю уточнить на всякий случай, чтобы избежать проблем в будущем. Мне не очень хочется ввязываться в конфликты и становиться объектом чьих-то мыслей об отмщении. – Насчёт Кита… как он?

– Нормально, – резко отвечает Кирилл, глядя как будто бы сквозь меня. – Он часто дерётся, так что уже привык получать по роже. Для него это просто прелюдия. Не переживай…

– Слава Богу, – выдыхаю я.

– Но лучше бы тебе, конечно, извиниться.

Мне не очень хочется враждовать с кем-то или влипать в неприятности, но это не значит, что я по первому щелчку пальцев упаду в ноги тому, кто переходит границы.

Я где-то с минуту молчу, вспоминая предостерегающие слова Стилаш о том, что Кит убил человека и отсидел за это. Всё это, блин, веская причина его сторониться. Но отчего-то я перечу своим собственным заключениям:

– Нет.

– Нет? – Кирилл зачёсывает свою длинную чёлку рукой. Судя по его недоумевающему выражению лица, мой ответ его мало того, что не устраивает, так ещё и до глубины души изумляет. Вряд ли кто-то вообще в здравом уме будет отказываться поладить с типом, один вид которого внушает некий первобытный ужас. Я в здравом уме, как мне кажется. И когда я смотрела на Кита, то не чувствовала никакого ужаса. Напротив, я считаю, что он слишком много выделывается. Но я не собираюсь его переучивать, как и не собираюсь с ним френдиться. Мне без разницы, что он есть, что его нет. Хотя лучше бы, конечно, его не было.

– Мне не за что извиняться, – твёрдо докладываю я, запуская пальцы в густую мягкую шерсть на загривке Ириски. – Он намекнул, что я легкодоступная.

– А ты не легкодоступная? – эта фраза от Кирилла звучит как-то неестественно. Будто и не он спрашивает. На секунду мне даже кажется, что на лице напротив проскальзывает паскудная ухмылка, но лицо Кирилла быстро скрывается за копной волос, когда тот наклоняет голову и снова зачёсывает патлы назад обеими руками. Тогда он выглядит так же, как обычно. Безразлично, но с ненавязчивым оттенком доброжелательности. Хотя даже так – мне не нравится то, что он спрашивает.

– Теперь понятно, почему вы дружите, – отвечаю я. – Вы оба не учитесь на своих ошибках, – закончив фразу, я резко облокачиваюсь на одну руку и выбрасываю вперёд ногу, целясь Кириллу в грудь. Но удар проходит мимо. Кирилл в моменте разворачивает корпус. Его рука хватает мою лодыжку, а пальцы сжимаются с такой силой, что вырвать ногу обратным движением уже не выходит. Тогда мы пересекаемся взглядами. Кирилл снова сдувает чёлку со своего лица и резко, с небывалой силой дёргает меня к себе, заставляя пропахать пол позвоночником.

Затем он нависает сверху, и кровь в моих венах мгновенно застывает, превращаясь в чёрный пудинг.

– Если ты продолжишь бить каждого, кто тебе неприятен, то быстро станешь легкодоступной, – звучит металлический голос Кирилла, на два тона тише того, что до сих пор раздавался в этих стенах. Я чувствую чужое мятное дыхание. Кончики его волос почти щекочут моё лицо, когда он смотрит на меня вот так, сверху вниз, будто я ничего не значу, и во взгляде никакого проблеска, мёртвое море и тонны дохлой рыбы – вот что там.

Пока Кирилл молчит, а Ириска пытается то ли напасть на мои волосы, то ли пропихнуться под руку, я слышу как мой собственный пульс отражается в висках. Как тяжело становится не дышать, а если начну – этот ушлёпок точно почует мой страх, потому что воздуха становится катастрофически мало.

– Ну ёпта-бля, ни на минуту нельзя оставить! – ворчание Стилаш за дверью – мой спасительный круг. Я кидаю взгляд из-за плеча Кирилла и замечаю её, заспанную и недовольную. Стилаш подходит к нам, лениво шаркая по полу. Кирилл в этот момент уже отстраняется, а я судорожно делаю глоток кислорода. – Упала б рядом, сладенько б всхрапнули, чё за самовольные движения, а? Шумные вы, капец. Нет бы, блин, жить по принципам хиппи. Не-е, вам ж надо поморосить, подубасить друг друга, и тыры-пыры в жопе дыры, блин. Достали, – она останавливается и не то что бы орёт, а то ли кричит, то ли воет, но слабенько так. Потом она резко затыкается и выдыхает, глядя на Кирилла. – Тебе заняться нечем?

Тот молча пожимает плечами и начинает вставать.

– Если скучно, погнали с нами на площадь. Замутим небольшое шоу, заодно поработаем.

Кирилл всё ещё молчит, взвешивая свои шансы. Затем отвечает, как обычно безэмоционально:

– Ладно. Дай мне минут десять, – и уходит.

Мы остаёмся в комнате одни. Я, Стилаш и Ириска. Как только шаги Кирилла перестают доноситься из коридора, Стилаш наклоняется до моего уровня и шепчет:

– Забыла сказать, – на её губах расцветает улыбка. – Иногда Кирилл даже хуже, чем Кит.

И я ей отчего-то верю.

Глава шестая. Стилаш

Это наша рабочая схема. Сначала отвлечь, а затем обобрать. Работает железно. Беспроигрышный вариант. Но она об этом пока что не в курсах, и вряд ли будет.

– Я не хочу, – упирается Ерке, пока Кирилл настраивает колонку.

– Да чё ты упрямишься, – я налаживаю грядущий стрим. Жму на кнопку и запускаю видео.

На центральной площади всегда много народу. Это настоящая золотая жила.

– Всем приветик, – здороваюсь я с камерой, хотя зрителей пока совсем нет, но запись ведь сохранится. Нужно выглядеть непринуждённо и дружелюбно, чтоб привлечь подписчиков. – На прошлом стриме нас попросили сделать что-нибудь безумное. Ради этого мы снова здесь! Вы готовы к горячему выступлению моей подружки? Нет? Тогда самое время, парни, доставайте салфетки, расчехляйте свои кошельки и… готовьтесь к огненному зрелищу!

Я поворачиваюсь к Ерке. Её взгляд говорит об обратном. Она даёт мне понять, что на зрелище можно не рассчитывать. Ну, мы это ещё посмотрим.

– Готово, – докладывает Кирилл.

После той сцены на заброшке между этими двумя витает какое-то напряжение. Но пока Ерке не капризничает, всё на мази. Я молча киваю Кириллу. Он отходит подальше и делает вид, что нас не знает. Это всё ещё часть плана. Да и Ерке как-то спокойнее, когда Кирилл не маячит поблизости. Но… есть ведь ещё один пацан, который заставляет её париться.

Я перевожу взгляд на кафешку, из которой вылетает непринуждённый Кит со стаканом пива. Не сделав и пары шагов, тот расправляется с выпивкой за несколько глотков. К нам подходит с уже смятой пластмассой, которую отшвыривает не пойми куда. Я смотрю, подавляя ухмылку, как он хватает ртом воздух. Вчерашнее рандеву на заправке явно накладывает свой отпечаток.

Кит помят одной недружелюбной бандой с района восточнее, с которыми у него уже очень давно и долго необъяснимые тёрки. Судя по сплетням, которые я получаю от Феди, Кит сам виноват в том, что его потрепали. Но даже если так, его лицо – визитная карточка, и это плохо, что он так беспечно к нему относится.

– Как обычно, да? – Кит рыгает смесью пива и энергетика.

– Фу, блин, – я отворачиваюсь к Кириллу. – Да, как обычно. Киря, врубай.

Кирилл моментально жмёт по кнопке. На всю площадь врубается качовый музон.

Кит расстёгивает зипку и выходит на середину площади. По пути он сбрасывает шмотку на плечо Ерке, не проронив ни слова. Конечно же, та скидает её на пол с недовольным видом.

– Вы готовы, дети? – я задираю телефон и посылаю свою самую широкую улыбку в камеру. Это даётся мне с величайшим трудом. Сегодня я немного не в фокусе. Наверно, из‑за недосыпания. Но меня радует факт того, что на стриме уже два страждущих зрителя. Блеск. Хоть какие-то хорошие новости за последние несколько часов.

Под звуки хэндз-ап Кит вертится на башке, вводя в транс толпу зевак. Здесь все – и молодые, и взрослые, парочка стариков, два сопливых гада, намочивших наш рулонный отрезок колой. И все они – потенциальные жертвы.

Я подмигиваю Киту, давая знать, что время мутить салтухи. Тот взмахивает руками и резко взвывает в небо. Восторженные возгласы наполняют улицу. Потихоньку начинают стягиваться люди, голодные до зрелищ.

– Как тебе? – прибившись к Ерке, шепчу ей на ухо и захватываю её в кадр, чтобы наши онлайн-зрители поглазели и на неё тоже. Ведь две тёлки лучше, чем одна, так? – Скажи же, клёво двигается.

– Понторез, – бросает та и заглядывает в камеру, после чего отворачивается.

Это заставляет меня типа как задуматься. Может, вот она та самая возможность снова развести её на активные действия? Есть ведь определённая каста людей, которая сделает всё, что тебе нужно, если дать им подходящий повод? Точно есть. И, кажется, один из их представителей сейчас прямо здесь. Я говорю:

– Типа можешь лучше?

Тогда Ерке поворачивается и заглядывает мне в глаза. Меня не прикалывает та энергетика, которую она молчаливо посылает. Ерке так сурово смотрит, что я решаю уже как-нибудь отшутиться, чтоб не выводить, но она вдруг отвечает:

– Типа могу.

Как же мне становится забубенно на душе. Я отпускаю очередную улыбочку.

– Типа докажи.

После долгой паузы, во время которой я пожираю глазами бесстрастное лицо Ерке, толпа сбивается в плотное кольцо вокруг отплясывающего Кита. Кирилла на горизонте не видать, но я знаю, что он где-то тут, ходит и работает.

– Ладно, – тяжко вздыхает Ерке. – Только не делайте ничего странного.

– Базару ноль, – выкрикиваю я и резко толкаю её в спину, отправляя в эпицентр веселья.

Ерке проскальзывает сквозь толпу как по маслу и вываливается в круг, замерев напротив Кита. Тот, в свою очередь, застывает в одной позе. Но у него гораздо больше опыта в подобных штуках. Ему можно доверить эту лохушку и не париться. Это ж Кит. У Кита всё и всегда в ажуре.

Наш смазливый недоскинхед делает эпичные взмахи руками и как будто бы отплывает в сторону, давая место Ерке для движений. Наблюдать за её неловкими колебаниями просто уморительно, но невыгодно для нашего дела. Пока Ерке тупит, Кит начинает движение по кругу, собирая пятюни с детей и подростков.

Ерке ещё какое-то время колеблется, прежде чем начать осторожно двигаться, медленно разгоняясь и подстраиваясь под музыку. И, честно говоря, чего-чего, а таких достойных телодвижений от кого-то вроде неё я не ждала. Это и близко не заученный грамотный танец, так, хаотичный набор трюков и взмахов конечностями, но Ерке весьма пластична. А ещё у Ерке весьма завидная растяжка. Может она занималась балетом или типа того?

Ерке резко задирает ногу и вытягивается в идеальном шпагате на долю секунды, после чего продолжат танцевать. Кит тоже возвращается в круг с насмешливым, злорадным выражением лица. Он с наслаждением делает несколько движений и как бы напирает на Ерке, которая подхватывает это соревнование и отвечает серией прерывистых трюков.

Как ни странно, но эти двое… неплохо смотрятся.

– Вот такое могёт, – я обращаюсь в камеру и снова показываю зрителям танцующую парочку. – А теперь смотрите, что могу я, – после этого я ныряю в месиво людей, сканируя взглядом чужие брюки. Это проще простого – воровство – тут карман недостаточно широкий, здесь слишком много вещей в рюкзаке, сами просятся наружу.

Пока девчонка в цветастом костюме кокетничает с бойфрендом, из её заднего кармана пропадает мобила. Я заснимаю весь процесс и машу отработанным гаджетом в камеру, прежде чем прячу тот в собственной сумочке.

Три метра справа, одутловатый тип с торчащим из нагрудного кармана бумажником. Я прибавляю шаг и влетаю в него. Мужик отпихивает меня, скорчив суровую рожу. Я киваю, типа извиняясь, и скрываюсь на противоположной стороне образовавшегося круга. Песня меняется автоматически. Кит приземляется чётко на ноги, хватает ладонь Ерке и разводит руками с широкой улыбкой, околдовывая толпу.

Я обнаруживаю Кирилла, подхожу и тычу в него коленом. Как только он обращает на меня внимание, стучу пальцем по наручным часам. Сегодня он следит за временем. Это важно, потому что на одну точку у нас есть не больше двадцати минут. Потом люди начнут замечать, что в их карманах недостаёт того, и этого, и ещё дофига другого. Кит поджимает губы. В прошлый раз мы на этой почве здраво поцапались.

Суть в том, что этот хитрец несправедливо делит бабки. У нас есть договорённость – пятнадцать процентов получают те, кто работают – то есть я и Кирилл, ещё двадцать достаётся тем, кто отвлекают, как Кит, и пять процентов тому, кто следит за временем. Остальные деньги уходят в общак и выдаются по необходимости, распределяются в случае надобности, и просто тратятся на жизнь нашей компашки, если прижмёт. Но Кирилл последние две недели прибавлял к своим процентам ещё лишние пять… просто так. Этот говнюк не смог придумать правдоподобного оправдания для своей наглости. Тогда я настучала об этом Феде. Уж за что-что, а за общак Федя и порвать может. Ему из нас всех деньги нужны больше всего, такие дела. Пришлось провести с Кириллом разъяснительную беседу, последствия которой расцветают на его ногах жёлтыми и зелёными синяками. Просто Федя до его морды не достал, вот и всё.