Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства

© ООО «ГПМ РТВ», 2024

© PREMIER, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Лето снова не удивило Тулу. Оно совершенно банально наступило даже в девяносто третьем году. Такое же, как всегда. Точнее, это Тула наступила в него, радостно прыгнув в радужную бензиновую лужу. Настало время непристойных, далеко не пушкинских загаражных дуэлей. Сегодня никто не планировал умирать.

Умереть – слишком просто. А вот опозориться и жить дальше – тут надо волю иметь.

В зарослях крапивы пахло бензином, мусором и общественным туалетом. Спрятавшись между ребристыми гаражами от глаз прохожих и окон дома напротив, Вовка сосредоточенно орудовал линейкой, чтобы разрешить всем известный мальчишеский спор. В свои четырнадцать он понимал: иногда во дворе линейка нужнее, чем в школе. Даже если сломана. Отметка в тридцать сантиметров едва ли понадобится.

– Че вообще за дебильная тема, у кого больше, тот и круче? – Сдувая с глаз косую челку, худощавый Санька настороженно выглядывал из-за угла гаража. Меньше всего он хотел, чтобы его с другом поймали именно сейчас: на фоне голубых с пятнами ржавчины гаражей бирюзовая в белую клетку рубашка была так себе камуфляжем.

– Закон джунглей, – буркнул Вовка. – Или зассал?

После такого комментария Саня даже отвлекся от поста и попытался заглянуть через Вовкино плечо. Куртка цвета желтой дорожной разметки провисала на два размера и закрывала обзор. Зато Вовка не мог скрыть ухмылку на лице, похожем на веснушчатую картофелину. Он явно хитрил.

– Да не зассал. Сколько?

– Ну, вот! – Вовка застегнул ширинку и с гордым видом ткнул пальцем возле отметки с цифрой «двадцать».

– Ты гонишь! – заржал Санька. – Че, я, думаешь, не видел, когда мы вместе купались? – Он выдернул линейку и, указав на ней что-то не длиннее корнишона, помахал перед носом хвастуна. – Во!..

Вовка разрывался между обидой и желанием врезать Саньке. Неожиданно он рванул с места, как ужаленный, убегая то ли от злости, то ли от темы разговора.

– Кто последний – тот вонючий потник! – крикнул он.

Друзья неслись по двору мимо старой голубятни, в которой давно не было птиц, до дома. Дальше – в подъезд, по лестнице, задыхаясь – на самый верх, на девятый и выше. Через скрипучую дверь технического этажа – на свет. На крыше они наконец остановились в попытке набрать воздуха.

– Ха! Вонючий потник, – победоносно прохрипел Вовка.

– А че у нас дверь открыта? – Санька оглядел крышу.

Шалаш, собранный из деталей и дверей, снятых со старого желтого автобуса и кое-как навешенных на деревянные балки, находился на месте. Значит, крышу еще не перестилали.

– Зацени! – Вовка пригнулся и двинулся гусиным шагом к бетонной балке. – По ходу, у нас кто-то на крыше.

Незаметно, как им казалось, они выглянули из укрытия и рассмотрели «нарушителя». Сквозь паутину проводов, навешанных на покосившиеся ржавые опоры, с крыши открывался «шикарный» пейзаж заводского района, состоящего из серых коробчатых многоэтажек, окруженных зелеными тополями. Под солнцем на еще черной от утренних луж рубероидной крыше на полотенце загорала соседская девчонка Женя. Худенькая, невысокого роста. Из одежды на ней были только синие джинсы и красная – явно не отечественная – кепка «Ю-Эс-Эй», из-под которой по голой спине рассыпался хвост золотисто-рыжих волос.

– Надо ее прогнать, наверное, – прошептал Санька.

– Да подожди! – Вовка замер в предвкушении. – Щас перевернется, титьками светанет, я те говорю.

– Ага.

Минуту Санька и Вовка разглядывали белую, как суфле, кожу Жени, ее лопатки и складку полотенца. Грудь девушки закрывало плечо. Вдруг Женька зашевелилась. Вовка с Санькой залегли за трубу.

– Правая – во! – довольно ухмыльнулся Вовка.

– Ага, как же. Че ты рассказываешь? – Санька уж точно был уверен: с этого угла Вовка вряд ли что-то успел разглядеть.

– Да я те говорю! – Вовка толкнул друга в плечо. – С моего места видно.

Они поменялись местами, как наблюдатели в окопе. Но когда выглянули – поняли: дислокацию раскрыли.

Женя уже успела надеть футболку, и стояла прямо возле трубы.

– А вы не охренели тут, а? – возмутилась Женя.

Парни переглянулись.

Женя взобралась на перила, перелезла через трубу и продолжила:

– Че пялились на меня?

– Да кто на тя пялился? Кому ты нужна, лопоухая? – Вовка зашагал к лестнице.

– Слышь! – Женя подскочила к Вовке и с размаху прописала ему в плечо.

– Ты че, дура? – Вовка отшатнулся и мигом получил пощечину.

– Тебе повезло, я кривоногих не бью!

Этот выпад для Вовки был последним. Секунду спустя он уже смотрел вниз со страдальческим лицом от того, что Женя выкручивала ему руку.

– Руки убрала!..

– Эй, отпусти его! – крикнул Санька.

Бесполезно. Девчонка держала надежно.

– Скажи: «Тетенька Женя, простите засранца».

– Да пошла ты! – Вовка почувствовал лицом голую коленку.

Санька ничего лучше не придумал, чем сорвать с Жени кепку. Он подбежал к парапету и угрожающе вытянул ладонь.

– Только попробуй! – ужаснулась Женя. – Она из ГДР!

Санька кивнул на друга:

– А он – из СССР. Отпустила.

– Пусть сначала извинится! – Женя рыкнула Вовке: – Быстро извинись, засранец.

– Да иди ты! – проскулил Вовка.

Санька замахнулся кепкой над пропастью.

– Стой! – Женя презрительно фыркнула. Выпустила раскрасневшегося Вовку из захвата, и тот, шатаясь поплелся в сторону.

Санька протянул кепку Жене, но остановился и с победным видом кинул ее на крышу.

– Эта крыша для тех, кто тут живет!

– Мы сюда на прошлой неделе переехали, – возмутилась Женя. – Съел?

– И че? – Санька вытянулся. – Ну и вали отсюда!

Внезапно сюда же поднялся изрядно помятый Илья – школьный друг Саши. Футболка «Нирвана» на нем была разорвана в подмышках, штаны перепачканы в земле, даже на черных волосах остались комья, а длинный задранный кверху нос сочился свежей кровью.

Илья как ни в чем не бывало протянул руку:

– Здорово, Сань.

Тот осмотрел свою ладонь. Илья оставил на ней буро-красный отпечаток.

Илья прошелся по крыше до железного шалаша, который все гордо именовали штабом, и плюхнулся в потертое водительское кресло.

– Блин, Илюх, кто это тебя так? – спросил Вовка.

– Банда Цыгана, – шмыгнул носом Илья.

– Твари! – Вовка с досадой ударил по столбу.

– Вам письмо, – монотонно произнес Илья, развернулся спиной и задрал футболку. На покрытой синяками ребристой спине кто-то вывел зеленкой слово «БАБКИ!».

– Да блин! – У Саньки опустились руки. – Мы же больше не ходим на их район.

Илья почти взвыл.

– Они взяли мою кошку в заложники и сказали, если деньги не принесем – они насрут на нее.

– Пускай насрут! – буркнул Вовка. – Мы так на лодку никогда не накопим.

– Отдайте мою долю. Я сам схожу отнесу.

Женя усмехнулась:

– Пфф. Вы че, правда платите, чтобы ходить по улице?

Илья вроде бы только что заметил Женю:

– Ну да. А ты кто?

– Никто, – перебил Вовка и кивнул Жене: – Че уши греешь? Вали дальше загорай.

– Значит, так… – Женя собиралась что-то сказать, но доска, на которую она собиралась авторитетно опереться, предательски рухнула.

– Аккуратнее! – крикнул Санька.

– Че аккуратней-то? – Женя сделала вид, что ничего не случилось. – С завтрашнего дня платите мне за крышу.

– Да пошла ты! – рявкнул Вовка в ответ.

Женя развернулась и гордо направилась на другой конец крыши, торжествующе показав парням вытянутый средний палец.

Вовка молча ответил тем же. В спину.

Санька вслух задумался:

– Надо им бабки отдать.

– Ага, чтоб они нас чмошниками до конца дней считали? – отрезал Вовка. – Задолбало уже.

– Ну, а у тя есть другой план? – Саня сдул с глаз челку. Не то чтобы он верил в какой-то план…

Вовка достал из кармана круглый деревянный кастет, вырезанный между уроками труда из ножки от табуретки.

– Да, есть. Давай я Цыгану втащу, а? Один раз втащил – больше не полезет.

– Ага, по одному переловят, и все. Надо найти компромисс.

– Так и скажи, что зассал. – Вовка развернулся к Илье: – Пойдем, Илюх, заберем твоего кошака.

Пока Илья с Вовкой направлялись к лестнице, Санька вынул из-под крыши воздухопровода жестяную банку и пересчитал спрятанные в тайнике деньги.

Они шагали по трубам теплотрассы и молчали. Все четверо. Вовка отчаянно притворялся, что Женя не идет в метре от него.

Но на мосту он не выдержал:

– Че ты собачкой за нами?

– Просто хочу посмотреть, как тебе наваляют.

Вовка фыркнул и кинул в Женю первый попавшийся камушек.

– Слышь?! – Женя подобрала три «снаряда», чтобы напомнить Вовке о законе бумеранга, и едва не угодила в Санька.

– Иди домой. – Саня увернулся. – Там реальные отморозки.

– Без тебя разберусь, – отрезала Женя.

Вовка прошептал Сане:

– Знаешь, че она за нами поперлась?

– А?.. – Саня вылетел из своих мыслей.

– Втюрилась в меня. – Вовка ухмылялся, как кот, укравший котлету.

– Да ну.

– Да я те говорю! – С важным видом Вовка смачно плюнул в реку. – Она когда руку мне заламывала, я спиной ее грудь потрогал.

Санька оглянулся на Женю.

Та немного отстала и заговорила с Ильей.

– А ты откуда? – поинтересовался Илья.

– Мы из Казахстана переехали.

– Круто. А какая у вас там смертность?

– Не интересовалась, – удивилась Женя.

Илья вздохнул:

– А у нас высокая смертность.

Под бетонным мостом шоссе, где упокоился разбитый со всех сторон «Жигуль», горел костер.

Вода в котелке начинала постепенно закипать, и Цыган с остальными уселись на корточках возле огня. Белобрысый, в серой спортивной куртке – Дрюча – протянул Цыгану пачку чая. Тот расковырял пакет и принялся горстями засыпать заварку в кипяток.

– Тока давай не крепкий, а? Для первого раза, – шепнул Дрюча.

– Да не мороси, – буркнул Цыган. Лохматый, в драных черных джинсах и рубашке он скорее походил на душу компании неформалов, нежели на главаря банды. Особенно если посмотреть на округлое лицо без ямок на щеках.

Коренастый забритый парень, смахивающий на скинхеда и сидевший до этого момента на деревянной катушке из-под кабеля, навис над Дрючей:

– Слышь, че ты, как лошара, а? Батя сказал – два коробка на стакан воды. Так и будем делать.

– Цыган! – окликнул Кощей.

Санька, Вовка, Илья и Женя остановились метрах в десяти от банды.

– Ребят, подождите, я щас приду. – Саня направился к костру.

– Здорово, братишки, – поднялся Цыган. – Чифирнете с нами?

– Нет, спасибо, – замялся Саня.

– Че – нет? – встрял Кощей, вытягивая шею из адидасовского костюма так, будто он и вправду живой скелет. – Те нормальный пацан предлагает. Брезгуешь? Типа мы говно, а ты красавчик?

– Да нет. Ты не так понял.

Саня не особо разбирался в том, как правильно отвечать в подобной ситуации. В школе такому не учили. Дома – тоже.

– В смысле – я не так понял? – продолжал Кощей. – Ты меня че… щас тупым называешь? А?..

– Да погодь, Кощей. – Цыган похлопал подельника по плечу. – Дай ему сказать.

Саня сглотнул и сунул руку в карман, вынимая пачку купюр.

– В общем… Я бабки принес. Как ты просил.

– Че? – опешил Цыган. – Я просил? Я вымогатель, по-твоему, да? Ты мне предъявляешь?

– Я сам решил, – пробормотал Санька.

– Ну давай, раз сам.

Кощей сплюнул:

– А то, падла, пришел, предъявы кидает.

Санька протянул деньги. Кощей выхватил пачку и пересчитал. Одну купюру он украдкой вытащил и убрал в карман.

– Сколько? – спросил Цыган.

– Тыща, – уверенно ответил здоровяк и протянул Цыгану.

– Полторы вообще-то, – возразил Саня. – Он пятьсот в карман положил, я видел.

– Че? Давай я щас карманы выверну. Если нет – я тебе в табло бью. Забились?

– Слышь, и я видел! – попробовал вмешаться Вовка, но забритый здоровяк схватил его за куртку.

– Че ты видел? Че ты видел?

– Да тихо, тихо, Дизель. Ребята же к нам по-хорошему, да? – подмигнул Цыган.

– Да, – робко сказал Саня.

Дизель отпустил Вовку.

Илья шагнул ближе к парням и спросил:

– А можно кошку забрать?

– Че? – выпалил Дизель.

– Кошку забрать можно?

– Кошку? Эту, што ль? – Дизель кивнул в сторону картонной коробки из-под обуви, лежавшую у костра.

– Да.

– Ну, танцуй.

– Отвали от него, – перебил Вовка, – не умеет он танцевать.

– Слышь, тя спрашивал кто-то? – Дизель повернулся к Илье. – Танцуй давай!

Назвать неуклюжий гопак танцем было невозможно. Но Илья знал: деваться ему точно некуда.

– Оп-оп-оп! – ржал Дизель.

– Полторы – это за троих. – Цыган посмотрел на Женю. – А вас четверо. Вон, с вами телка еще.

– Она? – переспросил Саня. – Она не с нами.

– Не с вами? Тогда с нами посидит, да?

Кощей свистнул:

– Э-э-э!.. Рыжая! Иди сюда!

– Не надо. – Саня попытался загородить обзор Цыгану.

– Да ты не ссы, братух. Мы же добрые.

– Че стоишь, эй? – повторил Кощей, направляясь к Жене. – Сюда, я сказал!

Саня остановил Кощея, схватив за плечо.

– Ты че, слышь? – Кощей сильно вдарил Саньке под дых.

Вовка достал кастет, чтобы Кощей надолго запомнил сегодняшний день. Но на его пути возник Дизель.

– Эй, ты че творишь, придурок? – крикнула Женя.

Оглядевшись по сторонам, Вовка уже не был уверен, на кого кидаться первым:

– Че – смелые? Вшестером на двоих?! Да я вас один раз на раз…

Момент! И Вовка согнулся пополам – Кощей ударил его ногой в живот. Вся банда переключилась на Илью и Женю.

– Цыган! – Санька замешкался и пнул ковш с кипятком в сторону Цыгана. Ошпаренный главарь взвыл.

– А-а-а!.. Тварь! – завопил Кощей. – Ах ты ж, гнида! Чифир запорол, ушлепок!

Илюша схватил коробку с кошкой и рванул по склону из-под моста.

Кощей, Дрюча и Дизель побежали следом. За ними, хромая, плелся Цыган.

Началась погоня. По мосту. С моста – вдоль теплотрассы, мимо нагромождений старого литейного завода. Саня с Женей ринулись к гаражам, когда стало ясно – Илья с Вовой начинают отставать. Но возвращаться было некогда, и друзьям пришлось разделиться.

– Это все из-за тебя и твоего долбаного кошака! – кричал Вова, стараясь не сбавлять темп. Получалось так себе.

Отстающие свернули к мосту, где до сих пор ходил грузовой трамвай.

И – удача! Трамвай как раз проезжал мост, оставалось только чуть ускориться. Вовка моментально запрыгнул на ржавую грузовую платформу без крыши и втащил за руку Илью.

Состав набирал ход. Трое врагов продолжали преследование, но уже ничего не могли поделать.

На прощание Вовка радостно похлопал себя по заду.

– Идите в жопу, лошки! – крикнул он и посмотрел на Илью.

Тот кинул в Кощея несколько кусков щебня. Банда застопорилась, промедлила пару секунд и кинулась догонять Саню и Женю, которые тем временем подбегали к жилым дворам.

Вовка заглянул в коробку и грустно сказал:

– Илюх, они убили твою кошку.

– Да нет. Она уже была мертвая. – Голос Ильи звучал так, будто ничего не случилось. – Я ее хоронить нес.

Такого поворота Вовка явно не ожидал.

– Знаешь ты кто?

– Илюша.

– Еще какой.

Возле арки Дизель и двое ребят начали догонять Саню с Женей.

И вот из арки появились Кощей и Дрюча. Бежать некуда. Женя встала в боксерскую стойку (и где только училась?). Санька заметил в нескольких метрах черную машину. За пару прыжков добрался до авто и дернул ручку двери.

Машина оказалась не заперта.

– Жень! – позвал Санька.

Забравшись в тачку, Женя заблокировала дверцу. Кощей ударил в окно ладонью.

Стекло у машины было не по-отечественному прочное.

– Дверь открой! Дверь открой, я сказал!

– Выходи, не ссы! – поддерживал Дизель, стуча по автомобилю. – Мы тебя не тронем. Девочка, а девочка, пойдем!

– Братуха, я сказал: «Дверь открой!» – кричал Кощей.

– Выходим, школьнички! Слышь, мы щас тачку перевернем! Выходи. Выходи, говорю.

Санька взобрался на место водителя, нажал педаль тормоза и переключил ручку коробки передач. Резко на газ, и черный блестящий БМВ рванул с места. Кощей с Дизелем едва успели отскочить. Через секунду машина, разбив боковое зеркало об стену арки, вылетела в соседний двор, оттуда – на дорогу.

– Ты где водить научился? – спросила Женя, перебираясь на переднее.

– Дед разок показывал. Ну вроде бы оторвались! – Саня осмотрелся.

Догнать его теперь уже никто не мог.

– А ты не такой дундук, каким выглядишь на первый взгляд.

– Спасибо.

Санька сбавил скорость. Проносящиеся мимо улицы стали куда более солнечными.

– Слушай, а давай до дома доедем? – предложила Женя и покрутила ручку магнитолы.

– Давай.

Санька втопил педаль газа. В салоне заиграли знакомые аккорды трека It's My Life[1].

– О, Доктор Албан! – Женя сделала громче.

Довольные Санька и Женя закачали в такт головами.

«Stop bugging me, stop forcing me!»[2] – надрывалась магнитола.

– Стоп – холодильник, стоп – морозильник, – подпевали юные угонщики.

Но на припеве музыку резко оборвал грохот, лязг покореженного железа и звон битого стекла. Неизвестно откуда взявшийся «КамАЗ» за секунду смял капот машины, как пачку сигарет.

Последним, что увидел Саня, была черная подушка безопасности. Дальше – темнота.

Саня открыл глаза. В ушах стоял такой гул, что парень почувствовал себя трансформаторной будкой. Ссадина на лбу красной кляксой отпечаталась на руле. Из-под капота покореженной машины валил дым. Пассажирская дверца распахнута нараспашку. Должно быть, Женя уже сбежала.

Саня отстегнулся, выбрался из салона и помчался домой. Две проходившие мимо женщины долго и с интересом разглядывали подростка, но никто ни о чем не спросил.

Дома Санька долго смотрелся в зеркало. Лицо грязное, в крови. Сперва нужно все смыть. Затем – убрать за собой, пока родители не увидели. А еще – причесаться и переодеться в белую рубашку и отглаженные до остроты брюки. Челку можно зачесать, так ссадину не будет видно.

Квартира Рябининых напоминала множество точно таких же жилищ начала девяностых. Бумажные обои с растительным узором, телевизор в деревянном корпусе и сервант, как у каждого второго гражданина СССР.

За столом Саня старался не вертеть головой. У родителей – праздник.

Надежда Александровна, его мать, сидела в белой кружевной блузке возле окна. Мало кто мог бы угадать ее возраст. На простом вытянутом лице не было заметных морщин, но работа на рынке с годами добавила к облику женщины мешки под глазами и ссутулила ее спину.

– Я тебе говорю… Да нет, в шестьдесят втором стояк прорвало. Срочно выезжай! Что делать с твоим бронхитом? Горячую прорвало, заодно и подышишь.

Отец семейства, Федор Рябинин, в фартуке, нелепо напяленном поверх серо-зеленого пиджака, принес из кухни блюдо со свежезапеченной курицей. Он выглядел привычно смущенным и одновременно счастливым. На полных губах светилась добродушная улыбка.

– Чего? – спросил Федор. – Опять авария?

– Угу. Все! – Надежда повесила трубку.

Федор принюхался.

– Надюш, договорились же – не курить дома. Вредно.

– Слушай, Федь, это не доказано. – Надежда отряхнула руки и подошла к столу. – Пятнадцать лет назад ваш папа прислал мне фотографию на осле с подписью: «Я тот, кто сверху». Благодаря замечательному маленькому уточнению и появилась наша дружная семья. Федь, спасибо тебе большое! С праздником!

– С праздником! – хором повторили все сидящие за столом. И подняли бокалы. Естественно, компота.

Федор скромно поцеловал Надежду в губы.

Дети переглянулись, и младшая – Вика – воскликнула:

– Мама! Папа! У меня для вас есть подарок! – И убежала в другую комнату.

– Давай-ка. Давай, – обрадовался Федор.

Надежда утерла слезы радости и села рядом с мужем.

– Федь, и у меня имеется подарок для тебя.

– Так.

– Рая умерла!

Федор не понял ни кто такая Рая, ни почему ее смерть должна его радовать.

– Кто?

– Ну, Рая, слева, помнишь, тетка сидела, бельем торговала на рынке. В общем, я с Виталиком договорилась – теперь по субботам выходишь ты.

– Я? – недоумевал Федор. Его кучерявые волосы зашевелились. – На рынок? Торговать?

– Федь, ты не представляешь, у нас же реальный шанс. Я за выходные в два раза больше заработала, чем за полгода в ЖКХ.

Вика принесла кассетник и поставила посреди стола.

– Песня! – объявила она и включила запись.

Заиграл хит сестер Роуз «Свадебные цветы», которую Саня по просьбе сестры записал с радиотрансляции.

Танцуя и едва попадая в ритм, Вика начала подпевать:

– «Были белее снега свадебные цветы…»[3]

Федор и Надежда изо всех сил старались улыбаться и перешли на шепот.

– Как унизительно, – ворчал отец семейства. Чтобы он, доцент кафедры литературы, стоял у прилавка с тряпками? Что-то более невозможное его воображение даже отказывалось представлять…

– Федь, твоя зарплата – пять вот таких вот куриц, и, по-моему, именно это унизительно.

Федор обреченно уставился на курицу.

– Надюш…

– Мы с тобой вдвоем еще больше заработаем! Ну пожалуйста. Я прошу. Я уже решила!

– Мама, папа, с юбилеем свадьбы! – Вика подпрыгнула и даже попыталась взорвать хлопушку. Шнур упорно не хотел выдергиваться.

– Давай, зайка. – Федор мягко забрал хлопушку. – Надь, я на рынок торговать не пойду. – Он дернул за шнурок, и по комнате разлетелись разноцветные бумажные конфетти.

Кому-то придется долго их убирать.

– Ура! – Вика весело захлопала в ладоши.

Федор встал из-за стола и ушел на кухню.

Надежда не знала, на кого сорвать злость. Первым ей подвернулся Санька.

– Че сидишь? Постоянно… как чучело. Отрастил себе… Что такое на лице? Неужели вообще нельзя все убрать? – Она попыталась зачесать сыну волосы назад: ссадина посреди лба краснела, будто собиралась кровоточить. – Подожди, что еще такое?

– Споткнулся, – попытался выкрутиться Саня.

– Значит, споткнулся? Александр… Рябинины не врут!

Они молча смотрели друг на друга, и Саня, заикаясь, выдавил:

– Мам, ты только не сердись…

Саня рассказал родителям обо всех утренних приключениях. И о крыше, и о хулиганах под мостом. И о неудачном угоне чьей-то новенькой иномарки, к тому же теперь разбитой до неузнаваемости.

В гостиной Федор обработал сыну ссадину, приговаривая:

– Ничего, теперь все. Готово. До свадьбы заживет.

Надежда воткнула в пепельницу незажженную сигарету.

– В общем, оставляем Вику дома – сейчас пойдем в милицию. Ясно?

– Че так сразу-то? – Федор, как всегда, хотел сгладить углы. – Может, его не видел никто. Тебя заметил кто-нибудь, а?

Санька пожал плечами.

– Федя! – запричитала Надежда Александровна. – Какая разница, видели его или не видели? Ты понимаешь, у тебя сын – вор?! И пусть теперь несет ответственность за свои поступки! Ясно?

– Мам… – возразил Саня.

– Я помамкаю щас тебе. «Мам…»

– А если ему дадут реальный срок и отправят в детскую колонию? – осторожно поинтересовался Федор.

– Слушай, че ты несешь?! Не отправят! Сплюнь! – Надежда толкнула Саньку рукой. – Давай! Топай!

Федор вздохнул:

– Может, брату твоему позвоним? Посоветуемся?

– Я щас позвоню брату. Я щас так позвоню… брату! По нему тюрьма плачет. Брату… Че ты расселся? Живо!

Федор попятился в сторону кухни. Видеть жену в таком настроении, да и ехать в отделение, ему ни капли не хотелось.

– Федь, ты куда?

– А?.. Я? Живот че-то… прихватило.

– Федь, мы тебя ждем внизу.

– Ага, – грустно протянул Федор.

Надежда Александровна перевела взгляд на Саню:

– Ну, пошли.

В отделении царила тишина. Опер в гражданской одежде заполнял протокол, исподлобья поглядывая на мрачное Санино лицо. Родители стояли рядом с видом преступников, ожидающих, когда их позовут на эшафот.

– Кто был инициатором угона? – холодно спросил опер.

– Я, – ответил Саня.

– Сообщники? Фамилии, имена, клички?

– Нет, я был один.

Опер оторвался от протокола.

– Уверен? А по показаниям свидетелей в машине было два подростка.

Мать вступилась:

– Саш, я не понимаю, кого ты защищаешь вообще?

– Я же говорю, я был один! – Саня почти повысил голос.

Дверь кабинета открылась, и появившийся на пороге сотрудник в форме с погонами лейтенанта сообщил:

– Хозяин тачки объявился.

– Очень хорошо, – отозвался опер. – Пусть пока в коридоре позагорает. Ну, так что?

В кабинет медленно вошел пожилой южанин в бордовом костюме и черных очках.

При виде его опер резко переменился в лице:

– Зураб Нотарович…

– Он умрет, – произнес Зураб.

После такого «приветствия» все замерли.

Зураб повернулся к оперу за крайним столом и указал пальцем на высохший цветок в горшке.

– Если не поливаешь. Погибнет.

– Так точно, – поддакнул опер. – Будем следить.

Зураб по-хозяйски кивнул на дверь. Как по команде, весь отдел удалился из кабинета.

– Подождите, а вы куда? Федя! – запаниковала мать.

– Постойте, а что вообще происходит? – запинаясь, спросил Федор.

В кабинет влетел молодой черноглазый кавказец в кожаной куртке и подбежал к Федору:

– Где этот гаденыш? Слышь, ты, говна кусок! Сядь на!..

Федор опустился на стул.

Кавказец продолжал распаляться:

– Ты знаешь, чью ты тачку угнал, а? Я тебя прирежу, а потом уши твои зажарю и съем!

– Это я угнал! – перебил Саня.

– Тимур! – Зураб постучал по столу и занял стул опера.

– Извините его. Тимур очень любил эту машину. У меня есть внук Резо. Я хочу оставить ему город, в котором нет воровства.

– Вы знаете, вы знаете, мы очень сожалеем о происшедшем, – затараторила Надежда.

Зураб Нотарович кивнул на Саню:

– Твой сын?

– Это… это, это мой сын! – зачастила она.

– И мой, – встрял Федор. – Наш.

– Ваш сын разбил машину моего племянника. Теперь вы должны купить ему новую.

– И бабки! – рявкнул Тимур. – Под сиденьем десять штук баксов было!

– Я не брал никакие деньги! – Санька оскорбился.

– Ну, разбить он разбил, но деньги не мог… – Уж если в чем-то Федор и оставался уверен, то как раз в этом.

– Не-не-не, он не брал деньги, – дрожащим голосом пролепетала Надежда, кивая. – Вы слышали, он сказал, он не брал деньги… – повторила она испуганно.

– Деньги надо вернуть, – настаивал Зураб.

– К-как вернуть? – Федор начал заикаться. – Но у нас же нет такой суммы.

– Продайте квартиру. Займите. – Зураб сурово посмотрел поверх очков. – Срок – неделя.

– А потом – за каждый просроченный день… – Тимур кивнул на Саню, – …по пальцу ему буду отрезать. Меня всегда можно найти в ресторане «Кавказ».

Зураб поднялся из-за стола и покинул кабинет. Тимур последовал за ним.

Федор встал и окликнул южан:

– Подождите… подождите, пожалуйста…

Опер как ни в чем не бывало вернулся к столу.

– П-простите… – Надежду трясло. – А кто? Кто эти люди?

– Какие люди? – Опер сделал недоумевающее лицо. – Я никого не видел.

– Как? – возмутился Федор. – Дураков-то не надо из нас делать.

– Погодите! Вы что, издеваетесь над нами? – истерила Санькина мать. – Вы же видели, щас только что здесь были люди! Они угрожали! Угрожали моему ребенку! Они сказали, что каждый день они будут отрубать ему пальцы…

– Мы подадим на вас в суд! – подытожил Федор.

– Успокойтесь, пожалуйста. Ваше дело закрыто. Водитель «КамАЗа» написал, что врезался в столб. А у владельца БМВ претензий нет. Вы свободны.

Коричневый «Мерседес» Зураба выезжал из двора отделения, когда дорогу ему перегородил широкоплечий парень в армейской куртке на красно-черном мотоцикле.

«Мерседес» резко затормозил. Парень подъехал к пассажирской двери и нахально постучал в стекло. То покорно опустилось. Из джипа, выезжавшего следом, вышли Тимур и несколько кавказцев покрупнее.

– Ну, здравствуй, Зураб, – улыбнулся мотоциклист с угловатым лобастым лицом.

– Афганец, – разочарованно вздохнул пассажир и, не поворачиваясь, сказал водителю: – Зря тормозил. Поехали.

– Не торопись. Говорят, у тебя тачку разбили.

– Откуда знаешь?

– У афганцев везде глаза есть. Давай починю, и никаких вопросов.

– Чини. Только с деньгами что делать? Десять штук баксов из машины пропали.

Отставник рассмеялся:

– Мелко, Зураб-джан. А че не сто? Не лимон? Я лично этих денег не видел.

– Твое слово против моего. – Зураб посмотрел с презрением.

– Короче, Зураб, тачку я починю, а бабки… Я твое слово уважаю, но доказательств нет – извиняй.

– Как знаешь. – Кавказец кивнул на Саньку и родителей, выходящих из отделения. – Ты не отдашь – с них спрошу.

Стекло поднялось, и машина исчезла за поворотом.

Мать суетливо вынула из сумочки записную книжку.

– Надюш, – утихомиривал Федор жену, глядя то на часы, то по сторонам, – я уверен – все будет хорошо.

– Саш, ты, главное, не волнуйся. Мы тут унитаз бывшему полковнику милиции меняли…

– Это что, дядя Алик приехал? – заметив мотоциклиста, Санька, похоже, повеселел.

Зато Надежду появление брата явно не обрадовало.

Она строго посмотрела на мужа:

– Все-таки позвонил ему?

– Чего ты, Надюш? – засмущался Федор. – Как я мог? Просто удачное совпадение.

Отставник, широко улыбаясь, шел навстречу.

– Санчо, ну ты даешь, племяш! – Он дружески и медленно провел Сане кулаком по челюсти, будто ударил.

Мать вспылила:

– Ты вообще че делаешь? Тебе че надо?

– Мне – ничего. Со старыми знакомыми болтал. По вашему вопросу договорился.

– О чем? – Надежда измерила брата взглядом.

– Тачку их починю, и все нормально.

– А нам твоя помощь не нужна.

– Правда? Ой, что я наделал! – Алик достал телефон, набрал случайный набор цифр и проговорил в трубку: – Зураб-джан, давай все отмотаем!

– Не смешно. Понял? – Надежда до сих пор находилась на грани истерики и отчаяния.

– Да ты улыбнись, сестренка! У тебя уже морщины выросли!

– Дурак какой-то! – возмутилась Надежда.

Однако Федор расцвел:

– Друзья! А поедемте к нам! Выпьем чаю, съедим по куриной ножке. В конце концов, у нас Алик давно не был.

– Мы тебе сколько должны? – ворчала Санькина мать. Она пока что не верила, что все может разрешиться.

– Одной спасибы хватит.

– Нам бандитские деньги не нужны. Мы честная семья с репутацией. И таким, как он, мы должны не будем. Сколько?

Алик скривился.

– Штука баксов.

– Ух ты… – опешил Федор. – Надь…

– Я все отдам. Под расписку. – Надежда полезла в сумочку.

– Ну-ну. Номер паспорта и печать не забудь, – кинул Алик и развернулся к мотоциклу.

– Ты… Ты вообще… куда пошел? – крикнула Надежда вдогонку.

– По почте пришлешь! – махнул рукой афганец. – Санчо, дядя Федор. Держитесь! – Алик завел мотоцикл.

– Ты отца навестить не хочешь?! – громко добавила Надежда, но мотоцикл зарычал и унесся за угол.

Едва переступив порог, Надежда, не разуваясь, кинулась в комнату. Из книг, шкатулок и тайников на стол перекочевали все отложенные сбережения и даже драгоценности.

Надежда взяла фарфоровую копилку с полки и разбила об пол.

Вика вбежала в комнату и увидела бело-голубые осколки на ковре:

– Мамочка, это же моя копилка!

Надежда выбирала мелочь, рассыпавшуюся по ковру.

– Солнышко мое, конечно, твоя копилочка! Просто у нашей семьи сейчас очень сложное экономическое положение. А за это скажи братику спасибо. Вот он стоит, скажи спасибо. А еще, солнышко мое, нам нужны денежки. А твой папа почему-то не хочет… Вот не хочет он зарабатывать! Потому что он гордый у нас! И у него любимое дело! А всю черную, грязную работу делает мама, солнышко мое.

Вика заплакала.

– Что у нас здесь? Щас посмотрим. Ага, сережечки. Нравятся сережечки? Хорошие? Смотри, и мне нравятся. – Она оглянулась на мужа и Саньку. – Придется продать. А браслетик вам как? И мне тоже приглянулся. – Очередной укоризненный взгляд. – Но придется продать. И орден дедовский, конечно, надо продать! И вот это все! – Надежда замерла, опустилась на стул, закрыла лицо руками и мягко попросила Вику: – Солнышко мое, прости меня, пожалуйста. Ладно?

Федор прижал дочь к себе:

– Все-все-все, иди сюда. – Он собрался с мыслями и обратился к жене: – Надь… Я пойду с тобой на рынок работать.

Утром за завтраком Надежда подписала расписку и протянула мужу.

– Этому отнесешь. А он… – она кивнула на Саньку, – …под домашним арестом.

Вика, уселась за стол и грустно посмотрела в тарелку.

– Мам, а почему только пололадушки?

– Кушай, зайка! – угрюмо улыбнулась мать и пододвинула тарелку ближе к дочке. – Ладно, давай. Хорошего дня.

– Пока, – вздохнула Вика.

Саньке стало стыдно, и он скинул сестре в тарелку вторую половину блина:

– Возьми. Я не хочу.

Вика молча улыбнулась.

– Пап… Давай я расписку отнесу. – Санька потянулся к листу бумаги.

Федор запротестовал:

– Не надо тебе в это ввязываться.

– Ну да. И в машину не надо было садиться. И под мост идти. – Санька выдернул расписку из отцовской руки и ушел.

– Да… не надо было… – ответил Федор в пустоту.

Саня выбежал из подъезда:

– Здрасьте, баба Маня, баба Тоня!

– Здравствуй! – Бабушки переглянулись.

Проскочив через арку, Саня направился к депо, в ремонтной мастерской которого обосновалась компания афганцев. Он даже не заметил припаркованную напротив «девятку», из которой за ним наблюдали двое.

В ангарах вагоноремонтных цехов царил армейский уклад. В депо парня встретил сослуживец Алика, Гриша. Он провел Саньку по двору вдоль рельсов – до жестяной раздвижной двери – и дальше, через мастерские, не давая долго засматриваться по сторонам. А засмотреться было на что: в серых бетонных бараках кто-то чистил автоматы, разложенные рядами по столу, другие спарринговали. Посреди цеха вокруг дивана собралась большая группа афганцев. Они не отрываясь смотрели на экран телевизора и выкрикивали слова поддержки, как футбольные болельщики.

Рядом стоял Алик с другим коренастым отставником. На вытянутые с джойстиками руки были накинуты ремни, на которых висели блины от штанги. Так даже файтинги на приставке становятся напряженнее.

Вдобавок афганцы хором болели кто за одного, кто за другого.

– Давай, давай!

– Алик, с вертухи его!

– Витек, блок ставь! Мочи!

Наконец Витя, обессилев, выпустил джойстик. Афганцы начали расходиться. Кто-то разочарованно вздыхал.

– Усек? – Алик хрустнул шеей и посмотрел на Витю. – Больше продавщиц на рынке не лапаешь. Понял?

– Усек, усек. – Витя отдышался. – Но тока… месяц.

Оба приземлились на диван.

Сидевшая там в джинсовке без рукавов высоколобая девушка по имени Эльза, увешанная украшениями и серебристыми цепочками, нежно обняла Алика и томно прошептала:

– Добрый ты, Алик. Я б ему за это шею свернула.

– Че? – оторопел Витя.

– Иди! – усмехнулась Эльза, махнув высокой косичкой, и кинула Вите вроде бы скомканное платье.

– Ты ж моя безжалостная. – Алик усадил девушку себе на колени и поцеловал.

Саня не мог оторвать восхищенного взгляда.

– Алик! Алик. Командир, блин! – Гриша метнул в Алика подушку. – Вон шкет какой-то пришел, говорит – племянник твой.

Эльза отодвинулась от Алика.

– Не поняла. У тебя племянник есть?

– Я его первый раз вижу. Сань, подтверди! – Алик подмигнул.

– Может, я еще чего о тебе не знаю? – недоумевала Эльза. – Может, у тебя жена есть?

– Да я евнух.

Санька и Гриша не выдержали и рассмеялись.

Эльза вскочила и, цокая каблуками, направилась к выходу.

– …был. Пока тебя не встретил! – крикнул ей вслед Алик. И посмотрел на племянника: – Санчо, ну ты… диверсант!

– Извините, я не хотел… – Саня почувствовал себя неудобно перед дядей.

– Свободен. – Алик кивнул Грише.

– Че? – озадачился отставник.

Алик повторил жест.

– А-а-а… есть! – Гриша отдал честь и ушел.

Алик, уже успевший встать с дивана, шагнул к Саньке и шепнул:

– Куртку подними, у меня руки не гнутся.

Санька взял с дивана кожаную куртку и накинул Алику на плечи.

На площадке в ангаре Алик развалился на кресле, зачерпывая ложкой из банки черную икру.

– Вот так мы и врезались в грузовик, – закончил рассказ Саня.

– Понятно! Давай-ка за встречу. Держи! – Алик протянул Сане ложку икры с горкой. – Пацаны из Астрахани прислали. Давай-давай-давай.

Икра была странной на вкус. У Рябининых в семье и красная-то почти не встречалась. Саня поморщился.

– Не умеешь ты красиво жить, – заметил Алик. – Пока… – И проглотил еще ложку.

– Я тоже ненавижу икру. – Вернувшаяся Эльза вручила Сане гроздь бананов, блок жвачки «Дональд Дак», банку с колой и несколько шоколадок «Сникерс».

– «Дональд!» – загорелся Саня.

Девушка уселась рядом с ним. Пока Саня разбирал подарки, она с вызовом смотрела на Алика.

– Санек, а у тебя есть девушка? – кокетливо спросила она.

Саня остолбенел.

– Нет.

– А это поправимо.

– Да все у него есть, – рассмеялся Алик. – Он ради нее тачку угнал.

– М-м-м… какой крутой. – Эльза причмокнула чупа-чупсом и приобняла Саню. – Ради меня никто тачки не угонял.

– Эй, але! – Алик собирался возмутиться, но из коптерки появился Витя в женском платье и принялся подметать пол ангара.

– Витек, тебе идет! – съехидничала Эльза.

Какой-то афганец подкрался к Вите и смачно шлепнул его по заднице. Витя погнался за сослуживцем с веником.

Судя по шелесту хвороста за бетонной колонной – даже догнал.

Алик крикнул вдогонку:

– Че, Витек? Нравится тебе, когда за жопу лапают?

Витя, услышав это, зажал веник между ног черенком вверх и демонстративно поводил по нему рукой вверх-вниз. Алик пересадил девушку к себе на колени.

Саня вспомнил, зачем на самом деле пришел.

– Дядя Алик, возьмите меня к себе. Я должен долг отработать.

– Че, так жить хочешь? – полушепотом спросил Алик.

– Да я готов все что угодно делать. Только не криминальное.

Алик поцеловал подругу, та вскочила и направилась на кухню.

– Да ты не парься. – Он закурил. – Мы Зураба уже грохнули.

Санька не сообразил, шутит Алик или нет. Ему хотелось, чтобы все разрешилось само собой. И стыдно было признавать, но озвученный Аликом вариант его настолько же пугал, насколько и устраивал.

Алик продолжил:

– Но твоя семья обо мне как раз так и думает, да?

– Я так не думаю. Вот расписка от мамы. – Саня достал листок и разорвал. – Я отработаю.

Секунду поразмыслив, Алик переменился во взгляде:

– Ладно, Санчо. Дуй домой. Жуй жевку, пей газировку. Живи полной жизнью. Пока жив, я тебя защищу. Не спеши взрослеть! – Он похлопал Саню по плечу, развернулся и двинулся в мастерскую.

– Я… Я же хочу сам. Готов дворы мести, машины мыть. Все что угодно!

– Дуй домой. А то правильная мама заругает.

Гриша окликнул Саню:

– Ну и че, шкет? Пора домой.

Саня посмотрел дяде вслед и бросил подарки на диван.

– Не нужны мне ваши жевки!

– Давай, давай, – поторопил Гриша.

Саня вздохнул и зашагал к выходу.

Во дворе мастерской стояла измятая машина. Саня сразу ее узнал.

Тот самый злополучный БМВ, из-за которого началась канитель с долгом и бандитами.

Витя выскочил на улицу, уже переодевшись в полосатый тельник, и с размаху швырнул платье в урну.

– Извините… – Саня решил, что нет в мире лучше идеи, чем обратиться к Вите.

– Че тебе?

– Может, я могу что-то сделать? Хочу свой косяк перед дядей Аликом отработать.

– Тебе надо, ты и отрабатывай. – Витя отвернулся и собрался возвращаться в ангар.

– Ну пожалуйста, я все что угодно сделаю.

Витя прищурился. Один наряд ему точно необходимо на кого-нибудь спихнуть.

– Слушай. Видишь – «шишига» стоит?

– Че? – удивился Саня.

– Через плечо! ГАЗ-66. Там ящики с тушенкой. Нужно разгрузить. Нам к вечеру грузовик пустой требуется. Позарез.

– Хорошо! Сделаю. – Саня улыбнулся.

– И че смотришь? ГАЗ – там!

– Спасибо! – Саня побежал к припаркованному у труб зеленому армейскому ГАЗу, забитому доверху коробками с изображением красного креста.

Витя усмехнулся:

– Да не за что!

В институте, пока уборщицы надраивали полы, Федор надеялся отловить декана, Юрия Полиэктовича, и расспросить о своей рукописи.

Разыскивая его, Федор зашел в мужской туалет. Под дверцей кабинки виднелись отполированные ботинки.

Федор распахнул кабинку.

– Дверь закрой! – воскликнул декан.

– Хорошие новости! – радостно сообщил Федор, не обращая внимания на абсурд ситуации. В своей красной вязаной жилетке и белой рубашке он смахивал на береговой столб. – Пятая и шестая главы моего романа готовы! Помните, я давал вам почитать?

– Не помню, – нахмурился Юрий Полиэктович и поправил штаны.

Федор протянул папку Юрию Полиэктовичу и проговорил заискивающим голосом:

– А вы можете показать вашему знакомому издателю? Очень уж деньги нужны. Там такая живая история. Я бы с аванса вас отблагодарил.

Юрий Полиэктович застегнул ширинку и брезгливо поднял ладони:

– Я руки помыть.

– Ничего. Я еще раз напечатаю.

Юрий Полиэктович понял, что просто и деликатно улизнуть отсюда не получится.

– Федя, мне не нужен опус про Ивана Сергеевича. Тебе понятно или нет?!

– Все-таки прочитали. Как вам? – с затаенной надеждой спросил Федор.

– Честно?

– Да.

Юрий Полиэктович молча выудил стопку листов, а затем демонстративно запихнул их в фанерный лоток, куда складывали газеты и прочую замену туалетной бумаги.

– Вот, – сухо проронил декан и вышел из туалета.

– Подумаешь… – с досадой проворчал Федор. Он вытащил рукопись из лотка и отряхнул, скривившись. – Сам дерьмовые стихи пишет…

– Федя! – Юрия Полиэктович возник в проходе, и Федор вытянулся по струнке. – Я же слышу все!

В аудитории пахло деревом. Обитые лакированной фанерой стены отсвечивали в закатном солнце, поэтому казалось, что серые портреты Лескова и Горького улыбались. Но главное – здесь было тихо. Достаточно тихо, чтобы Федор мог страницу за страницей перечитать свой, как выяснилось, неудавшийся роман. Он вспомнил часы, когда перебирал материал и сверял события. Как вместе с Иваном проживал день за днем, чтобы во всех красках передать его историю. Какие надежды он возлагал на рукопись, уповая выручить хотя бы немного денег.

И все это – пустая трата времени. Федор смял лист и швырнул в урну. Достал следующий. Выбросил и его.

– Федор Иванович! – Дверь приоткрылась, и в аудиторию заглянула очкастая женщина с волнистыми волосами. Библиотекарь Татьяна привыкла стучаться уже после того, как входила в помещение. – А я опять к вам. Вы «Житие протопопа Аввакума» не сдали.

– Нет у меня никакого «Жития», – отрешенно ответил Федор.

– Потеряли? Вы тогда поищите еще, а я к вам завтра снова приду. Если вы не найдете – не страшно. Я… – Она медленно прикрыла дверь. – …спишу как ветхую.

Федор смял очередной листок.

Татьяна смутилась и неуверенно спросила:

– Федор Иванович, что-то случилось?

– Нет. Нет. Нет. Все хорошо. Просто я думал, что я писатель. Оказалось, обычный графоман. – Он пожал плечами и опять скомкал лист. – И место мое на базаре.

– Да что вы говорите? – Татьяна подалась вперед и ринулась к столу, приблизилась настолько, что Федор отчетливо различил запах «Красной Москвы». – Не может быть, чтобы человек с такой любовью к литературе плохо писал.

– Но вы же не читали… – Федор посмотрел на Татьяну. Пожалуй, ей немногим более тридцати. Милая, в нежно-розовой блузке с кружевным воротником, она напоминала аккуратную фарфоровую куклу.

– А давайте я прочту… – робко предложила она. – Я вам честно и непредвзято скажу, насколько вы талантливый.

Федор на секунду задумался. Встал и протянул библиотекарю уцелевшую часть рукописи.

Взгляды их встретились. Оба смотрели друг на друга почти в упор.

– Ладно. Спасибо вам, Татьяна.

– Можно просто Таня. – Она скромно улыбнулась.

– Таня… – Федор вынул из корзины и разгладил выброшенные листы, которые неожиданно снова приобрели ценность.

Таня взяла стопку, уселась за парту и принялась изучать. Федор бродил по аудитории. Добирался до последнего ряда и поглядывал в окно, а потом принимался наблюдать, как сменяют друг друга страницы в руках Татьяны.

– Федор Иванович. Федор Иванович! – Татьяна сияла. Она наконец дочитала рукопись.

– Да? Да, я здесь.

– Вы новый Пикуль! – восхитилась Татьяна.

– Чего?

Она осеклась, взяла в руки роман и поднялась со скамьи.

– Вы – Маркес. Я хотела сказать, новый Маркес!

– Вот еще. Маркес… – Федор чуть покраснел.

– Сейчас… Мой любимый момент. – Таня вытащила, наверное, самый измятый листок, подошла к Федору и прочитала: – «Если бы любовь измеряли термометром, то их квартира давно покрылась бы тонкой шалью серебристого инея». Вы… вы так точно… вы чувствуете одиночество. Вы… Я не могу, я сейчас заплачу. – Она сняла очки и достала платок.

– Ой, не надо! – забеспокоился Федор и повторил: – Не надо нам плакать. То есть вам не надо…

Когда они поравнялись, Федор шепотом добавил:

– А мне не надо, чтобы вы плакали. Не плачьте, пожалуйста.

– Федор Иванович. – Татьяна набралась смелости. – Можно я вас… поцелую? Не как мужчину, как гения.

– Ну… можно. Почему бы и нет? Хм… В щечку можно.

Татьяна слегка прикоснулась губами к его щеке. Быстро, но Федору показалось, что длился поцелуй непростительно долго.

– Только не называйте меня гением. Я обычный писатель.

– Федор Иванович, ваш роман… Мир должен его увидеть!

– Не-а. – Витя осмотрел разбитую машину. – Передние стойки погнулись, считай – жопа. Проще новую из Германии пригнать. А десять тыщ бакинских – пусть терпил разводят.

Алик присел у передней фары, свисавшей, как выбитый глаз, и уставился на сложенный пополам бампер.

– По их понятиям, это косяк. Могут предъявить.

– Пусть попробуют. – Витя устроился на капоте. – Сунутся – шарахнем их, как год назад.

– А если они потом к моим придут? – Алик затянулся сигаретой.

– Давай я пару бойцов на РПГ поставлю, и все? – Витя расплылся в ностальгической улыбке. – И вернутся Зурабы в горы. С полными галифе.

Алик с досадой пнул фару и приткнулся рядом с Витей. Краем глаза заметил измотанного Саню, выходящего из-за ворот.

– Да ни им, ни нам щас война не нужна.

– А война, командир, никогда не кончится. Один раз прогнемся, потом всю жизнь нагибать будут.

– Дядя Алик, я все сделал. Машину разгрузил, – отрапортовал Саня.

Витя довольно рассмеялся удавшемуся приколу.

– Не понял, – удивился Алик. – Какую машину? – И вопросительно посмотрел на Витю.

Они направились к совершенно пустому грузовику. Саня гордо продемонстрировал: все разобрал. Витя достал из кармана банку тушенки и вскрыл.

– И где? – недоумевал Алик.

– На склад отнес. – Саня начинал кое о чем догадываться. Судя по взгляду дяди, он сделал что-то не так, значит, сейчас последует разбор полетов.

– Молодец. – Глаза Алика расширились. – Тащи обратно.

– Как так?

– Санчо, мы тока загрузили, чтобы в дом престарелых везти. Ты… – Алик было замахнулся, но Сане, как обычно, подзатыльник не достался.

До парня дошло, что случилось. Он молча побрел в сторону склада.

– Стоять! Куда пошел? Отставить! – скомандовал Алик. – Поехали, я тебя домой отвезу. Пока еще че-нить не отчебучил.

Витя поразился:

– Эй? А кто тушку будет обратно грузить?

Алик сурово посмотрел на Витю. Как в вестернах. Они сошлись, и завязалась суровая битва в «камень, ножницы, бумагу».

Три раза подряд у обоих – «камень». Четвертая попытка – Витя выкинул «ножницы».

Сломались об «камень».

– Да бляха от ремня! – не сдавался Витя. – Алик, давай до трех побед? Командир!

Алик уселся на мотоцикл. Санька запрыгнул на заднее сиденье, обхватил Алика обеими руками.

– За соски только не щипай.

У Саниного подъезда Алик заметил серую «девятку», до сих пор стоящую напротив. Двое кавказцев в салоне засуетились. Машина зарычала и стремительно уехала со двора.

– Спасибо, дядя Алик! – Саня почти вбежал в подъезд, но Алик его остановил.

– Санчо. Смутные времена начинаются. Держи – будешь семью защищать. – Алик пошарил рукой за поясом и протянул Саньке увесистый пистолет Макарова.

– Серьезно? – Саня покачал пистолет в руке.

– Ларьки не грабить. В носу стволом не ковырять.

Алик кивнул, развернулся и запрыгнул на своего железного коня. Еще некоторое время Саня смотрел вслед. Затем убрал пистолет в карман штанов и зашагал вверх по лестнице.

Федор вернулся домой. Настроение поднялось настолько, что он даже заглянул в цветочный магазин. Обыденные пять гвоздик, но – чем был богат. Прихожую загромождали два огромных клетчатых баула.

Федор услышал, что жена с кем-то говорит. И наведался на кухню.

– Ой, Федя пришел! – улыбнулась Надежда.

– О, муж! – Заросший кучерявый и носатый тип в кожаной куртке поднялся навстречу.

– Федь, знакомься, это Виталик. – Жена отпила из чашки.

Виталик протянул Федору руку в приветственном рукопожатии. Для Федора оно оказалось болезненно крепким.

– Здорово! – выдал Виталик. – Надюха говорит, завтра вместо Райки выходишь? Царствие ей небесное. – Он перекрестился и осмотрелся вокруг. – Кстати, я тебя поздравляю. С юбилеем. С женой тебе прям повезло! Надюх. Ну че, я поскакал. С ночевкой не останусь.

– Ну, давай уж. – Надежда забрала у Виталика чашку.

Виталик по-приятельски приобнял Федора за плечи.

– Ну, давай, муж! – Он потрогал вязаную ткань бордовой жилетки. – Кардиганчик у тебя! Прям… Бомба. Вот точно в таком же Райку хоронили. Надюх! С вещами поаккуратней. – Виталик похлопал по баулу.

– До завтра! – попрощалась Надежда.

– Пока, – отозвался Виталик уже с лестничной площадки.

Федор вопросительно посмотрел на жену:

– Надь?

– Что?

– Это что за персонаж?

– Это наш с тобой начальник. – Она закрыла дверь и шагнула к мужу. – И че ты, ей-богу, привыкнешь.

– Мам, пап! – Саня выглянул из комнаты. – Я вам вчера подарок не подарил!

– Да, – поддержал отец и протянул жене гвоздики. – Это тебе.

В гостиной они включили диапроектор. Саня достал аккордеон и заиграл мелодию песни «Черное и белое»[4]. Вика вставила первый слайд. На стене появилось фото. Еще молодые Федор и Надежда у ЗАГСа. Счастливые и влюбленные.

Вика вставила следующий. Рябинины с годовалым Санькой. Они только въехали в квартиру.

Следующий. Шестилетний Санька и годовалая Вика сидят в чемодане с игрушками.

Саня заметил, что мама утирает слезы радости. Мелодия прервалась.

– Прости меня, мам.

– Ладно, – улыбнулась Надежда. – Пошли чай пить.

Вечером, когда сестра мирно сопела в кровати, Саня тихо подкрался к шкафу. Достал пистолет и скользнул взглядом по зеркалу. Хорошенько прощупав оружие в руках, Санька ухмыльнулся своему отражению и прицелился.

Ему понравилось то, что он увидел.

На закате Саня поднялся на крышу. Все еще не заперли. На дальнем конце, среди дымоходов, стояли два деревянных кресла. В одном развалилась Женя и смотрела в догорающий горизонт. Второе пустовало.

– Привет!

– Привет! – Саня оперся о кресло. – Красиво, да?

– Угу. Садись, чего стоишь?

Он пристроился рядом. Дым заводских труб перечертил небо полосами. Закатное солнце окрасило окрестности в красно-золотой.

– Слушай, прости, что я тебя бросила. – Женя неловко перебирала пальцами. – Просто, если б отец узнал, то он бы мне ноги оторвал.

– Да ладно. – Саня посмотрел на нее и вспомнил вчерашний день. – Я б тоже тебя бросил, если б сознание не потерял.

Подростки рассмеялись.

– Пиво будешь?

Подобного вопроса Саня не ожидал.

– Я не пил ни разу.

– Я тоже. И что? – Женя протянула Саньке бутылку и достала вторую.

Он отхлебнул сразу четверть.

– Вкусно… – Женя попробовала, но скривилась.

– Наверное, – закончил Саня.

– Угу. А можно вопрос?

– Ну?

– Вчера, когда я загорала, долго на меня пялился? – Она посмотрела на него строго, почти как опер.

– Да не пялились мы.

– Ну да… – Женя замолчала и уставилась на край крыши. После чего взяла руку Сани и положила себе на грудь.

Можно было представить, каких усилий Сане стоило сейчас сохранять невозмутимое выражение лица, будто ничего не случилось.

Женя улыбнулась и взглядом объявила прекрасные мгновения минувшими.

– Спасибо, – выдавил Саня.

– Пожалуйста. – Она смутилась.

– О-о-о, а че вы тут? Бухаете? Без нас, да? – Вовка спустился по лестнице.

За ним лез Илья.

Вовка подскочил к Жене, взял бутылку и глотнул.

– Че за бодяга? Просроченное, что ли? Как мой батя вообще это пьет? На! – он протянул бутылку Илье.

Тот понюхал горлышко и вернул пиво Жене.

Вовка был на взводе:

– Короче, вы прикиньте! Оказывается, мы вчера дохлую кошку спасали. И еще с этим долдоном на ходу в поезд – фау!.. А у вас че было?

Солнце вскоре исчезло за горизонтом, а они продолжали болтать. О машине, о странных операх и обо всем остальном. А виноват, как всегда, был Илья. Но «предъявлять» ему за это никто уже не собирался.

Потому что Илюша и есть Илюша.

Глава 2

– Назад! Димон! – закричал Алик. Он попытался выскочить из окопа и увернуться от взрыва и… почти проснулся. Алик все еще находился на постылой границе между сном и явью. В ушах звенело. Он судорожно пытался перевести дыхание и понять, где находится.

Многим людям не хочется возвращаться в серую дневную бытовуху – их затягивают сновидения. У Алика все было иначе. Ночи состояли из кричащих воспоминаний. Как и у многих, кто приехал из горячих точек, сны снова и снова швыряли Алика в окоп. К товарищам, которые уже никогда не вернутся. К ужасу, который никто не захотел бы прожить.

Кто-то обхватил Алика руками и придержал за плечо.

– Тихо, тихо, тихо. Это я. – повторяла Эльза, прильнув к нему. Она погладила Алика по голове и прижалась губами к щеке. – Тихо.

С каждым тяжелым вдохом сознание прояснялось.

Афганец собрался с мыслями. Стрельба утихла. Остались только зеленые стены, занавески цвета морской волны и кровать без спинки. А еще – белая повязка на руке, чтобы наручники не впивались в запястье. На ночь, когда приступы учащались, Алик приковывал себя к батарее. Он не мог позволить себе причинить вред близким, даже случайно.

Ближе всех сейчас для него была Эльза.

– Дай ключ, – прошептал он.

Эльза потянулась и нащупала на подоконнике ключ.

– Я вчера с Леной говорила.

– Какой Леной? – Алик сделал вид, что пытается вспомнить, пока высвобождал руку. Все-таки затекла.

– Ну, одноклассница, которая в Штаты умотала. Она тебе хорошего врача найдет. И все закончится…

– Круто… – сказал Алик со скептической интонацией, мол, не слишком впечатляет.

– Я серьезно. Тебе лучше будет.

Привычным движением Эльза сняла повязку с онемевшей руки Алика и поцеловала в запястье. Он обреченно смотрел в пустоту.

– А если не будет? А если у меня окончательно бак потечет?

Будильник мерзким писком перебил Алика, напомнив, что день уже начался.

– Блин…

На кухне Рябининых Надежда в синем спортивном костюме собиралась на рынок. Предстоял первый день, когда они с мужем, еще недавно уважаемым филологом, вместе выйдут за прилавки. В предвкушении внезапных изменений Федор сидел за столом в белой рубашке, цепляясь за остатки гордости, и мрачно рассматривал издевательски глубокую тарелку с несколькими ложками каши. Термос с чаем, сваренные вкрутую яйца, по паре огурцов и помидоров Надежда приготовила, чтобы перекусить с мужем, не отрываясь от работы. Она откинула тюль и срезала несколько перьев с растущего в горшке лука.

Саня вошел в кухню и открыл холодильник. На полках пусто, как у него в животе.

– Так. Это… ешь кашу. – Надежда кивнула сыну на тарелку, укладывая продукты в сумку. – А на обед… тоже доешь кашу.

– Я обедать не буду. Я гулять иду, – уверенно заявил Саня, будто недавних событий, из-за которых семья лишилась последних денег, и в помине не было.

– Не идешь, – холодно ответила Надежда.

На лице Сани замер немой вопрос. На дворе – лето, до школы еще два месяца.

– Ты сейчас позавтракаешь и пойдешь в музыкалку.

– Я давно бросил. – Такого поворота Саня точно не ожидал.

Надежда уставилась на Саню и отстреляла, как очередью:

– А я тебя восстановила. Классная у тебя мама?

– Мам! – взмолился Саня. – Каникулы же…

Надежда закатила глаза, что не мешало ей убирать со стола.

– Слушай, дед твой как-то десять километров, понимаешь, в музыкальную школу ходил по морозу. Голод, холод, тайга, а он аккордеон в зубы – и вперед. А однажды…

Саня уперся лицом в руку:

– Он стаю волков встретил и распугал их «Катюшей». Да мам, сколько можно это рассказывать? Я в музыкалку не хожу из-за Цыгана и его банды.

– От которых ты убегал? – Надежда переменилась в лице.

– Они как бы тот район держат. – Саня наивно надеялся на понимание.

– Что значит «держат»? Им его кто-то дал? Теперь там что? Ходить нельзя? – Она посмотрела на мужа, который старался слиться с интерьером. – Федь, ну хоть ты разберись.

Федор вылетел из своих мыслей.

– Но я это… на рынок.

– Ладно, сиди дома, – вздохнула Надежда. – Я завтра пойду.

– Завтра и я смогу, – проворчал отец семейства.

– Дожили! Господи… Теперь все вместе в музыкалку ходить будем. – Надежда взяла расшитую красными маками сумку. – Федь, как-то доедай давай уже.

Саня сообразил, что уговоры здесь не работают. После завтрака он встал из-за стола, потащился в свою комнату и плюхнулся на кровать. Убедившись, что никто его не видит, Саня пошарил под матрасом и выудил пистолет Алика. Несколько секунд рассматривал гравировку на затворе, затем запихнул оружие в карман, вытащил из-под стола потертый кожаный кофр с аккордеоном, про который собирался забыть, и ринулся навстречу всем опасностям этого мира.

Тула славилась не только пряниками, но и множеством сталелитейных предприятий на окраинах. Были здесь и большие, и малые. Выбирай на вкус. В начале девяностых они переживали трудный период. Одним повезло, другим – не очень, а некоторые и вовсе стояли законсервированными.

Алик на своем железном коне подъехал к одному из таких зданий. Обшарпанные металлоконструкции, потускневшая краска поверх стен из кровельного железа. Место заброшено несколько лет назад и хорошо подходило для неформальных встреч без привлечения внимания.

На заднем дворе, облокотившись на новую машину «Ауди», его ждал Тимур с напарником – молодым парнем с кучерявыми волосами, в кожаной жилетке, джинсах и футболке с красно-зеленой надписью «Гуччи».

Алик спрыгнул с мотоцикла и торжественно метнул «котлету» из долларов в руки Тимуру.

– Десятка.

Тимур поймал пачку денег, посветлел лицом и расплылся в улыбке.

– Молодец, афганец. Красавчик! С нами лучше не ссориться.

Он передал деньги товарищу. Тот за несколько секунд с машинной скоростью пересчитал купюры и одобрительно кивнул.

– В расчете? – поинтересовался Алик?

– В расчете, – подтвердил Тимур.

Стоило ему ответить, как во двор въехала темно-синяя «шестерка». Из машины выскочил человек в черной куртке и балаклаве. В качестве приветствия неизвестный выхватил пистолет и выстрелил в колесо «Ауди». Затем наставил ствол на Тимура и швырнул ему под ноги спортивную сумку.

– Стоять, мать вашу! Бабки сюда!

– Тише-тише, – кучерявый попытался попятиться.

Тимур непонимающе уставился на Алика:

– Это че за цирк, афганец?

– Не знаю, – пожал плечами Алик.

Неизвестный выстрелил в воздух.

– Тихо, сказал!

Все трое подняли руки. Бешеные глаза нападавшего доходчиво говорили: он медлить не намерен.

– Кудрявый, бабки в сумку! – Он направил ствол на подельника Тимура.

Тот осознал серьезность ситуации, присел на корточки и положил пачку злосчастных долларов в сумку.

– Давай-давай! И металл цветной сдавай.

Когда деньги, часы и золотая цепь отправились в сумку, нападавший посмотрел на Тимура:

– А ты че вылупился, горбоносик? Котлы гони!

Золотой «Ролекс» Тимура, подаренный дядей, последовал за деньгами. Тимур скривил лицо. Острый подбородок чуть подался вперед, будто собирался принять удар.

– Я тебя запомнил. Я глаза твои запомнил.

– Спасибо! – Под маской промелькнула улыбка.

И наступила очередь Алика.

– А ты че замерз, лысый? Давай, че у тебя там есть.

Афганец спешно порылся карманах и не нашел ничего, кроме конфеты «Коровка».

Он достал ее из кармана и протянул грабителю. Тот поморщился, но конфету забрал.

После чего скомандовал:

– Сумку!

Тимур с подельником сделали шаг назад. Нападавший подобрал сумку и, держа всех по очереди на прицеле, вернулся в машину.

– Поехали!

«Шестерка» с двумя грабителями рванула с места. Тимур успел подскочить к машине, взять из бардачка импортный «Глок» и прицелиться вслед. Поздно.

– Твою мать! – Тимур раздосадованно проводил «шестерку» взглядом. Подошел к Алику и наставил ствол ему в лицо. – Ты че, меня кинуть решил, а?

Алик спокойно достал из нагрудного кармана ребристую гранату Ф-1 и демонстративно выдернул чеку.

– Ты же сказал – мы в расчете?

Кучерявый опомнился:

– Тимур, пускай едет. Тимур!

Тимур замер с выставленным вперед пистолетом. Кучерявый резко опустил его руку.

Алик медленно вставил чеку в гранату, уселся на мотоцикл и поспешил покинуть завод.

– А, чтоб его! – сокрушался Тимур. Кинуть его два раза подряд – такого с ним еще не случалось.

Вскоре синяя «шестерка» припарковалась возле базы афганцев.

Витя уже сидел на капоте и, заметив подъезжающего Алика, выскочил вперед, нацелив на того палец:

– Э! Я тэбя запомниль! Я глаза тваи запомниль!

– Ну ты Фантомас! – рассмеялся Алик, останавливаясь.

– Тяжело горному человеку на равнине, – ухмыльнулся Витя, протягивая Алику честно отобранные деньги.

Алик уехал. Витя засучил рукава и еще долго любовался новенькими золотыми часами на обеих руках.

Тем временем на крыше Женя решила навести в штабе порядок в единственном правильном понимании этого слова, а именно – в ее!.. И теперь она развешивала занавески на оконные рамы, из которых состояла одна из опор штаба.

День выдался пасмурный, и занавески развевались на ветру, как белые флаги с синими цветочками. Илья, развалившись в кресле, изумленно выпучил глаза.

А потом пробормотал в спичечный коробок:

– Я не знаю, что она делает, Боря. Мне некомфортно. Понимаешь?

– Это ты мне? – обернулась Женя, спрыгивая со стула.

– Нет.

– А кому?

Илья приоткрыл коробок. Женя заглянула внутрь. На нее посмотрели в ответ.

Женя вздрогнула:

– Фу! Таракан!

– Это друг, – ответил Илья, привычно депрессивно-отчужденным тоном, как у ослика Иа. – Бабушка сказала мне завести новых друзей.

– Хм… А Санька с Вовкой?

– Говорит – ненадежные.

Женя фыркнула и продолжила расправлять занавеску.

– Илюх, купи табуретки! – крикнул Вовка, переваливаясь через натянутый провод. В руках он тащил два неизвестно откуда взятых деревянных табурета. Заметив Женю, поставил табуретки у входа в штаб и широкими шагами направился к раме.

– Слышь!

– Че? – Женя притворилась, что заметила его лишь сейчас.

– А ты че здесь свои порядки наводишь? – Вовка резко сдернул занавеску с окна.

Женя ухватила ткань за край.

– Эй! Я просто добавила уюта!

Вовка вырвал материю из рук Жени и кинул в Илью.

– Да что ты знаешь о пацанском уюте? Это наше место.

– А ты-то че раскомандовался? С какого фига? – Женя сверлила Вовку глазами, будто станок – заготовку. – Ты тут не главный.

– Че?

– Через плечо. Пойду Саньку спрошу. – Женя обиженно пнула подвернувшуюся табуретку и зашагала к выходу.

Вовка зачем-то подхватил обе табуретки и метнулся за девушкой. Где-то на лестнице он обогнал Женю. Как раз в этот момент Саня выходил из дома с баяном на встречу с опасностью и музыкальной школой.

– Баб Мань, баб Тонь! – поприветствовал Саня сидящих у подъезда соседок.

– Здравствуй, – хором отозвались те.

Вовка выскочил из дверей.

– Слышь, Сань… Сань! Здрасьте. Че она в наши дела лезет? Скажи ей – пусть отвянет.

Появилась Женя и тоже поприветствовала сидящих. Все понимали: сперва вежливость, потом – выяснение отношений.

– Здрасьте. Сань, ты не против, если я немного наш штаб украшу?

– Какой «наш»? – возмутился Вовка. – Он наш!

– Сань, а ты кофр где взял? – Илья неторопливо возник из-за Саниной спины. – Хочу Боре жилплощадь увеличить.

Саня остановился и окинул всех взглядом. Домашних разборок ему уже было достаточно, и подобное во дворе – точно лишнее.

– Ребята, сами разбирайтесь. Мне реально некогда.

– Ты куда собрался? – Вовка уставился на кофр. – В подземный переход – бабки рубить?

Саня вздохнул:

– В музыкалку.

Вовка не знал нотной грамоты, но маршрут до музыкальной школы ему о многом говорил. Например, через чью территорию пролегает дорога.

– Ты дебил? Ты че, по Цыгану соскучился?

Илья заглянул в коробок и объяснил шестиногому другу:

– Понимаешь, Борь, Цыган может нас убить.

– Я просто не хочу всю жизнь бояться. – Саня развернулся и пошел дальше. Оружие за поясом придавало ему смелости.

– Ниче се!.. – Женя на секунду застыла, но мигом ускорилась и окликнула Саню. – Подожди, я с тобой! Не скучайте, мальчики.

– Эй, слышь! – Вовка не нашел лучшего аргумента и поднял вверх табурет. – А я – ваще бесстрашный. Я зимой качели лизал!

И снова все четверо направились по проторенному пути навстречу неизвестно каким приключениям.

Они брели по тому же мосту возле завода, а Вовка продолжал канючить, пытаясь хоть кому-то всучить свои пускай и неплохо сколоченные, но совершенно не к месту взятые сидушки.

– Сань, ну всего двести рублей за штуку!

– Вовка! Отстань ты уже со своими табуретками! – Саня тяжело дышал.

День выдался жарким, да и кофр с баяном нельзя было назвать воздушными.

– Да ты сядь! Береза, качество! – Вовка уговаривал так, будто его отец сызмальства работал торгашом, а вовсе не токарем, и передал мудрость сыну. Вовка поставил табурет перед Саней, а сам уселся на второй.

Но приятель обогнул его, почти не сбавляя шаг.

– Вов! Совсем достал! Че ты прилип?

– Да мне бате зарплату табуретками выдали, – обиделся Вовка. – Пойдем к афганцам! Их же двадцать человек. А двадцать человек – это двадцать жоп. Ну… плюс-минус.

– Слушай, Вов! – съехидничала Женя, – а может, тебе из табуреток туалет сколотить? Я-то смотрю, кто-то обделался от страха.

Вовка не знал, что ответить. Он подбежал к Жене сзади и резко дернул застежку лифчика сквозь футболку так, что та хлестнула по спине хозяйку.

Женя взвизгнула и метнулась за Вовкой. Он только что заслужил самый веселый пинок в жизни. Кое-как изловчившись и вернувшись за табуретками, Вовка догнал Саню с Ильей, которые уже перешли мост.

Саня стоял и никак не решался двинуться дальше, на вражескую территорию. Все остановились и вопросительно посмотрели на него. Собравшись, он выдохнул и поплелся вперед.

Вовка с Ильей переглянулись. Под автострадой на месте обычных посиделок никого не было. Похоже, сегодня им крупно повезло.

Женя толкнула локтем Вовку:

– А ты боялся.

– Да я… – едва Вовка собирался что-то возразить, как из-за забора на другой стороне реки появился Дрюча.

Он заметил ребят и закричал в кусты:

– Кощей! Они сами пришли!

– Здорово! Собаки сутулые! – Дизель показался из травы. – Кабзда вам, ушлепки!

За ним появился Кощей.

– Салют, школота! Слышь! Вы че? Потерялись? – Кощей подошел к берегу и измерил Саню взглядом. – Уважаемый, ну-ка, подожди меня!

Банда двинулась вверх по мосту. Их появление на другом берегу не предвещало ничего хорошего.

Саня нащупал в кармане рукоятку пистолета:

– Мы вообще-то с афганцами теперь! Понял?!

Дизель обернулся:

– Слышь, патлатый! А ну, стоять! Стоять! Я сказал!

Вовка понял: дело плохо. Он перевернул табуретку и быстро выкрутил из нее пару ножек.

– Сань, они вроде не слышали про афганцев.

– Стоять! Бояться! – раздался откуда-то сверху голос Дизеля.

Топот хулиганов отчетливо звучал эхом под мостом.

Женя подбежала к Сане и спряталась у него за спиной.

– Сань, че делаем?

– Я их не боюсь! – выдавил Саня. Для победы над бандой Цыгана нужно просто-напросто выпустить несколько пуль. И все дела.

В голове тотчас промелькнули картины предстоящих событий.

За ним и его друзьями приезжает УАЗ с синей полосой. Саня снова оказывается в отделении. Отец молчит, мать убита горем. Опер вешает на него еще пару дел, которые лень разбирать. Затем будут вопросы, откуда взялся пистолет. И что ответить? Решение очевидно.

Уже через секунду все четверо неслись как можно дальше от шоссе, обратно к заводу. Вовка каким-то чудом успел подхватить несчастные табуретки. Очутившись на своем берегу пешеходного моста, друзья перевели дух. За ними никто не гнался.

– Щас легкие выплюну, – прохрипел Вовка и устало плюхнулся на табуретку.

– А я бы посмотрел на легкие, – замечтался Илья. – Я читал в одной книге, что легкие похожи на крылья ангелов.

Саня уселся на кофр и обхватил руками голову. Его трясло.

– Какой же я…

– Сань, ты все правильно сделал. – Женя положила руку ему на спину.

– Боре жизнь спас, – подхватил Илья.

– И табуретки не пришлось об этих чмошников ломать, – добавил Вовка, прикручивая ножки обратно к табурету. – Я в махаче ваще безумный. Ладно, пойдем к афганцам.

Саня продолжал сидеть, уткнувшись глазами в кулаки.

– Да какие афганцы? Нужен им какой-то ссыкун…

– Да ладно, Сань! Че ты? – Вовка ткнул Саню в плечо. – не парься. Мы не зассали. Мы отступили. Все, пойдем.

Илья с Вовкой зашагали дальше. Саня почувствовал затылком взгляд Жени. Он открыл глаза.

– Ты давай… Я щас догоню.

– Точно? – переспросила Женя.

– Да…

Женя помчалась к ребятам. Саня выждал секунду, украдкой достал из кармана пистолет, переложил в кофр и последовал за друзьями.

Институт, в котором работал отец Сани, искал разные способы хоть как-то остаться на плаву. Поэтому некоторые помещения использовались не только для учебных целей. Например, кабинет информатики в свободное время превращался в компьютерный клуб.

«Галага», гонки и другие, еще недавно появившиеся на постсоветском пространстве игры издавали странные пищащие звуки, от которых могла заболеть голова, но доходы от аренды компьютеров позволяли Юрию Полиэктовичу потерпеть.

– Мне на полчаса, – попросил студент и протянул деньги.

– Шестой компьютер.

Стоило декану спрятать деньги в ящик стола, как в аудиторию вбежал тип в зеленой спортивной куртке и, захлопнув дверь, направился прямо к столу.

– Кто здесь главный? Мать вашу! – Хамоватый персонаж приблизился к Юрию Полиэктовичу вплотную. – Че, ты здесь главный?

– Нет… – растерялся декан. – Я сдаю помещение.

– Решил на моей территории бабла срубить, да?!

– Играйте, ребятки! – сказал Юрий Полиэктович студентам и обратился к подозрительному типу: – А вы кто?

– Я Богдан, мазафака. Зареченский! – Тон персонажа был столь напыщенным, будто его фамилия должна говорить сама за себя.

– Я что-то про вас ничего не слышал. – Декан попытался изобразить дурачка, и у него почти получилось.

– Теперь будешь платить мне, – заявил Богдан, опираясь на стол. – За крышу.

– Я ж плачу. Зурабу Нотаровичу.

– Дэ-э? – Богдан понял, что простого требования недостаточно. Он схватил за волосы подвернувшегося под руку студента, ударил его головой о клавиатуру и начал душить. – Будешь. Платить. Мне.

– Буду! Буду! – Юрию Полиэктовичу многое могло сойти с рук, но изувеченный студент не лез ни в какие ворота.

– Дэ?! – Богдан снова занес лицо студента над клавиатурой.

– Да, да, да! Буду платить! Только вы и Зураб Нотарович как-то сами разберетесь, ладно? Его ребятки, они в пятницу в обед приходят. Ну и вы это…

Богдан выпустил студента.

– Я в четверг приду.

– Четверг, – подтвердил декан.

– Мазафака? – спокойно переспросил вымогатель. Ему явно нравилось иностранное словцо, и едва ли он понимал, что оно вообще означает.

– Йес, ит из[5], – закивал Юрий Полиэктович.

Удовлетворенный Богдан шмыгнул носом и покинул аудиторию. Декан вытер пот со лба и кивком указал студентам, что они могут продолжать игру.

– Посмотри, какие цветы красивые. А? – улыбнулся Зураб. Построенная им оранжерея вызывала у мужчины особенную гордость.

Сотни растений распустились бутонами, окрасив все вокруг оттенками алого, белого и фиолетового. Единственным серым пятном здесь был пиджак Анатолия Аркадьевича. Глава городской администрации не спеша шел, сверкая лысиной, с совершенно отсутствующим выражением лица.

– Не какие-то там голландские, – продолжал Зураб, поливая саженцы из желтой лейки. – Наши! Понюхай… Как пахнут!

– Да верю я, – ответил глава.

– Моя мечта, чтоб они на каждой клумбе росли. Чтоб каждый житель нашего… – Зураб поднял глаза. – …с тобой города думал: какой молодец Анатолий Аркадьевич. Не зря областью руководит.

Анатолий Аркадьевич грустно рассмеялся. Картинка, нарисованная Зурабом, выглядела заманчиво.

Но ему не давало покоя, что под бордово-коричневым костюмом предпринимателя скрывается все тот же бандит.

– Красиво поешь, Зураб Нотарыч. Это у вас национальное.

Зураб хитро выглянул из-под очков.

– Деньги из бюджета выделишь – мы весь город озеленим. Людей счастливыми сделаем.

– Я только одного боюсь. Если в Москве узнают о нашем сотрудничестве, то руководить областью могут прислать другого человека – вместо меня. Репутация у тебя… сам понимаешь. – Глава администрации кивнул.

Зураб подошел к Анатолию Аркадьевичу по-дружески близко.

Голос стал вкрадчиво-доброжелательным:

– Мир меняется, дорогой. И мы меняемся. Я честный коммерсант и все делаю, чтоб люди хорошо обо мне думали.

Глава администрации похлопал «честного» коммерсанта по плечу и даже повеселел.

Внезапно из тамбура раздался злобный крик Тимура:

– Пустил! Быстро! Я тебе нос откушу!

Оттолкнув охранника, Тимур ввалился в оранжерею.

– Дядя Зураб! Они нас кинули, твари! Валить их надо!

– Я побегу, – смутился Анатолий Аркадьевич. – У меня совещание. Я… А выход?..

– Мой племянник… – вздохнул Зураб, пытаясь сохранять улыбку. – Кино в видеосалоне насмотрелся.

– Ну… Я побегу.

Дверь оранжереи закрылась.

Зураб с силой ударил Тимура под дых:

– Никогда не влезай в мои переговоры.

Тимур несколько секунд корчился, держась за грудь. Отдышавшись, рассказал дяде, как их с кучерявым ограбили на заводе.

Зураб нахмурился:

– То есть ты подтвердил, что вы в расчете?

– Да, но этот пес в маске – он по-любому афганец!

Голос Зураба зазвучал холодно:

– Доказать можешь?

– Нет, но…

– Значит, тебя дважды обули. Теперь ты лох вдвойне. Если узнаю, что ты снова дурью барыжишь – в теплице навсегда останешься. Цветы удобрять. Понял?

– Понял, – буркнул Тимур, – что ты меня не уважаешь.

– Че ты мямлишь?

– Все потому, что моя мать осетинка, да? – обиженный Тимур смотрел на дядю глазами щенка и почти срывался на вопль.

– Вот идиот.

– Ты меня никогда не любил.

Зураб отвел глаза в сторону.

– Пшел вон.

Тимур развернулся и выкрикнул из дверей:

– Я тебе докажу, что во мне течет отцовская кровь!

На рынке царила обычная суета. Крики продавцов местных хозяйств смешивались с жалостливым завыванием попрошаек на инвалидных колясках. Чуть поодаль начинались лотки с одеждой. Особенно ярко смотрелась импортная, из Польши и еще недавно существовавшей на карте Чехословакии. В двух шагах от краснокирпичного одноэтажного здания столовой спрятался лоток с нижним бельем и туфлями. Виталик брел вдоль прилавка и обмахивал товар сторублевой купюрой, как веером, – на счастье. Надежда нагнулась возле баула и поочередно выкладывала оттуда новые лифчики.

Виталик облокотился на прилавок.

– Слышь, Надюха, я в Польше такую тему видел. «Стринги» называется. Короче, прикинь, какие труселя: ниточка посередине, и вот так вот булки видно. – Он восхищенно изобразил в воздухе два шара. – Прикинь! У тя когда хэппи бездей?

Надежда устало и брезгливо посмотрела на него:

– Через три года. Двадцать девятого февраля. Понял?

– Ну, Надюха! А ты… ты необычная во всех местах! – Виталик принялся прохаживаться вдоль прилавка. – Че… где муж-то твой?

Надежда пожала плечами и уткнулась в товар.

Виталик взял с прилавка лифчик и заговорил в чашечку, как в телефонную трубку:

– Алло. Муж? М-у-уж… Муж!

Федор вышел из-за металлической перегородки, служившей стеной. Растерянный, в белой рубашке и галстуке, он выглядел до нелепого карикатурно на фоне рыночного антуража.

– О! Дозвонился! – Виталик приветственно протянул руку. – Че так долго?

– Да там… В туалете очередь большая была. Пришлось на другой конец рынка бежать.

– Ясно. А я думаю, откуда сифонит? – Виталик заржал. – Короче, дружище. Дело для тебя есть. Надюшенька, прости. Ничего личного. Я тут пошурубунькаю. – Виталик вытащил из-под ног Надежды рекламный фанерный щит, перевязанный веревкой, и протянул Федору: – На! Одевай!

Федор скривился. Его – интеллигента – все еще задевали и перспектива быть живой рекламой, и безграмотность Виталика.

– Я, это… НА-девать… – Он посмотрел на жену. – Надя, я не буду. Я доцент кафедры литературы, а не клоун.

– Слышь, доцент! – перебил Виталик. – Сто рублей в час!

Пока Федор, одетый в плакат «Нижнее белье из Польши» с соответствующими фото девушек по шею, краснел неподалеку в толпе покупателей, Виталик добежал до машины и притащил огромный клетчатый баул с манекенами.

Надежда отвлеклась от прилавка и тихо прошептала:

– Виталик, слушай. Я не знаю… Я тебя сейчас кое-что спрошу… но если тебя оскорбит… ты мне сразу, ладно… скажи.

– Напротив! – Виталик вытянулся, как на параде. – Заинтриговала! Че такое?

– Мне просто… очень нужна тыща долларов.

Виталик на секунду выпучил глаза и присвистнул.

– Я отработаю. Правда. И… верну. Я смогу ездить в Польшу. Мы же сможем… правильно – челночить? Мне очень надо.

– Белье. Нижнее. Девушка! – попытался зазывать Федор. Пока что неуверенно.

– Да? Ну ладно. – Виталик высунулся из-за прилавка и крикнул Федору: – Слышь, муж. Иди-ка сюда. За товаром присмотри!

Федор стащил с себя ненавистный плакат. Как назло, возможности отдохнуть ему не дал мужчина в бежевом жакете.

– Эй, мужик, почем труселя? – Он взял с прилавка шелковый зеленый комплект.

Федор попытался найти хотя бы что-то, похожее на ценники. Безуспешно.

– Надежда!

Тем временем Надежда с Виталиком удалились в закуток, на стенах которого красовался товар.

– Ты сюда… в уголочек зайдем. На… одевай.

Надежда взяла джинсы и уставилась на Виталика.

– А я все понять не могу, мы че сюда пришли? Как-то насчет денег разговаривать? Или че?

– Подожди ты. Надо ж проверить, товар разойдется или нет. Откуда я, по-твоему, штуку баксов достану? Ну и у меня к тому же нет манекена вот до сих… – Он указал на себя рукой.

Надежда неуверенно посмотрела на джинсы.

Виталик закрыл ее покрывалом, как ширмой, и отвернулся:

– А я и не смотрю. Давай.

Надежда спустила спортивные штаны. Виталик тихонечко приспустил покрывало и сально улыбнулся.

Надежда заметила это и дернула покрывало выше.

– Да блин, Виталь!

– Все-все-все. – Виталик огляделся по сторонам.

Вроде никто не видит. Он подался вперед, уронил покрывало и обхватил Надежду руками.

Вопреки расчетам, Надежда вырвалась за секунду, прописав Виталику громкую пощечину.

– Ну-ка отошел! – Она торопливо застегнула джинсы, – Белены, что ли, обожрался?!

– Ладно. Че ты? – Виталик болезненно держался за щеку.

– Ничего!

– Че начинаешь-то?

– Начинаю… – Она посмотрела на него с презрением.

– Слушай, штука баксов, знаешь, на дороге не валяется, – попытался настаивать Виталик. Получилось не очень. – Взрослая ж девочка, должна понимать прекрасно…

Надя замахнулась снова:

– Еще раз меня залапаешь, я тебе вообще все зубы выбью! Совсем уже.

Виталик поднял руки, как после угрозы расстрелом.

– Варенки себе заберу. Понял? За моральный ущерб. – Надежда поправила джинсы и направилась обратно к прилавку.

– Угу. – Хотя лицо Виталика горело от удара, он еще минуту довольно ухмылялся, глядя ей вслед.

Если бы погода могла реагировать на ругань, над базой афганцев дожди бы не прекращались. В цеху царила шумиха, трудно разбираемая из-за воплей магнитолы. По обрывкам мата, перемежаемого словечками из обихода автолюбителей, Саня догадался: Витя что-то переделал в движке «шестерки», и Алик не совсем понимал зачем.

– Подождите меня здесь, – скомандовал он Жене, Вовке и Илье.

Алик заметил и его, и, конечно же, кофр с баяном.

– Санчо, слышь… О, баян! А ты тему из «Рокки» сбацаешь?

– Можно на секундочку? – спросил Санька.

Они отошли в сторону от афганцев.

– Че такое? – вполголоса спросил Алик.

Саня замялся.

Выдавливать слова было труднее обычного:

– Хочу… пистолет вернуть.

– Рассказывай? – Алик заглянул Сане в глаза.

– Ну че, трус я.

– Фигня! – Алик еще помнил недавние приключения Сани с машиной.

Влипнуть в них мог последний раздолбай, но точно не трус.

– Я не то что стрелять, я драться боюсь!

– Просто тебя так воспитали, племяш, – по-доброму ухмыльнулся Алик. – Смотри, че покажу. Дуй сюда.

Алик зашел на татами, брезент для которого расстилали по полу сослуживцы, встал на колени и завязал себе глаза эластичным бинтом.

– Давай как в этом… в «Кровавом спорте». У тебя преимущество. А-а-а! – Он выставил руки, собираясь отразить атаку. – Бей!

– Да не буду, – опешил Саня.

– Да бей, бей.

Саня три раза неуверенно ударил справа, потом наотмашь. Все – в блок. Наконец Саня прямо толкнул Алика открытой ладонью в лоб.

Алик опрокинулся на спину.

– Ба-лин… – афганец приподнял повязку, запомнил, где стоит Саня. – Ага. Бей.

Саня почти вошел в раж и размахнулся для удара, но Алик резко дернулся вниз и потянул на себя лежащий брезент. Саня с грохотом рухнул на пол.

Алик молниеносно подскочил к парню, ухватил рукой за горло и стянул с глаз повязку.

– Усек? – Алик постучал пальцем по виску.

– Ага. – Саня сглотнул слюну. – Ковер надо с собой носить?

В те же секунду в мастерскую вошел Гриша. Вид у него был взволнованный.

– Алик! Игорек звонил, на рынок напали.

– Собираемся! – скомандовал Алик так громко, что эхо раскатилось по ангару.

– Я с вами, – хотел напроситься Саня.

Алик возразил:

– Останешься здесь. Это приказ.

– Там же мама с папой…

– Здесь – я сказал! – рыкнул Алик и шепотом добавил: – За главного.

Афганцы мигом похватали кто арматуру, кто биты и оперативно направились к выходу.

– Мужики! В ружье! – раздалось на базе. – Давай-давай-давай!

Санька, Женя, Вовка и Илюша замерли и недоуменно глазели на происходящее.

Тяжелая навесная дверь ангара со скрипом задвинулась. Спустя пару минут мотоцикл Алика и три машины афганцев неслись по пустырю, чтобы разобраться, что именно случилось на опекаемом ими рынке.

– Какие трусики? Эти сто рублей трусики стоят. – Надежда старательно притворялась, что все нормально. Про инцидент в подсобке рассказывать мужу не стала.

Да и рабочий день на рынке еще не закончился.

Федор подошел к ней и указал на плакат:

– Надь, это выше моих сил.

– Че, Федь. Надо, понимаешь, надо.

– Надь, а я роман начал, – взмолился Федор. – Шесть глав готово. Я дал почитать сведущим людям, они очень оценили.

Надежда отвернулась от покупательницы и проворчала мужу, глядя исподлобья:

– Слушай, может твои сведущие люди нас и накормят?

– Почему? Я продам роман – заработаю деньги…

– Федя, в другой жизни, ладно? Хорошо? – Она взяла из рук покупательницы тысячу и принялась отсчитывать сдачу. – Хоть раз твоя литература спасла кого-нибудь?

– Спасибо, – поблагодарила женщина, молча и терпеливо ожидавшая, когда Надежда с Федором договорятся.

На другом конце рынка, у входа, затормозили две машины: «Ауди» Тимура и черная «девятка». Авто встали аккурат у ворот, почти перекрыв их.

Тимур вместе с подельником вылез из тачки, на ходу отхлебывая вино из бутылки.

Молодой таджик из-за прилавка с хозтоварами, приветливо улыбаясь, окликнул его:

– Слушай, дорогой. Подожди, купи ведро, а?

– Какой я тебе дорогой? – огрызнулся Тимур.

– Ты не обижайся, – растерялся таджик.

– Ты че мне тыкаешь? – Тимур кинулся к прилавку и сбросил на землю несколько ведер.

– Ты че творишь? – попытался возмутиться продавец, но его сразу же приложили несколько раз головой о прилавок.

– Эй, мужики! Спокойно, спокойно! – Заросший тип в выцветшей камуфляжной куртке подошел к Тимуру из-за спины и попытался оттащить от продавца.

Завязалась драка. Ну как драка… Тимур с подельником избивали его в четыре руки и в довершение всего обрушили на пострадавшего прилавок с печеньем.

На этой кондитерской ноте из «девятки» выскочили четыре кавказца с арматурой. Они вбежали на рынок и начали громить прилавки. Товар разбивался и вываливался на землю. Продавцам и случайным прохожим тоже досталось.

В суете держатели лавок поспешно пытались собрать товар в мешки и баулы, чтобы сохранить хотя бы часть. Люди в панике ломились к задним воротам.

Федор растерялся. Услышав крики, Надежда ссыпала выручку в сумку на поясе и начала спасать товар.

– Федя! Быстро собираем все. Не стой столбом, давай быстро, говорю. Чего ты стоишь? Живо, Федя! Ну!

Кавказцы подбежали к киоску: разбитые кассеты рассыпались по асфальту.

Один кавказец схватил за ручку магнитофон и с размаху разбил технику об голову продавца.

Виталик выскочил из-за прилавка:

– Че за беспредел, ребята?! Давайте поговорим.

Тимур уложил Виталика на землю.

– Федечка, родненький! – причитала Надежда.

Кучерявый бандит захотел вырвать у Федора из рук баул с бельем, но мужчина вцепился в него мертвой хваткой.

Надежда попыталась ему помочь, но бандит оттолкнул ее.

– Помогите!!! – беспомощно кричала она, но рядом не было никого, кроме крушащих рынок бандитов.

Тимур с кучерявым швырнули Федора на землю и принялись пинать его ногами.

Надежда спряталась под прилавок.

Неизвестно, что нашло на Федора, цветом напоминавшего советский флаг, но лежа он собрался с силами и отчеканил:

– «…в переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир»[6].

Бандиты ожидали многого, но Маяковский оказался из ряда вон.

Они остановились в недоумении: что вообще делает этот интеллигент?

А тот продолжал:

Федор поднял окровавленную руку и указал на кучерявого.

Федор перевел руку на Тимура.

Надежда выглянула из-под прилавка. Ничего не понимая, она искала глазами мужа. Качаясь, Федор поднялся на ноги. Кровь брызгала из разбитого носа, перемазала лицо и рубашку.

Он положил руку на плечо кучерявому и уставился ему в глаза так бешено, что бандит отшатнулся.

Федор сделал лучшее, что только мог. Он выиграл время.

Мужик в камуфляжной куртке следил за порядком и, очухавшись, сразу позвонил афганцам. Когда Федор вдохновенно декламировал последние строчки, на рынок въехал мотоцикл Алика, а за ним – несколько машин боевых товарищей.

– Вы че, черти?! – крикнул Витя, выскочив из машины и огрев подвернувшегося кавказца битой.

Ветеранам понадобились секунды, чтобы группа южан, напавшая на рынок, беспорядочно бежала прочь, как загнанные псы.

Заметив афганцев, кучерявый в ужасе завопил:

– Валим!

Тимур с подельником рванули прочь.

Им вслед раздалось задыхающееся рычание Федора:

Он прокашлялся и успокоился.

Надежда выбралась из-за прилавка, обняла мужа и прошептала:

– Федечка, ты молодец.

– Спасибо, – отозвался Федор и нервно захихикал.

Кучерявый и Тимур вылетели из ворот и нырнули в автомобиль.

– Надо было все тут сжечь на хрен! – сокрушался Тимур.

– Почему? – Кучерявый достал сорочку, прихваченную по дороге. – Рубашки хорошие.

Они засмеялись.

Кучерявый заявил:

– Смотри, сколько их приехало. Все до одного. Давай, чухаем.

Машина завелась.

– А ты «Двойной удар» смотрел? – заулыбался Тимур. По глазам было видно – у него уже созрел план.

База афганцев опустела и умолкла. Тишину нарушал телевизор и перестук пальцев Эльзы, которая торопливо щелкала кнопками джойстика. Перед отъездом Алик надел на подругу свою куртку и велел следить, чтобы молодняк не лез куда не следует. Женя развалилась в кресле, закинула ноги на Вовкину табуретку и разглядывала заграничные кассеты с записями. Илья продолжал болтать с коробком, заодно пытаясь впрок наесться шоколадками. Сказано же было – сидеть и ждать. Вовка вжался в сиденье полуразобранного «Москвича» и искал что-нибудь, чем можно скоротать время. Ему на глаза попался двуствольный обрез ружья. Точно такой же дед однажды вырезал из дерева. В своих детских грезах Вовка не раз спас Родину с этим обрезом. Он из него даже танки взрывал. А тут – настоящий! Лежащий на ящике рядом с воткнутым перочинным ножом.

– Фига се! – Вовка вылез из машины и подбежал к ящику.

Обрез блестел и пах маслом. Впрочем, маслом в ангаре пахло почти все. Оба ствола были заряжены. Вовка подхватил ружье, покрутил в руках и вскинул на плечо а-ля Терминатор.

Эльза услышала звук взводимого курка и обернулась:

– На место положи. Пока нос не прострелил.

Женя хихикнула.

– Подумаешь, – буркнул Вовка. Но послушался. Затем выдернул из ящика нож, сложил и украдкой спрятал в карман.

Парень подошел к Эльзе. Файтинг был в самом разгаре – даже Илья оторвался от созерцания таракана и увлеченно уставился на экран. На столе возле телевизора блестели остатки провианта. Несколько банок оставались запечатанными.

Вовка ухватил банку со стола:

– Тушенка! А можно захавать?

– Нет, – ответила Эльза, не отрываясь от игры.

Вовка вздохнул, выдернул принесенную табуретку из-под ног у Жени и водрузил напротив Эльзы:

– Ставлю табуретку против банки тушенки, что выиграю у вас!

– Я тебя умоляю! – Эльза не оборачивалась, хотя предложение ее развеселило.

– Че «умоляю»? Я король в драчках.

Вот такого Эльза уже не смогла проигнорировать.

– Ты король?

Вовка стукнул себя в грудь:

– Да, я король.

– Ну давай. – Она протянула Вовке второй джойстик. – я тебя щас накажу. Король…

– Ща посмотрим, кто кого накажет.

Вовка уселся рядом и нажал «Старт». Начался новый раунд.

Саня бродил по базе и не находил себе места.

Алик почему-то в нем уверен, однако он, Санька… почему он торчит здесь, а не едет со всеми на выполнение первой в жизни боевой задачи?

Он обратился к ребятам:

– Эльза. У тебя машина есть?

– Че, угнать хочешь? – Ей было некогда отвлекаться: на кону стоял шанс продемонстрировать зазнайке Вовке, кто тут круче.

– Довезешь до рынка?

– Алик сказал тут сидеть.

Саня развернулся и кинулся к двери.

– Ну и сидите! А я не буду.

Женя вскочила с кресла. Кассеты рассыпались по полу.

– Я с тобой.

– Нет, – отрезал Саня, – там опасно.

– Позавчера я тебя бросила. – Женя смотрела на него в упор. – Больше не собираюсь.

На пути было последнее препятствие – тяжелая моторизованная дверь. Саня подергал ее. Не открывается. На улице раздался рев двигателя подъезжающей машины. Саня выглянул в окно в надежде: вдруг все вернулись? Хорошо, что через запыленные стекла старого ангара его никто не мог разглядеть.

Из авто вышли двое. Саня тотчас узнал Тимура.

Подельники открыли багажник и извлекли из-под запасного колеса два АКСУ с полными магазинами.

Саня с Женей едва успели домчаться до дивана и прервать матч.

– Бежим, бежим, бежим, бежим! – Саня толкнул Вовку в плечо, отскочил и спрятался за колонну. – Там Тимур!

– Что? – не поняла Эльза. На всякий случай привстала и оглянулась.

– Ложитесь! – крикнула Женя в самый последний момент.

Автоматная очередь разбила окно, и полсотни пуль влетели в ангар. Половину выстрелов приняли на себя две стоявших в мастерской машины. Повсюду разлетались осколки разбитой техники и пыль расколотого бетона.

Спустя несколько бесконечных мгновений стрельба стихла.

Саня, у которого звенело в ушах, выглянул из укрытия.

Тимур удовлетворенно смотрел на выбитые окна и пулевые отверстия в металле.

Кучерявый дернул его за руку:

– Поехали.

– Не, Каха. – Тимура трясло от эйфории. – Я тут все сожгу на хрен!

– Тормози! Они ушли.

Но Тимур уже достал канистру и направился к окну.

В ту же секунду Саня открыл кофр, вынул оттуда баян и пистолет Макарова. Сперва он снял оружие с предохранителя и собрался держать оборону, но внезапно у него возникла гениальная до странности идея.

– Тормози – говорю! – крикнул Каха, захлопывая багажник. Он до сих пор надеялся отговорить Тимура от поджога.

Вдруг из ангара раздалась мелодия фронтовой «Катюши». Тимур опешил.