Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров

Размер шрифта: 13

Глава 1. Замок под пятым солнцем

Тольдебраль… Замок, изумляющий великолепием и роскошным убранством… Странно было видеть его именно здесь, в Пропасти – царстве анархии и беззакония, колыбели темного, полуночного колдовства.

Морриган поморщилась. Не замок, а огромная золоченая клетка.

В натертых до блеска мраморных полах отражался свет гигантской свечной люстры, подвешенной цепями к потолку. В стеклянных плафонах парили сущности света, заполняя собой пространство разделенных арками залов и изгоняя полумрак. Всюду – яркий белый свет, мрамор и хрусталь. И посреди всей этой помпезности она – Морриган Блэр, бывшая охотница и потомственная полуночная ведьма.

Морриган слепила холодная красота замка Тольдебраль, заставляла чувствовать себя чужачкой, самозванкой. Чужеродным элементом, черной кляксой на идеально белоснежном листе.

Взгляд прищуренных черных глаз скользнул по королевской страже. Вышколенные бойцы, в ряды которых затесались и полуночники: не слишком амбициозные или просто склонные к насилию веретники, колдуны крови и хаоса и темные виталисты.

Прошла уже неделя, а неприятностей, которыми грозил таинственный «Доброжелатель», так и не последовало. И все же Морриган не оставляла мысль о записке, полученной в день коронации Доминика О'Флаэрти.

«Будьте осторожнее. Не все в Пропасти в восторге от того, что Колдуэлл был убит вашими руками».

Кому могло не понравиться то, что Морриган устранила Колдуэлла, который в неуемном стремлении восседать на троне Пропасти, убил шестерых лордов и леди? Его сообщникам? Но о таковых ни ей, ни Нику не было известно.

Беспочвенна ли угроза или нет, нужно быть начеку. Морриган не напрасно лезла из кожи вон, чтобы посадить Доминика О'Флаэрти на трон, заполучив тем самым Тольдебраль. Она поклялась защитить сестру. Ту, что однажды уже умерла, а после проведенного ритуала воскрешения отрезала себе путь наверх, в родной Кенгьюбери.

Клио хватило сполна подножек от судьбы, вознамерившейся сделать ее жертвой.

С энтузиазмом преданного своему делу изыскателя Морриган исследовала Тольдебраль. К ее удивлению, она потратила куда больше времени, чем предполагала изначально, хотя Доминик снабдил ее планом всех комнат замка. Включая те, что были тщательно сокрыты от посторонних глаз.

Тольдебраль оказался изъеден потайными ходами. Взять, к примеру, изваяния у стены в тренировочной комнате с иллюзорными манекенами. Морриган выяснила, что правильная комбинация нажатий на скульптуры открывала вход в оружейную. Среди стандартного оружия она отыскала револьверы, стреляющие особыми пулями, мечи, освященные силой Дану, и даже плеть-молнии – главное оружие охотников и охотниц, с которым Морриган не расставалась и по сей день.

«Пароль» (то есть верную последовательность действий) знали все боевые колдуны королевского дома О'Флаэрти). Знала его и Морриган – с недавних пор, как бы дико это ни звучало, советница действующего короля.

Каблуки ботфортов звонко процокали по мраморному полу. Один из боевых колдунов повернулся на звук или же учуял долетевший до него аромат восточных духов, неизменно сопровождающий Морриган. Взгляд стража скользнул по ее фигуре.

«Лучше бы за замком следил», – холодно подумала Морриган.

Ей не требовалось чужое внимание, чтобы почувствовать уверенность в себе. Еще раз колдун задержит на ней взгляд дольше нескольких секунд, она добьется его увольнения.

Грех не воспользоваться своим положением и близостью (слава Дану, не физической) к королю.

Морриган прошла мимо зала с роялем. Шкаф у дальней стены вполне логично и ожидаемо выполнял обязанности обыкновенного книгохранилища. Но ровно до тех пор, пока не выдвинуть определенные книги на точно отмеренное расстояние. И тогда шкаф превращался в дверь, ведущую в комнату, заполненную весьма любопытными свитками и древними фолиантами. А еще чужими гримуарами[1], которые наверняка являлись боевыми трофеями того или иного королевского Дома. Ни один обладатель магической силы добровольно со своим гримуаром не расстанется. Он – гарантия того, что род сохранит могущество ведьмы или колдуна и, конечно, его приумножит.

Изучение тайной изнанки Тольдебраль немного примирило Морриган с пафосом той части замка, что так демонстративно выставлялась напоказ.

– Осматриваешь свои владения? – раздался за спиной насмешливый голос.

Морриган круто развернулась. Дэмьен стоял, привалившись к стене.

«Надо же, мы сменили гнев на милость и решили в кои-то веки со мной поговорить?»

В последнее время отношения между ними иначе как напряженными не назовешь. Но виноватой Морриган себя не считала. Она не собиралась возводить мосты. Не она отвергла берсерка после поцелуя – страстного и желанного для обоих. Не она порой смотрела так, будто Дэмьен ее предал. Словно был ее врагом, проклятым нарушителем спокойствия, привносящим в ее жизнь только хаос.

Морриган ловила эти взгляды во время их редких и неизменно случайных встреч. Что-то невысказанное таилось в сумрачно-серых глазах в такие мгновения.

– Владения Доминика, – поправила она.

– А разгуливаешь как по своим.

Морриган фыркнула. Ничего не поделаешь – она привыкла все контролировать. Тольдебраль отныне – ее с Клио дом.

– Многое поменялось, – сказала она скорее себе, чем Дэмьену.

Для их семьи – определенно. Если бы не Доминик, она бы так и осталась лишь бывшей охотницей, отступницей, преследуемой Трибуналом, на который совсем недавно работала. Он сделал ее адгерентом – официальным единомышленником – Высокого Дома О'Флаэрти.

А после воцарения Доминика она из никому не известной в Пропасти не то полуночной, не то рассветной ведьмы превратилась в девушку, отстаивающую интересы короля, – с теми же пылом и настойчивостью, с которыми Дэмьен защищал его от врагов.

Да и Бадб, в свою очередь, немало поспособствовала переменам. Пусть ей и не пришлось, как Морриган, потом и кровью зарабатывать для лорда О'Флаэрти симпатию Высоких Домов и существ древней крови. Хватило древнего как мир женского трюка… Эффектная внешность, страстная натура, кошачьи повадки – и вот уже король по уши влюблен.

Конечно, по старой памяти ее еще называли «легендарной Бадб Блэр» или «той самой Леди Ворон», но воспоминания о былом могуществе словно истаивали. Мать Морриган и Клио, которая считала своим домом и мир теней, и мир живых, после смерти и превращения в лича[2] растеряла львиную долю сил.

Бадб больше не посвящали кровавые победы. Они лишилась армии из живых солдат и призрачных теней-охотников. Ей давно не приходилось поднимать боевой дух воинов и вселять в королей, подле которых она стояла, уверенность в их непобедимости.

Даже извечная маска кокетства, гордости и претенциозности не помогала Леди Ворон скрыть, насколько ее это тяготило. Сквозь едва заметные, с волосок, трещины в маске Морриган видела охватывающее Бадб беспокойство. Однако не могла понять, что тревожило мать сильнее: что ее колдовская сила с течением прожитых на два мира лет и вовсе истает? Или что, о ужас, образ Леди Ворон сотрется из памяти людей?

Впрочем, об одном из страхов она отныне могла забыть. Теперь, когда Бадб стала любовницей короля Пропасти, о ней будут говорить охотно и много. Да и недолог тот час, когда она станет королевой. Неважно, что они с Домиником знакомы меньше года.

Бадб Блэр умела добиваться своего.

Даже Клио, казалось, смогла прижиться в Пропасти. Взять хотя бы то, с какой молниеносной скоростью сестра обзаводилась друзьями. Саманья, Сирша, Аситу, Ада, Дэмьен… Даже Ганджу, немногословный и грубоватый бокор[3] Дома О'Флаэрти, был покорен ее стойкостью, жизнерадостностью и силой духа.

Из ныне живущих Морриган когда-то называла другом лишь Ника, но и его дружбу она давно потеряла. А называть таковым Дэмьена, несмотря на все, через что они прошли, несмотря на то, что, по-своему, но защищали друг друга, у нее не поворачивался язык.

Легко предположить, что Морриган пошла характером в мать (Бадб особым дружелюбием тоже не отличалась), а Клио – в отца, которого обе сестры не знали. Если только забыть тот факт, что именно он и убил Леди Ворон. Нежной, доброй Клио – и откуда в ней только эта безграничная доброта? – сравнение с убийцей точно бы не польстило.

А вот для Дэмьена, наверное, мало что поменялось. Он продолжал выполнять свое главное обязательство – защищать Доминика. Разве что сложность, как и ставки, повысилась: был устранителем проблем для очередного лорда Высокого Дома, а стал телохранителем короля. Еще особняк О'Флаэрти сменился на Тольдебраль… Однако что-то подсказывало Морриган: Дэмьена роскошь окружающего убранства совершенно не прельщала.

– Я выторговала у Доминика право снять костюм охотницы, – поморщив нос, сказала она.

Доминик любил пускать пыль в глаза. Почти все время, в течении которого главы Высоких Домов рьяно отвоевывали друг у друга право называться королем Пропасти, Морриган пришлось проходить в уже чуждом для нее белом костюме охотницы. Носить его – будто пытаться натянуть на себя старую кожу, цепляться за прошлое, которого уже не вернуть. Так стареющая знаменитость упорно рядится в короткие обтягивающие платья двадцатилетней давности, не желая признавать, что молодость уже давно миновала.

Глупо – и бессмысленно – вспоминать о том, какой была ее жизнь раньше. Морриган изменилась, и прежней ей уже не стать. Так зачем терзать душу? Не лучше ли искать плюсы в настоящем? Таковым, например, был ее наряд, пришедший на смену поднадоевшей белой коже, – длинное декольтированное платье из багряного шелка, с черным поясом, напоминающим корсет.

Дэмьен окинул ее изучающим взглядом. В глубине серых глаз заплясали алые огоньки. Интересно, при всей любви к Мэйв, вспоминал ли он поцелуй с Морриган?

Берсерк поморгал, опомнившись – или воскресив в памяти их недавний разговор, – и отвернулся.

«О да, мы никто друг другу, а я даже в своем шикарном платье – не чета твоей Мэйв. Можешь не напоминать», – раздраженно подумала Морриган.

При всем желании она не могла соперничать с той, что обладала чистой душой, не тронутой «полуночной скверной», как говорили ярые последователи Дану. Она не могла изменить свою природу. Стать рассветной ведьмой и после всей полуночной силы, что была у нее в руках, довольствоваться чтением истины в зеркалах? Но Морриган теперь советница, а не наемница. Дипломат, а не воин.

В любом случае она не будет добиваться мужчины, который однажды ее отверг.

Воздух между ними разом словно похолодел.

«Ну скажи что-нибудь. Признайся, что был первостатейным идиотом. Я усмехнусь, мы обменяемся подколками и остротами. И лед между нами растает».

Дэмьен промолчал.

– Мне надо идти, – бросила Морриган.

Походкой от бедра она прошествовала мимо берсерка. Шелк платья приятно ласкал кожу ног. Она знала, что Дэмьен будет смотреть ей вслед.

А кто бы не смотрел?

– Хорошо поговорили, – донесся в спину насмешливый голос.

По обеим сторонам от двери в кабинет Доминика застыли боевые колдуны. Переступать порог комнаты им было строго-настрого запрещено. Интересно, какие тайны хранил Доминик, если не спешил впускать сюда даже собственного телохранителя?

Морриган зашла в святая святых и плотно закрыла за собой дверь.

Новоявленный король Пропасти восседал на обитом кожей стуле как на троне и вглядывался в мемокарды: носители информации в виде тончайших прямоугольных пластин были разложены на громоздком столе. Знакомая картина. Морриган откашлялась, Доминик вскинул глаза, в которых не было ни толики скуки или усталости. Вероятно, требующие внимания королевские дела (пусть во владениях бывшего лорда был лишь один город), его весьма забавляли.

– Я обязалась посадить вас на трон, и я свою часть сделки выполнила, – начала Морриган.

Именно разоблачение Леона Колдуэлла прибавило Дому О'Флаэрти несколько голосов в гонке за короной.

– Как и я, сделав тебя и Клио своими адгерентами, – заметил Доминик.

– Да, но сейчас я вынуждена просить о большем.

Доминик пристально посмотрел на нее. Опершись ладонью о край стола, легко от него оттолкнулся.

– Дело в твоей сестре, верно?

– Да. В ее слепоте. Может, Клио уже смирилась – она вообще не из тех, кто будет бесконечно сетовать на судьбу, но я – нет. Вы прожили в Пропасти куда дольше меня и, как-никак, когда-то были друидом[4]. Странствуя по Ирландии, вы наверняка встречали могущественных ведьм и колдунов.

Доминик задумался.

– Пожалуй, есть та, кто способен помочь тебе и Клио.

Морриган впилась в Доминика жадным взглядом. И хотя в голове билось гневное: «И вы молчали?» – вслух она произнесла иное.

– То есть исцеление Клио действительно возможно?

– Скажу так… Если не сможет помочь она, значит, никто на это не способен. Ее зовут Калех. Полагаю, это имя тебе знакомо.

– Матерь Гор. «Скрытая под вуалью»… – протянула Морриган.

Калех была настоящей легендой. Персоной гораздо более значимой и монументальной, нежели Леди Ворон.

Доминик усмехнулся.

– Да, многим Калех известна как создательница холмов, гор и курганов Ирландии и Шотландии… Но существует предание, что и Пропасть сотворила она. Защищая группу женщин от охотников на ведьм, от которых и произошла хорошо известная тебе Гильдия охотников, Калех прорубила в земле вход и прикрыла его невидимыми чарами. Там и укрылись первые черные – полуночные – ведьмы, позже к ним присоединились и колдуны. Их стараниями подземелье постепенно разрослось до целого города, который стал для отверженных домом. Первые выходцы были, разумеется, из Кенгьюбери, но потом сюда стали стекаться люди из других городов. И не только ирландских, как ты могла заметить. Калех подарила изгоям не просто крышу над головой, а надежное убежище. И, что важнее – место, где они могли быть самими собой.

Морриган изумленно покачала головой. Она никогда не задумывалась, как именно и почему образовалась Пропасть. Пусть этот город тривиальным не назовешь, в Ирландии столько чудес и странностей, что однажды к ним просто привыкаешь.

– Про Калех говорят, что она – первая из ведьм, созданных самой Дану. Она невероятно сильна. Ей подвластны чары, неведомые остальным. Загвоздка в том, что Калех чтит древние традиции. Особенно те, которые сама же и создала… или те, у чьих истоков стояла. Несмотря на то, что Калех давно – говорят, счет пошел уже на века – покинула Пропасть, она приглядывает за городом как за своим дитя.

– Что это значит? – нахмурилась Морриган.

Упорно игнорируя кожаные – и наверняка удобные – диваны возле стены, она стояла у двери.

– Калех упряма и несколько… принципиальна. Она помогает лишь ведьмам и колдунам, добившимся уважения в Пропасти. Лордам и леди Высоких Домов…

В глазах Морриган вспыхнула надежда.

– Или королям и королевам.

Доминик со сдержанной улыбкой кивнул.

– Если ты хочешь вернуть Клио прежнюю жизнь, лишив ее тэны, Калех – твой единственный шанс. И еще одна причина удержать меня на троне. – Помедлив, он веско добавил: – Пока у тебя неплохо получалось отстаивать мои интересы. Я хочу, чтобы ты продолжала.

Морриган закусила губу. Советница короля… и королевская защитница? Что ж, она не имела ничего против. Если ее усилия помогут Клио прозреть и вернуться к нормальной жизни, Морриган готова ежечасно патрулировать Тольдебраль в поисках угрозы и проверять его на прочность наложенных на стены щитов.

Доминик прочитал ответ по ее лицу.

– Отлично. Я немедленно отправлю своих людей на поиски Калех. Когда отыщу ее, дам тебе знать.

Морриган благодарно кивнула. Вылетев из кабинета, поспешила найти сестру. Сейчас, когда встреча с могущественной Калех стала реальностью, она могла рассказать Клио обо всем без утайки, не ранив ее чувства и не разочаровав.

– Сильнее ведьмы нам не найти, – с жаром сказала Морриган. – Надеюсь, она поможет тебе избавиться от тэны. И возможно, даже вернуть тебе зрение…

Клио прерывисто вздохнула. Долгое время она, не желая причинять сестре боль, усиленно делала вид, что жизнь в Пропасти ничем не отличается от жизни в Кенгьюбери. Что она похоронила заветную мечту стать врачом. И что ее не волнует то, что с недавних пор ее причисляют к полуночным ведьмам.

– Спасибо, – выдавила Клио.

Морриган молча обняла сестру и поцеловала ее в макушку. Отчаянно хотелось верить, что у них все получится.

Глава 2. Спящая красавица

Блуждая по длинным и узким коридорам, по гулким залам и просторным комнатам со стрельчатыми окнами, Клио чувствовала себя выросшей в замке принцессой. Или же девушкой из обычного мира, что по какой-то прихоти судьбы очутилась в сказке.

Однако Клио видела и изнанку ситуации, в которой оказалась. Ее теневую, мрачную сторону. Знала, что у Доминика, нынешнего короля Пропасти, появилось множество новых врагов – лордов, не заполучивших корону. Знала, что стены покрывает искусная вязь охранных чар, а боевых колдунов в Тольдебраль – в разы больше тех, что практикуют любое другое магическое искусство.

И все же в стенах замка Клио чувствовала себя… спокойно. Рядом всегда кто-то был – Саманья, Аситу или Дэмьен. А за колдовские щиты отвечали лучшие охранные стражи Пропасти во главе с рассветной ведьмочкой Адой. Хотя в последние дни Клио общалась с ней нечасто – Ада всерьез восприняла резко возросшую ответственность, когда Дом О'Флаэрти обрел статус королевского.

Зато Клио стала почти неразлучна с Саманьей. Обе – затворницы, которые блужданиям по Пропасти предпочитали пусть и не родные, но защищенные стены.

Саманья провела в подземном городе колдунов-отступников немало лет, но привыкнуть к нему – и полюбить – так и не смогла. Как и Клио, она скучала по верхнему миру, столь непохожему на хаотичную, немного безумную и порой кровожадную Пропасть.

Кроме того, они обе с легкостью находили, чем себя занять, будучи добровольно запертыми в четырех стенах: день за днем, час за часом они постигали колдовскую силу. Клио для магических практик нужно было видеть сны, Саманья же взывала к духам Лоа[5].

Вот и сейчас Клио оставила подругу, чтобы та вместе с отцом и Аситу провела очередной ритуал. Обряды вуду не терпели, увы, посторонних. Дэмьен же большую часть дня был прочно привязан к Доминику, а королю Клио отчего-то не любила лишний раз попадаться на глаза. Однако есть у нее на примете парень, с которым она не прочь провести свободные часы до путешествия в Юдоль Сновидений… Щеки вспыхнули, когда мягкий внутренний голос в голове соблазнительно шепнул: «Ник».

Бывало, они болтали полночи – чаще всего о всякой ерунде. Слушая Ника, так легко забыть, что перед тобой – младший инспектор Департамента полиции. Хотя бы потому, что вести из Кенгьюбери, от которого Клио отныне была отрезана, Ник рассказывал в манере энергичного журналиста, вещающего по экфовизору. А иной раз и вовсе разыгрывал на два голоса, будто Клио была зрительницей спектакля.

Ей было до жути любопытно: каким Ника видели коллеги? Неужели таким же легкомысленным и беззаботным, каким видела его она? Порой казалось, что Ник не воспринимает жизнь всерьез. Однако Клио училась замечать в людях больше одной грани, а потому знала – это совсем не так.

Каждый раз после подобных затяжных бесед она чувствовала себя виноватой. Клио могла себе позволить вместе с голубкой сладко посапывать до самого обеда, а потом отмокать в ванне с книжкой в руках, после чего лихорадочно придумывать себе занятие. Ника же ранним утром ждала непростая, выматывающая работа.

Отчасти даже неплохо, что ты – ходячий источник тэны, вынужденно запертый в городе полуночных колдунов. Школу, например, посещать больше не надо. Бывшие одноклассники Клио сейчас остервенело готовятся к экзаменам на получение аттестата зрелости[6]. А она читает, наблюдает за чужими ритуалами… и видит сны. Когда ты сноходица, можно оправдать поздний подъем тем, что целую ночь «постигала дар», а значит, путешествовала по чужим снам.

Клио вздохнула. И когда она успела стать такой соней? Впрочем, ответ она знала.

Крепко сжав амулет зова в руке, Клио клятвенно заверила себя, что «она ненадолго». Трепет сменился холодком при одном взгляде на Ника. Где та мальчишеская улыбка, что всегда сияла на его лице во время их разговора? Ее сменила хмурая гримаса, будто взятая у Дэмьена взаймы, и Нику совершенно не подходящая.

– А-а-а, привет.

Ник смотрел куда-то вдаль, поверх ее плеча. Казалось, его мысли утекали в незримый источник – настолько он был обращен внутрь самого себя.

Клио потопталась на месте, чувствуя себя ужасно неловко. Она определенно невовремя. Да и вообще, Ник занятой человек, делает важную для общества работу, а она отвлекает его по мелочам, вызывает по каким-то глупостям. Просто потому, что сейчас – день, а настоящая жизнь сноходицы начинается лишь с приходом ночи.

Однако слова друга детства заставили сердце Клио биться чуть быстрее.

– Я как раз хотел тебя вызвать.

– Правда?

– Да, но… – Улыбка наконец проявилась, но отчего-то с оттенком вины. – По делу.

– По делу? Ко мне?

Ник улыбнулся шире: в уголках глаз прорезались смешливые лучики-морщинки. Наконец он стал похож на самого себя.

– Ты же у нас сноходица.

Рассмеявшись, Клио смущенно потерла кончик носа. Все еще непривычно слышать это от других… и даже в собственных мыслях.

Улыбка исчезла, заставив ее встревожиться.

– Что случилось?

– Еще одно странное дело, – напряженно отозвался Ник.

– Разве не все дела, связанные с магией, странные?

Ник издал тихий смешок.

– В первые годы работы в Департаменте я тоже так считал. А потом понял, что они, так или иначе, схожи, а список запрещенных ритуалов, которые приводят к смерти невинных жертв, мы уже выучили назубок. Но это дело… Странное, как я и говорил. – Ник помедлил, собираясь с мыслями. – Кажется, устранением Колдуэлла мне наконец удалось впечатлить начальство.

Еще бы! Колдуэлл был повинен в смерти минимум шести человек. А еще – в краже колдовских даров у людей и существ древней крови. Безусловно, о том, что Морриган, недавно объявленная в розыск, участвовала в поимке Колдуэлла, Департамент и не подозревал.

– Видимо, в награду мне и поручили особое дело. – Ник невесело хохотнул. – А особое оно, поскольку все агенты и инспекторы в недоумении, и понятия не имеют, что делать. Включая меня.

Клио озадаченно хмурилась, но друга не перебивала.

– Так вот, я хотел у тебя спросить… Сноходчество… или другие чары, связанные со снами… Это ведь исключительно рассветная магия?

Крепко задумавшись, Клио прошла до глубокого кресла. Опустилась в него, почти утонув в мягких бархатных объятиях. Первый порыв девушки, что обнаружила в душе искру рассветной силы и не желала иметь ничего общего с магией полуночной, – ответить категоричное «да». Однако что-то ее остановило.

Может быть, дело в той ее части, что принадлежала не ученому, но исследователю. Человеку пытливому и знающему, как многое от нас скрыто. И если людям не известно о чем-то, не значит, что этого нет.

Именно последняя мысль заставила Клио сказать:

– Я не знаю других чар, связанных со снами, но если говорить о сноходчестве… Насколько я знаю, да. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что не каждый день в Кенгьюбери человек умирает от того, что не может проснуться.

Клио, сглотнув, подалась вперед. В горле пересохло.

– Повтори?

– Я столкнулся с этими чарами несколько дней назад. На теле жертвы, Эллис Макграт, – ни ран, ни следов насилия. Если бы я не знал, что она мертва, подумал бы, что она спит. Кроме того, я обнаружил шлейф совершенно незнакомой мне магической энергии. В комнате концентрация тэны невероятно высока, а у самой жертвы – ни капли магии. Подозреваю, кто-то погрузил ее в сон, из которого она так и не сумела выбраться.

Клио глубоко вздохнула, вцепившись в край кресла обеими руками. Ник не заметил ее реакции: погрузившись в раздумья, снова смотрел куда-то вдаль.

– Я побеседовал с матерью погибшей. Выяснилось, что Эллис спала целых три дня. Три дня родная мать не могла ее добудиться. Звала и ворожей, и целительниц. И ничего. Целители из Церкви Дану, виталисты и рассветные ведьмы истины видели здоровое молодое тело в самом естественном для организма состоянии сна. И выдернуть ее оттуда не сумели. Будто ее душа уже отделилась от тела… Ох, прости, Клио.

Она не сразу поняла, за что Ник извиняется.

– Перестань, я ведь жива, – мягко пожурила Клио. – Все, что было со мной, осталось в прошлом.

Он кивнул – сосредоточенный и непривычно серьезный. Наверное, именно таким его знали коллеги и подозреваемые. Клио же помнила его совсем другим.

За спиной Ника она видела клочок Кенгьюбери – здание Департамента полиции и часть улицы. Сердце на мгновение сжалось, но Клио запретила себе тосковать. То, что она сказала Нику, относится и к городу.

Для нее Кенгьюбери тоже остался в прошлом.

– По словам матери Эллис, в тот день, когда она в последний раз видела дочь в бодрствующем состоянии, ничего необычного не случилось. Эллис пришла домой после встречи с друзьями, в хорошем настроении, поужинала и легла спать. А наутро не проснулась. Теперь меня мучают сомнения, что «дело о спящей красавице» отправится на полку к нераскрытым. Соседи Эллис тоже ничего подозрительного не заметили. Мать жертвы уверяет, что не отлучалась из дома, спала плохо, и если бы кто-то проник в квартиру, наверняка бы услышала. Да и цель убийства не ясна. Ничего не пропало – ни деньги из кошелька, ни драгоценности из шкатулки на комоде, ни золотые сережки из ушей погибшей. Результаты вскрытия картину не прояснили, наоборот, еще больше запутали. Экспертиза не выявила следов наркотиков, лекарственных средств и магических зелий. Сказать, какое заключение выдал эксперт? Эллис Макграт, пышущая здоровьем девятнадцатилетняя девушка, любительница йоги и прогулок на свежем воздухе, скончалась от разрыва сердца.

– Ник…

Он покачал головой.

– Я выгляжу полным идиотом, но меня по-настоящему зацепило это дело. В Кенгьюбери люди постоянно погибают от чар. Куда чаще, чем от ножа или пули. А то, что несчастная Эллис умерла во сне, который оказался таким долгим… Вдруг это результат какого-нибудь проклятия?

– Ник…

– Может, я зря ищу источник зла в безобидной магии сновидений. Но мы очень мало о ней знаем, а ты…

– Ник! Думаю, я знаю, что могло ее убить.

Он замолчал, сфокусировав взгляд на Клио. Тон подруги заставил Ника насторожиться.

– Ты должен кое-что знать. Одной из жертв Колдуэлла была Руана из племени шаманов. Как и все убитые им, она претендовала на трон. Однажды я обратилась к ее подруге, Кьяре Бьянки за помощью, а она в ответ попросила помочь Руане.

– Что с ней произошло? – хрипло спросил Ник, явно подозревая неладное.

– Руана никак не могла проснуться.

– Святая Дану, – прошептал он, прикрыв глаза.

– Я не рассказывала тебе, потому что…

Закусив губу, Клио отвернулась к окну. Глупый жест, ведь голубка, не получив мысленного повеления, продолжала смотреть на Ника. А значит, избежать понимающего и сочувственного взгляда ей не удалось.

– У тебя не получилось, – тихо произнес он. – Клио…

– Да, да, я не виновата и все такое… Я просто…

«Не могу смириться».

Выталкивая из горла колючие слова, Клио рассказала Нику о том, что обнаружила в Юдоли Сновидений, когда пыталась спасти подругу Кьяры.

– Твоя спящая… Слишком похоже на то, что случилось с Руаной. Но мы с Морриган думали, что это дело рук Колдуэлла! Что он… ну… усыпил Руану. Хотя…

– Что? – пытливо спросил Ник.

А вот теперь Клио отчетливо видела в нем инспектора Департамента полиции. И неважно, что их разделяла толща земли. Взгляд Ника был цепким, словно Клио находилась от него на расстоянии ладони.

Естественно, она уже успела расспросить Морриган о схватке во всех подробностях. Как они вместе с Дэмьеном и Ником (в особенности Ником) смогли одолеть колдуна, у которого из-за неудачной попытки вживить в себя дар ламии[7] и самому стать ею из живота вырастали самые настоящие змеи? Отчего ритуал закончился провалом, никто не знал. Быть может, превратиться в ламию могла только женщина, а может, Колдуэлла подвело собственное мастерство. Если, конечно, такое вообще возможно – человеку стать существом древней крови.

Клио жадно впитывала каждое слово Морриган. И не забыла, что никаких чар, связанных со снами, в арсенале Колдуэлла сестра не нашла. Об этом Клио Нику и рассказала.

Он кивнул.

– Я лично прикладывал к отчету перечень всех филактериев с чарами, которые Колдуэлл вытянул из людей и существ древней крови. Дара, подобного твоему, среди них нет. Во всяком случае, среди тех, что мы нашли в его квартире.

– Морриган решила, что на Руану он истратил последнюю – или даже единственную в своем роде – коробочку. Но есть и еще кое-что. – Клио наморщила лоб. – Я ужасно злилась на Колдуэлла за то, что он творил с людьми. Я так хотела, чтобы он понес наказание, и была так уверена в его виновности, что даже не поняла, что кое-что не совпадает…

– Что? – насторожился Ник.

И снова этот взгляд – цепкий, как у коршуна. Или охотничьего пса.

– Как я и говорила, сны и сноходчество – это часть силы Дану. – Поразмыслив, Клио осторожно добавила: – По крайней мере, так принято считать.

– А рассветные чары использовать для убийства нельзя, – кивнул Ник.

– Я бы даже сказала невозможно. И то, что происходило с Руаной… Кошмары, которые истязали ее… странная паутина, опутавшая Юдоль Сновидений в той части, где находились сны Руаны… кокон, заточивший ее, не позволяющий вырваться из сна… Это совсем не похоже на чары сноходчества. Это что-то иное. Что-то… опасное.

– И что же?

Клио глазами голубки взглянула на друга.

– Не знаю. Но, кажется, Руану убил не Колдуэлл. А значит, от неведомых чар пострадали уже двое.

– Но зачем кому-то убивать людей во сне? – недоумевал Ник. – Когда есть, прости меня за цинизм, куда более… эффективные способы?

Вопрос повис в воздухе. Ответить на него Клио не смогла.

Глава 3. Камарилья

С осколком истины в одной руке и с зажженной свечой – в другой, Морриган методично исследовала еще не изученные комнаты.

Защита замка и впрямь впечатляла. Теперь она понимала, отчего все Высокие Дома стремились заполучить Тольдебраль – разумеется, помимо того факта, что к нему прилагался и трон с короной и ключами от города. Стены покрывала мощная сеть деактивированных на момент коронации защитных чар. В отражении мира теней они выглядели как разбитые на ячейки соты, в которых плескалась белая магическая энергия. Оболочку «сот» покрывали тонкие линии чар, имитирующие молниевые нити.

Проще говоря, не влезай – убьет.

Добавь к этому потайные ходы и гигантский сверхукрепленный подвал, напоминающий бункер, лучших боевых колдунов Пропасти в составе королевской стражи… и получишь неприступную твердыню. Здесь, в пропитанных магией стенах, Клио находилась под надежной защитой. Быть может, Морриган удастся наконец хоть немного расслабиться и перестать каждую минуту бояться за жизнь сестры.

Она знала, что не должна трястись над Клио, словно сумасшедшая мамаша, этакая курица-наседка. Но ничего с собой поделать не могла. Род Блэр – Морриган, которая всю жизнь металась между тьмой и светом, Бадб, что уничтожала целые армии, да и отец, однажды убивший их мать, – не заслужил столь чистое и светлое создание, как Клио.

И казалось, что в Пропасти, пропитанной полуночной магией, опасность подстерегала сестру на каждом шагу.

Добравшись до комнаты Клио, Морриган поднесла к глазам зеркальный осколок истины и быстро проверила защиту на стенах. Удовлетворенно кивнув, заглянула внутрь. Самое важное место для сноходицы, конечно же, спальня, а потому Морриган проследила, чтобы комната сестры почти ни в чем не уступала королевской. Кремовый ковер с пушистым ворсом, занимающий все свободное пространство пола, кровать из белого дерева со старомодным балдахином и элегантный шифоньер…

Стеклянная дверь вела на утопающий в цветах открытый балкон. Морриган частенько заставала там Клио – в плетеном кресле, с книгой, напечатанной шрифтом Брайля. В двери проделали специальное окошко для голубки, чтобы она могла полетать, пока хозяйка спит. Сестра не боялась, что фамильяр улетит навсегда: связь между ними была нерушимой.

Клио и сейчас спала. Невинное, почти ангельское, безмятежное личико, разметавшиеся по подушке белые локоны…

«Что тебе снится, Клио? Твои собственные или чужие сны?»

На руке загорелся недавно нанесенный рунический символ. На первый взгляд, обычный знак, для красоты наколотый на коже, на деле же – результат нетривиальных комбинированных чар. Подобные, насколько Морриган было известно, изобрели и практиковали исключительно в Пропасти. Тут тебе и ментальные чары, создающие между двумя людьми особую, хоть и мимолетную связь, и магия витализма, и чары зова, завернутые в оболочку обыкновенной татуировки.

Всякий раз, когда Доминику требовалось присутствие Морриган – для очередного задания или совета, – он давал об этом знать, касаясь похожего знака на ладони и посылая мысленный сигнал. В то же мгновение знак ее на руке загорался золотистым светом и, вдобавок, начинал жечь.

Надежный способ, что ни говори. Ведь если разыграется приступ мизантропии и возникнет нежелание общаться с Домиником, обычный амулет зова можно заглушить специальными чарами… или оставить на тумбочке, пока отмокаешь в ванне с шапкой ароматной пены и растворенными в воде маслами. А потом, наспех обернувшись полотенцем, едва что-то прикрывающим, с улыбкой сытой кошки слушать, как Дэмьен сыпет проклятиями, старательно отводя глаза от ее длинных ног и оголенной умасленной кожи.

Кстати, берсерка в комнату Морриган посылал Доминик, который желал удостовериться, что с ней (Морриган, а не комнатой) все в порядке. И вовсе не потому, что считал Дэмьена своим слугой, а потому что – подумать только! – беспокоился, как бы с Морриган ничего не случилось.

Какая забота… Но не исключено, что Доминик просто не хотел терять столь ценный актив.

Привязка к королю Пропасти и необходимость мчаться к нему по первому зову изрядно выводила Морриган из себя. Так, наверное, чувствует себя горделивая волчица, внезапно осознав, что она – лишь питомец редкой породы у кого-то на поводке. И стоит хозяину поводок дернуть, ей придется, позабыв о сладкой свободе, послушно повернуть назад.

Однако стать адгерентом Дома О'Флаэрти – значит подписать договор, в котором однажды обнаружится целая россыпь пунктов мелким шрифтом в самом низу последней страницы. Главное – Клио под защитой короля полуночных колдунов.

Душу Морриган согревало и то, что у Дэмьена на коже красовался точно такой же символ. В конце концов, не одной же ей страдать?

Преодолев пару длинных коридоров и проскользнув потайным путем (необходимости в этом не было, ей просто нравилось играть роль шпионки), Морриган добралась до тронного зала. Хотя Доминик поначалу выказал желание принимать посетителей и вести переговоры в кабинете, Бадб, еще большая любительница пафоса и пыли в глаза, нежели он сам, быстро его отговорила. Ей нравилось стоять за плечом короля, пока он решал важные для Пропасти вопросы, и свысока поглядывать на окружающих.

Доминика в зале не оказалось. Прикрыв глаза, Морриган сосредоточилась. Сила переданного через знак призыва подсказала верное расстояние до лорда.

«Короля, Морриган, – напомнила она себе. – Уже – и не без твоей помощи – короля».

Значит, он все-таки в кабинете. Интересно…

Она не ошиблась. Доминик замер возле камина, со свойственной ему отстраненностью гляда на огонь. Пламя полыхало и бросало отблески на рыжие волосы правителя Пропасти: подземного мира, озаренного светом пяти искусственных солнц.

Став королем, Доминик не изменил вычурному, чуть старомодному стилю английского, точнее, ирландского лорда-аристократа. Только ткань, из которой шили его неизменно черные костюмы, стала еще дороже. А его голову не покидал терновый венец – одновременно вызов и насмешка над чужими устоями.

Терновый венец, позорное клеймо и источник постоянной боли, возлагали на голову темным друидам – когда-то рассветным колдунам, из-за жажды силы предавшим единую богиню. Как и все темные друиды, Доминик наверняка очернил душу жертвоприношениями, а значит, не единожды пролитой кровью.

Но и спустя несколько дней после коронации Морриган не давал покоя вопрос: на что он, когда-то поклоняющийся королю демонов, по-настоящему способен? Чего жителям Пропасти ждать от правителя, который жаждет стать личем?

Король Пропасти, однако, был не один.

Глазам Морриган предстала на редкость любопытная четверка. Каждый из них был облачен в кожаную броню глубокого серого цвета и высокие сапоги с серебряной оковкой. Весьма… впечатляюще.

Самое примечательное заключалось в том, что представители колоритной четверки не относились к человеческому роду. Одна из них, судя по оленьим копытцам и обнажившимся в хищной улыбке острым клыкам, принадлежала к бааван-ши. Второй, судя по клочковатой щетине, диковатому взгляду и чуть заостренным ушам – к вервольфам. Разгадать принадлежность третьего гостя (вернее, гостьи) оказалось сложнее всего. Однако бледное лицо и отстраненный, словно обращенный внутрь себя взгляд, навели Морриган на мысль о банши. Четвертой же была ланнан-ши, «прекрасная возлюбленная», как называли ее ирландцы. И впрямь прелестное создание – бархатистая кожа, миндалевидные глаза и ниспадающие на узкую спину золотистые локоны.

– Познакомься с Аеринн, Брайд, Аоибхинн и Эдданом, – вполоборота повернувшись к ней, обронил Доминик. – Они – важная часть…

– Полуночной стражи? – предположила Морриган.

После распада немертвой стражи, сотворенной магией бывшей королевы Агнес Фитцджеральд, регентский совет создал полуночную, состоящую исключительно из существ древней крови.

– Не совсем. Камарильи.

Она вскинула брови.

– Что за…

– Камарилья – недавно созданный мной особый отряд королевской стражи.

– Чем он отличается от другой королевской стражи? Той, что уже была в Тольдебраль? – невинным тоном поинтересовалась Морриган.

– Их обязанности несколько… иные.

– А какие у них обя…

– Морриган… – Доминик утомленно прикрыл глаза, остановив ее ленивым взмахом руки.

Да, столь близкое общение с Бадб Блэр, любительницей театральных жестов, не прошло для него бесследно.

– Камарилья будет часто появляться в Тольдебраль, а твоей прыти хватит, чтобы кого угодно в чем-то да подозревать. Не стоит. И вот еще что – не распространяйся о них за пределами замка.

Морриган окинула существ древней крови задумчивым взглядом. Шпионы короля? Вряд ли, иначе она бы даже не узнала об их существовании. А если не шпионы, то кто тогда? И к чему этот ореол таинственности, сотканный Домиником? Зачем вообще королю особый отряд? Неужели деятельность Камарильи еще хлеще той, которой привыкли заниматься жители Пропасти – полуночные колдуны, отступники, убийцы?

Не связано ли создание Камарильи с его сущностью темного друида? Но для какой цели она ему потребовалась?

Как бы ни было, с ними нужно быть настороже. Чтобы там ни говорил Доминик.

– Ладно, а теперь к делу. Один из Высоких Домов просит о помощи. Мне нужно…

Очередное задание короля Морриган, несмотря на статус советницы, слушала вполуха. Члены Камарильи поняли, что визит окончен и покинули кабинет. Стражи, застывшие в коридоре, как и Дэмьен, наверняка о них предупреждены. А еще научены не болтать лишнего – приказами, угрозами или даже особыми чарами.

Прищурившись, Морриган смотрела вслед Камарилье. Она не зря так часто обращалась к зеркалам и магии истины. Всей душой ненавидела тайны и делала все, чтобы их разгадать.

И до сих пор у нее это неплохо получалось.

Глава 4. Дикая Кровь

Амулет зова на груди Морриган потеплел. Она мимолетно коснулась его, и перед ее мысленным взором возникло лицо Ника. Удивленно вскинув брови, Морриган приняла зов.

– Ник?

Изображение друга детства, словно нарисованное полупрозрачными красками, появилось на противоположной стене спальни. Взгляд Морриган скользнул по аккуратно уложенным темно-русым волосам и невольно задержался на нашивке младшего инспектора Департамента полиции Кенгьюбери.

– Морриган… Кое-что произошло.

Холодок в груди – извечный спутник новостей, сопровождающихся подобными фразами. Однако Морриган заставила себя усмехнуться.

– Кое-что всегда происходит.

Ник мрачно покачал головой.

– На Картрай напали.

«Удачи тем, кто это сделал», – промелькнула скептичная мысль.

Морриган хотела было осведомиться, у кого хватило наглости – и в той же мере глупости – нападать на лагерь охотников, в котором она обучалась с четырнадцати лет. Не успела.

– Никто не выжил.

– Никто? – Грудь сдавило, стало трудно дышать.

С Конхобар ом, егермейстером Картрая, они недавно столкнулись в Кенгьюбери. А именно – в пафосном клубе «Дурман», которым владел небезызвестный Леон Колдуэлл. Прискорбно, что Конхобар оказался в клубе в самом разгаре охоты Морриган на Колдуэлла. Проклятый егермейстер сорвал ее планы, когда она была так близка к врагу. Пришлось позорно сбегать, устроив напоследок представление, главным номером которого были полуночные чары.

Морриган помнила побелевшее от ярости лицо Конхобара. Еще бы, ведь бывшая воспитанница применила на нем запрещенное колдовство. Ирония заключалась в том, что меньше полугода назад Морриган еще работала под его началом.

Охотилась на колдунов-отступников… пока не стала одной из них.

– Ты же знаешь егермейстера, верно? – спросил Ник, изучая выражение ее лица.

– Думаешь, я провела пять лет в лагере и ни разу с ним не встретилась?

– Я пытался просто… Ладно, забудь.

– И что? Он?..

Ник кивнул.

– Конхобар мертв.

Морриган опустилась на стул, даже не пытаясь скрыть потрясение. Конхобар, суровый мастер-охотник, на лице которого никогда не гостила улыбка, не говоря уже о том, чтобы там прописаться, казался неуязвимым. Незыблемым.

– Точно? – недоверчиво спросила она.

– Их всех – и охотников, и егерей – опознали по личностным татуировкам.

– Подожди, что? А тела и… лица?

Ник нахмурился, углубляя складку между бровями.

– Среди них были твои друзья?

Морриган медленно покачала головой. Рука непроизвольно метнулась к горлу, будто могла каким-то образом прогнать возникший там ком.

– В лагере не дружили.

«Разве?» – возразил внутренний голос.

Словно и не ее голос, но до боли знакомый. Даже сейчас в нем чувствовался смешок.

– Почти не дружили. Приятельствовали, коротали редкие минуты отдыха, флиртовали, спали друг с другом… но до дружбы или любви дело обычно не доходило. Учеба была тяжелой, от зари до зари, а наши наставники, воспитанные Конхобаром егеря – требовательными и жесткими. После обучения начиналась работа в группах, и каждый хотел стать лучшим наемником Ирландии. Получать сложные заказы, быть тем, кого в особых случаях вызовет Трибунал. К тому же мы, молодняк, первое время работали вместе со старшими, опытными охотниками. Я думаю, ты догадываешься, что за этим скрывалось.

– Постоянная конкуренция и конфликт поколений.

Морриган кивнула.

– Несколько людей знали о том, кто я такая. Но если бы о моей полуночной сущности проведали остальные… Они бы играли с моей головой как с мячом, лишь бы побыстрее принести ее Конхобару.

«Но один-единственный человек знал все мои тайны. И всегда верил в меня».

Они помолчали. Морриган нарушила тишину:

– Их изуродовали, верно? Поэтому ты спросил меня про друзей?

– Уродство – это пара шрамов на некогда гладкой коже, – тихо отозвался Ник. – Их же превратили в кровавое месиво.

– Расскажи мне, что именно там случилось, – потребовала Морриган, откидываясь на спинку стула.

Неважно, какими ужасными будут подробности. Она должна знать все.

– От некоторых охотников осталась лишь кожа – кто-то будто выел их внутренности. Кости других чьи-то мощные руки, лапы или чары перемололи в порошок. В пыль. Да и егерям и егермейстеру крупно не повезло – их буквально растерзали на части. Хотя в этой ситуации везение – весьма относительное понятие.

– Размолотые в пыль кости, разодранные в клочья тела… Больше похоже на диких зверей, чем на жаждущих мести колдунов-отступников. Или, что вероятнее всего, на существ древней крови.

– Я ничего не говорил об отступниках, – заметил Ник.

– Это было первым, о чем подумала я, когда ты сообщил о нападении на лагерь. Мы всегда опасались, что это может когда-нибудь произойти.

Морриган помассировала виски, чувствуя зарождающуюся внутри тупую боль.

– Ты сумел обнаружить След?

Как заявила однажды сияющая от гордости за друга Клио, Николас Куинн считался одним из лучших следопытов Кенгьюбери. Отступников, пойманных им с помощью сотканного из тэны Следа, оказалось достаточно, чтобы уже в двадцать три года его назначили младшим инспектором Департамента.

Если учесть громкую поимку Колдуэлла и целеустремленность Ника, до старшего ему уже недалеко.

– Обрывки Следа, – хмуро сказал Ник. – В лагере тэны предостаточно, а вот за его пределами – практически нет.

– Значит, кто-то из колдунов его развеял, – поморщилась Морриган.

– Но я обнаружил кое-что другое. На одной из стен форта кто-то оставил надпись кровью…

– Кровью жертв, надо полагать? – Она стиснула зубы.

Ник кивнул.

– И что там было написано?

– Всего два слова: «Дикая кровь».

Что это? Вызов всем тем, кто зовет живущих не по правилам существ древней крови дикими? Или некая угроза, предупреждение – мы дикие, вам нас не остановить?

Поблагодарив Ника за новости (какими бы трагическими они ни были), Морриган разорвала связь.

Какое-то время она нервно мерила шагами пространство спальни. Попыталась вернуться к изучению мемокардов с донесениями шпионов Доминика о том, что творилось в Пропасти. Однако глаза бездумно скользили по строчкам, а написанное не желало отпечатываться в памяти. С каких пор она стала сентиментальной? Хотя Клио, наверное, назвала бы это просто человечностью.

Морриган со вздохом отложила мемокард. Вроде бы в записях говорилось про вражду одного Дома против другого. Но что это за Дома… Ей определенно нужно отвлечься. Излить злость и бессилие.

В последние дни Морриган придерживалась правила: хочешь узнать, где Доминик, ищи взглядом Дэмьена – король будет где-то рядом. Оно действовало и в обратную сторону, но искать самого берсерка прежде ей и в голову не приходило. До этих пор.

Она обнаружила его возле кабинета Доминика. Дэмьен стоял у окна: широко расставил ноги и завел руки за спину. Поза не солдата – генерала. Берсерк вглядывался в Пропасть, будто выискивая малейшую угрозу. Готовясь нападать, зажигая глаза алым. Заслышав ее шаги, повернул голову и кивнул.

– Я тут подумала… – небрежно начала она.

– Вот уж поразительная новость, – пробормотал Дэмьен.

Морриган состроила гримаску.

– Ты давно не практиковался в подавлении ярости. В контроле над ней. – Она говорила негромко, чтобы не дать застывшим неподалеку королевским стражам повода для сплетен.

Некстати нагрянуло воспоминание: Дэмьен, нависающий над ней, напряженные мускулы под ее ладонями… Она и впрямь пришла сюда, чтобы в тренировочном бою с берсерком излить гнев, злость и ярость, выплеснуть их, выдавить из себя, словно гной из раны? Или же для того, чтобы снова пробудить в Дэмьене желание?

– Мне это уже не нужно.

Морриган оперлась о стену, складывая руки на груди.

– Вот как?

Дэмьен смотрел куда угодно, только не на нее.

– Да, я проверил на нескольких людях. Все в порядке. Я… мне удается держать себя в руках.

Лицо Морриган превратилось в непроницаемую маску. Не дрогнуть. Только не перед ним.

– Ну… это хорошая новость.

– Согласен.

Концентрация взаимной неловкости зашкаливала, и Морриган, пробормотав что-то себе под нос, поспешила ретироваться.

Прогулка по Тольдебраль и излюбленное исследование потайных ходов и секретных комнат не помогало отвлечься и успокоиться. Отчего-то все сегодня казалось бессмысленным, бесполезным. Морриган ненавидела такие дни со времен обучения колдовской науке. Тягучие часы, когда она казалась себе крохотной и бесправной точкой на холсте мироздания. Сошкой, неспособной изменить то, что задумано где-то там, наверху.

Глупые, бесполезные мысли. Они все равно не помогут, лишь погрузят в трясину уныния.

На Пропасть опустилась ночь. Доминик вместе с Бадб скрылся в спальне, отпустив Дэмьена. Направляясь в комнату берсерка, Морриган размышляла над ритуалами темных друидов. Она знала о жертвоприношениях и надеялась, что им не место в стенах замка.

Судя по шуму льющейся воды, Дэмьен принимал душ в смежной со спальней ванной. Морриган подавила порыв присоединиться к нему, вспомнив, как он начал вести себя после несчастного, практически невинного поцелуя.

Какие нежные пошли мужчины… Раздраженно вздохнув, Морриган замерла у стены. Терпение – не самая сильная ее сторона, но она тешила себя мыслями о награде. Дэмьен вошел в комнату и не заметил ее, объятую тенями и полумраком. Морриган несколько минут любовалась мужским телом, скрытым полотенцем: берсерк удачно застыл напротив колбы с сущностью света. А затем, скользнув к Дэмьену бесшумно, как кошка, провела ладонью по его спине, царапнув кожу коготками.

И была отброшена в стену мощнейшим магическим импульсом.

«Дежавю с толикой ностальгии».

Прикладывая ладонь к ноющему затылку, Морриган со стоном поднялась. И оказалась лицом к лицу со взбешенным Дэмьеном.

– Какого демона?!

– Ладно-ладно, я поняла. – Она примирительно вскинула руки. Довольно усмехнулась. – Царапать тебя нельзя. Запомню на будущее, хотя жаль, коне…

Горячая после душа рука схватила ее за шею. Не больно – лишь бы заставить замолчать. Дэмьен прижал Морриган к стене, буравя ее взглядом полыхающих алым глаз.

– Какого. Демона. Ты. Творишь?

– Ты сказал, что контролируешь свою ярость, и я решила удостовериться. – Ей даже удалось пожать плечами. – Должна сказать, у нас разное понимание контроля.

– И не только, – процедил Дэмьен, сбрасывая руку с ее шеи. – Пока не появилась ты, у меня действительно все было под контролем.

Морриган медленно провела пальцами по горлу, будто ощупывая невидимое ожерелье.

– Ну что ж, раз у тебя обнаружились явные проблемы с силой…

Дэмьен придвинулся еще ближе. Достаточно близко и совсем неромантично, чтобы ей, несмотря на недавние намерения, захотелось напомнить берсерку о личном пространстве.

– У меня нет проблем с силой, – отрезал он, чеканя каждое слово. – Неужели ты еще не поняла? Если у меня и есть проблемы, так это с тобой.

Морриган стиснула кулаки, радуясь, что острые ногти, которые впились в ее ладони, успели разодрать его кожу.

«Надеюсь, это было больно».

– Почему я так реагирую на тебя? Что это? Какие-то ведьминские штучки? – В глазах Дэмьена по-прежнему полыхало пламя, в голосе – ненависть.

– Катись к Балору.

Морриган попыталась оттолкнуть Дэмьена, но он даже не шелохнулся. Берсеркская ярость превращала его в кремень.

– Прочь с дороги, – прошипела она.

– Не ты ли сама заявилась ко мне в комнату? – усмехнулся Дэмьен, отстраняясь.

Огонь в его глазах превращался в тлеющие искры.

– Девушки склонны менять свое мнение.

Морриган прошла мимо, напоследок толкнув берсерка плечом. В конце концов, она предупреждала: не стоит вставать у нее на пути.

Искусственные луны засияли на небосводе Пропасти, отражая привычное течение времени в Верхнем городе. Один ее знакомый точно еще не спит. А душа Морриган жаждала мелочной, недостойной, но столь желанной сейчас мести.

Оказавшись в спальне, она сжала висящий на шее амулет зова. Усыпавшие медальон рубины впились в ладонь. На противоположной стене проявилось лицо молодого мужчины с темно-рыжими волосами и аккуратно подстриженной эспаньолкой.

День клонился к закату, а значит, Файоннбарра встал совсем недавно. Ноктурнисты предпочитали бодрствовать по ночам, ведь именно это время как нельзя лучше подходило для их ритуалов.

– Морриган? – Файоннбарра не скрывал изумления.

– Кажется, ты обещал пригласить меня на свидание, если я поймаю убийцу лордов.

Выражение лица колдуна ночи не изменилось, но Морриган заметила, как на слове «свидание» на мгновение вспыхнули его глаза. Хоть и не так, как глаза берсерка…

«Не смей думать о нем. Просто выкинь его из головы».

– До меня дошли слухи, что тебе это удалось. Поздравляю.

Морриган ослепительно улыбнулась.

– Спасибо.

– Если честно, я долго собирался с духом, – признался Файоннбарра. – А когда наконец собрался… Я пытался дозваться до тебя, но ты не отвечала.

– Ох, в последнее время здесь сплошная суматоха… – Морриган добавила в улыбку толику вины, надеясь, что получилось вполне искренне.

Соблазнять, флиртовать и кружить голову она умела куда лучше, чем извиняться. Ведь она и впрямь раз за разом отклоняла его призыв.

– Конечно, ты же теперь королевская советница.

– Ты даже наслышан о моем статусе?

Однако ее не удивляло, что Файоннбарре известно о том, кто стал королем Пропасти. Оставаться в курсе происходящих в подземном городе событий ему, жителю Верхнего города, наверняка помогали старые связи. Морриган окинула колдуна – ныне ноктурниста – задумчивым взглядом.

Колдун хаоса… Кто бы мог подумать.

– Я… – Файоннбарра стушевался и потер нос. – Кое-что слышал.

«Допустим. И сделаем вид, что ты не следишь за моей жизнью».

– Так как насчет встречи? Забыла сказать – отказов я не принимаю.

Файоннбарра негромко рассмеялся.

– Тебе отказать невозможно.

«Кое-кто с тобой бы не согласился», – мрачно подумала Морриган.

– А тебе разве можно появляться наверху?

– Нет, но я что-нибудь придумаю. Не хочу оставаться в Пропасти. – Она поморщилась. – Не сегодня.

– Тогда встречаемся через час в пабе «У Джонни». Это в самом центре города, в квартале…

– Я посмотрю в мемокардах. До встречи через час.

Разорвав связь, Морриган хищно улыбнулась. Ей нравилось, что она может смущать взрослого, состоявшегося тридцатилетнего мужчину. Взгляд Файоннбарры напоминал ей, что хватку она еще не растеряла – вместе со способностью магнетически воздействовать на мужчин.

Главное – гнать от себя мысли о том, кто был холоден как лед и непрошибаем как камень. Пусть и дальше думает о своей Мэйв, пусть и дальше вязнет в своем прошлом.

А Морриган выбирает настоящее.

Глава 5. Охотники и жертвы

Впереди были зелень и золото. Впереди шелестел лес. Дэмьен ступал по траве тяжелыми шнурованными ботинками, приминая ее к земле, втаптывая ее – изумрудную, шелковую, танцующую с ветром – во влажную от недавнего дождя почву.

Остановился, хмуро огляделся по сторонам. Рука с татуировкой змеи, чья голова доходила до фаланги среднего пальца, опустилась в карман кожаной куртки и выудила на свет порядком потрепанную спектрографию. На ней была изображена девушка с узким лицом, серыми глазами и копной темно-рыжих волос. Кивнув собственным мыслям, Дэмьен убрал спектрографию обратно.

Ускорил шаг, будто намереваясь успеть к началу никем не назначенной встречи. Что же… Для нее визит Дэмьена точно станет сюрпризом.

К реке он вышел нескоро. Соткал бы временной портал – в лесной глуши следить за соблюдением законов все равно некому, – если бы знал конечную точку пути. А потому был вынужден передвигаться пешком, от чего большинство городских с их порталами, наверное, успело уже отвыкнуть.

Безымянная речушка несла чистые, холодные воды к горам, виднеющимся на горизонте. На берегу на коленях сидела женщина в зеленом платье и что-то полоскала. Дэмьен шагнул было к ней, желая удостовериться, что она – не та, кто ему нужен, и вдруг заметил тянущийся вниз по течению алый след.

Вещи, которые стирала женщина, оказались окровавлены. Значит, перед ним не кто иная как Бенни-прачка.

«Маленькая прачка с брода» в дальних горных речушках стирала одежды тех, кому в скором времени предстояло умереть.

«Не моя ли это одежда?» – с отстраненным любопытством подумал Дэмьен.

Но нет. Прищурившись и прикрыв глаза от солнца ладонью, он рассмотрел длинное платье в руках Бенни-прачки. Зеленое, как и ее собственное, но, пожалуй, посветлей. Дэмьен нахмурился. Что-то неправильное было в происходящем, что-то царапало сознание, но что именно, понять он не мог.

Поговаривали, если встать между ней и водой, Бенни-прачка исполнит три желания. Только не все так просто. В качестве платы она задаст три самых сокровенных вопроса, на которые ничего, кроме правды, отвечать нельзя. В противном случае отхлещет мокрым бельем – и на ноги больше не поднимешься. А откровенничать с незнакомцами Дэмьен не привык. Да и то, чего он на самом деле хотел…

Нет, дать ему этого не под силу даже фэйри.

Он оставил Бенни-прачку с ее странной рутиной и вскоре набрел на дом, стоящий поодаль от реки. Вошел, не постучавшись. Тут пахло затхлостью, сыростью… и безнадегой. Обстановка скудная, если не сказать бедная. На столе – краюха хлеба и сваленная в кучу грязная посуда с прикипевшей намертво к стенкам кашей.

Та, которой он решил нанести визит, подобного не ела. Пленники? Не исключено.

Дэмьен потянул на себя деревянную дверь, явно ведущую в подполье. Слава Дану, та отворилась почти бесшумно. Ступая по-кошачьи мягко, контролируя каждый шаг, он спустился в подвал.

Она стояла там, в светло-зеленом платье, очень похожем на то, что полоскала в реке Бенни-прачка. Если присмотреться, можно было заметить – один рукав у нее пустой.

Хитрая тварь.

Бист Вилах, уроженцы горной Шотландии, известны тем, что колдовской силы для аниморфизма[8] у них меньше, чем у истинных анимагов или других оборотней древней крови. Потому в попытках принять искусственную личину полностью перевоплотиться в человека они не могут и часто оборачиваются в калек. Сидит себе одноногий бедолага где-нибудь в Ямах или на окраине горной деревушки у себя на родине, просит подаяние. Подойдешь – и глазом моргнуть не успеешь, как перед тобой вырастает уродливый монстр. И вот уже его зубы, нечеловечески острые, в твоей шее, а на твои ботинки капает твоя же алая кровь.

По информации, которой владел Дэмьен, эта Бист Вилах долгое время жила среди людей. Ей приходилось притворяться глухонемой – подобные ей чудовища выучиться человеческому языку неспособны. Люди жалели юную бедняжку, лишенную ноги. А она… наблюдала.

Бист Вилах чем-то привлекала простая человеческая жизнь, что была куда лучше одинокого существования в обличье монстра. Но в какой-то момент тварь, вероятно, поняла, что жизнь одноногой калеки так же печальна и ограничена. И тогда в городке на севере Шотландии появилась молоденькая глухонемая дикарка, прячущая за длинным рукавом отсутствующую руку. Как твари удалось взять под контроль собственную трансформацию, невдомек даже Трибуналу.

Одно известно наверняка: эта Бист Вилах – неординарный представитель своего вида.

Впрочем, монстр сколько угодно может притворяться человеком, но свою чудовищную, животную натуру полностью подавить не сможет никогда. Потому спустя несколько месяцев в городке по ночам начали пропадать люди. Тела находили в горах полностью обескровленными.

Бист Вилах оказалась достаточно сообразительна, чтобы понять – оставаться на одном месте чревато последствиями. Меняла города как перчатки, оставляя за собой след из жертв, из которых высасывала кровь до последней капли. Пока не перебралась в Ирландию, заметая следы.

Впрочем, бежать она могла хоть на край света. Дэмьен и там бы ее нашел.

Бист Вилах не чувствовала его присутствия, не слышала его шагов. Стояла к нему спиной, тяжело и шумно дыша.

– М-моя, – то ли проревело, то ли прорычало чудовище.

Дэмьен изумленно покачал головой. Какая же упорная тварь…

При виде столь близкой угрозы в кровь словно впрыснули адреналин. В венах зажегся огонь, окрашивая глаза в алый. В моменты закипающей внутри ярости казалось, что ничего невозможного для него нет. Что кожа – обычная, уязвимая, человеческая кожа, которую так легко прошить насквозь – покрывалась драконьей чешуей. Что хрупкие кости, утолщаясь, становились крепче слоновьих бивней, а зубы заострялись и удлинялись, словно он был проклятым вервольфом.

Но нет, внешне Дэмьен не менялся. Даже жаль. Просто сила, переполнявшая его, нашептывала: «Ты можешь все». Она же настойчиво требовала принести Ристерду голову твари, убившей не меньше дюжины человек.

Увы, Дэмьену приказано доставить ее живой.

Как бы то ни было, у Бист Вилах против него не было ни единого шанса. Она быстро поняла это, когда разъяренный берсерк трижды впечатал ее в стену. Тварь перевоплотилась, наконец показав свою истинную суть. Будь Дэмьен обычным человеком, та бы заставила его содрогнуться.

Привлекательная однорукая девушка обернулась горбатым, покрытым серой шерстью монстром. Чудовище зарычало, обнажая клыки, – на сей раз уже без глупой попытки притвориться человеком и говорить с ним на одном языке.

Дэмьен бросился на него.

Сцепившись, они катались по полу. Дэмьену пришлось постоянно уворачиваться от клыков, которые норовили впиться ему в шею и перекусить артерию… чтобы полакомиться ее содержимым. Наконец ему удалось сбросить с себя Бист Вилах. Схватив что-то железное – им оказалась сброшенная на пол ложка, – Дэмьен вонзил ее твари в глаз. Смертельной рана не станет, но бой затруднит.

С оглушительным воем Бист Вилах заметалась по подвалу. Поняв, сколь несговорчивый противник ей попался, она… бросилась бежать. Такое поведение ее роду несвойственно – жажда крови в них обычно затмевает инстинкт самосохранения.

Дэмьен бросился следом и уже достиг двери, когда до него донесся тихий стон:

– Прошу… помогите.

Он резко развернулся. В дальнем углу, привалившись к стене, в перепачканном кровью платье сидела пленница, которую Бист Вилах собственнически окрестила «моя». На первый взгляд – примерно его ровесница. Вероятно, тварь сделала вывод из прошлых преследований и стала куда осторожнее, чем прежде. Она больше не убивала, когда ее одолевала жажда, а держала пленников, чтобы неторопливо ими насыщаться.

– Прости. Я должен ее задержать.

– Нет, нет!

– Я вернусь, – заверил Дэмьен. – Но сперва поймаю эту тварь.

– Не уходи! – всхлипнула пленница, протягивая к нему тонкую руку.

Дэмьен в отчаянии взглянул в сторону двери. Если он упустит Бист Вилах, Ристерд будет в бешенстве. Пусть и не берсерк, но он страшен в гневе. И если Дэмьен собирался стать лучшим из ловчих, особенно важно справиться там, где провалились остальные. Плевать, что ему всего семнадцать, и никто не принимает его всерьез.

Стиснув зубы, Дэмьен ринулся к выходу из подвала.

Весь во власти сверхъестественной, нечеловеческой ярости, он несся вперед, казалось, обгоняя сам ветер. Деревья по обе стороны сливались в изумрудную полосу. В разгаре погони мозг прострелила мысль. Платье… которое стирала Бенни-прачка…

Светло-зеленое, как и то, что было на незнакомке.

Дэмьен застыл посреди леса. Развернувшись, помчался назад. Бежал, пока тренированные легкие не стали гореть, а мускулистые икры не заныли от почти невыносимой нагрузки. Лес никак не желал выводить его к дому, а когда это наконец произошло…

Там, где несколько минут назад находилась лачуга Бист Вилах, затаилась тьма. Целый кусок реальности попросту вырезали, оставив на его месте чернеющую дыру.

– Что за демонщина? – недоуменно пробормотал Дэмьен.

А тьма, заслоняя собой даже солнце, пожирала одно дерево за другим. Чернильная и пугающая, подбиралась все ближе. Развернувшись, Дэмьен рванул вперед, но бежать оказалось некуда. Тьма была всюду.

Стирая окружающее пространство, она открывала что-то в нем самом. Как Бенни-прачка, что задавала вопросы, ответы на которые порой утаиваешь и от самого себя. Заглядывала в душу, ковырялась там окровавленными пальцами…

«Мэйв. Это была Мэйв».

Оглушенный осознанием, Дэмьен рухнул на колени. Как он мог ее оставить? И даже не попытаться ее спасти? Мэйв мертва, мертва из-за него. Но разве… разве так должно быть?

Тьма была уже здесь. Короткое сдавленное рыдание, жалкий человеческий всхлип, и она поглотила Дэмьена.

Темно.

Так темно…

Глава 6. Колдун ночи

Чтобы спокойно бродить по Верхнему городу, Морриган пришлось прибегнуть к помощи иллюзии разрешенной первой ступени и пограничной третьей, предварительно удостоверившись, что ищеек Трибунала поблизости нет. Сегодня ей хотелось быть кем угодно, только не самой собой. Наверное, именно поэтому она неосознанно выбрала образ, столь далекий от ее собственного. Жемчужный блонд, как у Клио, нежные черты лица и отсутствие излюбленной алой помады.

Минуя портал-зеркала, в паб она входила, чувствуя себя почти невидимкой. Нет, она по-прежнему притягивала мужские взгляды – и уверенность в себе, и соблазнительная походка остались при ней. Однако в девушке, перешагнувшей порог паба, непросто было узнать Морриган Блэр.

Она отыскала взглядом столик, за которым сидел Файоннбарра – в песочного цвета брюках и белой рубашке.

«Неужели принарядился специально ради меня?»

Морриган опустилась на стул с высокой спинкой. Положила ногу на ногу так, чтобы разрез рубинового платья с открытыми плечами и шнуровкой на спине оголил одну ногу почти до бедра, что от взгляда Файоннбарры не укрылось. А ведь это далеко не все ее козыри…

Она вооружилась самой очаровательной из арсенала своих улыбок. На лице колдуна ночи на мгновение отразилась растерянность. Потом он с удивлением произнес:

– Морриган?

– Может, я просто незнакомка, которой захотелось немного пофлиртовать?

– Такой, как ты – и с таким, как я? – рассмеялся Файоннбарра. – Да и твои повадки не скроешь ни за париком, ни за самой искусной иллюзией.

Откинувшись на спинку стула, колдун ночи внимательнее вгляделся в ее лицо.

– Хорошо выглядишь, но настоящей ты мне нравилась больше.

Сказав это, он, конечно, тут же смутился.

– Я себе тоже, – уверила его Морриган.

– Взять тебе пиво?

– Мне воду. Или сок. Слежу за фигурой.

– Ты ведьма, – со смешком напомнил Файоннбарра. – Ведьма, живущая в Пропасти. Ты можешь наколдовать себе любую внешность.

Морриган сморщила нос, недвусмысленно показывая свое отношение к постоянным иллюзиям. Она предпочитала естественную, природную красоту. И хотела быть уверена в том, что выглядит прекрасно во время боя, когда магический резерв истощен, и на поддержание иллюзии сил уже не остается. Пусть даже если ее прекрасное лицо – последнее, что увидит ее враг.

– Ну, положим, не любую.

– Запрет Агнес на третью и четвертую ступень иллюзии все еще действует? – удивился Файоннбарра.

– Уже не ее запрет, но да.

И регентский совет, стоящий у власти после смерти Агнес Фитцджеральд, и нынешний король Доминик сочли разумным запретить рядовым жителям кардинально менять внешность. Полуночная стража наказывала тех, кто применял чары выше второй ступени без особого разрешения.

Вряд ли Доминик чувствовал угрозу со стороны отступников, прячущихся под чужой, искусственной личиной. Впрочем, может ли по-настоящему опасаться чего-то тот, кто планирует умереть? Как сказала Бадб, Доминик не боялся смерти, а жаждал ее. Однако такой человек, как Доминик, не мог позволить кому-то обвести себя вокруг пальца. Ни во времена, когда был простым лордом Высокого Дома, ни тем более сейчас, когда заполучил титул короля.

Они заказали напитки, и потекла беседа, которую еще вчера Морриган бы назвала зря потраченным временем. Ведь она теперь не только ведьма, но и королевская советница – и защитница в одном флаконе. У нее ведь столько дел…

Однако сегодня ни к чему не обязывающий разговор с едва знакомым ей человеком стал отдушиной. Морриган смеялась – искренне, задорно, удивляясь самой себе. И в какой-то момент поняла, что с Дэмьеном подобной непринужденности не ощущала никогда. Между ними всегда все было чересчур… сложно. Целая паутина из недоверия и недомолвок. Американские горки эмоций – от неприязни и ледяного равнодушия до обжигающей страсти и обратно. А с Файоннбаррой… С ним легко.

Даже не верится, что в первую встречу он показался ей занудой и ворчуном. Лишь позже, когда ноктурнист помогал Дому О'Флаэрти, Морриган разглядела в нем что-то любопытное и… интригующее.

– Ты задолжал мне ответ на один вопрос, – напомнила она. – Почему ты, колдун хаоса, однажды решил стать колдуном ночи?

Вопрос не из фальшивой вежливости. Морриган и впрямь захотелось узнать Файоннбарру чуть больше. Она не стала спрашивать, почему он вообще когда-то стал колдуном хаоса. Почему обратился к низшей магии – пусть не столь разрушительной и осуждаемой, как кровавая, но…

Какие бы чары ни призывали колдуны и ведьмы, магия дарила им одно и то же. Силу. Власть. Ощущение собственной значимости. Порой иллюзорную, но все же возможность изменить мир… или хотя бы собственную жизнь.

Файоннбарра нахмурился. Наверняка ожидал, что этот вопрос последует, но отвечать не торопился. Грел в ладонях бутылку с пивом, глядя куда-то поверх плеча Морриган.

– В какой-то момент я осознал, что силы, которую я получаю от мира теней, мне… недостаточно. Все то время, что я был колдуном хаоса, я призывал лишь фоморов, едва ли не самых мелких из приспешников короля демонов. Самого Балора – никогда. Ритуалы, что взывают к нему… Они, поверь мне, ужасны. Но сила развращает и побуждает желать лишь большего.

«О, мне об этом можешь не рассказывать».

– Мы были молоды и жаждали новых впечатлений, были голодны до новых знаний и нового, ни с чем не сравнимого опыта. Это было время поиска себя…

– Мы?

Взгляд Файоннбарры потускнел.

– Мы. Я и Элиша. Моя возлюбленная. – Он помолчал. – Я был совсем другим. А еще до ужаса хотел произвести на нее впечатление. Элиша в юности была такой, знаешь ли, классической ведьмой-бунтаркой: подводила густо-черным глаза и носила длинные черные платья.

Морриган усмехнулась – снова звучало очень знакомо.

– Наши свидания – сейчас это дико звучит – проходили на кладбище. Не знаю, насколько это правда, но, как и многие колдуны, мы считали, что Вуаль, разделяющая мир живых и мир мертвых, там особенно тонка. Но обряды, которые мы проводили там, смахивали скорее на забавы с вкраплением толики колдовства. На большее наших умений просто не хватало. Потом Элиша захотела стать полноценной полуночной ведьмой. Она отыскала путь в Пропасть, убедила меня обучаться у лучших колдунов хаоса – она была из богатой семьи, могла себе это позволить.

– Но в конце концов ваши пути разошлись, – догадалась Морриган.

– Куда быстрее, чем мне хотелось бы. Я перерос эту бурную, диковатую юность, а Элиша… она продолжала упиваться силой и грезила о безграничном могуществе. Ее поймали на кладбище, когда она взывала к какому-то из демонов и ради ритуала даже убила бродячего пса. Мы к тому времени уже разошлись. Я разочаровал Элишу, поскольку оказался не готов идти ради нее на край света… если точнее, становиться полноценным колдуном хаоса. Обо всем, что произошло тогда, я узнал из новостей.

Файоннбарра кашлянул, отпил из бутылки, будто оттягивал момент признания.

– Я не знаю точно, что случилось. Не знаю, что заставило ее пойти на такой шаг. Когда трибуны попытались ее арестовать, Элиша вышла из себя и решила, вероятно, применить полученные на практике знания – принести одного из трибунов в жертву Балору. Защитить себя и вместе с тем получить столь желанную силу, которую ни один демон, вскормленный на крови и растерзанной на клочки душе жертвенного животного, дать ей не сможет. Я даже рад, что не знал ее такой.

– Ее убили, верно? – тихо спросила Морриган.

Если действия полуночного колдуна угрожают жизни трибуна или агента Департамента, служители закона вправе устранить угрозу.

Файоннбарра не сумел ответить. Просто кивнул.

– Мне жаль, – искренне сказала Морриган.

– Это было давно. Но… спасибо.

Они помолчали. Морриган кусала губы, Файоннбарра согревал бутылку в ладонях.

– А почему ноктурнизм?

Он слегка улыбнулся.

– Даже оставив магию хаоса, я понял, что хочу быть не простым жителем Ирландии, а колдуном. Как-то раз, стоя на крыльце своего дома, я вглядывался в звездное небо. И подумал, как несправедливо, что магию ночи относят к полуночной – запрещенной, грязной… Извини. Ночь ведь такая красивая… Я слышал легенды о таинственной и прекрасной Госпоже Ночь. Она не богиня, нет, но нечто особенное. В учебниках ее называют «персонификацией ночи», но это слишком сухо. Академично и оторвано от реальности. Когда принимаешь участие в обрядах, то понимаешь, что никакие колдовские заклинания и чары не сравнятся с ритуалами ноктурнистов. Их цель – единение с ночью. С Госпожой Ночь – сверхъестественной частицей мироздания. Что? Почему ты улыбаешься? – Файоннбарра покраснел. – Тараторю, как дурак, несу всякую чушь, да?

– Нет, нет… Ты говоришь так страстно, так… вдохновенно.

Он смущенно рассмеялся.

– В общем, когда я вернулся в дом, решение было принято.

Морриган кивнула, но ее мысли уже утекли в ином направлении – от прошлого Файоннбарры к ее настоящему.

– Скажи мне… – медленно начала она. – Получается, при должном умении ноктурнизм может посоперничать по силе с полуночной магией?

Файоннбарра нахмурился.

– Я бы сказал, они преследуют разные цели.

– Я имею в виду… На что именно способен опытный, умелый ноктурнист? Управлять тенями?

– Да, но это лишь одна из граней.

– А другие?

– Черпать силу в ночи. Не просто управлять тенями, а становиться ими. Это открывает перед колдуном невероятные возможности.

Чем дольше Морриган слушала, тем больше в ней просыпался интерес. Даже… заинтригованность. Она побарабанила пальцами по столу.

– Я хотела бы обучаться ноктурнизму.

Морриган давно не помнила такого, чтобы ее голос звучал столь неуверенно.

Файоннбарра поставил бутылку на стол, не сводя с нее взгляда, хотя вектор его интереса явно изменился.

– Ты, потомственная полуночная ведьма, дочка легендарной Леди Ворон, хочешь изучать рассветную магию?

Морриган приняла оскорбленный вид.

– Я уже изучала ее раньше. Я была охотницей, помнишь?

– Да, но… – Файоннбарра осекся на полуслове, не желая еще больше ее обидеть.

Похоже, львиная доля людей даже не сомневалась, что, будучи охотницей на колдунов-отступников, эту запрещенную магию она и применяла.

– Но зачем?

– Магия ночи может дать мне некоторые преимущества, – уклончиво ответила Морриган. – А я не против тузов в рукаве.

Файоннбарра покачал головой.

– Морриган, к ноктурнизму нельзя относиться легкомысленно. – В его голосе почудилась нотка упрека.

«А вот и возвращение ворчуна и зануды», – с мысленным вздохом подумала она.

– Ноктурнизм – не просто ветвь белой магии, а образ жизни.

– Который диктует не спать по ночам, а заниматься ритуалами? – фыркнула Морриган, и по лицу ноктурниста поняла, что выбрала неверную тактику.

– Ночными практиками, – поправил Файоннбарра. – И причем делать это постоянно.

– Иначе что? Госпожа Ночь проклянет меня? – скептически спросила Морриган.

Ее вопрос позабавил ноктурниста.

– Магия ночи перестанет тебе подчиняться.

– Значит…

Файоннбарра вскинул палец.

– Говоря «тебе», я имел в виду колдуна-ноктурниста. Прости, Морриган, но я не могу тебя обучать.

– Поняла. Ты из того типа колдунов, что отчаянно защищают школу магии, к которой принадлежат.

– Ты считаешь это странным? А я со своими повадками сторожевого пса кажусь тебе смешным и наивным.

«Какая проницательность».

Поразмыслив, Морриган сказала:

– На самом деле, похвально, что ты так предан магии ночи и с таким рвением готов ее защищать.

– Не могу понять, это комплимент или очередная порция ехидства?

– Давай сойдемся на том, что я не умею делать комплименты, – обезоруживающе улыбнулась Морриган. – Но смею тебя заверить: это мой единственный недостаток.

Файоннбарра рассмеялся. Вежливость, такт и явное желание вызвать ее симпатию не позволяли ему возразить. А ведь в качестве недостатков Морриган он с чистой совестью мог назвать хотя бы непостоянство, которым она, бывшая полуночная ведьма, ставшая охотницей и рассветной ведьмой, а затем вновь полуночной, успела прославиться. Или импульсивность, о которой осведомлены все, кто хоть немного знал Морриган.

А если учесть, что Файоннбарра как-то расспрашивал о ней Дэмьена… Страшно представить, что тот мог ему рассказать.

Неожиданно в памяти всплыли слова берсерка, сказанные у монастыря, казалось, целую вечность назад. Морриган пыталась убедить Сиршу, тогда еще незнакомку в маске обезличенной, разорвать веретническую связь Клио с демоном. Дэмьен говорил о том, что завоевать чужое доверие несложно. Морриган только нужно забыть «об образе дерзкой и независимой охотницы за головами и полуночной ведьмы, готовой в любой момент испепелить весь мир».

Пусть они с Файоннбаррой знакомы совсем недолго, Морриган успела понять, что он ценил искренность и прямоту. Чистые помыслы, ясные мотивы.

И если с прямотой у нее полный порядок, то с искренностью – не совсем. Ведь последняя часто подразумевала согласие впустить кого-то чужого в свою душу.

– Все дело в полуночной силе. – Морриган с усмешкой покачала головой. – Впрочем, как и всегда… С самого моего рождения. Знаешь, иногда я думаю: почему наши с Клио судьбы так не похожи? И нет, я не про то, что происходит сейчас, хоть это показательно. Она стала сноходицей, рассветной ведьмой. Я же как проклятый флюгер…

Морриган резко выдохнула и прикрыла глаза. Лишь на мгновение, но его хватило, чтобы взять себя в руки.

– У нас были одинаковые условия. Обе – потомственные полуночные ведьмы. Обе – дочери легендарной Бадб. Так почему наши пути разошлись еще в детстве? Да, полуночный дар Клио всегда был слабей, но только недавно я задумалась: что, если все это время его подавлял неинициированный, спящий рассветный? Дар сноходчества?

– Тебя беспокоит то, что твоя сестра с рождения была рассветной ведьмой, тогда как ты – полуночной? Она была светом, а ты тьмой?

Файоннбарра улыбнулся, словно говоря: «Да брось».

– Во мне есть эта темнота, – настойчиво сказала Морриган. – Не только пресловутая жажда силы, что-то иное, что-то… темное. Желание, может, не властвовать, но главенствовать, побеждать, навязывать другим то, что я считаю правильным. Желание всегда и во всем быть первой. Быть сильнее – если не собственной матери, которой я проигрываю снова и снова, – то хотя бы всех остальных.

– Тьма есть в каждом из нас. Но мы можем бороться с ней, а можем своими действиями питать ее, давать ей силу.

– Что я и делаю, раз за разом обращаясь к полуночной магии. И каждый раз остановиться все сложней. Каждый раз соблазн прибегнуть к ней снова все больше. – Она вздохнула. – Сила – тот еще наркотик.

– Знаю, Морриган. Очень хорошо это знаю.

Взгляд Файоннбарры посерьезнел, будто обратившись вглубь него самого. Она поняла, что время светской беседы прошло. Так и оказалось.

– Выходит, ты хочешь использовать ноктурнизм как средство ослабить тягу к полуночной магии.

В его устах звучало как-то… мелко. Недостойно.

Морриган могла бы завернуть свои слова в красивую яркую фольгу, в пеструю привлекательную обертку, но что-то во взгляде Файоннбарры – том, что был обращен на нее саму, в ее глаза, а не на обнаженную гладкую кожу – побудило сказать правду. Простую, безыскусную и горькую на вкус.

– Я боюсь бесповоротно измениться. Стать ведьмой, которая, не видя границ, причиняет боль другим во имя своих собственных целей. Стать могущественной, но где-то в глубине души вечно одинокой.

В еще одной причине она не могла признаться даже самой себе, не говоря уже о Файоннбарре. Сказанного достаточно.

– Ты хотела бы иметь семью?

– Не знаю. – Морриган чуть нервно дернула плечом. – Однажды – возможно.

– Я думал, ты не из таких… – Файоннбарра закашлялся под ее взглядом. – Я имею в виду… Я знаю многих ведьм, которые не спешат заводить потомство, чтобы не расплескать свою силу. Среди них есть и немало рассветных.

– В детстве я думала, что буду одной из таких ведьм, – призналась Морриган. – Помню, даже смотрела на Бадб и искренне недоумевала, зачем она нас родила. Не то чтобы я была против…

Однако соблазн Леди Ворон навеки остаться бездетной наверняка был велик. Соблазн не отдавать ни крохи своего дара детям, оставаться вечно молодой, красивой и могущественной. То, что Бадб все же решилась на этот шаг и родила даже не одну, а двух дочерей, разделив с ними свою силу, примиряло Морриган со всеми ее недостатками.

Во всяком случае, с теми, что не касались убийств и невинных жертв.

На губах Файоннбарры заиграла странная улыбка, объяснения которой Морриган не нашла. Колдун ночи помолчал, время от времени рассеянно встряхивая бутылку.

– Та темнота, о которой ты говорила… Иногда мне кажется, что ноктурнизм существует для тех, кто уже расколот. В ком уже есть брешь, а в ней – тьма.

Его слова отчего-то заставили Морриган затаить дыхание.

– Почему?

Файоннбарра улыбнулся, сфокусировав на ней взгляд.

– Думаю, со временем ты сама поймешь это. Но ты должна знать: сила ноктурнизма особая. Ночь служит колдуну источником энергии, но прежде – познания. В ночных ритуалах он черпает в первую очередь не колдовскую силу, а способ постичь самого себя.

Морриган нахмурилась, пытаясь поймать ускользающий от нее смысл.

– Ты говоришь о… м-м-м… духовных практиках? Медитациях, самопознании и прочей… – Она едва не сказала «ерунде», но вовремя прикусила язык. – И всем таком прочем?

– Верно. Ты будешь черпать силу не в ночи, не в темноте за окнами. Прежде всего – в самой себе.

Морриган снова порабанила по столешнице. Медитация никогда ей не давалась – минутами сидеть погруженной в собственный разум было выше ее сил. А все эти разговоры о духовном развитии нагоняли на нее тоску.

Будто уловив перемену в настроении Морриган, Файоннбарра с улыбкой произнес:

– Когда распробуешь силу Госпожи Ночь, поймешь, что многие ведьмы напрасно ее недооценивают. Возможность сливаться с тенями, быть незаметной что для мнимых друзей, что для настоящих врагов, становиться сильнее ночами, когда полуночные колдуны творят самые опасные и могущественные ритуалы…

– Значит, ты берешь меня в ученицы? – осторожно спросила Морриган.

Неужели ее откровенность заставила Файоннбарру передумать?

– Давай попробуем.

– Я тебя не разочарую, – вкрадчивым голоском сказала она.

«Если я кого и способна разочаровать, так только собственную мать».

– Но ты должна помнить: твой дух должен быть силен, а ты сама должна быть готова постоянно, регулярно уделять время тому, чтобы постигать и совершенствовать колдовское искусство, – наставительно произнес Файоннбарра.

«Да уж, постоянство – мой конек», – со смешком подумала Морриган.

Однако в Пропасть она возвращалась повеселевшая и вернувшая себе былую решимость. Перед тем, как уснуть, долго и задумчиво смотрела сквозь окно в ночь. Возможно, глупое желание отомстить обернулось для нее чем-то большим.

Эта возможность управлять тенями упорно ее манила… Быть может, весь соблазн в иллюзии, что она, Морриган Блэр, сможет подчинить себе тьму?

Глава 7. Ведьмы-отступницы

Как бы Клио ни хотела обратного, на Эллис и Руане все не закончилось. Они оказались далеко не единственными жертвами таинственных чар.

От неведомой напасти погибло еще шесть человек из разных городов Ирландии. Молодые и старики, женщины и мужчины… Их объединяло то, что они умирали во сне, безо всяких на то причин. Агенты Департамента и Трибунала, побывавшие на месте гибели каждой из жертв, сообщали об одном и том же: о высокой концентрации тэны в воздухе и магически истощенных – буквально выпитых досуха – спящих.

– Я должна что-то сделать, – сдавленно прошептала Клио.

Ник, с которым она связалась по амулету зова, со вздохом покачал головой.

– Клио…

– Я знаю, что это может быть опасно. Но я должна хотя бы попытаться помочь.

– Клио, у тебя доброе, чуткое сердце. Это всегда мне в тебе нравилось. – Ник резко замолчал и, смутившись, взъерошил волосы. – Но как ты им поможешь?

– Я не знаю! – в отчаянии воскликнула она. А сердце оглушительно стучало в ответ на его признание. – Но я не могу допустить, чтобы кто-то еще пострадал. Я не могу позволить, чтобы кто-то еще умер в Юдоли Сновидений.

– Ты не ответственна за то, что происходит во снах. Ты ведь это понимаешь?

– Понимаю. – Голос Клио снова опустился до едва слышного шепота. – Я необученная, неопытная сноходица, а не богиня снов. Но если есть способ опутать человека кошмарами, должен существовать способ эти путы разорвать. И раз не справились целители из Церкви Дану, виталисты и колдуны истины, значит, этот способ можно отыскать только там. В Юдоли Сновидений.

Четкого плана у нее не было. Неудивительно, если имеешь дело с чарами, о которых не имеешь ни малейшего представления. Для начала она должна увидеть спящих и попытаться проникнуть в их сны.

Ник взлохматил волосы еще сильней, глаза его горели отчаянием. Клио воочию видела, какая внутри него происходила борьба. С самого детства он, рассветный колдун, чьим даром была обостренная восприимчивость к полуночной энергии и способность ткань из нее След, стремился защищать сестер Блэр. И ладно Клио, которая обучалась магии, только чтобы порадовать маму… Она может и впрямь порой нуждалась в защите того, кто сильней. Но Ник изо всех сил пытался оберегать и Морриган – юную, но преисполненную достоинства полуночную ведьму.

Разумеется, он не хотел, чтобы Клио подвергала себя опасности, появляясь в Кенгьюбери. Да еще в тех районах, где жили спящие, а значит, крутились в поисках ответов агенты Департамента и трибуны. Среди последних – жаждущие выслужиться ведьмы и колдуны истины, которые отчаянно искали скрытые знаки в окружающем пространстве – воздухе, стенах и зеркалах.

Один взгляд на Клио – и любой способный колдун или следопыт вроде Ника мигом разглядит в ее венах полуночную энергию, что ее воскресила, и распознает в ней самой источник полуночных чар.

А еще Ник не хотел, чтобы люди продолжали умирать.

– Ты должен позволить мне действовать, – тихо сказала Клио. – Если есть хоть малейший шанс…

– Я всегда буду рядом, – решительно сказал Ник. И тут же смущенно рассмеялся. – Я имею в виду, в Кенгьюбери я ни на шаг от тебя не отойду. И если скажу тебе убегать, ты бросишь все и как можно быстрее скроешься в Пропасти. Но перед этим подготовь пути отхода и убедись, что ничего не помешает тебе в любой момент вернуться назад.

– Договорились, – выдохнула Клио.

– Но мне нужно время, чтобы выбрать более-менее свободный от трибунов район и убедиться, что нам не помешают.

Клио поспешно закивала. Ей и самой для начала нужно кое-кого навестить.

Дверь ей открыла Кьяра Бьянки собственной персоной. Темно-каштановые волосы гладко зачесаны в пучок, как у балерины, карие глаза смотрят с легкой настороженностью. На леди Высокого Дома Бьянки была бежевая шифоновая блузка и широкие брюки из легкой, идеально отглаженной ткани. Ничто сейчас не выдавало в ней шаманку. А вот на редкость серьезную, деловитую и, несмотря на молодость, замужнюю девушку – вполне.

– Нам надо поговорить.

Кьяра молча открыла дверь пошире, позволяя Клио с голубкой на плече перешагнуть порог дома. Здесь царила тишина – муж шаманки, о котором Клио ровным счетом ничего не знала, судя по всему, отсутствовал. Она опустилась на диван и аккуратно расправила платье.

– Я знаю, как тебе тяжело снова слышать о Руане, но я бы никогда не мучила тебя понапрасну.

Лицо шаманки окаменело. Руана и впрямь много для нее значила. Клио помнила, в какое отчаяние впала Кьяра, когда не сумела отыскать душу подруги в мире теней. А значит, не смогла не только вернуть ее к жизни, но даже проводить в последний путь.

– Я не смогла помочь Руане…

– Мы не смогли.

– …но могу хотя бы попытаться помочь другим. И для этого мне нужна твоя помощь.

– Другим?

– Несколько людей в Кенгьюбери заснули мертвым сном и никак не могут проснуться. Не удивлюсь, если подобное происходило и в Пропасти. Просто здесь никому и в голову не придет следить за чужими смертями.

«В Пропасти, – мрачно подумала Клио, – принято беспокоиться о себе, а не о других».

Кьяра резко выдохнула.

– И ты думаешь…

– Что случай Руаны оказался не единственным. Что ее убил не Колдуэлл… а кто-то другой.

– Не Колдуэлл, – повторила Кьяра, делая шаг назад.

Губы ее сжались в тонкую бледную линию.

Клио сочувственно смотрела на шаманку. Каково это – считать себя отмщенным за смерть подруги, а потом понять, что ошибался? Хорошо, что сочувствие в ее взгляде скрыто белой шелковой повязкой на глазах. Таким сильным людям, как Кьяра, жалость не нужна.

– Я пока не знаю, что это за чары и как все это объяснить, но…

«Узнаю. Обязательно узнаю».

Это не просто выпавший Клио шанс искупить вину перед Кьярой, Пако-Ташем, всей общиной шаманов, и прежде всего – перед самой Руаной. Это шанс доказать, что судьба не напрасно забросила ее в Пропасть, что Клио не зря отказалась от мечты стать врачом. Мечты помогать, исцелять, спасать.

– Кто бы это ни был… или что бы это ни было, я его поймаю, – хриплым голосом сказала Кьяра.

Клио понимающе кивнула. Ей виделось нечто знакомое в неугасающем желании шаманки докопаться до истины даже теперь, когда Руана уже мертва. Даже когда Клио ожила благодаря магии вуду, Морриган не перестала искать ее убийцу. И мыслей о мести не оставила.

– Я помогу, – подытожила Кьяра. – Только, не сочти за грубость, с чего ты взяла, что в этот раз будет иначе?

Клио покусала губы. Она не видела смысла обижаться на прямоту шаманки. Кьяра права: что, если у нее на руках умрет кто-то еще?

– Ты сама сказала, что в прошлый раз у нас просто кончилось время. Будь его чуть больше, может, я смогла бы придумать… – Она замерла с невысказанным на губах.

– Что? Клио, что?

– Время. Возможно…

Клио вскочила с места. Добравшись до входной двери, рывком ее распахнула и бросилась вслед за вылетевшей на улицу голубкой. Несвойственная ей порывистость сыграла с Клио злую шутку – лишенная своей верной проводницы, она налетела на дверной косяк. Ойкнула, держась за ушибленное плечо.

Взволнованная, голубка кружилась вокруг.

«Остановись», – взмолилась Клио. Голубка послушно опустилась на плечо, и мир наконец перестал вращаться.

– Не знаю, что ты задумала, но я иду с тобой, – не терпящим возражения тоном сказала Кьяра.

Клио спрятала улыбку. Дежавю… У Кьяры с Морриган даже интонации совпадали, не говоря уже о властном, решительном выражении лица.

Пространство Пропасти исполосовали бесконечные лестницы, соединяющие ярусы подземного города, и подвесные мосты, связывающие меж собой пять его островов. Чтобы добраться до верхнего яруса, они миновали площадь, на которой ведьмы и колдуны проводили какой-то ритуал, и поднялись по лестнице, почти упирающейся в каменное «небо» Пропасти.

После того, как Оливия Фитцджеральд отказалась от притязаний на трон, а место королевы Агнес, убитой зеркальным духом, занял Доминик, резиденцией Дома Фитцджеральд стал их старый дом на верхнем ярусе города. Именно сюда вернулась Сирша, когда с нее сняли маску обезличенной.

Так непривычно, что им с Клио больше не надо таиться и устраивать встречи там, где их никто не увидит – то на кладбище, а то и вовсе во снах. Да и Сирше теперь, когда она перестала быть невидимкой для всей Пропасти (кроме, конечно, Клио), дышалось куда легче. Она заслужила право болтать с сестрой до поздней ночи, видеться с людьми и… колдовать.

Последнее интересовало Клио сейчас больше всего.

– Это что, дом Фитцджеральдов? – ледяным и острым, словно верхушка айсберга, голосом спросила Кьяра за ее спиной.

– Откуда ты…

– Я изучила Пропасть вдоль и поперек. В том числе и во время астральных путешествий.

Клио восхищенно округлила рот. Заметив это, Кьяра пожала плечами.

– Зачем ограничивать себя одним миром и одним восприятием, если того и другого в твоем распоряжении по два? И все-таки, зачем мы здесь?

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Не горю желанием знакомиться ни с кем из семейства Фитцджеральд. – Голос Кьяры промораживал до костей.

Клио вздохнула. Иной раз, наблюдая за окружающими, она видела незримую печать Пропасти, которая оставила отметины на их душах и лицах. Недоверие. Холодность. Отчужденность. Наверное, в таком месте, как Пропасть, слабым цветкам не прорости. И все же Клио не хотела становиться похожей на них, старожилов полуночного города.

Хотя отступницей она тоже не хотела быть… Да вот только ее никто не спросил.

На стук Клио отреагировали быстро, что позволило ей не отвечать на последнюю фразу шаманки.

– Клио! – радостно взвизгнула открывшая дверь Сирша.

С момента их последней встречи она чуть изменила прическу – подстригла светлые, гладкие волосы до плеч.

Клио обняла Сиршу. Кьяра молча смотрела на бывшую веретницу и обезличенную. В глазах – уже знакомая настороженность. Ничего. Сирша ее еще очарует.

– Сирша, это Кьяра. Кьяра – Сирша.

Та улыбнулась шаманке все так же тепло и искренне. Не встретив ответного радушия, не смутилась и пригласила нежданных гостей внутрь.

Обстановка дома Фитцджеральд, конечно, была куда более скромной, чем в Тольдебраль, и в то же время – более сдержанной и элегантной. Светлые тона, ореховое дерево и натертая до ослепительного блеска кожа…

В гостиной Сирша опустилась на обитый белой кожей диван, Клио – в глубокое бархатное кресло. Кьяра садиться не стала – прислонилась к стене. Голубка, радуясь мимолетной свободе, описала круг по комнате и, не без участия Клио, выбрала каминную полку. Так Клио могла хорошо видеть и Кьяру, и Сиршу… и, что куда страннее, себя. Прямая спина, белые волосы и белая же шелковая повязка…

Голубка поспешно отвела взгляд.

– Как проходит твое возвращение в реальный мир?

Сирша рассмеялась. Голубые глаза искрились. Казалось, только теперь Клио видела ее настоящую. Вспоминая подругу обезличенной, она отчетливо понимала: несмотря на неунывающий нрав и неизменную светлую улыбку, в те дни Сирша была лишь тенью самой себя.

– Может, это покажется тебе странным, но мало что изменилось. Я почти не выхожу из дома, не вижусь с людьми. Просто не хочу, понимаешь? Да и мне нечего им сказать. Но меня греет одна только мысль, что я в любой момент могу это сделать.

– Потому что теперь у тебя есть право выбора, – понимающе кивнула Клио. – А Оливия?

Взгляд Сирши чуть помрачнел.

– Каждый из нас по-своему справляется с тем, что случилось с Линн и мамой. Олив… Она много спит. Каждый раз, когда она просыпается, я завожу с ней один и тот же разговор. – Стрельнув взглядом в сторону Кьяры, она не стала продолжать. Сказала преувеличенно бодро: – Но это неважно. Ты что-то хотела?

– Хотела бы я сказать, что пришла просто навестить тебя, но… Происходит кое-что важное. Странное. Кое-что, в чем ты, как мне кажется, могла бы помочь.

Сирша коснулась кончиками пальцев локтя, будто пытаясь приобнять себя.

– Помочь? Звучит так… непривычно.

– Да брось, ты мне уже помогала, – мягко напомнила Клио.

Именно Сирша разорвала ее связь с демоном-фомором, который вознамерился пить из нее рассветную колдовскую силу.

– Один-единственный раз, и ты с лихвой мне за него отплатила. Ты так рисковала, когда решила встретиться со мной!

– Это не плата. Так поступают друзья. Они приходят друг другу на выручку.

Кьяра поморщилась. Губы Сирши беззвучно повторили за Клио.

«Друзья».

– Мама с ума бы сошла, если бы узнала, что я, даже оставаясь обезличенной, умудрилась найти себя друга, – рассмеялась Сирша. – Проверенная годами система наказаний, дочка-предательница, которая должна была почувствовать себя самым одиноким созданием на планете… и все старания коту под хвост!

Смех затих, вероятно, столкнувшись с осколком памяти о том, что жестокосердной матери больше никогда не сказать Сирше и слова. Но что-то (возможно, мягкость и незлобивость) мешало Клио записать Агнес Фитцджеральд в однозначные злодейки. Да, бывшая королева Пропасти проклинала целые семьи и уничтожала целые Дома. Но она же в схватке с убийцей выжгла в себе всю силу без остатка, только чтобы защитить дочерей. Сирши, правда, среди них не было – та же Агнес самолично надела на младшую дочь маску обезличенной и вычеркнула ее из жизни всей Пропасти.

Клио подавила вздох. Иногда очень сложно понять людей. Еще сложней – понять, как к ним относиться.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить?

Клио рассказала о случившемся в Кенгьбери… и о Руане. Чем дольше она говорила, тем сильнее вытягивалось лицо Сирши. А ведь она выросла в городе отступников, и, что даже важней, под крылом Агнес Фитцджеральд. А значит, хорошо знала, к каким трагическим последствиям порой приводили колдовские чары.

– Я должна попытаться связаться с ними через Кьяру. Сама я вряд ли это смогу. Но там, в Юдоли Печали… – Клио закрыла глаза. Нужные слова никак не шли. – Я не знаю, что от меня требуется. Не знаю, что мне нужно сделать, чтобы выпутать людей из кошмаров. Мне нужна твоя помощь, чтобы это понять.

Сирша беспокойно поерзала на месте.

– Раньше я думала, что сердце спящих останавливается из-за того, что они в своем бесконечном сне проживают кошмар за кошмаром, – выпалила Клио. – Но по словам Ника, целители постоянно наблюдают за спящими и поддерживают в них жизнь. И все равно в какой-то момент те просто умирают. Будто приходит их срок. Будто для их души наступает время покинуть тело и уйти в мир теней. Поэтому мне нужно выиграть время, чтобы во всем разобраться.

Сирша открыла было рот, однако Кьяра не дала ей сказать и слова.

– О какого рода помощи мы вообще говорим? Чем она вообще может нам помочь?

Голос шаманки негромкий, но жесткий, пронзающий – словно когти, спрятанные в мягких подушечках лап. Впрочем, Клио ждала от нее возражений. Кьяра не из тех, кто принимает все на веру.

– Как и сказала Клио, выиграть время, – бросив на шаманку смущенный взгляд, тихо сказала Сирша. – Отсрочить чужую смерть.

– И это сделаешь ты, веретница?

Клио прикрыла глаза. Ой-ей.

– Думаешь, я не узнала тебя? – Ноздри тонкого носа Кьяры раздулись. – Думаешь, не знаю, кем ты была?

– А я и не скрывалась. Кроме того времени, когда от всего остального мира скрывали меня. – Сирша выпрямилась. Неловкость сменилось вызовом. – По-твоему, справедливо судить дочь по грехам матери?

Клио многое могла бы сказать на этот счет, но предпочла промолчать.

– Может, и нет. – Смутить Кьяру тоже оказалось не так-то просто. – Но я не доверяю тому, кто был воспитан такой женщиной, как Агнес Фитцджеральд. Поэтому прежде, чем ты дотронешься до спящих, я должна знать, что именно ты собираешься делать.

– Тебе недостаточно того, что я могу за нее поручиться? – негромко спросила Клио.

Кьяра перевела на нее взгляд.

– Прости, недостаточно. Я слишком мало тебя знаю.

Неприятное чувство… Клио успела привыкнуть к тому, что из-за своей открытости всегда легко добивалась чужого расположения. Она сделала мысленную приписку: «До встречи с Кьярой».

Шаманка стояла, сложив руки на груди и подпирая стену. Эта почти вызывающая поза и неласковый взгляд в воображении Клио сделали из Кьяры, при всей ее грациозности, не шаманку, а воительницу. «Интересно, а шаманки-воительницы бывают?» Воображение дорисовало копье, острие которого почти касалось горла Сирши, недвусмысленно требуя ответа.

Для Клио, ненавидящей конфликты (и, по возможности, избегающей их) было бы куда проще просто рассказать Кьяре, какими способностями обладала Сирша. Однако та явно не желала отступать – подбородок вздернут, во взгляде протест. Два сильных характера схлестнулись в невидимой битве.

– И что ты сделаешь? Запретишь дочери веретницы касаться людей, которые нуждаются в помощи?

– Только тех, кто и без того в полушаге от смерти, – спокойно отозвалась Кьяра.

Однако глаза ее недобро поблескивали.

– Да что я, по-твоему, могу такого с ними сделать? – изумилась Сирша.

– Вытянуть из них, беззащитных, последние крохи сил и продать своим демонам.

– Я больше не веретница! И за то, кем я была, пусть и недолгое время, я уже поплатилась. Несколько недель попросту стерли из моей жизни. Мое имя на позорных столбах. Это – моя цена за свободу.

Обстановка накалялась. Не так Клио все это представляла, когда, окрыленная пришедшей в голову идеей, мчалась к Сирше.

– Девочки… – с мольбой протянула она.

И сама поняла, как смешно это прозвучало. Одна «девочка» – шаманка и дочь вождя, вторая – бывшая веретница и обезличенная. И обе – ведьмы-отступницы.

– Кьяра, ты не доверяешь Сирше лишь потому, что ее мать была убийцей? – тихо спросила Клио. – Тогда и мне не стоило доверять. Не стоило подпускать к Руане даже на милю.

Тяжелым саваном опустилась тишина. Девушки во все глаза смотрели на Клио, застывшую на краешке дивана. На нее, не на голубку.

– Ни Сирша, ни я… Мы не выбирали, в какой семье родиться. Какой дар унаследовать и какие традиции с молоком матери впитать. Чуть повзрослев, мы получили мнимую иллюзию выбора. Мнимую потому, что отстаивать его приходилось долго и мучительно. Мы росли, думая, что кровавые обряды, смерти невинных и жертвы, убитые во имя темных богов и темной силы – это… норма. Потому что мы видели это с самого детства. Мы росли на чужой крови. И только взрослея, начали понимать, что все может быть иначе. Что мир может быть другим.

Клио закрыла глаза, внезапно задрожав. Закрыла их и голубка, а потому они обе пропустили момент, когда Сирша преодолела разделяющее их расстояние. Руки коснулась теплая рука. Клио открыла глаза и благодарно улыбнулась.

Взгляд Кьяры чуть оттаял. На пару градусов, не больше, но, может, этого хватит, чтобы зарыть между девушками топор войны? Во всяком случае, на какое-то время.

Повернувшись к шаманке, Сирша суховато сказала:

– Что до моих способностей… Я вижу связь души с миром теней в виде тонких нитей, которые тянутся к Вуали.

Брови Кьяры дрогнули.

– Выходит, в то время как целители видят жизнь, ты видишь… смерть?

– Не просто вижу. Я могу перерубить полуночные нити.

– Так она избавила меня от необдуманной сделки с демоном – я была связана с миром теней похожей нитью, – добавила Клио. – И, между прочим, этим Сирша спасла мне жизнь.

– Важно помнить – переписать судьбу человека не так-то просто. Одним заклинанием от смерти его не спасти. Эти нити… они словно живой организм. Спустя время они сращиваются снова и становятся крепче. Если не найти источник, убивающий человека изнутри, и не уничтожить, он все равно умрет. Просто… чуть позже.

– Значит, если бы твоя мать не надела на тебя маску обезличенной, ты могла бы помочь Руане? Могла бы отсрочить ее смерть? – Лицо Кьяры стало белым как мел.

– Да. Думаю… Боюсь, что да.

Шаманка прикрыла глаза, скрывая их, пылающие болью и гневом.

– Что ж, вы добились своего. Агнес я сейчас ненавижу сильней, чем кого-либо на всей этой планете.

– Мы не… – начала Клио.

– Если вы и впрямь можете спасти спящих, – не слушая ее, веско сказала Кьяра, – я помогу вам обеим.

Глава 8. Тайна, захороненная среди снегов

Морриган, пережившая гонку за трон, успела привыкнуть к известиям о чужой смерти. Однако в этот раз все было иначе. Возможно, потому, что Доминик, обычно хладнокровно воспринимающий подобные вести, был напряжен, а Дэмьен – и вообще мрачнее тучи. Конечно, назвать берсерка весельчаком и рубахой-парнем язык не повернется, но таким Морриган видела его впервые.

Она уже успела понять, что внутренние терзания Дэмьен прикрывал резковатыми шутками и пикировками, простой грубостью или усмешкой. Как и всякий мужчина, опасающийся, что его мужественность поставят под сомнение. Однако сейчас все эмоции отражались у Дэмьена на лице, и Морриган очень хотелось знать: с чего такие перемены?

– Кто умер? – деловито осведомилась она.

Берсерк, который разъяренными шагами мерил пространство зала, застыл. До ответа, правда, не снизошел.

Клио тоже была здесь. Сидела в кресле, рассеянно поглаживая голубку. Глубоко задумавшись, она даже не отреагировала на появление сестры.

Сидящий в соседнем кресле Доминик со странной интонацией произнес:

– Роналд Лоусон.

– Ух, – скривилась Морриган. – Обидно. Видный был мужчина…

И не просто мужчина, а предводитель вервольфов.

– У меня состоялся пренеприятнейший разговор с ярлом Бьёрклундом, предводителем берсерков.

– Берсерки? – озадачилась Морриган. – При чем тут о…

– Роналд был убит не чарами. Он был растерзан подобно кролику, попавшему в лапы боевого пса. Грудная клетка разорвана, сломаны практически все ребра.

– Проклятье…

– Вот именно, – серьезно кивнул Доминик. – Проклятье.

Исключительно физической силой, не привлекая магическую, вервольфа мог победить или другой вервольф… или тот, кто не уступал ему в силе. Тот, в ком тоже дремала звериная ярость, готовая проснуться в любой момент.

И единственный подходящий на эту роль – берсерк.

– Что сказал ярл? – помрачнев, спросила Морриган.

Доминик прикрыл глаза, припоминая.

– Цитирую: «На протяжении долгих лет мы боремся с предубеждением против нас. Боремся за право называться человеком, а не зверем. Пытаемся сломить предрассудки людей и существ древней крови, которые считают нас кровожадными убийцами. Мы накажем виновного».

– Вроде бы все не так пло…

– И смотрел он на Дэмьена.

– Почему именно на него?

– На это есть причины, – отрезал берсерк.

Дэмьен стоял, скрестив руки на груди, словно пытаясь отгородиться от окружающего мира. Не смотрел ни в окно, ни на кого из них – молча и яростно смотрел в противоположную стену.

– Они же не могут всерьез думать, что это ты? – тихо спросила Клио. Сжала в кулаки тонкие руки. – Это… глупо!

Морриган перевела взгляд на сестру. Ее сестренка редко злилась, но лейтмотивом каждой истории, способной вызвать ее злость, всегда была несправедливость.

– Почему ты не скажешь им, что ты тут ни при чем?

– Потому что все не так просто. И потому что они не поверят.

Впервые в голосе Дэмьена Морриган слышала такую горечь. Он попытался скрыть ее сухим тоном, рваным ритмом брошенных слов, но ее это не обмануло.

– Никогда не видела, чтобы ты хоть как-то взаимодействовал со своей общиной, – заметила она.

– С каких пор ты стала большим знатоком моей личной жизни? – резко бросил Дэмьен.

– Ты расстроен случившимся, понимаю, – спокойно отозвалась Морриган. – А потому на этот раз оставлю твой неуважительный тон без внимания. И прежде, чем ты снова взорвешься… Лучше подумай о насущном. Мог кто-то из вервольфов тебя подставить?

– Не понимаю, зачем им это. Репутация здесь никого не волнует – в Пропасти ценят силу. Есть только одно исключение…

– Сделки, я знаю. – Морриган пожала плечами. – Может, это месть за то, что Доминик, которого ты защищаешь, стал королем? Роналд Лоусон ведь тоже претендовал на трон. В случае его коронации вервольфы Пропасти стали бы королевским Домом, и его впервые представляли бы существа древней крови.

– Проигрыш в гонке за корону – не повод убивать своего вожака.

– А что, мало желающих занять его место?

– Ты не понимаешь, – отрывисто сказал Дэмьен, по-прежнему не глядя на нее.

Морриган резко выдохнула, призывая себя к спокойствию.

– Так может, тени тебя забери, объяснишь?

Что ж, спокойно не получилось. Но это лишь вспышка вместо взрыва.

Дэмьен медленно перевел на нее взгляд – тяжелый, как поступь мертвеца. Лучше бы и дальше смотрел в свою стену.

– Вервольфы не выбирают вожаков среди тех, кого хотят сместить. Только среди тех, кому безгранично доверяют и за кого готовы – и обязаны – отдать свою жизнь.

– Крутые альфа-самцы, я поняла, – буркнула Морриган, вызвав на губах Клио мимолетную улыбку.

Доминик снизу вверх взглянул на берсерка.

– Думаю, какое-то время тебе лучше не покидать замок.

Морриган изогнула бровь. Неужели Доминик и впрямь переживал за жизни своих адгерентов? Или просто не хотел лишиться «солдата», услуги которого, по его собственному признанию, весьма недешево ему обошлись?

– У меня есть обязанности… – Дэмьен явно начинал закипать.

Доминик был зеркальным отражением его эмоций – спокойный, как водная гладь.

– Которые ты, будучи мертвым, выполнять не сможешь. А если учесть, что против тебя два самых сильных, во всяком случае, физически, клана Пропасти – берсерки, которые с самого начала сочли тебя убийцей, вервольфы, которые теперь солидарны с ними… Это приказ. Часть твоих обязанностей может на время взять на себя Морриган.

Ее бровь взлетела еще выше.

– И какую именно часть?

– Поговорим об этом позже, – сказал Доминик под хмурым взглядом берсерка.

Поднявшись, он вышел. Клио, скользнув рукой по плечу Дэмьена в ободряющем жесте, тоже покинула кабинет. Наверное, отправилась исполнять обязанности сноходца.

Видеть сны.

Если атмосфера могла быть закольцованной, как кадр кино на вечном повторе, то именно это сейчас с ними и происходило. В воздухе, который едва не вибрировал от напряжения, разлилось уже знакомое ощущение надвигающейся бури. Морриган не знала, чего ей хочется больше: дать Дэмьену оплеуху за то, что вел себя, как обиженный на весь мир подросток, или же успокоить его так, как она умела. И это ее умение, состоящее из нескольких этапов, начиналось с поцелуя.

– Кто сейчас стал вожаком вервольфов? – прогоняя несвоевременные мысли, осведомилась она.

– Алек Линч, – неохотно отозвался Дэмьен. – Зачем тебе эта информация?

– Хочу наведаться к вервольфам.

– Зачем? – с нажимом повторил берсерк.

– Когда-то ты сам поощрял мое желание узнать врага в лицо. Сейчас им стал убийца Роналда Лоусона.

– Это другой случай. Убийства случаются. Это лишь одно из многих.

– О, в тебе заговорил философ, – издевательски протянула Морриган.

Ее злило то, что Дэмьен всячески открещивается от ее помощи. Еще больше злило, что при всем его идиотском поведении ей по-прежнему не все равно.

– Слушай, не вмешивайся в это дело. Я сам во всем разберусь.

– Сидя в четырех стенах?

Дэмьен зло сверкнул глазами. Становилось ясно – следовать приказу Доминика он не собирался.

– Ладно, слушай сюда, философ недоделанный. Я делаю то, что захочу. Не тебе приказывать мне, куда идти и с кем разговаривать.

Морриган ушла, кипя от праведного гнева. Вот и помогай после этого людям!

Несколько минут спустя она уже покидала Тольдебраль. Еще дюжина минут – и ее глазам предстал Белый Остров.

Наверное, берсерки Пропасти скучали по родине – по северному сиянию, по ледникам и фьордам. А потому заставили местных элементалистов запорошить снегом остров, на котором располагалась их община. Никогда не тающим в прогретом воздухе подземелья, совсем не холодным и не колким. Одна только видимость с толикой ностальгии.

Среди исчерченного тропинками белого полотна вырастали продолговатые деревянные дома, рассчитанные на несколько человек. По обычаям берсерков, с родителями жили не только маленькие дети, но и семьи их старших детей с внуками.

Берсерки не были сильны в рассветной магии, не имеющей никакого отношения к боевому безумию. Что уж говорить о магии полуночной. А потому даже в Пропасти, ставшей обителью вспыльчивым и своенравным берсеркам, они старались придерживаться принятого наверху уклада.

Они – единственные из всех кланов Пропасти – занимались земледелием и скотоводством: пахотные земли занимали все свободное от построек пространство острова. Трудно сказать, какой урожай мог вырасти под искусственными солнцами, но берсерки на жизнь не жаловались.

Еще одна, наряду с вервольфами, обособленная община. Правда, и у тех, и у других принято отпускать сильнейших воинов в другие Дома – исключительно для заработка. Однако что-то подсказывало Морриган, что старейшины берсерков и вервольфов, почитающие обычаи предков, подобную переоценку ценностей и корыстолюбие не одобряли.

На родном острове берсерки предпочитали облачаться не в броню, а в неброскую и удобную одежду – рубахи и штаны. Борода среди берсерков определенно была в чести – и короткая, окладистая, и опускающаяся до самой груди, и причудливо украшенная косичками. Длинные волосы и, нередко, выбритые виски – что у мужчин, что у женщин.

Появление чужачки незамеченным не осталось. Не прошло и минуты, как к Морриган подошел высокий плечистый берсерк и молча перегородил дорогу. Сложил руки на груди, демонстрируя бицепсы, наработанные сотнями боев и тренировок.

Морриган никогда прежде не видела скрещенных рук со столь ощутимым подтекстом.

Девушкой она была боевой, но неглупой, а потому поспешила сказать:

– Я могу поговорить с вашим ярлом?

Страж опустил руки и, развернувшись, двинулся вперед. Следуя за ним, Морриган размышляла: может, это Дэмьен был каким-то неправильным берсерком, а все остальные, соблюдая баланс и компенсируя могучую силу, попросту немы?

Берсерк привел Морриган в длинный дом, где в это мгновение, похоже, проходило некое собрание. Одда Бьёрклунда, берсерка с доходящей до груди белесой бородой, заплетенной в тонкую косичку, она узнала по спектрографиям, оставшимся со времен гонки за корону. Склонившись над столом, за которым сидело шестеро человек, ярл что-то импульсивно втолковывал одному из них. При этом он стучал указательным пальцем о столешницу, будто желая вдолбить истину в голову собеседника.

Четверо жителей острова в ширине плеч и крепости тела не уступали своему вождю. Пятый самую малость уступал… лишь потому, что это была женщина. Выбритая больше, чем на половину, голова и зачесанные в высокий хвост редкие пряди. Определенно воительница, но берсерк ли она? И есть ли вообще женщины среди берсерков?

Взгляд, скользящий по окружению Бьёрклунда, остановился на безбородом юноше. Морриган поморгала. Пусть и облаченный в те же одежды, что и остальные, он казался в этом зале таким же лишним элементом, как и она. Дело не только в его гладко выбритом лице и худощавом теле, но и в открытом, даже простодушном, взгляде близко посаженных круглых глаз.

Бьёрклунд неторопливо выпрямился, глядя на Морриган. Что-то в нем внушало почтительное уважение, для более слабых духом граничащее со страхом. И это что-то не могли передать спектрографии. Цепкий, до предела обостренный взгляд, заломы в уголках рта – свидетельство того, как часто он кривил губы и как неохотно улыбался. Хмурое выражение делало ярла еще суровее и взрослее, а ведь ему и без того лет пятьдесят, не меньше.

Невольно на ум пришли оброненные когда-то Дэмьеном слова – берсерки часто не доживают и до семидесяти. Заложенная в них сверхъестественная ярость выпивает из них слишком много сил, изнашивая организм раньше срока.

А значит, Бьёрклунд, крепкий пятидесятилетний мужчина, способный разом положить на лопатки десяток врагов, считался глубоким стариком, одной ногой уже стоящим в могиле. Что до Морриган… При не самом плохом раскладе ей предстояло прожить полтора века… и обрести посмертие в обличье лича.

Насмешка судьбы или природы? Как бы то ни было, никто из них двоих при всем желании не смог бы изменить существующий порядок вещей.

Присутствующие в зале затихли, гадая: разгорится ли скандал или все разрешится мирно? Будучи охотницей – свободолюбивой наемницей, которая сама решала, куда отправиться в следующий раз, Морриган предпочитала не углубляться в отношения между населяющими Ирландию кланами и магическими сообществами. Со многими из них контактировать ей не обязательно, с остальными эти контакты можно свести к минимуму. Однако жизнь в Пропасти и новая роль советницы, представляющей интересы Доминика О'Флаэрти, диктовала иное.

Погрузившись в историю Пропасти и взаимоотношений между ее кланами, Морриган с удивлением поняла, что в большинстве своем существа древней крови – включая людей древней крови, как именовали себя берсерки – ненавидят ведьм. Или презирают, или не любят… оттенки могли быть разными, общее одно – непринятие ведьм как вида. А все потому, что источник магии древних созданий корнями уходил в старый мир – тот, в котором Туата Де Дананн не было и в помине, Ирландию населяли сидхе[9], а Скандинавию – берсерки, валькирии и драугры.

В то время как ведьмы и колдуны вытягивали магию из окружающего мира и учились ее использовать, существа – и люди – древней крови рождались с ней. Божественная сила текла по их венам. Неудивительно, что они считали себя выше простых смертных, не одаренных богами.

– Морриган Блэр, наемница О'Флаэрти, – без особой теплоты проговорил Бьёрклунд.

Она дернула плечиком.

– Предпочитаю считать себя вольной пташкой, которая летит туда, куда пожелает.

– И какой же ветер занес тебя сюда?

– Видимо, северный, – натянуто улыбнулась Морриган, намекая на расположение острова берсерков.

Ей ответили холодным молчанием и каменными лицами. Худощавый паренек хихикнул, но тут же пристыжено смолк под взглядами берсерков.

Бьёрклунд взмахом руки отпустил своих людей.

– Перейду сразу к делу, – без обиняков заявила Морриган. – Я намерена доказать невиновность Дэмьена Чейза в убийстве Роналда Лоусона. Я бы не отказалась, чтобы вы объяснили мне, почему так уверены в том, что его совершил именно он. Не логичнее предположить, что Лоусона растерзал вервольф? Ведь Дэмьен – ваш соплеменник. Как же солидарность, в конце концов?

В палате к тому времени остались лишь ярл, тщедушный юноша и молчаливый страж, который и привел сюда Морриган. Два других, очень похожих на него квадратными лицами, охраняли длинный дом снаружи.

«Меня что, вообще здесь не боятся?» – с ноткой обиды подумала она.

– Дэмьен Чейз – не наш соплеменник, – отрезал Бьёрклунд.

– Я знаю, что он родился не в Пропасти…

Бьёрклунд раздраженно вздохнул. Оперся обеими руками о стол – садиться ярлу, видимо, не пристало – и отчеканил:

– Дэмьен не принадлежит нашему племени. – Ярл впился в нее взглядом глубоко посаженных глаз. – Взявшись заступаться за него, ты не слишком-то много о нем знаешь.

Морриган нахмурилась. Неужели Дэмьена выгнали из общины?

Но как бы она ни пыталась добиться от Бьёрклунда хоть какого-то ответа на свои вопросы, ей это не удалось.

В конце концов, потеряв терпение, ярл резко сказал:

– Уходи, ведьма. Возвращайся, когда докажешь его невиновность. Не раньше.

И Морриган неохотно подчинилась.

Глава 9. Лелль

Однако уйти далеко от острова берсерков Морриган не успела. Стоило вступить на подвесной мост, как она услышала зовущий ее голос.

Худощавый паренек оказался не так уж юн. Должно быть, Морриган сбил с толку бесхитростный взгляд бледно-голубых глаз и приподнятые уголки губ, всегда готовых улыбнуться. Ему было, наверное, года двадцать два. Не юноша – уже почти мужчина.

– Наш вождь не слишком разговорчив, а? – догнав ее, хохотнул он.

«А ты, похоже, вполне».

Морриган улыбнулась ему самой ослепительной улыбкой. Парень зарделся.

– Может, тогда ты мне поможешь?

– Может, и помогу, – подмигнул он. – Я кое-что знаю об этом твоем Дэмьене.

«Он не мой», – со странной смесью горечи и раздражения подумала Морриган. Прекрасно осведомленная о порядках Пропасти, сухо спросила:

– И что ты хочешь за помощь?

– Ничего.

– Ничего? – недоверчиво хмыкнула она.

Пожалуй, за все время, что Морриган провела в городе колдунов-отступников, Сирша была единственным человеком, который помог ей и ничего не попросил взамен. Хотя был еще Файоннбарра, но он уже несколько лет как принадлежал Верхнему миру и жил по его законам.

– Ничего… особенного.

– Ага. И?

– Всего лишь несколько историй из твоей жизни.

– Зачем? – опешила Морриган.

Не такого ответа она ожидала.

Парень широко улыбнулся.

– Видишь ли… Я не самый уважаемый житель Белого Острова. И не особенно уважаемый собственным отцом.

Морриган, нахмурившись, изучала его лицо. И только теперь заметила едва уловимое сходство.

– Ты сын Бьёрклунда. Вот почему ты был за столом.

– Намекаешь, что я не слишком-то вписываюсь? – ничуть не обидевшись, хмыкнул он. – Что правда, то правда. Кстати, я Лелль. И да, это мужское имя.

Морриган фыркнула, невольно поддаваясь его бесхитростному очарованию.

Лелль вскинул ладони:

– Знаю, знаю. У Вигдис имя и то помужественнее моего будет. Да и она сама помужественнее меня.

Она с легкостью вспомнила бритоголовую женщину по правую руку от ярла.

– Богиня войны[10]… а что, ей вполне подходит. А что означает имя Лелль?

Он забавно наморщил нос.

– Сильный, как лев.

Морриган расхохоталась в голос.

Отсмеявшись, вернула беседу в прежнее русло:

– Итак, ты, как и поколения сыновей и дочерей до тебя, стал разочарованием для родителей.

Им с Клио это очень хорошо знакомо. Во всяком случае, в отношении Бадб. Что касается отца… Он убил их мать. Кого вообще интересует его мнение?

– Для одного родителя, – приподняв указательный палец, уточнил Лелль.

– И все же почему? Только лишь из-за того, что ты… м-м-м… не похож на берсерка?

– Я не берсерк. Вообще. Во мне течет берсеркская кровь, и я бы мог научиться достигать берсеркерганга[11]… но делать этого не стал.

– Почему?

Лелль вскинул голову. Произнес с жаром:

– Я не хочу убивать. Не могу даже подумать о том, чтобы впасть в ярость и причинить кому-то боль.

Морриган кивнула. Еще один отступник, который по соображениям совести пошел против семьи и клана. Сирше он бы понравился.

– К стыду моего отца, я с самого детства хотел быть скальдом[12].

– Певцом? – недоверчиво отозвалась она.

– И поэтом, – с улыбкой добавил Лелль. – Но я хотел бы не воспевать в сотый раз подвиги древних ярлов и конунгов, а ткать новые легенды, как полотно. Знаю, звучит смешно и устарело, но родовые племена надземного мира, которые ближе к вечным льдам, чем к тому, что люди называют цивилизацией, и по сей день ценят хорошую вису[13]. Это здесь подобное не в чести. Я же всегда, сколько себя помню, охотился за чужими историями. Жадно впитывал их, будто я – вечный пленник пустыни, а они – родниковая вода.

– Красиво говоришь, – улыбнулась Морриган.

Лелль был польщен.

– Это моему отцу тоже не нравится. «Расфуфыренные словеса» – вот как он называет поэзию. Дескать, берсерку не пристало так выражаться, как будто он – «напыщенный англикский лорд». Мол, наш народ предпочитает слову дело: добротную схватку, а лучше – и вовсе войну.

– Но за что вы воюете, если века легендарных битв давно миновали?

– В Пропасти место сражениям всегда найдется, – печально улыбнулся Лелль. – Берсерки бьются друг с другом, вызывают на бой представителей других кланов – за брошенное слово, за каждый косой взгляд… Хотя втайне мечтают о настоящей войне.

– Почему вы… твой клан так ими одержим? – полюбопытствовала Морриган.

О вспыльчивом и боевом характере «воинов Одина» знали далеко за пределами Скандинавии.

– Мы ищем битвы, чтобы стать эйнхериями.

Лелль и сам, похоже, не замечал, что постоянно сбивается с «они» на «мы».

– Прости?

– Самых лучших бойцов, павших смертью храбрых в честном бою, Один заберет с собой в Вальгаллу. Они и зовутся эйнхериями.

– Вот почему берсерки, чуть что, сразу обнажают оружие, – фыркнула Морриган.

– Отчасти поэтому, отчасти – из-за нашей горячей крови, – лукаво подмигнул Лелль.

Морриган рассмеялась. А с ним приятно общаться. За скромным, даже невзрачным фасадом скрывался проницательный, прозорливый и одухотворенный молодой мужчина. Он многое мог бы рассказать ей о Пропасти и о родной общине. А еще – о природе берсерков, что, быть может, позволило бы ей лучше понять самого Дэмьена.

Однако Морриган пришлось вспомнить, зачем она пришла на Белый Остров.

– А что насчет вервольфов?

– Не сказать, что они дружны. В характерах обоих кланов заложена вспыльчивость, несдержанность и желание доказать соперникам свою силу и право на власть.

Потомственный берсерк, мечтающий о славе скальда, помолчал. Задумчиво кусая губы, Морриган ловила на себе его взгляд.

– Он небезразличен тебе, да? Дэмьен?

Она упрямо смотрела в снежную даль поверх плеча Лелля.

– Я предпочла бы не отвечать. Лучше скажи, зачем тебе нужны мои истории?

– Разумеется, чтобы создать лучшую из песен.

– Но почему я?

Лелль ответил ей загадочной полуулыбкой.

– Я чувствую в тебе человека, способного что-то изменить. Ты несешь в этот закостеневший мир перемены. Серьезные, даже… ключевые. Вот почему мне важно не только твое прошлое, но и настоящее с будущим, сплетенные воедино.

– Изменить? – опешила Морриган. – Не знаю, о каких переменах ты говоришь, но я не тот человек, кому есть до них дело. А то, что я хотела бы исправить… Я даже силами всей Пропасти не могу исцелить собственную сестру!

Она прикрыла глаза, кляня себя за несдержанность. За то, что выплеснула на незнакомца ту боль, которую не позволяла показывать никому. Даже Клио.

Ведь чувство, что сестре не место в Пропасти, никуда не исчезло. Да, у Клио появились друзья – Саманья, Аситу, Дэмьен и Сирша. Она пыталась найти себя в магии сноходчества. Пыталась освоиться в Пропасти и исполнить свою мечту – помогать людям.

Но ключевое слово – «пыталась». То есть была вынуждена.

Морриган не видела, чтобы Клио прогуливалась по Пропасти одна – только вместе с Саманьей или Сиршей, с которой сняли маску обезличенной. Сестра боялась Пропасти, пусть она никогда об этом не скажет, не желая признавать слабость (что недопустимо для ведьм семейства Блэр) и добавлять Морриган проблем.

Лелль яростно помотал головой.

– В этом я никогда не ошибаюсь. Я знаю, за кем следовать. Чувствую в людях эту особенность – способность однажды нарушить заведенный порядок, пошатнуть устои. Или подмять под себя целый мир.

– Ведьминская интуиция? – Морриган не скрывала сарказма.

К ее удивлению, Лелль смущенно кивнул.

– Что-то вроде. Моя мать была вёльвой – шаманкой и провидицей. Таких, как она, мы называем не ведьмами, а колдуньями. Она очень хотела дочь, которая унаследует родовой дар и львиную долю ее силы. Дочь, которую она научит всем обрядам, заклинаниям и премудростям сейда. Всему, что знает сама. Мама хотела, чтобы ее будущая дочь стала вёльвой. А родился… я. Так что в какой-то степени ты была права, предполагая, что я разочаровал обоих своих родителей.

– Мне жаль, – искренне сказала Морриган.

Казалось неправильным, что человек со столь светлой улыбкой и добрыми глазами не оправдал надежд матери и отца. Но людская судьба редко идет под руку со справедливостью.

– Почему ты не стал колдуном? Пусть тебе не могла перейти вся колдовская сила матери, ты сам сказал, что часть ее дара в тебе есть.

– Может показаться странным, но в нашем племени – да и не только в нашем – мужчин, практикующих сейд[14], с давних времен порицали. Настолько, что они теряли всякое уважение соплеменников. Их могли даже убить. Стать эрги[15] было бы куда худшей участью, чем скальдом. А мама… отец говорит, она всегда отличалась упрямством. Много лет спустя она все же родила дочку-вёльву, но для этого ей самой пришлось умереть.

– Ох, Лелль…

Подобное, увы, случалось нередко. Порой сила ведьмы – по ее воле или против нее – передавалась малышке целиком и полностью. Тогда после родов мать навсегда лишалась возможности колдовать. Порой опустошенная ведьма по инерции отдавала ребенку и жизненную энергию, тем самым будто сплетая воедино два питающих ее канала. Если повезло, сил в ней оставалось на донышке, только чтобы пережить роды, а после ведьму ждало долгое и нелегкое восстановление.

Матери Лелля не повезло.

Лелль слабо улыбнулся, словно принимая сочувствие Морриган.

– Потерю матери ничем не восполнить, но моя сестра стала известной и уважаемой племенем вёльвой. Ну так о чем это я… Крохи колдовской силы во мне побуждают меня следовать за тобой, чтобы воочию увидеть твою историю. Если ты позволишь…

– Ты и за Дэмьеном наблюдал?

– Да, иначе бы я не предложил свою помощь.

Морриган покачала головой. Это определенно самая странная из заключенных в Пропасти сделок. Лелль хотел услышать историю ее жизни, и даже более того – стать свидетелем самых важных ее вех. Невольно вспомнился Глен Малик, пожелавший услышать от Клио рассказ о жизни легендарной Леди Ворон и узнать все ее секреты.

Неужели Морриган суждено постоянно повторять судьбу Бадб? Хотя, если это подразумевает обретение почти безграничной колдовской силы и принадлежность к легендарным ведьмам, вписавшим свое имя в историю… Будет ли она против?

Может, дело в харизме Лелля, может, в желании довести дело до конца, а может и просто в заложенном ею кошачьем любопытстве…

Как бы то ни было, Морриган, вскинув голову и вперив взгляд в сына ярла, сказала:

– Хорошо. Я расскажу тебе о своей жизни… и позволю за ней наблюдать. Что бы это ни значило.

Глава 10. Осколок прошлого

Темно. Так темно…

Дэмьен шел вслепую, лихорадочно пытаясь вспомнить, куда именно идет. Вдалеке забрезжил свет. С каждым шагом его становилось все больше. Казалось, свет не разбавляет темноту за спиной, а оттесняет ее, отодвигает – к краю мира, к бездне, где этому мраку и место. Откуда Дэмьен только что пришел.

Вскоре ему, будто выбравшемуся из тоннеля, открылся дивный, омытый солнечными лучами лес. Дэмьен брел по нему, вдыхая древесно-землистый, сладковатый запах, на ходу собирая с кустов спелые ягоды. Бенни-прачка у реки за лесом стирала окровавленное зеленое платье. Поморщившись, Дэмьен прошел мимо нее.

В неприметном домике у реки его ждали сразу две находки. Бист Вилах, после недолгой схватки рванувшая прочь из дома так быстро, как могли только чудовища и упырицы, и ее жертва. Дэмьен бросился было за тварью, но стон, вырвавшийся из приоткрытых губ, и полный муки взгляд приковали его к месту. Такая в нежном кукольном личике сквозила боль!

– Помоги мне, – прошептала пленница.

Дэмьен застыл в нерешительности у выхода из подвала. Их, конечно, учили оказывать первую помощь. Чудовища и колдуны, за которыми их посылали, обычно жили уединенно, но нередко рядом с ними можно было обнаружить и их жертв. Кому-то, как пленнице Бист Вилах, даже удавалось выжить.

Она держала ладонь на шее, вероятно, в том месте, где скрывался след от укуса. Миловидной лицо исказила гримаса боли. Дэмьен едва ли мог понять, что она чувствует. Берсерк не испытывает боль до момента, пока не схлынет боевое безумие. В его случае это обычно происходило, когда он приходил в лабораторию. Как бы ни был тяжел бой и как бы ни были серьезны его последствия, Дэмьен успевал привести Ристерду пойманное существо, подняться к целителям, и лишь затем падал как подкошенный.

Подобная стойкость очень впечатляла молоденьких целительниц и ловчих. Дэмьен не был дураком и не упускал случая этим воспользоваться.

– Лесные ведьмы… Мой дом… Она похитила меня, когда я… Глупая была затея…

Речь незнакомки с каждым мгновением становилась все сумбурнее и неразборчивее. Веки обессиленно опустились. Все, что Дэмьен смог понять – пленница жила в общине лесных ведьм где-то среди Тербурского леса, пока ее, словно росток из земли, не выдернула оттуда Бист Вилах.

Миловидная незнакомка застонала.

– Они… Помогут, – из последних сил прошептала она.

«Тени тебя забери!»

Дэмьен не мог оставить ее умирать, даже зная, что упустит Бист Вилах. Он подхватил пленницу на руки и понес прочь от этого проклятого места. Когда солнечные лучи осветили ее лицо, у Дэмьена перехватило дыхание. Пусть кожа незнакомки была почти обескровлена, ее волосы сверкали чистейшим золотом, прикрывая чуть заостренные ушки. Незнакомка робко взглянула на него сквозь пушистые ресницы, и оказалось, что и радужка ее глаз была золотой.

– Ты – фэйри?

– Да, но… не такая, как она. Как это… чудовище.

Веки девушки снова сомкнулись, закрывая солнечные глаза.

– Не теряй сознание, ладно? – мягко попросил Дэмьен. – Без тебя жилище лесных ведьм мне не найти.

– Ладно, – прошептала она. – Меня… меня зовут Мэйв.

– Хорошо, Мэйв, – отозвался он, улыбаясь. – А меня – Дэмьен.

Его вдруг посетило странное чувство, будто они знакомы уже тысячу лет.

Дэмьен знал, что она, как и все фэйри, любит молоко и зеленые одежды. Любит слушать, как поют птицы и стрекочут в траве сверчки, и называет это «музыкой Дану». Знал, что она вскакивала спозаранку, чтобы полюбоваться рассветом, что переняла привычку от лесных ведьм ходить босиком по траве. Особенно с утра, когда ступням так приятно касаться прохладной росы. Что она…

– Мэйв?

А в ответ – тишина.

Веки фэйри были плотно сомкнуты, голова безвольно моталась из стороны в стороны, пока он тихой рысцой бежал вперед. Остановившись, Дэмьен положил ее на траву.

– Мэйв!

Она не дышала.

– Нет, нет, так не должно быть! – Дэмьен кричал, срывая горло от необъяснимой боли, рвущейся изнутри. – Я же спас тебя… Я же тебя спас!

А тьма уже здесь – холодная, жадная, с раззявленным безгубым, беззубым ртом. Она подбиралась все ближе, но Дэмьен едва это замечал. Тряс Мэйв за бледные плечи и в отчаянии шептал ее имя.

Еще одно неуловимое движение, и тьма накрыла их черным саваном. Мир теней, чей голод был неутолим, забрал их обоих.

Темно.

Так темно…

Бежать с бесчувственной Мэйв через лес оказалось непросто. В какой-то момент пришлось насильно вогнать себя в состояние боевого безумия, чтобы не чувствовать усталости, натруженности мышц и тяжести девичьего тела на руках.

Дэмьен мчался сквозь чащу так, будто целая свора гримов[16] гналась за ним по пятам.

Перед тем, как потерять сознание, Мэйв успела сказать, как отыскать в гуще леса тербурских ведьм. Дэмьен едва не вычерпав всю свою силу до донышка, но добрался до цели. Да и разве могло быть иначе?

Простые, деревянные дома прятались за изящной изгородью. Лесные ведьмы – босоногие, одетые в светлые наряды из простых тканей – вышли встретить чужака. Встали стеной, чтобы заслонить спинами играющих на поляне детей.

Вперед вышла молодая женщина с привлекательным и гордым лицом.

– Кто ты и что забыл здесь?

– Пожалуйста, помогите ей, – выдавил Дэмьен, опуская на землю Мэйв. – Я устал ее терять.

Нелепость фразы поразила его самого. Нахмурившись, он поправился:

– Я не хочу ее потерять.

Лесная ведьма ощерилась, словно молодая волчица.

– Я отсюда чую чужую кровь на твоих руках.

– Помолчи, Мирна, – поморщилась невысокая седая женщина.

Ее волосы были заплетены в косы и уложены в подобие короны.

– О, конечно, он же спас фэйри.

– Нет, Мирна, – повернувшись к молодой ведьме, припечатала старая. – Он спас Мэйв.

Дэмьен плохо помнил, что было дальше. Мэйв пытались забрать у него, а он, как собака – кость, отчего-то не хотел ее отпускать. Чуть было не зарычал на склонившихся над ней юных ведьмочек.

– А ну-ка, берсерк, усмири свою ярость! – прикрикнула старая ведьма. – А то помощи нашей тебе не видать.

Он потупил взгляд, словно провинившийся щенок. Заскулил бы, вымаливая у них прощение, если бы это помогло спасти Мэйв.

Окружив ее, лесные ведьмочки зашептались.

– Рана серьезная.

– Отвары не помогут.

– Не помогут.

– Надо нести ее к Веде.

– Ойсин отнесет.

Какой-то рослый детина, один из помощников лесных ведьм, поднял Мэйв на руки, как и сам Дэмьен прежде. Он двинулся следом, но тут же был остановлен сильной, упершейся в грудь рукой.

– Осади коней! Тебе нельзя в Неметон.

– А будешь огрызаться… – предупреждающе начала Мирна.

– Не буду, – выдохнул Дэмьен. – Я подожду здесь.

И он ждал, замерев на месте и впиваясь в ладони короткими ногтями. Стоял так, пока хватало сил, а потом принимался ходить взад-вперед под неусыпными взорами ведьм Тербурского леса.

Старуха с уложенными короной косами вернулась, но не одна. Тьма молчаливой спутницей шла за ней, окрашивая пространство в черный.

– Мэйв… – прохрипел Дэмьен, поднимаясь.

И, обессиленный, рухнул на траву.

– Мне жаль, – тихо сказала ведьма, – Ведающая Мать не смогла ее спасти.

Мгновение спустя ее поглотила тьма. И вот она уже здесь, рядом с ним, вгрызается ледяными зубами в кожу, промораживая холодом даже сердце.

Темно.

Так темно…

И так нечеловечески больно.

Содрогнувшись всем телом, Дэмьен проснулся. Рывком сел и, оглядевшись, хмуро потер ладонями лицо.

– Доброе, мать твою, утро.

Нахальное, оно уже стучалось первыми солнечными лучами в незашторенные окна. Находиться в комнате, пропитанной давно пережитыми, а то и вовсе иррациональными страхами, не хотелось. Дэмьен бесшумно выскользнул из комнаты, словно зверь, выходящий на очередную охоту.

Или ловчий, с той же целью углубившийся в лес.

Дэмьен шел по гулким, тихим еще коридорам замка, с мрачным смятением глядя по сторонам. Что он тут делает? Разве здесь его место? Но если нет, где оно?

Его прошлое затерялось среди лесов и гор. Там же осталась очерченная рамками, но свобода. Теперь Дэмьена все чаще преследовало ощущение, что себе он больше не принадлежит.

Проблема в том, что ничего другого, кроме как устранять чужие проблемы или защищать своего лорда – с недавних пор, короля – он, кажется, уже не умел.

Тольдебраль, воплощение пафоса и бьющей в глаза роскоши, постепенно пробуждался. Дэмьен был частью Дома О'Флаэрти уже достаточно долго, чтобы выучить привычки его лорда и адгерентов. Доминик, любитель вставать спозаранку и сторонник жесткого порядка, предпочитал использовать для пробуждения магическую клепсидру – конусообразные водяные часы на подставке, которые при испарении воды издавали нежный мелодичный звук.

Клио, как и Мэйв, очень нравилось вставать на рассвете, чтобы полюбоваться на зажигающуюся на небосводе зарю. Потому она научила голубку будить ее, едва неба касались первые солнечные лучи. Морриган, само воплощение хаоса, просыпалась, когда душе угодно. Дэмьен поморщился. Обязательно было думать о ней?

У него же, помимо многолетней выучки, был свой собственный будильник – кошмары. Те, что так болезненно напоминали о той, прошлой жизни. Те, что никак не хотели его отпускать.

Глава 11. Госпожа Ночь

Этой ночью Морриган не просто не спалось. Она и вовсе не ложилась. Причина заключалась в трех словах – «новолуние», «ноктурнизм» и «Файоннбарра».

Существовало несколько способов узнать, где на этот раз находился вход в Пропасть, но Морриган, недолго думая, остановилась на Дэмьене. Он не спал. Сидя на аккуратно застеленной кровати, изучал какие-то мемокарды, разбросанные по серому покрывалу. Увидев входящую в комнату Морриган, резким движением собрал их, словно ловкий крупье – карты.

«Дались мне твои секреты», – с легким раздражением подумала она.

Берсерк встретил ее фирменным хмурым взглядом, будто вопрошающим: «Кто ты и что делаешь в моей спальне?»

– Не подскажешь, где сегодня спрятан вход в Пропасть?

Дэмьен бросил мимолетный взгляд на окна, за которыми серебрилась искусственная луна.

– Не поздновато для прогулки по Верхнему городу?

– Перестань включать мамочку. Тебе не идет.

Усмехнувшись, берсерк рассказал, где на сей раз скрывается тайный путь в город, и уткнулся в книгу. Снова древнескандинавский?

Реакция Дэмьена вызвала в Морриган легкую досаду. Ему что, совершенно не интересно, куда и зачем она направляется? Мог для приличия хотя бы попросить ее быть осторожнее. Этим он дал бы ей повод фыркнуть и надменно заявить, что она уже вообще-то взрослая девочка и опасная ведьма, и защитники ей не нужны. Вместо этого Морриган досталось равнодушное молчание и стремительно законченный разговор.

Зудящее чувство неудовольствия заставило ее небрежно бросить:

– Передать Файоннбарре привет от тебя?

Дэмьен поднял глаза, и Морриган заметила в них мимолетную вспышку удивления. А еще – тщательно скрываемый интерес.

«Так-то лучше», – удовлетворенно подумала она.

Морриган отчетливо видела, как вертятся вопросы у берсерка на языке. Знала: не задаст. Интуиция ее не обманула.

В какой-то момент она подумала, что Дэмьен вызовется пойти с ней. Конечно, не для того, чтобы составить ей компанию, а чтобы навестить давнего приятеля. Успела даже пожалеть, что упомянула Файоннбарру – не хотела, чтобы за ее неловкими попытками научиться новой ветви магии кто-то наблюдал.

Все же девятнадцать лет, при всем ее опыте, мастерстве и потенциале – не восемь, когда она впервые погрузилась в мир магии. И не двенадцать-четырнадцать, когда к силе обращались другие начинающие колдуны, не знающие, что такое нетерпеливый и требовательный характер Бадб Блэр.

Легко не будет, но Морриган это не пугало. Однако в глазах других людей (в том числе и людей древней крови) она предпочитала всегда быть на коне.

Прежде чем снова уткнуться в книгу, Дэмьен, пожав плечами, обронил:

– Передай.

Морриган покидала комнату со странным чувством – облегчения и досады одновременно.

Путь привел ее к башне с портал-зеркалами, а оттуда – прямиком в город, где жил ноктурнист.

Файоннбарра поприветствовал Морриган улыбкой и отворил дверь пошире, позволяя ей пройти. Перешагивая порог, она на мгновение задержалась рядом с колдуном ночи, чтобы он уловил аромат ее духов – тяжелый, немного терпкий, восточный. Судя по вспыхнувшему взгляду, Файоннбарра успел не только почувствовать ее запах, но и осознать ее близость.

Почему, Балор тебя забери, Дэмьен не может смотреть на нее так?

Даже когда это случалось, он мгновенно возводил между ними стену, еще крепче и нерушимее прежней. Будто каждый раз наращивал новый слой брони.

Файоннбарра откашлялся.

– Прежде, чем приступить к первому ритуалу, нужно пройти обряд очищения.

– Что-то вроде посвящения меня в ноктурнисты?

– Не совсем, но близко. Это обряд твоего знакомства с магией ночи и с ее Госпожой. Подожди, пока я возьму все необходимое.

Морриган осталась одна в погруженной в полумрак комнате. Файоннбарра появился несколько минут спустя – она успела вдоволь налюбоваться на загадочные узоры на стенах. В руках колдун держал объемную сумку вроде старинных аптекарских, набитую какими-то склянками.

Морриган двинулась к двери, но Файоннбарра остановил ее жестом.

– По улицам города так просто разгуливать мы не станем. Ты же вроде преступница?

– Эй, полегче, – возмутилась она. – Отступница, вообще-то, причем незаслуженно обвиненная.

– Незаслуженно потому, что полуночные чары ты не практикуешь, или потому, что тебя не сумели поймать на ритуалах запрещенной магии, а поймали на чем-то другом?

Морриган сверлила Файоннбарру взглядом прищуренных глаз.

– Если ты задался целью вывести меня из себя, то не выйдет. – Поразмыслив, добавила: – Или выйдет, но от обучения ноктурнизму я не откажусь.

Что значило «Так просто ты от меня не отделаешься».

– Боевой настрой тебе пригодится, – одобрительно хмыкнул Файоннбарра.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Морриган, но колдун ночи знаком велел ей молчать.

– Тени не разговаривают. А тебе предстоит побыть немного тенью.

Открыв дверь нараспашку, ноктурнист что-то прошептал. Тьма возле него стала гуще, плотнее… а потом мягко перетекла в его ладонь. Сгусток тьмы был видим лишь мгновение, а после исчез. Продолжая шептать, Файоннбарра провел руками по оголенным плечам Морриган. Сначала она ощутила тепло его ладоней, потом – холод той тьмы, того лоскута ночи, который он принес с собой.

Файоннбарра набросил тени ей на плечи. В зеркале она больше не отражалась.

– Тебя невозможно будет увидеть до тех пор, пока не закончится действие чар или пока на тебя не упадет прямой и яркий свет. Так что держись поближе к теням, пока мы не дойдем до нужного места.

На дверь Файоннбарра поставил простейшую рассветную печать. То ли совершенно не волновался о том, что в дом нагрянут грабители, то ли красть здесь было нечего.

Через несколько минут пути колдун ночи привел ее к озерцу, над которым полукругом высились деревья. Только здесь он рискнул снять с Морриган покров тени. Что-то тихо приговаривая, смешал размолотые в пыль травы из своей сумки, залил ее холодной озерной водой. Размешал и нанес пахучую смесь причудливыми узорами на лоб и щеки Морриган. Она морщилась, но терпела.

– Теперь ты должна погрузиться в озеро. Только не мочи лицо. Через некоторое время твое сознание переместится в пустоту, в несуществующее пространство.

– Хорошо. Что мне нужно сделать?

– Разложить по полочкам мысли. Отречься – хотя бы на время – от всего, что может тебе помешать. От мыслей, которые тебя беспокоят. И еще… будь честна с самой собой. Чем быстрее покончишь со всеми помехами, тем быстрее начнется твое обучение.

Морриган кивнула и уже направилась к воде. В спину ей донесся голос Файоннбарры.

– Твоему очищению ничто не должно мешать. Даже одежда. Если хочешь, я могу отвернуться.

Она развернулась, уперев руки в бедра.

– Если хочу?

– Эм-м… Я имел в виду… – Резкий выдох. – Я отвернусь.

Морриган по-лисьи фыркнула. Качая головой, расстегнула застежку на платье. Пока она раздевалась, Файоннбарра, стоящий к ней спиной, посвящал ее в детали обряда.

Вода оказалась холодной. Она не ласкала тело, она его жгла. Стуча от холода зубами (на время обряда Файоннбарра запретил любое колдовство), Морриган погружалась в воду. Как он и велел, легла на спину и расслабилась. Настолько, насколько это возможно, когда ты – обнаженная девушка в ледяной воде за миг до начала совершенно незнакомого ритуала.

Морриган закрыла глаза, позволяя темноте себя поглотить.

Какое-то время ушло на то, чтобы прогнать посторонние мысли, тревоги и сомнения. Может, не окончательно, но, во всяком случае, задвинуть на второй план все то, что мешает людям засыпать по ночам, заставляя ворочаться в кровати часами.

Под воздействием трав Файоннбарры или таинственного заговора, не сразу, но в ее голове проявились образы. Черная комната, залитая водой. Морриган, стоящая в центре. А вокруг нее, живым ореолом – череда знакомых лиц.

Похоже, тут были все люди, сыгравшие в ее жизни даже незначительную роль.

Как объяснил Файоннбарра, Морриган нужно было коснуться рукой плеча того или иного человека, таким образом его «отпуская». Отодвигая мысли, связанные с ним, в самый дальний уголок сознания. К сожалению или к счастью, только на время ритуала. Но людей оказалось слишком много, чтобы коснуться каждого. Потому Морриган сфокусировала свое внимание на том, чтобы «быть честной с самой собой».

Клио. Она – первая в списке. Та, что занимала почти все ее мысли. Морриган любовалась милыми чертами сестры, и особенно – чудесными глазами цвета морской волны. Жаль, что после потери зрения Клио предпочитала их прятать. Белая лента – не просто аксессуар. Не просто желание прикрыть зрачки, которые перестали реагировать на раздражитель. Нечто большее, и корни его спрятаны глубоко внутри, в этой красивой жемчужноволосой головке.

Стоило коснуться Клио, и память, будто сломанный мемокард, запестрела кадрами прошлого, которое вместило обеих сестер. Вот оно, детство – мимолетное, как и всегда. Счастливое – пусть и совсем ненадолго. И в это счастье черными крапинками вклинились переживания Морриган о сестре. О том, что Клио слишком уязвима – потому что не захотела идти по пути потомственного дара.

Теперь Морриган, лишенная иллюзий и шор на глазах, понимала: в ее тогдашних мыслях звучала Бадб. Леди Ворон пыталась повлиять на старшую дочь, чтобы та убедила младшую передумать, обратиться к черной магии, как это сделала сама Морриган.

Там была и смерть Клио, которая до сих пор, и без всяких ритуалов и погружений в собственное сознание, снилась Морриган. Там была душа сестры, пойманная в ловушку зеркал. И лицо Клио с разинутым в немом крике ртом.

Воспоминания пролетели в голове за считанные мгновения. Морриган взрогнула. К этому она была не готова. Об этом чертец Файоннбарра ее не предупреждал.

Однако Клио растаяла, как дым. Кто следующий? Дэмьен? Ник? Глупости, никто из них ее мысли не занимает. От мыслей о берсерке она, возможно, и сама бежит, а Ник… Если «быть честной с самой собой», ей жаль потерянной между ними дружбы. Но никто из них не может измениться и прошлое не может изменить. А значит, тут не о чем и думать.

Кадия, прекрасная рыжеволосая лучница… Ее потерянная подруга. Сложись все иначе, они бы сейчас мерились количеством пойманных отступников и соперничали за право именоваться лучшей охотницей Ирландии. Морриган коснулась и «отпустила» ее, как требовал того ритуал, но знала, что боль утраты окончательно уйдет еще не скоро.

Доминик, остальные члены Дома О'Флаэрти – нет.

Мама. Бадб Блэр. Леди Ворон. Вздохнув, Морриган направилась к ней.

Их не назвать образцовой семьей. Хотя она могла сказать по секрету: семью, в которой есть хоть одна полуночная ведьма, образцовой никогда не назовешь.

Морриган знала семьи, где мать и дочь были подругами друг для друга. Но не подруге обучать другую магическому искусству, наказывать за недостаточное старание или раз за разом отправлять в мир теней блуждать среди мертвых, пока страх перед ними окончательно не сотрется. Не говорить: «Полуночная ведьма настойчива и бесстрашна. Ты можешь сказать такое о себе, Морриган?» И на ее тоненькое «нет» отвечать: «Так учись!»

Для этого нужно быть друг для друга кем-то большим, чем просто подругами. Быть теми людьми, связь между которыми не разрушить ни времени, ни глупым, мелочным ссорам. Мать и дочь, наставница и ученица, великая ведьма и ее последовательница.

Они, как могли, заботились друг о друге. Не их вина, что иногда этого недостаточно, чтобы назвать отношения любовью. Они – семья. А в семьях любовь порой пропадает. Или же меняется на что-то новое, что-то совершенно другое.

Морриган никогда не пыталась понять, что с ними случилось. С тех пор, как она вообще начала задумываться об этом, она всегда где-то пропадала: в школе охотников или в очередной провинции, в очередном городе, в очередной погоне за чьей-то головой. И только теперь, через призму собственных воспоминаний, Морриган смогла увидеть всю хронологию. В детстве от матери им доставались, пусть и редкие, но улыбки. Но в какой-то момент места для улыбок уже не осталось. Их вытеснили досада и раздражение.

Они с Клио и впрямь разочаровали Бадб. Дочери легендарной ведьмы не оправдали ее ожиданий.

Морриган не винила мать. Правда, не винила. Бадб Блэр добровольно отказалась от части своего могущества, которое перетекло в ее дочерей. Морриган распорядилась им по-своему, растратив его часть на постижение рассветной ветви, и так и не смогла достичь непревзойденного мастерства в зеркальной теневой. А Клио… наверное, она слишком многое переняла от отца. Не только дар, но, возможно, и черты его характера. Прежде они не знали, что в ней скрыт сноходческий дар. Только время и влитая в тело Клио со смертью энергия Барона Субботы расставили все по своим местам.

А раньше и Морриган, и сама Бадб недоумевали – почему Клио нарочито отгораживается от них? Отчего не хочет становиться полуночной ведьмой?

В какой-то момент Морриган поняла, что ее сестра – другая, и приняла это. Бадб принять правду, кажется, так и не сумела. Однако она не пошла по пути многих ведьм, отвергших дочерей за нежелание следовать своему пути и продолжать род полуночных ведьм. За одно то, что Клио осталась в семье, а не была изгнана, Морриган была благодарна матери.

Прикосновение заставило истаять и Бадб. Однако вода, как было обещано, не спешила выталкивать ее наружу. В этом странном потустороннем зале, в этом калейдоскопе чужих и родных лиц, кто по-прежнему ее удерживал.

Замерев посреди залитой водой комнаты, Морриган прикрыла глаза. Файоннбарра сказал, что подсознание богаче и честнее, чем само сознание. Хитрить с ним – значит, обманывать саму себя.

– Черт тебя дери, – прошипела она.

Приблизившись к Дэмьену, дотронулась до его плеча.

Их первая встреча, что закончилась дракой… Не тот финал, на который она рассчитывала, когда искала проводника в Пропасть. Сначала на ее неосторожное касание Дэмьен среагировал неконтролируемой вспышкой боевой ярости. Потом уже она, разозлившись (а кого не разозлит, когда тебя швыряют о стену?) напала на него.

Их вторая встреча, уже в обители Доминика. То странное и сложно облекаемое в слова, что их связывало. То, что никак не могло перерасти в дружбу. Проклятый поцелуй. Страсть в его глазах, сменившаяся ледяной яростью – отнюдь не боевой, а истинной эмоцией.

Оказалось непросто признать, что Дэмьен – едва ли не постоянный герой спектакля, который порой против воли разыгрывался в ее голове. Морриган привыкла любую ситуацию, будь то личная драма или дело, держать под контролем. Дэмьен же нахально, настойчиво лез в ее мысли, хотя его об этом никто не просил.

Его образ – весьма притягательный, надо сказать, – поблек и растаял, оставив в душе осадок.

Вода выпустила Морриган из своих объятий на холодный ночной воздух. Дрожа, она выбралась из озера и поспешно натянула на себя тут же промокшее платье. Файоннбарра продолжал сидеть на берегу к ней спиной.

– Точно нельзя использовать…

– Точно.

– …рассветную магию? – Морриган вздохнула.

Она мечтала о теплом ветерке, который бы обдул ставшую гусиной кожу и высушил промокшую ткань.

В дом ноктурниста они вернулись тем же путем, не попавшись на глаза городской страже.

– Что теперь? – осведомилась Морриган.

– Избавление от лишних мыслей – лишь первая ступень, которая позволила Госпоже Ночь лучше узнать тебя. Чтобы укрепить появившуюся между вами связь, тебе нужно провести пять дней в единении с собой. Медитировать, встречая и провожая ночь, перед этим омыв чистой водой тело. Но главное – не видеть солнца на протяжении этих дней, что значит бодрствовать по ночам, а днем, во время сна, плотно задергивать шторы. Даже в Пропасти с его искусственными солнцами.

1 Гримуар (гримория) – книги, в которые колдуны и ведьмы записывают известные им обряды и заклинания. Обычно передаются от отцов и матерей к детям, пополняются достаточно редко. В то время как рассветные колдуны узнают новые заклинания и обряды благодаря долгим и упорным воззваниям к Дану, полуночным колдунам их «нашептывают» фоморы мира теней в обмен на частицу их души, энергии, рассветной силы или даже крови. Также существует еще один, весьма рискованный способ получения новых чар и ритуалов: магические эксперименты. Чаще всего заканчиваются плачевно и для самого колдуна, и для окружающих.

2 Лич – колдун, благодаря ритуалу некромагии сохранивший свое обличье после смерти и получивший способность находиться как в мире мертвых, так и в мире живых. Однако пребывание в последнем ограничено – некротическая энергия, заменяющая личу жизненную силу, быстро иссякает и личу, рано или поздно, приходится возвращаться в мир теней.

3 Бокор – черный жрец вуду, способный воскрешать мертвых и создавать кукол, с помощью которых можно воздействовать на людей.

4 Друид – жрец, чья магия неразрывно связана с природой. Умеют понимать животных, управлять погодой и ростом растений. Как и лесные ведьмы, друиды – исключительно рассветные колдуны, так как сила в них от самой Дану.

5 Геде Лоа – в религии вуду – духи смерти и загробной жизни.

6 Экзамен на получение аттестата зрелости (Scrúdú na hArdteistiméireachta (ирл.) или Leaving Certificate Examination (англ.) – буквально: «Экзамен на выпускной сертификат») – выпускной экзамен для обучающихся средней школы, дающий право на зачисление в университеты Ирландии.

7 Ламия – существо из античной мифологии; демоница, имеющая облик полудевы-полузмеи; высасывает кровь из пойманных жертв.

8 Аниморфизм (менее распространенный вариант – териантропия) – способность человека превращаться в животное, оборотничество. Более широкая трактовка аниморфизма – процесс полной трансфигурации, при котором происходит превращение одного живого объекта в другой. Чаще всего объектом трансформации выступает именно животное. Значительно реже (из-за сложности чар) – человек.

9 Сидхе (Аэс Сидхе или «Люди холма») – существа из кельтской мифологии, магический древний народ.

10 Имя Вигдис произошло от древнескандинавского Vígdís: víg (война, сражение) + dís (сестра; дева; богиня).

11 Берсеркерганг (berserkergang – (древнесканд. / древнеисл.)) – боевой транс, состояние неистовства, в которое впадают берсерки. То, что Морриган называет приступом ярости.

12 Скальд – древнескандинавский поэт-певец, сочиняющий, помимо прочего, хвалебные песни и фиксирующий события своего времени

13 Виса – жанр, относящийся к скальдической поэзии, повествующий об отдельных эпизодах: случайной встрече во время путешествия, поединке и даже увиденном сне.

14 Сейд (seiðr – (древнесканд.)) – ведовство, эзотерическая (шаманическая) практика в Скандинавии. Считается исключительно женской магией.

15 Эрги (в переводе «не мужественный» или «сексуально извращенный») – мужчины, практикующие сейд.

16 Грим – демонический пес с алыми глазами, в некоторых странах называемый адской гончей.

Продолжить чтение