Моя Заноза. Никому не отдам!

Глава 1

– Чума… Охренеть… Ты это видел, Сэм?

– Мэт… Ну, что я еще здесь не видел? – Вечер. Поздно. А зной и жара – как в полдень. – Дай подремать.

– Да ты смотри, придурок! Смотри туда! – Мэт схватил меня за подбородок, заставляя направить взгляд в ту сторону, куда ему надо было. Никак не повзрослеет, мать твою, ведет себя словно пацан.

– Да убери ты свои крючья! Очки сломаешь! – Невольно бросил взгляд в сторону бассейна. И так же невольно присвистнул. – Лопни мои глаза! Откуда взялась эта краля?

– Сэм, алло! Перегрелся на солнышке? Или перебрал коктейлей? – Матвей пощелкал пальцами у меня перед носом. – Это же твоя вечерина, брат! Ты должен знать, каких приглашал цыпочек! Колись, давай, кто она?

– Я что, по-твоему, должен всех баб их списка помнить? Они же как мухи сюда слетаются, стоит лишь маякнуть.

– Нееее, Семен. Ты че? Эту разве можно забыть, дружище? Она еще у нас ни разу не светилась.

– Так. Стоп. Спасибо, что напомнил: вечеринка – моя. И я знакомлюсь первым!

Эту цацу я никому не отдам. Слишком она хороша. Даже для Мэтта.

Лица не видно за темными очками. Только пухлые губы, на которых маняще блестят капельки коктейля. Острый кошачий язычок их слизывает, но новый глоток – и капельки манят опять.

– Сэм, ты охренел? Я тебе недавно лялю отдал. Ты попросил – я поделился. Теперь – моя очередь, ничего не знаю!

– Не отвлекай. И забирай себе ту лялю обратно. Она тупая, как этот шезлонг.

Девочка шла по самому краю бассейна, плавно покачивая стройными бедрами. И словно не замечала, как ее липко облизывают жадные взгляды. Все мужики потеряли челюсти и сами потерялись.

Золотистый загар – ровно такой, как мне надо. Не курица жареная, а чуть-чуть подогретая цыпочка… Талия – тонкая. Ровно на две моих ладони…

– Слышь, Семен?! Отвлекись от ее сисек, а? Ты же не любишь такое… накладное? Зачем тебе надувная?

– Это у тебя мозги от жары поплавились и вздулись. А там все натуральное.

– Че, прям видишь издалека? – Матвей похабно хмыкнул.

– А ты не помнишь: я – эксперт высочайшего разряда!

Только слепой заподозрит, что эти спелые дыньки, едва прикрытые уголками бикини, могут быть ненастоящими. Такую сладкую упругость подделать невозможно.

Все, короче. Я тоже потек.

– Здесь оставайся. Не мешай.

– Сэм! Я же сказал: первым буду знакомиться!

Матвей подорвался следом, перевернув шезлонг и столик. И даже не оглянулся…

– Да стой ты, я сказал!

Мать твою.

Два перезрелых дебила.

Весь народ в округе всполошили: девки забыли про свои коктейли, парни повернули головы вслед за нами. Хотя, у меня в компании нет слепых: они эту девочку тоже давно засекли, просто не рисковали высовываться…

Мэт, сволочуга, успел. Всего на долю секунды оказался впереди меня – и уже успел прихватить за талию блондиночку.

– Ааай! – Стакан в одну сторону, телефон – в другую. Брызги по сторонам, как в замедленном кадре. А цыпочка падает в воду, даже в этом полете грациозно размахивая руками…

Я лучше плаваю. И ныряю быстрее.

Секунда – и уже рядом, ловлю ее скользкое, теплое, упругое тело. Пальцы скользят по бедрам, талии, груди… Натуральная. Мягкая. Не ошибся: в ней ни грамма подделки.

– Выпусти! Я сама! – Девица трепыхается, норовит выскользнуть из рук. Ей очень не нравится, что я трусь бедрами о ее выпирающую попку.

– Тут крокодилы водятся! Ам! – Щелкаю челюстью прямо у нее над ухом. – Таким сладким конфеткам слишком опасно сюда нырять!

Вода бассейна пахнет химией и сыростью. Но мне чудится, что волосы незнакомки источают свой собственный, одуряющий аромат. Он щекочет ноздри, волнует, будоражит…

– Давайте руку, прекрасная леди. Я спасу вас от этого переростка.

Матвей не сдается. Первый шаг – за мной. Я первый ее потрогал, пощекотал шею носом, потерся – заклеймил своими прикосновениями. И хрен позволю ему переиграть!

Но девушка благодарно хватается за запястья Мэтта, позволяет выдернуть себя из воды.

– Хотите, я сделаю вам искусственное дыхание? – Похабно улыбаясь, Матвей обнимает девушку и явно не планирует отпускать. Слишком плотно и слишком тесно прижимает… Могу представить себе, каким выпирающим бугром он там трется о ее бедра.

На месте шумной, пьяной, угарной вечерины воцаряется мертвая тишина.

Никто не хочет пропустить это шоу. Кто-то смотрит с завистью, кто-то с презрением… С равнодушием – ни один человек.

В моих ушах – только плеск воды, взбаламученной нашим падением, тяжелое дыхание, взрывающее перепонки, и… Кажется, я отлично слышу, как поднимаются и опадают густые ресницы блондинки. Они ведь все глазами хлопают, прежде чем ответить на любой вопрос?

С замирающим сердцем наблюдаю, как она привстает на цыпочки, скользя своей мокрой кожей по практически голому Матвею (шорты – не в счет), отставляет назад одну стройную ножку… Блестящий камушек на золотой цепочке, опоясывающей лодыжку, тут же приковывает все взоры.

Кукла. Красивая, изящная, охренительно сладкая кукла, знающая себе цену. В каждом ее движении – не только томная грация, но и четкий расчет! Она словно играет на публику… И заставляет хотеть себя еще больше! Я просто обязан получить эту актрису в свое владение!

– Конечно. – Нежный голосок выпевает всего несколько слогов, изумленная публика громко ахает.

Что? Мне послышалось? Или она реально это сказала?

– Вы согласны, милая незнакомка?

Похоже, и Мэт слегка охренел. Он никогда не переспрашивает – сразу берет свое! А тут – на тебе…

– Ради этого стоило утонуть, не правда ли?

Девчонка скользит пальчиками по плечам друга: я могу лишь бессильно наблюдать, как бугрятся и вздуваются его мышцы от этих легких касаний. И страдать! Хочу быть на его месте!

– Шикарно. Просто шикарно. – Мэтта отпускает первый шок, и он, уже без раздумий, накрывает ее рот своими губами.

Только аплодисментов, мать твою, мне не хватало! Шоу мне тут устроили! На потеху всем приглашенным!

Неведомая сила выталкивает меня из воды, выбрасывает на скользкий камень.

Эта парочка словно забыла, что здесь – люди. Устроила тут жаркую прелюдию: пальцы Матвея зарыты в мокрые белые пряди, расправляют их, разглаживают по узкой загорелой спине, поправляют застежку купальника, щелкают ей… Он что, раздевать ее тут собрался?

– Эй. А спасителя своего никто целовать не будет?

Мне посрать, что подумают все остальные.

И плевать на репутацию ловеласа – беспринципного и бессердечного.

Не отдам свое первенство Матвею. С этой кралей – нет.

– Сёма, ну, ты чего? Я же девушке дышать помогаю. Разве так можно? – Друг недовольно дергает плечом, по которому я уверенно похлопал.

– Я девушку из воды вытащил. Мне тоже положен поцелуй! – Двигаю его в сторону, вынуждая разорвать объятия.

– А ты не отравишься, Сёма? – У девчонки даже дыхание не сбилось. Обожгла взглядом.

– Чем? – Не могу прийти в себя. Черт! Быть такого не может! Я ведь ошибаюсь, да?!

– Слюна у меня ядовитая. Помнишь?

Твою мать! Твою же гребаную мать!

Какого лешего, какого хрена же?!

– Нужно убедиться.

Нет уж.

Так просто она не отделается от меня! Явилась – пускай теперь сама расхлебывает!

– Сёмочка… Хороший мой… – Она отлипает от Мэтта окончательно. Чтобы прижаться ко мне. Пощекотать подбородок острыми розовыми ноготками…

Я, как истукан, смотрю в бездонные глаза и ничего не могу поделать!

Перебираю все известные матерные слова – и молчу.

Не вылезают из меня. Застряли в горле.

– Ты же сам когда-то сказал: лучше поцеловать гюрзу, чем ко мне притронуться. – Пухлые губы, еще блестящие от поцелуя с Мэттом, растянуты в ехидной улыбке.

– Стася. Какого хрена ты здесь делаешь? – Хриплю, как после тяжкого перепоя. В голове – только звон от прихлынувшей крови. Это же просто невозможно!

– Пришла на праздник. А что такое?

Капли воды на коже давно испарились. И она тоже высохла.

Между нами нет ни молекулы воздуха: только наши воспаленные тела, трущиеся друг о друга. Ее изящная коленка, зажатая между моих ног…

Все условия, чтобы прямо сейчас ее поиметь! С толком, с пониманием, с кайфом, с расстановкой… Только выгнать всю эту охреневшую от шока толпу, чтобы советами не задолбала!

– Почему. Ты. Здесь?!

– Так ты меня будешь целовать? Или уже передумал? – Ей плевать на мои вопросы. Хитро облизывается, дразня язычком, едва видным сквозь приоткрытые губы.

Воздух застыл от напряжения.

Мне нельзя! Но, мать твою, как же хочется! Как же мне надо ее целовать!

А, черт с ним!

Она слаще, чем все, что я когда-то в жизни знал. Изумительнее, нежнее, волнительнее…

С трудом удерживаю дрожь в пальцах: не разрешаю себе прикасаться. Нельзя! Нельзя ее трогать!

Сейчас поцелую. Закончу. И прогоню. Навсегда. Чтобы даже на сотню метров не приближалась!

– Воу, воу, воу, полегче, ребятки! У нас тут общественность волнуется! Аллё! Прекращаем! – Теперь уже Мэтту нехорошо. Он страдает. Он всячески намекает: пора останавливаться.

А я – не могу. Не могу, твою ж налево!

– Дорогой друг Семёна. – Стася первой прекращает поцелуй.

Отшатывается от меня. Шаг назад, еще один… Теперь между нами расстояние – почти в пару тысяч километров. Между нами обиды, ненависть, презрение… Слишком много всего.

– Так вот, дорогой друг Сёмочки! Кажется, Матвей, вас так зовут? – Едкая насмешка в ее голосе стирает напрочь все очарование сладкой, не очень умной дурочки. Передо мною Стася. Ее же невозможно ни с кем спутать!

– О! Так мы знакомы, милая леди?

Мэтту все фиолетово. Он ничего не помнит.

И даже если вспомнит – не взволнуется. У него канаты вместо нервов и тестостерон – вместо совести.

– Ну, так… Общались как-то в прошлом… – Стася небрежно откидывает волосы за плечо. Сознательно выставляет грудь напоказ: чтобы у нас тут снова мозги отшибло.

Там слишком много всего вкусного и притягательного, под алыми треугольничками бикини, чтобы не залюбоваться.

– Принесите воды своему другу. Мне кажется, яд действовать начинает…

– Яд?

– Ага. Видите, уже цвет лица поменялся? Еще чуть-чуть – и придется уже ему делать искусственное дыхание!

– Тьфу, ты, блин! Гадость! – Матвея перекашивает от одного лишь только намека.

– Ну, вот. Говорю же: пора уже Сёмочку откачивать!

– Не называй меня Сёмочкой, твою же ж! – Только в ее устах мое имя звучит как ругательство!

– А то что? – Идеальная бровь аккуратно поднимается вверх. – Пожалуешься моей маме?

Уложу в постель и затрахаю. До смерти. Чтобы забыла, как двигаться, дышать и говорить. А потом, как очнется, трахну еще – и заставлю запомнить свое полное, настоящее имя. Семен, блять, только Семён! И никак иначе!

– Муравьев накидаю. В трусы.

Когда-то ее бросало в дрожь только от слова про насекомых. Стася нервничала, дергалась и визжала от таких угроз.

– Хм… И они будут бегать… И щекотать? – Она вновь потянулась ко мне, чтобы прошептать эту фразу мне на ухо. Так громко, чтобы слышали все в соседнем районе. Опять прошлась ноготочками по шее – там, где вены спрятаны и вздуваются от прикосновений. Заставила задохнуться своим запахом. – Это очень интересное предложение…

Отпрянула так же резко, как и прильнула ко мне.

– Матвей, пойдем. Угостите меня чем-нибудь вкусным. Похоже, Семён и без нашей помощи отлично обойдется. – Взяла его под руку, качнув идеальными крутыми бедрами, грациозно откинула волосы за плечо.

– Вообще-то, он здесь главный сегодня… Его пати… – Мэтт поймал мой угрожающий взгляд… И что-то понял – для него совсем не хорошее.

– Зато ты целуешься намного круче. Это дорогого стоит!

Глава 2

– Стаська! Очуметь! Вот это ты отожгла! – Наташка бегала по комнате кругами, зажав руками рот, чтобы не визжать.

– Мне кажется, чуточку перебрала…

Вкус поцелуев до сих пор обжигал губы, растекался ядом по венам… Отравлял смесью ликования и жуткого стыда.

– Да ты что? Пришла, увидела, победила! Сразу двух чумовых альфа-самцов – и все себе забрала! Да я такого не видела никогда в жизни!

Остаться бы сейчас одной. Спрятаться в душе. И подумать…

О чем-нибудь отстраненном. Нужно как-то вытравить из крови мысли об этих двоих…

Я ведь их ненавижу, да? Обоих – и Семёна и Матвея??

Терпеть не могу, и хочу лишь только их унижения. Правда же?

Тогда почему мои руки дрожат, а ноги не держат?

– Наташ, мне кажется, я чуточку перебрала коктейлей для смелости. Надо бы остыть немного… Полежать. Выспаться…

– С ума сошла?! А кто будет праздновать нашу победу?! – Подруга вытаращила глаза, искренне пораженная моим дурным настроением. – Давай, Стэйси! Ты же готовилась к этому! Столько сил угробила! Теперь – можно расслабиться и гульнуть по-настоящему, да?

– Победа? Ты с ума сошла? Все еще только начинается, Таш…

Взгляд Семена, которым он сверлил мне спину, до сих пор ощущался горячей занозой. Где-то в районе сердца: прожег дыру, и она никак не хотела затягиваться.

– Да ну… Брось ты! Наши мальчики чуть не подрались из-за тебя.

– Они – закадычные друзья. И девушек никогда не делят. Поверь, я слишком хорошо знаю обоих, Таш. Скорее, меня разыграют. И все. Кто победил – тот и первый.

– Да ладно… – Натуська еще старательно держала улыбку на лице, пытаясь меня поддержать… – Ты же им так просто не поддашься, верно, Стась? Ты же их насквозь видишь и все знаешь?

– Конечно. – Улыбнулась в ответ беззаботно. Идеально улыбнулась: не зря же столько лет это тренировала.

– Ну, вот и все. Радуйся первой одержанной победе, Стасенька. И – давай, расскажи, что будешь дальше делать? – Она снова захихикала. – Черт, надо было видеть лицо твоего братца гребаного, когда ты сказала, что он целуется хуже Мэтта!

– Он! Мне! Не! Брат! Не брат, слышишь, Наташа?! И никогда им не был?! Никогда не говори так!

– Оу… Вот это да… А почему ты так нервничаешь, Стась? Все еще сидит в сердечке, да? Поэтому? – Она хотела как лучше, конечно. Моя лучшая подруга – она желает мне только добра.

– Не хочу иметь с ним ничего общего, понимаешь?! Он слишком гадкий, отвратительный человек! Я его ненавижу, Наташа! И мама с его отцом уже давно развелась! Мы не родственники даже по документам!

– Хм… Тогда… Зачем мы здесь, если не секрет?

Ужасный вопрос.

И очень верный.

И отвечать на него нельзя.

– Мама с дядей Сережей – отличные партнеры и друзья. И он позвал меня погостить, пока не найду жилье и работу. И тебя позвал за компанию, разве не помнишь?

– Я тебя обожаю, Стась. И безумно благодарна за то, что позвала за компанию… Только, помнишь? У тебя достаточно денег, чтобы пожить в отеле… Разве не так?

– Я должна отомстить им. Обоим. За все унижения, Наташ.

– Ну, все. Отомстила. Теперь пора сваливать, не так ли?

– Нет. Я только начала!

– Блин… Стась… Они такие крутые, эти твои парни… – Она почему-то застряла напротив зеркала и что-то там высматривала. Как будто себя оценивала и любовалась…

– Не пойму, у тебя в голосе что сейчас? Сожаление или восхищение? К чему это?!

– Я за тебя переживаю, подружка! – Ната метнулась ко мне, обняла со всей дури. Так, что даже хрустнули косточки на шее…

– Тебе чуть-чуть осталось, чтобы придушить. Нет тела – нет проблем. И Семен с Матвеем заживут, как прежде… – Еле выбралась из этих знойных и любящих объятий.

– Ладно, малыш! Я спать! А ты?

– Мне тоже пора. Завтра новый тяжелый день… А я должна выглядеть и-де-аль-но! – Пропела эту фразу тем же тоном, каким разговаривала с Мэттом.

– Фу! Прекрати! Меня сейчас стошнит, Стэйс! Ты можешь хотя бы со мной не кривляться?!

– Я тренируюсь, чтобы форму не терять!

– А теперь нормальным голосом пожелай мне спокойной ночи! Иначе мне будут сниться кошмары! – Подруга щелкнула меня по носу. – И не смей выделываться! Иначе уеду и оставлю тебя одну!

– Сладких тебе снов, дорогая! – Уже нормальным голосом. – И никуда ты не денешься от меня! Я паспорт спрятала!

Вскакиваю и отпрыгиваю подальше, чтобы случайно не огрести подушкой по заднице – с Наташки станется, она быстрая на расправу.

– Найду. Только завтра. Спокойной ночи, Стась. Я пошла. – Откровенно зевая, Натуська шустро ныряет за дверь моей комнаты…

И только теперь меня накрывает ужас. Паника.

Неужели я это сделала? Целовала сразу обоих – и Семена, и Мэтта? Дразнила их, улыбалась, растворялась в объятиях?

Это же были просто фантазии, детские, хоть и смелые…

Но я же смогла!

Теперь нужно в душ. Смыть с кожи запахи, которые до сих пор волнуют и будоражат… Столько плескалась в бассейне, дразня парней, – не помогло. Они словно въелись намертво…

– Зачем ты здесь? – Хриплый рык – прямо в лицо. Отшатнулась в ужасе, споткнулась о порог ванной комнаты…

Семен схватил меня за полотенце, не позволяя упасть. Дернул на себя.

– Что ты делаешь? – Между нами осталась только его футболка.

Зачем-то внимательно наблюдаю, как тонкая белоснежная ткань моментально пропитывается влагой – с моего тела, до конца еще не высохшего после душа.

– Повторяю вопрос: зачем? Какого хера ты сюда приперлась?

Нерешительно поднимаю взгляд – и тут же опускаю.

Это невозможно: видеть, как он пожирает глазами всю меня. Но даже так, не видя его лица, чувствую, как он обжигает мои губы, шею, грудь… Чтобы спрятаться, прижимаюсь к нему плотнее: не хочу, чтобы видел меня голую. Не хочу! Не буду! Завтра же, сегодня же ночью отсюда улечу!

– Потеряла голос? – Он, между прочим, и сам говорит с трудом. Я вижу, как звуки собираются под кадыком, перекатываются, собираются в кучу – а потом Семен их выплевывает. На меня. Словно хочет отравить одними только словами.

– Встречный вопрос: ты зачем сюда приперся?

Первый испуг и смущение, как всегда, исчезают.

С ним всегда так, с этим грёбаным Семеном: сначала боюсь и стесняюсь, а потом хочу растерзать в клочья! Не для того я столько лет готовилась к этой встрече! Не затем, чтобы снова слиться!

– У тебя что, мало цыпочек по спальням раскидано? Все ждут, готовенькие! Страдают от нетерпения! Иди отсюда, Сэм! Тебя сюда не приглашали!

Во всяком случае, не с этой злой, разъяренной рожей.

Я мечтала, что он приползет сюда. Однажды.

С цветами.

И будет умолять, чтобы я просто открыла дверь. И впустила его, чтобы просто поцеловать…

А не вот это вот все!

И да. Тогда я тоже иногда думала, что не впущу. Цветы заберу, а его выставлю!

– Это – мой дом. – Он растягивает губы в злорадной ухмылке. Красивые, твердо очерченные… Так бы и провела пальцами – чтобы убедиться, они существуют, они такие же классные по ощущениям, как и при поцелуе… – А вот тебе здесь – не место.

Выгонит? Прямо сейчас? Раздетую?

С него станется. И не такое вытворял…

Но у Семена слова как-то очень расходятся с делом: он зачем-то гладит меня по плечам. Невесомо, едва заметно прикасается… И от этого остатки влаги на коже испаряются. Мне кажется, я даже слышу шипение: так это горячо.

Рывком вдавливает меня в свое тело. Выбивает дыхание. Заставляет закинуть голову – и смотреть, не отрываясь, в жгучие, непроницаемые глаза. Там – черти.

Больше ничего не разобрать.

– Я должна уехать?

Готова схватить пожитки и убежать. Оденусь как-нибудь по дороге.

– Да. – Он почему-то отрицательно качает головой. И еще крепче сжимает ладони на моем теле: гладит плечи, шею, щекочет между лопатками, сдавливает поясницу…

– Хренушки.

Разве можно куда-то уйти после этого? Можно только плавиться и требовать…

Это слишком хорошо. Даже для меня.

Для той, кто планировал только отомстить и уйти с гордо поднятой головой!

– Что ты сейчас сказала, детка? Повтори?

Сильные пальцы вжимаются в мои ягодицы, подхватывают… Я с тихим визгом уже обнимаю бедрами его пояс, просто вишу на нем! Деваться некуда – приходится обхватить руками мужскую шею.

– Хренушки.

– Смотрю, ты совсем распустилась! Забыла, как я тебя наказывал за плохие слова?

– Я уже большая. Говорю, как захочется. – Вру. Даже себя обманываю: я могу сейчас только шептать. Половина слов теряется в этом хриплом шепоте.

Семен же… Он все понимает: ловит звуки губами. Так, наверное, лучше доходит!

– Большая, говоришь? – Щекочет мой рот своим, дразнит… – Докажи.

Глава 3

Докажи, твою мать…

Ее кожа покрыта крупными мурашками. Понять бы: от страха или возбуждения?

Стасю… Мою мелкую, тощую, нелепую Стасю, мою Занозу – ее просто трясет. Она дрожит всем телом.

Сладкая. Своим ароматом сводит с ума.

– Что доказать? – Она подтягивается на руках, крепче обнимая меня за шею. Шепчет мне прямо в ухо, щекоча кожу горячим дыханием.

– Если задаешь такие вопросы – ничего не знаешь. Маленькая еще.

Да! Да, да, да! Сотню раз – да! Стаська – мелкая! И всегда такой будет!

Для Мэтта и для меня – она останется мелкой несуразной девчушкой, а не вот этой дурманящей заразой!

– Хм… – Она проводит носом по моей щеке. Прикрыв глаза, глубоко тянет в себя воздух. Дрожит еще сильнее. – Вот, значит, как, да?

Сухими губами проводит по моим. Дразнит. Щекочет… И дышит мне в рот…

Зажмурившись, прекращаю дышать.

Нельзя. Нельзя поддаваться!

Она опять занимается этим: провоцирует меня! Заставляет признать, что она – девушка, а не малявка. И что я ее, черт подери, хочу! До изнеможения!

Влажный язычок облизывает мои губы. Раздвигает их. Пробирается внутрь, щекоча…

– Мммм… Ничего так… Мятный коктейль, как обычно, да?

Хитрая кошачья улыбка озаряет ее лицо – и делает снова той мелкой, вредной, невыносимой девчонкой.

– Что ты задумала, Стася? И зачем ты здесь? Почему приставала ко мне и Мэтту? Я разве не говорил тебе: даже не думай об этом?! Говорил?

Меня трясет. От злости. От вожделения.

От ненависти – к нам обоим. Задушить бы эту вредину! Не до конца, но придушить… Чтобы боялась и больше никогда ко мне не подходила!

– А мне плевать, братишечка, что ты там говорил… – Каждое нервное окончание на моем теле горит. Царапает. И цепляется – за нее.

Стася ерзает, трется, шевелится, дразнит…

И целует первая. Маленький юркий язычок по-хозяйски орудует в моем, щекочет и волнует, заставляет себе отвечать: посасывать, облизывать, втягивать в себя глубже… Сдерживать стон желания… Запрещать себе рычать.

Прижимаю Стасю к стене. Обхватив бедра, насаживаю на себя прочнее и глубже – чтобы не свалилась, когда вертится и ерзает… Теперь мои руки свободны, и могут гулять по ней, ничем не стесненные…

Нельзя. Нельзя это делать!

Даже думать нельзя! Запрещал себе столько лет, и сейчас ничего не изменилось!

Малышка отрывается, чтобы сделать вдох. И выдох. Запрокидывает шею, мурча от удовольствия. Совсем голая в моих руках. Совсем! Если не считать полотенца, болтающегося на моих бедрах…

На изогнутой шее – нежная венка. Еле заметная под загаром. Бьется… Ее нельзя не облизать, не попробовать, не всосать в себя тонкую кожу…

Слаще меда.

Ничего вкуснее не пробовал.

Ее вкус обжигает рецепторы. Взрывает изнутри. Отравляет…

Яд.

Невероятно сладкий. Убийственный.

Теперь жить без него невозможно!

Стася крутится и подставляется. Каждым свои движением выпрашивает: еще! Еще!

Или это она шепчет?

Или мне чудится?

Чертовщина какая-то! Она вечно творится рядом с этой девчонкой!

Тонкие пальчики обводят ворот футболки, царапают, разгоняют в крови новый пожар. Стася большими пальцами трогает мои вены, поднимается вверх, к кадыку, нежно его гладит… Охренеть! Задохнуться можно от фейерверка ощущений…

Повторяя мои движения – тоже трогает мою кожу язычком… Слизывает капельки пота… Жмурится… Не вижу этого, но точно знаю: жмурится! Я знаю все о ней! Наизусть! Каждая мелкая гримаска намертво въелась в память!

Вру. Сам себя обманываю: не узнал ведь сегодня. Вообще не узнал!

Пока в глаза не заглянул – и снова провалился. Пропал.

От прежней Стаси только глаза и остались. И губы – пухлые, покрытые мелкими трещинками. Словно всегда обветренные…

Стася их вечно облизывала и дразнила этим.

А грудь… Груди не было. Никогда.

Зато теперь – спелая, упругая, потрясающая… Словно персик, бархатная. И такая же сочная? Да ведь?

Нужно проверить!

Забыв обо всех своих собственных запретах, припадаю губами. И падаю куда-то, окончательно лишаясь рассудка. Смакую сосочек – острый, твердый, как крепкая ягодка. Ослепительно вкусный…

Стася послушно гнется в моих руках, подставляя грудь под мой жадный рот, царапает мне затылок, стонет, снова ерзает… Полотенце куда-то ползет, обнажая ее окончательно.

Отпускаю талию – помогаю сползти по стене на пол, крепко держу за бедра, чтобы не упала… И проверяю нежность кожи на них – снова ртом. Она здесь тоже бархатная. Нежная.

Невыносимая просто. Мягкая манящая развилка так и тянет к себе – нужно целовать ее и ласкать. Раздвигать лепестки губами, пальцами, лизать, сосать. Чувствовать, как Стася дрожит и трясется, закидывая ногу на мое плечо.

Взрослая. Конечно, взрослая.

Прекрасно все умеет и знает.

И телом своим искусно пользуется: я умру скоро, еще не успев с ней сделать ничего!

Стою на коленях перед девчонкой. Преклоняюсь. Впервые в жизни со мной такое… И мне от этого хорошо!

– Тебе нравится, Семен? – Прерывистый шепот вырывает из жаркой хмари. Но ненадолго.

Трясу головой, пытаясь стряхнуть наваждение, – не отпускает. Мне слишком жарко и слишком с ней хорошо. Просто глупо отвлекаться…

– Семён? – Она шепчет снова. Не добившись ответа, тянет меня за волосы. Дергает!

Заставляет оторваться от себя.

– Что? Что случилось, Стась?

– Тебе понравилось?

– С ума сошла? О чем ты, вообще сейчас? – Мотаю головой, пытаясь очнуться.

Зачем она разговаривает? О чем? Когда нам так здорово, разве можно отвлекаться?!

– Тебе понравилось, говорю?! – Толкнув меня в лоб, Стася выскальзывает из объятий. Подхватив полотенце, снова им прикрывается.

– Конечно. Разве не заметно? – Нет сил, чтобы подняться. Падаю на задницу, тру лицо, пытаясь прийти в себя.

– Ну, значит, я тебе все доказала, правильно?!

Ах, ты ж… Стервочка мелкая! Заноза вредная!

Развела и обломала, значит?!

Решила, что со мной так можно?

Правильно сделала, что тормознула. Нам же нельзя. Не стоит. Я сам себе так сказал. Множество лет назад сказал, что это невозможно.

И менять уже ничего не собираюсь.

Помутнение. Легкое помутнение разума. От неожиданности. Такое больше не повторится. Никогда!

– Твое молчание – золото, Сёмочка. Наверное, это значит согласие, да? – Ехидство сочится из ее пор. Его аромат ползет по комнате. – Больше нет сомнений в моей взрослости?!

И слегка приподнимает ножку, согнув ее в колене, упирается ступнею в стену. На лодыжке блестит камушек, подвешенный на тонкую цепь. На розовом ноготке мизинца блестят стразы… Руки чешутся, чтобы все это потрогать – проверить. Моя Стася никогда не обвешивалась мишурой. Не была похожей на сороку…

– Откуда ты здесь?! – Возмущение накрывает снова. Заставляет подпрыгнуть на месте, подорваться, нависнуть над ней. – И что с тобой сделалось?!

Она вновь запрокидывает голову, смотря на меня снизу вверх. Впитывает меня, затягивает в омуты глаз – вот они остались прежними: все такими же дерзкими, откровенными, бездонными… Снова утопаю и теряю голову.

– Тебе пора валить, милок! – Дерзкая ухмылка раздвигает ее рот, обнажает зубы, острый язычок… – Или хочешь поцелуй на прощание?

Играет бровью, издевается, зараза такая!

– Хочу, твою мать! Хочу! – Наплевав на все, забыв про запреты, про то, что сам себя ненавидеть начну, захватываю ртом ее рот. Целую. Жадно всасываю в себя. Сожрать, проглотить ее готов. Слишком вкусная. И слишком рядом со мной, чтобы отказаться!

Давлюсь от жадности. Захлебываюсь ее вкусом. Забыв про осторожность, вминаю пальцы в ее круглую попку, задрав на ней полотенце. Сдираю эту чертову тряпку, чтобы она нам больше не мешала.

Пальцы скользят по ямочкам под поясницей, очерчивают их, забираются между ягодицами… Она хрупкая совсем, тонкая… Чуть сожми – сломается пополам, но не сжимать ее просто не получается! Рычу от кайфа. От того, как удачно Стася вминается в мое тело: прямо туда, где уже все горит, все просто пылает от нетерпения.

Она обмякает, вздрагивает, снова обмякает, когда мои пальцы скользят еще ниже, касаются жаркой влажности… Женские бедра с силой сжимают мою кисть… Стася всхлипывает, втянув горлом воздух, испускает какой-то невнятный звук… Я пью его, впитываю, запоминаю… Глажу ее еще раз – сильнее, напористее, жестче. Хочу, чтобы эти звуки были еще чаще и громче! Чтобы напиться ими и захлебнуться. Вместе с ней. Да хоть насмерть – по хрен! Сдохнуть с нею вместе – запросто. Оторваться от этой нежности – ни за что на свете.

Но приходится оторваться.

Чтобы посмотреть. Полюбоваться. Чтобы увидеть лицо, расплавленное удовольствием, с зажмуренными глазами.

Я не один кайфую. И она не притворяется. Она слишком еще мелкая, чтобы симулировать. И слишком глупенькая, чтобы обмануть меня!

Зубами прихватываю подбородок. Сожрать бы. Проглотить бы ее. И даже не кусочками – целиком.

Она не уворачивается. Лишь задирает голову еще выше. Подставляет под мои губы шею, выпячивает грудь, живот… Ей нравятся мои прикосновения. Захлебывается горловым, утробным стоном… Сама на мою руку насаживается, трется, вся изгибается, дрожит, как в ознобе… Только видя это все, можно запросто кончить! Даже не начиная…

– Что, Занозка, тебе хорошо? – Шепчу ей прямо в розовое, полупрозрачное ушко, прихватываю губами мочку.

Вот. Теперь точно.

И ответ ее ждать не нужно: Стася бьется в моих объятиях крупной дрожью, трясется, стонет, ахает…Закусив губу, мотает головой, уворачиваясь от моих поцелуев. Ловлю губами ее щеки, скулы, лоб, макушку… Сжимаю в руках до хруста в тонких изящных косточках.

В ушах шумит. Ноги держат с трудом. Хочу упасть – вместе с нею. Туда, где нам будет удобно…

Сползаю на пол, тяну за собой Стасю…

Она недовольно шипит. И даже что-то бормочет невнятное…

– Что? Тебе мало? Хочешь еще?

Вместо сладкого «да», получаю в ответ недовольное:

– Пусти, козел! Мне же тут неудобно!

Заноза.

Все та же.

Ничего не изменилось.

– Ты плохо притворяешься, мелкая!

Но мне не сложно. Я сильный. И подхватить ее на руки, чтобы перекинуть на постель, – дело одной секунды.

– Эй, что ты делаешь?!

Вместо распахнутых объятий и признания в любви, я вижу оттопыренную попку (этот ракурс нужно запомнить, пригодится еще). И Стасю, уползающую куда-то вверх по постели!

– Стоп, деточка! Мы только начали! – Успею схватить за лодыжку, потянуть на себя,.

А Стася вырывается, пытается лягнуть. Снова убегает.

– Мне нравятся эти игры. Хочешь, я буду серым волком? И сейчас тебя съем!

Падаю сверху.

Впечатываю ее в кровать.

Взрыв удовольствия – в каждой клеточке. Только от того, что ощущаю ее всем телом. И мой нос зарывается в ее волосы, губы касаются ямочки под затылком – горячей, еще немного влажной, ароматной.

– Да слезь ты с меня, Семен! – Не верю своим ушам. Трясу головой.

– Что?

– Хватит, говорю! Достаточно! Мне спать уже пора!

Она все еще ерзает подо мной, изгибается, трется… Но уже с другим настроением!

– Что? Спать? Ты не охренела, мелкая? Я только начал!

Приподнимаюсь на локтях, охреневая от злости. От недоумения. От желания придушить.

Не пойму еще, что меня от этого удерживает!

– Ах, вот ты где, милый…

Твою ж налево… Это кого еще сюда занесло?

Нехотя поднимаю голову, чтобы разобраться…

Стася использует шанс, чтобы извернуться, вылезти из-под меня, отползти в сторону.

– Я так и знала. Не можешь пропустить ни одну новую юбку…

Противный, жеманный голос, тянущий звуки… Эта дурища, наверное, думает, что это звучит круто…

– А ты, вообще, кто? И какого хрена приперлась в мою спальню, крысочка?

Стаська, черт ее побери, вскакивает с постели… Идет навстречу гостье, грациозно покачивая обнаженными бедрами.

Охренев от этой божественной картины, я тупо молчу и пялюсь. Точно так же молчит и эта, как ее… Кажется, Лиля? Или Ляля? Не помню…

– Все, рассмотрела? Довольна? – Стася демонстративно оборачивается вокруг своей оси. – А теперь вали отсюда. Мне спать пора.

Захлопывает дверь под самым носом девки. Едва его не прищемив.

Снова шагает ко мне, дергает за руку.

Я, все еще охреневший, послушно встаю и шагаю.

– И хахаля своего забери!

Меня выталкивают в коридор. К Лиле.

Замок щелкает, разделяя нас с Стасей еще надежнее.

Можно бы и выломать… Но не сейчас! А лучше – никогда.

– Где ты сегодня спишь, Лиля? – Надо выдергивать эту занозу из сердца. Ко всем чертям, нахрен!

Глава 4

Лилька.

Стерва.

Коза облезлая!

Крашеная драная коза!

Она за Сёмкой с Матвеем еще с детских лет бегала, догоняла! И они с ней заигрывали, оба!

Меня обзывали палкой, веткой, занозой, дурой мелкой… А этой шлендре сисястой ни разу слова плохого не сказали!

Хорошо, что сами за ней не бегали… Зато прекрасно подмигивали, ухмылялись, намекали на что-то… Она – моя ровесница. И только это их и останавливало тогда.

А теперь – вот. Уже никаких препятствий нет.

И поэтому Семен вышел в дверь. И пошел за ней по коридору!

Ничего не поменялось.

Ни-че-го!

Все, что я делала… Все мои старания – прахом.

Пришла эта Лиля, покрутила задницей – и все к черту…

Соберу все вещи и домой! Домой, подальше отсюда, из этого ненавистного места!

Почему я думала, что вот – приеду, покажу им, какая стала красивая, и сразу одержу победу?!

Мизинец с разбегу влетел во что-то очень твердое и тяжелое… Слезы хлынули из глаз: и от обиды, и от боли…

Текли ручьем, без остановки. Я даже не пыталась их стереть, или даже просто размазать по щекам… Это так больно, и так страшно – потерять свою мечту сразу, вот так, в первый же день. Когда казалось, что все уже получается!

Осторожный стук в дверь прервал мои страдания.

Кулаками протерла глаза. Бросила взгляд в зеркало…

Мама дорогая!

Как будто бы стольких лет и не бывало… На меня снова смотрела зареванная, обиженная, глупая влюбленная девчонка. Всеми отверженная и никем не любимая…

Только вот еще царапины на шее… и засосы…

Господи. Завтра нужно подарить Лиле коробку конфет. Или даже целый торт! Пускай себе бока отращивает, а не только грудь и задницу. Чтобы не вихляла ими так сильно!

Но – спасибо ей. Помешала случиться непоправимому!

Я ведь совсем не собиралась ложиться к Семену в постель! Ни сегодня, ни завтра, никогда! Только поманить, подразнить – и бросить! Чтобы страдал, кусал свои локти и терпел. И ревновал к своему дружку. Вот моя цель, а не то, чем я только что хотела заняться!

– Кто там?

Стук продолжался. И был все сильнее и настойчивее…

Пришлось накинуть халат, затянув края под самым горлом.

– Кто там, я спрашиваю? – Если это пришел Семён, я перешибу его по голове чем-нибудь тяжелым. Чтобы определился, в конце концов, в какой спальне он предпочтет остаться!

– Станислава? Ты не спишь еще?

Матвей?

– Да. Ты меня разбудил!

Надо же. Не похоже на того, наглого и нахального Мэтта! Стучит, и даже не ломает дверь… В голосе как будто стеснение…

– Стася. Я хочу с тобой поговорить. – Он поскребся в дверь. Аккуратно так, неназойливо… – Или ты не одна?

Ха.

Три ха-ха!

Вот в чем, значит, дело…

Приревновал?

Жаль, конечно, что пришел так поздно – и с Семёном встретиться не успел…

– Тебе какое дело? – Вспомнила, что под халатом-то у меня тоже ничего нет…

А еще одной такой встречи, как с Сэмом, уже не пережить никак. Я просто сломаюсь.

– Ты слишком быстро сбежала, Стась. Я вообще не понял, что случилось. Хотел еще с тобой пообщаться, поболтать… Пойдем, посмотрим на закат, котеночек? Там сейчас очень хорошо, красиво… Звезды с неба осыпаются…

Закат.

Звезды.

Твою-то мать!

Матвей зовет меня смотреть на звезды?

Это что такое творится-то, мама дорогая?

– Я не одета, Матвей.

– Ты приоткрой немного дверь, у меня кое-что есть для тебя…

Черт.

Как же хочется посмотреть… И как же страшно…

Мэтт – он наглее, жестче, злее, чем Семён. А если набросится? Если начнет приставать? Это Сёма пытался играть и притворялся нежным… Матвей не будет играть…

– Я раздета, Матвей! Как я должна тебе открыть, а? – От злости сама долбанула в дверь. Как быть, блин, с этими двумя оболтусами?

Они слишком сильно и слишком быстро повелись на меня. Я такого не ожидала…

– Да ладно, Стась. На тебе сегодня вечером тоже не было ни черта! Я почти все разглядел, можешь не париться! – Хохотнул весело. Гад. Разглядел он!

– Ну, тем более. Раз все увидел – уже не стоит тратить время. Ничего нового не покажу!

Еще не хватало мне и перед Матвеем бегать раздетой! И так, не знала, куда себя девать в этом развратном бикини – словно голая перед толпой показалась!

– Стась. Да мне плевать, что там на тебе! Впусти! Я просто пообщаться хочу! Ты такая классная стала!

Это он имеет в виду мою полную троечку, интересно? Или накачанные тяжким трудом ягодичные мышцы?

– Завтра пообщаемся. Мне пора спать! Если нарушу режим – будут отеки и черные круги под глазами!

Чуть не забыла же: я ведь в образе тупой курицы должна быть! Ничего не понимающей, кроме собственной внешности, шмоток, развлечений и бабла!

– Стась! Пусти меня! Я подожду, пока ты одеваешься!

– Нет.

Это уже становилось забавным.

А мечты – они, все же, умеют сбываться, да? Пускай, и в таком, нелепом искажении.

Разве не я хотела, чтобы Матвей хотя бы разок постоял и поскребся под моей дверью?

– Если меня здесь кто-нибудь увидит…

Он замолчал. Это, наверное, была театральная пауза: то ли предупреждение, то ли угроза…

– Уходи. И не будет никаких проблем!

– Или ты выходишь, или я ломаю дверь!

Ага. Теперь вот – он, тот Матвей, которого я давно прекрасно знала. Никогда не успокоится, пока не добьется своего.

– Я не хочу, чтобы меня здесь видели!

А это, кстати, идея…

– Заходи. – Распахнула дверь, на которую Мэтт привалился всем телом.

– Ты что творишь, эй?

– Не думала, что ты когда-нибудь станешь лежать у моих ног… – Ну, откуда я могла знать, что он упадет, не удержавшись?

– А мне это вид очень нравится… – Матвей вдруг резко перестал морщиться и кривляться, закинул руки за голову, да так и разлегся на полу… И уставился куда-то мне под халат…

Боже.

У меня же там…

Хорошо, что в комнате темно! И освещение – лишь от тусклой лампы из коридора!

– Ты еще ничем не заслужил, чтобы там что-то рассматривать! – Игриво повела плечами и шагнула назад. Я же, между прочим, тупая вобла с накрашенными глазами! И должна его всячески соблазнять, заигрывать и охмурять!

– А на звезды смотреть мы будем, Стася? Там такая красота сейчас! Пойдем на пляж, полюбуемся? – Он перевернулся со спины на живот, подпер подбородок ладонями, залихватски улыбнулся.

– Сиди здесь. Я быстро.

Метнулась в душевую. Одевалась, как спринтер. На счет пять – уже была в белье, облегающих джинсах и коротком топике.

Семён пошел убаюкивать Лилю? А меня тогда Матвей убаюкает! Баш на баш!

Глава 4.2

– Ну, что это такое? – Мэтт ни с места не сдвинулся. Как оставила его на полу – так и обнаружила. Даже руки из-за головы не убрал.

– Чем ты недоволен? – Встала над ним, аккуратно пнула, намекая, пытаясь подвинуть с места и освободить себе дорогу.

– У тебя же такие ножки! Умопомрачительные! Зачем ты их спрятала, малышка?

Ничего не стесняясь, он потрогал мою лодыжку. Зацепился за браслет с камушком…

– Помнится, ты их называл спичками… – Моя бровь презрительно дернулась. Ножки он увидел, твою мать! Разглядел внезапно! – И все грозил, что они переломаются!

– Я? Спичками? – Матвей почти натурально изобразил удивление, подскочил на ноги… И как будто случайно обхватил мои бедра. Прошелся по ним, обнял за талию…

Теперь между нами не осталось воздуха – ни миллиметра. Моя грудь уперлась в его налитые мускулы, которые сейчас перекатывались, поигрывая… И дышать стало сложно. Душно. Жарко…

Мэтт жадно рассматривал мои губы, облизывался… Его пальцы плотно обхватили мою талию, оглаживали ребра, все выше подбираясь к груди. Еще чуть-чуть – и он бы уже схватил ее, но замер в каких-то долях миллиметра.

Дразнил? Издевался?

Или боялся получить по морде?!

– Ты. Спичками. И еще обзывал меня палкой, шваброй, плоскодонкой!

По морде ему, все же, вмазала.

От души.

От пощечины у Матвея дернулась голова.

– Ого. Вот это рука у тебя…

Он поймал меня за ладонь и принялся ее внимательно разглядывать, как будто сомневаясь в чем-то…

Блин.

Я что-то слишком разошлась! И совсем забыла, что нужно все время быть в образе! Я же тупая, бестолковая красотка, не умею ни думать, ни помнить, ни предъявлять претензии кому-то!

Только охать, вздыхать и заглядывать в рот мажорам.

А я взяла, и влепила ему пощечину!

– Ой, прости, прости! Я такая нервная что-то стала… Ты же понимаешь, Мэтт? Все постоянно хотят меня потрогать, полапать, намекают на всякие неприличные вещи! Знаешь, милый, как это неприятно? Как будто я – какая-то вещь, а не девушка!

И осторожно, очень нежно погладила его по щеке. Ойкнула, уколовшись о жесткую щетину.

А он поплыл, как маленький. Как миленький: заулыбался довольно, растаял. Поймал мои пальцы губами, прихватил кончики…

– Я никому не позволю тебя лапать, слышишь, маленькая?! Никому! Пускай только посмеют приблизиться! – Он прошептал так взволнованно, что даже захотелось поверить.

– Забавно… А Семен…

– Что Семен?! Что он тебе сделал?! – Ого, как его подбросило только от одного имени брата! Даже стало больно щеке.

– А ты чего так завелся, Мэтт? – Ого, как его зацепило! Как занервничал. А когда-то кричали оба, что у них дружба до гроба, и их невозможно ни поссорить, ни разлучить!

– Что тебе сделал Сэм? Почему ты про него заговорила?!

– Мы живем в его доме. А что?

– Он тебя трогал, Стася? Он прикасался к тебе?

Ох, как хотелось признаться во всем… Ох, как хотелось довести до чертиков… Чтобы сразу раскрыл все карты, заорал от злости!

Что бы, интересно, сказал Мэтт, если бы узнал, как мы тут недавно обнимались, кувыркались и все такое?

– Семен не поверил, что я большая. И ты…

– Что «я»? – Он себя сдерживал как мог, но жилка на щеке дергалась. Я с интересом погладила это место: очень любопытно было, каково это – нервная дрожь на лице у Мэтта?

– Ты тоже меня маленькой назвал. А что?

– Не сравнивай нас никогда! Слышишь меня?! Мы – разные, Стася! Абсолютно разные! И между нами – ничего общего!

– Да?

Прильнула к его груди всем телом. Немного подышала в ухо…

Боже. Как это здорово, оказывается, ощущать власть над человеком… И видеть, как он замирает – от пары легких, нежных прикосновений!

Неужели Мэтт такой чувствительный и ранимый? И умеет вот так реагировать на женщин?

– Стася…– Прохрипел-прошептал еле слышно, потянулся к моим губам… Едва увернуться успела…– Хочу тебя. Сильно.

Пришлось отпрянуть – так же резко, как и прижималась. Притворилась, что подвернулась нога… Повисла на плечах Матвея, словно иначе не могла удержаться…

– Что ты говоришь, я не поняла?

– Я говорю, что никого не подпущу к моей девочке! Никого и никогда!

– А твоя девочка – это кто? – Моя нога установилась, как положено. И не шаталась даже. И руки с плеч Матвея сняла – от греха подальше.

– Стась, ты что? Ничего совсем не понимаешь?! – Кривая растерянная улыбка – очень дорогое удовольствие. Никогда его таким не видела. Никогда! Только издевку и агрессию, и всякие разные обзывательства.

– Ты же, помнится, обещал, что никогда ни с кем себя не свяжешь, Мэттью? – Пощекотала пальцем ямочку под его ключицами, так интересно выглядывающую из-под выреза футболки…

Какой же это кайф: наблюдать, как он вздрагивает от таких невинных касаний…

– Все меняется, Стася. И я – меняюсь.

Вот это да, блин! Вот это да!

Он меня решил назвать своей девочкой?

– Пойдем гулять. Сначала покажи, что умеешь ходить на свидания!

Метнулась к двери, чтобы не успел поймать. Выскочила в коридор и понеслась вперед, не оглядываясь.

– Ах, вот ты какая?! Решила со мной поиграть? Отлично, держись, Стаська!

Рванул за мной, забыв даже дверь за собой прихлопнуть.

Я бежала так быстро, как могла… Но Мэтт – сильнее, выше, быстрее…

Поймал меня за талию, крутанул вокруг оси, поднял на руках, покружил… Смеялся счастливо и задорно… Почти поверила, что этот смех – настоящий…

– Все, попалась, девочка моя! Попалась, Стасенька! – Припал к моему рту, начал пить дыхание, словно воду. Пить меня. А я не могла сопротивляться этому напору…

– И что это происходит, не расскажете? – Твою же… Семен! Только его тут и не хватало!

Глава 5

Какого лешего?!

Правая рука вцепилась в левую: слишком уж та зачесалась.

От желания врезать.

От дичайшего нетерпения: видеть, как рожа Матвея плющится под кулаками!

– Ой, Сёмочка? Ты что здесь делаешь?!

Невинная вся такая.

Мило улыбается, прижимаясь спиной к Мэтту.

– Что ты здесь делаешь, Стася?! И почему – с ним?! – Дернул ее за руку, на себя… Безуспешно: эта коза вцепилась в друга, так сильно, что не отодрать!

– Ты же Лилю пошел укладывать? – Стоит, вся дрожит, и трясется, как лист осиновый… Но держится за Матвея крепко. Будто он – последняя надежда и опора. Или это любовь у них такая вспыхнула, с новой силой?!

– Лилю? – И этот, бляха, друг еще называется… Ухмыляется с такой откровенной издевкой… – А зачем ты девушку одну оставил? Такие, как она, долго скучать не могут…

– Тебе какая разница? Какого хрена ты здесь забыл?! – Стасю – в сторону. Кулаки – на футболке Матвея. И какая-то неведомая сила еще удерживает, не позволяет сразу дать ему по зубам!

– Пригласил девушку на свидание. Мы шли с ней гулять по берегу и провожать закат… А что такого?

И – аккуратно так, палец за пальцем, снимает мои руки с себя. И все так же глумливо ухмыляется…

– Я сказал тебе – держаться подальше от Стаси? Сказал?! Ты меня слышал, Мэтт?!

Как только представлю, что он… Что он ее трогает. Целует… Касается там, где так недавно были мои руки и губы… Убивать хочу. Насмерть! Чтобы мучился и страдал! А она чтобы видела, чтобы знала: никому не позволено к ней приближаться. Никому, никогда! Нет!

– А кто тебе позволил запрещать, Сэм? – Синхронно дергаем головами – и я, и Мэтт… В ту сторону, откуда раздается нежный голосок…

И мягкая улыбка Стаси… Такая легкая, непринужденная…

– Я уже взрослая девочка, мне давно стукнуло восемнадцать… Может быть, я могу сама решить, с кем ходить на свидание?

Изящный розовый ноготок, ухоженный такой, гладкий… Мягко трогает мое плечо. Превращает мышцы в кашу. По всему телу льется тепло и радость… Кайфую от этого, как последний идиот.

Стася ловит момент и заставляет меня снять руки с Мэтта. Держит меня за азпястья, смотрит прямо в глаза… Снова тону в них. Теряюсь.

Нельзя так смотреть на меня и ничего не чувствовать! Нельзя! Она тоже сходит с ума! Я это вижу, знаю!

– Ты моя сестра! И я за тебя отвечаю!

Ляпаю первую чушь, которая лезет в голову. Что-то же надо говорить? Как-то убедить ее, что мы должны прогнать Матвея и никогда к нему не подходить больше?

– Кто? – Пухлые губы раздвигаются, блестят от того, что Стася их облизывает. Я слышу звуки, но ни черта не понимаю!

– Сестра! – Стою на своем. Это последний аргумент. И я его буду использовать. И Матвея он, точно, остановит!

Он никогда не полезет к моей сестре. Просто немного забыл, наверное, зато сейчас – вспомнит!

– Я – подкидыш, приживалка, нахлебница, нищая родственница… – Заноза. Она все так же мило, непринужденно, мягко улыбается… И все так же сверлит меня глазами!

Где я успел заметить любовь, нежность? Да хотя бы понимание?!

Она же бьет меня! Под дых!

Моими же словами – больными, обидными, жестокими!

Каждый раз, вынудив меня на грубость, она закрывалась. Пряталась. Убегала, бросая кучу гадостей в ответ… Дурочка моя маленькая…

А теперь – вот. Держится. Прямо стоит. И говорит мне… Что говорит?

– Наши родители развелись. Мы – никто друг другу, Сёмочка! Никто, слышишь?

Добивает последней фразой.

Дура!

Это же здорово, что мы никем друг другу не приходимся! Ведь нам уже ничего не мешает!

– Нет. Ничего не поменялось.

Сейчас – не время признаваться. Рядом стоит Мэтт.

И он просто обязан понять: ему никто не позволит приблизиться к ней! Стася – моя. Моя Заноза. И только я могу с ней разбираться!

– Ну, живи в своих фантазиях… Дело твое…

На моих глазах, ничуть не стесняясь, не опасаясь ни капельки… Стася берет за руку Матвея – и ведет его за собой.

– Я запрещаю!

– С какого перепугу, интересно? – Она бросает вопрос, даже не обернувшись. И только после долгой паузы – тормозит. Бросает любопытный взгляд…

Меня обжигает память: горячие объятия, ее стоны, вздохи, трепет под моими губами… Ее вкус – везде, где я успел попробовать…. И она еще спрашивает, почему?! Стерва!

– Ты – моя! Что еще непонятного? Я запрещаю тебе идти с ним!

Легкий короткий смешок…

Стася перекидывает волосы с плеча на спину… Еще влажные после душа. Мне кажется – я чувствую каждый тонкий завиток. Каждую белокурую прядку.

Столько лет мечталось просто подержать их в руках, хотя бы… Просто потрогать… А теперь уже знаю каждую – наизусть! Навсегда запомнил. И делиться этим знанием – не буду.

– Там уже солнце заходит. Мы погуляем и вернемся. За мою честь не переживай, Семен! Матвей – хороший парень, правда же? Он девушку никогда не обидит!

Твою мать… Хороший… Да мы с ним на спор кучу баб укладывали! На скорость! Кто быстрее…

Скриплю зубами от бессилия. От злости.

От невозможности что-то сделать…

Убью. Убью обоих.

Нет. Сначала – убью Матвея! А со Стасей… С ней что-нибудь придумаю. И одних не оставлю, ни за что!

– Постойте.

Мой громкий крик заставляет их обоих обернуться. Отмахнуться. И продолжить свой путь.

– Я иду с вами. Тоже люблю закаты, знаете ли…

Глава 5.2

Ха.

Волшебство. Колдунство просто!

Одна только фраза – и эти двое стоят, как вкопанные!

Стася медленно, как в кино, поворачивает голову… Наверное, ждет, что я передумаю и откажусь от затеи?!

А вот уж хрен!

– Третий лишний, брат Симеон! Или ты хочешь подержать нам свечку? – Язва! Заноза. На каждое мое слово она может найти пять ответных. И ни одного – приятного!

– Надо будет – и факел зажгу. – Догнал их за два крупных шага.

– Сэм, ты же не любишь гулять по вечерам? Ранний крепкий сон – залог здоровья? Ты же у нас фанат режима, разве не так? Особенно, если режим соблюдать в обнимку с хорошенькой цыпочкой?!

Матвей, собака сутулая, решил подколоть. Сама внезапность, твою мать!

С ним придется разговаривать еще. И очень серьезно.

Только не при Стасе.

Ей совсем не нужно знать, как сильно меня корёжит!

– Кстати, Семен… – Грудь обжигает изнутри и снаружи. Лишь потому, что с губ Стаси слетает мое имя… Но оно звучит как-то очень по-особенному…

Не сразу понимаю, что она говорит. Почему улыбается так хитро…

– Ау, дорогой надсмотрщик! – Она обращается ко мне, и даже на меня смотрит… Но под руку берет почему-то Матвея!

– Что? Я задумался. Повтори. – Не могу отвести глаз от ее нежных пальчиков, гладящих мышцы друга.

– Куда, говорю, свою Лилю дел? Неужели спать положил и свалил?!

– Лиля – взрослая. Она сама разберется, что делать!

Кадык непроизвольно дергается от отвращения: эта пьяная дура сама не знала, что творила. Вешалась на меня с намеками, обслюнявила всю шею, а потом отрубилась, не доходя до постели. Знал бы, что она способна на такое, ни за какие коврижки не стал бы связываться! И, уж точно, не рискнул бы уводить ее от Мэтта!

– Вот даже как?

Ее подбородок капризно вздергивается, а сама Стася опять куда-то тащит Мэтта.

А я – не гордый.

И не стеснительный. Мне не сложно тоже подхватить ее тонкую кисть, уложить на свой бицепс.

Хочет ходить как маленькая, под ручку? Ради Бога! Будем водить ее вдвоем. Пока друг не поймет, что ему тут ничего не обломится!

– А ты в курсе, что мы – ровесницы? Мы с Лилей в одном классе учились, между прочим!

– Рад, что у тебя такая отличная память, Заноза…

Замечаю, как ее лицо искажается от звуков этого слова… Надо же… А Стася до сих пор нервничает и обижается! Её все еще цепляет это нелепое детское прозвище!

Не знаю, как использовать это… Но обязательно применю. И добьюсь ее. Сделаю своей, снова!

– Ну, так я тоже могу делать все, что захочу. И не нужно никакого контроля! Ты же Лилю оставил одну, вот и меня оставь, пожалуйста!

И с силой дергает свою руку, пытаясь освободиться.

Ни хрена у нее не получается!

Она ни за что не вырвется. Не отпущу!

– Пойдем, я тебя тоже в постель уложу. Проверю, что ты уснула, а потом уйду. Устроит такой расклад?

Ох, какой взгляд! Какие глазища злющие!

И не подумаешь, что в них обычно плещется синева! Сейчас там – вся чернота ада! Ненавидит меня. Как есть, ненавидит!

Не беда. И не с таким справлялся. Еще ни одна заноза от моего обаяния не уходила!

– Иди-ка, ты, милый… И сам ложись. А мы с Матвеем сделаем для тебя снимки заката, потом порадуем этой красотой. А тебе уже поздно гулять, Семен. И не надо за мной следить!

– А вот это я, милая… – Слово «милая» сладко прокатывается на языке. Готов повторять его множество раз. Бесконечно. – Решу сам.

– Сём, слышишь, угомонись уже? Ну? Стаська уже не маленькая. И сама решает, где и с кем ей быть. Прекрати играть в старшего братика. Это уже нелепо и смешно!

Матвей, сволочуга!

Тварь.

Напрашивается…

– Эй, дружище. Ты коней-то попридержи! Зачем так сразу бросаться?

Эта Заноза выпила мой разум. Выжгла его, к черту!

Не понимаю, как и когда мои руки оказались у Матвея на футболке! Почему ткань трещит от моего напора!

– Мальчики… Вы тон сбавьте, хотя бы…

Бросаю короткий взгляд в сторону Занозы: она даже не пытается прикинуться, что испугалась. Ее происходящее веселит! Веселит, мать твою!

– Весь дом сейчас перебудите!

– Да похрену! Мой дом! Кому не нравится – пускай отсюда валят!

– Так вы опозоритесь… – Она опять мотает прядь на пальцы. Губы складывает в насмешливую трубочку… – Помнится, когда-то орали, что никогда не подеретесь! Что ни одна баба не встанет между вами…

– Стась, ты – не баба… – Матвей опережает. Отвечает моими же словами. – Ты – девушка. Чистая и прекрасная!

– Вы меня оба сегодня облапали и обслюнявили! С головы до ног!

Что?!

Что он с нею сделал?

Перед глазами – темнота и что-то кровавое… В ушах звенит и грохочет.

Зубы трещат… Кривлю губы… И шиплю от боли – в руке, в грудине, во рту.

Матвей тоже сильный. И удар у него поставлен отлично.

Еще бы – ходим к одному тренеру…

Не вижу его, бью наугад, от одного удара уворачиваюсь, другой – пропускаю. Подсечка – и мы падаем оба.

У нас не бывает победителей в спаррингах , но сегодня я просто обязан победить! Отвоевать свое право и отвадить его от Занозы!

– Дебилы! Вот же вы два дебила! – С небес на наши головы льется ледяная вода.

Охлаждает нас обоих – и Матвея, и меня.

– Ты что творишь, дура?! – Где она нашла ведро, не понимаю… Но поток, однозначно, устроен Стасей.

Она стоит, воинственно подбоченившись. Грозно хмурит брови.

– Мало? Нужно еще добавить? Вы посидите тут, я метнусь, еще принесу!

– Стой! – Кричу ей в спину. С нее станется – и принесет, и выльет… И сверху наденет на голову. Это же Стася! Она слов на ветер никогда не бросает…

– Все? Полегчало? Остыли?

– Где ты ведро-то взяла? – Ну, тупое любопытство, да. Но не извиняться же? Я ни перед кем никогда не извиняюсь!

– В кладовке. В той самой, где пряталась от тебя!

Глава 6

Стася. Несколько лет назад.

– Твою мать! Дура ты мелкая! Что ты опять творишь? Какого хрена?! – Семен отлетает от очередной метелки, брезгливо расставив ноги по сторонам.

– Сёма! Что здесь происходит? Откуда взялась эта тварюшка? – Чучундра, которая только что пыталась сожрать Сёму, прыгает на одной ноге: во второй босоножке плещется грязная вода и застряли волоски от швабры.

– Я – мою полы. Время пришло.

Так хочется поржать над ними. Над этими растерянными рожами… А были такие глумные, такие типа романтичные, всего пару секунд назад!

– Тварь! Шлендра! Сёма! Почему эта приживалка опять нам мешает?!

Она – никто.

Очередная белобрысая лахудра, которая хочет забраться к сводному братцу в спальню. И в кошелек заодно. А меня – задвинуть, прогнать, унизить…

Орет всякие слова, позорные, от которых хочется сбежать, затыкая уши…

А он – молчит.

Не защищает меня!

Урод! Предатель! Ненавижу! Ненавижу его просто!

– Заноза. Ты напросилась! – Он делает шаг в мою сторону с таким угрожающим видом, что сердце екает и проваливается в пятки. Оно бы и дальше скатилось, но не пускают подошвы тапочек – тупых, нелепых тапок в виде розовых котят!

А что поделать, если мама запретила мне вечером куда-то выходить? И всю уличную обувь попрятала?!

– Да? Опять? Ты мне в прошлый раз обещал, что не будешь тут облизывать своих тупых баб! Вы так чмокали и хрюкали, что слышно даже в будке у охранника!

Брови Сёмы сходятся в одну точку на переносице. Он зол. Он кипит.

И мне не поздоровится, однозначно!

Зато он больше не смотрит на эту крашеную, размалеванную фифу! Я снова – в фокусе его внимания!

– Ты сейчас будешь стирать мои джинсы. Сама. Руками!

– Слышь, бабонька? Ты должна мне сказать спасибо!

Эта дура в изумлении приоткрывает рот. Явно такого не ожидала!

– Тебе? За что? Семен, почему эта мелочь еще не спит? Ей, вообще, не положено в такое время ходить по коридорам!

Вообще-то, Семен и был оставлен дома, чтобы присмотреть за мной. Пока родители разъезжают по всяким своим встречам с партнерами.

На детей им плевать, обоим. И на то, что нам нельзя оставаться вдвоем… Да нам лучше жить на разных полюсах планеты! Только мама и дядя Сережа решили, что нет ничего лучше, чем закрепить свои деловые связи вот таким идиотским способом – жениться и жить вместе!

– Он сейчас штаны снимет! Сам! И тебе его раздевать не придется! – Издаю скрипучий звук… Как будто издевательски смеюсь… Но в душе так плохо… Лучше бы умереть, чем видеть все это…

– Так. Сейчас кто-то получит этой грязной тряпкой по губам!

Он даже не брезгует – хватает с пола тряпку, почему-то слетевшую со швабры, и бежит за мной.

– Сёма! Ты куда?! Оставь эту… Что мне делать-то?!

– Иди домой. У меня пропало настроение…

Несусь по длинному коридору, жадно хватая воздух ртом. Он – быстрый. Очень быстрый, мой Сёма. И никому не позволено забирать его внимание у меня!

Даже если приходится удирать от него, теряя на ходу тапки!

– Выходи оттуда! Ты слышишь меня?!

Дверь грохочет под сильными кулаками. Но я надежно ее заперла.

В кладовке сыро, темно, воняет химией… Но я готова тут остаться навсегда!

Очень страшно, когда Семен гневается!

– Выходи! Тебя нужно воспитывать! Выйди, Заноза! Или я сломаю дверь!

– Нет.

Разговаривает со мной. Сердито. Но со мной. Не с той лахудрой.

– Стася. Я все равно тебя вытащу оттуда и отхлещу ремнем по жопе! Ты заслужила это!

Молчу.

Меня никто никогда не бил. И братец ни разу пальцем не трогал…

Но умудрялся так ранить словами и поступками, что лучше бы просто колотил.

– Я сейчас позвоню родителям. Они приедут, и будет еще хуже!

Да. Мама, если узнает, перестанет со мной говорить… А это – самое страшное, что может быть в жизни… И дядя Сергей расстроится, нахмурится, будет смотреть на меня, как на дурочку… И я буду сдыхать от чувства вины!

– Они сами тебя выпорют. За то, что не со мной сидел, а всяких девок сюда водил!

Новый жесткий удар по двери.

В темноте только слышно, как осыпается штукатурка.

Злится.

Знает, что я права.

И я знаю, что никуда он не позвонит.

Это только наша война. Война с его шлюшками!

И я обязана в ней победить!

– Не смей говорить гадости про мою девушку. Ты – пустое место рядом с ней.

Сволочь. Урод. Козлина.

Всегда найдет способ, чтобы меня унизить!

– Это потому, что у меня нет таких сисек?

У меня вообще ничего нет. Только кожа. Кости. Кости торчат отовсюду: лодыжки, запястья, ключицы, локти, колени – я вся состою из сплошных острых углов.

Семён и Матвей очень любят меня дразнить: говорят, если такую обнимешь – обязательно что-то поцарапаешь и уколешься. И возят на своих машинных только кругленьких, грудастых, пышных…

– Это потому, что у тебя нет мозгов! Сиськи можно нарастить. А мозги – нет!

И он насмешливо ржет.

Пять лет разницы – это ведь не так и много… Мама младше своего нового мужа на целых десять… И ничего – никто ни разу не заикнулся, что она глупее. Наоборот, все считают ее мозгом нового проекта!

Но разве это докажешь Семену? Я для него – лишь страшная, худая, тупая идиотка. И ему приходится меня терпеть…

Слезы наворачиваются.

Я не умею плакать! Никогда! Ни за что!

Жмурюсь, чтобы их прогнать. Сглатываю. Щипаю себя за икру – это всегда помогает…

– Тебя скоро отправят в пансионат. Может, хоть чуть-чуть научат уму-разуму… Глядишь, потом и жениха тебе подберем – такого же тощего ботаника…

А Семен как будто чувствует, что зацепил за больное. И продолжает бередить эту рану.

Я выйду замуж только за него – за Семена!

Кусаю губы, чтобы не проорать это вслух! Ненавижу его, и только его люблю!

Возможно, еще немного Матвея… Но он – это просто друг. И удобный способ дразнить Сёму.

– Эй! Заноза! Ты чего там затихла?!

В наших спорах не бывает пауз: на каждое слово брата я просто обязана бросить десять. Еще более жгучих и болезненных!

Но просто не знаю, что еще сказать. Мне страшно, что нам придется расстаться: а вдруг, пока меня нет, они оба женятся?! И что я тогда буду делать? Сразу топиться, или помучиться немного?

– Стася? У тебя все нормально? Ответь!

Он беспокоится. Слышу, как сильно меняется голос.

Только я знаю, что Сёма бывает добрым. И очень внимательным… Только скрывает это…

– Тут отличная веревка нашлась. И табуретка.

В кладовке есть окно. Только очень высокое, и его сложно открывать… Но если сильно постараться, найти щеколду наощупь… У меня получится сбежать!

– С ума сошла? Ты о чем таком думаешь, Заноза?!

– Я не могу думать. Мозгов-то нет…

Пристраиваю на какой-то ящик перевернутое ведро… Вроде бы, целое и крепкое… Должно выдержать мой смешной, «кошачий» вес…

– Стася, даже животные понимают: жить нужно долго! По максимуму! Для этого большого ума не надо!

– А я не хочу так жить! Без ума и без больших сисек!

И без тебя… Но тебе об этом знать не надо…

Одна нога крепко стоит на ведре, вторая – в воздухе, цепляюсь за пальцами за край окна… А! Нога соскальзывает, ведро летит вниз с каким-то ужасным грохотом, пыль, мусор, швабры, коробки – все разлетается по сторонам…

Дверь вылетает с петель, впуская в каморку свет из коридора.

– Стаська, мать твою, да что же ты делаешь? – В талию впиваются горячие, сильные руки, держат меня на весу. – Разве так можно, девочка?

Боже.

За то, как он меня держит и прижимает к груди… Можно бы умереть и воскреснуть…

Глава 6.2

Крупная дрожь колотит все тело.

Чья она? Моя или Сёмы?

Мы оба трясемся от напряжения, которое никак не хочет отпускать…

Зубы сжимаю, чтобы не стучали – так сильно меня трясет. Но он, все равно, слышит. Замечает…

– Ты замерзла? – Откидывает волосы со лба. Пытается что-то рассмотреть в лице…

В каморке темно, лишь рассеянный свет от ламп из коридора… Но даже он не в состоянии справиться с летающей в воздухе пылью.

Я плохо вижу Семена. Он хмурится, не в силах разглядеть меня…

Мотаю головой.

Если скажу «нет» – сразу выдам себя. Начну икать и трястись еще сильнее.

– Ты зачем веревку взяла? Совсем свихнулась?

Мои глаза становятся еще больше. Я больше не могу их таращить – векам больно.

И вообще, так хочется опустить веки, расслабиться, привыкнуть к его теплу… Чтобы потом вспоминать, как это здорово – ощущать объятия Семена… В одиночестве нужно чем-то греться!

– Стася? Алло? Ты как, вообще? Слышишь меня?

Он говорит строго, вроде как старается встряхнуть… А сам – убаюкивает, покачивает, заставляет нежиться и плыть на волнах этих легких движений – вправо, влево, вправо, влево… Так можно вечность провести! И вдыхать, как пахнет его толстовка – чем-то потрясающим, забивающим ноздри, сводящим с ума… Примесь табака, еле заметная… Видела, как он втихаря балуется, пока не видят взрослые…

Ненавижу сигареты! Они вонючие, гадкие!

Но на Семене даже этот запах – как манна небесная…

– Черт. Что с тобой, Стась?

Мягко улыбаюсь в ответ.

– Ты почему молчишь так долго? Ты же не умеешь молчать?!

А зачем сейчас говорить? И о чем?

И так ведь – все здорово?

К чему слова?

– Да она – обдолбанная! Не видишь сам, что ли?!

В наш уютный, полусумрачный, тихий мирок врывается скрипучий голос. Разрывает скрежетом все очарование. Разбивает чудо на тысячи мелких, острых осколков…

– Что?!

Я совсем забыла, что где-то рядом осталась лахудра. Почему-то верила, что она испарилась из дома. Оставила нас вдвоем – на весь дом одних – с Сёмой…

Эта тварь никуда не делась.

И видела все. От начала до конца.

Руки Семена становятся жесткими, взгляд – острым и холодным.

Он теперь не гладит меня, не ищет чего-то во взгляде. Сверлит. Царапает. Делает больно.

– Стася… – И голос его внезапно грубеет. Кадык дергается. Пальцы впиваются в плечи – наверняка, оставят на них синяки…

– Что?

Не верю в эту трансформацию. Боюсь верить.

Неужели все, что было только что… Неужели мне все это почудилось, приснилось?!

– Говори честно: что ты принимала? – Теперь он уже не просит, не сомневается, а открыто требует…

– Свихнулся, что ли?! – Теплые мужские ладони жгут. Превращаются в оковы, повисшие на плечах, стягивающие запястья…

За такие вопросы, между прочим, положено убивать!

– Это ты свихнулась! Откуда мысли про веревку и мыло?! – Он грубо встряхивает меня.

– Да пошел ты! Отпусти! Отпусти меня! Не трогай! Грабли свои убрал, козел! – Тщетно пытаюсь вырваться. Но это невозможно: Семен стискивает пальцы еще жестче, еще крепче!

– Зачем ты вешаться собиралась? Тебя за это в дурку теперь надо!

– Это тебя надо в дурдом. Вместе с лахудрой. С чего ты взял, что я вешаюсь?!

– Ты забралась наверх. – У него дергается левая щека. Почти незаметно. И только я знаю, что это – признак, верный признак, что Сёма нервничает!

– Да я сбежать от тебя пыталась! От тебя, придурка, слышишь?! Видеть тебя не хотела!

– Ну… Говорю же, Сэм, она обдолбанная! – Противный скрипучий голос вновь напоминает, что мы здесь не одни. Что кто-то еще наблюдает за мной и Сёмой.

– Иди в задницу, дура патлатая! Тебя никто не спрашивает! – Мне, наконец, удается вырваться из цепких пальцев сводного брата. Отпрыгнуть в сторону, нечаянно зацепив какие-то ведра, палки, совки…

Все падает, грохочет, окончательно создает бардак…

– Ай! – Слезы брызжут из глаз. Какая-то тяжелая дрянь вскользь проезжает по моему затылку. Плакать хочется не от боли – от обиды!

– Все. Заноза. Ты меня достала! Выходи отсюда, твою мать! Не хватало еще разнести мой дом на щепки! – Семен дергает меня за руку, заставляя выпрыгнуть из кладовки. – Мало от тебя проблем, надо еще добавить?!

– Грабли свои убери! Я… Я… – После полумрака, царившего в кладовке, яркий свет слепит глаза. Они слезятся еще больше. Еще чуть-чуть – и я окончательно разрыдаюсь.

– Я тебя сейчас отвожу в спальню. Закрываю на замок. И не выпущу, пока твоя мать не вернется!

Как нашкодившего щенка, он хватает меня за капюшон толстовки, тянет куда-то.

И это еще обиднее… Он как будто целью задался: оскорбить меня, унизить так, чтобы больше никогда не восстановилась! Чтобы даже глаза на него не рисковала поднимать!

– А себя с этой выдрой тоже закроешь, да?

Дрыгаюсь, нелепо мотая головой, безуспешно пытаюсь извернуться и заглянуть ему в лицо. И плюнуть туда! Отомстить за то, что поверил этой дуре, за то, что позволил ей помешать нам!

– Это тебя не касается, поняла? Ты еще маленькая, чтобы лезть в мои дела!

– Зато твой папенька будет счастлив, когда узнает, что ты сюда водишь шлюшек! Он же взрослый, и все прекрасно понимает, да?

Радостно отпрыгиваю в сторону: хватка на моей одежде ослабевает, Семен опять хмурится, чешет переносицу.

– Не лезь в мои дела? И не смей стучать, палка-недоросток!

– А ты не смей мне указывать, что делать! Хочу – и прыгаю в окна. Хочу – вешаюсь! Тебя это все не касается!

От нашего крика должны затрястись стены, кажется. Но пока еще не рушится.

Только белобрысая лахудра морщится недовольно, и продолжает тянуть к Семену руки. Она все еще собирается его обнять? Вот же…тварюшка!

– Семен. Оставь ее. Пускай хоть утопится. Тебе же легче жить будет?

– Нет. Мне сказано за ней присматривать. Отец не простит косяка. – Теперь его взгляд пылает настоящим отвращением и ненавистью.

Почудилось.

Мне просто показалось…

Не было никакого тепла и заботы. Он просто исполнял свои обязанности перед взрослыми…

– А ты Матвея позови. – Очень хочется передернуться от одной только этой идеи… Но желание отомстить пересиливает все!

– Кого?

– Он же друг. И ни в чем тебе не откажет… – Стараюсь говорить как можно легче… Чтобы он ни о чем не догадался… – Пускай со мной посидит, понянчится… Пока ты эту чпокаешь! А потом и домой ее проводит, чтобы тебе не напрягаться…

– Все. Заноза. Ты допросилась. – Он снова нервно дергает щекой, срывается с места…

Но я бегаю быстро. И знаю все повороты.

Успеваю спрятаться и закрыться за дверью своей спальни.

– Выходи! Выходи оттуда! Я не буду здесь тебя караулить, поняла?!

– Зови Матвея. Иначе останешься тут до утра!

Глава 7

Семен. Настоящее

Друг нахально раздвигает зубы. Это типа у него улыбка такая.

Обычно он такой оскал изображает, когда хочет сильно-сильно подколоть… Но только я об этом знаю. А все остальные ведутся: плавятся, чахнут, млеют… В общем, ведутся на этот хищный оскал все дуры!

Он тоже помнит.

И ту кладовку.

И Стасю, которая вцепилась в дверь и никак не отлипала от нее, пока не пришел Матвей…

Эта коза умудрилась испортить одним махом – сразу два вечера. У Мэтта тоже было свидание. И его пришлось отменять. Ведь мы – друзья, которые ни в чем никогда не отказывают!

– Я чето думал, что Сэм каморку замуровал, на хрен… – Он почему-то очень доволен. И почти счастлив: так радостно и так спокойно вытирает с лица капли грязной воды.

– Я что, больной? Мне родителей хватает, чтобы вести тут бесконечную стройку. Хорошо, хоть Стасина мать свалила, фантазий стало поменьше…

У меня вся вода утекла за шиворот, и теперь щекочет, холодит спину…

– Все, парни? Остыли? – Виновница наших несчастий стоит, изящно выставив бедро, играет с пряжкой от ремня джинсов. И тоже ничуть не смущается.

Только я, один, хочу выть? И убивать, между делом?

– Беги отсюда, женщина. Куда глаза глядят! Иначе поймаю – и всыплю по заднице!

– Хм… Сёмушка… Ты пытаешься быть эротичным? Со всеми своими девочками так заигрываешь?

Она белозубо улыбается, показав ямочки на щеках, и демонстрирует нам свою отпадную, упругую, очень круглую задницу. Ту самую, которую я должен был мять! А нам помешала эта дура – Лиля!

– Ты куда, Заноза?! – Одновременно с Мэттом вскакиваем и даем по газам: Стася очень быстро удаляется, несмотря на огромные шпильки.

Она словно рождена танцевать на этих каблуках: ни разу не споткнулась, не оступилась…

Цепляем ее под руки с двух сторон.

Мэтт, сволочь такая, не сдается! А мог бы уже и свалить: ему нечего ловить на этой территории! Не уйдет – придется объяснять… Даже если бить рожу придется – я сделаю это. И срать я хотел на весь этот детский лепет про дружбу!

– Фу… Какие вы грязные, какие мокрые, мальчишки! Где успели так перепачкаться?!

Настроение у Занозы – огненное. Она шутит и заливисто смеется.

Подмигивает.

Стреляет глазами в обе стороны – как еще не окосеет, мать твою!

И задницей все так же активно вертит!

А мы, как два недовольных утырка, бредем за нею. Хрен знает куда, но бредем!

– Малышка, а тебе не говорили, разве, что грязные мальчики – самые клевые? С чистыми – от скуки можно сдохнуть! – Мэтт никак не хочет сгинуть. Флиртует со Стасей вовсю… Так и хочет словить кулак в свою радостную, охреневшую рожу!

Но только не сейчас. Разберемся, когда рядом не будет «сестренки»…

– Я – приличных предпочитаю. И пачкаться не планирую… – С наигранной брезгливостью она поджимает губы и аккуратно снимает с себя наши руки.

Приличная, твою мать! Давно ли под моим ртом стонала и ахала так, что хоть святых выноси?!

– Лично я собираюсь купаться. А вам бы не мешало сходить и помыться!

Сбегает по лестнице, рискуя свернуть себе шею… Сердце в пятки падает, когда вижу, как мелькают по ступенькам острые каблучки…

– Я с тобой. Там и помоюсь! – Мэтт на ходу сдирает футболку, всю в грязных потеках, отшвыривает ее на перила, и рвется вслед за Стасей.

Друг, твою мать.

Ни на шаг не уступает.

Может, он и тогда, много лет назад, лишь притворялся, что презирает мою сводную сестру?!

А теперь окончательно потерял берега, перестал скрываться?

Хрен ему. Здоровый болт с резьбой, а не моя Заноза!

Моя одежда летит в сторону, приземляется недалеко от футболки Мэтта. Сам бегу вслед за ними.

Стася на ходу сбрасывает босоножки, босиком вылетает на песчаный пляж…

Мы с Мэттом оба замираем на месте: она уже у полосы прибоя. Вода лижет босые пальчики ног… Сейчас Заноза станет раздеваться!

И я хочу это видеть!

– Не смотри туда! – Заставляю друга отвернуться, силой держу его голову. Лишаю кайфа и себя. Но ему смотреть на раздетую Стасю не позволю!

– Ты че, дебил, Семен? Это же мелкая! Еще скажи, что ревнуешь…– Мэтт издевательски ржет. Его прикалывает все, что здесь происходит!

– Это – мелкая. Да. И я всегда предупреждал: не смей на нее заглядываться! Табу, Матвей, нельзя!

– Япона мать… Семен! Да ты ли это?! – Матвей снова скалится. И стучит указательным пальцем по моему лбу. – Она – уже большая девочка. Слышь, Сём?! Стаська взрослая. Хочет бегать голой – так это же нам на радость. Смотри и кайфуй!

– Ура! – Радостный Стаськин вопль. Вовремя она. Иначе Мэтт остался бы с поломанным носом. И не факт, что моя челюсть не пострадала бы… Но я был обязан избить его. Только за желание видеть ее голой!

Заноза нырнула в море, не раздеваясь.

Обломала нас обоих.

– Дура! Ты куда?! Утонешь!

Первым влетаю в воду. Гребу. Гребу за ней, режу волны широкими гребками.

Она же хреново плавает, эта дурында!

Если с ней что-то случится – сам подохну. Уйду на дно вместе с ней…

Рядом слышится какой-то невнятный вскрик…

– Сёма! Лови Матвея! – Стася почему-то уже рядом. И глаза расширены от ужаса…

– Что случилось? – С ней все в порядке. Плывет сама… Но чего она так боится?

– Ты видишь Мэтта?!

– Да твою ж налево…

Куда подевался этот придурок?

Голова Занозы скрывается под водой. Вместе с ней обрывается сердце.

– Помогай мне! Помогай, Семен!

Вместе тащим его на берег.

Друг дышит сам. Хрипит. Отплевывается…

– Что случилось-то?

Он выживет. Понятно, что не помрет.

А Заноза – вот она. Снова мокрая… И под полупрозрачной влажной майкой – торчащая грудь. И соски – острые, твердые. Ее колотит и трясет…

– Стаська, иди сюда. Заболеешь от холода, дура!

Плевать на Мэтта. Покашляет – и будет огурцом.

А Заноза… Тяну ее на себя. Прижимаю крепко. Обхватываю руками, прячу ее затылок в свои ладони. Ощущаю на своей груди ее ледяные губы…

Нужно греть. Срочно.

Обязательно целовать!

– Тьфу! Тьфу ты, гадость!

Поцеловал, твою-то мать!

Вместо раскрытых пухлых, нежных, сладких губ… Едва успеваю увернуться.

– Ты с ума сошла? – Утираю лицо и плечи. – Зачем плюешься?

– Песок на зубах застрял. И вода соленая… Гадость какая это ваше море!

Стаська – снова в своем репертуаре. Оттолкнув меня, продолжает выплевывать остатки воды, морщиться и хмуриться.

Терпение с треском лопается. Взрывается. Меня просто на части раздирает от желания трясти ее, хватать за плечи и трясти! Чтобы опомнилась!

Она же по мне с ума сходила! Сгорала от ревности, едва завидев рядом с какой-то девушкой!

Злилась, вредила, устраивала пакости!

Делала все, лишь бы обратить на себя внимание!

Вот. Обратил.

Схожу с ума от желания сграбастать ее, прижать к себе, присвоить… Не хочу смотреть на других… Даже думать о них не получается…

А она – вырывается из рук. И прячет взгляд. И снова пялится на Матвея!

– Станислава! Алло! Посмотри на меня!

Мне до усрачки нужно видеть ее глаза!

Смотреть в них. Убедиться, что я до сих пор ей дорог!

Что она вернулась для меня. Ко мне. За мной!

И до дрожи боязно… Вдруг, она хочет к Матвею? Может, все ее попытки вызвать ревность – и не попытки вовсе? И она с юности по нему сохнет?!

– Надо же… А по отчеству можешь назвать?

– Ты не Сергеевна! Не Сергеевна, твою мать! И мы – не родственники!

Я знаю об этом. Она знает. Все знают, что мы никем друг другу не приходимся!

Но Стася всегда, с особым удовольствием, издевается надо мной, называя братом…

– Мне кажется, всем пора в постельку.

Стася внезапно меняется в лице.

Становится собранной и серьезной. Это плохо вяжется с ее образом: мокрая, растрепанная, необыкновенно соблазнительная девочка… Моя Заноза… И такая вдруг взрослая, с поджатыми в ниточку губами…

– С чего бы это? Праздник должен продолжаться! Наша вечеринка только начинается, Стасенька, милая!

Мэтт внезапно приходит в себя. Лучше бы утонул, блин…

– Ты чего вдруг плавать разучился, друг дражайший?! Очень хотел, чтобы мелкая тебя спасла?

– Там какое-то ледяное течение. Ногу судорогой свело…

– Семен, бери-ка друга под руку, и провожай. А я пойду к себе. Спать. Понял?

Она снова нас покидает: уверенно шагает по песку назад, стройный силуэт очень четко очерчен огнями, освещающими территорию виллы…

– Слюни-то подбери, Сэм. Ты разве не знаешь главное правило мудака? Женщина не должна догадываться, что ты на нее запал!

Друг неожиданно щелкает мне по подбородку, заставляя прикрыть рот.

– И что же ты, мудак, своих намерений не скрываешь? Твоя челюсть вообще не закрывается с тех пор, как Стася появилась на вечеринке…

– А мне скрывать нечего, дружище… Я всегда был к ней неравнодушен. И Стася была в курсе. У нас же все взаимно. И раньше было, и сейчас все наладится…

Он ловко перехватывает мой кулак, летящий в район глаза. Все-таки, ярость мешает нормально бить. Придется ему потом отомстить. Когда успокоюсь немного. И когда у него не останется никаких шансов быть с Занозой…

– А ты, Семен, очень ловко притворялся тогда. Только я догадывался. И это, знаешь, так прикольно – постоянно тебя дразнить и подкалывать…

– Что?!

– Ничего, Сём. Угомонись. Этого никто, кроме меня, не замечал.

Ааааа!

Да что же такое-то?!

– Она всегда была для меня костью в горле. Не сочиняй.

– Ну, ну… А почему тогда запрещал мне трогать ее за костлявую попу? Завидовал же, да? Потому, что мне можно было, а тебе нельзя?!

– Матвей… Тогда никому было нельзя! Никому, ты слышишь?! Ей было пятнадцать! Пятнадцать гребаных лет, разве это сложно понять?! Хотя… Твой скудный умишко… Он точно до этого не дотянет!

Табу.

Малолетка.

Запретный плод.

На нее дышать было страшно: хрупкая, нежная, трогательная… Ни одна старинная ваза в коллекции отца не шла с ней в сравнение…

Только притворялась противной дрянной девчонкой. Злила. Выводила. Доводила до исступления!

Особенно, когда принялась бегать на свидания с Мэттом!

– Я что, похож на идиота? Для грязной похоти можно всегда найти подходящую цыпу… А Стаська – она для романтики. Ты не представляешь, как это здорово: приносить под дверь девочке цветочки, видеть восторг и благодарность в чистых, невинных глазах… Это безумно вставляет и трогает, Сэм. И сексом это заменить невозможно…

Еще чуть-чуть – и зубы сотрутся в крошку.

И кожа с шипением испарится. Внутри все горит. Меня испепеляет желание просто убить своего друга.

– А тебе даже это было не позволено, да, Сём? Ты же стеснялся этой дурехи? Не хотел даже рядом с ней находиться… Сам дурак. Потому и не злись!

– Все. Ты меня утомил. Вали к себе домой. У меня ночевать не стоит. Иначе кто-то из нас потеряет друга.

– Остынь. Стася уже взрослая. И вас ничего не связывает. Все, дорога открыта, Сэм… – Ему слишком нравится меня злить. И Матвей откровенно кайфует.

– Не лезь к ней, слышишь, Мэтт?! Забудь про Занозу! Она – моя. И даже близко к ней не подходи!

– А вот на это мы посмотрим, Сэм. Она же взрослая? Вот, пускай, сама и выберет…

Глава 8

– Давай. Давай, девочка, сделай это… – Жаркий шепот в затылок, щекочущий кожу и волосы… – Не бойся. Не бойся ничего! Ты же хотела! Всегда хотела, верно?

Так хочется распахнуть глаза, чтобы увидеть все… Но веки не могут, не разлипаются. Наоборот, я прячусь в темноте – все глубже, все надежнее… Так острее ощущать: запахи, касания, звуки…

Шея горит от прикосновений. От шершавых теплых губ, блуждающих по ней, от влажного языка, ласкающего позвонки…

Рот тоже горит – его опаляет дыхание… Дразнящее. Невозможно сладкое, но недоступное… Он не дает поцеловать себя. Только дышит. И пьет мое дыхание… И пьянит своим ароматом – свежим, острым, колючим…

Но… где другой запах? Второй? Любимый?

Где же он? Только что был?! Я же в нем купалась – в терпком, пряном, вяжущем… И тут он пропал… Куда? Почему?

– Не бойся. Целуй. Целуй его! Обнимай! Ты же этого хочешь? – Искушение. Этот шепот, уходящий вниз, к моим лопаткам, сплошное искушение. Он щекочет меня, отвлекает, запрещает думать… Заставляет дрожать всем телом. Плавиться… Бедра, колени, ступни – все больше похоже на желе. Не могу стоять.

И только две пары крепких, сильных, нежных рук спасают меня от падения!

Что?

Две?!

Две пары рук?!

И губ – тоже?!

Да что творится-то, блин?!

Что происходит?!

С трудом выдираюсь из цепких пут. Они не отпускают. Держат. К себе тянут – назад…

Куда-то падаю и кричу!

Нельзя! Нельзя же так!

Почему так случилось-то?!

– Стася?! Стася, с тобой все нормально?! – Ужасный грохот откуда-то издалека. И голос…

Семен же только что был рядом… Почему он теперь кричит с другой стороны?

Твою ж налево…

Наконец-то… Глаза открываются. По-настоящему…

Я почему-то валяюсь на полу, запутанная в одеяле… А Семен пытается вынести дверь в моей комнате.

Боже мой…

Это ж надо было такое во сне увидеть…

И так по-настоящему… Я же реально ощущала их запахи, и чувствовала, как меня трогают руками! И губы их – они тоже на мне были!

– Стася! Открой мне дверь, иначе я все тут сломаю! – Слава Богу! Семен – снаружи, а не здесь. И попасть сюда никак не может…

– Отвали, братик. Я просто свалилась с постели… – Еле слышно хриплю пересохшими губами. Сейчас бы попить… Хоть немного воды…

Но вокруг ничего похожего – только измятые, раскиданные вещи…

– Что с тобой? – Он продолжает колотить, но чуточку тише. Успокоился, услышав мой голос.

– Ты приснился!

Говорю, и лишь потом думаю. Черт! Лучше было бы прикусить язык…

Он затихает.

И прекращает шуметь.

Вообще как будто исчезает.

– Снова решила шутить?

– Ты меня в кошмарах мучаешь, идиот!

Это был кошмар, само собой.

Таких страстей в моих снах еще ни разу не происходило… Я часто вижу, как Семен уходит с другой. Как издевательски смеется при этом… Как Матвей заигрывает, зовет на свидание… А потом не приходит. И ржет, узнав, что мелкая дуреха повелась и поверила!

Вот это в моих снах повторяется бесконечно.

Но никогда они не приходят туда вдвоем! Да еще и с таким игривым настроением!

А тут – вот. Приперлись…

– Стася. Открой.

Взгляд случайно падает на циферблат часов.

Тру глаза, не веря тому, что вижу.

– Пять утра, Семен! – Кое-как умудряюсь подняться, стряхнуть с себя одеяло и добрести до двери.

– Спасибо за информацию. И все же: открой!

– Какого черта ты здесь делаешь?

В моей голове никак не вяжется: Семен, моя комната и ранее, ранее утро

Моя рука замирает над замком… В сомнениях…

Любопытство – страшная вещь. Она не оставляет шансов скрыться!

– Как ты здесь оказался, Сёма? – С языка нечаянно слетает имя, которым я звала его только в мыслях. Вслух – никогда себе такого не позволяла.

– Сижу вот. Жду.

– Ждешь? Чего?

– Когда ты проснешься и выйдешь.

Он трет глаза, усталые, с ярко-красными ниточками сосудов на белках… Пальцами жмет на переносицу, морщится…

– Зачем? – Упираюсь локтем в косяк. Меня тоже плохо держат ноги.

Семен зеркалит мое движение, и тоже прислоняется к косяку.

Наши лица – рядом.

Слишком близко, чтобы спокойно дышать… Слишком далеко, чтобы отшатнуться.

И снова – его губы напротив моих. И аромат…

Тот самый – пряный, тягучий, искушающий. Тот, который дразнил меня, щекотал, сзади… В кошмаре. А теперь – наяву.

– И что ты тут делал? – Задаю вопрос, почти касаясь ртом его губ. Даже чувствую, какие они шершавые и сухие.

– Сидел. Ждал. – Он пожимает плечами, словно говорит о чем-то самом обычном. Как будто это нормально: Семен сидит по ночам у меня под дверью, и ничего странного в этом не видит…

– Чего ждал?

– Тебя.

Господи.

Так не бывает!

Это же какие-то чудеса, верно?

Были бы руки свободны – я бы себя ущипнула.

Но сейчас мне приходится упираться ими прямо Семену в грудь.

Он тянет, тянет меня к себе. Все ближе и ближе… И в глаза смотрит… Как будто видит в них что-то необычайное! Словно там не мои зрачки с белками, а какое-то чудо…

– Хреново выглядишь, да…

Он удивленно моргает, хмурится.

И немного отпускает. Совсем чуть-чуть, но дышать уже легче!

– О чем ты? – Обалдеть! Семен – и растерян! Такое разве случается?

– Ну, твое отражение в моих зрачках – оно верное. Ты же на себя любовался?

– Дура! Господи! Какая же ты дура, Стаська!

Глава 8.2

Дура, конечно.

А как еще мне себя называть?!

Приехала мстить. Наказывать.

Показывать этим обоим козлам, что я – звезда, а они не достойны мне даже ноги поцеловать!

И что теперь делаю?

Таю тут. Плавлюсь…

Ищу в его глазах доказательство… Чего?

Что я еще что-то значу для Семена?!

Что я – не просто набор из ягодиц, длинных ног и упругой груди… А что-то более стоящее и важное!

– И ты всю ночь сидел тут, чтобы сообщить, какой у меня низкий уровень ай кью? – Рассудок еще упорно борется. Не позволяет мне свалиться, провалиться в нирвану, и просто сдаться сводному… Позволить ему сделать все… Все, что я сама захочу!

Мой тихий вскрик тонет, угасает во рту Семена… Руки, взметнувшись, ложатся ему на шею… Пальцы зарываются в густых, немного спутанных волосах на затылке…

Семен, слегка согнувшись, нависает надо мной, толкает в комнату, с силой захлопнув дверь за собой… Несчастная деревяшка! Еще немного таких упражнений – и она просто слетит с петель!

Как моя крыша отлетает… Всего-то и надо было – снова ощутить вкус его губ, его жарких, ненасытных поцелуев, и рассудок моментом сдается!

Сёмины пальцы жадно гуляют по моему телу: тянут, сжимают, задирают край тонкой пижамы… Обводят контуры ребер, забираются выше, под самую грудь… Костяшки ладоней касаются кожи, оставляя на ней горящие следы…

Везде, где Семен меня касается – пожар. Каждая клеточка ноет, болит, страдает – от желания, чтобы к ней прикоснулись и снова погладили, сжали, смяли!

Господи! Как же мне хочется его любви! Его нежности и его жара!

Столько лет – мучительных воспоминаний, страданий, изощренных планов мести… Тренировки, диеты, растяжки, спортзалы и пробежки… Да я ненавидеть готова была эту чертову задницу, которая никак не хотела расти!

И вот: жадные, нетерпеливые, невозможно горячие ладони Сёмы – гладят ее, трогают, сминают, сжимают… Никак не могут натрогаться и наиграться…

Закинув ногу на бедро Семена, сама, словно кошка, прижимаюсь к нему, трусь, жмурю глаза, не в силах смотреть на него прямо…

Губы сохнут от жара. Не хватает воздуха.

Семен вылизывает мой рот и губы. Выцеловывает на них что-то важное, только я никак не могу расшифровать! А так важно понять: что же он такое мне безмолвно рассказывает?!

Взлетаю.

Поднимаюсь в воздух… Голова кружится… Сёма подхватывает меня за бедра, счастливо, заливисто смеется… Крутится вместе со мной… Все выглядит так, будто он влюблен в меня, и сейчас получил в свои руки самый главный, самый желанный подарок!

Без вина пьяная, тоже позволяю себе хохотать. Просто так. Без повода…

И потому, что он проводит щетиной – по моему подбородку, по шее, к моей груди склоняется, ложбинку облизывает, целует… Все это – не выпуская меня из рук!

– Ай! Ай! Не надо так! Прекрати это делать! – Захлебываюсь удовольствием и счастьем. Кричу, задыхаюсь, постанываю…

Фейерверк ощущений и эмоций, в глазах рябит от вспыхивающих искр, в ушах шумит… можно умереть прямо тут! Но это будет слишком глупо… Нужно еще, еще хлебнуть свое счастье – полной ложкой!

Семен роняет меня на постель, нависает сверху, уперевшись локтями в матрас… Жадно, голодно разглядывает…

Я полностью раскрыта перед ним. Беззащитна… И это совсем не страшно!

Готова раскрыться еще больше, дальше – вся, целиком ему отдаться!

Только бы он не передумал брать… С Семена станется – в последний миг меня обломать. Передумать. Сказать какую-то колкость и осмеять меня, это уже сто раз бывало!

Но сейчас – все не так.

Опустив веки, он склоняется над мои лицом… Втягивает ноздрями воздух – у моих скул, шеи, висков… Лицом зарывается в волосы… Вздыхает…и снова меня целует: мочку уха, венки, ключицы… Оставляет на коже ожоги от своих губ…

Я плавлюсь. Еще чуть-чуть – и все мои клетки растекутся, впитаются в тело Сёмы… Я с ним сольюсь, превращусь в одно целое. Сама ловлю зубами его подбородок, прикусываю…

Хочу узнать его всего на вкус!

Еще немного – и умру! Сдохну просто! От нетерпения!

Хочу его! Всю жизнь мечтаю о нем!

А сейчас – просто дико, нереально хочу!

– Японский бог! Вот это поворот…

Трясу головой, пытаясь вытряхнуть из нее эту странную галлюцинацию… Наташкин голос – откуда ему здесь взяться?!

– Как хорошо, что ты штаны еще не снял…

Семен застывает. Неохотно поворачивает голову.. Куда-то назад…

– Тебе какое дело до моих штанов?! – Рычит недовольно.

Значит, мне не кажется? Он тоже слышит этот голос?!

– Смотреть на твою голую задницу – слишком сильная психотравма. Могу не пережить, короче!

Семен опускается на локтях, накрывает меня своим телом… Словно прячет.

Мне и самой бы забиться куда-то. Например, под кровать!

Сгореть от стыда и остаться пеплом… Только бы не видеть Наташку!

– Свали отсюда. Или ты любишь подглядывать?! – Нервно скалит зубы. И снова превращается в того, привычного, недоброго сводного брата!

– Стасик. Я на пробежку. За тобой зашла, как и договаривались! Или ты уже нашла другой способ сжечь калории?

Наташка откровенно издевается.

Над нами обоими. И нисколько не сочувствует, коза такая!

Усиленно ерзаю, безуспешно пытаюсь выбраться из-под Сёмы… Его вес вдруг становится невыносимо тяжким! Будто свинцовой плитой к постели прижали…

– Эй, дружище! Аллё! Ты девушку оставишь в покое? Спрыгивай, давай! А то ее красивая жопка станет некрасивой и дряблой!

Наташка не смущается ничего. Подходит к нам и тыкает указательным пальцем прямо в задницу Сёме!

– Тебе, кстати, тоже не мешало бы свои вялые мышцы подкачать… Скоро на них никто не позарится… Хочешь, побегаем с нами?!

– Да тьфу на вас обоих! – Сёмка психует и взвивается вверх. Злой, как черт.

Такой же злющий, как и я. В этом мы с ним одинаковые: умеем вспыхивать за секунду и очень долго не угасать!

– Что? Не умеешь бегать? Только по чужим постелям лазить?

– Твое какое дело? Кто ты такая, вообще?! – Он хватает свою толстовку… Даже не помню, когда мы успели ее снять…

– А ты какого фига лезешь к девушке? Нужно, для начала, устроить ей свидание хотя бы! Или тебе слабо, красавчик? Ты у нас, вообще, слабак? Или сильная личность, на что-то хоть немного способная? Можешь свой айкю предъявить, или только то, что спрятано в шортиках?

Рука лицо.

Гордость за Натаху накрывает с головой. И с такой же штормовой силой – стыд за себя, несчастную… Почему? Почему она может с ним так разговаривать, а я даже губы не разлепляю, когда надо бы колкость сказать?!

Стены трясутся от грохота, с которым Сёма хреначит дверью о косяк.

– Спасибо, что крыша не рухнула… – Подруга падает рядом на кровать.

– Наташ, ты откуда здесь? – Обнимаю ее, пряча лицо. Не знаю, как еще выразить благодарность. – Если бы не ты…

– Да ладно тебе… На такую шикарную мужскую жопку я и сама бы повелась, чего уж…

Натуська, как всегда, в своем репертуаре.

– Боже. Какой позор… Если бы ты вовремя не пришла…

– Я пришла, чтобы заняться с тобой спортом. Как всегда. – Наташа бодро вскакивает и меня за руку тянет. – И всякие глупости – не повод от него отказаться!

Раскрывает мой чемодан, еще не до конца разобранный, копается и достает из него спортивные вещи, швыряется ими в меня.

– Окей. Убедила. Побежали, Наташ. Моя отличная форма – она намного важнее всяких придурков. Хоть они и целуются шикарно…

– Хочешь свидание?! – Все-таки, дверь в моей спальне когда-нибудь отвалится. Ее снова выбивают с диким шумом… – Будет оно тебе!

Мы с Наташкой делаем очень удивленные лица.

– Прямо на пробежке? Очень интересно, что это за такие упражнения… – Мой мозг и язык умеют нормально работать. Нужно просто, чтобы Семен держался на расстоянии…

– Вечером. Точное время и место сообщу! – Он снова удаляется. Гордо держит спину… И даже не спотыкается…

– Ты только смотри, не затягивай, Сём! А то я передумаю, и убегу на встречу с кем-то другим!

Глава 9

С