Губернию именовать Новороссийской. Очерки истории Северного Причерноморья

Размер шрифта:   13
Губернию именовать Новороссийской. Очерки истории Северного Причерноморья

Глава I

Предчувствие Новороссии

«Новороссия» Ивана Грозного. Как волынский князь пробивал для России выход к Черному морю

В конце 1557 года на службу к русскому царю Ивану IV (Грозному) прибыл русско-литовский аристократ Дмитрий Вишневецкий. С его четырёхлетней службой русскому престолу связана едва ли не первая попытка экспансии Российского государства в Нижнем Поднепровье и Причерноморье, в которой вполне угадываются проблески позднейшей «новороссийской» политики державы Романовых.

Староста Черкасский и Каневский, а с 1554 года «стражник на Днепре» князь Вишневецкий был недоволен примирением Великого княжества Литовского с Крымским ханством. Война с кочевниками являлась главным смыслом существования военной корпорации, формировавшейся при участии этого магната на степной границе русских провинций Литвы.

Однако в условиях обострения отношений Вильно с Москвой Вишневецкий получил предписание своего сюзерена прекратить вылазки против крымцев (потенциальных союзников в борьбе с Россией) и сосредоточиться на охранно-полицейских функциях.

В данной ситуации очень своевременно на остров Хортица, где возводился пограничный замок – резиденция князя, в апреле 1556 года прибыл отряд российских служилых людей под командованием царского наместника в Чернигове, Путивле и Рыльске дьяка Матвея Ржевского.

Россияне направлялись в низовье Днепра чтобы разведать обстановку в Крымском ханстве. Им предстояло собрать информацию о приготовлениях хана Девлет Гирея, намечавшего крупный поход в южные уезды Русского государства.

Вишневецкий стал не только источником важной информации о боевых возможностях крымцев, но и предложил военную помощь против них.

Для «днепровского стражника» такое объединение усилий с «московитами» давало возможность обойти запрет польско-литовского монарха на совершение вылазок в сторону ханства. Ведь попробуй разбери, что за русские совершали набег на крымские владения: подданные царя или литовского князя.

В июне 1556 года последовала первая такая совместная экспедиция. К отряду дьяка Ржевского (численностью до 100 человек) присоединились около 300 казаков атамана Михаила Млынского – соратника Дмитрия Вишневецкого. Скорее всего эта подмога была оплачена российской стороной.

Служилые люди и казаки разорили окрестности пограничной крепости ханства Ислам-Кермен (ныне на её месте расположен город Каховка Херсонской области) и даже атаковали турецкий Очаков.

В плен попало множество «языков», был захвачен грузовой паром через Днепр под Очаковом, татары лишились табунов лошадей и множества отар овец.

Все попытки степняков отбить у русских военную добычу оказались тщетными.

Для казаков очаковский поход 1556 года стал мероприятием почти рядовым, а вот для России он был настоящим прорывом на черноморском направлении. Историк Сергей Соловьёв по этому поводу писал: «Неслыханное дело, – московские люди появились на Днепре, ходили вниз, искали татар и турок в их собственных владениях».

Кроме того, благодаря Вишневецкому россияне смогли использовать Хортицу как перевалочный пункт на пути к Причерноморью.

Любопытно что в трудах украинских историков замок Вишневецкого на этом днепровском острове превратился в первую Запорожскую сечь, а князь Вишневецкий – в основателя запорожского казачества казака Байду. Хотя собственно к Сечи укрепление на Хортице никакого отношения не имеет, как и Вишневецкий к фольклорному персонажу.

Взаимный интерес князя к Москве определялся тем, что Россия могла предоставить ему необходимые ресурсы для степной войны (вооружение, продовольствие, жалование для дружины), которые в последнее время Литва выделяла весьма неохотно.

Столкнувшись с осуждением со стороны Вильно за участие в очаковских событиях 1556 года, литовский магнат решил перейти под покровительство Москвы. Соответствующее обращение русскому царю им было направлено в начале осени того же года.

Ответ Ивана Васильевича видимо ожидания просителя оправдал. Государь всея Руси послал к Вишневецкому своих представителей «с грамотой и с жалованием». В октябре они вернулись в Москву и сообщили, что князь принёс присягу царю.

А тем временем протеже российского монарха уже овладел Ислам-Керменем, где «людей побил и пушки вывез к себе на Днепр».

Девлет Гирей несмотря на то, что всё лето готовился к набегу на Россию, помочь своей пограничной твердыне не сумел. На исходе года хан со всеми своими силами 24 дня осаждал и штурмовал хортицкие укрепления, но безуспешно. План набега крымцев на южные уезды Российского государства в 1556 году был сорван.

Более успешный поход к Хортицкому острову татары предприняли в конце лета следующего года. На сей раз им помогали войска Молдавского княжества (вассально зависимого от османов) и отряд янычар. Порта предоставила в распоряжение своего крымского союзника галерную эскадру.

В итоге замок Вишневецкого пал, а сам князь бежал в Черкассы, уйдя вверх по течению Днепра через пороги. Оттуда он обратился к Ивану Грозному с просьбой о военной помощи и предложением принять в состав России Черкасский и Каневский поветы Великого княжества Литовского.

Однако к тому времени Русское государство уже воевало с Ливонией и аннексия части Литвы неизбежно вела к образованию второго фронта для Москвы.

Князю было велено сдать поветы литовским властям и явиться в Москву, куда Вишневецкого звали на службу ещё с лета 1556 года.

В России русско-литовский князь и его отряд были встречены очень радушно. Новый подданный царя получил высокий статус служилого князя, обретя в пожизненное владение крупный торгово-ремесленный город Белёв с обжитой и освоенной округой.

Весьма символично, что Белёвское удельное княжество являлось бывшим владением Великого княжества Литовского, перешедшим под власть Москвы в конце XV века Дмитрий Вишневецкий стал последним князем этого удела на юго-западной окраине России.

Одной из главных обязанностей служилого князя являлось самостоятельное содержание своего вооруженного отряда, на который возлагалась защита удела и соответствующих рубежей Российского государства.

Под командованием Вишневецкого на русскую службу прибыло не менее половины его соратников с Днепра, около 200 – 300 человек. Были среди них не только казаки – «черкасы», но и землевладельцы.

Для прокорма, отряду князя выделялся также расположенный вблизи Белёва слабоосвоенный Дедиловский уезд. Эти административные образования находились в районе легендарного Куликова поля.

Таким образом на Вишневецкого возлагалась оборона так называемой Верховской Украины – окраинных земель Московского государства в среднем течении Оки. Служба здесь была очень беспокойной, поскольку её приходилось нести по водоразделу Дона и Оки, вдоль Муравского шляха – традиционного маршрута крымских набегов.

Вскоре писцовая книга Дедиловского уезда стала фиксировать щедрые земельные пожалования людям из окружения Вишневецкого. Таким образом одновременно решалась задача укрепления пограничного рубежа и хозяйственного освоения земель, находившихся вблизи Дикого поля. Смешенная колонизация Дедиловского уезда «черкасами» и великороссами весьма схожа с созданием российских военно-поселенческих провинций по границе с Диким полем в последующие века.

Однако засиживаться на Оке Вишневецкий не планировал. Взявшего его на службу русского царя влекли Днепр и Черное море.

В начале 1558 года Вишневеций получил указание Ивана IV спуститься вниз по Днепру и атаковать крымские кочевья в Причерноморье. Эту операцию он совершал уже в ранге командира крупного отряда. Андрей Курбский в «Истории о великом князе Московском» оценивал его численность в пять тысяч человек.

В составе экспедиционного корпуса Вишневецкого действовали не только казаки, но и разные категории русских служилых людей.

Ислам-Кермен снова не выдержал штурма, а летом 1558 года Вишневеккий восстановил укрепления на Хортицком острове, правда на этот раз они имели временный характер. Выше Хортицы по течению Днепра на Монастырском острове была организована новая база снабжения российской группировки.

Дивлет Гирей вынужден был эвакуировать своих подданных из Северной Таврии за Перекоп. Всё лето царский корпус хозяйничал в северных пределах Крымского ханства. Тем самым наносился существенный урон здешнему коневодству, ведь в Северной Таврии находились основные пастбищные угодья ханства.

Естественно, ни о каком набеге степняков осенью 1558 года в пределы России и речи быть не могло. Это было особенно важно в условиях развернувшейся Ливонской войны.

Щедро наградив Вишневецкого Иван IV отозвал его и казаков «на Москву». Охранять российскую базу на Монастырском острове остались отряды «детей боярских» и стрельцов. Зимой 1559 года они нанесли существенный урон крымцам, возвращавшимся из неудачного для них набега на российское пограничье.

В мае 1559 года в ходе своего нового похода войска Вишневецкого предприняли штурм османской твердыни на Азовском море – крепости Азак (Азов). Нападение было отбито гарнизоном во многом благодаря помощи кочевавших поблизости ногайских племён. Сказалось также наличие у турок под Азовом галерной эскадры.

Тем не менее осада крепости продолжилась всё лето. За тем отряд «Дмитрашки» (как именовали князя Вишневецкого в османских документах) направился на Таманский полуостров и погрузившись на традиционные казачьи лодки-чайки попытался атаковать Керчь. Захватить древний город не удалось из-за подоспевшего на помощь защитникам крепости турецкого флота.

Одновременно с этой азовской кампанией, ещё один отряд царских войск снова действовал против Крымского ханства на нижнем Днепре.

Таким образом в середине XVI века Российское государство стало применять новый подход в борьбе со степной угрозой.

От глухой обороны по засечной линии Москва стала переходить к активным превентивным действиям на территории противника. Князь Вишневецкий с отличным знанием театра военных действий, тактики степной войны, хорошими организаторскими способностями и полководческим талантом стал олицетворением этой новой стратегии на крымском направлении.

В 1560 года статус Вишневецкого в России резко изменился.

Он утратил положение служилого князя, но при этом был отпущен царём «на государство в Черкасы». Речь шла о наместничестве над западно-черкесскими родами (предках современных адыгов), которые в 1559 года подняли антиосманское восстание и попросились в российское подданство.

Во время первого Азовско-Таманского похода Вишневецкого мятежные кавказцы взаимодействовали с царским воеводой. С Кавказа князь вернулся в сопровождении черкесского Чюрука-мирзы, «челом бившего, чтобы их государь пожаловал, дал бы им воеводу своего в Черкасы и велел бы их всех крестити».

При этом царским ставленником на Кавказе просителям явно виделся князь Вишневецкий.

Как здесь не вспомнить о том, что спустя два столетия схожие события происходили вокруг новороссийского наместника Екатерины II Григория Потёмкина? Фаворита императрицы зазывали на княжение в украинские земли Речи Посполитой, Молдавию и даже Армению.

Черкесы могли стать важным ресурсом в борьбе с османами и крымцами. Тем не менее, в условиях Ливонской войны Иван Грозный не мог пойти на их непосредственное присоединение к России.

Поэтому, в 1560 году продолжилось ведение «гибридной войны» в Причерноморье.

В июле 1560 года отряд Вишневецкого начал новое наступление на Азов на этот раз из Западной Черкесии. Под его командованием находилось до 5,5 тыс. человек, в основном из служилых и навербованных казаков, представителей северокавказских племён. Крупные силы стрельцов и «детей боярских» князю в этот период не направлялись.

Однако и на сей раз Азов устоял.

Сказалось прибытие на его защиту отряда под командованием бея Кафы и османской эскадры. Потерпев неудачу в устье Дона, Вишневецкий попробовал вновь вторгнуться на Крымский полуостров через Керченский пролив. Но и этот манёвр был ожидаем противником. Османские корабли пресекли попытку высадки в Крыму.

В ноябре 1560 года Вишневецкий вернулся в Москву. По одной из версий, в российскую столицу он прибыл из Поднепровья, куда его отряд совершил поход с Тамани. По пути казаки уже по традиции громили улусы Крымского ханства.

Примерно в это же время принималось решение о женитьбе российского царя на «из черкас пятигорских девице» Марии Темрюковне и ставшей второй супругой Ивана IV.

Весной 1561 года Вишневецкий получил предписание вместе со своим отрядом «каневских черкас» следовать на Днепр, где «недружбу делати царю Крымскому и королю Литовскому».

Отношения России с польско-литовским государством по мере разрастания Ливонской войны стремительно обострялись и князю предстояло выступить против своего бывшего сюзерена. Причём боевые действия против Литвы ему поручалось вести в хорошо известном Среднем Поднепровье.

В этот же период произошло самое загадочное событие в отношениях русского монарха и Вишневецкого.

В июле царю донесли, что его подданный отбыл с тремя сотнями казаков во владения польско-литовского короля Сигизмунда II Августа.

Дискуссия о причинах, заставивших Вишневецкого переметнуться продолжаются и по сей день.

Но бесспорным фактом является совпадение отказа князя от московской службы с решением Ивана IV свернуть активные действия на причерноморском направлении. То есть царя русско-литовский князь оставил при тех же условиях, что и когда-то литовского монарха.

Сигизмунд II восстановил за князем Вишневецким все ранее изъятые у него родовые земли, однако в списках высших должностных лиц княжества его имя уже не упоминалось.

Не удалось Вишневецкому возродить и своё былое военно-политическое влияние в Поднепровье. Значительную часть его дружинников разослали на службу по гарнизонам Прибалтики.

Иван Грозный публично проявлял интерес к судьбе князя-перебежчика.

Направляя в июле 1563 года к польско-литовскому монарху своего посла Андрея Клобукова, царь помимо передачи дипломатической почты требовал «проведывати… про князя Дмитрея Вишневетцкого: как приехал на королевское имя, и король что жалование ему дал ли, и живет при короле ли, и в какой версте держит его у себя король».

Такое осведомление о судьбе грозы крымцев и османов можно считать формой поддержкой Вишневецкого. Иван Васильевич как бы подталкивал польско-литовского монарха к тому, чтобы пожаловать князю милости, сопоставимые с царскими. Иначе Сигизмунд II рисковал предстать в глазах аристократии менее щедрым и благородным, нежели Иван IV.

Дмитрий Вишневецкий остался предан своему кредо дистанцироваться от русско-литовских военных столкновений. В событиях Ливонской войны он участия не принимал. Вместо этого он направил свою активность в сторону вассально зависимого от Турции Молдавского княжества.

В 1563 году русско-литовский магнат принял участие в борьбе за господарский престол этой страны. На это у него имелись определённые династические права, поскольку по материнской линии он имел среди своих предков валашских князей. Ряд историков полагают, что у бывшего лидера казаков существовал план превращения Молдовы в базу для борьбы с литовским владычеством в Поднепровье.

Молдавский поход оказался для Вишневецкого последним. Его отряд попал в засаду, князь был пленён и выдан османам, доставлен ими в Стамбул, где жестоко казнён.

Эта мученическая смерть, по сути, является единственным пунктом пересечения реальной биографии Вишневецкого и персонажа народной песни (имеющей, вероятно, литературное происхождение) о Байде-казаке. Усилиями нескольких поколений украинских писателей и историков на этой шаткой основе был сконструирован образ Байды-Вишневецкого.

В реальной же истории после того как о смерти бывшего сподвижника стало известно русскому царю, тот предпринял неординарный шаг, заставляющий задуматься об отношениях между ними.

Иван Васильевич передал «отчину в белевском уезде» в дар Новопёчерскому Свято-Успенскому Свенскому монастырю (вблизи города Брянска) для вечного поминовения Дмитрия Вишневецкого. Такой выбор был обусловлен тем, что этот монастырь считался подворьем Киево-Печерской Лавры.

Поминается Дмитрий Вишневецкий монахинями восстановленного Свенского монастыря и в наши дни.

Вероятно, мы никогда и не узнаем, чем было обусловлено последнее распоряжение Ивана Грозного в отношении бывшего соратника: знаменитым мистическим сознанием царя или же чувством признательности князю за успешную борьбу с Крымским ханством? А может быть демонстративное оставление Вишневецким русской службы в 1561 году было всего лишь манёвром, который являлся частью плана по приходу царского протеже к власти в Молдавии?

Ведь десятью годами позже в Молдавском княжестве была разыграна комбинация, когда другой бывший сотрудник царской администрации смог прийти к власти (правда, через Стамбул).

Речь идёт о молдавском аристократе Иоанне, прозванном впоследствии Лютым.

Господарь Иоанн Водэ Лютый активно помогал Ивану IV в ходе выборов короля Речи Посполитой и едва не столкнул польско-литовское государство с Османской империей (что было очень желательно для России в условиях Ливонской войны).

Поэтому, если план установления контроля Москвы над подбрюшьем Польско-Литовского государства (Молдовой) существовал в начале 70-х годов, то почем его не могло быть и в начале 60-х?

Авантюрный поход Вишневецкого в Молдавию в таком случае многое объясняет, а его трагическая смерть может восприниматься как акт самопожертвования в общих с Российским государством интересах. Что и могло вызвать соответствующую реакцию русского царя.

Поворотное Азовское сидение. Как запорожцы на сторону русского царя переходили

6 октября 1641 года османские войска сняли осаду Азовской крепости, обороняемой донскими и запорожскими казаками. Длившаяся более трёх месяцев безуспешная блокада твердыни ударила по военному престижу Порты и, по сути, означала наступление новой геополитической реальности в Северном Причерноморье. Безраздельное господство в регионе Османской империи было оспорено Российской державой.

Союзные России донские казаки овладели турецкой крепостью Азов в июне 1637 года. Гарнизон явно недооценил военное искусство осаждающих и, в частности, их способность вести подкопы и минно-взрывные работы. Благодаря стараниям сапёров в крепостной стене образовался 20-метровый пролом, имевший для обороны османского Азова фатальные последствия.

Для Порты падение крепости в низовье Дона стало настоящим шоком. Стоявшее за донскими казаками правительство царя Михаила Романова также, видимо, такого результата не ожидало. В связи со сложной международной обстановкой (недавнее окончание тяжелейшей Смоленской войны, натянутые отношения с Польшей) Российскому государству пришлось откреститься от действий казаков. Это, правда, не мешало Москве платить жалование донцам, оказывать помощь боеприпасами и даже оснастить им царским знаменем.

Османы долго собирались силами для отвоевания Азова: сказывалась их занятость войной с Персией, за тем у них произошла смена султана. Не менее чем 120-тысячная армия под командованием силистрийского губернатора Гусейн-паши прибыла на Нижний Дон в июне 1641 года.

Взять Азов, который обороняли пять тысяч казаков, с наскока у турок не вышло. Пришлось приступить к осаде по всем правилам фортификации: рыть траншеи, насыпать земляные валы вокруг крепости, организовывать подкопы под стены, вести постоянный артиллерийский обстрел.

Османская армия несла большие потери и в августе Гусейн-паша вынужден был попросить подкреплений. В сентябре начался непрерывный штурм, в ходе которого произошло 24 приступа. Но казаки мужественно и умело оборонялись, постоянно тревожа противника своими вылазками.

Потеря около трети личного состава, моральное разложение войск, трудности со снабжением, а также приближение холодов вынудили турецкого полководца в октябре 1641 года отвести свои войска от Азова.

Но было очевидно, что османы вскоре вернуться и полуразрушенной крепости будет очень сложно выстоять вновь. К тому же и без того немногочисленное пока Донское войско понесло серьёзный урон в людях.

Для дальнейшего удержания Азова требовалось усиление его обороны войсками Российского царства. А это означало прямое столкновение Москвы с Османской империей, к которой ослабленная Россия была ещё не готова.

В этих условиях донцы получили указание оставить развалины крепости, тем более, что османы предлагали в обмен на это выгодную сделку.

В декабре 1641 года в Москву прибыл молдавский посол И. Остафьев, представивший план мирного урегулирования конфликта вокруг Азова. Формально, предложения исходили от господаря Молдавии Василие Лупу, но в конечном счёте за ними стоял сам великий визирь Порты Мустафа-паша.

Посол сообщил, что в случае, если Москва убедит казаков оставить Азов, то Османская империя готова поддержать Россию в конфликте с третьим государством (прозрачный намёк на Речь Посполитую) и будет препятствовать набегам крымцев на российские владения.

Весной 1642 года, когда османы уже готовились выступить в новый поход, план господаря был принят. При этом российские дипломаты совершили грубый просчёт.

Они не стали добиваться официального согласия Порты пойти на данные условия, а удовлетворились «писаниями» Лупу. Донцы покинули Азов без «юридически-обязывающих» договорённостей с турецкой стороной. В дальнейшем это позволило туркам уклониться от выполнения своих обязательств.

Сразу после занятия крепости османы стали разорять казачьи городки на Дону. Формально их за это нельзя было упрекнуть, поскольку Донское войско не являлось ни субъектом договорённостей, ни частью Российского государства.

Тем не менее, крупные набеги крымских ханов на южные уезды России в 1642–1644 годы действительно не предпринимались.

Само участие в выработке решения по азовскому кризису Молдавского княжества способствовало его сближению с Россией. Теперь у Ясс с согласия заинтересованной в переговорах Порты, появилась возможность поддерживать официальные контакты с Москвой. Пользуясь этим, Лупу делился полезными для России сведениями о военной и дипломатической активности османов. При том, что молдавские отряды были вынуждены участвовать в турецкой осаде Азова.

Сам факт успешных военных действий на Дону против угнетателей Молдовы (Османской империи и Крымского ханства) сильно поднял престиж России в глазах молдаван.

В 1656 году уже сын Михаила Романова Алексей принимал молдавского митрополита Гедиона с официальной просьбой княжества принять его «под руку» русского царя.

Активное участие в событиях под Азовом принимали казаки-запорожцы. Объективно они были заинтересованы в захвате своими собратьями донской крепости, поскольку это позволяло сечевикам продолжать морские походы на османские города вопреки запретам польских властей.

Доктор исторических наук Борис Флоря констатирует: «В конце 30-х годов на Дону фактически соединились между собой военные силы Дона и Запорожья. Уже в 1638 году, по оценке самих донских атаманов, в Азове число запорожцев не уступало числу донцов и крупные отряды запорожцев находились здесь практически в течение всего времени, пока крепость находилась в руках казаков».

Примечательно достижение договорённости во время польско-турецких переговоров 1640 года о том, что Речь Посполитая предпримет шаги для ухода запорожцев из Азова. «Сидельцам» из числа сечевиков направлялись королевские универсалы с призывом вернуться назад на условиях амнистии за участие в антипольском восстании 1637–1638 годов. Но скорее всего они не возымели должного действия.

И всё это лишь через два десятка лет после того, как во время похода на Москву польского королевича Владислава запорожское войско нещадно разоряло Россию.

С тех пор многое поменялось. Речь Посполитая, ранее потворствовавшая активности казаков против турок, теперь предпочитала жить с Портой в мире. Это фактически закрыло для запорожцев путь в низовье Днепра, лишало их важных ресурсов.

Вместе с тем Российское государство, пусть таким как в Азове «гибридным» способом, вело наступление на османские владения в Причерноморье. И это более соответствовало объективным интересам Сечи, нежели умиротворение Порты Польшей.

Если не считать совместных действий воинства Дмитрия Вишневецкого и российских стрельцов против османов в XVI веке, «Азовское сидение» являлось едва ли ни первой крупной кампанией Запорожского войска в интересах Российского государства.

Несмотря на то, что Азовскую крепость в 1642 году пришлось вернуть османам, её взятие и героическая оборона казаками не прошли зря. Благодаря этим событиям Россия выиграла драгоценное время, необходимое для укрепления своих южных границ, сильно потрёпанным в Смутное время.

Ещё в 1632 и 1633 годах войска Крымского ханства почти беспрепятственно совершали крупные вторжения в Россию, дойдя до Оки. Это очень негативно сказалось на действиях русских в ходе Смоленской войны с Польшей.

В 1635 году российское правительство приступило к реанимации Засечной черты вдоль Оки между Мещерскими и Брянскими лесами. За тем к югу от неё началось строительство новой оборонительной линии, получившей впоследствии название Белгородской.

Её возведение началось с крепостей, лежавших на основных направлениях татарских набегов: Козлов, Тамбов, Ефремов, Чугуев и ряде других.

Именно взятие Азова позволило российским дипломатам без особых опасений отвергнуть требование крымского хана разрушить новые укрепления на южных границах. Ведь имея казачий форпост на Нижнем Дону, Крым теперь и сам был вынужден думать об обороне. А кроме того, султан ежегодно принуждал крымцев к походам на Азов. На время им стало не до набегов вглубь России.

Тем временем шло создание сплошной оборонительной линии от верхнего течения Ворсклы до Дона и далее по реке Воронеж к Цне (протяжённостью в 800 км). Здесь построили 18 крепостей, новым центром обороны вместо Тулы становился Белгород.

Началось заселение больших пространств с плодородными почвами между старой Засечной чертой и новой Белгородской линией. Участие в данном процессе принимали и переселенцы из русинских воеводств Речи Посполитой – казаки и крестьяне.

По завершению послеазовского «перемирия» крымцы вновь устремились в набеги на юг Российского царства. В 1644–1645 годах им ещё сопутствовал успех (большой полон) в Рыльском и Путивльском уездах. Но уже с 1647 года, когда сооружение Белгородской линии завершилось, набеги оборачивались полной неудачей. В этих условиях крымская знать стала терять интерес к российскому направлению для вторжений, чаще выбирая польский маршрут.

Ещё одним аспектом «Азовского сидения» стало возвращение на Дон ногайцев, ранее переселённых крымскими ханами в Северное Причерноморье. Этот процесс негативно сказывался на боеспособности крымской армии, важнейшей частью которой были кочевники – ногайцы.

Дальнейшее укрепление южных рубежей России привело к кризису набеговой экономики Крымского ханства, что в конечном счёте уменьшило военные возможности Османской империи к северу от Чёрного моря.

Таким образом значение событий под Азовом 1637–1642 годов выходило далеко за пределы самой зоны боевых действий. Они стали своеобразным катализатором геополитических процессов, происходивших в Восточной Европе на заре Нового Времени.

Поднестровское гетманство как предвестник Новороссии

Одним из предвестников создания Новороссийской губернии Российской империи стало поднестровское гетманство в составе Крымского ханства.

Демографической предпосылкой возникновения этой провинции являлась смешанная молдавско-казачья колонизация Левобережного Поднестровья.

Она существенно активизировалась во время правления господаря Молдавии и Правобережной Украины Георгия Дуки в начале 80-х годов XVII века. Тогда с подачи Османской Порты предпринимались активные действия по созданию молдо-украинского государственного образования. В качестве его административного центра рассматривалось приднестровское местечко Цекиновка, напротив молдавского города Сороки.

В 1684 году, после поражения османов под Веной власть Дуки в обеих частях «объединённых княжеств» Молдавии и Правобережной Украины была свергнута, и к западу от Днепра произошла польская «реконкиста».

Султан по предложению крымского хана вручил гетманскую булаву и власть над оставшейся под его контролем частью Украины казацкому полковнику Теодору Сулименко. Тот же избрал в качестве своей резиденции селение Мокрый Ягорлык (при впадении одноимённой реки в Днестр, ныне – это территория Дубоссарского района самоопределившейся Приднестровской Республики).

Несколькими годами позже (в 1690 году) Стамбул передал полномочия по назначению днестровских гетманов Бахчисараю. В официальный оборот вошло выражение «гетман ханской милостью». Соответственно, территория, управляемая данным должностным лицом, стала называться Ханской Украиной (наряду с Украинами, подвластными русскому царю и польскому королю).

Первым «гетманом от хана» в 1690 году стал Степан (Стецик) Лозинский, он же Степан Ягорлыцкий или «Стецик Тягинский». С его правлением связано создание на левом берегу Днестра «ханских сёл» со смешенным украинско-молдавским населением. К середине 90-х годов в данном административном образовании проживало до 10 тыс. жителей.

Однако польско-османское противостояние конца XVII века негативно сказалось на приднестровском гетманате. В 1695 году резиденция Лозинского была сожжена пропольским казачьим отрядом Палия и Самуся. Провинция подверглась разорению, многие её жители были убиты. Сам же «ханский гетман» получил смертельную рану в ходе следующего подобного столкновения.

В 1703 году после заключения Карловицкого мира граница между Речью Посполитой и Османским миром в Буго-Днестровском междуречье прошла по рекам Кодыма и Мокрый Ягорлык. Соответственно, подданные султана и хана должны были покинуть северное побережье обеих рек.

Перекройка границы сопровождалась ликвидацией казачьего самоуправления на польской территории. Этим активно пользовались турецко-крымские власти, привлекая в свои владения казаков, недовольных утратой вольностей.

С 1695 по 1712 годы ханскими поселениями на Днестре управлял гетман Пётр Иваненко. Его резиденция находилась на правом берегу Днестра в местечке Дубоссары (ныне это Старые Дубоссары в Криулянском районе Республики Молдова).

Примечательно, что этот гетман демонстрировал неприязненное отношение к казакам-мазепинцам, получившим убежище в лагере Карла XII под Бендерами. В походе под руководством Филиппа Орлика 1711 года на российские владения Иваненко и его подчинённые никак себя не проявили. Однако вытеснение сторонников Мазепы и Орлика поляками с Правобережной Украины привело к новой волне казачьей эмиграции в Ханскую Украину.

Впрочем, прежнее название данного административного образования после Карловицкого мира стало использоваться лишь неформально, поскольку султан взял на себя обязательство больше не вмешиваться в украинские дела. Теперь здешний наместник хана стал носить титул «гетман дубоссарский». Топоним «Ханская Украина» официально упоминался лишь в титуле митрополита «Хотинского, всего побережья Дунайского и Днестровского и целой Украины Ханской» с резиденцией в Измаиле.

К середине ХVIII века казацкие старшины перестали назначаться на должность «гетмана дубоссарского». Она отдавалась ханской администрацией на откуп чаще всего армянским купцам.

В 1765 году началось правление последнего главы Ханской Украины – Якуб-аги (Якова Рудзевича). Он происходил из татар-липок (переселившихся из Литвы), являлся высокопоставленным дипломатом Крымского ханства, во время Семилетней войны игравшим важную роль в контактах Бахчисарая и Берлина.

Яков трансформировал доставшийся ему титул. В официальной переписке он именовался «гетман и воевода поднестровский и комендант границ украинских». Данное изменение являлось следствием расширения его владений и смещения на восток административного центра вверенной ему области. В относительно мирные 40–50-е годы XVIII века христианские «ханские слободы» стали активно обустраиваться на южном побережье Кодымы, вплоть до её впадения в Южный Буг. В 1748 году было основано селение Балта, куда и перешла резиденция «гетмана и воеводы». В 1783 году в данном местечке уже насчитывалось около 500 домов.

В деле привлечения переселенцев ханскими наместниками использовалась политика налоговых преференций. Так, перейдя через Кодыму и обосновавшись на территории Крымского ханства, поселянин получал полное освобождение от податей и повинностей на 10 лет, по прошествии которых возникала обязанность давать лишь 1/10 часть от приплода скота.

В короткие сроки Балта стала важным торговым центром. На проводившихся здесь дважды в год крупных ярмарках в больших количествах продавался скот, восточные товары. Во время Семилетней войны за лошадьми для кавалерий европейских армий сюда прибывали прусские и саксонские эмиссары.

В планах Якуб-аги было дальнейшее укрепление восточной части своей провинции. Так, он предлагал хану проект привлечения выходцев с Левобережной Украины (гетманских казаков и посполитых) и поселения их напротив устья реки Синюха, на месте современного Первомайска Николаевской области. Данное начинание объективно соответствовало интересам Бахчисарая, поскольку укрепляло границу ханства с Польшей и Россией, наделяло её необходимой инфраструктурой.

Однако этим планам не суждено было сбыться, поскольку русско-турецкая война 1768–1774 годов буквально смела формирующуюся Ханскую Украину.

В июне сопредельное с Балтой польское местечко Юзефгрод (Палиево Озеро) было занято полусотенным отрядом из повстанческого воинства Максима Зализняка. Гайдамаки преследовали польских конфедератов, ну и за одно устроили погромы здешних польских и еврейских обывателей. Многие из потенциальных жертв погромщиков предпочли укрыться на «татарском» берегу Кодымы. Благо, что Юзефгрод и Балту соединял мост.

Якуб-ага дал убежище беженцам, однако это не помешало его подчинённым заниматься скупкой у казаков имущества, полученного при грабежах. После того как гайдамацкий отряд удалился в Умань, из Балты последовала вылазка на северный берег Кодымы. Жертвами обозлённых поляков и евреев стали местные православные, в т. ч. караул, охранявший границу. Не остались в стороне от нападения и балтские «турки».

В ответ на Балту был предпринят карательный поход гайдамаков. Столица ханского владения была обстреляна из пушек и захвачена. «Гетман и воевода поднестровский» вынужден был бежать. В ходе столкновений погибло 15 подданных хана и султана. За тем последовало аналогичное нападение на «ханскую слободу» Голта в устье Кодымы.

На этом фоне Якуб развернул бурную активность, рассылая письма о произошедшем в Крым, Турцию и Польшу. При этом акцент делался на то, что среди участников гайдамацких набегов было много запорожцев, а значит подданных России.

Подыгрывал этой истории и сам Зализняк, утверждая, что действовал с санкции Екатерины II. Но на самом деле таких полномочий у него точно не было.

Тем не менее, в июле 1768 года представитель хана заявил протест российскому правительству по поводу участия его подданных в нападениях на Балту и Голту. Россияне предлагали ханским властям указать место для публичной и смертной экзекуции на государственной границе Зализняка и его 70 соратников. Но в Стамбуле решили воспользоваться этим инцидентом для начала военного конфликта с Петербургом.

В январе 1769 года в Балте побывал хан Крым-Гирей. Он вёл войско крымцев, как выяснилось позже в последний поход на Россию.

После начала русского продвижения за Днестром Ханская Украина оказалась в глубоком тылу наступающих войск. Якубага перешёл на службу к России и оказал очень важную услугу генералу Петру Панину в подчинении буджакских и едисанских ногайцев.

В отместку за переход на сторону русских «ханские слободы» были разорены по приказу протурецкого хана Каплан-Гирея. Во время карательного набега татар многие их жители были угнаны в плен. Однако запорожцам удалось перехватить обоз с «живым товаром» у Днепровского лимана. Часть «волохов», спасённых тогда от татарской неволи, были поселены отдельным селом южнее Старого Кодака (ныне это село Волосское Днепровского района Днепропетровской области).

В 1777 году после перехода Крыма под протекторат России хан Шагин-Гирей попытался восстановить контроль Бахчисарая над Балтой и Дубоссарами. Однако на тот момент в них уже действовала османская администрация. Прямое управление Портой Буго-Днестровским междуречьем продолжалось до следующей русско-турецкой войны 1787–1791 годов.

После заключения Ясского мирного договора 1791 года бывшая Ханская Украина перешла в состав Екатеринославского наместничества (части бывшей Новороссийской губернии), а через два года подобная судьба постигла и сопредельную территорию Речи Посполитой. В новороссийских землях проводилась весьма созвучная с поднестровским гетманством политика привлечения оседлого населения.

В конце своей жизни Яков (умер в 1784 году) очень поспособствовал непосредственному присоединению Тавриды к Российскому государству, за что весь род Рудзевичей получил покровительство Григория Потёмкина. Его сын, Александр Яковлевич стал офицером и прославился в войнах 1812–1814 годов, а дочери Екатерина и Елизавета воспитывались при дворе императрицы Екатерины II и вышли замуж за видных чиновников своего времени.

На этом можно было бы поставить точку, не случись в 20-е годы XX века в Поднестровье создания государственного образования, которое по своей территориальной конфигурации и этническому составу весьма напоминало поднестровский гетманат 50–60-х годов XVIII века. Речь идёт о Молдавской Автономной ССР в составе Украины.

Первым административным центром МАССР являлась Балта. Территория республики располагалась вдоль Кодымы, Ягорлыка и левого берега Днестра. Преобладающими этносами являлись украинцы и молдаване.

Объяснить такую «реинкарнацию» можно тем, что Днестр издавна являлся контактной зоной крупных этносов. Вследствие этого здесь происходило соприкосновение различных культур, их синтезирование, что отразилось в оригинальных административно-правовых практиках.

В связи с последним обращает на себя внимание украинско-молдавский титул правителя поздней Ханской Украины – «гетман и воевода». Или же взять, к примеру официальный статус одновременно молдавского, украинского и русского языков в Молдавской АССР, который был воспринят у неё современной Приднестровской Республикой.

«Чтоб Москва и Крым была одна земля». Стратегический курс Петра Первого

Пётр I стал первым российским правителем, побывавшим в Причерноморье. Символично, что именно он начал формирование стратегического курса на включение региона в состав России.

Ступить на черноморский берег царь Пётр Алексеевич смог в августе 1699 года, в Керчи, инкогнито сопровождая посольство Емельяна Украинцева по пути в Константинополь. Пребывание молодого монарха под стенами османской тогда твердыни запечатлено в знаменитом романе Алексея Толстого. Царь тогда впервые увидел крепость, о присоединении которой русская дипломатия поставила вопрос на Карловицком мирном конгрессе в 1698 году.

Но одно дело, строить прожекты, а другое – предпринять практические шаги по интеграции Причерноморья. И «первую скрипку» в этом процессе играл даже не российский монарх, а крымские ханы.

Подписание Константинопольского мирного договора (того самого, который вырабатывала делегация Украинцева) между Османской империей и России положило начало тяжелейшему периоду в истории Крымского ханства.

Россия официально прекратила выплату ханам т.н. поминок (дани), а османы обязались удерживать крымцев от вторжений в пределы Российской империи. Вместе с тем Россия существенно снизила уровень своего дипломатического представительства в Бахчисарае, предпочитая решать вопросы по Крыму через голову ханов, напрямую с султанской администрацией.

Отсутствие военной добычи в первую очередь сказалось на причерноморских ногайцах, вассально зависимых от Крымского ханства. По словам известного российского историка Владимира Артамонова, в начале XVIII века ногайцы буквально метались в поисках нового протектора. Среди них периодически вспыхивали мятежи «против хана и турка».

В 1699 году взбунтовалась Буджакская орда, решившая получить «помочи и милости» от султана, московского царя или на худой конец от польского короля. Бунтовщиков возглавил бежавший из Крыма брат хана нурэддин Гази-Гирей.

Собрание важнейших мурз орды в декабре 1700 года просило султана отстранить от власти крымского хана Девлет-Гирея II. После того, как из Стамбула последовал отказ, Гази-Гирей обратился через гетмана Мазепу к «белому царю» принять его «з Белогородскою ордою в подданство». Однако, из-за нежелания обострять отношения с Османской империей в Москве Гази-Гирею также отказали. Начиналась Северная война со Швецией и на юге Петру нужен был мир.

В марте 1701 года крымское войско перешло через Днепр и стало громить ногайские улусы, истребив около 4 тыс. кочевников.

Аналогичный ответ Москвой был дан в 1702 году кубанским ногайцам, когда в Азов прибыл Кубек-мурза с просьбой о русском покровительстве.

В декабре 1702 года чрезмерно активно интриговавший против Москвы Девлет-Гирей II был низложен. В этих условиях вновь вспыхнул ногайский бунт в Бессарабии. Мурзы требовали военного похода на Россию и отстранённый от власти хан направился к ним за помощью. Османские гарнизоны в Очакове, Измаиле и Килие были осаждены сторонниками Гирея (около 60 тыс. человек).

Задумка мятежников состояла в том, чтобы в коалиции с османской «партией войны» восстановить хана у власти и идти войной на Азов и Киев. Однако этот план потерпел неудачу, поле мытарств на Северном Кавказе Девлет-Гирей II повинился перед новым ханом (своим отцом Хаджи-Селим-Гиреем) и был прощён.

В разгар последних событий (на рубеже 1702–1703 годов) на территорию гетманства прибыл носитель важной информации о внутренних процессах в Крымском ханстве.

Им был бывший валашский ротмистр, молдаванин Александр Давыденко. В 90-е годы он служил в Крыму и имел личное общение тогда ещё с калгой (вторая по значимости должность в иерархии ханства) Девлет-Гиреем. Давыденко поведал гетману Мазепе, как в одной из бесед Девлет-Гирей якобы сообщил ему, что готов вместе с беями «поклониться всемогущей царской державе и дале на турка воевати». Молдаванин предлагал свои услуги для налаживания прямого контакта царя и опального хана, а также в деле создания антитурецкой коалиции.

Мазепа счёл Давыденко авантюристом и уже собирался выслать его на родину, однако им заинтересовались в Москве. Более года он пробыл в российской столице, где им занимались Посольский и Малороссийский приказы. Давыденко удостоился приёма у канцлера Фёдора Головина, о нём осведомлялся сам царь, однако в условиях начавшейся Северной войны дальнейшего развития его предложения не получили. Валашский подданный получил сорок соболей ценой 50 рублей и был отправлен в Киев, где более года содержался Мазепой «под крепким караулом», а затем был выслан на Дунай.

Дипломатическая игра с Девлет-Гиреем II началась в преддверии главного сражения Северной войны.

В декабре 1708 года этот амбициозный чингизид вновь стал крымским ханом, а уже в январе 1709 года в Бахчисарай с поздравлением русского посла в Константинополе был отправлен дипломат Василий Блёклый. Это стало ответом на «чистосердечное приятельское объявление», которое хан передал русскому посольству при своем отъезде в Крым в декабре. Второй официальной целью посланца была передача просьбы хану выдать некрасовцев, ушедших к ногайцам на Кубань. Однако главной негласной целью Блёклого было выявление крымско-шведских контактов по созданию военного союза.

Миссия Блёклого показала, что «новый старый» хан пытался вести двойную игру со сторонами Северной войны.

С одной стороны Девлет-Гирей II делал очень смелые заявления, показывающие желание сблизиться с Россией. «Турки вас не любят… И Крым-де и я так хочем, чтоб Москва и Крым была одна земля… Естли б страна царского величества совершенно была со мной в союзе, то бы не был швед в вашей земле. И поляки на вас, ни казаки, не восстали. Они-де смотрят на меня все» – цитировал Блёклый в своём отчёте слова хана, сказанные ему.

С другой стороны хан лоббировал начало войны с Россией в верхах Османской империи. Накануне Полтавской битвы он согласился отрядить на помощь Карлу XII и его союзникам 40-тысячное войско, но не решался отправить его без санкции султана. Блёклый получил эту информацию из надёжных неофициальных источников, хотя Девлет-Гирей публично отрицал факт такой договорённости со шведами и поляками.

К слову сказать, крымский хан всё-таки получил тайный приказ великого визиря Чорлулу Али-паши оказать помощь шведам под Полтавой. Но было уже слишком поздно, т. к. к тому времени русские войска установили контроль над Запорожской сечью и перекрыли переправы через Днепр. А затем указание было дезавуировано самим султаном.

Посольство Блёклого было примечательно ещё тем, что не обладало царскими грамотами. Тем самым российская дипломатия демонстрировала, что не рассматривает крымского хана в качестве суверенного правителя. Однако лояльность со стороны Российского государства видимо уже становилось важным фактором легитимности хана в глазах крымских элит. В связи с этим был пущен слух, что царь предлагал Гирею золото, сокровища и чин управителя в Казанской земле, однако хан ответил отказом: «Я-де не хочу от царя ни жал, ни мёда».

Мечта Девлет-Гирея о войне с Россией исполнилась в 1710 году, когда султан Ахмед III наконец поддался дипломатическому натиску политических беженцев во главе с Карлом XII и стоявшей за ними Франции. Крымское войско не в малой степени поспособствовало неудаче Прутского похода Петра I, перерезав тыловые коммуникации русской армии в Молдавии и Причерноморье.

В условиях русско-турецкой войны Москва не была связана какими-либо обязательствами с Константинополем поэтому в манифестах к ногайцам всех орд и крымцам впервые после голицынских походов (1687 и 1689 годов) был озвучен призыв перейти под протекторат царя при расширении их автономных прав.

Прутский договор России и Турции (1711 год) разочаровал Девлет-Гирея.

Османы не смогли добиться внесения в трактат основного требования Крымского ханства о возобновлении выплаты «поминок». Отношения между ханом и великим визирем во время Прутской кампании обострились до предела, дошло до того, что Гирей открыто обвинил османского вельможу в получении взятки от русских. При султанском дворе снова начались разговоры о смещении слишком ретивого хана.

В это время вновь проявил активность уже подзабытый Давыденко. В феврале 1712 года он был доставлен в штаб фельдмаршала Шереметева в Прилуках, где озвучил неожиданную новость: хан и крымские мурзы просят от фельдмаршала и царя «тайной отповеди… хотят ли ево принять к стороне царского величества или нет», а также «пунктов, на чем ему в подданство притти».

Давыденко имел выданную ханом подорожную грамоту до Москвы. Прежние козни Девлет-Гирея в отношении Москвы им объяснялись как показные действия для османов. Кстати ответственность за прежние действия татар против Москвы он возлагал на русских дипломатов, т. к. по версии Давыденко хан ещё в 1709 году интересовался у дьяка Блёклого, почему русское правительство медлит с ответом на предложение о переходе на сторону России.

От имени хана Давыденко изложил план пленения Карла XII и мазепинцев под Бендерами силами татар. Предложения вызвали настолько большой интерес, что на этот раз молдаванин был принят лично Петром I. Аудиенция состоялась в марте 1712 года. По её итогам императором собственноручно была составлена записка о дальнейших действиях на южном направлении.

Планировалось заключение через Шереметева договора с Девлет-Гиреем о приёме крымского ханства в русское подданство. За пленение Карла XII хану были обещано крупное денежное вознаграждение. Царь выразил готовность оказать военную помощь Крыму.

В апреле посланец хана был отправлен из Петербурга в Киев, однако по его прибытию на Днепр стало известно о заключении русско-турецкого перемирия на 25 лет. Давыденко был задержан в Киеве, а вместо него к хану был отправлен подполковник Чихачёв. Формально ему предстояло обсудить вопрос об обмене пленными, но главное, что он должен был сделать – вручить Гирею подношение от российского правительства и разузнать о действительной склонности Крымского ханства принять российское подданство.

Девлет-Гирей принял русского посланника в августе 1712 года в Бендерах и был подчёркнуто холоден к нему. От обсуждения вопроса о русско-крымских отношениях хан уклонился.

Один из татарских чиновников потом пояснил Чихачёву, что крымский правитель был недоволен тем, что Россия, подписывая договоры с Турцией в 1711 и 1712 годах, игнорировала его. Условием сближения сторон тогда называлось заключение русско-крымского договора, помимо русско-турецкого.

В то же время хан активно добивался возобновления военных действий против России и дважды (в 1712 и 1713 годах) достиг успеха.

В 1713 году Девлет-Гирей II во второй и последний раз был лишён крымского престола, что совпало с окончанием русско-турецкой войны 1710–1713 годов.

В следующий раз план подчинения к России Причерноморья был предложен фельдмаршалом Минихом, сумевшим прорваться в Крым и захватить Очаков.

Значение деяний Петра I на причерноморско-крымском направлении состояло в том, что он включился в обсуждение проектов перехода региона под власть Российского государства, сделав его реальным направлением имперской внешней политики.

При этом дипломатические игры Гази- и Девлет-Гирея с Россией были попытками лавирования между двумя сильными державами (Турцией и Россией) боровшимися за доминирование в регионе. Подобные действия в это время были характерны и для других буферных государственных образований, старавшихся сохранить и даже расширить свои привилегии: Запорожского войска, калмыков хана Аюки и даже Гетманщины Ивана Мазепы.

Успешные результаты этой игры можно было бы предъявить как аргумент для повышения статуса соответствующей автономии в глазах верховного суверена, использовать как предлог для начала выгодной местным элитам войны, укрепления личного положения в имперской иерархии.

Царица Анна: предвосхитила Екатерину Великую и заложила фундамент Новороссии

7 февраля 1693 года родилась средняя дочь русского царя Ивана V (брата Петра I) по имени Анна. В пантеоне русских правителей императрица Анна Иоанновна занимает весьма скромное место. Однако в истории Новороссии ей довелось сыграть довольно важную роль

Ключевой проблемой, стоявшей перед этой царицей стало обеспечение безопасности южных рубежей России. Решая её, она во многом предвосхитила судьбоносные деяния Екатерины Великой.

Прутский договор 1711 года с Османской империей принёс мир России лишь относительный. Почти ежегодно в южные провинции происходили вторжения зависимых от Порты крымско-ногайских орд.

В 1713 году были опустошены земли Казанской и Воронежской губерний, в 1714-м разорён Царицын (современный Волгоград), окрестности Изюма и Харькова, в 1715–1718 годах набегам подвергались Астрахань, Тамбов, Пенза, Симбирск, Саратов и Черкесск. Несколько десятков тысяч жителей разорённых регионов были пленены или погибли.

Лишь поражение Порты от Австрии в 1718 году и начавшаяся война с Персией вынудили степняков снизить свою активность. Тем не менее огромный стратегически важный регион между Днепром и Волгой продолжал жить в условиях военной угрозы. Это не могло не сказаться на его хозяйственном развитии.

Победно завершив в 1735 году военные действия в Польше и усилив там своё влияние, Россия готовилась взять реванш у Турции за неудачный Прутский поход Петра I.

Необходимо было обезопасить южные границы, восстановить контроль над устьем Дона. Хотя президент Военной коллегии Бурхард Миних в своём знаменитом письме императрице Анне ставил куда более далеко идущие цели. Среди них – овладение Крымом и Кубанью, покорение буджакских татар, освобождение Дунайских княжеств, части Греции и даже Константинополя.

Сложно сказать, насколько серьёзно Анна Иоанновна и её фаворит Эрнст Бирон относились к этому плану. Ведь соотношение сил двух империй было явно не в пользу России.

Петербург мог выставить для войны на юге до 200 тыс. солдат и казаков, в то время противник (по оценкам европейских дипломатов) в два раза большие силы. Огромное преимущество османов состояло в наличии у них многочисленной и манёвренной ногайской конницы, привыкшей к боевым действиям в степи. Серьёзным подспорьем для них являлся военный флот на Чёрном море. Русская же армия была сильна дисциплинированной и хорошо обученной пехотой.

Начинать войну без союзников со столь грозным противником было явной авантюрой. В связи с этим российская дипломатия всеми силами стремилась не допустить замирения Османской империи и Персии. Боевые действия в Закавказье и Месопотамии должны были и дальше связывать значительные силы турок и их союзников.

Для этого ещё в 1732 году правительство Анны Иоанновны пошло на территориальные уступки в пользу шаха Персии за счёт прикаспийских провинций. В последующие два года персы смогли выбить османов из Азербайджана, Восточной Грузии и Армении.

В марте 1735 года в освобождённой от турок Гяндже было заключено соглашение о возврате Ирану Дербента, крепости Св. Креста и Баку (без права передачи другой державе) в обмен на продолжение войны шаха с султаном. Персидско-османский договор решили не заключать без участия русского двора. Не забыли прописать и коммерческие привилегии русских купцов в державе Аббаса III.

Возобновление турецко-персидской войны позволяло привлечь к действиям против Порты государство Габсбургов. Формально Петербург и Вену связывал оборонительный союз, однако новая война с османами явно не входила в планы австрийцев. Занятые противостоянием с Францией, они и сами рассчитывали на российскую помощь.

Поэтому, когда летом 1735 года по пути на Кавказ крымцы вторглись в русские владения, и Петербург запросил у Вены военную помощь, та ответила лишь готовностью посредничать в переговорах с Портой.

Русские войска в 1736 году уже завоевали Азов и вторглись в Крым, когда венский двор продолжал настаивать на русско-турецкой конференции при австрийском посредничестве. Но попытки Габсбургов уклониться от союзнического долга окончились неудачей. Султан отверг мирные переговоры, а кроме того стал стягивать войска к австрийским границам.

9 января 1737 года была наконец заключена австро-российская конвенция о совместной войне против османов. Несмотря на то, что о территориальных претензиях обеих сторон в документе не говорилось, в ходе переговоров Австрия фактически признала необходимость присоединения Крыма к России.

Кампании 1737–1739 годов Россия вела уже совместно со своим западным союзником. Тем самым был создан исторический прецедент, повторившийся во вторую русско-турецкую войну Екатерины II, когда русские и австрийцы снова помогали друг другу в борьбе с общим врагом.

И если в «екатерининскую» эпоху военные потенциалы России и Османской империи были сопоставимы, то начиная войну 1735–1739 годов, правительство царицы Анны сильно рисковало. Не начни Австрия боевые действия, Турции не пришлось делить свои силы между Причерноморьем и Западными Балканами. А значит, и результат войны мог бы быть совсем иным.

Это объясняет, почему Петербург поспешил вступить в мирные переговоры с Портой, как только Вена заявила о выходе из войны.

В сентябре 1739 года между Россией и Османской империей был заключён Белградский мирный договор. По нему среди прочего Петербург получал контроль над участком Правобережья Днепра в районе поселения Новый Миргород (ныне город Новомиргород Кировоградской области).

В правление двоюродной сестры царицы Анны – Елизаветы Петровны, через полтора десятилетия после мира в Белграде у Нового Миргорода была создана провинция Новая Сербия. Для её прикрытия от набегов степняков построили крепость Святой Елизаветы – впоследствии город Елисаветград. Именно ему и предстояло стать первым административным центром Новороссийской губернии при её учреждении императрицей Екатериной II в 1764 году.

Но влияние Анны Иоанновны на судьбу Новороссии проявлялось не только в формировании территориальной основы, но и в организации колонизации региона.

В 1730 году в Полтавско-Екатеринославском пограничье и в южной части Харьковского региона (между Днепром и Северским Донцом) стартовало строительство Украинской укреплённой линии. Ее общая протяженность составляла около 300 километров. В целях обустройства укрепрайона и службы здесь из Белгородской и Воронежской губерний переселялись русские однодворцы (военно-служилое население, занимавшееся охраной границы).

Проект укреплённой линии предусматривал возведение 16-ти крепостей, соединённых непрерывным валом и рвом.

Первая из заложенных крепостей получила название Ивановская – в честь отца царицы Ивана V. Позднее, в честь её матери Парасковьи Фёдоровны была заложена Парасковейская крепость (ныне – село Парасковия Харьковской области). В честь первых царей из династии Романовых были названы Михайловская и Алексеевская крепости (ныне – сёла Михайловка и Алексеевка Первомайского района Харьковской области). Именем небесного покровителя Петра I была названа Петровская крепость (ныне – село Петровское Харьковской области).

Строительные работы в основном проводились силами казаков малороссийских и слободских полков, а также крестьян, принадлежавших казацкой старшине, духовенству и помещикам.

Впоследствии за счёт активной миграции малороссов в поселения на укреплённой линии здесь сформировалось смешанное русско-украинское население.

Практику русско-украинской колонизации региона восприняла Екатерина II, когда повелела раздавать земли в бывшей Новой Сербии русским дворянам и сняла запрет на переселение туда выходцев из Малороссии. Новороссийский наместник Григорий Потёмкин добился облегчения переходов в Причерноморье крестьян из губерний Великороссии и выходцев с Правобережной Украины.

Ещё в ходе войны 1735–1739 годов полки однодворцев Украинской линии были сведены в армейский корпус. Впоследствии Потёмкин перевёл их на казачью службу, сделал их основой для Екатеринославского войска (корпуса).

После присоединения к России территории бывшей Очаковской области казаки-екатеринославцы несли кордонную службу по Днестру. Здесь же многие из них и осели, пополнив городские общины Тирасполя, Григориополя, Овидиополя и Новых Дубоссар.

Дедушка Новороссии. Бурхард Кристоф фон Миних и Украинская линия

Если Алексея Мельгунова и Григория Потёмкина можно считать отцами – основателями Новороссии, то фельдмаршал Миних вполне заслужил право называться её «дедушкой».

Его деятельность по созданию Украинской укреплённой линии между Днепром и Северским Донцом во многом обусловила смешанный русско-украинский характер колонизации Полтавско-Екатеринославского пограничья и южной части Харьковского региона.

При образовании в 1760-х годах Новороссийской губернии Украинская укреплённая линия стала одной из её частей. Опыт Миниха и его соратников по организованному освоению Дикого поля учитывался при создании военно-поселенческих провинций Новая Сербия и Славяно-Сербия, колонизации Приазовья, Северной Таврии и Очаковской области.

Необходимость укрепления южных границ Левебережной и Слободской Украины определялась негативными последствиями Прутского похода 1711 года и заключённого по его итогам Константинопольского мирного договора. Петербург тогда лишился не только Азова, но и значительной части междуречья Дона и Днепра.

Это усиливало опасность вторжений в юго-западные провинции Российской империи со стороны Крымского ханства. Для их прикрытия ещё Петром I было намечено использовать полки ландмилиции, комплектуемые из отставных солдат, драгунов, пушкарей, стрельцов, казаков.

Поскольку выплата жалования и оснащение в них осуществлялись на более скромном уровне, нежели в регулярных армейских полках, содержание ландмилиции обходилось казне значительно дешевле. В царствование императора – реформатора были сформированы первые полки ландмилиции, за которыми в 1727 году закрепилось наименование «украинские». Употреблялось оно исключительно в территориальном контексте.

В царствование Анны Иоанновны глава Фортификационного управления, а затем и Военной коллегии Бурхард Миних добился возведения на юге империи сразу нескольких оборонительных линий: Украинской, Царицынской, Оренбургской, Закамской, Уйской, Тоболо-Ишимской, Иркутской и Колыванской. Возводились они в соответствии с господствовавшей в то время в Европе системой непрерывных укреплений.

Численность украинской ландмилиции была увеличена, а её служба сосредоточивалась на охране пограничных фортификационных сооружений.

Интерес графа Миниха к организации поселенных войск был не случаен. Значительная часть его военной карьеры прошла под началом принца Евгения Савойского – создателя полков «военной границы» в австрийской имперской армии. Познания в обустройстве «Grenzregimenter» он постарался применить и на российской службе.

Работы по возведению Украинской укреплённой линии начались весной 1730 года и шли под общим командованием Миниха. Непосредственно же руководил работами Киевский генерал-губернатор, граф Вейсбах, а организовывали их генералы Андрей Дебриньи и Алексей Тараканов.

До конца октября того же года было построено 10 крепостей (из намеченных 16). В основном они возводились в виде бастионных четырехугольников. В каждой из них строились казармы, цейхгауз, пороховой погреб, казна, колодец. Крепости были соединены непрерывным валом и рвом, протяжённостью около 300 км. Межкрепостные пространства были усилены редутами, частоколом, блокгаузами, форпостами.

Первая из заложенных крепостей получила название Ивановская (Святого Иоанна) «во имя блаженныя памяти Великого Государя Царя и Великого Князя Иоанна Алексеевича…». Позднее, в честь матери императрицы Парасковьи Фёдоровны была заложена Парасковейская крепость (ныне – село Парасковия Харьковской области). В честь первых царей из династии Романовых была названы Михайловская и Алексеевская крепости (ныне – сёла Михайловка и Алексеевка Первомайского района Харьковской области). Именем небесного покровителя Петра I была названа Петровская крепость (ныне – село Петровское Харьковской области).

Строительные работы в основном проводились силами казаков малороссийских и слободских полков, а также крестьян, принадлежавших казацкой старшине, духовенству и помещикам (около 30 тыс. человек ежегодно).

Возводить оборонительные сооружения приходилось в экстремальных условиях, т. к. Крымское ханство пыталось помешать строителям частыми и жестокими набегами. Сказывалась нехватка воды, строительных материалов. Вследствие большой спешки и непрофессионализма строителей качество возводимых сооружений сильно страдало. Поэтому уже в 1734 году Военная коллегия постановила провести переделку и починку «худых мест» линии.

Участие в строительных работах принимали и солдаты ландмилиции. В январе 1731 года специальной инструкцией было установлено, что службу на укреплённой линии следует нести 16-ти конным и 4-м пешим полкам.

Новые полки ландмилиции формировались за счёт однодворцев Белгородской и Воронежской губерний. Ещё со времени становления Российского государства эти южные регионы заселялись служилыми людьми. За ними закреплялись поместья и оклады, за которые они несли военную службу, защищая от неприятельских нападений «тамошние пограничные места яко свои жилища».

Правительство предписало размещать поселения русских однодворцев вдоль Украинской линии, отвести им землю и другие угодья, «каждому столько же, сколько они держали раньше и были бы способны обеспечить себя и могли бы охранять границу так, как охраняли её их деды и прадеды». Кроме того, стражи укреплённой линии получали жалование и налоговые льготы.

Однодворцы направлялись в полки на основе добровольной записи, жеребьёвки или очередности несения службы. Каждый милиционер имел подпомощника, помогавшего в ведении хозяйства и также получавшего государственное жалование. Подпомощников рекомендовалось набирать из числа родственников милиционеров, существовала возможность обмена ролями между ними. В 1733–1742 годах для выполнения функций подпомощников на Украинскую линию ежегодно отправляли более чем 12 тыс. человек.

Содержание ландмилиции обходилось Российскому государству в 500 тыс. рублей в год. В основном эти средства собирались за счёт налоговых платежей всё тех же однодворцев (оставшихся жить в родных местах), плативших специальный семигривенный сбор.

К концу 1732 года полки были официально названы в честь городов, где они в основном формировались: Рыльский, Путивльский, Курский, Севский, Белгородский, Брянский, Старооскольский, Валуйский, Новооскольский, Ливенский, Елецкий, Воронежский, Орловский, Козловский, Тамбовский, Ефремовский, Ряжский, Борисоглебский, Слободской, Белёвский. Это помогает определить географию происхождения первых жителей Украинской линии.

В 1738 году названия ряда полков были даны нескольким новым крепостям между Днепром и Северским Донцом. Так здесь появилась Белёвская крепость (административный центр линии, позже – местечко Белёв, переименованое в Константиноград, а затем Красноград), Ливенская крепость (ныне – село Ливны Полтавской области), Ряжская крепость (ныне – село Рясское Полтавской области), Ефремовская крепость (ныне – село Ефремовка Харьковской области) и др.

Массовое переселение однодворцев вместе с семьями на Украинскую линию началось в 1734 году. Оно затруднялось низкими темпами строительства жилья для переселенцев. Подпомощникам не хватало навыков возведения глиняных строений. В связи с этим было даже дано специальное разрешение в тех местах, где находился лес, вместо мазанок строить деревянные здания.

В засушливый, безлюдный регион, где часто случались татарские набеги однодворцы переселялись без особого энтузиазма. Поэтому возникли проекты заселения линии казаками из Слободской Украины и старообрядцами из польских владений. Однако, по разным причинам они были отвергнуты. Многие однодворцы самовольно уходили на Левобережную и Слободскую Украины, на Дон, скрывались в помещичьих сёлах родных губернии. В этой связи в январе 1738 года был опубликован именной указ императрицы о суровом наказании не только беглецов, но и тех, кто им помогал.

В преддверии русско-турецкой войны (1735–1739 годов) Миниха отозвали из Польши, и он теперь уже лично занялся делами Украинской линии и ландмилиции. В 1736 году Украинская ландмилиция была сведена в армейский корпус, который должен был состоять из 20 конных полков (на положении драгунских) общей численностью более 20 тыс. человек. В сжатые сроки была проведена реконструкция многих крепостей и укреплённых селений, усилен правый фланг линии, примыкавший к Днепру, обустроен внутренний контур обороны.

Однако действовать как единому целому Украинскому корпусу тогда не довелось. К осени 1736 года на линию были переселены лишь 7 полков (к 1738 году их число достигло 9). 10 полков участвовали в успешной осаде Азова под командованием Петра Ласси (1736 год).

Воспользовавшись недоукомплектованностью войск Украинской линии в начале войны, крымские татары смогли единственный раз прорвать её (по другим данным, отряды Крымского ханства смогли вторгнуться в Слободскую Украину и Малороссию, обойдя укрепления линии).

После завершения той войны и кончины Анны Иоанновны крупномасштабные работы по реконструкции Украинской укреплённой линии больше не предпринимались. Она окончательно утратила своё стратегическое значение после строительства Днепровской линии в Приазовье.

Эволюцию населённых пунктов Украинской линии можно проследить на примере уже упомянутой Белёвской крепости.

К востоку от крепости возникла Солдатская слободка, где жили семьи нижних чинов, а также подпомощники ландмилиционеров. К западу от Билёвской крепости был выстроен квартал переселенцев с Левобережной Украины. Между крепостью и этим кварталом была сооружена первая кузница. В 1745 году при крепости организуются первые ярмарки, строятся за счет казны специальные помещения под магазины. Бурное строительство стимулировало работу кирпичных заводов.

В 1752 году открылась начальная школа для подготовки детей ландмилиционеров к военной службе: учили чтению, письму, арифметике, а также «инженерному искусству» и артиллерийской науке.

Плодородные земли в окрестностях Билёвской крепости раздавались русским дворянам и украинской казацкой старшине. За полвека (в 1731–1784 годы) вокруг Билёвской крепости выросло местечко в котором проживало 617 человек, было 130 домов, 3 кузницы, около 20 магазинов, несколько шинков, каждый год проводились 3 ярмарки.

С 1750-х годов здесь начало развиваться шелководство и ткацкий промысел. В 1764 году крепость включена в состав Екатерининской провинции Новороссийской губернии, а в 1778 году стала уездным центром Азовской губернии. В 1784 году поселение рядом с крепостью стало городом Константиноградом, включённым в начале XIX века в Полтавскую губернию.

Российское правительство, завершив постройку Украинской линии, создало укрепленный Причерноморский плацдарм, размещенный вблизи Крыма с целью выхода к Черному морю. Однако эта стратегическая задача была реализована только в 60–90-х годах XVIII века в результате двух победоносных русско-турецких войн: 1768–1774 и 1787–1791 годов, когда на основании мирного договора Россия окончательно закрепилась в Крыму.

Большое влияние на судьбы русских однодворцев Украинской линии оказали «титаны» Екатерининской эпохи – Пётр Румянцев и Григорий Потёмкин.

В 1769 году во время «румянцевской» русско-турецкой войны полки Украинского корпуса были переведены на положение регулярных, приняли активное участие в боевых действиях в составе 2-й армии Румянцева – Панина. Военные поселенцы Украинской линии, оказавшиеся вне состава регулярных войск, в 1787 году были «обращены» Потёмкиным в казачью службу, став основой для формирования Екатеринославского войска (корпуса). В его составе однодворцы участвовали в главных сражениях «потёмкинской» войны с османами, особо отличившись в ходе Нижнедунайской операции 1789 года. После окончания войны казаки – екатеринославцы несли кордонную службу на новой Днестровской границе Российской империи. Многие из них тогда осели в Тирасполе и других селениях Приднестровья.

До Первой мировой войны население однодворческих слобод в районе бывшей Украинской линии уверенно росло. В 1914 году здесь насчитывалось более 129 тыс. жителей, после чего начался спад.

По данным переписи 2001 года в этих населённых пунктах проживало около 57 тыс. человек, из них русский язык как родной указали 75,9 % (исключая Красноград как город, и Парасковию, Рясское и Ливенское в которых доля русскоязычного населения колеблется от 3 до 12 %, поскольку однодворцы были переселены в другие места ещё в XVIII веке).

Новая Сербия или Новая Молдавия? Кто на самом деле начинал заселение Новороссии

В феврале 1752 года на имя российского канцлера Алексея Бестужева-Рюмина был подан проект обустройства провинции Новая Сербия, который мог направить развитие этого военно-поселенного региона по пути автономного государственного образования. Автором данного проекта являлся фактический глава Новой Сербии, генерал Иван Хорват.

Хорват был этническим сербом и до перехода на русскую службу являлся подданным Австрийской империи. В Габсбургсгой державе он служил на границе с Турцией, пока там не начались непопулярные среди сербских гранычар (пограничников) реформы.

Осенью 1751 года тогда ещё полковник Хорват прибыл во главе группы сербских офицеров для поселения в Российской империи и продолжения пограничной службы. Планировалось, что балканцы привлекут в Россию ещё несколько тысяч соотечественников, из числа которых будут сформированы этнически однородные полки.

Бестужев-Рюмин, ставший вдохновителем проекта сербского переселения, считал целесообразным размещение южных славян в Поволжье «от Самары до Ставрополя, от Саратова до Камышинки». Здесь планировалось построить до двадцати крепостей для прикрытия региона от набегов степняков.

Однако сербы желали укорениться поближе к родным Балканам, на территории Малороссии, в районе Батурина. В результате личного вмешательства в эту дискуссию императрицы Елизаветы Петровны возобладал «украинский вектор». Причём Новая Сербия расположилась не на Левобережье, а на правом берегу Днепра.

Данный регион, соответствующий северной части современной Кировоградской области, оспаривался Османской империей и Польшей, был вновь присоединён к России по итогам русско-турецкой войны 1735-1739 годов.

Административным центром Новосербской провинции стало местечко Новый Миргород (современный город Новомиргород). Колонисты, селившиеся в его окрестностях, первоначально формировали два полка (гусарский и пехотный), каждый из которых делился на 20 рот. Последние являлись первичными административными единицами провинции. Каждая рота занимала свою территорию с укрепленным поселением в центре.

Для прикрытия Новой Сербии от татарских набегов к югу от нее возвели крепость Святой Елизаветы (впоследствии – Елизаветград, Кировоград ныне – Кропивницкий).

Военные поселения зачастую создавались на территории существовавших населённых пунктов малороссов, но это не мешало присваивать им сербские названия: Вуковар, Сомбор, Чонград и др.

Первоначально селиться в Новой Сербии разрешалось «выходцам только из Молдавии, Валахии, Македонии, Сербии», а «не из других каких народов». Тем самым проживание на территории полков уроженцев Малороссии, Запорожья и внутренних губерний России запрещалось. Украинские крестьяне могли находиться в провинции лишь в статусе офицерских денщиков. Этим активно пользовались командиры, легализуя, таким образом, работников в своих хозяйствах.

Иностранные переселенцы – военнослужащие получали жалование, земельные наделы, субсидии на обзаведение хозяйством. Они имели существенные льготы по налогам и многим повинностям. Государство финансировало развитие инфраструктуры: строительство церквей, административных зданий и т. п. Поселяне могли вести беспошлинную торговлю и промыслы.

Указ об учреждении Новой Сербии был опубликован императрицей 22 января 1762 года. Провинция получала элементы автономного статуса: она находилась в прямом подчинении Сената (минуя военную коллегию), Хорват мог передавать чин полковника в гусарском полку своим детям (что означало наследственную власть над регионом).

Полный титул Хорвата звучал так: «Его высокопревосходительство господин генерал-лейтенант при гусарских полках Новосербского корпуса главный командир и первого гусарского полка непременный полковник».

В упомянутой записке на имя канцлера Хорват развивал идею автономного обустройства провинции на крайнем юго-западе Российской империи.

По его мнению, представлять колонистов перед русской властью должен был «паладин» – верховный гражданский чиновник. Предлагалось предоставить поселянам право выбора этого должностного лица из своей среды с последующим утверждением победившей кандидатуры царским указом. При «паладине» рекомендовалось создать региональную канцелярию.

За счёт присвоения графских титулов офицерам, отличившимся в организации переселения, предлагалось формировать местную аристократию.

Региональную судебную инстанцию Хорват видел в качестве коллегии из 12-ти присяжных, избираемых в провинции. Также он предлагал выбирать регионального епископа, кандидатура которого подлежала утверждению в имперском Священном Синоде. Местную власть в поселениях предлагалось вручить выборным магистратам.

Политический проект Хорвата обосновывался тем, что данная административная система якобы позволит привлечь в Новую Сербию до ста тысяч переселенцев.

Эти предложения не были отвергнуты российскими властями, но их инициатору указывалось на то, что предоставление столь широкого самоуправления возможно лишь после заселения провинции многочисленным населением. На переходный период гражданская власть в Новой Сербии была разделена между Хорватом и комендантом Елизаветградской крепости, генерал-майором от артиллерии Иваном Глебовым. Правда, Новосербская канцелярия в Новомиргороде всё же была учреждена.

Русский генерал командовал всеми несербскими войсками в провинции, представлял интересы Новой Сербии в Сенате, контролировал контакты Хорвата с сопредельными государствами. Такая модель административного сопровождения местных властей широко практиковалась в тот же период в ряде казачьих областей России.

В деле переселения на Днепр соотечественников Хорват сразу же столкнулся с серьёзными трудностями.

Процесс осложнялся территориальной отдалённостью Западных Балкан, логистическим трудностями, плохой обустроенностью провинции в начале 50-х годов, довольно суровым (по крайней мере по сербским представлениям) климатом Поднепровья.

Однако главным сдерживающим фактором было противодействие сербскому переселению в Россию со стороны Австрии и транзитных государств.

Австрия опасалась потери большого числа лояльных подданных. Габсбургские чиновники задерживали и высылали команды новосербских офицеров, отправлявшиеся на Балканы для вербовки соплеменников. Польские магнаты и простые шляхтичи беззастенчиво грабили переселенцев на соответствующем участке их следования. Османская империя и её вассалы на Дунае также препятствовали этой кампании.

В этих условиях основной упор в пополнении новосербских полков был сделан на иммиграцию из Молдавского княжества. «Ко двору» в Новом Миргороде пришёлся молдавский шляхтич Манолакий Замфиракович, явившийся к Хорвату в 1752 году и предложивший организовать переселение «в службу и вечное подданство» большого числа соотечественников.

Данное предложение входило в противоречие с российско-османскими договорённостями о взаимной передаче беглых.

Петербургские чиновники задумались над этим вариантом заселения пограничья, зато сербский командующий без проволочек принял молдаванина на службу. Своей властью Хорват позволил выводить желающих мигрировать молдаван и волохов тайно через территорию Польшу. Приведенные таким путем иммигранты становились для российских властей выходцами не из Турции, а из Польши. Лишь через некоторое время официальные власти России согласовали такую «схему».

Правительство подвластного туркам Молдавского княжества очень опасалось массового исхода своих подданных в Россию. В связи с этим молдавский господарь активно протестовал против планов создания Новой Сербии.

Тем не менее, в 1752–1754 годах под Новый Миргород переселилось 620 семейств молдаван, волохов и болгар. Основная часть молдавских переселенцев шла из междуречья Прута и Днестра, а также из Подолии. На фоне весьма скромных темпов миграции сербов и македонцев это привело к формированию романского этнического большинства в провинции.

В декабре 1754 года население Новой Сербии составляло 2225 мужчин и 1694 женщин. 76 % мужского состава составляли молдаване и волохи. Однако командные должности в провинции занимали лишь сербские офицеры. Численность мужского сербского населения в тот период составляла 257 человек, македонцев – 124, венгров – 79, болгар – 57.

Численность молдаван в составе Новосербского корпуса продолжала расти. К примеру, в 1764 году романцы показали наибольший прирост среди этнических общин провинции (если не учитывать украинцев и русских) – 721 человек.

Однако, к том году взошедшая на российский престол Екатерина II сняла ограничение на переселение в Новую Сербию восточных славян. На Правобережье Днепра устремились малороссийские казаки, русские дворяне, перемещавшие в свои здешние поместья крестьян из внутренних губерний. В том же году население Новой Сербии почти удвоилось за счёт 5234 великорусских и 4193 малороссийских переселенцев.

Война 1768–1774 годов с Турцией внесла сильные коррективы в этническую картину Елизаветградской провинции недавно образованной Новороссийской губернии. Последний крупный набег крымских татар на русские земли (1769 год) опустошил территорию провинции. Степняки увели на невольничьи рынки около 20 тыс. пленников, уничтожили 150 селений.

Через три года российские власти разместили у Елизаветграда новую крупную группу молдаван – около 15,5 тыс. человек обоего пола, а в 1773 году ещё 1,1 тыс. человек. Это были подданные Молдавского княжества, перешедшие в ходе войны на сторону России. Так молдавская община на некоторое время вновь стала самой многочисленной в окрестностях Елизаветграда.

Однако, в последующее мирное столетие население Елизаветградского уезда быстро росло за счёт славян, и к концу XIX века доля молдаван сократилась до 6 % жителей (свыше 44 тыс. человек).

История административного образования Новая Сербия прервалась в 1764 году в силу целого ряда причин, в т. ч. финансовых злоупотреблений Хорвата. Однако определяющее значение имела слишком высокая финансовая цена и низкая эффективность иностранной колонизации. Новая Сербия была упразднена как отдельная административная единица и включена в состав созданной Екатериной II Новороссийской губернии.

В связи с этим возникает вопрос: мог ли Хорват в принципе добиться заявленной им в политическом проекте стотысячной численности своей провинции в случае интенсивного переселения сюда молдаван из Пруто-Днестровья?

Ответ позволяет дать анализ численности населения Молдавского княжества того времени.

К середине ХVIII века общая численность населения Молдавии составляла менее 600 тыс. человек, из которых в междуречье Прута и Днестра жили лишь около 125 тыс. человек. Ещё около 30 тыс. молдаван проживали на левобережье Днестра в османских и польских владениях. Таким образом, для сосредоточения в Новосербской провинции до ста тысяч переселенцев из Пруто-Днестровья следовало переместить на Днепр не менее половины здешних подданных господаря, что являлось в условиях середины ХVIII века нереализуемой задачей.

Сопоставимую по масштабу цель по переселению нескольких десятков тысяч молдаван в Херсонскую губернию Петербург смог решить лишь в начале XIX века, когда ни султан, ни господарь уже не могли помешать этому проекту.

Сукоб на Днепре. Как переселение черногорцев спровоцировало превращение Новой Себрии в Новороссию

Слово «сукоб» переводится с сербского языка как конфликт. Социальный конфликт, сторонами которого были черногорская беднота и сербское дворянство в военно-поселенческой провинции «Новая Сербия», во многом обусловил процесс её преобразования в Новороссийскую губернию с пересмотром всей переселенческой политики России в Причерноморье.

2 июля 1753 года указом Сената Российской империи была создана Черногорская комиссия, призванная содействовать переселению горцев с побережья Андриатики во владения русского царя.

К моменту создания этого органа стало очевидно, что программа переселения сербов и других южных славян из австрийских владений в Россию столкнулась с большими затруднениями. Черногория призвана была стать дополнительным источником кадров для формирования пограничного корпуса на южных рубежах России.

Тем более, что ещё со времён Петра I Россию и Черногорию связывали партнёрские отношения. В признательность за антитурецкое восстание, которое горцы подняли в 1711 году (во время Прутского похода) русский царь повелел ежегодно выплачивать финансовую помощь Черногории.

Формально черногорцы считались подданными Османской империи, но по факту вели перманентную борьбу за независимость от Порты. Живя в сложных природных условиях, да ещё и в постоянных военных столкновениях, черногорцы отличались высокими боевыми качествами. К тому же и черногорский митрополит Василий Петрович заверял российские власти, что тысячи его соотечественников готовы поддержать Россию в борьбе с общим врагом.

По предложению коллегии иностранных дел возглавлять вербовку и переселение черногорцев в Россию должен был Степан Петрович – племянник упомянутого митрополита, бывший сербский офицер австрийской службы, прибывший в Россию в команде Ивана Шевича (возглавившего Славяно-Сербскую провинцию на реке Лугань). В России он начал службу в чине майора.

Черногорским переселенцам давался такой же «социальный пакет», что и сербам: оплата переезда, автоматическая «конвертация» чинов, жалование, земля в безвозмездное владение, «подъёмные» для заведения хозяйства.

По специально разработанному маршруту черногорцам, поступавшим на русскую службу, предстояло следовать через австрийский Триест в Вену, где они снабжались российским паспортами, а за тем в Киев.

В августе 1756 года после долгих мытарств из Австрии в Россию прибыла первая группа черногорцев численностью в 54 человека. Бросалась в глаза исключительная молодость переселенцев: самому старшему – 36 лет, а возраст большинства не достигал и 25 лет. Через месяц пришли ещё 86 черногорцев.

Пусть и номинальных, но подданных султана решили поселить подальше от османских границ – под Оренбургом, где намечалось создание военно-поселенческой провинции по примеру сербских на Днепре и Лугани. Там же, на границе Европы и Азии планировалось сформировать Черногорский полк.

В 1757 году прибытие групп черногорцев продолжалось. Одной из крупнейших была команда в 155 человек. При этом по дороге в Австрию её пытались перехватить венецианцы, встревоженные активностью русских вербовщиков. В стычке один переселенец погиб, а корабль, нанятый для транспортировки волонтёров, сожжен.

К концу года непосредственно Степан Петрович привёл в Киев ещё 162 человека. Однако наиболее «урожайным» стал 1758 год. Только во второй его половине черногорская иммиграция составила более 1 тыс. человек.

В дальнейшем же этот процесс пошёл на спад. Виной тому был усилившийся военный натиск Порты на Черногорию, протесты Стамбула и Венеции. Сказывались также финансовые затруднения Российского государства. Ведь шла напряжённая Семилетняя война.

Большой урон делу переселения приносили махинации вербовщиков, поскольку эта деятельность была связана с щедрым вознаграждением.

Очень распространён был набор сербских мещан и крестьян под видом черногорских воинов. Зачастую вербовщики ограничивались поиском рекрутов среди черногорских сезонных работников в южно-славянских владениях Австрии. При возникновении затруднений в найме горцев в списки включались и местные обыватели. Однако ехать в далёкую Россию соглашались активнее всего не самые благонадёжные субъекты: люди без определённых занятий, правонарушители, банкроты и т. п.

Такой состав новобранцев явно не соответствовал ожиданиям российского командования. Самых юных переселенцев направляли в Петербург на учёбу в кадетский корпус. Основная же масса мигрантов без особого восторга направлялась вглубь России.

В 1758 году из-за нежелания следовать на поселение к Оренбургу в Москве, через которую происходила пересылка, произошли волнения черногорцев. Возникшую проблему была вынуждена обсудить Конференция при императорском дворе.

При расследовании этого инцидента выяснилось, что косвенными виновниками этих беспорядков являлись агенты командиров Ново-сербской и Славяно-сербской провинций Хорвата, Шевича и Прерадовича. Они усиливали опасения черногорцев ехать ли им в Оренбург и агитировали тех проситься на службу под начало сербских генералов.

Если бы Иван Хорват знал, чем обернётся для него эта интрига, то, вероятно, совершенно по-другому строил свою политику.

Конфликт удалось разрешить благодаря приезду в Москву Черногорского митрополита. Власти пошли на уступки: желающих оправиться на поселение в Новую Сербию и Славяно-Сербию отпустили по их желанию, часть волонтёров отправились на войну с Пруссией. Оставшиеся черногорцы поступили под командование сербского офицера, будущего писателя Симеона Пишчевича.

Планировалось сформировать на основе этого отряда сугубо черногорское подразделение российской армии. Однако тут вновь вмешался генерал Хорват.

Он стал зазывать людей Пишчевича и его самого в Новый Миргород (административный центр Новой Сербии), где создавались Македонский и Болгарский полки. Непосредственно Пишчевичу обещался чин подполковника. Также на молодого офицера оказывалось давление через князя Никиту Трубецкого и графа Петра Шувалова. В итоге он согласился подать прошение о переводе в Новую Сербию, пожертвовав даже придворной должностью, полученной немногим ранее.

Прибыв в Новый Миргород черногорская команда быстро разочаровалась в своём выборе.

Выплата жалования, а также преференций для рядовых задерживалась, а служба оказалась довольно тяжёлой. Болгарский полк, в который определили Пишчевича, существовал только на бумаге. Это не сулило ему быстрой карьеры, поскольку в боевых действиях это подразделение участвовать не могло.

Следует заметить, что в подавляющем большинстве черногорцы стали рядовыми поселенцами, поскольку не имели на родине офицерских чинов, которые можно было бы конвертировать в соответствующие российские звания.

В тоже время они чувствовали себя гораздо увереннее в отношении провинциальной сербской офицерской аристократии, нежели украинские «денщики» (фактические крепостные офицеров) или молдавские поселяне. Ведь последние с точки зрения родного княжества, находящегося неподалёку от Новой Сербии, были преступниками. Высылка из провинции для них была равносильна уголовному наказанию. Сказывался и задиристый нрав горцев.

Среди других простолюдинов провинции черногорцы стали проявлять наибольшую готовность к силовым действиям против Хорвата и его окружения.

В августе 1760 года был раскрыт заговор под руководством двух прапорщиков (Андреевича и Богдановича) из черногорской команды. Они планировали убийство командующего и ряда офицеров, захват провинциальной казны, уничтожение архива. С захваченными деньгами они планировали скрыться. Расследование выявило 69 участников данного заговора. Ответственность же была довольно мягкой – денежные штрафы и перевод в другие подразделения.

В том же году в Новой Сербии произошли события, которые командующий провинцией расценил как мятеж.

Воспользовавшись тем, что в ожидании набега крымцев поселянам было роздано оружие, группа солдат, унтер-офицеров и обер-офицеров (среди которых ведущую роль играли черногорцы) решила организовать демонстрацию у штаб-квартиры Хорвата и потребовать причитающегося жалования и провианта.

Командующий отдал приказ стрелять по демонстрантам картечью. В назидание другим «оппозиционерам» тела убитых несколько дней были выставлены на показ.

Сразу после данного инцидента Петербург принял версию ново-сербского «губернатора» об имевшем место мятеже. Но после восшествия на престол Петра III и Екатерины II эти события стали предметом расследований, по итогам которых Хорват лишился своей должности и был сослан в Вологду.

Решение же о закрытии «черногорского проекта» колонизации приграничных степей было принято российским властями ещё до трагических событий в Новой Сербии. Это произошло по итогам прихода в Россию последней крупной группы (800 человек) переселенцев, оформленных в документах как «черногорцы» в конце 1758 года.

Эта была одна из самых дорогих экспедиций. Только для выплаты жалования её участникам во время следования и карантина российскому послу в Австрии пришлось взять крупный кредит в 12 тыс. имперских гульденов.

Однако по прибытии в Киев почти 600 человек сославшись, что они сербы, а не черногорцы попросились в Новую Сербию, в черногорской же команде согласились числиться лишь 218 человек.

Таким образом, стало очевидным, что черногорская военно-поселенческая колонизация стала профанацией. Вместо профессиональных военных, готовых поселиться на южных рубежах России вербовщики набирают все больший процент сербских обывателей в австрийских владениях.

Последние, в большинстве своём нацеливались лишь на «временную работу». Кроме прочего, данный подход был чреват дипломатическим конфликтом с Габсбургами.

Дела по Черногорской комиссии были закрыты в 1759 году, и черногорцам, желающим переселиться в Россию, предлагалось делать самостоятельно, на месте получая все причитающиеся выплаты и льготы.

Таким образом решение Екатерины II учредить над ново-сербскими и славяно-сербскими полками, как и Украинской укреплённой линией Новороссийскую губернскую администрацию диктовалось ещё и стремлением не допустить нарастания социальной напряжённости на южной окраине империи.

Ведь, выражаясь языком конфликтологии, к началу 60-х годов в Новой Сербии сформировалась «воронка противостояния», которая могла вовлечь всё население провинции и, учитывая культурные различия, вылиться межэтнический конфликт.

Снятие запрета на переселение в Новую Сербию свободных жителей из Левобережной Украины, приток старообрядцев из польских владений, русских дворян и крепостных крестьян, привели к стремительной русификации края, в условиях которой черногорско-сербские противоречия быстро потеряли прежний накал.

«Вторая созидательница Новой России». Екатерина Великая и начало русско-украинской колонизации Причерноморья

«34 года правления Екатерины – суть 34 лета Истории Новороссийской». Так характеризовал государственную деятельность Екатерины II один из первых исследователей истории Новороссийского края, одессит Аполлон Скальковский. В этих трудах императрица добилась потрясающих успехов. Но было бы большой ошибкой воспринимать их как работу «с чистого листа».

Вместе с императорской короной Екатерина II унаследовала клубок нерешённых проблем в развитии недавно присоединённого региона к югу от Малороссии и на стыке границ с Османской империей и Польшей. Без их решения не могло быть и речи о том, чтобы эта стратегически важная провинция (получившая впоследствии статус Новороссийской губернии) стала бы локомотивом развития Российской империи.

По состоянию на начало 1760-х годов земли будущей Новороссийской губернии были разделены между пятью административными субъектами: военно-поселенными провинциями Новая Сербия и Славяно-Сербия, Новослободским и Бахмутским казачьими полками, а также Украинской укреплённой линией. В предшествующие десятилетия здесь внедрялись разнообразные и порой противоречивые модели переселенческой политики.

В заселении Новой Сербии и Славяно-Сербии основной акцент был сделан на привлечение иностранных колонистов. Для несения пограничной службы сюда приглашались православные выходцы из Сербии, Македонии, Дунайских княжеств. В качестве денщиков разрешалось принимать малороссов из польских владений. Прямое переселение казаков и крестьян из Малороссии и внутренних губерний России в эти провинции было запрещено. Для привлечения иностранцев правительство применяло существенные преференции: безвозмездную раздачу крупных земельных владений, выплату «подъёмных» денег и жалования, право беспошлинной торговли и промыслов.

Создание Новосербской провинции сопровождалось в своё время массовым выселением отсюда выходцев из Малороссии, обживавших эти места до прихода балкарцев. В 1753 году здесь насчитывалось 3828 казачьих и крестьянских дворов (около 11,5 тыс. душ мужского пола). По указам Елизаветы Петровны прежние жители этой части Заднепровья должны были селиться рядом с Новой Сербией, «на 20 верст в глубь запорожских земель». Таким образом был создан Новослободский казачий полк.

На протяжении 50-х годов в Новой Сербии, по сути, происходило замещение населения. Балканцы занимали место выселяемых отсюда казаков и малороссийских крестьян. Однако вследствие того, что иностранная колонизация протекала недостаточно интенсивно, численность населения этой провинции сокращалась. К 1761 году она составляла 6305 душ мужского пола (почти в 2 раза меньше, чем в 1753 году). Не менее сомнительной была и экономическая сторона данной реформы: за 12 лет существования Новой Сербии (1752–1763 годы) на обустройство иностранных колонистов было выделено около 700 тысяч рублей. Гораздо более крупную сумму указывает в своих работах ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН Инна Лещиловская. Она приводит оценку общих расходов российской казны «на освоение и подъём Новой Сербии» в 7 млн рублей. Для понимания масштаба этих расходов надо учитывать, что объём государственного бюджета Российской империи в 1763 году составлял 17,2 млн рублей.

Тем временем население Новослободских поселений росло гораздо быстрее, чем в Новой Сербии, причём без существенных ассигнований. На 1 января 1763 года здесь было зафиксировано 19625 душ мужского пола. Это было следствием более демократичной переселенческой политики: проживать здесь могли не только свободные переселенцы-малороссы из Правобережной Украины, но и запорожские казаки, русские старообрядцы из польских и османских владений. Распространённым методом миграции крестьян и казаков из Гетманщины в Новослободские селения был переход через польские владения.

Замкнутые этнические сообщества, образовавшиеся в Новой Сербии стали благоприятной средой для коррупции и произвола. В 1760 году в Новомиргороде (административном центре Новой Сербии) разразилось вооружённое восстание рядовых против главы провинции, генерал-лейтенанта Ивана Хорвата и высокопоставленных офицеров. Как позже было установлено следствием, Хорват присвоил 65 тыс. рублей, предназначенных на выплату жалования. Пятеро руководителей этого восстания были казнены, однако Хорват лишился своей должности, имения и был выслан в Вологду.

Напряжённо складывались и межэтнические отношения в регионе. Для высвобождения земель для балканских переселенцев власти применяли воинские команды. Запорожские казаки были не довольны образованием Новой Сербии на бывших землях своего войска, из-за чего происходили вооружённые стычки. Слободские поселяне жаловались на то, что сербские офицеры насильственно заставляли их работать в личных хозяйствах, допускали рукоприкладство. Большинство таких жалоб местные власти оставляли без ответа.

При этом недоукомплектованные полки иностранных переселенцев являлись весьма слабым прикрытием границы с Османской империей и Крымским ханством.

Екатерину II ситуация на южной границе волновала настолько, что уже в 1763 году, спустя год после воцарения, она направила специальную комиссию в Новую Сербию и соседние провинции во главе с генерал-поручиком Алексеем Мельгуновым. Последний, кстати, был единственным сподвижником Петра III, помещённым под арест во время переворота 1762 года. Однако новая правительница умела ценить деловые качества даже своих политических оппонентов, и поэтому бывший вельможа недолго сидел без дела.

В своё время в Петербурге циркулировал анекдот о том, что Мельгунов был причастен к злоупотреблениям новосербской администрации. Когда над Хорватом за многочисленные проступки ещё только начинали сгущаться тучи, он якобы попытался подкупить влиятельных царедворцев. Среди них был и Мельгунов. Последний честно рассказал императору Пётру III о полученном подношении. Государь расхвалил своего любимца, забрал себе половину суммы и повелел Сенату решить дело в пользу наместника.

И вот по воле императрицы Мельгунову вновь предстояло заняться расследованием злоупотреблений в Новой Сербии. Но на этот раз исходя из государственных интересов.

Комиссией Мельгунова был составлен проект преобразований пограничных провинций на юге, который был утверждён императрицей в начале 1764 г. Ведомственная разобщённость и бесконтрольность местных чиновников ликвидировалась. Учреждалась Новороссийская губерния, первым губернатором которой стал всё тот же Мельгунов. Национально-территориальные образования в Новороссии упразднялись. Вместо них вводились 3 провинции: Елисаветинская, Екатерининская и Бахмутская.

Вся земля бывшей Новой Сербии (1421 тыс. десятин) была разделена на участки в 26 десятин (на земле с лесом) и 30 десятин (на безлесной земле). Получить землю в наследственное владение могли «всякого звания люди» при условии поступления их на военную службу или записи в крестьянское сословие. Земельные участки приписывались к восьми местным полкам: Чёрному и Жёлтому гусарским, Елисаветградскому пикинёрному (на правобережье Днепра), Бахмутскому и Самарскому гусарским, а также Днепровскому, Луганскому, Донецкому пикинёрным полкам (на левобережье Днепра). Позднее на основе этого полкового деления ввели уездное устройство.

В 60-е годы XVIII века началось заселение Новороссийской губернии за счёт внутрироссийских переселенцев. Важную роль сыграла отмена запрета на поселение в Новороссии для жителей Левобережной Украины. Миграции крестьян из центральных губерний России способствовала раздача земель военным и гражданским чиновникам – дворянам. Для обустройства вновь полученных владений они стали перевозить на юг своих крепостных.

В 1763–1764 годах были изданы специальные законы, регулировавшие положение иностранных переселенцев. Они получили разрешение селиться в городах или сельских местностях, индивидуально или колониями. Им дозволялось заводить мануфактуры, фабрики и заводы, для чего они могли покупать крепостных крестьян. Колонисты имели право открывать торги и ярмарки без обложения пошлинами. Ко всему этому добавлялись различные ссуды, льготы и иные поощрения. Была специально учреждена канцелярия опекунства иностранцев.

Утверждённый в 1764 году «План о раздаче в Новороссийской губернии казенных земель к их заселению» торжественно объявлял, что поселенцы независимо от того, откуда они пришли, будут пользоваться всеми правами «старинных российских подданных».

Тем не менее, в этот период формировались условия для преимущественно русско-украинской колонизации Новороссии. Результатом данной политики явился стремительный рост населения в южных пределах Европейской России. Уже в 1768 году без учёта регулярных войск, находящихся в регионе, в Новороссийском крае проживало около 100 тыс. человек.

На протяжении года (до марта 1764 года) административным центром Новороссийской губернии являлась крепость Святой Елизаветы (ныне город Кропивницкий). Мельгунов активно трудился над приданием ей облика города. Губернатор озаботился организацией строительства каменных домов, создал первое образовательное учреждение – школу для офицерских детей.

Важным событием имперского масштаба стало открытие в Елизаветинской крепости губернской типографии «для теснения духовных и светских книг». Её учреждение особо оговаривалось в губернских штатах, утверждённых императрицей. Это была едва ли ни первая типография, открытая в провинциальном центре России. Используя свои связи в столичном Сухопутном кадетском корпусе, Мельгунов добился для организации типографии передачи оттуда всего необходимого. До переезда типографии в новый губернский центр (в город Кременчуг) в Елизаветинской крепости успели издать две книги: «Азбуку Российскую» и комедию «Кофейный дом», сочинённую обер-комендантом крепости Чертковым.

Весьма символично, что в губернии, ставшей главным административным творением эпохи Просвещённого абсолютизма Екатерины II, книгоизданием начали заниматься ещё до возведения основных государственных учреждений.

Алексей Мельгунов покинул Новороссию в 1765 году. По приглашению Екатерины II он возглавил Камер-коллегию, разрабатывал проект реформы государственных финансов. Для Новороссии же императрица позднее нашла не менее энергичного и талантливого управителя – Григория Потёмкина.

Крым и «Нулевая мировая война». Как союз с Берлином приблизил ликвидацию ханства

28 августа 1756 года на европейском континенте прозвучали первые залпы Семилетней войны. В историю она вошла как рубежное событие, знаменующее начало нового этапа в геополитике и военном деле.

Причиной тому был глобальный характер военных действий, которые затронули как Старый Свет, так и Америку, и Южную Азию. Воюющие стороны активно применяли тактику «тотальной» войны, предполагающую не особую разборчивость в выборе методов достижения победы.

Самой войне предшествовала «Дипломатическая революция» в Европе, когда произошла коренная перестройка военно-политических альянсов: на смену Франко-Прусскому и Австро-Британскому союзам пришли коалиции Франции с Австрией и Англии с Пруссией.

Российская империя вместе с входившей в её состав Малороссией и формирующейся Новороссией выступила на стороне Вены и Парижа. Основным мотивом такого выбора стало стремление не допустить усиления Пруссии. И если резко возрастающие геополитические амбиции Берлина стали проявляться ещё в преддверии «Нулевой мировой» (как иногда называют Семилетнюю войну), то совершенно новым явлением стало стремление к большей самостоятельности на международной арене Крымского ханства.

Именно в ходе глобального военного конфликта 1756–1763 годов возглавивший ханство Крым-Гирей предпринял решительные действия по ослаблению внешнеполитической зависимости от Порты. Россию не могло не насторожить, что осмелевший Бахчисарай начал сближаться с Берлином. Лишь неожиданное восхождение на престол российского императора Петра III – известного симпатизанта Фридриха II Прусского, предотвратило появление на стороне противников России крымских войск.

Вероятно, Екатерина II, вступившая на русский престол в самом конце Семилетней войны, не могла не учитывать эти процессы в своей внешней политике. Последовательные и настойчивые действия по поглощению Россией Крымского ханства можно рассматривать и как эхо Семилетней войны.

Само восхождение Крым-Гирея на политический олимп Крымского ханства не обошлось без прусского содействия. В монархи он был выдвинут ногайцами Буджакской и Едисанской орд, вышедших из повиновения Бахчисарая. В дни мятежа летом 1758 года в бессарабских Каушанах стала создаваться вторая резиденция Крымского хана.

Пока Оттоманская Порта медлила с признанием властных полномочий «самопровозглашённого» хана на него вышли агенты прусского короля Фридриха II.

«Великий Фриц» решил использовать кочевников в своих интересах. В обмен на финансовую помощь и политическую поддержку Крым-Гирею предлагалось двинуть присягнувшие ему орды к границам воевавшей с Пруссией (в рамках Семилетней войны) Австрии. Расчёт делался на то, что обеспокоенные такой демонстрацией у своих границ австрийцы выведут из боевых действий против пруссаков часть войск и отправят их в тыл.

Поход должен был пройти через земли вассально зависимых от Турции Дунайских княжеств. Крым-Гирей стал шантажировать их вторжением ногайцев. Валахия, в итоге, смогла откупиться, а Молдавия – нет, поскольку в Яссах происходил кризис власти.

В сентябре 1758 года шедшие в сторону австрийской Трансильвании 80 тыс. ногайцев обрушились на беззащитное Молдавское княжество (поскольку оно не имело собственных вооружённых сил). Столь большая массовость набега определялась тем, что к западным ордам Крымского ханства присоединились сородичи из Приазовья.

Две недели длился беспрецедентный погром Молдовы, который вошёл в местную историю под говорящим названием «Разлив татарвы». Захваченных в рабство и разграбленного имущества было так много, что за транспортировку трофеев из княжества отвечали специальные команды.

Между тем авторитет Крым-Гирея среди ногайцев взлетел «до небес», ведь его вылазка, как нельзя лучше соответствовала принципам ведения «набеговой экономики» кочевников. Порта же оказалась в очень сложном положении, поскольку осенью 1758 года восстала ещё и Кубанская орда.

В итоге Крым-Гирей был официально признан Крымским ханом. Под нажимом Стамбула он обязался возместить ущерб, нанесённый Молдавскому княжеству. Однако как только оценочная комиссия молдавских бояр нанесла визит хану, она оказалась под фактическим арестом. Свою свободу вельможи купили ценой занижения данных об ущербе, нанесённом татарами.

Не было выполнено и обещание Крым-Гирея отпустить всех угнанных из Молдавии невольников (подданных султана, к слову). Вместо этого родственники пленённых были вынуждены нести выкупные платежи.

Всё это свидетельствует о том, насколько условным был контроль Османской империи над своим основным вассалом в Северном Причерноморье. Было лишь вопросом времени то, когда имевшимися противоречиями османов и крымцев-ногайцев воспользуются другие геополитические игроки.

Взаимодействие нового хана с агентами прусского короля велось на постоянной основе. К концу Семилетней войны личным врачом Крым-Гирея, а также полевым медиком в ханском войске стал присланный из Берлина врач Фрезе. Король уделил большое внимание подбору этой кандидатуры. Прусская дипломатия пыталась использовать ханство в игре на обострение османско-российских отношений.

Активизация контактов между Крымом и Пруссией произошла в 1761 году, когда серьёзно ухудшилось положение Фридриха II в противостоянии c «союзом трёх юбок» (как он пренебрежительно называл коалицию Австрии, России и Франции, находившихся под женским правлением: Марии Терезии, Елизаветы Петровны и маркизы де Помпадур).

В то время как будущий могильщик Крымского ханства, русский генерал Румянцев осаждал крепость Кольберг в Померании (критически важную для коммуникации Пруссии с главным союзником – Англией) к Фридриху явился посланник хана с важной миссией.

В переданном обращении Крым-Гирей восторгался мужеству короля, бросившим вызов основным державам Европы. Хан предлагал направить на помощь королю 16-тысячный корпус всадников в обмен на денежную субсидию.

Фридриха это предложение очень заинтересовало.

С ответным визитом в Бахчисарай был направлен посланец короля с предложением осуществить набег силами ногайских орд на южные границы европейской России. Это, по мнению прусского монарха, должно было отвлечь часть русских войск от схватки на западе, а, кроме того, втянуть в конфликт на стороне Пруссии Порту.

Предложенный же в помощь крымский корпус король предлагал направить, как и в 1758 году против австрийцев. В обмен прусский правитель обещал выделить денежное вознаграждение хану в размере 200–300 тыс. пиастров и оставить татарам всю добычу, захваченную в ходе боевых действий в Европе.

Крым-Гирей высказался в поддержку этого плана, но сослался на то, что сможет приступить к активным действиям только с согласия Стамбула. До получения такового и в целях сковывания сил русских хан намеривался мобилизовать свои военные силы и расположить их в Бессарабии «под Аккерманом, там, где Днестр скатывает свои быстрые волны в Чёрное море». Намекнул он также и на необходимость более щедрого вознаграждения.

Крымский правитель явно намечал поход в междуречье Днестра и Днепра к пока ещё плохо укреплённой российской провинции Новая Сербия.

В середине XVIII века это было самое слабое место российской границы с Крымом. Разрушив недавно основанную крепость Святой Елизаветы можно было быстро достигнуть польских владений, а оттуда устремиться в рейд по российским провинциям или ударить по тылам русской армии, воевавшей в Германии.

В связи с этим можно утверждать, что последний крупный поход крымцев на Россию через Новую Сербию-Новороссию под командованием всё того же Крым-Гирея (в 1768 году) был спланирован им ещё во время Семилетней войны. Правда, время для нанесения данного удара было явно упущено. За насколько лет этот участок границы был основательно укреплён. Войнам хана так и не удалось покорить Елизаветинскую крепость.

Условия для вступления Крымского ханства в Семилетнюю войну сложились уже после того, как из неё после смерти императрицы Елизаветы Петровны вышла Российская империя. В 1762 году султан стал склоняться к созданию антиавстрийской коалиции с королём Пруссии.

Крым-Гирей выразил готовность направить для военных действий на территории австрийской Венгрии 50 тыс. человек и ещё 8 тыс. человек в помощь основным силам Пруссии, действовавшим в Силезии.

Фридрих в обмен обязался заплатить за эту помощь 225 тыс. пиастров (дополнительно к 100 тыс., выделенным Бахчисараю ранее). Кроме того, прусская дипломатия брала на себя обязательство убедить прогерманского императора России Петра III уничтожить укрепления на границе с Крымским ханством.

Зная о лукавстве бахчисарайских правителей, прагматичные немцы обязались вручить всю причитающуюся Крым-Гирею денежную сумму при пересечении его войсками австрийской границы.

Летом 1762 года началась практическая подготовка крымского похода на Австрию. Ногайские орды концентрировались у Каушан, в ставку хана прибыл прусский офицер венгерского происхождения, хорошо знавший регион предполагаемых военных действий.

Но тут в военные дела вмешалась дипломатия.

О готовившемся вторжении узнали французы.

Стараясь не допустить нового удара по своим союзникам (австрийцам), французские дипломаты смогли в последний момент убедить султана Мустафу III не заключать соглашения с Фридрихом. Главные лоббисты сделки с немцами великий визирь и муфтий (получившие за содействие от короля огромную взятку) оказались бессильны.

Крым-Гирей очень нервно воспринял такую перемену международного курса в Стамбуле. Осенью 1762 года, когда Пруссия перехватила инициативу в сражениях с Австрией, официальные представители Пруссии были отозваны из резиденции хана.

Стамбульские чиновники знали об этих интригах хана с главой другой державы, но некоторое время от активных действий воздерживались. Ведь за Крым-Гиреем была мощная поддержка ногайцев. Случай избавиться от слишком самостоятельного хана представился в 1764 году, когда тот потерпел неудачу в походе против черкесов. Но через четыре года его вернули на крымский престол в условиях начинавшейся «Румянцеской» русско-турецкой войны (1768–1774 годов).

На этот раз его правление было не долгим. Лидерство, как и жизнь амбициозного хана закончилось сразу после того, как его давно вынашиваемый проект похода против России потерпел неудачу.

По господствующей версии Крым-Гирей был отравлен в своей бессарабской резиденции агентами из Стамбула. Но появление нового хана, стремящегося играть активную самостоятельную роль в международных делах было лишь вопросом времени. При этом объективные интересы Крымского ханства, жившего «набеговой экономикой» входили в явное противоречие с Российской державой. Екатерина II это хорошо понимала.

«Греческий проект» и Новороссия. Как Екатерина Великая задумала реализовать пророчество о возрождении Византии

21 сентября 1782 года императрица Екатерина II подписала одно из самых известных посланий в дипломатической истории России. Его адресатом был австрийский император Иосиф II, и касалось оно территориального переустройства Балканского полуострова.

Поскольку центральным предложением императрицы являлось «восстановление древней Греческой империи», изложенный план получил в исторической литературе название «Греческий проект».

Монаршее письмо было составлено на основе разработок статс-секретаря царицы, имевшего малороссийское происхождение, Александра Безбородко.

Восстановить «Греческую империю» планировалось за счёт вытеснения с Балкан османов. Кроме собственно греческих территорий в возрождённую «Византию» предлагалось включить Болгарию, Македонию и значительную часть Албании. Столицей греков разработчикам плана виделся, конечно же, Константинополь, а правителем – второй внук Екатерины Константин Павлович. Российский принц должен был отречься «навсегда от всяких притязаний на русский престол».

Проектом предусматривалось создание также буферного государства на границе трёх империй (Российской, Австрийской и Греческой) под названием Дакия, куда вошли бы Молдавия, Валахия и Бессарабия.

Российскую империю Екатерина II считала необходимым расширить за счёт Буго-Днестровского междуречья, где находилась турецкая крепость Очаков. Австрии предлагалось определить свои территориальные притязания в случае согласия принять участие в реализации данного плана.

Иосиф II сформулировал их в ответном письме в ноябре того же года: Хотинский округ на севере Пруто-Днестровья, значительная часть Сербии с Белградом, Северная Албания, а также Истрия и Далмация.

Споры о том, являлся ли «Греческий проект» реальной программой переустройства Балкан или всего лишь дипломатической игрой накануне поглощения Россией Крымского ханства, идут и по сей день. Вероятно, доподлинного ответа на этот вопрос получить уже не удастся.

Однако бесспорным является тот факт, что «Греческий проект» кроме геополитического имел и важный внутрироссийский аспект. Он являлся своеобразной сделкой по привлечению греческих элит к совместной борьбе по сокрушению Османской империи. Причём значительная часть этой работы осуществлялась во вновь присоединённом к России Причерноморском регионе – Новороссии.

Первый шаг к оформлению «Греческого проекта» был сделан в разгар «Румянцевской» русско-турецкой войны 1768–1774 годов. Прибывший в Россию по рекомендации прусского короля Фридриха II известный греческий монах и богослов Евгений Булгарис на церемонии представления императрице открыто высказал сожаление в том, что она не является греческой императрицей. «Греция после Бога на тебя (Державнейшая Императрица) взирает, тебя молит, к тебе припадает», – заявил он.

Вскоре в Петербурге издали труд Булгариса под названием «Размышления о нынешнем критическом состоянии Оттоманской державы». В книге, вышедшей на французском и греческом, а затем и на русском языках, содержался призыв к окончательному разгрому христианскими государствами (прежде всего Россией) Порты. Европейские владения последней, по мнению автора, целесообразно поделить между небольшим Греческим княжеством и христианскими державами. Такая стратегия мыслилась ему как способ достижения «европейского равновесия».

Булгарис стал хранителем личной библиотеки императрицы, действительным членом Императорской Академии наук, затем он был назначен архиепископом Славянским и Херсонским. Эта епархия располагалась на территории недавно образованных Новороссийской и Азовской губерний, в которые привлекались греческие переселенцы.

Возвышение известного соотечественника в ведущей европейской монархии было с воодушевлением воспринято греческими общинами. При дворе Екатерины II Булгарис получил статус дипломатического лица. Он представлял интересы соотечественников, готовил материалы по ситуации в Элладе, писал книги патриотического содержания для распространения на родине. В своих трудах он пропагандировал идею освобождения Греции силой русского оружия.

Большую симпатию деятельность Булгариса вызывала и в российском обществе. Императрица, чуткая всегда к общественному мнению, сделала в 1779 году знаковый шаг навстречу филэллинским настроениям.

Уже упомянутый второй внук Екатерины II получил весьма распространённое среди византийских императоров имя. При выборе его, вероятно, учитывалось широко известное в Греции поверье о том, что освобождение Константинополя от османов произойдёт благодаря человеку, носящему имя Константин.

Один Константин основал Константинополь, при другом столица Византии пала и потеряла свое имя, при новом Константине Византийская империя возродится – утверждалось в пророчествах.

После заключения Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией в причерноморские провинции, опекаемые архиепископом Булгарисом, хлынул поток иностранных переселенцев. Они получили от российского правительства значительные льготы, но самыми существенными привилегиями пользовались греки. Выходцы из Эллады удостоились исключительного права создавать национальные вооружённые формирования из числа участников войны с османами. Некоторые греческие поселения получили статус самоуправляемых колоний, строились греческие храмы, создавались образовательные учреждения для греков.

В 1775 году в Петербурге на казённые средства была создана Греческая гимназия, которая к концу правления Екатерины II получила статус кадетского корпуса. Обязательным условием для принятия в гимназию было знание греческого языка, хотя при обучении большое внимание уделялось изучению русского языка, законов Российского государства, военных и военно-морских дисциплин. Наряду с гражданскими чинами с 80-х годов стали выпускаться офицеры: подпрапорщики, прапорщики и мичманы.

Набирались же учащиеся в основном из районов преимущественного проживания греческих переселенцев: Причерноморья и Приазовья. Таким образом осуществлялась интеграция иммигрантской молодёжи в российское общество.

Практическое значение деятельности гимназии проявилось уже в «Потёмкинской» русско-турецкой войне 1787 —1791 годов, когда в ходе сухопутных и морских боёв отличились многие её выпускники.

В 1783 году Екатериной II было принято решение о переводе данного образовательного учреждения из Петербурга в Херсон под непосредственный контроль наместника Юга Григория Потёмкина. Однако в силу ряда причин данное предписание осталось невыполненным.

Продолжить чтение