Зря ты приехала

Грейс

Я не хотела останавливаться, но, когда на приборной панели машины загорелся индикатор низкого расхода топлива, поняла, что выбора нет. «Ганслингер 66» у шоссе 26 была единственной заправочной станцией, попавшейся мне за сорок миль дороги. Если бы не неоновая вывеска с надписью: «ОТКРЫТО» (хотя на самом деле «ОТКРЫТ», потому что каждые несколько секунд последняя буква О гасла), я бы решила, что заправка вообще не работает.

Станция была обветшалой, с грязными окнами, с едва поддерживающими крышу деревянными балками.

Старая «Мазда»-хетчбэк с урчанием подъехала к насосу. Облегченно вздохнув, я потрясла руками – они болели оттого, что я так крепко сжимала руль.

Я добралась сюда с трудом, последнюю милю держась только благодаря упрямству и надежде.

Захлопнув за собой дверцу, я повесила сумку на плечо и крепко сжала ремешок.

Впереди и сзади не было ничего кроме черного извилистого шоссе, безбрежных полей и солнца, которое поворачивалось ко мне спиной. Вдалеке виднелись горы. Отсюда они смахивали на муравейники, но я знала, что вблизи они больше привычных мне небоскребов. Через дорогу ветер гнал перекати-поле. Честно говоря, если бы не фильмы, я бы не поняла, что это именно оно.

Маленькая потертая наклейка на насосе гласила: «Принимаем только наличные. Пожалуйста, обратитесь к дежурному оператору».

Ясное дело!

Застонав, я завязала волосы в низкий конский хвост и зашагала через посыпанную гравием площадку. Туфли на высоких каблуках были не лучшим выбором дорожной обуви, лодыжки так и норовили подвернуться.

Я потянула на себя заскрипевшую дверь.

В углу жужжал вентилятор, разнося по всей станции запах вяленой говядины и бензина. Большинство полок были полупустыми – наверное, товар завозили нерегулярно. За прилавком стоял огромный мужчина в грязном комбинезоне. Его лицо смахивало на топографическую карту – столько на нем было морщин, глубоких пор и толстых шрамов.

Мужчина повернулся ко мне, но один его глаз не последовал примеру головы:

– А вы нездешняя, дорогуша.

Его голос был густым, как мед, но смотрел он на меня вовсе не медовым взглядом.

Вздернув подбородок, стуча каблуками по деревянному полу, я сделала пару длинных шагов.

– С чего вы взяли?

Пока один глаз мерил меня с головы до ног, другой был устремлен на входную дверь. Мужчина провел рукой по жесткой бороде вниз до нескольких редких волосков, пробившихся у адамова яблока.

– Да просто с того, как вы выглядите.

Он покрутил прядки бороды.

– Ладно, – сказала я. – Мне нужно бензина на шестьдесят долларов.

Сунув руку в бумажник, я вытащила три двадцатидолларовые купюры и бросила на стойку.

Мужчина мгновение стоял неподвижно, пристально глядя на меня, словно пытаясь определить, откуда здесь могла взяться такая женщина.

– Чикаго? – Он схватил деньги и нажал несколько кнопок на старом металлическом кассовом аппарате.

– Нью-Йорк.

Ящик со звоном открылся.

– Далеко вы от дома, мисс.

– Прекрасно это знаю, – сказала я, наблюдая за каждым его движением.

Он положил деньги в кассу и с грохотом задвинул ящик.

– Все, действуйте.

Я кивнула и вышла.

Я то и дело оглядывалась на него до тех пор, пока не оказалась на улице, а добравшись до посыпанной гравием парковки, ускорила шаг. Вставляя пистолет в бензобак, я чувствовала на себе взгляд мужчины.

Цифры медленно менялись на дисплее. Слишком медленно. Достав из сумки солнцезащитные очки, я оглянулась на заправку. Всего секунда – и я заметила его.

Мужчина прижался лицом к окну; изношенная кожа напоминала теперь сырое мясо для гамбургера.

Достав свой сотовый, я обнаружила надпись: «Нет связи» в правом верхнем углу. Итак, телефон мне ничем не поможет.

Число галлонов доползло до шести. Время как будто замедлилось.

Чтобы хоть чем-то себя занять, я постучала своими длинными красными ногтями по машине.

Тук. Тук. Тук.

Скрип.

Дверь заправочной станции открылась. Мужчина немного наклонялся влево, как будто одна его нога была длиннее другой. Он направился ко мне короткими неровными шагами.

Шестидесяти долларов хватило бы, чтобы заправить весь бак, но полный бак был мне не нужен. Мне осталось проехать около ста пятидесяти миль, значит, хватит и половины бака.

Мужчина молча шел через стоянку.

Я тоже молчала.

Капли пота выступили у него на лбу и проложили дорожку по самым глубоким морщинам. Толстый язык скользнул по верхней губе, слизывая пот.

Мой взгляд метался туда-сюда от него к бензоколонке.

Ну же. Ну же.

«Клик, клик, клик» – от бензонасоса.

«Стук, стук, стук» – в моей груди.

А потом раздался новый звук. Какой-то звон. Это позвякивали монеты в его кармане.

Мышцы моих ног и рук задрожали – я инстинктивно приготовилась действовать.

Когда количество галлонов достигло семи, я вырвала пистолет из бака и отбросила в сторону. Бензин пролился на мои пятки, пропитал землю подо мной.

Обежав машину спереди, я скользнула на водительское сиденье и захлопнула за собой дверцу. «Мазда» разбрызгала гравий, когда я вдавила педаль газа в пол, направляя машину в горы.

В зеркало заднего вида я наблюдала, как мужчина кашляет в пыли, поднятой моей машиной. Вот он хлопнул себя ладонью по ноге и топнул. Потом что-то завопил, но я не разобрала слов, да и не хотела разбирать.

Проехав несколько миль по шоссе, я опустила стекло и вдохнула свежий воздух.

«Вдохните через нос, считая до четырех. Задержите дыхание, считая до семи. Выдыхайте через рот, считая до восьми».

Воздух теперь пах по-другому, у него был другой вкус. Вероятно, потому, что он и был другим.

Проделав процедуру трижды, я успокоилась. Сердце снова билось в обычном ритме, руки и ноги расслабились, готовые выполнить команду «дерись или беги».

Дорога впереди походила на черную змею, извивающуюся среди плоских полей, насколько хватало глаз.

Я сняла с одной ноги пропитанную бензином туфлю и уронила на пол под бардачком. Продолжая давить босой ногой на педаль газа, быстро сняла вторую туфлю и отбросила в сторону. Потом включила радио в надежде услышать поп-песню, что-нибудь такое, что поднимет мне настроение, но услышала лишь помехи. Все радиостанции выдавали только помехи, неизменные, как извивающаяся черная змея, по спине которой я ехала; как будто змея шипением давала мне понять, что знает о моем присутствии. Как ни странно, это успокаивало.

Вплоть до «Ганслингера 66» моя поездка протекала без происшествий. Временами мне казалось, что я единственный человек в мире, – так редко мне встречались другие автомобили. В этом одиночестве было что-то прекрасное и в то же время пугающее, оно заставляло чувствовать свою значимость и незначительность одновременно.

Раньше я вообще не думала о штате Вайоминг, а теперь, увидев его во всей красе, устыдилась своего пренебрежения. По мере того как я приближалась к цели своего путешествия, пейзаж менялся, и чем дальше я ехала на запад, тем больше перемены бросались в глаза.

Равнинные серые поля вскоре превратились в холмы, поросшие огромными соснами, разноцветными мхами и травами; холмы прорезали быстрые реки – мозаика красок на все еще влажном, недописанном холсте.

Величественные Скалистые горы возвышались над равниной, и все, кто к ним приближался, оказывались в их неизменной тени. Буйволы и лоси бродили по клочку земли, который всегда принадлежал им и всегда будет принадлежать, по одному из немногих мест первозданной природы. Из-за грандиозного масштаба трудно было осознать, насколько здесь все огромное.

Я никогда не видела ничего подобного – просто другая планета в пределах моей страны, отдельная микровселенная – и от всей души радовалась, что решила здесь побывать.

Перевалило за семь, солнце посылало на землю последние лучи дневного света.

«Пункт назначения справа через тысячу футов», – объявила Сири.

Я нажала «Завершить маршрут» на автомобильном GPS-навигаторе, поскольку сразу за холмом показалось ранчо. Посреди леса, на самом берегу Уинд-Ривер, стоял дом, который как будто вышел из сборника сказок: большой, в деревенском стиле, с верандой по периметру и высокими эркерными окнами. Рядом с домом был сарай и загон для скота. Утки, куры, овцы, коровы и лошади свободно разгуливали по огороженному пастбищу с большим прудом в середине.

Я медленно проехала по посыпанной гравием подъездной дорожке и уже собиралась выйти из машины, когда заметила его. Он распахнул входную сетчатую дверь и приставил ко лбу руку козырьком, прикрывая глаза от скудного вечернего света. Как я и ожидала, мужчина был в синих джинсах, ковбойских сапогах и белой футболке.

В несколько прыжков сбежав с крыльца, он небрежной походкой направился ко мне.

Он был высоким, не меньше шести футов, загорелым и явно накачал мускулы с помощью труда, а не с помощью тренажеров, в отличие от многих городских олухов.

Прежде чем выйти из машины, я быстро надела туфли на каблуках. От них пахло бензином, но я надеялась, что он не заметит и не будет задавать вопросов.

Закинув ремешок сумочки на плечо, я выпрямилась и сдвинула солнцезащитные очки на макушку.

Когда мужчина подошел ближе, я разглядела его получше, отметив розовый шрам длиной в дюйм над левой бровью, по цвету – явно свежий. У всех нас есть шрамы, и у каждого шрама своя история. Интересно, какая история стоит за шрамом этого человека. На щеках его красовалась неопрятная щетина, как будто в последние дни ему было некогда бриться, подбородок был острым, резко очерченным, а глаза – зелеными, как пастбище, на котором паслись коровы и овцы.

Я закрыла рот и крепко сжала губы, чтобы они не отвисли, как у какой-нибудь собаки, пускающей слюни над лакомым куском мяса.

– Вы, должно быть, Грейс Эванс, – сказал мужчина, протягивая руку.

Его голос оказался глубоким, а рукопожатие – крепким.

– Да, это я. Приятно с вами познакомиться.

Я говорила мягче обычного, не тем повелительным властным тоном, к какому привыкли мои коллеги в офисе. Мое рукопожатие получилось слабее, чем у него, скорее из-за тонкого запястья, чем из-за слабости руки.

Я что, флиртую? Или все еще не пришла в себя после того случая с жутким смотрителем бензоколонки? Я не могла сказать наверняка, но инстинктивно отдернула руку.

– Я Келвин Уэллс, и это мне приятно с вами познакомиться. – Он обнажил в улыбке идеально ровные белые зубы, на его щеке появилась ямочка – только справа. – Как прошла поездка?

Келвин зацепился большими пальцами за петли джинсов. На внутренней стороне его правого предплечья виднелось несколько тонких длинных царапин.

– Все было хорошо до «Ганслингер 66».

Я вздохнула, оглядев его с головы до ног. Он был подобен скульптуре, отлично вписывающейся в окружающий ландшафт, как будто просто умолял, чтобы его осмотрели внимательнее. Я поняла, что он будет меня отвлекать.

Розовый шрам дернулся – Келвин приподнял бровь.

– Тот жуткий служащий старой бензоколонки… он вроде как охотился за мной. Из-за него я даже не успела заправить бак. – Я скривила губы.

– Вот черт. Жаль это слышать. Вы в порядке?

Я кивнула.

– Да, теперь все хорошо. Просто это застало меня врасплох.

– Вам не нужно беспокоиться, что здесь случится нечто подобное. Я буду вас оберегать, Грейс, – сказал Келвин с улыбкой.

Тихо рассмеявшись, я покачала головой.

– Что тут смешного? – спросил он, не давая своей улыбке угаснуть.

– О, ничего. Я только что поняла, что говорила как слабая девица, попавшая в беду.

– Ничего подобного мне и в голову не пришло, – усмехнулся Келвин. – Но позвольте помочь вам с сумками и проводить в дом.

Он направился к задней части машины.

– О, вы не обязаны это делать.

На самом деле мне не нравилось, когда люди трогают мои вещи.

– Чепуха. – Он нажал кнопку под номерным знаком, открыв багажник.

– Вы это делаете ради девицы, попавшей в беду? – пошутила я.

– Нет, Грейс. Я специализируюсь на гостиничном бизнесе. – Вытащив обе сумки из машины, он перекинул одну через плечо, другую взял в руки. – «Я буду относиться к вам так хорошо, что вам не захочется уезжать» – таков мой девиз, – с широкой улыбкой заявил Келвин и, направляясь по подъездной дорожке к ранчо, бодро добавил: – Следуйте за мной.

Я взглянула на старую потрепанную машину, на которой сюда приехала, потом снова на него и на мгновение заколебалась. Странное неприятное чувство резануло меня; на мгновение мне показалось, что я в свободном падении. Но все прошло быстрее, чем у меня появился шанс как-то среагировать и задаться вопросом, что же на меня нашло.

С трудом сглотнув, я заставила себя следовать за провожатым. Шаг за шагом.

Келвин

Я опустил сумки Грейс рядом с двуспальной кроватью и, обведя комнату рукой, сказал:

– Здесь ваша спальня.

Грейс вошла следом за мной с дорожной сумкой и маленькой сумочкой и оглядела комнату с ничего не выражающим лицом, рассмотрев каждый угол и каждый квадратный фут. Я не понял, разочарована она или нет.

Когда я начал сдавать комнаты в аренду на Airbnb,[1] я подумывал о косметическом ремонте, но не смог заставить себя им заняться. Обустройством этой комнаты занималась моя мать, она собрала здесь и те вещицы, которые сделала сама, и те, которые нашла на распродажах. В последний раз наш дом обставляли в семидесятых годах, но, по словам соседки, такой стиль снова вошел в моду.

Грейс положила свои вещи на кровать и мгновение колебалась, прежде чем снова повернуться ко мне. Ее взгляд остановился на моей талии, потом она перевела глаза на мое лицо. От нее пахло маргаритками и бензином. Странное сочетание, но я промолчал, не желая показаться невежливым. Ее золотисто-русые волосы доходили до середины спины, а таких голубых глаз я еще ни разу не видел. Они были такими голубыми, что казались ненастоящими. Грейс носила обтягивающую черную юбку, туфли на каблуках и блузку из какой-то сборчатой ткани. Наверняка там, откуда она приехала, это считалось модным, но здешние девушки ничего подобного не носили. Ее нежное лицо резко контрастировало с черной одеждой, и я невольно пристально уставился на ее пухлые губы в ожидании, когда она заговорит.

– Все идеально. – Она улыбнулась, но я уловил нотку опасения в ее голосе и глубоко вздохнул.

Грейс рассмеялась и приподняла бровь.

– Вы беспокоились, что мне не понравится?

– Ну… – Я переступил с ноги на ногу. – Вообще-то, у меня не бывает гостей женского пола, и я сомневался, что городская девушка вроде вас будет себя комфортно чувствовать здесь.

– Если я могу чувствовать себя комфортно в Нью-Йорке среди крыс и тараканов, я могу чувствовать себя комфортно где угодно.

Грейс одним махом забросила дорожную сумку на кровать. Девушка явно была сильной, потому что сумка весила, должно быть, не меньше пятидесяти фунтов.

– Нужна какая-нибудь помощь?

Во время заселения гостей я всегда чувствовал неловкость, задавая такой вопрос. Никогда не знаешь, хотят люди, чтобы я задержался и поболтал, или хотят, чтобы я оставил их в покое. Я был уверен, что Грейс предпочитает последний вариант, но меня уже тянуло к ней, как мотылька к пламени или как чертовых койотов к моим цыплятам, поэтому я всеми силами старался еще немного с ней побыть.

Покачав головой, она сухо сказала:

– Нет, я сама.

Грейс взяла свою черную кожаную сумку, наклонилась и задвинула ее под кровать.

– Совершенно секретные материалы? – пошутил я, почесывая затылок.

Она выпрямилась и посмотрела на меня, нахмурив брови.

– Просто рабочие принадлежности для самых экстренных случаев. Если я не уберу их с глаз долой, то обнаружу, что отвечаю на электронные письма и звонки, а я здесь для того, чтобы расслабиться.

Казалось, она старалась убедить в этом скорее себя, чем меня. У нас с ней было больше общего, чем она предполагала. Мне тоже приходилось чем-то заниматься; праздные руки, как говорится, мастерская дьявола.

– Я могу запереть это в подвале, если хотите.

– Идея мне нравится, но в этом нет необходимости.

Грейс расстегнула молнию большого чемодана и распахнула его, показав стопку книг и идеально уложенные вещи. Я знал, что она любит читать, это значилось в ее профиле на Airbnb. Наверное, она будет проводить много времени, уткнувшись носом в книгу.

Все было упаковано в индивидуальные кубические контейнеры. Грейс открыла один из них и вывалила на покрывало в цветочек стопку кружевных бюстгальтеров и шелковых трусиков. Мельком взглянула на меня и снова сосредоточилась на своих делах. Я воспринял это как намек на то, что девушка хочет, чтобы ее оставили в покое.

– Я вас оставлю. – Я приподнял воображаемую шляпу и сделал пару шагов к двери в коридор.

Грейс повернулась ко мне, ее губы медленно приоткрылись.

– А почему бы вам для начала не показать мне окрестности? Вещи можно будет распаковать и позже.

– С удовольствием. Давайте начнем с холодильника, потому что сейчас мне не помешало бы пиво, – усмехнулся я.

Грейс слегка улыбнулась.

– И мне.

Я тоже не смог удержаться от улыбки – сперва она не показалась мне женщиной, которая любит пиво. Прежде чем шагнуть ко мне, Грейс сняла туфли на каблуках и с облегченным вздохом пошевелила пальцами ног. Ногти на ногах были выкрашены в такой же темно-алый цвет, что и на руках.

На кухне я достал из холодильника два «Бад лайта»[2] и открыл о массивную деревянную столешницу. Грейс взяла одну из бутылок, поднесла горлышко к пухлым губам, а допив, удовлетворенно вздохнула.

Я уставился на нее с благоговейным трепетом. Грейс повернула бутылку пару раз, как будто читала этикетку.

Я сделал большой глоток, пиво зашипело у меня на языке и почти сразу согрело внутренности.

– Кухня здесь, – сказал я, обведя ее рукой.

– Я уже поняла, – поддразнила Грейс.

Мои губы невольно растянулись в улыбке. Я пытался скрыть свой энтузиазм, но тело не слушалось команды мозга. Я наверняка покраснел.

Грейс оглядела кухню. Деревянные шкафы, столешницы из необработанной древесины – мы как будто находились внутри дупла. Поскольку я жил один, все здесь было удобным, а не пижонистым; никаких лишних украшений и ненужных экспонатов вроде медных горшков на колышках. Простая кухня с подставкой для ножей, кофейником, раковиной и кое-какой бытовой техникой. Я считал ее идеальной, но, возможно, она была такой только для меня.

– Просто, минималистично. Мне нравится, – похвалила Грейс.

– Спасибо. Кухня не совсем под стать остальному дому, потому что, ну… – Я замолчал.

Мне не нравилось говорить на эту тему, и я надеялся, что Грейс не будет задавать вопросов.

Я повел ее в гостиную.

– Эту комнату украшала моя мать, поэтому здесь все в стиле вашей спальни.

На книжной полке стояли старые экземпляры непрочитанных журналов, выпущенных давно не существующими издательствами. У камина лежала стопка афганских пледов, а на стенах висели фотографии старых друзей и фото, запечатлевшие моменты из маминого прошлого. Я далеко не всегда знал, какие именно моменты, но предпочитал придумывать истории самостоятельно.

Грейс подошла к большой книжной полке и провела пальцами по корешкам книг.

– Вы любите читать? – спросила она, взглянув на меня.

– Да, мэм.

– Я тоже, – с улыбкой ответила она.

Я чуть было не сказал, что знаю это, но удержался. Ее взгляд упал на чучела, беспорядочно развешанные по гостиной, – без системы, без причин вешать их именно так. Таков был подход моего отца. Головы оленя, лося, волка, снежного барана и пумы. Где бы вы ни стояли, их черные мраморные глаза следили за вами. Я видел, что Грейс чучела не понравились. Она сморщилась, внимательно разглядывая каждое животное, как будто думала, что они могут спрыгнуть со стены.

– Они вас не укусят, – со смехом сказал я.

– Знаю. – Она прикусила нижнюю губу. – Это просто немного не… необычно.

– Здесь – обычно. Но вы нездешняя.

Я посмотрел на нее, скользнул взглядом от ее ног к глазам. Что такая девушка, как она, делает в подобном месте?

– Хотите, чтобы я их снял? – предложил я.

Грейс выглядела как инопланетянка, только что высадившаяся на новую планету. Она покачала головой.

– О нет. Конечно, нет.

– Вы уверены?

– Да.

– Вы к ним привыкнете.

Это была правда – человек почти ко всему привыкает.

Она слегка кивнула, но больше не сказала о чучелах ни слова.

Мы прошли по коридору, и я показал, где ванная, третья спальня и дверь в мою комнату. Потом я показал бельевой шкаф, где лежали полотенца, дополнительные одеяла и подушки. Грейс вела себя очень тихо, просто наблюдая и все запоминая.

Когда мы пошли по коридору обратно, она остановилась перед дверью с висячим замком и спросила:

– А там что?

– А, это дверь в подвал. Туда нельзя, да и вы в любом случае не захотите туда спускаться. Подвал недостроен, там куча пауков, старого хлама и сильно воняет плесенью. – Я быстро поманил ее и сказал: – Пошли.

Не услышав позади ее шагов, я повернулся: Грейс по-прежнему стояла перед дверью, пристально глядя на нее. Я понял, что ей хочется посмотреть, что по ту сторону. Запрети кому-то что-то делать, и он тут же захочет сделать именно это. Любопытство всегда берет верх над людьми, вот почему я и повесил замок.

Грейс, должно быть, почувствовала на себе мой взгляд, потому что быстро повернулась ко мне и улыбнулась, но мне показалось, что ее улыбка слегка дрогнула.

– Ну что, пойдем? – спросила она высоким голосом.

Странно, как изменился ее тон… Но наше знакомство только начиналось, поэтому мне многое могло показаться странным.

Вернувшись на кухню, я раздвинул дверь, ведущую на просторную открытую веранду, которую построил прошлым летом. Тут была симпатичная зона отдыха с диванами, стульями и приставными столиками. Рядом с перилами стояли два гриля – газовый и угольный.

– Красиво, – сказала Грейс, любуясь видом.

Вряд ли Вайоминг мог предложить пейзаж прекраснее. Пастбище с овцами и коровами, ограниченное протекающей вдалеке рекой, густые сосновые леса сразу за дальним берегом и возвышающиеся надо всем горы. Пожалуй, это было единственным, что мне дало возвращение в Вайоминг. Заняться тут особо нечем, здесь не так много людей моего возраста, но виды здесь чудесные, признаю.

– И вправду красиво, – сказал я, глядя на Грейс.

Она взглянула на меня, снова улыбнулась и одним глотком допила пиво. Я хотел спросить, почему она выбрала это место, но она заговорила первой:

– Закончу распаковывать вещи.

Повернувшись на каблуках, она направилась к раздвижной двери.

– Дайте знать, если понадобится помощь.

– Я уже большая девочка и сама могу о себе позаботиться.

Она говорила кокетливо – по крайней мере, мне так показалось. Не прибавив больше ни слова, Грейс исчезла в доме.

Я почувствовал, что у меня горят щеки. В Грейс было нечто особенное, но я не был готов приударить за другой девушкой. Прошло слишком мало времени.

Грейс

Разнокалиберные проволочные вешалки позвякивали друг о друга, когда я вешала одежду в шкаф. Обувь я разложила рядком на полу перед окном. Выдвинув верхний ящик комода, я обнаружила несколько пар женского нижнего белья и спортивный бюстгальтер, все отличных брендов: Lululemon[3] и SKIMS[4]. Странно.

Я взяла трусики-стринги маленького размера. Наверное, их оставила здесь предыдущая гостья, а может, у Келвина была девушка.

Бросив белье обратно в ящик, я задвинула его. Следующий ящик оказался пустым, и я сложила в него свое нижнее белье, купальники и шорты.

Выложив на стол стопку книг, я выстроила их в том порядке, в котором планировала прочитать. Читаю я быстро, поэтому рассчитывала закончить все пять до отъезда. Сперва – легкое пляжное чтиво, его легко проглотить. Такие книги мне нравились потому, что не требовали глубоких раздумий. После мне захочется погрустить, и вот эта книжка обязательно заставит расплакаться – по крайней мере, так гласила реклама на обложке. Еще я решила, что должна чему-нибудь научиться, поэтому захватила книгу о привычках. У меня было несколько вредных привычек, от которых я хотела избавиться, и множество хороших, которые следовало развивать. Нужные привычки гарантируют, что человек не совершит ошибок. Купленный мной роман ужасов обещал, что я испугаюсь… Что ж, посмотрим. Надо хорошенько постараться, чтобы меня напугать. Триллер сулил неожиданный запутанный финал, но в наши дни такое сулят все триллеры, хотя немногие выполняют свое обещание.

Распаковав косметику, инструменты для укладки волос и туалетные принадлежности, я выглянула в эркерное окно над длинным туалетным столиком. От левого нижнего угла до середины тянулась длинная трещина. Я провела по ней пальцем. Край разбитого стекла рассек кожу. Ой.

Я пососала ранку, и она перестала болеть. На стекле осталась полоса крови в несколько дюймов, пейзаж за ней стал искаженным, окрашенным в красное. Примерно таким мне видится город. Я проделала долгий путь, чтобы увидеть мир в другом свете, но он почему-то всегда выглядел одинаково.

Солнце скрылось за горами, на смену свету пришла темнота. Я совсем забыла, какая она. В городе не бывает темно, там слишком много огней.

Вспомнив, что я обещала послать сообщение по приезде, я достала из кармана телефон и увидела в правом верхнем углу экрана надпись: «Нет связи». У меня сжалось в животе, я с трудом сглотнула. Не привыкла я видеть такие надписи.

Я нашла Келвина у плиты на кухне: он что-то готовил и, помешивая в кастрюле деревянной ложкой, небрежно потягивал «Бад лайт». Стряпня не слишком приятно пахла – земляной, мясной, сладкий запах.

– Эй, – окликнула я.

Келвин вздрогнул и быстро обернулся. Когда он увидел меня, по его лицу расползлась улыбка.

– «Эй» – погоняло для лошадей.

Я заставила себя улыбнуться в ответ.

– У вас есть пластырь?

Он положил ложку на сложенное бумажное полотенце.

– Конечно, а что случилось?

Я показала палец. Из пореза вытекла капля крови, которая никак не сворачивалась.

– Боевое ранение из-за вашего разбитого окна.

– О, черт. Извиняюсь.

Он исчез в коридоре и через несколько мгновений появился с небольшой аптечкой.

– Я собирался починить окно. Некоторые из моих постояльцев – не очень хорошие гости.

Выдвинув стул, Келвин жестом пригласил меня присесть, сам сел напротив и достал из аптечки мазь, ватные шарики, спирт для протирания и лейкопластырь. Очевидно, ему не впервой было лечить травмы.

– Жаль, что вам разбили окно, – сказала я.

– Не волнуйтесь. Гости за него заплатили. – Он зубами оторвал уголок пачки и вытащил крошечную сложенную салфетку.

– И часто ваши гости хулиганят?

Я протянула ему палец. Капельки крови просочились из пореза и упали на кухонный стол, тут же впитавшись в необработанную древесину. Келвин, казалось, ничего не замечал или ему было все равно. Он вытер пятно и продолжил обрабатывать ранку.

– Только плохие гости, – ответил он, бросив на меня взгляд.

Я вздрогнула, когда он прижал к ранке смоченный спиртом ватный тампон. Жжение длилось всего несколько секунд.

– Вам неуютно, если в вашем доме останавливаются незнакомые люди?

Келвин ответил не сразу, сперва поднял на меня глаза.

– Они только поначалу кажутся незнакомыми, – серьезно ответил он, прежде чем туго обмотать пластырем мой палец. – Вот и все. Теперь вы как новенькая.

Он улыбнулся, собирая аптечные принадлежности.

– Спасибо.

Вернувшись к плите, Келвин снова стал медленно помешивать в кастрюле.

– Между прочим, в верхнем ящике моего комода лежит женская одежда, – сказала я. – Я просто оставила ее там, где нашла. Подумала, вам следует знать.

Он на секунду застыл. Мне показалось, что его плечи напряглись, но я не была уверена. Потом Келвин обернулся.

– Наверное, это вещи моей бывшей, Лизы.

Он поджал губы и вернулся к помешиванию. Некоторое время я думала, что сказать, потом слова вырвались сами собой:

– Знаете, говорят, что бывшие нарочно оставляют что-то после расставания, чтобы был повод вернуться.

– Ну, я надеюсь, что это не так.

– Почему?

– Потому что она умерла.

Я сглотнула и зашлась в приступе кашля. Келвин быстро достал из шкафчика стакан и налил мне воды.

Я поняла, почему он говорил таким будничным тоном. Такова уж она, смерть. Ты либо жив, либо мертв. Ничего промежуточного.

Он протянул мне стакан, и я осушила его почти до дна.

– С вами все в порядке? – спросил он, легонько похлопав меня по спине.

– Да. – Я откашлялась. – Просто попало не в то горло.

Он кивнул и вернулся к плите.

– Мне жаль вашу бывшую.

Келвин выключил конфорку и отхлебнул пива.

– Могу я спросить, как она умерла?

– Автомобильная авария… около года назад. – Он пару раз повернул бутылку в руках, словно решая, сказать еще что-нибудь или не говорить. – На самом деле мы расстались в ту ночь, когда она погибла, но я уверен, мы сошлись бы снова. Мы всегда сходились.

Он смотрел не на меня, а на белую стену, как будто на ней было нечто важное, на что следовало обратить внимание.

– Мне жаль, Келвин.

Я не знала, что еще сказать. Такого рода разговоры – не моя сильная сторона. Много раз я бывала свидетельницей смерти, но видеть ее и говорить о ней – две совершенно разные вещи.

Келвин снова посмотрел на меня.

– Полагаю, такова жизнь. – Он пожал плечами и покачал головой, как будто его мысли и чувства были нарисованы на «волшебном экране» и он мог запросто их стереть. – Хотите пива?

Смена темы.

Я кивнула.

Келвин достал бутылку из холодильника и открыл.

– Разве у вас здесь нет сети? – спросила я, когда он протянул мне пиво.

– Нет, мэм. Сеть есть только в городе, но, если вам нужно позвонить, у меня есть городской телефон.

Келвин показал на бледно-зеленый телефон на стене. Длинный скрученный шнур доставал почти до пола, как будто однажды его слишком туго натянули.

– О, я просто хотела отправить короткое сообщение другу, чтобы сообщить, что я добралась благополучно. А как насчет вайфая?

– Он есть. Но маршрутизатор нужно заменить.

Келвин прислонился к столу и сделал еще глоток.

У меня на выдохе перехватило горло, и, чуть не задохнувшись, я поспешила отхлебнуть пива. В объявлении не упоминалось отсутствие сотовой связи. Наверное, на это стоило бы обратить внимание… Но, возможно, такое здесь в порядке вещей. Отсутствие вайфая тоже расстраивало, но опять-таки, может, меня слишком сковывают привычки.

– С вами все в порядке? – спросил Келвин с очень обеспокоенным видом.

Я кивнула.

– Да.

Сейчас не время было поднимать шум из-за сотовой связи или интернета. Я только что приехала – и приехала, чтобы расслабиться. Кроме того, даже к лучшему, что никто не сможет до меня дозвониться.

Келвин

– Что у нас на обед? – спросила Грейс.

Теперь, узнав о моей бывшей, она смотрела на меня слегка по-другому. Смерть всегда меняет то, как мы смотрим на мир и друг на друга. Я надеялся, что не совершил ошибку, упомянув о Лизе.

– Мое коронное блюдо. Печеные бобы, бекон и сосиски.

Лицо Грейс осталось невозмутимым: ее явно не впечатлили мои кулинарные способности. Если бы я знал, насколько хорошенькой окажется моя гостья, подобрал бы более изысканное блюдо, но фотография в ее профиле на сайте была, мягко говоря, нечеткой.

– Хотите попробовать?

В стоимость ее проживания включался стол… по желанию. Большинство моих гостей использовали ранчо только как место для ночевок, уезжая ранним утром и возвращаясь поздним вечером. Было приятно пригласить кого-то на ужин.

Грейс сморщила нос, но тут же спохватилась и покачала головой.

– Я собиралась перекусить в городе. Кроме того, мне бы не хотелось вас стеснять.

– Чепуха. Никакого стеснения. Кроме того, уже поздновато ездить по нашим дорогам – по ночам на них выходит много диких животных.

Достав из буфета две тарелки, я разложил по ним еду.

– Вы ведь не вегетарианка? – спросил я, поставив перед ней тарелку и положив ложку.

Грейс посмотрела на еду, потом – на меня.

– Нет, вовсе нет. Просто… Вообще-то, я такого не ем.

Усевшись рядом с ней со своей тарелкой и пивом, я тут же отправил полную ложку в рот. Сладость фасоли, мясистость сосисок и соленость бекона сливались воедино по мере того, как я жевал.

Грейс сидела с широко раскрытыми глазами, держа перед лицом бутылку пива, как будто пытаясь скрыть свою реакцию.

– Просто попробуйте, – улыбнулся я. – Обещаю, вам понравится, а если не понравится, я съем и вашу порцию.

Грейс поставила пиво на стол; мгновение поколебавшись, взялась за ложку и подцепила одну-единственную фасолину.

– Бекон с сосиской вы тоже должны попробовать.

Она взглянула на меня, зачерпнула еду и некоторое время пристально смотрела на ложку.

– Ничего путного не выйдет. – С этими словами Грейс закрыла глаза, зажала нос свободной рукой и сунула ложку в рот.

Довольно театральный жест, но от такой женщины я другого и не ожидал. Жуя, она продолжала затыкать нос и жмуриться, но, когда хорошенько распробовала, распахнула глаза и отпустила нос – как я и предполагал.

– И вправду очень вкусно.

Она радостно зачерпнула еще ложку.

– Я же говорил. Вы должны доверять мне, – усмехнулся я.

Несколько минут мы молча ели, слышно было только постукивание наших ложек по тарелкам.

– Итак, вы сказали, что ничего подобного не едите. А что же тогда вы едите? – прервал молчание я.

– Нормальную еду.

– О, значит, я ненормальный? – поддразнил я.

Грейс рассмеялась и сказала, что не это имела в виду.

– Я просто подшучиваю над вами.

На несколько минут снова воцарилась тишина, как будто мы оба не знали, что сказать, или оба осторожничали со словами.

– Расскажите о себе, Грейс, – попросил я, откидываясь на спинку стула.

Она отхлебнула пива и посмотрела на меня. Ее голубые-преголубые глаза не отрывались от моих. Только так я и мог описать ее глаза – «голубые-преголубые».

– Что вы хотите знать?

– Все. Но давайте начнем с того, чем вы зарабатываете на жизнь, – Я скрестил руки на груди.

– Я работаю в банковской сфере, – буднично ответила она.

– Впечатляет.

Я сделал еще глоток.

Она кивнула.

– Ваша очередь. Что насчет вас, Келвин Уэллс? Чем вы зарабатываете на жизнь?

Она склонила голову набок. Мне понравилось, как она произнесла мое полное имя.

– Я много чем занимаюсь. Фермерством, Airbnb, садоводством, случайными заработками тут и там. Берусь за что угодно, лишь бы занять себя и удержать ранчо на плаву.

Она откинулась назад, скопировав мою позу, и тоже глотнула пива.

– Достойно восхищения.

– Почему вы приехали именно в Вайоминг?

– Почему бы и нет? – Она пожала плечами.

Я приподнял бровь, давая понять, что такой ответ меня не удовлетворяет. Уголок ее губ дрогнул.

– Причина очень глупая.

– Мне нравятся глупости. Выкладывайте.

Грейс отхлебнула пива и, снова встретившись со мной взглядом, сказала:

– Каждый год я закрываю глаза и бросаю дротик в карту Соединенных Штатов. Туда, куда он попадает, я отправляюсь в отпуск.

Она смущенно зарделась.

– Это вовсе не глупо. Похоже на перст судьбы. – Я изобразил легкую улыбку. – Но зачем все-таки так поступать? Почему не выбрать место, куда вам по-настоящему хочется поехать? Черт возьми, сейчас вы могли бы в Калифорнии или на Гавайях лежать на пляже с бокалом пина колады в руке. А не поедать вместе со мной бобы и сосиски здесь, в Дюбуа, штат Вайоминг.

Я засмеялся, и Грейс тоже рассмеялась, но потом посерьезнела. Ее голубые-преголубые глаза блеснули, она вздохнула.

– Моя жизнь – сплошная рутина. B ней все спланировано и еще раз спланировано, каждый день расписан по минутам. B некотором смысле такой подход к выбору места отдыха дает мне свободу.

Я допил пиво и кивнул.

– Понимаю. У меня была такая свобода до того, как я стал владельцем этого ранчо. Теперь все на нем зависит от меня.

– Почему же вы отказались от свободы?

Мне не хотелось отвечать. Я не любил говорить о том, почему вернулся сюда, но решил, что Грейс относится к тем женщинам, которые так или иначе всегда добиваются ответа.

– Пришлось. Родители умерли, поэтому я вернулся сюда года полтора назад, чтобы взять на себя управление ранчо.

Грейс отхлебнула пива. Какие мысли проносились в ее голове? Она не провела здесь и часа, как узнала, что трое моих близких, живших на ранчо, умерли. Это место было как будто проклято; по крайней мере, так поговаривали в городе. Будь я на месте Грейс, я сбежал бы в горы, не дожидаясь, пока здешняя земля поглотит и ее.

– Должно быть, вам пришлось нелегко. – Она поджала губы.

– Да.

Мы еще несколько минут помолчали. Казалось, ни Грейс, ни меня не напрягала тишина, в отличие от большинства других людей, которым вечно надо заполнять паузы словами. Они не понимают, что молчание может сказать гораздо больше слов.

Грейс сделала еще глоток, а когда поставила бутылку на стол, эхо сказало мне, что бутылка пуста. Я подумал, не предложить ли другую, но было уже поздно, и я решил, что пора закругляться, прежде чем мне зададут еще какой-нибудь вопрос о моей семье или моем прошлом.

– Вынужден спросить: вы сознательно выбрали именно это ранчо или метнули наобум дротик на сайте Airbnb?

Я говорил легкомысленным тоном, но был серьезен. Мне хотелось знать, привела ли ее сюда судьба? Или не судьба, а часть проклятия?

– Нет, – ответила Грейс с полуулыбкой. – Я сознательно выбрала это место.

Улыбнувшись в ответ, я отнес наши пустые тарелки в раковину.

Я рад был услышать, что Грейс осознанно решила сюда приехать. Столько всего в жизни решают за нас. Мы не выбираем, где рождаемся, у кого рождаемся, как родители нас воспитывают, какие ценности нам прививают, не выбираем даже, на какой срок родители останутся с нами. Я терпеть не могу не контролировать собственную жизнь. Жизнь бьет тебя по лицу, когда заблагорассудится, а от тебя ожидают, что ты примешь удар и просто двинешься дальше как ни в чем не бывало.

Перемывая посуду, я взглянул на Грейс. Она выглядела усталой и смотрела через дверь на внутренний дворик так, будто была в некоем трансе.

Выключив воду, я вытер руки и сказал:

– Что ж, завтра мне рано вставать. Коровы сами себя не подоят.

Грейс встала и выбросила бутылку в мусорное ведро.

– Утром я сварю для вас кофе, – продолжал я. – И оставлю хлеб и арахисовое масло на тот случай, если вы захотите перекусить.

– Спасибо, Келвин.

– Вам еще что-нибудь нужно, пока я не лег? – спросил я, уже направляясь в сторону коридора.

Грейс слегка наклонилась и, потеряв равновесие, подалась ко мне. Я задел ее рукой.

Небольшой статический разряд был похож на искру, какая бывает, когда «прикуриваешь» свой автомобиль от другого. Два кабеля. Электрических.

Мое сердце забилось быстрее, я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

«Я не готов ни к чему подобному», – напомнил я себе.

Как бы меня ни тянуло к этой необычной женщине, еще слишком рано.

Я вопросительно посмотрел на Грейс. Я не мог лечь спать, не убедившись, что у нее есть все необходимое. Она покачала головой.

– У меня все в порядке. Спасибо за ужин.

– Не за что, Грейс. Спите крепко.

Я кивнул и пошел по коридору к своей спальне. Потребовались все мои силы, чтобы не повернуть назад.

Грейс

Еще никогда в жизни я не высыпалась так хорошо. Большинство людей плохо спят в незнакомых местах, но я не отношусь к большинству. Необычное меня успокаивает. И в уединении ранчо было нечто, из-за чего я чувствовала себя спокойно и в безопасности. Щелканье цикад, вой зверей и уханье совы за окном убаюкали меня ночью и погрузили в глубокий сон. Совершенно противоположный эффект оказывал вой городских сирен и автомобильные гудки.

Еще бóльшим облегчением было осознание того, что у меня нет причин просыпаться.

Выскользнув из постели в черной шелковой пижаме, я высунула голову в коридор.

Тихо. Потом тишину нарушил скрип где-то в глубине дома. Я не поняла, что скрипело, но дом был старым, а старые балки могут трещать и стонать.

Я быстро прошлепала на кухню, на аромат обещанного Келвином кофе. Для меня было редкой роскошью просыпаться после восхода солнца, и я наслаждалась этим.

Должно быть, Келвин сейчас где-то у ранчо ухаживал за скотом или занимался другими делами, обычными для деревенских парней.

Я взяла кружку, которую он для меня оставил, с нарисованной на ней коровой и надписью: «С Вайомингом расставаться будет му-у-чительно больно». Я рассмеялась над незамысловатым каламбуром и налила себе кофе.

Дверь со скрипом отворилась как раз в тот миг, когда я собиралась вернуться в свою комнату.

Келвин появился после стука сетчатой двери. Он был без рубашки и, о боже мой, выглядел даже лучше, чем я себе представляла. Как будто скульптор высек каждый бугорок на его животе и идеально вылепленных грудных мышцах. Его грудь, шея и лоб были в бисеринках пота.

Я чуть не выронила кружку.

Келвин оценивающе оглядел меня с ног до головы и надул румяные щеки.

– Извините, – отведя взгляд, сказал он и начал топтаться на месте, как будто забыл, как стоять неподвижно.

Закинув ногу на ногу, я скрестила руки на груди.

– Ничего. – Я понимала, как нелепо поступила, не купив нечто вроде клетчатой пижамы. Наверняка здешние девушки не надевают на ночь шелк с кружевами, – Вы просто… э-э-э… застали меня врасплох, вот и все.

Келвин улыбнулся, заставил себя посмотреть мне в лицо, и я не отвела взгляд.

– Вижу, вы нашли кофе. – Он показал на мою кружку.

– У меня нюх как у ищейки. – Я взяла кружку и сделала глоток. От напитка поднимался пар.

– Хорошо. Чувствуйте себя как дома. – Келвин сунул руку в карман джинсов. – Кстати, я забыл отдать вам вчера вечером…

Он протянул серебристый ключ на колечке.

– Что это?

– Ключ от дома. Обычно я оставляю дверь незапертой, мы ведь в сельской местности, и все такое, но, поскольку в доме появилась дама, я решил, что лучше будет запирать. Хочу, чтобы вы чувствовали себя в безопасности.

Я надела кольцо на указательный палец, обхватила кружку с кофе обеими руками и сделала еще один глоток.

– Спасибо.

В безопасности? Я уже чувствовала себя в безопасности. Даже спала как младенец. Но что здесь было такого, от чего требовалось запираться? Я подумала, не спросить ли Келвина, но не захотела показаться трусихой, поэтому отмахнулась от этой мысли. Просто мой сумасшедший мозг в любой ситуации подозревал в каждом человеке самое худшее. Когда видишь в людях худшее, трудно что-то упустить из вида. Осторожность заложена в каждом из нас, но мне понравилось, что Келвин хочет меня защитить, и я понимала, откуда у него такое желание. Когда теряешь кого-то, в конечном итоге еще сильней держишься за то, что у тебя осталось. А Келвин многих потерял.

– Есть планы на сегодня? – спросил он, снова переступая с ноги на ногу.

– Никаких планов, буду просто расслабляться. Это входит в правила игры, – ответила я непринужденно.

– А как вы расслабляетесь, мисс Грейс?

– Чтение, йога, бег.

– Кое-что из перечисленного смахивает на работу, – поддразнил он. – Не хочу мешать вашему отдыху, но, если желаете, могу показать окрестности.

По глазам Келвина я видела, что он хочет, чтобы я согласилась. Я не торопилась, заставив его какое-то время подергаться, но наконец ответила:

– Не возражаю. Только быстренько переоденусь.

Повернувшись, я прошла по коридору. Прежде чем скрыться в своей спальне, я оглянулась на Келвина и поймала его взгляд. Он смотрел так пристально… Раньше я уже видела такой взгляд. Я не знала точно, почему он так смотрит, но знала, что мне это нравится.

Келвин

Я вышел из кухни, чтобы подождать снаружи. Усевшись в кресло-качалку на крыльце, я представлял, как Грейс пьет кофе. Наряженная в шелк и кружева, на деревенской кухне она выглядела абсолютно неуместно. И я видел в ее глазах то же самое выражение, какое она, должно быть, увидела в моих – влечение, влюбленность, похоть, а может, что-то еще.

Я потер щеки и подбородок, пытаясь выбросить эти мысли из головы.

Она приехала лишь для того, чтобы отдохнуть и отвлечься от неприятных сторон своей жизни. Она здесь не за тем, чтобы влюбиться в деревенского парня, и я знал, что не смогу впутаться в такую историю, не усложнив все до предела.

Сетчатая дверь распахнулась, появилась Грейс в футболке и обтягивающих легинсах, которые некоторые девушки принимают за брюки. Ее теннисные туфли были девственно-белыми, как мое крыльцо после хорошей мойки из шланга.

– На вас есть что-нибудь, что не страшно испачкать? – поддразнил я.

Она посмотрела на свой наряд, потом снова на меня и засмеялась.

– Вообще-то, в Нью-Йорке я не залезаю в грязь… Разве что с моими клиентами.

Усмехнувшись, я встал с кресла-качалки. Я не знал наверняка, чем Грейс занимается в банковской сфере, но у меня возникло ощущение, что она – безжалостная особа… Или, по крайней мере, может быть такой.

– Наверное, мне придется отвезти вас в город, где вы сможете купить подходящую для Вайоминга одежду.

Слегка ухмыляясь, я спустился по ступенькам крыльца.

– Может, и придется, – сказала она, следуя за мной.

Я то и дело оборачивался на ходу, чтобы посмотреть на Грейс – просто не мог удержаться, – и чуть не споткнулся о камень.

На краю сада я остановился и сказал:

– Вот мой огород. Девяносто процентов выращенного я сдаю в местный магазин, остальное съедаю сам.

Стоя рядом, Грейс внимательно осматривалась по сторонам.

Огородом служил большой участок земли со множеством зелени и овощей, посаженных аккуратными рядками; забор не подпускал кроликов и других животных. Ничего особенного – и все-таки для меня огород был особенным.

– Что вы выращиваете? Или сажаете? Или как там правильно сказать?

Я слегка улыбнулся: мне понравилось, что она интересуется, чем занимаются сельские жители. Обычная городская девушка могла бы до такого не снизойти. Но не Грейс.

– Шпинат, капусту, брюссельскую капусту, лук, помидоры, цветную капусту, морковь, перец, салат-латук, капусту кале, горошек… Список большой.

Грейс качнулась с носка на пятку и с энтузиазмом сказала:

– У меня есть отличный рецепт приготовления брюссельской капусты.

Да, она явно не относилась к большинству! За четырнадцать часов нашего знакомства Грейс не раз успела меня удивить. Здесь мало кто меня удивлял, а по-настоящему не удивляло ничто. Каждый мой день проходил одинаково: я просыпался, ухаживал за животными, за садом, заботился о доме, а если оставалось время, занимался собой. Забота о себе стала второстепенной. Но за короткое время знакомства с Грейс я думал сперва о ней, а потом уже о себе.

И все-таки, думая о Грейс, я чувствовал, что думаю о себе, как будто мы были единым, просто расколотым, грецким орехом. Конечно, целый орех красив, но лишь потому, что сложен из двух уродливых половинок.

– Наверное, на этой неделе я смогу собрать брюссельскую капусту, – сказал я с небывалым пылом, но быстро сбавил тон и добавил своим обычным, низким деревенским говорком: – И с удовольствием попробую вашу стряпню.

Я умолчал, что терпеть не могу брюссельскую капусту и выращиваю ее только потому, что она не занимает много места на огороде и хорошо продается в бакалейном магазине.

– Отлично, – сказала Грейс. – Это мой любимый овощ.

– И мой тоже, – солгал я.

Маленькая невинная ложь. Грейс явно пришла в восторг от того, что будет для меня готовить, и я не хотел все испортить.

Мы пошли дальше, к пруду, где утки и куры разгуливали практически на свободе. Я всегда был большим сторонником свободного выгула и старался придерживаться его принципов. Но не всех можно отпустить на свободу – некоторых созданий приходится держать в клетках.

Когда мы приблизились к пруду, прямо по ноге Грейс прошагала кряква с темно-зеленой головой и ярко-желтым клювом. Девушка хихикнула, и солнечные лучи осветили ее идеальные зубы и милый вздернутый носик.

Мои утки-пекинки – их было около дюжины – следовали за нами по пятам. Эти утки ведут себя скорее как собаки, чем как птицы, благодаря своему дружелюбному и покладистому характеру. С другой стороны, куры держатся поодаль и приближаются только тогда, когда видят у тебя в руке корм. Мне всегда казалось, что куры больше похожи на кошек – те мурлычут, когда их гладишь, но приходится добиваться их внимания.

– Они очень дружелюбные. – Я наклонился, чтобы погладить пекинку, которая пристроилась рядом со мной, издав пару писклявых звуков. – Вы должны с ними поладить.

– Сделаю все, что в моих силах.

Я кивнул.

Спустя несколько минут мы продолжили путь и подошли к конюшне, в которой стояли лошади. У меня их было две: одна раньше принадлежала отцу, другая – матери. Я ездил верхом по поместью, в остальном же лошади были настоящей ямой, куда уходила прорва денег. Я их не выставлял и не случал… И никогда бы их не продал. Но иногда я разговаривал с ними так, словно они были мамой и папой.

Я погладил бок Гретхен, чистокровной лошади со светло-коричневой шкурой и темной гривой. Она была спокойной и тихой, совсем как мама. Грейс провела рукой по морде Джорджа, вороного скакуна. Он был крепким и угрюмым, совсем как отец.

– Они прекрасны, – сказала Грейс, поглаживая Джорджа по голове.

– Да. И очень умны. Говорят, лошади умеют распознавать человеческие эмоции. Они понимают, что мы чувствуем, еще до того, как мы это осознаем.

– Очаровательно.

Она провела рукой вверх и вниз по морде Джорджа.

– Вы когда-нибудь ездили верхом?

Грейс покачала головой.

– Что ж, верховая прогулка включена в стоимость вашего пребывания, если вы готовы принять вызов.

Она шагнула назад и подбоченилась.

– Я всегда готова.

– Рад слышать, – с улыбкой сказал я. – Пойдем?

Я повернулся в сторону поля, и мы бок о бок пошли по пастбищу.

Я показал пару дюжин коров и овец, которые брали на себя большую часть заботы о стрижке травы, и рассказал, что весной почти каждое утро дою коров и стригу овец, а шерсть сдаю в местный магазин пряжи. Грейс умела внимательно слушать, мне это нравилось. Как будто она искренне давала высказаться. Я давно уже не чувствовал, что меня слушают и понимают.

– Кто-нибудь помогает вам на ранчо по хозяйству? Похоже, здесь слишком много работы для одного человека.

– Помогают немного. Брат приезжает по возможности, а моя подруга помогает со сбором овощей, утиных и куриных яиц.

– Подруга? – переспросила Грейс, приподняв бровь.

Казалось, она слегка ревнует. Мне это понравилось.

Я усмехнулся.

– Просто подруга.

Грейс улыбнулась, и я невольно залюбовался изгибом ее губ.

– Что там такое? – Грейс показала на ряды ящиков перед лесом.

– Моя пчелиная ферма.

Она просияла.

– У вас есть пасека?

– Вообще-то, нет. Это пасека друга семьи. Бетти мне почти как вторая мама. Пчелы – ее, но она держит их на моей территории и ухаживает за ними, а я получаю за это небольшой процент от продаж и полдюжины бутылок меда каждый год.

Грейс широко распахнула глаза.

– Можно посмотреть на пчел?

– Это небезопасно, если у вас нет костюма пчеловода. А вы что, любите пчел?

– Да. Они меня завораживают. – Она подняла глаза, наши взгляды встретились. – Когда пчела жалит, ее жало застревает, и ей приходится выдергивать свои кишки, мышцы и нервы. Пчелы умирают, защищаясь.

– Похоже, ужасная смерть.

– Так и есть. Извините, я часто смотрю канал «Дискавери», – Грейс засмеялась.

– Нет ничего плохого в том, чтобы знать интересные факты. Вы знаете, что мед никогда не портится?

Ее пухлые губы изогнулись в усмешке. Я мог бы поцеловать их прямо здесь и сейчас, но вместо этого отвел взгляд и уставился себе под ноги. Грейс заставляла меня нервничать, по-настоящему нервничать. Наверное, она действовала так на многих людей. Я и забыл уже, что такое нервничать – когда мурашки покалывают кожу и словно бабочки трепыхаются в животе. И не мог припомнить, когда в последний раз испытывал такое чувство. Ну, вообще-то, мог бы припомнить, но добром бы это не кончилось.

Грейс пошла в ногу со мной.

– Кажется, я где-то читала, что мед не портится. B моем рецепте брюссельской капусты есть мед, поэтому я могу взять немного вашего.

– Кисмет.

– И вправду, – кивнула она.

Я показал вперед, на Уинд-Ривер.

– Я там неплохо рыбачу и купаюсь.

Мы остановились у кромки воды. Она журчала, обтекая большие камни. B других местах шум реки напоминал свист, какой издает вода, когда слишком быстро льется из крана. За рекой начинался лес – густой, извилистый и темный. Отец всегда говорил: «В лесу все возможно. Он как Вегас для дикой природы. Имеет свои границы, свои укрытия, и растения и животные всеми силами стараются там выжить».

За лесом высились горы, напоминая о том, какие мы маленькие и незначительные. Когда я разочаровывался в жизни, мне нравилось на них смотреть. На вершинах белел снег; он еще несколько месяцев не коснется земли на равнине, где мы стояли.

– Что вы тут ловите? – Грейс перевела взгляд с меня на воду.

Я сунул руки в карманы.

– Тут водится судак, окунь, большеротый окунь, но больше всего я люблю золотую форель.

Несколько мгновений мы молча смотрели по сторонам.

– Рискну предположить, что вы никогда не рыбачили. – Я взглянул на нее.

Она склонила голову набок.

– Вы же знаете поговорку о предположениях.

– Значит, рыбачили?

– Нет, не рыбачила, – Грейс рассмеялась.

– Теперь вы просто водите меня за нос, Грейс Эванс, не так ли?

Повернувшись к ней, я ухмыльнулся. Она игриво толкнула меня плечом.

– Я могла бы рыбачить, если бы умела.

Солнце отразилось в ее глазах. А ведь я могу привыкнуть смотреть в эти голубые-преголубые глаза.

– Могу научить вас, если хотите.

– С удовольствием поучусь у вас, Келвин Уэллс.

Ну вот, она снова назвала меня полным именем, отчего у меня внутри все перевернулось. Мне не хватало этих ощущений, но я не был готов к такой девушке, как она. Сопротивляться Грейс будет самым трудным, что я делал в жизни. Но в глубине души я уже знал, что проиграю битву.

Грейс

Я припарковалась перед «Бутиком Бетти», магазином, предлагавшим женскую одежду в стиле вестерн. Судя по всему, центр Дюбуа представлял собой отдельный городок, целую улицу, полную местных торговых заведений, окруженных с обеих сторон угловыми парковками. Мне показалось, что я угодила в 1950-е годы. B поле зрения не было ни сетевого магазина, ни ресторана, и все, казалось, знали друг друга… Ну, все, кроме меня.

Выйдя из машины, я закинула ремень сумочки на плечо. Именно здесь, по словам Келвина, я могла купить, как он выразился, «подходящую для Вайоминга одежду». У него была работа на ранчо, а я решила, что, если собираюсь ловить рыбу и кататься верхом, лучше выглядеть соответствующе.

Проходившая мимо женщина дружелюбно улыбнулась и поздоровалась. Я кивнула, и она бросила на меня странный взгляд – то ли из-за моего сдержанного ответа, то ли потому, что я была чужой. И то и другое здесь не было в порядке вещей.

Я вошла в магазин и не успела осмотреться, как меня поприветствовала полная женщина с короткими седеющими волосами и румяным круглым лицом. Она вышла из-за прилавка, одетая в бесформенное платье в цветочек, и сказала:

– Добро пожаловать в «Бутик Бетти». Чем могу вам помочь?

Я могла бы просунуть по карандашу в каждый уголок ее рта, такой широкой была ее улыбка.

Магазин предлагал мешанину подержанной и новой одежды – или джинсовой, или кожаной, или шотландки, или фланелевой, или с принтами в цветочек. Очень, очень сельской, не похожей ни на что раньше виденное мною.

Я начала проводить отпуск в стиле «метни-дротик-в-карту» всего шесть лет тому назад, и мой метод приводил меня во Флориду, Калифорнию, Мэн, Пенсильванию, Висконсин и опять в Калифорнию (но, слава богу, уже на противоположный конец штата). Вот почему стиль кантри был для меня чужим. B своем гардеробе я придерживалась нейтральных цветов, чаще всего предпочитая черный. Захоти я привлечь к себе внимание, начала бы одеваться иначе.

– Просто ищу какую-нибудь подходящую для Вайоминга одежду, – осторожно сказала я, дотронувшись до рукава коричневой кожаной куртки с кисточками.

– Вы пришли по адресу. Меня зовут Бетти. Мы незнакомы, вы здесь новенькая?

Она оглядела меня с ног до головы – не осуждающе, а скорее так, словно я была партией товаров, и она прикидывала, сколько я сто´ю.

– Да… Нет. Я приехала в отпуск и пробуду здесь до конца следующей недели, – с натянутой улыбкой ответила я, надеясь, что смогу выдержать это испытание. Я не из тех, кто любит вести светские беседы, и предпочла бы совершать покупки в тишине.

Бетти приподняла бровь.

– Вы приехали со своим мужем?

Вопрос из пятидесятых годов, как будто женщины не могут путешествовать в одиночку.

– Нет.

Я посмотрела на манекен, одетый в летнее платье с цветочным принтом, гораздо лучше скроенное, чем то, которое носила Бетти.

– Вы прямо как женщина из книги «Есть, молиться, любить»[5], – сказала она с улыбкой.

– Да, что-то в этом роде, – пожала плечами я.

Перебрав кое-какую одежду на плотно забитой вешалке, я сняла пару «Дейзи Дьюк»[6] и черную футболку. Тоже не в моем стиле, но иногда приходится выглядеть соответственно.

– В таком наряде вы наверняка привлечете внимание здешних парней. – На этот раз Бетти приподняла обе брови.

Я не поняла, осуждает она меня или всего лишь поддерживает беседу.

– Просто ищу то, в чем можно не бояться испачкаться.

– Это как раз подойдет. А еще ковбойские сапоги, они вон там.

Бетти показала на аккуратный ряд обуви. Я кивнула и, пройдясь по магазину, выбрала еще пару джинсовых шорт и белую футболку.

Бетти внимательно наблюдала за мной, постоянно открывая и закрывая рот, как будто разрывалась между желанием поболтать со мной и что-нибудь мне продать. Она казалась одной из тех особ, которые все обо всех знают. Из тех соседок, что выглядывают в окно, двумя пальцами раздвигая жалюзи, чтобы посмотреть, что происходит снаружи. Если здесь существовал соседский дозор[7], Бетти наверняка его возглавляла.

– Где вы остановились? – наконец спросила она – как раз когда я натягивала ковбойские сапоги.

Я походила взад-вперед перед зеркалом. Удобно, но непривычно.

– На ранчо, минутах в двадцати езды отсюда. Нашла его на Airbnb…

Я пошевелила пальцами ног в сапогах и покачалась на каблуках. Усевшись, стащила обувь и снова надела свои теннисные туфли.

– А, вы, наверное, остановились у Келвина Уэллса. Он единственный, кто здесь сдает жилье, если не считать местного мотеля. У нас не так уж много гостей.

Брови Бетти сошлись на переносице.

Я встала, схватила сапоги, две пары шорт, пару футболок, а еще платье в цветочек.

Бетти заняла место кассира.

– Беру вот это, – сказала я, кладя одежду рядом со старой кассой.

– Хороший выбор.

Все ценники на одежде были написаны от руки, поэтому она ввела их вручную.

– Келвин – хороший человек, – сказала Бетти, складывая одежду в пакет.

Странное замечание, и я не была уверена, как на него ответить.

– Да. Он кажется симпатичным.

Пока Бетти пыталась сосредоточиться на своей задаче и одновременно прочесть что-то на моем лице, я оглядывалась по сторонам. Стена позади нее была увешана большими и маленькими фотографиями в рамках: на всех снимках Бетти улыбалась, стоя плечом к плечу с разными людьми. Настоящая Бетти подняла голову и улыбнулась мне, в то время как сорок фотографий Бетти улыбались мне позади нее. Это слегка нервировало.

– Он мне как сын. Я забочусь о пчелах на его ферме.

– Ах да. Он показывал их мне сегодня утром. Вы – Пчелиная Бетти.

– Верно. – Она кивнула. – С вас сорок один доллар и девять центов.

Я протянула пятидесятидолларовую купюру. Ящик кассы распахнулся, женщина медленно отсчитала сдачу и вложила деньги мне в руку.

– Наслаждайтесь отпуском, Грейс. Еще увидимся.

Бетти широко улыбнулась, протягивая мне пакет. Я попрощалась и ответила натянутой, вымученной улыбкой.

Что-то было не так. Что-то в нашем обмене репликами было не так, я чувствовала это.

Оглянувшись на магазин, я увидела, что Бетти наблюдает за мной сквозь стекло витрины (как я и предполагала). Я кивнула и быстро села в машину. Едва я начала выезжать задним ходом с парковки, «Мазда» несколько раз просигналила и загорелась контрольная лампочка двигателя. Я в отчаянии хлопнула ладонью по рулю и посмотрела через лобовое стекло. Бетти все еще глядела на меня сквозь витрину своего бутика, чуть ли не улыбаясь, как будто знала, что я по уши в дерьме.

И тут меня осенило. Я не называла ей своего имени.

Келвин

Было чуть больше девяти, когда я закончил с вечерними делами: накормил и напоил всех животных, привел с пастбища овец, вернул Гретхен и Джорджа в стойла и разобрался с питомцем, который отказывался слушаться. Закончил я намного позже обычного, потому что пришлось подготовиться к стрижке. Моих овец стригли раз в год, и это была изнурительная работа, которую я никогда не любил.

Натянув рубашку до лица, я вытер ею пот со лба и поднялся на крыльцо. Я не видел Грейс с сегодняшнего утра и гадал, чем она занималась весь день. Мои мысли постоянно к ней возвращались, какой бы скучной работой я ни занимался. Подстригаю траву – Грейс. Чищу стойла лошадей – Грейс. Ремонтирую сарай – Грейс.

Она поселилась в моем доме и в моем сознании. Я был поглощен ею.

Прежде чем войти, я снял рабочие ботинки, а когда толкнул дверь, в нос ударил незнакомый запах. Земляной, сладкий, кисловато-мясной. Это ничем не напоминало то, что я обычно готовил.

Я застал Грейс на кухне у плиты. B тех же легинсах, что и утром, она покачивала бедрами, помешивая деревянной ложкой в сковороде. По радио тихо играла песня кантри, на столешнице рядом с моей гостьей стояли бокал вина и открытая бутылка. Грейс явно не слышала, как я вошел, и я обрадовался, что у меня есть время понаблюдать за ней, как следует ее рассмотреть. Черт возьми, она хорошо смотрелась в этих легинсах.

Прислонившись к стене, я отряхнул пыль с рубашки, чтобы придать себе хоть сколько-нибудь приличный вид.

– Что вы делаете, Грейс?

Она слегка подпрыгнула и быстро обернулась с приоткрытым ртом, но заставила себя улыбнуться. Отложила деревянную ложку, взяла бокал с вином и медленно отпила.

– Готовлю вам нормальную еду.

– В самом деле?

Я сунул руку в передний карман джинсов. Рядом с Грейс я никогда не знал, что делать со своими руками, потому что мне хотелось к ней прикоснуться.

– О да, в самом деле. – Она поставила бокал на стол.

– А я-то думал, что ужин, который я приготовил для вас вчера вечером, был вполне нормальным. Но я заинтригован, мисс Грейс. Что для вас является нормальной едой?

Я ухмыльнулся.

– Идите сюда, я покажу. – Она поманила меня и начала помешивать в одной из кастрюль.

Я двинулся было к ней, как вдруг услышал кудахтанье, которое звучало все громче, быстрее и отчаяннее, и сразу понял, какую серьезную ошибку совершил.

– Черт! – завопил я, устремляясь в гостиную.

Там я схватил с каминной полки дробовик 12-го калибра, а в коридоре надел рабочие ботинки.

– Что случилось? – воскликнула Грейс.

Распахнув сетчатую дверь и выскочив на крыльцо, я услышал, что она бежит за мной. Времени на объяснения не было, поэтому я не ответил.

Куры и утки сбились в кучку на одной стороне пруда. Утки вопили, куры без устали кудахтали. Бегом бросившись туда, я заметил на другой стороне пруда пару лежащих цыплят. Их головы были полностью оторваны, вокруг шей собрались лужицы крови.

Позади меня вспыхнул свет, я быстро обернулся и увидел Грейс с фонариком в руке – она отстала от меня всего на несколько ярдов.

«Умница девочка», – подумал я. Пока я бежал к пруду, она водила лучом фонарика во все стороны.

Я поднял дробовик, готовый выстрелить, и стал искать зверя, который это натворил. Теоретически я тоже приложил руку к случившемуся.

Грейс теперь была всего в паре шагов от меня, и у нее перехватило дыхание, когда она заметила мертвых цыплят. Здесь к смерти привыкаешь, вокруг слишком много хищников.

Наконец я заметил его – он жевал цыплячью голову. Зверь трех футов длиной от носа до хвоста, весом по меньшей мере тридцать пять фунтов; его глаза горели желтыми лунами. Неподалеку от него валялась тушка цыпленка.

Прицелившись, я выстрелил и промахнулся на несколько дюймов. Вот везучий ублюдок.

Енот бросился наутек, второй выстрел тоже просвистел мимо цели. Дерьмо!

Времени на перезарядку не было.

Зверь сбежал, а четыре моих цыпленка были мертвы. Впрочем, мне повезло. Енот мог бы уничтожить всю стаю за считаные минуты.

Я глубоко вздохнул, опустил дробовик и вытер пот со лба.

– Вы в порядке? – спросила Грейс. Стоя рядом со мной, она глядела на меня снизу вверх своими голубыми-преголубыми глазами.

– Да, – сказал я, качая головой.

Грейс явно сбило с толку несоответствие моего ответа и жеста. Со мной все было в порядке, но я злился на себя за то, что допустил такую ошибку. Что, если бы погибли самые ценные питомцы? Это могло стоить мне состояния.

– Я забыл загнать птиц в курятник, а здесь это все равно что позвонить в колокольчик, приглашая хищников к обеду.

Теперь, когда зверь исчез, птицы вели себя гораздо тише.

– Поверить не могу, что енот натворил такое, – сказала Грейс, глядя на окровавленные тушки.

Я хмуро посмотрел на нее.

– Может, они и выглядят милыми и пушистыми, но не позволяйте себя одурачить. Еноты – жестокие убийцы.

Она встретилась со мной взглядом.

– Что вы теперь будете делать?

– Надо избавиться от мертвых цыплят. Они привлекут еще больше хищников, которых здесь полно. Потом надо будет запереть остальных птиц в курятнике.

– Я помогу, – без колебаний предложила она.

– Ничего, справлюсь, – отмахнулся я. – А вы идите ужинать.

– Нет, я хочу помочь, и тогда мы сможем нормально поужинать вместе.

Грейс не улыбнулась, но это как будто сделали ее глаза. Я кивнул и ответил улыбкой на улыбку, которой она меня не одарила.

Большинство женщин не могли смириться с суровой жизнью на ранчо. Но Грейс явно не относилась к большинству.

После того как мы покончили с делами, я принял душ. Грейс загнала цыплят и уток обратно в курятник, пока я избавлялся от тушек цыплят. Она снова меня удивила, когда отказалась вернуться домой и помогла с худшей частью работы.

Идя по коридору в чистой футболке и спортивных штанах, я почуял сладкий, кисловатый, землистый аромат. Было поздно, и я сказал, что необязательно ждать, пока я приму душ, но она настояла на том, чтобы поужинать вместе.

На кухне Грейс сидела за столом, где уже поджидали две тарелки и два бокала с красным вином.

– Пахнет потрясающе, – сказал я.

Она подняла глаза и улыбнулась.

– А на вкус еще лучше. Присаживайтесь.

– Что у нас на ужин? – спросил я, садясь напротив нее.

Грейс показала на тарелку.

– Брюссельская капуста, глазированная бальзамиком и медом, с беконом. Я сама ее выбрала.

– Вы умеете выбирать брюссельскую капусту? – Я шутливо приподнял бровь.

– Конечно. Ее продают в городе на фермерских рынках.

Изобразив улыбку, я кивнул.

– А это лосось в медовой глазури с острым соевым соусом.

Не сводя с моей гостьи глаз, я положил салфетку на колени.

– Впечатляет.

– Спасибо.

– Ваше здоровье. – Я протянул свой бокал.

Она подняла свой и наклонила голову.

– За что пьем?

– За правильное питание и хорошую компанию.

Я хотел добавить: «Пусть это длится вечно», но не стал. Поспешишь – облажаешься, я знал это по собственному опыту. Грейс улыбнулась, и мы чокнулись.

– Ваше здоровье.

Я наблюдал, как ее нижняя губа прижалась к бокалу, как она проглотила вино, а затем отпил сам. Я хотел эту нижнюю губу. Она была пухлой и так и просилась, чтобы ее укусили или пососали. Я провел языком по зубам и представил, как впиваюсь ими в эту губу.

– Чуть не забыл. Может, сначала прочитаем молитву, Грейс? – сказал я, протягивая ей руку.

Она покачала головой и смущенно посмотрела на меня, а после – на свою тарелку.

– Я не религиозна.

Я отдернул руку.

– Да, я тоже. Мне просто нравятся традиции. Моя ошибка.

Схватив вилку, я сперва наколол брюссельскую капусту, просто чтобы отодвинуть ее в сторонку. Будь у меня по-прежнему собака, я бы «случайно» уронил капусту на пол, чтобы ее подъели. Но прошлой весной мой пес умер. На этом ранчо мало кто выжил. Не считая меня.

Грейс наблюдала, ожидая моей реакции.

– Фантастика, – солгал я с набитым ртом. – Положа руку на сердце, лучшей брюссельской капусты я никогда не пробовал.

Вторая часть этого заявления не была ложью. Еще в детстве взял в рот всего один кочанчик брюссельской капусты и сразу выплюнул.

Я глотнул красного вина, проталкивая в горло это дурно пахнущее подобие овоща.

Грейс широко улыбнулась. Я бы лгал ей каждый день, лишь бы она была счастлива.

– Что ж, теперь лосось… – Она показала на мою тарелку.

Я отрезал ломтик и наколол на вилку. Живительный вкус рыбы, смешанный со сладостью меда, соленостью сои и остротой соуса, идеально сочетались друг с другом.

– Невероятно, – сказал я между глотками, на сей раз вполне серьезно.

Грейс просияла и наконец тоже начала есть. Она радовалась тому, что рад я. Мне это нравилось.

– Вы хорошо себя чувствуете после происшествия с цыплятами? – спросил я, надеясь, что это ее не отпугнет.

Но Грейс, казалось, уже вполне оправилась.

– Хорошо, – сказала она, склонив голову набок. – Конечно, это было неприятно, но я понимаю, что здесь такое случается.

– Вступив во владение ранчо, я потерял все поголовье. Курятник был недостаточно крепким, и туда забралась ласка.

Покачав головой, я отхлебнул вина.

– Ласка? Разве ласки – это не такие крошечные зверьки?

– Ага. Весят не больше фунта, но они убийцы и могут проскользнуть в отверстие маленькое, как обручальное кольцо. – Я отправил в рот полную вилку лосося.

Грейс откусывала маленькие кусочки и много раз пережевывала, прежде чем проглотить.

– А как вы поняли, что это была ласка?

– Я знаю, как они убивают, – кусают в основание черепа. Два укуса – и конец. А еще они аккуратно складывают тушки, как будто совершают некий ритуал. И съедают только часть одного или двух цыплят, а остальных убивают просто ради забавы.

– Ужас.

Грейс медленно отпила из бокала.

– Да, но такова жизнь на ранчо.

– Ну, в городе я ни с чем подобным не сталкиваюсь. Единственные хищники, которые там живут, это люди, – сказала она с натянутым смешком.

– Такому я всегда предпочту ласку и енота, – ухмыльнулся я.

Несколько минут мы ели в тишине, украдкой поглядывая друг на друга.

Меня тянуло к Грейс. Мы были из разных миров, но в глубине души я чувствовал, что мы в чем-то похожи… Я не знал, в чем именно, но знал, что похожи. И ей, кажется, нравился мой мир.

– Я не видел вас допоздна, чем вы занимались весь день?

Уголки ее губ приподнялись.

– Ездила покупать «подходящую для Вайоминга одежду», как вы выразились.

– Мне бы хотелось вас в ней увидеть.

Я неловко кашлянул, понимая, насколько поспешил.

Грейс промокнула рот салфеткой, и я быстро перевел разговор на другое:

– Вы встречались с Бетти?

Она кивнула и помешала еду на своей тарелке, как будто хотела что-то сказать, но не знала как.

– Вы с ней обо мне говорили?

Я мысленно перебрал свои последние разговоры с Бетти, но не смог припомнить, говорил ли о Грейс.

– Наверняка. Я разговариваю с ней обо всем. Она для меня как вторая мама.

Я откусил еще кусочек лосося. Грейс слегка кивнула и натянуто улыбнулась. Я не знал, в чем тут дело, но ей, наверное, что-то не понравилось в Бетти.

Бетти хотела как лучше. Она всегда высказывала свое мнение, и иногда невпопад. Но в ней не было ни капли подлости… По крайней мере, насколько я знал. Возможно, Грейс смотрела на нас, деревенских жителей, свысока и общалась со мной просто из вежливости. Может, я неправильно ее понял.

Я поднял голову выше и откусил еще отвратительной брюссельской капусты.

Грейс перестала есть и нахмурилась.

– Вы разбираетесь в автомобилях?

– Вообще-то это не моя специальность. А что?

– Когда я отъезжала от магазина Бетти, загорелась контрольная лампочка двигателя, и он начал трястись на обратном пути, когда я набирала скорость.

Грейс вздохнула. Наверное, вот почему она так напряжена. Думаю, я бы тоже чувствовал себя неуютно, если бы остановился в незнакомом месте так далеко от дома и моя машина забарахлила.

– Ну, мой брат Джо хорошо разбирается в машинах. Он приедет сюда на этой неделе, и я могу попросить его проверить, что не так.

Грейс сделала большой глоток вина.

– Да, было бы здорово.

Я удивился, почему она заколебалась, прежде чем ответить. Может, ей не нравилось принимать помощь – типичное поведение городской девушки.

– Вы сказали, что вернулись, чтобы вступить во владение ранчо. А почему вы, а не ваш брат?

– Мама и папа хотели, чтобы ранчо управлял я. Это значилось в их завещании, и я выполнил их волю.

Она наклонила голову и посмотрела на меня так, словно заглядывала в душу.

– Должно быть, вы сильно их любили, если отказались от своей прежней жизни и вернулись, чтобы жить так, как они.

Я потягивал вино, решая, как ответить. Мне не хотелось говорить о родителях. Хотя отец с матерью ушли, их присутствие все еще ощущалось здесь, тяжелое и темное.

Поставив пустой бокал на стол, я посмотрел на собеседницу.

– Да, думаю, можно и так сказать.

Встав, я взял свою тарелку и спросил:

– Вы доели?

Грейс кивнула, пододвигая свою тарелку ко мне.

Я подошел к раковине и включил воду.

– Давайте, я помогу прибраться. – Грейс привстала, но я махнул рукой.

– Чепуха. Вы готовили, значит, убираю я.

Я заткнул слив и налил в раковину жидкое мыло.

Грейс повторно наполнила бокалы и поднесла свой к губам.

– Я могу и привыкнуть к такому.

Она посмотрела на меня поверх бокала, оглядывая меня с ног до головы.

– Я тоже могу, Грейс.

Со смущенной улыбкой я опустил посуду в мыльную воду.

Если честно, я уже привык. Грейс была привычкой, от которой будет трудно избавиться. Почти невозможно.

Грейс

Я вышла из ванной в белой шелковой ночной рубашке чуть выше колена. Сегодня я забыла купить простую клетчатую или хлопчатобумажную пижаму, но решила, что буду носить те ночные наряды, которые привезла с собой.

Мне нравилось, как на меня реагирует Келвин: его щеки мгновенно краснели, а голос становился глубже. Я ловила его на том, что он заставляет себя отвести глаза, но взгляд его всегда находил дорогу обратно. Келвин смотрел так, словно никогда не видел других девушек, и мне это нравилось. Вот он, танец в начале отношений – опьяняющий, вызывающий зависимость. Ты просто не можешь насытиться, пока не наешься.

Вероятно, поэтому у меня было так много мужчин. Но любые отношения рано или поздно теряют блеск. Тебе становится скучно, все делается рутинным, обыденным. И тогда ты понимаешь, что ищешь это возбуждение, это воодушевление в другом месте.

Взъерошив полотенцем влажные волосы, я побрела в гостиную, надеясь, что Келвин еще не ушел к себе. B гостиной его не было, и я уже собиралась отправиться спать, когда скрипнула ведущая на веранду дверь.

Келвин широко раскрыл глаза и разинул рот. Синий вязаный кардиган плотно облегал его плечи и бицепсы. Он быстро захлопнул рот, но глаза его по-прежнему были широко раскрыты, взгляд скользил вверх и вниз по моему телу, как будто заблудился.

– Я как раз собиралась ложиться спать, – сказала я с мягкой улыбкой.

Ужин прошел неплохо, хотя меня слегла удручали погибшие цыплята и смерть в качестве главной темы разговора. Но я многое узнала о Келвине.

– О. – Он переступил с ноги на ногу. – Не хотите выпить со мной на ночь?

Он держал бутылку виски и два стакана.

Я провела рукой по влажным волосам, на мгновение заколебавшись. Мне не хотелось быть слишком нетерпеливой.

– Конечно, – в конце концов ответила я.

Его губы изогнулись в усмешке, он придержал для меня дверь.

Выйдя на крыльцо, я присела на ступеньку. Келвин налил двойную порцию в оба стакана и протянул один мне. Его пальцы скользнули по моим, послав дрожь по моей спине. Не знаю, задрожала я из-за его прикосновений, из-за прохладного ночного воздуха или из-за осознания того, что я в центре Вайоминга.

Я сделала глоток. Виски не обожгло, потому что я этого не допустила. Как говорится, разум превыше материи.

– Вам, должно быть, холодно.

Сняв кардиган, он накинул его мне на плечи. Я поблагодарила и закуталась поплотнее. От кардигана пахло Келвином – такой лесной запах.

Я посмотрела на ночное небо, полное миллионов звезд, похожих на крошечные огоньки, наблюдающих за нами, напоминающих нам, что где-то есть более огромный мир, и хотя мы воображаем, будто что-то знаем, на самом деле не знаем ничего. Покрывало из огоньков всего лишь обманка, иллюзия, позволяющая нам почувствовать себя частью чего-то волшебного, но в реальности все в нашей жизни случайно. Все на свете лишь перемешанные атомы, субатомные частицы, из них состоит все, что мы знаем и чувствуем. Даже этот момент.

– Как красиво, – сказала я.

– Да, настоящий кусочек рая.

Он отхлебнул виски.

Видите? Волшебство. Красивыми вещами легко одурачить. Мы смотрим на них и думаем, будто их создание – нечто невероятное, будто на их сотворение ушло больше времени, будто они хороши, потому что красивое не может быть скверным. Я редко доверяю красивым вещам.

– В городе я никогда не вижу звезд. Мне кажется, я вообще забыла об их существовании.

Келвин посмотрел на меня, потом – на ночное небо.

– Какая жалость.

– Да. Иногда я подумываю переехать в какое-нибудь тихое, простое место, где люди живут настоящим, а не будущим. – Я сделала еще глоток.

– В место вроде этого? – Келвин одарил меня полуулыбкой и быстрым взглядом.

Я улыбнулась в ответ.

– Да, возможно.

Он снова сосредоточился на звездах.

Некоторое время мы молча смотрели на небо, время от времени отпивая из стаканов.

Большинство людей не любит тишину, но я воспринимаю ее как роскошь. Когда тебя окружает шум и хаос, именно тишина заставляет чувствовать себя живым.

На дереве ухала сова, вдалеке время от времени выл какой-то зверь, вероятно волк или койот.

Краешком глаза я украдкой взглянула на Келвина. Его лицо было стоическим, как будто в его голове проносилось мыслей больше, чем звезд на небе. О чем он думает? О чем должен думать такой простой парень, как Келвин? Зная, где блуждают мысли человека, когда он сидит спокойно, вы можете многое о нем узнать.

– О чем вы думаете? – прервала молчание я.

Он посмотрел на меня и несколько раз моргнул.

– Просто о том, как мне посчастливилось сидеть здесь с вами в окружении всей этой красоты.

Келвин слегка улыбнулся и поднес стакан к губам.

Вот видите? Судя по ответу, он сомневался, что заслужил этот момент. Но почему? Что он такого натворил, чтобы так думать?

– А как насчет вас, Грейс? О чем вы думаете?

– О том же.

Я улыбнулась и допила свой виски.

– Спасибо за угощение. – Поставив стакан, я встала, скинула с плеч кардиган и протянула ему. – И за кофту.

Келвин забрал у меня кардиган.

– Всегда рад служить, Грейс.

– Спокойной ночи, Келвин.

Он пожелал и мне спокойной ночи, и я вошла в дом; сетчатая дверь за мной закрылась. Перед тем как исчезнуть в коридоре, я остановилась и оглянулась на Келвина, сидящего на крыльце, окинула беглым взглядом очертания его широких мускулистых плеч, освещенных ночным звездным небом.

Он медленно потягивал виски, глядя вверх. Теперь его мысли было легче угадать, и я поняла, что на каком-то уровне мы с ним очень похожи. Я это чувствовала.

Женский вопль вырвал меня из сна.

Я подскочила в постели. Комнату заливал лунный свет, окно за изголовьем кровати было приоткрыто.

Я попыталась совладать с участившимся дыханием.

«Вдохните через нос, считая до четырех. Задержите дыхание, считая до семи. Выдыхайте через рот, считая до восьми».

Я напряженно прислушивалась. Стрекотание цикад было таким громким, что они как будто пели прямо здесь, в моей комнате. Должно быть, стрекотал целый рой, потому что пронзительный звук заглушал почти все прочие звуки. Потом заухала сова.

«Вдохните через нос, считая до четырех. Задержите дыхание, считая до семи. Выдыхайте через рот, считая до восьми».

Я не была уверена, что именно слышала.

Я снова легла, натянув одеяло до подбородка, и долго лежала без сна, но больше никаких криков не раздавалось.

Возможно, мне все приснилось, но… А если нет?

Келвин

Я проснулся очень рано, как ребенок рождественским утром. Но я стремился не к подаркам, я стремился к Грейс – мне хотелось просто увидеть ее, побыть с ней. Меня влекло к ней то, что она говорила, и то, чего она не говорила. Я никогда еще не встречался с подобной женщиной.

Другие девушки… Ну, они походили на репу. Симпатичные, конечно, но вы получали от них ровно то, что видели, и по большей части могли потом о них забыть. Грейс была похожа на луковицу: многослойная, сложная, способная дать так много. Лук можно жарить на гриле, пассеровать, карамелизировать, запекать в духовке – черт возьми, даже есть сырым. Он мог поднять блюдо на совершенно новый уровень благодаря своему аромату. Я пользовался им даже как средством от насекомых – разрезал луковицы на дольки и натирался ими. Лук скромный, но в то же время удивительный, как и Грейс. Сидя рядом с ней на крыльце прошлой ночью, замечая, как сильно она отличается от всех моих прежних знакомых, я понял, что хочу проводить с ней каждую ночь.

Я сварил свежий кофе, взял местную газету и в ожидании уселся за кухонным столом. Прочитав пять страниц, я не смог бы рассказать, о чем читал, потому что думал только об одном – о Грейс. Я все время поглядывал на дверь ее спальни, надеясь и желая, чтобы моя гостья наконец вышла.

Некоторое время я даже стоял под дверью, прислушиваясь.

Утренние хлопоты по дому и необходимый уход за животными остались позади, поэтому я мог посвятить Грейс целый день – если, конечно, она позволит. Я беспокоился, что вторгаюсь в ее личное пространство, но сегодня я хорошенько изучу ее и решу, нужно ли сделать шаг назад или вперед.

Наконец дверь со скрипом отворилась, я услышал в коридоре мягкие шаги. Я старался выглядеть как можно непринужденнее, потягивая кофе и листая газету, как будто вовсе и не ждал ее пробуждения.

Когда она вошла на кухню, мне показалось, что из комнаты выкачали весь воздух.

– Доброе утро, – сказала Грейс тихо, сипловато, словно только что очнулась от глубокого-преглубокого сна.

Меня радовало, что она чувствует себя достаточно непринужденно, чтобы крепко спать в моем доме.

Я сделал вид, что удивился, увидев ее.

– Доброе утро.

Она все еще была в своей маленькой белой ночной рубашке, с волосами, собранными в высокий хвост, почти без косметики на лице, но слегка подкрасила ресницы, отчего ее голубые-преголубые глаза казались еще больше.

– Как спалось? – спросил я.

Она мгновение помолчала, прикусив нижнюю губу.

– Мм… хорошо.

Дерьмо. Грейс явно плохо спала. Может, из-за старого матраса. Я подумывал предложить ей свою постель, но удержался, поскольку это могло показаться странным.

– Это из-за матраса? Я могу купить вам наматрасник или что-нибудь в этом роде. Просто хочу убедиться, что вам удобно.

– Нет, с матрасом все в порядке. Но… вы что-нибудь слышали ночью?

Теперь, задав вопрос, она держалась по-другому, как будто боялась ответа.

– Что например? – Я склонил голову к плечу. – Здесь по ночам можно услышать всякое.

Она снова прикусила нижнюю губу.

– Крик.

– Крик? Нет, не слышал.

Грейс потерла лоб.

– Должно быть, мне приснилось или почудилось.

Она налила себе чашку кофе, прислонилась спиной к столу и, держа кружку в обеих руках, сделала глоток.

– Может, и почудилось, но какой именно крик?

– Как будто кричала женщина, – сказала она, глядя на меня поверх кружки.

– Наверное, какой-то зверь. Брачный зов рыжей лисицы похож на женский крик. И у лис как раз кончается сезон спаривания. Их крики звучат жутковато, потому что похожи на человеческие.

Она уставилась в чашку с кофе, не обращая внимания на мои слова, как будто уйдя в свои мысли.

– Вот еще одни звери, о которых приходится беспокоиться, потому что лисы тоже все время охотятся за моими цыплятами, – сказал я со смешком. – По крайней мере, в сезон спаривания лисицы заняты своими делами, поэтому я не слишком часто вижу их в это время года.

Глаза Грейс блеснули, она кивнула, посмотрела на стол, потом снова на меня и сменила тему:

– Что вы читаете?

– Просто газету.

– Что-нибудь интересное?

Я быстро просмотрел страницу, где не прочитал ни единого чертова слова.

– Я бы так не сказал. Есть планы на день?

Она скрестила ноги в лодыжках.

– Буду отдыхать и читать. Может, отправлюсь на пробежку.

Я приподнял бровь.

– А как насчет рыбалки?

– Келвин Уэллс, вы пытаетесь превратить меня в деревенскую девушку? – поддразнила она.

Сложив газету, я бросил ее на стол. Грейс снова назвала меня полным именем, отчего по моей спине пробежала дрожь. Я выпрямился в кресле и кивнул.

– Вполне возможно.

– Что ж, не возражаю.

Она сделала еще глоток.

Поднявшись, я отодвинул стул.

– Оденьтесь во что-нибудь, что не жалко испачкать. Буду ждать вас у реки с рыболовным снаряжением.

Она пошла в сторону своей спальни, бросив через плечо:

– Это свидание.

Румянец залил мое лицо, сердце снова забилось чаще при виде того, как она идет по коридору. Ее ночная рубашка едва прикрывала задницу. Я никогда больше не хотел видеть, как она от меня уходит.

– Нужно было насадить червяка на крючок, глупышка, – шутливо сказал я.

Грейс кинула леску в воду, не забрасывая удочку и ничего не нацепив на крючок. Вспыхнув, она смотала леску.

На моей гостье были короткие шорты, ковбойские сапоги и черная майка на бретелях. И я не сомневался, что под майкой ничего нет. Грейс явно постаралась хорошо выглядеть. Ее губы были розовыми и блестящими, ресницы длинными и темными, а волосы слегка завиты.

– Насадить червяка? – Она скорчила гримасу, сматывая оставшуюся леску.

– Да, мэм. Без него много не выудишь.

Отложив удочку, я взял коробочку с червями, лежавшую рядом с ящиком для снастей, и вытащил длинного толстого грязного червяка. Он извивался, когда я разрывал его пополам. Бросив один кусок обратно в коробку, я протянул другой Грейс. Вторая половина червяка все еще шевелилась. Хвостовая часть умирает быстрее, поэтому я всегда в первую очередь насаживаю именно ее. Та половина, что с мозгом, смогла бы выжить и отрастить новый хвост, если бы ей дали время.

– Вот так.

Грейс покачала головой и направила на меня удочку, еще шире раскрыв голубые-преголубые глаза и надув и без того пухлые губы.

– Вы не нацепите его для меня?

Она говорила детским голосом и явно манипулировала мной, но я не возражал.

– Конечно, нацеплю. – Я улыбнулся. – Что бы вы ни хотели поймать, вам потребуется наживка. Хитрость в том, чтобы проткнуть червяка насквозь от одного конца до другого, тогда он не сможет сорваться с крючка.

Я надел червяка на крючок так, чтобы свисало всего полдюйма. Грейс пристально наблюдала за моими пальцами. Я был уверен, что она отведет взгляд, когда я начну насаживать червяка, но ей было интересно учиться.

– Это гарантия, что рыба не сорвет вашего червяка с крючка прежде, чем у вас появится шанс ее подсечь.

– Вот оно что!

Я выпустил крючок.

– Видите, червяк все еще может шевелиться, но сорваться не может. B том вся соль. Теперь забрасывайте.

Грейс, держа удочку перед собой, посмотрела на реку. Потом сделала движение запястьем, но леска не забросилась, червяк просто вращался по кругу. Она попробовала еще раз, на этот раз чуть резче, но леска снова не поддалась.

Скрестив руки на груди, я наблюдал, как она делает попытку за попыткой, и наконец хрипло рассмеялся.

– Вы смеетесь надо мной, Келвин?

Она прищурилась и поджала губы, но ее лицо осталось мягким.

– Да ни в жизнь.

Я встал в нескольких футах позади нее.

– Помощь нужна?

Она обернулась и с улыбкой кивнула.

Сделав пару шагов вперед, я почувствовал, как она приподнимается, прижимаясь попкой ко мне. Обхватив Грейс, я ощутил сильный аромат ее сладко пахнущих волос. Одну руку я опустил поверх ее руки на удочку, вторую – на ножки катушки, положив палец на рычаг фрикциона.

– Суть в том, чтобы быстро взмахнуть запястьем и, бросая вперед, освободить тормоз.

Грейс кивнула и еще больше подалась ко мне. Я чуть не выронил удочку.

– Кроме того, убедитесь, что крепко держите удилище, – засмеялся я. Слегка согнул руку в локте, направляя руку Грейс, и сделал резкое движение запястьем вперед, отпустив фрикцион. Крючок просвистел в воздухе над рекой.

– У меня получилось! – подпрыгнув, сказала она.

– Да, получилось.

Я опустил руки, позволив ей самой держать удочку, и отступил.

– Спасибо. – Она бросила на меня взгляд через плечо.

– Всегда рад помочь. Теперь медленно наматывайте леску, а если почувствуете рывок, потяните удочку быстро и сильно, чтобы подсечь рыбу. Затем ведите ее к берегу. Но главный залог успешной рыбалки – терпение.

Сунув руки в карманы, я наблюдал, как она медленно сматывает леску. Смотав, Грейс сделала все в точности так, как я учил… Бросок получился идеальным.

Я мог бы наблюдать за ней весь день. Она настойчиво крутила рукоятку катушки, сосредоточившись на ощущении удилища в руках, а забрасывая крючок, сияла. B том и заключается смысл рыбалки: каждый раз, забрасывая крючок, получаешь шанс на отличный улов.

Достав из сумки-холодильника две бутылки «Бад лайта», я открыл их и протянул одну Грейс, когда та смотала леску.

– Без пива рыбалка не рыбалка.

Грейс стукнула своей бутылкой о мою, и мы сделали по глотку.

– Увлекательное занятие.

Поставив бутылку на землю, она снова забросила удочку.

Грейс была целеустремленной особой, я понял это в первый же день нашего знакомства.

Я насадил наживку на крючок своей удочки и забросил рядом с ее крючком, стараясь сделать так, чтобы лески не перехлестнулись.

– Может, добавим этому занятию интереса?

Она взглянула на меня, приподняв бровь.

– Что вы имеете в виду?

– Кто не первым поймает рыбу, должен будет прыгнуть в реку.

– Давайте сделаем рыбалку еще интереснее, – сказала она.

– Да? Например, как?

– Кто не первым поймает рыбу, должен будет прыгнуть в реку… голым.

Вот, она снова меня удивила. Я не удержался от улыбки.

Грейс опять забросила удочку и оценивающе взглянула на меня, вызывающе улыбаясь краешком рта.

– Согласен, Грейс. Пари. – Я тоже забросил удочку.

Сосредоточенно сведя брови на переносице, она пристально смотрела на свой поплавок.

– Надеюсь, вам нравится рыба, потому что вам предстоит поплавать вместе с ней, – поддразнил я, забрасывая удочку в очередной раз.

– Я бы не была так в этом уверена, мистер Уэллс. – Она посмотрела на меня сквозь ресницы и прикусила нижнюю губу.

Если Грейс бросит на меня такой взгляд, выиграв пари, я отдам за нее каждый день своей жизни.

– Эй, – сказал кто-то позади нас.

Оглянувшись, я увидел, что по зеленому пастбищу идет Шарлотта. Ее длинные шелковистые каштановые волосы развевались на ветру, солнечный свет подчеркивал веснушки и загорелую кожу. Она была одета в фирменные шорты и поло магазина «Дюбуа Супер Фудс», поэтому я понял, что она прямиком с работы.

Грейс тоже оглянулась через плечо и спросила:

– Кто это?

– Шарлотта. Я о ней говорил, она помогает мне на ранчо.

– А, ваша подруга? – поддразнила она.

– Просто подруга, – тихо сказал я.

– Хорошенькая.

Я придержал язык за зубами, не согласившись и не возразив. С такой ловушкой я был уже знаком.

– Кто это? – спросила Шарлотта, вздернув подбородок.

– Привет, я Грейс, гостья Келвина с Airbnb, – сказала Грейс, протягивая свободную руку и продолжая держать удочку в другой.

Шарлотта посмотрела на свою руку и заколебалась, прежде чем овладеть собой и ответить на рукопожатие.

– Я Шарлотта, близкая подруга Келвина.

Шар быстро отстранилась и, на мгновение прищурившись, спросила:

– Вы сюда надолго?

– До следующей недели.

Грейс быстро мне улыбнулась.

Эти двое, казалось, оценивали друг друга, как я оцениваю овощи, когда решаю, созрели они или сгнили изнутри и их лучше выбросить.

– Время здесь пролетит в мгновение ока. – Взгляд Шарлотты метнулся ко мне. – Чем занимаетесь?

Было яснее ясного, чем мы занимаемся. Шарлотта вела себя странно. Как будто предъявляла на меня какие-то права или думала, что меня защищает. Мы с ней дружили и всегда будем дружить, независимо от того, что произошло или не произошло между нами.

– Учу Грейс ловить рыбу, – гордо сказал я.

Грейс снова мне улыбнулась.

– Он хороший учитель. Думаю, я поймаю рыбу раньше него.

– Это мы еще посмотрим, – задорно возразил я.

– Не знала, что в твой пакет услуг на Airbnb включена рыбалка, Келвин, – с кислым видом сказала Шарлотта.

– У меня полный спектр услуг и всеобъемлющее гостеприимство, – кивнул я. – Все включено – что бы ни захотели мои гости, они это получат.

– Ты говоришь как одна из надоедливых телереклам. – Шарлотта усмехнулась, переводя взгляд с Грейс на меня.

Видя, что мы не смеемся, она откашлялась.

– Ты не против сделать перерыв и помочь мне с яйцами? B магазине все распродано, поэтому мне нужно поторопиться.

– Конечно. Справитесь пока без меня? – спросил я Грейс.

– Да. – Она повернулась к реке и, снова закинув удочку, сказала через плечо: – Приятно было познакомиться, Шарлотта.

– Взаимно, – ответила Шарлотта с ничего не выражающим лицом.

Ее глаза прояснились, остановившись на мне.

– Пошли?

Я кивнул. Но, как только мы с Шарлоттой направились к пастбищу, Грейс завизжала:

– Кто-то попался!

Я быстро пошел обратно. Шарлотта раздраженно фыркнула, но мне было плевать.

Грейс вскинула удочку и начала сматывать леску, изо всех сил крутя ручку. Какая бы рыба ни попалась, она яростно сопротивлялась.

Подбежав к Грейс, я обхватил ее и положил ладони поверх ее рук.

– Спокойно и размеренно.

Я помог ей крутить, и она с улыбкой бросила на меня быстрый взгляд.

– Эта рыбина – крепкий орешек, – сказал я, когда мы подвели рыбу к берегу. – Мне нравится, когда они сражаются.

– Ты идешь, Келвин? – закричала Шарлотта. – Я же сказала, что мне нужно поторопиться.

Я оглянулся через плечо.

Шар стояла с перекошенным лицом, уперев руки в бока. Она явно была недовольна, уж не знаю – то ли мной, то ли моей гостьей.

– Собирай пока одна. Я скоро подойду.

Она поджала губы и, повернувшись на пятках, направилась к пруду.

Переключив внимание на рыбу, я вытащил ее из воды.

– Кто это? – взволнованно спросила Грейс.

– Судак. Большой, не меньше тридцати дюймов, и я могу приготовить из него самую вкусную жареную рыбу, которую вы когда-либо пробовали.

Грейс держала удочку, пока я ходил за сумкой-холодильником.

– Мы его съедим?

– Конечно. Это вкуснятина, настоящая еда.

Я снял рыбу с крючка. Судак трепыхался в моих руках, пытаясь вырваться, но его судьба была предрешена. Нельзя бороться с судьбой.

Быстро положив рыбу в холодильник, я закрыл крышку. Судак будет медленно умирать на льду, готовясь стать вкусным блюдом.

– Не могу поверить, что выудила рыбину!

– Вы прирожденный рыболов.

Я обнял Грейс одной рукой и, притянув к себе, похлопал по плечу. Она обняла меня за поясницу и прислонилась головой к моей груди. Ее голова вписалась туда идеально, как недостающий кусочек головоломки.

«Судьба».

– Спасибо, – сказала она, глядя на меня снизу вверх.

Я погладил ее по плечу.

– Всегда рад служить.

– Келвин. – Она захлопала ресницами.

– Да?

Мое сердце бешено заколотилось, я почувствовал, как кровь прилила к щекам.

– Надеюсь, вам нравится рыба, потому что вам предстоит вместе с ней поплавать.

Грейс Эванс рассмеялась, и я прижал ее чуть крепче; по моему лицу расплылась улыбка.

У нее был свой улов, а у меня – свой. Грейс просто этого еще не знала. Она была моим уловом.

Грейс

Я напрягла мышцу бедра, подтянув ногу к ягодице, и на минуту застыла в такой позе.

Отсюда я видела Шарлотту и Келвина – они собирали у пруда яйца и раскладывали по контейнерам. Шарлотта сказала, что ей нужна помощь Келвина, потому что она спешит, но теперь, похоже, вовсе не торопилась. Вот она со смехом откинула назад копну длинных каштановых волос.

Интересно, о чем они говорят? Шарлотта задевала Келвина каждый раз, когда проходила мимо. Я увидела, как она взъерошила его волосы и легонько похлопала по руке.

Келвин сказал, что они всего лишь друзья, но, по-моему, между ними что-то было. Девушка явно влюблена в него, а я знала, что любовь толкает на безумные поступки.

Келвин поймал мой взгляд и, широко улыбаясь, помахал рукой. Шарлотта взглянула в мою сторону, перекинула волосы через плечо и вернулась к сбору яиц.

Я слегка помахала в ответ, сунула в ухо айрподс и побежала трусцой по гравийной дорожке. Нажав кнопку воспроизведения в плейлисте, я включила песню Life’s for the Living группы Passenger[8].

Стуча кроссовками по дороге – топ-топ-топ, – я думала о Келвине. О том, как его белая футболка обтягивает большие бицепсы и широкие плечи, словно запечатанная вакуумом. О том, как он небрежно зацепляет большие пальцы за петли джинсов. О том, как он переминается с ноги на ногу, когда не знает что сказать. О том, как он краснеет, когда смотрит на меня…

Топ. Ямочки на щеках Келвина.

Топ. Шрам Келвина.

Топ. Улыбка Келвина.

Мое сердце бешено стучало не только из-за бега.

Я включила песню, просто чтобы отвлечься от мыслей о Келвине. Когда ум чем-то занят, это гарантия, что мысли не собьются с пути. Музыка держит их в узде, загоняет в угол, как стадо крупного рогатого скота в краале.

Когда песня закончилась, мои мысли вернулись к Келвину.

Топ. Руки Келвина.

Топ. Тело Келвина.

Топ. Келвин наваливается на меня.

Чуть не споткнувшись, я резко остановилась. Я прерывисто дышала, потому что легкие просили больше воздуха, чем я могла втянуть.

Уставившись в небо, я откинулась назад и почувствовала, как хрустнул позвоночник.

Я не провела здесь и недели, приехав с одной-единственной целью – обрести покой и удовлетворение, каких не могла найти в своей привычной жизни. Вот почему люди пакуют чемоданы и отправляются туда, где никогда раньше не были, – они ищут то, чего не могут найти в собственном мире.

Мы с Келвином принадлежали к совершенно разным мирам. У нас были разные цели, разные потребности, разные желания; мы по-разному смотрели на жизнь. Келвин больше ее ценил, потому что потерял столько близких людей. В результате он отказался рисковать и жил в том доме, в котором вырос, знался с теми людьми, с какими знался всегда. И он пожертвовал своей судьбой ради исполнения воли покойных родителей.

Он просто не мог быть счастлив, проводя каждый день, как предыдущий. Я знала, каково это, ведь именно поэтому я здесь и очутилась. Интересно, какие дела и желания помогали Келвину сохранять рассудок и самореализовываться? Потому что, черт возьми, ему наверняка помогала не работа на ранчо, где каждый божий день занимаешься одним и тем же. Обыденность сводит людей с ума, а жизнь Келвина была самой обыденной.

Я осмотрелась, любуясь окружающим пейзажем и зная, что мое восхищение не продлится долго. К концу пребывания в Вайоминге красота этих мест поблекнет в моих глазах. Все в конце концов становится скучным, потому что мы ко всему привыкаем.

Вдалеке высились заснеженные вершины гор. Когда-нибудь эти горы не покажутся мне такими уж высокими. Холмистое зеленое пастбище было ярким, манящим. Однажды я увижу его таким, какое оно есть на самом деле, – никаким. Черная извилистая дорога, по которой я бежала, казалось, тянулась в вечность, без конца и краю. Но я знала, что у всего есть конец.

Келвин

Слегка покачивая бедрами, Грейс стучала кроссовками по дороге. Ее шаги были длинными и быстрыми, поэтому она исчезла из поля зрения раньше, чем мне бы того хотелось. Я мог бы наблюдать за ней весь день. Когда она скрылась из глаз, я наконец-то вернулся к сбору яиц.

– Ты что, запал на нее? – Шарлотта вздернула носик.

Это было скорее обвинение, чем вопрос.

Я неловко усмехнулся.

– Конечно, нет. Она просто моя гостья.

– Хмм… – Шарлотта выставила ногу. – Как будто ты можешь меня одурачить.

Я приставил ладонь козырьком к глазам, заслоняя их от солнечного света, чтобы лучше ее разглядеть.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Я видела, как ты на нее смотрел, как ты ее обнимал.

Шарлотта поджала губы и наклонилась, чтобы поднять утиное яйцо.

Я опустил руку и пожал плечами.

– Я просто помогал ей. И я смотрю на нее так же, как на всех остальных.

– А вот и нет, Келвин. Потому что, если бы ты смотрел так на всех, люди подумали бы, что ты псих.

Она рассмеялась, но смотрела очень серьезно.

С такой стороны я Шарлотту никогда не знал. Мы дружили с детства, а когда я вернулся сюда полтора года назад, продолжили общаться так, будто я и не уезжал. Она поддерживала меня после смерти родителей, а гибель Лизы в автокатастрофе еще больше нас сблизила. Наверное, Шарлотта считала, что обязана меня защищать. Я ценил ее заботу, но временами казалось, что она меня душит.

– Ладно, может, я смотрел на нее немного по-другому, – сказал я, раздвигая высокую траву в поисках утиных яиц.

Иногда приходилось их выкапывать, потому что утки часто закапывают свои яйца, чтобы защитить от хищников – койотов, лис, енотов, ястребов, сов… Черт возьми, даже от людей. Мы все отчасти хищники.

Шарлотта закрыла еще один контейнер с яйцами и убрала его в ящик.

– Думаю, она принесет беду.

Утиное яйцо выскользнуло у меня из руки и шлепнулось на землю. Яркая кровь расписала золотистый желток. Кровавые яйца встречаются редко – так редко, что к ним относятся с суеверным опасением.

В голове моей всплыли слова матери: «Видишь кровавый желток? Значит, кто-то умрет».

Интересно, видела ли она кровавое яйцо перед смертью? Или два таких яйца, для себя и для моего отца?

Я на мгновение закрыл глаза, отгоняя воспоминания. Все дело в том, что плохое запоминается легче хорошего.

Открыв глаза, я посмотрел на Шарлотту.

– Почему так говоришь?

– Да просто странно – зачем женщине путешествовать одной и останавливаться в доме совершенно незнакомого человека в каком-то медвежьем углу? – Она выпрямилась и отряхнула руки.

– В наши дни многие женщины так делают.

Я забросал окровавленное яйцо землей и скошенной травой.

– Нет, многие женщины так не делают, Келвин.

Я собрал еще несколько утиных яиц, стараясь ни одно не уронить. Если одно чертово яйцо означает смерть, я даже знать не хотел, что может случиться, если их окажется больше.

– Грейс просто независимая женщина и хочет отдохнуть от Нью-Йорка.

Я передал яйца Шарлотте, и та положила их в другой контейнер.

– Она странная.

– Все в Нью-Йорке немного странные, – ухмыльнулся я.

Шарлотта возвела глаза к небу и, закрыв два контейнера, сложила их стопкой в ящик.

– Она механическая, как робот.

– Может, с тобой она такая, но со мной – нет.

Шар положила руку мне на плечо и серьезно посмотрела снизу вверх.

– Я просто прошу тебя быть поосторожней. Думаю, она принесет плохие новости.

Плохие новости были единственной разновидностью новостей, с которой я был знаком, поэтому я не впечатлился.

Пронзительный крик заставил меня вздрогнуть; я узнал голос Грейс. Она снова закричала, и я со всех ног помчался к подъездной дорожке.

Еще один крик. Мои ноги стучали по гравию, разбрасывая камешки и грязь.

– Грейс!

В конце подъездной дорожки я окинул взглядом шоссе, которое тянулось вправо и влево по равнинам и холмистым полям. Новый крик заставил меня посмотреть на высокую траву между дорогой и забором. Еще несколько быстрых шагов – и я чуть не расстался с завтраком.

Грейс лежала в яме с мертвыми животными под высокой сосной. Яма была размером с автомобиль, в ней валялась дюжина животных на разных стадиях разложения. Сверху – свежеубитый лось, рассеченный вдоль; из кровавого разрыва вывалились сухожилия, несколько колотых и рваных ран зияли на шее и голове. Грейс, стоя на четвереньках, пыталась выползти из мерзкой ямы, вся облепленная смертью от свежей крови до личинок. Слезы текли по ее лицу, дыхание было быстрым и прерывистым.