Измена. Предатели вне игры
Глава 1
Автоматические двери распахиваются передо мной, и я покидаю спасительную прохладу аэропорта. В городе душно, летнее солнце нещадно палит.
Ставлю чемодан на колёсики и ищу своё такси. Сверяю номера одинаковых белых автомобилей, припаркованных в несколько рядов, с госномером в приложении.
Нахожу!
– Здравствуйте! А можно мне багажник открыть?
Водитель раздражённо дёргает щекой, нажимает на кнопку, и багажник открывается сам. Водитель на помощь мне не торопится – не хочется ему, видимо, покидать охлаждённый кондиционером салон.
Я его понимаю и даже не злюсь за такое нерадушное отношение. Сегодня моё настроение ничто не испортит!
Пока едем, лезу в браузер. Нахожу запись эфира со вчерашнего волейбольного матча.
Полуфинал. Напряжённая игра. Парни сконцентрированы и собраны.
И все они хороши, но мой Лёшка – звезда! Капитан. Он на поле выделяется среди остальных, ну или это мне, влюблённой по уши женщине, так кажется.
Трибуны визжат и взрываются дружными овациями, когда Лёша забивает контрольный чистой укороченной подачей. Я этот момент пересматриваю на повторе уже раз на двадцатый, а сердце всё не перестаёт радостно трепетать от гордости.
Перематываю видео на середину, смотрю снова. Достаю из сумочки косметичку и привожу в порядок лицо после утомительного перелёта. Жаль, конечно, что у меня нет времени сейчас на более тщательную подготовку, но лучше уж так, чем никак.
Водитель останавливается у отеля, барабанит нетерпеливо по рулю, пока я собираю с сидения косметику, которую разбросала.
– Хорошего вам дня!
– И вам. – Буркает без энтузиазма водитель.
Едва я успеваю забрать свой чемодан, машина стартует с места, обдавая меня вонючим облаком выхлопных газов.
Поднимаю голову, взглядом оценивая масштабы отеля.
Высоченный! Красивый!
На ресепшене меня уже встречает Александр Александрович, или дядя Саша – старинный друг нашей семьи, а ещё главная причина, по которой я сейчас замужем за волейболистом. Он Лёшкин тренер, и для всей команды скорей второй отец, нежели просто наставник.
Дядь Саша – уже седеющий, но крепкий и широкий в плечах мужчина, неизменно в чёрно-оранжевом спортивном костюме с эмблемой своей команды и доброжелательной улыбкой на лице.
– Сонечка, здравствуй! – Сгребает он меня в медвежьи объятия и звонко чмокает в щёку. – Ну как добралась?
– Хорошо! Поздравляю вас, дядь Саш, с выходом в финал. Я не сомневалась, что у вас получится!
– Всё Лёшка твой! – Дядь Саша легко подхватывает мой чемодан и идёт с ним к лифтам. – Мальчишки-то все спят ещё. Вчера полночи гудели!
Мальчишки – звучит очень трогательно, учитывая, что все «мальчишки» в команде – бородатые, татуированные дяденьки под два метра ростом. Почти все семейные, у кого-то уже дети есть.
А гудели они, отмечая победу и Лёшкин день рождения. Я потому и прилетела сюда сюрпризом. Как же – тридцать пять и вдали от семьи?
– Торт доставили?
– Всё доставили, Сонечка.
– А свечи!? – Обхватываю свои щёки ладонями. – Свечи забыли!
– Не забыли, всё мы купили, девочка! Да и вообще, главный его подарок сегодня – ты!
Улыбаюсь, краснея.
Это приятно, да. Но у меня для Лёши подарок особенный… Он его хотел и долго ждал. Да и я тоже.
В моей сумочке, в маленькой вытянутой коробочке, перевязанной скромной белой лентой, положительный тест на беременность.
О, чего мне стоило сохранять это в тайне целых два месяца! Но хотелось преподнести торжественно и как-то особенно. В виде подарка на день рождения, например.
Лифт останавливается на пятом этаже. Дядь Саша выходит первым и топает в самый конец коридора. Останавливается у двери с номером пятьсот.
– Всё, Соня, дальше сама. – Вкладывает мне в руку магнитную карточку от номера. – Тут полэтажа нашими занято. Если что, я в восьмом, дальше по коридору. Десять минуток вам даю, а потом поздравлять придём!
– Хорошо, спасибо!
Дядь Саша уходит, попутно барабаня во все двери с бодрым криком «Рота, подъем!».
Жду, пока он не исчезнет за дверьми своего номера.
У меня трясутся руки. Всё внутри переворачивается от волнения и радостного предвкушения. Я в своём воображении уже нарисовала себе счастливое Лёшкино лицо и представила, как он кружит меня в объятиях по залитому солнечным светом номеру.
Прикладываю карточку к электронному замку. Он коротко щёлкает, открывая мне путь.
Захожу.
Номер просторный и светлый. В углу, у окна, большая двуспальная кровать, а на кровати – ой, мама! – два человека!
Резко разворачиваюсь и выбегаю наружу.
Господи, вломилась к посторонним людям! Позорище!
Но потом сознание достраивает то, что увидели глаза, и склеивает эти кусочки в целую картину: знак бесконечности на щиколотке у мужчины, такие знакомые и длинные пальцы, торчащие из-под одеяла. Запах. Запах Лёшкиных духов, которые я ему на Новый год подарила…
Открываю дверь снова. Тихо прохожу вперёд, поближе к кровати, чтобы разглядеть второе тело. Женское.
Красивое и загорелое.
Почти голое.
На девушке из одежды лишь Лёшкина льняная рубашка, моя любимая, в которой я по утрам хожу дома и готовлю нам завтраки.
Сердце ухает вниз. Болезненно сжимается и бьётся так громко, что я не слышу ничего, кроме этих пугающих ударов. В ушах шумит кровь, а перед глазами темнеет.
Что делать в таких ситуациях?
Кричать? Плакать? Убегать?
Почему никто ещё не написал инструкцию для женщин, заставших мужей за изменой?
Потому что я не могу отыскать в себе верной реакции.
Просто цепенею.
Не могу ни пошевелиться, ни нормально вдохнуть – в горле ком, который не пропускает воздух, и я захлёбываюсь в немых рыданиях, не в силах отвести взгляда от пары обнажённых тел.
– Сонь? – Открывает глаза Лёша, словно почувствовав на себе мой тяжёлый взгляд. Улыбается, как ни в чём не бывало. – Сонечка, ты откуда здесь?
– Господи, как ты мог?…
Глава 2
Лёша продолжает строить из себя дурака. Выгибает вопросительно бровь, трёт глаза. На его лице отпечаток вчерашних празднований победы.
Хорошо погуляли, да?
– Сонь, а ты чего приехала?
Да я уже не знаю…
– На день рождения.
Вдох. Выдох.
Ещё вдох.
Давай, Сонь, вспоминай, как это делается!
– Ты же говорила, у тебя много работы? – Его голос удивительно спокоен. Потрясающее умение себя контролировать…
– Успела. Доделать. – Выталкиваю слова между короткими вздохами.
– А почему не сказала, что прилетишь?
– Да. Надо было сказать… Я не знала, что у тебя…такие планы.
Забавно, как мы оба игнорируем здоровенного слона в комнате.
– Сонь, ты бледная. Иди ко мне. – Ровно произносит он. Хлопает по постели рядом. – Давай. Что случилось? Кто обидел мою малышку?
Я стараюсь отфильтровать эмоции. Не даю пробиться отчаянию и боли, а действую, как раненое животное, – на инстинктах. Надеюсь лишь на то, что это поможет мне не расплакаться сейчас. Что может быть унизительней, чем плакать у постели мужа, в которой он любил другую женщину?
Все мои надежды, мои планы на будущее, мои мечты о большой крепкой семье идут лесом.
Одним бессмысленным трахом Лёша разрушил то, что мы кропотливо строили несколько лет.
А может, это не первый раз? Может, я такая набитая дура, что из-за розовых очков не замечала раньше его походов налево?
К горлу подкатывает тошнота. Хочется согнуться пополам от боли, словно мне дали под дых.
– Высоцкий, ты, может, хотя бы познакомишь нас? – Киваю на спящую девицу.
Лёша медленно поворачивает голову назад. Вздрагивает, когда напарывается взглядом на неё. Снова поворачивается ко мне с выражением ужаса на лице.
Пару секунд просто открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на сушу.
– Сонь, я сейчас всё объясню!
– Давай, Высоцкий, объясняй. Придётся поднапрячься, задачка не из лёгких.
– Сонь, я… – Он рывком садится на постели. Массирует виски. – Я ни хрена не помню из вчерашнего, но я тебе не изменял!
– Не помнишь или не изменял?
– Такое трудно забыть!
– Но остальное забыл?!
Он в замешательстве оглядывается по сторонам, словно ждёт откуда-то подсказки.
Я очень хочу, чтобы он сказал мне сейчас, что уверен. Что это какая-то ошибка, и девица просто перепутала номера. Но нужно быть последней дурой, чтобы в такое поверить!
Из коридора доносится нестройный хор голосов.
– С днём рождения, кэп! С днём рождения, кэп! – Целая волейбольная команда вваливается дружной гурьбой в Лешин номер.
Можно ли оказаться в ситуации ужасней, чем эта?
Публичное унижение, супер!
– С днём рождения, кэ-а-о… – Голоса парней затухают, превращаясь в кашу из возгласов и вздохов лёгкого шока.
Все резко замолкают. Для полной неловкости не достаёт лишь стрекота сверчков.
За моей спиной четырнадцать мужчин, которые с неверием таращат глаза на своего капитана и какую-то девку в его постели. А я, его законная жена, стою как статуя среди номера и не знаю, куда себе приткнуть.
Здесь сейчас слишком много людей, но я чувствую такое одиночество, будто в целом мире не осталось никого, кроме меня.
Обнимаю себя за плечи руками, чтобы почувствовать хоть какое-то тепло. Задираю подбородок повыше и часто хлопаю ресницами, пытаясь сморгнуть подступающие слёзы.
Но в глазах горячо и влажно.
Я резко разворачиваюсь, чтобы сбежать. Налетаю на Романа, у которого в руках большой двухъярусный торт с горящими свечками.
Роман теряет равновесие, торт накреняется вбок и медленно скатывается на пол, эпично разлетаясь брызгами крема по стенам.
Выбегаю из номера.
– Стой! – кричит вдогонку Лёша. – Соня, стой!
Почти на автопилоте мчусь к лифтам. Истерично жму кнопку.
Двери открываются.
Забегаю внутрь.
– Соня! – Лёша появляется перед закрывающимися створками.
Слишком поздно.
– Я подаю на развод, Лёш.
Лифт везёт меня вниз. Прямиком в ад.
Глава 3
В афиге наблюдаю за тем, как лифт увозит мою жену.
Кидаюсь к выходу на лестницу.
Надо бежать, Соню останавливать. Только что ей говорить и как оправдываться – не знаю.
У меня башка трещит после вчерашнего.
Соня здесь, в городе, приехала сюрпризом…
А в моей постели, блин, девка!
Как это могло выйти? И как я мог до такого невменоза напиться? Не тяготею я к бухлу, свою меру знаю.
А тут…
Может, я не в той реальности вышел? Проспал свою остановку в пьяных трипах и открыл глаза в какой-то параллельной вселенной, где Высоцкий – не король жизни, а лох конченый?
Ещё вчера целый зал скандировал с трибун моё имя, а сегодня жена бросает мне в лицо «я подаю на развод!».
Правильно Саныч говорит, что алкоголь – зло. Ничего хорошего после него, только больная голова, а в моем случае ещё и сломанная жизнь.
Выбегаю в фойе. Гости отеля смотрят на меня с удивлением, но плевать. Всё потом.
Соню я догоняю у такси.
– Давай поговорим! – Давлю на дверь авто, и та захлопывается у Сони перед носом.
Соня вздрагивает. Оборачивается, оказываясь ко мне вплотную.
– Лёш, пожалуйста… Отпусти меня. – А во взгляде столько всего намешано, что меня прибивает к асфальту этим тяжёлым коктейлем её эмоций.
– Малышка моя, ну как я могу тебя отпустить? – Перехватываю ладонями её лицо. Целую в нос, лоб, щёки. Везде, куда дотягиваюсь.
Нахожу её губы. Врываюсь в тёплый рот и углубляю поцелуй, делая его почти болезненным. Соня позволяет мне это, но остаётся безучастна.
Чувствую, как мои губы становятся влажными и солёными.
Пальцами вытираю с её щёк слёзы. И меня корёжит от того, что я своей девочке столько боли причинил.
– Лёша, ты скажи мне честно: ты с ней спал, да?
Я молчу.
Я очень хочу сказать ей, что нет. Но я ни-хе-ра из вчерашнего вечера не помню. Как будто вырезали из памяти кусок, а вместо него вставили рябь помех.
Я просто верю, что не спал ни с кем. Ведь мужчине для измены мало смазливой мордашки и соблазнительного тела. Ему реальное намерение нужно, а во мне таких намерений не водилось с тех пор, как я Соню встретил.
Но моя железобетонная вера в себя – не доказательство. И вообще звучит как сраная отмазка типичного изменщика, потому что есть факты, с которыми сложно спорить.
Самый важный факт. Голый и очень красноречивый.
– Лёш?
– Я не могу. Не знаю я, что тебе сказать, Сонь. Не понимаю, как это могло получиться. Я нажрался… Себя не контролировал.
– Мне… Мне очень больно. Вот здесь. – Соня резко отстраняется. Кладёт ладонь на свою грудь в районе сердца. – А ты только больней делаешь. Отпусти, пожалуйста. Я не могу. Лёш, я ведь так тебя люблю, что готова даже это простить.
Соня громко всхлипывает. Утыкается мокрым лицом в ладони.
– Сонечка, я…
– Но я, Высоцкий, себя никогда не прощу, если так поступлю. – Выдавливает она через слёзы. – Я себя уважать перестану. Поэтому оставь меня, пожалуйста.
На её лице боль.
И это сделал я.
Я урод, да, и в голове пока не укладывается, как это могло произойти.
Соню отпускать не хочу, но разве я имею право сейчас что-то требовать?
Отступаю.
Шаг между нами оборачивается расстоянием в тысячи километров. Соня совсем рядом, но слишком далеко.
Она будто уже не моя.
Воспользовавшись моей заминкой, Соня юркает в машину на заднее. Поднимает поспешно окно, скрываясь за плотной тонировкой.
Пересекаемся прощальными взглядами.
Такси отчаливает.
Смотрю, как моя жена снова ускользает…
– Высоцкий, ты обалдел!? – Саныч хлопает меня по спине. Кожу прижигает, и это действует отрезвляюще. – Ты что здесь делаешь?
– Мне надо Соньку догнать.
– Не надо, Лёша. Она сейчас взвинчена, на эмоциях. Да и ты… – Саныч выразительным взглядом задерживается на моих боксерах – единственном предмете одежды на мне сейчас. – Короче, Высоцкий, осади. В номер марш, будем разбираться. Не хватало ещё, чтобы тебя пресса в таком виде застала. А Соньке я сейчас позвоню, сам с ней поговорю.
В номере сюр. Цирк, блин, с конями. Голая девица на постели кокетливо прикрывает пышную грудь краем одеяла. Пацаны источают тестостерон и уже отъехали от открывающихся видов.
– Разошлись! – Даёт команду Саныч, заходя в номер. Зыркает строго на девчонку. – Барышня, будьте так любезны…
Девчонка понимающе подмигивает и, обмотавшись простыней, убегает в душ.
– Что устроили?! Тут вам не бордель! – Спускает на мужиков полкана Саныч.
– Правда? – Щурится, сверля меня недобрым взглядом, Малина. – А чё тогда Высоцкий ведёт себя так, будто бордель? Девок водит. Моральный дух команды подрывает.
Меня в секунду выключает из адеквата, будто дёрнули рубильник.
Я бросаюсь на Малину, припираю его к стене и трясу за футболку. Меня колотит от злости и ярости.
– Это ты, ушлёпок, подстроил, да?! Ты под меня девку подложил?!
– Высоцкий, катись нахер! Мне нет дела до того, в кого ты свой член пихаешь!
– Разошлись! – Оттаскивает меня за шкирку Саныч. – Алексей, тебя сегодня кто укусил?!
– Думаешь, я не знаю, что ты на неё ещё со школы облизываешься? – Тычу Малину в грудак. – Думаешь, не вижу, как до сих пор на мою жену залипаешь?
– Бред! Иди проспись, кэп!
Саныч оттесняет меня плечом в сторону, усаживает в кресло, машет мужикам рукой, чтобы Малину скорей уводили.
Это к лучшему. Я реально дикий, не в себе.
В номере становится тихо.
Возле двери брошенный чемодан Сони. Торт по всему ковру…
Красивый, кажется, был торт. По-любому Сонечка выбирала, у неё вкус отличный. Мужикам бы точно тяму не хватило двухъярусный торт заказать.
– Лёх, я тебя в последнее время не узнаю. – Начинает Саныч по-отцовски. – Ты что учудил? Нажрался в сопли, девку притащил, Соню обидел.
Ой, мля, только не надо щас все мои грехи перечислять, я и без того понимаю, что мне инкриминируют.
– Саныч, я вас уважаю, как родного отца, и вы это знаете. Но сейчас не надо лечить меня, а. Я без понятия, как это всё произошло. Тошно.
– А это хорошо, что тошно! Значит, совесть не дремлет! – Назидательно оттопыривает указательный палец Саныч. – Ничего, Лёша, ничего! Сейчас выйдет эта…разлучница, и устроим ей допрос. Раз уж ты ничего не помнишь, вся надежда на неё.
Глава 4
Мои джинсы под кроватью, футболка свисает с туалетного столика у окна. Один носок я так и не нашёл. Страшно представить, как я вчера раздевался или кто меня раздевал.
Из открытого окна доносится шум большого города: смех людей, короткие гудки автомобилей, музыка из магазинчика напротив. И все эти звуки сливаются для меня сейчас в траурный марш по моему счастливому браку.
Удивительно, как хрупки вещи, которые на первый взгляд кажутся фундаментальными и непробиваемыми.
Вот была у меня вчера Соня, любовь, семья. Перспектива красиво зафиналить карьеру маячила на горизонте аппетитной вишенкой на горке взбитых сливок. Сегодня ничего у меня уже нет, и перспективы мне нахрен не сдались, потому что без Соньки всё пустое.
Косточки, а не вишенки.
– Давай, вспоминай, Лёшка: что? Где? Когда? Какого хера? – Наседает на меня Саныч, расхаживая по комнате со сложенными за спиной руками, словно строгий дознаватель.
Хватаюсь за голову, пытаясь воспроизвести вчерашний вечер, восстановить его по кусочкам. Впиваюсь пальцами в череп, надеясь, что «массаж мозга» поднимет со дна памяти утраченные фрагменты.
Но массаж тут бессилен. Поможет разве что лоботомия.
Мы были на кураже. Победа дала нам билет в финал, а там, если разбомбим главных соперников – уральских «Соколов», то выйдем на чемпионат Европы. И это, конечно, уже совсем другие масштабы. Поэтому неудивительно, что от эйфории снесло башку всем, даже мне.
Плюс день рождения этот чёртов…
Перед глазами мелькают обрывки вчерашнего вечера: бар, текила, ром, ржач мужиков, бесконечный просмотр матча на репите. И никаких женщин рядом с собой я не помню.
А потом темнота. Меня словно выключили на середине.
– Ну, Высоцкий, вспомнил?
– Нет.
– Херовенько. Что Соне говорить будешь?
– Саныч, а что если… – Тяжело сглатываю. Осознание и принятие возможного факта только сейчас медленно доходит до меня. – А что если я реально изменил?
– Ты мне эти мысли брось! – Сотрясает кулаком в воздухе Саныч, пугая, конечно, не меня, а мысли. – Ты порядочный мужик! Верный! Соньке предан.
– Но мужик же. У нас же в ДНК вшито трахать всё, что движется. А что не движется – двигать и трахать.
– И ты такой?
– Думал, что нет. Но факты. – Рассеянно развожу руками. – Ёма, Саныч, что делать-то? Если я из-за этого дерьма Соньку потеряю…
– Не потеряешь. Соня наверняка уже в аэропорту, покупает билеты домой. Мы вернёмся сегодня, помчишься к ней. Будешь умолять на коленях простить тебя, мудака такого. И всю оставшуюся жизнь будешь смотреть на Сонечку так, словно она – единственная и неповторимая.
– Так и есть.
– У тебя неделя на то, чтобы все семейные проблемы утрясти. К финалу ты мне нужен огурчиком, усёк?
– Усёк.
«Разлучница» выпархивает из душа в белом вафельном халате и с влажными волосами.
Смотрю на неё как на женщину и не могу понять, что привлекло-то?
Вообще не мой типаж.
Мне вот как Сонька нравятся: светленькие, тонкие, хрупкие, с огромными чистыми глазами. А эта дама с претензией, тяжёлым бюстом и вульгарно перекачанными губами.
Она ходит по номеру, собирая свою одежду.
– Как тебя зовут хоть?
– Лера.
– Лера, а ты как здесь оказалась?
– Не помнишь?
– Нет.
– И то, что ночью было, не помнишь?
– Нет.
– Мм… – Лера подходит совсем близко, лезет рукой за мою спину. – Очень обидно! Меня обычно не забывают.
Выдёргивает из-под меня ярко-розовые кружевные стринги. Призывно кусает пухлую нижнюю губу.
– Барышня, присядьте на минуту. – Просит Саныч, указывая в соседнее кресло.
Лера, не стесняясь, натягивает стринги под нашими охреневающими взглядами.
– Пытаетесь восстановить вечер? – Она заваливается в кресло и закидывает ногу на ногу. – Я помогу. Спрашивайте.
– Где мы встретились? – Начинаю я.
– В баре.
– Я сам подошёл к тебе?
– О, нет, ты такой стесняшка! Ты только смотрел на меня весь вечер и пожирал взглядом. Знаю я вас таких… Делаете вид, что просто так. Ждёте от женщины инициативы. Я первая подошла, но на продолжении ты сам настоял. Не понимаю, как можно было всё забыть?
– Я пригласил тебя в номер?
– Ты очень убедительно уверял меня в том, что плохо спишь в одиночестве! – Лера хлопает густыми искусственными ресницами. – Мы пришли, стали целоваться, раздеваться. Потом ты схватил меня за бедра и наса…
– Стоп. – Поднимаю руку, останавливая поток слов. Чувствую, сейчас наш разговор скатится в порнуху. – Значит, у нас было?
– Было. Ещё как было!
Закрываю глаза руками. Растираю, будто картинка от этого изменится.
Я не знаю, как докатился до этого и что стало причиной того, что я решил заняться сексом с другой женщиной.
Кто я после этого?
Ты просто олень, Высоцкий! Конченый мудила. – Подсказывает внутренний голос, и мне даже не хочется с ним спорить.
Не знаю, что делать и как это исправить. Знаю лишь одно – я должен вернуть жену. Должен сделать так, как сказал Саныч, – уверить её в том, что она для меня единственная и неповторимая. Должен доказать свою любовь и, чёрт возьми, убедить в том, что одна ошибка не может повлиять на наши отношения.
Ведь многие пары переживают как-то измену, да? Живут себе дальше, дают партнеру шанс на искупление.
Хочется верить, что я этот шанс тоже заслужил.
Вопрос лишь в том, поверит ли мне теперь Соня…
Глава 5
– Куда едем-то, расскажете? – Улыбается мне водитель.
– А, да… В аэропорт, пожалуйста.
Достаю из сумочки телефон и отключаю, чтобы не травить себе душу лишний раз, выжидая звонков с раскаяниями, извинениями и оправданиями.
Мне они нужны, как и любой другой женщине в такой ситуации. Но я боюсь, что это меня доломает и уничтожит. Что я брошусь тотчас же в Лёшкины объятия, лишь бы он уверил меня, что всё будет как раньше и жизнь наша не поменяется.
Я трусиха, да. Я боюсь всех этих перемен и неопределённостей, которые они несут. Мне нравится предсказуемость.
Неизвестность меня страшит, но теперь лишь она одна впереди.
– В аэропорт! – Нараспев тянет водитель. – Эх, не люблю я самолёты, эти бездушные железные птицы.
Он не смолкает. Тянет широкую улыбку и всю дорогу трындычит. У меня раскалывается от его болтовни голова.
Не понимаю, это какая-то компенсация? Почему у нас не может быть синхронизации с окружающими? Или что, по моему зарёванному лицу недостаточно хорошо понятно, что мне не до пустого трёпа?
Через час стояния в пробках мы добираемся до аэропорта. Я ведь даже не забрала свой чемодан. Надеюсь, Лёша вернёт его мне, когда придёт собирать свои вещи.
Расплачиваюсь с водителем.
– Девушка, всё будет замечательно! Срастётся! Хорошего вам дня! – Весело салютует он на прощание ладонью.
– И вам! – Буркаю без энтузиазма.
Хороший день, ничего не скажешь. Куда уж лучше?!
Мой день идёт словно в обратной перемотке: такси, аэропорт, самолёт, такси, дом.
По инерции кошусь на телефон, жду сообщения и злюсь, что ничего нет…
Дурная, сама ведь отключила.
Возле квартиры я замираю. Вставляю ключ в замочную скважину, но не могу провернуть. Я не хочу туда входить, потому что там слишком много нас.
Меня и Лёшки.
Совместные фото в рамках, в основном с его соревнований. Я ведь самая преданная фанатка Высоцкого, самая ярая болельщица.
Наша постель, которая пахнет его телом, его духами и его хвойным гелем для душа. Но теперь этот запах ассоциируется у меня с чем-то грязным, острым, болезненным.
Там целый шкаф, забитый кубками и медалями, – всё Лешкино, за победы.
Молодец, Высоцкий! Быть первым в спорте тебе оказалось мало, решил быть первым и в делах амурных?
Что ж…
Конкуренция – не то, что меня мотивирует на борьбу. Я себя не на помойке нашла, и прощать измену не стану.
Проворачиваю ключ. Вхожу.
С порога меня обдаёт привычным запахом нашего быта. Я вбираю его во всю мощь лёгких, и меня топит густым сиропом эмоций, которые я старалась удержать внутри.
Пытаюсь продышать подступающую истерику, но ощущение проваливающегося под ногами пола опережает всё иное. Скатываюсь по стене вниз и рыдаю в голос, зарывшись лицом в колени.
Кто виноват в случившемся?
Лёша, потому что ощутил вкус славы и богатства?
А может я, потому что позволила себе абсолютное доверие?
Но как иначе? Разве не принято в отношениях доверять? И что это за семья такая, в которой нужно всегда быть начеку?
Нет, мне такое неинтересно. Я на подобное не подписывалась и с предателем растить ребёнка не намерена!
Да, ребёнок… Совсем скоро у меня будет малыш, и Лёша имеет право знать о нём. Но сейчас во мне так много злости и боли, что я не хочу делиться этим секретом.
Он только мой пока. А дальше… Дальше будет видно.
Господи, ведь мне всё это придётся рассказать маме, отцу. Поговорить с родителями Лёшки. Свёкр и свекровь у меня замечательные, добрые, понимающие, и мне больно от того, что совсем скоро мы перестанем быть одной семьёй.
А ещё мне стыдно.
Отчего-то ужасно стыдно думать о том, как я скажу нашим родителям, что разводимся мы из-за измены. Словно это я притащила мужика в свою постель, а не стала жертвой. Но несмотря на то, что изменили мне, я чувствую ужасную неловкость и жгучий стыд.
Будто должна была удержать. Простить. Или заметить звоночки, которые указали бы на то, что я перестала быть интересна своему мужчине. На женщину ведь до сих пор скидывают всю ответственность за погоду в доме.
Но звоночков не было.
У нас хорошие отношения, хороший секс. По крайней мере, мне так казалось.
Утираю слёзы. Я больше не рыдаю, они просто скатываются по моим щекам крупными каплями.
У меня нет плана. Ни единой чёртовой идеи о том, как я буду жить дальше. И в беспросветную тьму уныния мне не даёт скатиться лишь одна мысль: изменщикам в моей жизни нет места.
Я справлюсь всем предателям назло.
Лёша ещё будет кусать локти.
Глава 6
Саныч объявляет сбор всей команды внизу, в фойе гостиницы.
К этому моменту Лера уже сматывается и даже оставляет номер телефона, записанный на салфетке, – на всякий случай.
Не знаю, что за «всякий случай» должен со мной приключиться, чтобы я этим недвусмысленным предложением воспользовался, но на автомате сгребаю салфетку в карман толстовки.
Я названиваю Соне, но она недоступна. Отправляю вдогонку с десяток сообщений о том, что мне очень жаль и я её люблю. Я понимаю, как глупо звучат сейчас мои оправдания и признания, но вообще ничего не делать не могу.
Спускаюсь вниз уже с собранной спортивной сумкой и Сонькиным чемоданом. На узком диванчике у окна только Коротыш – пьёт кофе и залипает в телефоне.
Роман в моей команде либеро. Коротыш, конечно, очень утрированная кликуха. Рост Романа метр восемьдесят, и среди толпы обычных людей он кажется высоким. Но среди остальной волейбольной команды реально карлик.
Сажусь рядом.
– Чо как? – Протягивает кулак Коротыш.
Отбиваю.
– Да жопа. Просто жопа.
– Ты, конечно, дал жару. Лёх, ты реально с ней спал?
Жму плечами.
– Она говорит, что да.
– А ты сам?
– А я ни хера не помню.
– Странно. Это ж надо так нажраться, чтобы не помнить, как тёлку склеил.
– А ты видел, как это было?
– Ну, немного. Она подсела к тебе, чёт ворковала. Ты не возражал, но уже поддатый был. Потом я отошёл, а когда вернулся, вас уже как ветром сдуло.
– Я на неё реально пялился?
– Не знаю, Лёх. Не подсекал.
В руках раздражающе вибрирует телефон, и это не Соня. Мне целый день названивают и поздравляют с этим грёбаным днём рождения, желают счастья, крепкой семейной жизни и чтобы наша с Сонечкой любовь становилась только ярче. Будто чувствуют, блин, что у меня что-то не так. Каждое такое поздравление кажется мне злобной насмешкой, будто все эти люди только сидели и ждали, когда же Высоцкий наконец обосрётся.
Обосрался я знатно, что уж скажешь.
Из лифтов вываливаются Саныч и «Соколята». Динар, капитан их, приветственно машет мне ладонью. Они с Санычем жмут руки, перекидываются парой коротких фраз и расходятся.
В «Соколе» нормальные мужики, и между нами нет вражды. Общаемся. Динар так вообще у Саныча с пелёнок тренировался, со мной в связке работал. Это уже потом его Урал перекупил.
Потихоньку подтягивается и моя команда.
Малина приходит в числе последних: между нами всегда была негласная конкуренция, поэтому вне поля мы стараемся не пересекаться. Это сложно, учитывая, что команда – это почти семья.
Малинин злится на меня. Считает, я у него Соньку увёл. Только никого я не уводил по одной простой причине: Соня никогда к Малинину ничего, кроме дружеских чувств, не испытывала. И всё, что он в своей башке себе придумал, – исключительно влажные фантазии.
Они в одной школе учились, только Малина на три класса старше. Он за ней таскался, как несчастный пёс, а она с ним просто дружила. Он и в волейбол-то пошёл, потому что Соньке он нравился: у неё батя – волейболист и друг Саныча.
Только вот не помог ему ни волейбол, ни завидная преданность. Сонечка всё равно выбрала другого.
– Так, мужики! – Выходит в середину Саныч, когда вся команда рассаживается по диванам. – В связи с непредвиденными обстоятельствами задерживаться в городе мы не будем. Билеты я поменял, сейчас все дружно едем в аэропорт и неделю до финала приходим в себя. Дома релаксируем, настраиваемся на победу. Не бухаем! Три тренировки по стандартному графику. Вопросы?